Великий князь

Глава 4

Какими бы ни были погода и время года на улице, внутри малой зельеварни Аптечной избы всегда было тепло, сумрачно и тихо. Небольшие распашные оконца под самым потолком служили скорее для дополнительной вентиляции – увы, помутневшая от времени и испарений слюда крайне неохотно пропускала солнечные лучи. Так что по-настоящему помещение освещалось дюжиной толстых свечей, чей яркий живой огонь успешно разгонял по углам зыбкие тени, отражаясь множеством бликов в стеклянных поверхностях реторт, колб, мензурок и прочей аптекарской посуды…

– От блин!

Ровное журчание струйки крутого кипятка прервалось легким звяканьем и еще более крепким словом, после того как исходящий паром серебряный ковшик тихо хрустнул деревянной ручкой и едва не выплеснул свое более чем горячее содержимое на Дмитрия. Отскочив в сторонку, юный алхимик пробормотал себе под нос что-то совсем уж непотребное, после чего натянул толстые рукавички и аккуратно снял с горелки котелок с бурлящей водой.

– Вот так.

Залив пузатый кувшин до нужной отметки, царевич отставил котелок, скинул рукавички и прикоснулся к нагревшимся бокам кувшина, щедро делясь с будущим настоем своей силой, отданной вместе с пожеланием доброго здоровья. Затем перевернул большие песочные часы, запустив обратный отсчет: ровно через двадцать минут лекарство для архипастыря московского и всея Руси надо будет перелить в другую посуду, добавить еще капельку силы и убрать на склад, где оно в полной темноте и холодке дойдет до нужной кондиции.

«Так, обязательную программу откатал, теперь спецзаказ».

Открыв запертый на два замка шкаф, чьи толстые стенки и дверцы по надежности могли посоперничать с иными воротами, хозяин зельеварни оглядел пять полок, до отказа забитых ровными рядами одинаковых бутылочек, тихо вздохнул и задумался.

«Н-да, хвалясь своими особыми талантами, я как-то совсем не думал, что они окажутся востребованными… По крайней мере, так быстро».

Выставив на стол десяток компонентов сложносоставной отравы, Дмитрий первым делом подтащил высокий табурет, затем мензурки для смешивания и тару для готового продукта. Поглядел напоследок на тонкую струйку песка в стеклянном «таймере», еще раз вздохнул и принялся за дело.

«Вот уж действительно: все есть яд, и все есть лекарство. Вот это поможет при низком давлении и малокровии, подстегнет уставшее сердце».

Четыре стекляшки едва заметно убавились в содержимом, наполняя небольшой флакончик довольно изящного вида. Повязав на его узкое горлышко черную нитку, сереброволосый целитель смешал содержимое еще пяти бутылочек.

«Хорошее средство от ревматизма. Даже очень! Жаль, что даже при однократном приеме малой дозы выводится из печени и почек чуть ли не полтора месяца».

Горлышко второго флакончика обвила нитка синего цвета. Третий компонент «лекарства» сам по себе был абсолютно безвредным и почти бесполезным в лекарском деле. Но в сочетании с первыми двумя «настоечками» приводил к гарантированной смерти. Или сердце не выдержит, или печень откажет, да и от инсульта тоже зарекаться не стоит. Кто к чему предрасположен, однако.

«Интересно, о ком это батюшка решил так позаботиться? Надо бы потщательнее присмотреться к его окружению. А может, это для князя… Дуня? А она как здесь оказалась?..»

Почувствовав родственный Узор, алхимик так удивился, что невольно пролил себе на пальцы несколько густых капель. Стряхнув их на пол еще до того, как прозвучал просительно-тихий стук, Дмитрий досадливо пробормотал:

– Очень вовремя, ничего не скажешь… Да!

Услышав в голосе любимого брата тонкие обертоны недовольства, десятилетняя сестра тут же приняла вид скромного ангелочка:

– Митя, а можно к тебе?

– Димитрий Иванович?..

Десятник стражи, вставший в проеме открытой двери в аккурат позади Евдокии, взглядом и лицом вопросил – правильно ли он сделал, что пропустил царевну? Позволительно ли ей тут находиться?

