Ведьмина дорога

Глава первая Примирение

Летом темнеет поздно. Они шли через сумерки по той же дороге, по которой пришли. Не было смысла прятаться: Вир учуял бы любого, кто подошёл бы достаточно близко, чтобы их разглядеть. К тому же подступала ночь. Магда молчала. Сестра плакала, прощаясь с ней, Увар и его… люди были явно смущены и расстроены. Магда быстро заметила, что Увар готов был целовать землю, по которой ступала его жена и малейшая её слезинка лишала наёмника самообладания. А его людям быстро передавалось настроение главаря, что тоже говорило о многом. Например, о том, что её зять — хороший вожак, и это, наверное, должно было радовать… Магда устала и запуталась. Дорога была ровная, но девушка спотыкалась на каждом шагу. Ведьмы ещё могут кое-как ходить в потёмках, хотя не так хорошо, как вампиры и оборотни. Ведьмы. Но не обычные люди.

— Куда ты меня ведёшь? — спросила она, когда молчание стало невмоготу.

— Домой, — коротко ответил оборотень и, помедлив, улыбнулся непонятно чему.

— Куда?! У меня больше нет дома! Я больше не ведьма! Я… Зачем ты это сделал со мной?!

— Ты же мечтала найти сестру, — напомнил оборотень.

— Что ты можешь об этом знать?!

— Не кричи, — поморщился Вир.

— Зачем ты это сделал?! Теперь я никто!

— Я сказал, не кричи, — твёрже потребовал оборотень. Магда отвернулась, не желая встречаться взглядом с его волчьими глазами. Они, казалось, горели в полумраке вечера.

— Ты знаешь, что такое — потерять всю свою силу? — тише спросила она. — Я не чувствую леса. Дует ветер — и просто так дует. Я как будто ослепла и оглохла!

— Но ты хотела найти сестру, — снова напомнил оборотень.

Магда тяжело вздохнула и снова споткнулась.

— Хотела… — уныло признала она.

Что она могла сказать? Что на самом деле она хотела, чтобы было как раньше? Чтобы было лучше, чем раньше. Чтобы вернуться домой. Чтобы… чтобы братика не было, а отец гордился бы ими? Или, может быть, братик всё же был. Просто… просто отцу было бы до них дело. И матери. И они бы принимали гостей и куда-нибудь бы тоже ездили… и всё было бы… правильно. Было глупо думать, что, найдя сестру, можно повернуть время вспять. Глупо думать, будто можно изменить прошлое.

Агнета была… Магда вдруг поняла, что понятия не имеет, какой была Агнета — тогда, в прошлом. Младшие сёстры не очень-то присматриваются к старшим. Разве что ждут, когда те вырастут из своего любимого платья.

А сегодняшняя Агнета была… хлопотливой. Не суетной, а из тех женщин, у которых в руках горит любое дело. Спокойной. Доброй. И с кучей дурацких предрассудков вроде того «мой муж — самый лучший мужчина на земле», «господин Вир спас мне жизнь и поэтому добрейший человек в мире», «моя сестра — маленькая девочка, которую нужно опекать» и «колдовать вообще-то нехорошо».

Любить воображаемую Агнету было просто. Красивую девушку, прекрасную старшую сестру, самую лучшую, самую добрую, так подло обманутую коварным негодяем…

Любить настоящую Агнету… было трудно. Трудно любить того, кто возвращает тебя в детство. Трудно понимать, что ты не можешь помочь, не можешь спасти… и потом, от чего спасать-то? Всё хорошо, а с твоим появлением всё стало совершенно прекрасно… Трудно принять, что спасать собираются тебя.

Все эти годы Бертильда для Агнеты была маленькой девочкой, жестоко выгнанной из дома тираном-отцом.

Наверное, Агнете тоже было сложно любить сестру такой, какая она была на самом деле…

Наверное, Агнета тоже была рада попрощаться.

Наверное…

— Я заплатила за это всё, что у меня было, — сказала Магда после долгого молчания. — Теперь я никто.

— Ты уже была никем. Когда отец выгнал тебя из дома, — хмыкнул оборотень.

— Но тогда я стала ведьмой!

— Сейчас тоже кем-нибудь станешь, — предположил Вир.

— Но я не хочу!

— А ведьмой — хотела?

— Нет, но…

— Вот видишь.

— Какое тебе вообще дело?!

— Не кричи. Четвёртый раз повторять не буду.

— Ты мне угрожаешь? — спросила Магда. Она не была такой бешеной, как её подруга, поэтому вопрос прозвучал… осторожно. Уточняюще. Как будто ей в самом деле понадобилось срочно выяснить, способен ли её собеседник на угрозы. Вир хмыкнул.

— В ночи крики далеко разносятся. Кстати, не поручусь, что Медный Паук не бродит где-то рядом.

— Ты его знаешь? — уточнила девушка.

— Его многие знают. Я нашёл его, пока ты спала, тогда ещё. Решил, что нечего ему в лесу делать.

— Но я же… Ты же не должен был его найти!

— А, он тоже что-то говорил об этом. На оборотней твоя власть не распространяется… не распространялась. От собак оно поможет. А вот от стаи волков ему не уйти.

— Ты его… съел?! — как зачарованная спросила бывшая ведьма. Вир расхохотался.

— Там мяса-то — на один укус, если соскрести со всех костей, — сообщил он, когда прекратил смеяться. — Да и то ядовитое. Нет, мы поговорили и я его вывел из леса. Кстати, он тебя… вспоминает.

— Могу представить, — вздохнула бывшая ведьма.

— Он говорит, из тебя бы вышла отличная убийца, если бы ты не боялась оружия. А ещё говорит, ты помешала ему выполнить заказ. Такого с ним ещё не случалось.

— Он хотел меня убить!

— Вообще-то почти передумал.

— Надо было сказать!

— А ты бы поверила?

Магда пожала плечами. Может, и поверила бы. Какая разница? Он же хотел убить…

— Кстати, а с чего ты взяла, что ему заказали Дюка? — вывел её из размышлений вопрос.

— Но он же… — ахнула девушка.

— Вовсе нет.

— А… кого?..

— Тебе лучше не знать, — отрезал оборотень.

— А…

— И не думать.

Магда отвернулась. Какая-то тень на дороге показалась ей темнее других, она шагнула в сторону и угодила ногой в ямку. Вир подождал, пока она поднимется, и демонстративно вздохнул.

— Так мы далеко не уйдём, — сообщил он.

— Я летать не умею, — огрызнулась донельзя усталая и расстроенная девушка.

— Я тоже, — хмыкнул оборотень и внимательно посмотрел на Магду. Бывшая ведьма поёжилась. Она уже не видела его иначе чем тёмную тень с более светлым пятном лица, но чувствовала устремлённый на неё оценивающий взгляд звериных глаз.

— Что ты так смотришь? — поёжилась она. Было сложно удержаться от мыслей, что на её-то костях мяса хватает. И даже неядовитого.

— Я не собираюсь брать с тебя клятвы, — медленно проговорил оборотень. — Но если кто-нибудь узнает… ты живой не будешь.

— О чём ты? — попятилась назад девушка.

Вместо ответа Вир подпрыгнул… очень высоко подпрыгнул… перекувырнулся в воздухе… на землю опустился здоровенный волк. Магда попятилась. Волк недовольно рыкнул, сел, а потом лёг на землю и искоса посмотрел на девушку. Мотнул головой, как будто приглашал…

Не хвались, что на мне ездил… так говорит чудовище в сказке Йагану-дураку, который сначала спас его, а потом позвал на помощь, когда самого припекло. Но Йаган-дурак это условие нарушил… и… В общем, в той сказке всё закончилось свадьбой. Там ещё была мудрая Врени, к которой все шли за советами, но никто не хотел жениться. Тоже — пока не припекло. Магда ещё в детстве думала, зачем мудрой Врени муж-дурак и будут ли они счастливы, если женились по её настоянию?

Волк рыкнул снова и бывшая ведьма, подобрав платье, осторожно влезла ему на спину. Оборотень поднялся на ноги, едва не сбросив всадницу. Магда вцепилась ему в шерсть, и волк снова рыкнул. Магда немного ослабила хватку. А потом волк побежал. Оборотни бегают быстрее обычных животных…

Они добрались до домика Магды на закате следующего дня. Когда рассвело, Вир прыгнул в лес и побежал гораздо медленнее. Не столько из-за себя, сколько чтобы не расшибить свой… груз… о ветки деревьев. Но бежал он по лесу недолго — они слишком были близко к людям. Так что они спрятались в лесу и ждали, пока стемнеет. А после пошли снова. Магда еле могла идти после ночной скачки, но оборотня это не волновало. На этот раз он не стал менять облик. Вир шёл вперёд так уверенно, как будто знал дорогу лучше неё самой. А потом остановился. В сумерках дом казался тёмной тенью. Свет в окнах не горел, но это ещё ни о чём не говорило.

— Иди, — кивнул оборотень на калитку.

— Зайти не хочешь? — с кривой усмешкой предложила бывшая ведьма. Она не была уверена, что дом её примет. Слишком много в нём было её колдовства, чтобы войти туда сейчас… пустой.

— Не сейчас, — хмыкнул Вир. — Иди.

Магда послушно толкнула калитку. Делать было всё равно нечего.

Двор был небольшой, много ли ведьме надо… но не успела Магда сделать нескольких шагов, как мимо неё пробежала… пролетела… Магда не знала, как это вообще выразить словами. Её подруга выскочила из дома и бросилась через двор, оглашая лес громкими криками. Бывшая ведьма еле успела посторониться и убраться с её пути.

— Ты! — услышала Магда крик настолько тонкий, что он едва был различим человеческим ухом. — Ты посмел!

Вампирша налетела на оборотня, толкнула его — он даже не покачнулся — и бросилась назад в дом, там что-то брякнуло, зазвенело, ударилось… а потом Вейма выскочила из дома и, продолжая визжать что-то неразличимое, швырнула в Вира какой-то тряпкой. Потом второй.

Вир поймал обе. Неторопливо развернул первую. Магда была рада, что не видит выражения его лица… что не видит лица своей подруги.

— О, зашила? — обрадовался оборотень и развернул вторую тряпку. — А пятно не отстиралось…

Этого Вейма перенести уже не могла. С пронзительным визгом она закрутилась на месте, обернулась летучей мышью и улетела в лес. Вир шумно вздохнул.

— Иди в дом, — посоветовал он. — Я, наверное, тоже пойду.

— Чем она в тебя кинула? — спросила Магда, переступая порог. Она припомнила, что Вейма, вернувшись из Ранога, принесла с собой какие-то тряпки.

— Одеждой, которую мне сшила, — спокойно ответил оборотень. — Она плохо шьёт. Хотя и старалась.

— Вейма?! Сшила?! — ахнула Магда.

Кроме этой потрясающей новости о подруге, бывшая ведьма пыталась осознать ещё один факт. Это неправда, что оборотни ходят только в кожаной одежде. Но ткань… так они одеваются только там, где чувствуют себя как дома. И с теми, с кем чувствуют себя как дома.

— Она моя жена, — просто ответил оборотень. Магда кивнула и занялась огнём в очаге. Похоже, без неё этим никто не занимался. Ну, да, ночи тёплые, а готовить Вейма не умеет…

Едва она закончила разжигать огонь, как в кухню влетел живой вихрь. Магда каким-то чудом успела убраться с дороги подруги и в ужасе наблюдала, как вампирша… готовит на её кухне?!

Что-то забулькало на огне, в руках Веймы мелькал нож, потом она бросилась во двор, раздалось протестующее блеяние козы.

— Так что случилось? — шёпотом спросила Магда. — Ты поэтому сюда шёл?

— Она от меня ушла, — так же шёпотом ответил Вир.

— А… — невнятно потянула Магда. Проклятые не женятся и не выходят замуж, но, если любят друг друга, могут говорить о браке. Иногда такие браки были крепче человеческих, освящённых в храме. Иногда — быстро распадались и тогда никто не удерживал.

— После того, как я её бросил, — внезапно добавил оборотень.

— Ты её бросил?!

— Она так думает, — пояснил Вир.

Закончить увлекательный разговор они не успели. Тёмным вихрем в дом влетела Вейма. Ещё несколько едва различимых глазом движений — и на столе стоят две тарелки с похлёбкой.

— Ешь! — с ненавистью рявкнула вампирша оборотню. Подруге она просто кивнула. Спорить Магда побоялась, тем более, что она действительно проголодалась. Она села за стол, Вир сел рядом. Вейма стояла над ним… так в деревне жёны стояли рядом с обедающими мужьями. Они никогда не садились за стол вместе с ними и это могло выглядеть несправедливо… если бы вам не посчастливилось однажды увидеть, как та же Мета кормит своего муженька. Она нависала над бедолагой и норовила выхватить тарелку у него до того, как он доест.

Вир ел медленно и обстоятельно. Вейма нарезала… нет, нарубила толстыми ломтями хлеб и оборотень с благодарностью взял кусок, которым заедал похлёбку. Едва он опустошил тарелку, как Вейма крутанулась и наполнила её заново. Вопросительно взглянула на подругу, но изрядно напуганная Магда покачала головой.

— Рассказывай, — неожиданно мирно предложила Вейма. Искоса глянула на оборотня и толкнула в его сторону разделочную доску с нарезанными кровяными колбасками.

Не смогла приготовить мясо, поняла Магда. В нём слишком много крови. Колбаски — это всё-таки не то. Не так страшно.

— Рассказывай, — с нажимом повторила вампирша. — Я волновалась.

Оборотень с благодарностью кивнул и взял с доски колбаску. Магда, подумав, утащила ломоть хлеба и, отщипывая кусочек за кусочком, принялась рассказывать обо всём, что с ней случилось.

Она вернулась домой. Это было главное.

Рассказывать что-то Вейме было легко. И всегда было легко. Вампирша умела слушать лучше, чем любой из знакомых Магды. Вейма покачала головой на рассказ о том, как в дом пришёл батрак, улыбнулась — зло и торжествующе, — когда Магда рассказала, как она его перехитрила. Нахмурилась при рассказе о том, что бывшая ведьма увидела в лагере Дюка. Засмеялась, когда Магда описала своего «верного рыцаря». А потом ей стало не до смеха.

Магда умела рассказывать коротко, но так, чтобы не просто перечислить все события, а передать настроение. И Вейма, для которой чувства собеседника были чем-то, что она чует вне зависимости от того, хочется ей того или нет, как воочию видела и юного рыцаря, и Дюка, и «главаря разбойников» и его жену. И видела пустоту, поселившуюся в душе подруги.

Она кинула на Магду сочувствующий взгляд, после чего посмотрела на Вира и бывшая ведьма в который раз почувствовала себя лишней. Вампирша буквально кипела от злости. Она крутанулась, в её руках мелькнул нож… и вот перед оборотнем лежала доска с нарезанным козьим сыром и стоял стакан молока. Вир благодарно кивнул и сделал глоток.

— О чём ты думал? — зло спросила вампирша, глядя, как её муж ест свой ужин. — Ты сразу почуял, что мы знакомы, так? Ты мог привести её домой!

— Не мог, — спокойно возразил оборотень. Вейма скрипнула зубами. — Она помогла уйти преступнику, разве забыла?

— Тогда зачем ты привёл её сейчас?

— Я помогу ей оправдаться.

— А тебя никто не просит! — рявкнула вампирша.

— Э-э-э… — потянула Магда. Вейма криво усмехнулась.

— Извини, — сказала вампирша, смягчив, насколько могла, голос. — Разумеется, он поможет тебе оправдаться. Я имела в виду, что… ну…

— Что это ничего не значит, — подсказал оборотень. — Между нами от этого ничего не изменится, так?

— Молчи! — накинулась на него Вейма. Оборотень пожал плечами. — Ты мне не ответил!

— Я много о чём думал, — медленно произнёс Вир, не став испытывать судьбу и напоминать жене о здравом смысле. — Я её не знал. Она лгала. Она общалась с тобой, но общалась и с Медным Пауком, а это говорило не в её пользу.

— Она проклятая! — резко напомнила Вейма.

— И об этом я тоже подумал, — кивнул Вир. — Она сказала, что идёт в Корбиниан. Я не верю в совпадения. Обычная девушка не сидела бы так спокойно у дороги ночью, а ни одна проклятая не пошла бы туда после того, что сделал брат Флегонт. Кроме того, она могла оказаться сестрой Агнеты, а Агнета — жена самого верного моего человека. Мне надо было время, чтобы присмотреться к ней и время, чтобы разобраться.

— Из-за тебя она потеряла волшебную силу!

Оборотень пожал плечами.

— К этому я не стремился.

— Теперь ты доволен?! — продолжала расспрашивать вампирша. — Присмотрелся? Разобрался? И твой человек теперь за тебя хоть сейчас на тот свет?!

— Присмотрелся и разобрался, — кивнул Вир. — А в верности Увара я и раньше не сомневался.

Магда боялась даже шелохнуться. Злость и ненависть, кипящие в вампирше, казалось, вот-вот перехлестнут через край и случится что-то совершенно ужасное. А Вир, как ни в чём ни бывало, ел, пил и отвечал своей разъярённой жене совершенно спокойным голосом. Магда не обладала способностями вампиров, но и ей было понятно — невозмутимость Вира только подливает масла в огонь.

— И всё идёт так, как ты и задумал, да? Ты же вечно что-нибудь придумываешь.

— Я ничего не придумываю, — возразил Вир.

— Врёшь! — завизжала Вейма. — Врёшь! Ты всё подстроил тогда, помнишь?! Ты обманул меня! Думал, я никогда не узнаю! Почему ты не сказал мне, что до Ранога всего одну ночь лететь?! Почему?! Ты думал, если быть спокойным, то сможешь меня обмануть?! Но никакой обман не длится вечно, слышишь, никакой!

Вир глубоко вздохнул. Вейма заскрежетала зубами. В кухне ощутимо потемнело.

— Я боялся за тебя, — сказал Вир, глядя в свой стакан.

— Врёшь! — теперь Вейма не визжала, а шипела. — Как ты смеешь мне врать?!

Вир рывком поднял голову и встретил взгляд жены. Магда за миг заглянула в тёмные, почти чёрные глаза подруги и поспешила отвернуться. В них царила боль настолько сильная, что от неё слабели руки и ноги и начинало предательски ныть сердце. Они как будто подавляли волю. Казалось, что ничего хорошего больше никогда не будет, а то, что было — было обманом. Несправедливым, безжалостным обманом…

— Нет! — ударил рукой по столу оборотень. — То, что было — не было ложью! Ни в чём не было ложью!

— Врёшь… — на этот раз шипение было почти ласковым. Вкрадчивым и полным ненависти столь сильной, что она почти переродилась в любовь. Любовь того рода, когда обожатель загоняет иголки под ногте своей жертве. Нежно и ласково улыбаясь. Магду передёрнуло.

Вир мужественно выдерживал взгляд своей жены, а лицо вампирши всё больше и больше теряло человеческие очертания. Изменился рот, выросли клыки, вытянулось лицо, даже глаза, кажется, поменяли форму. А Вир всё смотрел и смотрел. Внезапно Магда поняла, что подруга уже перешагнула какую-то грань. Спокойствие Вира причиняло ей боль и вот-вот вампирша… что?

— Вейма… — позвала Магда. Она боялась, что гнев подруги сорвётся на неё, но… если ничего не сделать, вампирша, кажется, потеряет рассудок. Кто знает, что случится тогда?.. — Вейма, очнись, пожалуйста.

Вейма в самом деле вздрогнула, как будто очнулась от сна или глубокого транса. Растерянно моргнула. В кухне снова стало светло и лицо вампирши выглядело как обычно.

— А… — потянула Вейма, в упор взглянув на подругу. — Теперь боишься меня, да?

— Вейма, не надо, пожалуйста…

— А! — отмахнулась непонятно от чего вампирша. — Чего уж там.

Она снова моргнула. Раз, другой. А потом её лицо исказилось уже совершенно по-человечески и Вейма, рухнув на пол, неудержимо зарыдала. Вир поднялся, подошёл к ней, протянул руку, но прежде, чем он успел коснуться жены, она дико завизжала, сбила его с ног и выскочила за дверь. Оборотень вздохнул и сел на пол.

— Извини.

— Чего уж там, — повторила Магда слова Веймы. — Часто вы такое устраивали?

Вир усмехнулся.

— Никогда не обсуждай того, кого любишь. Даже с его друзьями.

— Она могла тебя убить! Она чуть с ума не сошла!

— Могла, — тяжело вздохнул Вир и поднялся. — Не жди нас, раньше рассвета вряд ли вернёмся.

Такое они устраивали… не очень часто. Не слишком часто, пожалуй. Вир трусил по лесу в волчьем облике, время от времени оглашая лес воем. По сравнению с обычным волчьим воем его звучал… громче. Страшнее. Что-то такое было в оборотнях, что внушало людям страх. Но так сложилось, что улетевшую в слезах и ярости жену Вир всегда искал в волчьем облике. Кроме всего прочего, это было быстрее.

Она никогда не звала себя его женой. Она никогда не называла Вира мужем.

Оборотня это не слишком беспокоило. Оборотни редко сомневаются в своих женщинах.

В волчьем облике оставалось немного мыслей и это было хорошо. Вейма могла истерзать душу себе и всем, кому не повезло оказаться рядом. Из немногих оставшихся у Вира мыслей главная была беспокойством. Где-то сейчас в лесу летает его женщина и ей сейчас очень плохо.

Такое случалось часто, но всё, что он вынес из их ссор, это понимание, что успокоить Вейму будет непросто.

Вампиры — самые проклятые из всех.

Он нашёл Вейму на рассвете, когда она утратила второй облик и упала на землю. Когда он прибежал, царапины уже затянулись и ушибы перестали болеть — это он почуял сразу. Но душа болела только сильнее.

Её ничем нельзя успокоить.

Вейма сидела под деревом, обняв худые колени и не смотрела в его сторону.

Он подошёл и сел рядом. Не вплотную. Когда Вейма была в таком настроении, она не терпела, если к ней прикасались. Даже он.

— Ты думаешь — сейчас ты посидишь, помолчишь эдак сочувственно, и всё будет в порядке? — спросила вампирша. Вир вздохнул. — Ах, да, прости, как же я не подумала… как тебе надоели эти ссоры… такие утомительные, правда? И я вечно ко всему придираюсь…

— Я этого не говорил, — возразил Вир.

Вейма вскочила на ноги.

— Да! — закричала она. — Не говорил! Ты никогда ничего не говоришь, ты просто вздыхаешь и ждёшь, когда мне надоест орать! Но в этот раз так не будет! Слышишь, не будет! Убирайся! Убирайся из леса, из моей жизни, из моей памяти! Видеть тебя не хочу! Слышишь — не хочу!

— Врёшь.

Слово упало и наступила тишина. Вейма задохнулась от злости. Да, он был оборотень и, потом, он хорошо её знал. Он чувствовал, как в ожидании объятий заныла её кожа, её тело, как желание поселилось в самых костях при одном даже не виде, запахе. Ей так его не хватало.

— Это тебя не касается, — хрипло ответила вампирша.

Вир встал. Вейма попятилась.

Она всегда боялась его. На самой дальней границе сознания жил страх. Потому что он был сильнее, быстрее и не боялся крови. Потому что она всегда чувствовала себя слабой и беззащитной. И именно поэтому она так старалась его довести, задеть, уколоть… почувствовать, что ему тоже может быть больно.

— Не подходи к мне! — тонко выкрикнула вампирша, когда он сделал шаг. Отпрыгнула назад. Утро было свежим, над землёй тянулся туман. Ей будет легко слиться с ним и исчезнуть. Рассвет — самое удобное для этого время.

Вейма снова попятилась, выставляя перед собой тонкие руки в ободранных рукавах. От неё больше не пахло желанием, только страхом, и Вир внезапно подумал, что, может быть, он пришёл слишком поздно. Он всегда верил, что у него впереди сколько угодно времени. Даже не хотел идти сейчас, предпочёл бы отложить до более спокойного момента. Но теперь он вдруг впервые подумал, что, может быть, уже слишком поздно.

Вейма вскинула голову, впилась взглядом в его глаза. Вир содрогнулся, поняв, что он только что натворил.

Вампиры чуют слабость. И страхи. Вампиры только и ждут, когда ты дашь слабину, чтобы использовать твои страхи против тебя. Всю их совместную жизнь Вейма искала бреши в его обороне. Её выводило из себя, что он всегда так спокоен, что она едва ли может его прочитать, как читала всех прочих. И вот теперь у неё, наконец, получилось.

Он не мог отвести взгляда от её чёрных глаз, в которых была одна только боль. Он не мог совладать с нарастающим страхом.

Он пришёл слишком поздно.

Уже ничего нельзя вернуть.

Слишком поздно.

Слишком.

Вейма сделала несколько шагов на подгибающихся ногах и со слезами упала в его объятья. Страх отступил. Солнечный свет пробился сквозь листву. Вир осторожно провёл рукой по коротким волосам своей жены и наклонился к её губам.

Глава вторая Оборотень

Магда заварила себе сонных трав и спала без снов. Проснулась она уже после рассвета — от того, что Вейма деликатно трясёт её за плечо.

— Извини, — смущённо произнесла вампирша, — но ты спишь на кухне…

— Я всегда сплю на кухне, — удивилась Магда.

— Но Виру надо позавтракать, — ещё более смущённо произнесла Вейма.

— А! — окончательно проснулась бывшая ведьма. Спрашивать, помирились ли они, она не стала. Вейма и так была страшно смущена.

Она переоделась, убрала свою постель и поставила котелок со вчерашней похлёбкой на огонь. Там оставалось немного для двоих и к тому же были ещё были колбаски и сыр.

— Где ты взяла еду? — спохватилась Магда. Оборотень заглянул в кухню и куда-то ушёл, что слегка успокаивало.

— Заглянула в замок, — пожала плечами вампирша. — Наутро кухарь ничего не вспомнит.

— Это кража! — возмутилась Магда.

— Я извинюсь перед бароном, — холодно ответила вампирша.

— А кухаря тебе не жалко? Он с ума сойдёт, пересчитывая колбаски!

— Нет, он помнит, что отдал их мне. Просто не помнит, что поздно ночью.

— А… — начала было Магда, но прикусила язык. Вейма неприятно улыбнулась.

— Да, — кивнула она. — Я умею быть убедительной.

— Раньше ты так не делала, — проворчала Магда. Она вернулась домой, но дома всё было не так. Это… пугало.

— Извини. Я не собираюсь делать это каждый раз.

На этот раз Вейма улыбалась по-человечески.

— Чего извиняться, ты же не у меня их взяла, — отмахнулась Магда.

— Ты знаешь, а барон всё про меня знает, — вместо ответа сообщила вампирша. — И его дочь. И они продолжают принимать меня в замке.

— А ты не боишься, что после твоего… визита она перестанут это делать? — осторожно спросила Магда.

— Я не смогла войти в замок, — нахмурилась вампирша. — Он от меня закрыт по ночам.

— Ты поступила неосторожно, — не отставала Магда, но Вейма махнула рукой.

Вернулся Вир, за которым с побитым видом бежал их дурной пёс.

— Вам бы его подкормить, — сказал он девушкам вместо приветствия. — На его долю останется?

Пёс шмыгнул в свою конуру и затих. Собаки боятся и оборотней, и вампиров, и этот не был исключением.

— Нет, — нахмурилась Магда. — Придётся в деревню сходить.

— Не надо, — повела носом вампирша. — Они идут… уже вошли в лес… Несколько человек… очень боятся…

— Ты это чувствуешь на таком расстоянии?! — ахнула бывшая ведьма. Раньше Вейма могла ощутить чужое присутствие лишь незадолго до того, как гость покажется в конце тропинки.

— Ну, я… — замялась вампирша. Вир подошёл к ней, обнял за плечи и взял её руку в свою.

— Она всегда лучше чует, когда я рядом, — пояснил оборотень. — Тут говорили что-то о завтраке.

Вейма зарделась, высвободилась и закружилась по кухне. Магда прикрыла глаза, слыша звон и лязг своей посуды. Но вампирша ухитрилась ничего не разбить, не перевернуть и не опрокинуть, а разлить похлёбку по тарелкам и поставить на разных концах стола. Магда, вздохнув, уселась и принялась есть, оборотень последовал её примеру, а вампирша, скрестив руки на груди, встала возле него и стала смотреть, как он ест.

Это было… странно. Вейме всегда не нравился деревенский обычай не пускать жену обедать вместе с мужем. Магда покачала головой и вдруг её осенило. Вейма ведь и не могла есть вместе с мужем, она вообще никогда не ела за столом. Обычай был для неё… удобен.

Их было несколько. Чудовище выло, рычало, гудело и свистело всю ночь, а ко-кто его даже видел… огромный силуэт о четырёх ногах… с гигантскими крыльями… или рогами… Каждый говорил по-своему, но кое-где на деревьях на опушке были следы гигантских когтей на высоте много выше человеческого роста.

Мельник Ленз взял рогатину, с какими ходят на медведя, Риг и Креб прихватили вилы, Вилли-кухнец взял молот из кузницы, Натес пришёл с копьём и кнутом за поясом. Йаган увязался за ними безо всякого оружия. Они шли к ведьме, которая сбежала от них, через лес, где водилось чудовище. Шли, потому что надеялись, что ведьма вернулась. Шли, потому что надеялись, что днём чудовище спит.

Их надежды оправдались.

Дурной пёс ведьмы залился злобным лаем, но они прошли мимо, не решаясь пнуть собаку или ткнуть рукоятью вил.

На кухне, где ведьма обычно встречала гостей, сидел незнакомый мужчина в охотничьей одежде и с удовольствием завтракал. Ведьма хлопотала по хозяйству, а её странноватая подружка стояла возле незнакомца и подкладывала ему куски сыра на тарелку. При появлении гостей она кашлянула.

— Вы тоже его слышали? — повернулась ведьма к гостям.

Крестьяне остолбенели. Они шли, чтобы найти ведьму, они надеялись, что она вернулась, но, увидев её, они вдруг все поняли, что она вовсе не должна была вернуться! И тем более она не должна была вести себя так… так спокойно.

— А где Виль?! — выпалил Натес. Его синяки уже зажили, а одежда никогда и не была в пристойном состоянии.

Ведьма недоуменно моргнула.

— А что Виль?

— Но он… и ты… вы с ним…

— Он же разбойник! — перебил запинающегося Натеса Риг. — Убийца, его по всей стране ищут! Ты же с ним ушла!

— Я?! — изумилась ведьма. — Когда?

— Когда ты ушла, — напомнила её подружка и почему-то покосилась на незнакомца.

Ведьма фыркнула. Посмотрела на своих гостей, нервно сжимающих своё оружие.

— Я гадала, — медленно произнесла она. — И увидела, что вслед за вампиром к нам приближается чудовище, настолько сильное, что я не могла его разглядеть. Гадание показывало, что у меня есть ещё время. Я покинула дом, чтобы найти того, кто нам поможет.

Она кивнула на незнакомого охотника.

— А ты кто будешь? — подозрительно спросил мельник. — Мы тебя тут прежде не видали.

— Это мой муж, — напряжённо сообщила Вейма и шагнула ближе к нему.

Крестьяне переглянулись. Риг присвистнул. Вейма страшно побледнела, незнакомец слегка покраснел.

— Так ты, стало быть, замужем? — обстоятельно расспрашивал мельник.

— Стало быть! — вспылила Вейма.

— Так что же ты сама за ним не пошла?

Вейма отвела взгляд, от чего Риг снова присвистнул.

— Господин Вир — охотник, но он не охотится на оленей или белок, — терпеливо разъяснила Магда. — Он ищет чудовищ и никогда не сидит на одном месте. Моё колдовство помогло мне его отыскать, но это было непросто.

— А чего жена без тебя живёт? — вмешался Креб. — Где это видано, чтобы мужние жёны девками представлялись! Ещё и в университете училась, образованная!

Вир скрипнул зубами и в упор посмотрел на спрашивающего. Тот попятился.

— А барон о тебе знает? — спросил Вилли-кузнец.

Вир кивнул.

— А что его дочку твоя жена учит? — уточнил кузнец.

— Знает, — снова кивнул Вир. — Я писал ему письмо, просил за ней приглядеть.

При этих словах Вейму как будто перекосило, но она тут же взяла себя в руки.

— Письмо писал… — потянул мельник. — Грамотный, значит.

— Приходится, — ухмыльнулся Вир и крестьяне тоже разулыбались.

Охотник отодвинул от себя пустую тарелку и поднялся на ноги.

— Я иду к его милости, — сообщил он. — Вы можете меня проводить.

