Великий Дракон

– Да, Николай, спасибо, что навестили, – сказала я уже в пятый раз.

Фомичев хороший человек, но, когда хочет помочь другому хорошему человеку, становится чудовищно болтлив. Уже стоя на пороге, он вспоминал все новые и новые подробности. Ему думалось, что мне они важны.

Выпроводив его наконец, я вернулась в гостиную. Август сидел на диване и внимательно изучал подарок. Он уже рассмотрел его так и сяк, а теперь, кажется, обнюхивал. Подарок хранился в папке из черной натуральной кожи с золотым замочком и представлял собой фотографию на баснословно дорогой глянцевой бумаге. Фотографию молодого холеного китайца в форме полковника имперского космофлота. С дарственной надписью и автографом.

Я никогда не встречалась с этим китайцем, но, конечно, слыхала о нем. И много. Удивительно, что и он слышал обо мне. Вот так живешь и не знаешь, что твоя слава долетела до самого закрытого и таинственного государства в обитаемой Вселенной. Прямо до его сердца – императорского дворца.

Потому что молодой китаец, решивший, что я никак не обойдусь без его портрета, три месяца назад сделался законным императором Шанхая.

– Фотогеничный, – с оттенком похвалы заметил Август. – Не чета своим предкам.

Он бережно уложил фотографию обратно в папку, защелкнул замочек и выжидательно уставился на меня.

– Слушай, я понимаю не больше твоего.

– Ну, я-то понимаю довольно много, – сказал Август.

Вот спасибо, дорогой начальник, осчастливил, подумала я, теперь осталось дождаться, когда ты мне все объяснишь – через год?

– Я абсолютно точно никогда не встречалась с ним. Даже если предположить, что он бывал за пределами Шанхая…

– Во-первых, бывал, во-вторых, тебя живьем не видел. Только в сети. Иначе зачем ему спрашивать Фомичева, красива ли ты.

– Этот момент меня беспокоит.

– А меня – нисколько.

– Ну еще бы. Не твоя же внешность его занимает.

– Думаешь, он тобой интересовался как мужчина женщиной? Сомневаюсь.

– В остальных случаях внешность не имеет значения.

– Расскажи это декану факультета тактической разведки, – посоветовал Август. – Или декану филфака.

Ишь ты, босс изволил пошутить. Но ведь по сути он дело говорит. Все мои подруги – как на подбор хорошенькие и с правильными чертами лица. А на филфаке – сногсшибательные красавицы, глаз не оторвешь, зачастую с отступлениями от классического канона, что делает их только ярче. Нас подбирали под разные задачи. Хотя вроде бы работа схожая: пудрить людям мозги.

– Внешность значима всегда, – сказал Август. – Делла, я не стал бы спрашивать у постороннего, как ему кажется, красива ли та девушка, с которой я хочу завязать отношения. И ни один нормальный мужчина этого не спросит. Он соберет побольше картинок и составит мнение сам. А чужое мнение ему будет интересно, когда важно, чтобы женщину сочли красивой окружающие. Когда речь идет о какой-то пиар-акции. Думаю, император хочет предложить тебе работу, и она связана с публичными выходами. Кстати, именно поэтому он интересовался еще и твоей личной жизнью.

Я хмыкнула:

– Сомневаюсь, что сейчас гожусь для пиар-акций.

Я не напрашивалась на лесть. Конечно, если потрачу неделю на походы по косметологам, то в результате сойду за симпатичную или хотя бы ухоженную дамочку. Но вообще-то выглядела я ужасно. Экспедиция на Саттанг сильно подорвала мое здоровье, да и нервы расшатала. А еще беременность. Я родила раньше времени и почти сразу после родов заболела – двустороннее воспаление легких. Чудовищно исхудала, мне пришлось очень коротко постричься, спала по двадцать часов в сутки и не могла выспаться… Словом, я избегала заглядывать в зеркало, чтобы лишний раз не расстраиваться. Лучше полюбуюсь сыном. Он-то оказался красавчиком, причем, как все уверяли, мордашкой пошел в меня, а не в папу. Только глаза отцовские – синие-синие.

– А я думаю, тебе надо развеяться, – сообщил Август.

Еще год назад я бы разозлилась или обрадовалась, или и то, и другое вместе, а сейчас мне было просто все равно.

– Не хочу.

– Придется. Утром звонила Нина Осси, ты спала, я не стал тебя будить. Она прилетает на несколько дней, у нее тут два концерта, один закрытый, для своих, мы приглашены – Дэн Тэгги дает зал. Будет много старых знакомых. Прилетят Расселы, наверное, прихватят с собой Лючию. Обещал прилететь мой брат Скотт. Хорошая компания подбирается. Но Нина хочет еще о чем-то поболтать с тобой. Я сказал, ты будешь рада.

– Нине – конечно, рада. Да и всем остальным тоже. Я боялась другого.

– Не нужно бояться. Китайцы могут сколько угодно загадывать загадки, мы не обязаны играть в их игры. Если им чего-то надо – скажут открытым текстом.

Я пожала плечами. Бросила взгляд на черную папку. Я так и не смогла проникнуться китайским величием, когда училась в магистратуре. Ага, училась. Вводный курс успела прослушать – и все.

– Может быть, Расселы привезут Мэдлин, – сказал Август.

– И кто это?

– Кузина Джимми Рассела. Я говорил, кажется, про нее.

– Уж не та ли, на которой ты в двенадцать лет хотел жениться?

– Она самая.

– Думаешь, она все такая же молчаливая?

– Немногословная, – поправил Август. – Мне кажется, вы подружитесь. Мэдлин нравится всем. Просто всем.

– О, – я засмеялась, – похоже, ты не расстался с мечтой?..

Август посмотрел на меня с удивлением:

– Делла, почему всякий раз, когда я подсказываю тебе, с кем лучше дружить, ты думаешь, будто я хочу жениться?

Он поднялся и с обиженным видом ушел. Я проводила его взглядом, раскрыла черную папку. Нет, ну для китайца молодой император очень хорош собой. Я бы даже не исключила, что в его жилах течет немного европейской крови – лицо не плоское, глаза довольно большие…

Пользуясь тем, что меня никто не видит, я старательно потерла глаза – после массированного лечения почему-то чесались, – а потом полезла в сеть. Собирать обрывки сведений о новом императоре Шанхая.

Ведь что ни говори, а китаец вел себя подозрительно.

Мастер Вэнь переменился так, что я не сразу узнала его. Дряхлый старик превратился в мужчину дай бог пятидесяти лет, молодцеватого, осанистого, с пружинистыми движениями и опасным прищуром черных корейских глаз. Глаза, пожалуй, блестели слишком ярко. Но если о причине блеска не знать наверняка – в жизни не догадаешься, что это протезы с камерой в зрачке. Новые волосы Вэню вращивать не стали, они для нормальной жизнедеятельности не нужны, поэтому он завел привычку наголо брить череп. Благо, форму его унаследовал от русской матери, а не от корейца-отца.

У ног мастера лежала спецсобака Василиса. При встрече она внимательно обнюхала Вэня и, кажется, решила: теперь это такой же сибирский киборг. Зачем нужны сибирские киборги, Василиса знала превосходно: оборонять имущество от вражеских роботов и прочей техники. Еще, конечно, любой уважающий себя сибирский киборг защищал стаю, в которую входил. Стая у Василисы была большая и разнородная: люди, индейцы, эльфы, орки, красная индейская кобыла с жеребенком и две собаки. Недавно в стае появилось пополнение, старшая человеческая пара обзавелась детенышем, и, с точки зрения Василисы, охрану дома следовало усилить. В конце концов, она же девушка, у нее и помимо охраны есть важная задача – нянчить человеческого щенка в отсутствие матери. Мать от детеныша не отходила, к тому же рядом вились конкурентки – две эльфийки, одна со своим ребенком, парочка индианок – но Василиса терпеливо выжидала момент. О, можете не сомневаться, она себя покажет, дайте только шанс. Она отлично позаботится о детеныше. У нее ведь своих два помета было, и ничего, выкормила-вырастила. Но пока она готовится к своему звездному часу, кто-то ведь должен делать текущую работу, верно? Большущий орк – это замечательно. Но мало. Еще непременно нужен кобель-киборг. Такого она и углядела в Вэне. И непонятно, почему она улеглась подле него – то ли показывала, что готова принять как старшего, то ли стерегла, чтобы не сбежал от ответственности.

Мы сидели на веранде, пили чай. В правом торце, где было тенисто, стояла дневная кроватка с двухмесячным Огги. За кроваткой присматривала Лейла – немолодая эльфийка, няня. Очень высокая, почти метр шестьдесят. Ростом она превосходила не только Кэт, кормилицу Огги, но и собственного мужа. Кэт была ее племянницей и попала в дом по стечению обстоятельств. Я довольно легко родила, вопреки опасениям лечащего врача, но потом начала хворать. Врач советовал прервать лактацию и лечиться, а для ребенка подобрать кормилицу. Рекомендовал обратить внимание на эльфиек – их молоко по составу даже лучше человеческого. Дети, выросшие на эльфийском грудном молоке, отличались завидным здоровьем. Первая кормилица на радостях, что потчует аж целого наследного принца, задрала нос и в доме не прижилась, ее невзлюбили даже сородичи, не говоря об индейской прислуге. И тут Лейла сказала: племянница недавно родила, молока хоть залейся. Так у нас появилась хрупкая, как подросток, Кэт, а у Огги завелась молочная сестренка.

На столе между чашек лежала черная кожаная папка с золотым замочком. Я много думала о том, что означает подарок. Пожалуй, Август прав, император заинтересовался мной не как женщиной.

Я никогда не работала с Шанхаем. Но, к примеру, если китайцы вынашивают планы войны с Эльдорадо, я для них даже не «информированный источник», а куда больше. Хотя бы в силу иронии судьбы. В последней своей миссии я втерлась в доверие к генеральской семье, и так сложилось, что спасла их единственного сына от гибели. Парень в меня не на шутку влюбился, готов был закрыть глаза на происхождение – моя легенда рисовала девушку из простонародья. Энрике так страдал по мне, что смирилась даже его мама. Но… я провалилась, и уйти мне помог его отец. Прошли годы, парень возмужал, они вместе с папашей развили бурную политическую деятельность, что в понятиях Золотого Мехико означало «этих купили, тех убили, остальных посадили» – и теперь Энрике Вальдес был действующим диктатором. Конечно, что такое юношеская страсть? С глаз долой – из сердца вон. Но Кид Тернер, мой бывший декан и нынешний куратор, обмолвился недавно, что Вальдес выступает за примирение с Землей. А кое-кто из его окружения намекает, мол, виной этому некая Долорес, портрет которой Энрике много лет хранит в сейфе. Он давно женат, но все мечтает вновь увидеть ту девушку… В общем, я подозревала, что меня хотят привлечь к работе. Уже как консультанта или агента влияния, но – могут. И есть вероятность, что в этом качестве я интересна не только Земле.

Поэтому, когда в гости заглянул Вэнь, я немедленно спросила его, что значит подаренная фотография. Ведь он много лет работал в Шанхае, менталитет знает.

Вэнь внимательно рассмотрел автограф.

– Делла, ты же училась в магистратуре как раз на Шанхай.

– Это только так называется. Во-первых, не доучилась. Во-вторых, плохо училась.

Вэнь рассмеялся.

– А твой босс?

– Сказал, что наследничек фотогеничен.

Вэнь рассмеялся громче.

– Да, – согласилась я, – вот кому не стоило идти в магистратуру по Шанхаю, так это Августу. Полностью окитаился и взял моду говорить загадками.

– Экий он впечатлительный.

– Но уверяет, что ко мне присматриваются с деловым интересом.

– Делла, а ты в магистратуру пошла до или после подарочка?

– До. Насколько я понимаю, император – тогда еще наследник – наводил справки обо мне, слухи дошли до моего куратора, и тот быстренько отправил меня учиться. На всякий случай.

– Так у него бы и спросила. Он-то знает, с какой целью наводились справки.

– Нет, Вэнь. Не знает. Но я сомневаюсь, что шанхайский принц интересовался мной исключительно как симпатичной девушкой. Да и Август того же мнения.

– Ну да. Ты, конечно, решила, что он узнал о твоем эльдорадском прошлом.

– Это звучит разумно.

– Тогда он интересовался бы твоим боссом, который может провести шанхайский флот в тыл Эльдорадо через хаб Чужих.

– Новый император не воинственный. Может, он хочет решить проблему дипломатическим путем. К тому же оккупация Эльдорадо – заведомо убыточная акция. Там ничего особенного нет. Ну, производства. У Шанхая свои еще лучше.

– Пожалуй, Юй Юшенг не воинственный, – согласился Вэнь. – По сравнению со своими предками. На фоне среднего китайца, поверь, он очень агрессивный. И умеет быть жестоким. Хотя его жестокость – она не от внутренней потребности, а от рассудка.

– Да уж. Отказал отцу в лечении…

– Правильно сделал. Старик уже всех достал до печенок. К тому же не отказал. Он не повез его на Землю. Ну а шанхайская медицина оказалась бессильна. Никто не виноват.

– Вэнь, я понимаю, что достал. Но для него это был родной отец. Даже чисто рассудочно – не выгоднее было показать себя добрым и любящим сыном? Или это месседж такой для политической элиты? Мол, я расстреливать не буду, вы просто у меня все тихо и благопристойно загнетесь, как папаша?

– Ты так и не научилась думать по-китайски. Да, он вполне обдуманно принес умирающего отца в жертву политической ситуации. Заметь: не просто умирающего, а уже бесчувственного. Делла, там в двух шагах от блистательной метрополии – полная задница, спасибо Старику, который довел империю до такого. Старик правил без малого сто лет и все эти годы с каким-то садистским наслаждением уничтожал то, что построил его предок. А ведь тот практически довел дело до признания Землей суверенитета Шанхая! При нем было несколько экспериментальных торговых зон с нами. Особых экономических зон, их еще звали «свободными». Там уровень жизни был – Земле такой не снился. Но тут сорокапятилетний, полный сил император внезапно, в одночасье, умирает от укуса змеи. Очень такая деловая змея, уползла из дворцового серпентария и ночью цапнула верховного правителя. Он не почувствовал, не проснулся. К утру умер. Если б проснулся, успели бы ввести антидот. Ты думаешь, зря ходят слухи, что эту змейку ему восемнадцатилетний сынок подбросил? Двойную дозу снотворного в вечерний чай и змею в постель…

Я невольно поежилась.