– Можно.

Подождав, пока дверь закроют, старший и самый любимый братик с легкой улыбкой поинтересовался:

– Ты как сюда добралась, чудушко? Тебя же мамки-няньки еще на подходе завернуть должны были?..

Десятилетняя Евдокия, с жадным любопытством осматривая зельеварню Аптекарской избы (вернее, непонятное нагромождение стеклянных трубочек и баночек на одном из столов), честно призналась:

– А я всем сказала, что ты меня ждешь.

Вытерев руку специальной тряпочкой, брат закрыл флакончик и повязал на горлышко нитку ярко-желтого цвета.

– Так ты врушка, значит?

Поняв, что гнать ее не собираются, да и ругать за излишнюю самостоятельность тоже, царевна сделала крохотный шажок вперед и с нотками обиды заявила:

– А кто обещал со мной погулять?!

– Я обещал. После обеда.

– А я уже покушала!

Хмыкнув, брат насмешливо покосился на малолетнюю интриганку, убирая одни колбочки со стола и выставляя на него другие, потому что кроме самого яда нужно было и противоядие. Все же хорошие исполнители воли на кустах не растут, и травить их вместе с жертвой было бы слишком расточительно…

– Ну, тогда помогай. Но перед этим запомни как «Отче наш» – без моего разрешения ничего не трогать!..

Проведя короткий, но очень убедительный инструктаж по технике безопасности, царевич повязал на сестру небольшой фартучек, сунул в руки воронку и поставил перед ней пустую бутыль темно-зеленого стекла.

– Вставляй. Правильно, вот так. Теперь держи.

Буль-буль-буль!

Одной только этой помощью дело не ограничилось – сереброволосый эксплуататор подвел десятилетнего ребенка к ковчежцам с растертым в мелкий порошок содержимым, вручил Особый инструмент алхимика (с виду напоминавший обычную костяную лопаточку), мерную чашку и раскрыл книгу довольно мрачного вида на рецепте неведомо-таинственного эликсира:

– Сама разберешься?

Неуверенно кивнув, помощница вчиталась в строчки выдуманной братом новой скорописи, приобретающей в последнее время все большую и большую популярность среди приказных и купеческих писцов. Затем поискала на ковчежцах надписи, нашла и просияла довольной улыбкой:

– Да!

«Чем бы ребенок ни занимался, лишь бы не мешал и запыхался. Ну и устал, конечно…»

Гордая оказанным доверием и приобщением к таинственному (и изрядно пахучему) искусству алхимии, сестра со всем возможным прилежанием выполнила поручение, с десяток раз переспросив, уточнив и даже переделав свой ответственный труд.

– Теперь через воронку засыпаем все вот в эту бутыль.

– Апчхи!!!

Подавив улыбку, Дмитрий залил травяную смесь спиртом, энергично встряхнул, добавил капельку своей силы и плотно укупорил.

– А что я сделала?

– Снадобье для батюшки, от головной боли.

«Вернее, от похмелья!»

– Только вот не знаю, с добавлением твоих соплей сохранит ли оно свою силу… Ну-ну, не дуйся, я пошутил. Хочешь, кое-что занятное покажу?

Плеснув немного спирта в миску из белой глины, он ткнул в нее зажженной лучиной.

– Ой, вода горит!!!

Следующий фокус оказался еще зрелищнее – когда хозяин зельеварни спокойно «вымыл» руки в пламени этилового эфира[40]. Насмешливо щелкнув сестру по кончику носа, он предложил ей попробовать самой и немедленно похвалил, когда Евдокия все же решилась на такой подвиг.

– И эта водичка тоже горит? Ай!

Довольно чувствительно шлепнув забывчивую непоседу по протянутой руке, брат молча раскупорил полулитровую колбу с серной кислотой и опустил в нее небольшую деревянную палочку. Глядя на то, как деревяшка прямо на глазах темнеет и обугливается, царевна непроизвольно поежилась.

– Понятно, почему без разрешения ничего нельзя трогать?

