Венера и семь полов

Написано в Книге Семерок:

Это, дорогие мои дети — мои несчастные потомки! — отрывок из послания, которое я получил от нзред нзредда, означающий, что первые люди, с которыми мы встретились на Венере, вспомнили наконец свое обещание, данное еще нашим праотцам, и прислали нам агента по культуре, чтобы повести нас трудной дорогой к цивилизации.

Пусть недоумки, а их среди нас немало, придираются, что я привожу именно эту цитату; пускай повторяют, что она отголосок Золотого Века Плукианства; пусть издеваются, намекая, что все это лишь показывает, как низко мы пали со времен введения Нового Поворота гениальным мистером Хоганом Шлестертрапом из Голливуда, штат Калифорния, США, Земля.

Невежи канут в Лету, а память о Хогане Шлестертрапе останется на века — к несчастью для нас, разумеется.

И когда вы вернетесь в мир, к собственным семьям, постарайтесь припомнить нашу беседу, знайте, что в те времена я еще не представлял, какую помощь предложат нам земляне. Я полагал, что буду пользоваться заслуженным уважением не только как знаток Книг Чисел, но еще и потому, что нзред, мой предок — и ваш, мои дорогие дети, ваш тоже! — и есть тот самый нзред фанобрел, которому первые появившиеся на Венере земляне пообещали культурную помощь.

Это сообщение я получил от ткана, тоже члена моей семьи, специально прилетевшего ко мне с весточкой от нзред нзредда. Я тогда скрывался, поскольку свирепствовал Сезон Гонимых Ветром Дождей, когда гигантские пятнистые змеи приползают с юга на ежегодное плукианское пиршество; лишь быстро летящий ткан смог отыскать меня в высоких болотных травах, где мы прятались.

Ткан сообщил мне все в нескольких словах. Такая лаконичность оказалась возможной, поскольку на тот момент мы еще не были цивилизованы и пользовались нашим коренным языком, а не привитым в дальнейшем английским.

— Прошлой ночью огненный корабль опустился на вершину десятой высочайшей горы, — сообщал мне ткан. — Прилетел давно обещанный эмиссар с Земли, Хоган из Шлестертрапа.

— Хоган Шлестертрап, — уточнил я, — их имена непохожи на наши, они высокоразвитые цивилизованные существа, нам с нашей убогостью до них еще ох как далеко. То, как ты его назвал, следовало бы перефразировать в «мужчину рода Шлестертрапов».

— Пусть так, — ответил ткан. — Я, конечно, не настолько образован, чтобы смиренно прятаться в болотах, раскладывая числа по категориям. Я много где побывал и оказался полезным в цепочках многих семей. Итак, этот Хоган Шлестертрап вышел из корабля и занялся оборудованием собственного жилища, приготовленного его... как же нзред нзредд их называл?

— Женщинами? — рискнул предположить я, вспомнив Книгу Пар.

— Нет, не женщинами — роботами. Странные создания эти роботы. Они, как я понял, не участвуют в цепочке, однако умудряются как-то воспроизводиться. Обустроившись, Хоган сообщил нзред нзредду, что его специально командировали на Венеру и что сам он родом из местечка Голливуд, штат Калифорния, США, где, собственно, питается и размножается. Вообще, создается впечатление, что Голливуд в Калифорнии — грандиознейшая организация, финансируемая правительством Земли и распространяющая свое могущественное влияние во все стороны необъятной Вселенной, цивилизуя, в частности, отсталые планеты. Причем главное используемое ими средство — стереофильмы.

— Да, они присылают нам самое лучшее из того, что у них есть, — прошептал я. — Тысячу раз прав был мой предок, не раз повторявший, что их потрясающая бескорыстность ни с чем не сравнима. Взять к примеру нас: мы — плуки, убогие, никчемные создания, маленького роста, темные, невежественные, лакомый кусочек для почти всех без исключения чудовищ нашей планеты. А они... в сравнении с нами птицы высочайшего полета, и, заметьте, они вовсе не гнушаются нами, а, напротив, присылают к нам агента по культуре, и не откуда-нибудь, а из самого Голливуда!

— А собирается ли Хоган Шлестертрап учить нас, как строить огненные корабли и жилища высоко в горах, где мы могли бы чувствовать себя в безопасности?

— О, это лишь малая толика того, что они могут нам показать: мы научимся, как добывать из почвы горючее, как сооружать корабли, которые понесут нас сквозь безвоздушное пространство к планете Земля; вместо двенадцати Книг Чисел у нас будут тысячи Книг Чисел, и благодаря числам мы научимся осваивать такие достижения земной мысли, как электричество и политика. Мы бесконечно признательны землянам. Разумеется, поначалу учиться будет очень трудно... Однако какую весть вы принесли?

Ткан похлопал крыльями. Он был отличным тканом: три совершенной формы главных крыла и четыре вспомогательных позволяли ему творить в воздухе чудеса.

— Собственно, суть в двух словах, — ответил он. — Землянин ищет себе помощника, то есть умудренного, начитанного и обладающего обширными знаниями плука. Пришелец хочет использовать его в качестве «технического советника», чтобы успешнее цивилизовывать нашу расу. Прежний нзред нзредд был очень стар, его малое щупальце сделалось слишком жестким, да и по-английски он изъяснялся с трудом. Вот поэтому Шлестертрап и остановился на вас, считая вас технически подкованным.

— Я вылетаю немедленно, — пообещал я, — что-нибудь еще?

— Остальное несущественно. Впрочем, мы нуждаемся в новом нзред нзредде. В тот момент, когда старый нзред нзредд покинул убежище землянина, чтобы передать мне это сообщение, его заметила стая трицефалопов, тут же его и слопавшая. Не думаю, что трицефалопы получили удовольствие от его жесткого мяса.

— Здесь вы ошибаетесь. Нзред — всегда деликатес, — не без гордости заметил я крылатому плуку. — Из всей плукианской расы лишь мы, нзреды, обладаем щупальцами, восхитительный аромат которых, по общему признанию, ни с чем не сравним. Теперь нзред тинослеп станет нзред нзреддом — в последнее время он сильно одряхлел и часто координировал неправильно.

Взмахнув крыльями, ткан стремительно взмыл вверх.

— Остерегайтесь трицефалопов, — прокричал он на прощание. — Они все еще пасутся возле хоганского жилища. Найти потом нового нзреда семье будет совсем непросто.

Пролетавшая мимо ящероптица, привлеченная его криками, резко ринулась вниз. Ткан мгновенно вильнул в сторону, пытаясь уйти от нападения. Слишком поздно! Птица вытянула шею, раскрыла свой жуткий клюв и...

Удовлетворенно булькая, коварная хищница удалялась восвояси.

Истинно написано в Книге Единиц: «Гордость греховнее жадности».

Да, он был неплохим тканом, как я уже говорил, с весьма разнообразными способностями. Хорошо хоть, что он завершил цепочку и больше не нес в себе яиц потомства. А это время года было щедро на тканов.

Приведенный диалог занял на самом деле не так много времени, как могло бы показаться при моем пересказе. В те годы лишь нескольким нзредам удалось выучиться английскому, которому, в свою очередь, первые пришельцы обучили моего предка нзред фанобрела; остальные же плуки все еще пользовались выразительным языком наших нецивилизованных предков. Стоит заметить, что у нашего древнего диалекта все же есть неоспоримые достоинства. К примеру, пока мы упражнялись друг с другом в общении на английском, некоторых из нас просто съели, что вряд ли случилось бы, говори мы по-плукиански, поскольку наш язык содержит максимум информации при минимуме слов. Кроме того, весьма затруднительно описывать плуков, пользуясь лишь словами «он», «она» или «оно». Хоть этот английский и признан как превосходнейший язык для цивилизованных существ, в нем, к сожалению, недостает многих местоимений.

Я приподнял свои щупальца над травой и стал готовиться к перекатыванию. Мленб, над норкой которого я отдыхал, сразу же ощутил, что давление, оказываемое весом моего тела на илистую прослойку над ним, ослабло. Он пропихнул голову к поверхности, обеспокоено перебирая мокрыми перепончатыми лапами.

— Что случилось? — прошептал простодушный парень. — Неужели Сезон Гонимых Ветром Дождей закончился и гигантские пятнистые змеи удалились восвояси? Нзред собирается покинуть болото?

— Успокойся и залезай обратно в нору, — сказал я ему. — Мне просто поручили выполнить одно дело. А змеи кровожадны как обычно, да и ящероптицы частенько сюда наведываются.

— О! — Он развернулся и принялся закапываться обратно в ил. Я понимал, что невежливо насмехаться над мленбами, но эти мокрые крохотные существа так суетливы и одновременно настолько медлительны, что у меня щупальца от смеха едва не скручивались узлом.

— Что новенького? — спросил он, уже на треть погруженный в жижу.

— Нашего ткана только что съели, так что держи свои ласты востро — мало ли появится какой-нибудь породистый ткан-одиночка. Это просто просьба, новый цикл мы все равно не сможем начать до завершения этого сезона. И, кстати, нзред нзредда тоже съели, но к тебе, маленький обитатель ила, это не имеет никакого отношения.

— Ты прав, но, может быть, ты что-нибудь слышал про судьбу мленб мленбба. Прошлой ночью за ним гналась пятнистая змея. Что-то Сезон Гонимых Ветром Дождей в этот раз необычайно крут: выдающиеся плуки погибают направо и налево.

— Вы, мленбы, каждый раз твердите одно и то же, что «такого сезона еще никогда не было», — съязвил я. — Подожди, вот скоро придет Сезон Ранних Паводков, потом и расскажешь, что тебе понравилось больше. Многие мленбы с наступлением ранних паводков двинутся в путь, и, может быть, нашей семье придется искать нового мленба.

Мленб задрожал и, обрызгав меня грязью, окончательно погрузился в ил.

Ах, все же это были беззаботные времена, счастливые дни детства нашей расы. Мало что беспокоило нас тогда.

Закусив несколькими травинками, я покатился с болота прочь. Проворно перебирая щупальцами, я довольно быстро набрал скорость, при которой уже можно было никого не опасаться, за исключением разве самой длинной пятнистой змеи.

Был момент, когда именно такая рептилия уже почти схватила меня, и мне даже показалось, что семье шафалонов кроме нового ткана потребуется также новый нзред, но у меня есть спиральное щупальце, девятнадцатое, оно-то меня и спасло. Энергично его раскрутив, я оттолкнулся и, мощным прыжком перелетев слюнявую пасть змеи, опустился на твердый грунт.

Спиральное щупальце — это вещь. Я искренне сожалею, что никто из вас, мои милые маленькие нзреды, не унаследовал его от меня. Единственное мое утешение — то, что, возможно, это щупальце проявится у ваших потомков, пусть даже и в измененном виде. Но тем не менее все вы, так или иначе, из этого цикла, и у вас имеется весьма эффективное малое щупальце, которое я сам унаследовал от нзред фанобрела.

Да, я не оговорился, упомянув про ваших потомков. Пожалуйста, не прерывайте меня пока. Я расскажу вам, как все грандиозно начиналось и как мы в результате пришли к тому, что имеем. Вы сами должны разобраться, что к чему, — обязано быть какое-то решение; а я уже слишком стар, мои дни сочтены, и очень скоро какая-нибудь ловкая тварь заполучит меня на обед.

Итак, продолжаю. Очутившись на твердой поверхности, я вынужден был помчаться еще быстрей: пятнистые змеи здесь были в большем количестве и гораздо длиннее. И, что немаловажно, чрезвычайно голодные.

Миг, и снова я спасаюсь за счет скрытой мощи своего спирального щупальца. Несколько раз, когда я взлетал в воздух, какая-нибудь ящероптица или стая гридников обрушивались на меня с высоты; падая же обратно на землю, я едва уворачивался от слюнявого языка очередной гигантской твари.

В общем, добрался я наконец до вершины десятой высочайшей горы, совершенно не подозревая, чем все это для меня кончится. Здесь впервые я и встретился с человеком.

Жилище пришельцев представляло собой куполообразную прозрачную постройку, всю облепленную ползающими тварями, не терявшими надежду проникнуть внутрь и поживиться живым мясом.

Хотите знать, что это было за жилище? Представьте себе вылупившегося наполовину нзреда, только без щупальцев и увеличенного в тысячу раз. Эта куполовидная постройка не имела, разумеется, никаких наростов и углублений типа тех, что мы используем в повседневной жизни; ее поверхность была абсолютно ровной.

Вблизи от постройки стоял огненный корабль. Я не смогу описать вам его достаточно подробно, скажу лишь, что отчасти он напоминал мленба, только без ласт, а частично походил на гуура, но без ветвей.

Трицефалопы меня заметили и стремительно, едва не топча друг друга, ринулись в мою сторону. Уворачиваясь от атак трехголовых монстров, я чувствовал, как растет мое нетерпение. Мне уже начинало казаться странным, почему наш избавитель, Хоган Шлестертрап, так долго не впускает меня внутрь. Среди всех способов уйти из жизни, которых у любого плука имелось в избытке, самым отвратительным для себя я считал перспективу быть разорванным на три неравные части и медленно съеденным трицефалопами. А с другой стороны, меня всегда считали эстетом, существом немного не от мира сего: ведь большинство плуков в первую очередь боялись попасться гридникам.

По счастливому стечению обстоятельств, в тот момент, когда меня уже должны были схватить, трицефалопы наткнулись на небольшую рощу гууров, пустивших корни по соседству, и задержались ими полакомиться. Удостоверившись, что ни один из гууров не принадлежит нашей семье, я максимально сосредоточился на том, чтобы привлечь внимание Шлестертрапа.