– Первым делом этот говнюк закрыл все свободные зоны. Кроме одной – на границе с Куашнарой. Собственно, Сайгон. Его чуть не закрыла с перепугу сама Куашнара, потому что из Шанхая повалили толпой беженцы вперемешку с диверсантами. А куда делись жители закрытых зон? А-а, тебе в магистратуре сказали, что их казнили по приговору суда, за содействие потенциальному противнику. Думаешь, их расстреляли, как обычно? Ну, кого-то и расстреляли. Мужчин. А женщин с детьми вывозили в самые бедные колонии и отдавали толпе: это предатели, делайте с ними что хотите… Вывозили, предварительно соврав, что высылают из страны, возьмете лишь то, что на вас есть. Они и надевали лучшую одежду в три слоя, драгоценности. И в таком виде их выбрасывали на улицы перед толпой обозленных, голодных людей. Не спасся никто. А почему у Старика сыновья дохли, как мухи? Какой невезучий император – наследники до двадцати пяти не доживают. То пошел медитировать на священную гору и упал, разбившись насмерть, то напился и утонул в дворцовом пруду, то любовница зарезала, а кого-то и вовсе за измену вместе с матерью к стенке поставили… Один Юй Юшенг выжил. А его мать происходит, между прочим, из свободной зоны и на свет появилась чудом. Прабабку растерзали на улице вместе с младшей дочерью – старшую она успела выдать замуж в метрополию. Старшую потом расстреляли, обвинив в коррупции. Но та успела родить сына. А сын оказался тихоня и скромник, потому что очень жить хотел, но на самом деле хитрюга – успешно посватался к дочери ближайшего сподвижника императора. Когда родилась девочка, ее, памятуя об испорченной репутации семьи, предложили императору в наложницы. А стареющий садист взял да в нее влюбился. И уж чего совсем никто не ожидал – женился. Потому-то Юй Юшенг и остался жив. Но любовь любовью, а когда у тебя папаша болезненно подозрительный и чертовски изобретательный, уцелеть – непростая задача. Ты это держи в уме, если случится пообщаться с молодым императором. У него было такое хреновое детство, что парень даст фору любому кадровому разведчику… И каков молодец, заметь! Закрывая страну, он велел не утопить всех ненадежных, а просто выслать. Их грузили в транспорты и отправляли на Тварь караванами. При Старике мы мечтать не смели получить назад наших агентов живыми. Теперь получили. Им даже рисовых брикетов и воды в дорогу дали. Поверь, по шанхайским меркам это не норма, а высшая милость.

Вэнь ненадолго умолк, опустив глаза. Мне даже думать не хотелось, о чем сейчас вспоминает провалившийся нелегал, чудом сумевший уйти из шанхайских застенков. У него это, конечно, сто раз отрефлексировано и рационализировано, но не забыто ведь.

– Ну так вот, про менталитет, – сказал он. – При Старике на десятках планет развитие не просто остановилось – их загнали в средневековье. Теперь это огромная буферная территория, заселенная чисто ради того, чтобы пригодные для жизни планеты были заняты. Оттуда принудительно изъяты современные технологии, там жратвы всегда впритык, ровно столько, чтобы массового голода не было. Администрация целиком и полностью оскотинилась от безнаказанности, а народ совершенно озверел – и считает это озверелое состояние в общем нормой. Там в случае нужды избавляются от престарелых, мальчиков моложе пяти лет и девочек, которых еще нельзя продать для сексуальных утех. От всех, кто для семьи обуза. Их просто выводят за околицу и оставляют. Если кто рвется назад – отпихивают вилами и кольями. Как, можешь себя представить на месте обычной матери-китаянки? Она смотрит на своих трех-четырехлетних детей, которых отец велел бросить. Дети плачут, тянут к ней ручонки, а она не смеет нарушить волю мужа. Вот пока ты не поймешь, что она не чувствует ничего, никакой боли или раскаяния, что у нее в голове только одна мысль – «еще рожу», – ты не уловишь китайский менталитет…

Вэнь отпил чаю.

Я помалкивала. Конечно, мне неприятно было слушать все это. На лекциях материал был вроде тот же, но подавался сухо, без эмоций. А у Вэня наболело. И я слушала, потому что я все еще разведчик.

– Юй Юшенг славный мальчик. Он своего отца не бросил. Он до последнего вздоха Старика был покорным сыном. Созвал лучших врачей Поднебесной, окружил коматозного папашу заботой. И это при том, что весь Шанхай знал, как они ненавидели друг друга. Все ждали, что парень, узнав диагноз, придавит Старика тут же! Своими руками придушит. Какое излечение, о чем ты? Чтобы весь Шанхай еще двадцать лет – у этого козла, старого императора, хватило бы злобы прожить вдвое больше, чем ему предсказали врачи, – страдал?!

– Так и что, по-твоему, может означать этот подарок? – я показала глазами на папку.

– Понятия не имею, – ответил Вэнь. – У Юй Юшенга отличное чувство юмора. Подарок может вовсе ничего не означать, кроме того, что у парня случился романтический каприз.

– А он склонен к романтическим капризам? – я нахмурилась. С некоторых пор не люблю романтиков.

– Еще как. Весь в прабабку. Или в загадочного белокурого офицера, от которого, как сплетничают, она и родила старшую дочь, пока муж был в отъезде.

В доме послышались решительные шаги, и на веранду вышел Август. Покосился на ребенка – не разбудил ли? – и негромко сказал:

– Делла, звонил Кид Тернер. Есть новости. Нет, Вэнь, не уходи, тебя они тоже касаются. Шанхайский император предлагает обмен делегациями. По сто человек, не считая сопровождающих лиц – членов семей и прислуги. В нашей делегации он хочет видеть сенатора Кимберли Тако – не понимаю, зачем, она же лютая правозащитница, у нее Шанхай ничего, кроме истерики, вызвать не может, – нескольких крупных ученых, причем не китаистов, и десяток деятелей искусства. В списке есть два известных журналиста. Остальные – просто достойные люди, преподаватели, врачи, агрономы, животноводы и так далее. И меня пригласили. С шанхайской стороны предлагают равноценный обмен, но список можно изменить в соответствии с пожеланиями Федерации. Могут включить кого угодно, вплоть до членов императорской династии. На обмен заложниками не похоже. Шанхай предлагает любые гарантии безопасности. Жены с маленькими детьми во время работы делегации – там обширнейшая программа – будут жить в императорском дворцовом комплексе, загородном, со всеми удобствами. Я решил, что поеду, хотя для меня в программе мало интересного. Нельзя упускать случай побывать в Шанхае. Делла?..

– Езжай, конечно.

– Я про тебя спрашивал.

– Меня не звали.

– Ты можешь поехать со мной как сопровождающее лицо.

Я задумалась.

– Ты веришь, что это безопасно?

– Нам нечего опасаться подлости со стороны молодого императора.

– Ну… – я посмотрела на Огги.

Я верю, что мой сын – везучий. Он получился, такое ощущение, что по собственному желанию, ухватившись за первый же шанс. И сумел родиться так, что его права наследника неоспоримы. Он, конечно, капризуля, но если вспомнить, в каких условиях прошел первый триместр моей беременности, – невозможно объяснить, почему Огги совершенно здоров. К тому же он настоящий Берг, а Берг нигде не пропадет…

– Если я откажусь и потом выяснится, что все остальные побывали на шикарной увеселительной прогулке, будет обидно. Но, Август, это три недели пути. На лайнере.

– Вот еще. Я буду добираться своим ходом.

– На чем? Твоя яхта на ремонте.

– У отца возьму. Вэнь, к тебе деловое предложение. Я могу взять тебя на контракт…

– Не «могу», а «обязан». Вы без меня не обойдетесь.

– Делла, определи, кто из прислуги тебе понадобится.

– Кормилица, няня… – Я задумалась. – Может быть, Санта, если индейские обычаи позволяют жене надолго уезжать по службе без мужа, это я уточню.

– Подумай хорошенько.

Он ушел.

В кроватке проснулся и захныкал Огги.

Василиса, только что крепко спавшая, метнулась стрелой к нему. Я вскинулась, но куда мне угнаться за киборгом! И Васька успела-таки сунуть морду к ребенку. Вопреки ожиданиям, плач моментально затих.

Собака тщательно умывала моего сына. Умывала языком, но ему, похоже, нравилось.

– Да, – сказал Вэнь. – И это чудовище тоже лучше взять с собой.

– Дел, веришь? Я вообще не понимаю, зачем это сделала.

Нина Осси почти не переменилась. Она по-прежнему носила химически яркие шмотки, по-прежнему издевалась над своей прической. Только взгляд у нее стал растерянный.

Ее сын играл с собаками на лужайке. Отличный парень, красивый и сильный. И добрый. Я помнила его биологических родителей. Если про мать дурного слова не скажу, то отец у него был монстром. Тот редкий случай, когда приятно вспомнить, что кто-то покончил с собой: не нашлось бы подходящей казни для полковника Куруги, делавшего боевых киборгов из живых людей… А ребенок – загляденье.

Нина пила шампанское.

– Да я полгода даже пробку не нюхала! – возмутилась она, когда Август напомнил о приличиях: ну как же, на часах полдень, а гостья просит вина. – На своей свадьбе без единого глотка обошлась! Свадьба – фиг бы с ней, а вот то, что я после развода не выпила – сама не верю. Слушай, тебе жалко? Так бы и сказал!

Август надулся и заявил, что не участвует в нашей оргии. Куда-то поехал. А мы с Ниной взяли шампанское и пошли на веранду. Я только пригубила, а Нина довольно быстро уговорила полбутылки.

– Ты понимаешь, Йен классный парень. Действительно классный. Но я ж видела, что мы разные. Он сейчас еще ничего, а потом будет педантом. А я – хаос во плоти. Нам хорошо было бы дружить. Мы и дружили. Черт разберет, как оно так получилось… Какой-то порыв был. Но для меня порывы – норма, а зачем он на такое пошел… Или я чего-то о нем не знаю. Помнишь, мы приехали к тебе в клинику? Дел, мы до этого даже не говорили ни о чем таком. Ну подумаешь, раз-другой переспали. Мы на самом деле еще на Эвересте… Причем по моей инициативе. И как-то просто так, без дальних планов. Он тогда в тебя был влюблен. А тут… Выходим из клиники, и он говорит – а то поженимся? Вон, говорит, вижу церквушку, а до мэрии отсюда два шага. И я, прикинь, отвечаю – да пошли. И мы без раздумий, без колебаний, пошли и поженились… Да, но зачем я с ним развелась?!

Она сделала несколько больших глотков, воровато оглянулась, хихикнула:

– Твой босс точно уехал? А то увидит еще, что я шампанское как воду…

– Нин, ты сама говорила – вы разные. Ну чего удивляться, что развелись?

– Да все это чепуха, что разные. Притереться можно. Понимаешь, он же меня любил. Я чувствовала. И вот так… согласился с разводом без единой эмоции. Будто я ему надоела. Я не подарок, кто бы спорил… Но мы ж накануне буквально обсуждали, как сына переименуем. Не может он быть Джованни Йоханссон, не звучит. Значит, будет Йохан. А я… Ну, блин, у меня слов вообще нет. Прикинь, какая я дура? Посрались из-за яичницы. И я, такая, – ты меня не любишь, как есть не принимаешь, короче, разводимся. А он просто ушел на работу. Ну, я – к судье и оформила развод. Вещи свои собрала, он с работы приходит. Я его и обрадовала. Он на меня поглядел – только и сказал, что уйдет сам, а мне незачем возиться с переездом, ребенка мучить. Сложил чемоданчик, молча, и исчез. Ни слова мне больше не сказал. Три недели мы прожили. Месяц уже прошел, а я не могу оставаться в той квартире. Прихожу – и все жду, что Йен вот-вот с работы вернется, мы возьмем малыша и вместе пойдем собак выгуливать… Джо по нему скучает тоже… Поэтому я – на гастроли. Надо же как-то развеяться. – Нина всхлипнула. – У меня концерт был, с его любимой программой. Не пришел…

– Может, он приходил, просто в зале сидел, ты его не видела.

Нина покачала кудлатой головой:

– Нет. Я всегда чувствую, когда он рядом.

Я подлила ей шампанского.

– Слушай, а бренди у тебя нет? – оживилась Нина. – А то мне как-то… Надо. Вот с тобой говорю, и вроде отпускает меня. Не, я сама знаю, что дура. Но от того, что я это знаю, легче не становится. Не решение это, что я дура. Хочу напиться и уснуть. Пустишь? Я знаю, что наглая. Тем более с ребенком…

– Так не я ж буду возиться с ним.

– Ну да, в этом плане прислуга – вещь. Надо мне тоже завести экономку. Или хотя бы няню. Я как забрала Джо, так сама с ним и вожусь. Иногда, когда концерт, бэби-ситтера нанимаю. Но каждый раз чувствую, что это неравноценная замена. Вот с собаками та же фигня. У меня с ними кинолог возится, отличная тетка, и собаки ее любят, но ведь как придут с занятий – бросаются ко мне, тычутся губами, рассказывают, что было… Потому что я им мама, пусть и непутевая. В общем, надо для Джо найти постоянную няньку, чтобы была как член семьи… Знаешь, если б не Джо, я повесилась бы. А он меня держит. У него отец мерзавец, и хорошо, что застрелился. И мать погибла. Никого больше не осталось, кроме меня. Джо, кстати, к музыке-то способный. Но не хочет заниматься.

– А не рано ты его приучаешь?

– Не, нормально. Я вижу, что конструкторы ему больше нравятся. И животные. А музыка – так, фон.

– Тебе обидно?

– Да не, почему. Лишь бы любил то, чем занимается. Дел, для нормального человека музыка и должна быть фоном. Я его, конечно, научу… Чтобы разбирался. Чтобы знал культурную базу. Голос ему поставлю. На фоно играть будет. А больше и не надо. Дел?..

– Аюшки?

– Слушай, может, ты поговоришь с Йеном?

Я встала:

– Нин, давай я лучше коньяк принесу? В самом деле, пока никто тебя не тревожит, надерешься в свое удовольствие, спать тебя в гостевую комнату положу, за парнем Санта присмотрит.

– Но Йену ты звонить не будешь.

– А что я ему скажу? Нин, это ваша жизнь.

– Да ты просто спроси, он меня еще любит или уже нет? А дальше я сама… Дел?

– Ты сама-то его любишь?

Нина вздохнула:

– Получается, что люблю.

– Вот если ты его любишь, то позвонишь и спросишь.

Нина пофыркала возмущенно и спросила:

– Ты не шутила, когда про коньяк сказала?

