Вернуться на «Титаник»

– Эй! Ты куда! – хотел было усадить его силой на место рыжий, но Уильям перехватил и слегка вывернул ему руку.

– Ай! – запищал рыжий.

– Ты знаешь кого нюхать будешь? – посмотрел ему в лицо Уильям, – иди под хвостом у кобылы понюхай! Там тоже вкусно пахнет!

– Пусти! – взвизгнул рыжий.

Остальные никак не решались броситься ему на помощь. Уильям перевёл взгляд на них.

– Ну чего встали? Если двинетесь с места – я сломаю ему руку! Поняли?

– Угу, – кивнул один из них испуганно, и удивлёнными глазами, глядя на Уильяма.

– Вот и хорошо, – ответил Уильям, – а теперь пошли, рыжик! – потащил он рыжего за собой в коридор.

Рыжий, осторожно переставляя ноги, согнувшись в три погибели, плёлся за Уильямом.

– П… пусти… пожалуйста… – пищал мальчишка.

– Фух! Как ты мне надоел своим нытьём, – вздохнул Уильям, – давай, кричи на всю школу, что католики самые лучшие и я отпущу тебя к мамочке, – посмотрел он на рыжего продолжая тащить за собой.

– Не буду, – надул губы мальчик.

– А чего так? – усмехнулся Уильям.

– Мой папа – пастор…

– Гы, – рассмеялся Уильям, – тем более кричи.

– Ну… – заплакал мальчик.

– Что, больно, да? – спросил, с ухмылкой, Уильям.

– Угу… – рыжий умоляюще смотрел на него.

– Чего хотели? – спросил Уильям.

– Мы побить тебя договорились, – плакал мальчик.

– Чего? – остановился Уильям и ещё больше скрутил руку рыжему.

– Ай! – пискнул мальчишка, – побить!

– Зачем?

– Потому что ты католик, а католиков нужно бить!

– Слышь, ты, сын пастора, – подтянул рыжего к себе Уильям и глянул ему в лицо, – если хоть какая-то вошь из вас будет прыгать в мою сторону, я тебе сломаю руку. И ты не будешь упираться. Договорились?

– Да, – плакал рыжий.

– И теперь ты будешь делать всё что я тебе прикажу. Ясно? – спросил строго Уильям.

– Хорошо… только пусти… – разревелся рыжий.

– Кричи, что католики самые лучшие! И что я над тобой главный! Давай! – улыбнулся Уильям.

Рыжий посмотрел на Уильяма, потом на друзей, которые осторожно следовали за ними и зажмурил глаза.

– Ай-ай-ай! Католики самые лучшие! Я буду делать всё что ты скажешь! Ты главный! Признаю! – закричал рыжий.

Уильям отпустил его, пнул под зад и рыжий упал распластавшись по полу. Затем он поднялся вытирая слёзы и посмотрел на стоявшего над ним Уильяма.

– Извини, пожалуйста, – проговорил рыжий.

– Иди к мамочке, – похлопал его по щеке Уильям, – и трижды подумай прежде чем лезть ко мне. И не таких видали.

Напоследок плюнув под ноги рыжему Уильям победоносно направился к выходу…

Лавка находилась за углом, на соседней улице. Походы туда стали ежедневной обязанностью Джесси и Гарольда. Как и в этот день.

Брат и сестра выходили всегда вместе и всегда старались быстрее пройти улочку. По крайней мере когда рядом с Джесси шёл Гарольд. Он старался вообще не выходить из дома, с тех пор как его побили в школе, чаще играя возле двери, сидя на лавочке и спешно заходил в дом едва замечал своих самых страшных врагов, братьев Сэмюэлсов: Оливера, Томаса и Томми. Мальчишки были старше его и постоянно старались надавать Гарольду тумаков и что– нибудь отобрать.

Вот и сейчас Джесси заметила эту троицу и дёрнула Гарри за рукав.

– Чего? – не понял Гарольд и остановился, посмотрев на сестру.

– Знаешь? Давай обойдём? Вернёмся и пройдём через парк? – указала Джесси на Сэмюэлсов.

