От западной границы Фандала до восточной границы Тунола по умирающей планете на восемнадцать сотен земных миль как ядовитая гигантская рептилия протянулась Великая Тунолианская Топь — зловещая страна, в которой извилистые узкие ручейки соединяют разбросанные там и сям маленькие озера, самое большое из которых по площади не превышает нескольких акров. Это однообразие ландшафта изредка нарушается каменистыми островами, поросшими густой растительностью, остатками древнего горного хребта.
В других районах Барсума мало известно о Великой Тунолианской Топи, так как это негостеприимное место заселено кровожадными зверями, жуткими рептилиями; здесь же обитают немногочисленные теперь дикие племена аборигенов. А, кроме того, Топь охраняется воинственными государствами Фандалом и Тунолом, не поддерживающими отношений с соседними странами и постоянно находящимися в состоянии войны друг с другом.
На острове близ Тунола Рас Тавас, Великий Мыслитель Марса, жил и работал в лаборатории тысячу лет, пока Бобис Кан, джеддак Тунола, не захватил остров и не привез Рас Таваса к себе. А позже Бобис Кан разгромил армию фандальских воинов, которых вел Гор Хаджус, убийца из Тунола. Гор Хаджус пытался завоевать остров и вернуть Рас Таваса в лабораторию в обмен на его обещание посвятить свое умение и свою ученость облегчению человеческих страданий, а не использовать для зла.
После поражения армии фандальцев Рас Тавас исчез. Он не был найден среди убитых и был вскоре забыт всеми. Однако оставались и те, кто не забывал его никогда. Это и Валла Дайя, принцесса Дахора, чей мозг он пересадил безобразной старой Заксе, джеддаре Фандала, которая захотела приобрести юное и прекрасное тело Валлы Дайи.
Это и Вад Варо, ее муж, бывший одно время помощником Рас Таваса, который вернул мозг Валле Дайе. Вад Варо родился в Соединенных Штатах Америки под именем Улисс Пакстон и предположительно умер в какой-то дыре во Франции.
Это был и Джон Картер, принц Гелиума, Военный Владыка Марса, заинтригованный рассказами Вад Варо о чудесном искусстве величайшего в мире ученого и хирурга.
Джоя Картер не забывал Рас Таваса, и когда обстоятельства сложились для него так, что талант ученого оставался единственной надеждой, Джон Картер решил отправиться на его поиски, ведь от этого зависела судьба Деи Торис.
Его принцесса пострадала в столкновении двух воздушных кораблей и уже много недель лежала без сознания. У нее был сломан и вывернут позвоночник. Лучшие врачи Гелиума сказали, что все их искусство может только поддерживать в ней жизнь, но исцелить они ее не в силах.
Значит, нужно искать Рас Таваса. Но где и как? И тогда Джон Картер вспомнил, что Вад Варо был помощником великого хирурга. Если не будет найден великий мастер, возможно, пригодится искусство его ученика. К тому же, кто, кроме Вад Варо, может помочь в поисках Рас Таваса? И Джон Картер решил сначала добраться до Дахора.
Он выбрал маленький быстрый крейсер нового типа, двигавшийся со скоростью 400 миль в час — вдвое быстрее старых кораблей, летавших в небе Марса. Джон Картер хотел отправиться один, но Карторис, Тара и Тувия убедили его не делать этого. Наконец он уступил их просьбам и согласился взять одного из офицеров своих войск, юного падвара по имени Вор Дай. Именно ему мы обязаны увлекательным рассказам о странных приключениях на планете Марс. Ему и Джейсону Гридли, открывшему эффект волн Гридли, благодаря которым я смог принять этот рассказ по специальному приемнику, сконструированному и построенному Джейсоном Гридли в Тарзании. Улисс Пакстон перевел этот рассказ на английский язык и послал его через сорок миллионов миль.
Я передаю его как можно ближе к подлинному. Некоторые марсианские слова и идиомы непереводимы, меры же времени и длины я переведу в английские, кроме того, я буду вводить некоторые новые слова, смысл которых будет совершенно понятен читателю. Должен сказать, что кое-что в рассказе Вор Дая мне пришлось подправить.
Итак, перед вами рассказ Вор Дая.
Я, Вор Дай, падвар Гвардии Владыки. По меркам земных людей, для которых я пишу о своих приключениях, я уже давно должен был бы быть мертв. Но здесь, на Барсуме, я еще молодой человек. Джон Картер говорил мне, что на Земле люди, прожившие сто лет, — большая редкость. Нормальная продолжительность жизни на Марсе — тысячи лет с того момента, как марсианин разобьет скорлупу яйца, в котором находится пять лет, вплоть до возраста, предшествующего зрелости. Марсианина, вышедшего из яйца, нужно приручать и тренировать, как приручают диких животных. И это обучение настолько эффективно, что сейчас мне кажется, что я вышел из яйца полностью вооруженным и экипированным, настоящим воином. Но пусть это будет вступлением к рассказу. Вам достаточно знать, что я просто воин, чья жизнь посвящена служению Джону Картеру.
Естественно, я был крайне польщен, что Владыка выбрал меня, чтобы сопровождать его в поисках Рас Таваса, и радовался, что мне предоставилась возможность служить Владыке и несравненной Дее Торис. Тогда я не мог ничего предвидеть!
Джон Картер сначала намеревался лететь в Дахор, который находится на расстоянии 10500 хаадов, или четыреста земных миль, к северо-востоку от Двойного Города Гелиум. Там он надеялся встретить Вад Варо, от которого хотел узнать что-нибудь о местонахождении Рас Таваса. Рас Тавас был единственным человеком в мире, чье искусство могло вырвать Дею Торис из тисков болезни, вернуть ей здоровье.
Было 3-25, или 12–13 по земному времени, когда наш быстрый, юркий флайер поднялся с крыши дворца Владыки. Турия и Хлорус быстро плыли по усыпанному звездами небу, бросая двойные тени на землю. Они казались постоянно движущимися живыми существами, а их движение напоминало бесконечное бурление жидкости. Джон Картер говорил мне, что на Земле такого не увидишь: ее единственный спутник Луна медленно и торжественно шествует по небу.
Мы установили навигационный компас по курсу на Дахор и постоянную мощность двигателя (при этом он работал абсолютно бесшумно), после чего проблемы управления уже не отнимали нашего времени. Если не случится чего-нибудь непредвиденного, флайер достигнет Дахора и остановится над городом. Чувствительный альтиметр был настроен так, чтобы поддерживать высоту триста ад — примерно 3000 футов — с безопасным минимумом 50 ад. Другими словами, флайер будет лететь на высоте 300 ад над уровнем моря, но при полете над горными массивами чувствительный прибор будет управлять двигателем так, чтобы между килем корабля и землей было не менее 50 ад — около 490 футов.
Мне кажется, что описать действие самофокусирующейся камеры я могу куда лучше. Ее фокус автоматически перестраивается в зависимости от расстояния до объекта. Наш прибор был настолько чувствителен, что работал одинаково точно и при свете звезд и при ярком солнечном свете. Он отказывался работать только в абсолютной темноте, но и в этом случае можно было выйти из положения. Когда небо Марса ночью было закрыто плотными облаками, вниз на землю из корабля посылался луч света.
Полностью доверившись непогрешимости нашего навигационного оборудования, мы ослабили нашу бдительность и проспали всю ночь. Для меня нет никаких извинений, впрочем, Джон Картер меня и не обвинял. Он признал, что в случившемся его вина была так же велика, как и моя. Во всяком случае, он взял всю ответственность на себя.
Сразу после восхода солнца мы поняли, что происходит что-то неладное. Уже должны были быть видны снежные вершины гор Артолиан Хиллс, окружающих Дахор, но их не было на горизонте. Вокруг расстилалось дно мертвого моря, покрытое оранжевой растительностью; в отдалении виднелась цепь низких холмов.
Мы быстро определились в пространстве: оказалось, что находимся мы в 4500 хаадах к юго-востоку от Дахора, то есть, улетели на 2600 хаадов на юго-запад от Фандола, и это означало, что мы находимся в западной части Великой Тунолианской Топи.
Джон Картер осмотрел компас. Я знал, как он был разочарован непредвиденной задержкой. Другой бы на его месте сетовал на судьбу, но он только сказал:
— Игла слегка согнута. Но этого оказалось достаточно, чтобы мы здорово отклонились от курса. Может, это и к лучшему: фандольцы наверняка лучше знают, где Рас Тавас, чем дахорцы. Я хотел лететь сначала в Дахор только потому, что там мы могли получить помощь друзей.
— Судя по тому, что я слышал о Фандоле, дружеской помощи там ждать не приходится.
Он кивнул.
— И тем не менее, мы летим в Фандол. Дар Тарус, джеддак, дружески относится к Вад Варо. Может быть, он будет другом и другу Вад Варо. Однако для безопасности мы прибудем туда как пантаны.
— Так они и поверят нам, — рассмеялся я. — Два пантана на флайере с эмблемой Владыки Барсума.
Пантан — это странствующий солдат удачи, продающий свою службу и меч тому, кто платит. А платят пантану мало. Все знают, что пантан дерется с большей охотой, чем ест. И все, что он получает, он тут же тратит, не думая о будущем. Поэтому пантаны всегда нищие и нуждаются в деньгах.
— Они не увидят флайер, — сказал Джон Картер. — Прежде чем мы войдем в город, мы спрячем корабль в укромном месте. Ты, Вор Дай, пойдешь к воротам города в полном вооружении. — Он улыбнулся. — Я знаю, как умеют ходить мои офицеры.
Во время полета мы убрали все эмблемы и знаки отличия с одежды, чтобы подойти к воротам, как безликие пантаны. И все же у нас не было уверенности, что нас пустят в город, так как марсиане весьма подозрительны, а шпионы других государств нередко расхаживают под личиной пантанов. С моей помощью Джон Картер выкрасил свою белую кожу в красный цвет, чтобы походить на обычного красного человека Барсума. Красную краску он всегда носил с собой именно для таких случаев.
Когда на горизонте появился Фандал, мы снизились и полетели, скрываясь за холмами, чтобы нас не заметили часовые со стен. За несколько миль до города Владыка посадил флайер в небольшом каньоне, в зарослях сомпуса. Сняв рычаги управления, мы закопали их неподалеку, отметили место, чтобы легко найти корабль при возвращении — если нам удастся вернуться — и двинулись к городу.
Вскоре после того, как виргинский солдат удачи попал на Марс, зеленые марсиане, в чьих руках он находился, дали ему имя Дотар Соджет. Но со временем это имя практически забылось, ведь так его называли лишь некоторое время несколько членов зеленой орды. Теперь Владыка решил взять это имя для нового приключения, а я оставил свое, которое было совершенно не известно в этой части планеты. Итак, Дотар Соджет и Вор Дай, два странствующих пантана, шли по холмистой равнине в это тихое барсумское утро к Фандалу.
Оранжевый мох под ногами делал наши шаги абсолютно бесшумными. Мы шли молча, и наши резко очерченные тени сопровождали нас. Весело раскрашенные безголосые птицы смотрели с веток деревьев. Прекрасные бабочки порхали с цветка на цветок; особенно много цветов росло в лощинах — там дольше всего сохраняется влага. Марс — это мир умирающий, и все живое здесь притихло, замолчало, как бы в ожидании неминуемой смерти. Наши голоса, голоса марсиан, такие же тихие и мягкие, как и наша музыка. Мы очень немногословны. Картер рассказывал мне о шуме земных городов, о грохоте огромных барабанов в оркестрах, о пронзительных звуках труб, о постоянном бессмысленном звучании человеческих голосов; земляне говорят до бесконечности, и не говорят ни о чем. Я думаю, что в таких условиях любой марсианин сошел бы с ума.
Нас окружали холмы, и города мы еще не видели, как вдруг послышался шум над нами и позади нас. Обернувшись, мы едва поверили своим глазам. Около двадцати птиц летели прямо на нас, Зрелище было удивительным само по себе, ведь это были малагоры, считавшиеся давно вымершими. Но еще более удивительным было то, что на каждой из этих гигантских птиц сидел воин. Было ясно, что они заметили нас, так что скрываться и прятаться было бессмысленно. Птицы уже снижались и окружали нас. Когда они приблизились, меня удивила внешность воинов. В них было что-то нечеловеческое, хотя на первый взгляд они были такие же люди, как и мы. На шее одной из птиц перед воином сидела женщина, но я не смог рассмотреть ее как следует, так как птица была в постоянном движении.
Вскоре двадцать малагоров окружили нас, пятеро воинов спешились и приблизились к нам. Теперь я понял, что придавало их наружности такой странный и неестественный вид. Они казались ожившей карикатурой на человека. В строении их тел не было симметрии. Левая рука одного из них едва достигала одного фута, в то время как правая была такой длины, что пальцы касались земли. У следующего большая часть лица находилась над глазами, а остальное — рот, нос, подбородок — едва помещалось под глазами. Глаза, рты, носы — все было смещено, искажено, было либо слишком большим, либо слишком маленьким. Но среди них мы увидели и исключение: воина, который спешился последним и шел за этими пятью. Это был красивый, хорошо сложенный человек. Все его оружие было в прекрасном состоянии и превосходного качества. Настоящее оружие настоящего воина. На одежде у него мы заметили эмблему двара — это чин, сравнимый с чином капитана в армии землян. По его команде пятеро остановились, и он обратился к нам:
— Вы фандальцы?
— Мы из Гелиума, — ответил Джон Картер. — Там мы служили. Мы пантаны.
— Вы мои пленники. Бросайте оружие.
Слабая улыбка коснулась губ Владыки.
— Подойди и возьми, — сказал он. Это был вызов.
Двар пожал плечами.
— Как хотите. Нас в двадцать раз больше. Мы возьмем вас в плен, но в стычке мы можем убить вас. Я советую сдаться.
— Вы поступите разумно, если дадите нам уйти. Мы не ссорились с вами, и если вы нападете, то мы умрем не одни.
Двар презрительно улыбнулся.
— Как хотите, — повторил он. Затем он обратился к пятерым воинам. — Взять их! — Однако когда они двинулись вперед, он не пошел с ними, а остался сзади, что противоречило этике офицеров марсианских армий. Он должен был вести их, первым вступить в бой, показывая пример мужества.
Мы выхватили мечи из ножен и встретили этих страшилищ, встав спиной к спине. Лезвие Владыки плело сложную стальную сеть между ним и нападающими. Я сделал все, что мог, чтобы защитить своего принца и не уронить честь моего меча. Надеюсь, что это у меня получалось неплохо, потому что я сражался рядом с Джоном Картером, величайшим воином. Наши враги не могли сравниться с нами; не могли пробиться сквозь нашу защиту, несмотря на то, что сражались они с полным пренебрежением к жизни, бросаясь на наши мечи. И это было самое страшное. Раз за разом я поражал наших противников, нанося им удары, уколы, но они снова и снова бросались вперед. Казалось, они не знают, что такое боль и что такое страх. Мой меч отрубил руку одного из них до самого плеча. Воин отшвырнул ногой отрубленную руку, схватил меч левой рукой и снова бросился на меня. Джон Картер отрубил голову одному из нападающих. Однако обезглавленное тело размахивало мечом, крутясь в разные стороны, пока двар не отдал приказ и двое воинов не схватили несчастного, обезоружив его. Все это время голова, лежащая на земле, делала жуткие гримасы и ругалась. Он был первым противником, который покинул поле боя. И мы поняли, что это единственный способ одержать победу.
— Руби им головы, Вор Дай! — приказал Владыка, и мы начали драться с удвоенной энергией.
Я вам скажу, это была жестокая битва. Чудовище с отрубленной головой продолжало драться, в то время как его голова валялась в пыли и ругалась. Джон Картер обезоружил обезглавленного, но тот бросился вперед и всем телом обрушился на него, стараясь сбить Джона Картера с ног. К счастью, я увидел это и вовремя перехватил того, кто бросился на Владыку. Голова его покатилась по земле. Теперь против нас остались два противника, и двар отозвал их.
Они отошли к своим птицам, где двар стал отдавать им какие-то инструкции, но я не слышал, что он говорил. Я решил, что они оставят нас в покое и уберутся отсюда. Некоторые из них снова уселись на своих малагоров, но двар остался на земле. Он просто стоял и наблюдал. Те, что были в воздухе, делали над нами круги, но наши мечи не могли достать их. Остальные приблизились к нам, но тоже оставались на безопасном расстояний. Три отрубленные головы валялись на земле, всячески нас ругая. Тела двух обезглавленных были пойманы и обезоружены, а третье тело без головы металось в разные стороны, размахивая мечом, в то время как два его товарища пытались поймать его в сети.
Все это я наблюдал боковым зрением, так как все мое внимание было поглощено теми, кто парил над нами. Я пытался понять, что они собираются предпринять дальше. Но мне не пришлось слишком долго ждать. Размотав сети, которые были закреплены у них на поясах и которые, как я подумал вначале, были частью их экипировки, они попытались набросить их на нас. Мы пытались рубить их мечами, но все это было бессмысленной тратой времени. Вскоре мы оба были стянуты сетями, беспомощно барахтаясь в них. Затем воины приблизились, не опасаясь наших мечей, и связали нас. Мы отчаянно сопротивлялись, но даже Владыка не мог ничего сделать против стягивающих нас сетей и наседавших страшилищ. Все-таки их было слишком много. Я подумал, что сейчас мы будем убиты, но по приказу двара, полностью обезоружив нас, воины немедленно отступили назад. Затем воины собрали отрубленные головы и обезглавленные тела и привязали их к спинам малагоров. Офицер подошел к нам и заговорил. Казалось, ему было наплевать на урон, который мы произвели в его войске. Он восторгался нашим мужеством и воинским умением.
— Однако, — добавил он, — вы поступили бы более мудро, если бы сдались сразу. Только чудо спасло вас от смерти или тяжелых ран. Чудо и ваше великолепное искусство владения мечом.
— Если здесь и произошло чудо, — ответил Джон Картер, — то только тогда, когда некоторые из твоих людей сумели спасти свои головы. Их искусство фехтования оставляет желать лучшего.
Двар улыбнулся.
— Я полностью согласен с вами. Техники у них, конечно, нет. Но они восполняют ее отсутствие огромной силой и полным отсутствием страха. Как вы наверняка заметили, убить их невозможно.
— Теперь мы ваши пленники, — сказал Владыка. — Что же вы собираетесь с нами делать?
— Я отведу вас к моим начальникам. Они решат. Как ваши имена?
— Это Вор Дай, я Дотар Соджет.
— Вы из Гелиума и направляетесь в Фандал. Зачем?
— Я уже говорил. Мы — пантаны. Мы ищем службу.
— У вас есть друзья в Фандале?
— Нет. У нас нигде нет друзей. Если на нашем пути встречается город, мы предлагаем ему свою службу. Ты же знаешь обычаи пантанов.
Человек кивнул.
— Я думаю, у вас еще будет возможность показать свое умение.
— Не мог бы ты мне сказать, — спросил я, — что это за существа, с которыми мы сражались? Я никогда не видел таких людей.
— А их никто и никогда и не мог видеть, — ответил он. — Это хормады. Чем меньше ты их видишь, тем больше они тебе нравятся. А теперь, когда вы стали моими пленниками, я хочу сделать вам предложение. Для связанного человека путь в Морбус покажется мукой, а я не хочу, чтобы два храбрых воина испытывали неудобства в пути. Дайте мне слово, что вы не попытаетесь бежать, пока мы не прибудем в Морбус, и я прикажу снять с вас веревки.
Было ясно, что двар — благородный человек. Мы с радостью приняли его предложение. Затем он усадил нас на птиц позади своих воинов. И тогда я впервые рассмотрел женщину, сидящую на малагоре перед одним из воинов. Встретившись с ней взглядом, я увидел в ее глазах ужас и растерянность. Я также успел заметить, что она очень красива, но тут захлопали огромные крылья, и мы двинулись в Морбус.
Я сидел на малагоре, а сбоку в сетке болтались головы, отрубленные нами в схватке с хормадами. Я удивился, зачем им нужно тащить с собой такие сомнительные трофеи, но затем решил, что это обусловлено неким религиозным ритуалом, который требует, чтобы останки были возвращены на родину для захоронения.
Наш путь лежал на юг от Фандала, к которому наш лидер совершенно очевидно старался не приближаться. Впереди я видел широкие пространства Топей, которые простирались вдаль, насколько хватало глаз. Это был лабиринт извилистых ручейков, текущих от болота к болоту, и лишь изредка взгляд встречал островки земли, где виднелась зелень леса и голубизна озер.
Меня вывел из задумчивости чей-то сварливый голос:
— Поверни меня! Я не вижу ничего, кроме брюха этой птицы.
Этот голос доносился откуда-то снизу. Я посмотрел туда и увидел, что это говорит голова, болтающаяся в сетке. Она лежала так, что ей был виден только живот птицы, и не могла повернуться, чтобы ей было удобно. Страшное зрелище: отрубленная голова говорит. Должен признаться, что это заставило меня содрогнуться.
— Я не могу повернуть тебя, — сказал я, — потому что мне не дотянуться. А впрочем, какая тебе разница? Не все ли тебе равно, куда смотрят твои глаза? Ты мертв, а мертвые не могут видеть.
— Безмозглый идиот! Разве я мог бы говорить, если бы я был мертв? Я не мертв, потому что я не могу умереть никогда. Жизнь заключена в каждой моей клетке. Она может быть уничтожена только огнем, в противном случае из каждой части моего тела возродится новая жизнь. Таков закон природы. Поверни меня, глупец! Тряхни сеть или потяни ее на себя. Неужели ты не можешь догадаться?
Да, манеры этой головы оставляли желать лучшего. Однако, если бы у меня отрубили голову, я бы тоже был немного раздражен. Поэтому я потряс сеть так, чтобы голова повернулась и могла видеть что-нибудь еще, кроме дурно пахнущего живота птицы.
— Как тебя зовут? — спросила голова.
— Вор Дай.
— Я запомню. В Морбусе тебе могут понадобиться друзья. Я запомню тебя.
— Благодарю.
Интересно, какую пользу может принести такой, довольно странный друг? А, кроме того, неужели то, что я слегка потряс сеть, перевесит другое — то, что это я отрубил эту голову? Просто из вежливости я спросил имя головы.
— Я Тор-дур-бар, — ответила она. — Тебе повезло, что я твой друг. Я не простой человек. Ты поймешь это, когда мы прибудем в Морбус и ты увидишь нас, хормадов.
Тор-дур-бар на языке землян означает Четыре Миллиона Восемьдесят. Вам покажется странным это имя, но у хормадов вообще все странно. Хормад, малагор которого летел впереди, очевидно слышал наш разговор, потому что он повернулся ко мне и сказал:
— Не обращай внимания на Тор-дур-бара. Он — в самом начале. Посмотри на меня. Если ты нуждаешься в могущественном друге, тебе больше ничего не надо искать. Многого я не стану говорить, я скромен. Но если тебе когда-либо понадобится настоящий друг, приходи к Тиата-ов. Это на нашем языке означает Тысяча Сто Семь.
Тор-дур-бар презрительно фыркнул: «В самом начале! Я — конечный продукт миллионов культур, а если быть точным, четырех миллионов культур. Тиата-ов всего лишь мелкий эксперимент».
— Если я отпущу сеть, ты действительно будешь конечным продуктом, — пригрозил Тиата-ов.
Тор-дур-бар заверещал:
— Ситор! Ситор! Убивают!
Двар, летевший во главе странного отряда, развернулся и подлетел к нам:
— Что случилось?
— Тиата-ов угрожает сбросить меня на землю, — кричал Тор-дур-бар. — Забери меня от него, Ситор.
— Снова ссоритесь? Если я услышу еще раз того или другого, оба по прибытии в Морбус пойдете в инцинератор. А ты, Тиата-ов, смотри, чтобы с Тор-дур-баром ничего не случилось. Понял?
Тиата-ов хмыкнул, и Ситор вернулся на свое место. Теперь мы летели в тишине, и я смог подумать о природе этих странных существ, в чьи руки я попал. Владыка летел впереди меня, а девушка — слева. Глаза мои нередко обращались к ней с симпатией, потому что она, я был в этом уверен, тоже была пленницей. Какая же жестокая судьба уготована ей! Такая ситуация тяжела и для мужчины, но насколько хуже она могла быть для женщины.
Малагоры летели быстро и плавно. Мне казалось, что они летят со скоростью более четырехсот хаадов в зод, или шестидесяти миль в час. Они не знали усталости и летели без отдыха уже много часов. Обогнув Фандал, мы повернули на восток и примерно в полдень приблизились к большому острову, возвышавшемуся над болотом. На берегу небольшого озера стоял окруженный стенами город, над которым мы сделали круг и приземлились возле главных ворот на берегу озера. Во время спуска я заметил множество хижин вне стен города и предположил, что там живет довольно много народа. Однако позже я выяснил, что даже мои самые смелые предположения о количестве живущих здесь были далеки от истины.
Когда мы приземлились, нас, троих пленников, согнали вместе, а все отрубленные в битве останки свалили в сеть и скрутили, чтобы легче было нести. Ворота открылись, и мы вошли в Морбус.
Офицер на посту возле ворот был самый обычный человек, но его солдаты — настоящие уроды. Офицер обменялся приветствием с Ситором, задал ему несколько вопросов о нас, и затем отправил носильщиков отнести их жуткий груз в «Лабораторию 3». Ситор повел нас по улице, которая вела на юг от ворот. На первом перекрестке те, что несли сеть с изуродованными телами, повернули налево, и до меня донесся голос: — Не забывай, Вор Дай, что Тор-дур-бар твой друг, а этот Тиата-ов — только эксперимент.
Я повернулся и увидел голову Тор-дур-бара, которая смотрела на меня сквозь сеть.
— Я не забуду, — ответил я.
И не покривил душой. Вряд ли я видел что-либо ужаснее этого, хотя сюда примешивалась доля любопытства: как может голова, лишенная тела, быть в чем-то мне полезной.
Морбус отличался от всех марсианских городов, в каких я бывал. Дома в основном были без украшений, но строгость линий придавала им величественную красоту и своеобразие. Создавалось впечатление, что город был построен по единому плану, но я мог только удивляться, зачем его выстроили в самых глубинах Великой Тунолианской Топи. Кто по доброй воле захотел жить здесь, в этой дикой глуши? И как мог такой город существовать без рынка и торговли?
Мои размышления были прерваны. Мы подошли к глухой стене с маленькой дверью. Ситор постучал в дверь рукоятью меча. В двери открылось окошечко, и появилось лицо.
— Я Ситор, двар десятого утана, первого дара третьего батальона гвардии Джеда. Я привел пленников на Совет Семи Джедов.
— Сколько пленников?
— Трое: два мужчины и одна женщина.
Дверь открылась, и Ситор втолкнул нас в нее. Он не пошел за нами. Мы оказались в комнате охранников, где было примерно двадцать воинов-хормадов и офицер, принявший нас. Офицер был, как и остальные офицеры, нормальным красным человеком. Он спросил наши имена и занес их в книгу, так же как и остальную информацию о нас: откуда мы прибыли, каковы наши цели и тому подобное. Именно тогда я и узнал имя девушки. Ее звали Джанай. Она прибыла из Амхора, маленького города, находящегося в семистах милях к северу от Морбуса, которым правит принц Дажль Хад, имеющий такую плохую репутацию, что о ней известно далеко за пределами Гелиума. Вот все, что я знал об Амхоре.
Закончив допрос, офицер приказал одному из хормадов увести нас. Хормад отвел нас по коридору в небольшое патио, где уже было несколько красных марсиан.
— Вы останетесь здесь, пока за вами не пришлют, — сказал хормад. — И не пытайтесь бежать.
С этими словами он ушел.
— Бежать! — хмуро улыбнулся Джон Картер. — Я бежал из многих городов. Сумел бы убежать и из этого. Но как убежать из Тунолианской Топи? Это совсем другое дело. Однако посмотрим.
Другие пленники, ибо они тоже были в плену, как и мы, подошли к нам. Их было пятеро.
— Каор! — приветствовали они нас. Мы познакомились, и они засыпали нас вопросами о внешнем мире, как будто они провели тут несколько лет. Двое из них были фандальцами, третий из Тунола, четвертый из Птарса и пятый из Дахора.
— Для чего они держат пленников? — спросил Джон Картер.
— Они используют некоторых в качестве офицеров для обучения своих солдат, — объяснил Пандар, один из фандальцев. — Тела других используют для пересадки мозгов тех хормадов, которые достаточно разумны, чтобы занимать высокие посты. Тела остальных идут в лаборатории и используются как материал для проклятой работы Рас Таваса.
— Рас Таваса? — воскликнул Владыка. — Он здесь, в Морбусе?
— Здесь. Пленник в собственном городе, слуга тех страшилищ, которых сам создал, — ответил Ган Хад из Тунола.
— Я не понимаю тебя, — сказал Джон Картер.
— Когда Рас Тавас был изгнан из своей лаборатории Бобис Каном — джеддаком Тунола, — объяснил Ган Хад, — он пришел на этот остров, чтобы усовершенствовать открытке, над которым работал много лет. Это было создание человеческих существ из человеческой плоти. Он разработал культуру, в которой человеческая плоть непрерывно разрасталась, причем до таких размеров, что могла заполнить целую комнату. Однако она была бесформенной. Оставалось научиться управлять ее ростом в нужном направлении. Он экспериментировал с разными рептилиями, которые восстанавливают утраченные органы. И, постепенно, он открыл принцип. Этот принцип он применил для управления ростом человеческой плоти на специальной культуре бактерий. Результатом его экспериментов стали хормады. Семьдесят пять процентов плоти предназначено для создания этих существ, которых Рас Тавас выращивает в огромном количестве.
Практически у всех очень низкое умственное развитие, но некоторые достигают нормального уровня. И вот наиболее развитые решили захватить остров и основать свое королевство. Под угрозой смерти они заставили Рас Таваса продолжать создавать хормадов, так как они разработали безумный план — создать армию в миллионы хормадов и завоевать весь мир. Сначала они решили захватить Фандал и Тунол, а потом — и всю планету.
— Чудовищно, — сказал Джон Картер, — но я думаю, что они многого не учли. Например, совершенно невозможно, чтобы планета прокормила такую армию. А этот островок не сможет прокормить даже малую часть этой армии.
— Здесь ты не прав, — ответил Ган Хад. — Пищу для хормадов изготавливают теми же методами, что и самих хормадов, только используется другая культура клеток. Эту культуру можно перевозить в бочках вслед за армией. Так что в любое время можно произвести необходимое количество пищи для солдат. Причем, в выросшей плоти животных много воды, а, значит, армия не нуждается в водоснабжении.
— Но как могут эти полудикари надеяться взять верх над хорошо обученными армиями, вооруженными новейшей техникой? — спросил я.
— Они будут побеждать благодаря численному превосходству, крайнему бесстрашию и тому, что для того, чтобы вывести такого солдата из строя, нужно обязательно обезглавить его. Никакие другие раны ему не страшны, — ответил Пандар.
— И сколько солдат в их армии сейчас? — спросил Джон Картер.
— На острове несколько миллионов хормадов. Их хижины разбросаны везде. Рассчитано, что на острове могут жить одновременно сто миллионов хормадов. Рас Тавас заявил, что он может посылать в год для завоевания мира два миллиона солдат с расчетом, что каждый из двоих будет погибать. Его завод производит хормадов в громадном количестве. Правда, некоторый процент из них чересчур деформирован и не может быть использован. Этих бедняг режут на тысячи кусков и снова помещают в резервуары с питательной средой. Там они растут очень быстро. За девять дней вырастает полностью сформировавшийся хормад. Далее инструкторы делают из них солдат, способных носить оружие и идти в бой.
— Ситуация могла бы быть действительно серьезной, если бы не одно обстоятельство, — сказал Джон Картер.
— Какое? — спросил Ган Хад.
— Транспортировка. Как они собираются перемещать такую громадную армию?
— Это действительно проблема. Но они уверены, что Рас Тавас решит ее. Он сейчас проводит эксперименты с выращиванием малагоров. Если ему удастся производить их в больших количествах, то проблема транспортировки будет решена. А что касается военного флота, то его ядром станут те флайеры, которые они захватят при завоевании Фандала и Тунола. Далее, с последующими завоеваниями, этот флот будет увеличиваться.
Разговор был прерван появлением двух хормадов, которые внесли котел. В котле плавали куски животной плоти для вечерней пищи — весьма неаппетитное зрелище.
Пленник из Дахора, который вызвался быть поваром, развел огонь в печи, вделанной в стену, и вскоре ужин кипел на огне.
Я не мог даже подумать без отвращения о том, что мне придется это есть, несмотря на то, что я был зверски голоден. К тому же, у меня появились сомнения, поэтому я повернулся к Ган Хаду с вопросом.
— Не человеческая ли это плоть?
Тот пожал плечами.
— Вряд ли. Но этот вопрос мы стараемся не задавать себе, так как есть нам надо, а ничего другого сюда не приносят.
Джанай, девушка из Амхора, сидела поодаль. Ее положение было наиболее безотрадным: одна, среди семи незнакомых мужчин, в городе страшных врагов. Мы, красные люди Барсума, галантная раса, однако я ничего не знал о тех пятерых, которые уже сидели здесь до нас. Пока мы с Джоном Картером были ее товарищами по несчастью, ей было нечего бояться. Я был в этом уверен и решил сообщить ей, так как понимал, что это облегчит ее страдания.
Когда я подошел к ней с намерением вступить в разговор, в патио вошел офицер, допрашивавший нас. Его сопровождали два других офицера и несколько хормадов. Они собрали нас вместе, и один из офицеров выступил вперед.
— Неплохой отряд, — сказал он.
Другой офицер пожал плечами:
— Джеды отберут лучших из них, а то Рас Тавас постоянно ворчит, что ему доставляют плохой материал.
— Они ведь не заберут девушку? — спросил офицер охраны.
— Нам приказано доставить всех пленников, — ответил один из офицеров.
— Но мне хотелось бы оставить девушку, — настаивал охранник.
— Кому бы не хотелось, — засмеялся офицер. — Вот если бы она была похожа на ульсио, ты получил бы ее. Но хорошенькие девушки попадают к джедам. А эта более чем хорошенькая.
Джанай стояла рядом со мной, и я почувствовал, как она задрожала. Повинуясь внезапному импульсу, я сжал ее руку, и на мгновение она ответила на мое пожатие, но затем выдернула руку и покраснела.
— Мне очень хочется помочь тебе, — сказал я.
— Ты очень добр. Но никто не сможет помочь мне. Тебе все-таки легче, ведь ты — мужчина. Самое худшее, что могут сделать с тобой, это убить.
Безобразные хормады окружили нас, и мы снова вышли на улицу через помещение для охраны. Джон Картер спросил офицера, куда нас ведут.
— На Совет Семи Джедов, — ответил тот. — Там будет решено, что делать с вами. Некоторые из вас пойдут в резервуары с культурой. Те, кому повезет, станут офицерами в армии, как я. Конечно, это тоже перспектива не блестящая, но все же лучше, чем смерть.
— Кто такие семеро джедов?
— Это правители Морбуса, семь хормадов с повышенным интеллектом. Они отобрали власть у Рас Таваса. Каждый из них хотел править, но никто не смог доказать свое преимущество, и теперь они все семеро правят вместе.
Недалеко от нашей тюрьмы возвышалось здание, возле входа в которое стоял отряд хормадов под командой двух офицеров, После коротких переговоров нас ввели в здание, провели по коридору и остановили возле большой двери, где стояла охрана. Затем дверь открылась, и мы вошли в большой зал, где было много хормадов и офицеров. В дальнем конце зала стоял помост, на котором в резных деревянных креслах сидели семь человек. Вероятно, это и были семеро джедов, но они совершенно не были похожи на хормадов. Обычные красные люди, некоторые даже привлекательные.
Нас провели к помосту. Джеды осмотрели нас, стали задавать те же вопросы, что задавал офицер охраны. Затем они стали обсуждать нас, как обсуждают при покупке тотов и другую домашнюю живность. Некоторые из джедов заинтересовались Джанай, и, наконец, трое из них объявили, что хотят получить ее. Тут же начался спор, который закончился голосованием, но при голосовании большинства не получил никто. И тогда было решено, что ее оставят на несколько дней и, если спорящие не придут к соглашению, девушку отдадут Рас Тавасу. После этого один из джедов обратился к нам, пленникам-мужчинам.
— Кто из вас будет служить в нашей армии офицером, если ему оставят жизнь? — спросил он.
Так как единственной альтернативой была смерть, мы все заявили, что желаем служить офицерами. Джеды кивнули.
— Сейчас мы решим, кто из вас достоин быть офицером, — сказал джед и обратился к своему офицеру. — Выбери семь лучших воинов.
Нас провели к боковой стене зала, где мы ждали.
— Похоже на дуэль, — с улыбкой сказал Джон Картер.
— Уверен, что лучшего испытания для тебя не могли придумать, — ответил я.
— И для тебя, — сказал он и повернулся к офицеру, с которым беседовал по дороге из тюрьмы: — А я думал, что все семеро джедов — хормады.
— Они и есть хормады.
— Но они не похожи на хормадов.
— Рас Тавас постарался, — сказал офицер. — Возможно, вы не знаете, что Рас Тавас — лучший ученый Барсума.
— Я слышал о нем очень много.
— Все, что ты слышал, правда. Он может вытащить твои мозги и пересадить их в череп другого человека. Он делал такие операции сотни раз. Когда семеро джедов узнали об этом, они выбрали семерых офицеров и потребовали, чтобы Рас Тавас пересадил их мозги в черепа этих офицеров. Они хотели стать красивыми.
— А эти офицеры? — спросил я.
— Они пошли в резервуары, вернее, их мозги. А тела достались джедам. Вот идут семь лучших воинов. Через несколько минут станет ясно, кто из вас пойдет в резервуары.
Нас вывели на середину, и против нас встала шеренга хормадов, огромных страшилищ. Нам вручили мечи, и офицер прочел инструкцию: каждый из нас сражается с тем, кто стоит против него. И тот из нас, кто останется жив и не получит серьезной раны, будет служить офицером армии Морбуса.
По команде офицера сошлись две шеренги. И через мгновение зал заполнился лязгом стали. Мы, люди Гелиума, уверены, что лучше нас нет никого в военком деле. А самым лучшим из нас является Джон Картер. Так что лично у меня не было сомнений, как закончатся поединки, по крайней мере те, в которых участвуем мы.
Чудовище бросилось на меня в атаку, рассчитывая на свою силу и массу. Это была типичная тактика хормадов, не отличающихся высоким интеллектом. Мой противник явно желал пробить мою защиту сильнейшим ударом своего тяжелого меча, но я был достаточно опытен, чтобы не пасть жертвой такой грубой и прямолинейной атаки. Я парировал его удар и отпрыгнул в сторону. Мой противник проскочил мимо меня; я мог нанести ему удар, но не стал этою делать, так как помнил, что эти монстры не реагируют даже на такую рану, которая для обычного человека была бы смертельной. Для того, чтобы вывести хормада из боя, нужно отрубить ему обе руки или одну ногу, а самое лучшее — голову. Это, естественно, давало ему огромное преимущество надо мной, но и он не был застрахован от поражения. Так я думал, по крайней мере, в начале боя. Но вскоре я уже начал в этом сомневаться. Этот тип был гораздо более сильным бойцом, чем те, которые встретились нам в первом сражении. Как я узнал позже, для боя с пленниками обычно выбирались самые сильные воины, обладающие сравнительно высоким интеллектом и прошедшие основательную подготовку у красных офицеров.
Конечно, будь он обычный человек, я уже покончил бы с ним, но отбивать его мощные удары и в то же время выбирать момент, чтобы отрубить ему голову, было трудной задачей. Кроме всего прочего, он был ужасно безобразен. Один глаз его был в углу лба, и вдвое больше, чем второй. Нос его оказался там, где должно быть ухо, а ухо заняло позицию носа. Рот у него был перекошен, и из него торчали желтые клыки. Один его вид мог привести в ужас.
Краем глаза я видел, как идут дела у других пленников. Один фандалец упал, и, почти одновременно с этим, голова противника Джона Картера покатилась по полу, визжа и отчаянно ругаясь. Обезглавленное тело продолжало размахивать тяжелым мечом в разные стороны. Офицеры и хормады с сетями и веревками бросились вперед, чтобы схватить его, но не успели: оно рванулось в сторону и столкнулось с моим противником, слегка нарушив его равновесие. Но этого мгновения мне оказалось достаточно. Я нанес сильный удар — и вторая голова покатилась по полу. Теперь уже два тела без голов метались по залу, размахивая мечами, Хормады и офицеры несколько минут ловили и связывали эти жуткие создания. К тому времени, когда они смогли справиться с ними, еще два хормада валялись на полу с отрубленными ногами. Это сделали Пандар и Ган Хад. Человек из Птарса и другой, из Дахора, были убиты. Нас осталось только четверо. Две головы отчаянно ругали нас, пока хормады собирали части тел хормадов и уносили их прочь.
Теперь мы снова стояли перед помостом Совета Семи Джедов, и снова они допрашивали нас, на сей раз более тщательно. Когда допрос был закончен, они пошептались между собой и обратились к нам.
— Вы будете служить офицерами, подчиняться приказам своих начальников и выполнять все приказы, полученные от Совета Семи Джедов, — сказал один из джедов. — Вы не имеете права уйти из Морбуса. Если вы будете служить верно и преданно, вы заслужите жизнь. Если же вы будете уличены в предательстве или замечены в неповиновении, вас отправят в резервуары. Таков будет ваш конец.
Он повернулся ко мне и Джону Картеру.
— Вы, люди Гелиума, будете служить в охране Лаборатории. Ваша обязанность — следить, чтобы Рас Тавас не сбежал и чтобы никто не причинил ему вреда. Мы выбрали вас по двум причинам: во-первых, вы прекрасные фехтовальщики, а во-вторых, вы из далекого Гелиума, значит, вы ничем не связаны ни с Рас Тавасом, ни с Тунолом, ни с Фандалом. Следовательно, вы будете служить только нашим интересам. Рас Тавас наверняка хочет или сбежать, или захватить власть в Морбусе. Фандал хотел бы освободить его, Тунол желал бы уничтожить его. И, во всяком случае, и Тунол и Фандал хотели бы выкрасть его, чтобы он не создавал для нас хормадов. Человек из Фандала и человек из Тунола будут обучать наших воинов, которые выходят из резервуаров. Совет Семи Джедов сказал, что ваш долг подчиниться, — он кивнул офицеру. — Уведи их.
Я посмотрел на Джанай. Девушка заметила мой взгляд и улыбнулась мне. Это была храбрая улыбка сквозь слезы. Отважная улыбка человека с разбитым сердцем.
Затем нас увели.
Пока нас вели по коридору к выходу, в моем мозгу вновь прокрутились события этого дня. Да, эти несколько часов сравнимы с целой жизнью. Я прошел через такие испытания, которые мне даже не могли раньше присниться. Я стал офицером армии города, о существовании которого даже и не подозревал. Я встретил девушку из далекого Амхора и впервые в жизни влюбился. И почти сразу потерял ее. Любовь — это странная штука. Почему она пришла ко мне именно так и именно сейчас, я не могу объяснить. Я только знаю, что полюбил Джанай и всегда буду любить ее. Я никогда не увижу ее больше и не узнаю, смогу ли я добиться ее любви. Я никогда не скажу ей, что люблю ее. Вся моя последующая жизнь будет наполнена печальными мыслями о моей любви, воспоминаниями о прекрасной Джанай, и мне никуда не уйти от этой любви. Да, любовь страшная штука.
На пересечении главного коридора с боковыми меня и Джона Картера повели направо. Пандар и Ган Хад продолжали путь по главному коридору. Мы попрощались друг с другом и расстались. Дружба всегда быстро завязывается перед лицом опасности. Эти люди были из городов, враждебных Гелиуму, однако общая беда сблизила нас, сделала друзьями, и я не сомневался в искренности их чувств по отношению ко мне и Джону Картеру. Интересно, встретимся ли мы снова?
Нас провели по коридору, вывели во двор, и затем мы вошли в большое здание, над входом в которое были высечены иероглифы, не знакомые мне. На Барсуме нет и двух наций, имеющих один и тот же письменный язык, хотя существует общий научный язык, понятный всем ученым Барсума. Да и устный разговорный язык тоже для всех один и тот же. Его понимают даже дикие зеленые люди, обитающие на дне мертвых морей. Джон Картер прекрасно знал многие языки, он и сообщил мне, что надпись гласит: «Здание Лаборатории».
Нас ввели в комнату, где было приказано подождать, пока не придет человек, которого мы должны охранять и за которым должны были следить. Офицер сказал нам, что мы должны слушаться Рас Таваса, почитать его, пока не заметим, что он решил бежать. В «Здании Лаборатории» он был царь и бог. Если он попросит нас помочь ему в работе, наша обязанность подчиниться ему. Нам стало ясно, что Совет Семи Джедов бережно охраняет Рас Таваса, хотя он является пленником, и старается сделать его жизнь как можно приятнее и легче. Я очень хотел увидеть воочию Рас Таваса, о котором много слышал. Его называли Великий Ум Марса, и хотя довольно часто его талант служил неблаговидным целям, тем не менее восхищались его великолепным искусством.
Ему уже было за тысячу лет, и ради этого одного на него стоило посмотреть. Тысяча лет жизни это не предел для Марса, однако редко кто доживал до такого возраста, так как основой жизни на Марсе была война, и подавляющее большинство жителей погибали. Я был уверен, что увижу не живого человека, а высохшую мумию, и недоумевал только, откуда у него берутся силы для того, чтобы делать такую большую работу, которая требует полной отдачи.
Мы некоторое время подождали, пока офицер не вернулся с весьма симпатичным юношей, который осмотрел нас так, как будто мы были отребье человечества, а он, по крайней мере, бог.
— Еще два шпиона, чтобы следить за мной, — процедил он.
— Еще два воина, чтобы защитить тебя, Рас Тавас, — поправил офицер, который привел нас сюда.
Значит, это и есть Рас Тавас? Я не мог поверить своим глазам. Это был по-настоящему молодой человек, а ведь мы, марсиане, выглядим молодо до преклонных лет, а затем угасание идет очень быстро. А в этом человеке я не видел никаких признаков старения.
Рас Тавас продолжал унижать нас. Однако я заметил, что брови его сдвинулись, когда он взглянул на Джона Картера. Он явно старался что-то припомнить. И все же я твердо знал, что эти два человека никогда не встречались. Что же пытался припомнить Рас Тавас?
— Откуда мне знать, — вдруг рявкнул он, — что эти двое не пробрались в Морбус, чтобы убить меня? Откуда мне знать, что они не из Тунола или Фандала?
— Они из Гелиума, — ответил офицер. И я заметил, как разгладился лоб Рас Таваса, как будто он пришел к какому-либо решению.
— Это два пантана. Они шли в Фандал наниматься на службу, — добавил офицер.
Рас Тавас кивнул.
— Хорошо. Они будут помогать мне в лаборатории. Офицер удивился.
— Может быть, лучше, если они будут служить в охране? — спросил он. — Тогда ты сможешь к ним присмотреться и решить, не опасно ли тебе оставаться с ними наедине?
— Я знаю, что делаю, — рявкнул Рас Тавас. — Мне не нужна ничья помощь, чтобы решать, что делать.
Офицер вспыхнул.
— Мне приказано просто привести сюда этих людей. Как ты их будешь использовать — не мое дело. Я просто хотел обезопасить тебя.
— Тогда выполняй приказ и думай о своих обязанностях. Я сам позабочусь о себе, — тон его был так же оскорбителен, как и слова. У меня сложилось впечатление, что он презирает тех, на кого работает.
Офицер пожал плечами, что-то приказал хормадам, которые сопровождали нас и вместе с ними вышел из комнаты. Рас Тавас кивнул нам.
— Идемте со мной, — сказал он.
Мы прошли за ним в маленькую комнату, все стены которой были заставлены шкафами с книгами и древними манускриптами. Здесь же был стол, на котором лежали бумаги и книги. Рас Тавас сел за стол и пригласил нас сесть на скамью.
— Какими именами вы называете себя? — спросил он.
— Я Дотар Соджет, — ответил Джон Картер, — а это Вор Дай. — Ты хорошо знаешь Вор Дая и доверяешь ему? — спросил ученый. Это был странный вопрос, так как Рас Тавас не знал нас обоих.
— Я уже давно знаю Вор Дая, — ответил Военачальник. — Я доверяю ему полностью, как разумному человеку, и доверяю его мужеству и воинскому искусству.
— Отлично. Тогда я могу довериться вам обоим.
— Но почему? — поинтересовался Владыка.
Рас Тавас улыбнулся.
— Репутация Джона Картера, принца Гелиума, Военачальника Барсума, известна всем.
Мы удивленно смотрели на него.
— Почему ты думаешь, что я Джон Картер? Мы же никогда не встречались.
— Еще там я понял, что ты не настоящий красный марсианин. Я рассмотрел тебя более внимательно и обнаружил, что красный пигмент нанесен неравномерно. На Барсуме живут только два человека с Джасума — Земли. Один из них Бад Варо, по-земному Пакстон. Я его хорошо знаю, так как он был моим помощником в лаборатории в Туноле. Он оказался способным помощником и достиг высокого искусства. Я следовательно, знаю, что ты не Бад Варо. Другой землянин — это Джон Картер. Так что все просто.
— Да, твои логические заключения безукоризненны, — сказал Военачальник. — Я Джон Картер. Я и сам бы сказал тебе об этом, так как именно для встречи с тобой я и направлялся в Фандал, когда нас схватили хормады.
— И зачем Военачальнику Барсума понадобился Рас Тавас? — спросил великий хирург.
— Моя принцесса пострадала в катастрофе. Она без сознания много дней. Величайшие хирурги Гелиума не способны помочь ей. Я искал Рас Таваса, чтобы просить его вылечить мою принцессу.
— А теперь ты стал пленником и нашел меня, такого же пленника в этой дикой стране.
— Но все же я нашел тебя.
— И что в этом хорошего для тебя и для твоей принцессы?
— Ты поможешь мне, если у тебя будет возможность? — спросил Джон Картер.
— Конечно. Я обещал Вад Варо и Дар Тарусу, джеддаку Фандала, что посвящу свое искусство борьбе со страданиями людей, облегчению их жизни.
— Тогда мы найдем способ вырваться отсюда, — сказал Джон Картер.
— Это легче сказать, чем сделать. Из Морбуса бежать невозможно.
— И все же мы сбежим. Я чувствую, что можно преодолеть все препятствия. Меня больше беспокоит дальнейший путь через Великую Тунолианскую Топь.
Рас Тавас покачал головой.
— Нам никогда не выбраться отсюда. Во-первых, город усиленно охраняется. К тому же здесь очень много шпионов и соглядатаев. Многие офицеры, которые кажутся красными марсианами, на самом деле хормады, чьи мозги я пересадил в тела нормальных людей. Я даже не знаю, кто они, так как операции проводились в присутствии Совета Джедов и лица людей были закрыты масками. Эти джеды очень коварны. Они хотят, чтобы я не знал тех, кто приставлен шпионить за мной. Ведь если я буду знать красных людей, которым я пересадил мозги хормадов, такие шпионы будут бесполезны. Теперь же рядом со мной появились сразу двое, кому я могу доверять: я уверен в Джоне Картере, так как мне не приходилось оперировать людей с белой кожей, и уверен в Вор Дае, так как за него поручился Джон Картер. Так что вы будьте крайне осторожны и не доверяйтесь здесь никому. Вы будете…
Внезапно его прервал ужасный шум где-то в другой части здания. Оттуда послышались дикие вопли, завывания, крики, стоны, визги. Как будто в дом ворвалась стая диких животных.
— Идем, — сказал Рас Тавас. — Мы можем там понадобиться.
Рас Тавас проводил нас в огромный зал, где мы стали свидетелями спектакля, который не смогли бы увидеть нигде во всей Вселенной. В центре зала размещался огромный резервуар высотой четыре фута, из которого вылезали такие жуткие чудовища, каких даже представить человеческое воображение бессильно. Вокруг резервуара стояли хормады и офицеры. Она набрасывались на вылезающих чудовищ, валили их, связывали и уничтожали, если те были слишком бесформенны. По меньшей мере пятьдесят процентов чудовищ уничтожалось. Это были настоящие карикатуры на живые создания — ни люди, ни звери. Некоторые были просто массой, из которой где-нибудь торчал один глаз и болталась рука. У других руки и ноги поменялись местами, так что головы у них оказывались между ног. Носы, уши, глаза можно было увидеть где угодно по всему телу и даже на руках или ногах. Такие сразу уничтожались. Оставляли только тех, у которых было по две руки и ноги, а лицо хоть отдаленно напоминало человеческое. Нос мог быть под ухом, рот над глазами, но если эти органы функционировали, на остальное не обращали внимания.
Рас Тавас обозревал их с очевидной гордостью.
— Что ты думаешь о них? — спросил он Военачальника.
— Они ужасны, — ответил Джон Картер.
Рас Тавас немного обиделся.
— Я не старался получить красавцев. Мне даже нравится асимметрия. Я создавал человеческие существа, Когда-нибудь я создам совершенного человека, и тогда Барсум заселит раса суперменов: красивых, умных, бессмертных.
— А тем временем эти страшилища будут завоевывать планету. Они уничтожат твоих суперменов. Ты создал некоего Франкенштейна, который уничтожит не только тебя, но и всю цивилизацию. Тебе не приходило в голову, что такое может произойти?
— Да, приходило. Но я не предполагал создавать их в таком количестве. Это идея семи джедов. Я хотел создать небольшую армию, с помощью которой собирался завоевать Тунол, чтобы вновь обосноваться в своей лаборатории.
Шум в зале стал таким, что разговаривать уже было нельзя. Кричащие головы катались по полу. Воины-хормады уводили из зала тех, кому выпало жить, а в зал входили другие, чтобы заменить ушедших. Новые и новые хормады вываливались из чана, полного жизненной массы. И то же самое происходило еще в сорока зданиях Морбуса. Потом их уводили из города, чтобы обучать, тренировать, делать из них воинов.
Я был доволен, что Рас Тавас предложил нам такую работу, при которой нам не нужно было присутствовать здесь и быть свидетелями жутких картин. Он провел нас в другую комнату, где проводились работы по восстановлению хормадов. Здесь отрубленные головы получали новые тела, а обезглавленные тела — головы. Тем, кто потерял руку или ногу, приращивали новые. Иногда случались и промахи, когда к голове вместе тела прирастала нога. Мы как раз были свидетелями такого случая. Голова очень рассердилась и стала агрессивно ругать Рас Таваса.
— Что же я такое? — спрашивала она. — Человек из головы и ноги! А тебя еще называют Великий Мыслитель Марса! У тебя мозгов не больше, чем у сорака. Тот дает своим детенышам шесть ног, не говоря уже о голове. Что ты теперь собираешься делать со мной? Я хочу знать.
— Я могу разрезать тебя и отправить в резервуар, — задумчиво сказал Рас Тавас.
— Нет, нет! — вскричала голова. — Оставь мне жизнь! Отрежь ногу и дай прирасти новому телу!
— Хорошо. Завтра.
— Почему даже такие уроды хотят жить? — спросил я, когда мы вышли оттуда.
— Таково свойство жизни, в какой бы форме она ни была. Даже те несчастные бесполые уроды, единственное предназначение которых — жрать, и те хотят жить. Они даже не подозревают о существовании дружбы, любви, они не понимают, что такое наслаждение. И все же они хотят жить.
— Они говорят о дружбе, — сказал я. — Голова Тор-дур-бара просила, чтобы я не забыл, что он мой друг.
— Слово они знают. Но я уверен, что они понятия об этом не имеют. Первое, чему они обучаются, это повиновение. Возможно, он имел в виду, что будет служить тебе, повиноваться тебе. Сейчас он тебя, наверное, и не помнит. У многих из них практически нет памяти. Все их реакции чисто механические. Они привыкают к часто повторяющимся командам и выполняют их. Часто они делают то, что делает большинство их товарищей. Идем, нам нужно найти голову Тор-дур-бара и посмотреть, вспомнит ли он тебя. Это интересный эксперимент.
Мы прошли в другую комнату, где тоже велись восстановительные работы. Рас Тавас поговорил с дежурным офицером, и тот провел нас в дальний конец комнаты к резервуару с частями человеческих тел.
Мы едва подошли туда, как одна голова крикнула из чана:
— Каор, Вор Дай! — это и был «Четыре Миллиона Восемьдесят».
— Каор, Тор-дур-бар! — ответил я. — Рад тебя видеть!
— Не забудь, что у тебя есть один друг в Морбусе. Скоро я наращу новое тело, и, когда я понадоблюсь тебе, буду к твоим услугам.
— Этот хормад с необычно высоким интеллектом, — сказал Рас Тавас. — Нужно будет проследить за ним.
— Такой мозг, как мой, — сказал Тор-дур-бар, — ты должен пересадить в хорошее тело. Мне хотелось бы быть таким привлекательным, как Вор Дай или его друг.
— Посмотрим, — ответил Рас Тавас. Он наклонился к голове и прошептал: — Об этом больше не говори. Доверься мне.
— Сколько времени будет расти новое тело Тор-дур-бара? — спросил Джон Картер.
— Девять дней. Но может оказаться, что тело будет непригодным, и тогда придется начать все сначала. Я много сделал, но еще не добился управления ростом тела или его частей. Процесс идет стихийно. Иногда вместо тела может вырасти что угодно, даже другая голова. Когда-нибудь я добьюсь управления ростом. Когда-нибудь я научусь делать совершенных людей!
— Если бы существовал Бог, он бы наверное обиделся, что ты присвоил его права, — с улыбкой заметил Джон Картер.
— Происхождение жизни, это тайна, покрытая мраком, — сказал Рас Тавас. — И многое говорит за то, что жизнь образовалась абсолютно случайно или же что ее появление планировалось неким высшим существом. Я знаю, что ученые Земли верят в то, что жизнь на планете образовалась из низших форм, не имеющих никаких признаков разумности. Это делает их гипотезу сомнительной в свете развития разума. А всемогущий создатель, если бы он был, создал бы совершенное разумное существо, высшую форму жизни. Но ни на одной планете нет никого, даже приблизительно похожего на совершенное существо. Так что эта гипотеза тоже несостоятельна.
Мы на Марсе придерживаемся иной точки зрения на происхождение жизни и эволюцию. Мы верим, что в процессе охлаждения планеты на основе сложного соединения химических веществ и растительных форм жизни сформировались споры, из которых впоследствии, через многие миллионы лет, выросло Дерево Жизни. Выросло и стало плодоносить. Его плоды за многие тысячи лет претерпели изменения, переходя из чисто растительной формы в комбинацию растительной и животной. Постепенно плоды дерева получили разум и смогли существовать самостоятельно, отдельно от родительского растения. Появились и органы чувств, благодаря чему плоды получили возможность сравнивать, делать выводы.
Плоды дерева представляют собой большие орехи, около фута диаметром. Внутри — четыре полости, разделенные перегородками. В одной находится зародыш растительного человека, во второй — шестиногий червь, в третьей — зародыш белой обезьяны, в четвертой — зародыш человека. После созревания орех падает на землю, но растительный человек остается висеть на ветке. Три остальных обитателя ореха выбираются на свободу и распространяются по всей планете.
Многие биллионы погибают, однако выжившие множат население Барсума. Дерево Жизни давно умерло, но растительные люди смогли отделиться от него и, благодаря свой бисексуальности, служат воспроизведению жизни.
— Я видел их в долине Дор, — сказал Джон Картер. — Плоды висят на ветках, которые растут прямо из головы растительного человека.
— Вот такова эволюция жизни у нас, — заключил Рас Тавас. — И, изучая эволюцию с самых низших форм, я научился воспроизводить жизнь.
— Может, ты зря это сделал, — заметил я.
— Возможно, — согласился он.
Шли дни. Рас Тавас держал нас при себе, но вокруг постоянно находились другие, и мы не могли обсуждать план бегства, так как не знали, кто нам друг, а кто шпион джедов.
Мысли о Джанай не покидали меня, и я все время размышлял, как же мне узнать о ее судьбе. Рас Тавас предупредил меня, чтобы я не выказывал слишком большого интереса к девушке, так как это может возбудить подозрения и меня могут уничтожить. Однако он заверил меня, что постарается мне помочь чем сможет, не вызывая подозрений.
Однажды отряд хормадов с необычно высоким интеллектом должен был направиться в Совет Семи Джедов, где будет принято решение о возможности их использования в качестве личной охраны джедов. Рас Тавас направил меня вместе с другими офицерами сопровождать их. Впервые я мог покинуть здание лаборатории, так как нам было запрещено покидать место работы.
Мы вошли в большое здание, которое в действительности было дворцом джедов. Мои мысли были заняты только Джанай: увидеть бы ее хотя бы мельком. Я заглядывал в раскрытые двери комнат, во все коридоры, я даже подумывал обыскать дворец, но это было бессмысленно, поэтому я продолжал идти вместе со всеми, и, наконец, мы вошли в комнату, где заседал Совет Джедов.
Осмотр хормадов был весьма тщательным. Выслушивая вопросы джедов, ответы хормадов и оценивая впечатление, которое производили эти ответы на джедов, я придумал хитрый план. Если бы я мог пересадить мозг Тор-дур-бара в тело хормада-охранника, наверняка удалось бы узнать что-нибудь о судьбе Джанай. Конечно, это был только зародыш плана; в какую хитрую схему он со временем преобразовался, вы узнаете впоследствии.
Через некоторое время воины ввели пленника, красного человека. Это был покрытый шрамами, сильно избитый воин. Лицо его было искажено яростью и выражало презрение и к тем, кто взял его в плен, и к семи джедам. Это был сильный человек, и, когда его ввели, он вырвался из рук хормадов и добежал почти до помоста, прежде чем его успели схватить снова.
— Кто этот человек? — спросил один из джедов.
— Я Гантун Гор, убийца из Амхора, — прокричал пленник. — Дайте мне мой меч, вы, вонючие ульсио, и я покажу вам, что может сделать настоящий воин с этими уродами, воюющими с помощью сетей. Только трусы воюют так.
— Тихо! — крикнул джед, бледный от гнева. Его взбесило оскорбление Гантун Гора, осмелившегося сравнить его с вонючей крысой.
— Тихо?! — вскричал Гантун Гор. — Клянусь предками, нет на Барсуме человека, который заставит замолчать Гантун Гора! Иди сюда и попытайся сделать это, презренный червяк!
— Прочь его! — закричал джед. — К Рас Тавасу! Пусть Рас Тавас вытащит его мозги и сожжет их. И с телом пусть делает, что хочет.
Гантун Гор дрался как демон. Он расшвыривал хормадов в разные стороны, и они сумели справиться с ним, только опять накинув на него сеть. Затем изрыгающего ругательства и проклятия Гантун Гора потащили в лабораторию.
Вскоре после этого джеды отобрали себе телохранителей, остальных мы повели обратно и передали офицерам для дальнейшего обучения. Затем я вернулся в здание лаборатории, так и не увидев Джанай и не узнав, где она и что с нею. Я был очень разочарован и подавлен.
Я нашел Рас Таваса в его кабинете. С ним был Джон Картер и хорошо сформированный хормад. Тот стоял ко мне спиной; услышав мой голос, хормад повернулся и приветствовал меня. Это был Тор-дур-бар с новым телом. Одна рука его была чуть длиннее другой, ноги непропорционально короткие, у него было шесть пальцев на левой руке, но все же это был неплохой образец хормада.
— Вот и я, совсем как новенький, — сказал он, и широкая улыбка озарила его лицо. — Как я тебе нравлюсь?
— Я рад, что ты мой друг. Я думаю, что ты очень силен. Все тело у тебя хорошо развито: мускулы так и играют.
Так оно и было на самом деле.
— И все же мне хотелось бы иметь тело и лицо, как у тебя, — сказал Тор-дур-бар. — Я только что говорил об этом с Рас Тавасом, и он пообещал мне сделать это, как только будет возможность.
Я сразу вспомнил Гантун Гора, убийцу из Амхора; страшный приговор, вынесенный ему джедами.
— Я думаю, что хорошее тело ждет тебя в лаборатории, — сказал я. Затем я изложил им историю Гантун Гора. — Теперь он в распоряжении Рас Таваса. Джед сказал, что он может делать с телом, что хочет.
— Посмотрим на него, — сказал Мыслитель, и мы пошли в приемный покой, где ждали своей участи жертвы.
Мы нашли Гантун Гора тщательно связанным и под сильной охраной. Увидев нас, он начал ругаться, оскорблять всех троих. Рас Тавас некоторое время молча смотрел на него, затем отпустил воинов и офицеров, охранявших Гантун Гора.
— Мы сами справимся с ним, — сказал он. — Доложите Совету, что его мозг будет сожжен, а телу я найду хорошее применение.
Услышав это, Гантун Гор разразился такой тирадой, что я решил, что он сошел с ума. Впрочем, может так оно и было. Он скрипел зубами, изо рта шла пена, и он обзывал Рас Таваса так, что это невозможно повторить даже самому грубому солдату.
Рас Тавас повернулся к Тор-дур-бару.
— Ты можешь нести его?
Вместо ответа хормад легко вскинул красного человека на плечо, как будто он ничего не весил. Новое тело Тор-дур-бара действительно было горой мускулов.
Рас Тавас повел нас в свой кабинет, а затем через маленькую дверь в комнату, где я еще никогда не был. Здесь было два стола, стоявших на расстоянии нескольких десятков дюймов друг от друга. Каждый стол был покрыт блестящей пленкой. В углу комнаты стоял стеклянный шкаф, где находились два пустых стеклянных сосуда, и два других, наполненных чистой бесцветной жидкостью, напоминавшей воду. Под каждым столом был прикреплен мотор. Здесь же лежали различные хирургические инструменты, сосуды с цветными жидкостями и препараты, которые можно найти в любой научной лаборатории и о предназначении которых я мог только догадываться. Ведь я только воин и ничего больше.
Рас Тавас приказал Тор-дур-бару уложить Гантун Гора на один из столов.
— На другой ложись сам, — приказал он.
— Ты действительно хочешь это сделать? — воскликнул Тор-дур-бар. — Ты хочешь дать мне новое прекрасное тело и лицо?
— Лично я не нахожу его прекрасным, — заметил Рас Тавас с легкой улыбкой.
— О, оно прекрасно! — вскричал Тор-дур-бар. — Я буду всегда твоим рабом, если ты дашь его мне.
Хотя Гантун Гор был связан, нам с Джоном Картером пришлось изрядно потрудиться, чтобы удержать его, пока Рас Тавас делал два разреза на его теле. Одним разрезом он вскрыл вену, другим артерию. Кровь он спускал в два сосуда, один из которых был пустой, другой — с бесцветной жидкостью. После этого он нажал маленькую кнопку и включил двигатель под столом. После этого кровь Гантун Гора стала перекачиваться в пустой сосуд, а жидкость стала заполнять его кровеносную систему. Как только мотор стал работать, Гантун Гор потерял сознание, и я вздохнул с облегчением. Когда вся кровь была заменена жидкостью, Рас Тавас отключил трубки и заклеил порезы на теле. Затем он повернулся к Тор-дур-бару.
— Ты совершенно уверен, что хочешь стать красным человеком?
— Я горю от нетерпения.
Рас Тавас повторил с хормадом операцию, которую только что проделал с Гантун Гором. Затем протер тела сильным антисептиком и тщательно вымыл руки. После этого он выбрал с подноса короткий нож и снял скальпы с обоих тел. Сделав это, он стал пилить черепа.
После этого операция продолжалась четыре часа. Она требовала большого труда и искусства. И вот, наконец, все было кончено. Мозг Тор-дур-бара занял новое место в черепе Гантун Гора. Все нервы и сосуды были тщательно соединены, вскрытая крышка черепа была посажена на место и приклеена адгезионным материалом. Этот материал обладал не только связующими, но также и антисептическими и анестезирующими свойствами.
Затем он добавил в кровь Гантун Гора несколько капель раствора и закачал полученную смесь в сосуды тела. Сразу после этого он сделал какую-то инъекцию.
— Через час, — сказал он. — Тор-дур-бар проснется для новой жизни в новом теле.
Пока я смотрел на эту чудесную операцию, в моем мозгу сформировался сумасшедший план, который помог бы мне узнать, где находится Джанай и какая судьба ожидает ее. Я повернулся к Рас Тавасу.
— Ты можешь восстановить мозг Гантун Гора в его черепе, если пожелаешь? — спросил я.
— Конечно.
— А вложить его в череп Тор-дур-бара?
— Да.
— Сколько времени после изъятия мозга может храниться тело?
— Жидкость, которую я ввожу в вены, сохраняет тело бесконечно долго. Кровь тоже сохраняется. А почему ты спрашиваешь?
— Я хочу, чтобы ты пересадил мой мозг в бывшее тело Тор-дур-бара.
— Ты сошел с ума? — спросил Джон Картер.
— Нет. Впрочем, возможно. Любовь сводит людей с ума. Как хормада, меня могут послать на Совет Джедов, а там меня могут выбрать служить им. Я верю: меня могут выбрать, так как я знаю что и как отвечать на их вопросы. Может быть, я узнаю где Джанай и что с ней; я должен спасти ее. А потом, даже если ничего не получится, Рас Тавас вернет мой мозг в мое тело. Ты сделаешь это, Рас Тавас?
Ученый вопросительно посмотрел на Джона Картера.
— Я не имею права возражать, — сказал Картер. — Тело и мозг Вор Дая принадлежат только ему самому.
— Хорошо, — сказал Рас Тавас, — помоги мне убрать тело Тор-дур-бара со стола и ложись на него сам.
Когда я пришел в сознание, первое, что я увидел, — это мое собственное тело, лежащее на соседнем столе. Жутковато глядеть на свое тело со стороны. Но когда я сел и посмотрел на свое новое тело, мне стало нехорошо. Я не ожидал, что так страшно быть хормадом с деформированным телом и уродливым лицом. Мне было противно трогать свое новое тело новыми руками. А если что-то случится с Рас Тавасом? Мне стало плохо при этой мысли. Я покрылся холодным потом. Джон Картер и великий хирург смотрели на меня.
— Что случилось? Тебе плохо?
Я сказал им о том страхе, что овладел мной. Рас Тавас пожал плечами.
— Конечно, это будет удар для тебя. Но есть другой человек, возможно, единственный во Вселенной, который может помочь тебе, если что-либо случится со мной. Однако он никогда не сможет попасть в Морбус, пока здесь правят хормады.
— Кто же это? — спросил я.
— Вад Варо. Сейчас он принц Дахора. Он был Улиссом Пакстоном с Джасума и работал в моей лаборатории в Туноле. Это он пересадил мой старый мозг в молодое тело. Но не беспокойся, я проживу еще тысячу лет. Хормады во мне нуждаются. А за это время я должен буду обучить нового помощника, который снова сделает пересадку моего мозга. Так что вполне возможно, что я буду жить вечно.
— Я очень надеюсь на это, — сказал я.
Затем я увидел тело убийцы из Амхора.
— А что с Тор-дур-баром? — спросил я. — Почему он еще не пришел в сознание?
— Пока рано. Мы с Джоном Картером решили, что никто кроме нас двоих не должен знать, что твой мозг пересажен в тело хормада.
— Вы правы. Пусть все считают меня хормадом.
— Отнеси тело Тор-дур-бара в мой кабинет. А сам, пока он не увидел тебя, иди в лабораторию и помогай хормадам возле резервуара. Скажи офицеру, что я послал тебя.
— Но Тор-дур-бар не узнает меня?
— Думаю, что нет. В Морбусе почти нет зеркал, так что маловероятно, что он узнает свое бывшее тело. А если и узнает, мы все объясним ему.
Следующие несколько дней были удивительно неприятными. Я был хормадом. Рас Тавас вооружил меня, и теперь я уничтожал тех уродцев, которые были деформированы так, что не годились ни на что. Однажды я встретил Тиата-ов, с которым мы летели в Морбус на спине малагора. Он узнал меня.
— Каор, Тор-дур-бар! — приветствовал он меня. — Значит, у тебя теперь новое тело. Что сталось с моим другом Вор Даем?
— Не знаю, — ответил я. — Может, он попал в резервуар? Он часто говорил со мною о тебе, прежде чем мы расстались с ним, и очень тревожился, что мы не станем с тобой друзьями.
— А почему бы и нет? — спросил Тиата-ов. — Я думаю, это блестящая идея. Я хотел иметь как можно больше друзей.
— Что ты сейчас делаешь?
— Я член Третьего отряда телохранителей. Живу во дворце.
— Это прекрасно. Значит, ты знаешь все, что происходит там.
— Я вижу много. Так что мне даже хочется стать джедом. И совсем не хочется такого нового тела, как у тебя.
— Интересно, что сталось с той девушкой, которую привезли во дворец одновременно с Вор Даем?
— Какой девушкой?
— Ее звали Джанай.
— О, Джанай. Она еще здесь. Два джеда хотят ее, а остальные не позволяют этого ни тому, ни другому. По крайней мере, пока. Скоро будет голосование. Я думаю, что каждый из них хочет ее. Она самая красивая из тех, кто когда-либо попадал к ним в плен.
— Она в безопасности?
— Что ты имеешь в виду? — спросил он. — Ее ждет большое счастье, если один из джедов выберет ее. Она будет иметь все самое лучшее и никогда не попадет в резервуары Рас Таваса. Но почему ты так интересуешься? Может, ты хочешь ее для себя?
И он разразился хохотом. Он был бы крайне удивлен, если бы узнал, что я действительно хочу ее для себя.
— Тебе нравится быть в охране джедов? — спросил я.
— Там хорошо. Со мной неплохо обращаются, у нас много еды, удобная спальня и мне не приходится работать. Кроме того, у меня много свободного времени. Я могу ходить по Морбусу, где хочу, за исключением владений джедов. А ты не можешь выйти из лаборатории, — он показал на медаль, которая висела у него на груди. — Вот это дает мне свободу. Медаль говорит, что я на службе у Третьего Джеда и никто не может приказывать мне ничего. Я очень важная персона, Тор-дур-бар. Мне жаль тебя. Ты просто кусок плоти, которая может ходить и говорить.
— Хорошо иметь такого влиятельного друга, как ты, — сказал я. — Особенного такого, который может помочь мне.
— Помочь? Как?
— Джеды постоянно набирают новых воинов на замену убитых. Я вполне гожусь для охраны джедов и было бы хорошо, если бы мы были вместе. Так что если меня вызовут для осмотра и экзамена, ты мог бы замолвить за меня словечко. Тебе будет достаточно сказать, что ты знаешь меня.
Он надолго задумался, мозги у него работали весьма медленно. Наконец он сказал:
— А почему бы и нет? Ты очень сильный, а временами, когда воины охраны ссорятся между собой, неплохо иметь сильного друга. Хорошо, я помогу тебе, если смогу. Иногда меня спрашивают, не знаю ли я сильного, умного воина. Я назову тебя, и за тобой пошлют для экзамена. Конечно, ты не очень умен, но ты сильный. А насколько ты силен?
Я сам не знал этого, но, судя по тому, как я швырял тела хормадов, я был действительно силен. Но все же я ответил:
— Не знаю.
— Ты можешь поднять меня? Я очень тяжелый.
— Могу попытаться, — я поднял его без усилий.
Мне показалось, что он ничего не весит. Поэтому я решил вскинуть его над головой. Я подбросил его к потолку и поймал почти у пола. Когда я поставил его на ноги, он с удивлением смотрел на меня.
— Ты самый сильный в Морбусе! Я не знаю никого, кто мог бы справиться с тобою. Я скажу Третьему Джеду о тебе.
Затем мы расстались, и надежда пробудилась во мне. Самое большое, на что я мог рассчитывать, так это на то, что Рас Тавас включит меня в отряд хормадов для экзамена. Однако я мог ждать такой возможности очень долго, так как иногда охрану набирали из хормадов, живущих в деревнях.
Рас Тавас назначил меня личным слугой Джона Картера, и поэтому мы с ним не расставались. А так как он постоянно работал с Рас Тавасом, то мы трое всегда были вместе. В присутствии посторонних он обращался со мной как с тупым, невежественным хормадом, но когда мы были одни, он держался со мной, как с равным. Оба они восхищались моей необыкновенной силой, которую по чистой случайности получило новое тело Тор-дур-бара, а затем я. Мне казалось, что Рас Тавасу очень хочется отправить меня в резервуар, чтобы постичь секрет производства таких сильных хормадов.
Джон Картер — это один из самых человечных людей, каких я только знаю. Он великий человек в полном смысле этого слова, государственный деятель, воин, величайший воин из когда-либо живших на Земле и на Барсуме. Воин, беззаветно храбрый в бою, безжалостный к врагам, но неизменно добрый к друзьям. К тому же, его никогда не покидало чувство юмора. Когда мы были одни, он постоянно шутил по поводу моей вновь приобретенной внешности. Он смеялся так, что буквально трясся от смеха. И меня, когда я смотрел на себя в зеркало, разбирал смех, но потом охватывал ужас. Представьте себе торс на непропорционально коротких ножках, одна рука опускается ниже колен, другая едва достает до пояса…
— Но самое ценное твое приобретение, это лицо, — говорил Военачальник.
Ни одна деталь лица не находилась там, где ей положено было быть, и все они были лишены пропорций: одни слишком маленькие, другие чересчур большие. Правый огромный глаз был у меня на лбу; левый, крошечный, находился перед левым ухом. Рот начинался на подбородке и тянулся под углом в сорок пять градусов к левому глазу. Нос напоминал маленькую пуговку и располагался там, где должен был быть левый глаз. Правое ухо было абсолютно бесформенно и свисало до плеча. Теперь я был склонен считать, что симметрия человеческих тел вовсе не была делом случая, как утверждал Рас Тавас.
Тор-дур-бар в своем новом обличии потребовал себе имя вместо номера, и Джон Картер с Рас Тавасом окрестили его Тун-ганом — производное от имени Гантун. Когда я рассказал им о встрече с Тиата-ов, они согласились, что я должен оставить имя Тор-дур-бар. Рас Тавас сказал, что он сообщит Тун-гану о том, что он вложил новый мозг хормада в его бывшее тело.
Вскоре после этих событий мы встретились с Тун-ганом в одном из коридоров. Он испытующе посмотрел на меня, а затем остановил:
— Как твое имя?
— Тор-дур-бар.
Он явно содрогнулся.
— Ну, ты и страшилище, — а затем, не дожидаясь моего ответа: — Постарайся не попадаться мне на глаза, если не хочешь попасть в резервуар.
Когда я рассказал об этой встрече Джону Картеру и Рас Тавасу, они рассмеялись, но для меня в этом не было ничего смешного. Впрочем, нам всем было достаточно грустно: я беспокоился о Джанай, Рас Тавас хотел вернуть свою лабораторию, а Джон Картер постоянно думал о судьбе своей принцессы.
