Вернувшийся из навсегда

Глава 7. Напрасные надежды

Финал интереснейшей беседы с академиком Пётр проводил уже на кушетке. Подошло время лечебных процедур, и медики действовали по своим, намеченным планам, ни на что не обращая внимания. Да и не мешали ведущиеся манипуляции слушать да порой задавать уточняющие вопросы. И когда стала понятна вся степень информированности академика, землянин даже чуточку испугался.

«Этот старикан знает невероятно много! Не удивлюсь, если он в курсе и об умении шаманов предохранять женщин от незапланированной беременности. Достаточно ему ляпнуть об этом, просто проговориться вскользь, как Аскеза и в этом быстро сделает должные аналитические выводы. Уж она прекрасно знает, насколько я был близок с некоторыми шаманами и как дотошно старался перенять у них все тайны и профессиональные секреты».

Врачи справились со своими делами быстро, всего за полчаса. И, наверное, этому способствовало не столько пренебрежение своими обязанностями, как сердитые взгляды главы особого департамента. Да и вслух она два раза не удержалась от язвительных вопросов типа «Чего вы там копаетесь? Пусть напьётся зелёнки и выздоравливает!» Ну и когда медики убежали, оставив узника наедине с визитёрами, ему сразу последовал прямой вопрос от раздражённой Мураши:

– Может, хватит вытягивать информацию из академика? Мы ведь пришли тебя послушать, а не отвечать на твои вопросы! Подобное поведение нами будет расценено как нежелание выполнять условия договорённостей, и твоё личное время работы с терминалом будет аннулировано.

– Да что ты, что ты! – искреннее запричитал Светозаров. – Какое нежелание? Я просто поражён таким водопадом новой информации. Да и как можно не увлечься талантливым пересказом древней истории?

– Считай, что я тебе поверила, – не удержалась от язвительности Аскеза. После чего демонстративно посмотрела на часы: – У тебя в распоряжении осталось всего двадцать пять минут.

Как бы против этого не протестовала укоренившаяся за двадцать лет осторожность, следовало всё-таки поделиться информацией о родной планете. Причём учитывать, что сильный психолог сразу отличит явное вранье да и потом каждую интонацию разложит по полочкам во время видеопросмотра. То есть следовало говорить как бы правду, но несколько приукрашенную. А про некоторые нюансы земного бытия вообще не вспоминать. Так что основной костяк признания уже оказался заготовлен, следовало только приукрасить его правдивыми сценками и колоритными подробностями. Что Пришелец и проделал с присущим ему умением:

– Если сравнивать заселённые русскими людьми пространства, то они невероятно огромны. И составляют примерно одну шестую от всех остальных государств, империй и диктатур. А тех, имеющих совсем иную культуру, язык и совершенно другую, не похожую на нашу письменность, – больше ста пятидесяти. И какие только человекообразные не проживают в тех государствах! Есть с чёрной кожей, похожие на измазанных углём шахтёров; есть с красной, словно их опалило загаром; а есть с жёлтой, как будто они переживают пик болезни, называемой гепатит. Имеются миры, где обитают пигмеи-каннибалы, пожирающие друг друга; есть миры, покрытые вечным льдом и снегом, где живут эскимосы, питающиеся только мороженой или свежей рыбой; и также достаточно миров, где большинство земель покрыто песчаными барханами, и там живут бедуины, умывающиеся песком…

– А бедуины какого цвета? – не удержалась от вопроса Аскеза, слушая с распахнутыми до максимума глазами.

– Скорей жёлтые, – стал припоминать рассказчик. – С синевой… И ездят на верблюдах. Хотя и у них есть огромные города и уникальные архитектурные памятники в виде гигантских пирамид.

Ну и быстренько выложил известный ему по школьному курсу истории объём знаний о египетских пирамидах, фараонах, Сфинксе и древних несметных сокровищах.

Искать сокровища и даже просто слушать о них представители цивилизации Долроджи не просто любили, а обожали. Поэтому вкушали вожделенное блюдо с отвисшими челюстями. И даже у великого академика сомнений не возникло в том, что Египет и всё, что с ним связано, – это как минимум несколько звёздных систем, заселённых строителями пирамид и путешествующими на верблюдах бедуинами.