В конце концов часть купола распахнулась, затем какая-то сила решительно ухватила меня за щупальца и стремительно втянула внутрь помещения. Створки за мной тут же захлопнулись, и я оказался в небольшом отсеке, в непосредственной близости от наружной поверхности купола. Хищники, естественно, прекрасно меня видели и в ярости скребли прозрачную оболочку.

Появился робот — я его сразу узнал, потому что он в точности соответствовал описанию нзред фанобрела. С помощью небольшого оружия, напоминающего трубу, он мгновенно истребил мириады мелких тварей, всосанных внутрь вслед за моей скромной персоной.

Затем, дорогие мои детки, меня сопроводили прямо к самому Хогану Шлестертрапу!

Как же вам описать прославленного отпрыска этой многочисленной расы? Первое, на что я обратил внимание, это две пары главных щупальцев (представляйте их как угодно — ластами, стеблями, крыльями, плавниками, лапами), называемых соответственно руками и ногами. Имелось, правда, еще пятое щупальце — голова, расположенная сверху, довольно объемная и с углублениями, используемыми для сенсорных целей. В целом, за исключением оконечностей щупальцев, землянин был покрыт полосатой сине-желтой материей, происхождение которой, как мне потом объяснили, отнюдь не является тайной: она изготовляется другими людьми в какой-то хитрой последовательности, которую я не вполне уяснил. Каждое из четырех главных щупальцев распадалось в свою очередь на пять более маленьких, называемых ими пальцами, на манер когтей блэпа. Само тело Хогана сзади представлялось плоским, спереди же имелась приятная, ласкающая глаз любопытная куполообразная выпуклость, напомнившая мне нзреда, собирающегося откладывать яйца.

Но самое удивительное, и вы, конечно, согласитесь со мной, заключалось в том, что этот человек полностью, то есть абсолютно во всех деталях, соответствовал описанию, приведенному нзред фанобрелом бог знает как давно — с той поры сменилось, наверное, уже поколений шесть, а может, и семь! Одно из величайших преимуществ цивилизации в том и состоит, что у них, между их предками и потомками, никаких принципиальных изменений не наблюдается. Эти создания умудряются сохранять тот же самый внешний облик на протяжении десяти, а то и двенадцати поколений!

Понятно, что за каждое такое преимущество надо платить. И это как раз то, что так и не смогли понять наши диссиденты.

Когда я вошел, Хоган Шлестертрап располагался в кресле. Кресло — это... впрочем, о кресле мы, возможно, поговорим в другой раз. В своей руке (то есть в той ее части, которая заканчивается пальцами) он держал бутылку (формой напоминающую сроба без плавников), наполненную виски. Периодически он и бутылка совершали нечто, что нзред фанобрел живописал как акт конъюгации. Я, непосредственно наблюдавший за этим процессом, уверяю вас, что иными словами описать сие действо затруднительно. Что я, правда, никак не мог уяснить, так это какую, собственно говоря, пользу получает сама бутылка.

— Не угодно ли присесть? — предложил Шлестертрап, плавным движением пальца приказав роботу удалиться.

Я перекатился в кресло, безмерно счастливый уже оттого, что могу соблюсти правило нездешнего этикета, как вдруг ощутил некоторое затруднение при попытке удержаться и не упасть, поскольку совершенно не за что было ухватиться. Все же мне как-то удалось сохранить равновесие: раскинув по сторонам все свои щупальца и жестко уперевшись ими в края и основание кресла, я застыл в довольно неестественной, напряженной позе.

— Вы похожи на одного из тех пауков, которые как-то привиделись мне после ночной попойки, — любезно заметил Шлестертрап. Отдавая себе отчет, что многие людские мысли совершенно недоступны нашим примитивным умишкам, я принялся скрупулезно записывать все замечания, выходящие из уст Великого Цивилизатора, независимо от того, понимал я их или нет. К примеру, что такое «паук» или как понимать сочетание «ночная попойка»?

— Вы, Хоган Шлестертрап из Голливуда, штат Калифорния, планета Земля, прилетели к нам с благородной миссией: вытащить нас из мрачного болота невежества к яркому инкубатору знаний. Меня зовут нзред шафалон. Мой прародитель нзред фанобрел встречал ваших предков, когда они впервые прилетели на Венеру; его, служившего у вас в качестве технического советника, порекомендовал вам, в свою очередь, нзред нзредд.

Землянин не издавал ни звука. Небольшая расщелина в его голове — рот, как они ее называют, — приоткрывалась все больше и больше.

Чувствуя себя польщенным и ободренный несомненным интересом с его стороны, я решился сообщить самую значимую часть информации. Насколько она ценна и полезна, я в тот момент не подозревал:

— Так записано в Книге Семерок: «Когда плук встречается с плуком, они беседуют о полах. Традиции соблюдены, координатор выбран, и средь шумного пиршества и ликования они вступают в священный здоровый брак. Квадрат семи составляет сорок девять».

Тишина. Хоган Шлестертрап, судорожно схватив бутылку, принялся с ней конъюгировать.

— Перед вами, — пробормотал он после некоторой паузы, — знаменитый Хоган Шлестертрап, продюсер и постановщик фильмов «Любовная песнь Луны», «Отщепенцы из 2109-го», «Курс на астероиды!» и многих других. Да, да, Хоган Шлестертрап, увы, отправленный прозябать на пенсии в этот ваш венерианский дурдом, обреченный провести оставшиеся годы среди болтливых пауков-математиков и вечно голодных... этих... как бишь их там.

Тут Хоган поднялся и принялся прохаживаться — этот акт он производил нижними конечностями.

— Я снимал для них сагу за сагой, — продолжал он, — и все они имели феноменальные сборы. Но стоило моему римейку «Марсианская одиссея» сделать сборы не более чем феерические, как они сказали, что я вышел в тираж. А ведь когда-то я собственноручно вытащил их из грязи и сделал из их имени брэнд! Но вместо того, чтобы предложить мне какое-нибудь стоящее местечко типа Титана или Ганимеда, они самым бессовестным образом засылают меня на Венеру. И ладно бы куда-нибудь к полюсу — там, по крайней мере, можно посидеть в баре и пообщаться с себе подобными, — тогда бы у меня оставалась хоть какая-то возможность отсюда выбраться. Да уж, Сонни Галенхупер, дружок мой так называемый, втянул ты меня в эту идиотскую авантюру с Межпланетной Культурной Миссией, так что приходится мне теперь торчать по твоей милости на этом потном континенте и клепать бессмысленные стереофильмы для местных животных, хотя биологи чуть ли не в один голос твердят, что все это глупо и никому не нужно. Уму непостижимо! Но ничего! Шлестертрап еще себя покажет, мой звездный час еще не настал!

Это был незабываемый монолог, уж поверьте мне. Когда-нибудь со временем, когда наша цивилизация поднимется на более высокий уровень, мудрость, заключенная в словах этой бесподобной речи, будет наконец оценена по достоинству. Им, нашим будущим, более цивилизованным потомкам и предназначаю я монолог Великого Цивилизатора.

— Итак, — обратился ко мне землянин, — знаете ли вы, что такое стерео?

— Не вполне, — ответил я. — Вы же знаете, что до сих пор лишь кому-нибудь одному из нас выпадала честь беседовать с людьми, так что наши сведения относительно ваших выдающихся достижений весьма скромны. В Книге Пар слишком мало полезных сведений, там главным образом описываются события, связанные с прилетом ваших первых исследователей, и приведены описания роботов и корабля, выполненные нзред фанобрелом. Но, поскольку вы спросили, я заключаю, что стерео — существенный элемент индустриальной цивилизации.

— Совершенно верно. — Он потряс бутылкой. — Стерео базируется на всем остальном. Возьмите ваши литературу, музыку, живопись...

— Извините, — перебил я его, — но ничего такого пока у нас нет. На нас охотится такое множество...

— Боже, вы прервали ход моих мыслей, — закричал он, — пожалуйста, не перебивайте меня. Я творец... э-э-э... о чем же это я говорил? Ах, да. Возьмите ваши литературу, музыку, живопись — тут все ясно и понятно. Так вот, стерео — все это в одном флаконе. Миниатюрные, сверхкомпактные кассеты содержат в себе всю историю человеческих устремлений. Стерео — это не просто один из многочисленных видов искусства двадцать второго столетия, нет! Стерео — главнейшее искусство столетия. А где бы вы были без искусства, ну где?

— Где? — с энтузиазмом повторил я поразивший меня вопрос.

— Да нигде. Вообще нигде. Конечно, на первый раз, возможно, вас бы и не упрекнули, но отсутствие класса, мастерства рано или поздно скажется. Вам может даже повезти, и вы случайно получите Оскара, оставаясь при этом заурядным халтурщиком...

Я сосредоточенно старался все запомнить, решив отложить истолкование услышанного на потом. По-видимому, это была моя ошибка — мне, наверное, следовало задавать побольше вопросов. Но я был настолько ошарашен и сбит с толку...

— ...Стереокино сделало грандиозный скачок со времен средневековых звуковых фильмов, — продолжал он. — Колоритные, емкие образы полноценно воздействуют на пять органов чувств, создавая гармоничное и цельное восприятие. — Немного помолчав, Хоган Шлестертрап продолжал с еще большим воодушевлением: — Дабы вам было известно, продукция Шлестертрапа занимает свою особенную почетную нишу. Самобытная, ни с чем не сравнимая техника сделала это возможным. Да, сэр! Трудно удачнее польстить стереоискусству, чем заметить, что ему присущ особый шлестертраповский дух, своеобразный шлестертраповский привкус, как я часто люблю повторять. Да, почти всегда мне сопутствовал успех. Но в нашем бизнесе говорят: ты крут ровно настолько, насколько крут твой последний фильм...

Почувствовав гнетущую тишину, последовавшую за его последней репликой, я беспокойно защелкал щупальцами.

— О, извиняюсь, дружище. — Цивилизатор поднял глаза. — Итак, нам нужно смонтировать фильм, отражающий ваш быт, ваши чаяния и духовные устремления. Это должно заинтересовать господ из Пеории[1] и, естественно, привнести культуру и в вашу жизнь.

— Да, нам это крайне необходимо. Особенно культура, способная защитить нас от...

— Да, все верно. Положитесь на меня. Поймите, что пока я наметил лишь основное направление. Я никогда не принимаю окончательных решений до той поры, пока мысль не вызреет во мне и пока в моем подсознании не оформится окончательная идея. Итак, поскольку, я думаю, технический аспект производства фильмов вам известен, то мы можем приступить к разработке сюжета. Ну, во-первых, очевидно, что без религии и политики мы вряд ли обойдемся, но для надежной затравки, как я это люблю повторять, необходима какая-нибудь старомодная любовная история. Не могли бы вы поведать мне что-нибудь этакое?

— К сожалению, на ваш вопрос не так-то легко ответить, — медленно проговорил я. — Еще в беседах с первыми исследователями, прилетавшими на огненных кораблях, этот момент оказался камнем преткновения. Они посчитали дело крайне запутанным.

— Ай, — высокомерно махнул он рукой, — эти ученые кролики из всего умудряются сделать проблему. Итак, давайте возьмем какого-нибудь предпринимателя, который одновременно является художником, то есть, по сути, человеком искусства. Предлагаю пойти по этому пути. Вот. Теперь расскажите, пожалуйста, про ваши два пола.

— В этом-то все и дело. У нас не два пола.

— О, принадлежите, значит, к животным типа «сам по себе»? Н-да... С одним полом толкового сюжета не получится. Не-е-ет...

Я расстроился; он, похоже, меня не понимал.

— Я хотел сказать, что у нас больше чем два пола.

— Больше чем два пола? Как у пчел, что ли? Рабочие пчелы, трутни и матки. Но и там вообще-то только два. Рабочие пчелы...

— У нас, плуков, семь полов.

— Семь полов. Да, действительно, дело несколько усложняется. Вы хотите сказать, что в нашем сюжете будет семь полов? — взвизгнул Цивилизатор.

Плюхнувшись обратно в кресло, он принялся разглядывать меня своими оптическими органами. Мне показалось, что они стали подрагивать, как и его щупальца.

— Это, согласно Книге Семерок, сроб, мленб, ткан, гуур...

— Стоп, стоп, стоп, — скомандовал он. Завершив конъюгацию с бутылкой, он потребовал, чтобы робот принес еще одну. Наконец он вздохнул и промолвил: — Неужели для существ, которых вы только что перечислили, действительно так важно иметь семь полов?

— Одно время мы думали, что всем существам без исключения необходимо, как минимум, семь полов. Однако после прибытия ваших исследователей мы подробно изучили вопрос и обнаружили, что для некоторых особей на нашей планете это неверно. Мой предок, нзред фанобрел, неоднократно и довольно продуктивно беседовал с вашими биологами, которые поделились с ним некоторыми теоретическими знаниями, объяснявшими то, что мы знали лишь на практике. К примеру, биологи установили, что мы эволюционировали в некую семиполую форму, с тем чтобы стимулировать мутации.

— Мутации? Вы хотите сказать, что ваши дети будут непохожи на вас?

— Совершенно верно. Понимаете, на Венере существует лишь один вид существ, с превеликим удовольствием поедаемый всеми остальными хищниками. Вместо пожирания друг друга они предпочитают лакомиться именно указанными особями. Я говорю о плуках. Монстры разных видов и мастей время от времени стекаются со всех концов нашей планеты, со всех ее островов и морей на пиршество, основным кушаньем на котором являются несчастные плуки. Представьте себе, например, что между плотоядным и травоядным животными происходит смертельная схватка, и, допустим, в пылу борьбы плотоядный хищник случайно обнаруживает поблизости плука. Так вот, искушение полакомиться плуком столь велико, что победивший хищник совершенно игнорирует тушу побежденного травоядного.