Когда мы беседовали в кабинете Рас Таваса, объявили о приходе офицера. Тот, не дожидаясь приглашения, вошел в кабинет.
— Я пришел за хормадом по имени Тор-дур-бар. Пошли за ним немедленно. Таков приказ Совета Семи Джедов.
Это был надменный, властный человек; несомненно, один из тех красных людей, которым пересажен мозг хормадов.
Рас Тавас пожал плечами и показал на меня.
— Вот это Тор-дур-бар, — сказал он.
Я стоял в шеренге с семью другими хормадами перед помостом, где сидели семеро джедов. Вероятно, я был самый безобразный из них. Нам задавали множество вопросов. Это был своеобразный тест на интеллект, так как выбирались те, кто будет служить в охране самих джедов. Однако они учитывали не только ум и силу. Один из джедов долго смотрел на меня, затем махнул рукой.
— Ты отойди. Нам не нужны такие уроды, — сказал он.
Я посмотрел на остальных хормадов, и мне показалось, что я мало отличался от них. Такие же уроды, с моей точки зрения. Какая разница, что я немного пострашнее? Но что я мог сделать? В глубоком разочаровании я вышел из шеренги и отошел в сторону.
Пятеро из семерых оказались настолько тупыми, что их тоже отсеяли. Оставшиеся двое в лучшем случае могли служить только на самых грязных работах, но они были приняты. Третий Джед заговорил с офицером.
— Где тот хормад, за которым я послал? Тор-дур-бар?
— Я Тор-дур-бар, — сказал я.
— Подойди.
Я снова встал перед помостом.
— Один из моих охранников сказал, что ты самый сильный в Морбусе. Это правда?
— Не знаю. Но я очень сильный.
— Он сказал, что ты можешь подбросить человека до потолка и снова поймать его. Покажи.
Я схватил одного из отвергнутых хормадов и подбросил его. И тут я понял, что сам не знаю своей силы. Зал был достаточно высоким, но я подбросил беднягу так, что он ударился о потолок и упал на мои руки уже без сознания. Семеро джедов и все остальные присутствующие смотрели на меня с удивлением.
— Может, он и не красавец, — сказал Третий Джед, — но я беру его в свою охрану.
Джед, который отверг меня, возразил.
— Охранник должен быть умен, а у этого, по-моему, совсем нет мозгов.
— Посмотрим, — ответил другой, и на меня посыпался град вопросов. Конечно, вопросы были простыми, на них ответил бы самый неразвитый красный человек, ведь те, кто спрашивал, не обладали особой мудростью.
— Да, он умен, — сказал наконец Третий Джед, — он легко отвечал на все вопросы. Я настаиваю на том, чтобы он стал моим охранником.
— Мы все хотим взять его на службу, — сказал Первый Джед.
— Ничего подобного, — воскликнул Третий Джед. — Он принадлежит мне. Я послал за ним. Никто из вас даже не слышал о нем.
— Будем голосовать, — заявил Четвертый Джед.
Пятый Джед, который отверг меня, молчал. Он только сидел и презрительно улыбался. Видимо, ему было неприятно, что теперь другие джеды борются за обладание мною.
— Хорошо, — сказал Седьмой Джед. — Будем голосовать, чтобы решить, будет ли он принадлежать Третьему Джеду, либо будет служить всем.
— Не теряйте времени, — сказал Третий Джед. — Я никому его не отдам. Это большой человек, больше и сильнее остальных.
— Ты всегда сеешь смуту, — прорычал Первый Джед.
— Это вы все сеете смуту, пытаясь забрать то, что по праву принадлежит мне.
— Третий Джед прав, — сказал Второй Джед. — Никто из нас, кроме него, не имеет права на этого хормада. Мы согласились отвергнуть его, и только после этого Третий Джед заявил на него свои права и доказал, что это полезный охранник.
Они долго спорили, но, наконец, я достался Третьему Джеду. Теперь у меня появился новый хозяин. Он передал меня одному из офицеров, и тот отвел меня в помещение охраны дворца, где я и должен был начать выполнение новых обязанностей.
В большой комнате было много хормадов-охранников. Тиата-ов был среди них и тут же объявил всем, что я его друг и это он устроил меня в охрану. Сразу же мне сообщили, что я должен драться, не щадя жизни, защищая Третьего Джеда. Затем мне повесили на шею отличительный знак, и офицер стал учить меня пользоваться мечом. Мне пришлось притворяться, что я впервые в жизни взял в руки меч, иначе он мог бы что-то заподозрить. Однако он похвалил меня и сказал, что продолжит обучение после.
Мои новые товарищи оказались довольно глупыми, эгоистичными; все они завидовали успехам друг друга, особенно удачливости джедов, которые тоже были хормадами и смогли занять такое высокое положение. Я заметил, что только страх поддерживал в них покорность, а ума у них хватало только на то, чтобы завидовать тем, кто лучше их живет и обладает властью. Да, почва для мятежа или революции была явно неподходящая. К тому же, следовало опасаться многочисленных шпионов, так что любое мнение нужно было высказывать осторожно.
Теперь меня раздражала любая задержка, которая не позволяла мне начать поиски Джанай. Я не хотел открыто расспрашивать о ней: это возбудило бы подозрения. А искать ее во дворце я тоже боялся, так как не знал здешних порядков и жизненного уклада.
На следующий день я с отрядом воинов вышел за стены города, где в хижинах жили обычные хормады. Здесь я увидел тысячи этих несчастных уродов, тупых, угрюмых, единственными удовольствиями которых были только сон и еда, а их разума хватало лишь на то, чтобы быть неудовлетворенными своей долей. У многих ума было не больше, чем у животных: они были довольны всем.
Я видел зависть и ненависть в глазах этих уродов. Они бормотали что-то злобное, когда мы проходили мимо. Это бормотание преследовало нас, как свист ветра в снастях флайера. Я начал понимать, что грандиозный план джедов по завоеванию планеты встретит много трудностей. И самой большой помехой будут сами эти существа.
Наконец, я изучил дворец, все его закоулки и, когда был свободен от дежурства, пустился на поиски Джанай. Я шел быстрой деловой походкой, как будто был послан с важным поручением.
В конце одного из коридоров мне преградил путь хормад.
— Что тебе здесь надо? — спросил он. — Разве ты не знаешь, что здесь женская территория, и сюда никто не может заходить, кроме здешних охранников?
— А ты один из охранников? — спросил я.
— Да. А ты иди отсюда и не приходи больше.
— Вероятно, это очень ответственный пост, — сказал я.
Он надулся от важности.
— Конечно. Сюда попадают только те, в ком уверены джеды.
— А женщины хороши?
— Очень.
— Завидую тебе. Мне бы тоже хотелось охранять женщин. Наверное, так приятно видеть красивых женщин. Я никогда не видел ни одной. Взглянуть на них одним глазом, верно, и то чудесно.
— Хорошо. Я думаю, один твой взгляд не причинит им вреда. Кажется, ты умный парень. Как тебя зовут?
— Тор-дур-бар. Я из охраны Третьего Джеда.
— Ты Тор-дур-бар, сильнейший человек Морбуса?
— Да, это я.
— Я слышал о тебе. Все говорят о том, как ты подкинул хормада до потолка так сильно, что убил его. Я с удовольствием дам тебе взглянуть на женщин, только ты не выдавай меня.
— Конечно, — заверил я его.
Он подошел к двери в конце коридора, открыл ее. Я увидел большую комнату, где было много женщин и несколько бесполых хормадов, видимо, слуг.
— Можешь войти, — сказал он. — Они подумают, что ты охранник.
Я вошел в комнату, быстро осмотрелся. И тут мое сердце чуть не выскочило из груди: в дальнем конце комнаты я увидел Джанай. Я забыл об охраннике. Забыл, что я страшное чудовище. Забыл обо всем, кроме того, что здесь женщина, которую я люблю. Охранник догнал меня, схватил за плечо.
— Эй! Ты куда?
Я пришел в себя.
— Я хотел поближе посмотреть на них. Очень хочется понять, что джеды находят в женщинах.
— Этого ты не увидишь, пока они одеты. Я сам этого никогда не видел. А сейчас ты должен уйти.
В это время распахнулась дверь, и в комнату вошел Третий Джед. Охранник затрепетал от ужаса.
— Быстро! — шепнул он. — Смешайся со слугами. Притворись, что ты один из них. Может, он не заметит тебя.
Я быстро подошел к Джанай, опустился возле нее на колено.
— Что тебе надо, хормад? — спросила она. — Ты вовсе не из наших слуг.
— У меня послание для тебя, — прошептал я и коснулся ее своей рукой. Я не мог сдержаться. Желание было сильнее меня. Мне казалось, что я умру, если не сожму ее в своих объятиях. Она отшатнулась от меня. Отвращение и гадливость читались на ее лице.
— Не прикасайся ко мне, хормад, — сказала она. — А то я позову охранника.
И тогда я вспомнил, какое я чудовище, и отодвинулся от нее.
— Не зови охранника, пока не услышишь, что я скажу, — взмолился я.
— Нет никого, кто послал бы мне сообщение, а я захотела бы получить его.
— Это от Вор Дая. Ты забыла его?
Я ждал, затаив дыхание, какова же будет ее реакция.
— Вор Дай! — выдохнула она. — Это он послал тебя ко мне?
— Да, он попросил меня найти тебя. Он даже не знает, жива ли ты. Он попросил меня передать тебе, что он будет день и ночь думать, как найти способ спасти тебя.
— Это безнадежно. Но скажи, что я не забуду его никогда.
Каждый день я думаю о нем, и теперь я буду благословлять его за то, что он думает обо мне и хочет мне помочь.
Я хотел сказать ей больше, сказать, что Вор Дай любит ее, чтобы увидеть, как она отнесется к этим словам, но вдруг услышал громкий голос:
— Что ты здесь делаешь?
Я повернулся и увидел, что в комнату вошел Первый Джед и воинственно остановился перед Третьим Джедом.
— Я пришел сюда к своей рабыне, — ответил последний. — А что ты здесь делаешь?
— Эти женщины еще не распределены Советом. У тебя нет прав ни на одну из них. Если тебе нужны рабы, закажи дополнительных хормадов. А сейчас прочь отсюда!
Вместо ответа Третий Джед пересек комнату и схватил Джанай за руку.
— Идем со мной, женщина, — приказал он, и поволок ее к двери.
Тогда Первый Джед выхватил меч и преградил ему путь. Меч Третьего Джеда, сверкнув как молния, выскочил из ножен, и джеды вступили в бой. Третий Джед вынужден был отпустить Джанай.
Это была дуэль двух плохих фехтовальщиков, но они так стремительно бегали по комнате и так яростно размахивали мечами, что все, кто находился там, были вынуждены постоянно уклоняться от ударов. Я все время старался заслонить собой Джанай и в конце концов оказался рядом с дверью. Девушка была возле меня: внимание охранника и остальных было приковано к двум сражающимся, а дверь была совсем близко. Нигде Джанай не будет в большей опасности, чем здесь. И может, никогда больше мне не предоставится возможность украсть ее из этого дворца, где она была пленницей. Не знаю, куда я смогу спрятать ее, но даже вытащить ее отсюда — это уже кое-что. А если мне удастся переправить ее в лабораторию, тс там Рас Тавас и Джон Картер найдут, как и куда спрятать ее. Склонив свое жуткое лицо к ее прекрасному, я прошептал:
— Идем со мной, — но она отшатнулась. — Пожалуйста, не бойся меня. Я друг Вор Дая и действую по его просьбе. Я хочу помочь тебе.
— Хорошо, — сказала она без дальнейших колебаний.
Я быстро оглядел комнату. Никто не обращал на нас внимания. Все смотрели на джедов, Я взял Джанай за руку, и мы выскользнули за дверь, в коридор.
Мы выбрались из комнаты, где Джанай была узницей. Я не имел ни малейшего понятия, куда мне девать ее. Любой, кто встретился бы нам, сразу бы заподозрил неладное. Я спросил Джанай, не знает ли она местечка, где ей можно укрыться, пока я не найду способ вывести ее из дворца. К сожалению, она знала только ту комнату, где ждала своей участи.
Я торопливо повел ее по коридору, по которому сам пришел сюда. Но возле лестницы, ведущей на нижний этаж, я увидел двух поднимающихся офицеров. Слева от нас была дверь, и, чтобы скрыться от глаз, я открыл дверь, и мы вошли в комнату, которая, по счастью, оказалась пустой. Видимо, это была кладовая, так как здесь возле стен стояли ящики и мешки. В дальнем конце комнаты было окно, а в левой стене — дверь.
Я подождал, пока шаги офицеров удалились, затем открыл дверь и осторожно заглянул в следующую комнату. Она была вся завалена спальными принадлежностями. Все было покрыто толстым слоем пыли, что говорило о том, что комнатой не пользовались очень долго. В алькове, закрытом портьерой, находилась ванна, а по стенам была развешена одежда воина — и даже его оружие. Видимо тот, кто жил здесь, куда-то уехал, но его возвращение предполагалось. Я решил, что здесь жил офицер, который уехал в какую-то длительную экспедицию, так как оружие и одежда, оставленные здесь, обычно использовались для парадов и торжественных церемоний.
— Пожалуй, мы нашли прекрасное место, где ты можешь на время спрятаться. Держи дверь всегда закрытой. Вот засов. Как только я смогу, я принесу тебе еды, а при первой возможности переправлю в более безопасное место.
— Может, Вор Дай придет повидаться со мною? Скажи ему, где я нахожусь.
— Он пришел бы, если бы мог. Однако он работает в здании лаборатории и не может выходить оттуда. А ты его очень хочешь видеть?
— Очень, — отвечала она.
— Он будет рад узнать это, но пока он сам не сможет прийти, я буду помогать тебе.
— Почему ты так добр ко мне? Ты совсем не похож на хормадов, которых я до сих пор видела.
— Я друг Вор Дая. И я сделаю все, что смогу для тебя и для него. Ты больше не боишься меня?
— Нет. Я боялась только сначала. Теперь нет.
— Вот и правильно. Я все для тебя сделаю, даже если понадобится отдам жизнь.
— Благодарю тебя, хотя и не понимаю, чем заслужила такую преданность.
— Когда-нибудь поймешь. Но не сейчас. Теперь я должен идти. Будь смелой и не теряй надежды.
— До свидания… О, я даже не знаю, как тебя зовут.
— Тор-дур-бар.
— Теперь я вспоминаю тебя. Тебе отрубили голову, когда брали в плен Вор Дая и Датора Соджета. Я помню, ты обещал дружбу Вор Даю. Правда, у тебя новое тело.
— Хотелось бы мне, чтобы у меня было и новое лицо, — сказал я, изображая улыбку своим жутким ртом.
— Достаточно, что у тебя доброе сердце.
— Да, для меня этого достаточно, если ты думаешь так, Джанай. А теперь прощай.
Проходя через первую комнату, я заглянул в мешки и обнаружил, что там еда. Обрадовав Джанай новым открытием, я попрощался и расстался с ней.
Мои товарищи-охранники были крайне неинтересные типы. Как большинство тупых людей, они в основном говорили о себе и были ужасными хвастунами. Пища тоже занимала важное место в их беседах, и они проводили целые часы, рассказывая, кто и сколько съел там-то и там-то. Когда рядом не было офицеров, они всячески поносили джедов, но делали это осторожно, ведь никто не мог поручиться, что рядом нет шпионов. Одного обещания пищи было достаточно, чтобы купить любого из них, сделать осведомителем.
Когда я пришел в комнату для охраны, тут же вошел офицер и приказал всем взять оружие и следовать за ним. Он провел нас в очень большую комнату в покоях Третьего Джеда. Здесь уже собралось много вооруженных хормадов, которые принадлежали Третьему Джеду. Все перешептывались, делали самые невероятные предположения о том, что нас ждет. Офицеры были необычно серьезны, да и вся атмосфера была накалена нервным ожиданием.
Наконец в комнату вошел Третий Джед в сопровождении четырех своих дваров. Он был весь в бинтах, и через бинты сочилась кровь. Я знал, где он получил эти раны, и мне было интересно, в каком состоянии находится Первый Джед. Третий Джед поднялся на помост и обратился к нам.
— Вы пойдете со мной в Совет Семи Джедов, — сказал он. — Ваш долг защищать меня. Повинуйтесь вашим офицерам. Если вы проявите преданность, то получите много еды и привилегий. Я сказал.
Мы прошли в комнату Совета, заполненную вооруженными воинами и личными охранниками Джедов. Воздух был наэлектризован ожиданием и напряжением. Даже самые тупые хормады были заряжены им. Шестеро Джедов сидели на возвышении. Первый Джед был весь обмотан бинтами, красными от проступившей крови. Кресло Третьего Джеда пустовало. Окружив своего Джеда, мы пробились к возвышению. Но Третий Джед не стал садиться в кресло. Он остановился перед помостом, глядя на шестерых Джедов, и голос его зазвенел, когда он обратился к ним.
— Вы послали воинов арестовать меня, — сказал он. — Они мертвы. Нет в Морбусе никого, кто посмел бы арестовать меня. Для этого надо иметь власть и могущество. Среди вас есть те, кто хотел бы стать джеддаком и править всеми нами. Первый Джед, к примеру. Теперь пришло время определить, кто из нас наиболее подходящая кандидатура для того, чтобы стать джеддаком. Я вполне согласен с вами, что одновременно править все семеро не могут. Разделенная власть не есть власть!
— Ты арестован! — сказал Первый Джед.
Третий Джед рассмеялся ему в лицо.
— Это доказательство того, что не тебе быть джеддаком. Ты можешь только отдавать приказы, но не можешь обеспечить их исполнение.
Первый Джед посмотрел на своих сторонников и приказал двару:
— Хватайте его! Возьмите предателя живым или мертвым!
Воины первого Джеда двинулись на нас, прокладывая путь сквозь толпу. Я стоял в первой шеренге и смотрел на приближающихся хормадов. Первым, кто пробился к нам, был огромный воин. Он сделал выпад мечом, стараясь нанести мне удар. Однако он был медлителен и неуклюж. Я без труда уклонился от его удара, но он вложил в свой выпад столько силы, что, промахнувшись, он потерял равновесие и упал прямо в мои руки. Это было прекрасно! Я поднял его в воздух и швырнул на расстояние примерно пятьдесят ярдов, так что он упал прямо в группу своих товарищей, сбив с ног многих из них.
— Прекрасная работа, Тор-дур-бар! — крикнул мне Третий Джед. — Ты получишь столько еды, сколько захочешь!
Второй воин пробился ко мне, и я так же швырнул его через всю комнату. Только сейчас я до конца стал понимать, какой огромной силой обладаю: она была по истине чудовищной. После моего второго броска поднялся страшный шум, и прошло довольно много времени прежде чем Третий Джед смог заставить слушать себя:
— Я, Третий Джед, — крикнул он, — объявляю себя джеддаком Морбуса. Пусть Джеды, которые готовы повиноваться мне, встанут.
Никто не встал. Это уже было опасно, так как весь зал был полон воинами остальных Джедов. Я подумал, что будет делать Третий Джед, Мне казалось, что он обречен, вне зависимости от того, что он предпримет. Он повернулся и что-то скомандовал своим дварам. И тут же двары приказали нам пробиваться обратно к дверям. Началась битва, так как остальные Джеды отдали приказ своим воинам задержать нас.
Третий Джед выкрикнул мое имя.
— Расчисти путь к выходу, Тор-дур-бар! — воскликнул он.
Видимо, он делал слишком большую ставку на мою силу. Но я был рожден для схваток, а тут мне представилась великолепная возможность насладиться боем.
Я бросился в передние ряды нашего отступающего отряда. Оказалось, что мое уродство дает мне большое преимущество в бою. Моя ненормально длинная рука с мечом, нечеловеческая сила, мое искусство фехтования — все это делало меня опаснейшим противником, перед которым не мог устоять никто. Путь перед нами открылся, как по мановению волшебной палочки, и те, кого я не мог достать мечом, повернулись и обратились в бегство.
Весь пол передо мной был завален отрубленными руками, ногами, по полу катались отрубленные головы, изрыгавшие проклятия; как обезумевшие бегали обезглавленные тела, размахивающие мечами и разившие своих и чужих. Да, в большом зале Совета Семи Джедов царил настоящий хаос. Хормады были слишком глупы, чтобы осознать, что такое страх, но они видели своих офицеров, убегающих от меня и вместе с ними обращались в безумное бегство.
Мы пробились к выходу из дворца, и наши офицеры провели нас по улице к городским воротам. Часовые возле ворот не знали о событиях во дворце и открыли для нас ворота по приказу Третьего Джеда. Но в любом случае они не могли остановить нас, так как нас было гораздо больше.
Я размышлял, куда же мы идем, но вскоре догадался. Когда мы вошли в первую же деревню, Третий Джед собрал всех и объявил, что он джеддак Морбуса и ему должны подчиняться. Он заставил всех офицеров и воинов поклясться в преданности новому джеддаку, то есть себе, повторив свои обещания об улучшении условий жизни и увеличении количества пищи. Затем он оставил двара представлять себя в этой деревне и отправился на новые завоевания.
Он нигде не встретил сопротивления и в три дня завоевал весь остров, за исключением самого города. Двары, которых он оставил в деревнях, организовывали местных воинов на то, чтобы оказать сопротивление любым силам, которые могли быть посланы шестью Джедами из города. Однако в эти три дня из города не вышел ни один отряд воинов, чтобы отобрать у нового джеддака его право на правление.
На пятый день мы вернулись в большую деревню на побережье близ города. И здесь Эймад, джеддак Морбуса, основал свою столицу. Свое имя он придумал сам, в переводе на английский оно означает Человек Номер Один, или Первый Человек. Да, он доказал, что из всех семи Джедов он самый достойный, чтобы называться джеддаком. И физически, и по умственному развитию он вполне соответствовал своей новой роли. Он был, пожалуй, самый умный из всех хормадов, каких я знал.
Однако все, что случилось, не оставляло мне почти никаких надежд. Джанай находилась в городе, и я был не в силах помочь ей. К тому же, рядом со мной не было ни Военачальника ни Рас Таваса. Теперь я просто бедный хормад, без положения, без влияния. К тому же все сторонники шести Джедов прекрасно знали мое страшное лицо, и у меня не было ни малейшей надежды пробраться в город и быть никем не узнанным.
Когда мы обосновались в новой столице, я со своими товарищами-хормадами разлегся на земле в ожидании похлебки с искусственной плотью — награды за все наши подвиги. Такая оплата вполне удовлетворяла моих ограниченных собратьев, но только не меня. Я был намного более умен, развит, физически силен, чем любой из них. Я был гораздо умнее, чем сам джеддак, — и, тем не менее, оставался в самом низу общественной лестницы, как и самый тупой хормад. Я полулежал и занимался самобичеванием, когда офицер выкрикнул мое имя.
— Я Тор-дур-бар, — ответил я, поднимаясь.
— Идем со мной, — сказал офицер. — Джеддак послал за тобой.
Я пошел за офицером туда, где устроились джеддак и все его высшие офицеры. Я думал, какие же задачи возложит на меня Эймад, чтобы проверить мою сверхъестественную силу. Я был уверен, что вряд ли он вызывает меня для чего-нибудь иного. Да, я наследовал комплекс неполноценности типичного хормада.
Для нового джеддака был выстроен помост. Он сидел на своем троне в окружении офицеров и выглядел как обычный джеддак любого государства Барсума.
— Подойди сюда, Тор-дур-бар, — приказал он.
Я вышел вперед и встал перед троном.
— На колени! — приказал он. Я встал на колени, ведь я был только бедный хормад.
— Самую большую победу из всех мы одержали в зале Совета в Морбусе. И этой победой мы обязаны тебе, — сказал джеддак. — У тебя есть не только чудовищная сила, но и ум. Поэтому я назначаю тебя дваром и, когда мы с победой войдем в Морбус, я разрешаю тебе выбрать для себя любого красного человека. Я прикажу Рас Тавасу перенести твой мозг в выбранное тобою тело.
Итак, я стал дваром. Я поблагодарил Эймада и встал в строй других дваров, стоявших тут же. Все они имели тела красных людей. Сколько из них имели мозги хормадов, я не представлял. Я был единственным дваром с телом хормада. И, насколько я знал, я был единственным, у кого в голове были мозги человеческого существа.
Морбус был защищен стенами. Он был практически неприступен для людей, вооруженных только мечами. Семь дней Эймад пытался взять город, но его воины не могли сделать ничего: им оставалось только тщетно стучаться в деревянные ворота, в то время как защитники города сбрасывали на их головы тяжелые камни.
Ночью мы отступили, и защитники города спокойно пошли спать, уверенные в своей безопасности. На восьмой день Эймад созвал своих дваров на совет.
— Мы топчемся на месте, — сказал джеддак. — Мы можем биться в эти ворота хоть тысячу лет и не достигнем ничего. Только обломаем зубы. Как нам взять Морбус? Если мы хотим завоевать мир, то должны захватить Морбус и Рас Таваса.
— Мир завоевать тебе не удастся, — сказал я, — но Морбус взять ты можешь.
— Почему мы не можем завоевать мир?
— Он слишком велик и населен многими цивилизованными народами.
— Что ты знаешь об этом? — спросил он. — Ты ведь только хормад, который не бывал нище, кроме Морбуса.
— Потом ты убедишься, что я был прав. Но Морбус взять очень просто.
— Как?
Я рассказал ему в нескольких словах, что надо делать. Он долго смотрел на меня, обдумывая сказанное, затем произнес:
— Это очень просто, — он повернулся к дварам. — Почему никто из вас не мог додуматься до этого? Тор-дур-бар — единственный человек с мозгами среди вас.
Всю ночь тысячи хормадов делали лестницы. Всю ночь и весь следующий день. И во вторую ночь, когда обе луны склонились к горизонту, сотни тысяч хормадов бросились на штурм. По сигналу лестницы легли на стены города, и сотни хормадов оказались на улицах Морбуса.
Остальное было просто. Мы взяли спящий город, потеряв только нескольких воинов. Эймад со своими дварами вступил в зал Совета. Первое, что он сделал, это вышвырнул оттуда все троны, кроме одного. Затем он уселся на трон, и к помосту приволокли шестерых Джедов, перепуганных до смерти.
— Вы хотите умереть? — спросил Эймад. — Или вы хотите, чтобы ваши мозги были перенесены в тела хормадов, откуда были взяты?
— Теперь это стало невозможным, — сказал Пятый Джед. — Но если ты все-таки собираешься попытаться это сделать, то я лучше пойду в резервуары. Я не хочу снова становиться хормадом.
— Почему этого нельзя сделать? — спросил Эймад. — Что Рас Тавас делал сотни раз, он может повторить и с вами.
— Рас Таваса нет, — сказал Пятый Джед, — он исчез.
Можете представить, что я почувствовал, когда услышал это. Если это правда, то я обречен на всю жизнь остаться в теле хормада. И спасения не было, так как единственный, кто мог выручить меня, Вад Варо, находился в Дахоре. А это в сложившихся обстоятельствах было равносильно тому, что он где-то на Земле. К тому же новый джеддак Морбуса рвется к завоеванию мира, а значит, каждый не хормад будет для меня врагом. Откуда же мне ждать помощи?
А что с Джанай? Она испытывает ко мне отвращение, и я никогда не смогу сказать ей правду. Пусть лучше она думает, что я мертв, чем узнает, что моя сущность, мой мозг заключены в эту жуткую нечеловеческую мумию. Как может человек с такой внешностью говорить о любви? Любовь не для хормадов.
Как в тумане я слушал вопросы Эймада о Рас Тавасе и ответы Пятого Джеда.
— Никто ничего не знает, он просто исчез. Так как сбежать из города он не мог, мы считаем, что кто-то из хормадов просто бросил его в резервуар с культурой. Это месть.
Эймад был в ярости. Ведь без Рас Таваса его мечты о завоевании мира могли и не осуществиться.
— Это все происки врагов! Кто-то из вас шестерых приложил к этому руку! Вы уничтожили Рас Таваса или спрятали его. Уведите их! Каждого поместить в отдельную камеру подземной тюрьмы. Тот, кто сознается первым, спасет свою жизнь и свободу. Остальные умрут, Я даю вам на размышление один день.
После этого шестерых Джедов уволокли в тюрьму, и Эймад объявил амнистию тем офицерам, которые поклянутся в верности джеддаку. От этого предложения не отказался никто, так как отказ означал смерть. После того, как эта формальность была завершена, а длилась она несколько часов, Эймад публично объявил, что заслуга взятия Морбуса принадлежит мне и сказал, что он предоставит мне все, о чем я попрошу, и, к тому же, он назначает меня одваром (чин, равный генералу в земной армии).
— А теперь, — сказал Эймад, — проси, чего хочешь.
— То, что я хочу попросить, — сказал я, — не интересно никому, кроме нас двоих.
— Хорошо. Я дам тебе личную аудиенцию сразу после окончания этого совета.
Я с нетерпением ждал, когда же закончится совет и, когда Эймад поднялся и дал мне знак следовать за собой, вздохнул с облегчением. Он провел меня в маленькие апартаменты и уселся за большой стол.
— Ну, — сказал он, — чего же ты хочешь?
— У меня две просьбы, — сказал я. — Во-первых, я хочу получить в свое ведение здание лаборатории.
— Не вижу причины для отказа, — прервал он меня, — но к чему тебе это?
— Там есть тело красного человека, куда я хотел бы переселиться, если найдется Рас Тавас, — объяснил я. — Если лаборатория будет в моем ведении, я смогу сделать так, чтобы это тело было в полном порядке, и Рас Тавас смог сделать операцию.
— Хорошо. Твоя просьба удовлетворена. А какая вторая?
— Я хочу, чтобы ты отдал мне девушку по имени Джанай.
Лицо его омрачилось.
— Зачем она тебе? — спросил он. — Ты же только хормад.
— Когда-нибудь я стану красным человеком.
— Но почему Джанай? Что ты знаешь о ней? Разве ты видел ее когда-нибудь?
— Я был в отряде, когда ее брали в плен. Она единственная женщина, которую я хочу.
— Я не смог бы отдать ее тебе, даже если бы хотел, — сказал он. — Она тоже исчезла. Пока я сражался с Первым Джедом, она сбежала из комнаты — мы дрались в комнате, где содержатся женщины, — и с тех пор ее никто не видел.
— Ты отдашь ее мне, если я найду ее?
— Я хочу ее сам.
— Но у тебя же много других. Я видел во дворце чудесных женщин. И среди них наверняка найдется такая, кто станет тебе прекрасной женой, настоящей супругой джеддака.
— Она скорее умрет, чем будет принадлежать такому чудовищу, как ты.
— Если она найдется, пусть решит сама. Хорошо?
Он рассмеялся.
— Охотно соглашаюсь. Неужели ты думаешь, что она предпочтет хормада джеддаку? Чудовище вроде тебя, предпочтет человеку?
— Мне говорили, что поведение женщин непредсказуемо. Я хочу иметь шанс. Не лишай меня его.
— Хорошо, я согласен, — сказал он. Причем сказал со спокойной уверенностью, так как понимал, что шансов у меня практически нет. — Однако ты просишь слишком мало за свою службу. Я был уверен, что ты попросишь дворец для себя и своих слуг.
— Я попросил только то, чего желаю. И я доволен.
— Ну что же, ты можешь получить дворец, как только пожелаешь, но девушка, даже если найдется, никогда не согласится стать твоею.
Когда он отпустил меня, я поспешил в комнату, где оставил Джанай, мое сердце чуть не выскочило у меня из груди — так я боялся, что не найду ее там. Я старался, чтобы никто меня не заметил.
К счастью, коридор был пуст, и я проскользнул в комнату незамеченным, я постучал в дверь. Ответа не было.
— Джанай! — позвал я. — Это Тор-дур-бар! Ты здесь?
Загремел засов, и дверь открылась. На пороге стояла она!
Мое сердце замерло. Она была так прекрасна! С каждым разом становилась все прекраснее!
— Ты вернулся. Я уже начала бояться, что ты никогда не придешь. Ты принес весточку от Вор Дая?
Значит, она думала о Вор Дае! Я был вне себя от радости и любви. Я вошел в комнату, закрыл дверь.
— Вор Дай шлет тебе приветствие. Он не может думать ни о чем, кроме тебя и твоей безопасности.
— Но сам он не мог придти?
— Нет. Он пленник в лаборатории. Но он попросил меня присматривать за тобой. Теперь мне будет легче делать это, так как в Морбусе произошли перемены, и теперь я одвар. Я пользуюсь заметным влиянием на нового джеддака.
— Я слышала звуки боя. Расскажи мне, что здесь случилось.
Я коротко рассказал обо всем и о том, что теперь джеддаком стал Третий Джед.
— Тогда я пропала. Он самый могущественный из всех, кто жаждал получить меня.
— Может, в этом твое спасение. За все мои заслуги джеддак дал мне звание одвара и обещал сделать все, что я попрошу.
— И что ты попросил?
— Тебя.
Я почти физически ощутил дрожь, которая пробежала по телу прекрасной Джанай, когда она взглянула на мое уродливое тело и страшное лицо.
— Пожалуйста, — взмолилась она, — ты сказал, что ты друг мне и друг Вор Даю. Я уверена, что он не захотел бы отдать меня тебе.
— Он просил меня защитить тебя. Он надеется, что я смогу это сделать. Но разве я не сказал, что Вор Дай просит защитить тебя, чтобы ты досталась ему?
Я сказал это потому, что хотел посмотреть, как она прореагирует на эти слова. Подбородок ее слегка задрожал.
— И что ответил Третий Джед на твою просьбу?
— Теперь он джеддак. Он назвал себя Эймад. Он сказал, что ты не захочешь стать моею. Поэтому я пришел, чтобы объяснить, как обстоят дела. Так что решай сама. Я думаю, что Вор Дай любит тебя. Ты должна выбирать между ним и Эймадом. Эймад будет просить тебя сделать выбор между ним и мною. Но на самом деле, это выбор между ним и Вор Даем. Только Эймад этого не знает. Если ты выберешь меня, Эймад сочтет это за оскорбление и будет в ярости. Но я уверен, что он сдержит свое обещание. Тогда я поселю тебя возле себя и буду охранять до тех пор, пока ты и Вор Дай не сможете бежать из Морбуса. Заверяю тебя так же и в том, что Вор Дай не намеревается взять тебя насильно. Его единственное желание — помочь тебе.
— Я уверена, что он именно такой, как ты говоришь. И, будь уверен, когда придет время делать выбор, я выберу тебя. Тебя, а не Эймада.
— Даже зная, что при этом ты оказываешься от чести быть джеддарой?
— Да! — ответила она твердо.
Расставшись с Джанай, я сразу пошел в здание лаборатории, чтобы увидеться с Рас Тавасом. Мы с Джанай решили, что ей следует оставаться там же в течение нескольких дней, чтобы не возбудить подозрения Эймада тем, что она нашлась слишком быстро.
Я решил инсценировать поиски так, чтобы ее сумел найти кто-нибудь другой. Однако я должен был быть где-нибудь поблизости, чтобы предотвратить крушение наших планов.
Первый, кого я увидел в лаборатории, был Тун Ган. Увидев меня, он впал в ярость.
— Я же предупреждал тебя, чтобы ты не попадался мне на глаза, — закричал он. — Ты хочешь попасть в инцинератор?
Я показал ему свою эмблему, которую он явно не заметил.
— Ты можешь послать одвара джеддака в инцинератор? — ехидно спросил я.
Он был ошарашен.
— Ты одвар?
— А почему нет?
— Но ты же только хормад.
— А кроме этого и одвар. Я сам могу послать тебя в резервуар, но я не собираюсь этого делать. У меня твое тело, так что мы должны быть друзьями. Что ты на это скажешь?
— Ол райт, — согласился он. — Что он еще мог сказать. — Но я не могу понять, как ты смог стать одваром с таким жутким и уродливым телом?
— Не забывай, что все это было твоим, — напомнил я ему. — И, кроме того, не забывай, что кроме тела и лица нужен еще ум, если хочешь продвинуться дальше.
— И все же я не могу понять, почему тебя, хормада, выбрали на должность одвара. А не меня, у которого такое красивое тело и лицо.
— Ладно, не в этом дело. Я пришел сюда не за тем, чтобы обсуждать это, Я назначен главным в здании лаборатории и хочу поговорить с Джоном Картером. Ты знаешь, где он?
— Нет. И никто не знает. Он исчез тогда же, когда исчез Рас Тавас.
Новый удар. Джон Картер исчез! Но, подумав, я пришел к выводу, что это возвращает мне надежду. Если они оба исчезли, и никто не знает, где они, вполне возможно, что они нашли способ бежать отсюда. А я был уверен, что Джон Картер не оставит меня. Если он бежал, то вернется. Он не бросит меня в этом чудовищном обличии.
— У тебя нет предположений, что сталось с ними? — спросил я.
— Может, их разрубили и бросили в резервуар, — сказал Тун Ган. — Некоторые из хормадов отбились от рук, и Рас Тавас угрожал отправить их на переработку. Возможно, чтобы спасти себя, они опередили его.
— Я иду в кабинет Рас Таваса, — сказал я. — Идем со мною.
Кабинет был в том же состоянии, что и в последний раз, когда я видел его. Никаких следов борьбы, никаких признаков, указывающих на причину исчезновения, никаких ключей к разгадке тайны. Я ничего не мог понять.
— Когда их видели в последний раз?
— Около трех дней назад. Один из хормадов видел их выходящими из подвала. Не знаю, зачем они туда спускались. Туда никто не ходит с тех пор, как там перестали держать пленников. Для этого используются подвалы других зданий города.
— Подвалы обыскали?
— Да, но там ничего не нашли.
— Подожди здесь, — сказал я. Мне нужно было пройти в лабораторию и посмотреть на свое тело, чтобы убедиться, что оно в безопасности. Но я не хотел, чтобы Тун Ган заподозрил что-то, увидев его. Конечно, он далеко не мудрец, но не надо иметь слишком много ума, чтобы задуматься, куда же девался мозг Вор Дая.
Тун Ган ждал меня в кабинете. Я знал, где Рас Тавас прятал ключ от малой лаборатории. Быстро открыв ее, я вошел. Страшный удар: мое тело исчезло!
Колени у меня подогнулись, и я рухнул на скамью. Долго я сидел, опустив голову на руки. Теперь потеряны все мои надежды завоевать Джанай. Совершенно очевидно, что она откажется быть моей, раз у меня такое уродливое тело и страшное лицо. Ни одна женщина в мире не согласится принадлежать такому уроду, как я.
Наконец, я взял себя в руки и подошел к столу, где когда-то осталось мое тело. Казалось, все осталось по-старому, за исключением того, что сосуд с моей кровью исчез. Может быть, Рас Тавас вложил чей-то мозг в мое тело? Нет, он не мог сделать этого без согласия Джона Картера… И, если Джон Картер согласился с этим, значит, для этого были самые серьезные причины. Например такая: они нашли возможность бежать, но это нужно было делать немедленно. Тогда, конечно, они приняли решение пересадить чей-нибудь мозг в мое тело и взять его с собой, чтобы исключить возможность его уничтожения. Но это только мои предположения. Истины я не знал и ничем не мог объяснить то, что случилось.
Пока я сидел и размышлял, я вспомнил, что Рас Тавас написал что-то на листке бумаги и прикрепил к столу, где лежало мое тело, Я решил посмотреть, что там написано. Может быть, там найдется ключ к тайне. Но, подойдя к столу, я обнаружил, что этот листок тоже исчез. Но на его месте был прикреплен другой, с двумя цифрами «3-17», Что они означали? По моему мнению, ничего.
Я вернулся в кабинет и приказал Тун Гану сопровождать меня при обходе лаборатории.
— Как идут дела с тех пор, как исчез Рас Тавас? — спросил я.
— Что-то там происходит непонятное, — ответил он. — Но никто не знает, что делать.
Когда мы пришли к первому резервуару, я понял, что имеет в виду Тун Ган. Все обстояло как нельзя хуже. Весь пол был завален остатками чудовищ, которые должны были быть уничтожены, И эти остатки жили. Ноги пытались идти куда-то, руки хватали все, до чего могли дотянуться, головы катались по полу, что-то крича. Все это усиливало и без того жуткое впечатление. Я подозвал к себе дежурного офицера.
— Что все это значит? Почему никто не убивает эти остатки?
— Кто ты такой, чтобы задавать мне вопросы, хормад? — спросил он.
Я показал ему на эмблему, и он сразу притих.
— Отвечай на мои вопросы, — приказал я.
— Никто, кроме Рас Таваса не знает, как их загружать и в какой резервуар.
— Тогда отправляйте все в инцинератор. А пока Рас Тавас не вернется, сжигайте все бесполезное.
— Что-то неладное творится с резервуаром номер четыре, — сказал он. — Может, ты сходишь и посмотришь?
Когда я подошел к четвертому резервуару, моим глазам представилось нечто ужасное. Видимо что-то произошло с культурой клеток, и вместо отдельных хормадов формировалась сплошная живая плоть. Она переваливалась через край резервуара и выкатывалась на пол. Различные внешние и внутренние органы человека росли на этой плоти без всякой связи друг с другом. Нога там, рука здесь, голова где-то еще. И все головы непрерывно кричали, плевались, изрыгали проклятия. Сцена была ужасающая.
— Мы пытались что-нибудь сделать, — сказал офицер. — Но когда мы пытались убивать плоть, руки хватали нас, а головы кусали. Даже хормады боятся подойти к ней, хотя обычно не боятся ничего! Что же говорить о людях.
Я согласился с ним. Честно говоря, я понятия не имел, что делать. Я не мог подойти к резервуару, чтобы остановить выливающуюся плоть, а без хормадов, которые боятся подойти ближе, уничтожение этой плоти невозможно.
— Закройте двери и окна, — приказал я. — Со временем плоть сожрет себя или подохнет с голоду.
Но, когда я выходил из комнаты, то увидел, как одна из голов откусила кусок плоти, из которой выросла. Да, вряд ли она подохнет с голоду. Все это настолько взбудоражило меня, что я долго не мог отделаться от мыслей: что же происходит там, за закрытыми дверями и окнами.
Несколько дней я провел в попытках навести порядок в лабораториях. И преуспел в этом. Правда, лишь благодаря тому, что никто не знал, как готовить питательную смесь для культуры клеток. По мере того как резервуары опустошались, производство хормадов стало падать. Это меня чрезвычайно радовало: скоро они совсем прекратят формироваться. Оставалось только желать, чтобы Рас Тавас не вернулся и не возобновил свою деятельность, если бы не одно обстоятельство. Без Рас Таваса никто не вернет мне тело.
Все это время я не посещал Джанай, боясь, как бы ее убежище не отыскали шпионы Эймада. Но, наконец, я решил, что пришло время «найти» ее. Я пошел к Эймаду и сказал, что все мои попытки найти Джанай в городе не увенчались успехом. Поэтому я прошу разрешения на тщательный обыск дворца.
— Если ты что-то и найдешь, — сказал он, — то только ее труп. Она не могла покинуть дворец. Я думаю, ты согласишься со мной, что невозможно женщине покинуть дворец и не вызвать подозрений у стражи.
— Но почему ты думаешь, что она мертва?
— Люди не могут жить без воды и пищи. А я уверен, что если бы кто-то таскал для нее пищу, это было бы замечено. Ищи, Тор-дур-бар. Твоей наградой, если это можно так назвать, будет труп Джанай.
Что-то в выражении его лица, тоне его голоса насторожило меня. Эта полуулыбка, коварная, самоудовлетворенная… Что это означает? Может, он нашел Джанай и убил ее? Беспокойство охватило меня. В моем мозгу возникали самые страшные картины. Мне хотелось тут же броситься в убежище Джанай, чтобы узнать всю правду. Но благоразумие взяло верх. Я организовал поисковые отряды: их командирами я назначил офицеров, которым доверял. Каждый отряд был направлен в определенную часть дворца, чтобы там были обысканы каждая комната, каждый закоулок. Сам я пошел с отрядом, который должен был обыскать ту часть дворца, где пряталась Джанай. Этим отрядом командовал Ситор, которому я доверял. Здесь же был Тиата-ов, который везде громогласно заявлял о моей дружбе с ним.
Я не стал направлять отряд прямо в убежище Джанай. Но через некоторое время мы приблизились к этой комнате. Сердце мое стучало, как колокол. Мы вошли в первую комнату.
— Ее здесь нет, — сказал я.
— Но вот еще дверь, — сказал Ситор и подошел к ней.
— Вероятно, еще одна кладовая, — сказал я, выражая крайнее безразличие, хотя внутри у меня все дрожало.
— Она заперта. Заперта с той стороны. Это подозрительно.
Я шагнул вперед и позвал.
— Джанай! — ответа не было. Сердце мое упало. — Джанай! — повторил я.
— Ее там нет, — сказал Ситор. — Однако, чтобы убедиться, нужно взломать дверь.
— Да, ломай.
Он послал за инструментами. Хормады принесли их и приступили к работе. Когда панели стали трещать, из комнаты послышался голос Джанай:
— Я открою.
Мы услышали звук отодвигающегося засова, и затем дверь распахнулась. Мое сердце дрогнуло от радости, когда я увидел ее на пороге, живую и здоровую.
— Что вам нужно? — спросила она.
— Я должен доставить тебя к Эймаду, джеддаку, — сказал Ситор.
— Я готова.
Она даже не взглянула на меня. Может, она решила, что быть джеддарой не так уж плохо? Она много дней обдумывала положение, а я не приходил к ней. Может, теперь она переменила свое намерение. Я мог понять ее. Ведь искушение слишком велико. А что мог предложить ей Вор Дай? Разумеется, не безопасность, которую женщины хотят иметь прежде всего.
Пока мы шли в покои Эймада, джеддака Морбуса, сердце мое болело от нестерпимой тоски.
Любовь склонна все видеть в мрачных тонах, даже если на то есть совсем незначительная причина. Она рисует в воображении жуткие картины, торопит события и ждет при этом самого худшего, хотя часто и угадывает будущее. Именно этого я и боялся, когда мы с Ситором и Джанай стояли перед троном Эймада. Ситор, красивый, величественный. Эймад в одежде джеддака. Джанай, прекрасная, как само совершенство. И я, уродливый, страшный. И как я мог подумать, что Джанай сможет предпочесть меня нормальным людям? А если мой соперник к тому же джеддак, какие шансы у меня? Я постоянно отождествлял себя с Вор Даем, а это, согласитесь, означало, что я путаю мозг одного с телом другого.
Масляные глаза Эймада буквально пожирали Джанай, и сердце мое ныло. А вдруг Джанай выберет меня, а Эймад откажется выполнить условия договора? Я поклялся, что тогда убью его. Эймад отпустил Ситора и обратился к Джанай.
— Этот хормад сослужил мне службу, — показал он на меня. — Чтобы наградить его, я обещал выполнить его просьбу. Он попросил тебя. Мы решили предоставить выбор тебе. Если Рас Тавас будет найден, хормад надеется получить новое тело. Если Рас Тавас не найдется, хормад останется в прежнем обличии. Если ты выберешь меня, ты будешь джеддарой Морбуса. Кого ты выбираешь?
Я не могу сказать, что Эймад изложил дело достаточно подробно. Но он знал: все преимущества на его стороне, так зачем говорить лишнее? Для него не было сомнений, каков будет ответ Джанай. Эймад предложил ей высокое положение. Вор Дай не мог ничего предложить. А так как она не знала ни того, ни другого претендента, то ее выбор был очевиден.
Эймад проявил нетерпение.
— Ну? Каков твой ответ?
— Я пойду с Тор-дур-баром, — сказала она.
Эймад прикусил губу, но сдержался.
— Отлично, — сказал он. — Но я думаю, ты делаешь ошибку. Если ты изменишь свое решение, дай мне знать.
Затем он отпустил нас.
На обратном пути в здание лаборатории я буквально летел по воздуху. Джанай сделала выбор! Теперь она постоянно будет со мной, под моей защитой. Она тоже казалась счастливой.
— Значит, я теперь увижу Вор Дая?
— Боюсь, что кет.
— Почему? — она даже остановилась от неожиданности.
— Через некоторое время, — объяснил я. — А пока я буду охранять тебя.
— Но я думала, мы идем к Вор Даю. Ты обманул меня, хормад?
— Если ты так думаешь, тебе лучше идти к Эймаду! — рявкнул я, испытывая, вероятно, самое странное чувство, какое когда-либо охватывало человеческое существо, — ревность к самому себе.
Джанай сразу притихла.
— Прости, — сказала она. — Но я ужасно устала. Пожалуйста, прости меня. Я ведь столько пережила, что любой бы мог сойти с ума.
Я уже выбрал жилье для Джанай в здании лаборатории. Комнаты были рядом с моими и на некотором расстоянии от помещений с резервуарами. Для охраны и прислуги я отобрал самых умных хормадов, и она была довольна всем. Закончив ее устройство на новом месте, я сказал:
— Если я тебе понадоблюсь или ты захочешь меня видеть, сразу пошли за мной и я приду.
После этого я оставил ее и пошел в кабинет Рас Таваса.
Теперь я сделал все, что мог, с помощью своего обличья. И можно было подумать о побеге из Морбуса. Но куда мне бежать в таком виде? Только в Морбусе я мог надеяться жить в безопасности!
Чтобы занять голову, я принялся за просмотр бумаг и заметок Рас Таваса. Большинство из них были для меня совершенно бессмысленны. И все же я продолжал копаться в них, хотя мысли мои были заняты Джанай. Я думал о том, что сталось с Рас Тавасом и моим Владыкой, а также какую шутку сыграла судьба с моим телом. Будущее представлялось мне весьма мрачным. Вскоре я нашел нечто, напоминающее план здания, а рассмотрев его внимательно, понял, что это в самом деле план здания лаборатории. Я легко узнал две двери, которые мне были хорошо знакомы. На нижнем листе оказался план подвалов под зданием. Подвал состоял из коридоров и камер. Там было три длинных коридора и пять поперечных. Все коридоры были пронумерованы от 1 до 8. Камеры вдоль каждого коридора были тоже пронумерованы. Четные номера были на одной стороне, нечетные — на другой. Все это было мне интересно, поэтому я отложил эти планы, чтобы при удобном случае внимательнее рассмотреть их. В это время охранник у двери объявил, что пришел Тун Ган и хочет видеть меня. Он был крайне возбужден, когда вошел в кабинет.
— В чем дело? — спросил я, так как по его виду догадался, что произошло нечто неприятное.
— Идем, — ответил он. — Я покажу.
Он повел меня в главный коридор, затем в небольшую комнату, окна которой выходили во двор. В этот двор также выходили окна и вентиляционные отверстия помещений, где находились резервуары. Среди них было окно в помещение с резервуаром 4. Когда я выглянул в окно, то ужаснулся. Масса живой плоти, растущей на культуре растений, развивалась так быстро, что заполнила всю комнату и уже выдавила окно. Теперь эта жуткая, шевелящаяся, кричащая масса вываливалась во двор.
— Вот, — сказал Тун Ган. — Что ты будешь делать с этим?
— Тут я ничего не могу поделать. И никто ничего не сделает. Сомневаюсь, что и Рас Тавас справился бы с этим. Он создал силу, которая вышла из-под контроля.
— И чем все это кончится?
— Если она не прекратит расти, то вытеснит все живое из Морбуса. Она растет и растет, поедая самое себя. Она может захватить весь мир. Что или кто в силах остановить ее?
Тун Ган покачал головой. Он не знал, что сказать.
— Возможно Эймад сумеет что-то сделать? — предположил он. — Он ведь джеддак.
— Пошли за ним, — сказал я. — Сообщи что здесь произошло и передай: я хочу, чтобы он посмотрел сам.
Впервые в жизни мне хотелось переложить на чьи-то плечи ответственность, потому что я был беспомощен перед лицом надвигающейся опасности. Да, в такую ситуацию не попадало еще ни одно человеческое существо со дня сотворения мира. Вскоре пришел Эймад и, когда посмотрел в окно и выслушал мои объяснения, тут же переложил всю тяжесть ответственности на мои плечи.
— Ты хотел всей власти в лаборатории, — сказал он. — И я дал тебе эту власть. Так что это твоя проблема, а не моя.
С этими словами он повернулся и ушел обратно во дворец. К этому времени вся земля во дворе была покрыта шевелящейся массой. А из окна вылезала все новая и новая плоть.
«Ну что же, — подумал я, — пока она заполнит весь внутренний двор, пройдет много времени. А пока я могу подумать над тем, что же делать». Я вернулся в свои покои и сел у окна, глядя через стены города на простирающиеся дали Великих Тунолианских Топей. Они напоминали мне шевелящуюся массу, выливавшуюся из окна комнаты с резервуаром Номер Четыре. Чтобы отогнать от себя это видение, я закрыл глаза.
Затем, неизвестно почему, я снова вспомнил план здания, найденный мною в кабинете Рас Таваса. А потом ко мне пришли воспоминания о путешествии из Гелиума с Военачальником. И тогда я вспомнил о своем теле, потому что в мыслях я видел себя рядом с Джоном Картером. Где мое тело? Последний раз я видел его на столе в лаборатории. Стол сейчас пуст А на ножке стола бумажка с загадочными цифрами 3-17.
3-17!? Что же они могут означать?
И внезапно меня осенило. Эти цифры могут иметь очень важный смысл. Я вскочил и побежал в кабинет Рас Таваса. Здесь я снова вытащил план, расстелил его на столе. Мои пальцы легли на изображение коридора 3 и нашли там цифру 17. Может, это и есть ответ? Снова я впился глазами в план. Возле цифры 17 был поставлен маленький кружок. На других камерах таких кружков не было. Что это за кружок? Почему он поставлен? Означает ли он что-то? У меня был только один способ ответить на все вопросы. Я встал из-за стола, вышел в коридор. Пройдя мимо охраны, я направился к лестнице, ведущей в подвалы, Карта подвалов отпечаталась в моем мозгу. Я мог бы найти 3-17 с закрытыми глазами.
Все коридоры и камеры были пронумерованы, и вскоре я уже стоял перед камерой 17 в коридоре 3. Я толкнул дверь. Заперта! Я обозвал себя идиотом. Можно было бы догадаться, что если в камере то, что я надеюсь найти, значит, она должна быть заперта. Я знал, где Рас Тавас хранил ключи от всех помещений здания и быстро пошел обратно. Когда, взяв ключи, я проходил мимо офицеров, они проводили меня взглядами. Вероятно, им показалось подозрительным мое поведение. Наверное, шпионы Эймада. Мне нужно быть осторожным. А это означало некоторую задержку в осуществлении моих планов.
Поэтому я сделал вид, что собираюсь осмотреть резервуары. Пройдя по коридору, я отослал одного из офицеров, которого давно подозревал, с поручением, а сам стал внимательно наблюдать из окна за выливающейся массой. Скорость ее поступления не замедлилась. Наконец, когда я решил, что усыпил бдительность всех, я снова направился к лестнице, спустился в подвал и через некоторое время стоял перед камерой 17 в коридоре 3.
Я вставил ключ, повернул его. Дверь открылась. Камера была освещена вечной радиевой лампой, которыми все пользовались на Барсуме.
Прямо передо мной на столе лежало мое тело. Я вошел в камеру, закрыл за собой дверь. Да, это мое тело. И здесь же сосуд с кровью. Мы снова вместе, мое тело, моя кровь, мой мозг. Вместе, но по отдельности. Только Рас Тавас мог сложить нас воедино. А Рас Таваса не было. Он куда-то исчез.
Я долго стоял, глядя на свое тело. Я никогда не страдал нарциссизмом, но сейчас, когда я сравнивал свое тело с уродливой оболочкой, в которой находился мой мозг, мне казалось, что мое тело — самое красивое в мире. Я подумал о Джанай, которая находилась наверху в своих комнатах, и обругал себя идиотом за то, что стал таким уродом, которого Джанай никогда не сможет полюбить.
Но что сейчас сожалеть об этом! Я заставил себя думать о другом. Маленький кружок на плане снова вспомнился мне. Все-таки эта камера должна отличаться по своей конструкции от других в этом подвале. Я стал тщательно осматривать пол и вот, наконец, обнаружил еле заметную окружность диаметром около двух футов. Я опустился возле нее на колени. В одном месте маленькая метка. Видимо, это люк, а метка указывает, в которую сторону он открывается. Вставив в щель кончик кинжала, я нажал: крышка приподнялась легко. Теперь можно было просунуть туда пальцы.
Через мгновение я уже смотрел вниз, в открывшуюся черную пропасть. Что там внизу? Зачем этот люк? Поколебавшись немного, я протиснулся в люк и повис на руках. Отверстие было небольшим, так что мой громадный торс с трудом пролез в него. Кончиками пальцев на ногах я нащупал что-то твердое. От всей души надеясь, что это дно, я отпустил руки.
Теперь я стоял на твердом полу. Сверху проникало немного света и я увидел узкий коридор, ведущий в кромешную тьму. Я зашел уже так далеко, что мне не оставалось ничего другого, как исследовать, куда же ведет коридор. Однако, может, мне стоит закрыть за собой крышку люка? Вдруг кто-нибудь забредет в камеру и увидит открытый люк. Но как же я тогда выберусь? С открытой крышкой просто. А с закрытой?
Нет, тут что-то не то. Вероятно, можно что-то придумать. И я придумал: нашел в коридоре бревно и подпер снизу крышку люка так, что она в опущенном положении была почти закрыта. Обезопасив себя таким образом, я пошел по коридору. Прежде чем сделать шаг, я осторожно ощупывал пол перед собой ногой, а руками — стены, чтобы не пропустить поперечный коридор, если он встретится мне. Ведь если я запутаюсь здесь, мне уже никогда не вернуться назад. Вернусь ли я? А что тогда случится с Джанай? Может, мне не стоит пускаться в эту авантюру? Нет. В конце концов, я забрался сюда в ее же интересах: возможно, здесь мне удастся найти путь к свободе?
Только вперед. И я пошел. Пол коридора был ровный. Никаких разветвлений не было. Коридор немного поворачивал, но не под острыми углами. Я шел и думал, что же меня ждет в конце пути. Стены стали сырыми, на полу появилась жидкая грязь. Внезапно пол пошел под уклон, который был не очень большим, примерно пятнадцать градусов, но я заколебался: идти ли мне дальше. Подумав, я все же двинулся вперед. Вскоре наклон закончился, и пол стал ровным. Я находился примерно на тридцать-сорок футов ниже первоначального уровня. С потолка и стен сочилась вода. Пол стал совсем скользким. Я шел вперед по этому нескончаемому туннелю. Я думал, что он никогда не кончится. А если кончится, то что я там найду? Какое новое испытание ждет меня? Иногда мне хотелось повернуть назад, но всякий раз меня останавливала мысль о Джанай, о ее зависимости от меня.
«Хормад!» — слышал я ее голос и чувствовал, сколько в нем презрения, которого она никак не могла скрыть, как ни старалась. А как она говорила о Вор Дае! Как изменялся ее голос, дыхание. Снова волна ревности к себе захлестнула меня, но чувство юмора спасло меня, и я рассмеялся. Этот смех жутковато прозвучал в черном, сыром подземелье. Больше я не стал смеяться, слишком страшно.
Снова пол коридора стал подниматься. Все вверх и вверх, пока я не почувствовал, что снова нахожусь на прежнем уровне. И затем, внезапно, впереди появился свет. Вернее, не свет, а менее густая тьма. Через некоторое время я вышел из туннеля. Была ночь, безлунная ночь. Где же я? Я понял, что прошел под землей несколько миль. Должно быть, я нахожусь вне стен города, но где?
Впереди меня появился силуэт, и в слабом свете я понял, что это хормад.
— Кто ты? — спросил он. — Что ты здесь делаешь?
И, не дожидаясь ответа, выхватил меч.
Такой язык я понимал и знал, как отвечать. Я выхватил свой меч и вступил с ним в бой. Этот воин был получше тех, с кем мне приходилось встречаться до сих пор. Он знал некоторые приемы, которые были известны только ученикам Джона Картера. Когда он понял, что я знаю защиту от этих приемов, он крикнул, и из тьмы вынырнули три человека. Один из них, высокий красный человек, бросился на меня. И тут я узнал его.
— Джон Картер! — крикнул я. — Это я, Вор Дай!
Он тут же опустил меч и отступил назад.
— Вор Дай! Как ты попал сюда?
Позади него стоял Рас Тавас и второй хормад. Я коротко рассказал им, как нашел камеру 17 и вход в подземелье.
— А теперь скажите мне, что вы здесь делаете? — сказал я.
— Пусть Рас Тавас расскажет.
— Морбус древний город, — начал великий мыслитель. — Он построен в доисторические времена народом, ныне исчезнувшим. После поражения Тунола я обнаружил этот город, поселился в нем и полностью перестроил, хотя основой послужил древний город, который был прекрасно построен. Многого в этом городе я не знал. У меня были планы всех зданий, в том числе и здания лаборатории. Как и ты, я заметил кружок на камере 17. Я решил, что это что-то означает, но тогда у меня не было ни времени, ни желания исследовать это. Когда мы решили спрятать твое тело туда, где ему не смогут причинить вреда, я выбрал камеру 17, и тогда-то мы обнаружили туннель, ведущий на этот остров. Остров находится в двух милях от Морбуса.
Дур-ан и Ил-дур-ен перенесли твое тело в камеру 17, и мы взяли их с собой. Это два моих лучших хормада, умных и преданных. Выбравшись из Морбуса, мы решили попытаться пробраться на запад Тунолианских Топей, найти флайер Джона Картера и лететь в Гелиум. Мы надеялись, что я прибуду туда вовремя, чтобы спасти от смерти Дею Торис.
Сейчас мы строим лодку для путешествия по Топям, и она уже почти готова. Мы очень беспокоились о тебе. Конечно, мы не хотели бросать тебя, но флайер может взять только двоих, значит, тебя все равно пришлось бы оставить. И ты был бы в Морбусе в большей безопасности, чем на холмах близ Фандала.
— Вы вообще не должны были думать обо мне, — сказал я. — Наша единственная цель, когда мы пробирались сюда с Джоном Картером — это найти тебя и как можно скорее вернуться с тобой в Гелиум. Я знал, что мне все равно пришлось бы остаться. Однако это малая жертва для спасения принцессы. Владыка потом послал бы за мною флайер.
— Естественно, — сказал Владыка. — И все же мне очень не хотелось оставлять тебя здесь. Но выбора не было. Мы планировали послать Ил-дур-ена в Морбус с письмом к тебе, где бы мы объяснили все. Дур-ан должен был сопровождать нас к флайеру. И, если бы нам удалось улететь, он стал бы пробираться обратно в город.
— Когда вы хотите начать путь?
— Лодка будет готова завтра, и мы отправимся, как стемнеет. Мы думаем путешествовать по ночам, а днем прятаться и отдыхать. Рас Тавас убедил меня, что днем нам не пройти. По Топям раскидано множество островов, где живут дикари, последние остатки народа, населявшего эту обширную территорию.
— Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Нет. Ты и так принес достаточно жертв.
— Тогда я возвращусь в город, пока не замечено мое отсутствие. Ведь я теперь в таком же положении, как и ты.
— Что ты имеешь в виду?
— Джанай.
— Что с нею? Ты нашел ее?
Я рассказал им все. Они узнали, что теперь единственный правитель Морбуса — джеддак Эймад. Я стал одваром, и под моим началом находится здание лаборатории. И под мою защиту передана Джанай.
— Значит, под твое начало передана лаборатория? — спросил Рас Тавас. — Как там идут дела в мое отсутствие?
— Ужасно. Единственное, что компенсирует твое отсутствие, — это постепенное прекращение производства хормадов. Но теперь случилось нечто, гораздо хуже хормадов. — И я рассказал ему о событиях в резервуаре номер четыре.
Он был глубоко озабочен.
— Это как раз то, чего я всегда боялся и всячески старался избежать. Во всяком случае, готовься бежать из Морбуса, если тебе не удастся остановить процесс в этом резервуаре. Со временем масса захватит весь остров. Теоретически она может занять всю поверхность Барсума, вытеснив все остальные формы жизни. Это первоначальная форма жизни, которая принципиально не может умереть. Однако человек не может контролировать развитие жизни. Я попытался вмешаться в действие природы и, видимо, это наказание мне.
— Но как я мог бы остановить рост массы? — спросил я.
Он покачал головой.
— Есть один способ предотвратить ее распространение. Но боюсь, что дело зашло слишком далеко.
— И что это за способ?
— Огонь.
— Ясно, — сказал я. — Но, вероятно, уже поздно.
— Во всяком случае, готовься спасти себя и Джанай, беги из Морбуса, а потом жди нашего возвращения.
— Я вернусь сюда с воинами, чтобы захватить Морбус и освободить тебя, — сказал Военачальник.
— Хорошо, Владыка. Но обязательно привези известие, что принцесса Гелиума выздоровела.
Я был в подавленном настроении, когда пробирался по туннелю обратно. Мне казалось маловероятным, что Джон Картер и Рас Тавас выживут в путешествии по диким Топям и доберутся до их западной границы. Владыка погибнет, моя обожаемая принцесса обречена на смерть. А тогда для чего жить мне? Я останусь навечно в этом жутком обличье, и Джанай будет для меня безвозвратно потеряна. Да, единственное, ради чего мне стоит жить, — это Джанай. Но крайней мере, я могу посвятить жизнь ее защите. Может, когда-нибудь мне удастся устроить ее побег из Морбуса. А теперь, когда я знаю этот туннель, побег не так уж безнадежен.
Наконец, я добрался до камеры 17. Я не мог удержаться, чтобы на некоторое время не задержаться и не посмотреть на свое тело. Оживит ли его когда-нибудь мой мозг? Вряд ли я мог ответить на этот вопрос, и поэтому я вышел из камеры и поднялся наверх. Возле кабинета я встретил Туи Гана.
— Я рад, что ты вернулся, — сказал он с облегчением.
— Почему? В чем дело? Что-нибудь случилось?
— Не знаю, просто я не знал, где ты был и что делал. Следили ли за тобой? Видел ли кто-нибудь тебя?
— Никто не видел меня. Но если и видели, что тут особенного? Я просто исследовал подвалы. Почему ты спрашиваешь?
— Шпионы Эймада были активны. Некоторых я знаю, а других подозреваю. Думаю, что Эймад послал еще нескольких шпионов, чтобы следить за тобою. Говорят, он был в ярости, когда женщина предпочла тебя, вместо того, чтобы остаться с ним и стать джеддарой.
— Ты хочешь сказать, что меня искали?
— Да. Везде. Они даже ходили в женские покои.
— Как ока? Они не увели ее?
— Неизвестно.
— Значит, ты не знаешь, здесь ли она?
— Нет.
Сердце мое упало. Я поспешил в покои Джанай. Тун Ган следовал за мной. Этот хормад был обеспокоен так же, как и я. Может, он достоин доверия? Хорошо бы. Сейчас мне как никогда нужны верные союзники. Особенно, если Эймад захочет забрать у меня Джанай.
Охранник возле двери узнал меня, отступил в сторону и впустил нас. Сначала я не заметил ее. Джанай сидела ко мне спиной, глядя в окно. Я окликнул ее, тогда она встала и повернулась ко мне. Казалось, она рада видеть меня, но когда ее взгляд упал на Тун Гана, глаза ее расширились от ужаса и она отшатнулась назад.
— Что делает здесь этот человек? — вскричала она.
— Он один из моих офицеров. Что он сделал? Он причинил тебе вред, пока меня не было?
— Разве ты не знаешь, кто он? — спросила Джанай.
— Это Тун Ган. Он хороший офицер.
— Это Гантун Гор, убийца из Амхора. Он убил моего отца.
Я сразу понял, почему она так говорит.
— Это только тело Гантун Гора. Его мозг сожжен. Теперь в теле врага — мозг друга.
— О, — облегченно вздохнула она. — Это работа Рас Таваса. Прости меня, Тун Ган, я не знала.
— Расскажи мне о человеке, чье тело теперь у меня, — попросил Тун Ган.
— Это был наемный убийца, часто используемый принцем Джал Хадом. Джал Хад хотел меня, но мой отец не позволил ему. Он знал, что я скорее умру, чем стану женой принца. Поэтому принц нанял Гантун Гора, чтобы тот убил моего отца, и похитил меня. Я решила бежать в Птарс, где были друзья моего отца. Гантун Гор преследовал меня. С ним были его компаньоны, члены Гильдии Убийц. Они догнали нас и напали на небольшой отряд, сопровождавший меня. Битва произошла ночью. Я бежала и больше никогда не видела своих друзей. А через два дня попала в плен к хормадам. Думаю, что и Гантун Гор тоже был схвачен.
— Тебе можно больше не бояться его, — сказал я.
— Да, но странно видеть врага и знать, что это уже не враг.
— В Морбусе происходит много странного, — сказал я. — Совсем не обязательно, что у всех, кого ты здесь видишь, свои мозги или свои тела.
Да, это действительно странно. Здесь стоит Тун Ган с телом Гантун Гора и с мозгами Тор-дур-бара. И я с телом Тор-дур-бара и мозгами Вор Дая. Интересно, какова была бы реакция Джанай, если бы она узнала истину. Если бы она любила Вор Дая, то было бы правильным все объяснить ей. Но если она не любит его, то открыться сейчас — значит навсегда утратить надежду на то, что она полюбит меня, когда я получу свое нормальное тело. Мой нынешний ужасающий вид навсегда отвратит ее от меня. Поэтому я решил пока ничего не говорить.
Я сказал, почему мы с Тун Ганом пришли к ней. Она должна быть крайне осторожной, в любом своем слове или действии, так как вокруг кишат шпионы Эймада.
Она вопросительно посмотрела на меня, а затем сказала:
— Ты очень добр ко мне. Ты единственный мой друг. Мне бы хотелось, чтобы ты приходил почаще. Тебе совершенно не нужно придумывать повода для того, чтобы придти сюда. Ты принес весточку от Вор Дая?
При первых ее словах я воспрянул духом, но последняя фраза снова убила меня, снова ревность охватила все мое существо. Может, тело Тор-дур-бара, имеющее мозг Вор Дая, стало преобладать в получившемся новом существе, может, я ощущаю себя именно Тор-дур-баром? Мог ли я, будучи хормадом, влюбиться в Джанай? И если да, то какой для меня выход? Может, я дойду до такой ненависти, что уничтожу тело Вор Дая? Потому что Джанай любит его больше, чем любит меня с телом Тор-дур-бара. Идея была весьма фантастической, впрочем, как и остальные, сопутствующие ей.
— Я не принес тебе весточки от Вор Дая, — сказал я. — Потому что он исчез. Возможно, если бы мы знали, что случилось с Рас Тавасом и Дотаром Соджетом, мы бы знали все и о Вор Дае.
— Значит, ты не знаешь, где Вор Дай? Тор-дур-бар, все это очень странно. Я хочу тебе верить, но с нашей первой встречи ты очень уклончиво говоришь о Вор Дае. У меня сложилось впечатление, что ты не хочешь, чтобы я увидела его. Почему?
— Ты ошибаешься. Ты должна верить мне, Джанай. Как только я смогу, я сделаю все, чтобы вы встретились. Больше ничего не могу тебе сказать. Но почему ты так хочешь его увидеть?
Мне казалось, что я могу застать ее врасплох и проследить, испытывает ли она какие-нибудь чувства к Вор Даю. Не знаю, ждал ли я их проявления или боялся увидеть признаки ее привязанности к Вор Даю. Слишком уж были сложны мои ощущения. Однако мои ожидания были тщетны. Ее ответ ничего не прояснил.
— Он обещал помочь мне бежать, — сказала она.
И это все. Ее интерес к Вор Даю был чисто эгоистичным. Однако это лучше, чем никакого интереса. Она хотела свободы, я хотел ее. Но я был готов рисковать всем, даже жизнью ради ее свободы. А зачем? Ведь, если она получит свободу, я потеряю ее навсегда. И все же я был готов на жертву. Значит, моя любовь была все же не эгоистична. Это слегка приободрило меня.
Я заметил, что два хормада все время следят за нами, стараясь подобраться ближе, чтобы подслушать наш разговор. Вероятно, это были шпионы Эймада, но их приемы были так грубы, что это делало их совершенно безопасными. Я шепотом предупредил Джанай, чтобы она была осторожнее, а затем сказал громко, чтобы слышали шпионы:
— Нет, это бесполезно. Я не могу позволить тебе выходить отсюда. Здесь ты находишься в безопасности. Ты принадлежишь мне, и я убью каждого, кто решится причинить тебе вред.
Затем я расстался с ней и взял с собой Тун Гана. Вернувшись в кабинет, я принял решение. Я должен окружить себя и Джанай верными людьми, но для этого нужно было их найти. Я вызвал на разговор Тун Гана, и тот сказал, что он всем обязан Вор Даю и Рас Тавасу. А так как они оба были моими друзьями, он будет служить мне так же верно, как им. К тому же, он очень не любит джедов.
В течение следующих двух дней я переговорил с Ситором, Пандаром, Ган Хадом и Тиата-ов. В результате я решил, что вполне могу на них положиться. Я сделал все, что было нужно, чтобы перевести Тиата-ов на работу в здание лаборатории. Сейчас здесь нужно было много офицеров, чтобы остановить зловещую плоть из резервуара Номер Четыре. Ситор командовал отрядом хормадов, которые захватили в плен меня и Владыку. Мне он очень нравился и, после разговора с ним, я убедился, что это нормальный красный человек с мозгами нормального человека. Он много знал о событиях во внешнем мире, о котором хормады не знали ничего. Он сам был из Дахора, мечтал выбраться из Морбуса и вернуться на родину.
Пандар был из Фандала, а Ган Хад из Тунола. Я с ними познакомился, когда мы сидели в одной камере. Они оба заверили меня, что, если я действительно служу Вор Даю и Дотар Соджету, они охотно будут работать со мной.
Все эти люди, разумеется, считали меня хормадом. Но они видели занимаемое мною положение и считали меня важной персоной. Я объяснил им, что мне обещано джеддаком тело красного человека, если найдется Рас Тавас, и тогда я тоже постараюсь бежать из Морбуса.
Плоть из резервуара уже почти заполнила двор. Я тщательно забаррикадировал все окна и двери, чтобы эта гадость не проникла в здания, но если дело пойдет так и дальше, то скоро плоть перехлестнет через крышу и найдет путь на улицы города. Производство новых хормадов практически прекратилось, и я приказал опустошить все резервуары, чтобы не произошло того, что мы имеем в резервуаре 4. Вернувшись к себе, я получил вызов Эймада. Я должен был немедленно предстать перед ним.
Когда я вошел во дворец, навстречу мне попался Тиата-ов.
— Будь осторожен, — сказал он. — Что-то неладно. Я не знаю, в чем дело, но один из слуг Эймада сказал мне, что джеддак постоянно говорит о тебе и женщине. Теперь, когда он потерял ее, она стала для него еще желаннее. Если ты не хочешь неприятностей, отдай женщину ему. Ведь он может приказать убить тебя и все равно забрать ее. Ни одна женщина не стоит этого.
Я поблагодарил его и прошел в комнату для аудиенций, где вокруг трона уже собрались главные офицеры. Джеддак приветствовал меня глумливой усмешкой, когда я занял место среди офицеров — единственный, у кого было тело хормада, а не красного человека.
Сколько из них имели мозги хормадов, я не знал, но, судя по всему, таких было большинство. Они были бы удивлены, а больше всех Эймад, если бы узнали, что под жуткой внешностью хормада скрывается благородный дворянин Гелиума и доверенное лицо Владыки Барсума.
Эймад ткнул в мою сторону пальцем.
— Я доверился тебе и сделал ответственным за лабораторию. А что сделал ты? Производство хормадов прекратилось.
— Я не Рас Тавас, — напомнил я.
— Ты допустил катастрофу в резервуаре 4 и скоро это будет угрожать городу.
— Снова позволь мне напомнить, что я не Великий Мыслитель Марса.
Он не обратил внимания на мои слова.
— Все это угрожает нашим планам завоевания мира и побуждает к немедленной попытке начать военные действия. Ты провалил дело в лаборатории, но я освобождаю тебя от обязанностей там и даю тебе новый шанс восстановить свое имя. Я хочу завоевать Фандал и захватить его корабли, чтобы сразу же направить воинов на Тунол. Это даст нам дополнительные корабли и позволит продолжить завоевание других городов. Я назначаю тебя командиром экспедиции в Фандал. Для того, чтобы взять город, большие силы не потребуются. У нас есть пятьсот малагоров. Они могут делать два рейса в день. Это значит, что ты можешь переправить к Фандалу тысячу воинов в день, или даже две тысячи, если малагоры смогут нести двоих. Ты возьмешь город и сразу переправишь туда резервуары с культурой, чтобы получить продовольствие для армии. К этому времени туда прибудут уже двадцать тысяч воинов. С этими двадцатью тысячами ты сможешь начать войну против любого города. Я буду посылать тебе по две тысячи воинов в день для замены погибших. Ты немедленно освободишь свои покои в лаборатории и переберешься со всем своим штатом во дворец. Я уже отвел для тебя комнаты.
Я сразу понял его планы. Сначала он поселит Джанай во дворце, а потом отошлет меня на войну с Фандалом.
— Сейчас же переселяйся во дворец и начинай переброску войск. Я сказал.
Снова передо мною встала проблема, которая, казалось не имела решения. Если бы у меня было мое тело, я бежал бы вместе с Джанай через туннель на остров, где прятались Рас Тавас и Джон Картер. Там бы мы дожидались их возвращения.
Но я не мог покинуть тело и выйти в мир хормадом. Кроме того, у меня был долг красного человека, долг перед человечеством — разрушить планы Эймада и не дать ему завоевать мир. Я шел в покои Джанай, чтобы рассказать ей о приказе джеддака, в совершенно подавленном состоянии духа.
В коридоре я столкнулся с Тун Ганом, который был весьма встревожен.
— Масса из резервуара 4 уже перехлестнула в одном месте крышу и выливается на улицу, — сказал он. — Скорость ее поступления еще больше увеличилась, и, если ее не остановить, она скоро затопит весь город.
— И весь остров. Но я не могу ничего сделать. Эймад освободил меня от этой должности. Теперь вся полнота власти у моего сменщика.
— Но как нам спастись? Мы все погибнем, если не остановим ее. Она уже проглотила нескольких воинов, которые пытались это сделать. Из массы высунулись руки и схватили их, а головы перегрызли им горло. Скоро эта плоть съест всех нас.
Да, но в чем же спасение? До этого я думал только о спасении Джанай, себя самого и своего тела. Но теперь мне нужно думать и об остальных — о Пандаре, Ган Хаде, Ситоре, Тун Гане. Эти люди были для меня самыми близкими друзьями тут, в Морбусе. Да, и несчастный Тиата-ов. Он ведь тоже мой друг. Я должен спасти их всех.
