Ведзьмин

Конрат Одюшко — Конрат, имечко-то ровно как у лорда! — заслышал ровный перестук копыт рано утром у самой хаты. Ничего доброго подобный звук кмету не сулил — это был, верно, либо кто-то из жолнежей барона, либо сборщик податей, либо разбойник. Какой из вариантов сулил наигоршие последствия, Конрату судить было сложно.

С другой стороны, конник был один — значит, не облава. Значит, палить хаты не будут. По меркам разоренного войной Велена это было немало.

Лежа на жесткой лавке под тонким шерстяным одеялом, он чутко прислушивался к копытам — минуют, нет?

Не миновали. Рысь перешла на шаг, затем копыта остановились вовсе — как раз под окном. Заскрипел влажный с ночи песок под чьими-то уверенными шагами, и в следующий миг в дверь хаты грохнул кулак.

— Отворяй, кмет! Разговор есть.

Но ломать дверь не стали — еще одна добрая новость. Конрат заковылял в сени, подволакивая ногу — не гнулась еще с первой Нильфгардской войны — но стараясь двигаться шибче. Раздражать незваного всадника не стоило — не те времена, да и места не те. По нынешним нравам, любой с достаточно острым мечом и крутым нравом мог вырезать хоть деревню, хоть две — и спокойно убраться восвояси, не боясь гнева лорда. Да и лордов в Велене, можно считать, что и не осталось. Старые сгинули, новые еще не освоились.

То самое время, когда власть и безвластие одинаково плохи.

Незваный гость вошел в хату, едва Конрат откинул задвижку — вошел, едва не сшибив плечом косяк, стукнувшись головой о притолоку и чуть слышно ругнувшись по этому поводу. В полутемных сенях Конрат сперва не разглядел его, только понял, что человек тяжел и широк в кости. Но стоило им войти в светлицу, как сердце у кмета упало. Незнакомец двигался как готовая к броску змея — плавно перетекая с места на место, постоянно готовый как к броску, так и к отражению атаки. Воин, умелый и опытный. От такого жди неприятностей — не слишком длинный, но насыщенный военный опыт говорил об этом Конрату со всей очевидностью.

— Чем могу… подмогти? Милсдарь?

Он сказал «подмогти», а не «служить», и незнакомец это заметил, нахмурился. На широкой груди, затянутой в дорогую, хотя и латаную кольчугу, Конрат заметил непонятный амулет, голова то ли волка, то ли какой еще зубастой твари. Что-то это означало, не слишком хорошее, но и не сулящее немедленной опасности. Вспомнить бы…

— Ты живешь тут давно, не переселенец, не беженец, — это не было вопросом. Воин был беловолос, а глаза имели в полутьме странный желтоватый оттенок. От него пахло дождем и кожей, и еще чем-то странным, резким. Конрат Одюшко, старый солдат, шмыгнул носом и решил не пытаться понять. — С месяц назад здесь проезжала девушка. Пепельные волосы, зеленые глаза. Скорее всего, вооружена. Возможно, ранена. Видел ее?

— Подумать надоть, — осторожно сказал кмет. — Токмо верней всего ее другие зрели, которые у шляха живут. А я-то что уж…

— Да, ты живешь в крайней хате, ближней к лесу, — терпеливо сказал беловолосый. — Хата новая, значит, отстроена после первой войны с Нильфгардом. Сложена заново — значит, у тебя был дозвол от лорда и старосты. Над дверью у тебя висят ножны от меча — значит, служил, и отстроился по войсковой квоте. Хата справная и стоит в правильном месте — от набега можно быстро рвануть на опушку, от нее — в лес.

— Староста повинен ведать, его-то и пытайте. Да и другие…

— Меня не интересуют другие, у которых вшей в голове больше, чем мозгов, — дернул гривой незнакомец. — Твоя хата на отшибе, а она, вероятно, скрывалась. В третий раз спрашиваю — видел девушку?

Конрат Одюшко, наконец, вспомнил, о чем толковал ему в армии земляк. Незнакомый воин был ведьмаком — охотником на чудовищ. Что ж, в Велене ему было, похоже, где развернуться. Вот только к чему здесь вопросы о девушке? Но главным было другое…

Ведьмаки не могут причинять зла людям.

— Мнится мне, — изобразил задумчивость кмет, — проезжала тут эдакая мазелька, как вы говорили. Только вот…

— Ну?

— Коли я вам поведаю, вы повинны будете что для меня сделать, — решил Конрат. — Оказать услугу, во.

Странно узкие зрачки ведьмака сузились еще больше.

— Вот как? Услугу?

— Нешто не разумеете? У вас нужда, и у меня нужда — подсобить требуется. Вспахать поле должно — а лошади нет. Забрали лошадей-то жолнежи. Но недалече, где намедни сеча была, много коней осталось, говорят, есть и справные. Только там трупоеды завелись — боязно ходить. Кабы вы от трупоедов избавились, да лошадок привели, от меня и всего села вам бы большая благодарность вышла. Ну, а на край, и одной достаточно будет — для меня. Баш на баш — и разойдемся, милсдарь. Ну?

— Девушка, которую я ищу, — медленно сказал ведьмак. — Она мне как дочь. Ей грозит опасность, и если случится страшное — это может навсегда изменить мир. Весь мир, понимаешь ты, кмет?