Отступив на пару шагов и спрятав для пущей надежности руки за спиной, притихшая Евдокия понятливо кивнула.

– Будь умницей.

Уложив яд и противоядие в небольшую шкатулку, Дмитрий быстро прибрался, скинул спецодежду, огляделся напоследок и увидел, насколько неохотно снимает великоватый ей фартучек сестра и с каким любопытством поглядывает на маленький перегонный куб.

– А это для чего?

Ополоснув руки, брат как можно более простыми и понятными словами описал основное предназначение нехитрой конструкции. А заодно рассказал о трех больших кубах, расположенных в новых амбарах Аптечного приказа – вернее, о том, как давятся от жадности дьяки и ключники Хлебного приказа, постоянно отгружая царским алхимикам отборное зерно, дрожжи, ягоду и даже мед.

– Спиритус вини, иначе винный дух… Как интересно!..

Испросив разрешения, царевна осторожно взяла в руки колбу со спиртом.

– Митя, а для чего он нужен?

– Мне – для настоек, микстур, мазей и тому подобного. В Лекарских избах им мелкие ранки прижигают, инструмент протирают. Мастера Пушечного приказа используют спирт при выделке огненного зелья – смачивают пороховую мякоть и протирают ее сквозь сито. Получаются зернышки одинакового размера, которые и горят лучше, и хранятся дольше – вроде как вместо одного года целых пятнадцать лет… Пойдем?

За дверью зельеварни их ожидали только чернокафтанные стражи, зато на выходе из приказной избы тут же встрепенулись две верховые челядинки и троица мамок-нянек, попытавшихся было подскочить к своей десятилетней госпоже.

– Не проголодалось ли солнышко наше?

– В покои пойдем, Евдокия Ивановна?

– Ой, венчик[41] надо бы поправить!..

Самая быстрая из челядинок даже успела протянуть руки к золотому укоснику[42] поджавшей алые губки Рюриковны, но увидела чуть задержавшегося с выходом царевича и мигом передумала – как, впрочем, и все остальные. Потому что не было способа надежнее навлечь на себя недовольство первенца великого государя, чем помешать его общению с братьями и сестрой. Впрочем… пожалуй, все же был – всего лишь умыслить недоброе на младших царевичей и царевну. Печальный опыт черкесов из свиты царицы Марии Темрюковны тому был зримым свидетельством. Более того, их проступок по сию пору сказывался на других прислужниках великой княгини: ее стольники, стремянные, рынды и прочая дальняя и очень дальняя черкесская родня – все они рано или поздно начинали хворать. От вредного московского воздуха у них сильно болела голова, ломило кости, распухали суставы… И даже благословенный Вседержителем синеглазый целитель ничего не мог с этим поделать – хворь-то он прогонял, вот только она, окаянная, раз за разом возвращалась обратно. Ох как бесилась гордая черкешенка-красавица в одеждах царицы, вынужденная смирять норов и вежливо ПРОСИТЬ пасынка снизойти к болестям своих свитских! Ах как сверкала глазами!..

– Митя.

Евдокия оглянулась на свое сопровождение, убеждаясь, что они достаточно далеко. Затем открыла рот для важного вопроса и неуверенно замялась, не зная, как выразить свое довольно-таки расплывчатое желание словами.

– А этой алхимии долго учатся?

Впрочем, старший брат понял девочку правильно – он всегда понимал ее лучше и больше, чем все остальные, вместе взятые, улавливая даже малейшие перепады настроения или любые недоговоренности.

– Среди предметов, которым я тебя учу, будет и эта наука. Немного.

– А?..

– Года через три.

– У-уу!..

Пару раз дернув брата за руку и выразив тем самым разочарование столь немыслимо долгими сроками, царевна успокоилась, заодно подстроившись под его неторопливый шаг. Замолчала, обдумывая новый вопрос, и невольно вздрогнула от резкого щелчка плетки:

– Ну-ка в сторону!

Одним из недостатков Ивановской площади Кремля было наличие на ней дьячих изб, в коих приказные служилые принимали разнообразные челобитные, и специального помоста, на котором во всеуслышание объявляли царские указы[43]