Вейма шагнула за ним следом. Вилли и мельник переглянулись и покачали головами. Виру предстояло мужское дело, незачем его жене в него вмешиваться. Но она же странная…

— Приходи следом, — посоветовал охотник ведьме. — Я скажу барону, что ты искала меня.

Он вышел за околицу и остановился, нетерпеливо ожидая замешкавшихся крестьян.

— А… господин охотник… — потянул Риг. — Ты оружие-то что не берёшь?

Вир пренебрежительно хмыкнул. От недавней расслабленности не осталось и следа. Ему как будто не терпелось перейти к делу.

— Очень ваши вилы помогут, если нам встретится мантихор[30] или онагр или самая завалящая кинопея.

Он проделал странные жесты, как будто развеивающие сказанное. Все кивнули, хотя о таких страшилищах никто никогда не слышал.

— Но ты-то умеешь с ними сражаться? — не отставал Риг.

— Рыцари сражаются, — отрезал охотник. — В господских песенках. А охотники разбираются в повадках зверя и действуют наверняка. Я ещё не знаю, что мне понадобится. Может, сети. Может, яма. Может, травы, которые отпугнут чудовище. Может, много шума, может, придётся выжечь логово. Я шёл быстро и потому налегке.

— А ты не боялся без оружия через лес идти? — спросил Креб.

Охотник раздражённо фыркнул.

— Взять у меня нечего.

— А если волки?

— Летом?

— Ну, оборотни?

— Взять у меня нечего.

— А если…

— Не все чудовища днём спят, — нетерпеливо сообщил охотник. — Многих раздражает шум и запахи железа. Я бы на вашем месте в лесу не задерживался.

И он, не оглядываясь, пошёл по тропинке в сторону деревни. Вейма поспешила за ним, оставив крестьян далеко позади. Они переглянулись и в растерянности покосились на ведьму.

— Идите, — мягко сказала она. — Если поторопитесь, вас никто не тронет.

Они закивали и поспешили за быстро уходящим охотником. Остался только виноградарь Йаган, который не вмешивался в разговор, а стоял в стороне и внимательно слушал. Он дождался, пока не стихли шаги товарищей, и повернулся к Магде. Девушка вздохнула, предчувствуя непростой разговор.

— Верю в Освобождение, сестра, — тихо сказал виноградарь.

Магда снова вздохнула. Она больше не была ведьмой. Значило ли это, что она больше не была проклятой? Тем не менее она ответила как раньше:

— Мы приблизим его, брат.

Это означало приглашение к доверию или просьбу о помощи. По обычаю, проклятый не мог обмануть или подвести другого проклятого, если тот правильно к нему обратился. Или к ней.

Если Магда больше не ведьма, делало ли это её слова обманом?

— Зачем ты солгала им? — тихо спросил виноградарь. — Тебя видели уходящей с Вилем.

— Исвар? — коротко спросила Магда. Йаган кивнул.

— Кто этот человек? — спросил он. — Зачем он пришёл сюда?

— Я не знаю, — покачала головой Магда. — Я не спрашивала.

Под взглядом виноградаря ей стало неловко. Она была ведьмой, и это значило, что она должна защищать деревню от всяких… вторжений. Ведьма не может просто пожать плечами и сказать, что ничего не могла сделать. Ведьма не может… она была ведьмой. Была. Совсем недавно.

— Он оборотень, — неохотно сказала Магда. — Он не причинит вреда. Я не знаю, чего он хочет, но Вейма — его жена. Он долго её искал.

— Он в самом деле писал барону письма?

— Я не знаю. Наверное, писал.

— А чудовище?

— Нет никакого чудовища, — усмехнулась Магда. — Оборотни… они не всегда воют как волки.

— Зачем он пришёл? — снова спросил виноградарь. Бывшая ведьма пожала плечами.

— Я не знаю. Ручаюсь тебе, он не ест людей. Моя с… я знаю людей, доверяющих ему свою жизнь и жизнь своих маленьких детей. Зачем бы он ни пришёл, он не причинит вреда деревне.

— А тебе? — спросил Йаган. Магда хмыкнула. Весь вред, какой мог, оборотень уже причинил.

— Он помог мне найти давно пропавшую сестру, — сказала она вслух. — Потому что давно с ней знаком.

— Добрый оборотень? — улыбнулся Йаган. Магда вспомнила, как Вир помешал Увару расправиться с Арне. Казалось, им руководил тогда один только расчёт… Вир вообще выглядел так, как будто постоянно что-то прикидывал, высчитывал возможности и представлял, что именно будет наиболее полезным.

— Может, и добрый. О чём ты хотел поговорить?

Йаган не стал спрашивать, как она догадалась, а коротко кивнул и, немного помолчав, сказал:

— Сестра, я хочу пройти посвящение.

Магда вздрогнула и у неё пересохло во рту. Это тоже было частью её обязанностей. Было. Когда-то. Ведьма должна насаждать веру в Освободителя. Ведьма должна помогать людям отвергнуть узы созданного Создателем и охраняемого Надзирателем мира.

Эта роль ей не нравилась даже когда она была ведьмой.

— Ты готов пройти испытания? — глухо спросила девушка. Виноградарь кивнул. — Какими бы страшными они ни были? — Он снова кивнул. — И ты считаешь, что готов?

— Я готов, — спокойно ответил виноградарь.

Магда покачала головой.

— Ты беден, ты живёшь один, и ты думаешь, что готов к посвящению! Хорошо. Я скажу тебе, к чему привязано твоё сердце, что делает тебя подвластным Надзирателю, что мешает освободиться. Твоим испытанием будет уничтожить эти узы.

Лицо виноградаря ничего не выражало, только разве что немного побледнело.

— Выруби свой виноградник, выруби и сожги его весь, даже ту самую лозу, сожги и дом, где живёшь, вот тогда ты будешь готов! Ну, что скажешь?

Какое-то время виноградарь молчал, глядя перед собой. Потом на его лицо вернулась обычная доброжелательная улыбка.

— Спасибо, — сказал он.

Магда пристально вгляделась в его лицо, но ничего не смогла прочесть.

— Ты всё ещё веришь в Освобождение? — спросила она. Против воли, вопрос прозвучал издевательски.

— Верю, — спокойно ответил виноградарь. — А ты?

— А я не знаю, — вздохнула Магда и в тоске посмотрела на свои бессильные руки. — Мне кажется, Освободитель отвернулся от меня.

— Мне тоже так казалось, — сказал виноградарь.

— Да? — заинтересовалась бывшая ведьма. — А потом?

— А потом я пришёл к тебе.

Магда снова вздохнула.

— Мне бы к себе прийти. Или хоть к кому-нибудь.

— Придёшь, — посулил виноградарь. Бывшая ведьма улыбнулась. — Проводить тебя до деревни?

Магда улыбнулась, на этот раз искренне.

— Проводи.

Они в молчании прошли через лес. Вокруг всё было как обычно. Солнце пробивалось сквозь листву, пятнышками позолотив тропинку. Пели птицы. Одни заливались трелями, другие однообразно вскрикивали. Всё это сплеталось в единую музыку. Красота леса открывалась с каждым шагом — зрелище, которое никогда не приедается, если у человека есть к нему вкус. У Магды был и, по тому, как молчал её спутник, она поняла, что у виноградаря тоже. Это было… приятно. Приятно было идти, молчать и наслаждаться ветерком на лице. Приятно было смотреть на игру света и тени. Приятно было ненадолго отвлечься от потери… от прошлого и будущего. Просто приятно.

Они распрощались у виноградника и Магда направилась к замку барона. Прямо через лес было бы быстрее, но… бывшая ведьма была рада компании. Есть разница между молчанием и молчанием, молчанием в одиночестве, отчуждённым молчанием рядом с равнодушным или враждебным спутником и согласным молчанием рядом с кем-то, с кем можно разделить свои мысли. Последнее лечит даже против воли. Впрочем, Магда и хотела бы исцелиться.

Неужели сила ушла навсегда? Неужели исцеление невозможно?

До замка барона было недалеко, но Магда свернула в сторону, услышав стук топора. Будучи ведьмой, она отвечала перед лесом во многих вопросах. Возможно, ей надо будет защищать дерево. Возможно, умолять лес о прощении для человека, чьи дети умирают от голода и холода. А, может быть, всё окажется в порядке и нет никакой причины для беспокойства.

Магда очень надеялась на третий вариант. Вымолить у леса прощение — в летнюю-то жару! — она сейчас не могла. Чтобы говорить с лесом, нужна ведьминская сила, а её-то ведь и не было.

Ей повезло. Голый по пояс человек рубил сухое дерево, и в этом не было ничего такого, из-за чего лес мог бы затаить обиду. К тому же… этот человек, если надо, договорится с лесом сам.

Магда встала так, чтобы на неё не летели щепки, и молча наблюдала, как знахарь рубит сухую сосну. Зря она когда-то решила, что его руки не способны к тяжёлой работе. Когда он остановился, она тихо сказала:

— Спасибо.

Знахарь резко оглянулся и бывшая ведьма попятилась. Увидев её, он не расслабился, как это обычно делают люди, когда понимают, что знакомы с тем, кто их окликнул.

— Ты нас не выдал, — пояснила бывшая ведьма.

— А, — кивнул знахарь и продолжил свою работу.

Магда ещё немного постояла. Говорить тут было не о чем, молчание знахаря не было ни дружелюбным, ни понимающим. Враждебным, впрочем, оно тоже не было. Просто молчание человека, который занят своим делом.

Она уже почти развернулась и ушла, когда знахарь нанёс последний удар и шлёпнул рукой по стволу. Сосна медленно упала.

— Почему ты пошла с ним? — спросил Исвар, поставив топор на землю. — Говорили, что он убийца. Зачем тебе ему помогать?

В вопросе не слышалось ни тени осуждения, только интерес. Странным, очень странным человеком был знахарь Исвар.

Потому что иначе Виль убил бы меня, подумала бывшая ведьма.

— Он проклятый, прозревший, как и я, — вместо этого сказала Магда. — Прошедший посвящение. Прозревшие всегда помогают друг другу. Особенно посвящённым.

— И как стать посвящённым? — поинтересовался Исвар. Его кожа блестела от пота, но выглядел он ничуть не уставшим.

— Убить кого скажут, — откровенно ответила Магда. Ей не стоило говорить лишнее, но если этого человека, ещё и с железом на поясе лес пропустил к месту обряда…

Может ли человек стать колдуном, не получив проклятие?

— И кого обычно говорят?

— По-разному. Указывают на того, кого трудно убить, или того, кто тебе дорог… или что тебе дорого. Главное — показать, что свободен от цепей мира.

— Ты об этом говорила, когда предлагала мне сыграть? — уточнил знахарь.

— Да, — кивнула Магда. — Если бы ты проиграл, ты бы стал высшим посвящённым, как Виль.

Знахарь хмыкнул.

— А какие ещё посвящённые бывают? — поинтересовался он.

— Малые, — пожала плечами бывшая ведьма. — Но недолго. Малое посвящение даётся перед смертью, чтобы освободить душу.

— А если человек не умирает?

— Человек умирает. В крайнем случае ему не дают есть.

— Строго у вас, — хмыкнул Исвар и подобрал топор.

— Но, знаешь… — медленно произнесла бывшая ведьма. — Я бы тебе не советовала принимать высшее посвящение.

— Это почему же? — немедленно заинтересовался знахарь.

— Тебя принимает лес, а это значит, что ты не простой человек. В одном человеке не может помещаться одновременно душа, колдовская сила и посвящение. Если колдун проходит высшее посвящение, его душа покидает тело.

— Он умирает?

— Нет, — покачала головой Магда. — Это не смерть… просто тело становится слепым орудием старших в общине. Колдовская сила остаётся прежней и даже увеличивается, но душа больше не имеет отношения к происходящему.

Она поёжилась. Иногда ей казалось, что община прибережёт для неё именно это наказание. Смерть — это слишком просто. Слишком… расточительно. Что будет делать община сейчас, когда в ней не осталось силы?..

Знахарь наблюдал за ней с холодным и отстранённым интересом.

— Некоторые говорят, — почти шёпотом добавила Магда, — что душа при этом не освобождается, а подавляется и остаётся запертой в теле, которое творит то, на что человек никогда не осмелился бы сам.

Знахарь хмыкнул.

— Так это награда или наказание?

— Для кого как, — ответила Магда. — Для кого как.

Исвар пожал плечами и принялся обрубать сучья на поваленной сосне. Магда заставила себя успокоиться и продолжить свой путь в баронский замок.

Когда Магда вошла в замок, к ней подошёл фенрих Менно и передал, что барон велел идти сразу в таблиний. Бывшая ведьма покачала головой. Раньше с ней всегда разговаривали внизу, в зале.

Барон сидел в своём кресле, похожем на трон, Вир и Вейма стояли рядом. Оборотень обнимал жену за плечи, прижимая к себе. Вампирша казалась скорее смущённой, чем довольной.

— Я рад, что ты пришла, — вместо приветствия сообщил барон и, помолчав, добавил: — сама.

Магда поклонилась, не зная, что отвечать. Барон кивнул.

— Ты нарушила мой приказ и приказ союза баронов. Я мог бы казнить тебя или изгнать из своих владений.

Бывшая ведьма снова поклонилась. На душе было… на месте души была пустота. Лишившись колдовской силы, Магда перестала быть привязана к земле и могла идти на все четыре стороны. Запоздало мелькнула мысль о сестре, но как-то далеко и холодно, как будто сестра была героиней баллады, которую поют на деревенском празднике.

— За тебя… — барон покосился на оборотня и его жену, — просили. И мне объяснили, что разбойник Медный Паук увёл тебя силой и угрозами. Это так?

— Да, ваша милость, — равнодушно ответила бывшая ведьма.

— Ещё мне объяснили, что ты утратила волшебный дар. Это так?

— Да, ваша милость.

— Мне жаль это слышать. Ты можешь его вернуть?

— Нет, ваша милость.

Вейма кашлянула и выразительно посмотрела на подругу.

— Мне об этом ничего неизвестно, — пожала плечами бывшая ведьма.

— Что ж… В таком случае я объявляю тебе своё решение. С этого дня и до моего возвращения с собрания союза баронов ты будешь жить в замке, в доме Илисы и Кобо.

Магда недоуменно моргнула, не сразу вспомнив, что речь идёт о родственниках Виля-батрака.

— Да, — кивнул барон, — никто не смог сказать ничего против этих людей, но я не могу держать в замке семью разбойника и убийцы. Ты займёшь их дом, Менно тебе его покажет. Еду будешь брать в дворовой кухне. Вместе с прочими женщинами на тебе будет стирка, уборка, кормление кур и прочая работа. Я требую — и предупрежу Менно, — чтобы ты не покидала пределов замка.

— Я пленница?! — вспыхнула бывшая ведьма. Вир отвёл взгляд. Вейма прикусила губу.

— В Тафелоне творится недоброе, — с неожиданной мягкостью в голосе ответил барон. — Ты оказалась втянута в события, на которые больше не можешь повлиять. Если твой дар к тебе вернётся, я буду рад, что сохранил тебя до его возвращения. Если же нет… Быть живой всегда лучше, девочка.

Магда склонила голову. Было похоже, что барон, как и оборотень, уверены, что ей грозит какая-то опасность. Какая, от кого? Магда задумалась о том, как по-разному вёл себя Вир в стане Аларда и здесь, в замке барона. Здесь он был почтительнее и… как ни странно, свободнее.

Оборотень.

— Ты, что, шпионишь для его милости? — ляпнула Магда прежде, чем успела остановиться. Вейма фыркнула и, отстранившись от мужа, скрестила руки на груди, барон улыбнулся, лицо оборотня исказила кривая ухмылка, а после он отвесил девушке торжественный поклон.

— К вашим услугам, прекрасная госпожа, — проговорил он, во многом подражая молодому Арне.

— Значит, ты вовсе не хочешь, чтобы Дюк вернул себе трон? — не отставала бывшая ведьма, понимая, что её вопросы могут звучать наивно и глупо, но не желая остановиться.

— Если я сейчас скажу тебе «да» — в присутствии его милости, — а потом наедине попрошу не выдавать меня баронам, кому ты поверишь? — заухмылялся оборотень. Фирмин расхохотался.

— Браво, мой мальчик!

Вейма снова возмущённо фыркнула.

— Значит, ты всё это время знал, что я здесь? — вдруг спросила она. Вир перестал ухмыляться и виновато покосился на жену.

— Ну, знал, — пожал он плечами. — Его милость написал мне, когда ты появилась в его владениях. Я заверил, что доверил бы тебе свою жизнь и душу, и этого оказалось достаточно.

— Ты же оборотень! — возмутилась Вейма. — Проклятый! Как ты можешь говорить о своей душе?!

— А почему бы и нет? — хмыкнул барон. — Сейчас не время для богословского диспута. Вир, меня интересует другое. Ты оставил там сына старого Вилтина. Я не уверен, что ты сможешь туда вернуться, чтобы увести мальчика. Как ты мог так оплошать?

Вир пожал плечами. Барон перевёл взгляд на ведьму и вздохнул.

— Я не могу осуждать тебя за неуместное рыцарство, но ты сделал Вилтина заложником самозванца и будешь отвечать перед ним самим, если с мальчишкой что-нибудь случится.

— Не случится, ваша милость, — решительно возразил оборотень. — «Дюк», может быть, и дурак, но ваш старший сын — отнюдь. Как только они причинят вред юному Арне, они лишаются заложника. Если же они будут угрожать его жизни, они разрушат образ доброго государя, который пытаются создавать.

— Вилтин не сможет выступить против самозванца, пока его сын находится в его стане! — стукнул кулаком по подлокотнику кресла барон. — Ты лишаешь меня самого надёжного союзника!

— Арне не такой уж дурак, каким кажется, ваша милость, — упрямо отвечал оборотень. — Он сможет пронаблюдать за тем, что творится в стане у «Дюка», если только ему не подвернётся очередная прекрасная дама для спасения.

Магда густо покраснела.

— Самозванца?!

Вир посмотрел на неё с жалостью. Потом покачал головой и жалость на его лице сменилась холодным расчётом.

— Я был очень благодарен тебе за то, что ты появилась так вовремя. Если бы я не боялся, что брат Флегонт, вернувшись, убьёт тебя, я бы постарался задержать тебя подольше. Когда ты пришла, Алард окончательно забросил дела, а его и раньше нельзя было назвать усердным правителем. Когда с ним заговаривали, он только глупо улыбался и соглашался со всем, что бы ему ни говорили. Жизнь в стане превратилась в вечный праздник.

Он хищно улыбнулся.

— Я даже думал задержать брата Флегонта подальше. Я мог бы подкараулить его на дороге и напугать его лошадь…

— Нет, — вмешался барон. — Мы это обсуждали.

Оборотень развёл руками и пояснил:

— Его милость не желает, чтобы проклятые открыто вмешивались в его дела. Это может испортить его репутацию.

— Самозванца?! — снова спросила Магда. Она чувствовала себя оплёванной. Вейма грозно нахмурилась и Вир, угадывающий малейшие изменения настроения своей жены, немедленно перестал ухмыляться.

— Даже Арне заметил, что Алард врал.

— Но ему поверили уважаемые бароны! — возмутилась Магда. Вир снова жалостливо уставился на бывшую ведьму.

— Заступник с тобой! Речь идёт о переделе страны. Кому какое дело до истины?

— Но он любит меня! — выпалила Магда и покраснела ещё гуще.

— Я разве сказал, что не любит? — поднял брови оборотень.

Барон вздохнул.

— Пора заканчивать этот разговор. Магда, Вир сказал, что ты дочь рыцаря. Я прошу тебя дать мне слово чести, что ты не покинешь замка без моего разрешения.

— И вы поверите мне, ваша милость?! — всё ещё ошеломлённая, недоверяющая и растерянная спросила ведьма. — Какая у меня теперь может быть честь?!

Барон вздохнул и пристально посмотрел на возмущённую ведьму.

— Я поверю тебе, девочка. Я не требую, чтобы ты сдержала слово ценой жизни, но я настаиваю, чтобы ты не покидала замка даже ради своей любви.

— Так я, что же, не пленница, а заложница?! — осенила Магду новая мысль. — Вы хотите угрожать Аларду через меня?!

Барон покачал головой.

— Мой сын, ставший братом-заступником, крепко держит Аларда в своих руках. Даже если самозванец любит тебя, он не сделает и шага, чтобы защитить тебя от костра. Флегонт же… давно подбирается к тому, чтобы устроить суд именно в моих владениях. Ты можешь верить своему возлюбленному, но не брату-заступнику. Так ты даёшь мне слово?

Бывшая ведьма долго молчала. Её друзья стояли рядом и молча ждали её решения. Вир настороженно, Вейма сочувственно. Не было правильного ответа и верного пути. Раньше Магда бы просто… знала, как ей поступить. Она потеряла этот дар, когда последовала за своим сердцем.

— Я даю вам слово чести, ваша милость, — глухо произнесла девушка. — Я не покину замка до вашего возвращения, если мне не будет угрожать опасность.

— Я принимаю твою клятву, — ответил барон. — Иди, Менно проводит тебя. Вейма принесёт твои вещи.

Он посмотрел на оборотня и вампиршу.

— Мы выезжаем завтра на рассвете. До того вы оба свободны… хотя, нет. Вир, останься. Что это за история про чудовище?

Он махнул девушкам, чтобы они уходили, и те молча повиновались.

Вейма оставила подругу в домике в замке — напоминающем тот, в котором Магда разговаривала со старшей сестрой. Оба были одинаково покинуты настоящими хозяевами. Бывшая ведьма чувствовала себя грабителем. Вейма, впрочем, скоро вернулась. Она забрала из их общего жилища только те вещи, которые не имели отношения к ведьмовству.

— Я подумала, что колдовские снадобья лучше хранить в тайне, — пробормотала вампирша, присаживаясь рядом с подругой на лавку. Магда как раз закончила выметать сор и собиралась скрести стол. Хоть какое-то занятие.

— Ты тоже так думаешь? — спросила бывшая ведьма.

— А? — удивилась вампирша. Не очень правдоподобно.

— Ты тоже думаешь, что Алард самозванец?

— Я не знаю, — растерялась Вейма. — Но если Вир сказал…

— Ты ему веришь? — угрюмо спросила Магда. Вейма всегда была такой… независимой. Ведьме приходилось видеть девушек, после замужества начавших петь с голоса мужа. Но от Веймы она такого не ожидала.

Вампирша со свистом втянула воздух. Выдохнула.

— Он умный, — сказала она. — И хитрый. Я не такая умная, как он.

— Ты училась в университете! — резко перебила Магда.

— У меня не очень получается риторика, — усмехнулась Вейма. — Без этого нельзя победить на диспуте.

— Ты просто думаешь о всяких мелочах и стараешься побольше о них сказать. А надо думать о том, что поймёт собеседник, — пояснила бывшая ведьма. — И как он это поймёт.

— Это часть проклятия, — проворчала Вейма. — Вампиры очень мелочные.

— Вампиры кровь пьют, — парировала бывшая ведьма.

Вейма снова втянула воздух и Магда поняла, что подруга принюхивается к её состоянию.

— Не надо, — попросила бывшая ведьма, неловко поёжившись.

— Знаешь… — потянула Вейма. — Ты думаешь, что ты всё потеряла, но ты… ты по-прежнему многое можешь. Правда.

— Перестань!

— Нет, в самом деле. Ты не чувствуешь, когда поступаешь правильно, когда нет, не можешь наугад вытащить целебное растение… Но ты по-прежнему умеешь находить нужные слова. Ты умеешь понимать. Почему ты думаешь, что это неважно?

— Не надо! — взмолилась бывшая ведьма. Вейма молча положила руку ей на плечо.

— Я хотела бы всё изменить, — сказала вампирша после долгого молчания. — Ты больше не любишь свою сестру? Раньше любовь к ней была во всём, что ты делала. Слабый запах, но он был всегда. А когда ты вспоминала о ней, от твоей любви можно было задохнуться.

— А что я сейчас чувствую? — не удержалась бывшая ведьма.

— Боль. Обиду. Разочарование. Гнев. Немного, — Вейма принюхалась, — впечатлений, которые тебя позабавили. Сестра… нет, ты её любишь, конечно. Но не думаешь о ней… не так. Она стала просто… сестрой. Не костром в ночи, к которому ты шла. Знаешь, мне старый Ватар, ну, мой… ну… тот. Ты поняла.

Магда кивнула.

— Он рассказывал. Далеко-далеко есть место, где только один песок. Много-много песка. Можно идти день, неделю — и будет один песок. Там есть… немного, правда, озёра, а вокруг растут… ну, что там растёт. И иногда впереди ты видишь такое озеро. И его никогда там нет. Можно вечно идти за ним, а его там нет. Чтобы найти, надо знать точное место.

— Колдовство? — спросила сбитая с толку бывшая ведьма.

— Не знаю. Кажется, нет. Просто такое место. Вот сестра была для тебя таким озером.

— Только костром в ночи? — уточнила бывшая ведьма.

— Да, — вздохнула Вейма. — А теперь это просто… сестра.

— А… Алард?.. — спросила Магда, уже боясь услышать ответ. — Что ты про него скажешь?

— Ты стараешься о нём не думать, — пожала плечами вампирша. — От него не слишком приятно пахло — тогда, на кухне, когда я вернулась.

— Ты же его не видела, — нахмурилась бывшая ведьма.

— Но он там побывал. Побывал с тобой. Я чуяла его запах. С трудом смогла проветрить наш дом.

— А… — растерянно потянула Магда. — И… что?

— Самовлюблённый, — хмыкнула вампирша. — Очень хорошего о себе мнения. Убеждён, что с ним должны случаться разные замечательные и волшебные вещи и ты — одна из них.

— И всё? Чем же он тебе так не понравился?

— Ты не должна «случаться» с каким-то самовлюблённым типом, будь он хоть трижды Дюк и наследник династии! — разозлилась Вейма. — Ты не должна быть… быть… быть просто частью его истории! Как в том последнем романе, который я переписывала в Раноге, о придурке, который ездил по разным замкам и там влюблялся в каждую новую девушку, выступал на турнире в её честь и — вперёд, навстречу приключениям!

— Ты переписывала романы? — спросила Магда, чтобы немного отвлечь подругу от её злости. Рядом с разгневанной Веймой становилось неуютно.

Вейма почувствовала это и раздражённо фыркнула.

— Хорошая работа для вампира, — призналась она. — Мы очень точные и аккуратные. И быстрые. А ещё так можно читать все новые тексты. Я отдавала книги быстрее, чем другие переписчики, но не настолько, чтобы кто-то что-нибудь заподозрил. Я прочла — ну, и переписала, конечно, — много романов про рыцарей. Ещё, конечно, богословские трактаты и кое-что из церковного права, потом всякие городские истории про прачек, нашлись чудаки, которые их тоже записали.

— Почему ты там не осталась? — удивилась ведьма. Вампирша оскалилась.

— Я разозлилась. Я выучилась, я знала все тексты наизусть, а мне так и не дали докторской мантии. Зачем вообще тогда всё? Я так долго и трудно к этому шла — и ничего не вышло!

— А барон тебя хвалит, — раздался с улицы глубокий голос оборотня и Вир вошёл в дом. Вейма немедленно на него накинулась:

— Я думала, ты пройдёшь мимо! Кто тебя звал, вмешиваться в чужой разговор?

— Ну, прости. Я подумал, ты захочешь пойти со мной в деревню. Собираюсь там с людьми пообщаться.

— Позже, — прошипела вампирша. — Иди без меня.

Вир усмехнулся, притянул к себе жену и поцеловал в макушку. Она гневно развернулась в его объятьях, упёрлась руками в грудь, а потом как-то вся… обмякла? Скорее, расслабилась, решила бывшая ведьма.

Они долго молчали, глядя друг на друга, пока Магда не заметила, что губы оборотня шевелятся, хотя в доме не раздаётся ни звука.

Они слышат не так, как люди, догадалась она. У них острый слух. Они разговаривают.

Магде стало неловко, как будто она подсматривала за чем-то слишком личным. Она даже немного разозлилась: это её дом, а они ведут себя так, как будто одни!

Когда муж и жена разжали объятья, от ещё недавно переполнявшей Вейму злости не осталось и следа. Но, когда Вир потянул её к двери, вампирша решительно вырвала руку.

— Позже, — неумолимо произнесла она и, встав на цыпочки, поцеловала мужа. — Иди, родной.

— Извини, — буркнула Вейма, когда они остались с Магдой одни. Бывшая ведьма покачала головой.

— Я никогда не видела тебя счастливой.

Вейма вздохнула.

— Вот за это я его и люблю.

Глава третья Тайны проклятых

Когда вампирша подходила к деревне, день уже шёл к вечеру. Она была задумчива: ведьма, успокоившись, не захотела больше разговаривать о своих переживаниях и вместо того попросила Вейму об одном очень неприятном одолжении. Вот так всегда. Ты готова сделать что угодно, лишь бы порадовать подругу, ну, там, убить дракона, выступить на турнире или даже сшить парадное платье, а тебя просят именно о том, что ты никогда, вообще никогда не взялась бы делать! Отказываться, впрочем, было не в правилах Веймы.

Она толкнула дверь кабака и на мгновение закрыла глаза. Люди. Много людей. Пот. Вино. Страх. Интерес. Муж.

Вир сидел посреди зала и вовсю развлекал общество рассказами о чудовищах и опасных зверях, которых он убивал или ловил.

— Кинопея извергает пламя, но похожа на лошадь. На людей она не охотится, но может напасть, если её напугать. Левкрота приходит с востока, у неё огромная пасть и человеческий голос, а догнать её мог бы разве что вампир, но зачем вампирам за ней бегать?.. На них я не охотился, в наших краях они редкость, но старики рассказывали, и даже показывали шкуры. У мантикора приятный голос, похож на флейту, а вообще тварь походит на льва, только очень прыгучего. Знаете, что такое лев? Это огромный кот с большой гривой. Но у нас он не водится. Мантикор жрёт людей как семечки. Этого видел. Охотиться — поганое дело. Приманка почти никогда не выживает. Хорошо если есть кто больной или убийца, которого никому не жалко. Кстати, тоже царапает стволы, метит землю, где решило поселиться. А вот вульпис — маленький безобидный зверёк, навроде лисицы, так что, если куры пропадать не стали, чего тут переживать?.. ловить его сложно и шкура никуда не годится. Онагр опасен только весной, когда нападает на всякого, кого принимает за соперника. Он чешет о деревья свои огромные рога, оставляя глубокие царапины, и страшно ревёт. Весной охотиться на него лучше с самострелом, но в любое другое время можно устроить облаву.

Вейма закашлялась. Она тоже читала этот старинный бестиарий[31], но муженёк к нему приплёл много отсебятины.

Вир немедленно повернулся к жене и обнял за талию со столь самодовольным видом, что, не грози ей это потерей сознания — непременно бы выцарапала глаза.

— А оборотень? — спросил кто-то из толпы слушателей.

— Оборотень? — усмехнулся охотник. — Ну… С оборотнями поступаем так…

Он наклонился вперёд, упираясь руками в колени, толпа придвинулась, Вейма, сердито фыркнув, отошла в сторону. Любимый развлекался. Он давно так не развлекался и не хотел упустить ни мгновения из этого удовольствия. Вампирша со злостью вспоминала какую-то бабу в деревне, где они жили с Виром, которая приходила за своим благоверным со скалкой наперевес, вытаскивая его то из кабака, то из дома шателена, то просто от приятелей. Надо было у неё поучиться…

— Значит, так, — преувеличенно серьёзно сказал оборотень. — Берёте баклажку вина получше. Идёте в лес. Не-не-не, не толпой. Одного хватит, зуб даю! Садитесь там на пенёк или ещё куда. И, когда стемнеет, кричите погромче: «Э-эй! Разговор есть!». Баклажку, главное, откройте. Он и учует. Подойдёт ближе. Тут главное — не орать, не убегать и в штаны тоже…

Вейма стремительно шагнула и толкнула муженька в плечо так, что он едва не скатился с лавки.

— Не пугаться, я хотел сказать, — засмеялся оборотень, ловя жену за руку. — Оборотни этого не любят. Вот когда появится, вы и говорите примерно так…

Люди затаили дыхание. Вейма поймала вопросительный взгляд Рамоны и покачала головой.

— «Слушай, мужик, выпить хочешь?» — торжественно произнёс оборотень.

Мгновение стояла тишина, а после весь кабак, как один человек, грянул хохотом. Вампирша вырвалась из цепкой хватки мужа и выразительно скрестила руки на груди. Вир сделал вид, что этого не заметил.