— Но почему? — Цивилизатор стал приглядываться ко мне с неподдельным интересом. — Что же такого в вас необычного, такого, чего нет ни в ком другом?

— Мы точно не знаем. Возможно, наши тела обладают своеобразным привкусом, неизменно возбуждающим аппетит у монстров; а может быть, как предположил один из ваших биологов, в клетках нашего организма содержится специфический элемент — какой-нибудь витамин, существенно важный для остальных жизненных форм. Но поскольку мы маленького роста и совершенно беспомощны, то для того, чтобы выжить, нам необходимо воспроизводиться в огромном количестве. И довольно большая часть должна отличаться от родителя, которому в свое время тоже посчастливилось выжить и дожить до репродуктивного возраста. Таким образом, если взять семь родителей, на протяжении долгого времени непрерывно порождавших потомство, то их отпрыски наследуют максимально эффективную степень выживаемости и вдобавок существенно отличаются от любого из родителей, обеспечивая тем самым постоянное и довольно быстрое совершенствование расы плуков как таковой.

— Что ж, вполне вероятно. — Пришелец утвердительно хрюкнул. — В случае с одним полом, или, как говорят профессора биологии, в бесполом варианте, практически немыслимо получить мутировавшее потомство. В бисексуальном случае генетическая изменчивость вполне реальна. При семи же полах ситуация, по-моему, вообще не поддается контролю. Однако любопытно: попадался ли хоть раз невкусный плук или, например, достаточно сильный и ловкий, умудрившийся уцелеть в схватке?

— Нет. Складывается ощущение, что элемент, делающий нас, извините, деликатесом, влияет на наше физическое устройство. Согласно опять же высказываниям ваших биологов, эволюция плуков акцентируется скорее на наших способностях прятаться и ускользать. Воинственный же или агрессивный плук еще не появлялся на свет божий. А ведь у нас не один и не два врага — все, кто не плуки, поедают плуков. За исключением, правда, людей — позвольте мне поэтому, пользуясь случаем, выразить вам нашу искреннюю глубочайшую признательность. Книги Чисел, отражающие нашу историю, сообщают нам, что время от времени плуки объединялись в солидные группы, пытаясь совместными усилиями противостоять истреблению. Тщетно! Как вы догадываетесь, вместо уничтожения отдельных особей истреблялись целые группировки. У нас в принципе никогда не хватало времени на то, чтобы создать приемлемую систему обороны или хотя бы сконструировать такое замечательное средство, как оружие, которым, как мы убедились, вы обладаете. Именно поэтому мы так радуемся каждому вашему появлению. И наконец...

— Радоваться будете после. Я здесь для того, чтобы выполнять свою работу, создавать стереофильм, претендующий по меньшей мере на эпопею, даже если подручного материала наберется от силы на захудалую хронику. Расскажите мне, пожалуйста, в общих чертах, как все у вас устроено.

— Позвольте мне все же заметить, что, независимо от того, что у вас получится, мы перед вами в неоплатном долгу и будем вечно прославлять ваше великое имя. Ведь мы вступаем на путь цивилизации; мы научимся строить неприступные жилища и...

— Конечно, конечно. Подождите чуть-чуть. Сейчас мне принесут новую бутылку. Отлично. Итак, что представляют собой ваши семь полов и как у вас формируется семья?

Я основательно задумался, прекрасно отдавая себе отчет, какая ответственность ложится на меня в этот момент, насколько моему благодетелю важна точная и исчерпывающая информация, которая поможет ему создать стерео, первую ступеньку в нашем пути к цивилизации.

— Пожалуйста, постарайтесь понять, что многое из того, о чем я буду говорить, мы сами представляем весьма поверхностно. Мы знаем, что должно произойти; для того же, чтобы понять, как это происходит, мы пользуемся теориями, разработанными биологами с первого огненного корабля. К сожалению, эти теории весьма замысловаты, а в приложении к механизму размножения плуков, по признанию ваших же ученых, находятся еще в зачаточном состоянии. В целях тщательного экспериментирования нам пришлось пожертвовать целым поколением семьи фанобрела, а в итоге была выработана лишь весьма приблизительная схема. В общем, наши семь полов — это...

— Я в курсе, что это очень сложно, — прервал меня Шлестертрап. — По возвращении из экспедиции биологи оставили после себя километры исписанной формулами бумаги. Однако, видите ли, сразу же после этого в стране прошла избирательная кампания и пришедшая на смену партия сожгла все прежние записи. Но сейчас я не намерен копаться в этих научных дебрях, нет! В отличие от того же Гогарти. Он, кстати, рыл носом землю, чтобы отобрать у меня эту работу и занять мое место. Некоторые просто не в состоянии оставаться в стороне, особенно заполучив бразды правления. Что же касается меня, то я здесь для того, чтобы делать стерео, хорошее стерео. Как можно прочесть в венерианских проспектах — «для того, чтобы нести плукам культуру».

— Благодарю вас. Мы и вправду удивлены, почему Гогарти не вернулся, ведь он выказывал такую искреннюю заинтересованность нашими делами и проблемами. Но, поверьте, мы не сомневаемся, что уничтожение его записей вновь избранной партией, по-видимому, диктовалось необходимостью и озабоченностью в успешном ведении дел. Мы не доросли еще до категорий типа «партия», «выборы» и тому подобного. Для нас каждый человек столь же мудр и прекрасен, как любой другой. Вы, разумеется, разбираетесь в основах человеческой генетики?

— Конечно. Вы имеете в виду хромосомы и прочую чепуху?

Я энергично замахал малым щупальцем.

— Да, хромосомы и чепуху. Особенно чепуху. По-видимому, именно это понятие делает весь предмет наиболее трудным для нашего восприятия. Гогарти ни разу не упоминал о нем. Все, чем он занимался, касалось хромосом и генов.

— Неудивительно, что на совещании биологов разразился скандал! Давайте посмотрим. Хромосома представляет собой совокупность генов, каждый из которых в свою очередь отвечает за определенное качество индивидуума. Когда животное готово к произведению потомства, каждая из его зародышевых, или, иначе, половых, клеток делится на две дочерние, называемые гаметами. Гамета содержит половину хромосом родительской клетки, и каждой хромосоме из каждой гаметы поставлена в соответствие некая конкретная, прямо противоположная по свойствам хромосома парной гаметы. Этот процесс называется мейозом. Поправляйте меня, если я где-то ошибусь.

— Разве человек может ошибаться? — искренне удивился я.

Лицо Шлестертрапа сморщилось.

— У человека женская половая клетка содержит в себе двадцать четыре пары хромосом, одну из пар называют Х-хромосомой, она определяет пол. Половая клетка распадается на две женские гаметы, состоящие каждая соответственно из двадцати четырех хромосом, по одной Х-хромосоме в каждой гамете. Поскольку мужская половая клетка, если я правильно помню, имеет лишь двадцать три идентичных пары хромосом и дополнительную, отличную от остальных пару, называемую X-Y-хромосомой, она также делится на две, только мужские, гаметы по двадцать четыре хромосомы в каждой, причем из этих хромосом только двадцать три имеют своего близнеца в парной гамете. Двадцать четвертая Х-хромосома попадает в одну мужскую гамету, а Y-хромосома в другую. Если мужская гамета, называемая сперматозоидом, содержит Х-хромосому и соединяется с женской гаметой, или яйцеклеткой, — то есть «доставляет Х-хромосому», как кто-то выразился на совещании, то результирующая зигота будет женской; если же Y-хромосомная гамета оплодотворяет яйцеклетку, получится мужская зигота. Все эти сведения они впихнули в меня перед тем, как я покинул Землю. Лекции, бесконечные заседания, всего понемножку.

— Все верно, — с воодушевлением произнес я. — Только в нашем случае...

— Я припомнил еще кое-что, вот смотрите. Y-хромосома считается недоразвитой и слегка отсталой, и это делает содержащую ее гамету несколько ослабленной или что-то в этом роде. Сперматозоид с Х-хромосомой считается более быстрым и сильным и имеет лучшие шансы оплодотворить яйцеклетку. Это, кстати, показывает, почему женщина дольше живет и почему она выносливее мужчины. Просто, не правда ли? Ну, и как же все это происходит у вас?

Затянувшаяся беседа, общая атмосфера помещения, ощущение нереальности происходящего несколько ослабили меня — немного кружилась голова, и я чувствовал себя уставшим. Но я понимал, что происходит нечто очень важное и собственная слабость не имеет права все испортить. Я напряг щупальца и начал:

— В согласии с условиями брака, когда установлена цепочка, каждая их половых клеток побуждается к мейозу. Клетка делится на семь гамет, шесть из которых имеют жгутики, а седьмая, в зависимости от пола, сокрыта внутри или снаружи плука.

— Что такое цепочка?

— Цепочка размножения. Обычно порядок таков: сроб (водоплавающее), мленб (земноводное), ткан (крылатое), гуур (растениевидное), флин (роющий норы), блэп (обитающий на деревьях). И конечно, в самой цепочке процесс идет по циклу: сроб, мленб, ткан, гуур, флин, блэп, сроб, мленб, ткан, гуур, флин, блэп, сроб...

Хоган Шлестертрап обхватил голову руками и стал медленно раскачиваться вперед-назад.

— Начинается сробами и кончается блэпами... — промолвил он почти беззвучно. — И я... э-э-э...

— Сроббом и блэппом, — робко поправил я. — Причем совершенно необязательно начинать именно с первого и заканчивать последним. Потомство может рождаться в любом звене цепи, в этом плане все полы равноправны; просто для оплодотворяемой зиготы требуется наличие необходимых хромосом.

— Замечательно! Теперь давайте поподробнее о хромосомах. Насколько я понял, берется, к примеру, зародышевая клетка сроба и делится на семь гамет вместо обычных двух, как у остальных видов.

— Ну, согласно нашему слабому разумению, подразумевается некий хромосомный шаблон, разработанный Гогарти и его ассистентом Вольфстеном после тщательных и долгих исследований. Гогарти тогда еще предупреждал моего прародителя, нзред фанобрела, что все это весьма приблизительно. В соответствии с их анализом зародышевая клетка заданного пола имеет сорок девять хромосом, причем сорок две из них имеют типы А, В, С, D, Е, F (по семь хромосом каждого типа), шесть штук относятся к типу G и одна типа H. Последняя однозначно определяет пол. Шесть подвижных гамет формируются в период мейоза — каждая из них содержит идентичную группу из семи хромосом типов с A по G, а седьмая, неподвижная, гамета состоит из хромосом А, В, С, D, Е, F и H. Эту последнюю Гогарти называл женской, или Н-гаметой, поскольку она не покидает тело плука до тех пор, пока не сформирована половая клетка, полностью оплодотворенная всеми сорока девятью хромосомами (или семью гаметами соответственно), и поскольку она задает пол. Пол, естественно, определяется плуком, в теле которого эта клетка и находится.

— Разумеется, — промычал Шлестертрап и принялся опять долго и задумчиво конъюгировать с бутылкой.

— Так должно быть, поскольку в окончательной зиготе имеется лишь одна Н-хромосома. Впрочем, вам, наверное, дальше и так все ясно. Применив мощь человеческого интеллекта и опираясь на горстку приведенных мной фактов, вы наверняка уже выстроили в голове всю схему.

Влага, скопившаяся на голове Цивилизатора, причудливо стекала по его лицу.

— Я понимаю вас, — произнес он, — и, естественно, представляю себе весь процесс. Но чтобы картина стала яснее и вам самому, я попросил бы вас продолжить.

Я поблагодарил его за учтивость, неизменно восхищавшую меня в людях.

— Итак, предположим, наша цепочка начинается со сроба. Сроб передает одну из шести своих подвижных гамет мленбу, в котором она объединяется с одной из мленбовских клеток из диапазона А-G, формируя то, что Гогарти называл двойной гаметой или презиготой. Презигота будет состоять из семи пар, от А до G, хромосом. Далее, в теле ткана, следующего в цепочке, эта презигота объединится с ткановской подвижной гаметой, образуя уже тройственную гамету, состоящую из семи хромосомных триплетов, от А до G соответственно. И так до конца цепочки, сливаясь на каждом шаге с очередной семихромосомной гаметой. Когда дело доходит до блэпа, накопленная гамета состоит уже из сорока двух хромосом — шести типа А, шести В и так далее до шести G. В этот момент шестеричная гамета теряет жгутики и в теле блэпа соединяется со стационарной Н-гаметой, образуя сорокадевятихромосомную зиготу, которой естественно соответствует пол блэпа. Яйцо, таким образом, отложено, и очень скоро из него вылупляется детеныш блэпа. В течение первых десяти дней с момента его появления на свет родитель неусыпно охраняет ребенка и обучает его приемам выживания. По истечении десяти дней наполовину созревший блэп сам уже занимается поисками пищи и самолично применяет меры собственной безопасности. Через сто дней он уже окончательно созревает и готов влиться в семью и производить потомство. Цепочка, как я уже отмечал, может начинаться в любой точке, но сам процесс протекает всегда в одном и том же направлении. Поэтому, например, флин передаст исходную семихромосомную гамету именно блэпу, затем блэп сформированную у себя в теле двойную гамету перешлет по инстанции сробу, который, соответственно, создаст гамету-триплет. В итоге при этом сценарии все завершится гууром. Да, Гогарти был чрезвычайно умен. Он, между прочим, предположил, что мы, возможно, являемся даже не семиполыми созданиями, а семью различными особями, живущими в репродуктивном симбиозе.