— Чего ж тут непонятного? А только хорошая лошадка мне важней вашей мазельки будет. Не думайте долго, мастер ведьмак — такое мое условие. Сказ про паненку за услугу.

— Не тому тебя в армии учили, — беловолосый каким-то чудным, плавным движением оказался рядом, сгреб за шиворот оторопевшего Конрата, поднял одной рукой чуть ли не на локоть. Глаза вспыхнули колдовским кошачьим светом. — Желаешь испытать мое терпение?

Кмет почти не испугался.

— Не извольте гневаться, мастер, только мне про вас много сказывали… Не могете вы людям вреда творить… не спроможны на такое.

Хватка ослабла, и Конрат сполз по косяку вниз, поймав спиной парочку длинных заноз. Ведьмак возвышался над ним упрямой темной башней.

— Правду тебе рассказывали, кмет, — согласился он хрипло. — Правду. Только не всю. Прямого вреда причинить тебе и правда не могу. Но неужели ты думал, что ведьмаки — то бишь те же люди, только более хваткие и быстрые — не придумают способа обойти этот запрет?

Конрат Одюшко явственно ощутил, как по истерзанной занозами спине потекли струйки холодного пота.

— Это «моральная серая зона», — непонятно сказал ведьмак. — Перерезать тебе горло или сломать руку — это вред. А перешибить нос, рассечь башку, ненароком уронив на пол — что это?

— Тоже, — убежденно сказал Конрат, потихоньку отползая в сторону. Походило на то, что земляк был крупно, напрочь неправ относительно ведьмаков. Или это его перевернутое счастье сыграло?

Беловолосый ухмыльнулся пустым лицом — жестоко, бездумно.

— Может быть. Вот только это дастся мне уже куда проще. Но есть ведь и другие способы убеждения — бросить отраву в колодец, спалить хлев… о! Пожалуй придушу тебя угарным газом.

Он быстрым движением перекрыл печную заслонку летнего хода.

— Ведьмакам оксид углерода особого вреда не наносит, — сухо проинформировал он. — Из-за мутаций. А вот его действие на людей мне совершенно неизвестно — я бессовестно прогуливал уроки в Каэр Морхене. Проведем эксперимент. Гордись, кмет — ты станешь источником бесценных научных сведений на многие поколения вперед.

— А-а-а-а! — Конрат запаниковал. Простая задумка с дармовой лошадью оборачивалась как-то не так. — Не желаю угорать! Мастер ведьмак, пощадите!

— Что ж, можно и пощадить, — легко согласился беловолосый, поглядывая на печку, в которой весело плясал огонь. — Мы, кажется, говорили о зеленоглазой девушке, которая проезжала через твою деревню?

— Была, была, мазелька-то! Токмо не сама она ехала, а везли ее под белы рученьки! Сама, знать, подранена оказалась.

— Ранена? Сильно? — Кривой шрам, идущий через лоб, глаз и щеку, стал из розоватого багровым.

— Того не ведаю, милсдарь ведьмак. Держалась в седле, но едва-едва, тяжко. А провезли ее жолнежи Барона нашего давешнего. Опосля того, как прежний наместник, Всерад, чтоб ему икалось теперь до несхочу, утек на Чортов остров, пришел новый — Штефан, кажись, его кличут, обсел в пустом замке, да и принялся грабить…

— Это несущественно, — прервал Конрата ведьмак, думая о чем-то своем. — Значит, говоришь, отвезли Ци… девушку в замок к барону?

— Истинно клянусь в том, что так и было. Присягаюсь.

— Добре, кмет, присягайся как следует. Не думай, что твои проблемы так велики, что ради них я буду бегать по болотам, рубя утопцев и трупоедов, вместо того, чтобы идти по следу. И не шути в будущем с ведьмаками — они бывают куда нетерпеливее меня. — Он перетек к двери, неслышно приотворил ее, на секунду прислушался к происходящему снаружи и кивнул. — Бывай.

Конрат слышал — громко фыркнула и переступила ногами кобыла, брякнула сбруя, хриплый голос прикрикнул «Но-о-о, Плотва! Ходу!», застучали удаляющиеся копыта, и снова стало тихо.

Кмет опустился на пол без сил, его колотило. Ведьмаки оказались в точности такими, какими их описывала молва — не считая придурка-земляка из армии — жестокими, бездушными тварями, чуждыми всякой человеческой искры.

— А еще говорил, что убивает чудовищ, — севшим голосом поведал Конрат непонятно кому. — А сам даже плохонькой лошадки не захотел найти, да потвор вывести. Как пахать теперь, чем сеять? А ведь я все, что знал, сказал. Как же теперь?

Потом ему в голову пришла другая мысль. Да, сам он знал мало, но барон, к которому направился белоголовый, наверняка ведал куда больше. Только представить, как ведьмак станет выбивать сведения из него…

Если бы кто-то заглянул ранним утром в бедную хату, что стояла у самой опушки, он увидел бы странную картину — лежащего на полу и неудержимо хихикающего кмета. Он трясся всем телом, обхватив самого себя за плечи, из горла несся уже даже не смех, а какое-то низкое хрипение, но остановиться у бедняги не выходило никак.

Белоголовый ведьмак был, возможно, не самым добрым и сострадательным ведьмаком на земле. Но как минимум одно человеческое качество у него было развито прекрасно — он уважал и ценил добрые шутки.