Женщина бродила на замерзшему городу в поисках ночлега. Чужаков не пускали, а на гостиницу не хватало денег. Наконец, уставшая от блужданий, она спустилась в заброшенную подземку. Когда-то тут было метро, подземные поезда, перевозившие людей по городу. Но с тех пор, как сошел Вирус, в метро начались массовые драки и ограбления, и власти решили навсегда закрыть этот источник вандализма. Закрылись магазины, общественные столовые и все другие места скопления людей. Теперь каждый передвигался в заранее вызванной машине на автопилоте, а работал дома через интернет. Двери и окна наглухо забили железными ставнями, и встретить прохожего было крайне сложно. К тому же крещенские морозы, во всей полноте демонстрировали неприглядность улиц. Но именно сейчас ей нужно было быть в городе, найти акушерку и родить ребенка. Пока она добралась до городских ворот, наступила ночь, и стучать в железные двери было бесполезно. Поэтому, потеряв надежду, она спустилась в темноту подземки, отыскала телефон и, включив фонарик, побрела вдоль широкого зала из белого мрамора когда-то станции Кропоткинская. Ребристые колонны, расширяющиеся кверху, как каменные цветы, казались в свете телефонного фонарика великанами, а движущиеся тени заставляли сердце биться сильнее.
– Стой, кто идет, – услышала она резкий детский окрик.
«Малолетние карманники», – со вздохом подумала она. Но в этот момент силы оставили ее, и она рухнула на землю, потеряв сознание.
Очнулась она в углу, застеленном тряпьем, и освещенном неяркой энергосберегающей лампочкой, делившей освещенный участок на ровные квадратики. По таким, прочерченным мелом квадратикам, когда-то, в своем детстве прыгала она с подругами на улице. И солнце светило ярче, и улыбки у людей были искренними, и она тогда не боялась никого и ничего. Она попыталась подняться на локти, но поняла, что ей связали руки.
– Тетя Вера, она очнулась, – отозвался тот же пронзительный голос не ребенка, а девушки лет так пятнадцати.
И вот в темноте показалась необъятная, как повариха, тетя Вера.
– Иди, Любава, воды согрей, – скомандовала тетя Вера. Потом, повернувшись к связанной женщине, продолжила, – А ты, что разлеглась, поешь скорее, небось рожать вот-вот будешь, силы понадобятся.
Она протянула мягкий ломоть ржаного хлеба. И налила в чашку воды.
– Благодарю, – нерешительно ответила женщина и глазами показала на узел на запястьях.
– Как звать-то тебя? – Разматывая ей руки, спросила тетя Вера.
– Марина, – ответила та, жадно пережевывая хлеб.
– Пришлось связать, уж не обессудь. Не доглядишь и без башки останешься, – как бы оправдываясь сказала тетя Вера.
И в этот момент все закружилось в голове у Марины: она пошатнулась, и резкая боль пронзила живот.
– Ну вот, милочка, и пришел твой час. Рожала уже или первенец? – Тетя Вера засуетилась вокруг, и подоспевшая с теплой водой девушка побежала за чистыми простынями.
– Не бойся, не бойся, я своих четверых выносила и приняла на руки шестерых. Дыши глубже, справимся…
В ту морозную рождественскую ночь на свет появился Перун. Мать увидела малыша и улыбнулась: – Пусть сильным будет, Перушко-о. – На этом жизненные силы навсегда покинули ее тело, а душа унеслась туда, где нет зависти и лести, похоти и вражды, и правит лишь вечная Доброта.
А малыш остался жить под покровительством огромной тети Веры и молодой Любавы.