— Тун Ган, — сказал я, — ты хочешь бежать?
— Конечно.
— Клянешься ли ты сохранить мне верность, если я помогу тебе выбраться из Морбуса, клянешься ли ты забыть, что ты хормад?
— Теперь я не хормад, я красный человек. И я буду верно служить тебе, если ты спасешь меня от этого ужаса, который обрушился на город.
— Отлично. Иди к Пандару, Ган Хаду и Ситору. Найди также Тиата-ов. Передай им, чтобы они шли в покои к Джанай. Только так, чтобы никто не слышал. Предупреди их об осторожности. И поторопись, Тун Ган!
Я прошел к Джанай и передал ей приказ Эймада о переселении во дворец. Я сказал это так, чтобы слышали слуги, которых я подозревал в осведомительстве. Затем я приказал им собирать вещи Джанай, что дало мне возможность без помех поговорить с ней. Я объяснил ей замысел Эймада и сказал, что у меня есть план, который дает надежду бежать отсюда.
— Я пойду на любой риск, только бы не оставаться во дворце Эймада, когда ты уедешь. Ты единственный человек в Морбусе, которому я верю, ты мой единственный друг. Хотя почему ты так относишься ко мне, я не знаю.
— Потому что Вор Дай мой друг и он любит тебя, — ответил я.
Я чувствовал себя трусом, который таким образом объясняется в любви, так как не имеет мужества сказать все прямо. Но я сказал это и тут же пожалел. Что, если она отвергнет любовь Вор Дая? Его не было здесь, чтобы сказать все самому, и имеет ли право такой урод, как я, делать это за него? Я затаил дыхание, ожидая ее ответа.
Помолчав, она сказала:
— Почему ты думаешь, что он любит меня?
— Я это знаю. Он не заботился бы так о твоей судьбе, если бы не любил тебя.
— Ты, верно, ошибаешься. Вор Дай старался бы освободить любую красную женщину, которая попала бы в плен. Когда он успел полюбить меня? Мы едва знаем друг друга и перекинулись всего парой фраз.
Я уже собирался возразить, но тут пришли Пандар, Ган Хад и Ситор. Мы прекратили разговор, и я остался при всех своих сомнениях относительно того, какие же чувства питает Джанай к Вор Даю. Тун Ган быстро нашел всех троих, так как они работали в лаборатории. Я отослал их в кабинет Рас Таваса, чтобы нас не подслушали.
Через несколько минут пришел Тун Ган с Тиата-ов — все, кому я мог доверять, были в сборе. Слуги уже собрали вещи Джанай, и я приказал им нести вещи во дворец на новую квартиру. Таким образом, я на время избавился от них.
Как только они ушли, мы с Джанай, Тун Ганом и Тиата-ов поспешили в кабинет. Там нас уже ждали остальные. Я объяснил им, как собираюсь бежать из Морбуса и спросил, все ли согласны идти со мною. Каждый заверил, что с радостью покинет Морбус, однако Ситор высказал сомнение, что побег возможен.
— Каков твой план? — спросил он.
— Я обнаружил подземный ход, который ведет за стены Морбуса. Именно там и были Рас Тавас и Дотар Соджет, когда они бежали из города. Сейчас они пробираются в Гелиум, и вы можете быть уверены, что Дотар Соджет вернется с флотом военных кораблей и воинами, чтобы освободить меня из Морбуса.
Тиата-ов скептически ухмыльнулся.
— Неужели Дотар Соджет будет освобождать какого-то хормада из города?
— И как, — продолжил Ситор, — может Дотар Соджет, бедный пантан, убедить джеддака Гелиума послать военный флот в Тунолианскую Топь для освобождения хормада?
— Готов признать, что все это кажется невероятным. Но это потому, что вы знаете далеко не все, и пока что я не могу вам изложить все факты. Но я могу сказать вам твердо: Дотар Соджет приведет флот из Гелиума, потому что он в действительности Джон Картер, Военачальник Барсума!
Это заявление ошеломило их, но когда я рассказал, зачем он прибыл в Морбус, они поверили мне. Правда, Тиата-ов все никак не мог понять, зачем могущественному Владыке беспокоиться о судьбе хормада и даже вести военный флот для его освобождения.
Я видел, что сделал ошибку, заговорив об этом, но мне было трудно забыть о том, что я это не я, а хормад. Я для себя всегда был Вор Даем, дворянином могущественного Гелиума. Для других же я был просто Тор-дур-баром, хормадом Морбуса.
— Возможно, — пошел я на попятную, — я что-то не так понял, когда он сказал, что вернется освободить меня: конечно, он вернется за Вор Даем. А что касается меня, то мы с Вор Даем друзья.
— Почему ты думаешь, что он освободит всех нас? — спросил Пандар из Фандала.
— Он освободит каждого, о ком попросит Вор Дай, а это значит, о ком попрошу я, так как Вор Дай мой друг.
— Но Вор Дай исчез, — сказал Ган Хад из Тунола. — Никто не знает, что сталось с ним. Возможно, он мертв.
— Ты не говорил мне этого, Тор-дур-бар! — воскликнула Джанай. Она повернулась к Ситору. — Может, это хитрость хормада, чтобы заполучить нас.
— Но я сказал тебе, что он исчез, — сказал я.
— Ты не говорил мне, что все уверены в его смерти. Ты сказал, что не знаешь, где он. И теперь ты можешь сказать с уверенностью, что Джон Картер вернется за нами. Как же это понимать?
— Если ты хочешь жить, ты должна доверять мне, — рявкнул я. — Через несколько минут ты увидишь Вор Дая и поймешь, почему он не приходил к тебе.
Я совсем потерял терпение. Они высказали все свои подозрения в самый неподходящий момент, когда нельзя было терять времени, когда нужно бежать, пока Эймад не спохватился.
— И вот опять, — сказала Джанай. — Ты уверял, что не знаешь, где Вор Дай, а теперь говоришь, что я увижу его через несколько минут.
— Было время, когда я не знал, где он. Но затем я нашел его, но не решился сказать тебе всю правду. Вор Дай сейчас в таком положении, что не может помочь тебе. Только я могу помочь тебе. К несчастью, чтобы наш план осуществился, тебе придется узнать, что произошло с Вор Даем. Но мы потеряли зря много времени. Я иду, и ты следуешь за мной. Я друг Вор Дая и обязан помочь тебе бежать. Остальные могут поступать, как хотят.
— Я иду с тобой, — сказал Пандар. — Хуже, чем здесь, не будет нигде.
Все они решили идти со мной. Ситор весьма неохотно. Он стоял возле Джанай и что-то шептал ей на ухо.
Вместе с Тиата-ов я пошел в лабораторию, где взял все инструменты, необходимые для пересадки моего мозга в мое тело. Ими я нагрузил Тиата-ов. Затем я отключил мотор и собрал все трубки. Ведь без них нельзя перекачать кровь. Все это отняло время, но в конце концов мы были готовы идти.
Я был уверен, что мы сможем уйти, не возбудив подозрений. Главное, добраться до камеры 3-17. Однако наш отряд, состоящий из двух хормадов, четырех красных людей и женщины, нагруженный весьма странными приборами, привлек внимание нового смотрителя здания лаборатории.
— Куда вы идете? — спросил он. — Что вы собираетесь делать с этим оборудованием?
— Я хочу перенести его в подвалы. Там оно будет в безопасности, — сказал я. — Когда вернется Рас Тавас, это все ему понадобится.
— Оно в безопасности там, где находилось. Сейчас здесь руковожу я, и, если я захочу перенести оборудование, сделаю это сам. Верни все это на место.
— С каких это пор двар отдает приказания одвару? — резко спросил я. — Отойди в сторону.
Затем я вместе со своими товарищами пошел к лестнице, ведущей в подвалы.
— Стой! — крикнул он. — Ты никуда не пойдешь с этими приборами и с этой девушкой без приказа Эймада. Ты должен отвести девушку во дворец, а не в подвал: у меня приказ Эймада проследить, чтобы его указания относительно тебя и этой девушки были выполнены.
Он кликнул охранников. Я знал, что сейчас сюда прибегут воины и сказал своим товарищам, что нам следует поторопиться.
Мы побежали по лестнице. За нами гнался преемник и звал на помощь. А вдали уже раздавались голоса преследующих нас воинов.
Мой план, казалось, был обречен на провал, так как если бы нам удалось добраться до камеры 3-17, мы бы не рискнули войти в нее, чтобы не раскрыть того, куда мы побежим. Однако мы зашли уже далеко и пути назад не было. Осталось только одно: сделать так, чтобы ни один свидетель не вернулся к Эймаду.
Мы уже были в подвале и шли по главному коридору. Мой преемник шел по пятам за нами, но держался на безопасном расстоянии. Крики воинов свидетельствовали о том, что они все еще идут за нами по следу. Я подозвал Тун Гана и тихонько проинструктировал его. Тун Ган оставил меня и быстро переговорил с Пандаром и Тиата-ов. Затем все трое свернули в боковой коридор. Начальник некоторое время колебался, но не пошел за ними. Его интересовали только мы с Джанай, поэтому он продолжал преследовать нас.
На следующем перекрестке я свернул в правый коридор и тут же остановился, сбросив свою ношу.
— Мы встретим их здесь, — сказал я. — Запомните одно: если мы хотим выжить и благополучно бежать, то не должны оставлять в живых никою из преследователей.
Ситор и Ган Хад встали со мной рядом. Джанай осталась позади, в нескольких шагах от нас. Преследователь тоже остановился и стал поджидать своих воинов. У нас не было огнестрельного оружия, так как материалы для изготовления пороха еще не были известны в Морбусе. Мы были вооружены только мечами и кинжалами.
Нам не пришлось долго ждать появления воинов. Их было девять. Все хормады. Начальник был красным человеком с мозгом хормада. Я его хорошо знал: он был хитрый и коварный, но большой трус. Сейчас перед нами стояли десять воинов вместе с начальником.
— Вам лучше сдаться, — сказал они. — Возвращайтесь обратно. У вас нет выбора. Нас десятеро, вас только трое. Если вы пойдете назад добровольно, я ни о чем не скажу Эймаду.
Было заметно, что он очень боится боя, но только в бою было наше спасение, шанс на удачное бегство. Во дворце Эймада мне и Джанай не приходится ждать ничего хорошего. Я притворился, что обдумываю его предложение, стараясь выгадать время, и вскоре увидел Тун Гана, Пандара и Тиата-ов, бесшумно приближающихся к воинам сзади.
— Пора! — крикнул я, и они втроем бросились на врагов. И тут же я, Ситор и Ган Хад кинулись на них спереди. По численности они превосходили нас, но шансов на победу у них не было. Разумеется, неожиданность нападения привела их в смятение, но решающим фактором была моя сверхчеловеческая сила и длинная рука, вооруженная мечом. Но они вскоре поняли, что дерутся за спасение своих жизней, и отчаяние придало им силы. Они сражались яростно, как крысы, загнанные в угол.
Я видел, как упал Тиата-ов с расколотым черепом, был ранен Пандар, убивший, однако, своего противника. Тун Ган прикончил двоих, а Ситор, к моему разочарованию, старался держаться сзади и не рисковать собой. Но мы и не нуждались в нем. Мой меч рубил противников одного за другим. Их черепа трескались от ударов как гнилые орехи, и, наконец, остался только один противник — сам начальник, который во время сражения благоразумно держался подальше от мечей. Теперь, вскрикнув, он попытался бежать, но Тун Ган преградил ему путь. Блеск стали, короткий крик, и вот Тун Ган выдернул меч из груди противника и вытер его о волосы поверженного врага.
Коридор был залит кровью, возле стен валялись обезглавленные тела. То, что произошло дальше, я предпочитаю не вспоминать, но это было необходимо сделать — уничтожить их мозги — чтобы считать себя в безопасности.
Я приказал Тун Гану взять то, что нес Тиата-ов, взвалил на себя мотор и мы пошли в камеру 3-17. Я заметил, что Ситор все время идет рядом с Джанай и постоянно что-то говорит ей. Однако мой мозг был занят решением более насущных проблем, и тогда я не придал этому факту должного внимания. Пока что у нас все шло успешно. Но кто мог предсказать, что ждет нас дальше? Чем нас встретит остров, каким образом мы будем пробираться через Великую Тунолианскую Топь, если Джон Картер почему-либо не вернется за мной? Я был твердо убежден, что только смерть не даст ему возможности вернуться, а я не допускал мысли, что Владыка может умереть. Мне, как и многим другим, он казался бессмертным. Но, предположим, он вернется без Рас Таваса. Эта мысль наполнила меня ужасом и не оставила мне другой перспективы, кроме самоубийства. Лучше смерть, чем жизнь в таком жутком обличье. Лучше умереть, чем навсегда потерять Джанай! Таковы были мои мысли, когда мы пришли к камере 3-17 и я распахнул дверь, впустив мой маленький отряд внутрь.
Когда Джанай увидела мое тело на холодном столе, она вскрикнула от ужаса и с яростью повернулась ко мне:
— Ты лгал мне, Тор-дур-бар! — сказала она свистящим шепотом. — Ты все время знал, что Вор Дай мертв. Почему ты так жестоко обошелся со мной?
— Вор Дай не мертв, — возразил я. — Он только ждет возвращения Рас Таваса, чтобы тот вернул его к жизни.
— Но почему ты не сказал мне об этом?
— Только я знал, где спрятано тело Вор Дая. Ни тебе, ни ему не принесло бы пользы, если б и ты узнала это. Чем меньше людей знают тайну, тем лучше. Даже тебе, кому я доверяю, я не мог открыть ее. И сейчас вы узнали ее только потому, что путь из Морбуса лежит через камеру, где спрятано тело Вор Дая. Я вынужден доверить вам эту тайну, но предупреждаю, что никто из вас не вернется в Морбус, пока я жив и пока тело Вор Дая лежит в этой камере.
Ситор подошел ближе к столу, внимательно осмотрел мое тело. Я видел, как еле заметная улыбка скользнула по его губам, и он бросил на меня мимолетный взгляд.
Я подумал, не заподозрил ли он правду. Но какая разница, теперь я смогу заставить его держать рот закрытым. Я совсем не хотел, чтобы Джанай знала, что мозг Вор Дая находится в теле Тор-дур-бара. Конечно, это глупо, но я не мог отделаться от мысли, что если она узнает об этом, то никогда не сможет забыть моего уродливого лица и всегда будет мысленно связывать Тор-дур-бара и Вор Дая. Даже когда я стану снова Вор Даем в своем собственном теле со своим мозгом.
Она погрузилась в мысли, обдумывая все, что я сказал о Вор Дае, но потом Джанай повернулась ко мне и сказала ласково:
— Прости, что я сомневалась в тебе, Тор-дур-бар. Ты правильно поступил, что тщательно скрывал местонахождение тела Вор Дая. Это была мудрая предосторожность и акт верности и преданности.
С чувством облегчения я вел отряд по длинному туннелю на каменистый остров вне стен Морбуса. Как нам выбраться с острова — это проблема будущего. Я в основном надеялся, что из Гелиума прилетит Джон Картер с флотом для нашего освобождения. И все же где-то в глубине души у меня шевелился страх: а вдруг Джон Картер и Рас Тавас не смогли пересечь дикую Топь и не добрались до флайера, спрятанного близ Фандала.
На острове водились птицы, белки, росли фруктовые деревья, орешник. Все это, а также рыба, которую мы ловили, составляло нам пищу. Так что мы не голодали. Для Джанай я построил хижину, чтобы она могла наслаждаться уединением. Остальные спали, в основном, на улице.
Маленький остров был холмистым, и мы устроили свой лагерь во впадине между холмами, чтобы нас не было видно из города. Я начал строительство двух лодок. Одну, маленькую, которая могла бы вместить троих и достаточное количество пищи, и вторую, большую, так как я решил взять тело Вор Дая с собой, если Джон Картер не сможет уложиться в разумные сроки, и нам придется самим совершить опасное путешествие через Топи.
Все это время Ситор довольно часто находился в обществе Джанай. Он был привлекателен, умен, разговорчив, и я понимал, что Джанай может находить удовольствие в его обществе. И все же муки ревности терзали меня. Ситор был близок с Пандаром из Фандала, так что наш маленький коллектив раскололся на две партии. Пандар, Ситор и Джанай — с одной стороны, Ган Хад, Тун Ган и я — с другой. Между нами не было столкновений, но такое разделение было не совсем естественным.
Ган Хад был тунолец, а Тунол и Фандал вечные враги, так что между Ган Хадом и Пандаром не было ничего общего. Тун Ган с телом красного человека и мозгом хормада, и я, с мозгом человека и телом хормада, чувствовали некоторую близость, так как понимали, что остальные в глубине души считали нас чудовищами, лишь немного отличавшимися от низших животных. Могу вас заверить, что уродливое тело, вроде моего, может вселить в его обладателя комплекс неполноценности, который трудно преодолеть. Тун Ган, хоть и прикрытый телом убийцы из Амхора, чувствовал себя примерно так же, как и и.
Несколько недель понадобилось нам для постройки лодок, а затем вынужденное бездействие тяжким бременем легло на нас. И тут же стали возникать недоразумения. Ситор настаивал на том, что мы сейчас же должны пуститься в путешествие, но я хотел еще подождать: ведь если Джон Картер жив и добрался до Гелиума, он вернется за мной. Пандар присоединился к Ситору, но Ган Хад был со мной. Он знал, что если мы доберемся до Фандала, то наверняка попадем в рабство, станем пленниками. После долгих переговоров я переманил на свою сторону и Тун Гана. И, к своему большому удовлетворению, — Джанай.
— Мы не должны уходить, — сказала она, — пока тело Вор Дая остается здесь. А Тор-дур-бар не возьмет его, пока у него остается хоть маленькая надежда на помощь из Гелиума.
— Однако я думаю, — обратилась она ко мне, что ты совершаешь ошибку и что ты должен прислушаться ко мнению Ситора. Ведь он красный человек с мозгами красного человека.
Ситор присутствовал при этом разговоре, и я видел, как он бросил острый взгляд на меня. И снова я подумал, не догадывается ли он, что мозг Вор Дая находится в жутком теле хормада. Я надеялся, что он не поделился подозрениями с Джанай.
— Может, Ситор и мыслит как красный человек, — сказал я. — Но он думает только о своих интересах. Мой мозг пусть менее развит, но зато им владеет одно желание — сделать все, что можно для Вор Дая и тебя, Джанай. Я не уйду с острова до тех пор, пока не вернется Джон Картер, если, конечно, меня не вынудят обстоятельства. В противном случае я буду оставаться здесь, пока будет брезжить хоть минимальная надежда на возвращение Джона Картера и Рас Таваса. И я не позволю уйти тебе, Джанай. Остальные как хотят. Но я обещал Вор Даю, что буду защищать тебя, а как смогу я это сделать, если отпущу в опасное путешествие по Великой Тунолианской Топи во враждебный Фандал?
— Я сама себе хозяйка, — сердито возразила Джанай. — И я уйду отсюда, если захочу. Никакой хормад не имеет права диктовать мне условия.
— Джанай права, — сказал Ситор. — Ты не имеешь права вмешиваться.
— И тем не менее я вмешаюсь. Она останется здесь со мной, даже если для этого мне придется применить силу. А силы у меня, как ты знаешь, хватит, чтобы удержать ее.
Вот какие у нас сложились отношения, и Ситор, Пандар и Джанай теперь проводили много времени вместе, о чем-то тихо беседуя, заботясь, чтобы их не подслушали.
Я думал, что они только сплетничают обо мне. Конечно, мне было неприятно, что Джанай переметнулась в лагерь моих противников, но от их секретных разговоров я не ждал ничего особенного и был уверен, что мне удастся настоять на своем, ибо это был самый безопасный путь на свободу.
Ситор и Пандар стали устраиваться на ночлег подальше от того места, где спали я, Ган Хад и Тун Ган. Они как бы старались показать, что не имеют с нами ничего общего. Это меня вполне устраивало, так как я уже стал подозревать их обоих и невзлюбил их.
Однажды вечером после рыбной ловли ко мне подошел Тун Ган, присел рядом со мной на корточки и сказал:
— Я кое-что подслушал сегодня. Это может заинтересовать тебя. Я спал в кустах на берегу, и в это время пришли Ситор и Джанай. Они уселись рядом с моим кустом. Очевидно, они обсуждали тебя, и Джанай сказала:
— Я уверена, что он предан Вор Даю и мне. Правда, его решение остаться здесь и ждать — ошибка. Но что можно ждать от глупого хормада с таким ужасным телом?
— Ты ошибаешься, — сказал Ситор, — у него в голове только одна мысль — обладать тобой. Я давно это знаю, но не хотел говорить тебе, потому что мне не хотелось причинять тебе боль. Вор Дай, которого ты знала, никогда не будет живым. Его мозг удален и уничтожен, а Тор-дур-бар спрятал и хранит тело Вор Дая, ожидая возвращения Рас Таваса, который вложит мозг хормада Тор-дур-бара в череп Вор Дая. Тогда он придет в новом обличье красного человека, надеясь завоевать тебя. Но это будет не Вор Дай, это будет мозг хормада в теле человека.
— Как ужасно! — воскликнула Джанай. — Этого не может быть! Откуда ты все это знаешь?
— Эймад сказал мне. Тело Вор Дая Тор-дур-бар получил в награду за услуги, которые он оказал джеддаку. И Тор-дур-бар настоял, чтобы мозг Вор Дая был уничтожен.
— И что же ответила Джанай? — спросил я. — Она не поверила, правда?
— Она поверила, — ответил Тун Ган. — Потому что сказала, что это объясняет многие несообразности, которые раньше она не могла понять. И теперь она понимает, почему ты, хормад, проявляешь такую преданность красному человеку.
Я был в ярости, но понимал, что удар Ситор нанес мастерски. Его слова логически объясняли мое поведение: и это несколько странное стремление хормада во что бы то ни стало защитить тело красного человека, и попытки непременно удержать при себе прекрасную девушку: ведь в обличье красного человека у него появлялась надежда завоевать ее благосклонность.
— Ты понимаешь, что за этой крысой надо присматривать, — сказал Тун Ган.
— Я не собираюсь это долго терпеть. Завтра я заставлю его проглотить свои слова. Я скажу всем правду, которую Ситор подозревает, но эта правда удивит Джанай.
Я долго не спал в эту ночь, думая, какова же будет реакция Джанай на мои слова, что она скажет, что подумает, как поступит, когда я скажу, что в страшном черепе хормада скрывается мозг Вор Дая. Наконец, я уснул и спал очень долго. Разбудил меня Ган Хад из Тунола. Он грубо встряхнул меня и, когда я открыл глаза, то увидел, что он крайне возбужден.
— В чем дело, Ган Хад?
— Ситор! — воскликнул он, — Ситор и Пандар взяли лодку и бежали вместе с Джанай.
Я быстро вскочил и побежал туда, где мы прятали лодки. Одна из них исчезла. Но это было не все, в днище второй лодки зияла огромная дыра. Так что мы не могли пуститься в погоню по крайней мере несколько дней.
Вот какова была плата за мою преданность, за мою любовь, за мою защиту. Это был удар в самое сердце. Теперь я уже не думал о том, вернется Джон Картер или нет. Последующая жизнь для меня стала пустой и бессмысленной. Я отвернулся от лодки. Ган Хад положил руку мне на плечо.
— Не грусти, — сказал он. — Если она ушла по собственному желанию, она не стоит того, чтобы о ней думать.
При этих словах во мне вспыхнула слабая надежда. Она слегка облегчила муки отчаяния. Если она ушла по собственному желанию! Может, Ситор уволок ее силой? Это была надежда, и я решил выяснить все, пусть это будет даже самая горькая правда. Мы принялись за ремонт лодки. Мы работали до изнеможения, но прошло три дня, прежде чем лодку можно было спустить на воду. Ситор и тут превосходно сделал дело.
Я предположил, что Пандар поведет их прямо в Фандал, где они могут надеяться на дружеский прием. И я решил преследовать их, чего бы это ни стоило. Я ощущал в себе силу сотни человек, способность голыми руками уничтожить целую армию, разрушить стены самого неприступного города.
Наконец, все было готово к отъезду. Но, прежде чем пуститься в путь, я предпринял меры предосторожности. Я тщательно замаскировал туннель, ведущий в камеру 3-17, где лежало мое тело.
Ситор взял большую лодку, где три человека могли устроиться с удобствами. Но наша лодка была гораздо легче, и нас было трое мужчин, которые могли грести. Поэтому я полагал, что, несмотря на их преимущество в три дня, у нас есть шанс догнать их раньше, чем они доберутся до Фандала. Разумеется, это была только надежда, так как мы не знали, каким путем они поплывут. Ведь Топи представляли собой обширный лабиринт из извилистых речушек и ручьев. Вполне возможно, что мы могли обогнать их и даже не заметить. Просторы Топей были не известны ни нам, ни тем, кого мы преследовали. Так что заблудиться могли и мы, и они. Я восстанавливал в памяти картину местности, которую видел с воздуха, когда мы летели сюда на флайере, и позже, когда малагоры несли нас в Морбус. Я не сомневался, что и Ситор не раз смотрел на все это с воздуха. Однако вряд ли это давало преимущества мне или ему, так как вид здесь, на земле, совсем иной. Горизонт почти не виден из-за густой растительности.
На сердце у меня была тяжесть, когда я пустился в погоню за Ситором. Во-первых, меня мучили сомнения в преданности Джанай, во-вторых, я был вынужден бросить свое тело и отправиться в мир в обличье хормада. Почему я должен гнаться за Джанай, которая поверила Ситору, а не мне, бросила меня? Это можно было объяснить только одним — любовь всегда делает мужчину идиотом.
Мы пустились в путь ночью, чтобы нас не заметили из Морбуса. Только Хлорус, самая маленькая и быстрая луна, сопровождала нас. Но ее света было достаточно, а звезды указывали нам путь. Со всей своей сверхчеловеческой силой я налегал на весла. Мне помогали двое других. Мы решили двигаться и днем и ночью, спать по очереди на дне лодки. Еды у нас было много, а скорость, с которой двигалась лодка, позволяла надеяться, что мы можем избежать нападения враждебных племен, если они нас обнаружат.
В первый же день над нами пролетела стая малагоров, направлявшихся в сторону Фандала. Мы скрылись под нависшими над водой кустами. Мы совершенно отчетливо видели, что на спине каждой птицы сидит воин-хормад.
— Еще один отряд разбойников, — прокомментировал Тун Ган.
— Скорее, это отряд, посланный на наши поиски, — сказал я. — Вероятно, Эймад уже понял, что мы бежали из Морбуса.
— Но мы бежали уже неделю назад.
— Да, — согласился я. — Но я не сомневаюсь, что он посылал отряды во всех направлениях.
Ган Хад кивнул.
— Возможно, ты прав. Будем надеяться, что они нас не заметили, а то нам придется идти либо в резервуар, либо в инцинератор.
На второй день мы добрались до большого озера, где нас обнаружили дикари, жившие на его берегах. Дикари вскочили в каноэ и поплыли нам наперерез. Мы налегли на весла и наша лодка буквально летела над поверхностью воды. Однако дикари начали двигаться с того места, которое было впереди нашей лодки, поэтому казалось, что они успеют перехватить нас. Это была настоящая гонка. Когда они были совсем близко, я увидел, что дикари совсем голые и раскрашены так, чтобы производить как можно больший ужас. Волосы у них торчали в разные стороны. Они были вооружены дубинками и примитивными копьями, но гребли они чрезвычайно искусно, и их суденышки двигались с удивительной скоростью.
— Быстрее! — кричал я. И с каждым ударом весел наша лодка буквально выпрыгивала из воды.
Дикари кричали, потрясая копьями. Они почуяли добычу. Но лучше бы свою энергию, которую использовали на крики, они вложили в греблю, потому что мы смогли проскочить перед самым их носом и тут же стали удаляться. Бешенство охватило дикарей. С их лодок в нашем направлении полетели копья, дубинки, но было ясно, что мы смогли удалиться на безопасное расстояние, и все их снаряды падали в воду, не причиняя нам вреда. Некоторое время они гнались за нами, потом, поняв тщетность затеи, с глухим ворчанием повернули обратно. Это было хорошо, потому что Тун Ган и Ган Хад уже исчерпали все свои силы и теперь буквально упали в изнеможении на дно лодки. Я не ощущал усталости и продолжал грести с прежней силой к противоположному берегу. Там мы вошли в извилистый канал, по которому плыли около двух часов, пока не услышали над головой хлопанье крыльев.
— Малагоры, — сказал Тун Ган.
— Возвращается поисковая партия, — заметил Ган Хад. — Интересно, каковы у них успехи.
— Они очень низко летят, — сказал я. — Гребите к берегу Поближе к кустам. Однако нам очень повезет, если они не заметят нас.
Кусты росли на низком плоском острове, который поднимался над водой всего на несколько дюймов. Малагоры пролетели над нами, затем сделали круг и повернули назад.
— Они летят на свет, — сказал Тун Ган. — Хормады не любят летать ночью, так как малагоры плохо видят в темноте, а луна пугает их.
Мы смотрели на них, когда они пролетали над нами. Я увидел на трех птицах по два седока.
Остальные тоже заметили это. Ган Хад сказал, что хормады взяли пленников.
— И мне показалось, что один из них — женщина, — заметил Тун Ган.
— Может, они схватили Ситора, Пандара и Джанай?
— Они приземляются на этом острове, — сказал Ган Хад. — Если мы подождем до темноты, то сможем спокойно проплыть мимо них.
— Я сначала узнаю, нет ли среди пленников Джанай, — ответил я.
— Но если нас обнаружат, нам всем смерть, — сказал Тун Ган. — У нас есть возможность бежать, а чем мы поможем Джанай, если сами попадем в плен?
— Я должен знать. Поэтому пристанем к берегу. И если я не вернусь сразу после наступления темноты, вы двое можете плыть дальше, и да поможет вам бог.
— А если ты узнаешь, что она здесь? — спросил Ган Хад.
— Тогда я вернусь к вам и мы поплывем в Морбус. Окажись Джанай снова в плену, я опять вернусь за ней.
— Но что ты сможешь сделать? Ты принесешь в жертву свою и наши жизни, но жертва будет бессмысленна. Ты не имеешь права рисковать нами, когда у тебя нет ни малейшей надежды на успех. Если бы у тебя был хоть один шанс, я не колеблясь последовал бы за тобою, а так я отказываюсь. Я не желаю отдавать свою жизнь по-идиотски.
— Если Джанай здесь, — сказал я, — я вернусь. Даже если мне придется идти одному. Вы можете идти со мною, можете остаться на острове. Решайте сами.
Они были весьма угрюмы и не сказали мне ни слова. Я нырнул в густые заросли и тут же забыл о них. Все мои мысли были поглощены одним: здесь ли Джанай? Густые кусты давали мне отличное укрытие, и я пополз туда, где слышались голоса. Когда я приблизился к тому месту, откуда мог видеть всех хормадов, стало уже темно. В отряде было два офицера и десять хормадов. Подкравшись ближе, я увидел трех лежащих человек. Один из них был Ситор. Он был связан по рукам и ногам. Мне стало ясно, что Джанай тоже здесь. Однако мне хотелось убедиться и, передвинувшись в сторону, я увидел двух других пленников: одним из них была Джанай.
Не могу описать чувств, нахлынувших на меня. Ведь я увидел женщину, которую любил. И она лежала на земле, связанная, беспомощная, обреченная на возвращение к чудовищу Эймаду. Она была совсем близко от меня, но я не мог окликнуть ее. Я должен был найти способ спасти ее, хоть она и сбежала от меня. Я долго лежал, глядя на нее, а затем, когда стало совсем темно, я повернулся и пополз обратно. Когда я был уже далеко от лагеря, я встал, не боясь, что меня обнаружат, и быстро пошел к месту, где оставил Тун Гана и Ган Хада. Я думал только о том, как бы нам быстрее вернуться в Морбус. Но это займет не меньше двух дней. А что может произойти за два дня с Джанай? Я содрогнулся, представив ее судьбу… Ну что же, по крайней мере, я отомщу за нее. Мне не хотелось заставлять Тун Гана и Ган Хада возвращаться со мной, но у меня не было выхода. Мне нужна была их сила, чтобы грести. Теперь я не мог их оставить на острове. Таковы были мои мысли, когда я подошел к месту, где оставил лодку. Она исчезла. Ган Хад и Тун Ган бросили меня, лишив единственной возможности вернуться в Морбус.
Некоторое время я был оглушен происшедшим, не хотелось верить в их вероломство. Теперь я ничем не мог помочь Джанай. Я перебрал десятки безумных проектов и, наконец, остановился на одном. Я решил вернуться в лагерь хормадов и открыться им. По крайней мере, тогда я смогу быть рядом с Джанай, и, может быть, счастливое стечение обстоятельств даст мне шанс на спасение. Хотя здравый смысл говорил мне, что кроме смерти ждать мне было нечего.
Я встал и пошел в лагерь, не скрываясь. Но затем мне в голову пришел другой план. Если я вернусь в Морбус связанный по рукам и ногам, совершенно беспомощный, Эймад сразу же уничтожит меня. Однако, если я сумею добраться до Морбуса незамеченным, да еще и раньше, чем туда прибудет Джанай, мои шансы спасти ее существенно увеличатся. Поэтому я осторожно обошел лагерь хормадов и подкрался к малагорам. Одни из них спали, сунув головы под крылья, другие бесцельно бродили. Они не были привязаны, так как хормады знали, что малагоры добровольно не полетят после наступления темноты.
Я подошел к малагорам, и они отнеслись ко мне без подозрения. Ведь я был хормад. Подойдя к птице, я взял ее за шею и повел дальше от лагеря. Пройдя довольно большое расстояние и чувствуя, что нахожусь в безопасности, я вскочил на спину птице. Я знал, как управлять ею, так как наблюдал за действиями Тиата-ов, когда меня захватили в плен и везли в Морбус. В Морбусе я также говорил об этом со многими офицерами, так что имел полное представление, как заставить птицу подчиниться.
Сначала малагор отказывался лететь и старался клюнуть меня в ногу. Я боялся, что шум нашей борьбы возбудит подозрения в лагере — и не напрасно боялся. Вскоре я услышал крик:
— Что там происходит? — и в свете луны я увидел приближающихся хормадов.
Снова я старался заставить проклятую птицу взлететь, отчаянно лягал ее в бока. Теперь уже все хормады бежали ко мне. Птица, возбужденная моими ударами и страшным шумом, побежала от них, затем раскинула крылья, захлопала ими, и вот мы уже оторвались от земли и полетели в ночь.
По звездам я определил, в каком направлении Морбус, и заставил птицу повернуть туда, Теперь можно было не беспокоиться — инстинкт приведет ее домой. Птица летела быстро и уверенно. Только когда на небе появлялась быстрая Турия, малагор боязливо жался к земле.
Турия находилась на расстоянии шести тысяч миль от поверхности Барсума и делала оборот вокруг него за восемь часов. Это величественное зрелище, когда луна быстро летит по небу, однако ее полет вселяет страх в сердца низших животных. Поэтому малагор прижимался к земле, как бы стараясь держаться подальше от быстрого светила — огненного шара.
Ах, наши марсианские ночи! Великолепный спектакль, от которого никогда не перестанут замирать сердца жителей Барсума. Какими невыразительными, блеклыми кажутся земные ночи по сравнению с нашими! Ведь Земля имеет одну луну, а она находится так далеко от Земли, что кажется величиной с ноготь. Она медленно, почти незаметно, как бы крадучись, как бы стесняясь самой себя, передвигается по небу.
Даже сейчас, когда сердце мое было полно тревоги, я не мог не поддаться очарованию колдовской ночи.
Расстояние, для преодоления которого нам пришлось затратить два дня и две ночи, я пролетел за несколько часов. С трудом я заставил птицу опуститься на остров, откуда мы начали свое путешествие. Малагор хотел приземлиться непременно перед воротами города — на свое привычное место. Но мне удалось подчинить его себе и я вздохнул с облегчением, слезая со спины птицы.
Теперь малагор не желал улетать, и я потратил много сил, прогоняя его. Нельзя было птицу оставлять здесь. Ведь враги по ней сразу догадаются, где я сел. К тому же, их пленники расскажут все, и Эймад пришлет на поиски своих воинов.
Прогнав малагора, я пошел к туннелю, ведущему в здание лаборатории. Разбросав ветки, которыми я замаскировал вход, я влез в щель и постарался сделать так, чтобы этот ход не был виден снаружи. Затем я поспешил в камеру 3-17.
С большим чувством облегчения я увидел свое тело в целости и сохранности. Некоторое время я стоял и смотрел на него. Я думал, что после Джанай, это, пожалуй, единственное, чем мне хотелось бы обладать. Конечно, я не идеальный человек, ко, по сравнению с телом, которое принадлежало мне сейчас, я был блестящим красавцем. Но сейчас оно потеряно для меня. И пока Рас Тавас не вернется, мне суждено находиться в жуткой личине. И может быть, всю жизнь.
Рас Тавас! Джон Картер! Где они? Может, убиты в Фандале. Может, погибли во время опасного путешествия по Тунолианской Топи. Может, стали жертвами катастрофы на пути в Гелиум, если сумели добраться до флайера Джона Картера.
Я практически уже потерял надежду на то, что они вернутся за мною. Ведь прошло уже столько времени, что если бы у них все было хорошо, они уже слетали бы в Гелиум и вернулись бы обратно. И все же надежда еще не умерла окончательно.
Я понял, что отныне мои планы будут зависеть только от того, в каких условиях я окажусь. Я надеялся, что мне удастся пробраться во дворец Эймада незамеченным, спрятаться в тронном зале до тех пор, пока туда не приведут Джанай. А затем я должен попытаться убить Эймада — я был уверен, что мне удастся это сделать — и пробиться с Джанай на свободу. Вторая часть плана почти наверняка закончится неудачей, но я, во всяком случае, убью злейшего врага Джанай. А кроме того среди хормадов может найтись достаточно воинов, которые недовольны своим правителем и встанут на мою сторону. Тогда вполне возможно, что нам удастся выбраться из города. Таковы были мои планы, но я даже не мог предположить ситуации в городе, благодаря которой этот план окажется неосуществимым. Я не включил в расчеты резервуар 4.
Когда я приблизился к двери, ведущей в коридор, мне показалось, что я слышу за ней шум. Поэтому я открыл дверь с крайней осторожностью. И тут же шум стал оглушительным. Это было что-то неописуемое — странный, накатывающийся звук, не похожий ни на что, известное мне, Как будто тысяча человек кричала что-то неразборчивое.
Еще до того, как я выглянул, я понял, что это. И когда вышел в коридор и посмотрел вправо, то увидел недалеко от двери шевелящуюся массу человеческой плоти, которая накатывалась на меня. Из нее тут и там выскакивали различные части человеческих тел — руки, ноги, селезенки, легкие, носы, уши, головы. Все головы яростно кричали и смотрели на меня, руки пытались схватить, но я был недосягаем. Если бы я пришел на час позже и открыл дверь, я попал бы в самую гущу этой хищной плоти. Тогда тело Вор Дая исчезло бы навсегда. И вместе с ним мозг Вор Дая.
Левый коридор вел на лестницу. По ней можно было подняться на верхние этажи. Пока что лестница была пуста, но нетрудно было представить, что пройдет немного времени, и эта масса тоже ринется вверх.
Что же в конце? Теоретически эта масса будет непрерывно разрастаться, если ее не уничтожить. Она заполнит весь город Морбус, перельется на Великую Тунолианскую Топь. Она будет разрастаться и дальше, проглотит города или, если не сможет преодолеть стены, охватит город плотным кольцом, изолируя его и обрекая жителей на гибель от голода. Масса перекатится через дикие долины Марса, заполнит великие каналы, уничтожит все живое на планете. И она будет разрастаться до бесконечности. Страшно представить такое, но вполне возможно, что так и будет. Сам Рас Тавас не исключал такой возможности.
Я поспешил по коридору к лестнице и стал подниматься наверх. Я не думал здесь встретить кого-нибудь в этот час, так как знал, что хормады очень недисциплинированные воины, и все часовые наверняка спят. Однако к моему удивлению и разочарованию оказалось, что наверху кипит жизнь. Там полно офицеров и воинов. Царила настоящая паника. Причем такая паника, что на меня никто не обращал внимания. Офицеры пытались навести порядок, но у них ничего не получалось. Страх, владеющий хормадами, был сильнее повиновения офицерам.
Из обрывков разговоров я понял, что масса из резервуара 4 уже проникла во дворец и Эймад со своим двором бежал в деревню за стенами города. Я узнал также, что масса разливается по всем улицам, и воины-хормады боятся, что она отрежет им путь к бегству. Эймад приказал им остаться и попытаться остановить массу. Некоторые из офицеров старались выполнить приказ, но большая часть их думала только о бегстве, так же, как и воины.
Внезапно кто-то из воинов громко крикнул:
— Почему мы должны остаться здесь и умереть, если сам Эймад со своими фаворитами сбежал? Бежим отсюда, пока еще некоторые улицы свободны!
Этого было достаточно. Как огромная волна, толпа уродов смыла офицеров со своего пути, затоптав некоторых ногами, и ринулась к выходу. Огромный засов отлетел в сторону, и двери распахнулись. Ничто не могло удержать хормадов, и эта толпа неудержимо понесла и меня.
Что же, пусть будет так. Раз Эймад сбежал из города, значит, и Джанай не приведут сюда.
Выкатившись на улицу, толпа хормадов двинулась к воротам. Однако выйдя из города, хормады не прекратили своего бегства. Им хотелось как можно дальше убраться от этого проклятого города. Так что я оказался один на открытой площадке перед воротами, куда обычно приземлялись малагоры. Именно сюда должны были доставить Джанай, и здесь я должен оставаться и ждать удобного случая, благодаря которому я смог бы спасти Джанай из этого города ужасов.
Впервые в жизни я с таким нетерпением дожидался рассвета. Мне казалось, что время остановилось. Я находился один на равнине, простирающейся от городских ворот до берега озера. Лишь возле ворот оставалось несколько офицеров и воинов, которые должны были сообщать джеддаку о продвижении массы. Я думал, что они не замечают меня, но вскоре ко мне подошел один из офицеров.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он.
— Меня послал сюда Эймад.
— Твое лицо мне знакомо. Уверен, что я уже видел тебя. Ты мне кажешься подозрительным.
Я пожал плечами.
— Мне все равно что ты думаешь. Я посланец Эймада. У меня приказ для командира поискового отряда, который скоро должен вернуться.
— Возможно. Но все же мне кажется, что я тебя знаю.
— Сомневаюсь. С момента моего создания я живу в маленькой деревне на берегу.
— Возможно, — снова протянул он. — Так какой же приказ для командира поискового отряда?
— У меня приказ и для офицера охраны ворот.
— Это я.
— Хорошо. Я должен взять женщину, если ее привезут, и малагора и немедленно лететь к Эймаду. Офицер охраны должен оказать мне содействие в том, чтобы приказ был выполнен. Мне жаль тебя, если ты откажешься подчиниться.
— Не понимаю, почему с моей стороны требуется содействие. Разве командир отряда откажется подчиниться приказу Эймада?
— Содействие может потребоваться, — заверил я его. — Какой-то осведомитель сказал Эймаду, что командир поисковой группы хочет эту женщину забрать себе. Ты же понимаешь, что после того, как на город обрушилось несчастье, дисциплина упала и джеддак уже не уверен в себе и своем могуществе. Поэтому он и хочет, чтобы командир не смог воспользоваться царящим беспорядком и оставить девушку у себя.
— Да, — сказал капитан. — Я понимаю.
— Будет лучше, — сказал я, — чтобы командир отряда не знал, что ему приготовлена ловушка. Я спрячусь за воротами, чтобы он не видел меня, а ты приведешь ко мне девушку, а потом и малагора. Затем ты отвлечешь внимание командира разговорами. Когда я увезу девушку, ты можешь сказать ему все.
— Неплохая идея, — сказал он. — Ты не такой дурак, как кажешься.
— Уверен, что ты не ошибаешься в своей оценке моего ума, — сказал я, потупившись.
— Смотри! — показал он вверх. — Они летят.
И действительно, в небе показалось несколько точек, которые быстро приближались, увеличивались, и вот я уже четко вижу малагоров и сидящих на них воинов и пленников.
Когда стая приготовилась садиться, я шагнул за ворота, где меня не мог видеть никто. Капитан шагнул вперед и приветствовал командира отряда. Они поговорили, затем я увидел, как Джанай идет к воротам, а за нею воин, ведущий малагора. Я внимательно посмотрел на воина, но не узнал его. Значит, он тоже не знает меня. В это время Джанай вошла в ворота и оказалась передо мною.
— Тор-дур-бар! — воскликнула она.
— Тихо, — прошептал я. — Ты в большой опасности, я хочу спасти тебя, если ты будешь верить мне, а не поступишь, как совсем недавно.
— Я не знаю, кому верить. Но тебе я верю больше, чем другим.
К воротам уже подошел воин с малагором. Я забросил Джанай на спину птицы, вспрыгнул сам, и мы взмыли в воздух. Я направил малагора к восточной окраине острова, чтобы капитан подумал, что мы летим к Эймаду. Но затем, когда холмы скрыли нас из виду, я повернул на юг и полетел к Фандалу.
Когда мы полетели прочь от острова, малагор взбунтовался. Он не хотел лететь и все старался повернуть к товарищам. Мне пришлось постоянно держать его в узде, чтобы он летел в нужном направлении. В конце концов малагор подчинился и, мерно взмахивая крыльями, полетел на юг. Только теперь мы с Джанай получили возможность поговорить.
— Как ты оказался возле ворот, когда меня привезли? — спросила она. — Капитан сказал, что ты посланец Эймада и тебе приказано доставить меня к нему.
— Эймад ничего не знает об этом, — ответил я. — Это все мои выдумки, чтобы обмануть капитана и командира отряда.
— Но откуда ты узнал, что я снова попала в плен и должна сегодня вернуться в Морбус? Все это очень загадочно. Я не могу понять этого.
— Ты слышала, что сегодня ночью украли малагора? — спросил я.
— Тор-дур-бар! — воскликнула она. — Это был ты? Но что ты делал на том острове?
— Я отправился разыскивать тебя и оказался как раз там, где отряд приземлился на ночлег.
— Понимаю. Какой ты умный и смелый.
— Если бы ты доверяла мне, мы бы бежали из Морбуса. Я думаю, что я не такой идиот, как Ситор, и не попал бы снова в плен.
— Я верю тебе, как никому другому.
— Тогда почему ты убежала с Ситором?
— Я не убегала. Он старался убедить меня, рассказывал множество историй о тебе, в которые я не хотела верить. Наконец, я решительно сказала ему, что не побегу с ним, и тогда ночью он и Пандар втащили меня в лодку силой.
— Я рад, что ты бежала не добровольно, — сказал я.
Действительно, я был очень рад тому, что не обманулся в ней. Моя любовь вспыхнула с новой силой.
— А что с Вор Даем? — спросила она.
— Мы оставили тело там же до возвращения Рас Таваса. Другого выхода у нас не было.
— Но если Рас Тавас никогда не вернется? — голос ее задрожал.
— Тогда Вор Дай будет вечно лежать там, — ответил я.
— Как ужасно, — вздохнула она. — Он такой красивый, такой добрый.
— Ты думаешь о нем так хорошо? — спросил я, и тут мне стало стыдно, что я, пользуясь своим положением, пытаюсь выяснить ее чувства ко мне.
— Я к нему отношусь очень хорошо, — сказала она спокойно и ровно. Ее ответ не вселил в меня особых надежд.
Примерно к полудню стало ясно, что малагор выбился из сил. Он стал опускаться все ниже и ниже и вскоре спустился на один из островов. Это был большой и красивый остров с холмами, долинами, лесами. Весьма необычный ландшафт для Барсума. Когда малагор опустился на землю, он упал на бок, сбросив нас с себя. Я решил, что птица умирает. Она лежала, дергаясь и задыхаясь.
— Бедняга, — сказала Джанай. — За эти три дня он проделал громадную работу и практически ничего не ел.
— Ну что же, по крайней мере, он унес нас из Морбуса. И если придет в себя, мы полетим дальше, в Гелиум.
— Почему в Гелиум?
— Потому что это единственный город, где ты будешь в безопасности.
— Почему ты думаешь, что там я буду в безопасности? — спросила она.
— Потому что Вор Дай и Джон Картер твои друзья. И Джон Картер, Военачальник Барсума, сделает все, чтобы ты себя чувствовала как дома.
— А ты? — спросила она. — Вероятно, я содрогнулся, представив, как я появлюсь в Гелиуме в моем нынешнем виде, потому что она поспешно сказала:
— Я уверена, что тебя там тоже хорошо примут, так как ты заслуживаешь этого больше, чем я, — она задумалась, а затем сказала: — Ты знаешь, что стало с мозгом Вор Дая? Ситор утверждает, что он уничтожен.
Мне очень хотелось сказать ей правду, но я не мог заставить себя это сделать.
— Нет. Мозг не уничтожен. Рас Тавас знает, где он. И, если я найду Рас Таваса, мозг Вор Дая будет возвращен в его тело.
— Все же маловероятно, что мы сможем найти Рас Таваса, — печально сказала она.
Мне тоже так казалось, но я не терял надежды. Джон Картер должен остаться живым. Рас Тавас тоже не должен погибнуть. И тогда я найду их где-нибудь…
Но что будет с моим телом, лежащим в подвале здания лаборатории? Может, масса уже проникла туда, нашла путь в камеру 3-17? Мне стало плохо при этой мысли. Это ведь вполне возможно. Сила массы такова, что она способна выдавить самую мощную дверь. И тогда эти кошмарные головы вопьются в меня зубами… Ну, а если масса не проникнет в подвал, но заполнит весь остров? Все равно. Ведь тогда не будет доступа к моему телу, и оно будет лежать там вечно… Мои печальные мысли прервал крик Джанай:
— Смотри!
Я повернулся туда, куда она указывала и увидел несколько странных существ, которые длинными прыжками приближались к нам. Было ясно, что эти существа человекообразные, но по виду они не были похожи ни на одно живое существо Марса. У них были длинные мощные ноги, колени, постоянно согнутые, за исключением момента, когда существо делало прыжок. Кроме того, у них были толстые, длинные хвосты. В остальном они напоминали людей. На них не было никакой одежды, за исключением ремня, на котором висели ножны с мечом и кинжалом. Каждый из них был вооружен копьем. Они быстро окружили нас, оставаясь на небольшом расстоянии. Затем они присели, причем длинные хвосты использовались ими, как подпорки.
— Кто вы и что вы здесь делаете? — спросил один из них, чрезвычайно удивив меня тем, что такие существа умеют говорить.
— Мы летели над вашим островом, — ответил я, — но наш малагор выбился из сил и был вынужден сесть здесь. Как только мы сможем, мы продолжим наш путь.
Существо покачало головой.
— Вы никогда не покинете Гули, — сказал он. Затем он осмотрел меня с ног до головы и спросил: — Кто вы?
— Я человек, — ответил я.
Он покачал головой.
— А что это? — он показал на Джанай.
— Это тоже человек. Женщина.
Снова он покачал головой.
— Она только наполовину женщина, — сказал он. — У нее нет возможности вынашивать малышей и согревать их. Если у нее будут дети, то они наверняка погибнут.
Это был предмет, в обсуждение которого я не хотел вдаваться. Поэтому я промолчал. Джанай была слегка удивлена, потому что она была с ног до головы женщиной. По крайней мере я так считал.
— Что вы хотите делать с нами? — спросил я.
— Отведем к джеду, и он решит. Может, он оставит вам жизнь и заставит работать, может, он убьет вас. Ты очень безобразен, но, по-видимому, силен. Ты будешь хорошо работать. Женщина кажется бесполезной, если ее можно назвать женщиной.
Я задумался. Нас окружало около пятидесяти воинов. Пусть я смогу убить многих, но в конце концов погибну сам. Их слишком много даже для такого сильного и искусного воина, как я. Пожалуй, будет лучше идти с ними к джеду и ждать более благоприятной возможности для бегства.
— Хорошо, — сказал я. — Мы идем с вами.
— Конечно идете, — сказал он. — Куда вам деваться?
— Я мог бы сражаться, — ответил я.
— Хо-хо, — рассмеялся он. — Ты любишь сражаться? Тогда, пожалуй, джед оставит тебе жизнь. Идем.
Они повели нас вдоль ручья в лесу, на опушке которого показалась деревня, состоящая из приземистых хижин.
— Это, — сказал предводитель. — Гули. Величайший город мира. Здесь, в большом дворце живет Анаток, джед Гули и всего острова Омпт.
Когда мы подошли к деревне, навстречу нам высыпали люди, человек двести. Это были мужчины, женщины и дети, и когда я рассмотрел их, я понял, почему предводитель отряда не пожелал признать в Джанай женщину.
Гулианки острова Омпт были яйцекладущими. Они откладывали яйца в сумку, которая находилась в нижней части живота. В сумке из яиц появлялись детеныши, и они находились в сумке до тех пор, пока не могли сами позаботиться о себе. Было забавно видеть, как маленькие головенки высовываются из материнских сумок, с любопытством рассматривая нас. До этого я был уверен, что единственными яйцекладущими на Марсе являются рептилии, но теперь я мог убедиться, что даже существа, довольно близкие к людям, носят детенышей в сумке.
Эти существа из деревни были очень грубы с нами. Они ругали нас, толкали, щипали. Я был выше их всех, поэтому ко мне они относились с осторожностью, но Джанай едва не сбивали с ног. Мне пришлось вмешаться и оттолкнуть некоторых, причем я не рассчитал силы и нахалы покатились по земле. Тут же они вскочили, схватились за мечи и кинулись ко мне. Однако от их нападения нас защитил тот, кто взял нас в плен. Он стал нашим телохранителем. После этого жители деревни бесновались на некотором расстоянии от нас.
Вскоре мы вошли в деревню и нас привели к хижине, которая была больше остальных. Видимо, это и был великолепный дворец Анатока. Так оно и было, ибо из хижины вышел сам джеддак в сопровождении нескольких мужчин, женщин и оравы ребятишек. Женщины были его женами и наложницами, мужчины — советниками.
Анаток очень заинтересовался нами и подробно расспросил, как нас взяли в плен. Затем он повернулся к нам и спросил, откуда мы.
— Мы из Морбуса и направляемся в Гелиум, — ответил я.
— Морбус… Гелиум… — повторил он. — Никогда не слышал о них. Вероятно, это большие деревни, где живут дикари. Какие все-таки мы счастливые, что живем в прекрасном городе Гули.
— Ты согласен со мною? — спросил он меня.
— Я думаю, что вы в Гули живете гораздо более счастливо, чем люди в Морбусе, и жить здесь гораздо легче, чем в Гелиуме, — ответил я и ни мало не покривил душой.
— Наши страны никогда, — продолжал я, — не причиняли вреда вам. Мы не воюем с вами. Следовательно, вы должны отпустить нас с миром.
На это он рассмеялся.
— До чего же простые люди живут в деревнях, — воскликнул он. — Вы мои рабы. Как только вы станете мне не нужны, я убью вас. Не могу же я отпустить вас, чтобы вы показали врагам путь в наш великолепный город. Враги уничтожат его и украдут наши богатства.
— Наши народы никогда не побеспокоят вас, — сказал я. — Наши страны слишком далеко отсюда. Если кто-либо из ваших людей придет к нам, он будет принят с лаской. Мы воюем только с врагами.
— Да, я вспомнил, — сказал предводитель отряда, взявшего нас в плен, — по его словам, он очень любит сражаться.
— Что? — воскликнул Анаток. — Ну что ж, мы выполним его желание. Ничего я не люблю больше, чем хороший бой. Какое оружие ты предпочитаешь?
— Я буду биться тем оружием, какое выберет мой противник, — ответил я.
Казалось, что дуэль в Гули является самым важным государственным делом. Джеддак и его советники несколько часов советовались, какого же противника назначить мне. Обсуждались качества многих воинов, даже их предков до пятого и шестого поколений. Они обсуждали все это так, как будто эта дуэль решала судьбу государства. Совещание часто прерывалось предложениями и комментариями других членов племени и, наконец, был выбран мой противник — здоровенный молодой парень, который был подавлен важностью миссии, возложенной на него, и разразился длинной витиеватой речью, в которой он перечислил все свои доблести, доблести своих многочисленных предков, вперемешку с похвальбой, осыпая меня оскорблениями и насмешками. Он заверял всех присутствующих, что бой со мной займет у него немного времени. Заключил он свою речь тем, что выбрал меч для поединка со мною. Тогда Анаток спросил меня, не хочу ли я что-либо сказать. Мне стало ясно, что такое словоблудие является неотъемлемой частью церемонии, предшествующей дуэли.
— У меня только один вопрос, — сказал я.
— Что за вопрос?
— Какая награда ждет меня, если я побью вашего воина?
Анаток опешил:
— Это не приходило мне в голову. Да это и не важно. Ты ведь все равно не выиграешь бой.
— И все-таки, — настаивал я. — Если вдруг такое случится, что я получу в награду? Обещаешь ли ты вернуть свободу мне и женщине?
Анаток рассмеялся.
— Конечно! Я могу пообещать тебе без всякого риска все, что хочешь. Все равно ты погибнешь.
— Отлично. Но только не забудь свое обещание.
— Это все, что ты хотел сказать? — спросил Анаток. — Разве ты не хочешь рассказать нам, какой ты сильный, смелый, скольких людей ты убил, какой ты прекрасный воин. Или ты никудышный воин?
— Это все может рассказать только меч. Мой противник произнес много хвастливых слов. Пусть продолжает, если ему так хочется. Он меня не смог испугать, так как я уже слышал многих хвастунов. Обычно те, кто много хвастает перед боем, ничем не могут похвастаться после него.
— Значит, ты не знаешь воинов Гули, — сказал Анаток. — Мы самые смелые и самые сильные воины в мире. Никто не может сравниться с нами. И доказательство этому то, что наш великолепный город стоит непоколебимо уже в течение многих столетий. Никогда нога врага не ступала туда. И мы всегда будем владеть этим городом и хранить наши огромные богатства.
Я посмотрел на маленькую деревню с нищенскими хижинами. Интересно, где они могут прятать свои богатства? И что это за богатства? Драгоценные камни? Редкие металлы?
— Я не вижу ничего, что говорило бы о вашем богатстве, — сказал я. — Может, ты снова только хвастаешь?
При этих словах Анаток впал в ярость.
— Ты осмеливаешься сомневаться, уродливый дикарь? — вскричал он. — Что ты знаешь о богатстве и сокровищах? Еще никогда твой взгляд не падал на то, что могло бы сравниться с богатствами Гули!
— Покажи ему наши богатства, прежде чем он умрет, — закричал воин, — пусть он поймет, что нам приходится быть воинственными и сильными, чтобы охранять и защищать сокровища!
— Неплохая идея, — сказал Анаток. — Пусть он убедится сам, что мы, народ Гули, не хвастуны и действительно обладаем сокровищами. А потом, во время боя, он убедится, что мы не хвастаем, когда говорим о своих воинских доблестях. Идем, мы покажем тебе сокровища.
Он пошел во дворец, и я последовал за ним, окруженный толпой воинов. Внутри хижины было пусто, только вдоль стен лежали кучи сухой травы и листьев, которые служили постелями. Здесь же было немного оружия, нехитрые кухонные принадлежности и огромный шкаф, стоявший в центре хижины. К этому шкафу и подвел меня Анаток. Он с торжеством открыл дверцу и показал мне содержимое шкафа со словами:
— Больше тебе не на что смотреть во всем мире. Ты увидел все. Это сокровища Гули.
Шкаф на три четверти был наполнен морскими раковинами. Анаток и все остальные смотрели на меня, ожидая реакции.
— Где же сокровища? — спросил я. — Здесь нет ничего, кроме раковин.
Анаток задрожал от сдерживаемого гнева.
— Ты ничтожный и невежественный дикарь! Я должен был бы знать, что ты не сможешь оценить истинную красоту сокровищ Гули. Идем на дуэль. Чем быстрее ты умрешь, тем будет лучше для всего мира. Мы, гулианцы, не можем терпеть невежество и глупость. Мы самые умные люди в мире.
— Да, идем, — сказал я. — Чем быстрее мы приступим к дуэли, тем лучше.
Вся подготовка к дуэли была проведена с необычайной пышностью. Сначала двинулась процессия с Анатоком и его советниками во главе, затем прошел мой противник, которого сопровождала почетная охрана из десяти воинов, а за ними шел я вместе с Джанай. Они не стали возражать. За нами шли все остальные, включая женщин и детей. Это было странное шествие, так как участвовали в нем все, зрителей не было. Мы обошли вокруг дворца, затем прошли по главной улице и вышли из деревни. Здесь жители образовали круг, в центре которого оказались я, мой противник и его почетная охрана. По знаку Анатока я выхватил меч. То же самое сделали мой противник и все десять воинов. Затем мы пошли навстречу друг-другу.
Я повернулся к Анатоку.
— Что делают эти воины в кругу для дуэлей?
— Это помощники Дзуки, — объяснил он.
— И я должен драться со всеми сразу?
— О, нет. Ты будешь драться с Дзуки, а помощники понадобятся, если он попадет в трудное положение.
Значит, мне придется драться с одиннадцатью!
— Дерись, трус! — закричал Анаток. — Мы хотим видеть хороший бой.
Я снова повернулся к Дзуки и его помощникам. Они медленно приближались ко мне и корчили гримасы, как бы желая напугать меня. Вся ситуация была настолько смешной, что я не мог удержаться от хохота. И, тем не менее, это было серьезно. Я это понимал. Все-таки против меня одиннадцать человек. А это много, даже если они плохие воины.
Мое лицо само по себе было страшным. Но я к тому же скорчил жуткую гримасу и с криком бросился вперед. Их реакция была для меня неожиданной. Дзуки первый повернулся и бросился бежать, сталкиваясь со своими помощниками. Те тоже поворачивались и бежали от меня. Я не стал преследовать их и, когда они увидели, что я остановился, они тоже остановились и повернулись ко мне.
— Это и есть знаменитое мужество Гули? — спросил я у Анатока.
— Это блестящий пример тонкой стратегии, который тебе не понять, так как ты слишком туп.
Снова они пошли на меня, очень медленно. Теперь они издавали воинственные звуки и снова корчили гримасы.
Я уже готовился снова броситься на них, как вдруг одна из женщин пронзительно закричала и показала рукой вдаль. Я повернулся вместе со всеми и увидел с полдюжины дикарей, таких, от которых сумели убежать мы с Тун Ганом и Ган Хадом. Тут начался бой, и все жители деревни, за исключением нескольких воинов, бросились бежать прочь. Я не мог понять, почему остались эти воины. То ли страх парализовал их способность к бегству, то ли посетил неожиданный прилив мужества. Дзуки, моего противника, не было среди них. Он и Анаток бежали к лесу впереди всех.
— Кто это? — спросил я одного из воинов.
— Пожиратели людей, — ответил он. — Теперь мы должны стать их жертвами.
— Что значит «жертва»?
— Просто жертва, — ответил он. — Если мы добровольно не отдадим им пятерых воинов, когда они придут, они нападут на деревню, сожгут ее, они заберут наши сокровища, угонят женщин, убьют всех мужчин, которых смогут найти. Так проще для народа. Однако выбора у нас нет. Ведь если мы не подчинимся, племя замучают до смерти.
— Но почему мы должны покориться им? Их всего шестеро. Давайте драться с ними. У нас столько же шансов победить, сколько и у них.
Воины с удивлением посмотрели на меня.
— Но мы никогда так не дрались. Для боя необходимо, чтобы нас было в десять раз больше. Иначе это плохая стратегия.
— К черту стратегию, — приказал я. — Становитесь рядом со мной.
— Ты думаешь, мы сможем? — спросил один другого.
— Все равно умирать.
— Чепуха! — воскликнул я. — Если вы мне поможете хоть немного, мы убьем их.
— Дай мне меч, — сказала Джанай. — Я тоже буду помогать.
— Ну, что ж, попробуем, — сказал один из воинов.
Дикари были уже совсем близко от нас. Они хохотали, бросая презрительные взгляды на гулианцев.
— Идемте, — сказал один дикарь. — Бросайте оружие и следуйте за нами.
Вместо ответа я прыгнул вперед и рассек череп одного из дикарей пополам одним ударом. Пять гулианцев медленно двинулись вперед. У них не хватало мужества для борьбы, но мой успех вдохновил их. А дикари, опешив, попятились назад. Я не стал останавливаться и снова бросился вперед. Теперь я встретил сопротивление, но моя длинная рука, мое искусство и моя сила дали мне преимущество, и вскоре три дикаря уже валялись в пыли, а остальные убегали со всей скоростью, на которую были способны.
При виде убегавших врагов — а они редко видели такое — гулианцы превратились в демонов и бросились вдогонку за ними. Они мчались вперед огромными прыжками и без труда догнали бы врагов, но почему-то решили дать им убежать. Когда они вернулись обратно, на лицах их светилась гордость за самих себя.
Очевидно, все это наблюдали те, кто прятался в зарослях, потому что теперь все племя высыпало к нам. Анаток был немного смущен, но первыми его словами были:
— Теперь ты понял мудрость нашей стратегии. Мы убежали, чтобы заманить врагов, а затем уничтожить их.
— Ты не сможешь обмануть ни себя, ни меня, — сказал я. — Вы все — раса трусов и хвастунов. Я спас пятерых воинов, которых вы безропотно обрекли на смерть, даже не пытаясь защитить их. Вы бежали от шести дикарей, все ваши воины бежали, как трусы. Я могу один перебить вас всех, вы это знаете. Так что я требую в награду за то, что спас твоих воинов, возможности остаться здесь и жить столько, сколько захочу, сколько понадобится, чтобы мы могли продолжить свое путешествие. Если ты откажешь мне, ты первый падешь от моего меча.
— Не нужно угрожать мне, — сказал, дрожа, Анаток. — Я и сам хотел дать вам свободу за то, что ты сделал. Ты можешь оставаться, можешь уходить, если хочешь. Ты можешь остаться насовсем, если ты будешь сражаться с нашими врагами, когда они придут.
На следующий день мы с Джанай пошли посмотреть, не оправился ли наш малагор, однако мы не нашли даже следа его. Я предположил, что он либо улетел, либо украден дикарями, которые, по словам Анатока, приплывали с другого острова.
Я сразу же стал строить лодку, и в этой работе гулианцы немного помогали мне, хотя они были чрезвычайно ленивы и быстро уставали. Это была самая бесполезная раса, какую я только встречал.
Всю свою энергию гулианцы тратили на болтовню и безудержное хвастовство. Несколько часов после столкновения с дикарями они кричали о своей великолепной победе и приписывали ее только себе. Анаток объявил во всеуслышание, что это был настоящий триумф его мудрой стратегии. Нет, на всем Барсуме нельзя найти людей, подобных гулианцам.
Я немного сблизился с Дзуки, пока мы строили лодку. Я обнаружил, что он имеет интеллект немного выше среднего уровня гулианца и к тому же обладает зачатками юмора, которого остальные полностью лишены. Однажды я спросил его, почему они считают раковины таким ценным сокровищем.
— Анаток хочет иметь сокровища, — ответил он. — Это дает ему ощущение превосходства. То же самое можно сказать и о его предшественниках. Да и о всех нас тоже. Нам кажется чрезвычайно важным обладать сокровищами. Но мы осторожный народ, поэтому мы выбрали такое сокровище, которое никому не нужно. Никто не будет посягать на него. Иногда мне кажется, что это глупо, но я не осмеливаюсь сказать это ни Анатоку, ни кому-то другому. Всю свою жизнь мы слышим об огромной ценности сокровищ Гули. И, если все верят в это и не спрашивают почему, значит, они не хотят спрашивать.
— Значит, так же они думают о своей непревзойденной отваге и чудесной стратегии Анатока? — спросил я.
— О, здесь другое. Это все по-настоящему. Мы действительно самый храбрый народ в мире. А Анаток — величайший стратег.
Да, в рассказах о сокровищах он исчерпал свое чувство юмора: оно не могло выдержать сомнений в мужестве гулианцев и мудрости стратегии Анатока. Может, гулианцам лучше оставаться такими, какие они есть. Ведь их моральные устои держатся на их глупом эгоцентризме, иначе бы они сразу рухнули.
Джанай все время работала со мною, мы много времени проводили вместе. Но у меня постоянно было ощущение, что я внушаю ей отвращение. Она никогда не прикасалась ко мне, если у нее была возможность избежать этого, никогда не смотрела прямо мне в лицо. И я не мог осуждать ее за это. О, если бы я знал, что она любит меня, как любят уродливую преданную собаку, по крайней мере, она тогда бы хоть изредка гладила бы меня, ласкала. Но я был так уродлив, что как бы она ни была мне благодарна, она никогда не переставала ощущать отвращения ко мне.
Эти мысли заставили меня вспомнить о моем бедном теле. Оно все еще лежит в камере 3-17? А может, ужасная масса уже ворвалась туда и затопила камеру? Увижу ли я когда-нибудь его снова? Все это казалось мне почти невероятным. А теперь, когда мы потеряли малагора, путешествие в Гелиум будет сопряжено со многими опасностями и займет много времени.
Наконец, лодка была готова, и гулианцы помогли мне спустить ее на воду. Они снабдили меня провизией, дали лишний меч и кинжал для Джанай. И они все время хвастались, говоря мне, какую чудесную лодку они построили для меня, какой прекрасный меч дали Джанай… В общем, мы оставили их на берегу, где они продолжали хвастаться друг другу, и пустились на запад, в опасное путешествие через Великую Тунолианскую Топь.
Широкие пространства Топи были необитаемы. Мы целыми неделями плыли по диким местам, где не жили даже аборигены. Однако нас подстерегали другие опасности в виде громадных рептилий и гигантских насекомых. Некоторые из них достигали колоссальных размеров: размах крыльев составлял тридцать футов. Вооруженные мощными челюстями, рапироподобными жалами, они могли легко уничтожить нас, но, к счастью, ни разу не напали. Их жертвами были небольшие рептилии марсианских болот, и мы нередко были свидетелями схваток, где насекомые всегда одерживали победу.
Через неделю после того, как мы оставили Гули и плыли по одному из бесчисленных озер, впереди себя над горизонтом мы увидели большой военный флайер, который медленно летел в нашем направлении. Сердце мое чуть не выпрыгнуло из груди от радости.
— Джон Картер! — закричал я. — Он прилетел наконец! Джанай, мы спасены!
— И Рас Тавас тоже с ним, — сказала она. — Мы вернемся в Морбус и возвратим жизнь телу Вор Дая.
— Да, он снова будет жить, двигаться и любить, — перспектива получить снова свое тело вознесла меня до небес.
— Но вдруг это не Джон Картер? — спросила она.
— Это наверняка он, Джанай. Какой другой цивилизованный человек полетит в эту глушь?
Мы прекратили грести и смотрели на приближающийся корабль. Он летел очень низко, не выше ста футов над землей, и очень медленно. Когда он подлетел ближе, я встал в лодке и принялся махать, чтобы привлечь внимание, хотя я был уверен, что они и так должны заметить нас, так как летели прямо на нас.
На корабле не было никаких эмблем, по которым можно было бы определить, флоту какой страны принадлежит корабль. Это было обычным делом на Марсе, особенно, когда одинокий корабль летит над враждебной территорией. Очертания корабля были мне не знакомы. Но я видел, что корабль старой конструкции. Такие сейчас в Гелиуме используются только на границах. Я не мог понять, почему Владыка выбрал этот корабль, а не взял более новый и скоростной. Но это дело самого Военачальника, и не мне обсуждать его действия.
Корабль приблизился и опустился еще ниже. Я понял, что нас заметили. Корабль завис над нами. С корабля спустили корзину, я посадил туда Джанай, затем вторую для меня, и мы стали подниматься наверх.
Как только я очутился на корабле и увидел матросов, окруживших меня, я понял, что это корабль не из Гелиума, так как везде были эмблемы другой страны.
Джанай повернулась ко мне. Она была испугана:
— Здесь нет ни Джона Картера, ни Рас Таваса, — прошептала она. — Это корабль не из Гелиума; это один из кораблей Джал Хада, принца Амхора. Если он узнает меня, то мне лучше вернуться в Морбус.
— Только не выдай себя, — сказал я. — Ты из Гелиума, запомни.
Она кивнула.
Офицеры и матросы, окружившие нас, более интересовались мной, чем Джанай. Они оживленно комментировали мою внешность.
Затем нас провели на верхнюю палубу, и мы оказались перед командиром. Он взглянул на меня с плохо скрытым отвращением.
— Кто вы? — спросил он. — И куда направляетесь?
— Я хормад из Морбуса. А эта девушка из Гелиума. Она друг Джона Картера, Владыки Марса.
Он долго смотрел на Джанай. Затем ехидная улыбка скользнула по его губам.
— Когда ты успела сменить свою национальность, Джанай? Зачем тебе скрывать свое имя, я знаю тебя. Я узнал бы тебя среди миллионов. Ведь твой портрет висит у меня в каюте, как и в каюте каждого командира корабля Амхора. Великая награда ждет того, кто приведет тебя в Амхор, к принцу Джал Хаду.
— Она находится под защитой Владыки Марса, — сказал я. — Какой бы выкуп ни предложил принц Амхора, Джон Картер даст вдвое больше, если девушку доставят в Гелиум.
— Что это за урод? — спросил командир у Джанай, кивнув головой в мою сторону. — Ты его пленница?
— Нет. Он мой друг. Он много раз рисковал жизнью, спасая меня. Он хотел доставить меня в Гелиум, когда вы забрали нас. Пожалуйста, не везите меня обратно в Амхор. Я уверена, что Тор-дур-бар прав: Джон Картер хорошо заплатит, если корабль доставит нас в Гелиум.
— И потом меня замучает до смерти Джал Хад, когда я вернусь в Амхор? — спросил командир. — Нет! Ты полетишь в Амхор, и, возможно, мне принц кое-что добавит за это чучело. Это будет хороший экспонат для его коллекции. Такое страшилище будет неплохо развлекать граждан Амхора. Если ты будешь послушна, Джанай, Джал Хад хорошо примет тебя. Не будь такой дурой, какой была раньше. Пойми, совсем неплохо стать принцессой Амхора.
— Лучше бы я стала джеддарой в Морбусе. Нет, принц не получит меня. Я скорее умру.
Командир пожал плечами.
— Это твое дело. У тебя будет время подумать, пока мы летим в Амхор. Советую тебе взвесить все и поступить разумно, — затем он дал указания, куда нас поместить, и приказал хорошенько охранять.
Когда нас повели в предназначенную нам каюту, я увидел, как один человек бросился к борту и выпрыгнул вниз. Он проделал это так быстро, что никто не успел ему помешать.
Однако командир, который видел все это, был абсолютно спокоен, и даже не попытался спасти беднягу. Я спросил офицера, сопровождавшего нас, что это за человек и почему он бросился за борт.
— Это пленник, и, по-видимому, он предпочел смерть рабству в Амхоре, — ответил тот.
Мы были еще низко над озером, и один из матросов крикнул, что человек остался жив и уже плывет к брошенной нами лодке.
— Долго он не проживет в Тунолианской Топи, — прокомментировал офицер, когда мы спускались вниз.
Джанай предоставили лучшую каюту на корабле. Они ведь думали, что девушка станет принцессой Амхора и заранее хотели заручиться ее расположением. Мне стало немного легче от того, что я понял: по крайней мере до возвращения в Амхор к Джанай будут относиться со всеми почестями.
Меня поместили в маленькую каюту, рассчитанную на двоих. Здесь уже был один человек. Когда я вошел, он сидел спиной ко мне и смотрел в иллюминатор. Офицер закрыл за мной дверь и удалился. Я остался один с моим новым соседом. Услышав скрип двери, человек повернулся и посмотрел на меня, и мы оба вскрикнули от удивления. Это был Тун Ган. Он был несколько испуган, когда узнал меня, видимо, совесть немного мучила его.
— Так это ты! — сказал я.
— Да. И я думаю, что ты хочешь убить меня. Но не суди меня слишком строго. Мы с Ган Хадом долго колебались. Но мы оба знали, что погибнем, если вернемся в Морбус, а если уплывем, у нас будет шанс выжить.
— Я не осуждаю тебя. Может, в подобных обстоятельствах я сделал бы то же самое. Во всяком случае то, что произошло, даже к лучшему. По крайней мере, я смог добраться до Морбуса за несколько часов и освободить Джанай. Но как случилось, что ты оказался тут?
— Нас с Ган Хадом захватили неделю назад. И, может, это хорошо, так как за нами гналась орда дикарей. Если бы не корабль, нас бы схватили и убили. Я был рад пленению, но Ган Хад был вне себя. Он не желал попадать в рабство. Он очень хотел вернуться в Фандал.
— А где сейчас Ган Хад?
— Он только что прыгнул за борт. Я видел, как он добрался до лодки, брошенной вами, и теперь уже вовсю гребет по направлению к Фандалу.
— Надеюсь, что ему удастся добраться туда, — сказал я.
— Он не доберется, — проговорил он. — Я не верю, что хоть один человек может выжить в этих жутких бескрайних болотах.
— Но вы же проделали длинный путь, — напомнил я ему.
— Да, но кто знает, что ждет впереди?
— И ты не против попасть в Амхор?
— А почему я должен быть против? Они думают, что я Гантун Гор, убийца из Амхора, и относятся ко мне с большим почтением.
— Потрясающе! — воскликнул я. — Я забыл, что у тебя тело Гантун Гора. Ты думаешь, что сможешь жить там, обманывая их все время?
— Думаю, что смогу. Мозг мой работает неплохо. Я рассказал им, что получил травму головы и много из того, что было раньше, забыл. Поэтому они не сомневаются, что я Гантун Гор.
— Им ничего другого не остается, — сказал я. — Ведь они даже представить не могут, что можно пересадить мозг другого человека в череп Гантун Гора.
— Тогда они никогда этого не узнают, если ты им не скажешь. Чему ты смеешься?
— Ситуация смешная. Никто из нас двоих не является самим собой. У меня твое тело, а у тебя тело другого человека.
— Но кто ты? Чей мозг в моем теле? — спросил он. — Я часто задумываюсь над этим.
— Продолжай думать. Может, тебе это не суждено узнать никогда.
Он испытующе смотрел на меня долгое время. Внезапно лицо его просветлело.
— Я знаю, — воскликнул он. — Какой я идиот, что не догадался раньше.
— Ты ничего не знаешь! — прикрикнул я на него. — И если бы я был на твоем месте, я забыл бы это навсегда.