Я засмеялась и ушла в дом. Взяла в баре бутылку арканзасского бренди – в таких случаях этот напиток лучше престижных, он ровный и не отвлекает от переживаний, – заглянула к Майклу на кухню и попросила сообразить для гостьи что-нибудь легкое. Зашла к себе, задумалась. У меня были таблетки, снимавшие опьянение, но нужны ли они Нине сейчас? Позвонила Санте и сказала, что Нина погостит у нас, ей нужна комната, и для ее сына надо приготовить детскую.

Когда я вернулась на веранду, Нина сидела с развернутым из-под рукава наладонником и смотрела в пустоту. Уровень вина в ее бокале не изменился.

– Позвонила, – сообщила она мрачно. – Меня послали далеко и надолго.

– В смысле?

– В смысле, Йен сказал, что не будет говорить с пьяной. Дел, ну если бы любил, какая ему разница, я пьяная или трезвая? Можно подумать, я когда выпью, то становлюсь другим человеком. Блин, да мы когда познакомились, он сам наклюкался!

Я отставила шампанское и разлила коньяк по бокалам. Нина благодарно кивнула и отпила.

– Надеюсь, ты туда своих таблеток не намешала? Не хочу быть трезвой.

– Я так и подумала, что тебе надо напиться. И вот что, пока ты еще соображаешь: позвони в отель и скажи, чтобы багаж прислали сюда. Поживешь здесь. А соскучишься по собакам, пусть твоя кинологиня их привезет. Места всем хватит.

– Ты настоящий друг, Дел. Правда.

В течение следующего часа я узнала буквально все подробности семейной жизни Нины и Йена. Я поддакивала, кивала. Майкл принес жареных мясных полосок с пряностями, я заставила Нину немного поесть. После еды она стала клевать носом, и я отвела ее спать.

Вернулся Август. Выслушал мой короткий отчет. А потом… позвонил Йоханссону.

– Йен, Нина поживет у нас. Нет, ничего не случилось. Просто так будет лучше. Я через несколько дней лечу на Землю, возьму ее на борт. Было бы неплохо, если бы ты встретил ее.

Он сказал это так, словно уверен – Йен только и ждет возможности встретиться с Ниной.

– Конечно, он сделал глупость, когда женился, не подумав, – изрек Август. – Но вот развод уже точно был ошибкой.

– Думаешь, они помирятся?

– Они и не ссорились. Проследи, чтобы Нина выспалась. И больше не давай ей пьянствовать.

Суров, но справедлив. Истинный Маккинби, сначала позаботится о человеке, как о родном, а потом напомнит, чтобы не безобразничал тут. Выпить уже нельзя талантливой женщине в расстроенных чувствах.

Мэдлин Рассел-Грэй действительно была такой, как описывал Август. Правда, не знай я, что он когда-то был по-детски влюблен в нее, – не догадалась бы по его поведению. Он держался дружелюбно, но сухо.

После концерта Нины женщины сбились в стайку – я, Эмбер Мелроуз-Рассел, Нина, Лючия и Мэдлин. А потом как-то вышло, что мы с Мэдлин остались вдвоем. До этого мы с хохотом обсудили каприз китайского императора, приславшего мне свой автограф, и Мэдлин даже намеком не показала, что тема ей интересна.

– Делла, вы думаете о Юй Юшенге слишком плохо, – неожиданно сказала она.

– Я пока никак не думаю.

– Нет-нет. Позвольте, я немного расскажу. Он совершенно не коварный. И вам не стоит опасаться, что он таким образом… проявил внимание определенного сорта. Нет. Видите ли, у меня есть родня в Куашнаре. И я довольно долго жила на Сайгоне, той самой планете, что наполовину принадлежит Шанхаю, а наполовину Куашнаре. Там разные районы, есть и такие, где жить было бы не стыдно даже Августу. И там часто гостят китайцы из Шанхая. Разумеется, только высшая аристократия. Так сложилось, что я знакома с некоторыми из них. Все они были недовольны старым императором, и все возлагали большие надежды на Юй Юшенга. Он очень умный человек. И вовсе не злобный. Я слыхала, однажды в молодости Юй Юшенг простил даже изменника. По закону в Шанхае он обязан был донести на предателя, иначе их казнили бы обоих. А Юй Юшенг выслушал того человека и помог ему бежать из страны. При старом императоре это был настоящий подвиг.

– Я тоже слышала, что новый император весьма прогрессивных взглядов.

Мэдлин чуть-чуть улыбнулась:

– И еще вам стоит знать… Он не флиртует с женщинами. Никогда. У него есть женщина, одна, ее личность засекречена, иначе нельзя, и ни на кого другого Юй Юшенг не смотрит.

– Говорят, он бывал за пределами Шанхая. Не на Сайгоне ли?

– Он бывал даже в столице Куашнары. Разумеется, инкогнито. Слыхала, что однажды он побывал на Твари, почти официально, этот визит устроила наша агентура. Никто ведь не хочет воевать с Шанхаем. Лучше дружить.

Я так и думала. Значит, его интерес ко мне объясняется именно тем, что я в прошлом разведчик и знаю нечто, важное для него.

Вечером я поделилась с Августом тем, что рассказала Мэдлин.

– Тебе она понравилась? – первым делом спросил босс.

– Август, я понимаю, что ты от нее в восторге. Она красива, да. Хорошо воспитана, образованна, умна. Но она же никакая. У нее нет изюминки. Она ничем не интересуется и не увлекается.

– Да, у нее нет хобби, – согласился Август. – А изюминка есть. Но Мэдлин очень недоверчива. Я даже удивился, что она рассказала тебе так много. Ведь визит Юй Юшенга на Тварь устраивал ее родной отец. И то, что Мэдлин жила на Сайгоне, объясняется его работой. Себастьян Грей был одним из наших резидентов в Куашнаре. Он погиб год назад. Убийцу подослали по приказу старого императора, уничтожили всю семью. Мэдлин уцелела случайно.

– Тогда она отлично держится.

– Да, неплохо.

– Если визит устраивал ее отец, она может быть знакома с Юй Юшенгом?

– Не исключено. Ты уже решила, какой штат прислуги берешь с собой?

– Почти. Завтра определюсь окончательно.

– Хорошо.

Август скосил глаза на браслет. Посмотрел, откуда вызов, поднял бровь, спросил меня:

– Нина спит уже?

– Давно.

Август ответил на вызов. Невнятно, почти одними междометиями, поговорил, потом решил:

– Вот что. Ты иди ложись, мне лучше пообщаться с ним тет-а-тет.

– С кем?

– С Йоханссоном. Он часа через два будет здесь. Утром поговоришь с ним, вряд ли он уедет сразу.

– Решил помирить супругов? – поддела я.

Август удивился:

– По-твоему, мне больше не о чем говорить с федеральным агентом, кроме как о семейной жизни, к тому же его, а не моей? Тебе точно надо выспаться.

– Спокойной ночи, – только и сказала я.

И, разумеется, половину ночи не могла уснуть.

Утром я выскочила на кухню, наскоро выпила чашку кофе и увидела в окно Йена, который не спеша возвращался из парка. Выглядел прекрасно, только слегка осунулся и непонятно зачем отпустил бородку. Как у многих блондинов, щетина на подбородке у него была темнее, в рыжину, и смешно контрастировала с пепельно-белыми волосами. Только через несколько секунд я обратила внимание, что борода – не единственный признак возраста: у Йена наметились залысины на висках. А ведь он немного моложе меня…

– Привет! – Он мне обрадовался искренне, это было приятно.

– Привет. Нина скоро проснется.

– Да мы с ней уже виделись. У нее после концертов бывает, что ночью она просыпается от голода. На кухне мы и пересеклись.

– Надеюсь, помирились?

Йен посерьезнел.

– Делла, я понимаю, что ты сопереживаешь, но… Не принимай близко к сердцу, ладно? Нина прекрасный человек, и я люблю ее, но у нее сложный характер.

– И у тебя непростой.

– Безусловно. Но, видишь ли, у нее есть манера кое-что преувеличивать, кое-чего не замечать, а кое-что толковать в зависимости от настроения – сегодня так, а завтра эдак. Иногда мне кажется, что для нее отношения между людьми, это игра, это та реальность, которую она строит исключительно силой своей фантазии.

– То есть вы и не ссорились?

– Как тебе сказать… Нина в мужчине ищет папочку. Не скрою, у меня есть такая черта характера, и мы в этом плане совпадаем: ей нужен папа, мне – дочка. Но… ты ведь знаешь, как она работает? Исступленно, самозабвенно, беспощадно. Она профессионал, настоящий. А дома она компенсирует эту сосредоточенность и самодисциплину. В ней ребячества столько, что мне иногда кажется: Джованни взрослей нее, даром что ему всего два года. Ее бросает из крайности в крайность. Да, я понимаю, что такова цена ее успеха и что с этим надо смириться. Я и смирился. Она – нет. Я ушел, чтобы Нина сама решила, чего же она хочет. Нужна ей семья – значит, мы вдвоем будем учиться ее строить. Именно вдвоем. Одними моими усилиями ничего построить нельзя.

– Тебя послушать – и кажется, что вы давно планировали свадьбу. А с ее слов выходит, что это был случайный порыв, а теперь вы расхлебываете последствия.

– Вот, – кивнул Йен, – отличный пример того, как Нина видит события. Делла, впервые мы заговорили о свадьбе, когда она собирала документы на усыновление Джованни. Обещала подумать. Когда мы навестили тебя в клинике, я спросил ее – думать она будет еще год, два, три? Она отшутилась, мол, я веду себя так, словно давно все забыл, и вообще недостаточно настойчив. Ну, я и настоял. Сказал – тогда идем прямо сейчас. Мы и пошли. Получилось очень весело. В церкви была компания студентов, мы никого не знали, но тут же познакомились. Их восхитила сама ситуация – знаменитая певица выходит замуж за агента федеральной безопасности. И три недели я делал вид, что все идет по плану, что меня устраивают наши отношения. Я пытался говорить с ней, достучаться до рассудка. Но она и сама понимала, что ее поведение неправильное, поэтому любые разговоры воспринимала как обвинения. Очень болезненно воспринимала. И я ушел. Но я не бросил ее. Я просто дал ей время разобраться в себе.

Мы обошли по тропинке вокруг дома и снова углубились в парк.

– Ты с Максом… все? – спросил Йен.

– Видимо, да. По крайней мере, с Саттанга я его не видела, а последнее письмо было два месяца назад. И даже не вспоминаю про него.

– У меня приятель недавно побывал на Саттанге. Туда уже ходит регулярный рейс, раз в неделю, с Твари. Говорит, строительство идет бешеными темпами, везде, всюду. Да! Князева амнистировали. Учли заслуги – он после Саттанга еще в паре дел помог.

– И как он отпраздновал освобождение?

– Как и хотел. Собрал вещички и поехал в монастырь. Пока послушник. Я вчера с ним созванивался. Посещает все службы, работает в саду и учится писать иконы.

– Я рада за него.

– Да я тоже. А Бейкерша повесилась. Внезапно. Как только Адам узнал, что мамаши больше нет, тут же подал на пересмотр дела, всю вину на нее валит.

– Чего и следовало ожидать. А что думают его подельники?

– Рассорились. Джон Холден твердит, что его обманули-оклеветали, пытался подать иск против Берга – но не сумел четко сформулировать обвинение. Ахири обиделась, что Холден не интересуется ее судьбой, и накатала кляузу, выставив ему счет за все время, прожитое в ее поместье. Иск удовлетворили, расплатиться Холден не может, так что ему светит дополнительный срок. Однако похоже, эта парочка внесет свою лепту в новое представление о деле. И вряд ли такую, к какой Адам окажется готов.

Я усмехнулась. Йен помолчал.

– Дел, я слыхал, вы в Шанхай собираетесь?

– Да. Очень странное приглашение.

– Странно не приглашение, странен состав китайской делегации. Новый император спровадил на Землю всех самых преданных помощников своего отца. Я даже не знаю, как мы будем их принимать, там же одни фанатики, у них от слова «Земля» корчи начинаются.

– Ну, знаешь, Кимберли Тако, которую пригласили в Шанхай, тоже не подарок.

– А она довольна. Я видел ее вчера на приеме. Просто счастлива. Говорит, что не будет другой возможности разобраться в механизмах социальной зависимости. Почему китайцы не хотят бороться за свои права? Это ведь действительно загадка. Учитывая, что китайцы, в общем и целом, народ иерархичный, однако вовсе не раболепный.

– Йен? Я чего-то о тебе не знаю? Раньше ты не ходил по приемам, где бывают сенаторы.

– Да, – согласился Йен. – Я там был по делу. Видишь ли… словом, на Сайгоне произошла неприятность. Один тамошний богатей развел феодализм, превратился в криминального князька. Все бы ничего, пускай у Куашнары голова болит, только у него наше гражданство, и он в розыске. Мы не можем достать его сами, поэтому хотим заключить договор о содействии с обеими заинтересованными сторонами – Куашнарой и Шанхаем. Куашнара оказала неожиданное противодействие уже на уровне посольства. Не хотят сотрудничать. Вчера на приеме был посол Куашнары. Поэтому туда направили меня.

– Словом, ты там был в качестве федерального агента, который следит за подозреваемым.

– Да. Действительно, загадочная история. Собственно, почему еще я прилетел – хотел с Августом посоветоваться.

– И Август, конечно, подтвердил твои подозрения.

– Нет, указал на мою ошибку, – засмеялся Йен. – Как обычно.

– И в чем она заключалась?

– Я предположил, что Николсу – этому князьку – покровительствует кто-то в элите Куашнары. Соответственно, посол участвует в коррупционной схеме, поэтому ставит нам палки в колеса. Август справедливо заметил, что Николса берегут по другой причине. На Сайгоне китайцев – девяносто процентов населения. И Николс хорош для китайцев, поскольку сдерживает криминальную экспансию как со стороны Куашнары, так и с нашей. Занял место и прочно на нем уселся, никто не влезет. А Куашнара боится его трогать, подозревая, что, стоит Николсу исчезнуть, китайцы подхватят его бизнес и совсем подомнут Сайгон под себя. В общем, он мешает переделу зон влияния и в этом качестве всех устраивает. Одни мы в дурацком положении, потому что обязаны его оттуда выдернуть и отдать под суд, а никому, кроме нас, это совершенно не интересно. Единственный вариант добиться выдачи – поссорить Николса с китайцами. Но при этом надо предложить Куашнаре какое-то разумное замещение. Нужен крупный и амбициозный инвестор без такой суровой криминальной нагрузки, но с достаточным опытом, чтобы сам ничего не боялся и умел других запугивать.