— Хренов гений, этот ваш Гогарти! Однако постойте! Сроб, мленб, ткан, гуур, флин, блэп — получается только шесть!

Наконец-то мы подошли к самому интересному.

— О да. Я — представитель седьмого пола, нзред.

— Нзред, хм? И что вы делаете?

— Координирую.

Неожиданно Шлестертрап пронзительно крикнул, и к нему примчался один из роботов. Землянин велел ему принести ящик с бутылками и поставить рядом с креслом, приказав затем на всякий случай находиться рядом с ним.

Я блаженствовал. Мой монолог явно произвел сенсацию. Да и нечасто, прямо скажем, плук имеет возможность сидеть вот так запросто с животным другого вида и вести интеллектуальную беседу, вместо того чтобы быть им съеденным.

— Он координирует! Почему бы членам вашей семьи не использовать хорошего экспедитора или диспетчера?

— Я сам выполняю все эти функции. Но главным образом я координирую. Понимаете, вот, например, мленб стремится понравиться какому-нибудь сробу и одновременно ищет себе ткана, которого он собирается любить. Ткан, в свою очередь, очаровывает и соблазняет некого мленба, попутно подбирая себе хорошего гуура. На мне же лежит ответственность за организацию совершенной и гармоничной цепочки, за обеспечение совместимости характеров входящих в нее членов. Я стремлюсь к тому, чтобы произведенное потомство обладало максимальной вариабельностью и получилось более совершенным и приспособленным к жизни, чем их родители. Далее, в соответствии с семейными традициями, когда цепочка определилась, у каждого ее члена появляется зародыш с полным комплектом из сорока девяти хромосом. Самое напряженное время для нзредов! Я должен удостовериться, что все половые клетки развиваются с одинаковой скоростью. Каждый пол в ходе цикла пытается оплодотворить семь Н-гамет, и гибель какого-либо индивидуума в середине цикла приводит к полной семейной дезорганизации, за исключением, правда, случая, когда выбывший успел при этом передать свои гаметы. Вот мне и приходится порой подыскивать замену съеденному индивидууму, следя, разумеется, за тем, чтобы не навредить другой семье, откуда я его беру (может, например, оказаться, что в другой семье, кроме него, уже никого не осталось).

— Да, надо думать, скучать они вам не дают, — заключил Шлестертрап. — Но как же вы-то, нзреды, тогда рождаетесь, если находитесь вне цепи?

— В том-то и фокус, что нзред одновременно как бы и вне и внутри цепочки. Шесть полов, пересылающих друг другу гаметы, непосредственно формируют цепочку. Когда к цепочке присоединяется нзред, получается законченная семья. Что касается репродуктивных возможностей самого нзреда, то он самодостаточен, то есть способен сам себя удовлетворить, если возникшая ситуация этого потребует. Он в состоянии, например, получить от ткана шестеричную супергамету, а исходную одиночную гамету переслать гууру; он также может поставить себя, допустим, между флином и блэпом или между блэпом и сробом, по обстоятельствам. К примеру, в Сезон Двенадцати Ураганов ткан не может летать и соответственно заниматься поисками гуура, где бы тот ни произрастал: в этом случае именно нзред заполняет собой возникшую брешь. Все это довольно трудно выразить на неродном языке; биологи из первой экспедиции вообще считали, что процесс более запутанный, чем просто митоз оплодотворенной клетки плука, но...

— Постойте, — не выдержал Хоган. — Вы мне окончательно запудрили мозги, а они мне еще пригодятся. Меня ни в малейшей степени не интересует, каким образом нзред вплетается в этот сумасшедший половой танец и как он из него выпутывается, и я определенно не хочу больше слушать про всякие там митозы. У меня своих хлопот полон рот, и проблемы растут как грибы. Расскажите мне лучше вот что: какое количество потомков производит каждый пол за один цикл.

— На это влияет множество факторов: количество родителей, оставшихся в живых на протяжении всего цикла, число невылупленных яиц по причине сверхмутаций...

— Хорошо, хорошо! Предположим, что цикл безупречен, и вот наконец туман рассеялся. Так сколько же тогда народится новых плуков?

— Сорок девять.

Хоган откинулся на спинку кресла.

— Не очень много, если принять во внимание, как быстро вы покидаете этот мир.

— Да уж. Печально, но факт. Однако родитель не в состоянии высидеть более семи яиц, учитывая условия, в которых мы живем, и тем более вырастить свыше семи отпрысков. Да и эти-то семь выживут лишь в том случае, если в полной мере усвоят переданный им опыт, что бывает крайне редко.

— По-видимому, вы правы, — заметил Хоган и вынул из своей одежды какой-то заостренный инструмент и лист белой материи. Наблюдая за землянином, я вспомнил, что об этих манипуляциях нзред фанобрел мне тоже сообщал.

— Через несколько мгновений, — сказал он, что-то записывая, — я отведу вас в демонстрационный зал, где вы сможете посмотреть современный стереофильм с участием людей. Картина, конечно, так себе, но она даст вам представление, что я предполагаю сделать для вашего народа по линии культуры. Когда будете смотреть, может быть, у вас возникнут какие-нибудь идеи, как помочь мне с сюжетом. Так, теперь взгляните: это гогартовское описание вашего хромосомного шаблона после мейоза половой клетки?

И он развернул лист перед моими сенсорными щупальцами:

— Абсолютно верно, — ответил я, восхищаясь явным преимуществом изображенных символов по сравнению с тем, что мы обычно чиркаем на песке или в грязи.

— Замечательно. — Он продолжал что-то писать на листе. — Теперь, какой из ваших полов мужской и какой женский? Я помню, вы употребляли слово «он» и...

Тут мне пришлось его прервать.

— Я использовал эти местоимения исключительно из-за недостатка в английском необходимых слов. Это, естественно, не означает, что я умаляю неоспоримые достоинства вашего языка. Я прекрасно понимаю, что при его конструировании вы не предполагали общаться с плуками. Но как бы там ни было, у вас отсутствуют местоимения для ткана, гуура или блэпа. Мы все мужчины по отношению друг к другу, в том смысле, что передаем оплодотворяющие гаметы; но мы также и женщины, поскольку вынашиваем развивающуюся зиготу. Поэтому опять же...

— Помедленнее, дорогой, помедленнее. Мне необходимо сделать сюжет, а вы мне нисколько в этом не помогаете. Вот здесь схема вашей семьи — правильно?

И он снова протянул мне листок.

— Да, только нзред изображен не совсем точно...

— Послушайте, любезный, — зарычал он. — Я нарисовал, как понял. А понял я именно вот так. Теперь любовная история, дайте мне подумать...

Я терпеливо ждал, пока он размышлял над этой странной вещью, называемой историей, без которой невозможно создать стерео, без коего, в свою очередь, немыслимо привить нам культуру и цивилизацию. Скоро, совсем скоро у нас появятся жилища, похожие на то, в котором я сижу; у нас будет такое же оружие, каким воспользовался робот, когда я вошел...

— Как, говорите, это происходит? — внезапно спросил он, — Это, разумеется, не окончательная версия, так, грубая прикидка. Итак, сроб встречает мленба, ткан теряет гуура, флину достается блэп. Как вам? Нзреда только никак не присобачить.

— Я координирую.

— Я помню, вы координируете. Как бы это... Ладно, сроб встречает... черт, да замолчите вы наконец! Все, что вам нужно делать, — это периодически отвечать «да». — Он что-то пошептал своему роботу. — Бронзо проводит вас сейчас в демонстрационный зал. Мне необходимо подумать.

Едва не разбившись, я соскочил на пол и последовал за роботом.

— Клевая вырисовывается любовная история, — задумчиво пробормотал он мне вдогонку. — Именно так. Напоминает шахматную игру, только не на доске, а в трех измерениях. Дикие, непредсказуемые пешки и вездесущая королева, шныряющая по гиперпространству. Интересно, есть ли у этих уродин-спрутов религия? Такой милый, набожный фильмец вытанцовывается. Эй! У вас есть религия?

— Да, — сказал я.

— И что она такое? Я имею в виду, во что вы, собственно, верите. Только попроще, пожалуйста. Философствовать будем позже.

Выдержав приличествующую паузу, я аккуратно выдавил из себя:

— Да.

— Чего? Хватит ломать комедию, а то схлопочешь! Тоже мне остряк-самоучка. Только потому что я велел тебе не перечить, пока я размышляю вслух... Нечего мне тут выдавать тупые хохмы, когда я задал тебе прямой вопрос.

Я извинился, пытаясь объяснить свою мнимую дерзость простыми условиями нашей жизни.

— Прежде всего, — начал я, — когда прилетает возбужденный ткан предупредить нас, что приближается стая голодных стринтов, все воспринимают сообщение буквально и предельно конкретно. Коммуникационная связь сводится у нас в основном к попыткам передать информацию, существенную для выживания: поэтому она должна быть четкой и определенной. Человеческую же речь как продукт цивилизованной расы можно представить себе деревом, приносящим самые различные плоды. И потому, к несчастью для нас, мы обнаружили, что не всегда легко выбрать нужный плод...

— Ладно, вы виноваты, и я прощаю вас. — Шлестертрап отмахнулся от моих объяснений. — И все же, верите ли вы в жизнь после смерти?

— Нет, абсолютно не верим, — принялся я неторопливо объяснять, — потому что никто еще из плуков не возвращался оттуда, чтобы убедить нас в обратном. Однако из-за трудностей и невзгод, испытываемых нами в этой жизни, и из-за ее унизительной быстротечности нам приятно думать, что у нас будет по крайней мере еще одно, дополнительное существование. Так что это, скорее, не вера, а упование.

— Надо признать, что для животного, не имеющего легких, вы довольно говорливы. И в чем же заключается это ваше упование?

— В том, что после смерти мы окажемся на бескрайней земле с небольшими морями, болотами и горами. Земле, где повсеместно растут розовые сочные травы. Земле, где, куда бы ни взглянул оптический орган, он не увидит никого, кроме плуков.

— И?

— Больше ничего. Это и есть наше упование: попасть когда-нибудь, в этой ли или в следующей жизни, туда, где, кроме плуков, никого нет. Вы же понимаете, что плуки — единственные существа, которые, вне всякого сомнения, не едят других плуков. Мы чувствуем, что обрели бы тогда счастье.

— Этого недостаточно даже для одноразовой халтуры. Вот если бы вы, например, верили в бога, который требовал бы от вас жертвоприношения... Но, по-моему, в вашей жизни все и так запутано. Идите и смотрите стерео, а я что-нибудь придумаю.

Очутившись в демонстрационном зале, я вполз в кресло, придвинутое мне роботом, и принялся наблюдать за ним и его помощниками: они вставляли какие-то блестящие цветные полоски в пять продолговатых, напоминающих мленба предметов, прикрепленных к стенам и потолку. Сейчас я, разумеется, уже знаю, что означают термины «фильм» и «проектор», но в тот момент мне все казалось таким новым, странным и удивительным, что я целиком обратился в зрение и слух.

Каким несметным количеством вещей владеют люди, просто поразительно! Их способы записи информации настолько многочисленны и разнообразны: книги, стерео, писчая бумага... да всего и не перечислишь! Я просто убежден, что физическая память людей при таком стремительном росте эволюции уже давно переполнилась и атрофировалась и что вскоре ей на смену придет специальная клавишная аппаратура, непосредственно подключаемая к мыслительному процессу. Им нет нужды постоянно держать в головах Книги Чисел или запоминать девятитысячелетнюю историю расы, постоянно просматривать и прорабатывать ее, извлекая уроки из давным-давно происшедших событий и примеривая их к современным проблемам. Величественные человеческие возможности сводят мой разум с ума.

Внезапно в помещении потемнело, и крошечное белое пятнышко растянулось в полноцветное изображение, сопровождавшееся полноценными звуками и воздействовавшее на органы обоняния и осязания. Единственное, что меня удивило, отчего люди, монтировавшие стерео, не сымитировали заодно уж атмосферное давление и совершенно проигнорировали ощущения вкуса. Хотя я понимал, что, в принципе, развитое обоняние способно вызывать вкусовые переживания, и достаточно восприимчивый индивидуум вполне бы этим удовлетворился. Что касается полноцветности, то земляне, пользуясь лишь тремя цветами из существующих девяти, по-видимому, поступают так исключительно ради простоты, так что, наверное, унылые и однообразные сочетания синего, красного и желтого — результат простой договоренности.

Когда появившиеся на экране человеческие персонажи принялись демонстрировать передо мной свою жизнь, я стал понимать, что Хоган Шлестертрап имел в виду под «сюжетом». Сюжет — это история об одном или нескольких индивидуумах в определенной культурной среде. Я недоумевал, каким образом Шлестертрап собирается выстроить фабулу, опираясь на примитивную жизнь плуков; ведь он нас почти не знал. Мне и невдомек тогда было, сколь поразительно людское воображение. История, которая разворачивалась передо мной в этот и без того перенасыщенный впечатлениями день, первый день нашей цивилизации, касалась двух полов, по одному представителю от каждого. Главного героя, мужчину, звали Луи Трескот, а девушку играла Бетина Брамвел.

Сюжет сводился к упорным попыткам Бетины Брамвел и Луи Трескота встретиться и отложить яйца. Многочисленные трудности и проблемы подстерегали пару на каждом шагу, но, преодолев наконец все препятствия, герои соединились и подготовились к размножению.

Вероятно, по недосмотру сюжет завершился прежде, чем яйца были отложены; не покидало, правда, чувство твердой уверенности, что акт таки произойдет.