— А если это баба? — спросил Риг, когда все немного успокоились.

— И-и-и… — покачал головой оборотень. — С бабами — оно сложнее. Бабы — они же такой народ…

Он увернулся от ещё одного тычка жены и продолжил:

— Главное — своя баба потом со света сживёт.

— Вир, — прошипела разъярённая Вейма, — прекрати немедленно!

— Козочка моя! — пропел оборотень, дёргая вампиршу так, что она упала ему на колени. — Не злись, родная. Отдохни, развейся… поешь… вина выпей…

— Я уже поела, — процедила вампирша, ещё больше злясь на то, что муж привлекает внимание к тому, как она питается. — Нам домой надо, скоро стемнеет!

— А я обо всём договорился! — заявил оборотень и приветливо кивнул кабатчице. — Тут заночуем! Тут лучше… спокойнее… к людям ближе…

— Вир, я тебя убью, — неслышно для всех остальных пригрозила вампирша.

Оборотень притянул её ближе к себе и прижался губами к её губам.

— Не мешай, я делом занят, — также неслышно ответил он. — Потерпи.

Кто-то — кажется, Риг — что-то выкрикнул и заулюлюкал, но Вейме вдруг стало всё равно. Она слишком давно не целовалась с мужем, чтобы сейчас отвлекаться на какого-то… человека. Люди… люди просто… мешали… и были… неважными… совсем-совсем неважными… Вир наполнял её спокойствием и уверенностью. Вир наполнял её силой, которую она не могла бы добыть обычным для вампира способом. Вир… просто был. И ей было с ним хорошо. Когда он вот так вот, с ней и только с ней… хорошо…

Когда они оторвались друг от друга, в зале стояла странная тишина. В углу кто-то ненатурально кашлянул. Вейма потрясла головой, пытаясь вернуть себе ощущение реальности.

— Моя козочка, — ласково, по-крестьянски обратился к ней оборотень. — Ты не могла бы расколдовать этих достойных людей?

Вейма оглянулась по сторонам. Почти все люди в кабаке стояли или сидели с остекленевшими глазами и дышали очень-очень медленно. Вампирша в смущении спрятала лицо на груди мужа. Он коснулся губами её волос.

— Да, — мягко сказал оборотень. — Они тебе мешали. А теперь отпусти их.

— Я даже не заметила, как я это сделала, — расстроенно прошептала девушка. — Я не знаю…

— Постарайся, — уже встревоженно попросил оборотень. От него запахло тревогой и это было невыносимо.

Вампирша вздохнула и заглянула куда-то вглубь себя. В ней было столько раздражения на всех этих людей, которые совершенно напрасно оказались с ней под одной крышей, и столько злости, что отыскать среди царящего в её душе водоворота усилие, сковавшее кабак, было непросто. Но, кажется, это оно. Вейма напряглась изо всех сил. Сначала ничего не происходило, а потом вдруг все разом задышали и заговорили. Кабак наполнился гулом и теплом человеческого присутствия — в противоположность тому не-присутствию, которое царило в нём только что. Вейма бессильно обвисла в руках мужа. Нет ничего хорошего в том, чтобы управлять такой толпой людей, да ещё до того, как погаснет закат, до того, как они уснут.

Вир погладил её по голове.

— Выпей, козочка моя, тебе полегчает, — предложил он, заставив жену скрипнуть зубами в бессильной ярости. Вейма ненавидела запах вина. На самом деле вампиры могли пить любую жидкость без вреда для себя, но и безо всякой пользы. Только кровь или молоко, выпиваемое вместе с жизненными силами, поддерживали их жизнь. Но вино… учитель пытался приучить Вейму охотиться на пьяных. Это легче и так проще объяснить, почему жертва ничего не помнит со вчерашнего вечера. А ещё вампир от этого тоже пьянеет. Но Вейма ненавидела саму ситуацию, когда человек теряет разум, перестаёт управлять своим телом, мыслями, движениями, речью… от этого неправильно пахло!

— Ты же знаешь, я не…

— Йаган, дружище, — отмахнувшись от жены, позвал оборотень. Виноградарь подошёл ближе и в его глазах, очень… бодрых и настороженных, вампирша увидела, что он не уснул под её чарами. — Она у меня такая привередливая… у тебя найдётся что-нибудь получше? Хорошее что-нибудь, а?

Виноградарь кивнул, отцепляя от пояса флягу. Судя по его виду и запаху, он отлично знал, кто перед ним, и не хотел купиться на дружелюбный тон оборотня. Вейма ненавидела его фальшивое дружелюбие. Мало кто замечал, когда Вир врёт, но вампирше фальшь резала слух.

— Я не буду… — запротестовала Вейма. Она поняла намёк, и когда-то учитель давал ей хорошее вино тоже. Это было на встрече, тогда она была ещё только-только обращена и все думали, что она скоро бросит свои глупые капризы и станет настоящим вампиром. Ту лозу поливали кровью, над той пели чёрные песни, и вкус вина был ядовитым и горьким, он дурманил разум и придавал силы для самого злого чародейства. У того вина был вкус крови. Отравленной крови.

Вир молча взял у виноградаря флягу и сунул в руки жене. Вейма слишком хорошо знала мужа, и понимала, что с него станется напоить её насильно, если он решил, что ей это нужно, а она будет упрямиться. Девушка пожала плечами и поднесла флягу к губам. Сделала глоток.

Эту лозу поливали молоком, посыпали цветочным нектаром, над этой пели песни о свободе и силе, во вкусе была сладость и свежесть… Вампирша сделала несколько глотков и с усилием остановилась. В голове слегка шумело, но в тело вернулась сила.

— Продашь? — спросил оборотень, глядя на порозовевшее лицо жены и её заблестевшие глаза.

Виноградарь молча забрал флягу, закрыл и повесил обратно на пояс. Отвернулся и пошёл восвояси из кабака.

— Я подумаю, — бросил он через плечо.

— Эй, охотник! — грубо окликнул мельник. — Байки ты здоров травить. А дело-то своё знаешь? Если это оборотень? Они, говорят обычных волков втрое сильнее.

— Вчетверо, — вскользь заметил оборотень, ссаживая жену с колен. Вейма вздохнула и подошла к Рамоне.

— Спасибо, что приютила, — тихо сказала она. Кабатчица кивнула.

— Он действительно хороший охотник? — с сомнением спросила она.

— Лучший, — вздохнула девушка.

— И он твой муж? — уточнила Рамона.

— А что, непохоже? — усмехнулась Вейма. — Мы невенчаны, если ты об этом. Просто…

Вампирша вдруг подумала, что никогда раньше не воспринимала Вира как мужа. Даже как любимого. Или своего мужчину. Он просто… был. Человек — оборотень — мужчина, который удерживал её угрозами и силой. Человек — оборотень — мужчина — который дал ей дом. Который стал её семьёй. Стал бы он жаловаться клану на её нападения там, в той деревушке, где она доила коров, если бы она отказалась остаться? Может быть, и нет. Вир был очень благородным… человеком. Может быть и да. Оборотни никогда не отказываются от своего.

— Просто мы вместе, — сбивчиво закончила девушка. Кабатчица кивнула и понесла в угол горячую похлёбку.

— …никогда не селятся рядом с людьми, — обратила внимание Вейма на голос мужа.

— Это почему же? — нахмурился мельник.

— А зачем? — пожал плечами оборотень. — Свободных земель, хвала Заступнику, хватает.

Он усмехнулся.

— Да простит меня честное собрание, они говорят, от нас дурно пахнет. Дым, железо, навоз, вино, пот… У них же нюх как у волков, а волки выходят к людям только когда в лесу жрать нечего. А оборотни — они же умные, они сами следят, чтобы было что жрать.

Это заявление было встречено недоверчивым гулом.

— Ну ладно! — хлопнул по столу Вир. — Знаю я кое-что. Не хотел к ночи рассказывать.

— А ты нас не пугай! — потребовал Натес. — Мы тут всё видели! Мы вампира судили!

— И кормили, — тихо дополнил кузнец, которому до сих пор припоминали «дорогого сыночка».

— Была когда-то деревня… под Дачсом — это городишко такой, к западу от Корбиниана… там к западу все города мелкие, а баронов почти нет, и деревни подати в город везут.

Вейма вздрогнула. Дачс — это её родной город. Она действительно помнила… что-то было такое… однажды в город пришло много крестьян — оборванных, перепуганных, они не были спокойны прежде, чем оказались под защитой каменных стен и первое время вели себя очень тихо… А ещё среди них было больше детей, женщин и стариков, чем взрослых мужчин. Городу пришлось придумывать работы, чтобы прокормить таких гостей. Выгнать их не поднималась рука. И они никогда, никогда не хотели рассказывать о том, что с ними случилось.

— Там была ведьма, — понизил голос Вир. В кабаке стало очень тихо. — Старая злющая карга, и жила она где-то в овраге. Её никто не любил и она никого не любила.

— Она призвала в деревню оборотней, да? — вылез вперёд сын кабатчицы Куно и увернулся от полотенца, которым попыталась шугнуть его мать.

— Нет, — неожиданно серьёзно покачал головой охотник. — Никто их не призывал. Ещё там была девчонка…

Он покрутил у виска и все женщины с сочувствием закивали.

— Она даже не разговаривала. Только ходила, улыбалась и мурлыкала под нос песенки без слов. А потом в плохой год у них сгнила на корню вся пшеница.

Люди охнули. Сгнившая пшеница — это дорога к голодной смерти, если только у сеньора нет запасов, которыми он захочет поделиться. Но делает ли запасы город?

— И тогда они решили, что старая карга, которая давно со всеми разругалась, сделала это нарочно. И что девчонка переняла у неё силу и тоже сгноила пшеницу. И её дурацкие песенки — это, конечно, злые чары. Кто-то видел, как она трогала стебли…

Вейма почуяла настроение мужа и, забыв про злость, шагнула ближе к нему, обняла за плечи. Он накрыл её руки своими и продолжал:

— Их сожгли заживо. Обеих. Каргу ещё и пытали. Требовали, чтобы она расколдовала деревню. Она окончательно сошла с ума, когда они подпалили костёр. Девчонка даже не понимала, что происходит. Даже не понимала!

Все отшатнулись.

Вейма крепче обняла мужа. Пальцами, ладонями. Всем телом она чувствовала в нём давнюю боль: «Я не успел. Я пришёл слишком поздно».

— И вот тогда пришли оборотни. Стая оборотней.

— Они всех сожрали? — как зачарованный спросил Куно.

— Нет, — покачал головой Вир. — Меня туда… пригласили. Посмотреть, что там можно сделать. Я видел следы. Говорил с людьми.

Он врал, поняла Вейма. Он был одним из оборотней той стаи. Может быть, это он её и навёл. Он не успел спасти ведьму и сумасшедшую девчонку и жестоко отомстил людям, которые их убили. Не потому ли он спас её от костра? Потому что на этот раз он успел…

— Они не стали никого жрать. Такую падаль оборотни не едят. Они убили — палачей. Тех, кто убивал. Кто пытал. Тех, кто смаковал слухи и сплетни, вспоминал, где и когда видели девчонку и касалась ли она руками колосьев. Они вырезали весь скот. А людей… людей просто… прогнали. Она вон, — он кивнул на Вейму, — родом из Дачса, она их видела.

Все посмотрели на Вейму и девушка закивала. Тогда все снова уставились на охотника.

— Стая оборотней вырезала деревню? — уточнил Вилли-кузнец. Вир кивнул. — Только за то, что они убили ведьму, которая их прокляла?

— Они сожгли этих женщин живьём! — хлопнул по столу Вир. — Враг и все его демоны, девчонка даже говорить не могла! Там были две сумасшедших женщины и беда, которая касалась всех!

— Но зерно сгнило, — настойчиво произнёс мельник.

— Это был плохой год, — пожал плечами Вир. — Деревня стояла в низинке. Ведьма была старая. Она отводила беду, пока могла, но тогда окончательно свихнулась и ослабла. Она не смогла их спасти, но кого это волновало? Они боялись голодной смерти и хотели на ком-то выместить свой страх. Оборотни редко вмешиваются в человеческие дела. Но лес — он общий и для них, и для нас, и для ведьм. Такого они спустить не могли.

— Отводила беду? — переспросил Куно. — Как это?

— Ну, тут уж я не знаю, — развёл руками оборотень. — Но ведьмы как-то с миром договариваются. Даже злые. Бывают и заморозки, и засуха, и дождливое лето может быть, но если есть ведьма, то деревня выдержит. Главное, чтобы хорошая ведьма была. А всякие там привороты-отвороты, наговоры — это так, баловство, чтобы не скучно было.

— Откуда ты это знаешь? — нахмурился мельник.

— Пришлось, — усмехнулся оборотень. — Кто по лесу ходит, с ведьмами дружить должен, иначе не пустит в свою деревню, будешь вокруг кружить, а дороги-то и не сыщешь.

— А, может, ты знаешь, или жена твоя, что с нашей ведьмой-то будет? — спросил мельник. — Говорят, её в замке заперли. Говорят, она убийце помогала. Так что же это будет — казнит её барон, а нас оборотни сожрут и земля родить перестанет?

— Вот чего не знаю, — покачал головой Вир. — Это их дела, баронские. Но запирать её его милость не запирал, стало быть, и не казнит. Почем нам знать, может, ему колдовство какое потребовалось?..

Собравшиеся в кабаке стали на все лады обсуждать, что могло потребоваться их барону от ведьмы, Вир, наслаждаясь разговором, то спорил, а то подкидывал новые идеи. Вейма махнула рукой и пошла в дальний угол кабака — туда, где, она чувствовала, сидел второй человек, не уснувший под её чарами. Слово надо держать. Редко когда она была этим так недовольна.

Знахарь отодвинул в сторону тарелку и раскладывал перед собой диковинную карту. Вейме хватило одного взгляда, чтобы узнать эту страну — вот там дом Девы Источника, а вот это — логово дракона. Башня Черепов, Долина Страха, Река Хитрости… В Раноге была популярна эта игра. Говорили, она пришла откуда-то с востока (как левкрота, которой вообще не существует!), но поэты придумали свою страну. По этой земле путешествовал тот самый глупый рыцарь, который поклонялся всем встречным девушкам. От игроков требовалось провести его между всех опасностей. Его — или его соперника, единокровного брата, который хотел доказать, что он рыцарь не хуже других, а его дама сердца — самая прекрасная на свете.

Знахарь поднял взгляд на девушку и кивнул, приглашая её садиться. Вейма повиновалась. Запах когда-то собранных им трав мешал сосредоточиться, но его, по крайней мере, уже можно было терпеть.

— Откуда это у тебя? — хмуро спросила вампирша. Защитила ли Исвара якобы пробуждающаяся колдовская сила? Или разум человека укрывают те вонючие травы? И должна ли она сказать об этом людям, если верно второе?

— Выиграл у проезжего мага, — пояснил знахарь, расставляя фишки. Будет ли девушка с ним играть, он не спрашивал.

С Врагом на душу сыграть не откажется, так говорила Магда.

Запах трав, неразличимый для человека, мешал сосредоточиться.

Ватар учил её когда-то играть с людьми во всякие игры. Учил её как выигрывать и как проигрывать. Ватар многому её научил.

Пыльный грязный чердак. Бродячий школяр, который не понимает, зачем его туда позвали. Он немного пьян, но не больше, чем обычно бывают школяры. От него не пахнет страхом, скорее, азартом и интересом. Он поглядывает на старика и закутанную в чёрное девушку. Вейме дурно. Она не знает, что ждёт этого юношу — игра, истощение или смерть. Ватар выберет сам. Позже. Когда наиграется.

— Учись, дитя моё, — говорит он своим скрипучим голосом. Школяр не слышит. — Ты можешь заманить жертву одной лишь силой своих чар, но это не всегда удобно. Могут пойти лишние разговоры, особенно, если ты решишь поселиться на одном месте.

— Учитель, я не…

Вейме не кажется таким уж важным урок. По её мнению, старик развлекается. Хочет заставить её почувствовать вкус власти. Доказать ей, что она ошибается, что пить кровь — это награда, а не проклятие. Вейме дурно. Голос учителя причиняет ей боль, он царапает слух, залезает под кожу и там рассыпается острыми кристалликами.

— Посмотри ему в глаза, — предлагает старый вампир. На грязном полу лежит карта с завораживающими названиями. — Он знает, как играть в эту игру. Вглядись в его глаза — и ты тоже будешь знать.

Вейма вглядывается. Потом поднимает руку и бросает кости. Бросать кости её тоже научили: чуткая кожа вампира ощущает, какая грань лежит на руке, точные мускулы заставляют кость перевернуться нужное число раз. Выпадает шестёрка и школяр издаёт разочарованный стон. Он надеялся, что первый ход будет за ним. Вейма смотрит ему в глаза и сдвигает Чёрного Рыцаря. Школяр хочет отвести взгляд, но Вейма держит крепко. Ему не выиграть эту игру.

…ему не выиграть свою жизнь.

Старый Ватар посчитал отпускать паренька «неразумным». От вкуса крови, насильно влитой в горло, вкуса напрасной надежды и азарта, у Веймы ещё долго сводило зубы.

Вейма не любила такие игры.

— Магда говорила, Лонгин всегда жульничает, — сказала вампирша. Она помнила правила, как помнила многое другое, важное и неважное, но не очень представляла себе, как играть, если ты не можешь прочесть мысли собеседника. Нужно ли ей выиграть или проиграть? Что будет лучше для её целей? Запах трав мешал сосредоточиться. Вейму внезапно осенило: травы были во всей деревне и в кабаке тоже, но она не чувствует их, они давно высохли, и запах испарился. Вампиры чуют немногим лучше людей, а иногда и хуже, иначе от отвращения они не могли бы охотиться. Не все люди моются перед тем, как стать жертвой. Вампиры чуют запахи мыслей и чувств. Знахарь подбирал свой чудовищный букет, варил из него снадобье, надеялся, что он поможет… травами пахло от его мыслей, а не от него самого.

— Я заметил, — сообщил знахарь и подвинул ближе к вампирше предназначенные для неё фишки. Чёрный рыцарь. Вейма вспомнила запахи, царящие когда-то на том пыльном чердаке, и её замутило. Она бросила кость — тем же движением, что и тогда. Шестёрка. В этой игре слепая удаче не так уж много значила по сравнению с мастерством.

«Мне понравилась эта игра, — сказал когда-то старый Ватар. — В ней как в жизни — с тобой могут происходить разные события, ты встречаешься со многими опасностями, но, в конце концов, главное — хватает ли у тебя сил и ума».

Вейма ненавидела его голос. У неё не хватало ни того, ни другого, чтобы бросить учителю вызов. Вейму в сложной игре под названием «жизнь» ждал один только проигрыш — сколько бы она ни выбросила на костях. Но пока ей везло.

Вампирша заставила себя вернуться в настоящее. Неподалёку Вир развлекал народ историями, одна другой страшнее. Некоторые, похоже, выдумывал на ходу — про ту рыбу размером с лодку, которая против течения заплыла в реку и притаилась где-то в заводи, чтобы охотиться на людей. Другие устраивал сам — иногда в человеческом, иногда в зверином облике, а кое-какие вычитал в том стареньком бестиарии. Вейме не надо было его непрерывно слушать, чтобы потом слово в слово пересказать все его рассказы. Некоторые вещи ты просто слышишь, чем бы ни занималась.

Вир был рядом. Пока Вир рядом, ничего плохого случиться не может.

…если он однажды снова уйдёт, её сердце разорвётся навеки… она просто не сможет пережить это — снова.

Но пока он рядом. Он здесь.

Оборотень уловил беспокойство жены и нашёл её взглядом. Вейма посмотрела ему в глаза и покачала головой. Помощь не нужна. Вир кивнул.

Вейма дождалась, пока с обеих сторон будет сделано по три хода. Со своим умением играть она завела Чёрного Рыцаря в Болото Сновидений и должна была пропускать ходы.

Так даже лучше.

— Магда рассказывала, что ты говорил с… с кем-то в тот день, когда она уходила.

Знахарь выбросил всего тройку и шагнул к Башне Черепов. Отвечать он не даже не собирался.

— Она сказала, ты или безумен или обладаешь колдовским даром, — настойчиво продолжала вампирша, наблюдая, как уменьшаются шансы Чёрного Рыцаря на победу. Исвар молчал. — Но ты не безумен, и лес тебя пропускает. Пожалуйста! Это важно!

Знахарь подтолкнул к ней кость — пришла её очередь ходить, — но по-прежнему молчал.

— Она сказала… она сказала, что колдовской дар отличается от волшебной силы чёрных магов. Что всё, чему её учили в Бурой башне — это трюки. И ещё вера в то, что наш мир — это зло. Но колдуны и ведьмы договариваются с миром! Они договариваются со своим лесом! Этого не может быть, если мир — это зло, понимаешь? Магда сказала, что дар необученного человека подавляется, если рядом колдует обученный. Но если тот… уйдёт… дар может проявиться.

— Так, — спокойно произнёс знахарь в ответ на её сбивчивый шёпот. — Её казнит барон? Или убьют другие ведьмы? Почему вы вдруг засуетились?

Вейма отшатнулась. Она не желала этого разговора, она умоляла Магду избавить её от данного слова, она вообще не хотела раскрывать тайны одарённых перед чужим человеком. Но Магда настаивала.

— У леса должна быть ведьма. Или колдун. Кто-то, кого принимает лес. Чужая ведьма не может прийти сюда просто так, её надо привести. Познакомить с лесом. Сейчас это сделать некому. Деревня может погибнуть в первые же заморозки. Если ты не пойдёшь, мне придётся сделать это самой. Говорить с человеком, у которого есть то, что я потеряла… Пожалуйста, Вейма. Кто-то должен взять это на себя. Прошу тебя.

Это было невыносимо. Но отказать подруге вампирша не смогла.

— Ей… ей надо будет уехать, — неуклюже соврала девушка. Раньше она врала всегда с помощью вампирских чар, выбирая тот ответ, в который мог поверить собеседник. Сейчас так не получалось и это было ужасно.

— И чего вы хотите от меня?

Разговор сделался для Веймы ещё более неприятным. Такие вещи… о них не просят, не уговаривают… это дар, он приходит извне — иногда от учителя, а иногда от самого мира. О них нельзя говорить таким спокойным тоном, как будто речь идёт о покупке второй порции похлёбки в кабаке. Вампирша сосредоточилась на игре. Всё было не так плохо после того, как она вывела Чёрного Рыцаря к Деве Источника, которая, по преданию, могла указать дорогу в любое место.

Когда молчание сделалось невыносимым, вампирша заставила себя поднять взгляд и посмотреть прямо в светлые глаза знахаря.

— Если здесь не будет ведьмы, то лес сам изберёт тебя своим колдуном, — зло сказала она. — Ты можешь уехать, но, если откажешься и останешься здесь — покоя не будет ни днём, ни ночью.

— А если соглашусь? — хмыкнул знахарь. Вампирша пожала плечами. Она мало понимала в таких вопросах. Магда тоже знала не всё. Девушки всегда подозревали, что старая ведьма приберегла некоторые тайны. Верена не собиралась умирать, она собиралась отобрать силы своей ученицы.

— Ты должен будешь разговаривать с лесом, — неуверенно сказала она. — Но это ты и сейчас делаешь. Приносить ему жертвы. Если сюда вернётся Медный Паук, — ну, Виль-батрак — ты должен освободить его душу, иначе он вечно будет скитаться здесь после смерти. Вроде всё.

— Даже так, — поднял брови Исвар и передвинул своего героя в предпоследнюю позицию. — А почему ведьма не сказала этого сама?

Потому что она больше не ведьма.

— Барон запретил ей выходить из замка, — объяснила вампирша, выводя Чёрного Рыцаря за пределы карты.

— По-моему, у нас ничья, — заметил знахарь, делая последний ход. — Сыграем ещё?

Вейма чуть покачивалась, сидя в дамском седле, и была недовольна всем миром сразу.

Во-первых, конечно, лошадь. И одежда. Барон сказал, что она теперь придворная дама его дочери. И должна ехать как придворная дама. Она не может обернуться летучей мышью, пролететь ночью до Тамна и там затаиться. Она должна въехать в город. Как все. А придворная дама не может ехать по-мужски и показывать всем свои ноги. Поэтому Вейме выбрали лошадь, дали одежду (на этот раз подходящую по размеру) и велели ехать вместе с «госпожой». Нора волновалась — она впервые выезжала в большой город — и не смотрела наставнице в глаза. А Вейма злилась. Сидеть было неудобно, ехать так медленно было неудобно, неудобно было, что вокруг ясный день и много людей. К тому же лошадь не знала, как Вейма должна на ней сидеть. Вернее, знала не настолько ясно, чтобы вампирша могла прочитать это в её сознании. У неё и сознания-то не было.

Вейма злилась.

К тому же ужасно, что муж отослал её в Тамн, а сам остался в деревне — ловить несуществующее чудовище. Как он собирался выкручиваться — одному только Заступнику известно. Но Вир заверял, что не первый раз так делает. И что всё обойдётся. А она должна ехать со своим сюзереном. С сюзереном! Она же вампир! Проклятая! Какие, к Врагу, могут быть сюзерены?!

— Тише, родная, не ругайся, — мягко просил Вир этой ночью. Он держал её руки в своих и заглядывал в глаза, и Вейма понимала, что не сможет ему ни в чём отказать, как бы сильно она ни злилась. — Ты моя жена, а я присягал союзу баронов.

— Ты оборотень, — угрюмо ответила она. — Проклятый, как и я. Проклятые не бывают вассалами и проклятые не вступают в брак. Ты не можешь послать меня туда, куда я не хочу. А я хочу остаться с тобой. Хочу приглядеть за Магдой. Ты не можешь мне приказывать. Никто не может мне приказывать, слышишь?!

— Тогда я прошу, козочка моя, я тебя умоляю. Мы живём в неспокойное время, прошу тебя, ты должна поехать вместе с его милостью.

— Зачем?! Зачем ты отсылаешь меня?! Кого я не должна увидеть рядом с тобой?!

Вир отшатнулся и побледнел.

Этого он не ждал, и Вейма почувствовала мрачное удовлетворение от того, что ей удалось всё-таки его задеть. Всё-таки. Наконец-то.

…слишком поздно…

— Хорошая моя, — сказал он, когда справился с голосом. — Я говорил со здешними людьми. Во-первых, царапины на деревьях. Ты ведь их оставила, моя дорогая. Ты злилась и царапала деревья. Теперь мне надо придумывать чудовищ, которые могут оставлять такие следы. Хорошо, что никто не подозревает об этой способности вампиров, иначе тебя бы быстро раскусили.

— То есть во всём я виновата?! — вспылила Вейма.

— А ещё, моя козочка, второе. Ты не слушала рассказы здешних людей. А я слушал. Я не знаю, как ты это делаешь, и знать не хочу, но ты не только насылала на них кошмары прошлой ночью, ты ещё и заставляла тех, кто не спал, видеть тех самых чудовищ. Пока смутно, моя хорошая, но этого им хватило. Ты понимаешь, что не все они видели меня? Некоторые видели то, что внушила им ты.

— Они были пьяны! — возмутилась вампирша.

— Да, я слышал, будто вам легче управлять пьяными, но от истины никуда не деться. Ты заставила их видеть чудовищ. Многих людей, и не все из них спали.

Оборотень слегка встряхнул жену.

— Козочка моя, ты понимаешь, что натворила? Ты не можешь насылать кошмары каждый раз, как у тебя испортится настроение! Ты не можешь запугивать всю деревню!

— Нет, не понимаю, — надулась вампирша. Она понимала, что ведёт себя по-детски, но не могла удержаться. — Раньше так никогда не было.

— Раньше — нет. Но ты становишься сильнее. Ты же сама говорила, что со временем способности вампиров увеличиваются.

— Вампиры пьют кровь! Это даёт им силу!

— А ты нет, и никто не знает, как ты должна развиваться. Ты должна быть осторожна. Не давай чувствам волю. Сохраняй разум. Если, не дай Освободитель, пойдут слухи…

— Ну, хорошо, я тебя поняла. Я постараюсь. А теперь ответь — зачем мне ехать?

— Затем, что так приказал барон, — спокойно ответил оборотень. Вампирша чуть не зарычала.

— Это не ответ!

— Козочка моя. Я прошу тебя. Я тебя очень прошу. Я боюсь. Я никогда ни за кого так не боялся, как за тебя. Сейчас не время нам быть вместе. Прошу тебя. Пожалуйста. Уезжай. Держись барона. Веди себя как человек. Постарайся, родная. Прошу тебя. Сейчас очень опасно. Я… я не смогу спокойно делать своё дело, если ты будешь рядом.

— Да чем я тебе мешаю?!

— Ты мне не мешаешь, — твёрдо ответил Вир и крепко обнял жену. Вампирша напряглась, пытаясь отстраниться и поглядеть ему в глаза, потом сдалась и расслабилась, наслаждаясь объятьем. От оборотня резко пахло страхом. Страхом не за себя. Это было… пугающе. Вир действительно никогда не боялся. — Но сейчас ты должна быть в безопасности, только тогда я буду спокоен. Пожалуйста. Обещай мне, родная, обещай мне, что будешь рядом с бароном.

И Вейма сдалась.

Они ехали не так уж долго — в середине дня, когда жара сделалась невыносимой, приехали в незнакомую деревню. Их встречали на подъезде — барон послал своих людей вперёд, предупредить крестьян и приготовить деревню к знатным гостям.

— Добро пожаловать в Барберг, — поклонился какой-то почтенный крестьянин с ярко-рыжими усами. Вампирша принюхалась к своеобразному запаху — смеси властности, ума, воли и почтительности, — и поняла, что это был староста.

— Это та самая деревня, о которой говорил брат Флегонт? — спросила Вейма, стараясь удержать на месте свою лошадь. Той, кажется, стоять с вампиром на спине не нравилось ещё больше, чем идти.

— Да, — кивнул барон и, спрыгнув с коня, помог спешиться сначала своей дочери, а потом её придворной даме. Вейма была так ошарашена подобным рыцарским обращением, что без споров позволила снять себя с лошадиной спины.

Коней увели — барон ещё утром говорил, что на их пути расставлены сменные лошади, — и отряд повели в заранее раскинутые шатры, где девушкам предложили умыться и напиться молока, а мужчинам предложили вина. Вскоре барон послал за дочерью и вампиршей в большой шатёр.

— Мы останемся здесь до завтрашнего утра, — сообщил Фирмин.

— Зачем? — удивилась Нора. — Отец! Я вовсе не устала. Поедемте дальше!

— Мне не нравится, что мой сын пытается завладеть этой деревней. Хоть Вейма и сказала, что Барберг не так уж и интересует его… Мы останемся здесь для того, чтобы выполнить свои обязанности.

— Какие, отец? — послушно спросила Нора. От Веймы, правда, не укрылось разочарование и раздражение девушки. Проведя всю свою жизнь в деревне, она радовалась дороге и радовалась, что увидит большой город. «Выполнять свои обязанности» перед крестьянами не так интересно, когда ты юна и хочешь радоваться жизни.

— А какие, дочь моя, обязанности у сеньора перед своими людьми? — строго спросил в ответ барон и отвернулся.

Нора покраснела, обиженная выговором.

— Вейма, — обратился барон к вампирше. — Мне нужно твоё чутьё. Ты встанешь позади меня, рядом с Норой. Если увидишь, что мне лгут — потяни за рукав, только, ради Заступника, незаметно! Твой муж очень просил, чтобы я не разоблачил тебя перед людьми.

Вампирша вздохнула. Муж. Просил. Ну, к чему этот балаган? Как будто у неё может быть муж! Муж, который просит за неё барона! Глупости какие!

— А ты, Нора, — не заметил злости девушки барон, — не стесняйся вмешиваться, если заметишь что-то неладное или захочешь спросить. Поняла?

— Да, отец, — покорно вздохнула девушка. Вейма чувствовала, что её ученице хотелось бы иметь впереди какое-то другое будущее, чем разбор мелочных жалоб. Более красочное, может быть. Сама вампирша вздыхать не стала. Всё это она в своё время освоила, таскаясь по деревням Корбиниана за своим мужем. Или тюремщиком, как она думала в тот момент. Забавная штука — жизнь.

Сначала всё было просто. Не с мужем, а с Барбергом. Староста принёс какие-то записи, сделанные на каких-то тряпках, барон их внимательно посмотрел, потом вышел и посмотрел на телеги, которые предполагалось отправить в замок, потом показал дочери и её придворной даме, Вейма быстро пересчитала в уме и шёпотом предложила Норе найти ошибку, ошибка была найдена и с телеги сняли один мешок с мукой, который оказался лишним. Сначала всё было просто и исключительно деловито. А потом староста попросил позволения привести просителей, которых нужно было освободить от податей — если его милость согласится, конечно.

