Вельруф

9. Старая арена

С утра я целенаправленно потопал на охоту, причём именно по направлению к площадке обмена. На восточных воротах я падальщиков в зоне видимости выбил, заниматься разведкой и исследованиями в незнакомой местности было не только неохота, но и неконструктивно. При этом, подходы к лагерю хоть и кишели всякими луркерами и шершнями, но также кишели и падальщиками. Причём информацию я по этим категориям хищных тварей собрал, вроде бы достоверную, которая скорее успокаивала. А именно, метод охоты-атаки шершней был аналогичен падальщикам. То есть были эти насекомые хоть здоровые, но тупы-ы-ые, долго соображающие. То есть, атака шершня выглядела как остановка на несколько секунд на месте. После этого — подлёт и укол жалом, и если первый неудачный, то шершень начинал летать кругалями вокруг жертвы, стараясь её уязвить жалом. Стайными, в отличие от падальщиков (хотя и падальщики были именно “стайными” не слишком сильно), шершни не были. А мне с хиханьками расказывали, как эти стрекозоскорпионы просто сталкивались и плюхались на землю, нацелившись на одну и ту же добычу.

В общем, конечно, рискованно. Но тут ЛТУ, а не дом отдыха. А время на “пощёлкать клювом и присмотреться”, может, и есть. А может, и нет. И сюжетные события могут начатся в любой момент, а многие из них ни черта не способствуют выживанию гораздо сильнее, чем гипотетическая опасность от шершней.

С луркерами вообще выходила хохма: эти рыбоядные амфибии ВООБЩЕ не были агрессивны по отношению к человекам. Вот гоблинов харчили только в путь, ну и рыбу, само собой. А человек был им просто… не по зубам. Теоретически, убив и затащив на мелководье, прогнившим мясом луркер мог подзакусить. А на практике у них на это не хватало мозгов. И нападали они, только защищая кладку или место охоты, ну или в ответ на агрессию. То есть, судя по всему, если бы я не зарядил луркеру по башке сапогом, заскакивая на мост, он, скорее всего, просто поплыл бы по своим делам дальше.

Ещё из более-менее доступных (глаза б их не видели) тварей на пути к площадке обмена были волчары. Имеющие в виду падальщиков, нападая небольшими стаями на отбившихся, раненых и ослабших. На стаю падальщиков волчары не нападали: их стая падальщиков сама схарчит.

В общем — всё не настолько страшно, а мне надо притащить добычу повнушительнее, потому что нужны деньги. Несколько порций мяса у меня купят не торгаши, а мастеровые, что-то вытянет Снафф. В общем, нужно примерно столько же, сколько в первый поход.

Конечно, рассуждал я, топая из лагеря, сам мой план — авантюра. Вот только дело в том, что каждый поход за падальщиками — авантюра. Риск сдохнуть неприятно велик даже с кротокрысами, одна ошибка — и всё. Нужна броня, нужны деньги… Или топать в шахту, горбатится там фактически за еду. При том что и там сдохнуть — совершенно не исключённый вариант. При этом, смерть в случае провала моей авантюры довольно маловероятна. Травмы — возможно, но и то не факт.

Дотопал до первого моста, оглядел округу, подметил падальщиков. И начал охоту. И кстати, штыри пригодились тут же: из каких-то кустов высунулась незапланированная троица, я уже думал драпать — танцевать с шестёркой падальщиков было откровенно опасно, но вспомнил про штыри. И сократил шестёрку до двойки. Не всех сразу и наповал, но двоица, получившая штыри в организм, прилегла подумать о своём нехорошем поведении. А один сразу сдох от удачного броска, так что разбирался я с парочкой, что вполне посильно.

Ещё несколько заходов, свежевание, и тут с дороги довольно громкий и не слишком благожелательный крик.

— Пойди-ка сюда!

Блин, не заметил, занимался падальщиками, а патрульные любовались представлением. Причём те самые патрульные, которых я познакомил с дружелюбным луркером. Это… так, бежать глупо. Но даваться просто так — ещё глупее. Троица, штыри… Ну если будет жопа — попробую. А там — посмотрим-подумаем по результатам, если выживу. И вопрос с доспехами будет решён, чуть не в голос, хоть и не слишком весело заржал я. Ну и подошёл к троице, меряющей меня нехорошими взглядами.

— Так, ты — охотник, — обвиняюще уставил в меня один из них палец. — И какого Белиара ты, засранец, натравил на нас луркера?! — выпучил он на меня глаза.