– Только не Дик Монро! – выпалила я машинально.

– Мне тоже не нравится его усиление. Но пока это единственный вариант. Август посоветовал встретиться с Мэдлин Рассел-Грей. Возможно, она рекомендует какую-то местную альтернативу Монро, она ведь на Сайгоне всех знает. Ты уже завтракала?

– Нет, что ты, я так рано не завтракаю. Но я все равно сейчас тебя покину.

– Понимаю. Ребенок.

– Совершенно верно.

– Тогда увидимся позже. Я, наверное, задержусь на пару дней, еще наговоримся.

Я вернулась в дом, поднялась в детскую. В окно увидела, как Август и Йен уехали в город.

Потом проснулась Нина, умиротворенная и благостная. И почти сразу оккупировала гостиную для репетиции. Я сидела на веранде, пыталась читать «Речные заводи» на китайском и клевала носом.

Собственно, я умудрилась уснуть в кресле, когда пришел Тед и сказал, что меня хочет видеть Мэдлин Рассел-Грей.

Я удивилась. Очень сильно удивилась. По моим расчетам, как раз сейчас она должна была консультировать Йена под руководством Августа.

Она прошла через лужайку так легко, как умеют только эльфы. Орки ходят бесшумно, индейцы долго, а эльфы словно парят над землей. Тед принес кофе, я предложила гостье присесть.

– Простите, что побеспокоила вас, – ее голос журчал и переливался. – Наверное, мне следовало сначала позвонить, но я привыкла, что Август такой домосед… К счастью, дворецкий сказал, что вы можете помочь мне.

– Да, конечно, все, что в моих силах.

– У меня к вам необычная просьба. Скажите, вы могли бы показать мне список членов китайской делегации? Тех, кого присылают сюда?

– Но… Он есть в сети.

– Он неполный. Там лишь те сто человек, которые считаются почетными гостями. А я хотела бы увидеть сопровождающих лиц.

Я подумала и сбросила ей на чип полный список, которым Август разжился еще позавчера. Мэдлин быстро просмотрела его и сдвинула брови:

– Я так и думала. Приедут несколько человек… очень опасные люди. Я собиралась на Землю, но, конечно, мне лучше избегать встречи с ними. Спасибо вам большое.

– И насколько они опасны?

Мэдлин рассмеялась, немного нервно.

– Не знаю, что вам сказал Август обо мне… Мой отец был вашим коллегой. Год назад всю мою семью убили. Мы с сестрой очень похожи… были похожи, и нас перепутали. Но вскоре ошибка выяснилась, и я с тех пор скрываюсь. Люди, о которых я говорю, – они командиры. Это их подчиненные расстреляли мою семью.

– Такая охота… – я не стала продолжать, сама догадается.

– Понимаю ваше недоумение. Мой отец очень много знал и доверял мне. После его смерти некоторые вопросы закрыла я. Мне известно о крупных коррупционных схемах, в которых участвуют шанхайские чиновники. Эти схемы действуют по сей день. А я сама по себе и фактически беззащитна.

Ну-ну. Работая симпатичной ассистенткой гениального инквизитора, я привыкла, что меня держат за дурочку – ну зачем девчонке мозги, когда у Маккинби хватит на десятерых, – но если Мэдлин так хороша, как ее охарактеризовал Август, чего ради она сейчас умолкла и глядит выжидательно своими эльфийскими глазищами? Почему выжимает из меня дурацкие реплики? Не доверяет? «Сама по себе и беззащитна», это как понимать?

– Почему бы вам не обратиться к нашей разведке? – спросила я со всей возможной искренностью.

– Понимаете, мои знания для разведки бесполезны. Они имели бы ценность, будь у Земли выстроены какие-то внятные отношения с Шанхаем. Тогда мои сведения позволят шантажировать нужных чиновников. Но сейчас и отношений нет, и сами эти люди потеряли влияние. Они были у власти при старом императоре. А новый обязательно проведет чистку государственных служб. И многие из этих чиновников рискуют оказаться под ударом. Конечно, они опасаются за свою жизнь. Кто-то сохранит свои позиции, кто-то сможет и успеет сбежать в Куашнару, кто-то найдет приют даже и на земных территориях. Но для этого нужно одно: чтобы я замолчала навсегда…

Я слушала Мэдлин и думала: ну что за ерунда? Хорошо, узнает бонза из Поднебесной, что ты на Земле, даст команду своим агентам, внедренным в китайскую мафию, которая у нас повсюду… А вот не повсюду, отнюдь нет. Тебе, дорогая, надо только слово шепнуть кузену Джимми – и ты уже на Кангу под надежной охраной эльфов. А еще лучше – на Бете. Тогда у китайцев один шанс от тебя избавиться: бомбить планету, желательно сразу всю.

Стоп… Новый император проведет чистку, ты сказала?

Ладно, если тебе так надо, сыграем дальше. Ты подаешь – я принимаю. Хотя бы ради Августа.

– Мисс Рассел-Грей…

– Пожалуйста, зовите меня Мэдлин.

– Мэдлин, давайте сделаем проще? Я могу записать ваше интервью, мы проверим сведения и при удобном случае передадим их соответствующим службам в Шанхае.

– Да, я хотела попросить вас именно об этом. Я привезла кое-какие документы, чтобы не быть голословной, и записи моего отца.

Интервью мы сделали за полтора часа. По манере Мэдлин было видно, что она прошла отличную школу, ее рассказ был настоящим рапортом, логичным, завершенным, без единого лишнего слова. Она завизировала интервью, написала доверенность на имя Августа, позволяющую по собственному усмотрению распоряжаться переданными документами, и собралась уходить.

– Мэдлин, может быть, вам нужно убежище?

– О нет, благодарю вас, у меня есть.

– Но ваши враги могут о нем знать.

Она покачала головой – с легкой и беспечной улыбкой:

– Не беспокойтесь. О нем никто не знает.

Чудесно. Это заявление отлично сочетается со словами «сама по себе и беззащитна». Но ведь Мэдлин не может быть такой дурочкой?

Она ушла. Я еще раз просмотрела интервью. М-да. Только сегодня утром Йен упомянул некоего гражданина Земли, скрывшегося от наказания на Сайгоне и ставшего там криминальным князьком. Ну вот он, Билл Николс, и к нему тянется полтора десятка нитей из столицы Шанхая. Именно на Сайгоне отмывается украденное из шанхайской казны. И я теперь намного лучше вижу, отчего китайская сторона не хотела устранения этого полезного господина. Скоро захочет, если я правильно поняла Мэдлин. Что же, нельзя исключать, что мы поможем не только молодому императору, не только Мэдлин, но и Йену – в поимке Николса.

Но мне все это не нравилось.

Вернулся Август, один, без Йена.

– Он к ужину приедет, – пояснил Август.

– Приходила Мэдлин Рассел-Грей.

Август застыл.

– Интересно, – обронил подчеркнуто нейтральным тоном.

– Я почему-то думала, что вы отправились в город на встречу с ней.

– Именно. Но в отеле выяснилось, что она съехала ранним утром. И что она тебе сказала?

– Оставила документы, дала большое интервью. Оригиналы в сейфе. Давай руку, лови отчет.

Август принял мой отчет на чип, тут же просмотрел по диагонали.

– Ну понятно… – пробормотал он. – Мэдлин в своем репертуаре.

– Август, мне показалось, что она лжет. У нее реакции неестественные.

– Не обращай внимания, они всегда такими были.

– Все равно я ей не верю. Ну хорошо, возможно, насчет китайцев она и не солгала. Но она как будто пытается нас использовать втемную.

– Это возможно… – пробормотал Август.

– И скорей всего, она отлично знала, что тебя нет дома.

– Не исключено…

– Потому что ты-то ее игру раскрыл бы.

– Если бы захотел, – возразил Август. – Делла, это нас не касается. В конце концов, даже если Мэдлин решила отомстить за смерть родных нашими руками – она имеет право на месть, тебе не кажется? Она узнала в новостях, что я приглашен в Шанхай. И воспользовалась шансом. Ничего удивительного.

– А эти люди в шанхайской делегации, которых она охарактеризовала как убийц?

– Все может быть.

– Ты вообще что-нибудь знаешь о ее жизни? Просто это странно звучит. Она отказывается лететь на Землю, потому что там несколько человек, опасных для нее. Но, простите, на Земле четыре миллиарда народу, и даже когда люди живут в ста метрах друг от друга, вероятность случайной встречи чрезвычайно низка. Значит, она должна была появиться именно там, куда позвали китайскую делегацию. Вопрос: чем она занимается?

Август уселся за свой стол, поискал глазами что-то, не нашел, тогда положил руки перед собой и сплел пальцы в замок.

– Делла, она в совершенстве владеет китайским. Она должна сопровождать шанхайскую делегацию как переводчик. Вместо этого она намерена скрыться, но так, чтобы ее не разыскивали наши. А теперь смотри: Киду Тернеру докладывают, что один из переводчиков исчез. Последний раз человека видели на Танире в обществе тех-то и тех-то. Куда он звонит? Правильно, мне. А я ему рассказываю – да, была, оставила документы, интервью и так далее.

– И конечно, это был самый простой способ, – саркастически заметила я. – И раз ее включили в штат, то она только здесь увидела полный список гостей.

– Я не знаю, почему она сразу не пошла к Тернеру, с которым ее отец много лет был на короткой ноге, – несколько раздраженно сказал Август. – А сценку со списком она разыграла для тебя. Если б она с ходу, с порога заявила – мол, меня хотят убить, ты бы вела себя иначе. Как минимум предложила бы ей договор об обслуживании. А Мэдлин в этом не заинтересована.

– Потому что на самом деле никто ее убивать не собирается.

– Как знать. Может, очень даже собирается. Зависит от того, что еще ей известно – кроме того, что она выложила тебе.

– Если еще это правда.

– Правда. Но не вся.

– Тебе не кажется подозрительным ее поведение, я гляжу.

– Делла, ты никак не желаешь понять: она живет в параллельной реальности. У нее свои задачи. Она решает их теми способами, которые максимально комфортны для окружающих и для нее самой. Я не хочу знать, какие это задачи. Но я точно знаю, что перед законом она чиста. Сними копии со всех документов, которые она принесла, и отправь их Тернеру. Сегодня же.

Я промолчала. В конце концов, Мэдлин не наша клиентка, и мы не обязаны ломать голову над ее поступками. Кид Тернер разберется, а мы – не обязаны.

Вечером мы принимали гостей – лорда Джимми Рассела с женой и ее лучшей подругой Лючией, женщиной, способной удивить кого угодно редким сочетанием глубокой человечности и феерического цинизма. Мы уже давно бросили посмеиваться над Расселом, ярым христианином, который смирился с тем, что его жена дружит с сатанисткой. Надоело. Тем более сатанисткой Лючия была относительной; себя она определяла скорей в агностики, а религия для нее – бизнес.

– Кажется, я на верном пути, – сообщил мне Рассел украдкой и глазами показал на Лючию.

– Миссионерство приносит плоды? – спросила я невыразимо серьезно и сочувственно.

– Ну, пока еще нет, – скромно отозвался Рассел. – Но кое-чего я добился. Лючия прямо на глазах теряет интерес к сатанизму.

– Джим, – не выдержала я, – ну зачем ты все усложняешь? Предложи ей дело, которое будет выгодней люциферианства, и поставь условие: или бизнес, или ее церковь.

– Именно в этом направлении я и работаю, – почему-то обиделся Рассел и ушел.

Пять минут спустя ко мне сдрейфовала Лючия.

– Джим хвастается, что почти наставил тебя на путь истинный, – сказала я.

– А и пусть так думает, мне не жалко. Дел, люциферианство выходит из моды. К тому же мне не удалось получить выходы на крупные университеты, а Эверест теряет актуальность. Ну и в целом рынок сатанизма сдувается на глазах, пришли свежие конкуренты, какие-то идиотские секты, настолько идиотские, что мы, традиционалисты, против них не тянем. Не слыхала про Орден Евы? Еще услышишь, гарантирую. В центре Федерации они пока слабо известны, там уровень жизни приличный, да и культурка в целом повыше, зато на периферии сгребают под себя всех убогих и несчастных, как лопатой… Так что я скоро прикрою лавочку, пускай Сержио Чекконе подбирает остатки. Если Серж догадается правильно меня попросить, я даже могу слить ему своих прихожан, чисто как коллега коллеге… А сама займусь тем, что действительно люблю и умею лучше всего. Уж точно лучше Джима. Он фактически это признал на днях – предложил заняться поставками продуктов на его новую планету. Отличный бизнес, и мне в нем мало равных. И Джиму выгодно, и я при деле.

– Странно, что вы пришли без Мэдлин, – осторожно заметила я.

– Мэд? Она днем улетела.

– Ты хорошо ее знаешь?

– Постольку-поскольку. Девка, конечно, самая продуманная из всего семейства. А ведь по ней не скажешь, да? Такая феечка, прямо неземная. Только она всегда добивалась чего хотела. Ее, конечно, еще папаша выучил на совесть… Папа у нее, Себастьян Грей – реально хищник был. Акула. Жалко, что сатанизмом не интересовался. Вот под кем я развернулась бы…

Лючия мечтательно закатила глаза.

– Нет, конечно, в чае он разбирался тоже, – сказала она, подумав. – Помнишь, я тебя на Эвересте угощала?.. Но это не масштаб для такого одаренного человека. С его талантами надо было не товары, а идеи продавать. Высасывать из пальца – и толкать. Чистый бизнес. Впрочем… хм…

Она покачала головой и умолкла.

– Мэдлин китаистка по образованию, как я слышала, да?

– Не просто китаистка, а очень навороченная китаистка. Греи всегда были на этом деле повернуты. А папаша Мэдлин резидентом федеральной разведки сидел почти что в Шанхае, прямо на границе. Одна рука по локоть в контрабанде, другая в легальном бизнесе, а голова сама понимаешь, чем занята. Это почему я насчет продажи идей ляпнула – и задумалась, ага? В общем, не до сатанизма ему было, к сожалению… А Мэд самая младшая из его детей. Она по-китайски чуть не в три года уже болтала свободно.