И поначалу тоже всё шло… ну… как обычно. Усталый мужчина с тремя детьми (для убедительности он привёл их с собой и старшая девочка держала на руках младшую, а средний мальчишка восторженно разглядывал вооружённых людей, пока отец не отвесил ему подзатыльник). Барон выслушал его и согласился, что тяжело быть детям и отцом, и матерью, даже с учётом помощи старшей дочери, но подати не отменил, а только уменьшил. Нора морщила носик. Вейма молчала. Она чувствовала, что крестьянин уверен, будто преувеличивает свои трудности. И что на самом деле он их преуменьшает. Но новые подати он, скорее всего, потянет. На прощание барон велел старосте непременно послать к нему, если проситель всё-таки не справится. Тот обещал и несчастный вдовец ушёл заметно успокоенный.

За ним последовал старый, седой как лунь, беззубый дедок, которого притеснял старший сын. Вейма уже видела такое в Корбиниане. В деревнях власть мужчины над своей семьёй заканчивалась тогда, когда он не мог работать в поле, и старики нередко были вынуждены ютиться в сарае или в хлеву в домах своих сыновей или зятьёв. В противоположность этому женщина с течением лет только обретала всё большую власть и, в молодости покорная жена, в старости она держала в страхе и сыновей, и дочерей, и зятьёв с невестками. Иногда и дряхлого мужа. Словом, картина была обычная. Однако барон терпеливо выслушал и дедка, и оправдания сына, и даже некоторых соседей и велел притеснения прекратить под страхом повышения податей. Судя по злобному взгляду «сыночка», брошенному на отца, притеснения-то, может, и прекратятся, а вот любить батюшку он сильнее не станет.

Дедка сменил растрёпанный мальчишка, который оказался стриженной белобрысой девчонкой в подвёрнутых штанах и непомерной рубахе. Девчонка, зыркая на барона из-под длинной спутанной чёлки, жаловалась на «дяденьку», который ей «житья не даёт». Дяденька клялся всеми святыми, что обращается с дочкой младшего брата «по совести», а вот племянница целыми днями ничего не делает, только на речку шатается и в воду глазеет. Барон в растерянности оглянулся на Вейму, та пожала плечами. Обе стороны говорили правду. После длительных расспросов у девчонки нашлись и другие родные — правда, не в Барберге, а в Латгавальде. Мать девочки приходилась старшей дочерью троюродного дядьки мельника Летса. Добившись этого признания, барон вздохнул с облегчением и велел отправить ребёнка в Латгавальд. «Мельничное колесо крутить, как раз по ней», — прозвучало в толпе, но говоривший не показался. Вейма пожала плечами. Крутить мельничное колесо — это был очень старый обычай, сейчас ему уже не следовали. Это когда юную девушку тайно резали на мельнице, а потом тело бросали в воду. Предполагалось, что девушка, отданная реке, будет крутить колесо и обеспечит хороший помол. Вампирша когда-то прочла об этом обычае в старых церковных хрониках, вернее, там был описан суровый суд над участниками.

Потом здоровенный парень, ражий детина, который краснел как рак и отводил глаза, бормоча что-то про свою матушку. Вейма опять промолчала. Парень-то здоровый, да только мать у него больная. А уж злющая! Ни одна соседка с ней сидеть не соглашается, вот и приходится бедолаге и в поле, и дома успевать, всё одному. И девушки за него замуж не идут — кому охота такую свекровь получить? Он уж и так, и сяк уговаривал… А одна его даже любит. И он её. Но гордая девушка, ох, и гордая. Такая не позволит, чтобы на неё ругались с утра до ночи, а воспитывать больную старуху — тоже радости мало. Барон внимательно вгляделся в глаза этого просителя и отменил подати совсем. Но велел, чтобы тот взамен поработал на рубке леса для нужд замка. Проситель ушёл совершенно осчастливленный. Затем пришёл местный мельник — худой угрюмый человек, совершенно непохожий на Летса — и, глядя себе под ноги, начал бубнить о том, что мельничный ручей пересох, жернова сточились и всё это надо бы поправить, а умельцы в деревне такие, что на днях всё совсем развалили. Барон оглянулся на вампиршу и велел ей записать для отправки распоряжений в замок. Вейма встретила его вопросительный взгляд и кивнула. Мельник тоже не лгал, хотя, пожалуй, преувеличивал свои сложности.

Обо всём этом было гораздо проще рассказать, чем пережить самому. Просители мямлили, обрывали уже начатые фразы и вообще вели себя так, будто при появлении его милости дружно разучились разговаривать. День уже клонился к вечеру, когда всё стало… не очень хорошо.

В шатёр явилась растрёпанная женщина, в платке, сбившемся за затылок, босая и в рваном по подолу платье. За неё цеплялись перепуганные дети — больные, слабые, тощие заморыши. На руках женщина держала вопящий свёрток грязных тряпок. У её локтя бежал и заглядывал в глаза худющий взъерошенный мальчишка. Вбежав в шатёр, женщина повалилась на колени, грозно зыркнула по сторонам — и дети повалились тоже. Мальчишка весь подобрался, как будто хотел прыгнуть, только вот ещё не понял, куда.

Вейма покосилась на ученицу. Нора морщила носик: от тряпок, в которые была одета вся компания, воняло. Сама вампирша тоже морщилась. О, да, от них воняло! Страхом, безнадёжностью, тревогой за кого-то… сразу и не разберёшь, за кого. А от женщины пахло фальшью. И фальшь смердила так, что вампирша с трудом могла дышать. Каждое её движение выдавало обман. То, как она держала младенца, то, как она смотрела на детей, то, как она невольно ёжилась от прикосновения грубой ткани к коже, то, как переступала босыми ногами, непривычными к долгой ходьбе. Это мог бы заметить даже человек. Для вампира же всё это было только подтверждением того мучительного аромата, который окутывает лгущего человека. Так, люди могут распознать пьяницу по шатающейся походке — а могут унюхать запах вина. А ещё странно пахли крестьяне, которые к вечеру собрались вокруг шатра (самые важные из них пролезли внутрь). Как будто… интересом… ожиданием… азартом…

Женщина поудобней ухватила свёрток левой рукой (мальчишка и одна девочка, повыше остальных, кажется, перестали дышать от страха) и правой рванула на себе волосы, окончательно содрав при этом платок.

— Ваша милость! — заголосила крестьянка, бросая эту грязную тряпку под ноги сюзерену. — Сжалься! Окажи милость! Одна после мужа осталась, детей — мал-мала меньше, есть просят, плачут, нет сил моих платить подати! Мужа-кормильца с братьями его этой зимой медведь задрал! Оголодали совсем! Обносились! С утра до ночи на полях работаем! На себя не хватает, задолжали всем! Смилуйся, батюшка!

Вейма дёрнула барона за рукав. Её тошнило от вони и злости.

Барон повернулся и посмотрел не столько на неё, сколько на свою дочь.

— Что скажешь, Нора? — спросил он.

Девушка постаралась скрыть отвращение. В это время младенец на руках у женщины завопил особенно громко.

— Ну… — промямлила Нора. — Эта… крестьянка… я хочу сказать… они такие… ну… им, видно, совсем плохо… ну… отмени подати… с них и взять-то нечего…

— Как бы не так, — зло отчеканила Вейма.

Она не могла больше терпеть. Вампирше понадобилось усилие воли, чтобы спокойно выйти из-за спины барона, а не отпихнуть его в сторону.

— Встань, женщина, — потребовала Вейма, остановившись перед просительницей. Старшие дети втянули головы в плечи, младшие, казалось, были совершенно парализованы страхом. Злой голос сделал своё дело без применения вампирской власти: женщина неохотно поднялась на ноги. Мальчишка, явно не утерпев, подлез ей под руку, пытаясь придержать свёрток, но получил подзатыльник. — Как ты посмела обманывать его милость?!

— Да что ты мелешь! — вскрикнула женщина. Она сделала движение, будто хотела всплеснуть руками, да мешал орущий свёрток на руках. Мальчишка опять дёрнулся и снова получил подзатыльник, а после оплеуха досталась к старшей девочке, которая сделала ту же попытку, что и брат.

— Я два раза спрашивать не буду, — процедила вампирша, глядя обманщице прямо в глаза. — Это не твои дети. Это не твоя одежда. Ты — сытая, гладкая, здоровая, они — маленькие, худые, заморенные. Батраки? Или дети батрачки? Ты хотя бы вдова? Куда мужа-то дела? Думаешь, если щёки сажей подмазать, так они худыми будут казаться, ещё под глазами начернила, глядите-ка!

— Врёшь! — с ненавистью прошипела женщина.

— Ах, я вру?! — широко улыбнулась вампирша. Хвала Заступнику, ярость, которая её наполняла, ничего общего не имела ни со страхом, ни с желанием драться, и клыки остались обычными, человеческими, ничем не выдая свою хозяйку. — Эй, люди! Воды принесите! Я сама её умою, посмотрим, что обнаружится под сажей-то! А, может, нам с тебя эти тряпки содрать? Я же вижу, как ты в них ёжишься!

— Ах, ты! Ведьма бесноватая! — завопила обманщица и наконец-то сделала то, чего с самого начала опасался мальчишка — размахнулась, намереваясь бросить младенца под ноги, как до того бросила платок. Все ахнули, но мальчишка был начеку. Он быстро выхватил ребёнка из рук женщины и, свистнув что-то другим детям, припустил прочь. Старшая девочка схватила за руки младших братишку и сестрёнку, явно погодков, и побежала за ним.

— Ах, ведьма, — ещё шире улыбнулась вампирша. Она знала, что сила на её стороне и, разнообразия ради, сила не проклятия, а закона. Быть сильнее людей, знать, что в любой момент можешь с ними покончить и наслаждаться этой игрой — основа существования вампира. Вейма всю жизнь ненавидела это. Всю свою новую жизнь. Но теперь… — Так, по-твоему, ведьма та, кто не вдался в твой подлый обман? Ведьма та, кто видит, как от тебя шарахаются дети? Да ты у нас брат-заступник в платье! Ваша милость, я точно помню, что по закону полагается наказание за необоснованное обвинение в ведьмовстве. По решению союза баронов, который возглавлял ваш дед незадолго до того, как передал место в совете вашему отцу, сказано: если обвинена была ведьма, но не совершившая никакого колдовства, сиречь обвинена голословно, бездоказательно, на основании злого умысла, наказание за эту клевету должно быть точно такое же, как за обвинение женщины, к колдовству непричастной. Точно так же и вор не может быть обвинён в краже, которую не совершал, и убийцу судят только за убитого им.

Вейма оглядела собравшихся — крестьян, пришедших посмотреть на представление, и людей барона, — ошеломлённых её речью, и не понявших из неё ровно ничего, — и пожалела, что не смогла сдержаться. Этот закон она выучила из чистого интереса — на него ссылались в трактате по церковному праву. Там, где объяснялось, как соединять власть мирскую и власть церковную.

— Итак, ваша милость, — сказала вампирша, понимая, что главное — не сбивать взятого тона. Во взглядах крестьян она читала уверенность, что именно ведьмой она и является и вместе с тем — что для разоблачения обмана ей хватило обычной человеческой смекалки. Не совсем то, о чём просил перед расставанием муж. — Какое наказание за голословное обвинение в ведьмовсте в ваших владениях? За ложное, я имею в виду.

— Пятнадцать плетей, — пожал плечами барон. Вейма была уверена, что это он только что выдумал. — На деревенской площади, чтобы неповадно было. Но тут вина усугубляется обманом сюзерена…

Все заговорили разом. Одни выгораживали обманщицу, другие обвиняли. Вдовой она не была, её муж — действительно кормилец — уходил на всё лето куда-то торговать, возвращаясь только зимой, обычно с телегой всякого добра, среди которого были как очень дорогие вещи, в которые он наряжал супругу, так и дешёвые, которые он раздавал в долг, который потом половина деревни отрабатывала и горбатилась на его жену.

Вейма хмыкнула. Мир иногда казался ей воистину отвратительным местом. Под внешним благополучием — гниль! А ведь какая милая была деревня — на первый взгляд. Да и на второй тоже.

Внезапно вампиршу осенила какая-то мысль и она, пользуясь тем, что в шатре стоял крик и шум, тихонько выскользнула на свежий воздух. Запах страха, запах любви, заботы и безнадёжности, который исходил от тех детей, вёл Вейму по деревне так же надёжно, как волка ведёт запах крови. Она без труда нашла нужный дом. Вернее — полуразвалившийся сарай с кое-как заткнутыми дырами. Здесь жили сравнительно недавно. Вейма рванула на себя дверь и принюхалась, не переступая порог. Да. Слабый запах пожара. Сюда перебрались, когда дом — и без того не слишком надёжный — сгорел дотла. Сгорел не по вине тех, кто сейчас ютился в сарае. Судя по богатому дому, на задворках которого ютилась эта хижина, её обитателей поселила у себя та самая обманщица. А внутри…

Внутри была куча тряпья, внутри которого, в свою очередь, угадывались живые люди. Дети и их мать, слабая измождённая женщина. Из-под надвинутого на лоб грязного платка испугано взглянули потухшие глаза.

— Добрая женщина, — мягко проговорила вампирша, стараясь не давать волю своему проклятию и не подавить волю несчастной. — Тебя очень хочет видеть его милость.

Лошадь, которая досталась Вейме на следующий день, была ещё хуже прежней, и это здорово портило девушке настроение. К тому же она не любила выезжать на рассвете. Странная несправедливость: Вейма могла, не глядя, подчинить любое животное, но ничего не могла поделать со склонностью своей лошади время от времени пританцовывать. Той, кажется, хотелось скакать быстрее. И ещё у неё было отличное настроение, чего не скажешь о её всаднице. Вчера в деревне всё закончилось… ну… в общем… можно сказать, что и хорошо. Несчастных погорельцев отправили в замок, женщину — сначала отъедаться и лечиться, потом работать, детей — как получится. Барон довольно прозрачно намекнул на то, что в его отряде лет через десять-пятнадцать не помешают хорошие кнехты, а, может, и фенрих новый понадобится, от чего у мальчишек загорелись глаза. Девочкам было обещано обеспечить приданное — если они будут помогать матери, усердно трудиться и вообще приносить всяческую пользу. В отношении обманщицы барон обошёлся без бичевания, но добился от неё священной клятвы прощения долгов, а в долгах, как оказалось, ходила вся деревня. На всякий случай клятва была записана и вывешена на дверях местной церкви. Не сказать, чтобы крестьяне были так уж довольны решением сюзерена, но его проницательность и решительность произвели на них своё впечатление, и барон уехал вполне довольный.

Вейма спиной чувствовала перешёптывания. Что-де его милость взял на службу ведьму, что-де ей стоит в глаза глянуть, как ноги подкашиваются, что-де она может порчу навести, просто назвав по имени и что-де с таким бароном лучше не хитрить. Авторитет сюзерена и вера в него подданных были вознесены на величайшую высоту. Явись сейчас в деревню сам Старый Дюк, никто бы не принял его покровительства, даром что сказки о его справедливом правлении рассказывались по всей стране. Но Вейма с беспокойством думала, что Вир с ума сойдёт, когда узнает, как удачно она «не привлекала к себе внимания». Враг же дёрнул ту злобную бабищу пытаться выпросить у барона милостей именно сейчас!

— Вейма… — неуверенно окликнула Нора, подъехав ближе. Вампирша с завистью покосилась на ученицу. Хотела бы она так хорошо держаться в седле! Или ехать по-мужски, в мужском костюме, всё было бы легче!

— Я тебя слушаю, — хмуро отозвалась наставница. Она держалась в стороне от остальных, отчасти потому, что старалась справиться с лошадью, а отчасти — чтобы не слышать ни голосов, ни сердцебиения своих спутников. В это раннее утро люди её особенно раздражали.

— А ты вчера… ну… ты же не просто так догадалась? Ты же… ну…

— Да, — ровным тоном отозвалась вампирша, пытаясь удержать свою кобылу от особенно радостного приплясывания. — Я воспользовалась своей силой.

— Я так и думала, — уныло пробормотала ученица. — Мне никогда так не научиться. А отец…

— Так — не научиться, — всё так же ровно ответила Вейма. — Благодари за это Заступника. Но ты можешь смотреть внимательнее и думать. Смотри на людей. Всё время смотри. Как они смотрят в глаза. Или не смотря. Как держат руки. На их лица. На одежду. Уютно ли им в ней. Просто смотри. Постепенно научишься.

— А… — разочарованно отозвалась ученица.

— Да, нескоро, — кивнула вампирша. — Но, честное слово, мой способ тебе не понравится.

— Ага, — несколько недоверчиво согласилась Нора. Вампирша вздохнула.

— Посмотри на меня, — попросила она как можно спокойнее. Нора опрометчиво взглянула в тёмные глаза своей наставницы. Вейма криво усмехнулась и, стараясь не терять контроля над игривой лошадью, выпустила в свой взгляд часть себя. Голод. Тоска. Одиночество. Вечное, сводящее с ума ощущение себя неживой. Нора попыталась отшатнуться. Вейма недолго продержала её, потом отпустила, про себя отметив, что даже в этой ситуации ученица не свалилась со своей лошади.

— Я чувствую стук твоего сердца, — всё так же спокойно сообщила вампирша. — Слышу дыхание. Слышу, как кровь струится по жилам. Могу ускорить или замедлить её бег. И так — с каждым, кого встречу. Ты думаешь, это власть? На самом деле такие, как я, стараются как можно меньше общаться с людьми. Ваше дыхание, сердцебиение, ваши чувства, надежды, страхи… это оглушает. Это сводит с ума. Каждое мгновение я удерживаю барьер между собой и знанием, которое мне не нужно. Каждое мгновение я пытаюсь не сойти с ума. Я не просила об этом даре. Я не хотела быть проклятой. И тебе это не нужно.

Вейма говорила очень тихо, зная, что слух ученицы, обострённый после мысленной атаки вампира, уловит каждое её слово, даже если она будет просто шевелить губами, не издавая ни звука.

— А… — промямлила Нора. — Да… ты права.

— Не бойся меня, — снова вздохнула наставница. — Мне это всё не нужно. Я не причиню тебе вреда. Никогда. Пожалуйста. Не бойся меня.

Нора вздрогнула.

— Я не боюсь! — возмущённо ответила она.

— Врёшь.

— Ну… немного.

— Немного можно, — ещё тяжелее вздохнула вампирша. — Но, прошу тебя, если тебе дорога жизнь, честь и бессмертная душа, бойся таких как я. Всех. Очень тебя прошу.

— Ты про Липпа? — зарделась ученица. — Вейма, перестань! Он просто…

— Он хорошенький мальчик, — зло ответила вампирша. — Ветреный хорошенький мальчик. Умненький при этом. Ему нравятся девушки, и он нравится им, из-за этого он стал проклятым, но не успокоился. Он умел нравиться девушкам, ещё когда был человеком. Не верь ему, не открывай ему ни окно, ни дверь, не зови его к себе и не выходи к нему ни днём, ни ночью.

— Но он же заколдован! — возмутилась Нора. — Он не может причинить мне вреда!

— Всякое волшебство можно повернуть вспять, — не унималась вампирша. — И те дни, когда он ходил заколдованный, помогут ему выманить тебя из безопасного укрытия, когда он снимет чары. Не верь ему, ради себя и всех тех, кто тебя любит. Ради жизни своей — не верь!

— Ты его так не любишь? — удивилась Нора. Вейма раздражённо фыркнула.

— Мы все друг друга не любим. Такими уж мы созданы. Но, даже люби я его, я сказала бы тебе то же самое. Не верь ему ни сейчас, ни в будущем.

— Да, но если вампиры обладают такой властью, то я не смогу от него защититься! — горячо возразила Нора. — Ты же сама говорила, что другие ещё сильнее тебя!

Вейма заколебалась. Она знала, что не имеет права выдавать человеку, девчонке, такой опасный секрет. Но…

— У вас в деревне живёт знахарь, — неохотно сообщила вампирша. — Когда вернёшься домой, делай что хочешь, но уговори его научить тебя смешивать сбор трав, который он придумал, когда Липп стал нападать на младенцев. Не бери готового. Проси объяснить каждый цветок, который он туда взял. Постарайся вникнуть в его мысли, понять, как он думал над букетом. Это должно помочь. Мысли этого человека пропахли запахом, который защищает его от меня. Даст Заступник — защитит и тебя.

— О… — ошеломлённо протянула девушка. — Я… я постараюсь…

— И ещё одно, — быстро сказала Вейма, пока не передумала. Они много говорили с Магдой и про знахаря с его изобретениями, и про тот обряд, после которого всё пошло наперекосяк. У Магды были на этот счёт свои мысли и эти мысли были очень важны — если Вейма хотела защитить свою подопечную. А Вейма хотела. Сейчас, когда Магда не могла колдовать, все жители Латгавальда, включая обитателей замка, были в опасности. Вейма не слишком доверяла знахарю. У него есть способности, но будет ли он защищать это место?.. — Я не знаю наверняка, но… у этого человека есть железо, которое может защитить от колдовства. Вернее… всякое железо защищает от колдовства, хотя бы немного, но тогда оно просто… не пускает в некоторые места… или в некоторое время. А с этим железом ты — или кто-то другой — может пройти на самые тайные обряды. — и остаться незамеченным.

Вейма покосилась на Нору и покачала головой. Глаза у девушки загорелись так, как будто ей семь лет и она слушала волшебную сказку.

— Это не значит, что можно явиться на тайный обряд, шумя как конный отряд, — сухо уточнила вампирша. — Я молю Заступника, чтобы тебе никогда не понадобилось это знание.

— Тайный обряд… Это как те, которые ведьмы творят в лесу в полнолуние? — мечтательно произнесла девушка.

— Некоторые да, — призналась вампирша. — Эти ещё не самые страшные. А некоторые проводятся чёрными волшебниками на вершине горы в летнее равноденствие. Кстати, на них очень ценятся молоденькие девушки… только вот живыми потом их никто не видел.

Угроза совершенно не испугала баронскую дочь и Вейма с огорчением позволила кобыле перейти на более быстрый шаг. К обеду они должны были прибыть в Тамн.

Глава четвёртая Феодальная политика

Когда они миновали ворота и копыта застучали по деревянной мостовой города, Вейма принялась удивлённо оглядываться по сторонам. Нора тоже вертела головой, с её лица не сходил восторг. Вейма даже принюхалась. Дважды, сначала по-вампирски, а потом по-человечески и, не выдержав, направила свою лошадь ближе к барону.

— Что случилось в этом городе? — прямо спросила вампирша. — Он вымер? Тут была болезнь? Или напали враги? Почему тут так пусто?!

— Пусто?! — ахнула Нора, подъехавшая следом за наставницей. — Вейма, я никогда не видела столько народу!

— Тут пусто, — настаивала вампирша. — И слишком чисто. В городе живут сотни людей. От них вечно мусор и нечистоты. А тут…

— Всё верно, девочка, — рассмеялся её сюзерен. — Но Тамн подчиняется союзу баронов и перед нашими встречами здесь действуют свои правила. Не скажу, что подобная чистота поддерживается по всему городу, но есть кварталы — у ворот, в которые въезжают бароны, и там, где мы поселимся, — которые будут разрушены, если из окон кто-нибудь выплеснет помои или выкинет мусор.

— А что вы сделали с людьми? — мрачно спросила вампирша.

— Заступник с тобой! Им просто велено не глазеть на приезжающих. Мы останемся тут до летнего солнцестояния, тогда увидишь, какое будет гуляние.

Они остановились в большом доме, в котором не было ни души, пока поехавшие вперёд слуги не открыли двери. Вейма принюхалась, но дом был тем же, чем и казался — городским домом знатного господина.

— Обычно в этом квартале жутковато, — признался барон, по-хозяйски расхаживая по нижнему залу. — Много домов и все пустые. Граф Вилтин держит тут отряд, который следит, чтобы в дома не забрались всякие проходимцы и мошенники.

Вейма поморщилась: барон говорил о людях так, как другие говорят о крысах. Старый Ватар когда-то рассказывал ей, где в больших городах можно безопасно прятаться, теперь она понимала. Да. Вампиру легко будет проникнуть в пустующий дом, ведь без людей обычный запрет на переступание порога не действует. Такие, как она, не оставляют особых следов, так что убежище хоть куда. А случись что, в этом доме можно выдержать небольшую осаду — тяжёлые двери, узкие окна… С чего бы, правда, вампиру сидеть в доме, который кто-то осаждает, Вейма не знала.

Обедать они пошли в большой зал — так прозаично называлось одноэтажное здание в центре квартала. В этом здании было что-то от домов древности: два коридора по бокам зала, окно в центре крыши и прудик для сбора воды под ним.

Люди с гербом Вилтина на рукавах — красный конь на белом поле — готовили столы, споро водружая длинные доски на козлы, и расставляли по ним тарелки. На стенах висели шпалеры, узора на которых разглядеть не удавалось из-за царившего в зале полумрака. Даже Вейма, сколько ни вглядывалась, ничего толком не уловила: вампиры в темноте не различают цветов, а без этого ничего было не понять. Какие-то человеческие фигуры, подняв руки, что-то несли, кое-где виднелись деревья, шатры и лошади.

Светловолосый мужчина в белой рыцарской рубашке вышел к гостям навстречу.

— Фирмин, мой старый друг! — воскликнул он, пожимая руку барону, а после заключая в объятья. Барон достойно ответил. — Я ждал тебя только к вечеру или на рассвете, но пусть будет стыдно тому, кто скажет, что я не сумею принять дорогого гостя!

— Мы выехали заранее и останавливались в Барберге, — пояснил барон.

— Ах, Барберг! Да, я наслышан, — покачал головой граф, и барон нахмурился. — Но ты меня не представил.

— Я не успел, — улыбнулся барон. — Позволь представить твоему вниманию мою дочь Нору и её придворную даму.

Граф внимательно оглядел девушку и крякнул «Хороша кобылка!», а после перевёл взгляд на Вейму. Та нахмурилась. Не надо было быть вампиром, чтобы увидеть в этом взгляде лёгкое недоумение. Барон тоже его заметил и даже понял.

— Да, она незнатного происхождения, — признал он. — Но она жена рыцаря. Её муж — шателен Гандулы.

— О-о! — потянул граф. — Я знаю вашего мужа, милая дама. Немного найдётся людей столь верных и отважных.

Неожиданно для себя Вейма поняла, что ей приятна эта похвала.

— Желаю твоей дочери в мужья человека, не уступающего молодому Виру в доблести, — повернулся граф к барону и его дочери. — Но где он сам?

— Они поссорились, — сообщил барон. Вейма задохнулась от злости. — Так что Вир отослал жену, а сам приедет позже.

— И она поехала? — поднял брови граф, глядя в разозлённое лицо вампирши.

— Как видишь, — невесело усмехнулся барон.

— Ваша милость! — простонала Вейма, с трудом сдерживаясь, чтобы не поднять крик. Но мужчины не обратили на неё внимания.

— Погоди, давно ли они женаты? Почему я ничего не знаю? — догадался спросить граф.

— Давно женаты и давно поссорились, — пояснил барон. — Вот недавно воссоединились. А до того она жила в Раноге.

— Погоди-ка, это не та ли девушка, для которой Вир просил разрешение учиться в университете?

— Она самая.

— Ваша милость! — едва ли не прорычала Вейма.

— Ну, вкусы разные… — потянул граф, критически оглядывая вампиршу.

— Лучше придворной дамы моей дочери не найти, — ответил барон.

— Ну, если так…

Вейма сообразила, что граф что-то для себя понял, но вот что именно — она не знала.

— Вы мимо Кордулы не проезжали? — спросил граф, оставив, наконец, в покое личную жизнь шателена. — Это мой наследственный замок, милые дамы. Что-то давно писем не получаю, хотел уж послать за Арне, да вот закрутился…

Барон заметно смутился.

— Арне не приедет, — проговорил он, глядя куда-то в сторону. — Он… не знал, как тебе сообщить… Он в Корбиниане.

Граф поднял брови.

— Что он там делает?

— Предаётся праздности, я полагаю. Возможно, ведёт наблюдения. Он попался отряду, собиравшему продовольствие для самозванца.

— Грабившему, ты хотел сказать, — поправил граф. — Заступник, я считал его умнее!.. Погоди-ка! Фирмин! Старый друг! Поэтому, что ли, не приехал Вир? Или ты поэтому так печален? Арне — рыцарь! Ему не нужен дядька, чтобы вызволять из неприятностей.

— Вы бросите сына у врага?! — выпалила Нора, слушающая разговор с открытым ртом.

— Тише, девочка, — скрывая улыбку, ответил граф. — Я разберусь с этим в своё время. Возможно, их устроит выкуп.

— Они могут потребовать другого, — нахмурился барон.

— Ты отлично знаешь, что Вилтин ещё ни разу не поступался честью. Не поступлюсь и я, не поступится и Арне. Нда… тут есть о чём призадуматься. Но я задержал вас. Ешьте и пейте, а мне пора приготовить всё к встрече Абеларина.

Когда они утолили голод (сопровождающим и слугам в это время накрывали в другом месте), в зал вошёл старик в простой одежде, но державшийся с благородством и уверенностью. Вейма мысленно пожала плечами. Она всё ещё была зла на сюзерена и, в конце концов, её совершенно не касалось, по праву ли тут этот человек или нет. Человек, однако, оказался в зале по праву.

— Дитлин, друг мой! — окликнул барон и старик подошёл к ним. Вампирша нахмурилась. Имя ей не понравилось.

— Фирмин, я рад тебя видеть, — улыбнулся он, подавая руку. Обниматься ни тот, ни другой не спешили.

— Это граф Дитлин, — пояснил барон, и Вейма, наконец, вспомнила, чем ей так не понравилось это имя. — А это моя дочь и наследница, Нора.

Старик внимательно посмотрел на девушку, но взгляд его был не таков, как давеча у Вилтина. Тот любовался юной красотой. Этот смотрел так же равнодушно, как мог смотреть, скажем, на красивую ткань. Вейма удивилась. Ему ведь предлагается жениться на этой девушке!

— Хорошая кобылка, — с одобрением произнёс граф Дитлин. Вампирша поморщилась. Там, где она выросла, в маленьком городе, девушек и молодых женщин одобрительно называли кошечками. Уютное домашнее существо, которое приносит дому несомненную пользу, но может и показать когти, если захочет. Крестьяне — и следом за ними Вир — говорили «козочка». Существо столь же полезное, сколь и своенравное, хитрое и коварное. Рыцари же называли своих и особенно чужих дочерей кобылками, и здесь было и уважение к породе и… нечто такое, от чего Вейма бы выцарапала глаза всякому, кто её так назовёт. К Норе так обращались редко. До сегодняшнего дня.

— Хорошая, — кивнул барон. — Только ей бы и всадника по характеру и стати.

Нора густо покраснела.

— Ну, с такой статью за всадником дело не встанет, — засмеялся граф и, кивнув девушкам, прошёл к столу. Барон нахмурился и направился к своему дому. Девушкам ничего не оставалось как последовать за ним.

— Ничего не понимаю, — произнёс барон, когда они отошли на достаточное расстояние. — Я не ждал, что он будет делать предложение в дверях, но он мог бы хотя бы намекнуть! Я ожидал приглашения присоединиться к нему после обеда, для Норы или для всех нас. Или он думает, моя дочь — товар, который я доставлю к его дверям в обговоренные сроки?! Он даже не попытался выказать тебе уважение!

Всё ещё красная от обиды и смущения Нора молчала.

Два дня после этого ушли у девушек на то, чтобы наладить жизнь городского дома, пока барон пропадал на сборах ополчения и каких-то очень важных переговорах. В замке Норе не приходилось ни о чём задумываться: слуги всё делали по порядку, заведённому в те времена, когда была жива её мать. Важные ключи были у барона, неважные не нужны: почти все лари и комнаты стояли открытыми. Здесь же установленного порядка не было, и Нору с утра до вечера досаждали вопросами, куда составить привезённые с собой тарелки, как хранить мясо, чтобы не испортилось, какое вино поставить дальше в винном погребе и не отдаст ли она распоряжение погладить измявшиеся в дороге простыни. Вейма, как могла, помогала ученице, но её навыков здесь не хватало. Она приблизительно знала, как управлять феодальным владением, во всяком случае, как вести записи о податях. Как управлять господским домом, она не знала. В доме её отца было очень мало слуг, а, когда она жила с Виром, их не было вовсе. В первый же день во внутреннем дворе установили кухню, и уже завтракать они могли дома, не подвергаясь необходимости идти на виду у всех в центр квартала. Вейме пришлось позаботиться о себе самой. К счастью, каждый приехавший в Тамн барон распорядился пригнать стадо коз и коров, и вампирше не пришлось терпеть муки голода.