И только чудом следящая за временем Мураши оборвала затянувшийся рассказ недовольным ворчанием:

– У тебя осталось пять минут рассказать о мирах обитания русских.

А тут было ещё проще. Фактически каждый географический уникальный район Советского Союза получил в представлении офицера статус планеты. И он бегло стал перечислять об особенностях средней полосы, Крыма, Урала, Енисея, Байкала и той же Чукотки. Только теперь уже и сам внимательно следил за временем. И когда наступила пора двухчасового целебного сна, мягко напомнил:

– Уважаемые, несказанно рад был пообщаться и с удовольствием пообщаюсь ещё, но сейчас у меня по расписанию сон. Не хочется нарушать режим дня, и так проспал три часа личного времени. Поэтому не обессудьте…

– Да, да, мы уже уходим! – вскочил на ноги академик Серов. Но замер на месте, вспомнив, что не один в гостях, и попытался протянуть даме руку с извинениями: – Конечно же, после вас, фрейлейн!

И та неожиданно проявила воспитание. С улыбкой оперлась на сухонькую ручку Геннадия Ивановича, которую могла переломать одним ударом, и величественно удалилась. Хотя взглядом напоследок сильно поцарапала ауру Светозарова. Словно предупреждала: «Новую информацию мы получили, пока над ней подумаем, но ты тут не расслабляйся!..»

«Как же! Расслабишься с вами! – мысленно возмущался Пётр, перебираясь на кровать. – Теперь бы не помешало мне самому проанализировать услышанное от академика да связать это всё с нашими древними легендами. Надо ведь будет обосновать, почему меня, русского, спонтанным переходом закинуло именно сюда. Самая сомнительная часть моей легенды… Просчитаюсь хоть в чём-то – всему остальному не поверят…»

К сожалению, соблюдать режим дня вознамерился не только он. Коварный пояс вновь озадачил лёгким уколом, и уже через минуту, как сознание ни боролось с сонливостью, организм провалился в оздоровительный сон.

За отрезком в два часа, окончившимся очередным вводом пробуждающих лекарств, последовал огромный всплеск аппетита. И второй обед не показался чрезмерным. Скорей Петру даже не хватило, и он бы потребовал добавки, но не успел это сделать. Послышался издевающийся голос генерала Жавена:

– Ну ты и жрать мастак, Пришелец! За один раз слопал то, что тебе прежде на месяц хватало. Тут к тебе в гости академик Серов просится, примешь?

– Нет! – пришлось заявить категорично, хотя поболтать со стариком землянин в иной ситуации ни за что не отказался бы. – У меня слишком много дел в Интернете.

– Ну как знаешь, терминал тебе включат точно по времени…

Включили. Первые же попытки выйти тотчас в открытую сеть показали огромное наличие фильтров, блоки предварительной цензуры и следы деятельности целой группы специалистов, контролирующих каждое написанное слово. В результате любое отправленное во всемирную сеть сообщение, модерировалось, видоизменялось, по сути, чуть ли не на сто процентов, обвешивалось «прилипалами» и «троянами» и только после этого отправлялось в путь.

Но ожидать чего-либо другого узнику было бы бессмысленно. И так данные поблажки для него выглядели нереальными в своей щедрости. А то, что придётся изгаляться, мудрить и обманывать, он предвидел заранее. И даже для подобных случаев у него имелись отличные заготовки, на которые рано или поздно соратники просто обязаны отреагировать.

Следовало лишь запастись терпением и действовать согласно инструкциям, самим себе и составленным.

Но день шёл за днём, а никакого явного проблеска надежды на возможный побег не проскакивало. Бомбардировка многочисленными сообщениями всеобщей почты подействовала. Соратники откликнулись, дали знать, что они поняли о сути беды своего лидера, но дальнейшая «переписка» и «обмен информацией» грозились затянуться на месяцы. Потому что каждый намёк на место своего содержания приходилось вуалировать под такой грудой никчемной, отвлекающей информации, что впору было осатанеть от собственного бессилия. Но иначе никак не получалось, фильтры и цензура вычищали всё ценное и важное из переписки.