Он кивнул.
— Хорошо, Тор-дур-бар. Все будет так, как ты хочешь.
Чтобы сменить тему разговора, я заметил.
— Интересно, почему амхорский корабль летает в этой глуши?
— У Джал Хада, принца Амхора, есть хобби. Он коллекционирует диких животных. Говорят, что их у него уже довольно много. И этот корабль летает здесь в поисках новых экземпляров.
— Значит, они искали не Джанай?
— Нет. Так это была Джанай? Я мельком видел фигуры двух человек, которых поднимали на борт.
— Да, Джанай на борту. И теперь я должен спасти ее отсюда, прежде чем корабль достигнет Амхора.
— Может, это удастся тебе, — сказал он. — Они часто приземляются, чтобы охотиться на зверей, а дисциплина на борту очень низкая. Мне кажется, что нас совсем не охраняют. Вот почему Ган Хаду удалось бежать.
Но увы, корабль летел теперь без остановок прямо в Амхор, и возможностей для бегства не представлялось. Видимо, командир корабля жаждал получить обещанную за Джанай награду.
Амхор находился от места нашего пленения на семьсот шестьдесят земных миль дальше к северу. А это расстояние корабль преодолел за семь с половиной часов. Все это время я ни разу не видел Джанай. Она постоянно оставалась в своей каюте.
Мы прибыли в Амхор посреди ночи и зависли над городом до утра, окруженные патрульными кораблями. Все уже знали, какой ценный груз у нас на борту. Джал Хад спал, когда мы прилетели, и никто не осмелился потревожить его сон. Могу сказать, что судя по тому немногому, что я слышал о принце, он пользовался зловещей репутацией, и все поголовно боялись его.
Примерно в два зода к нашему борту пришвартовался королевский корабль и забрал Джанай. Я ничего не мог поделать, так как был заперт в каюте. Как только мы прилетели в город, меня разлучили с Гантун Гором и бросили в другую каюту. Я был в полном отчаянии, потому что чувствовал, что навсегда расстался со своим телом и никогда больше не увижу Джанай. Мне все стало безразлично, я только молил о смерти.
После того, как Джанай забрали с корабля, он опустился на посадочную площадку, и двери моей тюрьмы открылись. На выходе из корабля меня ждал отряд солдат под командой офицера. Руки мне сковали тяжелыми цепями. Я не сопротивлялся. Мне было все равно.
Затем меня спустили на лифте на землю. Воины, которые вели меня, впервые видели такое страшилище. Они с опаской поглядывали на меня. На улице я привлек всеобщее внимание, и вскоре меня сунули во флайер, чтобы отвезти во дворец.
Наземные флайеры — это привычное средство передвижения в марсианских городах. Их высота не превышает сотни футов, а максимальная скорость — шестьдесят миль в час. Уличное движение в Амхоре осуществляется по воздушным дорогам, направленным с севера на юг и с запада на восток. Эти пути никогда не пересекаются, так как проходят на разных уровнях над землей. Поэтому для поворота на пересечении достаточно спуститься или подняться ненамного. Кроме того, одна половина дорог имеет движение в одну сторону, а вторая — в другую. Места для посадки расположены довольно часто и находятся на высоте шестидесяти футов над землей.
Я так подробно рассказываю о системе уличного движения на Марсе, потому что из воспоминаний Джона Картера знаю, какой беспорядок царит на улицах земных городов. Я думаю, что землянам было бы невредно перенять нашу систему и использовать для движения по улицам наземные флайеры, как у нас.
Дворец, который был целью нашего путешествия, занимал площадь более восьмидесяти акров. Собственно, не только дворец, но и все прилегающие территории. Улицы, которые вели ко дворцу, были кварталами богатых жителей, здесь же находились лучшие отели и магазины. Амхор был маленьким городом, но городом назывался по праву, так как остальные города Марса, за исключением некоторых, должны были бы называться большими деревнями. Основным занятием Амхора было разведение тотов и цитидаров. Раньше они использовались как средство передвижения, теперь же их выращивали для еды. Амхор экспортировал мясные продукты в Дахор, Фандал и Тунол.
Амхор был настоящей Меккой для торговцев всего мира, которые любили не только зарабатывать деньги, но и весело тратить их. А тратить было где. Да, это был довольно интересный город, но разве можно было насладиться им из клетки в зоологическом саду, куда меня посадили через несколько минут после прибытия к задним воротам дворца.
В зоосаду по обеим сторонам улицы находились клетки, загоны, где содержались представители животного мира Марса, — выставка фауны планеты. Это было веселое развлечение для жителей города, ходивших по улице, доступ на которые в дневные часы был свободен.
Уникальной особенностью зоосада принца Джал Хада являлось то, что он поместил туда не только зверей, но и представителей человеческих рас. В клетке слева от меня находился огромный зеленый человек с клыками и четырьмя руками. Справа — красный человек из Гелиума.
Здесь же были тоты, цитидары, большие белые обезьяны Барсума, свирепые волосатые чудовища, очень похожие на человека и, может быть, самые страшные из всех марсианских зверей. Здесь же были и два апта, арктических чудовища из далекого Окара. Они были покрыты белой шерстью, и у них было шесть ног. Четыре — короткие и сильные, служили собственно ногами, а две другие, безволосые, росли от мощной короткой шеи и были снабжены пальцами. Как говорил мне Джон Картер, их головы и рты были похожими на гиппопотамьи, за исключением того, что на нижней челюсти у них было два острых рога, загнутых вперед. В других клетках я видел бенсов, калотов, дарсинов, орлуков, ситов, сараков, ульсио и многих других животных, насекомых и людей, включая даже калдана, одного из самых странных паукообразных людей Бантума. Но когда меня посадили в клетку, я стал самым ценным экспонатом выставки. Должен признать, что я был самым уродливым среди самых страшных созданий в этом зоо. Возможно, со временем я стал бы гордиться своей исключительностью. Но сейчас меня раздражало всеобщее внимание.
Ревущая толпа стояла перед моей клеткой, тыкала в меня палками, бросала камни, кусочки еды. Пришел смотритель с дощечкой, на которой я смог прочесть кое-что о себе:
«Хормад из Морбуса, человекоподобное чудовище, захваченное в Великой Тунолианской Топи».
Я просидел в клетке уже два часа, как вдруг на улице появился отряд дворцовой охраны и стал разгонять зрителей. Через несколько минут послышались звуки трубы и в конце улицы я увидел приближающуюся процессию.
— Что теперь? — спросил я красного человека.
Тот посмотрел на меня удивленно. Он не ожидал, что я умею говорить.
— Джал Хад идет посмотреть на тебя, — сказал он. — Он очень гордится тобой, так как такого нет во всем мире.
— Со временем он сможет узнать, что есть миллионы таких, как я, и их предводители рвутся захватить весь мир.
Красный человек рассмеялся моим словам, но он бы не смеялся, если бы знал то, что знаю я.
Королевская процессия приближалась. Джал Хад шел впереди, в нескольких шагах от остальных. Это был человек с жестоким ртом и бегающими глазами. Он подошел и остановился перед моей клеткой. Остальные столпились позади. Я увидел в его свите Джанай. Она смотрела на меня, и в глазах ее стояли слезы.
— Великолепно, — сказал принц, внимательно осмотрев меня. — Клянусь, что второго такого нет во всем мире.
Он повернулся к остальным.
— Что вы думаете об этом? — спросил он.
— Чудесно, — ответили все, почти в унисон. Все, кроме Джанай. Она молчала.
Тогда Джал Хад посмотрел на нее.
— А что ты думаешь, моя любовь?
— Тор-дур-бар мой друг. Жестоко сажать его в клетку.
— Ты хотела бы, чтобы по улицам города разгуливали дикие звери?
— Тор-дур-бар не дикий зверь. Он смелый и преданный друг. Если бы не он, я давно бы погибла. Правда, лучше бы так и случилось. Но я никогда не забуду, каким опасностям он подвергался из-за меня.
— За это он получит награду, — презрительно сказал Джал Хад. — Он получит объедки с королевского стола.
Это уже было кое-что. Я, дворянин Гелиума, получу объедки с королевского стола! Со стола Джала Хада, принца Амхора. Однако меня успокоила мысль, что эти объедки могут быть все же лучше, чем обычная пища, предлагаемая здесь. Поэтому я могу спокойно проглотить гордость вместе с объедками.
Конечно, у меня не было возможности поговорить с Джанай и узнать, что с ней произошло и какое будущее ее ждет, если ей самой это известно.
— Расскажи мне о себе, — сказал Джал Хад. — Ты просто выродок, или есть другие, похожие на тебя? Похожи ли на тебя твои родители?
— У меня нет родителей. И таких как я, миллионы.
— Нет родителей? — переспросил он. — Но ведь кто-то же отложил яйцо, из которого ты вылупился?
— Я появился не из яйца.
— Ясно. Ты не только уродливейший выродок, каких я только видел, но и самый великий лжец. Может, хорошая порка научит тебя тому, что нельзя лгать великому принцу.
— Он не лжет, — сказала Джанай. — Он сказал правду.
— И ты тоже? — повернулся он к ней. — Ты тоже считаешь меня идиотом? Я могу наказать моих женщин так же, как и моих зверей, если они не будут себя вести подобающим образом.
— Ты сам своим поведением доказываешь, что ты идиот, — заметил я. — Двое говорят тебе правду, а ты не веришь!
— Молчать! — закричал офицер. — Можно, я убью это наглое животное, Джал Хад?
— Нет, он слишком ценен, — ответил принц. — Может позже я прикажу его высечь.
Я подумал: «Интересно, кто осмелится войти ко мне в клетку, чтобы высечь меня. Ведь я же могу разорвать его на части».
Джал Хад повернулся и ушел со своей свитой. Затем снова появилась публика, и до самой темноты мне пришлось выносить взгляды и оскорбления толпы. Теперь я понял, какую ненависть должны питать к людям животные, которых сажают в клетки и выставляют на обозрение.
Когда толпа покинула зоо, всех накормили, ибо Джал Хад знал, что звери в клетках едят лучше, когда никто на них не смотрит. Поэтому им было позволено есть в покое и одиночестве, одиночестве в клетке. Меня не кормили вместе с остальными. Но вскоре из дворца Джал Хада пришел мальчик-раб с подносом, полным объедков со стола.
У мальчика были совершенно круглые глаза. Он смотрел на меня с удивлением и трепетом. В стене клетки была маленькая дверца, через которую подавалась пища. Но мальчик боялся открыть ее. Он боялся, что я схвачу его.
— Не бойся, — сказал я. — Я не причиню тебе вреда. Я не зверь.
Он подошел ближе, осторожно открыл дверцу.
— Я не боюсь, — сказал он, но я знал, что он боится.
— Ты откуда? — спросил я.
— Из Дахора.
— Друг моего друга живет там.
— Как его зовут?
— Вад Варо.
— А, Вад Варо. Я часто видел его. Я служил в охране, когда заканчивал обучение. Он женился на нашей принцессе, Валле Дайе. Он великий воин. А кто твой друг, который его друг?
— Джон Картер, Владыка Марса, принц Гелиума.
Глаза его чуть не выкатились из орбит.
— Джон Картер! Ты знаешь его? Кто не слышал о величайшем воине всех времен? Но как мог такой, как ты, стать другом Джона Картера?
— Может, это кажется странным, — признал я, — но факт остается фактом. Джон Картер — мой друг.
— Но что ты знаешь о Джоне Картере? — спросил мой сосед, красный человек. — Я из Гелиума, и там нет ни одного такого, как ты. Я думаю, что ты большой лжец. Ты лгал принцу, лгал мне, теперь лжешь этому юному рабу. Чего ты хочешь добиться своей ложью? Ты никогда не слышал, что марсиане превыше всего ценят правдивость?
— Я не лгу.
— Ты даже не знаешь, как выглядит Джон Картер.
— У него черные волосы, серые глаза, кожа светлее, чем у тебя. Он пришел сюда с Джасума. Он женат на Дее Торис, принцессе Гелиума. Когда он попал на Марс, его схватили зеленые люди Тарка. Он сражался в Окаре, стране желтых людей, сражался в Долине Дор, он сражался во всех государствах Марса. И когда я последний раз видел его, мы были в Морбусе.
Красный человек удивился.
— Клянусь предками! — воскликнул он. — Ты многое знаешь о Джоне Картере. Может, ты и не врешь.
Юный раб смотрел на меня восхищенно. Я видел, что произвел на него большое впечатление. Ну что же, может, мне удастся завоевать его доверие, и тогда во дворце Джал Хада у меня будет друг и союзник.
— Значит, ты видел Джона Картера! Ты говорил с ним, касался его! Какой ты счастливец!
— Когда-нибудь он придет в Амхор, — сказал я. — И тогда скажи ему, что ты знал Тор-дур-бара и был добр к нему. Тогда Джон Картер будет твоим другом.
— Я буду добр к тебе, насколько смогу, — сказал мальчик. — И если я могу что-либо сделать для тебя, я с радостью сделаю.
— Кое-что ты можешь.
— Что?
Он подошел ближе к клетке, повинуясь моему жесту.
— Что? — переспросил он.
Я встал на колени и прошептал ему на ухо:
— Я хочу знать все, что происходит с девушкой Джанай. То есть, как она живет сейчас, какова ее судьба в будущем.
— Я расскажу тебе все, что узнаю, — пообещал он и убежал с пустым подносом.
Дни проходили очень однообразно и монотонно. Их оживляли только беседы с красным человеком и дважды в день визиты юного раба из Дахора, которого звали Орм-О.
Между мною и красным человеком завязалась дружба. Его имя было Ур-Радж, и когда он мне назвал его, я вспомнил, что встречался с ним несколько лет назад. Он был из Хастора, города на границе империи, служил падваром на одном из кораблей, базирующихся там. Я спросил, не помнит ли он офицера по имени Вор Дай. Он ответил, что помнит прекрасно.
— Ты его знаешь? — спросил он.
— Очень близко. Его я знаю лучше всех на свете.
— Но как ты с ним познакомился?
— Он был в Морбусе с Джоном Картером.
— Он блестящий офицер. Помню, я долго с ним беседовал, когда великий флот прибыл в Хастор.
— Вы обсуждали твое изобретение, позволяющее идентифицировать вражеский корабль на большом расстоянии по звуку его мотора. Ты доказал, что нет двух моторов, у которых совпадали бы частоты вибрации. Поэтому ты работал над прибором, который бы регистрировал эту вибрацию. Ты также представил Вор Даю прекрасную молодую женщину, которую надеялся назвать своей женой.
Глаза Ур-Раджа расширились от удивления.
— Но как ты узнал обо всем этом? Должно быть, ты очень близок с ним, раз он рассказал тебе все, о чем мы говорили несколько лет назад.
— Он не рассказывал ни мне, ни кому другому о твоем изобретении. Ведь он обещал тебе хранить тайну, пока ты его не закончишь и не предложишь военному флоту Гелиума.
— Но если он тебе не рассказывал, откуда же ты все знаешь?
— Этого ты никогда не узнаешь. Но я могу поклясться, что Вор Дай не обманывал твоего доверия.
Ур-Радж после нашего разговора решил, что я обладаю какой-то сверхъестественной или оккультной силой. Он теперь постоянно наблюдал за мной, сидя в своей клетке. Он стремился разгадать мою тайну.
Мальчик раб часто приходил ко мне и рассказывал о том, что ему удалось узнать о Джанай. Правда, узнавал он очень немногое. Я понял, что сейчас она находится в опасности, так как старая жена Джал Хада якобы взяла ее под свою защиту. У Джал Хада было несколько жен, и эту, первую, он боялся больше всего на свете. Она долго противилась тому, что ей придется делить внимание Джал Хада с другими женами, а теперь ей не хотелось, чтобы количество жен увеличилось. Тем более, что новая жена была бы молодой и очень красивой.
— Ходят слухи, что она уберет Джанай при первой возможности. Сейчас она не решается из страха перед Джал Хадом. Тот в гневе может убить ее, поэтому она ищет способ убрать Джанай, не вызывая подозрений. Она уже несколько раз вызывала Гантун Гора, убийцу, который недавно вернулся в город из плена. Могу тебе сказать, что мне не хотелось бы быть на месте Джанай, если Гантун Гор примет предложение Ванумы.
Эта информация заставила меня беспокоиться о Джанай. Конечно, Гантун Гор не будет ее убивать, но ничто не помешает Вануме найти иные способы разделаться с соперницей. Я попросил Орм-О предупредить Джанай, и он сказал, что сделает это при первой же возможности.
Опасность, угрожающая Джанай, жгла мое сердце, а невозможность помочь ей приводила в бешенство. Хоть бы что-нибудь сделать! Но я был совершенно беспомощен, и ситуация с Джанай казалась мне совершенно безнадежной.
Иногда в зоо бывало скучно, но, как правило, сюда ходило много народу поглазеть, и большинство из них торчало перед моей клеткой. Скоро среди множества лиц, которые примелькались мне, однажды в толпе я увидел Гантун Гора. Он с руганью протолкался ко мне. Все расступились перед ним, не осмеливаясь отвечать на грубые толчки и оскорбления. Никто не хотел ссориться с убийцей из Амхора. Вот какая репутация была у моего друга!
— Каор, Тор-дур-бар, — сказал он.
— Каор, Гантун Гор. Приятно видеть тебя снова. Мне бы хотелось поговорить с тобой.
— Я вернусь после того, как публика разойдется. Видишь ли, я важная шишка здесь, в Амхоре. Даже во дворце. Никто не хочет ссориться со мной, в том числе и Джал Хад.
Я думал, что день никогда не кончится и люди не разойдутся. Часы казались бесконечными. Но, наконец, охранники выпроводили публику. На тележках развезли еду, пришел Орм-О со своим подносом, но Гантун Гора все еще не было. Я подумал, не бросил ли он меня снова, а может, его привилегии просто миф, хвастовство? Мне очень нужно было поговорить с ним, так как я разработал план помощи Джанай. Я спросил Орм-О о ней, но он только покачал головой, сказав, что не видел ее во дворце уже несколько дней.
— Может, Ванума убила ее? — спросил я, содрогаясь от страха.
— Может. Последнее, что я слышал, это то, что Ванума обращается с нею хуже, чем раньше. Некоторые говорят, что она сечет Джанай каждую ночь.
Я не мог представить, чтобы Ванума или кто еще могли пороть Джанай, а она бы терпела это. Не такой у нее характер. Когда стало уже темно и я потерял всякую надежду дождаться Гантун Гора, он появился.
— Каор, Тор-дур-бар, — сказал он. — Меня задержали. И никто иной, как сам Джал Хад. Он пришел ко мне для разговора.
— Кого он теперь хочет убить?
— Он просто хотел знать, не планирую ли я его убийства, — ответил Гантун Гор. — Ты знаешь, я предпочитаю быть тем, кто я есть. Главой Гильдии Убийц, но не принцем Амхора. Мое могущество неограниченно. Все боятся меня, так как я широко известен. И даже те, кто мог бы плести заговор против меня, боятся моих шпионов.
— Да, ты проделал большой путь от здания лаборатории, Гантун Гор, — сказал я. — Но скажи, жива ли еще Джанай? Здорова ли она? И в безопасности ли?
— Она жива, здорова, но ей угрожает опасность. И эта опасность будет существовать всегда, пока она живет в Амхоре. По крайней мере, пока жива Ванума. Разумеется, мне не стоит говорить тебе, что ни я, ни мои убийцы не будут посягать на ее жизнь. Но Ванума может найти кого-нибудь другого, а может в отчаянии сама пойти на убийство. Поэтому я пришел к выводу, что лучше всего убить саму Вануму.
— Нет, нет, — запротестовал я. — С момента, как погибнет Ванума, некому будет защитить Джанай от Джал Хада.
— Это верно, — почесал голову Гантун Гор. — Об этом я не подумал. Но это будет не так уж плохо для Джанай. Она станет принцессой Амхора, и, судя по всему, бесспорно будет иметь власть. Другие жены Джал Хада несчастные, глупые и забитые.
— Но она не хочет принадлежать Джал Хаду. Вор Дай любит ее. Мы должны спасти Джанай для него.
— Вор Дай лежит как мертвый в подвале под Зданием Лаборатории в Морбусе. И, может быть, что весьма вероятно, он погребен под массой плоти, извергающейся из резервуара. Нет, Тор-дур-бар, я восхищаюсь твоей преданностью Вор Даю, но думаю, что он давно погиб. Ни ты, ни я, ни Джанай — никто не увидит его больше.
— И, тем не менее, мы должны сделать все, чтобы спасти Джанай для него. Лично я надеюсь, что настанет день, когда Вор Дай будет спасен.
— У тебя есть план?
— Да.
— Расскажи.
— Скажи Вануме, если ты имеешь к ней доступ, что Джал Хад узнал о ее намерениях убить Джанай. Узнал, что она пытается нанять убийц. И что он поклялся: как только Джанай умрет, он немедленно уничтожит Вануму, независимо от обстоятельств, при которых погибнет Джанай.
— Неплохая идея, — сказал Гантун Гор. — Я передам все это через одну из ее рабынь. У меня завелась там одна подружка, — и он подмигнул мне.
— Я вздохну спокойно, когда узнаю, что ты сделал это.
И действительно, в эту ночь я спал хорошо, впервые за долгое время. Я знал, что теперь, хотя бы временно, Джанай в безопасности. Но я был спокоен только потому, что не ведал что принесет мне следующее утро.
Моя клетка была разделена продольной перегородкой. Передняя часть клетки была открыта для обозрения, а задняя часть имела одно маленькое окно и тяжелую дверь. Это была моя спальня: постелью служила охапка рыжего мха, который в изобилии растет на дне мертвого моря планеты. Перегородка поднималась и опускалась с помощью веревки, за которую тянул служитель. Таким образом, служитель никогда не оказывался в клетке наедине со мною. Должен сказать, что Джал Хад содержал наши клетки в чистоте. Но это не было проявлением его гуманности. Просто он заботился о сохранности своего ценного имущества.
На следующее утро после визита Гантун Гора меня разбудил гром барабанов и заунывные завывания духовных инструментов. Дальнейший сон был невозможен, поэтому я вышел в открытую часть клетки и увидел Ур-Раджа, который стоял возле решетки и смотрел в сторону дворца.
— Почему музыка? — спросил я. — Они что-то празднуют?
— Возможно, — ответил он с улыбкой. — Хотя такая музыка означает, что кто-то из королевской семьи умер.
— Будем надеяться, что это Джал Хад.
— Вряд ли.
По улице пошли служители, разнося корм. И, когда они подошли к клетке Ур-раджа, он спросил, кто умер. Однако они ответили, что это не его дело и ушли. Разумеется, зачем они стали бы сообщать это нам. Ведь это давало возможность ощутить свою важность, свое превосходство над нами, теми, кто содержался в клетках, как звери. А зачем животным знать, что происходит у их хозяев.
Зеленый человек в клетке никогда не проявлял особого дружелюбия. Я думаю, что он завидовал тому, что я привлекаю к себе столько внимания. Он никогда не говорил со мной, отделываясь только односложными ответами, а иногда молчал вовсе. И тут, совершенно неожиданно, он заговорил со мной.
— Если Джал Хад умрет, — сказал он, — в городе долгое время будет царить смятение и беспорядок. Я уже давно здесь, так что знаю. Я знаю, что есть несколько людей, которые хотели бы занять его место. И если он умрет, то в городе начнется гражданская война. Так что лучшего времени для побега нам не найти.
— Если бы у меня был хоть один шанс бежать, — сказал я, — я не ждал бы смерти Джал Хада.
— Пока какое-нибудь чрезвычайное событие не швырнет город в пучину беспорядков и дисциплина не полетит к черту, — ответил он, — любая попытка побега обречена на провал. Но в нынешней ситуации у меня есть план, который может удастся.
— Что за план?
— Подойди ближе, я скажу шепотом. Я не хочу, чтобы нас подслушали. Один человек не сможет сделать этого, но я уверен, что тебе и твоему соседу можно довериться. Я наблюдал за вами и понял, что ты отважный, сильный, умный, и что вы поможете мне осуществить этот план.
Затем шепотом же он изложил мне все его детали. План был неплохой, с некоторыми шансами на успех. Зеленый человек попросил меня переговорить с Ур-Раджем, что я и сделал. Красный человек внимательно выслушал меня и кивнул.
— Не знаю, удастся нам бежать или нет, — сказал он, — но, по крайней мере, это лучше, чем сидеть в этой клетке всю жизнь.
— Я совершенно с тобой согласен. И если бы на карту ставилась только моя жизнь, я попытался бы бежать в любое время. Но я должен ждать возможности освободить Джанай.
— Но какой тебе интерес в красной девушке? Она даже не посмотрит на такое страшилище, как ты.
— Я обещал Вор Даю, что буду защищать ее. И я не могу уйти без Джанай.
— Понимаю, — сказал Ур-Радж. — План побега сам по себе сумасшедший, и он усложнится лишь немного, если мы включим в него пункт освобождения Джанай. Что же, сейчас мы должны ждать, и ничто не может нам помешать видеть сны. Счастливые сны. Пусть мне приснится, что наш план осуществится, мы убьем Джал Хада и я стану принцем Амхора. Я назначаю тебя, Тор-дур-бар, одним из моих дваров.
Он рассмеялся своей шутке, и я присоединился к нему.
— Но я одвар в Морбусе.
— О, отлично. Назначаю тебя своим одваром. Приступай к исполнению обязанностей.
Зеленый человек не видел ничего смешного в нашем разговоре и отвернулся. Зеленые люди не имеют чувства юмора. Они смеются только в одном случае: когда видят страдания других. Я видел, как они буквально катаются по земле от хохота, когда жертва, которую они подвергли жесточайшим мукам, корчится от боли и кричит. Дальнейший разговор между нами был прерван появлением Орм-О с подносом, на котором был мой завтрак.
— Что случилось, Орм-О? — спросил я. — Почему музыка?
— Разве ты не слышал? Ванума мертва. Один из ее рабов говорит, что она отравлена, и подозревают Джал Хада.
Ванума мертва! Что же будет с Джанай? На нас, обитателей зоо, совершенно не повлияли события во дворце, кроме одного обстоятельства. До похорон, которые должны состояться через пять дней, зоо был закрыт для публики. Так что теперь целых пять дней мы сможем прожить в мире и покое. Однако скоро понял, что это вовсе не так хорошо, как я думал. Мне не хватало этих зевак с открытыми ртами. Оказывается, они для меня служили таким же развлечением, как я для них.
В это время я узнал еще кое-что, что на время успокоило меня относительно безопасности Джанай. Орм-О сказал, что дворцовый этикет требует траура в течение двадцати семи дней. Все это время королевская семья должна отказываться от всяких развлечений. Но Орм-О добавил, что по истечении этого срока Джал Хад намерен немедленно взять Джанай в жены.
И еще я узнал от него, что семья Ванумы уверена, что именно по приказу Джал Хада отравлена Ванума. Они могущественные дворяне королевской крови и среди них есть один, кто хочет стать принцем Амхора. Это Дур-ай-мал. Он более популярен, чем Джал Хад и пользуется большим влиянием в армии.
Если бы не Орм-О, в зоо не знали бы ничего. Однако благодаря ему мы были прекрасно информированы обо всех событиях во дворце и в городе, как любой житель Амхора. Шли дни, и я видел, что настроение людей, посещающих зоо, меняется. Они стали нервными и многие бросали злобные взгляды в сторону дворца. Некоторые совсем не уходили из зоо, но я понимал, что они здесь не ради того, чтобы смотреть на нас. Они ждали каких-то событий во дворце. Ждали, чем все это закончится. Они шептались между собой и было видно, что они заняты более важными делами, чем глазение на зверей.
И вот однажды, ближе к окончанию траура, я рано утром услышал выстрелы из марсианского огнестрельного оружия. Слышались звуки боевых труб, приказы. Охранники закрыли ворота, которые только что открылись для посетителей. Все служители и охранники, за исключением того, кто остался у ворот, побежали ко дворцу.
Все это подействовало на меня возбуждающе, но я ни на минуту не забывал, что это должно значить для меня и Джанай. И я не забывал о плане бегства, который разработал зеленый человек. Поэтому, когда последний из служителей пробегал мимо клетки, я бросился на пол и стал извиваться в агонии, призывая его на помощь. Служителю очень хотелось бежать во дворец вместе со всеми, но он так же знал, что если что-либо случится с таким ценным экспонатом, то ему несдобровать. Джал Хад жестоко накажет его, прогонит со службы, может, даже казнит.
Служитель остановился в нерешительности, посмотрел на меня. Он дернулся по направлению ко дворцу, затем все же вернулся к моей клетке.
— Что с тобой, животное? — крикнул он.
— В моей клетке странная змея. Она укусила меня, и теперь я умираю.
— Куда она укусила тебя?
— В руку. Посмотри.
Он подошел ближе, и я просунул руку через решетку и схватил его за горло. Я проделал это так быстро, что он даже не успел крикнуть. Зеленый человек и Ур-Радж смотрели, как умирает в моих руках охранник.
Я подтащил его тело к себе, достал ключи, которые висели у него на поясе. Через мгновение я открыл замок и был на свободе. Затем я забежал с задней стороны клеток, где меня не было видно, и освободил зеленого человека и Ур-Раджа. Мы быстро обсудили план действий. Он, конечно, был рискованным, но в этой сумятице у нас были неплохие шансы на успех.
— Да, — сказал Ур-Радж, — чем больше у них шума, тем проще нам попасть во дворец и найти твою Джанай.
Я и сам знал, что наш план был почти безнадежным.
— Отлично, — сказал я, — идем.
Позади клеток мы нашли дубинки и копья, которыми служители усмиряли зверей. Вооружившись ими, мы пошли к клетке, самой удаленной от дворца. Я был к тому же вооружен коротким мечом и кинжалом, взятыми у убитого мною служителя. Однако я не думал, что этого оружия будет достаточно, чтобы защититься, если наш план провалится.
Мы стали выпускать зверей, начиная с первых клеток, и гнать их ко дворцу.
Я боялся, что нам не удастся совладать с животными, и они набросятся на нас. Но я скоро понял, что звери хорошо знакомы с дубинками и копьями. Поэтому нам легко удалось направить их туда, куда нам было нужно. Даже огромные апты и белые обезьяны послушались нас.
Поднялась жуткая какофония: низкое рычание карниворов, рассерженное фырканье травоядных животных, рев цитидаров, вскрикивание обезумевших тотов, утробный рык аптов, бенсов и сотен других животных, которые бежали перед нами ко дворцу.
Ворота всегда были закрыты. Они отделяли дворцовую территорию от зоо. Однако сегодня, когда все были возбуждены непонятными событиями, ворота оказались открытыми и их никто не охранял, поэтому мы беспрепятственно загнали зверей во дворцовый сад.
Теперь уже звери пришли в себя, они были возбуждены неожиданной свободой, голосами своих мучителей, своим же ревом. Служители и охранники уже заметили их и бросились навстречу. Животные тоже заметили служителей и ринулись на этих жалких людишек. В мгновение ока служители были растерзаны, и звери, ощутив вкус крови и жажду мести, двинулись на воинов, охранявших ворота дворца, которым угрожали воины, верные Дур-ай-малу.
Именно на это мы и надеялись, потому что завязавшаяся схватка позволила мне, Ур-Раджу и зеленому человеку проскользнуть в ворота дворца совершенно не замеченными.
Наконец-то я попал во дворец, где находится в заточении Джанай. Однако наш план был так же далек от успешного завершения, как и вначале. Я был во дворце, но где искать Джанай?
Комнаты и коридоры этой части дворца были пусты. Их обитатели либо попрятались, либо сражались у ворот.
— Ну вот, мы здесь, — сказал Баб Таб, зеленый человек. — Что будем делать дальше? Где красная женщина?
— Да, это большой дворец, — заметил Ур-Радж. — Даже если мы никого не встретим, поиски займут много времени. Но наверняка мы столкнемся с воинами.
— Кто-то идет по коридору, я слышу шаги, — сказал Баб Таб.
Вскоре из-за поворота вышел мальчик, которого я сразу узнал. Это был Орм-О. Он бросился ко мне.
— Я увидел вас, входящих во дворец, из верхнего окна. И сразу кинулся, чтобы встретить.
— Где Джанай?
— Я покажу. Но если обнаружат, что меня нет, то убьют. Может, вы уже опоздали. Джал Хад пошел в ее апартаменты, хотя траур еще не кончился.
— Быстрее! — крикнул я, и мальчик побежал по коридору. За ним Ур-Радж, Баб Таб и я. Он привел нас к спиральной лестнице и сказал, что нужно подняться на третий этаж, затем повернуть направо и идти по коридору до конца. Там дверь, ведущая в апартаменты Джанай.
— Если Джал Хад у нее, — сказал мальчик, — тогда коридор охраняется. Вам придется сражаться, но не бойтесь. Огнестрельное оружие Джал Хад запретил во дворце, боясь покушений. Пистолет есть только у него самого.
Поблагодарив Орм-О мы проделали путь, указанный им, и в конце коридора возле двери я увидел двух воинов. Они охраняли дверь, за которой были Джал Хад и Джанай.
Воины тоже увидели нас, шагнули вперед и обнажили мечи.
— Что вам здесь нужно? — спросил один.
— Я хочу видеть Джал Хада, — ответил я.
— Нельзя. Убирайся обратно в свою клетку.
Вместо ответа Баб Таб нанес ему удар по голове копьем, которое было у него в руке, а я, не мешкая, вступил в бой на мечах с другим воином. Это был неплохой фехтовальщик, но он не мог сравниться с учеником Джона Картера, у которого к тому же необычайно длинная рука и огромная сила.
Я быстро прикончил его. Во-первых, я торопился, а, во-вторых, не хотел, чтобы он долго мучился. Баб Таб улыбался при виде умирающих людей.
— У тебя неплохая рука, — сказал он. Это наивысшая похвала у зеленых людей.
Перешагнув через поверженного противника, я открыл дверь. Маленькая комната, по-видимому прихожая, была пуста. Дальше была еще одна дверь, из-за которой слышались голоса и крики.
Я поспешно пересек комнату, открыл дверь и увидел, что Джал Хад обхватил руками Джанай. Девушка старалась вырваться, осыпая его ударами, царапалась. Лицо Джал Хада было красным от гнева. Он уже замахнулся, чтобы ударить Джанай.
— Стой! — крикнул я, и Джал Хад повернулся ко мне.
— Тор-дур-бар! — воскликнула Джанай, и в ее голосе послышалось облегчение.
Джал Хад отшвырнул от себя Джанай и выхватил радиевый пистолет. Я прыгнул на него, но не успел схватить его: копье просвистело возле моего плеча и пронзило сердце принца Амхора до того, как он успел прицелиться и нажать курок. Зато Баб Таб успел точно швырнуть копье, и я обязан ему жизнью.
Я думаю, что мы все были поражены таким внезапным поворотом событий, потому что долго стояли молча и смотрели на тело принца.
— Ну вот, — сказал Ур-Радж. — Он мертв. Что теперь будем делать?
— Дворец забит сторонниками принца, — сказала Джанай. — Если они узнают о его смерти, нас убьют.
— Мы втроем дадим им бой, который им надолго запомнится, — сказал Баб Таб.
— Может, здесь есть где спрятаться до темноты? — спросил Ур-Радж. — Я уверен, что мы сможем выйти из дворца и выбраться из города.
— Ты знаешь, где мы можем спрятаться? — спросил я у Джанай.
— Нет. Они обыщут все.
— А что на верхнем этаже над нами?
— Королевский ангар. Там стоят личные флайеры принца.
Невольно у меня вырвался крик радости.
— Прекрасно, — сказал я. — Что может быть лучше для бегства, чем личный флайер Джал Хада?
— Но ангары хорошо охраняются, — сказала Джанай. — Возле моей двери все время ходят воины во время смены караула. Их там не меньше десяти.
— Сегодня там не может быть столько, — заметил Ур-Радж, — Джал Хаду были необходимы все силы, чтобы удержать ворота.
— Даже если их двадцать, тем лучше, — сказал Баб Таб. — Тем почетнее победа. Будем надеяться, что их там не очень мало.
Я дал Ур-Раджу радиевый пистолет Джал Хада, и затем мы вчетвером стали подниматься по лестнице, ведущей в ангар. Я послал вперед Ур-Раджа, потому что он был самый маленький из нас и мог все разведать и не быть замеченным. Кроме того, он был красный человек, и не вызвал бы таких подозрений, как я или Баб Таб. Мы все теперь шли за ним. Внезапно он сделал знак остановиться. Затем повернулся.
— Их всего двое, — сказал он, — так что все будет просто.
— Бросимся на них, — предложил я. — Возьмем их неожиданно, Может, и не потребуется убивать их.
Хотя я уже закаленный воин, до сих пор не могу привыкнуть к виду умирающих людей. Однако все произошло иначе. Воины у флайеров заметили нас и вступили в схватку. Я обещал оставить их в живых, если они сдадутся, но, как видно, жизнь им не была нужна.
Еще до схватки один из них что-то сказал другому. Тот повернулся и побежал по крыше. Его товарищ вступил в бой, но я успел заметить, что второй нырнул в люк. Видимо, он решил вызвать помощь, пока его товарищ приносит в жертву свою жизнь. Как только я понял это, я прыгнул вперед и убил воина, хотя никогда еще я не убивал с такой неохотой. Этот простой воин был настоящим героем. И было стыдно забирать у него жизнь, но вопрос стоял так: либо он, либо мы.
Мы поспешили в ангар, и я выбрал флайер, который был достаточно скоростным и мог вместить всех нас.
Я знал, что Ур-Радж умеет водить флайер, поэтому я посадил его за управление, и через мгновение мы уже выкатили на крышу. Я посмотрел вниз, откуда доносились рев зверей, крики воинов, выстрелы. Я заметил, что ворота пали. Значит, люди Дур-ай-мала сломили сопротивление последователей Джал Хада.
Как только мы поднялись в воздух, к нам сразу же направился патрульный корабль. Я приказал Баб Табу и Джанай спуститься вниз, дал соответствующие указания Ур-Раджу и тоже присоединился к Джанай и Баб Табу. Все-таки, Ур-Радж красный человек, и, вполне возможно, ему удастся отговориться.
Патрульный корабль подлетел на расстояние слышимости и оттуда спросили, кто на борту и куда мы летим. Следуя моим указаниям, Ур-Радж сказал, что Джал Хад в каюте, и что он приказал никому не сообщать место назначения. Может, командир патруля и сомневался в правдивости ответа, но он боялся прогневать принца. Вдруг он и в самом деле на борту и дал такие указания. Поэтому он пропустил нас и дал возможность лететь дальше. Однако через некоторое время, когда мы еще не вылетели за пределы города, я заметил, что он летит за нами и еще с полдюжины кораблей поднимаются в воздух. Видимо, охранник ангара поднял тревогу. А может, обнаружили тело Джал Хада. Во всяком случае, мне стало ясно: нас преследуют корабли, уже набравшие полную скорость.
Флайер, на котором мы летели, имел такую же скорость, что и большие корабли противника. Но патрульный корабль был быстрее и постепенно догонял нас.
Беглый обзор оборудования корабля показал, что из вооружения здесь есть винтовки и две пушки — в передней и задней частях флайера. Все они стреляли обычными снарядами, давно уже применявшимися на Марсе. Любое попадание в жизненно важную часть корабля может стать для него роковым. А я был уверен, что как только патруль приблизится на расстояние выстрела, он откроет огонь. Я вышел на палубу, поняв, что наш обман не удался, и встал возле Ур-Раджа, приказав ему включить самую большую скорость.
— Скорость на пределе, — ответил Ур-Радж, — однако они нас нагоняют. Но я не думаю, что нам нужно беспокоиться. Я заметил, что корпус корабля бронированный. Ведь это личный флайер принца. Так что нас может вывести из строя только прямое попадание в пульт управления. В противном случае им придется приблизиться и взять нас на абордаж.
Но мы с имеющимся огнестрельным оружием можем не допустить их.
Джанай и Баб Таб тоже поднялись на палубу, и мы смотрели на догоняющий нас патрульный корабль.
— Они начинают стрелять, — сказала Джанай.
— Пока что снаряды не долетают, — заметил Баб Таб.
— Скоро они приблизятся, и тогда нам нужно держаться, — сказал я.
Я приказал Джанай и Баб Табу спуститься вниз, чтобы зря не рисковать всем.
— Когда мы будем на расстоянии выстрела из винтовки, я позову тебя, Баб Таб. Так что тогда поднимайся и захвати с собой несколько винтовок.
Я пошел к пушке, тщательно прицелился. Их снаряд разорвался в непосредственной близости от нас. Тогда я тоже выстрелил.
— Прекрасно! — крикнула Джанай. — Ты попал с первого раза!
Я оглянулся и увидел Джанай и Баб Таба рядом с собой. Правда, они укрывались за щитом орудия, но все равно это было опасно. Они не могли оставаться внизу, когда здесь шел бой. Баб Таб все-таки сбегал вниз и принес винтовки и много патронов.
Мой выстрел, к сожалению, не причинил особого вреда кораблю. Он даже не замедлил скорость. Теперь патруль стал обходить нас справа с очевидным намерением пойти на абордаж.
И я и они непрерывно вели огонь. Снаряды рвались то тут, то там. Я предупредил Ур-Раджа, чтобы тот вел корабль прямо, а не поворачивался кормой — в этом случае мы не представляли для преследователей удачную мишень. Но тогда нам пришлось бы описывать дугу, и большие корабли смогли бы приблизиться к нам. А это означало верную гибель или плен.
Гонка продолжалась, хотя Амхор остался далеко позади. Под нами простирались долины, когда-то бывшие дном моря. В этих пустынях теперь жили только дикие племена зеленых кочевников. Патрульный корабль шел одним с нами курсом, и большие корабли тоже понемногу подтягивались. Значит, их скорость все же выше, чем у нас. Патруль прекратил стрельбу и просигналил, чтобы мы сдавались. Вместо ответа Баб Таб и я повернули носовую и кормовую пушки к ним. Они снова открыли огонь, стреляя из всех орудий. Я затащил Джанай за орудийный щит, но Баб Табу не повезло. Он внезапно выпрямился во весь рост и рухнул за борт флайера.
Мне было жаль его не только потому, что наши силы существенно сократились, но потому, что он был верный товарищ и хороший боец. Однако он погиб, а оплакивать его было некогда. Он умер, но он все равно хотел умереть в бою. И тело его теперь лежит там, где он хотел бы лежать — на мягкой перине желтого мха, на дне высохшего моря.
Снаряды ударялись о броню бортов, об орудийный шит, не нанося нам вреда. Рубка управления тоже была надежно защищена.
Пока что мы были в безопасности под защитой крепкой брони. Но долго ли она выдержит? Все-таки постоянная бомбардировка должна ослабить металл.
Я крикнул Ур-Раджу, чтобы тот поднялся выше. Стреляя сверху, мы могли бы вывести патрульный корабль из строя.
Наш флайер стал подниматься, и вдруг Ур-Радж показал куда-то вперед. Я посмотрел, и у меня захватило дух. Высоко в небе к нам приближался большой флот военных кораблей. Я не заметил их раньше потому, что был занят боем с флайером противника.
По количеству и размерам кораблей я понял, что это корабли не из Амхора. Но мы находились много ниже их, и поэтому я не мог разглядеть эмблем, по которым можно было понять, чьи это корабли. Однако это и не важно. В чьи бы руки мы не попали, хуже, чем в Амхоре нам не будет. Поэтому я приказал Ур-Раджу держать курс так, чтобы наш флайер оказался между преследователями и этими кораблями. Вряд ли амхорцы будут стрелять, ведь они могут попасть в один из них. Тогда большие орудия военного флота уничтожат корабли амхорцев в мгновение ока. И, действительно, когда мы вышли на нужную позицию, патруль сразу прекратил стрельбу.
Мы быстро приближались к передовому кораблю. Я уже видел воинов, которые свешивались с бортов, глядя на нас. Когда мы подошли совсем близко, Ур-Радж крикнул с радостью:
— Это флот Гелиума!
И тогда я тоже заметил эмблемы на корабле, который был совсем рядом. Сердце мое забилось от радости: Джанай теперь будет спасена! С корабля нас окликнули, спрашивая кто мы.
— Ур-Радж из Хастора, — ответил я. — Падвар флота Гелиума. И два его друга, бежавшие из плена в Амхоре.
Они приказали садиться на борт корабля, и Ур-Радж искусно выполнил маневр. Через несколько секунд наш флайер стоял на палубе большого корабля. Все офицеры и матросы удивленно смотрели на меня, когда я спрыгнул на палубу и помог сойти Джанай. Затем к нам присоединился Ур-Радж.
Тем временем амхорский патруль, узнав эмблемы флота, быстро развернулся и помчался обратно. Скоро весь флот Амхора летел обратно в город. Они знали, что Ур-Радж — из Гелиума и боялись возмездия за его пленение.
Джанай, Ур-Радж и я предстали перед командиром корабля. Ур-Радж без труда доказал, что это и есть он.
— А кто эти двое? — спросил офицер, указывая на Джанай и меня.
— Я друг Вор Дая, — ответил я, — а эта девушка Джанай. Я преданно служил Джону Картеру, и он будет рад узнать, что я жив и здоров.
— Ты Тор-дур-бар?
— Да, — ответил я. — А разве ты меня знаешь?
— Да. Мы летим в Амхор, чтобы отыскать тебя и Джанай.
— Но почему вы решили, что мы именно в Амхоре?
— Это просто. Джон Картер вел флот в Морбус. Но пролетая над Тунолианской Топью, мы увидели красного человека, преследуемого дикарями. Их лодки уже догоняли его, когда мы сбросили на них бомбу. Затем мы спустились ниже и взяли человека на борт. Он сказал, что его зовут Ган Хад, что он бежал из Морбуса. И когда Джон Картер стал расспрашивать его о вас, Ган Хад рассказал, что флайер из Амхора захватил тебя и Джанай. Тогда Джон Картер приказал немедленно лететь в Амхор, чтобы освободить вас.
— Да, прибыли вы вовремя, — сказал я. — Но Джон Картер и Рас Тавас оба живы?
— Да. Они на борту «Рузаара».
Я всегда гордился тем, что могу сдерживать свои эмоции, но услышав, что Джон Картер и Рас Тавас живы, я чуть не упал в обморок от радости.
Такое со мной случилось впервые в жизни. Кончились долгие месяцы сомнений, неуверенности, тяжких раздумий… Но я взял себя в руки и гордо подмял свою безобразную голову. Джон Картер и Рас Тавас живы. Но существует ли тело Вор Дая? А если существует, то в человеческих ли силах вдохнуть в него жизнь? Мою жизнь!
Вскоре нас перевели на «Рузаар», где я попал в горячие объятия Джона Картера и Рас Таваса.
Когда я рассказал им о своих похождениях, а Ур-Радж заверил их, что в Амхоре нет больше пленников из Гелиума, Джон Картер отдал приказ, и вся армада повернула на Морбус. Рас Тавас был озабочен тем, что случилось в резервуаре 4.
— Это плохо, — сказал он. — Очень плохо. Может, нам не удастся остановить процесс. Будем надеяться, что тело Вор Дая осталось в неприкосновенности.
— О, не говорите так! — вскричала Джанай. — Вор Дай должен быть спасен!
— Мы летим туда именно для этого, — сказал Джон Картер. — И могу тебя заверить, что мы не вернемся без него, если, конечно, тело еще существует.
С тайным страхом я осторожно спросил Джона Картера о здоровье несравненной Деи Торис.
— Благодаря Рас Тавасу она совершенно поправилась. Все хирурги Гелиума лечили ее, но только великий врач Рас Тавас смог полностью вернуть ей здоровье.
— У вас не возникло трудностей при возвращении в Гелиум?
— Немного. От Морбуса до Фандала нам пришлось вести постоянную войну с насекомыми, змеями и дикарями. Как мы выжили и победили — до сих пор для меня загадка. Дур-ан и Рас Тавас прекрасно поработали мечом и кинжалом. И только в последней битве — у самого флайера — погиб Дуран. Погиб в последнем бою с дикарями. Путь от Фандала до Гелиума занял у нас немного времени, но в Гелиуме, как ты понимаешь, нам пришлось задержаться, пока Рас Тавас лечил Дею Торис. Я был уверен, что ты продержишься. Ты умен, силен, отважен. Однако теперь, когда я узнал о катастрофе в резервуаре, я думаю, что зря не поторопился.
— Да, это ужасная катастрофа, — подтвердил я. — Может быть, даже мировая. Эта масса вселяет ужас в тех, кто видел ее своими глазами. С ней нет способа сражаться. Если даже ее разрезать на куски, она продолжает расти и распространяется дальше.
Вечером, прогуливаясь по палубе, я увидел возле борта Джанай. Она была одна. Зная, какое отвращение я внушаю ей, я бы никогда не осмелился предложить ей свое общество, но она сама остановила меня.
— Тор-дур-бар, я не могу ничем отблагодарить тебя за все, что ты сделал для меня.
— Не нужно благодарности. Мне достаточно того, что я честно служил Вор Даю и тебе.
Ока пристально посмотрела на меня.
— Что будет значить для тебя, если тело Вор Дая не будет оживлено?
— Я тогда потеряю друга.
— И ты будешь жить в Гелиуме?
— Не знаю, где я осмелюсь жить.
— Почему?
— Потому что в мире нет места для такого урода, как я.
— Не говори так, Тор-дур-бар, — ласково сказала она. — Ты вовсе не урод, потому что у тебя доброе и благородное сердце. Сначала я тоже думала, что ты безобразен, но теперь я вижу в тебе гораздо большее — душевную красоту и благородство.
Это было приятно слышать, и я сказал ей об этом. Но жестокое выражение застыло на моем лице: я знал, что ничто не может изменить моего решения, Я не хотел пугать своим видом женщин и детей Гелиума.
— Я думаю, ты ошибаешься, — сказала она. — В Гелиуме у тебя много друзей. Но что будет со мною, если Вор Дай не вернется к жизни?
— Тебе нечего бояться. Джон Картер тебе поможет.
— Но Джон Картер меня совсем не знает.
— И, тем не менее, он позаботится о тебе.
— А ты будешь приходить повидаться со мною, Тор-дур-бар?
— Если ты захочешь этого, — сказал я, хотя знал, что никогда не осмелюсь поселиться в Гелиуме.
Она долго молча смотрела на меня, а затем сказала:
— Я знаю, о чем ты думаешь, Тор-дур-бар. Таким в Гелиум ты никогда не вернешься. Но теперь вернулся Рас Тавас. Почему бы тебе не попросить у него новое тело? Ведь он делал это для многих ничтожных хормадов.
— Попросить можно, — сказал я. — Но где взять тело?
— Есть тело Вор Дая, — шепотом сказала она.
— Значит, ты хочешь, чтобы мой мозг пересадили в тело Вор Дая?
— А почему нет? Ведь твой мозг — это мой лучший и преданный друг. Ситор сказал мне, что мозг Вор Дая уничтожен. Может, так оно и есть. Но если это правда, то Ситор лгал, когда говорил, что ты был причиной его уничтожения. Потому что я теперь знаю тебя. Знаю, что ты не способен предать друга. И если мозг Вор Дая уничтожен, то было бы лучше, если бы мозг моего лучшего друга вселился и оживил тело, которым я восхищаюсь.
— Но разве ты не говорила себе все время, что сейчас в моем ужасном теле мозг хормада, зловещего существа, выращенного в резервуаре?
— Нет. Я думаю, что это ерунда. Я смогу убедить себя, что благородный мозг и благородное тело — это одна субстанция. Более того, мне трудно поверить, что твой благородный мозг, Тор-дур-бар, является порождением отвратительной слизи.
— Если Рас Тавас сможет подобрать мне тело, — пошутил я, — у Вор Дая появится соперник.
Она бросила на меня испытующий взгляд.
— Не думаю, — сказала она.
Интересно, что она имела в виду? И почему она так на меня посмотрела? Вряд ли она подозревала правду, ибо какой нормальный человек согласится пересадить свой мозг в тело отвратительного хормада. Может, она хотела сказать, что соперничать с Вор Даем бессмысленно?
Была уже ночь, когда мы подлетели к Великой Тунолианской Топи. Огромный флот величественно проплыл над Фандалом. Огни города светились внизу во тьме, но ни один патрульный корабль не вылетел, чтобы допросить нас. Наши корабли были освещены и хорошо видны с земли, когда мы пролетали над городом. Но в Фандале был слабый флот и он не осмелился бросить вызов такой могучей армаде. Могу себе представить, с каким облегчением вздохнул джед Фандала, когда мы исчезли в ночи.
Обширные пространства Тунолианской Топи, над которой мы пролетали, своей странной, мрачно-зловещей красотой увеличивали таинственность ночи. В воде отражались мириады звезд, пролетающие луны сверкали в спокойной воде лагун и касались своими лучами каменистых утесов, трансформируя их своим мягким сиянием в колдовские видения.
Иногда виднелись костры стойбищ дикарей, доносились их странные гортанные песни, стук барабанов, приглушенный расстоянием. И все это сопровождалось рычанием и воем диких зверей.
— Остатки великого океана, — сказал Джон Картер, присоединившись ко мне. — Планета умирает, и вскоре ничто уже не скажет о величии народов, живших здесь.
— Все это очень горестно для меня, — сказал я.
— И для меня тоже.
— Но ты же можешь вернуться на Землю.
Он засмеялся.
— Полагаю, что ни тебе, ни мне не удастся быть свидетелем конца Марса. Он произойдет через несколько миллионов лет.
Я тоже рассмеялся.
— Но когда ты говорил о кем, у меня создалось впечатление, что это произойдет буквально на следующей неделе.
— Ладно, не стоит об этом беспокоиться. Сейчас перед нами более важные дела, чем гибель планеты. Судьба друга важнее, чем гибель планеты. Что ты будешь делать, если твое тело не удастся оживить?
— С таким телом я никогда не вернусь в Гелиум.
— Ну что же, я не могу осуждать тебя. Мы подыщем тебе другое тело.
— Нет, — сказал я. — Я долго думал и решил, что если моего настоящего тела уже нет, я уничтожу это тело и с ним — мой мозг. Конечно, есть много тел, прекрасных, сильных, молодых, но я могу жить только в своем теле.
— Не принимай слишком поспешных решений, Вор Дай.
— Тор-дур-бар, мой принц, — поправил я.
— Зачем тебе этот маскарад?
— Потому что она еще не знает.
Он кивнул.
— Ты полагаешь, что это для нее имеет значение?
— Боюсь, что она никогда не сможет забыть это ужасное лицо и тело. И думаю, что она всегда будет сомневаться, не мозг ли отвратительного хормада в черепе Вор Дая. Только ты и Рас Тавас знаете, какова правда, и умоляю: не выдавайте ее Джанай.
— Как хочешь, но я уверен, что ты делаешь ошибку. Если она тебя любит, то для нее это не имеет значения, если же не любит, то это не имеет значения для тебя.
— Нет, — сказал я. — Я сам хочу забыть Тор-дур-бара и хочу, чтобы она забыла его.
— Она не забудет никогда. Она мне рассказывала, что очень хорошо относится к Тор-дур-бару. Он самый опасный соперник Вор Дая.
— Нет, нет. Мне отвратительна эта мысль.
— Человека делает характер, — изрек Джон Картер, — а не та оболочка, которую он носит.
— Нет, мой принц, никакая философия не сможет сделать Тор-дур-бара желанным для красной женщины, особенно такой, как Джанай.
— Может, ты прав. Но после всего, что ты сделал для нее, ты заслуживаешь лучшей судьбы и награды, чем самоубийство.
— Что ж. Завтра, возможно, все решится для меня. Я вижу уже забрезжил рассвет.
Он задумался и затем сказал:
— По-моему, добраться до камеры 3-17 будет наименее трудной задачей. Меня больше беспокоит то, что все здание лаборатории заполнено массой и будет невозможно добраться до кабинета Рас Таваса, где находятся все его инструменты и приспособления. Ведь операция по пересадке мозга очень тонка и сложна. Ее не сделаешь на кухонном столе кухонным ножом.
— Я предполагал такое, — сказал я. — И поэтому перенес все необходимое для операции в камеру 3-17.
— Прекрасно! — воскликнул он. — Ты немного успокоил меня. Нас с Рас Тавасом очень тревожил именно этот момент. Он уверен, что придется уничтожить Морбус, чтобы проверить, что происходит в резервуаре 4.
К Морбусу мы подлетели уже днем. Корабли разлетались вокруг острова, чтобы выяснить, насколько далеко продвинулась масса.
«Рузаар» опустился до высоты в несколько ярдов, приблизился к маленькому острову, где находился туннель, ведущий в камеру 3-17, и тут ужасное зрелище предстало нашим глазам. Извивающаяся, шевелящаяся масса уже вышла за пределы главного острова и захлестнула этот островок. Жуткие головы смотрели на нас, выкрикивая что-то угрожающее, руки со скрюченными пальцами тянулись к нам в тщетной надежде схватить.
Я искал глазами вход в туннель и не находил его. Все было покрыто гнусной плотью. Сердце мое упало: мне стало ясно, что масса, возможно, вошла в туннель и нашла путь к камере. А выдавить дверь ей не представит труда. Однако во мне теплилась надежда, что я достаточно хорошо завалил вход в туннель, и, может быть, масса не проникла туда. Но даже если это так, как же нам попасть в камеру, охраняемую этим живым кошмаром?
Джон Картер стоял возле поручней вместе с членами команды. Он с заметным ужасом смотрел на это жуткое создание Рас Таваса. Затем он отдал приказ и стал ждать его выполнения, все еще не отрывая глаз от этого живого моря голов, рук, ног, туловищ…
Джанай стояла рядом со мною и от страха стиснула мою руку. Впервые она коснулась меня.
— Как ужасно, — прошептала она. — По-моему, тело Вор Дая больше не существует. Эта масса заполнила весь город, проникла всюду!
Я покачал головой. Мне нечего было сказать. Она еще крепче сжала мою руку.
— Тор-дур-бар! Обещай, что ты ничего с собой не сделаешь, если тело Вор Дая погибло.
— Давай не думать об этом.
— Но я должна думать. Обещай мне.
Я покачал головой.
— Ты просишь слишком многого. Для меня не может быть счастья, пока я остаюсь в теле хормада.
После этого я ушел, а она даже не заметила этого, так как все еще смотрела на жуткую массу, шевелящуюся внизу.
«Рузаар» начал подниматься. На высоте пятисот футов он остановился и завис прямо над местом, где должен быть вход в туннель. После этого вниз посыпались зажигательные бомбы. Масса корчилась, пронзительно кричала, разбрасывая горящие куски.
Я не мог выносить этого, но бомбы все падали и падали до тех пор, пока не образовался выжженный дымящийся круг диаметром двести футов. Тогда «Рузаар» опустился. Я, Рас Тавас и двести воинов с мечами и факелами высадились на остров. Воины сразу же атаковали массу, которая пыталась захватить утраченные позиции.
Сердце мое бешено стучало. Я начал раскидывать камни и бревна, которыми завалил вход в туннель. Теперь я уже видел, что масса не проникла в туннель. И вот уже вход передо мною. У меня вырвался крик радости.
Не могу описать чувства, охватившие меня, когда я бежал по туннелю в камеру. Там ли мое тело? Цело ли оно? Я представлял самые ужасные вещи, которые могли произойти в мое отсутствие. Я бежал по туннелю, стремясь побыстрее узнать правду — ведь это была моя судьба. Наконец я дрожащими руками открыл дверь камеры… через мгновение я уже стоял там.
Рас Тавас вбежал за мною, и я услышал вздох облегчения, вырвавшийся у него. Он увидел, что мое тело и его инструменты целы и невредимы.
Не дожидаясь приказаний Рас Таваса, я улегся на стол рядом со своим телом. И сразу же Рас Тавас склонился надо мною! Я почувствовал легкий укол… боль… а затем сознание покинуло меня.
Я открыл глаза. Рас Тавас склонился надо мною. Возле меня лежало тело хормада Тор-дур-бара. Слезы застилали мне глаза, слезы облегчения, счастья, слезы радости. Никогда еще не испытывал я такого счастья. И это было счастье не от того, что я вернулся в свое тело, а от того, что теперь я могу упасть к ногам Джанай.
— Вставай, сын мой, — сказал Рас Тавас. — Мы здесь довольно долго. Масса уже заполняет коридоры. Нужно торопиться, чтобы она не отрезала нам выход.
— Хорошо, — сказал я. — Давай возвращаться.
Я сошел со стола и встал на ноги. Чувствовал я себя несколько скованным. Рас Тавас заметил это.
— Ничего. Это пройдет, — он улыбнулся. — Ты слишком долго пролежал мертвым. Я некоторое время смотрел на неподвижное тело Тор-дур-бара.
— Оно хорошо послужило тебе, — сказал Рас Тавас.
— Да, — признал я. — Но лучшую награду, которую я могу предложить ему, это вечное забвение. Мы оставим его здесь, навсегда погребенным в подвале под зданием, где зародилась его жизнь. Я оставлю его здесь, Рас Тавас, без всяких сожалений.
— Но он же обладал огромной силой и был прекрасным воином, — заметил Великий Мыслитель.
— Полагаю, что смогу обойтись своими силами.
— Бог мой! — воскликнул Рас Тавас. — Ты, воин, и меняешь огромную силу и несравненное искусство фехтования на красивое лицо.
Я видел, что он смеется надо мною, но пусть надо мною смеется хоть весь мир. Главное, что я получил назад свое тело.
Мы поспешили назад через туннель, и когда вышли на волю, воины все еще отбивались факелами от наседающей массы. Четыре раза производилась смена воинов с тех пор, как мы спустились с «Рузаара». Мы прибыли сюда рано утром, а сейчас солнце уже готовилось скрыться за горизонтом. Но мне показалось, что я высадился с «Рузаара» мгновение назад.
Мы поднялись на борт корабля, где нас встретили сердечные поздравления.
Джон Картер положил мне руку на плечо.
— Я так бы не заботился о судьбе собственного сына, как беспокоился о твоей судьбе.
Это было все, что он сказан, но для меня это значило больше, чем самая пространная речь. Он заметил, что я ищу глазами кого-то, и улыбка промелькнула на его лице.
— Где она? — спросил я.
— Она не могла выдержать ожидания и пошла в свою каюту, чтобы лечь. Иди и скажи ей сам.
— Спасибо, мой принц, — и через мгновение я уже стучался в каюту Джанай.
— Кто там?
— Вор Дай, — ответил я и, не дожидаясь приглашения, вошел к ней.
Она встала и пошла навстречу мне. Глаза ее были широко раскрыты. В них светился вопрос.
— Это действительно ты? — спросила она наконец.
— Я, — и пошел к ней. Я хотел обнять ее и сказать, как люблю ее, но она, казалось, хотела узнать еще что-то и жестом остановила меня.
— Подожди, — сказала она. — Ты же знаешь, что я совсем мало знакома с Вор Даем.
Я не подумал об этом, но это была правда. Она знала Тор-дур-бара гораздо лучше.
— Ответь мне на один вопрос.
— Какой?
— Как умер Тиата-ов?
Странный вопрос. Какое отношение он имеет к Джанай или ко мне?
— Он погиб в коридоре, который ведет к камере 3-17. Его убил один из хормадов, когда мы убегали из здания лаборатории.
Белые зубы ее обнажились в улыбке.
— А теперь, что ты хотел мне сказать?
— Я хотел сказать, что очень люблю тебя. И спросить, есть ли у меня надежда на ответную любовь?
— Я едва знаю Вор Дая, — снова повторила она. — Тор-дур-бар научил меня любить. Но я теперь знаю, что мои предположения подтвердились. И я принимаю жертву, которую ты готов принести ради меня.
Она подошла, положила руки на мои плечи, и впервые в жизни я почувствовал губы женщины, которую любил, на своих губах.
Десять дней великий флот крейсировал над Морбусом, сбрасывая бомбы на город, на остров, чтобы остановить продвижение массы, грозящей поглотить мир. Джон Картер не желал улетать, пока не станет ясно, что угроза миновала окончательно. Наконец, корабли повернули к Гелиуму По пути мы сделали единственную остановку, чтобы высадить Ган Хада в Туноле.
Когда большие башни Двойного Города показались на горизонте, Джанай и я стояли на палубе.
— Скажи мне, — спросил я, — почему ты спросила, как погиб Тиата-ов? Ты же сама прекрасно знала.
— Глупыш! — рассмеялась она. — Тор-дур-бар, Тун Ган и я были единственными, кто остались живы в том бою и вернулись с флотом в Морбус. И из этих троих ты мог видеть только Тор-дур-бара до того, как встретился со мною. И раз ты ответил мне верно, значит, мозг Тор-дур-бара пересажен в твой череп. Это все, что я хотела узнать. Ведь я знаю, какой благородный человек был Тор-дур-бар, и мне все равно, чей мозг в твоей голове, Вор Дай. Если ты не хочешь говорить, я никогда сама не спрошу. Но я подозревала, что в голове Тор-дур-бара был твой мозг. Это было сделано для того, чтобы легче защитить меня от посягательств Эймада.
— Да, это был мой мозг.
— Был, — рассмеялась она. — Теперь он мой.
Конец девятой книги
Трудно сказать, почему иногда у людей возникает острое желание побыть одному. Я люблю общество. Я люблю быть с семьей, с друзьями, со своими солдатами — и, возможно, потому, что я так люблю общество, временами мне просто необходимо одиночество. В такие времена я могу спокойно обдумать дела государственной важности. Я — человек и в своей жизни делаю много ошибок. Оставшись один, я могу разобраться в них и решить, как избавиться от их последствий.
Когда я ощущал непреодолимую тягу к одиночеству, я брал одноместный флайер и улетал в долины давно высохшего моря или в другие необитаемые места умирающей планеты. Там я действительно был в одиночестве. На Марсе много таких мест, где не ступала нога человека или о которых знают только зеленые гиганты — кочевники окраинных пустынь.
Иногда я целые недели проводил там в одиночестве.
Я побывал и в Затерянном Море Корус, и в Золотой Долине, и в обледенелом Окаре… И все же многие районы Барсума я не посещал, хотя это и не удивительно: поверхность Марса на восемь миллионов квадратных миль больше поверхности Земли, На Барсуме нет больших водоемов. Самый большой океан Барсума находится под землей. Я думаю, вы согласитесь, что шестьдесят пять миллионов квадратных миль — достаточно большая территория, чтобы исследовать ее досконально.
В тот раз, о котором я собираюсь рассказать вам, я полетел на северо-запад от Гелиума, расположенного в восьмидесяти градусах от экватора. Экватор я пересек в точке на тысячу шестьсот миль восточнее Экзума, барсумского Гринвича. К северу и западу от него простирались совершенно неисследованные области, и там я надеялся найти абсолютное одиночество.
Я установил компас по направлению к Хорцу, большому опустевшему городу древней барсумской цивилизации, и полетел со скоростью семьдесят пять миль в час на высоте от 500 до 1000 футов. На северо-западе от Торскаса я заметил зеленых людей и был вынужден подняться гораздо выше, поскольку они обстреляли мой флайер. На выстрелы я не отвечал, так как стычка не входила в мои планы. Затем я пролетел над плодородными землями, орошаемыми каналами, которые наполнялись драгоценной влагой при ежегодном таянии полярных льдов. После этого передо мной снова открылась пустыня, где я не видел никаких признаков жизни: она простиралась на пять тысяч миль между Гелиумом и Хорцем.
Меня всегда охватывала печаль, когда я смотрел вниз, на этот умирающий мир. Там, внизу, когда-то перекатывались волны могучего океана, плавали огромные, гордые корабли — военные, торговые… Тогда молодой и воинственный Марс населяли десятки богатых и могущественных наций… Теперь же здесь простиралась дикая пустыня, погруженная в тоскливое молчание. И это молчание лишь изредка нарушалось радостным воплем убийцы и пронзительным вскриком его жертвы.
Ночами я спал, не забыв убедиться в правильности курса и скорректировав высоту полета до тысячи футов — не над уровнем моря, а над землей, где пролетал мой флайер. Таким образом я обезопасил себя от столкновения с высокими горными хребтами.
На третий день полета я заметил вдали башни древнего Хорца. Древнейшая часть города была расположена на обширном плато. Более новая, но тоже насчитывавшая множество тысячелетий, террасами спускалась к морю, как бы пытаясь догнать его…
Море, на берегах которого возвышался прекрасный город, постепенно пересыхало. Самые последние постройки древней умирающей расы теперь уже разрушились, но старые, обветшалые башни по-прежнему горделиво высились на плато. Они хранили величие исчезнувшей расы белокожих светловолосых людей.
Меня всегда интересовали мертвые города древнего Марса. Об их жителях было мало что известно, рассказы о них сохранились только в легендах и преданиях, да еще настенные надписи, сильно пострадавшие от времени, непогоды и разрушительных нашествий зеленых орд, проливали свет на их прошлое.
Древние зодчие строили не на годы — они строили навечно.
Тайны их мастерства были утрачены, потеряны секреты вечно живых красок, но великие произведения строительного искусства продолжали жить и сейчас. Через тысячи лет после того, как умерли последние наследники величия античной расы, эти башни угрюмо стояли на поверхности мертвой остывающей планеты. Печальная это была картина.
Наконец мой флайер завис над Хорцем. Я много лет обещал себе прилететь сюда, так как Хорц был самым старым и самым большим из всех мертвых городов Марса. Вода создала его. Замечают ли люди Земли воду, которую они имеют в таком невероятном изобилии? А вдруг произойдет непредвиденное: враги прицельным бомбометанием уничтожат Кротонскую дамбу и Катскидскую водную систему снабжения? Тогда Нью-Йорк — величайший город мира — останется без воды. Все шоссе, ведущие из города, заполнятся беженцами, и этот гигантский город надолго прекратит свое существование.
Когда мой флайер лениво парил над мертвым городом, я неожиданно заметил внизу движущиеся фигуры. Так значит Хорц не полностью мертв? Любопытство заставило меня спуститься ниже, и то, что я разглядел, как-то сразу развеяло желание побыть в одиночестве: по улице с полдесятка свирепых зеленых воинов гнали одного краснокожего человека.
Я не искал приключений — они нашли меня, ведь ни один уважающий себя человек не бросит собрата в беде… Я нашел место, где мог бы приземлиться: на ближайшей городской площади. А затем, молясь, чтобы зеленые, занятые своим пленником, не заметили моего приближения, быстро и бесшумно пошел на посадку.
К счастью, я приземлил флайер незамеченным, скрывшись за огромной башней, которая возвышалась перед площадью, выбранной мною для посадки. Выглянув из-за каменной кладки этого строения, я увидел, что красный человек отбивается от зеленых воинов, вооруженных длинными мечами. Однако, несмотря на все его отчаянные усилия, жизнь его висела на волоске. Я от всей души надеялся, что он продержится до моего появления, после чего ему на помощь придет самый искусный меч Барсума, обагренный кровью тысяч врагов.
Я решительно устремился ему на помощь, но внезапно передо мной встала стена высотой футов в двадцать. Сквозь узкие смотровые щели я быстро окинул взглядом возникшее препятствие и понял, что здесь где-то должен быть проход, однако, пока я искал бы его, этот человек был бы уже мертв.
Металлический звон мечей, тяжелое дыхание, угрожающие крики сражающихся доносились до меня. Я слышал, что зеленые требуют от своего противника сдаться в плен, к мог разобрать его презрительные ответы. Мне импонировало то, как он говорил перед лицом неминуемой смерти.
Я прекрасно знал зеленых: они непременно постараются взять краснокожего в плен. Пытки доставляли им огромное удовольствие, гораздо большее, чем просто убийство. Мне нужно было действовать быстро и решительно.
Я огляделся. У меня оставался один способ помочь красному человеку. Нужно было вспрыгнуть на вершину стены, сориентироваться по обстановке и, если возможно, спуститься вниз, чтобы вступить в схватку с зелеными.
Прыгнуть на двадцать футов на Марсе для меня, земного человека с огромной физической силой — это пустяки. Но на этот раз я немного не рассчитал свои силы. После короткого разбега я взлетел в воздух. Однако вместо того, чтобы оказаться на стене, я перелетел через нее и попал в самую гущу смертельной схватки. Однако все были так захвачены боем, что не заметили меня.
Красный человек находился в трудном положении. Его плотно зажали в тиски. Было ясно, что зеленые уже отказались от мысли захватить его в плен и старались убить. Один из них уже готов был всадить в него меч, но благодаря счастливой случайности, я приземлился прямо на спину этого воина. Мой меч вошел в противника возле левого плеча, пронзил его сердце и, еще до того, как зеленый рухнул на мостовую, я уперся ногами в его плечи и выдернул лезвие из его тела.
На какое-то мгновение мое неожиданное появление повергло всех в смятение. Я одним прыжком занял место рядом с красным воином, повернувшись лицом к зеленокожим противникам. Алая кровь одного из врагов капала с моего плеча.
Красный воин бросил быстрый взгляд на меня, но зеленые уже устремились вперед, и времени для объяснения у меня не было. Мощный удар обрушился на меня, но я уклонился. В то же мгновение ударил и я, со всей силой и мощью. Мое оружие, острое, как бритва, рассекло противника пополам.
— Прекрасно! — воскликнул красный воин, снова бросив на меня взгляд.
Краем глаза я мельком посмотрел на своего соратника и оценил его искусство. Я был горд, что мне выпала честь сражаться рядом с таким великолепным и умелым воином. Теперь число наших противников уменьшилось до трех. Они отступили назад и опустили мечи. Им требовался отдых. Мне отдых был не нужен, и я готов был ринуться на них, но посмотрел на своего союзника и понял, что он совсем выдохся.
Поближе рассмотрев его, я ахнул: это был не красный человек, а белый, каких я никогда раньше не встречал. Кожа его была бронзовой от загара, как и моя, и это ввело меня в заблуждение. Но теперь я был уверен, что в этом человеке не было ничего общего с красными марсианами. Его одежда, оружие — все было непохоже на то, которое я до сих пор видел на Марсе.
Головной убор его состоял из кожаных лент, на которых можно было разобрать письмена, и они сверкали драгоценными камнями. На передней части ленты, между глаз, красовалась золотая пластинка в форме острия копья, направленного вверх. Из-под лент выбивались пряди светлых волос — самое удивительное, что можно было увидеть на Марсе. Сначала я решил, что он выходец из далеких полярных южных стран. Но затем я отверг эту мысль, когда увидел, что волосы — его собственные. Южане, их еще называли тарам, носили рыжие парики.
Кроме того, я обратил внимание, что он странно красив, даже прекрасен, хотя это слово больше характеризует женскую красоту. Однако в нем не было ничего женского — сражался он великолепно и за словом в карман не лез, отвечая противникам на оскорбления. Мы, воины, позволяем иногда таким, не совсем приличным словам, срываться с наших губ.
Но вот передышка кончилась, и три оставшихся врага снова бросились на нас. Сегодня я сражался, вероятно, как обычно, но мне казалось, что я превзошел себя. Это не потому, что я хочу преувеличить свое мастерство. Мой меч всегда наносит удар туда, куда надо, и в тот момент, когда необходимо. Думаю, что не последнюю роль в моих победах играл психологический фактор.
Я и мой союзник одновременно покончили с двумя зелеными, оставшийся в живых пустился бежать.
— Нельзя упустить его! — крикнул мой партнер и бросился вдогонку, преследуя врага.
Но кто может откликнуться на его зов в этом мертвом и пустынном городе? Почему он зовет на помощь, когда последний враг улепетывает в панике? Я был озадачен, но раз уж ввязался в это дело, то должен был довести его до конца, поэтому тоже бросился в погоню за зеленым.
Тот торопливо перебежал площадь, на которой происходила схватка, и выскочил на широкую улицу. Я был ближе к нему, чем незнакомый воин, так как бежал гораздо быстрее. Вылетев на улицу вслед за беглецом, я увидел, что он подбежал к одному из тотов, ожидавших здесь. И тут из одного из зданий выбежала толпа желтоволосых и белокожих воинов, одетых так же, как мой странный союзник, и вооруженных луками и стрелами. Они немедленно открыли беспорядочную стрельбу по скачущему врагу, но вскоре он оказался на таком расстоянии, что стрелы уже не могли причинить ему вреда.
Дух приключений так силен во мне, что я часто подчиняюсь ему вопреки требованиям здравого смысла. Все это было не моим делом, я уже сделал все, что мог, и даже больше. Но, тем не менее, я вскочил на одного из тотов и бросился в погоню за зеленым воином.
На Марсе существуют два типа тотов: небольшие смирные животные, которых красные марсиане используют для хозяйственных работ, и огромные свирепые, почти не управляемые животные — эти нужны зеленым воинам только во время войны. Они достигают высоты в десять футов; у них четыре ноги с каждой стороны и плоский хвост, но не сужающийся, как у многих животных, а расширяющийся. Тоты держат хвост вытянутым во время бега. Огромная пасть тота как бы делит его голову пополам до самой шеи. Тела у них окрашены на спине в темные цвета, но животы белые. Ноги в верхней части темные, а в нижней — желтые.
Тоты — самые злобные существа из всех, каких я знаю. Они постоянно дерутся между собой и всегда сопротивляются всадникам. Горе тому, кто потеряет контроль над этим животным. Но, как это ни парадоксально, зеленые ездят на них безо всяких поводьев. К счастью, много лет назад я обучился этому.
Зверь, на котором я скакал, был сущий дьявол. Я ему очень не понравился, возможно, из-за запаха. Он попытался сбросить меня, а затем, когда ему это не удалось, стал запрокидывать назад голову, стараясь схватить меня.
Должен сказать, что существует два способа подчинения тотов. Когда-то я заслужил одобрение зеленых тем, что на глазах зеленых тарков подчинял тотов терпением и лаской. Но в настоящий момент времени на это у меня не было, и я с силой ударил тота мечом по голове. Разумеется, плашмя. И так я бил его до тех пор, пока не понял, что он готов смириться. После этого я отдал животному телепатический приказ, и он понесся вперед с огромной скоростью. Это был самый быстрый тот, на котором я когда-либо ездил. Поэтому расстояние между мною и беглецом стремительно сокращалось.
На краю плато, где был построен старый город, беглец остановил своего тота, развернулся и приготовился к бою. И тут мне довелось оценить необычный ум своего животного; без всяких указаний с моей стороны он моментально занял именно то положение, которое приносило мне в поединке наибольшую выгоду. Затем он неожиданно бросился вперед и вцепился мощными челюстями в горло животного, принадлежавшего моему противнику, одновременно нанося удары ногами.
Я пронзил мечом своего противника и оставил его лежать там, где он упал. Развернувшись, я поехал обратно, чтобы получить одобрение и благодарность моих новых друзей.