На этом фильм завершился. Экран запестрел от ярких красок, раздались непонятные оглушительные звуки, называемые у людей музыкой, наконец краски потухли, и все исчезло. В зале зажегся свет, и роботы занялись проекторами. Я возвратился к Шлестертрапу, впечатленный новыми знаниями.

— Отлично, — сказал он. — Вполне приемлемо, даже учитывая расходы. Послушайте, у меня созрела идея вашего стерео, может, несколько сумбурная, но тем не менее. Итак, скажите мне, какого животного вы, жуки, боитесь больше всего?

— Ну, в Сезон Двенадцати Ураганов стринтов и засасывающих плющей, так как именно они наносят в это время колоссальный урон нашей расе. В периоды действия других опасных циклонов — в первую очередь, трицефалопов, бринозавров и гридников...

— Не нужно сообщать мне про все ваши трудности. Отвечайте конкретно: кого вы боитесь больше всего на данный момент?

Я основательно задумался. Поставленный в таком виде вопрос давал мне пищу для размышлений дня на два, не меньше, но, учитывая, что Великий Цивилизатор беспокойно переминался с ноги на ногу, я не стал злоупотреблять его терпением. Необходимо было немедленно отвечать, и, вероятно, тут я и совершил ошибку, отпрыски мои. Но примите во внимание, что, задумайся я над ответом несколько дольше, нам, возможно, так никогда бы и не пришлось получить хоть какую-нибудь пользу от цивилизации.

— Гигантских пятнистых змей. Их боятся, правда, только нзреды, мленбы, флины и блэпы. Гууров в настоящий момент едят исключительно трицефалопы, а сробов...

— Прекрасно. Пятнистые змеи, говорите. Давайте пройдем на смотровую площадку, и вы мне их покажете.

Помещение оказалось тем самым отсеком, через который я попал в жилище. Я вытянул свои оптические щупальца и приник к прозрачной крыше.

— Вот она, прямо надо мной, уже почти заглотила какого-то додла, и ее атакуют гридники и засасывающий плющ.

Шлестертрап посмотрел наверх и вздрогнул. Заметив нас, твари заскреблись по обшивке еще яростнее, не переставая, однако, дожевывать то, что уже попало им в пасть. Засасывающий плющ оттаскивал пятнистую змею прочь.

— Ну и местечко, — промычал Шлестертрап. — Да, наш бункер — великая удача для вас. Это ж только подумать — вытащить себя из собственного дома, примчаться сюда и в непринужденной беседе рассказывать про всякие кошмары. Тут у вас, я смотрю, блюда на любой вкус, включая и вас. Сплошная пожираловка какая-то. Каждый выбирает себе деликатес, постоянно следя, чтобы его самого не слопали.

Я ждал, пока великий ум оперировал категориями, недоступными моему примитивному восприятию.

— Отлично. Итак, это была гигантская пятнистая змея. Ладно, я распоряжусь и дам задание роботам сделать несколько снимков этих милашек. Потом мы вставим их в фильм. Так, а как насчет распределения ролей?

— Распределения ролей? Что вы имеете в виду?

— Ну, актеров. Персонажей. Я понимаю, что для вас это все в новинку, но попробуем представить, что снимается документальный фильм. Мне нужен представитель каждого из ваших шести полов — желательно, лучший в своем роде. Вам следует провести конкурсный отбор, или как там у вас это называется. Итак, нужно семь разных актеров.

— Их можно раздобыть, испросив помощи у лидеров каждого пола. Нзред тинослеп станет новым нзред нзреддом. Если нам повезет и в каком-нибудь болоте рискнут скучковаться несколько мленбов, то и с мленб мленббом проблем не будет. Но неужели это все, что требуется для того, чтобы мы совершили первый шаг на пути к цивилизации?

— Абсолютно все. Я напишу для вас первый в вашей жизни сценарий. Пока он еще далек от совершенства, но я не пожалею времени, чтобы как следует его обкатать.

— Значит, мне можно идти?

Цивилизатор подозвал робота, который подвел меня к агрегату, чем-то напоминавшему стереопроектор.

— Извините, но, к сожалению, я не могу послать с вами кого-нибудь из моих электронных телохранителей. Дело в том, что я еще толком не распаковался. Мне нужно еще день или два. И потом, у меня одни серийные образцы, а они копаются, как черепахи. Не поверите, но когда-то у меня было восемнадцать «суперзолушек» только для уборки по дому!

Согласившись с последним довольно туманным заявлением, я попытался обнадежить землянина.

— Если меня съедят, — уверял я, — то существует, по крайней мере, три нзредда, которые могут меня заменить. Мне непременно нужно спуститься с горы в место как можно более низкое, чтобы встретить хотя бы одного плука и сообщить ему о вас и ваших требованиях.

— Прекрасно, — с жаром воскликнул Шлестертрап. — Не сомневаюсь, что сработаюсь с вашей командой, особенно с теми, кто неплохо говорит по-английски.

— Эй, Тупорылый, — обратился Хоган к одному из роботов, — прибавь лучевой мощности, чтобы наш малыш вылетел с приличным ускорением. И как только он окажется за бортом, быстро-быстро закрывай люк, иначе эта полуголодная братия, что снаружи, недурно пообедает.

Робот, которого назвали Тупорылым, слегка надавил на рычаг лучевого проектора. В этот момент я с пылким интересом разглядывал диковинный агрегат в надежде сохранить в своей памяти впечатление об этом механизме, который мы могли бы в дальнейшем приспособить для своих собственных экстренных нужд. Внезапно какая-то мощная сила буквально выстрелила меня в неожиданно открывшуюся секцию жилища, и я в мгновение ока пролетел добрую половину пути вниз с горы. Приземлившись на все свои щупальца и успев откатиться в сторону от тут же метнувшегося ко мне побега засасывающего плюща, я наконец перевел дух и обернулся назад, пытаясь рассмотреть отверстие, через которое я вылетел, но ничего не заметил — похоже, дырка успела захлопнуться.

Впрочем, мне особо не дали поразмышлять на эту тему, поскольку, едва очутившись на земле, я тут же со всех сторон был атакован притаившимися тварями. Через секунду я уже стремительно катился дальше под гору, весьма сожалея, что роботы остались распаковывать багаж.

Слава богу, беда меня на сей раз миновала: когда я оказался уже у кромки болота, моего ближайшего преследователя, зеленого шата, настигла стая гридников, так что я успел укрыться в тени гигантского папоротника.

Шорох, раздавшийся совсем рядом от меня, заставил меня напрячь щупальца для очередного прыжка, но, к счастью, я успел распознать источник шума — им оказался блэп кореон. Вцепившись в веерообразную ветвь и боязливо всматриваясь в меня, он наконец успокоился и приглушенно возвестил:

— Нзред шафалон вернулся из жилища человека, обещающего дать нам много мощного оружия, но почему-то я по-прежнему вижу, как он, прижав уши, несется, удирая от голодных желудков.

— Совсем скоро вы увидите этого человека, сидящего со своей семьей в тепле, уюте и в полной безопасности и посмеивающегося над всеми монстрами, — важно ответствовал я. — Меня послал землянин Хоган Шлестертрап из Голливуда, штат Калифорния, чтобы я помог ему создать стерео для нашей расы.

Блэп отцепился от огромного листа и плюхнулся рядом.

— Стерео? А оно большое или маленькое? Сколько гигантских пятнистых змей сможет оно уничтожить? А мы научимся делать его сами?

— Со временем безусловно научимся, только стерео не убивает змей. Стерео, мой нетерпеливый путешественник по ветвям, такая необходимая ступень в развитии культуры, без которой любая раса будет вечно пребывать в постыдном невежестве и страхе. Со стерео мы начнем беспрепятственное движение к цивилизации, научимся господствовать над окружающей средой и возликуем наконец ровно так же, как радуется человечество на Земле. Однако довольно попусту болтать — лидерам от каждого пола надлежит организовать Конкурсы Красоты, чтобы отобрать достойнейших из достойных для первого плукианского стерео. Где сейчас блэп блэпп?

— Совсем недавно я видел, как он прыгал с ветки на ветку в пятом широчайшем лесу, спасаясь от когтистых лап преследовавшей его ящероптицы. Любой ткан проведет тебя в его логовище. Кроме того, я, кажется, знаю, где недавно копался флин флинн.

Сказав это, он вспрыгнул на груду камней и принялся рыться вблизи крайнего камня. И точно, вскоре на дне вырытой ямки обнаружилось грузное тело старого флина. Я подкатился поближе и повторил флин флинну распоряжение Шлестертрапа.

Дряхлый землерой нервно рассматривал свои искалеченные когти.

— Лидеры остальных полов, я думаю, захотят собраться где-нибудь повыше. Я понимаю, как важно стерео для нашей расы, но я уже слишком стар и с трудом передвигаюсь. Ты же знаешь, что сейчас Сезон Гонимых Ветром Дождей, когда гигантские пятнистые змеи особенно прожорливы.

— Но вскоре наступит Сезон Ранних Паводков, — прервал я его, — а тогда мы сможем общаться только через тканов. Так что у нас нет времени ждать — чем быстрей начнем, тем лучше.

— Чего тебе бояться, старик? — усмехнулся блэп. — Вряд ли змее придется по вкусу твое жесткое и неароматное мясо!

Флин флинн вжался в нору.

— Возможно, только поймет она это лишь после того, как изрядно поэкспериментирует над моей персоной, — заметил он цинично. — Ладно, постараюсь связаться с новым мленб мленббом, их норы соединяются с нашими. И где, ты полагаешь, мы соберемся, о Координатор, приобщенный к человеческой мудрости?

— В защищенном месте, у подножия шестой высочайшей горы, — предложил я. — Там в период великого ветра мы наверняка будем в полной безопасности. Подумай, кстати, кто из живущих флиннов наиболее бы подошел для съемок стерео. И передай мленб мленббу, чтобы тот тоже подумал со своей стороны.

Когда звук от вгрызающихся в землю когтей постепенно затих, мы с блэпом вернулись к гигантскому папоротнику. Как записано в Книге Единиц: «Ближний куст дороже, чем два вдали».

— Единственный лидер, о котором я точно знаю, где он находится, — заметил блэп кореон, — это новый нзред нзредд. Он точно в этом болоте и координирует следующий цикл.

— Ты говоришь про нзред тинослипа?

— Да, что-то он в последнее время чересчур возгордился, чаще стал роптать на Высшее Упование. Хвастается, что стоял еще у истоков координирования и что именно при нем организовалось много хороших семей. Но ты-то знаешь про жуткие гибриды в его последнем цикле, наверняка слышал.

Я расстроился.

— Послушай ты, грызун древесной коры! Я бы на твоем месте поостерегся насмехаться над тем, кому подчиняется твой координатор! Тебя могут запросто заменить другим блэпом в цепочке, вот и будешь тогда в отчаянии смотреть на невылупленные яйца. Нзред тинослип действительно организовал в свое время могучие циклы, он и сейчас продолжает использовать накопленную мудрость на благо всех плуков, в отличие, скажем, от блэп блэппа или флин флинна, отвечающих лишь за конкретный пол.

Запомните хорошо эту речь, нзредды мои. Знайте, что очень важно завоевать и постоянно поддерживать авторитет среди всех, даже самых слабых и неустойчивых особей, поскольку иначе семьи будут распадаться и каждый пол начнет действовать независимо от остальных. При этом нзред всегда должен стоять как бы немного обособленно. Да, да, даже в наши тяжелые времена неопределенности и длительных переходов он обязан олицетворять собой невозмутимость и беспристрастность. Ну, да ладно, я хочу продолжить! Обсудим эти сложные моменты как-нибудь в другой раз, о, вы, так недавно появившиеся на свет. Я знаю, что сейчас перед вами встают определенные сложности...

Короче, блэп почувствовал, что переборщил, и поспешил извиниться.

— Я и не собирался насмехаться, вовсе нет, о, всемогущий устроитель рождений! Эту пошловатую историю сообщил мне один забредший гуур, наверное, он лучше знает. Ты уж не наказывай меня — не отрывай от плавников моего восхитительнейшего сроба и объятий великолепного флина! Нзред кореон и так очень сердит на меня за то, что я из-за своей дурацкой инициативы почти обрек двух маленьких блэпов на вымирание и теперь...

Неожиданно позади нас раздался чей-то мерзкий кашель, и мы, не сговариваясь, моментально запрыгнули на нависший над самой землей лист древовидного папоротника. Не останавливаясь, блэп стремительно вскарабкался на вершину растения, откуда перепрыгнул на развесистый сук соседнего дерева; я тоже напружинил свое спиральное щупальце и мощным усилием оттолкнулся от листа, едва успев заметить гигантскую жабу, разочарованно втянувшую обратно в рот длинный липкий язык.

Я был весьма удовлетворен случившимся: этот блэп наверняка перестанет впредь насмехаться над нзредами.

В самой заросшей части болота я наконец обнаружил лидера моего собственного пола, окруженного юными нзредами. Когда я подошел к нему и принялся рассказывать, он тут же отпустил учеников.

— Место встречи, которое вы предложили флин флинну, несомненно устроит обитателей суши, а как быть со сроб сроббом?

— Дело в том, что у подножия шестой высочайшей горы протекает небольшой ручей, — сообщил я ему. — Ручей, конечно, не особо широкий, но лидер сробов в состоянии приплыть туда без особых проблем. В самом неудобном положении окажется мленб мленбб, это для него непривычное испытание.