Гарри тоже посмотрел на них и ступил шаг вперёд.

– Не успеем, – ответил он Джесси, – они нас уже увидели…

– Давай убежим, – сказала девочка, – пожалеем маму! Нам опять тебе примочки делать, чтобы синяков под глазами не было…

– Опять… – вздохнул Гарольд и пошёл вперёд, надеясь быстро добежать до лавки.

– Подожди меня! – побежала за ним Джессии и взяла брата под руку. Сэмюэлсы уже приближались, перейдя через дорогу.

– Ну и кто же у нас это такой? – толкнул Гарольда в плечо самый старший из них.

– Пропустите нас! – попросил Гарольд и попытался обойти.

– Ой, вы только посмотрите! – рассмеялись Сэмюэлсы, – он умеет разговаривать!

– Давай шиллинг! Тогда пройдёшь по нашей улице! Для католиков тут проход платный! – преградил Гарольду путь второй из братьев.

– Я… у нас нет шиллинга… – проговорил в ответ Гарольд но обидчик его толкнул к Джесси.

– Остановитесь! Возьмите ваш шиллинг! – заплакала Джесси и полезла в корзинку за деньгами. В этот момент Сэмюэлс замахнулся, чтобы ударить Гарольда в лицо.

– Ну? – произнёс старший Сэмюэлс глядя на Джесси, – или мне немного разукрасить твоего братца?

– Не надо! Прошу вас! Не бейте его! – заплакала девочка протягивая мальчишкам деньги.

– Так-то лучше! – ухмыльнулся тот, забрал монеты и положил их в карман, – а теперь пошли отсюда! – крикнул он брату и сестре и дети побежали обратно домой.

Позади раздался свист и смех. Гарольд и Джесси остановились только возле своего дома. Тут Джесси увидела, что Гарольд плачет.

Он отвернулся.

– Ну, чего ты? – подошла к нему ближе Джесси, пытаясь посмотреть брату в лицо.

– Прости… я никудышный… от меня никакого толка… – отворачивался мальчик.

– Не говори так! – чуть вскрикнула Джесси, – ты не виноват! Они старше, а значит сильнее тебя! – но Гарольд не унимался.

– Я сожалею, что я родился католиком и не имею права заступиться за тебя. Даже если бы я схватил палку и побил их, то был бы виноват…

– Мама говорит, что мы никогда не бываем правы, и католики никогда не бывают богатыми. Ты привыкнешь. Это наша судьба.

Тут Гарольд заныл и, присев на ступеньки, швырнул корзинку на тротуар.

– К дьяволу судьбу! Зачем мы вообще сюда приехали… я не хочу тут жить… я вообще не хочу жить… что мы им сделали? Что?

– Мы католики, – присела рядом Джесси, посмотрев на брата, – они считают, что мы в чём-то виноваты, наверное.

– Наверное мы перед ними настолько виноваты, что они нас никогда не простят? – посмотрел на сестру мальчик.

– Никогда… – вздохнула Джесси и показала ему несколько монеток, лежавших в её ладони.

– У нас больше денег нет… Пошли купим хоть что-нибудь…

ПРИГОРОД КУИНСТАУНА; ИРЛАНДИЯ; ОСЕНЬ 1911 ГОДА

Фредди Сейдж только что погасил печку на кухне, когда в дверь паба даже не застучали, а заколотили. Парень глянул на часы висящие на стене. Время было за полночь. Он прошёл в зал и подошёл к двери.

– Закрыто уже! Мы не обслуживаем по ночам! – громко прокричал он и отчётливо услышал, что за дверями не заблудившийся забулдыга, а несколько человек. И они были вовсе не запоздалыми посетителями.

– Что вам нужно? – растерялся Фредди.

– Открывай! – услышал он в ответ грубый голос и рука сама потянулась к засову.

В паб, отпихнув от входа Фредди, ввалились вооружённые люди. Следом за ними двое внесли раненого, а последний зашедший закрыл и запер двери.

– Чего встал? – глянул он на Фредди и парень понял, что это главный, – неси воду и дай мне выпить. И бегом! – прикрикнул он на Фредди.