Они ждали меня на площади, которая когда-то была рынком древнего города. Их было человек сто, и все они были печальны. Когда я спешился, они окружили меня.
— Зеленый человек бежал? — спросил один из них, который, судя по украшениям, был их вождем.
— Нет, — ответил я, — он мертв.
Раздался вздох облегчения. Я не мог понять, чему они так рады, ведь убит всего лишь один зеленый воин.
Они сердечно благодарили меня, но все равно оставались грустными. Внезапно я понял, что они не друзья мне (это пришло ко мне интуитивно), но было поздно. Они так плотно окружили меня, что нельзя было поднять руки. Приказ предводителя — и я обезоружен.
— Что все это значит? — спросил я. — Я пришел на помощь вашему воину и спас его. За что мне такая благодарность? Отдайте мне оружие и отпустите.
— Мне очень жаль, — ответил вождь, — но иначе мы не можем поступать. Ная Дан Чи, которому ты пришел на помощь, умолял отпустить тебя, однако это против законов Хорца. Я должен доставить тебя к Хо Рая Киму, великому джеддаку Хорца. Мы будем просить за тебя, но думаю, наша просьба не будет удовлетворена. Ты будешь убит. Безопасность Хорца важнее, чем жизнь одного человека.
— Я не угрожаю безопасности Хорца. Что мне до этого мертвого города, который не играет никакой роли в нынешнем мире и не угрожает империи Гелиум. Я служу джеддаку империи Тардосу Морсу.
— Прости меня, — сказал Ная Дан Чи, который протолкался ко мне сквозь кольцо воинов. — Я кричал тебе, чтобы ты не возвращался. Но ты, вероятно, не слышал меня. Если мне за это придется умереть, то я умру гордо. Я пытался уговорить Ла Соя Вена, командира утана, чтобы он отпустил тебя, но не смог. Я буду защищать тебя перед Хо Рая Кимом, но, боюсь, что это бесполезно.
— Идем, — приказал Ла Соя Вен. — Мы и так потеряли много времени. Пленника нужно представить джеддаку. Кстати, как твое имя?
— Я Джон Картер, принц Гелиума, Военачальник Барсума.
— Высокий титул, но я никогда не слышал о Гелиуме.
— Если со мной что-нибудь случится, ты услышишь о нем.
Меня повели по все еще величественным улицам мимо все еще прекрасных, несмотря на разрушения, зданий. Я никогда не видел такой изысканной архитектуры. Я не знаю, насколько древними были эти сооружения, однако я слышал, что раса светлокожих желтоволосых людей существовала здесь миллионы лет назад. Невероятно, что их творения до сих пор существуют. Но на Марсе многое кажется невероятным нам, людям Земли.
Наконец мы остановились перед входом в колоссальное, похожее на крепость здание. Другого входа, кроме этих небольших ворот, похоже не было. С галереи, находившейся в восьмидесяти футах над землей, нас окликнул часовой.
— Кто идет? — потребовал он ответа, хотя явно видел кто перед ним.
— Ла Соя Вен, командир первого утана гвардии джеддака, — ответил Ла Соя Вен. — Со мной пленник.
Часовой ответил в замешательстве:
— Мне приказано чужих сюда не пускать, а убивать на месте.
— Вызови начальника охраны, — рявкнул Ла Соя Вен, и тут же появился офицер.
— В чем дело? — хмуро спросил он. — Ни один пленник не может войти в Хорц. Вы знаете законы.
— Но это особый случай, — заявил Ла Соя Вен. — Я должен представить его джеддаку. Открой ворота.
— Только по приказу самого Хо Рая Кима…
— Тогда сходи к нему, — ответил Ла Соя Вен. — Скажи, что я очень прошу принять пленника. Это не обычный пленник.
Офицер исчез и вскоре, минут через пятнадцать, вернулся. Маленькие ворота распахнулись перед нами, и мы вошли, сопровождаемые офицером охраны.
— Джеддак примет вас, — произнес он.
Цитадель оказалась огромным городом, расположенным внутри древнего Хорца. Он выглядел совершенно неприступным, разве что атака с воздуха могла достичь цели. Вокруг тянулись прекрасные улицы с прекрасными домами, садами, магазинами. Меня вели к дворцу, и по пути я постоянно наталкивался на любопытные взгляды прохожих. А вот и великолепный дворец Хо Рая Кима. По обеим сторонам входа стояли часовые. Но их присутствие скорее формально, чем необходимо. Кто может угрожать здесь джеддаку?
В приемной мы прождали несколько минут, а затем нас повели по длинному коридору в комнату, где за столом сидел человек. Это и был Хо Рая Ким, джеддак Хорца.
Я чувствовал, что его глаза оценивающе оглядывают меня, пока я шагал к столу. Глаза его были ласковыми, но что-то в их выражении заставляло насторожиться. Затем он перевел взгляд на Ла Соя Вена и заговорил с ним.
— Это крайне необычно, — произнес он спокойным, хорошо смодулированным голосом. — Ты знаешь, что хорциане умирают за меньшее?
— Знаю, мой джеддак, — ответил командир. — Но дело непростое.
— Объясни, — потребовал джеддак.
— Позволь мне объяснить, — прервал его Ная Дан Чи. — На мне лежит ответственность за все. Я настоял на том, чтобы Ла Соя Вен привел его.
Джеддак кивнул.
— Говори ты.
Я не мог понять, почему они устраивают такой шум из-за пленника и почему хорцанцы умирают из-за меньшего. В Гелиуме пленный воин получил бы поддержку, как и пленивший его боец. А если бы воин привел самого Джона Картера, Великого Воина Марса, он мог бы получить высокий титул.
— Мой джеддак, — начал Ная Дан Чи, — когда я сражался с шестью зелеными воинами, этот человек, который назвался Джоном Картером, пришел ко мне на помощь. Откуда он появился, я не знаю. Единственное, что я знаю, это то, что когда я вел безнадежный бой с шестью врагами, рядом со мной появился лучший фехтовальщик, которого я когда-либо встречал. Только потому, что он появился вовремя, я остался жив и последний из шести зеленых убийц лежит на дне мертвого моря. Он убежал и скрылся бы, если бы Джон Картер не вскочил на тота и не догнал его. Картер мог бы уехать, но он вернулся. Он дрался за воина Хорца, он доверился людям Хорца. Неужели мы обречем его на смерть?
Ная Дан Чи замолчал, и Хо Рая Ким посмотрел на меня своими голубыми глазами.
— Джон Картер, своими действиями ты заслужил уважение и симпатию всех жителей Хорца. Ты заслужил благодарность джеддака, — он помолчал, — но если я расскажу тебе нашу историю, ты поймешь, почему я должен приговорить тебя к смерти.
Он снова сделал паузу, погрузившись в размышления.
Я тоже задумался, но по другим причинам. Та легкость, с которой Хо Рая Ким вынес мне смертный приговор, поразила меня. Он был так дружелюбен, что казалось невозможным предположить в нем жестокость. В то же время стальной блеск в его глазах настораживал меня.
— Я уверен, — сказал я, — что история Хорца весьма интересна, но сейчас меня больше интересует другое. Меня интересует, почему я должен умереть за то, что пришел на помощь воину Хорца?
— Это я объясню, — ответил джеддак.
— Но это потребует много труда, ваше величество, — ответил я.
Он не обратил внимания на мою реплику и продолжал:
— Жители Хорца — это единственные потомки расы, которая когда-то доминировала на Барсуме. Раса ореваров. Миллионы лет назад наши корабли бороздили все пять великих океанов. Хорц был не просто столицей великой империи — это был центр культуры, образованности, это была столица самой величественной расы, когда-либо населявшей этот мир. Наша империя простиралась от полюса до полюса. На Барсуме жили представители и других рас, но они находились на более низком уровне, и мы считали их низшими существами. Впрочем, так оно и было. Оревары владели Барсумом, который был разделен между несколькими джеддаками. Тогда жили счастливые, довольные и преуспевающие люди. Они редко враждовали друг с другом. Хорц тысячелетиями наслаждался миром.
Барсум достиг высшей точки совершенства, когда впервые на него упала тень катастрофы. Моря стали пересыхать, атмосфера стала более сухой и разреженной. Случилось то, что давно предсказывала наука, — мир начал дряхлеть и умирать.
Долго наши города пытались «следовать» за пересыхающими морями. Реки, каналы, водохранилища — все постепенно исчезло. Процветающие ранее морские порты превратились в захудалые провинциальные городишки. Пришел голод. Изголодавшиеся люди нападали на тех, у кого еще оставалась еда. Орды зеленых кочевников разорили все сельскохозяйственные фермы.
Воздух стал настолько сухим, что трудно было дышать. Выживали наиболее сильные и выносливые, наиболее приспособленные — зеленые, красные, некоторые из варваров. Жизнь превратилась в непрерывную жестокую борьбу за выживание.
Зеленые люди охотились за нами, как за дикими зверями. Они не давали нам передышки и не знали пощады. Нас осталось мало. Хорц оставался нашей последней надеждой, нашим единственным убежищем. Чтобы выжить, нам нужно скрыть от всего мира, что мы все еще существуем. Многие сотни лет мы убивали каждого, кто видел оревара.
— Теперь ты понимаешь, — резюмировал рассказчик, — что, хотя мы очень сожалеем, тебе придется умереть.
— Я могу понять, произнес я, — что вам необходимо убивать врагов, но я не вижу причин, зачем вам уничтожать друзей. Однако вам решать…
— Все уже решено, мой друг. Ты должен умереть.
— Подожди, джеддак, — воскликнул Ная Дан Чи. — Прежде, чем ты произнесешь свой приговор, рассмотри такое предложение: если он останется в Хорде навсегда, то не сможет никому рассказать о жизни в городе. Разреши ему жить, но в стенах нашей цитадели!
Все присутствующие одобрительно закивали, и я увидел, что быстрые глаза джеддака заметили это. Он откашлялся:
— Над этим предложением стоит подумать. Я отложу свое решение до завтра. Соглашаюсь на отсрочку только из любви к тебе, Ная Дан Чи. Но ты несешь ответственность за то, что этот человек появился здесь, и разделишь с ним его судьбу, какова бы она ни была.
Ная Дан Чи был, несомненно, удивлен, но перенес удар мужественно.
— Я буду считать за честь разделить свою судьбу с судьбой Джона Картера, Военачальника Барсума.
— Неплохо сказано, Ная Дан Чи! — воскликнул джеддак. — Мое восхищение тобой увеличивается тем больше, чем больше я сожалею о том, что почти наверняка завтра ты умрешь.
Ная Дан Чи поклонился:
— Благодарю, ваше величество, за участие. Память об этом скрасит мои последние часы.
Джеддак посмотрел на Ла Соя Вена и задержал на его лице свой взгляд в течение целой минуты. Я мог бы поставить десять против одного, что Хо Рая Ким собирается приговорить Ла Соя Вена к смерти. Я думаю, что Ла Соя Вен подумал о том же, так как он явно забеспокоился.
— Ла Соя Вен, — произнес джеддак, — ты проводишь этих двоих в подземную тюрьму и оставишь их там на ночь. Смотри, чтобы у них были пища и все удобства, так как они мои почетные гости.
— Но подвал… ваше величество! — воскликнул Ла Соя Вен. — На моей памяти он еще никогда не использовался. Я даже не знаю, найду ли я вход в подземелье!
— Да, да… — задумчиво проговорил Хо Рая Ким. — Даже если ты и найдешь вход туда, там наверняка грязно, сыро, холодно… Может быть, милосерднее убить Джона Картера и Ная Дан Чи прямо сейчас?
— Подождите, ваше величество, — сказал Ная Дан Чи. — Я, знаю вход в подвальные помещения. Я бывал там. Там можно быстро навести порядок. Я не хочу, чтобы вам пришлось изменять свои решения и подвергать себя глубочайшему горю по поводу безвременной кончины Джона Картера и моей персоны. Идем, Ла Соя Вен, я укажу путь в подземелья Хорца!
Мне повезло, что Ная Дан Чи оказался скор на язык. Прежде чем Хо Рая Ким успел что-то возразить, мы уже покинули комнату для приемов и двинулись в подвалы Хорца. Я был рад, что убрался подальше с глаз этого ласкового глубокомысленного тирана. Кто знает, какие новые соображения пришли бы ему в голову.
Вход в подземелье Хорца оказался в маленьком домике без окон, расположенном возле тыльной стены цитадели. Дверь в подвалы была заперта, и насквозь проржавевшая петля зловеще завизжала, когда два дюжих воина начали открывать дверь.
— Там темно, — сказал Ная Дан Чи. — Мы сломаем себе шеи без света.
Мы сделали несколько шагов по направлению к лестнице. Ла Соя Вен был добрым человеком. Он послал одного из воинов за факелом и, когда тот вернулся, Ная Дан Чи и я вошли в угрюмую пещеру.
Приблизившись к лестнице, которая вела в Отигиевую тьму, Ла Соя Вен крикнул:
— Подождите, а где ключи от двери?
— Хранитель ключей известен только какому-нибудь умершему джеддаку, — ответил Ная Дан Чи, — а я такого не знаю.
— Но как мне запереть двери?
— Джеддак не говорил тебе запирать дверь. Он сказал, чтобы ты отвел нас в подвал и оставил на ночь, я прекрасно помню его слова.
Ла Соя Вен задумался, а затем нашел выход:
— Выходите, — сказал он. — Я отведу вас к джеддаку и скажу, что ключей нет. Пусть он сам решает, как быть.
— И ты знаешь, что он решит? — спросил Ная Дан Чи.
— Что?
— Он прикажет сразу убить нас. Не обрекай нас на немедленную смерть, Ла Соя Вен. Оставь часовых у дверей и прикажи убить нас, если мы попытаемся бежать.
Ла Соя Вен подумал и, наконец, кивнул в знак согласия:
— Превосходная мысль, — сказал он и приказал двум воинам остаться у двери, а сам, пожелав нам доброй ночи, ушел.
Я никогда не видел таких обходительных людей, как оревары. Можно было с удовольствием дать им перерезать себе горло — до того вежливо они это сделают. Однако со своими исконными врагами, зелеными, они вели себя совсем иначе: никакой обходительности, вежливости — только ненависть и беспощадность.
Тем не менее, подвалы Хорца вовсе не были приятным местом. Столетняя пыль покрывала лестницу. Ее ступени привели нас в узкий коридор с дверями по обеим сторонам, такой длинный, что свет факелов не достигал его конца. Я предположил, что это и есть камеры, в которых джеддаки держали своих врагов, и спросил об этом Ная Дан Чи.
— Возможно, — ответил он. — Хотя наши джеддаки не пользуются ими.
— Разве у них нет врагов?
— Конечно, есть, но они считают, что очень жестоко заточать сюда людей. Лучше ликвидировать их сразу же, как только станет ясно, что они враги.
— Тогда для чего эти подземелья?
— О, они построены миллионы лет назад, когда город только начинал строиться.
Я заглянул в одну из камер. Истлевший скелет лежал на полу. Рядом валялась железная цепь, которой скелет был прикован когда-то к каменной стене. В следующей камере были три скелета, рядом с ними лежали шкатулки. Когда Ная Дан Чи приподнял крышку одной из них, он не сумел сдержать возглас изумления и восхищения. Небольшой резной ящичек был полон драгоценностей потрясающей красоты — это были образцы древнего ювелирного искусства.
Открывшееся перед нами ослепительное зрелище тем не менее навевало печаль: ведь драгоценности украшали прекрасных женщин и отважных мужчин, о которых не сохранилось даже воспоминаний.
Мои мысли были прерваны каким-то шорохом, раздавшимся позади меня. Я обернулся — и моя рука инстинктивно потянулась к поясу, где должна находиться рукоять меча. Готовый броситься на меня, злобно сверкая глазами, за спиной притаился самый большой ульсио, какого я когда-либо видел.
Это были многоногие, мерзкие, совершенно безволосые существа. Их глаза, маленькие и близко посаженные, полностью прятались в складках кожи; пасть усеивали острые зубы. Та тварь, которая бросилась на меня, была размером с пуму, но в десять раз более злобной.
Завязался самый настоящий бой. Ная Дан Чи отрубил две из шести ног зверя, отсек ухо, поразил его в живот — и только после этого ульсио рухнул на пол камеры. Ная Дан Чи посмотрел на меня и улыбнулся. Он огляделся вокруг в поисках того, обо что он мог бы вытереть свой меч, с которого капала кровь. Я поднял крышку другой шкатулки.
Шкатулка была около семи футов длиной, двух с половиной шириной и двух глубиной. Это напоминало самый настоящий гроб; и в нем в самом деле лежал труп человека. Одежда его была украшена драгоценностями. Вероятно, когда-то это был красивый мужчина. И он на удивление хорошо сохранился.
— Это вы захоронили его здесь? — спросил я.
Ная Дан Чи отрицательно покачал головой.
— Нет, — ответил он. — По всей видимости, он лежит здесь уже миллионы лет.
— Не может быть! — воскликнул я. — Он бы высох полностью и превратился в прах.
— Я не знаю точно, — ответил Ная Дан Чи, — древние знали много такого, что теперь не знает никто. Существует легенда о знаменитом бальзамировщике Ли Ум Ло. Говорят, что его искусство было так совершенно, что даже умерший начинал сомневаться, что он умер. Бывали случаи, когда мертвое тело вставало во время погребальной церемонии. Этому мастеру отрубили голову за то, что умершая джеддара не поняла, что она уже мертва, и прошла прямо в спальню джеддака, где тот занимался любовью с новой, молодой женой.
— Очень любопытная история, — заметил я, смеясь. — Надеюсь, что этот парень понимает, что он уже скончался. Я намереваюсь разоружить его. Вряд ли он думал миллион лет назад, что его оружие понадобится Военачальнику Барсума.
Ная Дан Чи помог мне приподнять труп и снять с него оружие. Мы оба были удивлены живой теплотой казалось бы мертвого тела и мягкой упругостью его плоти.
— А не может ли быть так, что мы ошибаемся? — спросил я. — Может, он вовсе не умер?
Ная Дан Чи пожал плечами:
— Искусство древних недоступно людям нашего времени.
— Вполне возможно, — сказал я. — Но сейчас речь не об этом. Ты не думаешь, что этот парень жив?
— Его лицо покрыто пылью, — ответил Ная Дан Чи, — а в этих подвалах уже целые тысячелетия никто не бывал. Он должен быть мертвым.
Я согласился с его мнением и, без дальнейших слов и сомнений, надел на себя перевязь с мечом. После этого я осмотрел меч и кинжал. Прекрасная сталь! Взявшись за рукоятку, я вновь почувствовал себя человеком и мужчиной. Все-таки мужчина без оружия — это не человек. Он не может ни отбить нападения, ни защитить себя. Каждый должен иметь оружие.
Мы вновь вышли в коридор. Где-то промелькнул свет и погас через мгновение.
— Ты видел? — обратился я к Ная Дан Чи.
— Видел, — ответил он, и голос его выдал тревогу. — Видел. Но там не должно быть света. Там нет людей…
Мы долго стояли, всматриваясь в даль коридора. Однако вспышек света больше не последовало. Зато по подземелью разнеслись гулкие раскаты зловещего хохота…
Ная Дан Чи в недоумении посмотрел на меня:
— Что это может быть?
— Мне показалось, что это хохот.
Он кивнул:
— Да, но кто может смеяться там, где никто не должен смеяться?
Ная Дан Чин был в замешательстве.
— Может быть, ульсио Хорца научились смеяться? — предположил я.
Мой друг игнорировал мое легкомысленное замечание.
— Мы видели свет и слышали хохот, — задумчиво произнес он. — О чем тебе это говорит?
— О том, о чем и тебе. Видимо, в подземельях есть еще кто-то, кроме нас.
— Я не понимаю, как это могло случиться?!
— Идем, посмотрим, — пожал я плечами.
С обнаженными мечами мы осторожно двинулись вперед. Мы не знали, кто там находится и каковы его намерения. Кроме того, в любой момент из тьмы мог выскочить ульсио и впиться в горло.
Коридор сначала вел прямо, затем стал поворачивать. От него отходило множество боковых проходов. Но мы шагали по тому, который нам казался главным. Больше мы не видели мельканий света и не слышали хохота. Вокруг стояла мертвая тишина.
— Дальше идти бессмысленно, — сказал Ная Дан Чи. — Нужно вернуться назад.
Однако у меня не было намерения возвращаться в склеп, где меня поджидала смерть. Я был уверен, что свет и смех означают присутствие человека в подземных катакомбах. Если жители Хорца не знают свои подвалы и тех, кто в них обитает, в эти подземные переходы можно проникнуть из-за стен цитадели. А это открывало для меня путь спасения. И я предложил Ная Дан Чи отдохнуть и обсудить наши дальнейшие планы.
— Мы можем отдохнуть, — сказал он, — но обсуждать нечего. Наши планы… Наше будущее уже решено Хо Рая Кимом.
Мы вошли в одну из камер, в которой не было видно жутких останков прошлых трагедий, пристроили чадящий факел в стенной нише и сели на холодный каменный пол.
— Может, Хо Рая Ким и определил для тебя будущее, — начал я, — но я буду самостоятельно решать свои проблемы.
— И…?
— Я не собираюсь возвращаться туда, где меня убьют. Я хочу найти выход из этого лабиринта.
Ная Дан Чи покачал головой:
— Мне очень жаль, — сказал он, — но тебе придется вернуться и достойно встретить свою судьбу.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что я обязан доставить тебя обратно. Я не имею права выпускать чужих из Хорца.
— Значит, нам придется драться с тобой, Ная Дан Чи. Но мне вовсе не хочется убивать того, рядом с кем я сражался и кто восхитил меня своим мужеством и боевым искусством.
— Я чувствую то же самое, — сказал он. — Я не хочу убивать тебя, но ты должен понять: мне придется убить тебя, если ты по доброй воле не пойдешь со мной.
Я попытался переубедить его, однако он оставался твердым, как камень. Мы не пришли к общему мнению. Мне совсем не хотелось убивать Ная Дан Чи, но ничего другого мне не оставалось. Он был великолепным фехтовальщиком, но какие шансы у него были в схватке против лучшего фехтовальщика двух миров? Меня считали лучшим фехтовальщиком из всех, кто когда-либо брал в руки меч.
— Хорошо, — сказал я, — нам нет необходимости уничтожать друг друга прямо сейчас. Давай немного посидим и поговорим.
— Согласен.
— Как насчет того, чтобы перекинуться в джетан? — спросил я. — Это позволит нам неплохо провести время.
— Как же мы будем играть без доски и фигур?
Я открыл кожаную сумку, какую носят все марсиане, и достал оттуда прекрасную доску и набор фигур для джетана — подарок Деи Торис, моего несравненного друга. В моих руках находилось настоящее произведение искусства.
Каждая из фигурок — воины, Падвары, двары, пантаны, вожди — воспроизводила облик какого-нибудь из известных марсианских воинов. А одна из принцесс была великолепным миниатюрным портретом Тары из Гелиума, другая принцесса представляла собой изображение Ланы из Гатола.
Я очень гордился своим джетаном и всегда носил с собой сильное увеличительное стекло, чтобы иметь возможность рассматривать изящные фигурки в деталях. Я предложил увеличительное стекло Наю Дан Чи. Вскоре тот был полностью захвачен открывшимся перед ним зрелищем.
— Необычайно, — восхитился он. — Я никогда не видел ничего более прекрасного.
Одну фигурку он рассматривал дольше, чем остальные.
— Какое богатое воображение должен иметь художник, чтобы создать подобное. Ведь у него не было модели. Такая красота вообще немыслима в природе.
— Каждая из фигурок имеет своего прототипа, — возразил я.
— Возможно. Но только не эта. Я уверен, что женщины такой пленительной красоты просто не существует.
— О чем ты говоришь? — спросил я, и он подал мне фигурку. — Ах, эта?! Так это же Лана из Гатола, дочь Тары из Гелиума. А отец Тары — перед тобой. Она действительно существует, и эта фигурка очень похожа на нее. Но, разумеется, в этой статуэтке нет живости, шарма, которым обладает реальная Лана.
Он снова взял фигурку и стал рассматривать ее сквозь увеличительное стекло.
— Будем играть? — спросил я.
Он покачал головой.
— Это святотатство — играть фигурками с изображением богинь.
Я вернул доску и коробку с фигурками в сумку. Ная Дан Чи сидел молча. Пламя факела отбрасывало слабый свет на каменный пол.
Эти факелы Хорца представляли для меня загадку. Они имели цилиндрическую форму, внутри размещался центральный сердечник. Он и давал свет при горении. Причем изготовлен он был из какого-то материала, который горел, не сгорая. Таким образом, эти светильники были вечными. Но секрет их изготовления был навсегда потерян.
Прошло много времени прежде чем Ная Дан Чи снова заговорил. При этом он встал. Выглядел он утомленным и печальным.
— С этим нужно кончать, — произнес он и вытащил меч.
— Зачем нам драться? — спросил я. — Мы ведь друзья. Если я уйду, то дам тебе слово чести, что никто не услышит от меня ни слова о Хорце. Позволь мне уйти с миром. У меня нет желания убивать тебя. А еще лучше, идем со мной. Мир велик. В нем есть что посмотреть и кроме Хорца.
— Не искушай меня, — взмолился он. — Я и сам хочу уйти. Впервые в жизни у меня возникла потребность покинуть город, но я не могу сделать этого. Защищайся, Джон Картер!
Один из нас умрет, если ты не испытываешь желания идти со мной добровольно.
— Если я пойду, умрем мы оба, — сказал я. — Это же глупо, друг.
— Защищайся, — последовал его ответ.
Мне ничего не оставалось делать, как обнажить меч. Но как же мне этого не хотелось!..
Ная Дан Чи не был агрессивен, и на свою защиту он совершенно не обращал внимания. Я мог бы убить его в любой момент, когда мне этого захотелось бы. Почти сразу я понял, что он дарит мне свободу ценой собственной жизни, но я не мог принять его жертву.
Я отступил назад и опустил меч.
— Я не убийца, Ная Дан Чи, — сказал я. — Сражайся, будь мужчиной.
Он покачал головой.
— Я не могу убить тебя, — просто ответил он.
— Почему?
— Потому, что я идиот. В твоих венах течет та же кровь, которая дает жизнь ей. Я не могу пролить эту кровь. Это принесет ей горе.
— О ком ты говоришь?
— Я говорю о Лане из Гатола, самой прекрасной женщине в мире, женщине, которую я никогда не видел, но ради которой я бы с радостью отдал свою жизнь.
— Хорошо, — сказал я, — но я тоже не собираюсь убивать тебя, так что давай прекратим эту глупую дуэль.
Я вложил меч в ножны и Ная Дан Чи сделал то же самое.
— Что будем делать? — спросил он. — Я не могу позволить тебе бежать, с другой стороны, у меня нет морального права удерживать тебя. Я предатель своего племени. Значит, я должен убить себя.
У меня мелькнула мысль. Мы отправимся обратно, и где-нибудь поблизости от выхода из подземелья я свяжу его, заткну рот и затем уйду. Буду пытаться найти другой выход отсюда, не отягчая свою совесть изменой, а имя — позором.
— Тебе не нужно убивать себя, — сказал я. — Я отправлюсь с тобой, но предупреждаю, что как только мне представится возможность бежать, я воспользуюсь ею.
— Спасибо, — ответил он, — это честно с твоей стороны. Ты даешь мне шанс умереть достойно.
— Ты очень хочешь умереть?
— Конечно, нет. Я хочу жить. Особенно теперь. Если я останусь жив, то, быть может, когда-нибудь увижу Лану из Гатола.
— Почему бы тебе в таком случае не уйти со мной? Вместе мы выберемся отсюда. Мой флайер совсем недалеко от этого места, а до Гатола всего четыре тысячи хаадов.
Он отрицательно покачал головой:
— Искушение велико, но, увы, я не могу.
Мы зашагали обратно, туда, где нас ждал смертный приговор. Разумеется, я не имел намерения умирать, но шел из-за Ная Дан Чи. Это был человек чести, человек большого мужества.
Мы шли и шли, поднимая застарелую пыль на каменной кладке. Постепенно я проникался уверенностью, что мы идем не в том направлении. Если бы мы шли правильно, мы давно бы достигли места назначения. Я сказал об этом своему товарищу, и он согласился со мной. Мы свернули в другой коридор, и пошли вдоль него. Выхода, однако, не было.
— Боюсь, что мы заблудились, — уныло сказал Ная Дан Чи.
— А я уверен в этом, — улыбнулся я. Если мы заблудились и не сможем найти выход до полудня, Ная Дан Чи и я по древним законам варваров будем свободны. Это меня вполне устраивало.
Я не сводник. Но и мешать встрече мужчины и женщины я не собирался. Я верю в то, что природа сама разберется в хитросплетениях человеческих отношений. Если Ная Дан Чи влюбился в Лану и пожелает отправиться со мной в Гатол — ради бога. Я протестовал бы только в том случае, если бы он был человеком неблагородным или бесчестным. Он же принадлежал к древнейшей и культурнейшей расе Барсума.
Я не был уверен, что он добьется успеха. Лана была очень молода, но у ее ног уже лежали мечи сыновей самых знатных родов Барсума. Как и все женщины Марса, она хорошо знала себе цену. Ее нельзя было принудить выйти замуж за какого-нибудь знатного вельможу. Ее можно было уговорить выйти замуж в интересах фамилии, но если она не будет любить своего мужа, она никогда не ляжет с ним в одну постель. Я больше боялся за Ная Дан Чи, чем за Лану.
Мы снова попытались идти по другому коридору, но с тем же результатом. Входа в подвалы не было видно. Устав от ходьбы по пыльным и затхлым катакомбам, мы легли отдохнуть. Затем все началось снова. Увы, наши блуждания оказались бесполезными…
— Должно быть наступило утро, — заметил Ная Дан Чи.
— Ошибаешься, — сказал я, посмотрев на свой хронометр. — Уже почти полдень.
— Конечно, я не сказал «полдень», а использовал меры времени, принятые на Марсе: 3 зода 25 ксатов, что соответствовало двенадцати часам земного времени.
Раскатистый хохот внезапно раздался позади нас. Стремительно обернувшись, мы успели увидеть мелькнувший вдали свет, который тут же исчез.
— Зачем нам торопиться? — спросил я. — Мы сделали все, что смогли. И то, что мы не сумели найти обратный путь, не наша вина.
Ная Дан Чи кивнул:
— Да, торопиться нет смысла. Все равно мало надежды, что мы сможем выбраться отсюда.
Скорее всего, так оно и было.
— Второй раз мы слышим этот кошмарный смех и видим свет, — сказал мой товарищ. — Я думаю, нам следует выяснить, кто это. Может быть, он подскажет нам обратный путь.
— Я не возражаю, — сказал я. — Но сомневаюсь, что мы найдем здесь друга. Если, конечно, вообще найдем кого-нибудь.
— Странно, — произнес Ная Дан Чи. — Всю жизнь мы, жители Хорца, были уверены, что подземелья необитаемы. В эти подвалы за последние несколько сотен лет много раз спускались люди, чтобы исследовать их, но никто из ушедших никогда не возвращался. Я полагал, что они заблудились и умерли от голода. Может быть, они также наблюдали мелькание света во мраке и слышали смех?!
— Возможно! — ответил я.
Ная Дан Чи и я совершенно потеряли ощущение времени. Все настойчивее давал о себе знать голод. Мы достаточно долго проблуждали в каменных переходах без пищи и воды. Прошло чуть больше двух дней с тех пор, как мы оказались в катакомбах. Этот срок позволил нам сохранить силы. Еще дважды мы слышали смех и видели блики света. Смех! Я заставлял себя думать о том, что это был смех человека, — я не хотел сойти с ума.
— Мы должны разыскать его и выпить его кровь, — сказал Ная Дан Чи.
— Нет. Мы — люди, а не звери.
— Ты прав. Я теряю контроль над своими мыслями.
— Давай-ка подумаем, — произнес я. — Он всегда знает, где мы находимся, так как следит за светом факела. Предположим, что мы погасим наш светильник и тихонько пойдем вперед. Если он любопытен, то непременно захочет узнать, в чем дело. Мы будем прислушиваться и обязательно различим его шаги.
Ная Дан Чи согласился, признав, что план, предложенный мной, содержит рациональное зерно. Я думаю, что он все же не оставлял надежды напиться крови этого типа, у меня тоже иногда мелькали такие мысли. Если вы никогда не страдали от жажды и острого голода, то не судите нас слишком строго!
Мы погасили факел и тихо побрели туда, где в последний раз мелькнул свет. Мечи были наготове. Нас окружала кромешная тьма, и не было слышно ни звука. Мы двигались, стараясь идти бесшумно, осторожно ступая на каменный пол. Мы едва дышали.
И вот впереди мигнул свет. Мы замерли, прислушиваясь. Я разглядел фигуру — то ли человека, то ли какого-то иного существа. Я тронул своего молодого друга за плечо и шагнул вперед. Он направился следом.
Свет стал ярче. Теперь я мог разглядеть голову и плечи, высовывавшиеся из-за боковой двери. Все-таки, по всей видимости, это человек. Представляю, как он обескуражен нашим внезапным исчезновением! Он вошел в дверь, возле которой стоял, и было видно, как оттуда струится таинственный свет.
Мы подошли ближе. Здесь таился ответ на все вопросы, мучавшие нас в последнее время. Здесь мы должны были узнать, будет ли у нас вода и пища. Если перед нами человек, который может здесь существовать, и мы, скорее всего, получим и живительную влагу и пищу.
Мы тихо приблизились к двери. Руки крепко сжимали мечи. Я двигался впереди. У меня возникло ощущение, что если незнакомец почувствует наше приближение, то исчезнет. Этого не должно случиться. Мы должны увидеть его. Мы обязаны схватить его, заставить его дать нам воду и пищу.
Я шагнул в дверной проем и успел увидеть его. Тут же все погрузилось во тьму, раздался гулкий зловещий хохот. В правой руке я ощущал металл рукояти меча, который я взял у мертвого варвара. В левой руке у меня находился факел Хорца. Как только свет в камере исчез, я нажал кнопку в нижней части факела, и комнату залил свет.
Перед нами была огромная комната, заставленная мебелью. Диван, скамья, стол, книжный шкаф с книгами, древний марсианский камин, резервуар для воды. Впереди маячила фигура человека, которого теперь я мог разглядеть.
Я бросился к нему, приставил острие меча к сердцу. Я вовсе не хотел, чтобы он скрылся. Он затрясся и закричал, испугавшись за свою жизнь.
— Нам нужна вода. Вода и еда. Дай нам их, и твоя жизнь будет в безопасности!
— Берите сами, — выдохнул он. — Здесь есть все. Но скажите, кто вы и как оказались здесь, где никто не бывал вот уже на протяжении бесчисленного количества лет. Я ждал очень долго. Ждал, пока кто-нибудь придет. И вот пришли вы. Я приветствую вас. Мы будем большими друзьями. Вы останетесь со мной навсегда. Мне очень не достает компании.
И он дико расхохотался.
Все ясно. Передо мной дергался в истерическом припадке сумасшедший. Он и действовал как сумасшедший. Временами его речь становилась совершенно неразборчивой. Он произносил какие-то бессмысленные слова, снова хохотал — этот леденящий кровь смех до сих пор стоит у меня в ушах.
Вид у него было довольно необычный. Он был совершенно голый, если не считать кожаного ремня, на котором болтались меч и кинжал. Кожа его тела — тщедушного и изможденного — была сине-белесой, как у трупа. Слюнявый рот время от времени дергался и все время был полуоткрыт, обнажая желтые кривые зубы. Носа не было, видимо, он потерял его из-за какой-то болезни.
Я не сводил с него взгляда, пока Ная Дан Чи пил. Затем он дал мне возможность утолить жажду. Но судорожно дергающееся существо не обращало на нас внимания, разражаясь потоками бессмысленной речи. К тому же, жестикулировал он как древнеримский оратор.
Наконец он произнес связно:
— Вы кажетесь очень глупыми, но со временем поймете меня. А теперь насчет еды. Вы предпочитаете сырую ульсио или вам ее приготовить?
— Ульсио! — воскликнул юноша. — Ты питаешься ульсио?
— Большой деликатес, — подтвердил он.
— Больше ничего нет?
— Еще немного осталось от Ро Тая Бима, — ответило существо, — но он уже стал немного припахивать.
Ная Дан Чи посмотрел на меня.
— Я не голоден, — сказал я. — Идем, попытаемся выбраться отсюда.
Я повернулся к психу:
— Какой коридор ведет в город?
— Вам необходимо отдохнуть, — торопливо заговорил он. — А потом я покажу вам дорогу. Ложитесь на диван и поспите.
Я подумал и нашел предложение очень заманчивым. И я, и Ная Дан Чи чувствовали себя измотанными, и поэтому без лишних слов свалились на диван.
Старик присел с нами рядом.
— Вы очень устали, — монотонно зашепелявил он. — Вы устали и нуждаетесь в сне. Вы хотите спать. Скоро вы уснете, — бормотал старик. — Вы уснете и будете спать, спать… Долго спать, целые годы, как и все остальные. Вы проснетесь только тогда, когда я разбужу вас, или когда я умру. А я никогда не умру. Вы украли у Хор Кан Лана его оружие.
Он посмотрел на меня.
— Хор Кан Лан рассердится, когда проснется и обнаружит, что его обокрали. Но Хор Кан Лан не проснется. Он уснул так много лет назад, что я даже забыл, когда это произошло. Впрочем, какая разница, кто взял меч Хор Кан Лана? Все равно, никому не придется воспользоваться этим оружием…
Его одурманивающий голос действовал усыпляюще. Я чувствовал, что погружаюсь в сладкую дремоту. И вдруг я взглянул на Ная Дан Чи. Он уже спал. Внезапно смысл монотонных слов этого старикашки проник в мой сонный мозг. Он гипнотизировал меня, обрекая на смерть. Я попытался стряхнуть с себя летаргическую истому. Для этого пришлось привести в действие все свои силы. Ужас нашего положения удвоил их.
Мысль о том, что мне придется лежать здесь тысячелетиями, собирая пыль подземелья… или, может быть, быть съеденным этим желтозубым психопатом… Я собрал всю свою волю, чтобы разорвать стиснувшие меня гипнотические внушения. Я чувствовал, что дрожу с головы до ног. Получится ли у меня?
Старик, вероятно, понял, что я отчаянно борюсь с обволакивающим меня забытьем. Он тоже удвоил усилия, чтобы удержать меня в своей власти. Его голос и глаза почти физически действовали на мой разум. По его белесому лбу скатывались грязные капли пота, так велики были его усилия парализовать мой мозг, сделать его покорным… удастся ли ему это?
Я выиграл! Я знал, что выиграл! И старик тоже понял это. Я увидел, как он выхватил из ножен кинжал. Если ему не удалось удержать меня в подземелье в тисках мнимой смерти, он, несомненно, решил по-настоящему убить меня.
Он занес надо мной кинжал. Жуткие зрачки сумасшедшего смотрели прямо в мои глаза. Зловещий блеск делал их еще более страшными. И в последний момент я вырвался из тисков, сковавших мое тело. Я был свободен. Успев отбить удар, я вскочил на ноги, и длинный меч Хор Кан Лана был уже в моей руке.
Мерзкий старикашка резко отпрянул и закричал. Он звал на помощь там, где не могло быть помощи. Затем, опомнившись, он выхватил свой меч. К лицу ли мне, лучшему фехтовальщику всех времен и народов, скрещивать свое оружие вот с этим психопатом? Но затем я вспомнил, как гнусный старик хладнокровно планировал нашу смерть. И тогда моя решимость укрепилась. Это не дуэль. Я действовал как судья, как освободитель.
И я нанес удар. Хватило только одного выпада, чтобы голова сумасшедшего покатилась по каменным плитам подвалов Хорца. Я взглянул на Ная Дан Чи. Он уже проснулся, перекатился на спину и потянулся. Затем он сел, перевел взгляд заспанных глаз на тело старика и его голову, лежащую отдельно, после чего вопросительно уставился на меня.
— Что случилось?
Но я не успел ответить. Откуда-то раздались голоса, рокот многих голосов. Бесчисленные ящики, нагроможденные в помещении, где мы находились, стали открываться. Из ящиков, которые стояли придавленные наваленными сверху, тоже доносились крики. Из узких ящиков вылезали вооруженные мужчины, женщины. Все они позевывали, растерянно протирали глаза, недоуменно осматривались. Из темного коридора в наш зал входили другие люди, привлеченные светом.
— Что все это значит? — надменно спросил огромный мужчина в роскошных одеждах. — Кто притащил меня сюда? Кто вы?
Он возмущенно осматривался, отыскивая знакомые лица, в явном замешательстве.
— Может быть, я объясню, — предположил я. — Мы все находимся в подземельях Хорца. Я здесь несколько десятков часов, а вы все, если верить старому идиоту, который валяется на полу без головы, пробыли в подвалах долгие годы. Вы оказались заточенными в этом каменном мешке силой гипноза старого маразматика. И его смерть освободила вас.
Человек, к которому я обратился, посмотрел на голову старика.
— Ли Ум Ло! — воскликнул он. — Он послал за мной, просил прийти по важному делу. А ты убил его! Я еще разберусь с тобой — завтра. А сейчас я должен вернуться к своим гостям.
Все тело и лицо этого человека было покрыто пылью. Я понял, что он пробыл здесь очень много лет, но пока еще не подозревает об этом.
Очнувшиеся после долгого сна люди — мужчины и женщины — выбирались из зловещих ящиков. Труднее всего приходилось тем, чьи тесные убежища стояли в самом низу. Они с грохотом сбрасывали пустые ящики, расчищая себе путь к свободе. Завязались разговоры. Все находились в состоянии замешательства и даже смятения. Из одного из ящиков выбрался пыльный вельможа. Он и тот рослый мужчина сразу узнали друг друга.
— В чем дело? — спросил первый из них. — Ты весь в пыли. Зачем ты залез в подземелье? Вернемся к гостям!
Второй покачал головой:
— Гости, Кам Хан Тор? Ты думаешь, что они ждут тебя? Ведь прошло двадцать лет.
— Двадцать?!
— Я был твоим гостем двадцать лет назад. Ты ушел посреди обеда и больше не вернулся.
— Двадцать лет! Ты сошел с ума! — воскликнул Кам Хан Тор. Он посмотрел на меня, на ухмыляющуюся отрубленную голову старика… и начал что-то понимать.
Второй провел ладонями по грязному лицу, посмотрел на серую пыль…
— Я весь покрыт пылью, — сказал он Кам Хан Тору.
Кам Хан Тор осмотрел себя, коснулся пальцами лица, взглянул на них.
— Двадцать лет! — простонал он и снова оглянулся на голову старика. — Двадцать лет… О, грязное животное! Я был твоим другом, и вот что ты сделал со мною!..
Он повернулся ко мне.
— Забудь, что я сказал раньше. Я не понял. Кто бы ты ни был, мой меч всегда готов служить тебе.
Я поклонился.
— Двадцать лет! — снова вскричал Кам Хан Тор, как бы не в силах поверить в произошедшее. — Мой корабль! Он был спущен на воду на следующий день после праздника. Самый большой корабль в мире. И теперь он уже совсем старый… Возможно, даже утонул. И я никогда не видел его! Скажи, незнакомец… Нет, лучше ты, мой друг, хорошо ли он плавал? И плавает ли сейчас?
— Я видел, как он отплыл в Троксеус. Он действительно красиво держался на воде, однако судно так и не вернулось из своего путешествия. Я никогда больше не слышал о нем.
Кам Хан Тор печально покачал головой, но затем выпрямился и расправил плечи.
— Я построю другой корабль. Еще больше и лучше. И проплыву на нем по всем морям Барсума.
Теперь только я начал осознавать, хотя не мог в это поверить, что происходит вокруг меня. Ведь эти беседующие люди жили сотни тысяч лет назад! Невероятно, но факт! Они существовали в те самые времена, когда Троксеус и другие четыре могучих океана покрывали поверхность планеты, которая в настоящее время является лишь дном давно пересохших морей… Это были представители гордой расы светлокожих желтоволосых людей, чьи корабли вспенивали волны океанов, расы, которая исчезла в пучине тысячелетий.
Я подошел к Кам Хан Тору и положил руку на его мускулистое плечо. Мужчины и женщины, освобожденные от чар Ли Ум Ло, толпились вокруг.
— Мне очень жаль разрушать твои иллюзии, но ты уже не построишь ни одного корабля.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он. — Кто может воспрепятствовать мне, брату джеддака, в строительстве корабля?
— Троксеуса не существует, друг мой.
— Как не существует? Ты сошел с ума!
— Ты слишком долго пробыл в заточении. За минувшее время все пять океанов Барсума пересохли. Вода исчезла. Океанов больше нет. Нет торговли. Раса, к которой ты принадлежишь, осталась в прошлом.
— Ты сумасшедший!..
— Ты знаешь, как выбраться из этих подвалов? Но в город, а не в… — я хотел сказать «цитадель», но вспомнил, что в его времена такого понятия просто не было.
— Ты хочешь сказать — через мой дворец?
— Да. Поближе к набережной. Тогда я смогу доказать тебе, что Троксеуса больше не существует.
— Разумеется, я знаю дорогу, — сказал он. — Эти подземелья были построены по моим чертежам.
— Тогда идем, — сказал я.
Второй вельможа не отрывал глаз от головы Ли Ум Ло.
— Если то, что говорит этот человек, правда, — произнес он, — значит, Ли Ум Ло прожил несчетное число лет. Как ему это удалось? И как удалось это нам?
— Вы все были в состоянии глубокой летаргии, — ответил я. — А что касается самого старика — это тайна, загадка.
— Никакой загадки, — возразил вельможа. — Я хорошо знал Ли Ум Ло. Он был трусом, у него была психология труса и негодяя. Он ненавидел всех, кто был отважен и силен. Он старался принести вред таким людям. Его единственным другом был лучший бальзамировщик нашей страны Лум Тар О. Когда Ли Ум Ло умер, Лум Тар О забальзамировал его, и работа его была столь совершенна, что мертвец продолжал существовать как живой. Он жил не как человек, не как живое существо, а как труп, с мозгом, переполненным злобой и мерзкими помыслами. Даже искусство бальзамировщика он приписывал себе, и люди приняли это на веру. И в этом он предал своего лучшего друга.
Как только он кончил говорить, у входа в помещение раздался шум и ворвался человек, почти обнаженный. Он весь пылал негодованием.
— Что все это значит? — кричал он. — Что здесь происходит? Кто украл мое оружие?
Я узнал его: это был Хор Кан Лан. Он дрожал от возбуждения, решительно прокладывая себе дорогу через толпу ко мне.
— Вор! — взревел он. — Верни мое оружие!
— Прости, — сказал я. — Но пока ты не дашь мне другое, это останется у меня.
— Ты понимаешь, с кем говоришь? Я Хор Кан Лан, брат джеддака.
Кам Хан Тор смотрел на него с нескрываемым изумлением:
— Ты был мертв пятьсот лет. И твой брат тоже. Мой брат стал джеддаком в году 27МЗВ2Ж4.
— Вы все были мертвыми много лет, — заметил Ная Дан Чи. — Даже ваше летоисчисление давно устарело.
Мне показалось, что Хор Кан Лан взорвется от злости.
— А ты кто такой? Я прикажу взять тебя под стражу, я отдам приказ всех арестовать. Эй, охрана!
Кам Хан Тор попытался утихомирить разбушевавшегося родственника древнего джеддака, и ему, в конце концов, удалось уговорить его, чтобы он сопровождал нас на набережную для того, чтобы увидеть все своими глазами: и что город уже не тот, и что Троксеуса просто не существует. Это был главный вопрос в нынешней ситуации.
Когда мы под руководством Кам Хан Тора отправились в путь, я заметил, что крышка одного из ящиков шатается. Она немного приподнялась и из щели высунулась изящная головка. Затем внезапно раздался женский крик:
— Джон Картер, принц Гелиума! Будь благословен мой первый предок!
Если бы мой первый предок внезапно материализовался перед моим взором, я не был бы настолько поражен. Я был безмерно удивлен, услышав свое имя из этого ящика-гроба. Я подошел к ящику, и тут его крышка откинулась. Передо мной появилась девушка… напротив меня стояла Лана из Гатола!
— Лана! — вскричал я. — Что ты здесь делаешь?
— Я могла бы спросить тебя то же самое, — ответила она совершенно без всякого почтения к моей персоне и моему возрасту.
Вперед выступил Ная Дан Чи. Глаза и рот его были широко открыты.
— Лана из Гатола, — прошептал он с благоговением, как будто произносил имя богини.
— Что это за тип? — спросила Лана.
— Мой друг, Ная Дан Чи, — объяснил я.
Кая Дан Чи вынул свой меч и положил его у ног Ланы. Этот поступок трудно объяснить земными стандартами поведения. Это не выражение любви или предложение выйти замуж, а нечто большее. Это значит, что пока продолжается жизнь владельца меча, его оружие будет служить тому, у чьих ног положен меч. Ритуал означал, что человек, отдавший свой меч, останется преданным до самой смерти. Не сомневаюсь, что Ная Дан Чи полюбил Лану из Гатола.
— Твой друг весьма пылок, — усмехнулась Лана.
Тем не менее она нагнулась, подняла меч и протянула его моему юному другу рукоятью вперед. Это означало, что она принимает предложение преданности. Если бы она протянула ему меч острием — это считалось бы самым страшным оскорблением, и я, как ближайший родственник, должен был бы драться с Ная Дан Чи.
— Все это весьма трогательно, — проворчал Кам Хан Тор, — но не можем ли мы отложить сердечные излияния до лучших времен, пока попадем на набережную.
Ная Дан Чи выпрямился. Глаза его блестели. Он с гордостью положил руку на рукоять меча. Я предотвратил его дальнейшие действия, поскольку в возникшей атмосфере наши частные дела никого не интересовали. Они могли подождать до тех времен, пока не решатся те вопросы, которые были жизненно важными для людей, заживо погребенных в подземельях древнейшего города. Ная Дан Чи согласился со мной, и мы снова отправились на поиски выхода к набережной старого Хорца.
Лана семенила рядом со мной.
— А теперь скажи, — попросил я, — как ты попала сюда?
— Много лет назад, когда ты был в королевстве Окара, на далеком севере, Талу, принц, которого ты посадил на трон Окара, посетил Гелиум. А после этого, насколько я знаю, между Окаром и всем Барсумом прервались всякие отношения.
— Каким образом это связано с твоим появлением в этих подземельях?
— Не спеши. Я к этому и веду. Раньше все были уверены в том, что область вокруг Северного Полюса заселена чернобородыми желтыми людьми.
— Правильно, — подтвердил я.
— Неправильно, — возразила она. — Значительные области там населяют красные люди. Я даже думаю, что, когда ты находился в тех местах, даже сами окарцы не подозревали об этом. И вот ко двору моего отца, Гохана прибыл странный красный человек. Он был похож на нас и, вместе с тем, не похож. Он прибыл на старом корабле. Отец сказал, что этот корабль построен не менее ста лет назад. Его сопровождали сто воинов. Они выглядели очень воинственно, но пришли с миром и получили хороший прием.
— Их предводитель, — продолжала она, — по имени Хин Абтель, был весьма невоспитан, некультурен, но, как наш гость, принимался со всем радушием. Он громогласно заявил, что является джеддаком севера. Мой отец заметил, что этот титул носил Талу. «Да, — ответил Хин Абтель. — Но я отобрал его. Теперь он мой вассал. В настоящее время я — джеддак джеддаков Севера. Моя страна холодная и бедная. Я намереваюсь перебраться на юг, и поэтому сейчас ищу подходящие земли, где могли бы поселиться и жить мои люди». Мой отец сказал ему, что все земли в этих местах заняты народами, которые живут на них многие столетия. Хин Абтель презрительно пожал плечами. «Если я найду то, что мне подойдет, — сказал он, — я покорю проживающие там народы. Я, Хин Абтель, возьму то, что мне требуется от других племен Барсума. Насколько мне известно, здесь живут слабые, изнеженные люди, которые не способны устоять перед нашей мощью, перед воинственными панарами. Мы рождаемся воинами. К тому же у нас много наемников. Я завоюю весь Барсум, если пожелаю».
Естественно, моему отцу это не понравилось, однако Хин Абтель был его гостем и отец сдержался, глубоко запрятав свой гнев. Я полагаю, что Хин Абтель решил, что отец испуган. Я слышала, как он говорил отцу: «Тебе повезло, что Хин Абтель твой друг. Другие народы падут передо мною, но тебя я не трону. Я оставлю тебе твой трон. Возможно, я наложу на тебя небольшую дань, но оставлю твою семью в покое. Хин Абтель будет защищать тебя».
Я не знаю, как отцу удалось сдержаться, но я пришла в ярость. Я его оскорбила не менее десяти раз, но он был настолько туп, что в своем эгоизме ничего не понял. Наглость его была беспредельной: он заявил Гохану, что решил оказать ему честь и назвать меня своей женой. Раньше он хвастался, что у него уже есть семь жен. «Этот вопрос, — ответил мой отец, — следует обсуждать не со мной. Дочь Гохана из Гатола сама назовет своего мужа». Хин Абтель в ответ только рассмеялся.
Когда я все это услышала, то решила отправиться в Гелиум и встретиться с Деей Торис и тобой. Отец решил, что я должна лететь на небольшом флайере под охраной двадцати шести самых надежных и верных людей. Когда Хин Абтель услышал о моем отлете, он сказал, что тоже решил отправиться в свою страну, но вскоре он вернется за мной. Я надеялась, что на этом все кончится, поскольку не хотелось бы иметь такого врага, как Хин Абтель, панар, джеддак джеддаков Севера.
Он выехал за день до моего отлета, но это не изменило моих планов. Все равно я собиралась посетить Гелиум. Почему же не сейчас? Мы пролетели уже сто хаадов от нашего дома, когда я увидела, что из ближайшего леса навстречу нам поднимается корабль. Вскоре я узнала его — это был старинный корабль — корабль Хин Абтеля.
Когда мы сблизились, их капитан крикнул нам, что у них сломался компас и они заблудились. Он просил разрешения сверить наши карты.
Делать было нечего — нельзя оставлять корабль без помощи. Но я вовсе не хотела снова видеть чужеземцев, поэтому спустилась вниз. Когда корабли соприкоснулись, тут же раздались резкие крики, ругательства, зазвенели мечи. На верхней палубе вспыхнула ожесточенная схватка!
Я бросилась наверх и то, что я увидела, наполнило меня яростью. С корабля Абтеля на палубу нашего флайера прыгали воины. Я еще никогда не видела такой жестокости, какую демонстрировали эти чудовища. Они игнорировали все нормы цивилизованных войн. Их было больше в четыре раза. У нас не было никакой надежды на спасение. Но наши воины мужественно сражались, и Хин Абтель не досчитался половины своих воинов.
Панары выбросили за борт всех — и убитых, и раненых. Из всей команды в живых оставалась только я.
Затем на борт моего флайера перебрался сам Хин Абтель. «Я же говорил, — начал он, — что Хин Абтель сам выбирает себе жен. Было бы лучше и для тебя и для Гатола, если бы ты поверила этому». Я сказала: «А для тебя было бы лучше, если бы ты никогда не слышал о Лане из Гатола. Ты можешь быть вполне уверен в том, что моя смерть не останется неотомщенной». «Я не собираюсь убивать тебя», — заявил он. «Я сама убью себя, — выкрикнула я, — лишь бы не оказаться в одной постели с ульсио». Мои слова разозлили его, и он ударил меня. «Такой же трус, как ульсио», — ответила я. Но он не стал больше бить меня, а приказал отвести вниз. Подойдя к окну, я поняла, что корабль направляется на север — в ледяные просторы страны панаров.
Рано утром в мою каюту пришел воин. «Хин Абтель приказывает тебе немедленно прийти в рубку управления», — таковы были его слова.
— Что ему нужно?
— Его навигатор не может разобраться в устройстве корабельных приборов. Он хочет задать тебе несколько вопросов.
Я тут же подумала, что, возможно, как-то удастся обмануть Хин Абтеля, разрушить его планы, если только мне предоставят возможность поколдовать с приборами, которые я знала так же хорошо, как лицо любимого. Поэтому я отправилась за воином.
Хин Абтель находился в рубке управления с тремя офицерами. Лицо его исказила гримаса в тот момент, когда я вошла.
— Мы сбились с курса, — сказал он. — И потеряли связь с кораблем. Ты проинструктируешь моих офицеров, как обращаться с этими дурацкими приборами.
Я осмотрелась. Другого корабля нигде не было видно. Мой план мгновенно сформировался. Если бы со второго корабля нас видели, ничего у меня не получилось бы. Я знала, что если этот корабль, где я находилась в качестве пленницы, долетит до страны панаров, то меня ждет судьба, худшая, чем смерть. На земле я тоже могу погибнуть, но там у меня, по крайней мере, могут появиться шансы на спасение.
— В чем дело? — спросила я одного из офицеров.
— Компас, — сказал он. — Что с ним делать? Он сломан. Хин Абтель был очень зол, что мы не смогли управиться с приборами. Он решил посмотреть, что у него внутри. И вот результат: собрать компас он не смог.
— Прекрасная работа, — заметила я. — Кто-нибудь из вас может собрать его?
— Нет. А ты?
— Тоже нет.
— Что же нам делать?
— Взять обычный компас, а не такой сложный, и лететь на север. Но сначала я посмотрю, что вы еще натворили.
Я сделала вид, что осматриваю приборы, а на самом деле незаметно открыла клапан предохранителя и свернула резьбу на рукоятке так, чтобы его невозможно было закрыть.
— Все в порядке, — сказала я. — Теперь держите курс на север по компасу. Вам нет необходимости сверяться по сложному прибору.
Мне следовало бы добавить, что скоро им совсем не будет нужен никакой компас, но я только усмехнулась, а затем спустилась в свою каюту.
Я стала ждать. Вскоре я почувствовала, что корабль начал постепенно терять высоту, медленно, но неуклонно падать. Ко мне вошел воин и заявил, что меня снова ждут в рубке.
Там опять находился Хин Абтель.
— Мы падаем, — сказал он.
— Я заметила это.
— Так сделай же что-нибудь! — заорал он. — Ты же прекрасно знаешь этот корабль!
— Я полагаю, что тот, кто вознамерился завоевать весь Барсум, должен обойтись без помощи женщины.
Он выругался и выхватил меч:
— Ты расскажешь мне, в чем дело, или я разрублю тебя надвое от короны до… — он произнес такое слово, которое я не могу повторить.
— Ты, как всегда, изыскан в выражениях, — ответила я. — Но я и без твоих угроз скажу, что случилось.
— Ну?!
— Пока вы тут крутились возле приборов, ничего не понимая в них, ты или такой же идиот открыл клапан. Все, что теперь нужно, — это закрыть его. Мы больше не будем спускаться ниже, но и подняться выше уже не сможем. Надеюсь, что на нашем пути не встретятся высокие горы.
— Где клапан?
Я показала.
Они попытались закрутить его, но я ведь тоже постаралась от души, и у них, естественно, ничего не вышло. Мы продолжали спускаться на дно мертвого моря.
Хин Абтель обезумел. Его офицеры тоже. Они оказались в тысяче хаадов от дома. Двадцать пять человек, выросшие в холодной мрачной стране, ничего не знающие о внешнем мире, о людях, населяющих его, хищниках и других опасностях. Я едва сдерживалась от смеха.
Пока мы спускались, я заметила на горизонте башни города. Хин Абтель тоже увидел их.
— Город! — крикнул он. — Там мы найдем механиков, которые исправят корабль.
«Да, — подумала я, — если бы ты прилетел сюда миллион лет назад, ты нашел бы механиков. Но вряд ли они починили бы флайер, поскольку в те далекие времена он еще не был изобретен».
Но вслух я ничего не сказала. Я хотела, чтобы Абтель сам узнал все, Я никогда не бывала в Хорце, но знала, что здесь нет другого города. Я хотела получить удовольствие при виде разочарованной физиономии Хин Абтеля, когда он проделает долгий, но бессмысленный путь к городу. Знаю, что во мне говорила злость, но кто может осудить меня за это?
Лана сделала паузу, посмотрела на меня, и я сказал, что не осуждаю. Понять девушку было можно.
— Продолжай, — попросил я.
— Мы никогда не доберемся до выхода из этих чертовых подвалов! — воскликнул Кам Хан Тор.
— Ты же должен знать дорогу, заметил угрюмо Ная Дан Чи. — Ты сам сказал, что подвалы строились по твоим чертежам.
— Наглец! — заорал Кам Хан Тор. — Тебя следует наказать.
— А ты умер миллион лет назад, — отпарировал тот, — тебе следовало бы лежать, а не шляться по подземельям.
Кам Хан Тор положил ладонь на рукоять меча. Он был очень зол, и я понимал его. Однако сейчас было не время для дуэли.
— Остановитесь, — сказал я, — перед нами более важная задача, чем выяснение личных отношений и сведение счетов. Ная Дан Чи неправ. Он извинится.
Ная Дан Чи удивленно посмотрел на меня, но вложил меч в ножны.
— Я подчиняюсь Джону Картеру, принцу Гелиума. Я приношу извинения Кам Хан Тору.
Я снова обратился к Лане с просьбой продолжить рассказ.
— Корабль мягко опустился на землю, — заговорила девушка, — без каких-либо повреждений. Хин Абтель пребывал в нерешительности: идти к городу маленькой группой, оставив у корабля часовых, или идти всем: «У ворот их может ждать враждебный прием», — объяснил он. Можно было подумать, что двадцать пять панаров способны взять приступом любой город.
— Я подожду здесь, — сказала я. — Мне незачем идти туда с вами.
— А когда вернемся, тебя не будет? — сказал Хин Абтель. — Ты хитрая стерва, но я немного хитрее тебя. Ты пойдешь с нами. И мне пришлось идти с ними к городу. Это был тяжелый переход. Когда мы приблизились, Хин Абтель с удивлением обнаружил, что в городе нет никаких признаков жизни — ни дыма, ни движения по улицам.
Войдя в город, мы были абсолютно уверены, что город мертв и пуст… Но скоро нам пришлось убедиться, что это не так.
Мы прошли совсем немного, как вдруг из каменного дома выскочил и бросился на нас отряд зеленых воинов. Это была бы прекрасная битва, если бы там был ты, Джон Картер, и пара твоих гвардейцев. Но там были панары, а они не воины, когда обстоятельства складываются не в их пользу. Зеленых воинов было всего десять, но они были настолько решительны и свирепы, что панары дрогнули и побежали.
Сражения не получилось. Я видела, что панары забыли обо мне, поэтому бросилась к одному из домов и вбежала в дверь. Последнее, что я увидела, оглянувшись, это были панары, бегущие изо всех сил. И во главе улепетывал сам Хин Абтель. Зеленые гнались за панарами, и тут я могу смело похвалить панаров. Воины они, конечно, плохие, но бегуны отличные.
— Зная, что зеленые скоро вернутся в город, я решила спрятаться и спустилась по лестнице, которая привела меня в подземелье. Я заметила вдалеке слабый свет и решила узнать, что это. Мне совсем не хотелось оказаться между двух огней: враг спереди и враг сзади. Поэтому я двинулась по коридору в направлении света, который понемногу удалялся. Однако я упорно шагала за ним, пока он не замер на месте. Вскоре я приблизилась к комнате, в которой было составлено множество ящиков. Заглянув в нее, я увидела какое-то жуткое существо.
— Ли Ум Ло, — сказал я. — Тот, кого я убил.
— Да, — подтвердила Лана. — Я некоторое время смотрела на него, не зная, что предпринять. Факел он держал в левой руке. Внезапно он насторожился. Стал прислушиваться, затем выбежал из помещения.
— Должно быть, он услышал нас, — заметил я.
— Вероятно, — сказала Лана. — Во всяком случае, я осталась одна. Вернувшись обратно, я попала бы в лапы зеленых тварей. Если бы я пошла за этим жутким стариком, то могла бы влипнуть в другую опасную ситуацию. Значит, мне нужно было спрятаться до тех пор, пока не появится возможность выбраться отсюда.
Ящик показался мне надежным убежищем. Мне повезло: первый же ящик оказался пустым. Я влезла в него. Остальное вам известно.
— А сейчас мы возле выхода из подземелья, — сказал я, поднимаясь по лестнице. Наверху был виден дневной свет.
— Еще немного и перед нами откроются просторы Троксеуса, — сказал Кам Хан Тор.
Я отрицательно покачал головой.
— Тебя постигнет разочарование.
— Ты и твой друг, видимо, объединились, чтобы дурачить меня, — упрямо проговорил Кам Хан Тор. — Только вчера я провожал корабль в плавание. Ты считаешь меня идиотом, поскольку пытаешься уверить меня в том, что океан, который был передо мной только вчера, больше не существует. Океан не может испариться за одну ночь! Понял?
Послышались возгласы одобрения. Это кричали те мужчины и женщины, которые освободились от злобных чар старика. Они не могли поверить в то, во что не хотели верить. То, что утверждал я, было вызовом их разуму, даже оскорблением.
Поставьте себя на их место. Предположим, вы живете в Сан-Франциско. Вы ложитесь спать, а когда просыпаетесь, кто-то говорит вам, что Тихий океан высох, и теперь в Гонолулу или на Филиппины можно идти пешком. Уверен, что вы в это не поверите.
Когда мы выбрались из подвала на широкую улицу, все эти люди с изумлением уставились на руины своего некогда процветавшего города.
— А где люди? — спросил один. — Почему дорога джеддаков пустынна?
— И дворец джеддаков… — подхватил другой. — Даже охраны нет.
— Никого нет! — ахнула какая-то женщина.
Все молча двинулись в сторону набережной. И вот уже они отрешенно смотрят на дно мертвого моря, на бескрайнюю пустынную равнину, где когда-то перекатывались волны Троксеуса.
Угрюмо смотрели они на унылый пейзаж, будучи не в силах поверить своим глазам. Мне было бесконечно жаль всех этих славных, ни в чем не повинных людей.
— Океана нет, — еле слышно прошептал Кам Хан Тор, — весь мир исчез.
Они стояли и смотрели на песчаную пустыню. За их спинами лежал город, город их юности, который когда-то бурлил жизнью, неуемной энергией.
И тут произошло нечто странное. Прямо на моих глазах Кам Хан Тор стал превращаться в пыль. И он сам, и его одежда. Кожаный ремень превратился в прах, и меч со звоном покатился по камням и остался лежать на кучке серой пыли, которая когда-то была Кам Хан Тором, братом джеддака.
Лана прижалась ко мне, судорожно ухватившись за мой локоть.
— Ужасно! — прошептала она. — Смотри, что с ними?
Я осмотрелся. Все мужчины и женщины древнего Хорца превращались в прах, в землю, из которой они так неожиданно восстали. Земля в землю, пепел в пепел, прах в прах…
— В течение всех веков, пока они лежали в подземельях Хорца, — сказал Ная Дан Чи, — их тела разлагались, но очень медленно. Только зловещее искусство Ли Ум Ло наделяло этих несчастных подобием жизни. Когда его не стало, все произошло почти мгновенно. Они стали тем, чем должны были стать давно.
— Может быть и так, — заметил я. — Но это к лучшему. Они не могли бы найти счастья на нынешнем Барсуме: так непохожи его сегодняшние печальные просторы на их прекрасный мир, с его океанами, большими городами, счастливыми людьми, которые, как утверждают древние историки, смогли установить мир на всей планете от полюса до полюса.
— Нет, — сказала Лана. — Они не могли стать счастливыми. Ты заметил, какие они красивые? И цвет их кожи такой же, как у тебя, Джон Картер. Может, их предки тоже с Земли?
— Может быть. Кто знает?
Ная Дан Чи с обожанием смотрел на Лану. Это было настолько явно, что взгляд его беспокоил Лану, хотя это и было ей приятно.
— Идем, — сказал я. — От того, что мы стоим здесь, мы не выиграем ничего. Мой флайер совсем рядом. Он сможет поднять троих. Ты полетишь со мной, Ная Дан Чи? Я гарантирую тебе достойную должность в армии Гелиума.
Ная Дан Чи покачал головой:
— Я обязан вернуться в Цитадель.
— К Хо Рая Киму и смерти? — напомнил я.
— Да, к Хо Рая Киму и смерти.
— Не будь глупцом, Ная Дан Чи. Твоя честь не запятнана. Ты не предатель. Ты не можешь убить меня и, тем более, убить Лану. Мы уйдем и унесем с собой тайну народа Хорца, но ты должен знать, что ни я, ни она не сделаем ничего, что принесло бы вам вред. К чему тебе возвращаться назад, в крепость, и умирать, не повидав мира? Идем с нами.
Он посмотрел в глаза Ланы.
— И ты хочешь, чтобы я отправился с вами?
— Если иная альтернатива — твоя смерть, — ответила она серьезно, — то я хочу, чтобы ты пошел с нами.
Улыбка тронула губы Ная Дан Чи. Видимо, в ее ответе он уловил тень надежды. Он повернулся ко мне.
— Хорошо, Джон Картер. Я иду с тобой. Мой меч навсегда твой.
Я без труда нашел площадь, на которой оставил свой летательный аппарат. Когда мы подошли ближе, я увидел, что на мостовой возле площади валяется много мертвецов. Некоторые из них были разрублены пополам.
— Дело рук зеленых, — прокомментировал я.
— Это люди Хин Абтеля, — сказала Лана.
Мы насчитали семнадцать трупов. Тут я остановился. Флайера нигде не было. Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица. Только еще пять мертвых панаров лежали там, где я оставил свой корабль.
— Флайер исчез! — выдохнул я.
— Хин Абтель, — сказала Лана. — Этот трус бросил своих людей и сбежал на твоем флайере. С ним остались всего двое.
— Может, он поступил правильно, что сбежал, — заметил я. — В противном случае его ждала такая же смерть, что и остальных.
— При таких обстоятельствах Джон Картер поступил бы иначе, — он не бросил бы своих людей в беде.
Скорее всего, я бы не бросил. Но только потому, что я люблю сражаться. Иногда мое пристрастие к схваткам приводит к неразумным поступкам, но я не могу поступить иначе. Битвы — это моя жизнь. Моя биография не могла бы наскучить никому. Я всегда воевал. Я не знаю, сколько мне лет. Я не помню своего детства. Кажется, мне всегда было и есть тридцать лет. Я не знаю, откуда я родом. Может, я родился не от земной женщины? Может быть, я материализовавшийся дух древнего воина? Кто знает!
Ная Дан Чи прервал течение моих мыслей.
— Что теперь?
— Долгий путь. Четыре тысячи хаадов до Гатола, первого дружественного нам города.
Это соответствовало примерно полутора тысячам миль — действительно долгий путь.
— И нам придется идти по пустыне?
— Нет, будут и холмы, — ответил я. — Будут и глубокие впадины, где растут съедобные растения. Но там могут оказаться и зеленые люди, бенсы и другие хищники. Ты боишься, Ная Дан Чи?
— Да, боюсь. За Лану из Гатола. Она женщина, и этот путь не для нее. Он ей не по силам.
Лана рассмеялась:
— Ты не знаешь женщин Гатола, и совсем не знаешь ту, в жилах которой течет кровь Деи Торис и Джона Картера. Но пока мы доберемся до Гатола, у тебя будет возможность сделать это.
Она наклонилась и подняла меч мертвого панара. Этот поступок впечатлял больше, чем ее слова.
— Теперь мы все трое вооружены, — смеясь сказал Ная Дан Чи. И это была не насмешка над Ланой, а восхищение ею.
Втроем мы двинулись в долгий и опасный путь. Я и Лана из Гатола — одной крови, но разных миров, и Ная Дан Чи — представитель исчезнувшей расы. Казалось, что мы мало подходили друг другу — но так всегда бывает сначала.
Пять дней мы не видели ни одного живого существа. Питались мы исключительно млечным соком манталеи, которая высасывает влагу из почвы и воздуха. Видимо, провидение создало это растение, чтобы дать пищу животным и людям в этой безбрежной пустыне.
Отдыхали мы в середине дня и в середине ночи, выставляя дежурных. Причем Лана настояла, чтобы она стояла на посту наравне с нами.
Когда мы ложились спать в шестую ночь, первой на страже стояла Лана. Я был вторым на очереди и поэтому сразу лег спать. Ная Дан Чи стал разговаривать с девушкой.
В полусне я расслышал его слова:
— Могу ли я называть тебя «моя принцесса»?
На Барсуме это равнозначно предложению руки и сердца. Я старался не прислушиваться, однако, не мог не услышать ее ответа.
— Ты еще не дрался за меня, — сказала она. — В Гелиуме ни один мужчина не может сказать эти слова женщине, не обнажив меча в битве за нее.
— У меня не было такой возможности.
— Тогда дождись ее. А сейчас спокойной ночи.
Мне показалось, что она излишне резка с ним. Ная Дан Чи был очень милый юноша, и он наверняка не оплошает, если дело дойдет до жаркой схватки. Ей не было необходимости обращаться с ним так сухо.
Однако женщин трудно понять. Они всегда действуют по-своему, но, как ни странно, всегда выбирают правильный путь для того, чтобы завоевать сердце мужчины.
Я был уверен, что и на этот раз все обстоит именно так.
Меня разбудили крики и жуткий рев. Я вскочил и увидел, что Лана лежит на земле, а на ней сидит громадный бенс. В это же мгновение Ная Дан Чи прыгнул на спину зверя… Все случилось настолько быстро, что я не успел опомниться. Я видел, как Ная Дан Чи стаскивает зверя с Ланы и в то же время всаживает ему в бок свой кинжал. Бенс громко взревел, стараясь избавиться от Ная Дан Чи и при этом не выпустить Лану. Я подскочил к борющимся с мечом в руках, но не мог выбрать момента для решающего удара. В этом сцеплении тел я мог поразить либо Лану, либо Ная Дан Чи. Для постороннего наблюдателя это была весьма занимательная картина: тела, ворочающиеся на песчаной почве, я, прыгающий вокруг них с обнаженным мечом, рев бенса, ругательства Ная Дан Чи, визг Ланы…
Но вот я улучил момент и вонзил меч в сердце зверя. Взревев и содрогнувшись, бенс замер.
Я наклонился к Лане, но она тут же сама вскочила на ноги.
— Ная Дан Чи! — воскликнула она. — Он не ранен?
— Конечно, нет, — ответил тот. — А ты? С тобой все в порядке?
— У меня ни единой царапины. Ты так отвлекал зверя, что у него не осталось времени заняться мной.
— О боги! — горячо воскликнул Ная Дан Чи. — Благодарю вас! — Затем он повернулся к Лане. — Ну вот, я сражался за тебя. Каким будет твой ответ?
Лана пожала плечами:
— Ты дрался не с воином. Это всего лишь маленький бенс.
Нет, мне никогда не понять женщин!
В моей первой жизни на Земле я провел больше времени в седле, чем на ногах. Да и здесь, на Барсуме, я в основном ездил или летал на флайере. Поэтому я прекрасно понимал, что полуторатысячемильная прогулка не доставит мне удовольствия. Однако делать было нечего, требовалось идти. И чем быстрее мы преодолеем этот путь, тем лучше.
Гатол находился к юго-западу от Хорца. Но у нас не было компаса и поэтому, как потом выяснилось, мы слишком отклонились к западу. На этом пути нас ожидало множество опасных приключений.
Мы прошли уже примерно две с половиной тысячи хаадов из тех четырех тысяч, которые нам предстояло преодолеть. На нас дважды нападали бенсы, но их удалось уничтожить прежде, чем они сумели причинить нам вред. Нам пришлось отбиваться от своры диких калотов, самых опасных хищников Барсума. Здесь, за пределами нашей страны, каждый человек был нашим врагом: ведь воды и воздуха не хватало на всех.
Обширные равнины дна мертвого моря, покрытые чахлой растительностью, лишь изредка перерезались низкими унылыми холмами. В долинах между ними мы находили съедобные растения, но в основном, питались манталеей, которая росла повсюду.
Где-то на тридцать седьмой день пути мы встретились с серьезными неприятностями. Шел четвертый зод, что соответствует 15 часам земного времени, когда вдалеке я разглядел зеленых марсиан.
Чтобы не угодить в цепкие лапы этих жестоких монстров, мы ускорили шаг в надежде скрыться до того, как они нас заметят. На открытых участках нам приходилось ползти.
Я полз впереди, плотно прижимая живот к пыльной почве, как вдруг наткнулся на человеческий скелет, он уже почти превратился в прах.
Через пятьдесят ярдов я наткнулся на другой скелет, потом еще на один… Это была жуткая картина. Что же здесь произошло? Неизвестно.
Наконец мы удалились на значительное расстояние от зеленых и теперь могли подумать о том, чтобы отыскать себе подходящее укрытие.
Открывшийся перед нами провал мог сравниться только с Большим Каньоном в Колорадо. У наших ног в земле разверзлась гигантская трещина глубиной в две мили, а шириной миль в десять. По краям расщелины громоздились камни, за которыми мы и спрятались. Вокруг валялось огромное множество скелетов. Вероятно, это можно было посчитать предостережением свыше, но все мое внимание было сосредоточено на медленно приближающемся караване.
Когда я впервые попал на Марс, то оказался в плену у зеленых существ и жил среди них очень долго. Поэтому я прекрасно изучил их обычаи и был уверен, что караван направляется к инкубатору.
Каждая взрослая марсианка приносит ежегодно тринадцать яиц. Из них отбирают яйца определенного размера и веса, которые прячут в подземные хранилища, в которых температура очень низка, и развитие зародышей происходит очень медленно. Каждый год эти яйца осматривает совет, состоящий из двадцати вождей, которые уничтожают яйца, не соответствующие требуемым критериям по весу. В конце концов, остается сто самых совершенных яиц.
Таким образом, после пяти лет отбора остается пятьсот идеальных яиц, которые помещают в природный инкубатор с повышенной температурой, где начинается развитие зародышей. Весь процесс занимает шесть лет. Проклевывается 99 процентов яиц. Их забирают, а остальные остаются в инкубаторе. Их судьба уже никого не заботит. Даже если зародыши разовьются до необходимого уровня и покинут яйца, они погибнут. Эти новорожденные не нужны племени, так как могут внести опасную тенденцию слишком долгого развития зародышей и при этом нарушится весь жизненный цикл рода.
Инкубаторы устраиваются там, где их не могут обнаружить враги или представители других племен зеленых. Обнаружение инкубатора — это катастрофа для племени. Ведь в данном случае род останется без детей на целых пять лет.
Караван зеленых обычно представляет собой пышное варварское шествие. В надвигающемся на нас караване насчитывалось примерно двести пятьдесят трехколесных повозок, которые тащили громадные животные цитидары. Повозки были пышно разукрашены. В каждой сидели зеленые, одетые в меха, шелка и украшенные драгоценностями. На спине каждого цитидара сидел молодой марсианин — возница. Во главе колонны ехали две сотни воинов, а с флангов караван охраняли тридцать воинов, гарцующих на тотах.