Всё оставшееся время девушки были предоставлены сами себе. Здесь нельзя было выйти прогуляться. Во-первых, в городе было жарко, пыльно и душно, и жить можно было только в доме, с его толстыми каменными стенами и вечным полумраком. Во-вторых, когда они всё-таки вышли, в первый же день, к ним привязались пятеро мелких уличных оборванцев, которые бежали за ними и кричали какие-то обидные стишки, к которым девушки предпочли не прислушиваться. Вейма терпела довольно долго, но, когда она увидела, как в глазах подопечной появляются слёзы, она не выдержала. Крепко взяв Нору за руку, она без предупреждения толкнула её в какой-то тёмный и узкий переулок и велела не подглядывать. Мальчишки радостно вбежали следом. Вейма закрыла глаза и сосредоточилась. Сейчас был день, но, с другой стороны, она была очень зла, а преследователи не были взрослыми и к тому же их разум уже помутился от злости, жадности, молодой глупости и немного похоти. Поэтому к мальчишкам повернулось что-то… не очень приятное на вид, как она позднее объясняла ученице. Нечто страшное, с огромными клыками, рогами, когтями и ещё даже крыльями. То есть нечто такое, что можно увидеть только на полях старинного бестиария, потому что в реальной жизни когти и клыки совершенно не сочетаются с рогами. После этого Вейма подошла к остолбеневшим от ужаса паренькам, каждому положила руки на плечи, заглянула в глаза и что-то очень нежно сказала. Так, по крайней мере, показалось Норе, которая всё-таки подглядывала. На самом деле вампирша приказывала оборванцам забыть, кого они загнали в этот тёмный переулок. Она не хотела, чтобы пошли слухи про её подопечную, да и Вир велел вести себя как человек.

Затем вампирша вернулась к Норе, решительно взяла её за руку и, как ни в чём не бывало, вывела с другого конца переулка. В Тамне потом, много позднее, говорили, что особенно зловредная шайка уличных воришек безо всякой причины распалась и оборванцы пошли к плотнику, сапожнику, шорнику, каменщику и мяснику, повалились в ноги и умолили взять в ученики. Большого счастья им это не принесло, и били их учителя нещадно, но, когда через пять лет в Тамне случились беспорядки из-за налогов на мосты и переправы, именно этих мальчишек, уже выросших, не было в числе тех мошенников, кого повесили за грабежи на улицах. Но это было много позднее, а сейчас настроение у девушек испортилось окончательно, и дальше гулять они не стали. Ещё сильнее оно испортилось, когда вечером барон, выслушав обеих, со вздохом попросил их всё-таки удержаться от прогулок.

— Было бы лучше, если бы с вами кто-то пошёл, но это не должны быть домашние слуги, а Менно мне нужен во время смотра. К тому же дочери барона не пристало расхаживать по городу пешком, но для верховой прогулки тем более нужен провожатый. Если бы молодой Арне не попался бы так глупо в Корбиниане, он мог бы взять на себя эту обязанность, но тут уж ничего не поделаешь.

— Но, отец! — возмутилась Нора. — Вейма может защитить меня лучше любого рыцаря!

— Нет, — твёрдо ответил барон. — Мы — добрые верующие, мы не можем прибегать к помощи проклятой против таких же людей, как и мы.

— Ваша милость! — ахнула от изумления и обиды Вейма.

Одновременно с ней вскинулась Нора:

— Но, отец!..

— Прости, девочка, — одними губами усмехнулся барон. — Но по городу не должны пойти слухи о чудовище. Ты не всегда сможешь справиться со всеми. Сегодня тебе просто повезло.

Вампирша пожала плечами. Барон был прав. Сознавать это было неприятно.

Девушки сидели взаперти, в небольшой светлой комнате, где для Норы было кресло, а для Веймы — скамеечка, и ещё пыльная овчина на полу, от которой хотелось чихать, — и ужасно скучали. Они не взяли с собой ничего, что позволило бы им продолжать уроки, не взяли с собой ничего для прядения, ткачества и вышивания, одним словом, им было отчаянно нечего делать. Поэтому они говорили и говорили намного откровеннее, чем того хотелось бы Вейме.

— Послушай, — сказала вечером первого дня Нора, — давай убежим?

— Куда убежим? — не поняла вампирша. — Зачем убежим?

На неё пахнуло такой отчаянной надеждой, страхом и отчаянием, что она отшатнулась.

— Не знаю, — отмахнулась Нора. — Не важно. Куда-нибудь. В Серую пустошь. За море. В другую страну. Ты переоденешься мальчиком и скажем, что ты мой брат. Я надену платье попроще. Давай, а?

— Не надо было оставлять у тебя тот рыцарский роман, про графскую дочь и пастуха, в которого переоделся сын враждебного графу барона, — неодобрительно заворчала Вейма. Но Нора не унималась.

— Я не хочу, Вейма, ты же понимаешь меня! Я не хочу выходить замуж за графа Дитлина! Он старый, некрасивый, он не любит меня!

— Поверь мне, — отозвалась Вейма, — было бы куда хуже, если бы любил.

— Вейма, пожалуйста! Я не могу так жить! Так не должно быть!

Вампирша вздохнула и подумала, что последнее время она вздыхает слишком уж часто.

— Нора, дорогое моё дитя, — бесстрастным голосом отозвалась она на мольбу девушки, — я прекрасно тебя понимаю. Беда в том, что ты совершенно не понимаешь меня. Мне уже приходилось скитаться. Я больше не хочу.

— Но, Вейма, послушай…

— Нет, это ты послушай! — неожиданно для себя выкрикнула Вейма. — Ты не знаешь, что это такое! Что это такое для вампира! Голод, который сводит с ума. Жажда, которую нельзя утолить. Вечная ложь, обман, лицемерие! Надо втираться к людям в доверие. Ты знаешь, что я не могу войти не то, что в дом — в хлев! Не могу войти без приглашения. Хитрить, хитрить, хитрить! Уговаривать! Вести себя как человек! Скрываться! А если меня заметят вампиры? Меня убьют сразу же! Нора, сразу же! Я — отщепенка! Но даже будь я как все мои собратья, будь я ночной убийцей, мне пришлось бы драться с каждым, на чьи земли я вторгаюсь! Ты ведь не знаешь, что у вампиров поделена вся земля! А ты? Мне пришлось бы тащить себя за собой, да-да, тащить, Нора, именно тащить! Защищать от опасностей, с которыми ты бы никогда не столкнулась без меня! Вампиры не водятся с людьми! Люди не странствуют с вампирами! Мы не бродячие рыцари! Мне пришлось бы драться за тебя с первым встречным! Нас бы убили бы сразу же! Я не могу защитить ни себя, ни тебя! Здесь, сейчас, твой отец даёт мне защиту. Мой муж даёт мне защиту. Ты хочешь, чтобы я выбросила свою жизнь в канаву! Ради чего? Ради того, чтобы сгубить и твою жизнь?! Ты когда-нибудь стояла перед толпой?! Тебя волокли на костёр, сдирая одежду по дороге?! Ты хочешь узнать, каково это?! Хочешь, Нора?! Посмотри мне в глаза! Скажи — хочешь?! Ты хочешь умереть — так?!

Девушка не отвечала. Она сидела в деревянном неудобном кресле и плакала, уронив руки в ладони. Вейма задыхалась от страха, злости и гнева, задыхалась от переполнявших комнату чувств своей ученицы. Ей было плохо.

— Вот что я тебе скажу, моя милая, — совладав с собой, сказала вампирша. — Я сделаю всё, что могу, чтобы расстроить этот брак, всё, что могу как человек, но не как вампир. Но если он состоится… граф Дитлин никогда не коснётся тебя, я это обещаю. Он будет держаться от твоей спальни так далеко, как только сможет. Клянусь тебе. Слышишь меня, Нора? Это всё, что я могу для тебя сделать.

— Хорошо, — вздохнула девушка и больше в тот вечер не было произнесено ни слова.

На следующий день они заговорили о самом безобидном, что могла придумать Нора — о скитаниях Веймы. Сама вампирша предпочла бы вовсе молчать, чем обсуждать эту тему, но ей не хотелось огорчать подопечную, и она, сперва неохотно, а потом всё больше оживляясь, рассказывала о том, как ушла из Дачса, как они с наставником пришли сначала в Карог, мелкий западный городишко, ещё меньше Дачса, и как оттуда ушли посреди ночи и попросились в замок какого-то рыцаря севернее Карога, и как там люди одевались иначе, чем в Дачсе и иначе, чем в Раноге, и речь их была с диковинным гортанным выговором, но и оттуда они тоже ушли и пошли на юг, через Дачс, потом скитались по деревням, пока не сунулись к графу Лабаниану, где их чуть было не разоблачили братья-заступники, которых граф пустил к себе и которые умело выискивали зёрна ереси, как потом им почти удалось затеряться в городе Сеторе, но позже оказалось, что там есть свой вампир и они, не выдержав драки, сбежали в Анш, а оттуда — в Вибк, проскочив по краю баронство Ерсин.

Вейма рассказывала о том, что видела и с кем говорила, пока притворялась человеком, но не упоминала ничего о крови, от запаха которой мутило, о том, как страшно кричала толпа в Кароге, и в том северном замке со сложным названием Берндин, и у графа Лабаниана. Их легко разоблачали потому, что Ватар обучал Вейму прежде всего маскировке, и вмешивался только позже, когда всё становилось уже совсем плохо. Много дней спустя после того, как учитель прогнал её, Вейма сообразила, что это он делал нарочно. Не только для того, чтобы обучить, но и чтобы она навсегда запомнила: Ватар — её последняя надежда, последняя преграда между ней и орущей толпой.

Не рассказала и она о страшной ночной драке в Сеторе между Ватаром и незнакомым вампиром, драке быстрой и жестокой, в которой она ничего толком не поняла, и с которой Ватар попросту сбежал, не проверяя даже, следует ли за ним ученица. Как он зализывал раны в Анше, требуя, чтобы ученица приводила ему людей, сам-де он слишком слаб и не может охотиться, но Вейма представить не могла, как это — она подойдёт к человеку, заглянет в глаза и отведёт на верную смерть, а Ватар всё твердил, что ей и стараться не надо, только выбежать из дому, остановить первую же хорошенькую девушку, да пролепетать жалобно, мол, отец её болен… и та сама пойдёт. От таких разговоров мутило ещё больше.

И о том, как в Вибке учитель её прогнал, она тем более говорить не стала. Сказала только — расстались. А вот о том, как она заблудилась в Корбиниане, как её хотели сжечь в какой-то деревне и что её спас Вир — рассказала охотно, и о том, как она жила в деревянном доме, где пахло зверем и уютом, как вела записи со всего Корбиниана и какие вещи оказались полезными, а какие — не очень.

Нора слушала всё это, подперев подбородок кулачками, и думала о чём-то далёком. Вейма чувствовала запах грусти, страха, надежды, отчаяния и больше всего — скуки. Она сказала себе, что за девочкой надо будет проследить повнимательнее, и продолжила рассказывать о том, как живут школяры в Раноге, городе, который уже привык к университету и в котором дня не проходит без драки в том или ином кабаке.

Вечером второго дня барон порадовал девушек, рассказав им, что завтра с утра состоится, наконец, общий совет, и Нора пойдёт с ним как его дочь и наследница, а Вейма — с ней, как её придворная дама. Говоря это, барон лукаво улыбался и видно было даже Норе, что он приготовил какой-то интересный сюрприз. Вообще, Вейма заметила, что барон сильно изменился, приехав в Тамн. Он стал как будто оживлённее, моложе и веселее. Как будто встреча с равными себе что-то меняла в его жизни. Вампирша пожала плечами. Если она когда-нибудь столкнётся с собратьями по клану… она точно не будет этому радоваться, даже если выживет.

Их подняли рано утром, ещё до рассвета, и это несколько омрачило радость Норы. О Вейме и говорить было нечего, она едва успела вернуться после очередной вылазки к общему стаду за городские стены. Норе приготовили её рыцарское платье, и Вейме принесли платье точно такого же покроя — с поясом под самой грудью — но серое, не гербового цвета. Спереди был пришит герб её сюзерена: чёрная огнедышащая пантера[32] на белом фоне. Это говорило о бдительности и храбрости барона Фирмина, а также о присущей ему хитрости. Что же, как раз по нему.

Вейма мельком задумалась о странностях символов. Люди, сражающиеся под знамёнами своих сюзеренов, надевали рыцарские рубашки с их цветами, а те, кто служил мирно — нашивали гербы. Интересно, что носит Вир, когда одевается официально и одевается ли он так хоть когда-нибудь?..

Когда девушки оделись, они вышли к барону и его фенриху Менно, который, глядя куда-то в сторону, сообщил вампирше, что в отсутствие мужа он, Менно, будет иметь честь сопровождать её на совет баронов. Вейма оглянулась на сюзерена, тот кивнул, и она приняла предложенную руку. Нору в большой зал вёл отец. Когда они пришли, столы, составленные из козел и досок, были куда-то убраны и рядами стояли скамьи. Они были заняты незнакомыми людьми в разноцветных рыцарских рубашках. Большинство было зрелыми мужчинами, но некоторые привели с собой сыновей, а кое-кто — и дочерей. На одной скамье сидела, поджав губы и сложив руки на коленях, пожилая женщина с постным выражением лица. Барон, продолжая лукаво улыбаться, повёл своих спутников к креслу, стоявшему на небольшом возвышении недалеко от прудика в центре зала. Кресло походило на трон ещё больше, чем то, которое осталось дома, в таблинии. Позади стоял лёгкий стульчик, предназначенный для Норы и короткая скамья для её спутницы. Барон усадил дочь, Менно подвинул скамью для Веймы и встал за спинкой баронского кресла.

Все зашумели. Барон остался стоять. Нора и Вейма завертели головами, осматривая большой зал. Сейчас по стенам зажгли светильники, и можно было рассмотреть сюжет на шпалерах — что-то аллегорическое, посвящённое приходу весны. Между шпалерами висели полотна с гербами собравшихся баронов.

Люди всё прибывали и прибывали, и Вейма с интересом принюхивалась к запаху совместности и взаимопонимания, который здесь царил. Перед ними встал герольд в красной рубашке и ударил в пол тупым концом копья.

— Благородные бароны! — возвестил он. — Вы собрались на совет союза баронов! Так выслушайте же вашего предводителя!

Все взгляды обратились к барону Фирмину. У Норы округлились глаза. Вейма открыла рот.

— Благородные бароны, — начал Фирмин и его голос разнёсся по всему залу. — Прежде чем начать говорить в нашем собрании, я повторю перед вами клятву, которой следовали мой отец и дед. Перед вами, друзья мои, перед Создателем и Заступником клянусь, что во всём следовал я обычаям рыцарства. Клянусь, что правил своим владением по совести, по законам союза баронов, по обычаям моей земли и по заветам Заступника. Клянусь, что не было в моих словах или действиях лукавства и чисты мои помыслы в этом совете. Клянусь, что не заключал я союзов ни с одним из вас втайне от остальных. Клянусь, что не присоединял я к себе земель других баронов, за исключением деревни, переданной моей первой женой в качестве брачного дара. Клянусь, что свободно моё владение от наследственных притязаний других баронов и будет, неделимое и неприсоединённое, передано по наследству дальше. Перед вами — моя дочь и наследница.

Он не глядя подал дочери руку и она встала рядом с ним.

— Я клянусь, — дрожащим голосом повторила Нора то, что прошептал ей на ухо отец, — перед лицом Создателя и Заступника, перед союзом баронов, перед своим отцом клянусь, что чиста я душой и телом. Клянусь я принять своё наследство, Фирмин, когда придёт мой час. Клянусь, что буду править им по совести, по законам союза баронов, по обычаям моей земли и по заветам Заступника. Клянусь, что не будет в моих словах или действиях лукавства и чисты будут мои помыслы перед вами. Клянусь не заключать союзов ни с кем из вас втайне от остальных. Клянусь, что не присоединю Фирмин к владениям моего мужа, кого бы ни послал мне Заступник. Клянусь не передавать своему мужу голоса в этом совете. Клянусь не присоединять к своим землям чужих земель, больших, чем одна деревня за всю мою жизнь. Клянусь передать своё владение, Фирмин, единым и неделимым, одному наследнику, рождённому мной в браке от благородного мужа и с ним же — моё право предводительствовать нашим союзом.

Когда девушка закончила и барон позволил ей сесть, Вейма так и осталась смотреть на подопечную с открытым ртом. До вампирши внезапно дошло, что её воспитанница — наследница трона в их стране… Хотя у страны и не было ни повелителя, ни трона. Никто, кроме девушек, не был удивлён случившимся, только несколько юношей в рыцарских рубашках посматривали на Нору со странным и каким-то не очень добрым любопытством. До Веймы, наконец, дошло, почему барон так переживал о замужестве дочери. И почему он нанял ей учительницу, намереваясь позднее сделать её ещё и советницей Норы. Она была не только наследницей относительно небольшого владения, она была ещё и будущей правительницей всего Тафелона. И только что она прилюдно пообещала править этой страной самостоятельно. Много ли найдётся мужчин, которые согласятся жениться на своей будущей повелительнице? Пусть предводитель союза баронов — звание не такое громкое, как Дюк, возможным женихам от этого легче не становилось. Или интереснее. Вейма покосилась на воспитанницу. Нора сидела бледная как молоко. Что именно она сейчас думала, вампирша не знала, но чувствовала, что мысли девушки скачут как пьяные скоморохи.

Собрание шло своим чередом. Вейма не прислушивалась к подробностям, она сидела, взяв Нору за руку, и прислушивалась одновременно к настрою людей и к переживаниям девушки. Нора вцепилась в руку наставницы с такой силой, как будто прикосновение холодных пальцев вампирши действительно могло кого-то ободрить. А бароны тем временем обсуждали разбойников на дорогах к Тамну и к Раногу, и что делать со старым трактом, перекрыть ли его окончательно или восстановить, а то сейчас там не пойми кто шляется?.. И для поддержания порядка в общем владении, Корбиниане, нужно выделить больше отрядов, собранных со всех владений, включая земли простых рыцарей. И, кстати, что там с податями, все ли собраны?.. И, конечно, результаты смотра ополчения.

Вейма подавляла зевоту. Она была невыспавшаяся, злая и никак не могла сосредоточиться на всех этих господских хлопотах. Когда-то Вир научил её разбираться в том, как управляется феодальное владение, но его больше интересовал сбор податей, и, кроме них — чтобы везде было налаженное хозяйство, никто не голодал и не бездельничал. Где больше потребовать, где меньше, а где совсем ничего, а кому велеть объединить хозяйства или вовсе — отправить батрачить, потому что на своей земле с человека толка не будет. Здесь было то же самое, но обширнее, к тому же Вир управлял самовластной рукой, а баронам приходилось друг с другом как-то договариваться. Они вовсе не по всякому вопросу были согласны. И по поводу ополчения тоже заспорили. То есть состав вопросов не вызывал — там были вояки хоть куда, и действовать слаженно они умели, а вот вооружение как-то подкачало…

Нора дёрнула наставницу за рукав и Вейма поняла, что всё-таки задремала. Перед их возвышением стоял какой-то немолодой горожанин в синей, плохо штопанной куртке.

— Этот человек был пойман недалеко от Тамна, — сообщил барон. — По словам наших людей, он прельстил их быстрой наживой и скупил столько оружия, что его хватило бы на отряд всадников. При этом человеке оружия не оказалось, но все наши люди указывают именно на него.

— Вы ошибаетесь, — тихо сказал горожанин. — Я не покупаю оружие. Я всё вернул.

— Кто он такой? — раздалось откуда-то из зала. — Пусть назовёт себя.

— Да, да, пусть назовёт!

— Я — магистр алхимии по имени Ханк.

Вейма нахмурилась.

— Он не имеет права! — прошептала она Норе.

Её услышал Менно, который наклонился к повелителю и что-то прошептал. Барон повернулся и вопросительно посмотрел на девушку.

— Говори, — приказал он.

— Он не имеет права называть себя магистром! — громче произнесла вампирша, поднимаясь на ноги. — Степень магистра присваивается университетом! Только тот, кто выучился семи свободным искусствам, может звать себя магистром! Или глава рыцарского ордена. Он не имеет права! Ни в одном университете не изучают алхимию!

Сама Вейма, выучившаяся семи искусствам вне стен университета, с трудом подтвердила своё право на это почётную степень. Обычно Раногский университет девушкам не отказывал, но Вейму уж очень хотелось «провалить», доказать, что навязанная феодалами чужачка никуда не годится. Не вышло, но побороться пришлось. Внезапно Вейма подумала, что Раног — не единственный город, в котором есть университет. И не лучший. Не будь ей так трудно и страшно путешествовать, пошла бы куда-нибудь… говорят, за Лейдом, рекой, которая ограничивает Тафелон с запада, есть отличный университет, где учат медицине, а ещё дальше и чуть южнее — отличный факультет права.

Не то чтобы вампиры вообще не испытывали трудностей, когда пересекали текущую воду, но, к счастью, не такие ужасные, как предполагали люди. Куда сложнее обеспечить питание. И — как быть с кланом? Ни один вампир не позволит чужачке проходить через свою территорию. Но долго предаваться мечтам не было времени. Мысль мелькнула — и пропала. Ханк — почтенный Ханк, вспомнила вампирша рассказы подруги — смотрел на девушку с негодованием.

— Мне присвоила это звание гильдия алхимиков! — возмутился он.

— Гильдия не имеет права присваивать звание магистра, — парировала девушка. — Только мастера.

— Какая гильдия? — внезапно вмешалась Нора, поднявшись со своего и встав рядом с отцом. — Какого города?

В зале послышалось шушуканье. Баронская дочка спросила правильно. В каждом городе была своя гильдия и ткачи Ранога не имели ничего общего с ткачами Тамна, разве что переписку поддерживали, да уговаривались подмастерий не сманивать.

— Кто она такая? — возмутился граф Дитлин, кивая на Вейму. — Кто эта женщина, которая осмеливается говорить в присутствии баронов? Жена шателена? Придворная дама? С каких пор мы позволяем женщине?..

— Я приказал ей говорить, — мрачно заявил Фирмин. — Это советница моей дочери.

— Любой из нас может дать слово своему доверенному помощнику, — вмешалась пожилая женщина, чьё лицо в самом начале собрания показалось Вейме постным.

— Баронесса Кертиан, — хмуро поклонился ей Дитлин, — дать слово — не значит придать ему веса.

— И в каком из её заявлений вы усомнились? — хмыкнула женщина. Она как-то странно — странно для женщины — повела руками. Вейма вдруг поняла — пытается нащупать оружие. Вампирша хмыкнула, принюхиваясь. Оружие, которое баронесса сняла только из уважения к этому собранию. И с которым она умеет обращаться.

Граф Дитлин смерил женщину хмурым взглядом и сел на своё место.

— Тебе задали вопрос, — напомнил барон алхимику. — Получил ли ты звание мастера? В какой гильдии?

Ханк опустил взгляд.

— Вам это ни о чём не скажет. За Лейдом, в Мерне, это единственное место, где алхимики объединились в гильдию. Алхимия — не ремесло, но наука, поэтому вместо звания мастера мы называем друг друга — магистры.

Барон оглянулся на Вейму. Та пожала плечами. Почтенный алхимик лгал всем своим существом и в то же время говорил правду. Точнее у неё угадать не получалось: слишком много людей вокруг было и слишком противоречивые у них мысли и чувства.

— Хорошо, магистр алхимии Ханк, — кивнул барон, подавая знак вампирше и дочери. Девушки уселись на свои места. — Расскажи, что ты делал среди нашего ополчения.

Алхимик приосанился.

— Мне известен секрет получения золота! — с важностью сказал он. По залу пронёсся шёпот — удивления, недоверия, интереса, жадности. — Я открыл способ извлекать из железа благородство, необходимое для создания благороднейшего из металлов. Метафизическая сущность оружия позволяет добиваться этого наилучшим образом. Владелец также оказывает влияние на исход превращения. Меч, отнятый у разбойника, никуда не годится, только оружие честного воина может претерпеть все необходимые трансформации и, отринув низкое, лежащее в его ощутимой природе, явить нам то высокое, что есть в его духовной сущности.

В воздухе запахло непониманием такой силы, что Вейма едва не задохнулась. А алхимик продолжал вещать, призывая древних философов в свидетели гениальности своего замысла, упоминая и идеи, и атомы, и небесные сферы.

— …и я добился успеха, — закончил, сияя улыбкой, алхимик. — Решительного, недвусмысленного успеха! Когда мои выкладки оказались верными — куда я ещё мог побежать, как не к самому храброму, самому благородному, самому лучшему войску в мире?!

Кто-то заухмылялся, довольный этой грубой лестью. Кто-то так ничего и не понял и остался сидеть в полнейшем недоумении, у кого-то непонимание вызвало гнев. Некоторые — их было меньшинство — чуяли подвох и сердились вполне осознанно, но никак не могли облечь свои смутные ощущения в слова. Руки баронов из последних двух категорий зашарили по поясам в поисках оружия.

Вейма принюхалась к своему сюзерену. Он оставался совершенно спокоен, не впечатлившись ни одним словом из произнесённой речи. Ни сложность её, ни обещания, ни лесть — ничего его не тронуло. Это было… интересно. И страшно. Барон Фирмин был сейчас как древний боец на арене, выжидающий, когда можно будет покончить с противником одним ударом так, чтобы и самому не устать, и не разочаровать свою публику слишком быстрой победой.

— Учёная речь, — раздался голос графа Вилтина — одного из тех, кто действительно чувствовал подвох. — Почему бы нам, бароны, не воспользоваться плодами своей доброты?.. Мы отправили эту девушку, придворную даму юной Норы, учиться в университете Ранога. Она выучилась и имеет степень магистра искусств. Несомненно, она найдёт, что ответить своему высокоучёному собрату.

— Он не… — запротестовала вампирша, но стихла под взглядом сюзерена.

— Она будет счастлива, получив позволение говорить, — ответил за неё барон Фирмин.

— Только без этих заумных штучек! — потребовала хмурая баронесса Кертиан. Она как раз просто злилась, ничего не понимая в речи алхимика — Без философов и атомов! И этих, как их там! Фигур речи!

Граф Дитлин как будто собирался возразить, но промолчал. Баронесса явно была очень решительной женщиной, готовой в любое мгновение заткнуть рот тому, кто помешает ей услышать желаемое.

Вейма встала и поклонилась как кланялись в университете. В её платье это выглядело нелепо, но опускаться в реверансах она не умела. Мысли так и прыгали. Ей предстояло произнести речь и, желательно, более успешную, чем все её предыдущие выступления. Вспоминался совет Магды — думать не о риторических фигурах и правилах, а о том, что хочешь донести. Кроме того, надо учитывать, что все устали, слушая запутанное выступление лживого алхимика. И, потом… кажется, ей известно, ради чего он сюда пришёл…

— Благородные бароны! — громко произнесла Вейма. — Я не буду утомлять вас учением об атомах или небесных сферах. Я расскажу вам о золоте страны Офир, которая упоминается в священной книге.

— Мы, что, сказки слушать собрались?! — выкрикнул кто-то незнакомый, сидящий рядом с графом Дитлином.

— Барон Абеларин, — ответили ему с противоположного конца зала, — разве может быть что-то плохое в истории, описанной в священной книге?

— Мы не в церкви! — продолжал возмущаться барон Абеларин, но на него кто-то зашикал, и он замолчал.

— Эта история не описана в священной книге, — возразила Вейма. — Она произошла позже, с отважными мореходами, которые захотели разыскать легендарную страну Офир, где, как известно, золото валяется на улицах вместо мусора. Они долго скитались по дальним морям, прежде чем опасные ветра прибили их к берегу. Из четырёх кораблей доплыл только один, но они радовались — ведь тогда им не придётся делить добычу! Страна Офир была на самом берегу, но золото не валялось в ней на улицах, ему была отведена другая роль. Оружие, кандалы, решётки, ножи и мечи — всё, что у нас делается из железа, было выполнено из золота. Алчность охватила мореходов, но не меньшая алчность завладела и душами жителей Офира. Однако они проявили благородство и предложили обмен. Всё железо, которое было при моряках, они сменяли на золото, всё без остатка, до последнего гвоздя в корабле. Добрые жители страны Офир дали им воды и припасов и отпустили восвояси.

Девушка помолчала и добавила:

— Это очень старая легенда. Её мало кто знает… она записана в одном старом молитвеннике на полях… сыном единственного, кто выжил из тех мореходов…

Эта история пришлась более по вкусу слушателям, чем запутанные рассуждения алхимика. Барон довольно кивал.

— И что же дальше? — не выдержал кто-то. — Офирцы убили их, чтобы вернуть золото обратно?

Вейма покачала головой.

— Нет… офирцы отпустили их с честью.

— Они перебили друг друга, чтобы не делить золото? — предположил кто-то ещё.

Вампирша грустно улыбнулась.

— Нет, они были верными товарищами.

— Не томи! — потребовала баронесса Кертиан.

— На них напали пираты, — пояснила вампирша, когда напряжение в зале стало невыносимым. — Золотым мечом невозможно драться. Отважные мореходы не сумели отстоять свою богатую добычу… и сами попали в рабство. Лишь один сумел вернуться домой — разбитый старик, заставший в живых только одного из своих сыновей.

— Хорошо сказано, — хмыкнула баронесса. — Так, значит, магистр алхимии превращал железные мечи в золотые? И только оружие лучших воинов подходит для этой цели? Когда же нам ждать разбойников, чьи мечи не годятся для преображения? Они уже знают, что здесь есть добыча и нет оружия?

— Я не имел в виду, ваша милость… — забормотал алхимик.

Баронесса перевела взгляд на предводителя союза.

— Фирмин, я всё вижу! — рявкнула она. — Ты что-то припас для нас! Кроме этой истории!

Барон сделал знак Вейме садиться и неторопливо кивнул.

— Да, Кларамонда, — обратился он к баронессе по имени. Та невольно усмехнулась. — Менно, позови сюда Куно-простака, Вимо-рыжего и Одо-весёлого.

Все молча ждали, пока вызванные кнехты не протопали через зал и не вытянулись перед своим сюзереном.

— Начнём с тебя, Куно, — сказал барон Фирмин. — Поклянись говорить правду и расскажи о том, как ты имел дело с этим человеком.

Алхимик, на которого барон указал рукой, уже не пытался сохранить достоинство, он оглядывался по сторонам, не то надеясь на подмогу, не то пытаясь выискать лазейку и убежать.

Куно-простак, здоровенный детина с тупым лицом, пробубнил слова клятвы и начал рассказ:

— Я пришёл к этому человеку, когда увидел, что он толкует с моим дружками, Отто-сильным и Рето-ловким. Они из людей барона Ерсина. Хвастались, что теперь будут богаты и заживут как дюки. Что у них будет много золота. Я сказал, чтобы он мне тоже дал золото. Я люблю золото.

Куно растянул толстые губы в такой дурацкой улыбке, что бароны разразились смешками. Вейма хмыкнула. От него не пахло глупостью. Барон знал, кому поручать разведать, что творится в ополчении.

— Он сказал, чтобы я принёс меч. Я дал ему нож, но он сказал, нож не подходит. Я сказал, что если я отдам ему меч, барон меня убьёт. Он сказал, что с золотом я смогу уйти от барона и зажить по своей воле. Тогда я принёс ему меч. Он ушёл. Вчера я нашёл его и сказал, что если он не отдаст меч или золото, я его голову разобью о стены города. Он сказал, утром всё будет. Я сказал, что утром уже поздно. Тогда он сказал, чтобы я приходил ночью. Я пришёл. Он дал мне вот это.

Куно сунул руку за пазуху и достал оттуда копию меча, которая была меньше настоящего в пять раз. Свет, проникающий через крышу, свет от светильников запрыгал по поверхности странной игрушки.

— Это золото! — ахнул кто-то в зале.

— Настоящее золото! — подхватил граф Дитлин. Все закричали разом.

— Он сказал, что лишнее железо выпарилось, — сказал Куно, не пытаясь перекрикивать баронов. — Сказал, что он ещё может таких наделать. Но ему нужны мечи. Мечи лучше всего.