Раненого взвалили на стол. Один из тех кто его нёс присел рядом. Остальные разбрелись по пабу бесцеремонно беря выпивку, а главный, откупорив самый большой бутыль с ромом, махом сделал несколько глотков и подозвал перепуганного Фредди.

– Кто тут хозяин? – спросил тихо главный.

– Мой отец, сэр, – ответил заикаясь Фредди, – Джон Джордж Сейдж.

– Зови его, – проворчал главный и снова сделал глоток рома.

– Да, сэр, – растерялся парень, поняв что неприятности только начинаются.

– Немедленно! – крикнул главный и Фредди сорвался с места и со всех ног кинулся к двери на лестницу. Их семья жила на втором этаже.

– Отец! Отец! – разбудил Фредди не только отца, но поднял с кроватей всех кто в их доме был, – там партизаны! Они с оружием! С ними раненый!

– Кто, Фред? – ворчал Джон вставая с кровати.

Фредди зажёг свет.

– Да просыпайтесь же! – закричал он от отчаяния.

– Что случилось? – поднялась следом мать.

– Спи, Анна, – раздражённо приказал ей Джон, глянув сердито на сына, – ты какого чёрта разбудил всех за полночь?

– Там партизаны, – тихо проговорил Фредди и мать подскочила с кровати.

– Да угомонись ты, дура старая! – крикнул ей, накидывая халат, Джон и вытолкав сына из спальни погасил свет.

– Все по комнатам! – закричал он, увидев разбуженных и напуганных детей, едва вышел в коридор.

Вместе с Фредди Джон спустился вниз, в паб, где остановился возле барной стойки.

Джон молча рассматривал ночных посетителей. Так же молча, заметно нервничая, рядом с ним стоял Фредди.

Наконец, главный посмотрел в их сторону.

– Я, так понимаю, Вы и есть мистер Джон Сейдж? – подошёл главный дыша Джону в лицо.

Джон попятился назад от перегара которым тот дыхнул на него.

– Знаешь кто я? – спросил главный.

– Не мудрено догадаться, – ответил Джон, – и не скажу, что рад вашему визиту, сэр Генри Кнак по прозвищу Стрелок.

– Ну вот и познакомились, – усмехнулся Кнак отойдя от Джона, – мы оставим тебе на попечение нашего солдата. Свободная Ирландия не забудет твоей услуги оказанной нашему общему делу борьбы за независимость, мистер Сейдж. А после победы мы возместим все убытки причинённые тебе сегодня ночью. Будь добр, присмотри за парнем, – указал он на истекавшего кровью раненого.

Джон подошёл к раненому солдату.

– Ему нужен врач, а не пивовар, – оценил Джон рану и глянул на Кнака.

– Мы знаем, – ответил Кнак, – и потому мы оставляем его тебе. Ты же знаешь, что врач будет первый к кому нагрянут англичане? Постарайся, чтобы врач появился, старина Сейдж, – усмехнулся Кнак.

Он подошёл к Джону и положил ему руку на плечо.

– Я знаю, ты постараешься, – глянул Кнак Джону в глаза и изменился в лице, – просто дочки у тебя красивые.

Кнак убрал руку, повернулся к солдатам и прошёл к выходу.

– Пошевеливайся! – прикрикнул он, – ночь не вечна, ребята!

Ночные гости ушли так же как и появились, внезапно. Джон остался стоять посреди паба, где уже валялись окурки и пустые бутылки. На столе, прямо перед ним, лежал раненый солдат. Джон снова посмотрел на него.

В паб вбежала Анна.

– Кто это был? – тревожно, едва сдерживая крик, схватила она за руку Джона.

– Ты слышала кто это был, – тихо ответил Джон.

– Республиканцы? – охнула Анна.

– Да, республиканцы, – сказал Джон, – Кнак Стрелок, собственной персоной. Оставил нам подарок. Добрались таки они и до нашей семьи.

– Я сколько раз тебе говорила, что надо уезжать к моему брату в Лондон! – вскрикнула Анна, но муж одёрнул её строго посмотрев.