— Ай, бросьте, мленбы постоянно чем-то недовольны, — возразил лидер нзредов. — То, что там ручей, это хорошо, нам будет только безопаснее, в смысле ветра да и вообще. Ты довольно мудро все это организовал, нзред шафалон, и я уверен, что совсем скоро ты сам станешь нзред нзреддом, в отличие от твоих беспечных сверстников, способных лишь к вырождению рода.

Похвала вскружила мне голову. Удостоиться чести услышать, что мне надолго удастся избежать ассимиляции, — серьезный комплимент. Сама мысль, что я теперь лидер пола и смогу эффективно координировать, окрыляла меня. Поистине наша раса вступала на путь цивилизации, а как далеко было еще до ее высшей стадии — Нового Поворота.

— Тебе нужен ткан, — продолжал нзред нзредд. — У ткан тканна есть достойный кандидат. Ткан гадулит — единственный из тканов, выживших после атак трицефалопов. У него потрясающие задатки. Уверен, что тебе необходимо с ним встретиться и включить его в цепочку. Как только лидеры полов соберутся и организуют эти непонятные Конкурсы Красоты, мы соберем победителей и ты доставишь их своему ужасному Шлестертрапу. Может, и вправду это стерео приведет нас к выгодам цивилизации.

— Не сомневайся, — горячо воскликнул я и пошел встречать нового ткана. Он оказался необыкновенно универсальным; гуур шафалон находил его восхитительным; даже наш скромный и убогий мленб признался в любви к крылатому красавцу. Предложение вступить в семью шафалона ошеломило ткана, а я, со своей стороны, убедился в его здравомыслии и совершенном отсутствии гордыни. Итак, я приступил к планированию — наступило время начинать новый цикл.

Прилетевший ткан тканн проинформировал меня о кандидатурах, отобранных лидерами полов, собираясь уже сопроводить меня к ним. К несчастью, на тот момент я так и не успел связаться с моим сробом. В Сезон Гонимых Ветром Дождей они плавали на приличном удалении от суши, так что, к большому сожалению, пришлось немного отложить координирование.

Плуки, отобранные на Конкурсах Красоты, не нуждались в представлении, их известность говорила сама за себя. Каждый из них отличался от других представителей своего пола по целому множеству показателей. Объединенные в одну семью, они, без сомнения, произвели бы на свет какого-нибудь суперплука.

Выражая безграничное почтение, ткан тканн сообщил мне, что я единогласно выдвинут на главную роль, но поскольку я числюсь ассистентом у Шлестертрапа, а это важнее всего, то на мое место выбрали другого.

— Ничего страшного, — заявил я крылатому красавцу, тут же взмывшему в небеса. — Мне и так есть чем гордиться: мои книги известны всем.

Задыхающийся сроб, только что вытащенный из воды, представлял самую серьезную проблему, однако на выручку пришел ткан, вызвавшийся забрать его с собой и лететь стрелой, не дожидаясь остальных, прямиком к жилищу Цивилизатора, с тем чтобы рыбка не успела засохнуть и умереть. Итак, прихватив под мышку растениевидного гуура, мы начали восхождение на десятую высочайшую вершину.

Хотя Сезон Гонимых Ветром Дождей был уже на исходе, гигантских пятнистых змей, ползающих вокруг хогановского жилища, оказалось даже больше, чем раньше; я обратил внимание также на несметное количество слюнявых додлов, сплетающихся в свои мерзкие кольца; стольких за раз мне никогда не доводилось видеть. Слонялось даже несколько бринозавров, по-видимому предвкушавших скорое наступление Сезона Ранних Паводков. Все это, к моему изумлению, привело меня к мысли, что твари, очевидно, считают землянина достойной заменой плукам.

Я шел впереди группы, поскольку лучше других знал местность и быстрее бы привлек внимание Шлестертрапа. Еще не одолев и половины склона, мы были обескуражены представшей картиной: казалось, тут умудрились сосредоточиться все мыслимые представители венерианской фауны. Бесчисленные твари роились вокруг дома Цивилизатора, щелкая и треща на все лады, брызгая липкой слюной, периодически останавливаясь, чтобы сцепиться с ближайшим соседом, при этом ни на миг не упуская из виду нашу группу и то и дело совершая недвусмысленные попытки набить нами брюхо. В этой связи мне представился еще один повод убедиться в мудрости нашего избавителя, решившего отобрать именно лидеров полов, ибо только универсальные и щедро наделенные от природы особи, нацеленные на выживание, способны уцелеть в этом безумии тотального пожирательства.

Мне достаточно было один раз показаться перед роботом, находившимся в наружном отсеке жилища. Направленный луч, словно шустрый гридник, скользнул в мою сторону и, поймав меня, заскользил дальше, к остальным членам моей элитной семьи. Створки в стене раздвинулись, и мощная сила затянула нас внутрь жилища, после чего отверстие тут же закрылось.

Помню, я испытал чувство глубокой признательности, ибо луч буквально вырвал меня из обвившихся вокруг моих щупальцев побегов огромного засасывающего плюща, о который я неосторожно споткнулся. Спиральное щупальце, слава богу, не пострадало, но если бы не луч, неизвестно, чем бы дело кончилось: уворачиваясь от трех ящероптиц, невозможно одновременно следить, что поджидает тебя на земле.

Один робот уже подготовил для сроба специальный резервуар с водой, он же раздобыл где-то хорошей почвы для нашего гуура.

— Это что, растение какое-то? — поразился Шлестертрап. Землянин почему-то поменял свое прежнее одеяние и был облачен во что-то черное, украшенное красноватыми пятнами. На голове Цивилизатора было надето то, что он называл кепкой, причем козырьком назад — дань традиции, как он объяснил, принятой в среде киношников, своеобразный символ признания прежних заслуг.

— Нет, это гуур, представитель плуков, предпочитающий произрастать среди дружелюбных соседей. Хотя и питается результатами фотосинтеза, но не является обычным растением, потому что умеет перемещаться...

— Гуур, говорите? Довольно беспомощен, нет? По-моему, он не сам пришел, а его внесли. Так, ладно, тихо — я думаю!

Я взволнованно перевел сказанное. Мы замерли, как изваяния. Сроб, только что высунувший голову над поверхностью чана, чтобы оглядеть помещение, тоже застыл и, похоже, стал задыхаться.

Наконец Шлестертрап кивнул головой, и мы смогли расслабиться. Мленб сразу же подскочил к чану и погрузил голову теряющего сознание сроба обратно в воду.

— Ладно, — заметил Цивилизатор. — Я придумал — сделаю из него ребенка. Казалось бы, такая маленькая, незаметная фигура для художественного стерео. Но ведь я всегда могу так нарядить и загримировать ваше растение, что никто и не заметит разницы. — Он обернулся ко мне. — Очень полезный трюк в нашем деле. Если постараться, то из любого, извиняюсь, дерьма можно сделать конфетку. Возможно, критики и отыщут потом изъяны, но кто в наше время читает критиков?

Увы, я не знал, что ответить.

Много времени прошло, пока я смог возобновить разговор с землянином. Во-первых, мне нужно было обучить английскому языку первых плукианских актеров, чтобы они хотя бы понимали, чего хочет от них Шлестертрап. Выяснилось, что это не самое трудное: моим подопечным просто требовался небольшой период сосредоточенного григгования. А теперь я мог обучить их специальным словам, которыми не пользовался даже мой предок, нзред фанобрел. К сожалению, большинство произносимых Великим Цивилизатором фраз имело очень тонкий и едва уловимый смысл; когда же речь заходила о его отношениях с собратьями-землянами или касалась вопросов оборудования, нам не оставалось ничего другого, как беспомощно разводить щупальцами, плавниками, лапами и стеблями.

И все же наступит день, когда пусть не мы, но кто-то из наших более смышленых потомков докопается до истинной сути туманных фраз.

После языковых уроков плуков брали в оборот роботы — те же самые гостеприимные создания, которые доставляли свежую и сочную розовую траву, необходимую нам для пропитании, а также принуждали делать множество малопонятных вещей, связанных с созданием фильма.

Периодически Шлестертрап останавливал кипучую активность электронных помощников, орудовавших со светом, звуком и жужжащими кинокамерами, поворачивался ко мне и требовал, чтобы я рассказал ему про наши традиции и обычаи. Чтобы достойно отвечать, мне приходилось вспоминать каждую страницу всех наших Книг Чисел.

Часто, однако, не дождавшись, пока я закончу, Цивилизатор давал роботам знак приступить к очередному действу, бормоча про себя что-то вроде: «Сейчас мы смастрячим довольно милую сценку, она будет смотреться прелестно, и кого волнует, что такого в жизни не бывает».

Затем он опять начинал раздражаться и приставал ко мне, почему у некоторых из нас есть головы, а у других, например мленбов и нзредов, мозги сидят прямо в туловище? Или почему гуур гордится, что обладает тем, что биологи с первого корабля называли «размытой нервной системой»?

— Как мы можем отснять интригующий крупный план, — причитал Шлестертрап, — если вы не можете мне толком объяснить, на какую часть тела ваших героев следует делать акцент? По сюжету актеры встречаются вместе, общаются, а вы, вместо того чтобы подумать, как они должны выглядеть, укорачиваете мне жизнь вашими сложностями!

— Мы отобрали самых приспособленных к жизни плуков, — напомнил я ему с гордостью, — победителей Конкурсов Красоты.

— Держу пари, что скоро у меня от ваших красавцев совсем крыша съедет.

Так постепенно, с осторожностью и щедростью приобщал нас землянин к плодам цивилизации. Да преклонится перед именем его каждый уцелевший плук!

Приобретение новых знаний, тем не менее, составляло для меня основную трудность. Роботы общительностью не отличались (нам, кстати, так и не удалось выяснить их истинную роль в делах Шлестертрапа), а Цивилизатор неоднократно признавался мне, что таким гениям, как он, не пристало беспокоиться по поводу разной ерунды типа стереографической техники; поэтому абсолютно всю черновую работу он отдавал на откуп своим металлическим ассистентам.

Но я упорно добивался своего. Затравленная, униженная раса плуков ждала, что я овладею достаточной суммой знаний для создания нашей собственной технологии. Я задавал Хогану подробные вопросы. Например, как удается роботу, отвечавшему за звук, так ловко оперировать со змеевидным, будто живым, микрофоном; я приставал к нему, чтобы он объяснил принцип действия потрясающей кинокамеры запахов, с ее настраиваемыми линзами обоняния и круговыми шкалами строго откалиброванных делений, начинающихся восхитительным запахом розы и завершающихся сероводородной вонью.

Как-то после особенно затянувшегося сеанса я, заглянув к нему в отсек, застал его там за сочинением партитуры. Вообще, надо сказать, что хогановская музыка производила на меня странное впечатление: мне никак было не взять в толк, отчего очаровательные умиротворяющие мелодии перемежались порой какой-то невообразимо будоражащей какофонией звуков. Естественно, мне было любопытно, как все это получается.

На этот раз, к чести Шлестертрапа, он объяснил мне все довольно спокойно и терпеливо.

— Вот смотри, — начал он, — это звуковая дорожка с симфонией Бетховена, а здесь — одно из популярных попурри Гершвина. Надергав по очереди с обеих дорожек по нескольку отрывков, я закладываю полученную смесь в этот ящик, называемый оркестратором, и щелкаю переключателем, вот так... Агрегат начинает греметь, шуметь, перемешивать все это, и в итоге фабрикуется совершенно новая звуковая дорожка, которую я и вставляю в фильм. При таком подходе количество получаемых сочетаний намного превышает число дюймов в расстоянии от Венеры до Земли! Итак, механизм очень простой: вставляешь немного Бетховена, немного Гершвина, а оркестровкой занимается оркестратор.

Я ответил ему, что запомню это на всю жизнь.

— А какая все же машина готовит исходные отрывки Гершвина и Бетховена? — поинтересовался я. — И можно ли как-то приспособить эти мелодии для борьбы под водой против бринозавров? И что все-таки конкретно происходит в оркестраторе, когда он шумит и гремит? И когда мы наконец приступим к...

— Вот здесь! — Он схватил книгу, лежавшую на столе. — Я собирался дать вам ее еще вчера, когда вы заинтересовались, каким образом связывается осязание с манипулирующей антенной. Вы желаете знать все о культуре и как люди с ней управляются, не так ли? Вы хотите понять, как наша культура приспосабливается к нечеловеческим расам, правильно? Вот, почитайте эту книгу и не мучайте меня, пока не прочтете. Пожалуй, это самое фундаментальное издание. А я, если не возражаете, пойду чего-нибудь выпью.

Чувство безмерной признательности переполнило меня, и, когда он вернулся, моя благодарность не знала границ. Бережно взяв сокровище, я уединился в укромном уголке. Одно название чего стоило: «Сокращенный свод инструкций, касающихся Межпланетной культурной миссии, аннотированный, с Приложением типовых должностных процедур относительно миссий в Солнечной системе»!

К большому для меня сожалению, мои интеллектуальные способности оказались недостаточными, чтобы извлечь максимальную пользу из этого грандиозного вместилища человеческих знаний. Когда робот позвал меня к Шлестертрапу, я застрял где-то на введении к пятому параграфу исправленного шестнадцатого циркуляра под названием «Плотоядные из отряда псевдомлекопитающих. Допустимые методы обращения и усмирения в целях организации Бинет-сети».

— Готово, — произнес Цивилизатор, нетерпеливо отмахнувшись от моего вопроса, касавшегося одного непонятного примечания. — Дайте сюда эту книгу, я верну ее обратно в архив. Я вручил вам ее специально, чтобы вы не мозолили мне глаза. Все сделано, ты понял, парень?

— Стерео?