— Дайте посмотреть! — нетерпеливо потребовала баронесса и выхватила меч из рук кнехта. Она пощёлкала по нему пальцем, повертела в руках и пожала плечами.

— Я не ювелир, — хмыкнула она. — Но мне приходилось держать в руках золото. Эта штука такая же тяжёлая.

Алхимик немного приосанился, однако Вейма чувствовала, что он не перестал волноваться.

Она собралась передать меч дальше, но барон Фирмин остановил её.

— Удо! — позвал он. — Иди сюда!

— Да ты подготовился, — покачала головой баронесса.

Удо оказался здоровенным крестьянином, больше всех людей, которых Вейма до сих пор видела, он вошёл в грязной в крестьянской одежде, громыхая деревянными башмаками. Он катил перед собой дубовую колоду и тащил на плече топор.

— В зал собрания нельзя входить с оружием! — возмутился барон Абеларин. — Фирмин! Это переходит всякие границы! Что за балаган ты тут устраиваешь?! Зачем ты приволок столько своих вассалов? На прошлом совете, когда мы решали вопрос о твоём сыне, ты сказал, что только бароны могут здесь находиться, а ведь в его жилах течёт благородная кровь. А теперь сам нарушаешь наш обычай!

— Это не оружие, — покачал головой предводитель союза. — Я не буду снова говорить о своём сыне, ибо этот вопрос был решён на прошлом собрании. На этот же раз мои люди здесь, чтобы кое-что вам показать. Удо, действуй!

Крестьянин опустил топор на землю, поставил колоду, без предисловий выхватил у баронессы золотой меч и положил на колоду.

— Эй! — протестующе закричал граф Дитлин, но Удо уже опускал топор на меч.

Тяжёлый звук удара…

Меч разлетелся на две половинки. Куно наклонился и поднял их над головой.

— Вот вам ваша алхимия, — раздался в полной тишине голос барона. — Этот меч сделан из свинца и покрыт тонким слоем золота. Вы хотите послушать Вимо и Одо? Они привезли свидетельство от главы гильдии огневого золочения, что мастер Ханк получил звание мастера десять лет назад. Они привезли также одного из мастеров этой гильдии, который мог бы узнать Ханка лично. Но, мне кажется, в этом нет нужды.

В зале поднялся такой шум, все так заволновались, что у Веймы потемнело в глазах. Кто-то поспешно пробирался к выходу, но она не видела и не чуяла, кто. Она, скорчившись позади своего сюзерена и зажала голову руками и сражалась с наплывающим безумием. Люди… их чувства… это было невыносимо…

— Ты действительно подготовился, — ухмыльнулась баронесса Кертиан. — Но откуда тебе это всё известно?

— Я расскажу тебе об этом позже, — ответно улыбнулся барон Фирмин. — Сейчас я хотел бы узнать у мастера Ханка о том, кто послал его к нам.

Ханку изменили нервы и он упал на колени.

— Никто! Пощадите, ваша милость!

— Я хочу также узнать, — продолжал барон, не слушая фальшивого алхимика, — о том человеке, который стал лагерем в развалинах Гандулы, и о тех разговорах, которые там велись. И ещё я хочу узнать о том, что делали там наши братья, граф Дитлин и барон Абеларин!

Кто-то ахнул.

— Фирмин, ты обвиняешь баронов, не представив равных им свидетелей! — выкрикнул кто-то.

— Тогда пусть они сами возразят мне, — хладнокровно ответил Фирмин.

Все повскакивали со своих мест. Дитлин и Абеларин были теми самыми баронами, которые пробирались к выходу. Не было ещё случая, чтобы кто-то из баронов покидал зал собраний, не извинившись перед собратьями и не получив их общего согласия на свой уход. Такое бегство — это признание в измене союзу.

— Эй! — закричал граф Вилтин. — Сюда! Хартвиг! Никлос! Немедленно разошлите людей к воротам. Закройте их! Приказ союза баронов, задержать Дитлина и Абеларина с их отрядами!

Все закричали тоже, отдавая приказы своим людям, по обычаю ожидавшим господ у входа в зал: по правилам каждый приводил с собой небольшой отряд из пяти человек, которые ждали снаружи. У Веймы закружилась голова. Люди слишком утомительны для обострённых чувств вампира. Девушка упала в обморок.

Глава пятая Угроза

Вейма пришла в себя, лёжа на овчине в их с Норой комнате для дневных занятий. Голова всё ещё кружилась. Вейма принюхалась: рядом с ней сидела воспитанница и её душу раздирали столь противоречивые чувства, что от них делалось дурно.

— Давно мы здесь? — проговорила вампирша.

— Ты потеряла сознание около полудня, — пожала плечами Нора. — Может, позже. Сейчас всё ещё день, до заката далеко.

— А… ага. А почему я здесь? — спросила Вейма, решив быть последовательной. Ей стоило большого труда не успокоить ученицу насильно, так больно было находиться рядом со взволнованной девушкой. Но сделать так — лишиться её доверия…

— Менно сказал, что в спальню тебя не понесёт. Сказал, что твой Вир оторвёт ему голову, если он войдёт в спальню его жены, — тем же отстранённым голосом сообщила девушка.

— Ну уж и оторвёт, — пробормотала Вейма, пытаясь понять, что фенриху было известно о её муже. А о ней самой?

— Ты никак не приходила в себя, — сообщила Нора. — Я уже не знала, что с тобой делать.

— Не переживай, — вздохнула вампирша. Нора не лгала, но что-то занимало её мысли куда больше обморока наставницы. — Что там произошло, когда я?..

— Ничего, — с раздражающим безразличием ответила Нора. — Все забегали, но никого не поймали. Отец сказал, что Дитлин и Абеларин подготовились к бегству заранее. Надеялись обойтись без него, но были готовы. Собрали людей, обоз и всё такое. Проскакали потом по городу, кто будет их останавливать?.. Когда Вилтин спохватился, они уже добрались до ворот и велели закрыть, приказ, мол, союза баронов. Пока открывали…

— Понятно, — осторожно отозвалась Вейма и тут Нору неожиданно прорвало.

— Тебе понятно?! Вейма, отец знал, что Дитлин предатель! Знал! И всё равно был готов отдать меня ему в жёны! Ты это понимаешь?! Отец всё знал заранее! И не сказал мне — ничего!

— Но почему тогда он… — промямлила вампирша, не очень представляя, о чём сейчас спрашивать. Что же ей сказать, что сделать, чтобы помочь этой девочке, чей отец даёт ей самой, Вейме, защиту и покровительство, но которая так сильно страдает?..

— Он сказал — с горечью объяснила Нора, — если бы Дитлин одумался, то на этом собрании объявили бы о помолвке! Что он нарочно вёл себя как будто всё хорошо! Чтобы граф задумался, что теряет! Чтобы граф рассказал всё сам! Как того требует его честь! Что Дитлин мог сказать, что разведывал обстановку, и сберечь лицо. Но тот этого не сделал, потому что он предатель без чести и поэтому отец не отдаст меня ему в жёны! Только поэтому, Вейма! Ты понимаешь?!

— Мда… — протянула вампирша. Она могла понять сюзерена. Наследники необходимы любой династии, и дочь недостаточно благородного происхождения, да ещё такая, на которой не всякий отважится жениться — кому охотаподчиняться собственной жене?.. Тут было о чём тревожиться. Но заставлять такую юную девушку вступать в брак с нелюбимым… с человеком, которому она годится в дочери… для выращенной в любви и заботе Веймы не было таких целей, во имя которых можно было бы так поступить. И всё же…

— Прошу тебя, — тихо и как-то по-новому произнесла Нора, — бежим со мной. Пожалуйста. Я не могу больше тут оставаться.

От искренности этих слов заломило в висках.

И всё же барон Фирмин давал Вейме защиту и покровительство. Ей и её мужу.

— Ты сама не понимаешь, о чём просишь, — так же тихо ответила вампирша. — Я не смогу тебя защищать вне покровительства твоего отца.

— Тебе не надо это делать! — горячо отозвалась Нора. — Вот, смотри! Это выход!

Вейма взяла в руки кусок пергамента. Перед глазами запрыгали буквы, аккуратно выведенные человеком, привыкшим переписывать духовные тексты. На два пальца отступ от края страницы, первая буква абзаца красным цветом… здесь чернила все были чёрные, но начальные буквы были выведены по привычке переписчика после остального текста и совмещались с ним чуть-чуть неровно. От письма исходил тонкий запах ненависти и расчёта. Странным образом ко всему этому добавлялась искренность… гнев… желание убедить…

«Дражайшая сестра! — значилось там. — Пишу тебе не как духовное лицо мирскому, но как твой кровный брат — сестре, как узник, обретший свободу — той, что ещё томится в заточении. Ты знаешь, о чём я говорю. Наш отец не был мне добрым отцом и не был он добрым отцом и тебе. К вассалам, даже самым низшим, он внимателен, он прикармливает самых разных проходимцев, спасая их от петли, давая своё покровительство в обмен на верную службу, и они служат, зная, что только наш отец стоит между ними и смертью. К ним он внимателен и заботлив. Но мы — нет! Родные дети, плоть и кровь его обязаны природой и законами Заступника быть ему верными и послушными. На нас он не тратит своего внимания и своей любви! Может быть, при твоём воспитании он учёл допущенные со мной ошибки. Я знаю, он дал тебе образование, какое имеет редкая девушка. Но зачем? Недавно ты узнала. Ты — орудие в его руках, он не видит тебя, твою прекрасную юную душу, он видит лишь способ сохранить за своим родом власть. Он был готов выдать тебя замуж за старика и, поверь, никакие слёзы не помогли бы тебе в твоём горе. Кого он подыщет теперь? Уверен, ты уже думаешь об этом. Хочешь ли ты взвалить на свои плечи власть над целой страной? Унимать склоки баронов, принимать решения за всех и навязывать их непокорным? Готова ли ты сражаться за свои решения? Готова ли ты выйти замуж по расчёту, а не по велению сердца? Ты молода и красива, ты вступаешь в возраст, когда девушку ожидает любовь и радость, подготовка к священным обязанностям жены и матери, но знакома ли ты хоть с одним молодым рыцарем? Отец не брал тебя на собрания союза и турниры, чтобы ты не успела никому отдать своё сердце и не помешала его планам. Сестра! Меня освободила вера, но тебе я предлагаю другой путь. За тобой придут мои люди, которые позовут тебя к нашему отцу. Выйди с ними — и я увезу тебя далеко от отцовской власти.

Твой брат по крови и по вере».

Вейма покачала головой. Братья-заступники перенимали риторику у прозревших, случайно или намеренно, она не знала, но чем дальше, тем больше в своих проповедях они говорили об освобождении. Флегонт, видно, часто писал проповеди и сейчас использовал их как источник вдохновения. Эта мысль скользнула и пропала: было не до неё. Нора сидела как на иголках, взволнованная полученным письмом. Нора не смотрела в глаза. От неё исходил тяжёлый запах решимости. С такими чувствами люди бросаются в бой. Часто — последний.

— Пойдём со мной! — взволнованно предложила девушка. Она вся подобралась, будто перед ударом, но Вейма так и не могла понять, чего именно следует опасаться. — Бежим вместе, Вейма, пожалуйста! Я не выдам тебя, никто не узнает! Ты так нужна мне, Вейма, пожалуйста, пойдём!

— Ты сошла с ума! — ахнула вампирша. — Разве ты не понимаешь?! Этот человек… он убьёт меня! Это моя смерть! Как ты можешь… даже думать… Братья-заступники! Они убивают проклятых, сжигают их на кострах живьём! Меня несколько раз чуть не убили и один раз я чуть не попала к ним в руки! Ты понимаешь, о чём просишь?! Ты, что, надеешься, что он не разоблачит меня? Их специально учили узнавать таких, как я! Это моя смерть, Нора! Смерть! А твой отец…

…позже Вейма сама не могла вспомнить, что она хотела сказать о бароне Фирмине. Помнила только, что именно о нём и не стоило упоминать…

Лицо девушки исказилось. Она сделала быстрое движение… Вейма могла бы его остановить, если бы поняла, что происходит, но чувства Норы пахли нападением и ударом, и маленькое движение, направленное на саму себя, просто не привлекло нужного внимания… вампиры быстро двигаются, но не так уж быстро думают… особенно если нельзя погрузить в сон беспокойного человека и выпить его кровь… кровь… Нора достала где-то вышивальную иглу и, получив отказ наставницы, вонзила себе в палец. Красная капля выступила на поверхность кожи… такая маленькая, такая безобидная… так опьяняюще пахнущая… только опьянение это с привкусом гнили… Вейма смертельно побледнела и закатила глаза.

— Клянусь, я тебя не выдам, — тихо сказала её ученица, а потом принялась за дело.

Второе пробуждение за день было менее приятным, чем первое. Что-то мешалось на запястьях, было душно, твёрдо, неудобно… вампирша потянулась, мешающее что-то лопнуло. Вейма открыла глаза и проморгалась. Пыльная кладовка. То, что лопнуло… это… верёвки?.. Кладовка пахла предательством, страхом… домом барона Фирмина. Нора. Нора воспользовалась своим знанием о слабости наставницы и принесла её сюда, бесчувственную… нет, не принесла… затащила волоком. Если бы на вампирах заживало бы похуже, на затылке и спине Веймы остались бы синяки. Ай да Нора! Паршивая девчонка! И это благодарность за весь труд, за всю заботу, за…

Вейма похолодела и бросилась к двери. Та была заперта… кому-то придётся её чинить… Глупая, глупая Нора! Бедная глупая девочка… и бедная её наставница, которая не сумела ни удержать подопечную, ни охранять её там, куда та отправилась.

При этой мысли Вейма похолодела.

А что, если барон решит, что она должна была отправиться вместе с Норой к его сыну?.. но… Заступник… то есть, тьфу ты, Освободитель!.. Это смерть!

Вейму бросило в жар, как будто огненные языки уже лизали её кожу. Нет, отправиться с девчонкой — это погибнуть.

Но что она могла!

Если бы она не пыталась сохранить исчезающее доверие девочки! Если бы она решилась погрузить глупышку в сон! Не пустить никуда! С ней были все чары, вся доступная ей сила! Этого хватило бы, чтобы удержать Нору.

Но…

Побоялась.

А как тут не побоишься?

Барон прочил вампирше роль не надзирательницы, нет, помощницы, советчицы. Если девчонка перестала бы доверять, то дальше возможно только два пути. Или Нора продолжит терпеть рядом с собой опасное, лишившееся всякого доверия существо (и, возможно, однажды вольно или невольно выдаст секрет ненужной ей спутницы) — или сама превратится в послушную марионетку вампирши, ведь доверие придётся восстанавливать искусственно… раз за разом… Да, Флегонт был прав — барон хотел навязать дочери брак по расчёту, а после заставить её взвалить на плечи бремя власти. Да, это страшно. Но…

Вейма отмахнулась от сомнений, сбегая по лестнице вниз, к выходу из дома. Ей ещё хватало соображения двигаться не быстрее обычного человека, но…

Найти барона.

Как можно скорее найти барона.

Да, она ошиблась.

Страшно ошиблась.

Но надо найти барона. Как можно скорее…

Запах ударил в ноздри. Запах резанул по нервам. Застарелая кровь. Боль. Отчаяние. Решимость. Родной и знакомый запах шерсти, кожи, мужчины. Её мужчины. Вейма глубоко выдохнула и постаралась больше ничего не вдыхать.

— Вир! — прыгнула она к дверям и чуть не свалила вошедшего в дом мужчину. Вир выглядел страшно, а пах ещё хуже — не для обычного чутья, для вампирского. Он покачнулся.

— Девочка моя… — выдохнул оборотень. Вейма побледнела. Она привыкла к тому, что её… муж очень редко даёт волю чувствам. Он привык к её бурному нраву, привык сносить припадки гнева, отчаяния, веселья, лихорадочных замыслов… он всегда сначала старался определить, в каком она настроении после разлуки. Он никогда не начинал с нежностей. Он…

— Что с тобой?! — всполошилась вампирша. — Ты ранен?! Тебе плохо?! Что случилось?! Вир, да не молчи ты!

Она огляделась по сторонам, но сесть было некуда. Пришлось вести-тащить мужа к лестнице и усаживать на ступеньки. От запаха крови мутило, но он был старый. Это ещё кое-как вынести было можно.

— Я не справился, — горько сказал Вир.

Вейма мельком заглянула ему в глаза и в ужасе отвела взгляд, уже зная: ей придётся увидеть всё до конца. Принять его боль, его отчаяние. Ужас смерти и чувство вины. Ей придётся принять всё. Но не сейчас… не сразу…

Вампиршу осенила мысль и она метнулась через дом во внутренний дворик, к кухне.

— Живо, — закричала она, едва её стало видно кухарям. — Принесите мяса и вина, да побольше! Прибыл шателен Гандулы с важными новостями для господина барона! Он устал с дороги! Да пошевеливайтесь же! Сам господин шателен! Быстрее!

Позднее кухари сами не смогут сказать, почему господин шателен показался им столь важной птицей, что они подбросили дров и побыстрее дожарили мясо, томившееся на огне в ожидании возвращения барона. Впрочем, позднее их господин не только не возмутился тем, что остался без ужина, но и похвалил за рвение и старательность. А Вейма пробежала мимо мужа, на улицу и, окликнув какого-то мальчишку, посулила ему награду, если он — быстрее, быстрее, нельзя ждать! — немедля приведёт барона Фирмина сюда. Важные, мол, новости. Да беги же ты!

Вейма почти не чувствовала как прибегает к своим способностям вампира. Что их обострило? Запах ли крови, близость ли мужа, охватившее её возбуждение? Одно она знала точно: как ни важно рассказать барону обо всём, а она никуда не пойдёт, пока не выслушает Вира.

Принесли мясо и кубок вина. Вейма втиснула кусок мяса в сведённые пальцы судорогой мужа. Тот отстранился, но под пристальным взглядом жены поднёс ко рту и откусил. Дожарить мясо не успели. Так лучше.

— Говори, — велела Вейма, когда мясо было почти съедено, и взяла в свои руки свободную руку мужа. — Что случилось? С чем ты не справился? Ты ранен? Кто на тебя напал? Где? Да не молчи же ты!

Вир хмыкнул.

— Ш-ш-ш, моя козочка.

— Говори!!!

Вир устало привалился к ней и закрыл глаза.

— Я выполнил приказ барона и вернулся в Корбиниан. Увар уже увёл своих людей оттуда. Мы договорились… есть люди, которые ему преданы… они давно вместе… а остальных… не жалко… отребье… Увар увёз жену и дочь… ушёл… в безопасности… остальные начали бунтовать… им не платили, запретили грабить… они требовали денег, еды, вина… или права на грабёж… я знал… заранее подгадал… это бы… задержало… самозванца… но… прибыл человек… с отрядом… отсюда… от графа… графа Дитлина… он… он сказал что-то самозванцу… а потом…

Вейма обняла его за плечи и заглянула в глаза. Кровь, смерть, сражение…

— Они меня переиграли… Дитлин написал, что я служу барону… всё стало ясно… Алард… Алард объявил наёмникам, что всё из-за меня… Что я предатель… продал их баронам… тогда они… разделились. Кто-то… пятеро… они сказали, что подчинялись Увару, а тот подчинялся мне. И пойдут за мной. Вейма, я не знал! Я бы… всё по-другому… Остальные… их было больше… мы сражались. Я не мог открыть, кто я… это навредило бы барону… я сдерживался… но если бы и нет… всё равно… их было слишком много… я бы сбежал… мог успеть… но эти люди… они бы не успели… и мы сражались… они погибли. Мои люди. Все погибли. Все! Я упал рядом с ними… нас даже не закопали…

Вейму передёрнуло и она крепче обняла мужа.

— Это позади, — сказала она.

— Я предал их, — горько сказал Вир. — Я не знал. Они… люди Дитлина пинали наши тела. Клянусь, я не отличался от трупа! Утром они ушли. Я… я немного оклемался… похоронил товарищей. Если бы я знал… Потом пошёл сюда. Не смотри на меня так! Я… со мной всё хорошо. Я только устал. Я бежал день и ночь.

Вампиршу трясло от разделённых переживаний. Боль от смертельных ран, стыд, ужас… Заступник, за что?! Никто не должен был погибнуть!

Она не знала, сколько времени они молчали, прижавшись друг к другу, но вот Вир немного пришёл в себя и в свою очередь потряс жену за плечо.

— Ты вся в пыли, — заметил он, — и была напугана, когда бежала к двери. Козочка моя, что случилось с тобой?

Вейма сглотнула и сбивчиво ответила на вопрос. Когда она замолчала, от оборотня запахло не просто страхом — ужасом. Вампиршу затрясло и муж поспешил её обнять.

— Бедная ты моя, — прошептал он. — Если бы я знал…

— Это я во всём виновата, — горько ответила Вейма. — Это увидев меня, Дитлин отправил против тебя отряд. И я не сумела справиться с Норой. Не хотела… боялась спугнуть… В её возрасте так легко теряют доверие! А теперь она…

Послышались знакомые шаги и они оба разом умолкли. Барон остановился у дверей, задал несколько вопросов охранявшим двери кнехтам, выслушал ответы и вошёл в дом решительным шагом. От него тоже пахло страхом и беспокойством.

Он знает… — отстранённо подумала вампирша.

Откуда?

Она поспешила окликнуть сюзерена. Надо было встать, надо было спешить навстречу, но оставить мужа без поддержки… Барон подошёл к лестнице, на которой сидели его вассалы и смерил их испытующим взглядом.

— Так, — только и сказал он. — Рассказывай, Вир.

Запинаясь чуть меньше, чем в прошлый раз, оборотень повторил рассказ. Когда он закончил, в глазах барона мелькнуло что-то похожее на чувство вины.

— Я подвёл тебя, мой мальчик, — грустно сказал он. — Прости меня.

— Я выжил, — ответил оборотень. — Но вот ваш сын… ваша дочь…

— Да, — просто ответил барон. — Я уже знаю.

Он перевёл взгляд на вампиршу.

— Ваша милость, — опустила голову Вейма. — Простите. Я не… простите. Нора уколола себя иголкой… Она получила письмо от брата… я пыталась её отговаривать…

— Я уже понял, — вздохнул Фирмин. — Не кори себя, этим делу не поможешь. Я совершил ошибку, не приставив к дочери никого, кто мог бы удержать её силой, и не обговорив с охраной паролей. Те кнехты, которые стояли у дверей, постоянно живут здесь, они просто не узнали, что перед ними не мои люди.

Он махнул рукой, доставая из-за пазухи кусок пергамента.

— Что уж теперь. Вот, прочтите.

«Дорогой отец, — было написано уже знакомым почерком, — я решил вспомнить о кровных узах и облегчить бремя забот и власти, которое ты на себя взвалил. Рад сообщить, что моя дорогая сестрица теперь находится на моём попечении и я принимаю на себя защиту её жизни и чести. Ты знаешь меня и можешь отныне не беспокоиться о её судьбе, поэтому, прошу тебя, оставайся на месте и спокойно занимайся своими, такими важными делами…»

— Мерзавец! — вырвалось у Веймы. От письма так и несло ненавистью и угрозами.

— Это крушение всех ваших планов, — проговорил оборотень. — С Норой в руках им ничего не стоит завладеть Ордулой, а это значит, что они не просто проедут мимо Латгавальда, как мы предполагали.

— Латгавальда? — переспросила Вейма, не сразу сообразив, что Ордулой назывался замок барона. — Вы… вы знали, что самозванец собирается в Латгавальд?

— Мы предполагали, что он будет штурмовать Ордулу, — спокойно ответил оборотень, который сразу подобрался, чувствуя напряжение своей жены. — Но замок хорошо укреплён, а жителей мы с твоей подругой предупредили.

Он усмехнулся.

— Сказали, она предвидела большое войско. С тех пор, как она лишилась волшебной силы, она стала куда убедительнее, как я понял. Так что я не слишком волновался за людей.

Он помрачнел.

— Вы их предупредили и они спрятались? — уточнила вампирша. — Но тогда какая для них разница?..

— Нет, — нетерпеливо ответил оборотень, косясь на сюзерена, который стоял над ними и напряжённо думал. — Они спрятали припасы, увели часть скота. Если бы деревня стояла пустой, это выглядело бы подозрительно и они могли бы сделать неожиданный ход. Там у вас тот тип странный, от которого травами воняет, ведьмочка сказала, что он сумеет проводить туда, где чужаки ничего не найдут. Он было заартачился, но потом согласился. Я был уверен, что всё обойдётся. К осаде Ордула была готова, а там бы его милость вернулся бы, и самозванец был бы взят. Я готовил это несколько лет!

— Да, я напрасно представил Вейму как твою жену, — отозвался барон. — Прости, если сможешь. И Нора…

— Нора?! — вскочила на ноги вампирша. В это мгновение все тёплые чувства к воспитаннице были стёрты. — Нора! Они же войдут в Ордулу! Там же Магда!

— Да, — кивнул барон, и вампирша поняла, что об этом он тоже успел подумать — среди прочих вещей. — Я полагал, что в замке она будет в безопасности, не то, что в лесу, коль скоро она лишилась волшебной силы. И с ними ещё сын Вилтина…

Они погрузились в молчание.

— Сына Вилтина можно только убить, — с горечью заговорил барон. — Это вызовет гнев всего союза, а у графа ещё есть наследники. Нора же… Я так радовался, что у меня дочь! Дочери не грозит вызов на поединки, бессмысленные турниры, ей не надо участвовать в сражениях! Она может править много лет, не рискуя собой. И вот… Если Флегонт выполнит свою угрозу, она лишится всего!

— Дочь может умереть родами, — не удержалась вампирша от напоминания. Говорить о том, что Нора вовсе не хотела править, ей показалось неуместным.

— А для чего я держу ведьму? — отмахнулся безутешный отец.

— Её прочат в жёны самозванцу, — деловито произнёс оборотень. — Это разумный шаг с их стороны. Но пока они думают, что у них это получится… она в безопасности.

Барон только рукой махнул.

— Я не могу пойти на договор с этой бандой проходимцев, — горько произнёс он. — Флегонт это отлично понимает.

— Ну, так надо похитить Нору обратно — и вся недолга, — предложила Вейма. По правде сказать, девчонка её уже не интересовала. Магда. Магда осталась в замке. Замок будет взят без боя. Без предупреждения. Магда лишена волшебной силы. Магда не узнает, что ей грозит. Надо мчаться туда — скорее, скорее! — и вытащить ведьму из-под носа у братьев-заступников.

— Её могут убить, — покачал головой Вир. — Или, если попытка будет неудачной…

Он не договорил из уважения к сюзерену, но Вейма и так всё поняла.

— Я могу унести её так, что никто даже не заметит, — напомнила она.

— Нет, — решительно возразил барон. — Я не могу дать в руки своим врагам такое оружие. Если кто-нибудь узнает, что мне служат вампиры… Всё, что я готовил, будет разрушено.

— Прекрасно! — вскочила на ноги взбешённая Вейма. — Если вам не нужна моя помощь, я иду помогать той, которой она нужна!

Она уже собиралась закрутиться волчком, но муж поймал её за рукав.

— Куда ты?

— Сам не догадываешься?! — выкрикнула вампирша, вырываясь. Недавнее прощение не воспринималось больше как милость, коль скоро барон обрёк её подругу на верную смерть. — Пока вы тут решаете, как сделать лучше для баронства, союза и Враг знает кого ещё, они сожгут Магду и спляшут вокруг! Уж на это-то я сгожусь! Кому спасать ведьму, как не вампиру?!

— Остановись ты! — попытался остановить её оборотень. — Нельзя же так вот бросаться…

— Нельзя вот так рассиживаться!

— Ты собралась лететь днём по открытой местности? Вейма, подумай хоть немного…

— Тихо! — прикрикнул на обоих барон. — Не хватало мне в городе новых чудовищ, если вы поругаетесь. Мне хватило чудовища в Латгавальде. Отправляйся, Вейма. Я дам тебе лошадь, поедешь на ней хотя бы до темноты. Быть может, ты и успеешь. Я знаю Флегонта. Убить ведьму в моих владениях ему будет мало. Он захочет добиться признаний, которые меня очернят. Это даст тебе время. Так что иди.

— Добиться?! — побледнела вампирша.

— Ваша милость! — вскочил оборотень, но тут же пошатнулся. — Позвольте мне отправиться с ней!

— Ты слишком слаб, — отозвался барон. — Отлежишься день-другой — и поедешь. А тем временем мы с тобой подумаем, что тут можно сделать. К сожалению, среди моих людей никто не владеет даром незаметно подкрадываться…

Эти слова что-то зацепили в Вейме и она, уже готовая выбежать из дома, остановилась. Магда рассказывала…

— Владеет, ваша милость, — дерзко заявила она. — Душегуб и разбойник Медный Паук, известный в Латгавальде как Виль-батрак. Он может пройти незаметно куда угодно, и он не вампир и не оборотень. Пострадают ли ваши имя и честь, если вы обратитесь к нему за помощью?

— Он проклятый? — прямо спросил барон.

— Я отвечу так, — замялась Вейма, — в этом он ни признается ни под страхом смерти, ни под пытками.

— Он опасный и непредсказуемый человек, — напомнил Вир.

— Он будет честно соблюдать договор, — настаивала вампирша. — Не обманет и не предаст.

— Мне надо подумать, — ответил барон. — Если выяснится, что другого пути нет… а теперь иди.

Магда беспокоилась. Она уступила домик, который ей определили, семье, которую барон прислал из Барберга, и поселилась на чёрной кухне[33], как привыкла. Она легко включилась в налаженный ритм жизни замка, готовила, скребла столы, стирала… и старалась ни о чём не думать. То, что её заставил сделать оборотень… Бывшая ведьма с содроганием вспоминала, как лгала в лицо людям, которые верили каждому её слову.

— Ты напрасно переживаешь, — холодно говорил оборотень.

От него исходила опасность. Магда не могла забыть, что находится рядом с хищным зверем, способным убить её во мгновение ока. Раньше она не боялась. Раньше она была ведьмой. Раньше её защищала волшебная сила. Теперь… Теперь она была беззащитна.

— Ты напрасно переживаешь, — сказал оборотень и подался вперёд, почуяв её страх. Они сидели друг напротив друга на склоне холма и Вир чутко прислушивался, готовый замолчать задолго до того, как кто-то подойдёт ближе. — Ты скажешь людям правду. Их надо предупредить.

— Но я ничего не предвидела, — устало ответила Магда. Она уже знала, что сделает всё, что он скажет. Она знала, что побоится отказаться.

— Это неважно, — отмахнулся Вир. — Я знаю наверняка, куда они пойдут. Ты будешь убедительнее, только и всего.

Он придвинулся ближе. Пахнуло лесом и зверем. Магда отшатнулась.

— Ты сделаешь так, как я скажу, — тихо сказал оборотень. — А теперь слушай…

Страх. Липкий, выматывающий страх. Боль. Ничего нельзя было сделать. Только ждать. Даже молиться, чтобы беда прошла стороной, и то нельзя. Некому было молиться. Всё закончилось — мечты, планы, надежды… любовь… привычное дело… закончилось всё. Остался только страх. И отчаяние.

Она солгала. Глядя людям в глаза. Исвар знал об этом. Догадался. Бывшая ведьма видела это в его холодных глазах. Знал и Йаган. Он смотрел… сочувственно. Что ей до них? Всё закончилось. Оставалось ждать.

Лишённая силы, втиснутая в набитый людьми замок, Магда чувствовала себя настолько беспомощной, что не верила в уверения оборотня, что отряд её возлюбленного сюда не войдёт. Надо бы бежать, но у лишённой силы ведьмы немного шансов. В лесу хватало опасностей и без выдуманных чудовищ. К тому же община…

Брат Флегонт, брат-заступник, сын барона. Вир сказал — и в этом Магда ему верила, что он как пёс вцепится в историю с приворотом Аларда. Он не поверит, что колдовство только… только превратило уже возникшее желание в нечто волшебное и сказочное. Он вообще ни во что не поверит.

Алард… Вир говорит — самозванец. Так ли это? И важно ли это?

Магда привычно произнесла — «возлюбленный», но ничего не шевельнулось в душе. Им было хорошо вместе. Они ходили вместе, сидели вместе, дышали вместе. Сидели, переплетая пальцы. Ловили взгляды друг друга. Ласкали друг друга. Это было прекрасно. И закончилось. Это — было. Всё закончилось, когда она потеряла силу. Почему? Дочери рыцаря Бертильде не нужно быть ведьмой. А вот поди же ты. Магда не знала, что думает Алард о её исчезновении. Уходе. Бегстве. Её это не интересовало. Какой-то человек. Из другой жизни, которая была — и закончилась.