Мы смотрели на приближающийся кортеж, и, когда колонна снова изменила направление движения, я вздохнул с облегчением. Очевидно, зеленые заметили пропасть и свернули, чтобы двигаться вдоль нее.
Но моя радость была преждевременна, так как один из воинов-разведчиков заметил нас.
Он немедленно окликнул своих товарищей и, пришпорив тота, понесся к нам. Мы вскочили, выхватили мечи, готовясь дорого отдать свои жизни. И тут Лана крикнула:
— Смотрите! Вниз ведет тропа!
Я оглянулся. Действительно, узкая извилистая тропа спускалась в ущелье. Если бы нам удалось добраться до нее, мы оказались бы в безопасности. Вполне возможно, что зеленые не подозревали об этой пропасти, так как они устраивали свои инкубаторы там, где никто и никогда не жил, на расстоянии тысяч миль от своих территорий.
Я, Ная Дак Чи и Лана бросились к тропе. Я оглянулся и увидел, что воин совсем рядом, и кому-то из нас до тропы не добраться. Поэтому я крикнул Ная Дан Чи, чтобы он и Лана поспешили к тропе. Но они оба остановились и повернулись ко мне.
— Это — приказ! — выкрикнул я. Они неохотно подчинились, а я повернулся навстречу скачущему воину.
Он остановился, спешился, очевидно, намереваясь захватить меня в плен. У меня не было желания подвергаться жестоким пыткам в плену. Для меня было лучше умереть сейчас.
Он выхватил меч и устремился на меня. Если бы не шесть воинов, спешивших к краю пропасти, я бы не беспокоился, так как еще не было ни одного зеленого воина, который мог бы справиться со мной. Даже огромный рост зеленых не давал им преимущества. Скорее наоборот: движения их были более медленными, чем мои.
Мой противник, разглядев, что перед ним такое слабое создание, бросился вперед подобно разъяренному бенсу. Он был слишком уверен в своей победе.
Я видел, что он хочет ударить меня по голове мечом плашмя, чтобы оглушить. Но я увернулся от сильного удара и тотчас нанес ответный удар. Ни одна из четырех рук воина не успела перехватить мой меч. Рана его была ужасна. Он взревел и снова ринулся на меня. На этот раз более осмотрительно. Но это не имело значения. Он был обречен: ведь он скрестил оружие с лучшим воином двух миров.
Остальные шестеро подбегали ко мне. У меня не оставалось времени. Я сделал обманное движение и пронзил сердце своего врага. Затем, видя, что Лана в безопасности, я повернулся и побежал вдоль края пропасти.
Зеленые воины совершили именно то, что я ждал от них: они направили своих тотов следом за мной. Каждый жаждал взять меня в плен.
Я резко развернулся и бросился на них. По всей видимости, они решили, что я сошел с ума от страха, но я-то бежал к ним, чтобы увести от тропы, ведущей вниз. Они находились совсем близко от меня, когда я прыгнул вверх и перелетел над их головами.
Пока воины разворачивались, я был уже далеко. Иногда мне, к сожалению, все-таки приходилось убегать от врага.
Я без особой спешки добрался до тропы и двинулся вниз за Ланой и Ная Дан Чи, которые уже ждали меня.
Когда мы спустились ниже, я посмотрел наверх, на зеленых воинов, стоявших на краю пропасти. Я сразу сообразил, что они намереваются делать, и потащил Лану под защиту каменных стен. Лишь только Ная Дан Чи успел присоединиться к нам, как вокруг стали взрываться радиевые пули[1].
Ружья, которыми были вооружены зеленые люди Марса, изготавливались из белого материала и дереза — очень легкого и твердого, не известного нам, жителям Земли. Ствол из сплава стали и алюминия, который был тверже самой стали. Вес ружья был очень небольшим, но, несмотря на маленький калибр, убойная сила этого оружия была огромной. Они убивали на таком расстоянии, которое на Земле показалось бы невероятным.
Пули, которыми они стреляли, взрывались при ударе о цель.
На дневном свету порошкообразная начинка пуль взрывается, сила взрыва поистине огромна.
Я считал, что безопаснее оставаться здесь, а не спускаться ниже. Скорее всего огромные зеленые воины не рискнут преследовать нас. Во-первых, они не любят ходить пешком, во-вторых, эта тропа была слишком узкой для них.
Через некоторое время я выглянул из укрытия. Воины исчезли. Тогда мы начали спуск в долину, не желая еще одной встречи с ордой этих жестоких и безжалостных существ.
Тропа круто спускалась вниз и временами нам приходилось слезать по почти отвесному склону. То и дело мы перешагивали через человеческие скелеты.
— Что это за скелеты? — спросил Ная Дан Чи.
— Не имею представления. Но уверен, что внизу скелетов еще больше.
— Как же погибли эти люди? — спросила Лана.
— Возможно, эпидемия в долине? — предположил Ная Дан Чи. — А эти несчастные хотели выбраться оттуда.
— Трудно даже предположить, что же здесь произошло. Вы видите, они все без оружия и необходимых припасов. Они, видимо, пытались бежать. Но от чего? Не знаю.
Теперь мы уже могли рассмотреть долину: великолепную, заросшую алой травой. Виднелись и леса — весьма впечатляющее зрелище на угасающей планете.
Я и раньше видел деревья и кустарники вдоль каналов, сады в городах, где были оросительные системы… но здесь я увидел настоящую реку. Я разглядел ее. И озеро… Такого я не видел никогда. И вдруг Лана вскрикнула. Она заметила город, блистающий белыми башнями.
— Какое великолепие, — воскликнула она. — Интересно, какие люди живут там?
— Возможно, такие, которые сочтут за удовольствие перерезать нам троим глотки, — пробормотал я.
— Мы, оревары, не любим убивать, — сказал Ная Дан Чи. — Почему все другие расы на Барсуме столь кровожадны?
— Я не думаю, что это ненависть делает их кровожадными. Это просто обычай. С тех пор, как пересохли моря и реки, выжить очень трудно. Поэтому марсиане привыкли воевать и убивать чужаков. Это стало их второй натурой.
— Но мне хочется посмотреть этот город, — сказала Лана.
— Твое любопытство трудно удовлетворить.
Мы некоторое время стояли на склоне и всматривались вниз. Перед нами раскинулся красивейший пейзаж, внизу гуляло стадо тотов, которых красные марсиане иногда использовали и в пищу. Мы так давно не ели мяса… Искушение было очень велико.
— Спустимся, — предложила Лана. — Я не вижу людей; город еще далеко отсюда, а эта долина так прекрасна…
— А я хотел бы хорошенько поесть, — сказал я.
— И я, — подхватил Ная Дан Чи.
— Здравый смысл подсказывает, — заметил я, — что мы совершаем глупость. Но если всегда прислушиваться к здравому смыслу, то жизнь покажется такой скучной.
— Во всяком случае, — подчеркнула Лана, — мы не знаем, где опаснее: наверху, где нас дожидаются зеленые, или же внизу, где так красиво.
После непродолжительной дискуссии мы начали спускаться.
У подножия стены, где заканчивалась тропа, мы увидели груду человеческих костей, многие из которых были переломаны.
К счастью, город находился на таком расстоянии, что оттуда нельзя было разглядеть нашу маленькую группу. Зная обычаи марсиан, мы решили не приближаться к городским постройкам. Недалеко от этого места протекала река, за нею темнел лес. Мы приблизились к реке и пошли по мягкой красной траве, усыпанной множеством цветов неземной красоты.
На другом берегу паслись тоты — именно та порода, которую разводят, чтобы употреблять в пищу. Ная Дан Чи предложил перебраться поближе к животным, чтобы убить одного из них. Река буквально кишела рыбой, и я по пути заколол парочку своим мечом.
— Теперь у нас на обед будет рыба, — сказал я. — А если Ная Дан Чи повезет, то и мясо.
— А в лесу наверняка растут фрукты и орехи, — подхватила Лана. — Какой чудесный обед будет!
— Пожелайте мне удачи, — сказал Ная Дан Чи. Он стал тихонько подкрадываться к тотам.
Мы с Ланой следили за ним, но он укрылся так искусно, что мы ничего не видели, пока он не выскочил из леса, швырнув что-то в ближайшего быка. Животное всхрапнуло, рванулось, но тут все его восемь ног подогнулись, и бык тяжело рухнул на землю. Оставшиеся тоты разбежались.
— Как он это сделал? — спросила Лана.
— Не знаю. Я не успел рассмотреть. Копья у него не было, а меч сейчас висит на поясе.
— Он швырнул что-то похожее на палку.
Мы наблюдали, как Ная Дан Чи вырезает куски мяса. Вскоре он вернулся, неся с собой такое количество мяса, что его хватило бы на десятерых.
— Как ты прикончил его? — спросила Лана.
— Кинжалом.
— Потрясающе, — сказал я. — Но где ты научился этому?
— Метание кинжалов очень распространено в Хорце. А я три года подряд выигрывал приз джеддака, поэтому и был уверен в успехе, когда обещал вам мясо.
Пока Ная Дан Чи и я разводили костер и готовили обед, Лана набрала фруктов и орехов. Мы отменно пообедали и затем улеглись спать на мягкую траву.
Проснулись мы поздно — сказывалась усталость. Мы снова набросились на мясо, рыбу и фрукты, а затем двинулись по троне, которая вела из долины.
— Подъем будет трудным, — сказал Ная Дан Чи.
— Мне совсем не хочется уходить из этого великолепного места, — сказала Лана.
Я посмотрел вдаль:
— Может, теперь у тебя появится желание уйти отсюда!
Лана и Ная Дан Чи повернулись туда, куда глядел я, и увидели около двух сотен воинов на тотах. Всадники были черными, как смоль, и я подумал, не черные ли это пираты Барсума, с которыми я воевал много лет назад у Южного Полюса. Они называли себя перворожденными.
Воины быстро окружили нас, угрожая занесенными для броска копьями.
— Кто вы? — спросил их предводитель. — Что вы делаете в Долине перворожденных?
— Мы попали сюда, спасаясь от зеленых, — ответил я, — и уже собирались уходить. Мы пришли с миром и не хотим войны, но наши мечи всегда наготове, когда нужно постоять за свою честь.
— Вы пойдете с нами в Камтоль, — сказал предводитель.
— В город? — спросил я.
Он кивнул. Я выхватил меч из ножен.
— Стойте! — крикнул предводитель. — Нас двести человек. Вас трое. Если вы пойдете в город, у вас появится шанс остаться в живых. Если будете сопротивляться — умрете.
Я пожал плечами. Мне-то все равно, но Лана хотела посмотреть город.
— Ная Дан Чи, а что ты скажешь?
— Мне очень хочется попасть в этот юрод, — воскликнула Лана, — но если ты решишь драться, я с тобой. А может, — добавила она, — нас не ждет в городе опасность?
— Вы должны отдать нам ваше оружие, — сказал предводитель.
Мне это не понравилось.
— В противном случае — смерть. Идем, я не могу стоять здесь весь день.
Сопротивление было бесполезным. К тому же бессмысленно жертвовать жизнью, когда есть хоть малейшая надежда на то, что нас хорошо примут. Поэтому мы сели за спины трех воинов, и отрад поскакал к юроду.
Мы ехали без особых происшествий и мне удалось хорошенько рассмотреть наших противников. Несомненно, они принадлежали к той же расе, что и обитатели Южного Полюса — перворожденные Барсума. Это были красивые и могучие люди. В их глазах светился разум. Я — виргинец, и вам может показаться странным, что я восхищаюсь чернокожими. Но гладкая блестящая черная кожа добавляла этим людям еще больше мужественной красоты. Все оружие у этих воинов было таким же, какое я видел у черных пиратов Барсума.
Мое восхищение этими людьми вовсе не заставило меня забыть о том, что эта раса отличается особой жестокостью и коварством. Так что наши перспективы были совсем неутешительными.
Камтоль не обманул наших ожиданий. Вблизи он был столь же прекрасен, как и на расстоянии. Его окружали стены, чистые, белые, как и фасады домов в городе. Среди черных попадались и красные люди, которые исполняли тяжелую и грязную работу. Видимо, это были рабы.
Не могу сказать, что я, Джон Картер, принц Гелиума, с большим энтузиазмом смотрел на славную перспективу стать чистильщиком улиц или сборщиком мусора. Характерной особенностью этого города было то, что его дома стояли на земле, а не на сваях, как в большинстве новых марсианских городов. Под усиленной охраной нас провели в большое здание, и там развели по разным комнатам.
Я оказался в комнате, где стояла машина странной конструкции. Меня усадили к ней спиной. На передней ее панели было множество кнопок и рукояток; в разные стороны отходили провода и кабели, оканчивающиеся металлическими браслетами. Браслеты закрепили на моих руках, ногах и шее. Затем на меня надели нечто вроде халата, и я почувствовал, как в меня словно вонзились сотни игл. Сначала я решил, что меня хотят умертвить электрическим током, но потом подумал, что это можно было бы сделать более простым способом — обычным мечом, к примеру.
Офицер, который, по-видимому, был здесь за главного, встал передо мной.
— Сейчас мы будем проверять тебя, — сказал он. — Ты должен честно отвечать на все вопросы.
Их было шестеро. Вопросы сыпались на меня градом, иногда я даже не успевал уловить их суть, потому-то временами путался в ответах.
Затем он подал знак служителю, и тот включил аппарат. Значит, меня просто хотят проверить, а вовсе не убить. Мягкое покалывание усилилось, и мне начали задавать вопросы. То они говорили со мной спокойно и вкрадчиво, а то кричали и оскорбляли.
Затем мне дали немного отдохнуть. В комнату вошел раб с подносом, на котором стояла чаша. Но как только я хотел начать есть, поднос убрали, и мои мучители издевательски рассмеялись. Он стали колоть меня острыми иглами и поливать, раны каким-то жгучим раствором, а потом прикладывали что-то, моментально подавляющее боль.
Мне снова дали отдохнуть и вновь предложили пищу. А когда я отказался взять ее, они стали настаивать. К моему удивлению, теперь мне разрешили поесть. Я пришел к заключению, что попал в плен к садистам, маньякам, а то, что произошло позже, лишь укрепило меня в этой мысли. Мои палачи вышли из помещения. Я остался один и стал размышлять о странной процедуре, которой меня подвергли. Внезапно с противоположной стороны открылась дверь, и в комнату ворвался огромный бенс.
«Это конец», — подумал я. Рычащий зверь направился прямо ко мне. И вдруг он остановился в нескольких шагах от меня. Я вгляделся и понял, что его сдерживает цепь, слишком короткая, чтобы достать до меня. У меня было ощущение, что я вернулся с того света. Однако, если они хотели испугать меня, то явно просчитались. Смерти я не боялся.
Бенса за цепь вытащили из комнаты, дверь захлопнулась, и в комнату вошел улыбающийся офицер.
— Вот и все. — сказал он. — Проверка закончена.
Освободив от всех браслетов, меня под охраной провели в подвалы, какие существуют в любом марсианском городе: как в древнем, так и в новом.
Меня приковали к стене в большой камере. Здесь уже находился один заключенный — красный марсианин. А вскоре к нам присоединились Лана и Ная Дан Чи. Их также приковали к стене.
— Я вижу, что вы тоже проходили проверку, — сказал я.
— Интересно, чего они добивались этим, — отозвалась Лана. — Какая-то чушь.
— Может, они хотели узнать, смогут ли запугать нас до смерти, — предположил Ная Дан Чи.
— Сколько времени нас будут держать в этой клетке? — поинтересовалась Лана.
— Я тут уже год, — откликнулся красный марсианин. — Иногда меня выводят на работу вместе с остальными рабами, принадлежащими джеддаку. Но пока меня кто-нибудь не купит, я останусь в камере.
— Купит? Что ты имеешь в виду? — спросил Ная Дан Чи.
— Все заключенные — собственность джеддака. Но дворянин или офицер имеют право купить любого. Я думаю, что джеддак просит слишком много, так как многие хотели бы купить меня, но я по-прежнему в камере.
Он помолчал, затем сказал:
— Простите, но двое из вас не похожи на барсумцев. Женщина — типичная барсумианка, а вы оба — белокожие, хотя у одного из вас волосы черные, а у другого — желтые.
— Ты слышал об ореварах? — спросил я.
— Конечно. Это давно исчезнувшее племя.
— И, тем не менее, Ная Дан Чи — оревар. Их осталось совсем немного на планете, и он — один из них.
— А ты? Ты не оревар. У тебя черные волосы. О! Может быть, ты — Джон Картер?
— Да. А ты кто?
— Меня зовут Джад Хан. Я из Амхора.
— Амхор?! Я знаю одну девушку из Амхора. Ее зовут Джанай.
— Откуда ты знаешь Джанай?
— И ты ее знаешь?
— Это моя сестра. Она погибла. Когда я путешествовал, Джал Хад, принц Амхора, подкупил Гантун Гора, наемного убийцу. И тот убил моего отца за то, что тот отказался отдать Джанай в жены Джал Хаду. Она сбежала, а позже я узнал о ее смерти. Чтобы спастись самому, мне пришлось покинуть родину. Я долго скитался и вот попал в плен к перворожденным. Но скажи, что ты знаешь о Джанай?
— Она жива. Она замужем за одним из наиболее достойных офицеров Гелиума и находится в безопасности.
Джад Хан был вне себя от радости, когда услышал, что его сестра жива.
— Теперь, — сказал он, — если мне удастся отомстить убийцам отца, я буду счастлив.
— Твой отец отомщен, — произнес я. — Джал Хад мертв.
— Жаль, что это не удалось сделать мне.
— Ты здесь уже год, — сказал я. — Ты должен знать обычаи этого народа. Можешь ли ты сказать, какая судьба ждет нас?
— Вас могут сделать рабами, и тогда, хотя с вами будут обращаться жестоко, вы останетесь живы. Может статься, вас используют на Играх, где вам придется сражаться с людьми или зверями для развлечения перворожденных. Ну и конечно, в любой момент вас могут приговорить к смерти. Все зависит от того, что взбредет в голову Доксусу, джеддаку перворожденных. Я думаю, что он немного ненормальный.
— Если судить по этому глупому испытанию, — заметила Лана, — то они все ненормальные.
— Не надо так говорить, — посоветовал Джад Хан, — если бы ты узнала цель эксперимента, то поняла бы, что это не выдумка сумасшедшего. Ты видела трупы при входе в долину?
— Да. Но при чем здесь мертвецы?
— Они тоже проходили испытание. Вот почему они были умерщвлены.
— Я не понимаю, — произнес я. — Объясни.
— Машина записывает сотни ваших рефлексов и анализирует индекс нервной системы, который строго индивидуален для каждого существа. Машина излучает свою энергию, и человек погибает практически мгновенно.
— К чему все это? — спросил я. — Неужели для того, чтобы уничтожить несколько несчастных рабов?
— Конечно, нет. Первичной целью было предотвращение бегства рабов, чтобы они не разнесли по всему миру весть об этой прекрасной долине. Вы понимаете, что многие государства пожелали бы захватить ее. Но существует и другая цель — сохранение власти Доксуса. Индекс нервной системы каждого взрослого человека в долине зафиксирован, и, значит, каждый находится во власти джеддака. Никто не может покинуть долину из страха быть уничтоженным. Враг джеддака может спокойно сидеть дома, не подозревая ни о чем, а смерть в любой момент настигнет его. Доксус единственный, чей индекс не введен в машину, и только он, да еще Мир Жо знают, где находится основной агрегат машины и как с ней обращаться. Утверждают, что она весьма сложная и хрупкая. Неумелого обращения она не потерпит, а восстановить аппаратуру невозможно.
— Почему? — спросила Лана.
— Изобретатель мертв. Говорят, что он ненавидел Доксуса за то, что джеддак использовал машину для таких гнусных целей. И Доксус, опасаясь его, убил изобретателя. Мир Жо, помощник изобретателя, неспособен создать другую такую машину.
Ночью, когда Лана уснула, мы решили обсудить создавшееся положение.
— Очень плохо, — шепотом проговорил Джад Хан, глядя на спящую девушку, — что она так прекрасна.
— О чем ты? — встревожился Ная Дан Чи.
— Вы спросили меня, какая судьба может ждать вас, и я обрисовал три возможности. Но это касается только мужчин. А девушка… — он с сожалением посмотрел на спящую Лану и покачал головой. Слов не потребовалось.
На следующий день в камеру вошли несколько черных людей, чтобы осмотреть нас, словно скот на рынке. С ними явился офицер джеддака, который занимался вопросами продажи рабов за как можно более высокую цену. Один из дворян сразу же обратил внимание на Лану и захотел купить ее. Они долго торговались, и, наконец, дворянин приобрел девушку.
Ная Дан Чи и я были охвачены горем, глядя, как дворянин уводит ее. Мы знали, что никогда больше не увидим Лану из Гатола. Впрочем, она была дочерью джеда Гатола, и в ее жилах текла кровь гелиумских вельмож, а женщины Гелиума знают, как следует поступать, когда провидение обрекает их на судьбу подобную той, которая ожидала Лану.
— О, прикованный к стене и без меча, я ничего не могу поделать! — простонал Ная Дан Чи.
— Я понимаю тебя. Но мы пока живы, и у нас еще может появиться шанс.
— Если бы, тогда я заставил бы их заплатить за все!
Двое дворян стали торговаться из-за меня. В конце концов я достался некоему Ксансаку. С меня сняли цепи, и офицер предупредил меня, что я должен быть смирным и послушным рабом. Вместе с Ксансаком пришли два воина, которые охраняли меня, когда мы покидали подвалы. Пока мы шли ко дворцу Ксансака, расположенному недалеко от дворца джеддака, меня во все глаза разглядывала любопытная толпа. Моя белая кожа и серые глаза всегда привлекали внимание жителей Марса и хотя я сильно загорел, все равно моя кожа не могла сравниться с красно-медной кожей людей Барсума.
Прежде чем отправить меня в помещение для рабов, Ксансак спросил:
— Как твое имя?
— Дотар Соджет, — ответил я.
Это имя дали мне зеленые воины, взявшие меня в плен, когда я впервые попал на Марс, это были имена двух зеленых марсиан, которых я убил на дуэли. Носить два имени, конечно, весьма почетно, но я все же был рад тому, что этих имен было всего два. С таким же успехом мое имя вполне могло занять несколько страниц убористого текста — столько зеленых я убил на дуэлях.
— Ты сказал — Дотар? — спросил Ксансак. — Может быть, тебе стоило сразу назваться принцем?
— Да, я Дотар.
Я решил не называть своего настоящего имени. Уверен, что оно хорошо известно перворожденным, у которых есть все основания ненавидеть меня за то, что я сделал с ними в Долине Дор.
— Откуда ты?
— У меня нет родины. Я пантан.
Пантаны — это наемники, бродящие по свету и предлагающие свой меч тем, кто нуждался в их услугах. Это единственные люди, которые могут входить безнаказанно в любой марсианский город.
— О! Пантан! Значит, ты неплохо владеешь мечом.
— Все, кого я встречал, делали это не лучше меня.
— Я мог бы использовать тебя на Играх, но ты стоил мне слишком мною денег, и я не хочу, чтобы тебя убили.
— Об этом можешь не беспокоиться.
— Ты очень самонадеян. Что ж, посмотрим на деле. Выпусти его в сад, — приказал он воину и последовал за нами.
— Дай ему меч, — распорядился Ксансак, обращаясь к другому воину, — а ты, Птанг, — повернулся он к следующему, — проучи его как следует, но не убивай.
Затем он повернулся ко мне.
— Это не дуэль, раб, как ты понимаешь. Я только хочу посмотреть, на что ты способен. Можете ранить друг друга, но не убивать.
Птанг, как и другие черные пираты, с которыми мне приходилось сталкиваться, был превосходный фехтовальщик, ловкий и напористый. Он повернулся ко мне с еле заметной улыбкой на губах.
— Тебе придется сразиться с одним из лучших бойцов Камтоля, — сказал он.
— Тем лучше, — заметил Ксансак, — сразу станет ясно, на что он может сгодиться. Я узнаю, сможет ли он выступать на Играх и завоевать для меня приз и таким образом оправдать покупку.
— Сейчас увидим, — сказал Птанг, скрестив свой меч с моим.
Прежде чем он понял, что произошло, я нанес ему укол в плечо. Улыбка сошла с его губ.
— Случайность, — небрежно заметил он.
Но тут же я уколол его в другое плечо. Теперь он совершил роковую ошибку: он разозлился. Гнев может придать силы, но нападающий становится безрассудным и забывает о защите. Я наблюдал это много раз и всегда пользовался этим.
— Давай, давай, Птанг, — подбадривал его Ксансак. — Неужели ты не можешь поразить раба?!
Птанг напористо двинулся вперед. В глазах его не было ничего кроме стремления нанести мне удар. Он был готов раздавить меня.
— Птанг! — рявкнул предостерегающе Ксансак. — Только не убивай!
Я рассмеялся и во время очередного выпада царапнул грудь Птанга. Из раны заструилась кровь.
— Неужели ты — лучший фехтовальщик Камтоля? — спросил я.
Ксансак и воины молчали. Я видел их угрюмые лица.
Птангом овладела ярость. Он бросился на меня, как бык, замахнулся так, словно хотел снести мне голову. Я увернулся и открытым выпадом ранил его в левую руку.
— Может быть, хватит? — обратился я к Ксансаку. — А то он умрет от потери крови.
Ксансак не ответил, а мне все это уже наскучило. Я хотел покончить с бессмысленной возней. Поэтому я сделал обманное движение, и… меч Птанга взвился в воздух.
— Ну что, теперь достаточно? — снова спросил я.
— Вполне, — согласился Ксансак.
Птанг был крайне удивлен. Он смотрел на меня, даже не пытаясь поднять свой меч. Мне стало жаль его.
— Тебе нечего стыдиться, — сказал я. — Ты превосходно сражаешься. Но то, что я сделал с тобой, я могу повторить в схватке с любым воином Камтоля.
— Я верю, — ответил он. — Хотя ты и раб, но я горжусь, что скрестил с тобой свой меч. Мир не знал лучшего фехтовальщика, чем ты.
Ксансак обращался со мной так, как на Земле обращаются с лошадью-фаворитом, способной выиграть дерби. Меня поселили вместе с его охраной и обращались как с равным. Он поручил Птангу обеспечить мне необходимый режим тренировок, а также, как я полагаю, проследить, чтобы я не сбежал. А все мои мысли были заняты только одним: где же Ная Дан Чи и Лана.
Между мной и Птангом завязалось что-то вроде дружбы. Он восхищался моим искусством и поделился своим восхищением со своими товарищами. Однако они высмеяли его за то, что он проиграл какому-то паршивому рабу. Тогда я предложил Птангу встретиться с любым из его обидчиков и проучить.
— Я не могу, — ответил Птанг. — Без разрешения Ксансака ты не можешь сразиться ни с кем — вдруг тебя убьют или ранят.
— Ничего не случится. Ты это знаешь.
— Да, — улыбнулся он. — Но все равно, я должен получить разрешение.
Чтобы закрепить дружбу с Птангом, я показал ему несколько приемов, которым я обучился в тысячах дуэлей. Но я не мог научить его всему и не мог дать ему ту силу и резкость движений, которыми обладал сам.
Ксансак наблюдал за нашей тренировкой, когда Птанг спросил его, можно ли мне встретиться в поединке с одним из тех, кто издевается над ним. Тот отрицательно покачал головой:
— Боюсь, что Дотара Соджета ранят.
— Я гарантирую, что этого не произойдет, — заверил я.
— Хорошо. Но ты не должен убивать ни одного из моих воинов.
— Обещаю оставить их в живых. Я просто продемонстрирую им, что никто не выстоит против меня так долго, как выстоял Птанг.
— Договорились. Кто издевался над тобой, Птанг?
Птанг назвал имена пятерых, самых язвительных насмешников, и Ксансак вызвал их.
— Я слышал, — сказал он, когда все собрались, — что вы смеетесь над Птангом, который в поединке уступил рабу. Кто-нибудь из вас считает, что мог бы успешнее противостоять ему? Если да, то я могу предоставить вам возможность испытать себя.
Хор голосов заверил Ксансака, что все готовы сразиться и победить.
— Посмотрим, — сказал он, — но предупреждаю: я запрещаю убийство. Дуэль должна быть прекращена по первому моему знаку.
Все они дали обещание не убивать меня, и вот уже первый из них приготовился к бою. Я быстро расправлялся с каждым из них по очереди, нанося болезненные уколы и выбивая из рук оружие.
Должен сказать, что они принимали поражение без возражений — за исключением одного, которого звали Бан Тор. Он был самым злобным из наемников.
— Раб обманул меня! — заорал он. — Позволь мне сразиться с ним еще раз, и я убью его.
— Нет, — сказал Ксансак. — Он пустил тебе кровь и обезоружил. Он доказал, что сильнее тебя. Если здесь и была применена хитрость, то это — фехтовальный прием, которого ты не знаешь. Тебе вряд ли удастся победить такого мастера, как Дотар Соджет.
Бан Тор все еще ворчал, когда уходил следом за остальными четырьмя воинами. Я понял, что из всех перворожденных Бан Тор стал моим самым злейшим врагом. Но это меня мало беспокоило. Впрочем, я не видел способа, которым этот воин мог бы отомстить мне.
— Бан Тор всегда не любил меня, — заметил Птанг, когда все ушли. — Он постоянно проигрывает мне на турнирах и состязаниях. Да и вообще он мерзкий тип. Ксансак держит его при себе только потому, что он родственник его жены.
На этом мы прекратили всякие разговоры о Бан Торе, и он пока не трогал нас, но, по всей видимости, затаил обиду и не собирался прощать.
Да, моя жизнь у Ксансака в самом деле чем-то напоминала жизнь фаворита в конюшне, да и, пожалуй, сами Игры перворожденных можно сравнить именно со скачками.
Игры проводились раз в неделю. Дворяне выставляли своих воинов или рабов на состязания по борьбе, кулачному бою, фехтованию. При этом организовывали что-то вроде общего тотализатора, заключали пари. Ставки были очень высокие, и страсти кипели, как на ипподроме. Фехтовальные поединки не всегда заканчивались смертью — об условиях боя договаривались заблаговременно. Обычно схватки проводились до первой крови или до тех пор, пока один из противников оставался безоружным. Но одна дуэль со смертельным исходом должна была быть непременно. Это становится главным событием проводимых Игр.
Население Камтоля составляет примерно двести тысяч человек, из которых пять тысяч — рабы. Я получил сравнительную свободу передвижения и много бродил по улицам города, но обязательно в сопровождении Птанга. Меня поразило небольшое количество детей, и я поинтересовался у Птанга, почему это так.
— Долина перворожденных может прокормить только двести тысяч жителей, — ответил он, — поэтому количество рождающихся не должно превышать количество умирающих, нельзя рожать больше, чем предписано: понаблюдав за нашей жизнью, ты сможешь убедиться, что мы убиваем только стариков и калек, поэтому у нас в итоге всегда шестьдесят пять тысяч полноценных воинов и сто тридцать тысяч здоровых женщин и детей. У нас есть две партии, одна из которых требует уменьшения числа женщин и увеличения числа воинов, а другая полагает, что врагов у нас нет и шестидесяти пяти тысяч воинов вполне достаточно. Как ни странно, большинство женщин поддерживает первую партию. По всей видимости, каждая женщина считает себя самой красивой, и уверена в том, что уж она-то останется жить.
Вести о моем военном искусстве быстро распространились среди воинов Камтоля. Меня видели в деле всего несколько человек, а остальные были уверены в том, что сумеют победить меня в бою.
Я упражнялся с Птангом в саду, когда туда пришел Ксансак с другим дворянином по имени Настор. Птанг издали увидел их и присвистнул:
— Я еще никогда не видел здесь Настора, — тихо произнес он. — Настор ненавидит Ксансака.
— Подожди! — вдруг воскликнул он. — Кажется, я все понял. Если они попросят нас сразиться, позволь мне обезоружить тебя. Потом я все объясню.
— Ладно. Надеюсь, что я сделаю все, как надо.
— Это не для меня. Это для Ксансака.
Когда дворяне приблизились к нам, я услышал слова Настора:
— Так это и есть тот великий фехтовальщик? Я готов заключить пари, что могу выставить против него того, кто сумеет победить его.
— У тебя прекрасные воины, — сказал Ксансак. — Но мой сможет постоять за себя. Сколько ты хочешь поставить?
— Ты видел моих людей в деле, а я твоего не видел никогда. Мне нужно посмотреть на него. Тогда я решу.
— Хорошо, — Ксансак повернулся к нам. Покажите благородному Настору свое искусство. Только не убивать. Ты понял, Дотар Соджет?
Птанг и я обнажили мечи.
— Ты помнишь, о чем я просил тебя? — прошептал он, и мы начали.
Я сражался не в полную силу и позволил ему обезоружить меня, потому что успел понять, что здесь должно произойти.
— Он — великолепный фехтовальщик, — лицемерно заявил Настор, не подозревая, что мы уже обо всем договорились. — Однако я готов поспорить, что мой боец прикончит его.
— Ты хочешь дуэли со смертельным исходом? Тогда ты должен поставить столько, чтобы возместить мои расходы. Ведь он будет драться впервые.
— Я ставлю два к одному. Этого достаточно?
— Вполне. Сколько же ты ставишь?
— Тысячу таней[2] против твоих пятисот.
— О, этого достаточно, чтобы накормить сорака моей жены.
Сорака, это шестиногая марсианская обезьяна, которую держали в качестве домашнего животного — баловня многих женщин. Ксансак тем самым хотел показать, что о такой сумме и говорить не хочет. Он хотел раззадорить Настора, заставить его поставить большую сумму.
Настор нахмурился.
— Я не хочу грабить тебя. Но если ты желаешь выбросить свои деньги, назови сумму сам.
— Хорошо. Чтобы игра была азартной, я предлагаю пятьдесят тысяч таней против твоих ста тысяч.
Настор даже отшатнулся. Но, вспомнив, как легко Птанг расправился со мной, он заглотил приманку.
— Пусть будет так. Но мне жаль тебя и твоего человека, — с этими словами он повернулся и ушел.
Ксансак с улыбкой смотрел ему вслед, а затем повернулся к нам.
— Я надеюсь, что это была только уловка. В противном случае я проиграю пятьдесят тысяч таней.
— Тебе не о чем беспокоиться, мой принц, — ответил Птанг.
— Если Дотар Соджет спокоен, то и мне не о чем тревожиться.
— В таких состязаниях всегда присутствует элемент случайности, — ответил я. — Но я постараюсь исключить его.
Птанг сказал, что еще ни одна дуэль не вызывала столько интереса и не только из-за грандиозных ставок.
— Дело в том, — сказал Птанг, — что против тебя будет выступать не простой воин. Настор уговорил человека, которого считают лучшим фехтовальщиком Камтоля. Его имя Нолат. Я еще никогда не видел дворянина, дерущегося с рабом, однако Нолат задолжал Настору слишком много денег, и Настор пообещал простить долг в случае победы Нолата. А сам Нолат уверен в своей победе. Он даже заложил собственный дворец, чтобы получить деньги и поставить на свой выигрыш.
— Он неглуп, — заметил я, — ведь если он проиграет, дворец ему не потребуется.
Птанг рассмеялся:
— Надеюсь. Но ты должен помнить, что он действительно лучший фехтовальщик среди перворожденных, а, значит, и на всем Барсуме.
Приближался день дуэли. Ксансак и Птанг нервничали все больше и больше. Волновались и люди Ксансака. Все, за исключением Бан Тора, который стал моим злейшим врагом. Бан Тор поставил против меня много денег и теперь повсюду кричал, что Нолат разделается со мной через несколько секунд.
Я спал один в маленькой комнатушке, смежной с комнатой Птанга. Комнатка находилась на втором этаже, и ее единственное окно выходило в сад. В ночь перед дуэлью я проснулся от шороха. Приоткрыв глаза, я увидел в окне тень. В проем вылезал человек. В ночном небе сияли сразу обе Луны Марса, но я не успел толком разглядеть его, хотя что-то в нем показалось мне знакомым. Он спрыгнул на землю и исчез.
— Может, это убийца? — предположил Птанг.
— Сомневаюсь. Он мог спокойно убить меня, пока я спал. Я пробудился, когда он вылезал в окно.
— У тебя ничего не пропало?
— У меня же нет ничего, кроме меча, а меч со мной.
Тогда Птанг решил, что кто-то хотел забраться к женщине-рабыне, но перепутал окна. Удостоверившись в ошибке, таинственный незнакомец покинул комнату.
Мы отправились на стадион в четыре зода. Ехали все: и Ксансак с женой, и его воины, и рабы. Все мы сидели на разукрашенных тотах, над головами у нас развевались вымпелы. Впереди ехали фанфаристы.
С такой же свитой приехал и Настор. Мы объехали вокруг арены, сопровождаемые оглушительным свистом и восторженными воплями. Свист несомненно предназначался мне, а Нолата многотысячная толпа приветствовала радостными криками. Я был всего лишь раб, а он — принц одной с ними крови.
Начались состязания по боксу, борьбе, дуэли до первой крови. Все ждали нашего выхода — поединка до смертельного исхода. Люди везде одинаковы. Даже на Земле любители бокса во время схватки боксеров жаждут нокаута, во время борьбы ждут сломанных рук и ног, а на автомобильных гонках с упоением наблюдают за переворачивающимися и взрывающимися автомобилями. Если бы не существовало никакого риска, люди не занимались бы спортом.
Наконец настал момент, когда я шагнул на арену. На трибунах сидела изысканная публика. Там же находились Доксус со своей джеддарой. Все места были заняты знатью Камтоля. Зрелище потрясало: разноцветные шелка, драгоценные камни, ювелирные изделия — все сверкало и переливалось золотом. Нолат прошел к ложе джеддака и поклонился, затем приблизился к ложе Ксансака и приветствовал его. Наконец он подошел к ложе Настора, за которого дрался. Я был всего лишь раб, и меня не подводили к джеддаку.
Меня сразу же провели прямо к Настору, чтобы он мог убедиться, что я именно тот, против которого он сделал ставку. Разумеется, это была лишь формальность, но таковы правила игры.
Пока мы шли вокруг арены, я не видел свиты Настора, зато теперь я хорошо рассмотрел всех. Более того, я увидел Лану! Она сидела возле Настора. Теперь я просто обязан был убить этого Нолата, человека Настора!
Лана ахнула и хотела что-то сказать, однако я предостерегающе покачал головой, опасаясь, что она произнесет мое имя, достаточно хорошо известное перворожденным и означающее смертный приговор для меня. Странно, что меня до сих пор не узнали, ведь я настолько приметен, что любой, побывавший в долине Дор, должен был вспомнить мой облик. И только потом я узнал, почему черные пираты не опознали меня.
— Почему ты это сделал, раб? — спросил Настор.
— Что именно?
— Покачал головой.
— Может быть, я нервничаю.
— Ну да, конечно! Ведь тебя ждет смерть.
Меня провели на край арены напротив ложи джеддака. Птанг встал рядом. Он, насколько я понял, был назначен секундантом. Некоторое время мы стояли вдвоем, вероятно, для того, чтобы я успокоил нервы. Затем приблизился Нолат в сопровождении воина. На арене находился еще и пятый человек, по всей вероятности, судья.
Нолат был большой и сильный мужчина. Даже в известном смысле красивый. Птанг предупредил меня, что мы должны приветствовать друг друга, и я, встав в позицию, отсалютовал. Однако Нолат презрительно фыркнул и сказал:
— Давай, давай, раб. Пришло твое время умереть.
— Ты совершил ошибку, Нолат, — сказал я.
— Какую же? — спросил он, делая выпад.
— Ты отказался приветствовать меня, — я парировал его удар. Лезвия выбили искры. — Теперь я буду безжалостен.
— Жалкий раб! — выкрикнул он к нанес еще один удар.
Вместо ответа я поцарапал ему щеку кончиком острия своего меча.
— Я предупредил тебя.
Нолат рассвирепел и бросился на меня с очевидным намерением немедленно закончить поединок. Мой меч царапнул другую сторону его лица и, мгновение спустя, нарисовал на его груди знак — кровавый крест.
Все замерли. Только свита Ксансака откровенно торжествовала. Кровь хлестала из ран Нолата, он двигался с видимым трудом.
Внезапно тишину разорвали крики:
— Смерть! Смерть!
Было ясно, что Нолат не мог поразить меня. Значит, все хотели, чтобы я убил Нолата. Толпа жаждала убийства. Но я просто обезоружил Нолата, и его меч со звоном упал на другом конце арены. Судья побежал за ним, и я не стал препятствовать.
Я повернулся к секунданту Нолата:
— Я дарю ему жизнь!
Эти слова я произнес достаточно громко, чтобы их слышали все.
Раздались вопли:
— Смерть! Смерть!
— Он предлагает тебе жизнь, Нолат, — сказал секундант.
— Но выигранное пари должно быть оплачено так, как будто я убил тебя, — добавил я.
— Я буду драться до смерти, — сказал Нолат.
Он оказался отважным человеком, и мне не хотелось убивать его. Его рука снова сжимала возвращенный меч, и мы вновь вступили в схватку. На этот раз Нолат не улыбался и не пытался оскорбить меня. Он дрался за свою жизнь. Он боролся, как загнанная в угол крыса. Он был хороший фехтовальщик, но далеко не самый лучший среди перворожденных.
Я мог бы зарубить его в любой момент, но мне все же не хотелось делать этого, поэтому я нанес ему еще несколько колотых ран и снова выбил меч. И так несколько раз. И, когда судья в очередной раз побежал за мечом моего противника, я подошел к ложе джеддака и отсалютовал ему.
— Что тебе надо, раб? — спросил офицер охраны.
— Я пришел просить жизнь для Нолата. Он хороший фехтовальщик и отважный воин. Я не убийца, и убивать его сейчас — неблагородно.
— Странная просьба, — сказал Доксус, — это дуэль до смертельного исхода, она должна продолжаться.
— Я здесь чужой, но там, откуда я пришел, дуэль может быть прервана, если один из участников докажет, что имело место мошенничество.
— Кого ты имеешь в виду, Настора или Нолата?
— Пока я спал прошлой ночью, в мою комнату кто-то проник и подменил мой меч на более короткий. Он на несколько дюймов короче меча Нолата. Во время дуэли я заметил, что это не мой меч. Ксансак и Птанг подтвердят это.
Доксус вызвал Птанга и Ксансака. Он потребовал, чтобы они осмотрели меч. Ксансак заявил, что это меч из его оружейной, но чей именно это меч, он сказать не может. Птанг должен знать наверняка.
Доксус повернулся к Птангу.
— Этот меч принадлежит Дотару Соджету?
— Нет.
— Ты узнаешь это оружие?
— Да.
— Чье оно?
— Меч принадлежит Бан Тору, — ответил Птанг.
Доксусу ничего не оставалось делать, как прекратить поединок и считать, что пари выиграл Ксансак. Настор с огромной неохотой уплатил сто тысяч таней Ксансаку. Доксус послал за Бан Тором. Джеддак был в бешенстве: перворожденный совершил бесчестный поступок — позорное пятно на всю расу.
— Этот человек входил к тебе в комнату ночью? — спросил он меня.
— Было темно. Я видел его только со спины и не смогу утверждать со всей определенностью.
— Ты делал ставки? — спросил Доксус Бан Тора.
— Очень маленькие, джеддак.
— На кого?
— На Нолата.
Доксус повернулся к офицерам:
— Соберите всех, с кем Бан Тор заключил пари.
Посыльные побежали по рядам, и вскоре перед лоджией джеддака собрались пятьдесят человек. Бан Тор опустил голову. Опросив всех, Доксус выяснил, что Бан Тор намеревался выиграть огромную сумму.
— Ты сделал это, чтобы выиграть наверняка? — спросил Доксус.
— Я был уверен, что Нолат выиграет поединок. Он же лучший фехтовальщик Камтоля.
— И ты решил помочь ему, подменив меч раба? Ты совершил подлость, обесчестил нас. В наказание ты будешь драться с Дотаром Соджетом, — он повернулся ко мне. — Ты можешь убить его. И возьми длинный меч, хотя, я уверен, ты смог бы победить его и коротким.
— Я не стану убивать, — ответил я, — но оставлю ему на всю жизнь метку, чтобы все помнили, кто он такой.
Когда мы заняли свои места на арене, я услышал крики. Многие ставили на меня в соотношении 100 к 1, но желающих заключить пари не было. А потом я услышал крик Настора:
— Даю пятьдесят тысяч таней Бан Тору, если он убьет этого раба.
Здорово же я насолил ему…
Бан Тор был не простой противник. Он был неплохой фехтовальщик, к тому же он дрался за свою жизнь и за пятьдесят тысяч таней. Фехтовал он аккуратно, в основном защищаясь и дожидаясь моей ошибки. Но я не делал ошибок; неправильное движение сделал он, поддавшись на мой ложный маневр. Он раскрылся.
Молниеносно мой меч тут же начертил на его лбу крест. Затем, сделав выпад, я обезоружил его. Не глядя больше на него, я повернулся и направился к ложе джеддака.
— Я удовлетворен. Этот крест на лбу — достойное наказание.
Доксус молча кивнул. Затем он подал знак трубачам, и те протрубили окончание Игр. После этого он снова повернулся ко мне.
— Откуда ты?
— У меня нет родины. Я — пантан. Я продаю свой меч тому, кто больше заплатит.
— Я покупаю тебя и твой меч. Сколько ты заплатил за раба, Ксансак?
— Сто таней.
— Ты ценишь его слишком дорого, — проворчал коронованный скряга. — Я дам тебе за него пятьдесят таней.
«Да, хорошо быть джеддаком!» — подумал я.
— Рад подарить его тебе, — быстро сориентировался Ксансак.
Я заработал ему сто тысяч таней, и он наверняка ничего больше не рассчитывал заработать на мне: ведь вряд ли найдется кто-нибудь, кто захотел бы поставить против меня после сегодняшнего.
Я был доволен сменой хозяина: получив доступ во дворец, можно было попытаться найти путь к бегству, если, конечно, мои предположения правильны. Таким образом Джон Картер, принц Гелиума, попал во дворец Доксуса, джеддака перворожденных. Раб, но с хорошей репутацией. Воины охраны относились ко мне с почтением. Мне выделили отдельную: комнату, и один из офицеров стражи был специально приставлен ко мне.
Я не мог сообразить, зачем я понадобился Доксусу. Он должен понимать, что на мне он ничего не заработает — ведь у всех на глазах я расправился с лучшим фехтовальщиком, как с новичком.
На следующий день Доксус прислал за мной. Он находился один в маленькой комнатке, в которую меня ввели воины охраны.
— Ты видел скелеты у входа в долину?
— Да.
— Эти люди хотели бежать. И тебя ждет то же самое, если ты попытаешься покинуть дворец, я предупреждаю тебя. Может быть, тебе кажется, что можно убив меня, ускользнуть в суматохе. Нет, ты никогда не вырвешься из долины перворожденных. Но если ты захочешь, то сможешь жить здесь со всеми удобствами. Все, что требуется от тебя, это обучить меня приемам, с помощью которых ты победил наших лучших фехтовальщиков. Но все это должно остаться в тайне. В противном случае тебя постигнет смерть, страшная смерть, уверяю тебя. Что ты скажешь?
— Я могу обучить тебя, — ответил я. — Но не могу обещать, что сделаю лучшим фехтовальщиком среди перворожденных. Кроме умения и отработанных навыков нужен еще и талант.
— Ты разговариваешь не как нищий пантан. Ты говоришь так, словно давно привык разговаривать с джеддаками на равных.
— Тебе придется многому научиться, чтобы стать хорошим фехтовальщиком, а мне необходимо учиться еще больше, чтобы стать хорошим рабом.
Он хмыкнул, поднялся и приказал следовать за ним. Мы прошли сквозь маленькую дверь, спустились по лестнице в подвал под дворцом. Пройдя по узкому коридору, мы попали в комнату.
— Это — тайная комната. Кроме меня, только один человек имеет сюда доступ. Нас здесь никто не побеспокоит. Тот, о ком я говорю, мой самый верный слуга. Он имеет право входить сюда. Но пора работать! Я не могу дождаться дня, когда смогу скрестить мечи с кем-нибудь из этих наглых дворян, которые считают себя непревзойденными фехтовальщиками!
У меня не было намерений открывать Доксусу все свои тайные приемы, хотя опасаться мне было нечего: ему никогда не сравниться со мной в силе, подвижности и ловкости.
Я тренировался с ним в приеме выбивания меча, когда открылась секретная дверь и в помещение вошел человек. В те короткие мгновения, пока дверь была открыта, я увидел ярко освещенную комнату и что-то еще, что показалось мне очень сложной машиной. На ее передней панели размещались приборы, кнопки, рычаги и прочие непонятные устройства. По всей вероятности, это и была та самая машина, о которой нам рассказывал Джад Хан. При виде меня незнакомец застыл в удивлении. Я, совершенно чужой, раб, стою с обнаженным мечом перед джеддаком. В то же мгновение человек выхватил пистолет, но Доксус предотвратил трагедию.
— Все в порядке, Мир Жо, — сказал он. — Я беру уроки фехтования у этого человека. Его зовут Дотар Соджет, и ты будешь видеть его здесь ежедневно. Но что ты здесь делаешь? Что-нибудь случилось?
— Прошлой ночью бежал раб.
— Ты его остановил, Мир Жо?
— Только сейчас. Он был уже на полпути к вершине.
— Хорошо, — сказал Доксус. — Слушай, Дотар Соджет.
Я был настолько поглощен своими мыслями, что позволил Доксусу уколоть меня. Его восторг был неописуем.
— Чудесно! — воскликнул он. — За один урок я настолько улучшил свое фехтование, что смог уколоть тебя. Даже Нолату не удалось совершить подобное. На сегодня достаточно. Я разрешаю тебе свободно передвигаться по городу. Но без права выходить за ворота.
Он прошел к столу и что-то написал. Затем он передал мне записку.
— Это разрешение появляться в общественных местах.
Я прочел записку: «Дотар Соджет, раб, имеет право ходить по городу и по дворцу. Доксус, джеддак».
Вернувшись к себе, я решил, что буду позволять Доксусу наносить мне уколы каждый день. Ман Лат, офицер, приставленный ко мне, находился в своей комнате по соседству с моей.
— Твои обязанности сократились, — сообщил я ему.
— А в чем дело?
Я показал ему записку джеддака.
— Значит, ты понравился Доксусу. Я еще не встречал раба, который бы получил такую свободу и не пытался бежать.
— Я видел скелеты на склоне горы.
— Мы называем их «дети Мир Жо». Он очень гордится ими.
— Кто такой Мир Жо?
— Некто, кого ты никогда не увидишь. Он вечно занят своими колдовскими делами.
— Он живет во дворце?
— Никто не знает, где он живет, кроме джеддака. Говорят, у него есть потайная комната во дворце, но я ее не видел. Единственное, что мне известно — это то, что он самый могущественный человек в Долине после джеддака. Он держит в своих руках жизнь и смерть каждого человека. Он может убить любого из нас в любой момент.
Теперь я был убежден, что видел потайную комнату в подвале — но как мне использовать полученное знание?
Я немедленно воспользовался своей свободой, чтобы осмотреть город, так как видел лишь немногое во время прогулок с Птангом. Стражники дворца очень удивились, ознакомившись с запиской джеддака. Все знали о том, что я победил лучшего фехтовальщика Камтоля. Сомневаюсь, что вы можете понять, с каким почтением на Марсе относятся к хорошим фехтовальщикам. На своей родине его боготворят как Хуана Бельмонте в Испании или Джека Демпси в Америке.
Я не успел далеко уйти от дворца, как, к своему удивлению, увидел флайеры, опускающиеся в город. Перворожденные, которых я наблюдал в долине Дор, пользовались флайерами, но здесь до настоящего момента я еще не встречал летательных аппаратов.
Марсианские аэропланы держались в воздухе и двигались благодаря чудесному открытию — антигравитации. Я не знаю, в чем заключается суть этого механизма, но флайеры могли подниматься и опускаться вертикально. Для посадки им требовалась очень небольшая площадка.
Флайеры! Сердце мое бешено забилось. Средство для бегства! Разумеется, все нужно тщательно спланировать и подготовить… Риск, конечно, огромный, но если все пойдет хорошо…
Я направился туда, куда спускались флайеры. Подойдя к высокому дому, я увидел на его плоской крыше флайер (практически на всем Барсуме взлетно-посадочные площадки для флайеров устраивались на крышах, чтобы сэкономить место внутри города). Я подошел ко входу и попытался пройти внутрь, чтобы осмотреть здание и флайеры. Но мне преградил дорогу часовой с обнаженным мечом.
— Ты куда, раб?
Я показал ему записку джеддака. Он тоже крайне удивился, прочитав ее.
— Здесь говорится о свободе передвижения по городу, но ничего не сказано об ангарах.
— Но они ведь тоже часть города, не так ли?
Он покачал головой.
— Это так. Но я не пущу тебя. Я вызову офицера.
Вскоре появился офицер.
— О! — воскликнул он, увидев меня. — Ты тот самый раб, который мог убить Нолата, но подарил ему жизнь. Что тебе здесь нужно?
Я подал ему записку. Офицер внимательно прочел ее.
— Невероятно, — пробормотал он. — Но твое искусство тоже невероятно. Нолат считал себя лучшим бойцом Камтоля, а ты заставил его чувствовать себя одноногой старухой. Зачем ты все-таки пришел сюда?
— Я хочу научиться летать.
Он расхохотался и весело хлопнул себя по бедрам.
— Ты или сам дурак, или нас считаешь идиотами, раз думаешь, что мы позволим рабу научиться летать.
— Но я хотел бы посмотреть на них. Это никому не повредит.
Он задумался, затем сказал:
— Нолат — мой друг. Ты мог убить его, но не захотел. За это я позволю тебе войти.
— Благодарю.
На первом этаже были мастерские, где ремонтировали флайеры. Второй и третий этажи были забиты флайерами — в основном небольшими и высокоскоростными. Здание было огромным, и флайеров здесь было очень много. Я уже видел такие машины, когда они, подобно рассерженным москитам, кружились над долиной Дор. Но что они делали там? Раньше я считал, что перворожденные живут только в долине Дор, но теперь-то знаю, что это не так. Я видел, как черные пираты задыхаются от недостатка кислорода в горах. А если человек не может долго жить без воздуха, каким образом он преодолеет огромное расстояние между Турией и Барсумом?
Я спросил сопровождавшего меня воина, почему до сего дня флайеров ни разу не было видно в воздухе?
— Мы летаем только по ночам, чтобы враги не могли выследить нас. Те, что прилетели сегодня — посланцы долины Дор. Этот визит может означать начало войны, и я очень рад этому. Мы уже давно не воевали, нужно поразмять кости. Будет большая битва, если объединятся отряды Камтоля и Дор.
Среди тех, кто прилетел, я узнал кое-кого из старых знакомых по долине Дор.
Прежде чем покинуть ангар, я внимательно осмотрел все, запоминая расположение комнат и отсеков в здании. Само оно стояло на одной из улочек в бедном квартале. Постепенно план бегства все отчетливее вырисовывался передо мной.
Я зашел в ближайшую лавку, поинтересовался, сколько стоит вещь, которую мне захотелось купить. Она стоила всего три танпи — примерно тридцать центов. Но я вдруг вспомнил, что у меня нет денег перворожденных.
Деньги на Марсе — это монеты овальной формы: достоинство «пи» было эквивалентно центу, «танпи» — десяти центам, и «таней» — доллару. Одна монета из бронзы, другая из серебра и третья из золота. Бумажных денег на Марсе не существовало.
Со мной были деньги Гелиума — примерно пятьдесят таней. Я предложил торговцу один таней в иностранной валюте за товар, который стоит тридцать центов в их деньгах, и торговец с радостью принял золотую монету.
Я положил покупку в карман и вышел. Шагая ко дворцу, я увидел белокожего человека с тяжелым тюком на спине: в Камтоле только один белокожий, кроме меня, и сейчас я торопился догнать его.
Да, это был он, оревар из Хорца, и, когда я окликнул Ная Дан Чи, он едва не уронил тюк на землю.
— Джон Картер!
— Тихо! Меня зовут Дотар Соджет, Если перворожденные узнают, что Джон Картер среди них, то я не дам за его голову и одного пи. Расскажи мне о себе. Что с тобой случилось?
— Меня купил Настор, самый жестокий хозяин, как говорят о нем горожане. К тому же он скуп. Он купил меня только потому, что за меня запросили небольшую сумму. Поэтому он купил и Джад Хана, добавив сэкономленные на мне деньги. Мы работаем на него день и ночь, а кормит он нас отвратительно. С тех пор, как он проиграл сто тысяч Ксансаку, он заставляет нас работать еще больше.
— Стой!.. — вдруг воскликнул он, — так, значит, это ты победил Нолата и заставил Настора выплатить сотню тысяч? Я только теперь понял это. Мне говорили, что раба-победителя зовут Дотар Соджет, но мне это имя ничего не говорило.
— Ты видел Лану? — спросил я. — Она была в ложе Настора на Играх. Я слышал разговоры среди рабов, и это меня очень беспокоит.
— Я тоже слышал эти разговоры, и меня это тоже волнует.
— Что ты слышал? Я понял, что она в опасности, как только увидел ее в ложе Настора. Она слишком прекрасна, чтобы чувствовать себя спокойно.
— Сначала все было прекрасно, так как ее купила жена Настора. И все бы было ничего, если бы Настор не обратил на нее внимания. Он попытался купить ее у жены, но Ван Тил отказалась продать Лану. Настор пришел в ярость и сказал, что все равно получит эту рабыню. Поэтому Ван Тил поселила ее в башне своего дворца и приставила охрану. Вот эта башня, — показал он, — возможно, Лана сейчас смотрит из окна.
Я взглянул на каменную башню. Она возвышалась над дворцом, расположенным на центральной площади. Я заметил, что окна в комнате Ланы не забраны решеткой.
— Ты считаешь, что Лана в опасности?
— Да. Ходят упорные слухи, что Настор собирается взять башню штурмом.
— Тогда нельзя терять времени. Мы должны действовать сегодня ночью.
— Но что смогут сделать два раба? Даже если мы сможем освободить Лану, из долины нам не выбраться. Не забывай о скелетах, Джон Картер.
— Доверься мне. И не называй меня по имени. Ты можешь выйти из дворца после наступления темноты?
— Думаю, да. Перворожденные очень беспечны. Воров и грабителей у них почти нет, а машина Мир Жо делает любую попытку к бегству невозможной.
— Хорошо, тогда слушай внимательно. Выходи из дворца и спрячься в тени возле стены после восьмого зода. Если Джад Хан захочет бежать, захвати и его. Если удастся успешно реализовать мой план, на площадь рядом с вами сядет флайер. Сразу же бегите и прыгайте в него. Им будет управлять черный пират. Не пугайтесь. Сумеете добыть оружие — прекрасно. Если флайера не будет, значит, мой план провалился. Возвращайтесь к себе и ждите.
— А Лана? Что будет с нею?
— Лану я обязан спасти в первую очередь. Если у меня из этого ничего не выйдет, то и побега не будет. Я не покину город без нее.
— Мне бы хотелось узнать, как ты собираешься совершить невозможное. Я действовал бы гораздо увереннее, если бы знал хоть что-нибудь.
— Разумеется, — согласился я. — Во-первых…
— Что это вы тут разболтались? — прозвучал грубый голос позади нас.
Я повернулся и увидел могучего воина. Вместо ответа я сунул ему разрешение джеддака.
Даже прочтя его, он не поверил своим глазам. Однако он вернул мне записку и сказал:
— С тобой все в порядке. А этот? У него тоже разрешение джеддака?
— Это я виноват, — сказал я. — Встретил случайно старого знакомого и решил расспросить о жизни.
— Хорошо, — удовлетворился моим объяснением стражник. — Но сейчас расходитесь. Центральная площадь не место для встреч рабов.
Ная Дан Чи мигом подхватил свой тюк и исчез. Я тоже хотел уйти, но воин остановил меня.
— Я видел, как ты сражался с Нолатом и Бан Тором. Мои друзья очень хотели бы посмотреть на тебя, так как по описанию ты похож на некоего Джона Картера, у которого была белая кожа и серые глаза. Скажи, ты случайно не Джон Картер?
— Я — Дотар Соджет.
— Мои друзья из долины Дор очень хотели бы заполучить в свои руки Джона Картера, — сказал он с еле заметной усмешкой, и удалился.
Теперь появились самые серьезные основания для спешки. Если хоть один человек в Камтоле узнает во мне Джона Картера, принца Гелиума, я не доживу до утра. Входя во дворец, я уже опасался ареста. Однако я дошел до своей комнаты без происшествий.
Ко мне сразу же подошел Ман Лат, и я заподозрил самое худшее. Он никогда не заходил ко мне.
Однако Ман Лат был настроен шутливо, даже дружески.
— Плохо, что ты раб, — сказал он, во дворце сегодня большой праздник. Доксус принимает делегацию из долины Дор. Будет много еды, выпивки, будет весело. Вероятно, Доксус заставит тебя сражаться с лучшими фехтовальщиками, конечно, не до смерти, а только до первой крови. Потом будут танцевать рабыни. Доксус приказал Настору привести ту рабыню, которая была с ним на Играх. О ее красоте говорит весь Камтоль. Да, плохо, что ты не перворожденный и не сможешь насладиться великолепием праздника.
— Почему же? Я ведь буду там.
— Да, но только как фехтовальщик. Ты не будешь есть и пить, ты не увидишь девушек-рабынь. Да, плохо, что ты не нашей крови.
— Я не чувствую себя ниже, чем перворожденные, — возразил я, по горло сытый их надменностью.
Ман Лат с удивлением посмотрел на меня.
— Ты самонадеян, раб. Разве ты не знаешь, что перворожденные Барсума, которых вы называете черными пиратами, являются самой древней расой планеты. Наша родословная тянется прямо от Дерева Жизни, которое росло в Долине Дор двадцать три миллиона лет назад. Многие тысячелетия плоды этого дерева эволюционировали из растительных в животные.
Я надеялся, что он закончил. Эту чушь я уже слышал много раз. Но я не стал говорить ему об этом, мне просто хотелось, чтобы он поскорее убрался.
Наконец, он ушел. И настал долгий вечер. Я не мог начать действовать, пока не останется два часа до назначенного времени встречи с Ная Дан Чи. Я подумал, что Ная Дан Чи будет озадачен тем, что флайером будет управлять черный пират.
Вечер тянулся медленно. Я слышал, как съезжались гости. Приближался час зеро — и тут судьба нанесла свой сокрушительный удар. Явился воин, который вызвал меня в банкетный зал!
Я хотел прикончить его и заняться своим делом, но внезапно дух противоречия овладел мною. Я должен видеть их всех, должен продемонстрировать им, что я лучший фехтовальщик обоих миров, что я во много раз выше перворожденных. Я знаю, что это было глупостью, чудачеством, но я направился следом за воином. Поворачивать назад было поздно.
Никто не обратил на меня внимания, когда я появился в зале. Я был всего лишь грязный раб. За столами сидели роскошно одетые мужчины и женщины. Они ели, пили, беседовали, смеялись… Некоторые из гостей пьяно покачивались. Я видел, что Доксус тоже был пьян. Одной рукой они обнимал свою жену, но целовал жену соседа слева.
Воин, сопровождавший меня, что-то прошептал на ухо Доксусу, и тот ударил в гонг, требуя полной тишины. После этого он заговорил:
— Долгие годы воины долины Дор хвастались своим мастерством фехтования. И я признаю, что во многих случаях они побеждали наших воинов на состязаниях. Но сейчас у меня есть раб, простой раб, который может победить любого из воинов долины Дор. Этот раб здесь. Он готов показать свое искусство в соревнованиях с лучшими воинами. Разумеется, не до смерти, а до первой крови.
Поднялся один из бойцов:
— Это вызов, — сказал он. — Среди нас лучшим является Зитхад, но если он не захочет скрестить оружие с рабом, то я с наслаждением пущу кровь этому наглому рабу.
Тогда поднялся Зитхад, презрительный и надменный человек.
— Я еще никогда не пачкал меч кровью раба, но сейчас я сделаю это к стыду Камтоля. Где этот раб?
Зитхад! Он был начальником охраны во время восстания рабов и свержения Иссы. У него были все основания помнить и ненавидеть меня!
Когда мы сошлись на небольшой арене в центре банкетного зала, Зитхад с величайшим изумлением посмотрел на меня. Затем он сделал шаг назад. Он даже открыл рот, чтобы заговорить.
— Неужели ты боишься сразиться с рабом? — оскорбил его я. — Все хотят видеть, как ты прольешь мою кровь. Неужели ты хочешь разочаровать их? — Я легонько коснулся острием меча его груди.
— Мразь! — зарычал он и бросился на меня.
Он был сильным фехтовальщиком, сильнее, чем Нолат, но я превратил его в обезьяну. Я гонял его из угла в угол, он едва успевал защищаться.
В ярости и ужасе, он метался по арене, а зрители, затаив дыхание, наблюдали за поединком.
Неожиданно Зитхад выкрикнул:
— Идиоты! Что вы смотрите? Вы знаете, кто это?.. Это… — Но тут я пронзил его сердце.
Зал взревел. Сотни мечей засверкали в воздухе. Но я не стал ждать. С обнаженным мечом я вскочил и побежал по столу, заставленному утварью, сопровождаемый визгом женщин, и выпрыгнул через окно в сад.
Все устремились за мной, но я, как молния, пролетел по саду и добежал до окна своей комнаты. Оно размещалось на высоте пятнадцати футов над землей. Секундой позже я уже был в комнате, проскочил через нее и устремился вниз по лестнице.
Было темно, но я прекрасно помнил каждый поворот. Пробежав подвальный коридор, я проник в комнату, где первый раз со мной беседовал Доксус, быстро пересек ее, снова ринулся вниз по лестнице. В потайную комнату!
Теперь никто не сможет догадаться, куда я исчез. А Мир Жо, несомненно на банкете, и я смогу сделать то, ради чего пришел сюда.
Когда я открыл нужную дверь, с дивана поднялся Мир Жо и удивленно посмотрел на меня:
— Что тебе здесь нужно, раб? — спросил он.
Какое невезение! Все против меня! Сначала вызов в зал, потом Зитхад, и вот теперь Мир Жо! Мне не хотелось убивать, но что оставалось делать?
— Защищайся! — выдохнул я. — Я не убийца. Я не могу убить человека, если в его руке нет меча.
Но мой противник не был столь благороден: он выхватил радиевый пистолет. Роковая ошибка! Я одним прыжком преодолел пространство, разделяющее нас, и моментально пронзил его сердце.
Даже не вытерев с меча кровь, я рванулся в маленькую комнату. В ней находился зловещий аппарат, держащий в плену двести тысяч душ. Жуткое изобретение, порождением которого были тысячи скелетов вокруг долины.
Я осмотрелся и подобрал тяжелый металлический брусок. Всю свою злость и негодование я обрушил на подлую машину — и через несколько секунд передо мной лежала искореженная груда металла.
Я вернулся в большую комнату. Раздел Мир Жо, снял одежду с себя. Затем достал то, что купил в лавке — баночку черного крема, каким здесь пользуются модницы, чтобы сделать кожу еще более черной и блестящей.
Через десять минут я был чернее самого черного пирата. Я быстро натянул одежду Мир Жо и теперь, если не считать серых глаз, я мало чем отличался от знатного перворожденного. Сейчас я даже был рад, что Мир Жо оказался здесь. Его одежда позволит мне беспрепятственно пройти по дворцу.
Я добрался до выхода не встретив никого, а, приближаясь к воротам, стал старательно изображать пьяного. Сердце отчаянно билось, когда я проходил мимо часового, но тот просто отдал мне честь — видимо, принял меня за одного из подгулявших гостей.
Я шагал по улицам к ангару. Сначала я хотел взобраться на крышу по стене, но это означало, что мне придется драться с часовыми на крыше. Поэтому я направился прямо к дому, не обращая внимания на часового. Немного поколебавшись, он отсалютовал мне.
Теперь впереди у меня оставалось только одно препятствие — охрана на крыше. Я был уверен, что она там. Мне будет трудно убедить их в том, что я решил просто немного полетать, причем ночью. Но когда я выбрался на крышу, то обнаружил там всего лишь одного часового.
У меня заняло не больше пяти секунд убрать часового, найти флайер, залезть в него и включить двигатель. Ночь была темная. Я взлетел по крутой спирали и направился к башне дворца Настора, где в заточении томилась Лана. Я подлетел к башне, радуясь, что пока все идет по плану.
Я подвел флайер к окну Ланы и услышал сдавленный женский крик. Затем раздался недовольный возглас мужчины. Ухватившись за конец каната, я немедленно впрыгнул в комнату с мечом в руке.
В темном помещении я увидел мужчину, который повалил Лану на диван. Она отчаянно отбивалась руками и ногами, но уже теряла силы.
— Хватит! — крикнул я, и мужчина, отпустив от неожиданности Лану, повернулся ко мне. Это был Настор.
— Кто ты? — рявкнул он. — Что тебе здесь надо?
— Я — Джон Картер, принц Гелиума. Я пришел, чтобы уничтожить тебя.
Он успел выхватить меч из ножен, и мы скрестили оружие.
— Может быть, ты помнишь меня под именем Дотара Соджета, из-за которого ты потерял сто тысяч таней? А теперь ты потеряешь жизнь.
Он заорал, призывая охрану, и я услышал топот бегущих по лестнице ног. Нужно было как можно быстрее покончить с Настором, но он оказался лучшим фехтовальщиком, чем я ожидал. Правда, через некоторое время дуэль больше напоминала салки-догонялки.
Охранники были уже рядом, когда Лана подскочила к двери, захлопнула ее и задвинула тяжелый засов. В дверь сразу же забарабанили, послышались угрожающие крики.
Я на бегу запутался в покрывале, упавшем с дивана, и с размаху рухнул на спину. Настор немедленно ринулся ко мне, намереваясь пригвоздить меня к полу. Казалось, сейчас все будет кончено.
Но Лана спасла положение. Она решительно кинулась на Настора сзади и схватила его за ноги. Он упал и напоролся на мой меч. Два фута лезвия вышли из спины Настора, и я с трудом вытащил меч.
— Бежим, Лана, — позвал я.
— Куда? За дверью стражники.
— В окно. Быстрее!
Но, повернувшись к оконному проему, я увидел, что канат, который я сбросил во время борьбы, исчез. Флайера не было. Мы оказались в ловушке.
Я выглянул в окно. Вот она, наша свобода, жизнь Ланы, Ная Дан Чи, Джад Хада и моя, в двадцати пяти футах от нас и в нескольких футах ниже уровня окна.
Оставалось одно. Я влез на подоконник и прыгнул… То, что сейчас я сам рассказываю эту историю, доказывает, что приземлился я удачно. Еще несколько секунд, и я подвел аппарат к окну. Лана тут же оказалась на борту.
— Ная Дан Чи, — произнесла она. — Что с ним? Будет слишком жестоко бросить его здесь.
Ная Дан Чи был бы счастливейшим человеком на Марсе, если бы знал, что первая мысль Ланы была о нем.
Я направил флайер вниз на площадь.
— Куда мы? — спросила Лана. — Ты не боишься, что мы снова окажемся в плену?
— За Ная Дан Чи, — ответил я.
Подобрав ожидавших нас, я сразу же взмыл вверх и направил корабль к Гатолу. Я постоянно ощущал взгляд Ная Дан Чи на себе. Наконец, он не выдержал:
— Кто ты? Где Джон Картер?
— Теперь я Мир Жо. Недавно был Дотаром Соджетом. Но по-прежнему остаюсь Джоном Картером!
— Мы снова вместе! — воскликнул он. — И живы! Но надолго ли? Ты забыл об аппарате смерти!
— Беспокоиться нечего. Машина уничтожена.
Он повернулся к Лане.
— Лана, мы столько пережили вместе. Я снова кладу свое сердце к твоим ногам.
— Подними его, — последовал ответ. — Я устала и хочу спать.
На борту флайера, который я украл из ангара в Камтоле, нас было четверо. Я, Джон Картер, принц Гелиума, Лана из Гатола, Ная Дан Чи из Хорца и брат Джанай из Амхора.
Стояла прекрасная марсианская ночь, тихая и светлая. В разреженной атмосфере каждая звезда сияла так, словно только что родилась на небосклоне. Зрелище просто потрясающее, людям Земли не представить себе такого.
Когда мы поднялись над долиной, на небосклоне сияли сразу обе луны. Рядом по небесной сфере плыла Земля, чуть дальше — Венера. Хлорус, более отдаленная луна, величественно парила в пространстве над планетой на расстоянии четырнадцати тысяч миль, а Турия, которую отделяло от Марса четыре тысячи миль, быстро передвигалась от горизонта к горизонту, отбрасывая непрерывно меняющиеся тени. Вся картина была наполнена неземным очарованием. Впрочем, настанет день, когда вы, люди Земли, сами попадете на Марс и сможете увидеть таинственное великолепие марсианских пейзажей.
Я взял курс на Гатол и включил двигатель на полную мощность. За нами должны были броситься в погоню, но на таком флайере я не очень опасался ее. Никто не сможет догнать нас.
Считалось, что Гатол один из самых старых городов Марса, к тому же один из немногих, остававшихся свободными, несмотря на то, что его старые алмазные копи еще не полностью истощились.
Когда-то город был выстроен на острове, посреди Троксеуса, самого большого из пяти океанов Барсума. Когда океан начал пересыхать, город постепенно опускался вниз, к подножию холма. Внутри этот холм был весь изрезан шахтами.
С суши Гатол был защищен обширной соляной пустыней.
Гигантские боевые воздушные корабли тоже не могли приземлиться в Гатоле, так как там не было ни одной мало-мальски пригодной для посадки площадки. Джеддаком Гатола был Гохан, отец Ланы. Я собирался вернуть Лану отцу и матери, Таре. Теперь мы почти достигли цели и я смогу вернуться в Гелиум, к своей несравненной Дее Торис, которая считает меня мертвым.
Джад Хан сидел рядом со мной. Лана спала, а Ная Дан Чи пребывал в подавленном настроении — обычном состоянии всех влюбленных.
Мне было жаль его, и я мог бы вывести его из депрессии, поведав ему о первых словах Ланы во время бегства, но не стал делать этого. Я хотел, чтобы тот, кто завоюет любовь Ланы, сделал все самостоятельно, поэтому и позволил бедному Ная Дан Чи страдать от пренебрежительных слов Ланы.
Мы подлетели к Гатолу перед самым рассветом. На небе уже не было ни одной луны, и предрассветный мрак сковал планету. В городе было темно. Я не видел ни одного огонька.
Лана вышла из каюты и села рядом со мной.
— Мне страшно, — проговорила она.
— Да, здесь что-то не так, — согласился я. — Пожалуй, прежде чем садиться, я дождусь дня.
— Посмотри, сказала Лана, — указывая на темную громаду гор. — Видишь огни?
— Может, костры пастухов?
— Не слишком ли много?
— Может, там военный лагерь? — предположил Джад Хан.
— Сюда летит флайер, — заметил Ная Дан Чи. — Нас увидели.
К нам быстро приближался летательный аппарат.
— Несомненно, патруль, — сказал я, направляя флайер в обратную сторону. Мне все это не нравилось; неплохо было бы выяснить обстановку, прежде чем действовать дальше.
Мы услышали крик:
— Кто вы?
— А вы? — задал я ответный вопрос.
— Стойте!
Но я не остановился. Наш флайер был более скоростным. Послышались выстрелы, но пули не задели нас.
Джад Хан занял место за пулеметом:
— Мне ответить?
— Нет, подождем. Может, это гатольцы. Освети их прожектором, Ная Дан Чи. Посмотрим на опознавательные знаки.
Ная Дан Чи раньше никогда не бывал на корабле и никогда не видел прожектора. Представитель вымершей расы, он не был знаком с последними достижениями человечества. Лана пришла ему на помощь, и чужой корабль оказался в ярком пучке света.
— Я не вижу опознавательных знаков, — сказала Лана. — Однако это не гатольцы, это не их корабль.
Снова послышались выстрелы, и я сказал Джад Хану, чтобы он открыл ответный огонь. Он нажал на гашетку и промахнулся. Я начал выписывать зигзаги, и следующий залп корабля противника не достиг цели.
— Возьми управление на себя, — сказал я Лане, а сам прошел к пулемету.
— Не меняй курс, — крикнул я, тщательно прицеливаясь.
Я стрелял пулями, взрывающимися от удара. С первого же выстрела вражеский корабль был охвачен пламенем и стал падать. Сначала медленно, потом быстрее, и вот пылающий метеор рухнул в соляную пустыню, чадя и рассыпая искры.
— Вот и все, — сказала Лана.
— Я не думаю, что это все, — возразил я. — Мы быстро теряем высоту. Видимо, одна из пуль все-таки повредила механизм.
Я сел за управление и попытался выровнять наш корабль. Но ничего не получилось, поэтому я включил двигатель на полную мощность, чтобы пролететь мимо костров до того момента, пока мы окончательно не потеряли высоту.
Это был прекрасный корабль, быстрый, легкий и маневренный, как все корабли черных пиратов. Он перелетел далеко за линию костров и только тогда опустился в пустыне, точнее, на ее окраине. Мы оказались вблизи леса, и я решил укрыться там пока не прояснится ситуация.
— Опять не повезло! — воскликнула Лана. — И это на пороге дома, где мы были бы в безопасности.
— Что теперь делать? — спросил Ная Дан Чи.
— Наша судьба в наших руках, мы не должны оставлять ее на волю богов, — сказал я. — Мне кажется, я сумею лучше распорядиться своей судьбой, ведь я больше заинтересован в ней, чем боги.
— Ты прав, — сказала Лана, смеясь, — но, все же, что нам делать?
— Сначала я хочу поесть, а затем попытаюсь выяснить, кто же грелся у костров ночью. Может быть, они друзья.
— Сомневаюсь, — сказала Лана. — Но если друзья, значит, Гатол в руках врагов.
— Мы быстро выясним это. А сейчас вы втроем оставайтесь здесь, а я пойду поищу что-нибудь съестное. Будьте осторожны.
Я вошел в лес в надежде найти съедобные травы, растения, может быть, манталию, которая не раз спасала меня от голодной смерти. Однако в этом лесу не росло ничего, что можно было употреблять в пищу. Я обошел его вдоль и поперек, но тщетно.
За лесом возвышался небольшой холм, и это пробудило во мне надежду: в долинах между холмами наверняка сохранилась вода, и там я непременно найду что-нибудь. Не мог же я вернуться к товарищам ни с чем.