Он кивнул:

— Да, я завершил, и можно идти на пробный просмотр. Ваши друзья уже ждут в демонстрационном зале.

Возникла пауза, в течение которой он неторопливо прохаживался по комнате. В ожидании, что он еще что-то добавит, я не осмеливался нарушить величественность момента. Наша культура делает первый шаг на пути к цивилизации!

— Смотрите, плуки, — высокопарно начал Хоган, — я создал для вас стерео, которое, по моему мнению, несомненно претендует на высочайшую оценку. Про стоимость фильма я даже не упоминаю, я создавал его на пределе своих душевных сил и возможностей. Теперь, может быть, вы в свою очередь окажете одну любезность старому Шлестертрапу?

— Все, что угодно, — затрепетал я, — все, что пожелаете... для такого бескорыстного гения, как...

— О'кей, мальчики. Некоторые несносные парни на Земле становятся на дыбы и рвут на себе волосы, негодуя по поводу моего назначения на эту миссию, на том основании, что я ни разу в жизни не прослушал хотя бы одного курса по психологии инопланетных существ. Они превращают мою работу в пытку, используя мое назначение сюда и ряд других привилегий от шоу-бизнеса для нападок на существующую администрацию, обвиняя ее в коррупции и некомпетентности. Я, собственно, никогда и не смотрел на эту работу как на что-то большее, чем временная затычка, но Голливуд посчитал, что в стереофильмах ему не обойтись без истинного шлестертраповского духа. Чего, мол, еще желать, раз мой банковский счет на Земле неуклонно растет, а лучшего места мне все равно не найти. Так вот, было бы очень мило с вашей стороны, если бы вы как-то оценили мою работу и составили характеристику. Мы бы записали ее на магнитофонную ленту, и я отправил бы ее на Землю. Вы проявили бы этим так называемую человечность и признательность за то, что мы здесь делаем.

— Я вам также чрезвычайно признателен за предоставленную возможность выразить нашу благодарность, — ответил я. — Думаю, что довольно быстро подготовлю необходимую речь. Разрешите приступить немедленно.

Он протянул ко мне свои длинные щупальца и потащил меня обратно в отсек.

— Прекрасно! — сиял он. — Только, пожалуйста, постарайтесь сочинить речь таким образом, чтобы у людей не возникло и тени сомнения, что потраченные на вас деньги не пущены на ветер. Понимаете? У меня имеется отличный образец подобного отчета — как раз то, что на Земле хотели бы от вас услышать. Эй, Мордоворот! — окликнул он одного из роботов. — Подготовьте с Тупорылым аппаратуру к записи.

Пока роботы занимались настройкой, я прочитал вслух речь, которую для меня распечатал Шлестертрап. Отдельные непривычные для меня понятия несколько сбивали с толку — например, отрывки, где я восхвалял Великого Цивилизатора за обучение нас английскому языку и за то, что он растолковал нам сложнейшие биологические процессы, происходящие в наших организмах, — однако в целом речь представляла собой ни больше ни меньше как гимн человеку, заслужившему наивысшую похвалу. Когда я кончил, он закричал:

— Довольно! Отлично!

Я хотел было спросить Хогана о причинах кажущихся несоответствий в речи, именно несоответствий, так как ошибок, как я твердо знал, люди сделать не могут, — но не успел: Цивилизатор опять запихал меня в демонстрационный зал, где нас дожидались плуки. Мне показалось, что он пробормотал что-то вроде: «Это наверняка задержит группу Гогарти до следующих выборов», — но я был настолько одержим осознанием первого плукианского культурного прорыва, что это вытеснило все остальные мысли и я стремительно побежал на свое место.

Итак, первый стереофильм, где актеры — одни плуки! Сейчас этим никого не удивишь, и каждый новорожденный плук может посмотреть фильм уже через шесть дней после того, как вылупится из яйца. Однако тогда, во время предварительного, как называл его Шлестертрап, просмотра, казалось, что все вокруг замерло и мы вот-вот соприкоснемся со святая святых. Мы не сомневались уже, что цивилизация нам гарантирована.

Некоторые эпизоды киноленты показались мне довольно странными, но, немного поразмыслив, я успокоил себя, решив, что, возможно, это результат однобокого восприятия и со временем, когда мы наконец достигнем интеллектуальных высот, недоразумение рассеется само собой.

Вы понимаете, о чем я. Начало фильма интересное и многообещающее — представители разных полов встречают друг друга при самых неожиданных обстоятельствах и решаются создать семью. Брачный договор выглядит, возможно, несколько экстравагантно, но в принципе напоминает обычаи того времени. И тут вдруг странная выходка гууры: неожиданно посчитав себя оскорбленной, она решает разорвать договор.

Вы все, конечно, знаете, или, по крайней мере, должны знать, что местоимение «она» для гуура выбрано не случайно, а чтобы подчеркнуть его принадлежность к женскому полу.

Опять же неясно, почему, когда гуура убегает, остальные начинают ее преследовать, вместо того чтобы отыскать и взять в супруги какую-нибудь более здравомыслящую особь? А что происходит, когда гуура попадает в поле зрения гигантской пятнистой змеи? До сих пор мы как-то не сомневались, что это единственный вид плуков, напрочь игнорируемый змеями, — очевидно, мы ошибались. Убегая, гуура умудряется не попасться трицефалопам и засасывающему плющу, они ее просто не замечают; отчего же на змею нашла вдруг эта извращенная блажь — полакомиться стеблями и усиками гууры, — остается неясным.

А это сражение, когда оставшиеся шесть плуков атакуют и истребляют змею! Даже сроб, приплывший на помощь из своего ручья, выполз на сушу и, задыхаясь, вступил в драку. Схватка продолжалась довольно долго, и то, что змея отпразднует победу, никто не сомневался, и вдруг... змея мертва.

Я старый нзред, и смотрел этот фильм сотни раз. Нагляделся на своем веку и на свирепых змей, ускользая от их слюнявой пасти. Опираясь на свой личный опыт, я согласен с нашими старожилами и считаю, что умертвить такую змею можно, лишь задушив ее. Нет нужды объяснять, я думаю, сколь неравны здесь силы, — однако, как заметил после первого просмотра стерео один нзред нзредд: «Раз плуку удалось сделать это один раз, значит, он сможет делать это и впредь!»

Завершается фильм вполне правдоподобно. Какой гуур, невзирая на любые причины, побудившие его убежать в начале картины, не вернется с радостью в лоно семьи, проявившей небывалую мощь и одолевшей гигантскую пятнистую змею? Заключительные кадры до сих пор вызывают у нас смех (не смеется один мленб): заползая в конце фильма в свою нору, он чуть не сломал себе ласты.

— Ну как? Потрясающе, правда? — воскликнул Шлестертрап, когда мы вернулись в отсек. — Какие сцены, какие эффекты, а?! Просто шедевр! Вы согласны?

Я задумался.

— Да, пожалуй, — выдавил я наконец. — Ваше стерео перевернет всю нашу жизнь... за девять тысяч лет истории плуков не происходило ничего подобного.

Он похлопал себя по бедрам.

— Это высокохудожественное творение. Здесь есть все. Концовка, кстати, навеяна творчеством раннего Чаплина, братьев Маркс и Де Сика. — Порывисто проконъюгировав с бутылкой, он вдруг сказал: — Мне кажется, вам не терпится разобраться в деталях и научиться управляться с проекторами? Роботы вам все объяснят. Я оставляю вам три полные установки и кучу копий картины. Покажете своим лесным друзьям, как все это включается, и затем можете приходить сюда, когда вам вздумается, и даже написать еще один сценарий.

— Еще один? Я поражен! О Шлестертрап, но я не совсем понимаю, о чем мне еще писать. Разве вы не отразили в вашем фильме все, что хотели? Если есть что-то еще, то боюсь, что моей цивилизованности недостаточно, чтобы постичь и организовать все это.

— Цивилизация здесь совершенно ни при чем, — нетерпеливо возразил он. — Требуется обыкновенная сноровка. Вы же видели, как сделано это стерео. Теперь остается лишь применить Новый Поворот.

— Новый Поворот?

— Ну да. Возникла новая идея — и дело в шляпе. Крайне неразумно использовать хороший сюжет один только раз. До вас дошло, что вы уже артист? Или, может быть, вы не доросли еще до этого занятия? Подумайте, пока я отдохну, есть у вас какие-нибудь мечты, надежды? Я могу быстренько состряпать вам еще фильм, чтобы стало понятнее. В общем, полагаю, вы догадываетесь, о чем я. Теперь ваши приятели из джунглей в полной мере оценят, что сделала для них Межпланетная культурная миссия.

Вскоре меня опять зашвырнули в родные пенаты, только на сей раз со мной было три проектора. И снова я счастливо избежал встреч с тварями, в избытке роившимися вокруг меня. Одному тащить всю технику мне, естественно, было не под силу, и я отобрал около сорока молодых и здоровых плуков. Разделив ношу с оборудованием на небольшие части, мы с огромными усилиями, сопряженными с риском для жизни, перетащили поклажу на вершину соседней горы.

Там я довольно быстро обучил молодежь хитростям обращения с аппаратурой, рассказав, по крайней мере, о том, что узнал от роботов. Я даже, набравшись наглости, осмелился попросить у Шлестертрапа хотя бы парочку роботов, чтобы те помогли нам переносить тяжести. Последовала довольно бурная реакция. Побагровев, Цивилизатор заорал:

— Ну вы даете! Вам что, мало, что я посылал своих железных любимцев искать вам оранжевую траву? Где ваша благодарность? Я что, должен отправить горбатиться двух своих лучших роботов, Тупорылого и Мордоворота? Чтоб им указывали какие-то переросшие тараканы? Я и так подарил вашему народу стерео, так уж извольте сделать хоть что-нибудь сами.

Понятно, что мне пришлось извиняться.

Убедившись, что юные ассистенты научились управляться с проекторами самостоятельно, я разбил группу на три части, две из которых отправил с оборудованием в другие места. Третья, также со всем необходимым, осталась при мне. Наконец-то я смог послать ткана известить лидера его пола, что все готово.

Тем временем нзред нзредд и двенадцать специально обученных помощников скитались повсюду, обучая английскому языку всех плуков, встречавшихся им на пути, предписывая тем, в свою очередь, также отправляться в странствие с той же миссией. Никакой альтернативы этому не существовало, поскольку в фильме все разговаривали исключительно на английском. Кончилось тем, что английский повсеместно вытеснил родной язык.

Одной из посланных мною групп удалось расположиться в относительно защищенном убежище, куда почти без проблем могли добираться сробы и мленбы. Вторая группа, разместившаяся в удаленной долине, проводила показательные сеансы в основном гуурам, флинам и нзредам. Моя команда — блэпам и тканам. Получалось, что мы одновременно демонстрировали фильм аудитории, насчитывавшей около двухсот плуков. Собираться в больших количествах было весьма небезопасно. Собственно, и так сеансы часто прерывались нападением голодных стринтов и стаями случайных гридников, со сладострастным жужжанием пикировавших вниз при виде сосредоточенной толпы. Это вынуждало нас менять место для показа после каждого сеанса. Мало того, мне пришлось дважды обучать новые группы плуков для замены операторов, которым не повезло...

Конечно, такая система оставляла желать лучшего, но что мы могли еще предпринять? Не мне вам объяснять, сколь опасны скопления больших групп. Перефразируя мысль на приблизительном английском, можно выразиться и так: «Когда плуков слишком много, они рискуют превратиться в аппетитную похлебку». Так или иначе, но необходимость привносить цивилизацию заставляла действовать широким фронтом и быстрыми темпами.

Боясь показаться дискредитированным в ваших глазах, я признаюсь, что все же ощущал немалое удовлетворение от сознания принадлежности к знаменитой семейной ячейке. Сколько раз впоследствии мне доводилось быть свидетелем, как разрывается семейный договор, как гуур с быстротой, на какую только способен, убегает в лес, натыкаясь там на гигантскую пятнистую змею, как оставшиеся шесть членов семьи незамедлительно, в порыве безнадежного энтузиазма набрасываются на эту рептилию. Сколько бы ни наблюдал я этот ставший сейчас обыденным реальный жизненный спектакль, я, уже постаревший и дряхлый и потому не способный поучаствовать в подобных баталиях, скромно наслаждаюсь тем, что когда-то был первопроходцем, по следам которого пошли остальные.

Однажды, помню, четыре семейные ячейки подряд использовали одну и ту же змею. Она настолько обожралась плуками, что не смогла уползти с места. Возможно, из-за таких вот случаев и возникла система, названная нзред-маганду, которая применяется в определенных обстоятельствах и в наши дни. Согласно этой системе объединяются шесть семей, затем, как вы знаете, соответствующая шестерка гууров совершает одновременный традиционный цивилизованный побег. Когда гууры напарываются на змею, оставшиеся члены всех шести семей атакуют рептилию, и часто бывает, что змея, частично от переедания, частично от количества насевших на нее бойцов, задыхается и погибает. После этого оставшихся в живых плуков хватает на то, чтобы организовать хотя бы одну полную семью. Единственным существенным недостатком этой системы является то, что образуется явный переизбыток гууров. Существует и другая система, блэп-винторина, по сути очень похожая на первую.

В любом случае, несмотря на великие разногласия, мы, плуки, досконально изучили уроки стерео и постепенно начали жить как цивилизованные существа (даже если обычно поступаем прямо противоположным образом). И вот затем... да... наступил период Нового Поворота.

Как-то раз, когда Сезон Ранних Паводков был в самом разгаре, нас посетил флин: выкарабкавшись из подземных лабиринтов, он специально заполз к нам на гору, где мы только-только обустроились для очередной демонстрации.