А у меня несколько “отлегло”. Потому что за оружие троица не хваталась, хоть смотрели недобро.

— Я — Вельруф, уважаемые. И… готов извинится перед вами в жидкой форме, — ответил я.

— Это как, обоссаться что ли? — хохотнул один из стражников.

— Это вот так, — жестом факира извлёк я три пивных кувшина — ну, обменный фонд, жидкая валюта никогда не лишняя, особенно если нихрена не весит и не портится.

— Пиво?

— Ага, — покивал я под бульканье троицы, после “смазки” смотревших на меня не столь агрессивно, хотя и не слишком миролюбиво.

— Так, от колотушек ты почти откупился, — задумчиво протянул старший. — Но всё-таки: нахера ты это сделал? Поржать?!

— Эм-м-м… да как бы… — демонстративно потупился я. — Мне вор встретился, на входе в долину, — решил я заложить в общем-то виновного, в определённом смысле.

— И что, подговорил?!!

— Да нет… просто сказал, что вам лучше не попадаться. А то оттрахаете, как женщину…

— Вот скотина!!! А ты…

— Я натравливать не хотел, — развёл я лапами. — Прятался под мостом, а тут меня за зад кусает. Я даже не понял…

— Гы-гы-гы, га-га-га! — раздалось в ответ.

В общем — пронесло, что я воспринял как хорошее предзнаменование. Подставил Ратфорда? Ну-у-у… скажем так, имён я не называл. А его слова, в общем, таковыми и были. Может, и правдивыми, кстати говоря: сейчас я — “призрак Старого лагеря”, пусть формально и прочее, но “гражданин”. А вот новичка могли нахлобучить, в разных смыслах.

Мяса у меня было достаточно, время — около полудня. И в принципе, на мой довольно импульсивный план хватало. Хотя… чёрт знает, что меня подгоняет. Возможно, нежелание “погружаться в рутину”, кстати говоря. Сам я вроде справлялся, но насмотрелся на пустые бессмысленные оболочки для вечернего пива вместо старых приятелей, а то и друзей.

Впрочем, не до самокопания — уже добрался до лагеря. Пробежался этаким “продуктовым вихрем”. Причём сэкономил: от пары окороков Хуно не отказался, так что я получил кусок металла и доступ к кузнице за них, а не за деньги. То есть даже некоторый запас выходил, порадовался я, раскаляя заготовку в горне.

— А что это ты собираешься делать, Вельруф? — заинтересовался Хуно.

— Тренировочный двуручник, — не стал скрывать я.

— Для арены?

— Угу.

— Тебе виднее… Ты что творишь, придурок клешнерукий?!!! — послышался крик души, на который я даже не успел ответить. — С тебя десяток кусков, — буркнул Хуно, отнимая у меня заготовку.

— Эм… я не против, — решил я довериться профессионалу. — Ты что творишь, придурок клешнерукий?!!! — взревел я, вернув Хуно его слова через минуту.

— Сам же сказал…

— Так, здесь — утолщение, — стал я тыкать руками, что кузнец, хмыкнув, начал исполнять.

В общем, через полтора часа у меня был цвайхандер, классический, двухгардовый. Это и было как раз тем, юношеским увлечением фехтованием — тяжёлый двуручник. С очень специфической манерой боя, которой я ни черта у местных не заметил. Они работали своими орясинами, как топором, как одноручником… В общем, техника была откровенно не та. Подозреваю, это не на пустом месте — “перекаченные” магией воины как бы не нуждались в “уловках”... Только эти уловки нацелены не только на “силу удара”. Работа цвайхандером сродни танцу, ну, в определённом смысле. Излишне поэтично, но довольно схоже с действительностью: при правильной работой телом, центры масс клинка и тела постоянно находятся в выверенном движении друг с другом. А сила… есть у меня обоснованные основания (основанные на разлетающихся кусках черепушек падальщиков), что я немного посильнее себя даже в лучшие времена. Ну а шестовой работы я не только не видел на арене. Она была просто невозможна большинством увиденных мной клинков, в силу конструкционных особенностей.

А вот дальше я направился к Скатти и заявил:

— Скатти, я хочу бросить вызов лучшим бойцам арены. На двуручниках, — продемонстрировал я перекинутый через плечо клинок.

— Сдурел? — заботливо поинтересовался Пейн Старого лагеря. — Иди, охладись, Вельруф.