Из остальных новостей, происходящих вокруг узника, следовало отметить лишь ввод в эксплуатацию Могильщика, который теперь находился сразу за шторами, и ежедневные визиты академика Серова. Старик, видимо, трудился над новой монографией с логичным названием «Новые галактики». Как-то воздействовать на робота не получалось даже в теории: будь Светозаров даже наилучшим хакером всех времён и цивилизаций, ни единой ниточкой связи он не смог бы дотянуться до бездушного стального устройства.

А вот с Геннадием Ивановичем отношения сложились чуть ли не родственные. Доверие и сочувствие с его стороны буквально зашкаливали. Чувствовалось, что он категорически против заточения такой личности, а когда он присматривался к заживающим шрамам на запястьях своего кумира, то порой слёзы у него на глаза наворачивались. Наверное, попроси его землянин пронести оружие в тюрьму, старик тотчас бы постарался это сделать. Невзирая на слежку, обыски и сканирование. Но даже задумываться о таком Пётр не стал. А вот несколько иной вариант возможной помощи замыслил. Потому что появились для этого некоторые возможности.

На шестые сутки знакомства академик добился разрешения пользоваться узнику бумагой и цветными грифелями. Потому что тот усиленно делал вид, что рисовать курсором на экране у него совершенно не получается. В особом департаменте наверняка похмыкали над наивностью учёного, но неожиданно обеспечили всем требуемым. И после этого несколько дней прошло в интенсивных творческих потугах: Светозаров какие только галактики не вырисовывал. Начиная от спиральных и заканчивая линзовидными или веретенообразными. Благо в своё время насмотрелся на снимки, сделанные мощнейшими телескопами, и заучил морфологическую классификацию галактик Эдмона Хаббла. Потому мог неделями рисовать и обсуждать вселенные вполне профессионально. Да и первые высказывания местных астрономов полностью подтверждали передаваемые данные. А значит, узнику верили беспрекословно.

О своей просьбе Пётр сообщил не сразу. Просто для начала вёл чисто отвлечённые разговоры о творящихся на свободе событиях. Причём спрашивал вполне деликатно лишь о настроениях народа, погоде да всеобщих политических преобразованиях. Глупо, конечно, интересоваться таким, если имеешь прямой доступ почти ко всем новостным каналам, но важен был сам процесс, начавшаяся подготовка к самому главному.

Серов вначале сильно смущался, напирал на то, что ему вообще запрещали говорить на посторонние темы, но потом наверняка получил указание «Говорить!». Уж наблюдали за узником далеко не дураки и сразу поняли, что тот нечто задумал. А в своём умении они нисколько не сомневались и наверняка сразу порекомендовали старику: «Будет о чём-то просить – соглашайтесь со всем. Захочет передать кому-то весточку – обещайте передать. Мало того, не сомневайтесь, сами и передадите. Ну, разве что мы вначале записку или послание тщательно просмотрим и перечитаем. Всё-таки цензуру тюремную никто не отменял».

Так что и сам, когда вознамерился на восьмой день перейти к делу, начал издалека:

– Прекрасно понимаю, что тебя предупреждали не вступать в контакты на свободе и ни с кем даже одним словом обо мне не заикаться.

– Увы! – кивал Серов. – Как это ни прискорбно… Только вот сведения о галактиках и рисунки, которые мы передали астрономам, уже совершили настоящий переворот в их исследованиях. Они ведь пока только предполагали, выдвигали гипотезы, а тут раз и такое чёткое, идеальное построение последовательности в виде камертона. Такой шум стоит! Ты не представляешь… Требуют определиться с именем учёного, которому принадлежит работа.

– Да пусть им так и останется астроном Хаббл, как это было у нас на Земле, – отмахнулся Пришелец. – Меня больше сейчас одна забота снедает.

– А именно?

– Осталась у меня в столице одна близкая женщина, о моей жизни мятежника даже не подозревавшая. Ну и сам понимаешь, как это случается, расстался я с ней, даже не попрощавшись. А ведь она могла оказаться в несколько пикантном положении.

Уже подозревая, чем это может закончиться, учёный горестно вздохнул:

– И ты ей хочешь помочь материально?