— Приветствую тебя, о, распространитель культуры, — с трудом дыша, промолвил флин. — Я принес тебе весть от флин флинна, принятую им от нзред нзредда, который получил ее лично из уст самого Шлестертрапа. Великий Цивилизатор желает, чтобы ты немедленно прибыл к нему.

— Но ведь пространство между мной и десятой высочайшей горой разделяет вода, — ответил я. — Найди мне какого-нибудь сроба, на котором я смог бы переплыть это море.

— Дело очень срочное, — услышал я в ответ, — совсем нет времени для поисков. Придется тебе двигаться окружным путем, по суше, и поторапливайся, время не ждет. Шлестертрап...

В этот момент до меня донеслось знакомое жуткое бульканье, и речь флина прервалась на полуслове. Я оглянулся, заметив, что мои ассистенты бросились врассыпную, кто куда. Огромный бринозавр незаметно подкрался к землерою сзади и заглотил его.

Я подавил животный инстинкт, призывавший меня бежать со всех ног. Ведь даже в страхе я обязан вести себя как представитель цивилизованной расы. В общем, стоял я с идиотской улыбкой на лице и продолжал вопрошать:

— Так что Шлестертрап? Ради всех плуков, уже съеденных и еще не вылупившихся, ответь же мне скорей, о, флин!

Откуда-то из глубины огромной глотки чудовища донесся еле слышный голос:

— Шлестертрап собирается лететь обратно на Землю. Он сказал, что ты должен...

Бринозавр сглотнул, и то, что только что было флином, окончательно сползло по длиннющей глотке в утробу монстра. И лишь после того, как, с наслаждением рыгнув, хищник облизнулся в предвкушении очередного деликатеса, то есть меня, — только тогда я наконец воспользовался мощью своего спирального щупальца и, отпрыгнув в сторону, позволил себе скрыться в гуще деревьев.

Лениво повращав головой, монстр угрюмо оглядел окрестности. Убедившись, что зазевавшихся плуков не осталось, он развернулся и медленно пошлепал по склону вниз. К моменту, когда он достиг журчащих ручьев, я уже выскочил из укрытия и принялся объяснять троим нзредам, выбранным мной в провожатые, маршрут предстоящего пути.

Дорога, пролегавшая среди скальных нагромождений, давалась с огромным трудом. Поначалу нам пришлось двигаться как бы немного вбок от главного направления, но внушительная кривая рано или поздно должна была вывести нас к заветному жилищу.

— Интересно, а может так быть, — спросил самый младший из нас, — что Шлестертрап посчитал свою миссию законченной? Он ведь постоянно следил, с каким усердием и покорностью мы следуем принципам, заложенным в его стерео. Может быть, он решил, что мы уже и сами с усами и способны своими силами цивилизовать плуков?

— Не думаю, — возразил я. — После меня уже появилось на свет несколько поколений, но никакого прогресса пока не наблюдается. Может быть, он хочет вернуться на Землю, чтобы захватить какие-нибудь материалы, которые нам понадобятся на следующем этапе, что-нибудь по технологии?

— Отлично! Пройденный нами культурный этап, который, очевидно, был необходим, нанес серьезный ущерб нашей популяции. Из-за уменьшения плуков мне постоянно приходится корректировать мою Книгу Семерок. И хотя я ни минуты не сомневаюсь, что окультуривание стоит вынесенных страданий, все же, когда я вспоминаю о своей собственной семье... Мне бы так хотелось, чтобы моему гууру попалась маленькая пятнистая змея!

Так, за приятными разговорами о насущных чаяниях, не менее трогательных, чем рассуждения о Высшем Уповании — том времени, когда раса плуков станет доминировать по всей территории Венеры, — мы незаметно преодолели весь путь. Как всегда, манипулируя лучом, робот впустил нас в жилище и незамедлительно повел к Шлестертрапу.

Апартаменты на сей раз выглядели изрядно опустевшими, и я подумал, что, наверное, почти все оборудование уже погрузили на огненный корабль. Цивилизатор полулежал в одиноком кресле в центре отсека, окруженный грудами полностью отконъюгированных бутылок.

— О, кого я вижу! — воскликнул он. — Мой старый друг нзред привел на этот раз маленького милого плукианчика! Ничего, что я так? Вы мне простите? Располагайтесь и будьте как дома!

Я обрадовался, заметив, что, хотя Шлестертрап произносит слова как-то хрипло и невнятно, он явно больше расположен к общению, чем обычно.

— Мы слышали, что вы возвращаетесь в Калифорнию, в Голливуд, на Землю, — начал я.

— Да, дружок, есть такое желание. Такое скромное маленькое желание. Прекраснейшее, однако, место во Вселенной — этот Голливуд... Калифорния... и тому подобное. Да нет. Мне просто велели вернуться. Миссия окончена.

— Но почему?

— Из-за экономии. Вот бюллетень, который они мне прислали: «В связи с необходимыми сокращениями во многих правительственных учреждениях...» Как вам это понравится?! Да, все те же нахалы, сующие нос не в свое дело! Наверняка опять этот Гогарти из Сахарского университета вставляет мне палки в колеса: он и заварил всю эту кашу насчет меня. Но ничего. Вернусь и заживу, как прежде.

Хоган обхватил голову руками; его плечи подрагивали. Затем, по-видимому, не удержавшись, он скатился с кресла на пол. Вошел робот с какой-то упаковкой в руках. Усадив Шлестертрапа обратно в кресло, он вышел, с той же тяжелой ношей под мышкой.

Заметив, с каким благоговейным трепетом прислушивались юные нзреды к нашей интимной беседе, меня, признаюсь, охватило немалое чувство гордости за себя. Несмотря на естественную обескураженность молодых, они, как и я, отчаянно стремились удержать в памяти каждый нюанс этого удивительного заключительного разговора. Это грело мне душу, поскольку означало, что они со мной заодно, и, значит, в предстоящие тяжелые времена мне будет легче упрочить мои позиции.

— А как же с цивилизацией? — спросил я. — Она прекращается?

— А? Какой цивил?.. А, это! Нет, сударь! Старый добрый Шлести не забывает своих друзей. Всегда заботится. Вот сделал новое стерео, прекрасная работа! Подождите, сейчас я вам принесу.

Он медленно приподнялся.

— Где роботы? Вот вечно так: ни одного робота рядом, когда они нужны позарез. Эй, бездельники! — заорал он. — Принесите мне копии этого стерео, они в соседней комнате или... ну, не знаю. Нового стерео.

— Вчера только закончил, — продолжил он, когда робот принес ему коробки. — Вышло немного не так, как я планировал вначале; но, когда пришел бюллетень, я вас сразу же известил. Я не работаю за просто так. Еще чего. Но вот я собрался и сделал его. И что вы думаете? Вышло довольно мило. Вот оно.

Я разделил коробки со стерео на три части.

— А есть здесь то, о чем вы упоминали, — Новый Поворот?

— Именно он, да, да. Деликатный поворот исходного сюжета, одно из моих лучших изобретений. Здесь все, что вам нужно. Достаточно освоить метод, который я использовал, и вскоре вы станете клепать стерео не хуже голливудовских спецов. Вот так.

— Куда нам до таких высот, — смиренно ответил я. — Мы вполне бы удовлетворились подаренной цивилизацией.

— Вы правы, — покачнувшись, он непроизвольно махнул рукой. — Не благодарите меня. Благодарите меня. Два стерео, которые у вас теперь есть, навеяны двумя чудеснейшими любовными историями. Картины выполнены с использованием последних достижений Голливуда одним из величайших постановщиков... о чем нелишне напомнить. Они прислали меня сюда привнести вам культуру, и я выполнил свою миссию, а если им что-то не нравится, они могут...

При этих словах он неожиданно рухнул прямо на разбросанную рядом с креслом груду бутылок. Мы терпеливо подождали, не последует ли еще каких-либо разъяснений, но поскольку Цивилизатор, по-видимому, окончательно ушел в себя, мы решили удалиться без излишних формальностей.

Лишь отойдя на достаточно безопасное расстояние от дома, я велел своим помощникам поторопиться, с тем чтобы без задержек поспеть к двум нашим демонстрационным площадкам и незамедлительно приступить к просмотру нового стерео.

— Запомните, — наставлял я их. — Изменения всей нашей жизни, вызванные Первым Стерео, ничто в сравнении с тем, что произойдет после внедрения Нового Поворота.

Я как в воду глядел. Внедрение Нового Поворота...

Впервые я смотрел эту картину на нашей горе, вместе с сотней других плуков. Сеанс подействовал самым кардинальным образом, буквально лишив меня дара речи. Впрочем, остальные тоже сидели, разинув рты. После довольно продолжительной паузы, на протяжении которой никто не решался что-либо комментировать, один нзред нзредд предложил запустить теперь Первое Стерео и сразу за ним опять Новый Поворот, чтобы легче было сравнивать.

Так и сделали, только проще от этого не стало.

Такая вот проблема, дети мои, и вам ее отныне решать. Возможно, мой рассказ об истории взаимоотношений с Хоганом Шлестертрапом окажется вам полезен, и вы отыщете какое-нибудь решение. Я слишком стар и потому, как уже говорил, являюсь легкой добычей. Вы появились на свет в самый разгар подготовительного этапа развития нашей культуры, и именно вам предстоит отыскать верный путь. А путь должен быть здесь, он обязан вывести нас всех из тупика.

Вы вылупились из яиц всего несколько дней назад, но уже успели посмотреть Первое Стерео и Новый Поворот столько раз, сколько сумели. Вы должны знать, что есть только один вопрос, относящийся в равной мере к обоим фильмам.

Единственное существенное различие между Новым Поворотом и Первым Стерео состоит в том, что в первой картине сроб, мленб, ткан, флин, блэп и нзред нарушают брачный контракт и убегают, вынуждая гуура в любовном порыве преследовать их и в конечном итоге спасти от гигантской пятнистой змеи; в то время как во втором фильме все с точностью до наоборот. Финальное любовное воссоединение идентично для обеих экранизаций, за исключением разве что мленба: в заключительной сцене Нового Поворота он спокойно заползает в свою грязную нору, а не падает туда, рискуя сломать ласты, как в Первом Стерео.

После предварительных демонстраций Нового Поворота все гууры принялись громко протестовать, поражаясь, почему вдруг люди показали их, таких слабых и с трудом передвигающихся, способными одолевать гигантских пятнистых змей. Поставленные лицом к лицу перед странной очевидностью, они сошлись во мнении, что Первое Стерео отражает цивилизованное состояние, а вторая картина — напротив, варварство.

На это представители остальных шести полов возражали, что Новый Поворот вовсе не шаг назад, а, наоборот, завершающая стадия окультуривания. Непрерывные демонстрации Первого Стерео в первую очередь повлияли на отвратительный и беспрецедентный переизбыток гууров; Новый же Поворот как нельзя лучше справлялся с этой проблемой. Змеи, ошалев от атакующих их гууров, с удовольствием полакомятся дармовой пищей.

Мленбы, правда, тоже оказывались на распутье: следует ли им возвращаться в свои норы после брачного договора или нет и как это нужно делать. К счастью, это все-таки была не такая уж важная проблема.

Итак, одни плуки пытались подражать жизненной модели Первого Стерео, другие — второго. Лишь совершенно незначительная часть варварски настроенных индивидуумов, игнорировавших, по-видимому, высокое предназначение всей расы, вообще вышла из сообщества, пытаясь возвратиться к примитивным методам жизни предков. Поскольку таковых крайне мало, их потомство истребляется чрезвычайно быстро, но туда им и дорога.

Большинство плуков поделилось на две огромные части: к первой относятся гууры, верящие в цивилизационную схему Первого Стерео, во второй лагерь попали остальные шесть полов — им пришлась по душе версия Нового Поворота. Стоит также упомянуть про небольшую группу альтруистически настроенных нзредов и флинов, соглашающихся как с гуурами, так и с их оппонентами.

Понятно, что мы ратуем за кооперирование всех семи полов, иначе качественного потомства просто не получить. Но как нам этого добиться, если до сих пор идут споры, какое стерео несет подлинную цивилизацию? В общем, свобода мнений и кардинальная разница интеллектов привели к тому, что за последние одиннадцать циклов не удалось отпраздновать ни одного полноценного брака.

Я, в свою очередь, как член дошлестертраповской семьи, не занимаю ни одну из сторон. Мой супружеский контракт остался в прошлом; ваши же, мои милые детишки, еще предстоит создать. Но хочу вас предостеречь.

Ответ на главный вопрос не следует искать в каком-то одном из фильмов, ибо истина коренится в их единстве. Есть что-то существенное и равным образом присущее обеим картинам. Если вычленить эту суть, то любые очевидные недоумения и несообразности рассеются как дым. Не следует забывать, что оба стерео — продукт высокоцивилизованной личности.

Где же искать эту взаимосвязь? В Первом ли Стерео? Или в Новом Повороте? А может, она сокрыта в той книге, «Сокращенном своде инструкций, касающихся Межпланетной культурной миссии, аннотированной, с Приложением типовых должностных процедур относительно миссий в Солнечной системе», которую я так тогда и не осилил?

Человечество давно решило эту проблему и почивает на лаврах. Нам также необходимо ее решить, иначе мы погибнем как раса, хоть и цивилизованная.

Но ее невозможно решить — запомните! — если пользоваться недопустимыми либо совершенно бесполезными методами, к которым все больше и больше прибегает наша молодежь. Вы меня поняли? Я имею в виду семьи извращенцев, состоящие из... шести полов.