Я прошел половину расстояния от леса до холмов, когда услышал звук, который нельзя спутать ни с чем: лязг металла. Повернувшись, я увидел отряд красных марсиан, галопом приближающихся ко мне. Ноги тотов без копыт не производили ни малейшего шума.
Я выхватил меч, и они остановились в нескольких ярдах от меня.
— Вы из Гатола? — спросил я.
— Да.
— Тогда я ваш друг.
Один из всадников рассмеялся:
— У нас нет друзей среди черных пиратов.
Я совсем забыл, что выкрасил кожу в черный цвет.
— Я не черный пират.
— О, конечно. Может, ты белая обезьяна? — и наездники весело расхохотались. — Спрячь свой меч и следуй за нами. Пусть Ган Хор решает, что с тобой делать, но он не любит черных пиратов.
— Не будь дураком, я не черный пират. Это всего лишь маскировка.
— Ну, хорошо, — сказал другой воин. — А мы, черные пираты, только перекрашенные. — Все они буквально покатились от хохота. — Ну, хватит, идем с нами, если ты не хочешь, чтобы тебя вели силой.
— Силой? Ну попробуй! — сказал я. Это было роковой ошибкой.
Они моментально окружили меня, достали веревки и стали с криками раскручивать их. Еще мгновение, и десяток петель захлестнули меня. Прекрасная работа! Но в этот раз мне было не до того, чтобы оценивать ее по достоинству. И вот они с гоготом поскакали, волоча меня по земле.
Тело мое подпрыгивало на кочках, а они скакали все быстрее и быстрее, постепенно переходя на галоп. Идиотская ситуация для воина. Даже сейчас я больше думал о своем самолюбии, чем о телесных ранах, а ведь они могли приволочь за собой лишь мой окровавленный труп.
Протащив меня с полмили, они остановились. Меня спасло только то, что меня волокли по мягкому мху. Предводитель подъехал ко мне. За ним остальные. Они с удивлением смотрели на меня:
— Черт возьми! Это же действительно не черный пират!
Я взглянул на себя. Да, большая часть краски стерлась, и я был весь в черно-белых и кровавых полосах.
Один из воинов спешился, разоружил меня и снял веревки.
— Он не черный пират, но и не красный человек. Он белый, и у него серые глаза. Мне даже не верится, что он человек. Ты можешь встать?
Я поднялся. Голова немного кружилась, но стоять я мог.
— Если ты хочешь узнать, человек ли я, то верни мне меч, и я покажу тебе, кто я, — после этих слов я закатил ему такую пощечину, что он рухнул на землю. Я был настолько зол, что не думал о том, что меня могут убить. Воин поднялся, ругаясь, как последний пират испанских морей.
— Дайте ему меч! — крикнул он. — Я хотел доставить его Ган Хору живым, но теперь я убью этого наглеца!
— Лучше доставь живым, Кор Ан, — посоветовал кто-то. — Может, он шпион, а Ган Хор будет недоволен, что не удалось допросить лазутчика.
— Никто не смеет ударить меня и оставаться после этого живым. Где его меч?
Кто-то передал мне меч, и я посмотрел на Кор Ана.
— До смерти? — спросил я.
— До смерти.
— Я не буду убивать тебя, Кор Ан, но я проучу тебя так, что ты не скоро забудешь мой урок, — произнес я так, чтобы было слышно всем.
Кто-то рассмеялся и сказал:
— Ты не знаешь, что говоришь! Кор Ан — один из лучших воинов в Гатоле, тебе осталось жить пять минут.
— Одну, — поправил говорившего Кор Ан.
Мы вступили в бой, и поначалу я осторожничал, чтобы оценить, насколько опасен мой противник и насколько мое тело слушается меня после такой неприятной процедуры. Кор Ан был в ярости, но головы не терял. В первую секунду я сделал глубокую царапину на его груди, а затем уколол в бедро. Еще укол, еще царапина, и мой противник вскоре умывался кровью. Я мог бы поразить его в любое мгновение, а он ничего не мог со мной поделать.
— Уже прошло больше минуты, Кор Ан, — съязвил я.
Он не отреагировал, дыхание с шумом вырывалось из его легких, и я видел, что он боится. Товарищи его стояли молча.
И, наконец, еще одна неглубокая, но очень неприятная царапина через все тело. Он отступил назад и опустил меч:
— Может, хватит, Кор Ан? Или ты все еще хочешь убить меня?
— Я решил драться до смерти, — твердо проговорил он. — Ты имеешь право убить меня. Ты мог бы убить меня уже тысячу раз.
— Я не хочу убивать отважного воина.
— Я полагаю, что поединок следует прервать, — сказал кто-то. — Против тебя сражается сильнейший фехтовальщик Барсума.
— Нет. Поединок будем считать оконченным только тогда, когда один из нас умрет. К бою! — он поднял меч.
Я опустил свое оружие.
— Можешь убить меня, — сказал я.
— Я не убийца и не воюю с безоружными.
— И я тоже, Кор Ан. Хоть ты и с мечом, но против моего — все равно, что безоружный.
— Он прав, — сказал один из воинов. — Спрячь меч, Кор Ан. Никто тебя не осудит.
Кор Ан посмотрел на товарищей. Те стали хором убеждать его. Он вложил меч в ножны и прыгнул в седло.
— Садись со мной, — сказал он. Я устроился у него за спиной, и отряд понесся галопом.
Через полчаса мы въехали в рощу, где находился лагерь, — десяток примитивных хижин, которые используются пастухами и воинами Гатола. Здесь находился основной отряд, состоявший из сотни воинов под командованием падвара. Его звание было равнозначно званию лейтенанта. Такой отряд нес службу один месяц, семьдесят земных дней, после чего возвращался в Гатол, а на смену ему заступал другой отряд.
Ган Хор, двар отряда, сидел под навесом и играл в джетан с одним из падваров. Я подошел к нему в сопровождении Кор Ана. Двар долго рассматривал меня, затем перевел взгляд на Кор Ана.
Во имя господа! — воскликнул он. — Ты затеял игру с бенсом или со стадом белых обезьян?
Затем обернулся ко мне:
— А ты кто? Ты ни красный, ни черный.
— Пленник, — ответил Кор Ан и честно рассказал обо всем.
Ган Хор нахмурился.
— Я займусь тобой потом, Кор Ан, — недовольно проворчал он и посмотрел на меня.
— Я отец Тары, джеддары вашего джеддака, — сказал я.
Ган Хор вскочил, а Кор Ан чуть не упал от изумления.
— Джон Картер! — воскликнул Ган Хор. — Белая кожа, серые глаза, необычайное мастерство воина… Я никогда не видел Джона Картера, но ты не можешь быть никем другим.
Затем он повернулся к Кор Ану:
— И ты волок принца Гелиума на веревке! За это ты умрешь!
— Нет, — сказал я. — Мы с Кор Аном все уладили. Наказывать никого не нужно.
Эти воины-пастухи живут как наши кочевники. Они перемещаются с места на место в поисках свежих пастбищ и воды. Воды на поверхности здесь нет, но есть места, где растут водоносные растения. Там-то пастухи и устраивают свои лагеря. Ган Хор принес мне воды, и пока я плескался, смывая черную краску и кровь, я рассказал ему, где найти Лану и двух моих товарищей. Он тут же послал за ними падвара с воинами и тотами.
— А сейчас, — сказал я, — расскажи, что произошло в Гатоле. На нас ночью напали, город окружен кольцом костров. Мы решили, что город осажден врагами.
— Ты не ошибся. Город осажден войсками Хин Абтеля, джеддака джеддаков Севера. Он прилетел сюда на древнем флайере, прибыл с миром и с ним обращались, как с почетным гостем. Кончилось это тем, что он потребовал себе в жены Лану, хотя у него уже есть семь жен. Разумеется, Гохан сказал, что Лана сама изберет себе мужа, а когда Лана отказалась от предложения Абтеля, тот пригрозил вернуться с войсками и взять Лану силой. Затем он улетел, а Лана с двадцатью пятью воинами отправилась в Гелиум. Однако в Гелиуме она так и не появилась. Больше о ней никто ничего не слышал. Только сейчас мы узнали о том, что она жива и вернулась в Гатол. Но вскоре мы снова услышали об Абтеле. Он вернулся с целым флотом старых кораблей. Хин Абтель потребовал сдачи Гатола. С его кораблей-эквилибролетов в город спустилась тысяча воинов. На городских улицах завязалась битва, схватки происходили даже на крышах домов. Мы уничтожили весь десант, и Абтель понял, что штурмом ему город не взять, и приступил к осаде. Несколько кораблей покинули окрестности Гатола. По всей видимости, он послал их за подкреплением. Наш отряд во время нападения на Гатол пас стада, и у нас не было возможности вернуться за стены города. Теперь мы ведем против войск Хин Абтеля партизанскую войну.
— Значит, ты говоришь, что у них есть эквилибролеты, — задумчиво проговорил я. — Странно. Когда я был в Окаре, их еще не было.
Эквилибролет — это очень любопытное устройство для индивидуальных полетов. Устройство представляет собой пояс, наполненный особым газом, благодаря которому человек может преодолевать силу притяжения Марса и парить в воздухе. Небольшой радиевый мотор позволяет изменять направление движения в полете. Это изобретение очень удобно для нападения на города.
Я слушал Ган Хора с чувством глубочайшего беспокойства. Гатол нельзя было назвать сильным и могущественным городом, и длительная осада должна была истощить и обескровить его. К сожалению, город был обречен, если только на помощь обороняющимся не придут войска Гелиума. Запасы продовольствия — стада животных, засеянные поля, — находились за пределами города и теперь были отрезаны врагами. За городскими стенами неминуемо должен был вспыхнуть голод.
Обсуждая все это с Ган Хором, я сказал, что если бы мне удалось получить флайер, я бы полетел в Гелиум за подмогой и смог бы привести боевые корабли с солдатами.
— Хорошо, — согласился Ган Хор. — Твой флайер сейчас у Хин Абтеля. Мои люди разглядели твои опознавательные знаки. И очень недоумевали, каким образом твой флайер оказался в руках Абтеля. Впрочем, у него много других флайеров, с которых он не стер опознавательные знаки.
— Он украл мой флайер в Хорце, — объяснил я. — На них напали зеленые, а Абтель с двумя воинами похитил мой флайер и бежал на нем, бросив отряд на произвол судьбы.
Вернулся падвар, которого направляли за Ланой и двумя мужчинами. С ними было три тота, но без всадников!
— Их там нет, — доложил падвар. — Мы все тщательно обыскали, но никого не нашли. Но там кровь на траве…
Значит, я опять потерял Лану! Не было сомнений в том, что она захвачена воинами Хин Абтеля. Я попросил Ган Хора, чтобы он дал мне тота. Я хотел съездить сам, чтобы осмотреть место. Ган Хор захотел отправиться вместе со мной в сопровождении небольшого вооруженного отряда.
На том месте, где я покинул своих друзей, по-видимому, была жаркая схватка. Вся земля была изрыта и пропитана кровью. Но в каком направлении двинулись похитители определить было невозможно, на влажном упругом мхе не осталось никаких следов.
— Далеко ли отсюда враги? — спросил я.
— Около девяти хаадов. (Это не больше трех миль.)
— Нам лучше вернуться в лагерь, нас слишком мало, чтобы пытаться спасти их сейчас. Я вернусь сюда ночью, — сказал я.
— Мы можем в сумерках напасть на один из их лагерей.
— Нет. Я придумал кое-что другое. Я пойду один.
— Но это небезопасно. В моем распоряжении сотня воинов, с которыми я совершаю набеги на отряды Абтеля. Они будут рады сопровождать тебя, Джон Картер.
— Я иду только в разведку, Ган Хор. Мне лучше ехать одному.
Мы вернулись в лагерь, и я с помощью одного воина перекрасился в красный цвет. Баночка с красной краской всегда была при мне.
С наступлением темноты я сел на тота и в сопровождении Ган Хора и двух его воинов поехал к расположению войск панаров. К счастью, ночь стояла безлунная, и мы подобрались к кострам довольно быстро. Затем я спешился и пожелал своим товарищам доброй ночи.
— Удачи, — сказал Ган Хор, — она тебе будет не лишней в такую ночь.
С ними был и Кор Ан.
— Я хотел бы пойти с тобой принц, — сказал он. — Так я мог бы загладить свою вину перед тобой.
— Если бы мне требовался помощник, я взял бы тебя, Кор Ан. И не думай больше о своей вине. Если ты хочешь что-то сделать для меня, обещай всегда сражаться за Тару из Гелиума и Лану из Гатола.
— Клянусь своим мечом! — горячо воскликнул воин.
Я расстался с ними и стал осторожно пробираться к лагерю панаров: пришлось ползти на животе — чего не сделаешь ради спасения близких людей. И вот я уже совсем близко: в отблесках костров хорошо видны лица воинов слышны их грубые и хриплые голоса, громкий смех.
Дорогу к лагерю мне преграждал часовой, расхаживающий взад и вперед, как маятник. Распластавшись на земле, я буквально вжался в нее. Стражник подошел ко мне совсем близко, зевнул. Я стремительно вскочил и, прежде чем он успел крикнуть, схватил его за горло… Трижды я вонзил свой кинжал в его сердце. Мне не хотелось делать это, но другого выхода у меня не было: нужно было спасать Лану.
Бесшумно я опустил тело часового на землю. Возле костра поднялся один из воинов и, вглядываясь в темноту, спросил:
— Кто там?
— Часовой, — ответил кто-то из сидящих возле костра.
Я, стараясь ничем не выдать себя, не спеша двинулся в том же направлении, что и часовой, от всей души желая, чтобы никто не пошел посмотреть в чем дело.
— Клянусь, я видел там двоих, — произнес первый голос.
— Тебе всегда что-то мерещится.
Я все так же неспешно продолжал патрулирование, и вскоре они забыли о своем разговоре и начали беседовать на другую тему. Тогда я присел возле убитого часового, снял его одежду и быстро натянул на себя. Теперь я превратился в панара, воина Хин Абтеля из далекого холодного северного города.
Отойдя подальше от костра, я оставил пост и решительно вошел в лагерь. Никто не обратил на меня внимания. Между кострами бродили мрачные солдаты, так что я не вызывал подозрений. Я прошел целый хаад и только тогда решил остановиться, осмотреться и смешаться с толпой воинов.
Я подсел к одинокому воину.
— Каор! — обратился я к нему с обычным марсианским приветствием.
— Каор! — ответил он. — Присаживайся. Я здесь чужой. У меня нет друзей в этом даре[3]. Я только что прибыл сюда с подкреплением из Панкора. Хорошо вырваться из этих вечно холодных стран и посмотреть на мир.
— Ты ни разу не покидал Панкора? — изумился я, считая, Панкор одним из северных городов и надеясь, что не ошибся.
— Нет. А ты?
— Я никогда не был в Панкоре. Я пантан, и только недавно поступил на службу Абтелю.
— Значит, ты псих, — заявил мой собеседник.
— Почему?
— Ни один здравомыслящий человек не пойдет добровольно на службу к Абтелю. Ведь когда война кончится, тебе придется ехать в Панкор, если, конечно, тебе не повезет и тебя не убьют. Ты будешь заморожен в Панкоре на долгие годы до следующей войны. Как тебя зовут?
— Дотар Соджет, — ответил я, снова взяв имя, которое получил много лет назад от предводителя зеленых марсиан.
— А я Эма Тар. Я из Коболя.
— Но ты говорил, что из Панкора.
— Я родился в Панкоре. А откуда ты?
— У нас, пантанов, нет родины.
— Но где-то же ты родился.
— Чем меньше говоришь, тем лучше, — подмигнул я ему.
Он решил, что я намекаю на какое-то преступление, из-за которого вынужден скрываться.
— Чем кончится эта война, как ты думаешь? — спросил я.
— Если Хин Абтель сможет уморить их голодом, то победит. Но взять город штурмом он не сможет. Эти гатольцы — прекрасные воины, чего не скажешь о тех, кто собрался под знаменами Абтеля. У нас нет преданности Хин Абтелю, а гатольцы дерутся за свой дом. Говорят, что жена Гохана — дочь великого воина Барсума, и если он узнает о войне, то приведет войска из Гелиума, и нам придется копать себе могилы.
— У вас много пленников?
— Нет. Троих взяли утром: двух мужчин и дочь Гохана.
— Интересно. И что Абтель собирается делать с дочерью Гохана?
— Не знаю, но говорят, что он уже отослал ее в Панкор. Однако это слухи и им нельзя верить.
— У Хин Абтеля большой флот?
— Большой. Но, главным образом, все старье. Мало кто может управлять его флайерами.
— Я пилот.
— Только никому не говори об этом. А то тебя посадят на какую-нибудь развалину.
— Где посадочные площадки?
— Примерно с пол хаада отсюда, — он указал направление.
— Ну что ж, прощай, Эма Тар, — сказал я, поднимаясь.
— Ты куда?
— Я лечу в Панкор по поручению Хин Абтеля.
Я прошел через лагерь к месту посадки флайеров. Аппараты стояли в полном беспорядке и были настолько дряхлыми, что я удивился, откуда Абтель выкопал такую рухлядь. Это были не боевые корабли, а экспонаты для музея.
Возле костров сидели воины, полагая, что охраняют флайеры. Я подошел к ним.
— Где офицер? — требовательно спросил я.
— Там, — ответил один, махнув рукой в сторону самого большого флайера. — Ты… ты хочешь видеть его?
— Да.
— Но он, скорее всего, пьян.
— Он пьян в стельку, — подтвердил второй.
— Как его имя? — спросил я.
— Одвар[4] Фор Сан, — ответил воин.
— Спасибо. Я иду к нему.
— Не стоит. Когда он пьян, то зол, как ульсио.
Я двинулся к кораблю. Флайер был весь побит и искорежен, на вид ему было лет пятьдесят. У трапа стоял воин с обнаженным мечом.
— Что тебе надо? — спросил он.
— У меня письмо для одвара Фор Сана.
— От кого?
— Не твое дело. Передай одвару, что его хочет видеть по важному делу Дотар Соджет.
Воин насмешливо отсалютовал мне:
— А я и не знал, что ты командующий. Почему ты не хочешь сообщать мне, от кого послание?
Я улыбнулся:
— Никто не может знать доподлинно, кто перед ним.
— Если у тебя действительно письмо для старого ульсио, я вызову часового с корабля, но молись своим предкам, чтобы письмо оказалось действительно важным.
— Оно чрезвычайной важности, — заверил я стражника и не солгал. Это дело для меня слишком много значило.
Воин вызвал с корабля часового и приказал передать одвару, что Дотар Соджет пришел с важным донесением. Я ждал минут пять, а затем меня пропустили на корабль и провели в одну из кают. Грузный, обрюзгший от пьянства человек сидел за столом, на котором стоял сосуд с вином и тяжелые металлические бокалы. Он презрительно посмотрел на меня из-под тяжело нависших век.
— Чего ты хочешь, грязный сын калота? — спросил он. — И чего хочет этот идиот?
Я предположил, что он имеет в виду Хин Абтеля. Что же, если он полагает, что послание от Хин Абтеля, тем лучше.
— Я направлен к вам на корабль, как опытный пилот.
— Он послал тебя ко мне в такое время, чтобы ты представился мне? — наливаясь кровью, рявкнул он.
— У тебя мало опытных пилотов. Я пантан и летал на всех видах флайеров. Я думал, что ты будешь рад взять меня на службу. Я навигатор и знаком со всеми новейшими приборами, но если я тебе не нужен, то предложу свои услуги кому-нибудь другому.
Он был слишком пьян, иначе мне не удалось бы так легко обмануть его. Он сделал вид, что обдумывает мое предложение, налил себе полный бокал вина и выпил его в два глотка. Затем он наполнил второй бокал и подтолкнул его ко мне, выплеснув большую часть на стол.
— Пей! — приказал он.
— Не сейчас, я не пью на службе.
— Ты не на службе.
— Я всегда на службе. Меня в любой момент могут отправить в полет.
Он еще немного подумал, выпил бокал и снова толкнул его ко мне.
— Какой корабль ты думаешь дать мне? — спросил я, решив идти напролом. Фор Сан не обратил внимания на мои слова. Он был занят ювелирной работой — пытался наполнить еще один бокал. Операция прошла без видимого успеха — большая часть пролилась ему на колени.
Я снова повторил вопрос. Он застыл на некоторое время, потом попытался принять позу, достойную командира.
— Ты будешь командовать «Дусаром», двар, — объявил он заплетающимся языком, налил себе еще один бокал и протянул его мне после некоторого размышления.
— Выпей, двар, — попросил он.
Мое нахальство оправдало себя.
Я подошел к столу, заваленному бумагами, нашел официальный бланк и написал на нем: «Двару Дотару Соджету. Приказываю принять командование кораблем «Дусар». Командующий Фор Сан».
Затем я нашел тряпку, протер стол перед генералом, положил приказ и протянул перо.
— Ты забыл подписать приказ, одвар.
Фор Сан уже начинал засыпать, и я понимал, что надо торопиться.
— Что подписать? — пробормотал он, протягивая руку к бутылке.
Я отодвинул бутылку, положив его руку на нужное место.
— Подпиши здесь, — приказал я.
— Подписать… здесь… — пробурчал он, с трудом нацарапал свое имя. Тут голова его упала на стол, и он захрапел. Да, я успел вовремя.
Я вышел на палубу. Обе луны уже сияли в небе: Хлорус под самым горизонтом, Турия чуть выше. Пока Хлорус доберется до зенита, Турия пересечет весь небосклон — так быстро двигалась эта луна вокруг Марса.
Человек подошел ко мне.
— Где находится «Дусар»? — спросил я.
Он показал:
— Пятый или шестой корабль вон в том ряду.
Я спустился на землю, и часовой с любопытством спросил меня:
— Старый ульсио как всегда пьян?
— Он трезв, как стеклышко.
— Значит, надо послать за доктором. Видимо, он заболел.
Я прошел вдоль зигзагообразной линии кораблей и у пятого корабля подошел к часовому.
— Это «Дусар»?
— Ты что, читать не умеешь? — буркнул он в ответ.
Я посмотрел на борт корабля: «Дусар».
— А ты умеешь читать? — спросил я, протягивая ему приказ.
Он вытянулся и отсалютовал.
— По вашей одежде я не мог понять, что вы — двар.
Он был прав. На мне была одежда простого воина. Я посмотрел на корабль. Выглядел он довольно непривлекательно: обычная старая обшарпанная рухлядь. Я забрался на палубу ставшего моим корабля. Здесь был только один часовой, да и тот спал.
Я подошел к нему, больно пнул ногой:
— Просыпайся!
Он продрал глаза, недоумевающе посмотрел на меня, затем вскочил на ноги:
— Ты кто? Почему ты пинаешь меня под ребра и не даешь спать? И что ты здесь околачиваешься?
— Я отвечу на твой первый вопрос, и этого будет достаточно для удовлетворения твоего любопытства, — сказал я, протягивая ему приказ.
Он взял бумагу.
— Если ты… — но тут он прочел приказ и осекся. Он напряженно вытянулся передо мной и отсалютовал. Затем он протянул приказ мне, и я заметил на его лице улыбку.
— Чему ты ухмыляешься? — спросил я.
— Думаю, вам досталась совсем нетрудная работенка.
— О чем ты?
— У вас будет много свободного времени — корабль-то не летает.
Вот как! Одвар Фор Сан был не так прост, как я думал.
На палубе «Дусара» царил ужасающий беспорядок. Но какое это имело значение, если корабль не мог подняться в воздух?
— Сколько солдат и офицеров в команде?
Часовой хмыкнул и показал на себя.
— Один я. Хотя нет, теперь нас двое: вы и я.
Я спросил его имя. Его звали Фо Нар. У нас на Земле он был бы простым матросом. Но здесь, где океаны давно пересохли, всех матросов и воинов называли одним словом: таны, что можно перевести как «солдаты».
— Итак, Фо Нар, посмотрим, что с кораблем. Почему он не летает?
— Мотор, господин. Он не заводится.
— Я осмотрю корабль, а затем решу, что можно предпринять.
Мы двинулись вниз. И здесь грязь и запустение.
— Сколько времени он не летает?
— Около месяца.
— И ты развел за месяц такую грязь?
— Нет, господин. Так было всегда.
— Кто командовал кораблем? Кем бы он ни был, он не имел права доводить корабль до такого скотского состояния.
— Его уже нельзя наказать, господин.
— Почему?
— В последнем полете он напился и пьяный свалился за борт, — с ухмылкой объяснил Фо Вар.
Я осмотрел пулеметы. Их было восемь. Оружие содержалось в удовлетворительном состоянии. Патронов и бомб — полные отсеки.
Корабль располагал помещениями для двадцати пяти солдат и трех офицеров, имелись большие запасы продовольствия. Если бы я не видел Фор Сана, то не смог бы понять, почему он держит такие запасы на недействующем корабле. Кораблю было лет десять, но по внешнему виду ему можно было дать все сто.
Я сказал Фо Нару, чтобы он возвращался на палубу и, если желает, ложился спать, а сам направился в каюту двара и лег отдохнуть. В прошлую ночь я почти не спал.
Проснулся я уже днем и нашел Фо Нара, который готовил себе завтрак. Я приказал, чтобы он приготовил и для меня. Поев, я пошел взглянуть на двигатель. Невозможно было ходить по палубе и отсекам этого корабля без чувства гадливости — судно напоминало свалку.
Мне всегда нравились эти барсумские флайеры, и за долгие годы службы я почти сроднился с ними. Никто на Марсе не знал флайеры лучше, чем я.
Отыскав инструменты, я стал перебирать двигатель, а Фо Нару приказал привести палубы корабля в порядок. Конечно, для одного человека здесь было работы на месяц, но нужно было хотя бы начать.
Мне недолго пришлось искать причину неисправности двигателя — обычная грязь! Каждый трубопровод питания был плотно забит грязью, и горючее не могло поступать в движительную часть мотора.
Я вовсе не удивился. Прекрасная и умная машина, просто она не может служить тупицам и пьяницам.
Во флоте Гелиума ни один офицер не пьет на службе. Да и в отпуске они пьют мало и крайне редко. Сама команда следит за тем, чтобы офицер не распускался и не пил на корабле, ведь жизнь членов экипажа находится в руках командира, и они не хотят доверять ее трясущимся рукам алкоголика. Нередки случаи, когда пьяного офицера просто скидывали за борт. Никакого наказания за этот поступок не полагалось. Вполне возможно, что и бывший командир «Дусара» оказался за бортом не по своей воле, а по такой же причине.
Весь день я возился с двигателем, чистил, перебирал его. И, наконец, ритмичный и четкий шум мотора усладил мой слух. У меня теперь есть корабль. И он полетит. Один человек может управлять кораблем, но не воевать на нем. Где мне взять людей? И не просто людей, а хороших, умелых воинов, желающих драться с Хин Абтелем. Обдумывая эту проблему, я прошел в свою каюту и не сразу узнал ее — Фо Нар неплохо потрудился. Умывшись и переодевшись, я вышел на палубу, чувствуя себя обновленным. Фо Нар вытянулся передо мной и отсалютовал.
— Ты — панар, Фо Нар? — спросил я.
— Нет, — после некоторого колебания ответил он. — Я из Джахара. Но теперь у меня нет родины. Я пантан.
— Ты жил там во времена Тул Акстара?
— Да. И из-за него я и стал изгнанником. Я пытался убить его, но меня схватили. Я сумел бежать, но теперь мне не видеть своей родины, пока он жив.
— Ты можешь вернуться. Тул Акстар мертв.
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю, кто убил его.
— Увы, но теперь мне не удастся вырваться отсюда.
— Почему?
— Никто, если он не панар, не сможет вырваться из лап Хин Абтеля.
— Но это же смешно. Кто помешает нам бежать?
— Если убежим отсюда, нас схватят гатольцы и прикончат. Когда кончится война, нас отправят прямиком в Панкор, а оттуда не убежишь. Корабли Хин Абтеля не совершают посадок ни в одном из городов, где можно было бы найти убежище, так как у Хин Абтеля повсюду враги. Он нападает на любой город, если уверен, что там его ждет добыча: оттуда он обычно уводит пленников — в основном мужчин. Он захватил меня в плен в Раксаро, где я служил в армии джеддака на пути из Панкора в Гатол.
— Ты хотел бы вернуться в Джахар?
— Конечно. Там моя жена, если она еще жива. Я не видел ее двадцать лет.
— Ты предан Хин Абтелю?
— Нет А что?
— Я могу довериться тебе. Дело в том, что я один из тех, кто умеет читать чужие мысли. Я кое-что узнал о тебе. Первое: ты все время думаешь обо мне, кто я и можно ли мне верить. Второе: я узнал, что ты ненавидишь панаров. И третье: ты не простой воин. Ты был дваром на службе джеддака Джахара. Ты вспомнил это, когда увидел меня в форме двара.
Фо Нар рассмеялся:
— Все верно. Мне нужно быть более внимательным. К сожалению, мне не удалось проникнуть в твои мысли. Видимо, ты тщательно скрываешь их.
— Никто не может прочесть мои мысли, — сказал я.
Марсиане большие мастера читать чужие мысли, но никто из них так никогда и не смог проникнуть в мои.
— Тебе повезло, — сказал Фо Нар. — Но продолжай. Я хочу знать, к чему ты клонишь.
— Во-первых, я исправил двигатель. «Дусар» может летать.
— Прекрасно! Я же говорил, что ты не панар. Они самые тупые люди на свете и умеют только разрушать, созидать они не способны.
— Теперь нам нужны люди. Можем ли мы найти человек двадцать-двадцать пять, которым можно доверять и которые будут храбро сражаться? Люди, которые пойдут на все, лишь бы освободиться от власти Хин Абтеля?
— Я думаю, что найду таких людей.
— Займись ими. Теперь ты — первый падвар «Дусара».
— Ты вернул мне желание жить! — воскликнул Фо Нар. — Я приступлю к поискам немедленно. Но не жди чуда — потребуется время, чтобы подобрать верных людей.
— Передай, чтобы они собрались на корабле незаметно после наступления темноты. А что мы сделаем с часовым возле трапа?
— Тот, что находился на посту, когда ты взошел на корабль, будет с нами. Его время с восьми до девяти. Я скажу, чтобы все собрались в это время.
— Хорошо, — согласился я, и падвар отправился в лагерь.
Остаток дня тянулся очень медленно. Я занялся просмотром судовых бумаг. Корабль был захвачен четыре года назад. Он принадлежал научной арктической экспедиции, но после того, как корабль перешел в руки панаров, бортовой журнал велся плохо и нерегулярно. Записи делались непрофессионально, а иногда были пропущены даже целые недели. Чем больше я узнавал панаров, тем меньше они мне нравились. И их предводитель вознамерился овладеть миром!
В седьмом зоде явился Фо Нар. Каждый, к кому он обращался, обещал привести с собой еще нескольких.
— Таким образом, — докладывал он, — набирается человек двадцать пять. У нас будет даже второй падвар. Он служил в этой должности в армии Гелиума и знает многие корабли.
— Как его зовут?
— Тан Хадрон из Хастора.
Тан Хадрон из Хастора! Это же один из моих лучших офицеров! Как он попал в армию Хин Абтеля? Я не хотел, чтобы кто-нибудь признал во мне Джона Картера, принца Гелиума. Если станет известно, что я в армии Хин Абтеля, он потребует громадный выкуп от Тардос Морса, джеддака Гелиума, отца моей несравненной Деи Торис.
Вскоре на «Дусар» стали собираться воины. Я приказал Фо Нару отправлять всех вниз, чтобы оживление на палубе не вызвало подозрений в лагере. Тан Хадрон тоже должен был спуститься в мою каюту.
Вскоре кто-то постучал в мою дверь. Я открыл ее, и на пороге появился Тан Хадрон. Моя красная кожа и одежда обманули его: он не узнал меня.
— Ты не панар? — спросил я.
Он напрягся.
— Я Тан Хадрон из армии Гелиума, — ответил он. — Падвар Фо Нар сказал мне, что ты хотел меня видеть.
— А где находится Хастор?
Он с удивлением посмотрел на меня.
— Хастор расположен в пятистах хаадах к югу от Гелиума. Фо Нар рассказывал, что ты знаешь многих из Гелиума, и я почему-то решил, что ты бывал в нашей империи и, возможно, служил в армии Гелиума.
— Фо Нар рекомендовал мне тебя как второго падвара, — сказал я. — Если ты будешь честно выполнять мои приказы, я гарантирую тебе свободу и возвращение на родину.
Я видел, что он весьма скептически отнесся к моему предложению. Что может сделать человек, который даже не знает, в какой стороне находится Хастор? Однако он коснулся эфеса меча и сказал, что будет честно служить мне.
— Это все? — спросил он.
— Да — пока. Когда все соберутся внизу, я спущусь и отдам все необходимые распоряжения.
Он отсалютовал и повернулся, чтобы идти.
— Да, кстати, — сказал я, — как поживает Тавия?
Он резко обернулся, и глаза его чуть не вылезли из орбит.
— Откуда ты знаешь Тавию? — Тавия была его женой.
— Она очень приятная женщина. А ты все еще живешь в Хасторе или переселился в Гелиум?
Он шагнул ко мне. Долго же он не узнавал меня, но вот его лицо прояснилось. Вытащив меч из ножен, он бросил его к моим ногам.
— Джон Картер!
— Не так громко Хадрон, — предупредил я его. — Никто не должен знать, кто я.
— Ты неплохо развлекся со мной, — рассмеялся Хадрон.
— Слишком много времени прошло с тех пор, когда я веселился в последний раз, — сказал я. — Так что извини меня. А теперь расскажи, как ты попал в эту переделку.
— Половина флота Гелиума искала тебя и Лану. Слухи о вас приходили из самых различных областей Барсума. Я был в разведке на одноместном флайере, но один из кораблей Хин Абтеля сбил меня — и вот я здесь.
— Наш корабль тоже сбили воины Хин Абтеля, — сказал я, — и пока я искал пищу, они захватили в плен Лану и двух моих товарищей. Мы должны узнать, где Лана, а потом уже планировать свои действия. Может, кто-то из собравшихся слышал что-нибудь о пленниках? Иди, попробуй расспросить.
Он отсалютовал и вышел из кабины. Я был рад, что такой человек, как Тан Хадрон, стал одним из моих лейтенантов.
Вскоре в каюту вошел Фо Нар. Он сказал, что все уже собрались, кроме одного. Мне показалось, что он чем-то обеспокоен, и я спросил его об этом.
— Я думаю о воине, который не явился. Тот, кто обещал привести его, тоже встревожен — опасается, как бы этот его дружок не оказался предателем.
— Теперь уже ничего не сделаешь, Если тот воин проболтается, нам придется улетать. Ты расставил всех по местам?
— Этим занимается Тан Хадрон, Мне кажется, он прекрасный офицер.
— И я уверен в этом. Позаботься, чтобы у канатов постоянно находились четыре человека, чтобы обрубить их в случае необходимости.
Марсианские корабли удерживаются на земле с помощью четырех якорей, которые поднимаются на борт при взлете. Нам же придется якоря оставить на земле, обрубив канаты.
Фо Нар вышел из каюты; не прошло и пяти минут, как он вбежал ко мне снова.
— Кажется, дела плохи, господин. Одвар Фор Сан направляется к нам. С ним тот самый воин. Должно быть, он выболтал все.
— Когда одвар поднимется на борт, проводи его ко мне. Затем прикажи всем занять свои места. В том числе и четырем нашим людям у канатов. Сообщи Тан Хадрону, чтобы он был готов запустить двигатель в любой момент. Поставь человека возле моей каюты. Пусть он ждет моего сигнала: я дважды хлопну в ладоши.
Фо Нар ушел и скоро вернулся.
— Одвар не желает подниматься к нам. Он кричит, как бешеный тот и требует человека, который отдал приказ набирать команду на «Дусар».
— Тан Хадрон готов?
— Да.
— Пусть включает двигатель, когда я поднимусь на палубу.
Я подождал несколько минут, затем вышел на палубу. Фор Сан расхаживал взад-вперед, очевидно, в страшном гневе. Он был уже в подпитии. Я вышел и отсалютовал:
— Ты посылал за мной, Фор Сан?
— Кто ты? — рявкнул он.
— Двар, командир «Дусара».
— Кто назначил тебя на этот корабль? Кто тебя вообще назначил дваром?
— Ты сам.
— Я?! Я тебя впервые вижу! Ты арестован. Арестуйте его! — он снова повернулся к воину, который не явился на общий сбор.
— Подожди, — сказал я. — Вот приказ. Ты сам подписал его.
Я держал приказ так, чтобы он мог прочесть его. Он был в замешательстве, затем взорвался:
— Это обман! Но, в любом случае, приказ не дает тебе права набирать команду!
Он явно колебался.
— Какой смысл в боевом корабле без команды?
— Этот корабль не летает! Идиот! Ты обманул меня, заставил подписать эту бумагу, но я тоже не дурак и знаю, что «Дусар» не летает!
— Тогда к чему весь этот шум?
— К тому, что ты что-то замышляешь. Я не знаю, что именно, но выясню обязательно. Тайная встреча! Ночью! Я отменяю приказ: ты арестован.
Я надеялся мирно выпроводить его, чтобы попытаться выяснить судьбу Ланы. Я уже слышал, что ее отправили в Панкор, но информация была недостоверной. Мне также хотелось узнать, с нею ли Хин Абтель.
— Хорошо, Фор Сан, теперь я скажу тебе кое-что. Я командир этого корабля и намереваюсь им остаться. Я даю тебе и этой крысе три секунды, чтобы вы освободили корабль, так как мы сейчас взлетаем, — и я дважды хлопнул в ладоши.
Фор Сан заржал:
— Корабль не летает! Если ты не пойдешь со мной, то тебя поведут силой.
Он показал на отряд воинов за бортом, но в этот момент «Дусар» стал взлетать.
Фор Сан замер, открыв рот.
— Что ты делаешь? — заорал он.
— Тебе придется совершить небольшую прогулку, — ответил я.
Он подбежал к борту. Его воины стояли внизу, задрав головы вверх, ничего не соображая.
Фон Сан закричал:
— Пусть «Окар» поднимется в воздух и собьет этот корабль!
«Окар» был флагманским кораблем флота Хин Абтеля.
— Может, тебе стоит спуститься в мою каюту и немного выпить? — невинно предложил я. — Ты пойдешь с ним и будешь наливать ему, — приказал я предателю.
Затем я взошел на мостик и вызвал Фо Нара, а Хадрону приказал кружить над вражескими кораблями. Когда прибыл Фо Нар, я отдал ему необходимые распоряжения, и он поспешил вниз.
— Мы не можем позволить им подняться в воздух, — сказал я Хадрону. — Наш флайер обладает малой скоростью, и нам не выдержать воздушного боя.
Следуя моему приказу, Хадрон поднял корабль над линией стоящих на земле флайеров. Я дал приказ Фо Нару, и тот стал швырять бомбы. Разрывом первой же бомбы был уничтожен «Окар» — главное судно флота врагов. Мы летели над вражескими кораблями, а внизу грохотали взрывы, вздымались тучи пыли и песка. Однако вскоре внизу опомнились, и батареи панаров открыли по нам огонь.
— Пора выбираться, — сказал я Хадрону, и тот, кивнув, прибавил скорость.
Корабль полетел зигзагами, уходя от смертоносного огня противника. Мы начали отвечать на огонь наземных батарей и, по-видимому, успешно, так как в нас ни разу не попали. С земли уже начали подниматься флайеры, и один пристроился нам в хвост, правда, пока на значительном расстоянии.
Я приказал Хадрону взять курс на север и послал Фо Нара, чтобы он вывел всех на палубу. Я хотел видеть свою команду и объяснить им цель нашего путешествия.
Через несколько минут на палубе собралось все мое войско. Большей частью это были ветераны, закаленные во многих битвах. Я рассматривал их, а они рассматривали меня. Они хотели понять, кто я такой и на что способен. Я прекрасно понимал, что произойдет, если они решат, что надо мной можно одержать верх. Тогда меня просто выбросят за борт. На корабле начнутся ссоры между членами экипажа — куда лететь, кому командовать. Сильнейшие, которые останутся, доведут «Дусар» до какого-нибудь города, продадут его и устроят оргию, если, конечно, не разобьются раньше вместе с кораблем.
У каждого я узнавал его имя, боевой опыт. Их было двадцать три человека — одиннадцать пантанов и семь профессиональных убийц, которые странствовали по всему свету — такое у них было ремесло. Семеро пантанов были из Гелиума или служили там. Убийцы происходили из самых разных городов. Мне даже не нужно было опрашивать их. Они оказались тертыми калачами.
— Мы летим в Панкор, — объявил я решительно. — Мы будем искать дочь джеддака Лану, которую похитил Хин Абтель. Нам предстоит много драться, а если мы достигнем цели и выполним поставленную задачу, то возвращаться будем в Гелиум, где я вас щедро вознагражу, отдам корабль и делайте с ним все, что хотите.
— Ты не полетишь в Панкор, — сказал один из убийц. — Я был там двадцать пять лет, и у меня нет желания возвращаться туда снова.
В армии все было бы просто — ведь там за спиной командира стоит государство, все его силы. Здесь же верховной властью был только я сам. Я медленно приблизился к говорившему и влепил ему пощечину. Человек покатился по палубе.
— Вы полетите туда, куда я скажу. Я не потерплю неподчинения на этом корабле.
Убийца вскочил на ноги и кошачьим движением выхватил меч. Мне ничего не оставалось делать, как обнажить свой.
— В наказание за неповиновение и дерзость я убью тебя, если ты немедленно не спрячешь меч, — сказал я.
— Я спрячу его в твоем животе! — крикнул убийца и рванулся ко мне. Я спокойно парировал его удар и проткнул ему плечо.
Я играл с ним как кошка с мышью. Вскоре он стал посмешищем для всех. Раздались язвительные реплики:
— А я-то думал, ты действительно хочешь спрятать свой меч в его брюхе!
— Почему ты не хочешь убить его, Танхо? Ведь ты великий фехтовальщик!
— Да, действительно, ты не полетишь в Панкор. Ты уже мертвец, Танхо.
Чтобы в назидание другим продемонстрировать, как я легко могу расправиться с Танхо, я обезоружил его, выбив меч, который, сверкнув, вылетел за борт.
Танхо оторопело посмотрел на меня, потом метнулся к борту, и прыгнул вниз. Я был рад, что мне не пришлось убивать его.
Я повернулся к остальным, сразу замолчавшим после того, как убийца выбросился с судна.
— Есть ли еще кто-нибудь, у кого нет желания лететь в Панкор?
Таких больше не было. Все смущенно переминались с ноги на ногу и виновато улыбались.
— Прекрасно. Я сказал вам, куда мы летим и зачем. Первым падваром у вас будет Фо Нар, вторым — Тан Хадрон. Я буду дваром. Все приказания исполнять неукоснительно. А теперь возвращайтесь на места.
Когда люди разошлись, на палубу поднялись Фор Сан и его спутник. Оба были изрядно пьяны. Фор Сан подошел ко мне и, пошатываясь, заговорил:
— От имени Хин Абтеля, джеддака джеддаков Севера, я приказываю передать командование кораблем мне, в противном случае ты будешь казнен, как мятежник.
— Тебе лучше спуститься вниз, — отозвался я, — иначе ты можешь выпасть за борт.
Фор Сан, качнувшись, повернулся к тем, кто находился на палубе.
— Я — одвар Фор Сан, командующий флотом. Я приказываю заковать этого негодяя в цепи и вернуть корабль на место.
— Ну, хватит, Фор Сан, — сказал я, — если ты будешь продолжать в том же духе, я обвиню тебя в подстрекательстве к мятежу со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Ты пытаешься командовать мной на моем же корабле? Я напоминаю тебе, кто я, Фор Сан…
— … командующий флотом, — закончил я за него.
— Эй! — подозвал я двух воинов. — Проводите этих господ вниз, а если будут сопротивляться, свяжите.
Орущего благим матом Фор Сана довольно бесцеремонно поволокли вниз, а его перепуганный компаньон пошел сам. Он понял, что так будет лучше.
За нами все время летел один корабль, и его догоняли еще два.
— Это плохо, — сказал я Хадрону, стоявшему рядом.
— Нужно проучить их.
— Как?
— Ты помнишь свой маневр во время последней войны? Тогда ты был на флагманском корабле и тебя преследовали два флайера.
— Вспомнил, — сказал я. — Давай повторим.
Я вызвал Фо Нара и дал ему необходимые указания. После этого я дал сигнал Хадрону начинать маневр. «Дусар» развернулся, вспарывая жидкие облака, и на полной скорости, словно взбесившийся тот, помчался навстречу преследователям. С двух кораблей по нам открыли огонь, однако расстояние было слишком велико, а мы на него не отвечали. Когда мы сблизились, я увидел, что на палубе корабля противника началась паника. Вероятно, панары посчитали, что я иду на таран.
И в этот момент Фо Нар дал залп. «Дусар» резко пошел вверх и пронесся над пылающим кораблем противника. Хадрон сразу же заложил такой крутой вираж, что мы все чуть не вывалились за борт. Благодаря этому маневру «Дусар» пронесся над вторым вражеским кораблем, подобно метеору, и Фо Нар сбросил бомбы на палубу раскрывших рот от неожиданности противников.
Страшный взрыв разломал корабль на части, которые вперемешку с языками пламени и дымными шлейфами понеслись вниз с высоты четырех тысяч футов.
Теперь против нас остался только один боевой корабль, но, увидев участь своих компаньонов, он немедленно развернулся и помчался прочь под крики и улюлюканье моей команды. Мы снова вернулись на старый курс, ведущий на север, отказавшись от преследования противника.
Первый корабль все еще горел, и я приказал приблизиться к нему, чтобы узнать, остались ли на нем живые. Корабль медленно, но неуклонно падал вниз. Большая часть его отсеков была охвачена пламенем, на накренившейся палубе несколько человек пытались удержаться за поручни.
Мои воины решили, что я намереваюсь добить панаров, и дула пулеметов обратились на палубу корабля. Но я вовремя предотвратил трагедию. Через пятнадцать минут на палубе «Дусара» стояли пятеро сильно обожженных людей, среди которых один был в чине падвара.
Они были чрезвычайно удивлены, что я не расстрелял их, или не оставил на пылающем судне. Падвар был уверен, что я задумал для них нечто страшное.
— Я вовсе не хочу убивать вас, — сказал я, — конечно, если вы сами не вынудите меня к этому.
Мои люди также были удивлены моему великодушию, но один из них сказал:
— В армии Гелиума пленных не убивают.
Пленных не убивают ни в одной марсианской армии, если есть возможность переправить их в свой город и сделать рабами. Если же такой возможности нет — смерть пленного неминуема.
— Что ты сделаешь с нами? — спросил падвар.
— Освобожу при первом удобном случае, а если хотите, возьму в свою команду. Но я веду войну против Хин Абтеля.
Все пятеро решили остаться со мной, и я поручил Фо Нару заняться ими. Все мои воины были очень горды одержанной победой.
— Мы уничтожили два корабля, а третий обратился в бегство!
— Это все наш двар! Я сразу понял, что он настоящий командир.
Выслушав эти и подобные им разговоры, я стал надеяться, что мое предприятие увенчается успехом. Главное в таком деле — это преданность людей.
Проходя по палубе, я увидел воина, который должен был охранять Фор Сана. Я спросил его, как ведут себя пленные.
— Мне очень жаль, господин, но они оба упали за борт.
— Как это могло случиться, если она оба находились внизу?
— Они выпали через бомбовой люк, господин, — без тени улыбки ответил охранник.
Разумеется, я не очень верил в преданность Гор Дона, которого мы сняли с панарского корабля. Из всех пленников он был единственным панаром, и, вероятно, единственным, кто по-настоящему был предан Хин Абтелю. Я предупредил Фо Нара и Тана Хадрона, чтобы они присматривали за Гор Доном, хотя не мог представить, как он, этот панар, сможет навредить мне.
Когда мы подлетели к Арктической зоне, я сразу оценил запасливость прежнего командира. Нам очень пригодилась меховая одежда — белая для простых воинов и черная с желтыми полосками для трех офицеров. К тому же, в кладовых нашлись и спальные меха.
Я плохо спал в ту ночь. У меня возникло предчувствие катастрофы.
В девятом зоде я поднялся на палубу. Фо Нар стоял у руля, так как среди воинов я еще не знал никого, кто мог бы заняться столь важным делом, а точнее — кому можно было доверить руль.
Невдалеке на палубе я увидел группу воинов, которые о чем-то шептались. Это не было время их вахты, и им нечего было делать на палубе в такое время. Я дошел до них, чтобы приказать спуститься вниз. И тут я увидел у дальнего борта в конце палубы троих дерущихся. Я направился к ним, чтобы пресечь беспорядок, и подошел как раз вовремя: двое уже собирались выкинуть третьего за борт.
Я схватил обоих за шиворот и хорошенько встряхнул. Они оставили в покое свою жертву и повернулись ко мне. Узнав меня, они заколебались.
— Панар хотел выпрыгнуть за борт, — сказал один из них весьма нагло.
Да, третьим оказался Гор Дон, панар. Вид у него было довольно-таки помятый.
— Марш в мою каюту, — приказал я ему. — Я поговорю с тобой позже.
— Он не захочет много говорить, если понимает, что для него хорошо, а что — плохо, — заметил один из тех, кто пытался выкинуть панара за борт. Гор Дон понуро побрел прочь.
— Что все это значит? — спросил я одного, в котором признал профессионального убийцу.
— Это значит, что на нашем корабле не нужны панары.
— Иди к себе, — приказал я. — Потом разберемся.
Они медлили. Один даже приблизился ко мне. В такой ситуации есть только одно правильное решение — бить первым. И я тут же уложил одного из них на покрытие палубы, выдернул меч из ножен и повернулся к остальным.
— Я прикончу вас обоих, если вы осмелитесь обнажить мечи.
Они правильно поняли меня, повернулись лицом к борту и позволили обезоружить себя.
— Шагайте вниз! — приказал я.
После этого я направился к группе воинов, которые стояли и наблюдали за инцидентом прошел мимо них, добрался до Фо Нара, рассказал о случившемся и приказал, чтобы он внимательно следил за порядком на судне.
— А я пойду поговорю с панаром. Мне кажется, здесь кроется нечто большее, чем просто желание расправиться с чужаком. Я прикажу Тан Хадрону заковать в кандалы этих двоих. Я скоро вернусь сюда. Нам троим нужно удвоить бдительность.
Я прошел вниз, разбудил Хадрона, сообщил ему обо всем, что произошло на верхней палубе, и приказал взять людей и арестовать двух убийц.
— Я должен поблагодарить тебя, — сказал мне в каюте Гор Дон, — за спасение моей жизни.
— Что произошло? Почему они хотели расправиться с тобой? Только ли потому, что ты панар?
— Нет, господин. Дело не в этом. Они хотят захватить корабль, так как боятся лететь на север. Они уговаривали меня присоединиться к ним, так как никто из них не умеет управлять кораблем. Они хотели убить тебя и обоих падваров. Я отказался и пытался отговорить их от затеи, которую они замыслили. Тогда они решили покончить со мной. Ты спас мне жизнь, когда снял с горящего корабля, а теперь спас ее второй раз. Я рад предложить тебе свой меч и свою службу, умение и способности. Они все жаждут захватить корабль, но расходятся во мнении, стоит ли уничтожить вас троих.
— Но они были так горды, когда победили три боевых корабля. Что же заставило их изменить свои намерения?
— Страх перед Хин Абтелем и перед Панкором. Они боятся остаться замороженными там на долгие годы.
— Панкор, вероятно, жуткая страна.
— Для них — да.
Я увидел, что он вооружен, и решил выйти с ним на палубу. Теперь нас было четверо. И я надеялся, что не вся команда примкнула к заговорщикам. Тан Хадрон мог дать достойный отпор врагам. Однако, я не знал, каковы в деле Фо Нар и Гор Дон.
Я распахнул дверь и мгновенно попал в руки десятка вооруженных воинов, поджидавших меня. Они крепко схватили меня и поволокли наверх. Я не успел нанести ни одного удара. Они обезоружили меня и панара, связали нам руки, стянув их веревками за спиной. Все было сделано быстро и умело. План заговорщиков сработал прекрасно.
Они втащили меня на палубу, и я не мог не заметить, что многие относятся ко мне с прежним почтением. На палубе уже лежали связанные Тан Хадрон и Фо Нар.
Воины окружили нас плотным кольцом, бурно обсуждая, что делать с нами.
— За борт всех четверых, — кричали убийцы.
— Не будь дураком, — заявил один из пантанов. — Нам нужен хотя бы один. Иначе кто же будет управлять кораблем?
— Оставьте одного, а остальных — за борт. И первым выбросьте двара.
— Нет, — возразил другой пантан. — Он великий воин, великолепный командир, он подарил нам свободу, вырвав у Хин Абтеля. Я буду драться за его жизнь.
— И я! — раздалось еще несколько голосов.
— Что же делать с ними? — спросил убийца. — Вы хотите взять их с собой, чтобы в первом же городе нас казнили, как мятежников?
— Оставьте двоих в качестве пилотов, — высказался один из молчавших до сих пор воинов, — а двоих высадим на землю, если вы не хотите их убивать.
Несколько убийц все еще требовали моей смерти, но их противников было больше. Тану Хадрону было приказано посадить корабль. Меня и Гор Дона высадили и вернули оружие, несмотря на протесты убийц.
Когда я стоял на арктическом льду и смотрел, как «Дусар» поднимается вверх и разворачивается в южном направлении, я думал, что было бы милосерднее убить нас, чем оставлять в ледяной пустыне.
К северу от места нашей высадки маячила гряда каменных холмов. И острые вершины сверкали гранитом, кое-где виднелись полосы льда и снега. Эти хребты казались костями гигантского скелета какого-то неведомого мертвого чудовища.
На севере нас ждали холод и смерть, на юге — то же самое. Выбора не было.
Однако юг манил меня. Я мог пробираться в теплые земли до тех пор, пока жизнь будет теплиться в моем теле.
— Я полагаю, что нам следует идти на юг, — сказал я Гор Дону.
— Ничего хорошего нас там не ждет, — ответил он.
— Смерть поджидает нас с обеих сторон.
Панар улыбнулся.
— Панкор находится за этими горами. Я был здесь много раз. До Панкора всего два часа пути.
Я пожал плечами. В конце концов, какая разница? Смерть поджидает меня и в Панкоре — и я пошел. Но пошел на север.
— В Панкоре ты будешь в безопасности, — заверил он, — если придешь туда, как мой раб. Я предлагаю тебе это только для твоего собственного блага.
— Я понял. Спасибо тебе.
— Мы скажем, что ты мой пленник. Команда моего корабля взбунтовалась и нас высадили.
— Весьма правдоподобно, к тому же, основано на реальном факте. Но скажи, смогу ли я выбраться из Панкора?
— Если мне дадут корабль, то да. Мне позволено иметь на судне раба, и я возьму тебя с собой. Остальное предоставим судьбе, хотя должен предупредить, что бежать из армии Хин Абтеля совсем не просто.
— Ты очень благороден.
— Я дважды обязан тебе жизнью, господин.
— Жизнь странная штука. Разве мог я предполагать несколько часов назад, что моя жизнь окажется в зависимости от благородства одного из офицеров Хин Абтеля?
И разве мог я предположить, что мне так быстро воздастся добром за тот добрый поступок, когда я спас людей с горящего корабля?
Гор Дон уверенно вел меня по скалистой местности к каменистому ущелью, перерезавшему хребет. Человек, незнакомый с местностью, не сумел бы пройти здесь. Наш путь напоминал самый настоящий лабиринт.
Шагать по неровной поверхности ущелья, изборожденной трещинами и заваленной каменной породой вперемешку со льдом, было трудно, очень трудно. Мы постоянно скользили по обледенелым камням, спотыкаясь и падая. Гор Дон сказал, что это единственная дорога через горы.
Мы продирались по ущелью уже с полчаса, как вдруг из-за поворота перед нами возникло одно из самых страшных и смертельно опасных чудовищ, живущих на Марсе. Это был апт, огромное существо с шестью конечностями, покрытое белым мехом. Четыре конечности были короткими и мощными. Благодаря им апт легко и быстро передвигался по льду и затвердевшему снегу. А из верхней части туловища свисали две другие конечности — длинные сильные «руки», которыми апт хватал и раздирал свою жертву.
Его голова была похожа на голову гиппопотама, за исключением того обстоятельства, что у апта над верхней челюстью росли два огромных рога.
Глаза апта рассматривали нас с величайшим любопытством. Но вот в них зажглась ярость, и он тяжело двинулся вперед. Мы выхватили пистолеты и стали стрелять, посылая пулю за пулей в громадное тело монстра. Пули рвались, выдергивая из его плоти целые куски, но апт не обращал внимания на боль. Одна удачно посланная пуля попала ему в глаз и взорвалась, раздирая слизистую. Брызги отвратительного месива разлетелись вокруг, окрасив снежное покрытие камней. Чудовище приостановилось, затем снова бросилось вперед. Могучие лапы схватили Гор Дона и потащили его к пасти, усеянной острыми клыками.
Я понял, что наши пули не могут мгновенно убить апта. Поэтому я выхватил меч, рванулся к гигантскому зверю и изо всех сил рубанул по его длинной мощной шее.
Голова с хрустом отделилась и покатилась по мерзлой почве, но пальцы чудовища по-прежнему крепко сжимали Гор Дона, так что мне пришлось отрубать их по одному, чтобы освободить несчастного.
Он поднялся, бледный от пережитого.
— Ты опять спас меня. Чем я могу отблагодарить тебя?
— Помоги мне спасти Лану, если она в Панкоре.
— Если она здесь, я сделаю все, что в человеческих силах, чтобы помочь тебе. Я офицер армии Хин Абтеля, но я не чувствую к нему преданности. Это просто чудо, что за сотню лет правления его не нашли ни кинжал, ни яд убийцы.
Мы продолжили нелегкий путь через ущелье, и, наконец, перед нами раскинулась заснеженная равнина, а на ней — изумительно сверкающий город Севера.
— Панкор, — произнес повернувшийся ко мне Гор Дон и вдруг рассмеялся.
— Ты что?
— На тебе отличительный знак двара армии Хин Абтеля. Все будут удивляться, как двар смог стать рабом падвара.
— Ты прав. Это трудно объяснить, — и я сорвал и отбросил эмблему.
Но, к счастью, начальник охраны у ворот оказался знаком с Гор Доном. Он с интересом выслушал рассказ Гор Дона и впустил нас, не обратив на меня ни малейшего внимания.
Панкор напоминал Кадабру, столицу Окара, только был гораздо меньше. Город был покрыт стеклянным куполом, под которым поддерживалась необходимая для жизни атмосфера. В городе как будто сохранялась вечная весна. Улицы были покрыты мягким ковром мха, а на тротуарах росла алая барсумская трава. Вдоль улиц взад и вперед сновали легкие флайеры.
Вызвав флайер, мы полетели к дому Гор Дона, причем я сел рядом с пилотом, как и положено рабу. Дом Гор Дона находился недалеко. Родные тепло встретили хозяина, а слуги провели меня в помещение для рабов. Однако вскоре за мной прислали посыльного: оказывается Гор Дон рассказал своим родным о том, как я спас ему жизнь, и они захотели выразить мне свою признательность.
— Ты будешь личным охранником моего сына, — сказал отец Гор Дона. — В доме не будут считать тебя рабом. Сын говорил, что у себя на родине ты был дворянином.
Видимо, Гор Дон кое-что присочинил для большего эффекта. Я ничего не говорил ему о себе. Только бы он не сказал, что я прибыл сюда в поисках Ланы. Я просил его об этом.
— Я полностью доверяю своим родным, — сказал он мне тогда, — но это не моя тайна.
Что ж, тем лучше. По крайней мере, существует хоть один честный панар, чего не скажешь, если судить только по поступкам Хин Абтеля.
Гор Дон дал мне соответствующую одежду и нужные эмблемы, которые удостоверяли, что я раб его дома и обеспечивали мою безопасность.
В городе я надеялся узнать что-нибудь о Лане. Гор Дон сообщил мне, что лучшее место почерпнуть информацию — городской рынок, где собираются рабы посплетничать о хозяевах.
— Если что-то случилось, то рынок узнает об этом на день раньше, — привел он старую пословицу, и я нашел ее весьма точной.
Как охранник Гор Дона, я имел право косить оружие. И был рад этому, так как без оружия я чувствовал себя как земной человек, очутившийся на оживленной улице без штанов.
На следующий день я отправился на рынок.
Я разговаривал со многими рабами на рынке, но ничего ценного для себя не узнал. Однако кое-какую информацию мне удалось собрать. Я заметил, как на рынок пришел офицер и двинулся сквозь толпу, хлопая по плечу то одного, то другого раба. Те, кого он коснулся, сразу же шли за ним.
Один из рабов, с которым я разговаривал и которому сказал, что я только что прибыл в Панкор, сообщил мне, что если и меня офицер хлопнет по плечу, я обязан без разговоров следовать за ним.
Офицер, проходя мимо, коснулся меня, и я двинулся следом, как и все остальные. Офицер вывел нас с базарной площади и по городским улицам повел к выходу из города. У ворот стояли повозки с костюмами из меха аптов. Мы все надели эти костюмы и вышли за пределы городских стен в ледяную пустыню. Здесь перед моими глазами открылось зрелище, которого я надеюсь никогда больше не видеть.
На веревках, протянутых между столбами, висели замерзшие человеческие тела. Их было очень много, тысячи, десятки тысяч. Они свисали, привязанные за ноги, раскачиваясь на морозном ветру.
Все тела превратились в лед, и их застывшие мертвые глаза умоляюще смотрели на нас.
Офицер приказал нам срезать двадцать трупов. И когда я предположил, для чего они предназначены, меня чуть не вырвало. Я вдруг вспомнил мясные лавки на моей родине, где вот так же, привязанные за ноги, висели туши животных…
Для того, чтобы поднять один труп, требовались усилия двух красных марсиан. Все они разбились на пары, чтобы таскать мертвые тела в город.
Офицер заметил, что я стою, и крикнул:
— Эй, ты! Не стой! Хватай тело за ноги и волоки к воротам!
Я наклонился, поднял труп, взвалил его на плечо и понес к воротам. Это не стоило мне большого труда, ведь я был сильным даже на Земле, а на Марсе тем более, благодаря малой силе тяжести.
Я тащил труп и думал о ростбифе, который ел в доме Гор Дона. Неужели цивилизованные люди могут так низко пасть? Мне казалось это невозможным для Гор Дона и его родных. Его сестра такая красивая, милая девушка… Неужели и она… Я содрогнулся от этой мысли.
Мы перетащили трупы в большое здание, расположенное возле ворот. Этот дом был похож на морг.
В зал вошли несколько человек. У каждого в руке был большой нож. Мясники, подумал я. Они стали ножами скалывать лед с трупов. Я поспешно отвернулся.
Когда я набрался сил, чтобы посмотреть снова, первый труп был полностью очищен от льда. Ужас охватил меня. Я хотел отвернуться вновь, но любопытство одолело мои страхи и отвращение. Что же будет делать мясник дальше? Однако ничего жуткого не произошло. Мясник стал поливать тело теплой водой, легонько массируя его. Наконец, он достал шприц и впрыснул что-то в руку мертвеца. И вот тут-то и произошло самое жуткое: труп открыл глаза.
— Приготовьтесь, рабы! — приказал офицер. — Многие из вас здесь впервые и немного напуганы, но будьте готовы хватать их.
Первый замороженный уже сел и стал осматриваться. Остальные тоже стали проявлять признаки жизни. Вскоре они все сидели или стояли, удивленно оглядываясь по сторонам. Им выдали одежду рабов, и воины, согнав их в кучу, повели куда-то ошарашенную толпу. Теперь я вспомнил и понял смысл слов воинов Хин Абтеля о том, что они были заморожены. Оказывается, их слова имели буквальное содержание, а не просто означали пребывание в холодной стране.
Когда я выходил, офицер остановил меня.
— Ты кто, раб?
— Я раб и телохранитель падвара Гор Дона.
— Ты очень силен. Откуда ты?
— Из Виргинии.
— Никогда не слышал. Где она?
— К югу от Мэриленда.
— Все равно не знаю. Ладно, это не имеет значения. Ты можешь приподнять край этого стола?
— Не знаю.
— Попробуй.
Я поднял над головой стол.
— Потрясающе! — воскликнул офицер. Воины смотрели на меня, раскрыв рот от изумления.
— Как тебя зовут? — спросил офицер.
— Дотар Соджет.
— Прекрасно. Ты можешь идти.
Когда я вернулся в дом Гор Дона, он уже начал беспокоиться. Его взволновало мое долгое отсутствие.
— Где ты был? — спросил он.
— Таскал трупы, — ответил я, смеясь. — Пока я не увидел, как вы их оживляете, я думал, что вы питаетесь ими. Скажи мне, зачем все это?
— Это план Хин Абтеля завоевать всю планету и стать джеддаком Барсума, стать главным военачальником Барсума. Он слышал о знаменитом Джоне Картере, который носит этот титул, и очень завидует ему. Абтель хочет иметь большой флот, но в Панкоре никто не умеет делать корабли. Поэтому он добывает их мошенничеством и воровством. Он захватывает в плен команды кораблей, замораживает их всех, кроме двух-трех человек. И они обучают панаров управлять кораблями. Создание флота — длительный процесс. Хин Абтель воровал корабли даже в дружественных северных городах. Сейчас он напал на Гатол, чтобы дать своим воинам возможность приобрести боевой опыт, а также в надежде захватить еще несколько боевых судов.
— Сколько же у него замороженных людей?
— За сто лет он набрал почти миллион. Огромная армия, если бы у него были корабли, чтобы перевезти их.
На умирающей планете, население которой непрерывно уменьшалось, миллионная армия действительно огромная сила. Однако верность этого гигантского войска Хин Абтелю весьма сомнительна, и вряд ли Абтель представляет угрозу могучему Гелиуму.
— Думаю, что мечты Хин Абтеля никогда не сбудутся, — заметил я.
— Я на это надеюсь. Немногие панары испытывают симпатию к Абтелю. Мы довольны своей жизнью тут и не хотим никому мешать жить. Кстати, ты узнал что-нибудь о Лане?
— Нет. А ты?
— Я еще не связывался с друзьями, которые служат при дворе. Однако я знаю, что Абтель здесь, в своем дворце.
В это время пришел раб и сказал, что офицер джеддака желает говорить с Гор Доном.
— Приведи его сюда, — сказал мой «хозяин», и в комнату вошел пышно разодетый человек. Я, как хорошо тренированный телохранитель, встал за стулом Гор Дона.
Дворяне обменялись приветствиями, а затем посетитель сказал:
— У тебя есть раб по имени Дотар Соджет?
— Да. Мой телохранитель. Вот он.
Офицер посмотрел на меня.
— Это ты поднял стол в Доме оживления?
— Да.
Он снова обратился к Гор Дону.
— Джеддак оказывает тебе честь, приняв этого раба в подарок.
Гор Дон поклонился.
— Это большая честь для меня. Я рад подарить своего слугу Дотара Соджета джеддаку.
Офицер тоже поклонился в ответ, а Гор Дон подмигнул мне. Он знал, как мне хочется получить доступ во дворец.
Я, как покорный раб, последовал за офицером во дворец джеддака.
Высокие стены окружали дворец джеддака в городе Панкоре, и часовые охраняли убежище Владыки день и ночь. Возле ворот постоянно дежурил целый утан — сто вооруженных воинов, другой утан всегда находился в вестибюле дворца. Неудивительно, что убить Хин Абтеля было очень трудно.
На открытой площадке возле дворца я увидел то, что заставило мое сердце забиться сильнее — мой флайер, тот самый, который Хин Абтель украл у меня в Хорце. Аппарат был помещен здесь, как я узнал позже, в качестве свидетельства личного мужества и храбрости джеддака северян.
Абтель хвастливо заявлял, что победил на дуэли самого Джона Картера и захватил его флайер. Для доказательства с машины даже не стерли мое имя и опознавательный знак.
Флайер не смог бы приземлиться прямо в городе, ему мешал купол из стекла, сооруженный над Панкором. Видимо, его затащили сюда через ворота.
Меня оставили в помещении для охраны, где сейчас отдыхали свободные от дежурства стражники. Одни играли в джетан — марсианские шахматы, другие просто болтали. При виде офицера все вскочили, а когда он вышел, оставив меня, возобновили свои занятия.
Один из них посмотрел на меня.
— Встань раб, — сказал он. — Разве ты не знаешь, что не имеешь права сидеть в присутствии воинов Панкора?
— Если ты сможешь доказать, что ты воин лучше меня, то я встану, — ответил я. Мне уже по горло надоело разыгрывать роль раба, и я больше не желал получать незаслуженные оскорбления.
Воин вскочил:
— Ах так?! Я сейчас проучу тебя!
— Потише, Ул То, — предупредил его один из стражников. — Его, вероятно, вызвал джеддак, и, если ты убьешь его, Абтелю вряд ли это понравится.
— Но я должен проучить его! Единственное, чего я не могу терпеть, так это заносчивости нищего раба! — и он направился ко мне.
Я не сдвинулся с места, оставаясь сидеть, и он схватил меня за грудь, пытаясь приподнять. Одновременно он замахнулся, чтобы нанести удар.
Я отбил его кулак, схватил за одежду и, встал, подняв его над головой. Подержав некоторое время извивающееся тело, я швырнул его через комнату.
— Это научит тебя вежливости.
Кое-кто из стражников схватился за меч, но большинство засмеялись над Ул То, который со стоном поднимался с пола. Он в ярости выхватил меч и кинулся на меня. Меня еще пока не обезоружили, и мой меч висел на бедре, но воспользоваться им мне не пришлось. Воины схватили Ул То. Он ругался и пытался вырваться, но в этот момент вошел офицер охраны, привлеченный шумом. Он повернулся ко мне.
— Тебя надо высечь за нападение на воина-панара.
— Может, ты попытаешься сделать это?
Он побагровел от злости.
— Схватить его! — крикнул он. — И задайте этому непокорному хорошую трепку!
Воины, не задумываясь, бросились выполнять приказ, и я, прижавшись спиной к стене, выдернул из ножен меч. Не один мертвый панар валялся бы на полу, если бы в этот трагический момент не вошел офицер, который привел меня сюда.
— Что произошло? — спросил он.
Начальник охраны объяснил, свалив всю вину на меня.
— Он лжет, — сказал я. — На меня напали, хотя я не подавал никакого повода.
Офицер повернулся к охраннику:
— Я не знаю, кто виновник, но тебе будет лучше, чтобы с этим рабом ничего не случилось.
Затем он отобрал у меня оружие и приказал следовать за ним.
Снова он провел меня мимо моего флайера. Я заметил, что воздушный аппарат не закреплен якорными канатами: в этом не было необходимости, так как под куполом ветра нет. Если бы он стоял на открытом месте, то это был бы прекрасный способ бегства после того, как я найду Лану.
Офицер вывел меня на ухоженную лужайку, где уже толпилось много мужчин и женщин. Звонко зазвучали фанфары, и торжественно появился сам джеддак в сопровождении свиты придворных.
На центр лужайки угрюмо вышел огромного роста воин. По его одежде можно было понять, что это — личный телохранитель джеддака.
— Джеддак узнал о твоей силе, — сказал мне офицер, — и он хочет, чтобы ты показал свою мощь перед ним. Прямо перед тобой самый сильный человек в Панкоре — Раб Зов.
— Да, я сильнейший человек в Панкоре, — перебил говорившего Раб Зов.
— Видимо, ты действительно очень силен, — заметил я. — Что требуется от меня?
— Ты будешь бороться со мной для развлечения джеддака и его двора. Раб Зов хочет доказать, что легко расправится с тобой.
— Ты готов, Раб Зов? — спросил его офицер.
Гигант небрежно кивнул, и офицер дал сигнал к началу схватки. Раб Зов вразвалку двинулся на меня, искоса поглядывая вокруг: какое он производит впечатление. Все смотрели только на него, изумляясь его мощи.
— Ну что, парень, постарайся показать все, что можешь. Я хочу, чтобы борьба понравилась джеддаку.
— Я надеюсь, что она понравится и тебе, Раб Зов.
Он расхохотался:
— Тебе не захочется больше шутить, когда я доберусь до тебя!
— Ну, давай, мешок с дерьмом! Ты слишком много болтаешь.
Неуловимо наклонившись вперед, он постарался схватить меня, но я перехватил его руку, моментально нагнулся с поворотом и резко бросил его через плечо. Он шмякнулся всем телом, и когда он поднимался, чувствовалось, что он в состоянии грогги. Я терпеливо ждал, когда он приблизится, а затем схватил его поперек туловища, поднял над головой и стал быстро вращаться на месте. Он оказался совершенно беспомощным. И когда я решил, что с него хватит, я швырнул его под ноги джеддаку.
— У тебя в Панкоре нет кого-нибудь посильнее? — спросил я, и вдруг увидел Лану, стоящую позади джеддака. И тут я кое-что придумал.
— Может, мне выпустить против тебя двоих? — добродушно проворчал Хин Абтель. Он явно наслаждался зрелищем.
— А почему не провести поединок на мечах? — предложил я. Мне сейчас нужен меч, очень нужен.
— Ты хочешь быть убитым, раб? У меня ведь лучшие воины в мире.
— Пусть выйдет лучший из лучших. Я смогу удивить его и еще кое-кого, — я посмотрел на Лану и незаметно подмигнул ей.
И тут она узнала меня, несмотря на красную кожу.
— Ты кому подмигиваешь? — с подозрением спросил Хин Абтель, оборачиваясь.
— Никому. Просто что-то попало в глаз.
— Кто лучший фехтовальщик? — обратился Хин Абтель к старшему офицеру.
— Лучшего, чем Ул То, пожалуй, не найти.
— Позови его.
Итак, мне предстоит встретиться с моим старым «приятелем», Ул То! Это доставит ему удовольствие — правда, ненадолго. Вошедший вскоре Ул То, узнав меня, просиял от радости:
— Ну, раб, теперь ты получишь обещанный урок.
— Еще один?
— Теперь несколько иной.
Мы скрестили мечи.
— До смерти? — спросил я.
— До смерти, раб! — ответил Ул То.
Сначала я только защищался, стараясь заставить противника делать то, что требовалось мне. Я неуклонно теснил его, наши мечи с лязгом скрещивались. Вот уже он вынужден отступить в толпу именно там, где я хотел. Теперь, парируя каждый его удар, я наносил ему мгновенный укол. Вскоре он был весь залит кровью.
Я продолжал теснить его. Приблизившись к Лане, я мимоходом шепнул ей:
— Как только я прикончу его, беги к флайеру и запускай двигатель.
Затем несколькими выпадами я заставил Ул То выйти из толпы. Продолжая сражаться, я заметил, как Лана осторожно протискивается к выходу.
— Пора, Лана, — прошептал я, с радостью наблюдая, как она медленно и осторожно направляется к флайеру.
Чтобы отвлечь внимание от ее действий, я продемонстрировал на Ул То целый каскад виртуозных фехтовальных приемов. Я знал, что никто не может оторвать от происходящего поединка глаз. Затем я заставил Ул То отступать. Мне нужно было как можно ближе подойти к кораблю.
Внезапно раздался крик Хин Абтеля:
— Девчонка! Хватайте ее! Она взобралась на флайер.
Все бросились туда. Я пронзил сердце Ул То и рванулся к аппарату. За мной гнался десяток воинов с обнаженными мечами. Один из них мчался быстрее остальных, и ему удалось догнать меня, когда я обегал вокруг флайера, чтобы удостовериться в том, что он все-таки не закреплен канатами.
Я отбил его удар, и мой меч, сверкнув, как молния, снес голову несчастному преследователю.
— Вверх! — крикнул я Лане, прыгая на палубу.
Корабль поднялся. Я сел за пульт управления.
— Мы куда? — спросила Лана.
— В Гатол.
Она с сомнением посмотрела на купол, раскинувшийся над нами.
— Как… — начала она, но тут я развернул флайер и включил двигатель на полную мощность.
Маленький корабль несся вперед с огромной скоростью. Мы спрятались за рубку и отчаянно надеялись на…
Расколотые осколки стекла брызнули в разные стороны, и флайер вырвался на свободу, в холодное и чистое небо марсианской Арктики.
Затем я выровнял корабль и на полной скорости полетел в направлении Гатола. Нам следовало торопиться, если мы не хотели замерзнуть — ведь у нас не было с собой теплой одежды.
— Что случилось с Ная Дан Чи и Джад Ханом? — спросил я, перекрикивая шум ветра.
— С того момента, как нас захватили в плен, я их ни разу не видела. Бедный Ная Дан Чи! Он дрался за меня и был тяжело ранен. Боюсь, что никогда больше не увижу его… — в ее голосе зазвенели слезы.
Я очень беспокоился о судьбе моих товарищей, но зато Лана теперь была в безопасности. Но, может, я слишком рано решил, что все в порядке? Я освободил ее от Хин Абтеля, но что ждет нас в будущем? Ведь мы замерзнем, если не сможем лететь достаточно быстро. Да мало ли опасностей подстерегает нас на бескрайних просторах планеты?
Но я всегда был оптимистом. И на этот момент меня радовала мысль, что я все-таки спас Лану.
Да, наконец, Лана находилась в безопасности. Я вырвал ее из самого сердца Арктики, где она была в плену у самозванного джеддака джеддаков Севера, Хин Абтеля, и теперь мы неслись на быстроходном флайере в Гатол. Я был доволен тем, что мне удалось совершить, однако мы отчаянно мерзли.
— Ты говоришь, что хочешь доставить меня в Гатол, — сказала Лана, когда Панкор остался далеко позади. — Ничто не может доставить мне большую радость, чем снова очутиться среди родных, в родном городе. Но ведь Гатол окружен войсками Хин Абтеля.
— Панары очень тупы, — сказал я. — Они создали армию из людей, которые не желают воевать за них и не испытывают никакой любви и преданности к тирану Хин Абтелю. Они воюют только потому, что бежать невозможно.
Они знают, что, как только война прекратится, их вернут в Панкор, и заморозят до следующей войны.
— Заморозят?! Что ты имеешь в виду?
— Ты ничего не слышала неожиданного для себя, когда находилась в Панкоре?
— Нет. Расскажи, что ты знаешь?
И я рассказал о том, как принимал участие в оживлении замороженных людей.
— Но зачем они Хин Абтелю? — спросила Лана.
— Их миллионы. Хин Абтель мечтает с их помощью завоевать мир.
— Чудовищно!