– И такая трагедия…

– Это да, – согласилась Лючия. – Мэд, конечно, очень сильная. В один момент потерять всю семью и не сломаться – воля нужна железная. Причем сама она со смертью разошлась на полдня буквально. Они на Сайгоне жили втроем – Грей, его вторая жена и Мэд. Старшие дети – сын от первого брака и дочь от второго – отдельно. И тут Мэд едет в гости к подруге, а к родителям приезжают старшие со своими домочадцами. Ну и все. Их дом расстреляли в клочья, перебили всех, даже годовалого младенца. Поразительно, как Грей сплоховал, у него чутье на неприятности было отличное. А вот сплоховал. И осталась Мэд одна. Отцовская родня от нее отвернулась, там очень не одобряли, что тот женился на эльфийке-полукровке, и, соответственно, Мэд, с ее подчеркнуто эльфийской мордашкой, им даром не нужна. Ну а Джимми Рассел, при всех его недостатках, от родных никогда не отказывался.

– Она на Кангу живет, в его поместье?

Лючия рассмеялась:

– Да фиг ее разберет, где она живет. У меня такое ощущение, что она больше трех дней на одном месте не сидит. Отца-то грохнули, а потом узнали: он весь компромат младшей дочке подарил. И теперь охота за ней идет дай бог терпения.

– Может, еще поэтому Греи стараются держать ее на расстоянии?

– Тоже вариант, – согласилась Лючия. – Жить-то всем хочется. Правда, там семейка непростая, с долгой историей. Но против китайцев – не рискнет. А убивали, судя по всему, китайцы, они любят такие… показательные выступления… Ладно, это еще что! Я краем уха обмолвку поймала – у Мэд, между прочим, двое детей. Ни самих детей, ни мужа никто не видел. Но ходят слухи, что они от сайгонского «крестного отца» Николса. И Николс под шумок их выкрал. Теперь Мэд из шкуры лезет, чтобы Николса свалить.

Я моргнула. Как понятно…

– Имеет право.

– Да я разве спорю? Знать бы наверняка, как оно там, я бы еще и помогла. Я чужое материнство уважаю. Только как ей поможешь, не примет ведь, самостоятельная до безрассудства. Одиночка.

Вечеринка у нас получилась очень веселая, хотя и камерная. Нина расчувствовалась и пела старинные шотландские баллады, а потом объявила, что они с Йеном поженились. Я на всякий случай проверила, что она пьет. Нет, слабенькое вино, и то два бокала за вечер. Значит, просто проняло девушку. А потом я тихонько улизнула и поднялась в кабинет.

Первым делом я нашла публичное досье Мэдлин Рассел-Грей. Как и следовало ожидать, самый минимум информации. Образование – внезапно Тверской университет истории и права, факультет «Российская история», заочная форма обучения. Чего-чего? Интересная такая китаистика, да. О том, что девушка в совершенстве владеет языком, ни слова. Постоянного места работы нет, только консультации по специальности. Я оценила список проектов с ее участием. Ну, вот тут, пожалуй, Китай с некоторой натяжкой присутствует – Великий Шелковый Путь, освоение Сибири, русско-китайские отношения. На конференциях не бывает, самостоятельных научных работ нет.

В биографическом разделе – только имена родителей. Ни слова о брате и сестре. Между прочим, Август тоже не упоминал брата. Что нет сведений о детях, я уж молчу, и так понятно. Несколько странным мне показалось, что отсутствует информация о медицинской страховке. Обычно эти данные у людей открыты: страховая компания дает за их публикацию неплохую скидку, как за рекламу. А тут впечатление такое, что с восемнадцати лет Мэдлин вообще ни разу не покупала страховку. Жаль, ведь с моими связями можно было бы раскопать через страховщиков сведения о родах, а то и о сопровождении беременности… Имущество скудное, деньги есть, но никакой недвижимости, даже завалящего домика. Нет личного транспорта. Нет постоянных каналов связи.

Загадочная девушка. Так могло бы выглядеть досье неумелого шпиона-нелегала. Неумелого – потому что у профессионала обязательно будет постоянное жилье, которое он, к примеру, сдает в аренду, и хоть какой, но личный транспорт. Непременно медстраховка и два-три канала дальней связи. А Мэдлин словно намеренно устроила свою жизнь так, чтобы ее ничего не держало.

Ладно, насчет нее я узнаю в другом месте, теперь посмотрим, что собой представляет Николс.

Сайгон, безусловно, жопа цивилизованного мира. Но даже в жопе мира не водятся мафиозо международного уровня, которые были бы пнями дремучими и полными отморозками. Этот Николс по определению умен, расчетлив, неплохо образован. И почему, собственно, наши так заволновались из-за него? Ну, ушел в Куашнару. Ну, навел там свои порядки. Боже мой, сколько на федеральных окраинах мошенников, воров, убийц – и никто ведь не чешется. Что за внезапный интерес к Николсу? Он на Сайгоне давно орудует. Почему его раньше не трогали?

Досье Николса оказалось девственно чистым. Причем заметно, что его секретили, и не разведка – уж больно топорно все зачистили. Может быть, в связи с расследованием. Дата и место рождения, школа, колледж… Кстати, учился в Бостонском финансовом. Тоже, как и Мэдлин, заочно. В Бостоне основная масса студентов учится заочно: это образование все рассматривают как обязательное базовое, но не основное. А вот насчет основного у Николса упоминаний не было. И дальше – дата отъезда в Куашнару. Все.

Я довольно быстро нашла материалы о нем в сети. А парень-то не чурается славы, совсем не чурается… С фотографии на меня смотрел довольно интересный мужчина – шатен с жесткими скулами и прямым носом, с прищуренными спокойными глазами, ровной линией рта. Ему было сорок девять, и для своих лет он выглядел не слишком молодо, нет, – просто ухоженно. Отличная кожа, чуть смугловатая, общий налет Латинской Америки во внешности. Надо сказать, влюбленный в меня Энрике Вальдес, эльдорадский диктатор, сильно уступал этому крестному отцу.

Я листала интервью, заметки… Билл Николс, талантливый и успешный инвестор, а в масштабах Сайгона де-факто полноценный олигарх. Вкладывает очень много в благотворительность и социальную инфраструктуру. Финансирует два научных фонда. Имущества на территории Федерации Земля нет. Есть заводик на шанхайской территории, оформленный на подставное лицо, остальное – в Куашнаре. Не женат, воспитывает двоих приемных детей.

Дети.

Мэдлин квартеронка, и у ее детей должны быть эльфийские черты. Эта кровь размывается человеческой лишь до определенного предела. Она всегда проявляется. Если Николс выдает за приемных тех детей, которых ему родила Мэдлин… Я открыла длинный ролик.

Два парня-погодка. Высоких. Эльфийское происхождение, что называется, на лбу написано. Отдаленно похожи на Николса – тот же рисунок бровей, тот же подбородок.

Я начала искать самые ранние публикации о нем. Поразительно. Ничего, совсем ничего о его жизни на родине. Даже в криминальной хронике. Первая публикация – сайгонская. Там он сразу представал как инвестор. Откуда взял деньги, и немалые, судя по всему?

В кабинете распахнулась дверь, вошел Август.

– Все, – объявил он, – Рассел достал даже меня.

В таком раздражении я своего босса и на Саттанге не видела, когда был вроде самый край, то есть индейская свадьба по полному чину. А сейчас того и гляди из Августа пар пойдет. Хочется надеяться – в гудок.

Все, что я могла – сделать большие глаза.

– А ты думаешь, Рассела в обществе не принимают из-за того, что он эльф? – спросил Август. – Или из-за того, что предок был инженер, а не банкир? Да-да, как же. Делла, он чокнутый миссионер-англиканин. Он совершенно не понимает, что не всякое место удобно для внезапной проповеди или обращения язычников.

– Погоди, он тебя в оборот взял, что ли?

– Ну да!

– А-атлично. Это ж натуральный анекдот. Он забыл, что ты шотландец?

– Не знаю. По-моему, ему просто все равно. Ты представь: англиканин вцепился в прихожанина пресвитерианской церкви и пытается обратить при всем честном народе… Это было до того неуместно, что мне просто хотелось дать ему в лоб! И ведь я, мягко говоря, не фанатик! Очень мягко говоря. Я вообще агностик скорее всего… Сдержался, потому что женщины были рядом. Ей-богу, он бы лучше проповедовал православие в Израиле веке так в двадцать первом. А что, имел бы большой успех среди арабов! А попадись он Скотту-Младшему… Братец Скотти тоже не фанатик, зато профессионал!

Я сделала стоп-кадр из ролика, на котором Николс был вместе с детьми, и вывела его на стену.

– И что? – нахмурился Август.

– Билл Николс со своими детьми. Детей называет приемными. Кстати, никакой информации о преступлениях, за которые федералы мечтают вытащить его на родину, я не нашла.

Август уставился на стену, засунул руки в карманы брюк, два раза качнулся с носка на пятку. Потом задумчиво погладил подбородок.

– Да, – изрек он. – Дети явно с эльфийскими генами.

– И похожи на Николса, ты не находишь?

– Некоторое сходство просматривается. Но это еще ничего не доказывает, многие подбирают себе приемных детей так, чтобы черты лица совпадали.

– И тем не менее, если принять за версию, что сыновья его родные – как думаешь, сколько на Сайгоне женщин с подходящим происхождением, которые могли бы произвести на свет этих ребят?

– Хороший вопрос.

– Лючия сказала, ходит слух, что это дети Мэдлин.

– Для нее великоваты.

– Меня теперь одно интересует – кто такой Николс и какую роль он играет на самом деле?

– Счастливая. У меня вопросов раз в сто больше.

– И что самое неприятное – я сплоховала и не заставила Мэдлин подписать договор на расследование.

– Это как раз чепуха, кто-нибудь нам его всяко предложит… История, похоже, начала раскручиваться, и без нас не обойдутся. – Август помолчал. – Я думаю, когда прилетим на Землю, тебе стоит проведать и Кида Тернера, и Мелви. Они должны знать.

Повернулся и ушел. Я посмотрела Августу в спину – и скинула ролик с Николсом Йену Йоханссону. Пусть тоже знает.

– Делла, как я рад тебя видеть!

Кид Тернер встал навстречу и распахнул объятия. Ого. Что-то он расчувствовался. За его спиной сидела Мелви Сатис-Маккинби, моя лучшая подруга, и лучилась офисной улыбкой. Ну ясно.

Я рассеянно скользнула взглядом по стенам, окнам, потолку. Нет. То ли система слежения очень качественная, то ли ее сняли вовсе. При том, что еще год назад здесь стояла штатная «наблюдалка». Для меня это сигнал: отключаем профессионала, включаем дурочку.

– Рассказывай. – Кид подвинул для меня стул, кивнул Мелви, чтобы та включила кофе-машину. – Я за тебя ужасно переживал. Когда позвонили и сказали, что ты после родов тяжело заболела… Я чего-то подобного и ждал. У тебя должно было хватить здоровья до родов. Но потом… Кстати, я видел очень интересный отчет наших инфекционистов, работавших на Саттанге. Все Чужие, найденные там в саркофагах, погибли от воспаления легких. Сейчас идет работа по выделению возбудителя, это чрезвычайно важное исследование…

– И чем оно так важно? – удивилась я. – Его ж прекрасно бьют наши лекарства. А если мы решимся на экспедицию в галактику Чужих, там точно нет этого возбудителя, они его миллион лет назад задавили, иначе бы и к нам не долетели.

– Тоже верно, – согласился Кид. – Но, видишь ли, этот возбудитель обнаружен только на Саттанге, что может говорить…

Похоже, дурака тут включила не только я.

– Кид, возбудитель бубонной чумы тоже есть только на Земле. В отличие, как ни странно, от холеры и дизентерии, которые есть везде. Это не повод считать, что чуму к нам завезли извне. Если б завезли, были бы следы в египетских пирамидах. Опять же, совсем не обязательно, что саттангский возбудитель для нас опасен. У меня случилось обыкновенное воспаление, из-за того, что после родов я трое суток лежала плашмя, возник застой крови в легких. Саттангским воспалением я должна была заболеть намного раньше, не бывает пневмонии с таким огромным инкубационным периодом. К тому же индейцы своей пневмонией не болеют, а они чувствительны к тем же болезнетворным агентам, что и люди.

– Да, да, – кивал Кид так, словно для него индейская пневмония была важнейшим делом всей жизни.

Кофе-машина тренькнула, сообщая, что хватит спорить, кофе поспел.

Я пригубила из чашечки. Ну ладно, работать-то мне нужно.

– Кид, я присылала тебе документы, ты никак не откомментировал их.

– Документы? Ах да. Про шанхайскую коррупцию? Делла, Шанхай – это такая страна, где коррупция – обязательная часть системы. Если ее ликвидировать, государство рассыплется. Забудь. Тебе совершенно не нужно беспокоиться по этому поводу.

– Меня больше интересует твое мнение о Мэдлин Рассел-Грей. Мне она не понравилась.

Кид тяжело вздохнул.

– Делла, я знал ее отца. Себастьян Грей был хороший человек и специалист прекрасный… в молодости. Но потом его начали обуревать какие-то сверхценные идеи. Он заигрался в политтехнолога, это случается с резидентами. Мне очень, очень жаль. Я протянул время и в итоге ошибся. Надо было настоять на отзыве Грея. Он остался бы жив, и семья тоже. Мэдлин, боюсь, слишком впечатлительная. Ее можно понять. Но теперь идеи Себастьяна, которыми он делился с нею, стали для нее почти что религией. Я сочувствую бедной девушке, конечно. Если бы она обратилась ко мне, я нашел бы способ помочь… – Кид хитро поглядел на меня. – Если увидишься с ней, случайно, разумеется, передай мои слова.

– Сомневаюсь, что встречусь. А если встречусь, то ничего передавать не стану, я просто привезу ее к тебе.

– Да, это было бы идеально.

– Понимаешь, мне не нравится то, что она затеяла. Коррупция – это действительно чепуха. Но она пытается подорвать наше доверие к шанхайской делегации, обвинив некоторых ее участников…

– О да! – бурно согласился Кид. – При том, что мы проверили всех. К нам присылают действительно достойнейших, тех, кто будет модернизировать Шанхай, и им нужен наш опыт…

У меня чуть скулы не свело.

– А что ты скажешь про Николса?

Удивительно, но вот этого вопроса Кид не ждал.

– Николс?

– Ну да. Билл Николс. Сайгонский крестный отец. У человека досье зачищено так, что я даже испугалась за него.

Кид Тернер поморгал.

– Билл Николс. Да. Насколько мне известно, неплохой человек. Конечно, я слыхал про него. Но ты же понимаешь, там конкуренция, информационная война… Типичный олигарх средней руки. Помешан на восточной экзотике. Кстати, он не наш гражданин, он отказался от гражданства. Не знаю, вероятно, уже получил гражданство Куашнары.

Про гражданство я, между прочим, не спрашивала. Кид не мог случайно обмолвиться, значит, ему отлично известны мои источники и известно, что может истечь из них.