– Что мы теперь будем делать? – не успокаивалась Анна.

– Для начала позови мальчиков, – ответил Джон, – пусть перенесут его в подвал и перевяжут рану. А девочки пусть уберут тут всё. Я останусь здесь и посчитаю убытки. Утром пошлём за доктором, а там будет видно. Хотя… – он помолчал, – хотя что там считать? И так всё ясно, что будет теперь.

– Может вызвать полицию? – предложила Анна.

– Что ты говоришь, дорогая? – посмотрел спокойно на неё Джон, – один факт того, что этот парень здесь, уже повод нас выбросить на улицу, позови ты хоть самого короля! Какая разница кто нас сожжёт? Полиция, республиканцы, военные? Давай не будем раньше времени звать их с факелами к себе в дом?

…Солдаты ворвались утром и сволокли в семью в этот же самый паб. Стояла такая тишина, что было слышно даже мух бьющихся об стекло в окне.

Офицер прохаживался по залу, время от времени поглядывая на Сейджей выстроенных в ряд лицом к стене.

Солдаты выволокли из подвала раненого и швырнули на пол, на середину зала.

– Итак, – начал офицер, – значит вы все как один утверждаете, что этот раненый бандит, всего лишь неизвестный вам человек, которого вы нашли на пороге своего дома, ночью?

Он встал над раненым и посмотрел на него. Смотрел долго, несколько минут показавшихся вечностью.

– И кто же это, всё-таки? – повторил свой вопрос офицер.

– Мы не знаем его имени, – выдавила из себя Анна, – мы не можем Вам его назвать, сэр.

– Не знаете имени, не знаете кто это, и тем не менее он оказался в вашем доме? – усмехнулся офицер и пнул раненого.

Раненый застонал.

– Мы всего лишь проявили христианское милосердие, – ответила старшая дочь Джона и Анны, Стелла.

– Христианское милосердие? – словно удивился и поверил офицер, подошёл к дрожавшей Стелле и заглянул ей в лицо, – хорошо, – кивнул он, – умница, мисс.

Он схватил её за волосы и потащил на середину зала. Стелла упала и закричала от боли, а следом за ней закричали и заплакали от ужаса дети, младшие сёстры, Дороти и Констанца, и младший брат Энтони.

– Я ещё раз повторяю свой вопрос! – закричал на Стеллу офицер, – кто его приволок сюда и почему он в вашем доме!?

Стелла молчала закрыв глаза, стараясь сдержать крик и страх, и не смотреть на своего мучителя. Офицер наотмашь дал ей пощёчину и поставил на колени.

– Значит будем продолжать молчать? – спокойно сказал он.

– Я не… я не знаю кто это… – простонала девушка.

Плач детей не прекращался.

– Заткнули свои хлебоприёмники, щенята! – заорал он.

Дети испуганно затихли, а Дороти даже зажала себе рот ладонью.

Офицер снова посмотрел на Стеллу.

– Хочешь, я отдам тебя солдатам на часок? – усмехнулся он, отпустил волосы девушки и вытащил к ней за косы Дороти, которая тут же снова начала кричать и плакать.

– Могу на пару с сестрёнкой, чтобы вам не было скучно, мисс, – усмехнулся офицер, – ну как? Память освежилась?

– Пожалейте её, – выдохнула сквозь слёзы Стелла, – ей всего четырнадцать… Она ещё ребёнок…

– Негры долго не живут, – усмехнулся офицер, – а вы хуже негров. Вы ирландские шлюхи. Такие же как и на Гаити. Хочешь, я вас обоих отправлю туда, улучшать породу черномазых обезьян? А твоему братику выпишу направление на рудники в Канаду, где его запрягут в коляску, вместо ослика. И будет он таскать уголь из шахты, пока сам не забудет как его зовут! Выбирай, детка.

– Нет… – прошептала сквозь слёзы Стелла.

Раненый зашевелился и простонал.

– Он приходит в себя, сэр, – указал на него один из солдат.

– Вижу, не слепой, – отшвырнул Дороти офицер и пнул её сапогом, – пошла проч, ирландская мартышка!