– Нет, она и без меня обеспечена прекрасно. Просто хотел передать ей небольшую любовную записку о том, что она останется в моей памяти навсегда, но пусть меня не ждёт, ибо я ушёл с другой и не вернусь.

– Хм! Романтично! – старик строго поджал губы. – Только вот я…

– Да я лучше тебя знаю здешние правила и порядки! Не надо ничего скрывать, пусть вне пределов моей камеры записку сразу осмотрят, прочтут и даже обнюхают. Мне только и хотелось, чтобы печальную весть о нашем расставании доставил человек в возрасте, хорошо ко мне относящийся и понимающий всю бесперспективность моей неуместной любовной интрижки.

Академику нельзя было отказать в логическом мышлении:

– А может, у вас всё ещё сложится?

– Нет. Я люблю совершенно другую женщину.

– Тогда наверняка она пострадает, получив записку от тебя. Она ведь твоя соратница?

– Ни в коем случае! И могу поклясться, что эта женщина ни единой гранью своего бытия не связана ни с моими соратниками, ни с иными подобными мне мятежниками! Ей в этом плане ничего не грозит.

– О! Даже клянёшься?

– Клянусь! – Старикан и в самом деле оказался добрейшим, умеющим сочувствовать человеком. И после данной клятвы согласился. Но с предварительным условием: переспросить у представителей особого департамента, можно ли принять, а потом и передать подобное послание.

И судя по тому, что на десятый день пришёл с устным разрешением, кто-то в предвкушении уже потирал руки, готовясь к очередным арестам. А может, и не готовясь, может, просто сильно озадачившись таким явным и несуразным действием узника. Всё-таки так просто выдать свою соратницу прошедший пытки человек и не сломавшийся – не стал бы. Значит, всё им делается с каким-то особенным умыслом. Ну и задача службистам, возглавляемым ядовитой Мураши, наверняка уже ставилась с вселенским размахом. В любом случае, как только они узнают адрес, вокруг означенного дома, а то и квартала станет не протолкнуться от шпиков и летающих технических средств слежения. А скорей всего, неизвестную пока даму быстро арестуют со всеми окружающими её лицами для полного выяснения обстоятельств. Так сказать, во избежание возможной утечки.

Весь юмор ситуации заключался в том, что подобных кандидатур «на заклание» сам Светозаров заготовил несколько. И провал, арест или просто слежка за каждой из них обозначал чёткий и конкретный приказ: «Приготовить возможное освобождение узников с такого-то конкретного объекта». Таких комплексов тюрем-лабораторий имелось пять в столице, и на каждый существовала своя, «закланная овца».

При этом совесть борцов за справедливость была чиста совершенно: они сдавали своего двойного врага. Точнее не только своего врага, но и врага родной империи. Потому что пять женщин являлись совершенно независимыми друг от друга резидентами королевства Гровуран, находящегося два столетия в состоянии жестокой войны с империей. Ну а у себя гровуранцы жестоко и давно уничтожили всё поголовье «проходчиков», так что нагадить им всегда считалось делом достойным, правильным и вдвойне патриотичным. Резидентов могли сдать давно, фактически случайно выйдя на их сеть, но не стали этого делать сразу, потому что женщины не вели подрывную деятельность, а находились в режиме «затаись и вживайся».

Мало того, и очерёдность последующей сдачи вражеских лазутчиц тоже могла подсказать соратникам: что и в какой последовательности надо делать для освобождения попавшего в западню лидера. А подобное – чуть ли не половина всего успеха!

Так что, выбрав большущий листок бумаги, Пётр вначале с особым внутренним злорадством вывел на одной стороне адрес. Хоть и знал, что это всего лишь через два квартала, но делал старательно вид, что не осознаёт, где конкретно находится:

– Это в столице, если ты не знаешь, тебе подскажет любой поисковик… Вот, – писал специально крупно и разборчиво, мысленно улавливал раздающиеся краткие команды того, кто уже считал адрес с экрана. – А теперь само послание… Мм… Конечно, она не будет рада… Но лучше уж так, чем годами находиться в неведении. Потому что мне показалось, что она готова ждать меня до скончания собственной жизни…