– Ты его детей видел? Приемных?

– М-м… Зачем? Он не по моему профилю. Слыхал, что вроде воспитывает каких-то китайчат…

– Китайчат? Кид, у них явно эльфийская осьмушка. И кто мать этих детишек – большой вопрос.

– Хорошо, я разберусь, – быстро сказал Кид Тернер. – Но, по моим данным, дети там даже не родственники между собой. Была местная школа, интернат для сирот, ее затопило паводком, выжило только два парня, их-то Николс и усыновил.

Он нервно пошевелил карточки на столе. Мелви встала.

– Кстати, извини, у меня сейчас совещание, – буркнул Кид Тернер. – Ты не обижайся, Делла, просто ты сильно отошла от наших реалий. Я понимаю, семейная жизнь. И как по мне, лучше бы ты уделяла больше внимания ребенку. Да и своему внезапному индейскому мужу тоже, а то я его месяц назад видел – он какой-то иссохший и явно нуждается в женской заботе. Вон, возьми пример с Мелви, она сегодня последний день работает, потому что для женщины семья должна быть на первом месте. А вы даже этот ваш экзотический брак не зарегистрировали как полагается. Не ожидал я от тебя такого эгоизма.

– От меня?..

– А от кого еще? Ждешь, пока Август еще и пить начнет? Делла, ты глаза раскрой. Мужчина не приносит ради женщины таких жертв, если равнодушен к ней. Чего тебе еще надо-то? Я понимаю, раньше ты болела, да и беременность… но сейчас тебе что мешает осчастливить его?

Я только моргала.

– Ладно. Это, в конце концов, ваши дела. Дождешься, что он с горя обвенчается с первой же потаскушкой – тогда вспомнишь мои советы. Мелви, ты ведь домой сейчас? Подхвати Деллу, она тоже в Пиблс останавливается, когда приезжает. А то скажут еще, что я выгнал уважаемую женщину, княгиню, и даже машину до аэропорта ей не выделил…

Мы с Мелви вышли молча. Плечом к плечу, как деревянные, едва не печатая шаг, промаршировали через кампус к парковке. Длинную черную «ланду» с застывшим подле нее индейцем в ливрее Маккинби я увидела издали. Он открыл перед нами дверцу, помог устроиться в салоне.

Мелви упорно молчала.

В аэропорту нас ждал маленький, но шустрый самолетик с гербом на фюзеляже. Белый баран на красном поле. Отчего-то я вспомнила некоторые правила геральдики. Понятно, что там делает баран. Но почему на красном поле? Ведь красный – цвет воинских заслуг, цвет ярости. А Маккинби получили герб за гуманитарную помощь, за поставки на Землю, раздавленную Катастрофой, миллионов тонн баранины.

Стюард предложил нам фреши, я взяла томатный, Мелви – яблочный. Жадно отпила и уставилась в иллюминатор. Самолет коротко разбежался и легко оторвался от земли. Мелви вздохнула и выругалась.

– Небось только сегодня узнала, что увольняешься? – спросила я.

– Нет. Вчера. Да на кой мне увольняться? По крайней мере, в ближайший год. Ну да, я на третьем месяце. И что? Я еще полгода могу работать. Потом ушла бы в отпуск и вернулась, Лайон как раз присмотрел дом в Мадриде. И нате вам. Лайон вчера получил новое назначение. Его снимают с округа и забрасывают на долбаную периферию. На равноценную должность – командующим новым, свежесозданным округом! Доверие оказали, понимаешь? Нет у нас второго такого мастера, спаси-помоги, добрый дядюшка Лайон! Орден потом дадим! Вот подляна… Он же хотел на пенсию. А с нового округа ему просто долг не позволит уйти, пока там все не наладит. Значит, еще минимум пять лет. И мне придется лететь с ним, иначе будем видеться в лучшем случае раз в полгода…

– Я не заметила прослушку в кабинете.

– Ее нет. Сняли, там ремонт со дня на день.

– Кид… переезжает? – осторожно спросила я.

– Все хуже. Висит на волоске. Его капитально подсидели.

– И Мэдлин имеет к этому отношение?

Мелви покачала головой:

– Дел, если кто на Сайгоне и был мафией, так это Греи. Уже сто лет назад они там могли решить любой вопрос. Наши очень долго их окучивали. И все, чего добились – патриарх согласился посадить резидентом своего малахольного сынка Себастьяна, творческую личность, а попросту говоря, лентяя, которого уже и не надеялся пристроить к делу. Для надежности женил его на хваткой дамочке из проверенной семьи. От этого брака родился сын, Хорас Грей. Вроде бы весь в дедушку рос, бандит бандитом. Но постепенно Себастьян начал меняться. Он то ли повзрослел, то ли ему как раз такого занятия не хватало – стал очень даже неплохим резидентом и вместо интересов семьи отстаивал в первую очередь интересы нашей разведки. А еще та самая творческая личность из него поперла – Кид неспроста сказал, что Себастьян был с идеями. Он такие комбинации проворачивал… И Хорас тоже показал себя достойным наследником отца, а не деда. На этой почве у них пошли трения с родней. Совмещать криминальный бизнес со шпионажем опасно для бизнеса, сама понимаешь. Тут еще Себастьян с женой развелся. А Хорас познакомил его с Рут Рассел, полусестрой Джимми Рассела. Старший Грей запретил сыну даже думать о браке с полуэльфийкой, а тот сделал назло. Семья уже всерьез обиделась, но пока все думали, как бы Себастьяна поставить на место, он взял да просто выдавил своих дорогих родственничков из Сайгона. Опираясь на нашу разведку – аккуратно, без стрельбы, все-таки не чужие люди… Родились две дочки, все шло как по нотам. Потом Хорас Грей привел Билла Николса. Сказал отцу: кто-то должен быть «смотрящим» с нашей стороны, а Билл справится. Никакого криминала за Биллом не было. Так, сомнительные связи, не более того. Работал он поначалу на капиталах семьи Грей, его Хорас обеспечил. И я тебе честно скажу – все было нормально. Ни к Себастьяну, ни к Хорасу, ни к Николсу у Земли претензий не было. Да, они вели там свои игры, но все в рамках дозволенного, а местами даже и желательного – я имею в виду контрабанду, которую Николс действительно подмял под себя. Мы исправно получали информацию самого лучшего качества, все задачи влияния выполнялись безупречно, вплоть до того, что через Греев иногда удавалось спасти наших агентов, которые провалились в Шанхае. Твой знакомец Вэнь сумел бежать, когда в последний момент по собственной инициативе к его побегу подключился Себастьян. Грей за это получил орден, потому что Вэнь вывез ценнейшего специалиста. А год назад все рухнуло. Пришел некто с армейским пулеметом и сделал из семьи решето. Это убийство до сих пор толком не расследовано. И оно вскрыло такое, что всем поплохело. Конечно, первые кандидаты – конкуренты Николса. Но сам он не пострадал и даже забрал куда больше влияния. Второй кандидат – Николс, но это слишком явно.

– А Мэдлин сотрудничать не спешит.

– Вот именно. Она в бегах. Возникает ниоткуда, исчезает в никуда. За ней гоняются наши, очень хотят поболтать, а ничего не получается. Она – третий наиболее вероятный кандидат. Да, чисто теоретически именно она в течение первых двух месяцев после гибели отца закрывала его миссии. Сколько она знает – страшно и предположить. Но вот о том, что за ней охотятся китайцы, – я узнала, например, конкретно из твоего письма. Ни Николс, которого она, исходя из твоих данных, хочет свалить, ни китайцы ею вовсе не интересовались.

– А Кид?

– Это самое сложное. Он до последнего ее прикрывал. То, что Мэдлин до сих пор не сцапали, его заслуга. И подставила его, фактически, она.

– Чё, славная девушка.

– Угу. Конечно, теперь-то Кид очень хочет ее видеть. У него к ней вопросы накопились, мягко говоря. Она с таким двойным дном, что я при встрече первым делом прострелила бы ей коленку. Ну так, на всякий случай, чтобы не убежала.

– Что характерно, Август ее тоже выгораживает.

– Август! – Мелви фыркнула. – Делла, не будь наивной. Август мужчина. Настолько умный мужчина, что способен приручить даже гремучую змею – ну, ему так кажется… Естественно, он не видит в Мэдлин врага – ведь он-то с ней всегда справится. Опять же, детские воспоминания. Опять же, красивая. А он же считает, что раз красива, то и умна, а раз умна, то способна осознать убедительность его аргументов. И никак ты эту стену не прошибешь.

Я сунула пустой бокал в отделение для грязной посуды. И вовремя: самолет ухнул в воздушную яму. Красивое лицо Мелви исказилось, она успела пробормотать «ненавижу…» и раскрыть гигиенический пакет. Я отвернулась, чтобы не смущать ее, ну и чтобы не проблеваться за компанию. Рвота – это весьма заразный процесс, как и зевота.

Когда самолет выровнялся, Мелви отругалась – и на свою беременность, и на воздушные течения. Стюард убрал осколки ее бокала вместе с лужицей сока и принес лимонад. Я попросила себе кофе-ристретто – не знаю, кому как, а меня крепкий кофе всегда избавлял от тошноты. Мелви голодными глазами проводила мою чашку и пожаловалась, что врач запретил ей кофе до самых родов. Теперь она только нюхает и копит слюнки.

– У Августа опять проблемы? – спросила я незначительным тоном.

– Ты меня об этом спрашиваешь? – засмеялась Мелви.

– Больше некого. – Я отпила кофе и глубоко вздохнула. Звон в ушах прекратился. – Он перестал откровенничать со мной.

– Бережет? – Мелви хихикнула.

Я пожала плечами.

– Девица действительно настолько плоха?

Мелви кашлянула. Потом отвернулась:

– Ну, строго говоря, Кид преувеличивает. Мы вчера спорили с ним, сказать тебе или нет. Я была против. Что-то мне кажется, ненадолго это. Опять же, если Август тебе ничего не говорит… Если бы намечалось что серьезное – ну неужели он не предупредил бы тебя?!

– И зачем мне нужно знать о его личной жизни?

Я старалась говорить равнодушно, но получилось холодно. Мелви поняла меня по-своему.

– Дел, не принимай близко к сердцу. – Вздохнула. – Кид вечно как ляпнет…

Я отставила пустую чашку и расправила юбку на коленях.

– Личная жизнь Августа меня никак не касается. У нас деловые отношения. Причем не столько даже с ним, сколько с его семьей.

– А контракт ты продлевать не стала, что ли?

– Стала. Но контракт давно уже просто фикция. Август не взял ни одного расследования с того момента, как мы вернулись с Саттанга. Повышал квалификацию, занимался бизнесом, а работа его не интересует. Он даже в кларионский офис взял второго секретаря и наконец-то поладил с ним. Я не нужна и на этом направлении тоже. Я думала, он клюнет хотя бы на загадочную Мэдлин Рассел-Грей, тем более когда-то был в нее влюблен, – не-а, не купился.

– А тебе хотелось?

– Как сказать… Скорее да, чем нет. Я уже озверела от размеренной жизни. Мне уже начинает казаться, что моя постоянная возня с Огги – не столько материнская привязанность, сколько форма защиты. Прячусь в своего ребенка, чтобы не вспоминать, кто я такая… И что за девушка?

– Только не смейся – филолог.

– О-о! – Я закатила глаза. – Надеюсь, она хотя бы настоящий филолог?

– Специалист по древнекитайской литературе.

– Ага…

– Да, Август познакомился с ней полгода назад. Аккурат когда ты забросила учебу. Ты торчала в Пиблс, а он пять дней в неделю жил в Мадриде и каждый вечер ужинал с ней. Что любопытно – не приводил к себе домой. А ужинал в «Соловье», прикинь!

– Что за «Соловей»?

– А, ты не знаешь. Ресторанчик для взрослых. В том смысле, что его облюбовали преподаватели и избранные старшекурсники. Мы с Кидом там частенько бываем. Отличная кухня, посредственная винная карта, превосходный турецкий кофе. Август сначала ходил туда с нами, а потом как-то пришел с девицей. Сказал, что студентка, но знающая, он пригласил ее, чтобы в комфортной обстановке разобраться в одной узкой теме, бла-бла-бла. Когда он уезжал, девица пыталась общаться с нами – Август ее представил, она и возомнила, что мы, конечно, будем рады ее развлечь. Кид проговорил с ней весь вечер и больше не захотел. Как по мне – типичный пример филологини с амбициями. С одной стороны – опупенное ощущение собственной значимости для мира, с другой – все-таки неплохая квалификация по специальности. По-китайски шпарит без акцента, классику знает назубок. Пару месяцев назад она получила диплом, а тут как раз вы с Августом решили вернуться на Таниру. Так она поперлась за вами, а поездку ей оплатил Август.

Я вспомнила, что после возвращения на Таниру Август чрезвычайно редко ужинал дома… Приходил обычно под утро, со мной держался невозмутимо и дружелюбно, но ни словом не заикался о том, где пропадает каждый вечер.

– Надо полагать, она красивая.

– На мой взгляд, ты лучше.

– Мелви, моя внешность значения не имеет.

– А мне интересно, что скажет эта фифа, если ты пойдешь и зарегистрируешь свой индейский брак. В одностороннем порядке. С тем набором документов, какой вы привезли с Саттанга, ты можешь это сделать.

– Надо?

– Не знаю. По-моему, лучше все-таки немного выждать. Кид считает, что надо.

– Мне уже интересно, что Киду сделала эта девушка.

– Ничего. Просто он сочувствует тебе.

– И потому советует влезть в неприятности и на пустом месте поссориться с Августом? Прикинь, мой босс подумывает жениться, а тут я ему подбрасываю лишнюю проблему.

– А может, он не думает жениться. Может, он уже не знает, как от нее отделаться. Она же с Таниры поперлась за вами следом. Остановилась в Эдинбурге.

– Опять платил Август?

– Естественно.

– И где основания считать, что он не знает, как отделаться? По-моему, его все устраивает.

– Дел, если б устраивало, он познакомил бы ее с семьей. Не забывай, теперь это и мои дела – я ведь тоже член семьи.

– Она ж тебе понравилась?

– С чего ты взяла? Кид преувеличивает ее недостатки, но и того, что вижу я, хватает! Она типичная образованная дура с филфака. Я не хочу видеть ее на наших семейных праздниках. А Август, между прочим, любимый внучатый племянник Лайона, и уже поэтому его жена автоматически вхожа в наш дом.

Я помолчала. Очень хорошо подумала. Потом все-таки сказала:

– Мелви, а почему эту проблему должна решать я? Тебе не нравится девушка – вот ты от нее и избавляйся. У тебя влияния на Августа едва ли не больше моего.