Дороти упала, привстала и плача отползла обратно к стенке, прижавшись к ногам матери.

Раненый открыл глаза, осмотрелся, полез за пазуху и молча вытащив оттуда револьвер выстрелил себе в горло.

Он тут же замер там где и лежал.

– Вашу мать! – закричал офицер на солдат, – вы что, не могли его обыскать?

– Да кто же знал, сэр, – начали оправдываться солдаты.

– Одни предатели вокруг! Тотальное предательство! Сплошное предательство! – заорал офицер глянув на солдат и на Сейджей.

– Вы тоже не знали про револьвер!? – ударил он наотмашь Джона.

Джон упал на пол.

– Я не имел права его обыскивать… Вы же знаете, сэр, – поднялся Джон, стараясь не смотреть на офицера.

– Вас всех следует расстрелять, по законам военного времени, – вытянул наган из кобуры офицер.

– Прошу Вас, сэр… – упал на колени Джон, повернувшись к нему, – убейте меня, но пожалейте мою жену и детей. Они ни в чём не виноваты. Это я позволил себе проявить милосердие к этому заблудшему человеку. Прошу Вас о милости…

– Пшол вон! – снова ударил его офицер. Джон упал. Офицер обернулся к солдатам.

– Дом сжечь, – приказал он, – а этих вышвырните куда нибудь с моих глаз. И позаботьтесь, чтобы свидетелей не было.

– Помилуйте, сэр, – простонал, поднимаясь, Джон, – я всего лишь торговец. Мы не партизаны и никогда не сочувствовали Шинн Фейн, мы не бунтовщики…

– Дом сжечь, – повторил офицер, и посмотрев на Джона тихо проговорил, – и если уважаемый мистер Сейдж не хочет, чтобы его семья стала жертвой этого… случайного пожара, он заткнёт свой рот. Так и сообщим журналистам: случайно проезжали мимо, но ни кого не успели спасти из огня.

Солдаты подхватили Джона под руки и вышвырнули во двор. Следом вытащили Стеллу, а Анну, прижимавшую к себе плачущих детей, Фредди и Джорджа, вытолкали прикладами.

Офицер вышел, пнул лежавшего у порога Джона и молча направился к стоявшему неподалёку бронеавтомобилю.

Дом занялся огнём быстро. И так же быстро от него осталось тлеющее пепелище.

Никто ничего не говорил. Все молчали глядя на пожар, а после, на то что осталось от дома. Джон сидел на старой коряге. Рядом, опустив голову, плакал Фредди, а старший сын, Джордж, нервно курил папиросу за папиросой. Стелла сидела на коленях, прямо на дороге, её успокаивала Анна. До сих пор перепуганная Дороти забилась под телегу, где прижимала к себе чудом уцелевшего в пожаре щенка. Двенадцатилетний Энтони и восьмилетняя Констанца, просто стояли взявшись за руки, стараясь ничего не говорить и ничего не спрашивать у старших.

Сгорело всё нажитое за долгие годы…

Энтони посмотрел на тлеющие угли и тихонько запел…

– Весёлый мертвец, пастырь чёрных овец,

Собрал он вольный сброд.

И в даль погнал их по волнам

Ветер вольных вод.

Йо-хо, грянем вместе!

Что ж нам дьявол не рад?

Хей-хо, громче песню!

С ней хоть в рай, хоть в ад…

– Глупый мечтатель, – прошептал Джон посмотрев на младшего сына, – он представляет себя пиратом. И как назло любит петь.

– Это лучшее что ему остаётся, – ответил отцу Джордж, закуривая очередную папиросу, – делает что умеет лучше всего.

– Ты нервничаешь, сын, – посмотрел на него Джон, – дай-ка и мне одну.

– Я не помню, чтобы ты курил, отец, – протянул Джону папиросу Джордж.

– Тут не вспомнишь дурные привычки молодости, – ответил Джон.

– Это я виноват, – заговорил, до того тихо плакавший Фредди, – простите меня, если можете, – это я их впустил. Я трус. И это всё из-за моей трусости!