— Сто кусков, — помахал я мешочком.

— Вот… ладно, хер с тобой — есть лишняя руда и кости, которые тебе мешают целыми — я не против, — ухватил он за мешочек. — И раньше не мог предупредить?!

— Нет.

— Хрен с тобой, Вельруф. И что у тебя? — на что я протянул ему свой дрын. — Затуплен, — констатировал он. — И нахера тебе? Есть у арены мечи…

— Предпочту своим, — покачал я цвайхандером.

— Решай сам, — махнул рукой Скатти.

И ускакал. Несомненно — собирать зрителей.

А затеял я всю эту хренотень вот по какой причине. Одним из “форматов” аренных боёв был как раз “вызов лучшим бойцам”. И ощутимая ставка, которая удваивалась за счёт арены по мере прохождения противников. То есть, первый бой — две, дальше — четыре, восемь и, наконец, шестнадцать сотен мер руды. В том, что я выиграю… Да не уверен, конечно. Но шансы неплохи, как минимум из-за нетрадиционной манеры владения клинком.

И этот риск убивает сразу двух косых: если не налажаю, то мне начнут делать пристойный доспех, что ой как не лишнее. А второй: этот поединок, одновременно — способ “показать себя” баронам. Многие стражи оказались стражами именно через такой способ, хотя и не мгновенно. Но на контакт рудный барон с победителем выйдет практически гарантированно. И если горбатиться на этих типов никакого желания нет, то вот проникнуть в замок получится наверняка, без авантюр и дурацкого риска.

Так что расположился я на скамеечке у арены, сложив лапы на второй гарде — до первой надо было и тянутся, неудобно. Ученички Фиска ходили вокруг меня, вставляя остроумные и “смищьные” замечания, но не дотягивали не то, что до остроумия. Даже до майора Пейна ощутимо не дотягивали, так что я на них не обращал внимания. И тут смотрю — чешет. Сам верховный призрак, своей призрачной персоной, смотря на меня с прищуром. Заметил Диего не только я, так что безуспешные попытки “в остроумие” были оперативно свёрнуты, а “шутники” разбрелись с невинным видом.

— Приветствую, Вельруф. Вижу, Скатти не шутил… — констатировал Диего, доскакав до меня.

— Приветствую, Диего. Смотря насчёт чего.

— Насчёт арены.

— Тогда — нет.

— Я это вижу, — повторил Диего, которому в этот момент подошла бы треуголка, или на худой конец — фуражка, но непременно капитанская. — Десять дней, Вельруф, я тебя предупреждал, — нахмурился он. — И за твоим избитым телом никто не будет присматривать, разве что рудокоп какой-нибудь сжалится! Так что рекомендую…

— Диего, — проникновенно произнёс я. — А ты так уверен, что мне понадобится жалость рудокопа? А не моим противникам?

— Я… делай что хочешь, — изящно махнул на меня лапой его призрачность и срулил.

Хм, в общем выходит, что Диего — действительно неплохой человек. Я на игровые выкрутасы в оценке не слишком ориентировался, но выходит так. Впрочем, это на текущий момент не слишком важно, а что будет дальше — посмотрим.

А дальше вернулся Скатти, уточнил у меня, не передумал ли я. На чисто теоретический вопрос, а не вернёт ли он взнос, я получил лошадиное ржание и кукиш в перчатке. Ну и заверил, что не передумал.

Через час меня запустили на арену, а судя по воплям зазывалы — эта богадельня неплохо наварится на входных билетах. Ценник задрали в два раза, хотя мне, в общем-то, пофиг. Спрыгнул я на арену, прошёлся. Место неплохое: каменные плиты, слегка присыпанные песком. Ну и встал, опершись на крестовину.

А напротив меня спрыгнул незнакомый тип. В окольчуженной коже, с двуручником. Затупленным-тренировочным но… он чуть не выиграл до того, как мы начали бой: у меня были все шансы получить технический нокаут от челодлани. Но удержался, хоть и чудом.

Дело в том, что я думал, что “стиль” ковыряла гор-хрен-пойми как из болотников — следствие укуренности этого товарища. Но, блин, кривые зазубрины покрывали половину клинка и этого деятеля! То есть не ухватиться толком, ни нанести удар, ни даже не захватить клинок — зубья просто были для этого не предназначены, выполняя функцию устрашения и дешёвых понтов.