– Делла, ну как ты не понимаешь…

– Отлично понимаю! – Я чуть повысила голос. – Ты просто хочешь остаться чистенькой. Тебе не хочется, чтобы Август помнил, как ты поссорила его с подружкой, вот и подбиваешь меня. Вроде как я вмешаюсь, а ты ни при чем. У меня будет репутация стервы и интриганки, а ты на моем фоне будешь ну просто ангелом. Нет уж. Я желаю Августу всяческого счастья. Ему давно пора жениться. Почему бы и не сейчас? Почему бы и не на этой девушке? Роман для него феерически долгий, значит, там все серьезно, и чего ради я буду их ссорить?

Мелви не обиделась. Только фыркнула:

– Ну-ну. Я погляжу, что станет с твоим положением, когда Август наконец рассекретит свои отношения с этой штучкой.

– Разъедемся в разные стороны и останемся друзьями, – сказала я. – Все равно рано или поздно это произойдет. Мел, ну глупо думать, что мы вернемся к прежним ролям – великий инквизитор и его верная ассистентка. Мы оба переросли эту игру и должны искать новый путь. Каждый – свой путь.

– А что будет с базой Чужих на Саттанге? Насколько я помню, она ваша общая.

– Общая только по документам. Я не вложила в нее ни гроша.

– Ой, Дел, хватит прибедняться. Ты вложила в нее свою кровь. Август просто на готовое пришел. Все нашли и подготовили ты и твой брат.

– А Август заплатил шесть миллиардов.

– И на этом основании ничего не должен вам с Крисом?

– Мел, послушай, не надо. Август нам действительно ничего не должен.

– Но я хочу понять!

– Хорошо. Ты в курсе, под какой процент он дал кредит Крису? Тот кредит, без которого Крис не смог бы оформить Дивайн на себя? Это беспроцентная ссуда. Август совершенно бесплатно спас моего брата и совершенно бесплатно спас меня. Еще и приплатил. Так что с нашей стороны было бы верхом бесстыдства предъявлять ему претензии.

– Крис с тобой согласен?

– Абсолютно. И довольно об этом. Уж такие вопросы мы вполне можем решить сами.

– Я разве спорю? Только ты мне вот что скажи: тебе самой не обидно? Ты столько вложила в Августа. То, что он стал похож на человека, – твоя заслуга. И все это теперь достанется другой?

– И пусть. Мне оно не досталось бы в любом случае.

Мелви только скрипнула зубами и откинула голову на спинку высокого кресла.

– Я дура, – призналась она. – Я исключительная дура. Ревнивая дрянь. Знаешь, сколько раз я проклинала себя за то, что тогда, в университете, сказала тебе правду про него? Вот что мне стоило промолчать? Глядишь, у вас все сложилось бы…

– Не сложилось бы. Промолчи ты тогда – и что? Он как был принцем, так и остался.

– И ты бы его бросила? Если б уже успела привязаться?

– Моментально. Потому что сочла бы скрытность подлостью.

Мелви очень тяжело вздохнула:

– Тогда дура – ты.

– Да я-то с чего дура? Мел, Август никогда не увлекался мной всерьез. Ты права – я заставляю Августа быть похожим на человека, хотя бы временно, только для него это сущее мучение… Да, на него иногда находит что-то, но ненадолго.

– Ах, все-таки находит?

– Слушай, я не хочу об этом.

На губах Мелви заиграла хищная улыбка. Я влипла. Ладно, как-нибудь переживем.

– Не хочешь – как хочешь, – легко согласилась она, и в самом этом согласии крылся подвох. – Можем поговорить о чем-нибудь другом.

– Да-да. Вернемся к нашим баранам.

– К китайским?

Мы засмеялись. Да уж, хороша игра смыслов – если вспомнить, что в гербе Маккинби аккурат китайский баран и красовался.

– Расскажи про Мэдлин Рассел-Грей, – попросила я. – Если уж мы взялись обсуждать женщин, то лучше ее.

– Я мало знакома с ней. Она всегда одинаковая.

– Что ты слышала о ее детях?

– Дети, – кивнула Мелви. – Вроде бы двое. Вроде бы растут в баснословно дорогом и престижном интернате.

– И какие проблемы узнать? Их же внешность выдает. Нельзя выяснить, где учатся двое эльфов?

– Нигде не учатся, – ответила Мелви. – Лично узнавала.

– В Куашнаре?

– Если только.

– Не в том ли интернате, который якобы затопило и из которого Билл Николс забрал двух чудом спасшихся мальчишек? По странной случайности никто больше не выжил. Ни учителя, ни персонал, ни другие дети. Только эти двое.

– Знаешь, на мой взгляд, это слишком откровенный шаг для Николса. Он мужик-то продуманный.

– А если он считает Мэдлин сумасшедшей? – предположила я. – Допустим, она на почве мести за отца свихнулась. То, что она рассказывает, вполне тянет на манию преследования… Николс знает Мэдлин давно и хорошо, может сравнить то, что было раньше, с тем, что есть сейчас. И он просто спасает детей от нее.

– Дел, тогда ты права, и они его родные дети. Иначе ему пришлось бы оформлять им фальшивые документы, а это – готовое обвинение в киднепинге. Значит, у него есть законное право удерживать детей у себя.

– Кстати, кто натравил на него федералов?

– Спроси у Кида, – посоветовала Мелви с многозначительной улыбкой.

– Понятно. Те же, кто подсидел его. И ты совсем ничего не знаешь?

– Верь не верь – совсем. Только вчера услышала. Вместе с известием об увольнении. Аккурат после слов, что мой рабочий допуск аннулирован.

– И как Кид собирается решать трудовой спор? Вот так взял и уволил?

– А у меня отпуск за два года не гулян. Формально я в отпуске.

– Ладно… – Я выбила пальцами дробь по подлокотнику – и резко сжала кулак. Жест, подхваченный у Августа. Нет, целых два жеста. Он точно так же делал, когда ловил себя на том, что стучит пальцами.

– Конечно, я сама не успокоюсь, – буркнула Мелви. – Просто теперь мне придется тратить больше времени на сбор информации.

– Еще Йена Йоханссона надо будет тряхнуть.

– Это ты сама.

Я покивала.

– Что-то у нас не складывается, – сказала я. – Есть куча фигур, и каждая ведет себя наиболее глупым для ее положения образом. Но фигуры-то – далеко не дураки. Значит, мы неверно понимаем их положение и роли в игре. Так?

– По-моему, у нас просто не хватает данных.

– А ты знаешь, каких именно?

– Если бы знала, добыла бы. Мне, как бы тебе сказать, не понравилось, что меня уволили. Я понимаю, Кид выводит из-под удара всех, кто ему симпатичен, но это означает, что сам он уже сдался. То есть для себя он выхода не видит. Если, конечно, ему на блюдечке не принесут чертову Мэдлин.

– А ведь я ее вот так близко видела…

– М-да… – Мелви только вздохнула.

– Я смотрю, ты и мысли не допускаешь, что она могла говорить правду.

Мелви покачала головой:

– Я быстрей поверю в то, что Николс действительно украл ее детей, а помогал ему в этом Хорас Грей. И Мэдлин, не сумев договориться с братом, навела киллера на него, чтобы Николс понял, как все серьезно. Не рассчитала и заодно угробила отца, мать, сестру… Дел, она слишком спокойна для женщины, которая разом потеряла всю семью. Такое спокойствие демонстрируют убийцы. Это у них бывает – а-а, не знаю, куда жена пошла, мы поссорились, она оделась и выбежала, крикнув, чтоб я забыл о ее существовании. А жена в это время лежит в ванне, порубленная кухонным топориком.

– Меня волнует то, что интрига развернулась на самой границе Шанхая, а китайцы вроде как и ни при чем. То есть их интересов я тут не вижу.

– А Мэдлин тебе эти интересы подкинула. И заметь – она не узнавала, какое отношение ты имеешь к делу. Она просто вывалила на тебя инфу, про которую кто-нибудь умный мог сказать – странно, что ее нет.

– Вот тут ты ошибаешься. Этого не было в моем рапорте. Мы познакомились с ней чуть раньше, накануне. И разговор у нас был именно про китайцев. Собственно, про то, как относятся китайцы к новому императору и что он за человек… Между прочим, вспоминая Сайгон, Мэдлин вообще не упомянула Николса, даже намеком. Она говорила только про китайцев. А про Николса мне на следующее утро рассказал Йен Йоханссон. Кстати, Август считает, что свалить Николса можно одним способом – поссорить его с китайцами. Я абсолютно уверена, что у него свои источники информации, он не обсуждал тему с Мэдлин. А она потом сказала практически то же самое.

– Вообще… Знаешь, в чем ты права? Действительно странно, что китайцы не пытаются найти свой интерес в заварушке. Не помню случая, чтобы они упускали шанс. А тут им в руки идет Сайгон. Наша агентура там частично выбита, частично бежала, под Николсом земля горит, а китайцы как будто не замечают.

– Так, давай попробуем свести то, что у нас есть. За Николсом охотятся федералы: они считают его нашим беглым преступником. Куашнара его не отдает: он сдерживает как китайцев, так и наш криминалитет. Китайцы не отдают, потому что их до сих пор никто не просил об этом. Николс воспитывает двух явно эльфийских мальчишек, называя их приемными. Йоханссон утверждает, что в составе китайской делегации нет ни одного прогрессиста, сплошь консерваторы и помощники старого императора. Мэдлин утверждает… Кстати, она действительно должна была переводить?

– Да.

– Мэдлин принимает назначение, затем узнает, кто прилетел, и начинает метаться. Она утверждает, что в числе помощников делегатов прилетели люди, ответственные за убийство ее отца. Заметь – китайцы. Причем не мафия, а чиновники. Она сдает несколько коррупционных схем, но ни словом не заикается о приемных детях Николса. Кида подсидели, и подсидели из-за Мэдлин. Николс – протеже семейства Грей. Это семейство открестилось от Мэдлин, она пользуется помощью Расселов. Близкая подруга Расселов утверждает, что были слухи, будто у Мэдлин двое детей от Николса, и он их выкрал. Что тут лишнее?

– Дел, ты как хочешь, но детская история – лишняя.

– Вот и мне так кажется.

Я потерла лоб, потом глаза. Когда ж они перестанут чесаться?

– Пока мне ясно одно. В нашей разведке есть два лагеря. Тот, к которому принадлежит Кид, поддерживает Мэдлин. Не знаю, может, ее прочат в агенты влияния куда-то на самый верх Шанхая. Да хоть во дворец, неважно. Второй за ней охотится и пока явно пересиливает Кида. Этому лагерю – если верить, что Кид озвучил их позицию, просто для нашего сведения, – выгодно, чтобы Николс оставался на месте, а шанхайскую делегацию приняли как дорогих гостей. По всей видимости, в этом же заинтересован и новый император, что странно, учитывая его отношение к отцу. Все это меня беспокоит, потому что китайцы – дивно логичная нация. Зачем, спрашивается, посылать людей, которые ненавидят Землю и не пойдут на компромисс, если нужно договориться? Зачем крышевать Николса, если нужно свалить чиновников старого императора? Значит, либо у молодого императора совсем другие планы, либо у нас не хватает нескольких звеньев.

– Что, в общем, одно и то же. Дел, давай ткнем пальцем в небо? Сейчас приедем, спросим у Лайона. Он вообще ни при чем. И может что-то увидеть именно потому, что посторонний.

– Я готова не только у него спросить, а даже у леди Памелы.

Мелви засмеялась. Да уж, хочешь услышать ответ младенца – спроси у нее.

Но ведь устами младенца глаголет истина…

– Девочки, китайцы – одна из самых понятных культур, – говорил Лайон Маккинби. Он ломал хлеб на маленькие кусочки, обмакивал в соус и поедал их так аппетитно, что мне тоже хотелось, но я терпеть не могла этот соус. – У них фактор человеческого каприза крайне незначителен. Одна фигура значима, только если она стоит на самой вершине. И то капризы там мелкие – женщины определенной внешности, экзотическая еда, всякая роскошь… Значение в Китае имеют не большие люди, а большие идеи. Если личность выдвинулась, значит, она проводит большие идеи, понятные и приятные государству. Это не европейская культура, где отношения зачастую выстраиваются на личной симпатии. В Европе к государствам порой относились как к людям. Приписывали им зависть, обиду и так далее. В Китае, равно как и в любой другой огромной стране, это неестественно. Государство больше человека. Достаточно взглянуть на то, какую площадь занимал древний Китай, чтобы это понять. В Европе авантюрист мог за сутки-двое уехать в другую страну, враждебную исходной. В странах вроде Китая это невозможно. Потому и зависимость человека от государства была совсем другая.

Мы с Мелви слушали его размеренную речь. Не знаю, о чем размышляла подруга, а я думала: какая к черту пенсия, в Военный университет ему надо, преподавать. Только прикладники умеют формулировать свои мысли так четко и емко. Учатся этому в боевой обстановке.

– Так вот, применительно к нашим баранам. Китайцы очень не любят шпионов. В силу своей огромности у них мощное чувство собственной территории, собственного государства. Если Европа еще в Средние века привыкла, что соседи с двух сторон могут перекликаться через страну между ними, то Китай всегда варился в собственном соку. В Европе принцип невмешательства в дела соседа пришлось насаждать силой. Для китайца само представление о том, что иностранец может манипулировать внутренними процессами в его стране, – дикость. Дикость и невыносимое хамство. Не стоит забывать, что европейцы постарались укрепить китайцев в этом мнении. Опиумные войны, иезуитская миссионерия и так далее. И таков весь истинный Восток. Они проще относятся к воинственным ордам, вторгающимся в их страну, чем к шпионам.

– Грей много лет был шпионом и сидел на сопредельной территории, – напомнила Мелви.

– Во-от, – Лайон поднял палец. – Китайцы не считают наблюдателей, каким был Грей, настоящими шпионами. Ну, пусть глядит. Порой их даже смешат иностранные соглядатаи, они слегка издеваются над ними, придумывая для них китайские имена-прозвища, вроде Розовые Уши или Бородавка Под Глазом. Как правило, такие наблюдатели страдают только во время тотальных чисток, и то их чаще высылают, чем казнят или убивают. На чужой территории китайцы чистки не проводят. Но если человек начинает вмешиваться в их дела, совершает действия, которые могут вызвать изменения во внутренней политике, – он в большой опасности, где бы ни находился. Его достанут где угодно и накажут.

– То есть, когда Грей докопался до отмывочных схем… – начала было Мелви.