– Да полно тебе, сынок, – обнял его Джон, – все живы, все целы, не так как тогда, когда шла война.

– А что это, если это не война, отец? – посмотрел Фредди на Джона, – это ты называешь миром? К нам врываются партизаны, следом англичане. Шинн Фейн убивают нас за то, что мы не убиваем англичан! Англичане, потому что у нас не хватает смелости в них стрелять! Я уйду в партизаны. Сегодня же, папа!

– Тихо, тихо, не горячись, – прижал к себе сына Джон, – если бы хотел, то давно бы ушёл, молча, без истерики.

– А? – глянул на отца Фредди и кивнул на Энтони, – вон, поет. Он умом не двинулся?

Фредди глянул на на Энтони.

– Эй, певец! Замолчи, и без тебя тошно!

Энтони замолчал, переглянулся с Констанцей и так же, держа сестру за руку, подошёл к отцу и братьям.

– Вот, – достал он из-за пояса небольшой свёрток и протянул его отцу.

– Что это? – взял свёрток Джон.

– Мамины и бабушкины украшения, – вытерев слёзы с лица, проговорил виновато мальчик отворачивая глаза.

– Да что ты говоришь, сын! – воскликнул Джон, – какой ты у меня умница! Откуда они у тебя?

– Анна! – позвал он жену, – идите все сюда, скорее! Энтони нас всех спас!

– Что? – подошла Анна и присела рядом с мужем, – мои украшения? Сынок, ты успел забрать мои украшения?

Она крепко обняла сына и поцеловала сына.

– Умница, расскажи, где ты их взял? Откуда они у тебя взялись?

– Простите нас, мамочка, папочка, – виновато опустил голову Энтони, – мы с Констанцей вчера играли в пиратов и это были наши сокровища. Я положил их себе в куртку и думал незаметно подложить обратно к тебе в шкатулку, мама. Но забыл. А утром пришли солдаты…

– Стоп! – остановил его рассказ Джон и посмотрел на жену, – думаю, что мы прощаем им все шалости на год вперёд! Правда, Анна?

– Правда, – кивнула в ответ Анна и снова обняла Энтони, а другой рукой прижала к себе Констанцу.

– Это настоящие пиратские сокровища, сынок, – улыбнулся Джон глядя на украшения, – вы спасли нас от разорения, дети.

Джон обратно завернул их в свёрток и посмотрел на жену.

– Что думаешь, Анна?

– Я их всё равно никогда не одевала, – ответила Анна, – наших детей надо похвалить. Через них нам помог Бог. И первое, что мы сделаем, пошлём старших мальчиков к ростовщику. Пусть он всё это купит по той цене, по которой захочет. И сегодня же уедем отсюда. Я не хочу тут оставаться ни дня. И девочки со мной согласны.

– И куда же мы? – вздохнул Джон.

– В Лондон, – решительно ответила Анна, – туда куда ты не хотел ехать, потому что не слушал меня! Видишь, что получилось из-за твоего упрямства, Джон? Думаю, что мой брат ещё не продал домик тётушки Розалии? И англичане пусть они понимают, что мы им не враги. А в Лондоне всегда можно найти работу, хотя бы временную. А потом уберёмся подальше из этой проклятой страны. Твои племянники уже давно в Нью-Йорке! И нас звали, а ты упёрся и не поехал! Неужели непонятно, что тут ничего хорошего не будет?

– Не слышал, чтобы Лондон нуждался в пивоварах и пекарях, – усмехнулся Джон в ответ жене, – а тем более Нью-Йорк!

– Зато там всегда нужны швеи, – улыбнулась Анна, – а тебе, мой супруг, пора бы привыкать сидеть дома, чтобы потом нянчить внуков и не думать о работе. Хватит, наработались уже с тобой.

– Внуков? – удивился Джон.

– Наши дети выросли, Джон, если ты не заметил, – ответила Анна…

Глава 3

– И что ты умеешь делать, молодой человек? – смотрел на Чарли старый мастер сверху вниз.

