Углич открылся издалека: золотые кресты на куполах церквей и колоколен скребли низкие темные тучи, могучая десятибашенная крепость вознеслась на рукотворных земляных валах над россыпью приземистых избушек и колыхалась там в сизоватом мареве. Марево поднималось от ремесленных слободок, раскинувшихся от твердыни почти на версту во все стороны и даже перебравшихся на левый берег Волги[6]. Под ударами весел ладья подошла под самые стены, к одному из центральных причалов, решительно подвалила на свободное место, одновременно сбросила сходни и канаты. Корабельщики накинули петли на причальные быки, натянули концы, а по сходням спустился на тесовый настил веселый и румяный Ясень – в суконных штанах и атласной косоворотке, в горлатной шапке и зеленом кафтане, расшитом алым и желтым катурлином[7]. На ногах его красовались красные сафьяновые сапоги, на поясе – широкий кушак из золотистого атласа. Отмытый от пота и грязи, побритый наголо и опрысканный полынным маслом, паренек выглядел натуральным княжичем – только меча на поясе не хватало.
– Эй, мил человек, кто стоянке хозяин? – окликнул Ясень мальчишку, сидящего на краю причала с удочкой. – Скажи, гость торговый место нанимает!
Тот отложил снасть и побежал по тропинке к городу.
Среди товаров, что везли кривичи, нашлось достаточно добра, чтобы празднично нарядить всех гребцов, и теперь никто и в мыслях не смог бы допустить, что всего несколько дней назад это были несчастные, забитые рабы без надежд на будущее. Теперь это были солидные гости, богатые и желанные.
– Ну что, дружище, дерево свое заветное покажешь? – спросил ведун. – Может статься, Любава уже там, очи свои проглядывает, за Волгою следя?
– Конечно, покажу, Олег, – счастливо улыбнулся Ясень. – Токмо хозяина причала дождусь. Расплачусь за стоянку. О деле забывать нельзя. Все же я ныне за все в ответе.
Освободившиеся невольники выбрали его за старшего единогласно. Не за какие-то особые заслуги, разумеется, а чтобы перед невестой молодой купец выглядел богаче и солиднее. Историю паренька гребцы знали наизусть и потому всею душой болели за него и его счастье.
– Ну, давай подо…
Внезапно у ведуна словно рвануло нутро железными клещами, он ощутил на миг невесомость, стремительное падение в пропасть, на рельсы железной дороги. Руки оказались связанными за спиной, прямо перед глазами – лицо девушки.
– Как к тебе попасть?! – выкрикнула она. – Где мое золото?
– Роксалана? – изумился Середин.
– Где ты, где золото?! Говори! Ну же, быстрее!
– Как ты меня нашла? Что происходит? – все еще не мог понять Олег, и внезапно его что-то дернуло за ступни, упруго затормозило над самой землей, швырнуло обратно вверх.
– Говори же, Олег! Ну! Говори! Я ведь тебя все равно достану!
Тело вскинулось, стало падать обратно, почти сразу тормозясь.
«Ничего страшного, тарзанка…» – мелькнуло у него в голове, сознание снова «поплыло» – и Середин пришел в себя, дергаясь на траве в мелких судорогах.
– Что с тобой, новичок? – вокруг него сгрудилось несколько гребцов. – Ты чего кричишь? Что случилось?
– А я еще и орал? – уточнил с земли Середин.
– Еще как! Словно смерть саму увидел…
– Лучше бы смерть… – сглотнул, поднимаясь, ведун. – С нею хоть договориться можно.
– Ты как? – заботливо поддержали Олега несколько рук.
– Все хорошо… Токмо, пожалуй, я ныне с вами не пойду. На постоялый двор какой-нибудь устроюсь, немного отлежусь.
– Так давай проводим…
– Не нужно, други. Не такой уж я и больной. Не пропаду. Ступайте. Там, может статься, Любава вся извелась.
– Точно все хорошо? – переспросил Ясень, однако нетерпение паренька тут же прорвалось наружу: – Тогда мы пойдем, да?
– Идите, идите, – еще раз кивнул Середин. – Дальше я сам.
Гребцы потоптались рядом еще чуток, а потом вслед за товарищем устремились по идущей вдоль крепостного вала широкой тропе. Увидеть красотку, из-за которой случилось столько событий, хотелось всем. Или почти всем: на борту ладьи остались Липичок и Станислав. Они были не местные, из Олонца, так что в город особо не рвались, а за кораблем в любом случае кому-то следовало присматривать.
Проводив корабельщиков взглядом, Сирень спросила:
– Что это было, колдун?
– Ты про мой приступ?