Парень лет тридцати на вид своё ковыряло держал за рукоять, опустив остриём к земле. После того, как спыгнул — взял среднюю позицию, остриём мне в грудь, слегка кивнул и начал смещаться. Ну и народ взвыл, видимо, никаких ведущих и сейчас не предполагалось, что и к лучшему. А ещё я отметил краем взгляда на верхнем зрительном ярусе отблеск металла в мехах — какой-то из баронов припёрся, как и ожидалось.

Ну а сам я взял согнутой левой рукой клинок у второй гарды, правой — почти у яблока и поднял над головой. Смещающийся противник замер на секунду, удивлённо поднял бровь, но, помотав головой, двинулся ко мне. Для начала — нанеся короткий рубящий в живот, с отскоком. От которого я просто сместился, наблюдая за ним. Потом — второй заход, с колющим копейным в лицо — но тоже без моей работы клинком. Я ждал и дождался: молодецкое хэканье, с прыжок и косой рубящий… парированный опущенным концом моего клинка. Усилие же противника не пропало даром, добавив бокового усилия моему удару, даже порвавшему несколько звеньев кольчуги на груди противника. Меч тот не выпустил, но оттолкнуло его на метр, да и скрючило, несмотря на броню. Впрочем, этот поединок на этом закончился: поставив клинок на остриё, противник поднял обе руки, в знак поражения. Кивнул мне и недовольно, и уважительно, подхватил меч и свалил из ямы.

Публика орала, визжала, что не помешало Скатти перегнуть свою морду через край ямы и спросить, не нужно ли мне попить, передохнуть, некролог. От щедрого предложения я отказался: не устал.

И ещё два противника, первый из которых также не составил проблем. А вот второй был в пластинчатой броне, так мало того, что не реагировал на чувствительные и явно “смертельные” попадания, так ещё, скотина, задел меня своим дрыном по бедру! К счастью — по касательной, но больно, и я немного разозлился. “Закрутив” конец его двуручника из средней позиции, я тыкнул читера кончиком в морду. Конкретно — в пасть. Не со всей дури, убивать на арене не стоило. Но обозначить свою победу, одновременно наказав козла, стоило однозначно. Губу — порвал, зубы — выбил. Но не убил. Мёртвые даже в Готике, даже столь шепеляво — не матерятся.

Третьего противника вытащила пара ребят в одеждах призраков. А я за воем и улюлюканьем зрителей (делом бы с таким энтузиазмом занимались, как орали!) толком даже не слышал ничего. Но последний противник был как раз гор-хрен-пойми-фамилия. И он — напрягал. Глаза без радужки, полностью скрытые зрачком. Запах от тела — не пота, а какой-то химический, хотя тоже противный. И рванул на меня этот качок стероидно-стимулированный быстро и резко. Практически невозможно, и мне бы настал кирдык… Но я был действительно покрепче себя в лучшие годы. Бил этот тип колющим, я удар отклонил, тут же получив по клинку косой рубящий — практически невозможный удар, видимо, за счёт стимуляторов. Но в работе цвайхандером можно не махать, а танцевать. И клинок, увлекаемый инерцией, ушёл в сторону и назад. А яблоко, провернувшееся вокруг моего хвата, со звоном влетело в лысый кумпол. И вот тут я напрягся, поскольку был не уверен… Но пронесло. Кор-как-его-там замер, задумчивый. Покосил глазами, помотал головой. Поднял руку, в знак поражения и, пошатываясь, направился к краю ямы.

— ВЕЛЬРУФ!!! — переорал зрителей Скатти, к которому я подошёл.

— Я — победил! — заорал я.

— Нужен ещё один поединок! — заорал он.

— С хрена ли?!! Или ты заплатишь три тысячи двести?!

— Нет!

— Тогда и поединка не будет! Я победил по твоим правилам…

— Надо! И деньги — твои! — рявкнул Скатти. — Ворон хочет видеть ещё один поединок! — кивнул он на второй ярус.

— А что мне за это будет?! — злобно рявкнул я.

На последнее Скатти свесившись с края ямы проорал на ухо гораздо тише: “Жизнь”.

Вот счастья-то привалило, ликовал и радовался я, стараясь сохранить зубы для дальнейших трудов по пережёвыванию пропитания. А то сводило их почему то совершенно чудовищно. И… надо, как минимум, успокоиться, сам себя сообщил я, опираясь на крестовину своего меча.