Чарли смутился и опустил глаза. Это был его первый рабочий день не только на этом заводе, но и вообще в жизни. Раньше он никогда не нанимался на работу и не нанялся бы и сейчас, если бы семье не нужны были деньги. Вся жизнь Чарли до отъезда из Мелкшама составляла – дом, школа, опять дом, уроки и маленькая компания лучших друзей. Но друзья остались позади, о школе пришлось забыть и после недолгих поисков мальчика пропустили через проходную этого шумного и пыльного завода на окраине городка.

– Понятно, – вздохнул мастер, – не красней, юноша! Все мы приходим сюда от мамкиной юбки ради куска хлеба и кое-кто даже выбивается тут в люди, а кое-кто остаётся тут навсегда, чтобы учить других таких искателей заработка!

Мастер перекрикивал шум станков и перебивающийся ударами сотен молотков. В цеху стояли невыносимый гул и раздражающий слух гам.

– Ты работал раньше хоть где-то? – спросил мастер.

– Нет, сэр, – ответил Чарли, – я учился в школе, окончил шесть классов…

– Окончил? – переспросил мастер.

– Не совсем, – смутился Чарли и снова опустил глаза.

– Ладно, ладно, – успокоил его мастер, – читать и писать умеешь?

– Умею, сэр, – обрадовался Чарли.

– Хорошо, – позвал его за собой мастер, – иди за мной и постарайся не потеряться тут.

Он провёл его через весь цех и завёл в дальнюю коптёрку, в углу которой стоял огромный дубовый стол, за которым виднелся серый, узкий сейф и пахло бумагой и мазутом.

Когда мастер закрыл за собой дверь, тишина как будто ударила по голове.

Усатый рабочий, сидевший на скамейке перед большим раскрытым ящиком в котором лежали готовые блестящие болты, глянул на Чарли и мастера сквозь очки и кивком головы поздоровался.

– Джек, – окликнул мастер рабочего, – парнишка грамотный и совершенно не подходит для цеха. Думаю, тебе он будет сподручнее чем токарям?

– А что я могу ему предложить? – указал Джек на Чарли.

Он окинул Чарли оценивающим взглядом с ног до головы так, что Чарли даже покраснел.

– Не знаю, – ответил мастер, – но мне он нравится. От него не будет проблем, как я думаю. Поручи ему подписывать бирки и выписывать накладные, под твою диктовку. И ещё пусть займётся маркировкой ящиков.

Мастер глянул на Чарли и похлопал его по плечу.

– Добро пожаловать на завод, мистер учётчик. И в конце рабочего дня не забудь зайти ко мне за оплатой. Иначе может получиться, что день потратишь в пустую.

– Понял, сэр, – кивнул Чарли.

Мастер оставил их вдвоём и хлопнув дверью вышел.

Джек вздохнул, молча указал на табурет возле стола и положив перед Чарли пачку бланков и перо постучал пальцем возле чернильницы.

– Мне не интересно кто ты и что ты, и что ты ел сегодня на завтрак, – произнёс равнодушно Джек, – тем более мне это не интересно в рабочее время. После работы можем поговорить о чём угодно. А сейчас – меньше болтай и больше пиши что тебе я скажу. И пиши без ошибок и разборчиво. Каждая ошибка стоит одну маленькую монетку, которая могла бы оказаться у тебя в кармане, а окажется у кого-нибудь другого.

– Я понимаю, сэр, – ответил Чарли глядя на Джека.

– Меня зовут Джек Томпсон, – усмехнулся Джек, – кто такой мистер «сэр» я не знаю. Тут тебе не школа, мальчик. Привыкай к тому что с тобой будут разговаривать хамски и на «ты». Поэтому имей чувство юмора и острый язык. И сам говори на «ты». Но никогда не хами. Иначе ты никогда тут не станешь своим.

Чарли молча кивнул, продолжая глядеть на Джека.

– Вот и хорошо, – ответил Джек, – теперь, порядок такой: я говорю, а ты записываешь, всё что я тебе говорю, вот в эти бланки. Они называются у нас бирками, а правильно – техническими паспортами изделия. В них нельзя делать помарок, ошибок и исправлений. Одна такая, никому не нужная, бумажка стоит один пенни! Понял, сынок?