– Или что-то еще. Николс вовремя переметнулся на китайскую сторону и поэтому выжил. Но к нему тоже относятся плохо. Им пожертвуют без колебаний. Я допускаю, что сведения против себя нашим федералам он сбросил сам. Для него земная тюрьма означает шанс выжить. Но он еще побарахтается.

– Хорошо, а делегация? – спросила я.

Лайон отмахнулся:

– Это изгои. Император таким образом решает свою внутреннюю проблему. Китай всегда был ориентирован вовнутрь, а не вовне себя. Свойство больших стран, которым не нужен компромисс решительно со всеми соседями. Какие полномочия у этих делегатов? Их выпроводили на увеселительную прогулку. Туда, где они не смогут лишнего шага сделать без присмотра федеральной безопасности. Я бы еще вот над чем подумал: нам прислали людей, с которыми невозможно договориться. Но мы будем пытаться. Над проблемой будут работать лучшие умы. Не отвлекающий ли это маневр? Хотя скорей всего их просто выслали на время. Оторвали от рычагов управления, лишили шанса влиять на внутренние процессы здесь и сейчас. Вернувшись, они окажутся никем. И если не осознают этой важной мелочи, то станут трупами. Шанхаю сейчас нужен внешний опыт, и внешняя торговля тоже. Для решения этой задачи они приглашают к себе нашу делегацию. Я видел список. Там хороший подбор специалистов, все понятно и логично. А китайские делегаты пусть у нас поболтаются, чтобы дома не мешали. Очень простое, эффективное и красивое решение. Кстати, императору совершенно наплевать, что мы будем ломать головы над этой загадкой. Если он узнает, как мы озадачены, только посмеется.

– А если мы поймем его неправильно, выдумаем лишнее и наделаем глупостей?

– На-пле-вать, – повторил Лайон. – Уясните эту простую концепцию, милые дамы, и вам откроется Истинное Знание. Или Высшая Истина, я забыл.

У меня в голове будто щелкнуло что-то. Вспомнила, какую выволочку однажды схлопотала от Лайона Маккинби, будучи юным и самоуверенным лейтенантом. «Уясните эту простую концепцию, лей-те-нант!» – рычал Лайон шикарным басом, оправдывая свое имя.

Он ведь тогда до меня – снизошел. Генералы не песочат лейтенантов, они их в упор не видят. Много позже я узнала, что его первая жена – такой же, как я, разведчик-«тактик» – погибла в бою. И с тех пор Лайон, когда молодые лезут очертя голову в пекло, воспринимает это как свою персональную ошибку… А иначе черта с два он стал бы персонально возиться с молодежью, растолковывая детали, которые всякой мелюзге и знать-то не положено.

А теперь мы сидим за одним столом чисто по-родственному, и за плечами у нас много-много всякого-разного. И генерал благоразумно женат на разведчице, которая в поле не пойдет. И у них с Мелви понятно, что впереди, только у меня – пустота.

Стало вдруг холодно.

– Так, – кивнула Мелви, – а дети? Дети Николса?

– Это не ко мне. Может, у него и вправду были отношения с Мэдлин. Но устранить ее он пытается не из-за детей, а из-за бизнеса. И не обязательно он – возможно, его китайские партнеры. Общие дети – не повод убивать, а лишний шанс договориться. Значит, проблема не в детях.

…После ужина мы с Мелви пошли в сад.

– Ну? – Я посмотрела направо, где в любимой беседке леди Памелы горел фонарик. – Проверим версию с младенцем, который глаголет истину?

– А нам есть что терять?

– Конечно. Если Памела переволнуется и будет плохо спать ночью, на нас обидится Скотт Маккинби.

Мелви пофыркала, но направилась к беседке.

Мы очень старались изложить для Памелы всю историю так, чтобы опустить максимум шокирующих подробностей. Но леди все равно испугалась и возмутилась. Выслушав прочувствованную тираду о том, что совершить такое преступление, как расстрел безоружного семейства, могла только китайская мафия, Мелви сумела вставить словечко:

– Леди Памела, а дети Николса?..

– Это дети чьи угодно, только не Мэдлин, – категорично ответила та. – Потому что, девочки, вы очень молоды. Делла всего два месяца как мать, а тебе, Мелви, еще только предстоит ею стать. Мать никогда не бросит детей. Николсу достаточно было пригрозить детям, чтобы Мэдлин пожертвовала собой и приехала куда сказано. Но раз она по-прежнему в бегах, значит, детьми ее не шантажируют. Значит, это не ее дети.

Я деликатно промолчала, а Мелви продемонстрировала чудеса забывчивости. По нашим лицам никто не смог бы угадать, о чем мы думаем. Леди Памела Торн была второй женой Скотта Маккинби Старшего. Она вышла замуж в двадцать два года, несколько месяцев радовала немолодого супруга детской непосредственностью, а потом забеременела. По неизвестной причине беременность сильно огорчила ее, до такой степени, что развилась депрессия. И тут очень не вовремя до Памелы дошла новость о трагедии в семье. Леди Элен, матушка Августа, родила второго ребенка, но его по нелепой случайности уронили в клинике: один шанс на сто миллионов, и он выпал семье Маккинби. Малыш погиб. Эта беда добила несчастную леди Памелу. Когда ей после родов показали младенца, она заявила, что это не ее ребенок, она вообще не была беременной, и это, наверное, ребеночек Элен, зачем врачи врут, будто он умер, надо немедленно отдать его матери… Словом, так вышло, что новорожденного действительно забрала леди Элен, а леди Памелу доставили в закрытую клинику, где она провела следующие три года.

Алистер Маккинби называл Элен мамой, ее мужа папой, ее детей – братьями и сестрами. Ни родная мать, ни родной отец нисколько им не интересовались: растет и растет парень, все замечательно, беспокоиться не о чем, другое дело леди Памела, вот кому худо-то. Само собой, такое отношение к ребенку возмущало и леди Элен, и Марка Маккинби, который своего тестя и без того не особенно любил.

Алистеру было три, когда леди Памелу наконец отпустили домой. Разумеется, сына ей тут же привезли. Она похлопала на него большущими глазами, сказала: «Какой очаровательный малыш». И все. Алистер остался в семье сестры. К его десяти годам леди Памела оправилась окончательно, а Скотт Маккинби Старший привык, что детей у них нет – и лучше не надо. Тут-то леди Памела и изъявила желание воспитывать сына. Алистеру сказали правду, он страшно обиделся, но при встрече вел себя прилично. Леди Памела поиграла в него, как в куклу, убедилась в полной своей материнской несостоятельности и вернула Алистера в привычную ему обстановку.

Следующая попытка как-то сблизиться произошла уже по инициативе Алистера. Ему было шестнадцать, он созрел для того, чтобы самостоятельно выстраивать отношения со взрослыми. Целых полгода у него получалось быть примерным сыном. Леди Памела воспринимала его как любимого родственника, но быстро выучилась говорить правильные слова. Зато Скотт внезапно разглядел, что у него замечательный, только неотесанный сын. И взялся его воспитывать.

Алистер честно терпел. Потом огрызался. Потом он закончил школу и поступил в университет. Встретил необыкновенную девушку и немедленно на ней женился. Брак был настолько неравный, что Скотт Старший запретил даже говорить о нем. Единственный раз, когда он поссорился с леди Памелой – которая, надо отдать ей должное, нашла историю романтичной, а невестку хорошенькой. А Алистер психанул и отказался от семейной фамилии, превратившись в Алистера Торна. Под этим именем он начал службу в контрразведке, сделал карьеру и прославился.

Я уже два года отработала у Августа, когда семья наконец примирилась. У Алистера подрастали двое сыновей, и только увидев внуков, леди Памела наконец-то ощутила себя матерью.

А теперь она объясняет нам, что мать не может бросить своих детей.

Впрочем, леди Памела так загадочно устроена, что могла попросту забыть лишнее.

– Но почему они эльфы? – спросила Мелви.

Леди Памела улыбнулась:

– Наверное, это говорит о том, что Николс всегда хорошо относился к Расселам. Может, он был влюблен в Мэдлин, но безответно, и мечтал, чтобы у них росли такие красивые дети, их общие. Естественно, он подобрал мальчиков с эльфийской кровью, чтобы Мэдлин поняла – он не расист, никогда не обидит ее дурным словом об эльфах. И подбирал детей, конечно, у нас. Да вы спросите Джеймса Рассела, вот кто может знать.

Вот уж сказала так сказала.

А самое главное – попробуй возрази.

Перейдя Твид по пешеходному мостику, я остановилась. Опасливо поглядела вдоль улочки.

Я могла поклясться, что этой вывески тут еще вчера не было.

Прекрасно сделанная, ручной работы вывеска. Бутик походного снаряжения. Туристам по идее должно пригодиться, только не в Пиблс, а где-нибудь севернее.

Я подошла вплотную. Браслет не увидел меток. Ни одной. Вывеска была именно такой, как выглядела: подчеркнуто дорогой и вызывающе антикварной.

Шрифт. Я отдаю себе отчет в том, что совпадения и случайности возможны. Но этот шрифт я видела в одном-единственном месте. Им набирались заголовки эльдорадского «Голоса», уникальной газеты, которая, помимо сетевого тиража, выпускала и ровно сто бумажных экземпляров. Они ложились на столы правительства и самых влиятельных олигархов. А вчерашние номера отправлялись в библиотеки и подшивались в толстенные тома – для истории.

Постояв немного на пороге, я толкнула дверь и вошла. На пороге нет рамки. Ну-ну. Такой подход к оформлению и торговле – это расчет на самых взыскательных и богатых покупателей. Странно, что хозяева бутика расположились на улочке с сомнительным потенциалом. Ну кто сюда пойдет? Туристы? Они ходят по набережной. Если только Маккинби… Это же их любимый маршрут через город к церкви.

Из глубины магазинчика выскользнула девушка. Я напряглась.

Шатенка с довольно светлой кожей и серыми глазами. Коротко подстриженная, легкая и компактная. Только я видела, что волосы, брови, ресницы и кожа у нее высветлены. А шея такая же короткая, как у большинства эльдорадок.

– Могу я чем-нибудь помочь вам? У нас есть очень удобная обувь для прогулок по пересеченной местности, ваши ножки никогда не устанут. Ручаюсь, вы не отыщете аналогов даже в Эдинбурге или Лондоне. Производитель – Куашнара, и этот товар поставляют на всей Британии только нам.

Акцент. Едва уловимый.

– Простите, вы ведь недавно открылись?

– Да. Мы беженцы, переехали с Тюна.

Да-да. Уже верю. Я ведь точно знаю, на каких именно планетах в Эльдорадо используют диалект, который дает такой акцент. Четыре планеты, где практически нет этнических мексиканцев, зато можно встретить даже португальца, не говоря о пуэрториканцах.

– Наверное, по сравнению с Тюном вам кажется, что на Земле очень дорогая жизнь?

Девушка оглянулась, рассмеялась:

– Я понимаю вас. Но здесь нет ничего, что принадлежало бы нам лично. Мы зарабатываем для доминиканского ордена. Братья помогли нам перебраться сюда.

– У вас большая семья?

– Нет. Была большая. Но… Словом, нас осталось только двое. Я и брат. А вы ведь живете в поместье за рекой? Простите, если я бестактна. Просто брат часто удит рыбу в реке, здесь это не запрещено, и лицензия не нужна, если рыба не на продажу. Я относила ему обед и случайно видела вас, вы гуляли по другой стороне. Я запомнила, потому что у вас был чудесный жакетик, такой серенький. Я долго рассматривала вас – мечтаю сшить себе жакет такого фасона.

– Я не живу там. Бываю в гостях. Там живет семья Маккинби.

– О, это я знаю! Если бы не брат Скотт, наверное, мы бы не сумели выбраться с Тюна. А он помог нам приехать на Землю и дал работу в этом бутике. Чудесный человек!

Так-так. Брат Скотт – не иначе Скотт Маккинби Младший, для друзей просто Скотти, приор доминиканского монастыря. Скотти, между прочим, еще проницательней, чем Август. Даром что не светский инквизитор, а настоящий. Не могли эти ребята обмануть его, сказав, что они с Тюна.

– Удивительно, я раньше не замечала вашу вывеску, а ведь она очень броская.

– Броская? Правда? – Девушка просияла. – Вот и я говорила, что на такой богатой улице она непременно сработает. Потому что настоящая, а здесь такие люди, они видят и ищут только настоящее. Ее рисовал мой брат, он закончил только вчера вечером, а утром мы ее повесили. И вы сразу заметили! – Она помолчала. – Вы точно не хотите примерить ботиночки?

– Увы. Я случайно проходила мимо, у меня нет времени. В другой раз.

– Конечно! Мы открыты каждый день, кроме воскресенья, тогда мы ходим в церковь. Но если вам понадобится – наши комнаты здесь, можно войти с заднего двора, там очень чисто и маленький садик. Мы всегда откроем бутик для вас.

Я повернулась к двери. На створку из полупрозрачного стекла легла тень, я инстинктивно посторонилась. В бутик шагнул высокий угловатый парень, от него пахло рекой, в руке он нес садок с крупной форелью.

На мгновение мы встретились глазами.

И все друг о друге поняли.

Когда-то давно я арендовала у него такси как наемный водитель. Он держал маленький парк из девяти машин. Я выбрала симпатичный оранжевый хэтч, такой заводной, что на нем захотела прокатиться даже строгая генеральша Вальдес… Интересно, Мигелю потом вернули его машину? И с каким объяснением?

Я миновала его и вышла на крыльцо. У оградки были привязаны две сердитые собачонки. Я позволила им обнюхать меня и направилась к мосту.

В гостиной пили чай Август и леди Памела. Ну надо же, явился, гулена. Я не видела его с самого прилета на Землю – он доставил меня в Пиблс и немедленно свинтил куда-то, сказав, что будет занят и сам отзвонится, когда освободится. Освобождался без малого пятеро суток.

Август скучал, леди Памела гладила кота Барсика – на самом деле такого же сибирского киборга, как и наша собака Василиса, – и кормила его с ладони пирожными.

– Видела в городе бутик туристического снаряжения, – сказала я. – Сразу за мостиком. Поговорила с продавщицей. Уверяет, что они с братом бежали на Землю с Тюна.

– Ах, Делла, вы про этих несчастных беженцев? – встрепенулась леди Памела. – Скотти часто навещает их. Очень тепло отзывался о них, сказал, что люди набожные и скромные. А бутик орденский, орден только дал им работу и жилье. Боже мой, как мне всегда жалко беженцев! Что может быть хуже, чем оставить родину…