А в этой жизни был один только страх. И жить ей оставалось недолго.

Бывшая ведьма так погрузилась в свои переживания, что не сразу услышала, как пришла беда. Не сразу поняла, что трубы за стенами замка трубят совсем не так, как должны. Не услышала криков и угроз. Когда она вышла из пристройки, в которой вместе с другими женщинами стирала бельё, выбивая валиками грязь, в ворота замка уже въезжал чужой отряд. Они трубили в трубы и ветер развевал знамя. Золотое знамя с алым поясом. За всадниками ехала простая телега, на которой, спина к спине, прижавшись друг к другу, сидели бледные до синевы Арне и Нора. Руки обоих были связаны и длинными верёвками привязаны к бортам. Глаза девушки были полны слёз. Арне в бессильной ярости стиснул зубы. Отряд, оставленный бароном для защиты замка, шёл к воротам. Люди шли медленно, с трудом, как будто сразу состарились. Каждый из них складывал оружие в кучу у самой стены и уходил. Не оглядываясь. Ведьма переглянулась со своими товарками. Одна прижала руки ко рту, сдерживая крик. Другая схватилась за сердце.

Замок был взят без боя.

Магда попятилась. Вспомнят ли враги свою недавнюю повелительницу? Узнают ли её в простой служанке? Она сделала шаг назад, другой… на третьем споткнулась. Чудом не упала, но это было ненужно. Она привлекла к себе внимание. Ехавший позади всех всадник спешился и бросился к ней. Он был так же хорош, как и раньше. Так же красив. Та же гордая осанка. Он схватил её за руки.

— Бертильда! — закричал он. — Любовь моя, я нашёл тебя!

Магда стояла, не зная, что и ответить. Под взглядом людей, которые верили ей, а она оказалась связана с их врагом. Под взглядом Норы. Нора, девочка, как ты здесь оказалась?.. Под взглядом юноши, которого она помогла удержать в плену. Под взглядами…

— Так это она, ваше высочество? — прозвучал из-за спины Дюка незнакомый голос. Алард как-то виновато посторонился, выпуская руки возлюбленной. Пропуская к ней человека в одежде брата-заступника. Магда видела его в первый раз в жизни, но сразу же догадалась, кто перед ней. Брат Флегонт. Тот человек, который должен её убить. — Именем Заступника! Взять ведьму!

Когда Магду уводили — люди, приехавшие с братом Флегонтом, послушники его ордена, — Алард не сказал ни слова. Никто не сказал ни слова. Она тоже промолчала.

У подножья холма в бессильной ярости сжимала кулаки вампирша. Она спешила как могла, она чуть не загнала лошадь, она летела всю ночь, но сбилась с пути, а после ей пришлось бежать по едва ли знакомому лесу.

Когда она добежала до замка, было уже поздно. Враги окружили холм — не густо, но достаточно, чтобы не дать проскользнуть незамеченной. Тайных ходов, если они и были, Вейма не знала. А главари шайки выстроились перед воротами. Конный отряд, дюжина пеших и несколько телег, которые не получалось разглядеть из-за столпившихся вокруг разбойников. Но Вейма чуяла, кто сидел на одной из них. Гнев, боль, отчаяние, обида…

Запели трубы.

— Откройте ворота своему повелителю, Дюку и наследнику Старого Дюка, Аларду Корбиниану! — прокричал здоровенный верзила в зелёной рыцарской рубашке. — Откройте ворота своему повелителю!

— Ступайте прочь! — раздалось со стен. — Здесь один повелитель — барон Фирмин.

— Откройте ворота! — настаивал рыцарь. — Склонитесь перед своим повелителем!

— Прочь! Ступайте прочь, пока не вернулся барон! По решению его милости на его землях любой, кто называет себя Дюком и потомком Дюка, объявлен вне закона. Ступайте прочь, бродяги!

— Я рыцарь Эрхард Ортвин, молочный брат Дюка! — возмутился верзила. — Ты не смеешь называть меня бродягой!

— Хватит! — раздался знакомый голос, и Вейма еле слышно зашипела от ярости. — Я знаю тебя, Волдо-меткий, а ты знаешь меня. Открой ворота.

— Я знаю тебя, сын моего господина, — раздалось со стены. — Я учил тебя стрелять из самострела, когда ты был ещё ребёнком, но ты всегда убегал жаловаться матери. Его милость велел гнать тебя в шею, если ты вернёшься в его владения.

— Тогда слушай! — прокричал брат Флегонт. — Ты знаешь, ни разу в жизни я не нарушил своего слова! С нами дочь твоего господина. Его высочество Алард Корбиниан намерен на ней жениться и тем упрочить союз со своими баронами. Но даю слово служителя Заступника — Если Ордула не откроет ворота Дюку как жениху наследницы, он уедет отсюда как её любовник!

Упала тишина, тяжёлая как камень и безжалостная как удар меча. Вейма задыхалась от злости — своей и чужой, от боли, которую испытала её воспитанница, от мучительной боли защитников Ордулы.

Ах, Нора, глупая ты девочка, всему тебя учили, а только не научили, что тот, кто предлагает сбежать из дома, от слишком тяжёлых обязательств, от родительской опеки — он вовсе не тот, кто будет тебя защищать и ничего не требовать. Бедная глупая девочка…

— Это ложь! — раздалось со стены после долгого молчания. — Вы не посмеете так поступить.

— Ты знаешь меня, Волдо-меткий, — повторил брат Флегонт. — Я никогда не лгу и сейчас не стану.

— Вы нарушаете все законы, и земные, и небесные!

— Я действую так, как подсказывает мне совесть, во благо Заступника и людей! Мой отец хотел выдать Нору за старика, я дам ей молодого мужа! Отец хотел взвалить на неё бремя власти, я подарю ей почести без обязанностей! Я распорядился её судьбой лучше, чем он! И я остановлю беззаконие и бесчестье, которое творится на землях моего отца! Здесь будет царить закон Заступника, высший закон, а не двусмысленные человеческие обычаи! Откройте ворота!

— Вы привезли её сюда силой!

— Отец силой удерживал её при себе, но никто не говорил ни слова! Я её старший брат, я имею право распоряжаться!

— Против воли вашего отца!

— Он потерял свои права, когда пустил на свои земли проклятых!

— Не тебе его судить, мальчишка!

— Мне! Я служитель Заступника и Он озаряет мой путь, Он указывает мне дорогу! Я послан остановить проклятие, которое, как язва, расползается на этой земле. Откройте ворота или мы уедем! Грех Норы падёт на ваши головы.

— Ты требуешь сдать замок банде разбойников!

Среди захватчиков раздались возмущённые голоса, но брат Флегонт поднял руку и все смолкли.

— Клянусь Заступником! Клянусь душой своей матери! Клянусь своей душой! Те, кто покинет замок, сдав оружие, не будут преследоваться, а будут отпущены целыми и невредимыми. Женщины и дети, а также всё имущество жителей замка останется в неприкосновенности. Каждый, кто нападёт на женщину или ребёнка, отберёт силой хотя бы лоскут ткани, хотя бы кусок хлеба, будет повешен вниз головой и бит железными прутами до смерти. Взамен мы ждём еды и одежды, корма для коней и всего, чем замок обеспечивает своих защитников, включая стирку, починку одежды и всего необходимого. Мы не разбойники! Мы — люди Дюка, законного властителя страны. Каждый, кто желает, волен остаться. Люди незнатного происхождения будут посвящены в рыцари после коронации.

На этот раз молчание было долгим. Очень долгим. Но, видимо, в замке действительно хорошо знали брата Флегонта. Заскрипели ворота, запели трубы. Замок был взят без боя. Всё было кончено.

Глава шестая Спасение

Вейма сидела и смотрела, как враги входят в замок. Последними вошли те, кто стоял вокруг холма. Заскрипели ворота, закрываясь за захватчиками. Обострённый слух вампирши с усилием ловил за шумом и гамом то единственное, что было важно: «Взять ведьму!». Последняя надежда, что Магда успеет скрыться, была потеряна. Что теперь? Суд? Или сразу казнь? А может, брат-заступник захочет «приберечь» ведьму для того, чтобы она дала ему желанные сведения о «беззакониях» барона?

Вейма устало уронила голову на руки.

Суд.

Церковный суд.

Когда-то она изучала богословие…

Вампирша вскочила на ноги. В голове немного звенело — от усталости, от голода и недосыпа. Плохо. Для того, что она задумала, нужны силы. Силы…

Вампирша бросилась вокруг холма. Слава Заступ… Освободителю, брат Флегонт не вспомнил о виноградаре!

Вейма добежала до жалкой хижины, в которой жил Йаган, и с размаху ударилась о дверь. Хижина покачнулась, но устояла. Вампирша потрясла головой, не сразу понимая, что происходит, но быстро сообразила:

— Йаган! Ты здесь? Впусти меня!

И тут же отпрянула, почуяв, кто скрывается внутри. Сами собой обнажились зубы. Девушка злобно зашипела. Но уходить было поздно: вот уже виноградарь отворил дверь.

— Приблизим Освобождение, братья, — выдавила вампирша, совладав со своими чувствами.

— Приблизим, сестра, — отозвался из глубины хижины Липп.

— Верю в Освобождение, сестра, — приветливо улыбнулся виноградарь. — Входи.

Липп сидел на полу, на старой облезлой овчине, которая, похоже, заменяла виноградарю постель, и держал в руках знакомую флягу. Глаза девушки метнулись к Йагану. На его поясе фляги не было… он отдал её Липпу…

— Ты за этим, сестричка? — хихикнул вампирёныш, встряхнув флягой. — Не обессудь. Ты опоздала.

— Зачем ты сюда пришёл? — хрипло спросила Вейма. Последняя надежда умерла у неё на глазах.

— А куда мне идти? — пожал плечами Липп и помахал рукой с повязанной белой ленточкой. — С этой-то штукой? Извёлся от голода. Ты хоть коров доить можешь вволю. А я что? Попробуй-ка наесться, никому не причиняя вреда!

— Зачем ты отдал ему флягу?! — возмутилась Вейма, повернувшись к Йагану. — Как ты мог?!

— Он мой брат, — недоуменно отозвался виноградарь. — Освободитель завещал нам помогать братьям и сёстрам.

— Но… — начала было вампирша, но осеклась. Что она могла возразить? Что Липп — негодяй, лжец и предатель, потому что все вампиры — негодяи, лжецы и предатели? Что остатки хорошего вина ей нужнее, чем ему?

— А ты решила нашу ведьмочку спасать, а, сестричка? — спросил из своего угла вампирёныш.

— Не твоё дело! — огрызнулась Вейма.

— Как знаешь, как знаешь, — протянул Липп. — А вот если ты ленточку с меня снимешь, так, может, и моё будет… помогу… если самому рисковать не потребуешь.

— С чего ты взял, что я сумею?!

— Во-первых, не сумеешь, разговора не будет. А во-вторых… ты ведь снимала с себя. Вот и попробуешь.

— Ты думаешь, я настолько спятила — освободить тебя, чтобы ты снова нападал на детей?

— Приблизим Освобождение, сестра, — очень серьёзно отозвался вампир и протянул руку. — Клянусь, что покину эти земли, когда ты перестанешь во мне нуждаться.

Вейма сделала шаг, но остановилась. Виноградарь молча смотрел на них, не вмешиваясь в разговор.

— И поклянись, что поможешь! И что не причинишь ни мне, ни Магде, ни здешним жителям вреда!

— Да клянусь я, клянусь, — проворчал Липп. — Снимай поскорее.

Вейма оглянулась на виноградаря. Тот пожал плечами.

— Ты свидетель клятвы, — ткнула она в него пальцем. — Кстати, ты знаешь, что брат Флегонт тебя ищет, чтобы обвинить в том, что ты опаиваешь жителей Ранога?

— Я ему уже говорил, — ответил вместо Йагана вампир. — А он говорит, что без виноградника всё равно жить не станет. А ещё прозревший!

Вейма вздохнула. По уму, стоило бы выбираться отсюда, пока брат Флегонт не вспомнил про виноградник. Она шагнула к собрату, осторожно коснулась руками ленточки. Ничего не произошло, ленточка как ленточка. В тот раз, когда она прилетала к Виринее и Лонгину, она тоже ничего не почувствовала.

— Так я и думал, — оскалился Липп. — Эта дрянь жжётся, а тебе хоть бы что! Снимай!

Вейма потянула за кончик ленточки и легко распустила узел. Раздался мягкий хлопок — и волшебный предмет растаял в воздухе. Лип с наслаждением потёр освободившееся запястье и оскалился.

— Приблизим Освобождение! — возгласил он. — Как же хорошо стало!

Вейма попятилась. Сейчас перед ней был собрат — а для вампиров это то же самое, что и недруг — полностью владеющий собой и своей волей. В любое мгновение он мог убить её, подчинить себе, сделать что угодно. Кто бы ему помешал теперь?

— Эй, сестричка! — рассмеялся вампирёныш. — Ты, что, боишься меня? А ну, брось! Я ничего тебе не сделаю… пока сама не попросишь.

— Что ты имеешь в виду? — недоверчиво покосилась вампирша.

— Ничего, — пожал плечами Липп. — Лучше поговорим о деле.

— А чего говорить? — удивилась Вейма. — Ты же вампир. Усыпишь всех в замке и вытащишь Магду. Тебе это ничего не будет стоить.

— Э, нет! — запротестовал Липп. — Вампиры не вмешиваются в дела людей. Я думал, Ватар тебе это объяснял!

— Но Магда ведь ведьма!

— Во-первых, уже нет, — оскалился мальчишка. — А во-вторых, всё равно человек. А мы — нет. Если я её вытащу, братья-заступники заголосят о происках Врага.

— Ну и что? — вскинулась вампирша.

— На тебя давно охотились люди?

— Недавно!

— Вижу, тебе не хватило!

Они застыли нос к носу, разъярённые едва ли не до драки. Йаган выразительно кашлянул и оба недобро на него покосились.

— Брат, сестра, — мягко произнёс виноградарь. — Это ветхая хижина, но она защищает меня от дождя и снега. Не надо в ней драться. Вы в моём доме.

Вампиры дружно фыркнули.

— Ладно! — первым взял себя в руки Липп. — Давай поговорим спокойно.

— Ты напал на деревню, — не пожелала успокаиваться Вейма. — Ты пил кровь младенцев и упивался своей безнаказанностью. А теперь ты — именно ты! — говоришь мне о безопасности.

— Я поступал так, как поступают вампиры, — отозвался Липп. — А ты хочешь, чтобы я поступил так, как поступают люди. Мы не вмешиваемся в их дела. Они видят нас чудовищами, стараются отогнать тех, кто на них нападает. Если мы начнём спасать людей, они будут искать нас повсюду, как бы осторожно мы себя ни вели.

— Ты и есть чудовище, — буркнула Вейма. Липп говорил как все. Этому учил старый Ватар. Это была позиция клана. Не привязываться к людям, не ценить их — и не пытаться их спасти, если придёт беда. Вампиры сами по себе — все остальные проклятые сами по себе. А на прочих людей и вовсе плевать.

— Я не отказываюсь помочь, — мягко произнёс Липп. — Неужели ты ничего не придумала?

Вейма удержалась от напоминания, что вампиры не способны к выдумке. План у неё действительно был, тот план, ради которого она пришла к Йагану за увеличивающим силы хорошим вином.

Магду поместили в дровяной сарай у самой замковой стены. Окон в нём не было, дверь немедленно заколотили. Доски стен не прилегали друг к другу, и изнутри можно было увидеть, что творится вокруг. Например, что рядом прохаживаются два человека с мечами наголо. Стерегут… Магда отступила от стенки и улеглась на охапку соломы. По случаю лета в замке требовалось меньше дров и этот сарай стоял пустым, так что места бывшей ведьме хватало. Почему её не поволокли в подвал или не увезли отсюда в монастырь ордена братьев-заступников — Магда не понимала. Да и не хотела понимать. Жизнь стала очень… короткой. Дожить до заката… сделано. Теперь до рассвета… дальше загадывать было страшно. Что с ней будет? Сразу ли её поволокут на костёр или станут сначала пытать? Стоит ли отпираться или лучше признаться во всём, что было и чего не было? Мысли путались. Дожить до рассвета. А, может, лучше и не доживать…

— Бертильда! Сердце моё! Любовь моя!

Алард. Странно… пришёл.

— Что тебе нужно? — равнодушно спросила она.

— Я… я хотел сказать… я не хотел… брат Флегонт… он сказал, что так будет лучше… ты зачаровала меня…

— Ну и что? Иди своей дорогой, твоё высочество.

— Я хотел спросить… ты… ты правда дочь рыцаря? Брат Флегонт говорит, что ты меня обманула.

— Да.

— Бертильда!..

— Да, я дочь рыцаря, — неохотно ответила бывшая ведьма. — Я ни в чём тебя не обманывала. Разве это что-то меняет? Кому ты веришь, Алард Корбиниан? Если мне, почему я всё ещё здесь? Если ему — зачем спрашиваешь?

— Но… ты… ты любишь меня?

— Уже нет, — подумав, отозвалась Магда. — Ты разве не слышал? Ведьмы никогда никого не любят.

— Но… любила?

— Я думала — да. Зачем тебе это знать, Алард? Ты похитил дочь барона и силой женишься на ней. Зачем тебе деревенская ведьма, пусть она сто раз дочь рыцаря, пусть она любит тебя, пусть даже она никого до тебя не любила? Иди своей дорогой, твоё высочество. Иди своей дорогой. Моя дорожка короткая, ведьмина. Тебе на ней не понравится.

Магда сама не понимала, зачем так говорит. Наверное, стоило бы по-другому. Заболтать, очаровать, всколыхнуть его любовь, чтобы он вступился за неё… Стоило…

Но сила ушла. С ней ушла и воля.

— Ты меня приворожила, — напомнил Адард. Голос у него был обиженный.

— Приворожила, — согласилась девушка.

— Я не… я не люблю тебя?

— А это у своего сердца спрашивай.

— Нет, ответь! Бертильда ты или как тебя зовут! То, что было между нами — настоящее?!

— А между людьми никогда ничего фальшивым не бывает, — тихо ответила Магда.

— Ты смеёшься надо мной?!

— Нет. Нужен ты мне больно, над тобой смеяться.

Неизвестно, как ответил бы на это Дюк, но тут снаружи раздался ещё один голос.

— Эй, ваше высочество! Вас там брат Флегонт хватился. Говорит, разговор есть.

Магда вздрогнула. Она знала этот голос.

— Какой ещё разговор? — недовольно отозвался Дюк. — Иди, скажи, что я сейчас приду.

— Э, нет, я тут не посыльный. Моё дело — ведьму охранять, а не со святошами лясы точить. Сами скажите.

— Да как ты смеешь?!.

— А то он и здесь вас поискать может, — добавил голос.

Алард выругался и ушёл.

— Трус, — прокомментировал знакомый голос. — Трясётся, как бы не застукали.

Магда не ответила.

— Ты что молчишь, Маглейн? Или не узнала? Вот и свиделись.

— Ну, здравствуй, Виль, — отозвалась бывшая ведьма. — Зачем пришёл?

— А как не прийти? Вот и ты в свою ловушку попалась. А не надо было меня в лесу опаивать.

— Ты собирался меня убить, — напомнила бывшая ведьма.

— Предпочитаешь сгореть на костре?

— Замолчи!

— Ты ведь сама себе яму вырыла. Не помешай ты мне — кто бы тебя теперь жёг?

— Ну так заканчивай свой заказ, — предложила Магда. — Кто тебе теперь мешает?

— Э, нет, Маглейн. Раз сорвался, второй раз не начинают. Значит, так Освободителю было надо. Да и тебе за свои ошибки расплатиться не помешает.

— А ты злорадный, — с удивлением протянула бывшая ведьма. — Вот уж не думала.

— Я справедливый. От меня за всю жизнь ни один святоша не уходил, пока с тобой не связался.

Магда резко села.

— Святоша?! Так ты… ты хотел убить… Флегонта?

Виль присвистнул.

— А ты думала, Дюка твоего недоделанного? Дура ты, Маглейн. Кому твой трус сдался? Одно слово — девка. Только о своём милом и думала. Ну и где он теперь, твой милый?

— Поди прочь, Медный Паук, — устало ответила бывшая ведьма. — Не о чем нам с тобой разговаривать.

— Захочу — пойду, не захочу — тут буду сидеть.

— Будешь тут сидеть — я всем расскажу, кто ты такой, — пригрозила Магда. — Мне теперь терять нечего.

— Ну и что? — хмыкнул разбойник. — Они, небось, и так догадываются, что я не вельможа какой-нибудь. Дюк твой обещал всем, кто под его руку встанет, прощение, а там и в рыцари посвятят.

— Тебя?! Ты спятил? На что тебе рыцарское звание?

— Ни на что, — согласился батрак. — Но ты кричи, Маглейн, если хочешь, кричи.

— Поди прочь, — повторила Магда.

Батрак зло засмеялся, но бывшая ведьма больше не отвечала, погрузившись в мрачное молчание. Послышались новые шаги.

— Почему ты здесь один? — раздался голос брата Флегонта. — Где второй охранник?

— А по нужде отлучился, — лениво отозвался Виль.

— А ты чего разлёгся? Встать немедленно! Ведьму пуще глаза охранять велено! А ты…

— А я и глаза не берегу, — с той же ленцой ответил батрак.

— Встань! И отойди на двадцать шагов! Живо!

— Да хоть на тридцать, — хмыкнул Виль.

— Стой. Принеси топор, доски отодрать от двери.

— Да никак вы к ведьме в лапы собираетесь? — не поверил батрак.

— Не твоего ума дело! Живо неси, кому сказано!

Батрак отошёл, прошипев сквозь зубы ругательство, но брат Флегонт предпочёл этого не замечать.

Магда молчала, не зная, что и думать. Батрак принёс топор и по приказу брата-заступника отодрал от двери несколько досок, после чего положил топор и удалился, как велел Флегонт, на тридцать шагов. А сам брат-заступник протиснулся в дыру и уселся возле бывшей ведьмы прямо на земляной пол. Магда продолжала молчать. Так учили в Бурой башне. Не разговаривать с теми, кто допрашивает ведьм и колдунов. Не отвечать даже на самые простые вопросы. Даже имя своего не называть. Стоит начать говорить — потом уже не остановишься. Поэтому — молчание.

Было страшно.

— Итак, ведьма Магда, ты обвиняешься в том, что приворожила его некоронованное высочество нашего Дюка, Аларда Корбиниана, то есть напала на своего сюзерена и прибегла к запрещённому колдовству. Ты обвиняешься также в том, что обманом выдавала себя за дочь рыцаря Криппа Лотарина, который утверждает, что у него никогда не было ни одной дочери.

Магда вздрогнула. Они успели спросить её отца… и он отрёкся от своих детей.

— И как всякая ведьма, ты обвиняешься в том, что отвергла заветы Заступника и поклоняешься Врагу, — закончил Флегонт. — Что ты можешь сказать в своё оправдание?

Магда промолчала. Она ждала чего-то вроде этого.

— Молчишь? Хорошо. Ведьмы всегда молчат — поначалу.

Магда похолодела, ясно расслышав угрозу. Что ей было делать? Каяться? Обещать во всём признаться? Поможет ли это?..

— А вот простые девки сразу кричат, что их оболгали, — дополнил Флегонт.

Ведьма продолжила молчать.

— Ну, хорошо. Теперь слушай, ведьмочка, — как-то очень небрежно заговорил брат-заступник. — Ты понимаешь, что эти обвинения — твоя смерть. Не отводи глаза, конечно, понимаешь. Но слушай, что я тебе ещё скажу. Твой отец — вздорный упрямый дурак.

Сейчас Магда вздрогнула куда сильнее.

— Да-да-да, Бертильда, твой отец — вздорный дурак. Это знает весь Лотарин, и весь Лотарин помнит младшую дочь рыцаря Криппа. Вот только Лотарин далеко отсюда, а о том, что у него нет дочерей, твой отец дал письменное свидетельство. Смекаешь, к чему я клоню? Вижу, не смекаешь. Дальше. Я удивлю тебя, ведьмочка, если добавлю, что Алард — тоже дурак.

Магда невольно усмехнулась, уж больно неожиданно и справедливо это прозвучало.

— Да, дурак. Я прекрасно понимаю, что ты его не привораживала. Ты могла бы требовать с него цену чести[34], коль скоро он отказывается на тебе жениться — а он откажется, потому что Дюку ни к чему в жёнах ни ведьма, ни даже дочь рыцаря. Но цена чести дочери рыцаря позволит тебе выйти замуж за одного из его вассалов безо всякого поношения.

Бывшая ведьма не поверила своим ушам. Цена чести? Выйти замуж? О чём говорит брат-заступник? Он бредит?!

— Нет, я в своём уме, — хохотнул Флегонт. — Да, всё это будет непросто, но я могу всё устроить. Видишь ли, ты мне не нужна. Что ты есть? Бедная заплутавшая душа. Я вижу, ты уже хочешь покаяться. И ты покаешься, и будешь прощена, потому что нет предела милосердию Заступника. Но тебя одной мало. Мне нужен Фирмин — всё баронство, над которым нет власти Заступника, а есть только несовершенная человеческая власть. И ты мне в этом поможешь. Молчишь? Понимаю. Ты догадываешься, чего я хочу. Свидетельства против моего отца. Какие у вас были дела? Почему он поселил тебя так близко к себе? Что за ведьма та, вторая, в чём её сила? Что она посулила ему? Искал ли он богатства? Власти? Вечной молодости? Поклонялся ли он вместе с тобой Врагу? А вместе с той? Молчишь… И — одобряешь. Не веришь к тому же. Что ж, молчи. И думай. Я бы предпочёл договориться по-хорошему. Я, знаешь ли, вовсе не жесток. Я верю в Заступника, в Его волю и в Его милосердие. Я готов простить кающуюся. Хочешь — поклянусь? Не хочешь…

Он встал, прошёлся по сараю — два шага в одну сторону, два шага в другую. Остановился, глядя сверху вниз на сжавшуюся в комочек ведьму. Магда с отчаянием поняла, что, несмотря на внешнюю небрежность движений, он насторожен и её бросок к дверям не будет для него неожиданностью.

— Мой отец, конечно, покровительствовал тебе. Он уверен — нет такой силы, от которой нельзя получить помощь, если эта помощь будет ему полезна. Я верю иначе — нет такого грешника, которому нельзя помочь — если он примет эту помощь. Решай сама, что тебе нравится. Я бы на твоём месте не колебался.

Он пристально всмотрелся в лицо бывшей ведьмы и отвернулся.

— Думай, ведьмочка, думай, — посоветовал он. — Я зайду завтра, глядишь, тебе захочется мне ответить.

Он вышел из сарая и кликнул батрака, чтобы тот обратно заколотил дверь.

Прошло довольно много времени, солнце успело склониться к закату, как снаружи позвали:

— Эй, Маглейн, живая ещё?

— Что тебе надо? — зло ответила девушка.

— На-ка, поешь, — с этими словами батрак просунул между досок ломоть хлеба, козий сыр и флягу. — Не бойся, не отравленное.

— Что, боишься, до костра не доживу? — хмыкнула бывшая ведьма, но от угощения не отказалась.

— Дура ты, Маглейн, — отозвался Виль. — Ешь лучше. Флягу потом верни.

— С чего это ты так расщедрился? — хмуро спросила Магда.

— Да я смотрю… уже вечер, а о тебе никто не вспоминает. Из этих, пришлых. А тутошние — они боятся подходить.

— О тебе первом расскажу, если пытать будут, — посулила ведьма. — Добренький.

— Дура, — повторил батрак. — О чём с тобой этот разговаривал?

— Не твоего ума дело.

— Если я спрашиваю, моего. Давай, рассказывай, Маглейн.

— А то что?

— Ничего. Рассказывай. И флягу верни, как напьёшься.

Весь день в деревне не умолкали пересуды. Обманула ли ведьма или что-то пересилило её ворожбу, да только враги взяли замок так быстро, что никто не успел и ахнуть. Одни говорили — конец всему, теперь чужие всё разграбят и уничтожат, другие — что так даже лучше: не будет отряд вооружённых бездельников стоять посредь деревни, пытаясь взять замок штурмом или измором, не будут они драться посредь полей. Так-то оно так, отвечали первые, так ведь и барону выгнать их будет непросто, а то бы постояли, да плюнули, да стороной прошли.

А уж когда запели трубы и в деревню въехал брат-заступник, в котором иные признали баронского сынка, стало совсем плохо. Он сказал — и попробуй-ка не послушать, — что отныне Фирмин переходит под руку Заступника, а власть земного сюзерена будет над ним сообразовываться с небесными законами. И по сему всем жителям даётся великая милость — донести на всё, что творится в округе нечистого, будь то деяния ребёнка, брата или сюзерена. Донесшим, кои признаются в грехах против Заступника, даруется прощение, буде они примут покаяние и искупят свои грехи пожертвованиями на благие дела. С теми же, кто не признается сам, поступят так, как полагается поступать с грешниками, еретиками и проклятыми.

Сказав так, брат-заступник вернулся в замок, а деревня загудела ещё пуще. Шутка ли — покаяться в нечистых делах! Да уж как тут покаешься, когда нет ни одного двора, где ведьма не лечила бы детей или скотину, а то и отца, саданувшего себя топором, или от иной напасти помогла. Да как тут покаешься, когда помнишь ещё восторг лунной ночи, вкус хорошего вина, да прекрасную деву, соткавшуюся из тумана по зову ведьмы?!

Ведьмы…

А ведьма-то в замке была.

Да и пропала там.

Жива ли ещё?

А если покаяться? Сколько жадные братья-заступники вытянут на пожертвования? А каково будет покаяние? Не есть мяса, не пить вина, не спать с женой? Или пешком по монастырям пройтись, босым и в рубище? А может, раздать всё добро?

А если промолчать?

Все же свои. Начнёшь говорить — про себя одного не скажешь. На кого говорить будешь? На соседа, свата, брата, друга? На кузнеца, что с огненными духами знается? А кто тогда железо ковать будет? На мельника, что с речкой договаривается и недавно девку приютил блаженную, что целыми днями только и делает, что на воду глазеет? А кто тогда зерно молоть будет? На знахаря, что живёт на отшибе, в лесу пропадает, да непонятно с кем по ночам — а то и среди бела дня! — разговаривает? А кто тогда всех лечить будет? Виноградаря, который не помощью Pаступника лозы свои оживил после морозов? А откуда вино брать людям? Да и ведьма тут не чужая уже, и старики говорили — нет ведьмы, любая напасть вдесятеро тяжелее деревне будет.

А если другие донесут? Сам не успеешь, хуже будет.

Деревня гудела от пересудов. Каждый говорил намёками да обиняками, никто не признавался сам ни в чём и даже о том, что точно все видели, не упоминали.

Вечером все набились в кабак. Кроме местных, там сидел никому до этого дня не знакомый пришлый паренёк. Сказал, сам из Анша, городка за Корбинианом, учился и вовсе далеко, за большой рекой Лейдом, это дальше ещё на запад, в разных университетах, исходил все дороги и все университеты, а теперь идёт, чтобы учиться в Раноге. У них, мол, у школяров так принято. Одет паренёк был неказисто, в обтрепавшиеся штаны и рваную рубаху, с собой имел тощий мешок да видавшую виды лютню. На него, может быть, бы и косились, да только за день парнишка успел натаскать воды и наколоть дрова для Рамоны, напоить скотину у Меты, подправить колесо на мельнице и рассказать с десяток историй про то, как себя ведут братья-заступники там, где имеют полную власть над народом. По всему выходило, что они те ещё греховодники, да только куда деваться?..

Дверь кабака отворилась, пропуская одетую в чёрное фигуру. Все разом замолчали, отпрянули, ожидая не то Врага, не то выходца с того света и не слишком успокоились, когда узнали в вошедшем баронского сынка, брата-заступника Флегонта. Один только пришлый школяр сидел себе в углу да тренькал на своей дребезжащей лютне, напевая похабную песенку про скромную девушку, её дружка и копьё. Половина слов была непонятной, ибо произносилась, как объяснил перед песней школяр, на языке молитв и истинной учёности, который в деревне знал один священник. Брат Флегонт поморщился: целиком песенка была ещё более похабной, чем для слуха простых людей. Однако наглецу не было дела до вошедшего брата-заступника, он знай пел себе, пока не дошёл до конца — отнюдь не благочестивого. И только тогда соизволил оглянуться по сторонам во внезапно притихшем кабаке.