— Но у него нет такого флота. Благодари бога, Лана, что в Гелиуме большой флот. Я организую экспедицию на Север, чтобы раз и навсегда отбить у него охоту лезть в чужие владения.
— Сначала ты должен найти Ная Дан Чи и Джад Хана. Панары разлучили нас.
— Может, они заморожены в Панкоре?
— О, нет! Это было бы ужасно.
— Тебе нравится Ная Дан Чи? — осторожно спросил я.
— Он хороший друг, — чуть с большей горячностью, чем требовалось, ответила Лана.
По-моему, она любит его. Впрочем, может это и не так. Кто разберется в женщине? Когда они вместе — Лана высокомерна и надменна, когда в разлуке — говорит о нем с теплотой.
— Как бы нам разузнать об их судьбе? — спросил я. — Разве что спросить у панаров? Но это слишком опасно. Хотелось бы узнать и о Тан Хадроне.
— Тан Хадрон? Где он?
— В последний раз я видел его на борту «Дусара», корабля панаров, захваченного мною в окрестностях Гатола. Команда корабля взбунтовалась, и меня высадили. Тана оставили, чтобы он управлял кораблем. Но, скорее всего, его должны были убить, когда корабль достигнет цели.
— Жаль его, ведь он один из лучших воинов Барсума.
— Прекрасный офицер.
— Нужно как-то спасти его.
— Если уже не поздно. Единственный шанс — добраться до Гелиума, собрать флот, уничтожить армию Хин Абтеля под Гатолом и лететь в Панкор, если наших друзей не окажется под Гатолом.
— Значит, нам нужно немедленно отправляться в Гелиум, — сказала Лана. — Его флот сделает куда больше, чем мы двое. А мы, вероятно, снова попадем в плен к Абтелю. Это будет очень кстати, Джон Картер, особенно после того, что ты совершил. — Она засмеялась. — Никогда не забуду, как ты расправился с Раб Зовом.
— И Раб Зов не забудет.
— Да и Хин Абтель тоже. Надеюсь они успеют заделать отверстие, пробитое флайером, до того, как замерзнут. Нет, Хин Абтелю трудновато будет забыть тебя.
— Только вот он не будет знать, кого вспоминать: я был перекрашен, и Хин Абтель не имеет представления, кто был в его руках.
— Все верно. Но если ты попадешь к нему в плен, тебя все равно ждет смерть.
В конце концов мы решили, что самое мудрое в данной ситуации — лететь в Гелиум и просить помощи Тардос Морса, джеддака, поэтому мы повернули на юго-восток. Нам предстояло лететь очень долго, а у нас не было ни пищи, ни воды.
Вскоре мы увидели башни Хорца, напомнившие нам при каких обстоятельствах мы встретились с Ная Дан Чи. Мне показалось, что Лана с грустью смотрит на полуразрушенный, когда-то величественный город, мертвый и унылый; город, который покинул ее возлюбленный ради нас. Здесь Лана сбежала от Хин Абтеля. Здесь он украл наш флайер: да, Хорц многое напомнил нам, и я был рад, что он остался позади — мертвый памятник ушедшему.
Далеко впереди находился Дусар, где было много воды и пищи. Но вряд ли можно было рассчитывать на дружественный прием: уже много лет между Дусаром и Гелиумом продолжалась вражда.
Я решил обогнуть Дусар, и вот он внизу. Под нами проплывает совершенно незнакомая холмистая страна. И в одной из долин я заметил то, что так редко можно было встретить на Марсе — лес. Лес — это значит фрукты, орехи, может быть, животные. А мы были очень голодны. Наверняка, там можно было найти и манталию, чтобы утолить жажду. Я решил совершить посадку, хотя на сердце было как-то тревожно — какие еще опасности подстерегали нас здесь. И предчувствия не обманули меня.
Флайер опустился на опушке леса. Предупредив Лану, чтобы она оставалась на корабле и была готова в любой момент подняться в воздух, я отправился на поиски пищи. В лесу росли и орехи, и фрукты, и я начал было собирать их, но тут я услышал возбужденный и встревоженный голос Ланы. Бросив все, я побежал к флайеру. Еще один пронзительный крик, и в этот момент, я выскочил из леса. Флайер поднимался в воздух! Я рванулся к нему изо всех сил, затем прыгнул вверх в надежде ухватиться за нижние части летательного аппарата. Он уже парил на высоте тридцати футов. Я коснулся корпуса флайера, но мои руки не нашли ничего, за что можно было ухватиться, и я упал на землю. Но за это мгновение я успел разглядеть палубу корабля: и волосы у меня встали дыбом. Лана лежала ничком на палубе, а возле пульта управления никого не было!
— Прекрасный прыжок! — прозвучал незнакомый голос позади меня. Я резко обернулся. Рука легла на эфес меча. Никого!.. Я осмотрелся. Никого! Передо мной расстилался мирный марсианский пейзаж, полный безмятежности и спокойствия. Флайер в небе сделал круг и исчез за лесом.
Но ведь я никого не видел за пультом управления?
— Ну и что? — вновь прозвучал голос. — Надеюсь, ты понимаешь, что стал пленником?
— Я ничего не понимаю. Если вы хотите взять меня в плен, выходите — и тогда посмотрим, удастся ли вам это.
— Сопротивление абсолютно бесполезно. Нас двадцать, а ты — один.
— Кто вы?
— О, прости. Я должен представиться. Я — Пиэксус, сын Птантуса, джеддака Инвака. А кого я имею честь взять в плен?
— Пока что ты не имеешь этой чести, — мне не понравился этот невозмутимый голос, слишком, просто приторно вежливый, масляный.
— Ты настроен недружелюбно, но мне не хочется применять насилие, — сладость в голосе незнакомца исчезла. В нем послышались металлические нотки.
— Я не знаю, где ты прячешься, но если ты выйдешь с двадцатью воинами, вы отведаете вкус стали моего меча. Мне надоела эта игра.
— И мне тоже! — рявкнул голос. Теперь в нем слышалась угроза. — Схватить его!
Я быстро осмотрелся, но по-прежнему никого не увидел: только я и чей-то голос. Но тут что-то или кто-то дернул меня за ноги, и я упал лицом вниз. На меня тут же навалилось человек шесть, вырвали меч, связали руки, накинули петлю на шею. Голос сказал:
— Вставай!
Я поднялся.
— Если ты будешь сопротивляться, тебе же будет хуже. Лучше не сопротивляйся — это в твоих же интересах. Мои люди отличаются горячностью и решительностью: смотри, а то не доберешься до Инвака живым.
— Будь по-твоему. Куда идти?
— Тебя поведут. Ты должен проявить благоразумие, а то и так доставил немало хлопот.
— Ты еще не знаешь, что такое настоящие хлопоты, потому что я не вижу тебя.
— Не угрожай. Ты и так обеспечил себе много неприятностей.
— Что с девушкой, которая прилетела вместе со мной?
— Она будет доставлена в Инвак.
Не могу передать, какие чувства овладели мною в те минуты, когда меня вели люди, которых я не видел. Но я знал, что меня ведут туда, где сейчас находится Лана, поэтому я не сопротивлялся.
Я видел и ощущал физически, что на моей шее затянута веревка, а ее конец исчезает где-то впереди. Изредка натяжение ослабевало, и веревка провисала, затем снова натягивалась, и петля сжимала мне шею. Ощущение было не из приятных.
Вдруг я услышал голос:
— Смотри, куда идешь, идиот!
— Затем прозвучал другой:
— Не наступай на ноги, скотина!
Происходящее вокруг выглядело загадочным, и я пока не мог проникнуть в эту тайну. Однако, несмотря на серьезность ситуации, я не мог удержаться от улыбки.
Но вот моего локтя коснулась рука или то, что показалось мне рукой. Другая рука подхватила меня сбоку. Затем заговорил уже знакомый голос:
— Мы идем по опасному месту. Держись лучше за нас.
Я протянул свою ладонь, и ее перехватила чья-то невидимая рука. И тут же я с удивлением отметил, что моя ладонь исчезла! Видимая часть руки доходила до кисти — дальше ничего не было! Я не видел кисти! Потрясающее ощущение! Впрочем, я не любил ситуаций, которых не понимал.
Послышался смешок:
— Теперь ты чувствуешь, что я — не только голос?
— Да, похоже, что ты человек из плоти и крови. Тогда, может, у тебя и имя есть?
— Да. Кандус. А тебя как зовут?
— Дотар Соджет, — я снова вернулся к этому имени.
Мы благополучно преодолели топь или что-то, подобное болотистой трясине. Я высвободил свою ладонь из руки Кандуса. Немедленно моя рука снова стала видимой. Опять я шагал один, и веревка висела передо мной в воздухе, как бы пренебрегая законом всемирного тяготения.
— Дотар Соджет, — задумчиво повторил Кандус. — Похоже на имя зеленого человека.
— А ты знаешь зеленых людей?
— Да. Они постоянно бродят кругом. Но мы научили их обходить лес стороной! Они боятся нас.
— Могу себе представить. Трудно драться с голосом. Никак не сориентируешься.
Кандус рассмеялся:
— Тебе, вероятно, не терпится испробовать на мне свой меч.
— Нет. Ты достаточно вежлив. Но мне не нравится тот, который называет себя Пиэксус. Я не отказался бы скрестить с ним мечи.
— Не так громко, — предупредил меня Кандус. — Пойми, он сын джеддака. Мы очень почтительно относимся к нему, независимо от того что думаем о нем.
Я понял, что Пиэксус не пользуется особой симпатией. Я и не предполагал, что можно составить верное впечатление о человеке по одному только голосу. А голос Пиэксуса мне сразу же не понравился. Голос Кандуса был голосом мужчины — открытый и без фальши — хороший голос.
— Откуда ты? — спросил Кандус.
— Из Виргинии.
— Никогда не слышал о таком городе. Где он находится?
— В США. Ты не слышал об этой стране.
— Нет. Вероятно, она очень далеко.
— Очень. Каких-нибудь сорок три миллиона миль отсюда.
— Ты, видимо, шутишь. Я не против шуток. Но вряд ли твои шутки понравятся Пиэксусу или Птантусу. Ни у того, ни у другого нет чувства юмора.
— Я не шучу. Ты видел на небе Джасум?
— Конечно.
— Я оттуда. Там эта планета называется Земля, а Барсум — Марс.
— Ты выглядишь и говоришь, как благородный человек. И, хотя мне непонятны твои слова, я верю им. Но я советую назвать другое место рождения, где-нибудь на Барсуме, если тебя спросят. А спросят тебя скоро, мы уже у стен города.
Инвак! Город в Лесу Потерянных Людей! Сначала сквозь густые заросли я увидал только ворота, а потом постепенно стали вырисовываться и стены, густо поросшие деревьями и кустами.
Я услышал окрик часового и ответ Пиэксуса.
— Я принц Пиэксус. Со мной двадцать воинов и пленник.
— Пусть один выйдет вперед и назовет пароль, — потребовал часовой.
Я удивился, что часовой не узнает своих, даже сына джеддака. Кто-то шепотом произнес пароль, и голос часового сказал:
— Входи, Пиэксус, с двадцатью воинами и одним пленным.
Ворота неторопливо открылись, и я увидел освещенную аллею и людей на ней. Затем веревка сильно натянулась, и меня потащили к воротам. К моему удивлению, прямо передо мной, словно из небытия, возникли один за другим вооруженные воины. Они появлялись сразу же как только входили в ворота, как будто материализовываясь из ничего и невозмутимо шагали дальше по освещенной аллее. К воротам я подходил совершенно один, но очутившись за ними, оказался окруженным двадцатью воинами.
Я оглядел воина, шагавшего рядом, и, видимо, на моем лице было написано такое изумление, что он улыбнулся.
— Ты Кандус? — спросил я.
— Да.
— Как вы это делаете? — вырвалось у меня.
— Все очень просто, но это тайка Инвака. Но я могу сказать тебе, что мы невидимы, пока не освещены специальными лампами. Если ты обратишь внимание на систему освещения в городе, то поймешь, как это происходит.
— А зачем вы становитесь видимыми и для чужаков? Разве плохо, что вы их видите, а они вас нет?
— Дело в том, что пока мы не войдем в город, мы не можем видеть и друг друга.
Так вот почему воины ругались и чертыхались; они просто натыкались один на другого. Они так же не видели себя, как и я их.
— А как же вы достигли невидимости, или вы родились такими?
— Нет, нет. Мы обычные люди, но сумели изобрести способ, чтобы стать невидимыми.
Перед нами открылась площадь. Мы вышли из освещенного коридора, и я остался один: воины исчезли. Странное ощущение.
В городе было много таких площадей, которые обеспечивали вентиляцию. Весь город находился целиком под крышей и освещался лампами, свет которых делал жителей видимыми. В центре каждой площади росло большое дерево и его ветви, переплетаясь с длинными ветвями других деревьев, делали этот город совершенно незаметным ни с воздуха, ни с земли.
Наконец мы пришли на широкую площадь, на которой росло множество деревьев. К их стволам были прикреплены цепи. Невидимые руки схватили меня и металлическое кольцо защелкнулось на моей ноге. Я оказался прикованным к дереву.
Возле своего уха я услышал чей-то шепот:
— Я постараюсь помочь тебе. Ты понравился мне. К тому же мне интересно послушать о мире, находящемся на другой планете.
Кандус! Мне опять повезло: я приобрел здесь друга. Но я не знал, чем он сможет мне помочь. Он не джеддак, а моя судьба была в руках Птантуса.
Я слышал голоса людей, видел их, прогуливающихся по аллеям и снова превращающихся в ничто как только они входили на площадь. Иногда голоса звучали очень близко от меня и обсуждали мой непривычный для марсиан внешний облик, мою белую кожу и серые глаза. Кто-то сказал, что я прыгнул на высоту в тридцать футов, чтобы догнать летящий флайер.
Моих ноздрей коснулся запах сладких духов, мелодичный, приятный женский голос произнес:
— Бедняга! К тому же он так красив…
— Не будь дурочкой, Ройас, — ответил хриплый мужской. — Он — враг, и вовсе не так уж красив.
— Ты не прав. Он очень приятен на вид, — настаивала женщина. — И почему ты думаешь, что он враг?
— Я не был врагом, когда мой корабль опустился рядом с вашим лесом, — произнес я. — Но обстоятельства вынудили меня стать им.
— Вот видишь, — сказала женщина. — Он не враг. Как тебя зовут, бедняга?
— Дотар Соджет. Но я не бедняга, — ответил я с улыбкой.
— Это тебе только так кажется, — проворчал мужчина. — Идем, Ройас, пока он совсем не одурачил тебя.
— Если ты дашь мне меч и не станешь прятаться, как трус, под покровом невидимости, я сделаю дурака из тебя, крыса! — заявил я.
Невидимая, но вполне материальная нога сильно ударила меня в низ живота.
— Знай свое место, раб! — прорычал разъяренный голос.
Я согнулся от боли, и моя рука случайно поймала одежду ударившего меня в пах мужчины. Я притянул его к себе, нащупал пальцами его лицо, несмотря на сопротивление, а затем сделал такой мощный апперкот, что он, вероятно, пролетел через всю площадь.
— Это тебе наука: не смей бить человека, который не видит тебя и не может защититься.
— Мотус ударил тебя? — вскрикнула женщина. Теперь это был не нежный, а рассерженный голос. — Но мне показалось, что и ты ударил его. Надеюсь, что я не ошиблась.
— Да, ты не ошиблась. Полагаю, что следует позаботиться о враче для него.
— Мотус, где ты? — крикнула женщина.
Ответа не было. Мотус исчез. Вскоре я услышал чей-то злобный окрик:
— Ты что валяешься здесь на площади?
Вероятно кто-то споткнулся о невидимого Мотуса.
— Должно быть, это Мотус, — вновь послышался голос девушки. — Его нужно вынести отсюда. Хотя… Пусть валяется, пока не сгниет. Это все, что я могу сделать для Мотуса.
И тут я увидел, как в одной из освещенных аллей материализовалась девушка. По ее вздрагивающей спине я понял, что она сильно разгневана, и, если по спине можно судить об остальном, то девушка была весьма красива. Во всяком случае, у нее очень приятный тембр голоса. И доброе сердце. Возможно, жители Инвака совсем неплохие люди…
— Это был великолепный удар, — прозвучал голос сзади. Я даже не стал оборачиваться. К чему, если все равно никого не увидишь. Но голос вновь произнес:
— Клянусь, что эта грязная инвакская свинья неделю не встанет на ноги.
Я повернулся, поняв, что говорит не житель города и увидел краснокожего марсианина, прикованного к другому дереву. Странно, но я тоже считаю себя красным марсианином до мозга костей, настолько я полюбил этих краснокожих людей и сроднился с ними.
— Откуда ты? — спросил я. — Ты тоже один из невидимых?
— Нет. Но я давно здесь. Когда тебя привели, я спал за деревом, и меня разбудили голоса на площади. Я слышал, что тебя зовут Дотар Соджет. Непонятное имя для красного человека. А меня зовут Птор Фак. Я из Зоданги.
Птор Фак! Я вспомнил его! Это был один из трех братьев, которые помогли мне проникнуть в Зодангу, когда я искал Дею Торис. Сначала я колебался, назвать ли ему мое настоящее имя, но я знал его как честного парня и был уже готов открыться, но вдруг он воскликнул:
— О, мать Луны! Эти глаза, эта кожа!
— Тише! — предупредил я его. — Я не имею представления, что за люди в этом городе, поэтому будет лучше, если я останусь Дотаром Соджетом.
— Если ты не Дотар Соджет, то кто же ты? — произнес чей-то голос рядом со мной. По истине предательское свойство невидимости. Никогда нельзя быть уверенным в том, что рядом с тобой никого нет.
— Я султан Овата, — сказал я, назвавшись первым пришедшим мне на ум именем и титулом.
— Что такое султан?
— Джеддак джеддаков.
— В какой стране?
— Оват.
— Никогда не слышал об Овате.
— Тебе лучше отправиться к своему джеддаку и сообщить, что здесь, на площади этого города, томится в цепях султан.
Человек, судя по торопливым шагам, быстро удалился. Птор Фак рассмеялся.
— Я вижу, что твои предки наградили тебя юмором. Я впервые рассмеялся с тех пор, как очутился здесь.
— Сколько времени ты в плену?
— Несколько месяцев. Я испытывал новый флайер и хотел установить рекорд на дальность полета, но двигатель отказал над этим лесом. А что случилось с тобой?
— Я совершил побег из Панкора с Ланой, дочерью Гохана из Гатола. Мы направлялись на корабле в Гелиум, чтобы собрать флот и нанести удар по войскам Хин Абтеля, самозванного владыки Севера. Но у нас не было ни воды, ни еды, и мы опустились возле леса. Пока я искал пищу, один из невидимых инвакцев взобрался на флайер и угнал его вместе с Ланой. Двадцать других захватили меня в плен.
— Девушка была с тобой! Это плохо. Они могут убить нас, но ее оставят в живых.
— Пиэксус сказал, что он позаботится о ней, — с горячностью сказал я.
— Пиэксус — крыса, сын крысы и внук крысы! — стал ругаться Птор Фак. Очень меткая характеристика.
— Что сделают с нами? — спросил я. — Есть ли у нас возможность бежать и спасти Лану?
— Пока ты прикован к дереву — никакой. Я на этой площади с момента своего пленения. Думаю, что они хотят использовать нас для своего развлечения, но подробностей не знаю. Смотри! — воскликнул он, расхохотавшись.
Я взглянул туда, куда он указывал, и увидел, как два человека волокли безжизненное тело по аллее.
— Это — Мотус, — сказал Птор Фак. — Боюсь, что это тебе даром не пройдет, — добавил он серьезно.
— Ну что ж. Пусть будет так. Но бить незрячего — по меньшей мере подлость. Девушка была возмущена. Она кажется очень доброй. Ее зовут Ройас.
— Имя дворянки, — заметил Птор Фак.
— Ты ее знаешь?
— Нет. Но по имени всегда можно определить дворянское происхождение. Причем члены королевской семьи имеют две согласные в начале имени.
— Значит, Мотус дворянин?
— Да. И в этом нет ничего хорошего для тебя.
— А как они делают себя невидимыми?
— Они изобрели пилюли, приняв которые утром, остаешься невидимым весь день. Слишком уж инвакцы боятся нападения врагов, потому-то и скрываются так тщательно, хотя во всем этом есть некоторые неудобства и для них самих — они не видят даже друг друга.
— Каких врагов? Кандус сказал, что даже зеленые обходят стороной их город.
— В лесу расположен другой, враждебный им город — Онвак. Его жители также знают секрет невидимости и иногда совершают набеги на Инвак, или подстерегают инвакцев в дебрях леса.
— Странная война, когда соперники не видят ни друг друга, ни своих друзей.
— Да. Я думаю, что потери в таких сражениях невелики. Хотя иногда враждующие стороны захватывают пленников. В последний раз инвакцы захватили двух пленных, которые при ближайшем рассмотрении оказались своими. Во время боя они просто машут мечами во все стороны, так что под удар может попасть и друг и враг.
Пока Птор Фак говорил, я почувствовал, что чьи-то пальцы сняли кольцо с моей ноги. Я неожиданно оказался на свободе.
— Идем, раб, — приказал кто-то.
Затем меня взяли за руку и повели с площади. В освещенном проходе я увидел, что окружен тремя вооруженными воинами. Они повели меня дальше по аллеям, минуя площади, на которых они неизменно растворялись в воздухе, и я оставался один. Наконец стражники привели меня к большому строению, оказавшемуся дворцом, и ввели в просторный зал, в центре которого за столом сидело множество людей, а точно посередине — хмурый мужчина со злобным лицом.
Меня провели ближе к столу, и в наступившей тишине сидящие люди стали рассматривать меня. Тот, кто сидел в центре, был роскошно одет. Его одежда сверкала от обилия украшений и драгоценностей. Эфес его меча был изготовлен из чистого золота и украшен редчайшими по красоте драгоценными камнями. Это и был Птантус, джеддак Инвака. Оглядев его угрюмую фигуру, я понял, что попал в плен к злейшему тирану.
Птантус смотрел на меня настолько пристально и грозно, что я понял, что он хочет запугать меня. Но на меня его угрожающий взгляд не произвел впечатления. Я нахально отвернулся от джеддака и со скучающим видом стал осматривать зал.
Он с размаху грохнул кулаком по столу:
— Раб! Смотри на меня!
— Пока ты ничего не говоришь. Когда ты начнешь со мной беседу, я буду смотреть на тебя. И не ори. Я не глухой.
Он повернулся к офицеру:
— Не приводи этого наглеца больше сюда, пока он не научится вести себя в присутствии джеддака.
— Я знаю, как вести себя в присутствии джеддака, — спокойно ответил я. — Я общался со многими великими джеддаками Барсума и относился к ним так, как они того действительно заслуживали. Если джеддак — человек благородный, я отношусь к нему с почтением и уважением, если же нет, то я реагирую на его присутствие соответственно.
Намек был ясен, и Птантус побагровел.
— Ну, хватит, — сказал он. — Ты причинил много хлопот моему сыну Пиэксусу, к тому же ты ударил моего дворянина, нанес ему увечье.
— Может быть, этот человек и имеет титул, — парировал я, — но он не дворянин. Он ударил меня, когда я не мог его видеть. Это равносильно тому, чтобы ударить слепого.
— Он прав, — раздался женский голос. Я обернулся и увидел Ройас.
— Ты присутствовала при этом, Ройас? — спросил Птантус.
— Да. Мотус оскорбил меня, и этот человек вступился за меня. Мотус пнул его ногой.
— Это так, Мотус? — обратился Птантус, оглядываясь на человека с забинтованным лицом.
— Я совершил то, чего заслуживал этот вонючий раб, — промычал Мотус. — Раб вел себя нагло.
— Я согласен с тобой, — заявил Птантус. — Он умрет, когда для этого наступит время. Но я вызвал его не для суда. Я джеддак и могу принимать решения без чьих-либо советов. Я вызвал его потому, что воины утверждают, будто он может прыгнуть на высоту в тридцать футов. Это зрелище могло бы позабавить меня.
Я не мог не усмехнуться, так как умение прыгать однажды уже спасло мне жизнь.
— Чему ты улыбаешься? — потребовал ответа Птантус. — Что тут смешного? Давай прыгай, да поживее.
Я посмотрел на потолок. Всего футов пятнадцать от пола. Я обернулся. От двери меня отделяло двадцать футов, и все это пространство было заполнено людьми. Оттолкнувшись, я легко перепрыгнул через них и оказался возле двери. Я мог бы запереть створки с обратной стороны, запрыгнуть на крышу и сбежать, но здесь все еще оставалась Лана. Поэтому я только прыгнул через ошалевшую от неожиданности толпу зевак назад, заслужив аплодисменты и возгласы одобрения.
— Что ты еще умеешь делать? — спросил Птантус.
— Я могу проучить Мотуса, если мне вернут меч, — ответил я. — И результат будет не хуже, чем от кулаков. Если он, конечно, осмелится выйти против меня.
Птантус засмеялся.
— Я думаю, что позволю тебе это сделать, когда ты надоешь мне. Мотус — лучший из фехтовальщиков Барсума. Он убьет тебя.
— Я буду рад предоставить ему такую возможность. Уверен, что не потеряю своей способности прыгать после поединка. Впрочем, если ты желаешь увидеть еще что-нибудь, кроме прыжков, прикажи привести сюда девушку, которую схватили сегодня в лесу. Я смогу показать тебе весьма занимательные вещи.
Я знал, что если мне с Ланой удастся выбраться за ворота — мы спасены.
— Отведите его обратно, — сказал Птантус. — На сегодня я видел и слышал вполне достаточно.
Меня отвели обратно и приковали к дереву.
— Ну? — спросил Птор Фак. — Где ты был?
Я рассказал ему обо всем и добавил, что у меня есть надежда сразиться с Мотусом.
Над площадью опускалась ночь, вокруг стояла тишина, но тут я услышал голос Кандуса.
— Это хорошо, что ты заинтересовал Птантуса. Тех, кто не сумеет угодить ему, он подвергает страшным мучениям перед смертью.
— Надеюсь, что я еще смогу его немного развлечь.
— Смерть неминуема, но если мне удастся хоть чем-то облегчить твою участь, я с радостью это сделаю.
— Ты очень поможешь мне, если скажешь, что случилось с девушкой, которую взяли в плен вместе со мной.
— Ее поместили вместе с остальными рабынями, все они живут в районе, что за дворцом.
— Как ты думаешь, что ожидает ее?
— Птантус и Пиэксус перессорились из-за нее. Они всегда ругаются, поскольку ненавидят друг друга. Пиэксус хочет эту девушку, а Птантус не желает отдавать. Так что пока она в безопасности. Но я должен идти, — сказал он. По его голосу я понял, что он встал. — Если я что-нибудь смогу сделать для тебя, дай мне знать.
— Ты можешь принести мне моток проволоки?
— Зачем?
— Просто для развлечения. Я собираюсь делать различные фигурки. Я не привык находиться в бездействии, и это занятие поможет скоротать время.
— Хорошо. Я принесу. Прямо сейчас. А потом распрощаюсь.
— Тебе повезло, что ты нашел здесь друга, — сказал Птор Фак. — Я пробыл в Инваке несколько месяцев, но у меня не появилось ни одного знакомого.
— Это все мои диковинные для всех прыжки. Они уже не раз приносили мне пользу.
Вскоре вернулся Кандус с проволокой. Я поблагодарил его, и он ушел.
Стояла глубокая ночь. По небу плыли две луны. Мягкий свет освещал площади, а быстро бегущая Турия бросала постоянно меняющиеся тени на алую траву.
Наши цепи были достаточно длинными, и мы могли сидеть рядом. Я видел, что Птор Фак с любопытством посматривает на проволоку. Наконец, он не выдержал и спросил:
— Зачем она тебе?
— Ты будешь удивлен, — начал я, но тут же умолк на мгновение, почувствовав, что кто-то стоит рядом. — Ты даже не предполагаешь, что может сделать умный и умелый человек с куском проволоки.
Если бы даже я прожил в Инваке весь остаток своей жизни, я никогда не смог бы привыкнуть к ощущению того, что рядом стоит кто-то невидимый и подслушивает.
Но сейчас моего плеча коснулась мягкая рука, а затем раздался знакомый, приятный и мелодичный голос.
— Это я, Ройас.
— Я рад, что ты пришла, — сказал я. — Мне хотелось поблагодарить тебя за то, что ты поддержала меня.
— Боюсь, что это не принесет тебе пользы. Пиэксус не любит меня.
— Почему?
— Пиэксус хотел сделать меня своей женой, но я отказала ему. Птантус, хотя и ненавидит Пиэксуса, почувствовал, что затронута честь его рода. Дотар Соджет, — проговорила она. — Я хочу, чтобы ты навсегда остался в Инваке и жил здесь, со мной.
— Это приятно слышать, Ройас, ко, боюсь, что судьба распорядится иначе.
Нежная рука обвила мои плечи. Голова у меня закружилась от невидимой близости теплого женского тела. Я почувствовал неотразимо приятный запах ее духов.
— Ты хотел бы остаться здесь, Дотар Соджет?
Ситуация становилась весьма щекотливой. Даже Птор Фак смутился, а ведь его шею не обнимали мягкие ласковые руки. Придя в замешательство, он отодвинулся от нас, насколько позволяла длина его цепи.
Конечно, приятно и романтично разделить любовь с девушкой на мягкой траве, при серебристом лунном свете… Но если девушка невидима, то все это равнозначно тому, чтобы разделить ложе с привидением. Хотя, насколько я мог судить по тем частям тела, которыми они прижималась ко мне, Ройас была далеко не бестелесным духом.
— Ты не ответил мне, Дотар Соджет, — потребовала она продолжения разговора.
Я никогда и никого не любил, кроме моей несравненной Деи Торис. Однако, как и все мужчины, нередко пользовался любовью других женщин, правда, ничего не обещая им. В любви, как и на войне, все должно быть честно. И вот сейчас передо мной милая, красивая девушка, которая ждет от меня ответа… Если бы я был один, я бы не колебался, но от моего решения зависела судьба Ланы из Гатола, и это перевесило все остальное.
— Остаться с тобой, Ройас, или нет, — от меня не зависит. Более того, это невозможно. Я жив пока всего лишь по воле случая. Изменится настроение джеддака — и смерть навечно разлучит нас.
— О нет, Дотар Соджет! — воскликнула она, еще крепче прижимаясь ко мне трепещущим телом. Еще никогда мне не приходилось прикладывать столько усилий, чтобы подавлять вспыхнувшее желание. — Ты не должен умереть потому… потому что я люблю тебя!
— Но, Ройас, как можно полюбить человека, которого знаешь всего несколько часов?
— Я полюбила тебя сразу, с первого взгляда. Увидев тебя, я не уходила с площади. И изучила выражение твоих глаз, твоего лица — то насмешливое, то гневное, то дружелюбное… За всю жизнь я не смогла бы узнать тебя лучше! Поцелуй меня, Дотар Соджет, — заключила она.
Я сделал то, чего всю жизнь буду стыдиться. Я обнял и поцеловал ее. Вы когда-нибудь целовали привидение? Лично я должен признать, что это вовсе не неприятно. Но Ройас так крепко и так надолго припала к моим губам, что мне стало не по себе.
— О, если бы так навсегда, — выдохнула она, с трудом отрываясь от меня.
Конечно, все это волновало и будоражило мою кровь, но, пожалуй, застыть в поцелуе навсегда — не слишком удобная поза. Но вслух я произнес:
— Приходи почаще, Ройас, пока я еще жив.
— Не говори о смерти!
— Но ты же знаешь, что Птантус убьет меня… если я не сбегу.
— Сбежишь! — она с надеждой произнесла это слово.
— Но отсюда совершить побег невозможно, — сказал я, надеясь, что просьба не слишком явственно прозвучала в моих словах.
— Бежать! — повторила она. — Бежать! Может, и мне удастся сбежать с тобой.
— А почему нет? — я и так зашел слишком далеко, так что терять было нечего. Ставкой было освобождение Ланы.
— Действительно, почему? Но как?
— Если бы мне стать невидимым…
Она задумалась.
— Но это измена. А за измену — смерть… Страшная смерть.
— Я не могу просить тебя об этом, — сказал я, чувствуя себя лицемером. Я, не колеблясь, пожертвовал бы любым человеком в Инваке, включая себя самого, если бы это могло спасти Лану. Я пребывал в состоянии отчаяния и был готов поставить на карту абсолютно все, лишь бы достичь цели.
— Я очень несчастна здесь, — заговорила Ройас голосом человека, который убеждает себя в чем-то. — Мы станем невидимы, покинем город и уйдем в твою страну.
Она уже все рассчитала.
— Ты знаешь, где находится флайер, на котором привезли девушку?
— Да, он на крыше города.
— Это упрощает дело. Если мы все станем невидимыми и сумеем добраться до флайера — тогда мы спасены.
— Что ты имеешь в виду говоря «все мы»? — спросила она.
— Я хочу взять с собой Птор Фака и Лану из Гатола, которую захватили в плен вместе со мной.
Ройас застыла. Ее руки соскользнули с моей шеи.
— Только не девушку! — резко воскликнула она.
— Но, Ройас, я обязан спасти ее, — ответа не было. Я подождал, и снова окликнул ее: — Ройас!
Но она снова ничего не ответила, а через некоторое время я увидел, как в аллее из пустоты материализовалась стройная девичья фигурка и, мелькнув, исчезла за поворотом. Она олицетворяла собой оскорбленную женскую гордость.
Когда Ройас ушла, я впал в глубочайшее отчаяние. Если бы она осталась, я смог бы объяснить ей все, и тогда бы мы все четверо были спасены. Логика женщин всегда была непостижима для меня. Но сейчас я был полностью уверен — Ройас не вернется.
Однако я не терял надежды — я ее никогда не теряю. Я занялся замком на цепи, надеясь открыть его с помощью проволоки, принесенной Кандусом. Птор Фак ближе придвинулся ко мне и во все глаза наблюдал за тем, что я делаю. Мы оба пытались как-то прятаться от чужих глаз, но нам оставалось только надеяться, что в этот поздний ночной час на площади никого нет.
Наконец, я понял действие механизма замка, и через несколько секунд мы с Птор Факом были свободны. И тут раздался голос:
— Что это вы тут возитесь? Почему не спите?
— Как можно спать, если нам постоянно мешают, — пробурчал я.
— Встаньте! — приказал невидимка.
Мы неохотно поднялись, и цепи соскользнули на траву.
— Я так и думал, — снова прозвучал голос. Я успел увидеть, как кусок проволоки на земле исчез. — Ты умен и хитер, но я не думаю, что Птантусу понравятся ваши проделки. А пока я выставлю охрану, чтобы за вами постоянно следили.
— Черт побери, сорвалось, — сказал я, обращаясь к Птор Факу, когда решил, что мы остались одни.
— Теперь нет надежды? — спросил Птор Фак.
— Есть, — разозлился я. — По крайней мере до тех пор, пока я жив.
На следующий день нас посетил Кандус. Я узнал его по голосу. Он сел возле меня.
— Как дела?
— Ужасно.
— Почему?
— Я не могу тебе сказать, так как здесь, возможно, стоит часовой и следит за нами.
— Здесь никого, кроме нас, нет.
— Откуда ты знаешь? Ведь мы не видим друг друга.
— Мы умеем чувствовать присутствие другого человека, — объяснил он. — Только я не знаю, как это получается.
— Мне удалось снять с себя и Птор Фака оковы. Однако кто-то заметил и отобрал проволоку, — я не стал объяснять, что предварительно отломил кусок проволоки и спрятал в карман. Так что я не лишился своего инструмента. Но не стоит говорить все, что знаешь, даже другу.
— Но как ты надеялся сбежать отсюда, ведь, даже избавившись от оков, надеяться было не на что? — удивился он.
— Это только первый шаг, пока что четкого плана у меня нет. Но в любом случае в оковах мы бежать не можем.
Кандус рассмеялся.
— Верно, — сказал он и надолго замолчал. — Девушка, которая была схвачена с тобой… — вдруг сказал он.
— Что с ней?
— Птантус совершенно неожиданно для всех отдал ее Мотусу. Никто не может понять причины, поскольку Птантус не испытывает особой любви к Мотусу.
Если Кандус не знал причины, то я догадывался о ней. Я чувствовал в этом происшествии руку Ройас: зеленоглазый бес ревности — страшное чудовище…
— Ты можешь кое-что сделать для меня, Кандус?
— С радостью, если сумею.
— Это покажется глупым, — начал я, — но не требуй от меня объяснений. Я хочу, чтобы ты пошел к Ройас и сказал: Лака из Гатола, девушка, которую Птантус отдал Мотусу — дочь моей дочери.
Вам, жителям Земли, вероятно покажется странным, что девушка Ройас влюбилась в дедушку своей ровесницы. Но вспомните, что Марс — не Земля и я не такой, как все остальные земляне. Я не знаю, сколько мне лет. Я не помню собственного детства. Видимо, я всегда был к всегда буду одинаковым. Я выгляжу сейчас так, как выглядел во времена гражданской войны — тридцатилетним человеком.
Здесь, на Марсе, продолжительность жизни людей — около тысячи лет, и старость здесь не подкрадывается медленно, как это происходит на Земле, а приходит внезапно, так что разницы в возрасте жителей Марса, если только они не дети и не глубокие старики, не видно. Можно влюбиться и в семнадцатилетнюю и в столетнюю девушку — выглядят они одинаково.
— Я ничего не понимаю, — сказал Кандус, — но твою просьбу выполню.
— И еще одно, — добавил я. — Птантус пообещал мне поединок с Мотусом и заверил, что Мотус убьет меня. Нельзя ли организовать так, чтобы дуэль состоялась сегодня?
— Он прикончит тебя.
— Это мое дело.
— Я не знаю, как это устроить.
— Если Птантус человек азартный, предложи ему пари на эту дуэль и поставь на меня. Я покончу с Мотусом в любой момент.
— Но тебе его не одолеть. Он лучший фехтовальщик, он убьет тебя, а я потеряю свои деньги.
— Как мне убедить тебя? Если бы у меня были деньги, я отдал бы тебе их в залог.
— У меня есть ценная вещица, — сказал Птор Фак. — Я ставлю на Дотара Соджета.
Он достал из кармана прекрасный медальон.
— На этот медальон можно выкупить из плена джеддака. Возьми его в залог и поставь на Дотара Соджета.
Медальон исчез в воздухе. Значит, Кандус взял его и спрятал в карман.
— Я рассмотрю его потом, — сказал он. — Сейчас мне не увидеть медальона. Я быстро.
— Спасибо, Птор Фак, — сказал я. — Медальон действительно не имеет цены.
— Один из моих предков был джеддаком. Медальон принадлежал ему и хранится в нашей семье уже тысячу лет.
— Ты можешь не беспокоиться за него.
— Я знаю. Но даже если бы я не был уверен в твоей победе, то поступил бы так же.
— Ты настоящий друг.
— Это бесценный медальон, — раздался голос вернувшегося Кандуса. — Я сейчас же ухожу и попытаюсь организовать дуэль.
— Не забудь передать Ройас то, о чем я просил, — напомнил я.
Время тянулось невыносимо медленно. Дело близилось к вечеру, но никаких известий от Кандуса не поступало. Видимо, у него ничего не получилось. Я сидел и размышлял о том, что неотвратимо надвигалось: Лана убьет себя, и я ничего не могу сделать, чтобы предотвратить трагедию. Неожиданно моего плеча коснулась рука. Мягкая рука. И очень нежный голос ласковой музыкой прозвучал в моих ушах.
— Почему ты раньше не сказал мне об этом?
— Ты так быстро ушла, что не дала мне времени все объяснить.
— Мне очень жаль, что я доставила неприятности Лане из Гатола и приговорила тебя к смерти.
— Как это?
— Птантус приказал Мотусу драться и убить тебя.
Я обнял Ройас и крепко поцеловал не в силах сдержаться — настолько я был счастлив:
— Прекрасно! Ты сама себе не представляешь, что ты сделала для меня!
— О чем ты?
— Ты дала мне возможность встретиться с Мотусом в честном бою. Теперь я знаю, что могу спасти Лану — по крайней мере от Мотуса.
— Мотус убьет тебя!
— Ты будешь смотреть схватку?
— Я не хочу видеть, как ты умрешь, — всхлипнула она и прижалась ко мне всем телом.
— Тебе не о чем беспокоиться. Меня не убьют, а Мотус уже никогда не будет иметь женщину — ни Лану, ни какую-либо другую.
— Можешь передать его друзьям, чтобы они начинали копать Мотусу могилу, — сказал Птор Фак.
— Вы так уверены? — переспросила Ройас.
— Принцесса уже наша, — сказал Птор Фак. Это выражение из игры в джетан, которое означает, что противник проиграл главную фигуру, а с нею — и всю партию.
— Надеюсь, что вы оба правы, — сказала Ройас. — Вы вселили в меня надежду. Невозможно не поверить Дотару Соджету.
— Ты знаешь время дуэли?
— Сегодня вечером. В большом тронном зале.
— А что будет потом, когда я убью его?
— Тогда Птантус придет в ярость. Он потеряет не только воина, но и деньги, которые поставил на него. Но мне пора, — и я почувствовал, как что-то упало в мой карман, и затем она ушла.
По тому, с какой осторожностью она опустила этот предмет в мой карман, я понял, что она не хочет, чтобы об этом узнал кто-либо еще. Я не стал доставать его, опасаясь, что за мной могут подсматривать. Мне уже начинало действовать на нервы то, что нельзя было быть уверенным, что за мной не наблюдают, а мою речь не подслушивают. Я стал нервным, как кошка с семью котятами.
После долгого молчания Птор Фак спросил:
— Что ты собираешься делать с нею?
Я понял, о чем он. Тот же вопрос мучил и меня.
— Если нам удастся выбраться отсюда, — сказал я, — я отвезу ее в Гелиум, и там Дея Торис постарается убедить ее, что на свете много достойных мужчин, помимо меня.
Я знал, что Дея Торис не будет ревновать. Она была уверена в том, что я люблю только ее одну.
— Ты смелый человек, — заметил Птор Фак.
— Ты просто не знаешь мою Дею Торис. Это не я смелый человек, а она — мудрая женщина.
И я стал думать о ней, хотя должен признаться, ее образ никогда не покидал моих мыслей. Я живо представлял ее в мраморном дворце Гелиума, окруженную великолепными мужчинами и женщинами. Я чувствовал ее руки, как будто мы танцевали с нею. Я видел ее так, словно она прямо сейчас стояла передо мной. Сколько воспоминаний теснилось в моей голове!
Мягкая рука, коснувшаяся моей шеи, вернула меня к действительности. Нервный и напряженный голос прошептал:
— Живи, живи, ради меня! Я вернусь в полночь, и ты должен быть здесь, — с этими словами она исчезла.
Не знаю почему, но ее слова успокоили меня. Они вселили в меня уверенность в том, что в полночь я буду свободен. Я вспомнил, как она опустила что-то в мой карман, и решил посмотреть, что это такое. Я сунул туда руку и нащупал несколько шариков — значит, тайна невидимости в моих руках! Я придвинулся ближе к Птор Факу и незаметно сунул ему в руку один из шариков.
— Возьми, — прошептал я, — через час после приема ты будешь невидимым. Перейди в дальний конец площади и жди. Я вернусь тоже невидимым. Жди моего свистка и ответь мне так… — я просвистел несколько тактов из гимна Гелиума. — Понял.
— Что ты понял? — раздался голос.
Черт бы их побрал! Снова кто-то грозит спутать мне все карты. Что он мог слышать? Я боялся даже думать об этом, но вот чьи-то руки сняли с меня оковы.
— Ну? — произнес голос. — Что же ты понял?
— Я только что рассказал Птор Факу, — заговорил я, — как я собираюсь прикончить вашего Мотуса. И он меня понял.
— Значит, ты думаешь, что убьешь его? Тебе придется удивиться, когда ты встретишься с ним. Идем, нас ждут.
Я с облегчением вздохнул. Видимо, этот охранник ничего не понял.
— Увидимся позже, Птор Фак, — сказал я.
— До встречи, — ответил он.
В сопровождении воина я направился по улицам города во дворец Птантуса, джеддака Инвака.
— Ты считаешь, что сумеешь убить Мотуса? — снова спросил меня воин, которого я теперь видел.
— Да.
— Сегодня ты получишь наглядный урок фехтования. Но воспользоваться этим уроком ты уже не успеешь.
— Если ты так любишь Мотуса, прибереги эти слова для него.
— Я не люблю Мотуса. Его никто не любит. Он — крыса. И я предпочту настоящую крысу, если придется выбирать между Мотусом и ею. Я хотел бы надеяться, что ты убьешь его, но — увы! — он всегда побеждает на дуэлях. Будь осторожен, он очень хитер.
— Так значит, он дерется нечестно? Спасибо, что предупредил. Надеюсь, ты останешься посмотреть на схватку. Уверяю, ты будешь доволен.
— Конечно, останусь. Я не пропущу ее ни за что на свете. Только, к сожалению, я знаю, чем все кончится. Он затратит на тебя не больше пяти минут, Птантус будет недоволен — он любит долгие поединки.
— Да?! Тогда я доставлю ему удовольствие.
Причуды джеддака хорошо согласовывались с моими замыслами. Я проглотил одну таблетку, зная, что через час проявится ее действие. Мне нужно было потянуть время. Я шел медленно к даже остановился зашнуровать сандалии.
— Почему ты еле тащишься? Ты боишься?
— Ужасно. Мне все твердят, что Мотус легко расправится со мной. Ты думаешь, что человек может бежать к собственной смерти?
— Я не тороплю тебя.
— В Инваке много добрых людей, — заметил я.
— Конечно. Ты думаешь, здесь есть и злые?
— Пиэксус, Мотус, Птантус, — перечислил я.
Воин улыбнулся.
— Ты очень догадлив.
— Все ненавидят их. Почему вы терпите? Я помогу вам и начну с уничтожения Мотуса.
— Может, ты и хороший боец, но слишком самонадеян. Я еще не видел фехтовальщика, который, выходя на дуэль, был абсолютно уверен в своей победе.
— Я не самонадеян, а просто констатирую факт. Я знаю, что люди считают меня хвастуном, когда я говорю о своем искусстве фехтования. Но я действительно лучший фехтовальщик двух миров и не понимаю, почему я должен скрывать это. Разве констатация факта — хвастовство? Более того, это спасло много жизней, удержав молодых людей от дуэлей со мною… Я люблю хороший меч и хорошую мужскую схватку. И, надеюсь, что сегодня будет и то и другое. Утверждают, что самоуверенность перед боем вредна, но я не самоуверен — я уверен в своих силах.
Мы добрались до тронного зала. Это был не тот зал, где я впервые встретился с Птантусом. Этот зал был гораздо больше по размерам и более роскошно обставлен. В конце зала стояло возвышение с двумя тронами. На них никого не было. Джеддак с джеддарой еще не появились. Зал был заполнен народом. По бокам стояли длинные скамьи, они так же пока пустовали. Никто не садился до тех пор, пока не придет джеддак.
Когда я вошел в зал, все взоры обратились на меня.
Я выглядел нищим в этой блестящей, выставившей напоказ богатство и пышность, компании вельмож и дворян. Инвакцы, как и все люди Барсума, были красивыми людьми, и свет специальных ламп только подчеркивал их изящество.
Я слышал много комплиментов в свой адрес. Одна из женщин сказала:
— Он совсем не похож на барсумца.
— Он великолепен, — услышал я знакомый голос и увидел Ройас. Когда наши взгляды встретились, я заметил, что она дрожит. Очень пылкая натура. Жаль, что я не могу разделить с ней ложе. Она была очень красива, красивее всех в зале.
— Пойдем, поговорим с ним, — предложила одна из женщин.
— Это интересно, — откликнулась вторая, и они подошли ко мне.
— Как тебя зовут? — спросила Ройас, делая вид, что не знакома со мной.
— Дотар Соджет.
— Он — султан, — сказал один из мужчин. — Кто знает, что такое султан и где находится Оват?
Я едва сдержал улыбку.
— Так где же Оват? — настойчиво спросила одна из женщин.
— В Индии.
— Мне кажется, он дурачит нас. Произносит наскоро придуманные названия. На Барсуме нет такой страны.
— Я не утверждаю, что она на Барсуме. Индия находится на расстоянии сорока трех миллионов миль отсюда.
— Если она не на Барсуме, то где же?
— На Джасуме.
— Идем отсюда, — сказал мужчина. — Мне надоела эта болтовня.
— А мне интересно, — сказала женщина.
— И мне, — откликнулась Ройас.
— Ну тогда наслаждайтесь, только времени у вас мало. Его все равно убьют.
— Ты сделала свою ставку? — спросил я.
— Я не могла найти дурака, который бы поставил против Мотуса. Таким оказался один Кандус, но джеддак покрыл его ставку.
— Плохо, — сказал я. — Ты упускаешь возможность неплохо заработать.
— Ты все-таки надеешься победить Мотуса? — спросила Ройас, стараясь скрыть нежность в голосе.
— Конечно я выиграю, ведь я всегда побеждаю. Ты кажешься мне умной девушкой. Позволь открыть тебе мой маленький секрет.
Она поняла, что я хочу что-то сообщить ей, но этим я поставил ее в довольно двусмысленное положение. Нас выручила другая женщина.
— Иди, Ройас, — посоветовала она. — Интересно, что он скажет.
И Ройас подошла ко мне ближе.
— Что?
— Лана. Как мы будем освобождать ее?
Она затаила дыхание.
— Я не думала об этом.
— Ты можешь и ей отнести таблетку?
— Ради тебя, да. Для тебя я сделаю все.
— Хорошо. И скажи, чтобы она вышла на площадь. Сразу же после полуночи она услышит свист. Она узнает его. Пусть отзовется и ждет меня. Ты сделаешь это, Ройас?
— Да, но под каким предлогом мне уйти отсюда?
— Скажи, что ты пошла делать на меня ставку.
Ройас рассмеялась.
— Прекрасная мысль.
Она о чем-то поговорила с друзьями и вскоре покинула тронный зал.
Люди с нетерпением ждали джеддака, но меня задержка устраивала. Время шло, и момент, когда таблетка подействует, все приближался.
Все как будто складывалось удачно. А когда я увидел Ройас, вернувшуюся и еле заметно улыбнувшуюся мне, я уверился, что все мои тревоги позади. Оставалось неясным только одно — что же будет со мной после того, как я убью Мотуса. Я не сомневался, что Птантус придет в ярость. И может статься, что он прикажет тут же на месте убить меня. Я решил, что тогда, не задерживаясь, побегу на ближайшую площадь. Может, к тому времени таблетка подействует, и я стану невидимым. А уж тогда-то я соображу, что нужно делать.
Раздались звуки фанфар, и все расступились. В сопровождении воинов в зал вошли джеддак и джеддара.
Я посмотрел на большие настенные часы: восемь зодов, или десять часов сорок восемь минут. В полночь Лана станет невидимой, если Ройас выполнила то, что я ей поручил. Но в глубине души я был уверен, что Ройас не обманула меня.
Королевская чета прошествовала к возвышению и заняла места на тронах. Все остальные с шумом разместились на скамьях вдоль стен.
Откуда-то в сопровождении дворянина появился Мотус. Теперь я, мой проводник, а также Мотус со своим секундантом стояли в центре зала. Пятым был судья. Мы все двинулись вперед и остановились перед возвышением.
Судья заговорил:
— Я привел сюда Мотуса и Дотара Соджета, султана Овата, которые решили драться на дуэли до смертельного исхода.
Джеддак кивнул:
— Пусть дерутся. Но следи, чтобы все было честно и по правилам, — добавил он, глядя на меня.
— Я полагаю, что Мотус честно драться не станет, — заявил я. — Но мне все равно. Я убью его в любом случае.
Судья был ошарашен.
— Молчи, раб, — прошептал он, подал мне меч и дал сигнал к началу поединка.
Вместо обычного приветствия Мотус сразу же нанес удар, метя мне в сердце.
— Это глупо, Мотус, — сказал я, отразив подлый удар. — Теперь я заставлю тебя помучиться дольше.
— Замолчи же, раб! — заорал судья.
— Тихо, ты, крыса, — не замедлил ответить я. — И не мешай мне. Я не собираюсь драться с двумя.
Я нанес укол в грудь Мотусу. Струйка крови потекла вниз.
Мотус стал действовать осторожнее. Он действительно был хорошим фехтовальщиком.
— У тебя черное, распухшее лицо, Мотус. Тебя, по всей вероятности, кто-то ударил за то, что ты пнул слепого человека.
— Тихо! — выкрикнул судья.
Я размеренно вел поединок, следя за стрелками часов. Прошло более получаса с тех пор, как я принял пилюлю. Значит, Мотус мне нужен живым еще полчаса, чтобы быть уверенным, что таблетка подействовала.
Я выбрал оборонительную тактику, заставляя Мотуса нападать. Он спешил, горячился, оттого частенько промахивался, и тут уже ему приходилось увертываться от моих ударов. Это взвинчивало его нервы, изнуряло физически. Пот ручьями стекал по его лицу, силы его были на исходе. Я сознательно не наносил ему ни одной серьезной раны, но мои легкие многочисленные уколы все-таки достигали своей цели: кровь, смешанная с потом, струилась по его телу.
Все были на стороне Мотуса и криками подбадривали его. Однако я знал как минимум двоих, которые желали победы мне. Правда, Мотуса многие не любили, но боялись открыто поддерживать раба.
— Ты устал, Мотус, — сказал я. — Может, тебе лучше убить меня прямо сейчас, пока у тебя еще действует рука и ты еще не окончательно обессилел?
— Я убью тебя, раб, если ты будешь стоять спокойно.
— Может быть и меч опустить? — добавил я. — Нет, Мотус, я убью тебя, когда стрелка часов укажет восемь зодов одиннадцать ксатов.
— Тихо! — заорал судья.
— Что говорит этот раб? — угрожающе спросил джеддак.
— Я сказал, что убью Мотуса в восемь зодов одиннадцать ксатов. Следи за часами, джеддак, ибо в этот момент ты потеряешь деньги, а Мотус — жизнь.
— Заткнись! — приказал джеддак.
— Ну, Мотус, — прошептал я. — Теперь я покажу, как легко убить тебя, когда для этого пришло время.
С этими словами я выбил меч из его руки.
Все ахнули. По законам поединка я имел право убить Мотуса, но я опустил свой меч и обратился к судье.
— Принеси ему меч.
Мотус дрожал всем телом, даже колени его мелко тряслись. Я понял — Мотус трус. Судья принес меч, вручил Мотусу, и аудитория разразилась аплодисментами. Лишь Птантус сидел неподвижно и хмурился. Происходящее ему откровенно не нравилось. Мотус скова яростно ринулся на меня. А я опять обезоружил его и подождал, когда судья принесет Мотусу меч.
Теперь Мотус стал осмотрительнее. Я заметил, что он попробовал оттеснить меня в определенное место. Тут же я обратил внимание, что не вижу судью. Значит, он сзади. И, если Мотус бросится на меня, я наткнусь на судью и стану легкой добычей моего противника. С трибун неслись негодующие крики. Честные люди видели эту грязную игру и не могли не высказать своего возмущения. Птантус тоже все видел, но не вмешивался.
Я внимательно следил за глазами Мотуса и успел опередить его на долю секунды, резко уйдя в сторону. Меч Мотуса по самую рукоять вошел в тело судьи. В зале поднялась буря. Все встали и громкими криками выражали свое негодование.
Мотус был вне себя. Он с трудом вытащил свой меч, но теперь я не стал жалеть его. Я гонял его по залу, правда, не собираясь убивать сразу. Я наносил ему одну рану за другой.
— Твой труп будет выглядеть очень непривлекательно, — заметил я. — У тебя и сейчас ужасный вид, но я сделаю его еще отвратительней.
— Крыса! — прошипел он и бросился на меня, пытаясь нанести удар, но я легко парировал его, сплетя сверкающую сеть перед собой.
— Тебе осталось жить три ксата, Мотус, — напомнил я, — проживи их достойно.
Он рванулся ко мне, как сумасшедший, но я, увернувшись от удара, отсек ему ухо. Мотус едва не упал в обморок. Колени у него подогнулись. Я дал ему возможность прийти в себя и снова стал обрабатывать его. Мне хотелось написать у него на груди свои инициалы, но там уже не было места: вся его грудь представляла собой одну кровавую рану.
Весь пол был покрыт кровью, и Мотус во время очередной попытки убить меня поскользнулся и упал. Он лежал и смотрел на меня в уверенности, что я сейчас прикончу его. Но я сказал:
— У тебя еще полтора ксата, Мотус.
Он, пошатываясь, поднялся, постоял, с трудом удерживая равновесие, затем снова кинулся на меня, изрыгая проклятия. Думаю, что он совсем обезумел от страха и боли. Но я не чувствовал к нему жалости — он был подлецом, крысой, и дрался как крыса, загнанная в угол.
— Здесь пол слишком скользкий, — сказал я ему. — Идем поближе к джеддаку. Он наверняка захочет получше рассмотреть конец.
После нескольких маневров мы уже стояли прямо перед помостом с тронами. Я редко наказываю человека так, как наказал Мотуса, но он этого заслужил. Я стал для него и судьей и палачом.
Мотус окончательно обессилел и делал какие-то жалкие движения мечом. Птантус смотрел на меня и ждал. Все ждали, затаив дыхание. Я изредка поглядывал на часы.
— Еще один тал[5], Мотус, — сказал я. — Потом твои мучения кончатся.
В этот момент Мотус повернулся и побежал к выходу. Все снова вскочили со своих мест, и только одно слово вырвалось у зала:
— Трус!!!
Дуэль должна была кончиться смертью. Птантус не засчитал бы себе поражения, если бы Мотус остался жив. Поэтому мне оставалось только одно. Я взял меч в руку, как копье, острием вперед и, сильно размахнувшись, метнул его в противника. Меч пронзил тело Мотуса точно под левой лопаткой.
Часы показывали ровно восемь зодов и одиннадцать ксатов…
Я повернулся и поклонился Птантусу. Тот должен был ответить на поклон, но вместо этого он просто встал и вышел из зала вместе с джеддарой, далеко стороной обходя труп и лужи крови.
Воин, который привел меня сюда, тронул меня за плечо:
— Идем. Я снова должен приковать тебя к дереву.
— Я рад, — сказал я, выходя из зала, — что наказал подлеца.
Мы шли, и поздравления сыпались на меня со всех сторон:
— Барсум еще не видел подобного искусства…
— А я думал, что ты просто хвастун…
— Бесподобная работа…
Мы вышли на улицу. Я знал, что нам предстоит пересечь несколько площадей, прежде чем мы доберемся до той, где я должен быть прикован. Я понял, что если я внезапно исчезну с глаз охранника, он поймет, что я стал невидим. И первое, что он сделает, это прикажет усилить охрану флайера — только так можно убежать отсюда.
Но если он будет уверен, что я просто убежал, а не стал невидимкой, он постарается найти меня. Охрана у флайера, конечно, будет выставлена, но не такая уж бдительная, и я думаю, что у нас будет возможность скрыться.
Поэтому я внезапно вырвался и быстро побежал вперед. Воин закричал, приказывая остановиться, потом пустился за мной следом. Я домчался до площади, сделал вид, что повернул за угол, где меня не было видно, и оказался на площади.
Сердце у меня выскакивало из груди: а вдруг я остался по-прежнему видимым?! Но все мои сомнения рассеялись, когда тело мое исчезло. Незабываемое ощущение!
Я пересек площадь и взобрался на крышу города. Откуда-то снизу доносился голос воина, которого очень озадачило мое внезапное исчезновение. Я побежал по крыше к площади, на которой меня ждал Птор Фак и где я должен был в полночь встретиться с Ройас. Мне нужно было торопиться; часы вот-вот должны были пробить полночь. Я без труда нашел нужную, свистнул. Птор Фак тут же отозвался. Я спрыгнул вниз, ощупью нашел его.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказал он, и мы оба рассмеялись. — Но тебе для расправы с Мотусом понадобилось больше времени, чем я ожидал.
— Я тянул его, чтобы пилюли успели подействовать.
— А что теперь?
Я ощупью притянул к себе его голову и прошептал на ухо:
— Когда появится Ройас, мы по крыше перейдем в квартал рабынь и заберем Лану. А ты пока заберешься на дерево и будешь нас ждать.
— Свистни, когда вернетесь, — сказал он и исчез.
В новом качестве мне было как-то неуютно: я не видел своего тела, от меня как будто остался только голос. Я не мог определить присутствия врагов, так как двигались они бесшумно. Поэтому, ожидая Ройас, я принял возможные меры предосторожности: застыл в неподвижности, чтобы не наткнуться на кого-нибудь. Но этим я никак не мог исключить того, что кто-нибудь наткнется на меня. Так и случилось. Чьи-то руки вдруг обхватили меня, и низкий голос спросил:
— Кто ты?
Что предпринять? Я сомневался, что удастся выдать себя за горожанина. Я знал о них слишком мало, чтобы моя попытка увенчалась успехом. Поэтому я сказал первое, что пришло мне в голову:
— Я дух Мотуса, и пришел покарать того, кто убил его! Но этого человека здесь нет!
Руки отпустили меня, и человек кинулся прочь. Но тут я услышал другой голос:
— Какой дух! Это тот самый раб! Я узнал его голос! Хватайте его!
Я прыгнул в сторону, но тут же угодил в цепкие руки:
— Я поймал его! Кто тебе открыл секрет невидимости?
Левой рукой я осторожно нащупал рукоять меча воина и выхватил его.
— Ты сделал ошибку, — сказал я ему, и меч пронзил его сердце.
Раздался предсмертный крик, и я оказался свободным. Держа меч перед собой, я кинулся к дереву, по которому Птор Фак взобрался на крышу. По пути я сбил кого-то с ног.
Вскарабкавшись на дерево, я услышал свист. Ройас! Худшего времени она не могла выбрать! Я не ответил ей, чтобы не выдавать себя, но Птор Фак, думавший, что это я, издал ответный свист.
— Он на крыше! Быстрее, к дереву!
Единственное, что мне оставалось делать, чтобы меня не схватили — перебраться на крышу, что я и сделал с молниеносной быстротой.
Я не сделал и десяти шагов, как с кем-то столкнулся.
— Зоданга, — тихо прошептал я, так как не хотел называть имя Птор Фака.
— Да, — тоже шепотом отозвался он.
— Найди флайер и оставайся возле него, пока я не приду, — он пожал мою руку и исчез.
Я видел, как дерево сотрясается от того, что по нему на крышу карабкаются воины. Одно было неясно: как они собираются ловить меня. Довольно глупая ситуация: на крыше уже толпилось человек пятнадцать и столько же суетилось внизу, на площади. Где-то там меня поджидала Ройас, однако и крыша, и площадь выглядели пустыми. Никого не было видно, слышались только голоса.
— Видимо, он пошел к городской стене. Идемте туда.
— Глупо все это. Если он стал невидимым, нам никогда не найти его.
— А мне кажется, что это вовсе не раб, а дух Мотуса, ведь раб не мог стать невидимым.
Голоса постепенно удалялись, и вскоре я решил, что могу спрыгнуть вниз. Я стоял на площади, сконцентрировавшись на том, чтобы определить присутствие кого-нибудь здесь. Но мне это не удавалось. Тогда я принял решение и свистнул. Тут же услышал ответный свист. Я подождал, и когда свист прозвучал поближе, ответил. Еще мгновение и нежное тело Ройас прильнуло ко мне. Она вся дрожала, но не от страха, а от еле сдерживаемой страсти. Не девушка, а вулкан. Я уже начал сомневаться, стоит ли мне брать ее с собой.
Я промолчал, чтобы не привлекать к себе внимания воинов, повел ее к дереву и помог взобраться на крышу.
— Где флайер? — спросил я.
Она взяла меня за руку и куда-то повела. Мы шли держась за руки, чтобы не потерять друг друга.
Вскоре я увидел флайер, и у меня отлегло от сердца.
— Где-то поблизости и квартал рабынь? — спросил я.
— Прямо здесь.
Мы встали на краю крыши и посмотрели вниз, на площадь.
— Ты передала Лане таблетку?
— Да. И к этому времени она должна подействовать, — Ройас снова прижалась ко мне. — Ты дрался великолепно, — прошептала она. — Все понимали, что ты можешь убить Мотуса в любой момент, и только я знала, почему ты тянешь время. Птантус в ярости. Он отдал приказ убить тебя.
— Ройас, — сказал я, — может, ты передумаешь и не поедешь со мной? — Я начинал опасаться ее бешеного темперамента. — Все твои родные и друзья в Инваке. В моей стране ты можешь стать одинокой и несчастливой.
— Я буду счастлива с тобой и не могу дождаться того момента, когда войду в твой дом. Если ты не возьмешь меня с собой, я убью себя.
Итак, я оказался вовлеченным в треугольник, разрушить который будет чрезвычайно сложно. Все может закончиться трагедией. Мне было жаль Ройас, ну а моя роль во всем этом вовсе не выглядела привлекательной.
Однако у меня не было другого выхода. Мне нужно было выбирать между счастьем Ройас, с одной стороны, и жизнями Ланы, Птор Фака, да и моей собственной, с другой. Я знал, что поступил правильно, хотя легче от этого мне не было.
Я обшарил глазами площадь, стараясь отыскать Лану, совершенно забыв, что она невидима. Потом я свистнул. Снизу послышался ответный свист, и я спрыгнул с ветвей. Мы быстро нашли друг друга: казалось, что мы одни на площади, ведь нас никто не окликнул.
— Я думала, что ты уже не придешь. Ройас рассказала мне о предстоящей дуэли. Я не сомневалась в твоей победе, но ведь бывают и случайности… Но наконец ты здесь. Очень странно не видеть ни тебя ни себя. Я очень испугалась, когда вышла на площадь и обнаружила, что тебя нет.
— Невидимость должна спасти нас, — сказал я. — А сейчас нам нужно на крышу.
Поблизости не было дерева, с которого можно было бы перебраться на крышу.
— Мне придется забросить тебя, — сказал я. — Надеюсь, что все будет хорошо.
— Я готова.
Я прекрасно видел край крыши, но не видел Ланы, поэтому мне оставалось только надеяться на удачу.
— Сначала держись прямо, — сказал я. — А когда я брошу тебя, согни ноги в коленях и расслабься. Крыша вся увита ветвями деревьев, так что ты не должна больно удариться.
— Бросай!
Я взял ее на руки, раскачал и сильно подбросил вверх. Лана была невидима, но вполне материальна: раздался глухой звук, когда она упала на поверхность.
Для меня же запрыгнуть наверх было сущим пустяком. И через минуту легкий свист собрал вместе нас троих. Я предупредил их о необходимости соблюдать тишину, и мы двинулись по направлению к флайеру.
Наступил самый ответственный момент. Я опасался, что корабль окружен невидимой стражей. Правда, у меня был меч воина, которого я убил на площади.
— У тебя есть меч, Ройас? — спросил я.
— Да.
— Ты умеешь пользоваться им?
— Никогда не пробовала.
— Тогда отдай его Лане. Она неплохо владеет оружием.
Мы подошли на расстояние сотни футов к флайеру. Остановились. Я тихонько свистнул. Тут же донесся ответный свист. Я прислушался. Вроде бы ничего подозрительного.
Мы подошли к флайеру, и я помог девушкам подняться на палубу.
— Ты где, Птор Фак? — спросил я.
— Здесь, на палубе, И вокруг никого.
— Воины Инвака могут появиться здесь в любую минуту, — сказав я, берясь за ручки управления.
Корабль поднялся в воздух, и тут же мы услышали снизу крики и проклятия. Однако инвакцы уже ничем не могли помешать нам. Мы вырвались на свободу. Мы сделали то, что казалось невероятным.
— Мы все обязаны своим спасением Ройас, — сказал я.
— Ты легко уплатишь мне этот долг, — сказала она. — Думаю, что это доставит удовольствие нам обоим.
Да, впереди меня ждали нелегкие времена. Мне легче было бы встретиться в открытом бою с десятком воинов, чем иметь дело с разгневанной женщиной. Нет, с ней надо разобраться до того, как мы прилетим в Гелиум. Но я решил дождаться, когда мы станем видимыми. О том, чтобы заплатить ей долг так, как она хотела, я даже не помышлял. Это запутало бы меня еще больше. Конечно, можно было бы поговорить с ней, пока мы не видимы, но мне это казалось трусостью.
— Мы летим в Гелиум? — спросила Лана.
— Да.
— А что они подумают, когда заметят летящий флайер без людей?
— Мы дождемся, когда вновь станем видимыми.
— Правильно, Джон Картер! — сказала Лана.
— Кто такой Джон Картер? — спросила Ройас. — С нами летит еще кто-то?
— Это я Джон Картер. Дотаром Соджетом я был временно.
— Значит, ты не султан Овата?
— Нет.
— Ты обманул меня!
— Извини, Ройас. Я не хотел этого. К тому же, тебе я никогда не говорил, что я султан. Я сказал это воину, чтобы отвязаться от него.
Если она так отреагировала на этот маленький обман, то что же произойдет, когда она узнает, что у меня есть жена? Тут я решил взять, как говорится, быка за рога.
— Ройас, хотя тебя я и не обманывал насчет имени, я обманул тебя в другом, куда более важном…
— В каком?
— Я использовал твое доброе отношение ко мне, чтобы освободить Лану. Я вынужден был притворяться, что люблю тебя, хотя у меня есть жена.
Я ждал взрыва, но… Вместо бури негодования я услышал нежный звенящий смех, затихший через минуту. Я напряженно ждал, и тишина становилась все более зловещей. Я ожидал чего угодно — Ройас могла вонзить кинжал мне в спину, могла, не задумываясь, выскочить за борт корабля, но вместо этого — лишь звонкий смех.
Может, известие свело ее с ума? Посмотреть бы на нее, чтобы разобраться во всем этом, но все же как хорошо, что я пока могу не видеть потрясенную девушку.
И, слава богу, что остальные не видят в этот момент меня — я, наверное, выгляжу идиотом.
Тишина, казалось, длилась очень долго — целую вечность. Первой заговорила Лана:
— Сколько времени еще мы будем невидимыми?
— Примерно десять зодов с момента приема таблетки, — ответила Ройас. — Сначала стану видимой я, затем… Джон Картер вместе с Птор Факом. Они приняли таблетки почти одновременно… И самая последняя — ты.
Голос у нее был абсолютно нормальный. Я не заметил ни следа горечи или сожаления. Мне даже стало как-то обидно. Хотя, вполне возможно, что она отомстит мне при первом же удобном случае. Теперь у меня было над чем поразмышлять во время полета.
На рассвете я увидел необычайное зрелище. Словно из ничего начало медленно появляться человеческое тело. Ройас! Она сидела на палубе, глядя на проплывающие внизу марсианские пейзажи. Тень печальной улыбки скользила по ее лицу. Она напоминала мне кошку, которая только что съела канарейку.
— Каор! — поприветствовал я ее.
Ройас обернулась на голос, но меня, разумеется, еще не видела.
— Каор! — улыбнулась она. — Ты, наверное, устал, Джон Картер. Ведь ты не спал всю ночь.
— Я посплю, когда проснется Лана. Она умеет управлять флайером.
— Я никогда не бывала за пределами Инвака. Какой печальный, заброшенный мир.
— Но города Гелиума прекрасны. Надеюсь, что тебе понравится, Ройас.
— Я уверена в этом. Ведь я буду там с тобой, Джон Картер.
Интересно, что она имеет в виду? Эта девушка была для меня самой настоящей загадкой, и пока я пытался разгадать ее, проснулась Лана. Я попросил ее взять на себя управление кораблем.
— Мы будем летать вокруг Гелиума, — сказал я, — пока все не станем видимыми.
После этого я уснул.
Только с наступлением вечера мы все стали видимыми, и на следующее утро я полетел к Гелиуму. Патрульный корабль приблизился к нам и, узнав мой флайер, пристроился рядом. Вся команда была охвачена радостью при виде меня и Ланы. Они сопровождали нас до тех пор, пока я не посадил флайер на крыше своего дворца, где нас встретили с бурным восторгом — ведь нас считали давно погибшими. Я представил Птор Фака и Ройас своей жене Дее Торис.
— Если бы не Ройас, — сказал я, — никто из нас не вернулся бы домой.
И я кратко рассказал о нашем пленении и основных обстоятельствах побега. Дея подошла к Ройас, обняла и поцеловала в лоб. К моему удивлению, Ройас тоже обняла Дею и поцеловала ее. Да, эта девушка еще сведет меня с ума своим поведением.
После завтрака Дея Торис спросила, какие у меня планы.
— Сейчас я иду к Тардос Морсу, чтобы договориться о посылке флота в Гатол. А затем я полечу туда один.
— Почему один? Хотя зачем я спрашиваю? Ты всегда действовал в одиночку.
После разговора с Тардос Морсом я вернулся во дворец, распрощался с Деей Торис и, проходя через сад, заметил Ройас. Она была одна.
— Джон Картер, — позвала она. — Мне нужно поговорить с тобой.
«Ну вот, начинается, — подумал я. — Впрочем, так будет лучше. Надо сразу покончить с этим делом».
— Ты обманул меня, Джон Картер.
— Да.
— И я рада этому, так как тоже обманула тебя. Я восхищаюсь тобой, Джон Картер, но я не люблю тебя. Я знала, что ты прилетел в Инвак на флайере, и поняла, что если я помогу тебе бежать оттуда, то ты можешь взять и меня с собой. Я ненавижу Инвак. Я бы продала свою душу и тело, лишь бы выбраться из проклятого города. Поэтому я старалась сделать так, чтобы ты влюбился в меня и увез из Инвака. Ты должен признать, что я весьма умело изображала страсть. По-моему, ты даже испугался меня. Но сейчас мне очень стыдно. Если бы ты только знал, как я была счастлива, когда услышала, что у тебя есть жена и ты любишь ее. Я слишком уважаю тебя и не хотела бы принести несчастье, если бы ты все-таки полюбил меня.
— Но почему ты изобразила ревность к Лане?
— Для большего правдоподобия.
— Ты сняла большую тяжесть с моей души, Ройас. Надеюсь, тебе здесь понравится и ты найдешь свое счастье.
— Мне уже нравится здесь. Дея Торис предложила мне жить у нее. Я видела здесь много красивых мужчин — и не все они женаты.
Я с оттенком определенной зависти подумал о том счастливчике, который станет ее мужем.
Перелет в Гатол прошел без особых событий. Перед полетом я принял таблетку из Инвака и в Гатол прибыл уже невидимым. Армия Хин Абтеля окружила город, обложив его со всех сторон. Появились новые боевые корабли: и штурмовые и транспортные.
Заметив мой корабль, с земли немедленно поднялись патрули. Я летел без опознавательных знаков и не отвечал на их запросы. Команда патруля была изумлена, обнаружив, что флайер летит сам по себе, без пилота.
Вернее, они были очень напуганы, так как никто не сделал даже попытки приблизиться к моей машине или помешать дальнейшему полету. Я посадил флайер в лагере панаров, и вокруг него стала собираться толпа любопытных.
— На этом корабле, — громогласно возвестил я, — к вам прилетела Смерть. Она ждет любого, кто осмелится подойти близко к флайеру.
Толпа подалась назад. Я спрыгнул на утрамбованную тысячами ног землю и пошел, лавируя между воинами, пытаясь что-нибудь понять из их разговоров. Однако говорили они только о моем флайере, что для меня не представляло интереса. Я двинулся дальше. Было странно находиться столь близко от врагов, но в полной безопасности.
Я прошел в каюту командующего флотом. Он сидел за столом вместе со старшими офицерами, обсуждая план военных действий.
— Когда сюда прибудет Хин Абтель, мы высадим десант в тысячу человек в городе. А после захвата Гатола наша миллионная армия двинется на Гелиум.
— Когда прибывает Хин Абтель? — спросил кто-то из офицеров.
— Сегодня вечером или завтра утром. Он приведет с собой огромный флот.
Ну вот, теперь мне стало ясно хоть кое-что, и я стал обдумывать свои дальнейшие действия. Я вернулся в свой флайер, который с почтительного расстояния рассматривали солдаты, и сел за рычаги управления. Корабль взмыл в небо, и до меня донеслись крики удивления и ужаса.
— Смерть на флайере! Смерть на флайере!
А я быстро набрал высоту и полетел в направлении Панкора. Через некоторое время я заметил впереди чей-то флот, и полетел туда. Увидев, что флайер мчится без пилота, все воины высыпали на палубы, рассматривая таинственный корабль. На мостике флагмана среди офицеров я увидел Хин Абтеля. Он был заинтригован не меньше своих солдат.
Я подлетел совсем близко к мостику его корабля и, слегка коснувшись его своим бортом, завис над крейсером панаров. Хин Абтель рассматривал рубку управления.
— Никого, — недоуменно сказал он, — видимо, кто-то изобрел способ дистанционного управления воздушными кораблями…
Он не успел закончить мысль. Я быстро перескочил на мостик флагмана, схватил Хин Абтеля, и снова запрыгнул на палубу своего флайера. Еще секунда, и я на громадной скорости летел прочь от флагманского корабля. Сзади несся вой ужаса.
Несколько кораблей устремились за мной, но стрелять опасались, поскольку на борту моего флайера находился Хин Абтель, а догнать они меня не могли.
Хин Абтель, парализованный ужасом, неподвижно лежал на палубе. Наконец, он собрался с силами:
— Кто ты? И что ты хочешь сделать со мной?
Я молчал. Я решил, что тишина еще больше испугает его.
Мы летели высоко над Гатолом, который теперь мог не опасаться штурма. На следующее утро я увидел громадный флот Гелиума, спешивший на помощь Гатолу.
Действие таблетки проходило, и вскоре перед изумленным Хин Абтелем материализовался я.
— Кто ты? — хрипло воскликнул он.
— Я тот, у кого ты украл флайер в Хорце. Я тот, который вернул его настоящему владельцу в Панкоре. Я — Джон Картер, принц Гелиума. Ты слышал обо мне?
Подлетев к флоту Гелиума, я зажег опознавательные огни, и крики восторга приветствовали меня.
В остальном история проста. Флот Гелиума уничтожил воздушную армаду Абтеля, а наша армия разогнала войска, осаждавшие Гатол. После окончания короткой войны мы освободили миллионы замороженных марсиан в Панхоре, и я вернулся в Гелиум к Дее Торис, с которой надеялся больше не разлучаться.
Я привез с собой Ная Дан Чи и Джад Хана, которых разыскал в Панкоре и, хотя я не присутствовал при встрече Ланы и Ная Дан Чи, со слов Деи Торис я понял, что все опасности и страдания, которые он перенес из любви к прекрасной Лане, были не напрасны.
Конец