– Разве это был приступ? – удивилась юная ведьма. – Ты боишься признать, что у тебя есть враги сильнее тебя? Или ты думаешь, я не отличу чародейства от обычной хвори?
– Да никакой это не враг, Сирень. Самое обидное, что она даже не гадалка, – вздохнул Олег. – Просто упертая самовлюбленная девица. Так просто она от меня теперь точно не отвяжется. Раз слабину нащупала, будет бить в нее раз за разом, пока своего не получит. Спасибо, на этот раз хоть в спокойный момент прихватила. Не в сече, не на лестнице, не на порогах речных. Но хорошего все равно мало.
– Чего она хочет?
– Золота, Сирень. Почти всегда люди хотят только золота.
– Что будешь делать?
– Сейчас? Постоялый двор какой-нибудь для нас найду, на перине отосплюсь, в баньке попарюсь. Отдохну дня три, а опосля кораблик какой до Костромы найму.
– А смертные, которых ты освободил? Ты не хочешь забрать их с собой?
– Зачем? Они дома, пути торговые отсюда почти все на Волгу завязаны. Нам же с тобой нужно в Пермь, – ответил ведун и вспомнил про одну странность: – Кстати, а почему тебя купцы-разбойники не тронули? Даже не связали!
– Не знаю, – пожала плечами ведьмочка. – Когда ты упал… Там, на берегу… Они спросили, спала ли я когда-нибудь с мужчиной? Я сказала, что нет. А они сказали, что за невинную девушку цена в Персии выше будет, и велели идти на лодку. Я пошла. Они сказали, чтобы я вела себя тихо и не пыталась убежать, и тогда меня никто не обидит. Я сказала: «Хорошо». А почему ты не потребовал с корабельщиков плату за освобождение?
– Не по обычаю выйдет. Я русский. Русские воины освобождают рабов по совести, а не ради прибыли. Хотя довольно часто эта привычка выходит нам боком. Подожди, я сейчас…
Середин сходил на ладью, забрал свой тяжеленный заплечный мешок с оружием, броней и припасами, второй – с походным снаряжением, вернулся на причал и нос к носу столкнулся с худощавым высоколобым иноземцем в бордовом плаще – на Руси любители брить лицо встречались редко. Чужак вперился в него таким внимательным взором, что Олег остановился:
– День добрый. Мы знакомы?
– Еще нет… – прошептал чужак. – Кто ты?
– Путник, – кратко ответил ведун, которому не понравился тон незнакомца. – Дорогу дай.
Иноземец посторонился. Середин шагнул мимо и кивнул девочке:
– Пойдем, дочка. Велимош сказывал, хороший двор за мостом через Селиванов ручей стоит. Скажем хозяину, что родич вернулся, – глядишь, скидку сделает. Мелочь, а приятно.
Постоялый двор за мостом от крепости и вправду оказался добротным – просторным, с двумя жилыми домами, обширными амбарами и конюшнями. Комнаты тут были просторные и недорогие, готовили прекрасно. Оставив в светелке вещи и юную ведьму, Олег как раз успел откушать заячьи почки на вертеле, вчерашние щи и щуку в лотке, когда в почти пустой обеденный зал вломились пятеро ратников во всем вооружении: в броне, в шлемах, со щитами и обнаженными мечами, и решительно направились к ведуну:
– Ты, что ли, на ворованной ладье приплыл? А ну, подь с нами! Князь на суд кличет…
– Чего, у них еще и ладья краденая? – ничуть не удивился наглости кривичей Середин. – Вот архаровцы!
– Давай, вставай! – грозно рыкнул ратник со свекольным носом: красным, большим и рыхлым. – Князь ждет!
– И что за князь у вас ныне посажен? Наместник али родич Русскому?
– Князь Родовлад ныне у нас, племянник супруги его… – пояснил другой воин, помоложе.
– Тебе что за дело? – перебил свеклоносый. – Вставай, сказано, пока не повязали!
Ведун все еще колебался – уж очень грубо звали, не к добру. Однако решил, что драка с княжескими дружинниками ему ни к чему – вместо отдыха придется ноги уносить, да еще и за врага в уделе здешнем считать будут, – и поднялся:
– Ну, коли племянник, тогда уважу. – Он подтер куском хлеба оставшийся в лотке соус, сунул в рот и поднялся: – Веди.
Детинец Углича был под стать богатому городу: пахнущий медом и свежим сеном, с двойными дубовыми стенами пяти сажен в высоту, с пятью башнями, три из которых были одновременно частью большой городской стены, с роскошным дворцом внутри – с высоким широким крыльцом, покрашенным в цвета индиго, с резными ставнями и наличниками, слюдяными окнами. Земля от края до края застелена тесом, привязь чурами[8]