— Мир дому сему, — возгласил брат-заступник, шагая внутрь кабака. — Мир всем добрым людям и благочестивым верующим.

По кабаку прошелестело нестройное: «Мир и тебе…». Флегонт вошёл и уселся за ближайшим столом, из-за которого немедленно выскочили сидевшие там люди. Школяр вскочил на ноги и подошёл ближе.

— Мир тебе, брат, — поприветствовал он Флегонта.

Тот смерил наглеца хмурым взглядом.

— Ты ведь брат-заступник! — не отставал школяр. — Как здорово! Я иду в Раног учиться церковному праву, а здесь говорят, что ты приехал проводить процесс против ведьмы и проклятых, верно? Вот удача! Я и не думал, что мне так повезёт! Увидеть всё самому… разобрать до тонкостей… Ты ведь не откажешь мне в обучении?

— Как тебя зовут, отрок? — вместо ответа вопросил брат-заступник.

— Эб моё имя, — широко улыбнулся школяр. — От Фельсины до Пелье и Лютарии[35], везде меня зовут Эбом из Анша.

Он оглянулся, перехватил удивлённый взгляд знахаря, сидящего в дальнем углу за тавлеей, и почему-то ему подмигнул.

— А знаешь ли ты богословие, Эб из Анша?

— Не так чтобы очень, — признался школяр. — Затем и иду в Раног, ведь там лучший факультет богословия. Но перо держать в руках умею, труды отцов церкви не перепутаю.

— Это похвально, — кивнул брат-заступник и порылся за пазухой. — Эй, как тебя звать, добрая женщина!

Рамона подошла к ним, вытирая руки о передник.

— Возьми вот, — протянул брат-заступник кусок пергамента, на котором яркими красками был изображён рыцарь на коне, замок, герб со змеёй, а над ними — корона Дюка. — Повесь на двери. Пусть все знают, что его высочество Алард Корбиниан, потомок Старого Дюка, вернулся, чтобы снова править своей страной. Все, кто пойдут к нему под руку, будут обласканы милостями нашего повелителя. Любое преступление против людей, совершённое в прошлом, будет прощено ради честной службы, а после коронации самые верные станут рыцарями и получат землю в награду.

Он оглянулся по сторонам.

— Все слышали? Его высочество прекратит своеволие баронов. Теперь каждый может обратиться в его суд за справедливостью или прощением.

Люди запереглядывались. «Старый Дюк» — это была сказочка для детей. «Когда Старый Дюк правил» — любимое присловье. Это значило — очень давно. Это значило — тогда, когда все жили счастливо. Как в сказке. А теперь Дюк вернулся. Молодой Дюк. Будет ли он таким, как Старый? И о каких своеволиях баронов говорит брат-заступник?

— Вы позволите угостить вас, брат? — заискивающе предложил школяр. — В этой дыре неплохое вино, даже в солнечной Фельсине я такого не пробовал.

— Вино… — задумчиво протянул брат-заступник. — Да, вино… Вот тебе, школяр, и пример. В Раноге три почтенные женщины были опоены колдовским вином, привезённым из Латгавальда… из этой самой дыры, как ты её назвал.

— Заступник! — поперхнулся школяр. — Какое коварство! но… зачем?!

— Да, Эб из Анша, коварство. Проклятым не нужно иметь резонов. Враг только и ждёт случая — извратить, унизить, запачкать… его слуги — злобны и коварны, они нападают на добрых верующих безо всяких причин, лишь с одной целью — замарать невинную душу в грехе и поругании. Каждый человек, усомнившийся в милости Заступника, в доброте Создателя — это прибыль для них. Поэтому нам приходится действовать. И действовать жёстко.

— Понимаю! — ударил ладонью по столу школяр. Он, казалось, весь горел от желания поддержать учёную беседу. — И ведь это так непросто! Найти двух свидетелей, которые подтвердят, что видели отравителя и ни с кем его не перепутали! Да ещё таких, которые согласятся подтвердить свой оговор под пытками, буде указанный ими человек найдёт двух или больше свидетелей, подтверждающих его невиновность!

В кабаке стало очень тихо. Флегонт скривился. Лицо школяра выражало радость человека, сумевшего правильно ответить сложный урок.

— К этому не всегда прибегают, — кисло ответил брат-заступник. — Иногда достаточно признания отравителя.

— Понимаю! — повторил школяр. — И ведь тоже трудно! Если отравитель из проклятых, он ведь закрыт от благого влияния Заступника и ваших отеческих увещеваний, а без свидетелей к нему нельзя применить пытку! Как же вы поступаете в таких случаях?

Брат-заступник пристально вгляделся в лицо непрошеного помощника. Оно было полно искреннего желания показать себя с лучшей стороны.

— А как страшно ошибиться, — продолжал болтать нахальный юнец, словно торопясь высказать всё, что когда-либо слышал, а слышал он, похоже, много лишнего. — Ведь люди могут со злости или из глупого страха — а как можно бояться Заступника, который видит всех насквозь?! — оговорить невиновного!

— Не надо кричать, Эб из Анша, — мягко, с трудом сдерживая раздражение, попросил Флегонт. Надо же было так наткнуться! — Ты ведь знаешь, что слуги Заступника достаточно… сведущи в мирских делах, чтобы отличить правду от вымысла.

— Да, и в этом одном наша надежда! — с жаром подхватил школяр. — И, конечно, вам не осмеливаются лгать! Ведь если оговор не подтверждается, клеветника ждёт всё то же, что и жертву его коварства! Кому охота из-за сварливой соседки на костёр войти!

Люди в кабаке, наконец, ожили и начали тихонько перешёптываться. Они начали понимать, что за игру ведёт этот пришлый паренёк и о чём он их предупреждает таким странным способом. Свидетели. Чтобы оговорить человека, нужны свидетели, чтобы защитить человека, нужны свидетели, а тот, чей оговор не подтвердится, будет жестоко наказан… по закону.

Вот только будет ли баронский сынок действовать по закону?

— Да, — хмуро подтвердил брат Флегонт и поднялся из-за стола. Школяр вскочил тоже и уставился на будущего наставника с выражением крайней преданности. — Вот что, Эб из Анша. Такому талантливому юноше нечего делать в деревне. Ты столько знаешь, что мне уже нечему тебя учить. Иди себе в Раног, уверен, ты получишь кафедру после первого же диспута.

— Но я так многого ещё не видел! — запротестовал школяр. — Говорят, у вас под замком сидит настоящая ведьма! Вот бы послушать, как вы с ней будете разговаривать! Вы ведь должны обратить её душу к Заступнику, открыть ей глаза на пагубность её заблуждений…

— Увещевания — слишком тонкое действо, чтобы рядом присутствовали посторонние, сколь бы преданными делу они ни были.

— Но если она раскается… — забормотал школяр, откровенно расстроенный отказом. — Её слова должны быть записаны, подтверждены двумя свидетелями…

— Это уже после раскаяния, — заверил брат-заступник. — А пока к нему не пришло…

— Но, может быть, вы позволите мне…

— Нет, Эб из Анша, ты молод и горяч, можешь испортить дело.

— Но…

— Нет, — с нажимом повторил Флегон и вышел из кабака, пока докучливый знакомец не принялся просить ещё что-нибудь. Когда дверь закрылась, на лице юнца появилась озорная улыбка.

— Чего загрустили, люди добрые? — весело спросил он. — А вот не послушать ли вам песню о лебеде, который был первым среди равных, но превращён в жаркое?

Когда все разошлись, Рамона заперла кабак, постелив перед тем школяру на лавке. Юнец весь вечер после ухода брата-заступника только тренькал на лютне да пел свои песенки, не замечая ни взглядов, ни окликов собравшихся сельчан. Так ничего от него не добились, а напрямую спрашивать поостереглись. Он безропотно смирился со скромной постелью, и с тем, что кабак будет на ночь заперт и даже не подумал запроситься на сеновал. Всё твердил, что так давно не спал под крышей, что теперь готов лечь хоть на чердаке, хоть в погребе, за что получил по шее полотенцем: в погребе Рамона хранила колбаски. Когда все, наконец, разошлись, улеглись, погасили огни и затихли, кабак окутало облачко тумана, которое вскоре превратилось в человеческую фигуру, неясную в слабом лунном свете. Фигура метнулась по улице, но остановилась, в нерешительности оглядываясь.

— Я тебя вижу, — с усмешкой сказал знахарь, выходя из тени кабака.

— Что тебе надо? — высоким голосом спросила фигура.

— Я у тебя это хотел спросить, — хмыкнул знахарь. — Что это ты сегодня устроила?

Вейма тяжело вздохнула и прислонилась к стене. Её трясло от голода и усталости и разговаривать со слишком умным знахарем, от которого всё ещё пахло отпугивающими вампиров травами, ей вовсе не хотелось.

— Сам догадайся, — грубо предложила она.

— Я и догадался. А что ты сделала с остальными? Что это ещё за Эб из Анша?

— Не твоё дело, — жёстко ответила девушка.

— Вампирские чары, — сам себе кивнул знахарь. — И меня так можешь?

— Тебя — не могу. Доволен? Иди ещё на всю деревню покричи, какой ты умный!

— Теперь ты скажешь мне, что с нашей ведьмой? Почему она на меня свои дела свалила? Почему осталась в замке? Почему не сбежала?

— Она потеряла силу, — неожиданно призналась вампирша. — И теперь деревня осталась без ведьмы, разве в тебе что-то проснётся.

Знахарь посмотрел прямо в глаза вампирши. Вейма не знала, что он видит, что он вообще можешь различить в ночной темноте.

— Ты… — не выдержала она. — С тобой что-нибудь случилось? Лес с тобой разговаривал?

— Нет, — отозвался знахарь. — Не разговаривал.

— А раньше?

— Иногда. Когда мне было нужно.

— А сейчас нужен ты.

Знахарь отвернулся.

— Видимо, не настолько.

Вампирша пожала плечами. Разговор начал её утомлять.

— Ты всё узнал, что хотел?

— Пожалуй.

— И что теперь? Зачем ты ждал меня и расспрашивал?

— Ничего. Хотел убедиться.

Он отвернулся и, не говоря больше ни слова, зашагал по улице в сторону своего дома.

Вейма огляделась. Они договаривались с Липпом о встрече, но где его искать? Вопреки человеческим сказкам вампиры не чуяли друг друга, и найти собрата будет непросто. Не идти же, аукая его, как в лесу!

В это мгновение Вейма услышала голос, такой тихий, что его не уловил бы и оборотень, и голос этот принадлежал как раз Липпу:

— Ну, где ты пропадаешь? Иди ко мне!

Вампирша кивнула, сама не зная, зачем, и побежала по улице.

— Уф! — вздохнула она, входя в пастушью хижину, которую невесть почему облюбовал Липп. Там, несмотря на летнее тепло, горел огонь в очаге, бросая на стены красные отсветы. — Я думала, я там умру! Ещё одного такого дня мне не выдержать!

— Ты думала! — разозлился собрат. — А мне каково?! Я чуть не надорвался! Враг бы побрал Исвара, чтоб ему с Заступником встретиться! Брат-заступник так не сопротивлялся! А этот… «Что ты сделала с остальными?..» «Что за Эб из Анша?». Тьфу! Всю деревню накрыл, этот как заколдованный! Ещё и смердит от него!

— Перестань, — попросила Вейма.

Что-то её тревожило, и это было не злостью собрата. Она пристально вгляделась в лицо Липпа. Тот осунулся, смертельно побледнел, глаза ввалились и был вампир как никогда похож на ожившего мертвеца. А ещё в хижине пахло вином и кровью. Человеческой кровью. Ещё смердело потом, грязной одеждой, овцами, поэтому-то вампирша не сразу сообразила… да и усталость… Когда ей стало ясно, что искать, она быстро увидела бесчувственное тело, валяющееся на полу у самой стены. Как же его… пастух, чей брат увёл Магду… Натес.

— Ты… — ослабела от ужаса вампирша. — Ты его… убил?! Ты же обещал! Ты же клялся!

— А ты думала, всё так просто?! — вызверился вампир. — Ты думала, я волшебник, рукой взмахну, и все забудут, что тебя знали, не увидят, что ты женщина, да?! Что я буду тут сидеть на одном вине и подавлять умы целой деревни? Да там один Исвар стоит целого монастыря праведников! Ты хочешь, чтобы всем было хорошо, но так не бывает, дура ты эдакая! И если ты хочешь завтра пойти и изображать Эба из Анша дальше, смирись, что этот дурак умрёт или найди мне другую пищу! Я её искать не стану, мне некогда! Я чудовище, ты тоже чудовище, и власть над людьми Освободитель не даёт просто так! Кто-то должен платить! Так пусть же они платят!

Он ткнул ногой в бесчувственное тело пастуха.

— Они — не мы, не прозревшие! — зло продолжал он. — Они — пища и поступать с ним надо как с пищей. Кто не хочет — пусть придёт к нам, прозреет и обретёт свободу! А ты — ты выбирай! Кто тебе дороже?! Этот пьяный дурак или твоя подруга? И если подруга — не мешай, потому что всех спасти я не сумею.

— Ты что, проповедник? — разозлилась и Вейма. Её с трудом держали ноги, созданная Липпом иллюзия держалась и за счёт её усилия, да и разговор с Флегонтом сам по себе мог отнять все силы. Шутка ли! Вывести брата-заступника на чистую воду, не позволить ему запугать деревню! Вейма ни словом не солгала, именно так и полагалось поступать со свидетелями, но если бы выпивший хорошего вина (и крови!) Липп не старался, то Флегонт непременно заподозрил бы неладное в таком удачном появлении школяра. А теперь Липпа самого шатает от усталости. И — Натес. Это было страшно. Она никогда не любила этого пьяницу, но… невинный человек, который может расплатиться жизнью — по её вине…

— Заткнись, — вдруг сказал вампир, напряжённо прислушиваясь. На его лице отражалось крайнее удивление. — Сюда кто-то идёт.

Вейма прислушалась тоже и тоже удивилась. Ноги отказали, и она плюхнулась на пол.

— Этого не может быть, — слабо проговорила она.

В замке веселье не стихало, а, когда пронёсся слушок, что брат Флегонт куда-то отправился, все развеселились ещё больше. Приставать к перепуганным местным служанкам покуда не решались — знали, что духовный советник Дюка угрозы свои выполнит и не поморщится, но вот запасы барона грабили со спокойной душой. За это Флегонт не спросит, глядишь, ещё спасибо скажет. Магда сидела в своём сарае и зябко ёжилась от ночной прохлады. О ней действительно забыли, войско Дюка было таким же беспечным, каким оно предстало перед ней в Корбиниане. Как они собирались завоёвывать власть? Или надеялись, что с дочерью и наследницей Фирмина в плену они могут требовать от баронов чего угодно? Это всё её не касалось. Касалось только — сколько дней — или часов ей ещё жить, дышать, смотреть на ночное небо сквозь доски сарая?

Рядом то и дело раздавались тяжёлые шаги и звучали ругательства. Это люди Флегонта, сменившие Виля, бдительно сторожили пленницу. Сторожить — сторожили, а накормить, дать чем укрыться — об этом не подумали. Будто не человека стерегут, а клад какой-то. Что это значило? Что Флегонт лгал и не думал вовсе сохранять ей жизнь? Или пытку, продуманную со спокойной жестокостью, чтобы наутро озябшая и голодная ведьма была податливее к увещеваниям?

Кто-то закричал издалека что-то про погреб и вино и про то, что там проще стеречь. Ему ответили грубой руганью. Потом охранники переговорили между собой и один ушёл. Магда вскользь прислушивалась, не вернётся ли, но он всё не шёл, тогда второй охранник тоже выругался и побежал куда-то в сторону давешнего окрика. Возле ведьмы стало тихо, а издалека донеслась пьяная песня. Магда пожала плечами. Торопятся выпить, пока хозяин не прикрикнул. Потом раздались знакомые шаги и бывшая ведьма чуть не взвыла. Ну, что ему неймётся!

— Маглейн! — шёпотом позвал Виль-батрак, присаживаясь у двери. Магда не ответила. — Маглейн, ты там спишь, что ли?

— Не надоело издеваться? — так же шёпотом разозлилась бывшая ведьма.

— Не-а, — засмеялся батрак. — Никогда не надоест. Послушай-ка — все пьют, всем весело. Я один тут. Что скажешь, а?

Магда не ответила.

— Гордая, да? — не унимался Виль. — Ну и сиди тут, раз такая гордая. Потом гореть будешь, пожалеешь о своей гордости, да поздно!

— Отстань!

— Ничего мне сказать не хочешь? — настаивал батрак. — В любви там признаться, в грехах покаяться, нет? Посулить чего не хочешь, а, Маглейн?

— Чего ты от меня хочешь? — устало вздохнула бывшая ведьма. — Это пытка такая, что ли? Дай хоть перед смертью от твоей рожи отдохнуть паскудной.

— Зря ты так, Маглейн, — ничуть не обиделся батрак. — Я, можно сказать, твой единственный друг на всей земле, а ты обзываешься. Другая бы в ножки кланялась, пятки лизала, а ты…

— Друг, как же. Пришёл поглумиться напоследок.

— А то нет. Ты умишком своим прикинь, Маглейн. Ты внутри. Я снаружи. Все пьют или спят. А я знаю — ты слушаешь, Маглейн, а? — где тут топор валяется. Ну и кто твой друг, Маглейн?

— Ты гнусный…

У Магды вырвалось ругательство, какого она никогда в жизни ещё себе не позволяла. Батрак засмеялся.

— Скучно с тобой, Маглейн, — сообщил он. — Я к тебе со всей душой, а ты… Ну, сиди в сарае, коли так.

Он поднялся и сделал несколько шагов прочь. Магда не выдержала.

— Стой! — выдохнула она. Бешено заколотилось сердце. Жить! Дышать! Ходить! Бегать! Быть свободной! — Вернись! Вернись, прошу тебя!

— Ага, сообразила, наконец. Ну, так кто твой друг?

— Ты! Ты, только выпусти!

— Не передумаешь, а, Маглейн?

— Выпусти меня! — взмолилась бывшая ведьма.

— Давно бы так. Теперь скажи, как ты жалеешь о том, что меня предала, Маглейн.

— Жалею! — выдохнула бывшая ведьма. Сейчас она сказала бы что угодно. — Очень жалею.

— Будешь ещё меня травить?

— Не бу… — истово пообещала ведьма и вдруг осеклась. К ней вернулась уснувшая было гордость. — Ты что это… Нарочно? Ты издеваешься, так? Ты вовсе не собирался… так будь же ты…

— Заткнись, Маглейн, — оборвал её Виль-батрак. — Уже и пошутить нельзя. Выпущу тебя, выпущу. А извинения ты мне после доскажешь. Доскажешь же, так, Маглейн?

— Выпустишь — доскажу, — посулила Магда. От пережитой надежды, подозрения, отчаяния и новой надежды её колотила крупная дрожь.

Батрак же не заставил себя долго ждать. Едва перестав глумиться, он в два счёта проломил доски, освобождая дыру, в которую с трудом протиснулась девушка, и потащил её вдоль замковой стены туда, где ещё раньше приготовил верёвку.

Магде ещё ни разу не приходилось перебираться через замковые стены, да ещё и с таким товарищем, который торопил её, тихо ворча себе под нос что-то угрожающее. Едва они оказались снаружи, как он требовательно дёрнул бывшую ведьму за рукав и потащил дальше, к подножью холма, не давая ей перевести дыхание и страшно раздражаясь, стоило девушке споткнуться.

— Погоди, — взмолилась бывшая ведьма, когда уже едва могла дышать от спешки. — Не могу больше. Ты, что, меня убить хочешь?

— Ага, — хмыкнул батрак, наконец, останавливаясь. — Хорошо придумано, а, Маглейн? Прикончить тебя тут — и на допросе не наболтаешь. Вот только найду, где прикопать удобней. Отдышалась? Пошли дальше, пока там не спохватились.

Ведьма не стронулась с места.

— Ты… шутишь? Или издеваешься? Или ты…

— Выбирай, — предложил батрак. — Или я, быстро, или те — медленно. Пошли давай, не стой. Стоило тебя вытаскивать, если нас обратно поймают. Пошли давай.

Он снова потянул ведьму за собой. Магда не сопротивлялась. Если бы у неё была волшебная сила, она могла бы понять, почувствовать, сколько угрозы в словах её страшного спутника. Хотя… Он, наверное, и сам не знал.

— Куда мы идём? — спросила Магда, когда молчание стало невмоготу.

— Тебе лучше не знать, — фыркнул Виль. Магда разозлилась.

— Ты совсем меня за дуру держишь?! Я здесь все тропинки знаю и без тропинок куда хотела выходила, что ты скрыть тут можешь?!

— Погромче ори, глядишь, никуда не придём, — посоветовал батрак.

— Зачем мы идём в деревню? — не отставала ведьма, вполне узнавшая направление.

— Брата навещу, а там видно будет. Оставаться-то тебе тут нельзя, ещё к полудню найдут.

Магда задумалась. Раньше её бы спрятал лес — поди найди ведьму там, где кусты сами передвинутся, закрывая её дорогу. А сейчас? Далеко ли она уйдёт? Идти, конечно, всё равно надо по лесу. По лесу, да по бурелому лошадь не поскачет, а это поможет выиграть время. Но если они поймут, куда она пошла, да по дороге поскачут, чтобы перехватить там, где она к людям выйдет… Фирмин — не глухое место, вечно в лесах прятаться не будешь…

Они уже почти дошли до стоящей на отшибе пастушьей хижине, в окошке которой были видны отсветы огня. При мысли о том, чтобы куда-то сесть, согреться после ночной прохлады, у Магды ослабели ноги. Отдохнуть… поспать, может быть… нет, нельзя. Это — не убежище, в нём нет ничего безопасного.

— А ну, назад, — потянул её в сторону Виль. — Там засада.

— С чего ты взял? — удивилась его проницательности бывшая ведьма.

— Дверь, — коротко бросил батрак, продолжая обходить хижину по широкой дуге. — Натес отродясь дверь не закрывает, иначе задохнётся от вони, которую сам же развёл. Да и огонь летом не жжёт. Там кто-то чужой.

Магда молча кивнула. Да, если бы дверь была открыта, свет очага виднелся бы не только в окне. А тут…

— Магда! — раздался в ночной тишине такой родной, такой знакомый голос. Бывшая ведьма всё-таки не удержалась, у неё подкосились ноги. — Магда, иди к нам!

— Ты совсем чутьё потеряла, — возразил другой, хотя и тоже знакомый голос. Он вызывал куда меньше радости. — Она не одна.

— Пусть вдвоём идут. Магда!

— Или мы сами выйдем, — посулил Липп. — Вот тебе твоя ведьма, а мне добавка. Эй, вы! Не торчите на дворе! Оба!

Что-то заставило Магду встать и послушно сделать шаг в сторону хижины. А после её дёрнуло назад и что-то холодное прижалось к горлу.

— Эй, кровососы! — позвал за спиной Виль-батрак. — Вы быстрые, но я раньше успею её прирезать.

— Да ты!.. — задохнулась от возмущения, страха и усталости бывшая ведьма.

В хижине промолчали. Виль потащил девушку за собой прочь от дома своего брата, но вот Липп заговорил снова:

— Иди сюда, — предложил он. — Поговорим.

Виль не ответил.

— Приблизим Освобождение, брат! — позвала Вейма. — Иди к нам, прошу тебя!

— Приблизим Освобождение, — неохотно поддержал её второй вампир.

— Жду Освобождения, — подумав, ответил ритуальной фразой батрак и повёл ведьму обратно.

Он втолкнул Магду в хижину, не отводя ножа от её горла.

— Только не дёргайтесь, — предупредил он. — И без чар.

— Отпусти её! — немедленно потребовала Вейма. В свете очага в каких-то обносках она казалась зловещей тенью самой себя.

— И не подумаю, — отозвался Виль.

— Только кровь ей не пусти, — хмыкнул Липп, — а то Вейма в обморок грохнется, а я с тобой разговаривать не буду, мне ведьма без надобности.

Виль что-то проворчал себе под нос и Магда расслышала что-то насчёт «кровососов» и «дожили».

— У тебя есть то, что нам нужно, — вопреки собственным словам сообщил Липп. — Отпусти девушку и проваливай.

— Попробуй, забери, — предложил батрак. — Коли успеешь.

— Если ты её зарежешь, я тебя сразу убью, — предупредил вампир. — Даже не заметишь.

— А ты не запугивай, глядишь, ведьма жива останется, — не остался в долгу батрак.

— Стоило силы тратить, — повернулся вампир к Вейме, — всю деревню оплетать чарами, чтобы твою ненаглядную ведьмочку вытащил какой-то проходимец.

— Зачем ты это сделал? — не отвечая собрату, спросила батрака Вейма.

— Да, посмотрел, какой бардак там творится, в замке, и подумал — почему бы и нет. Это было даже забавно. Всего-то подкинул идею, что в погребе спокойнее стеречь и показал, где барон лучшие вина прячет.

— Так просто, — прошипел всё ещё уязвлённый вампир.

— Может быть, вы прекратите пререкаться? — предложила Магда, страшно уставшая от роли беспомощной жертвы. И просто страшно уставшая. — Может быть, обсудим что-нибудь другое?

— А что тут обсуждать? — удивился Липп. — Тебя надо спрятать от братьев-заступников и я наконец-то буду свободен от глупых человеческих дел. Может, даже попаду на встречу.

— На встречу? — переспросила Магда. — Но ты же не…

Липп торжествующе оскалился и помахал руками, свободными от прежде сковывающих его оков. Магда похолодела, осознав, что она находится нос к носу с хищником, от которого не спасёт ни оружие, ни смелость. Липп подметил её настроение и оскалился ещё пуще.

— Не пугайся, сестричка, — успокоил он. — Я здесь охотиться не стану.

— Ведьму искать будут, — напомнил Виль. — И в деревне и в доме её. Святоша-то сын баронский, помнит, небось, где охотничий дом стоит. А что там ведьма жила — любой скажет.

— Мне там делать нечего, — отозвалась Магда. — Вейма, ты можешь туда слетать? Заберёшь… сама знаешь что. Как бы дом не сожгли, когда меня не найдут. И козу…

— Коза давно в баронском стаде, — перебила Вейма. — Пса отгоню, а то жаль будет. А ты как же?

Магда почувствовала, как заколотилось сердце, когда она произнесла:

— Вы отнесёте меня подальше отсюда.

Доверять хищникам — это безумие. Но ждать здесь…

— Эй! — возмутился Липп. — Я тебе не лошадь!

— Значит, Вейма, — немного неуверенно ответила Магда.

Вампиры переглянулись.

— Сестричка, — вкрадчиво начал Липп. — Ты не думала, что даже вампиры не двужильные? Я никуда не полечу, не пойду и не побегу тоже. А Вейма — как хочет. Но, будь уверена, с тобой на руках она свалится в ближайшую канаву.

— Вы можете украсть лошадь, — предложил Виль.

— Хороша шутка, вампиры — конокрады! — фыркнул Липп. — Я чуть не надорвался! И если бы не дурацкая клятва, я мог бы доесть этого придурка, твоего брата, и уйти спокойно, но нет! А сейчас я устал и голоден — голоден! — и едва могу сидеть!

— Ага, — спокойно произнёс Виль и подобрался.

Девушки переглянулись и затаили дыхание.

— С тобой справиться сил у меня хватит, — бросил вампир, сообразив, к чему идёт дело. — А вот куда-то идти, красть лошадей… Почему я должен об этом думать? Вот я. Вот ведьма. Она в безопасности. Всё, хватит!

— Приблизим Освобождение, брат, — вдруг произнесла бывшая ведьма. — Я разделю с тобой свою кровь, если ты поможешь мне.

Вампир сглотнул. Виля перекосило от отвращения. Вейма уставилась на подругу широко распахнутыми глазами.

— Вейма, забери мои вещи и поешь, — продолжала Магда. — Когда ты вернёшься сюда, мы уйдём — втроём.

Виль выругался.

— Был человек, стала колбаса, — прокомментировал он. — Маглейн, тебе не противно будет?

— Я слышал, святые ужасно невкусные, — пробормотал Липп. — Сестричка, ты не сошла с ума?

— Приблизим Освобождение, брат, — с нажимом повторила бывшая ведьма.

— Приблизим, сестра, — согласился вампир. — Я согласен. Добровольная кровь всегда сытнее. Но пусть эти двое убираются.

Виль окинул взглядом вампиров, сплюнул и убрал нож.

— Делать мне больше нечего, — пробормотал он. Липп не слушал, он смотрел только на Магду — голодным взглядом влюблённого… или вампира. — Эй, кровосос, ты что про моего брата говорил?

— А, ничего ему не сделается, — отозвался Липп. — К утру оклемается, разве голова кружится будет, ну, да ему не впервой. Не вспомнит даже. Хочешь, проверь.

— Попадёшься мне… — пробормотал батрак.

— Иди, — не двигаясь с места, мягко попросил вампир. — Нам будет… не до вас.

Виль снова сплюнул. Магда смертельно побледнела. Вейма посмотрела на подругу с укоризной. Она чуяла накатывающий страх, который чуть только не превращался в отчаяние, и понимала, что помочь ничем не может. Только послушаться.

Из хижины они вышли вместе. В руках Виля снова появился нож.

— Иди своей дорогой, — посоветовал он.

— Нет, постой! — спохватилась вампирша. Она была так занята спасением подруги, что совсем забыла про другое дело. — Там, в замке… что с Норой?

— С баронской дочкой, что ли? Да что ей сделается? Заперли где-то в доме. Пришлых туда не пускают, и меня вместе с ними.

— Ты… ты мог бы её оттуда вывести?

Виль посмотрел на вампиршу как на тяжело больного человека.

— Ты спятила, что ли?

— Ну, ты же выполняешь заказы, верно?

— Ага. Кровь пустить какому-нибудь святоше — это я запросто. А девиц не спасаю, это не ко мне.

— Но ты же вывел Магду…

— Шутки ради, — отрубил батрак.

— Слушай, — постаралась найти нужные слова вампирша. — Я уверена, его милость щедро тебе заплатит, если ты вернёшь ему его дочь.

— Так ты с ним этого не обсуждала? — догадался батрак. — Нет, такие дела не по мне, и не проси.

— Но…

— Прощай, — оборвал её Виль. — Иди, куда собиралась.

Вейма вернулась к пастушьей хижине — напившаяся молока у лучшей коровы рыжей Меты, попрощавшаяся с Рамоной от имени Эба из Анша и собравшая большой куль разных принадлежащих Магде вещей. В хижине уже всё закончилось и вампир с бывшей ведьмой вышли на свежий воздух. Магда пошатывалась, лицо её было бескровно и казалось совершенно белым в лунном свете. Вейма принюхалась и тут же накинулась на собрата:

— Что ты с ней сделал?!

Липп пьяно отмахнулся.

— Ничего такого, на что она бы не согласилась.

— Ты думаешь, я тебе поверю?! Как будто не знаю, как легко ты получишь её согласие, если пожелаешь?!

— Уймись, — посоветовал вампир. — С ней всё в порядке. Я просто… ты не поймёшь.

— Ну так объясни мне!

— Ты не поймёшь, — повторил Липп, слегка пошатываясь. — Ты этому не училась… не знаешь, что такое — вывернуть душу наизнанку, пережить вместе с ней самые тайные мгновения, те, о которых не хочется вспоминать даже самой тёмной ночью… Ты не знаешь, какое это наслаждение… как это пьянит… да ещё и отданное добровольно, и можно не бороться с жертвой, а только пить, пить и пить, и вкушать вместе с кровью тайный восторг и явный ужас…

— Перестань, Липп, меня сейчас вырвет!

— Я же сказал, что ты не поймёшь, — усмехнулся вампир. — Утро уже скоро, отправляемся.

— Эй! — раздался окрик. Оба вампира вздрогнули: увлечённые разговором, они не заметили подошедшего близко человека. — Ага. Не ждали?

— Что тебе надо? — хмуро спросила Вейма.

— Мне ничего не надо, — хмыкнул батрак. — Это тебе надо.

— Ну так что? Берёшься за дело?

— Нет, — ухмыльнулся батрак. — Но ты барона-то своего спроси. И приходи с ведьмой, поговорим. Глядишь, и договоримся, если цена устроит.

— Хорошо выдумал! — возмутилась вампирша. — Сам придёшь. Через три дня к Барбергу. Если там чужих не будет.

Виль смерил девушку взглядом, потом кивнул.

— Через три дня. У Барберга. Не придёте — ищите другого дурака на такую работу.

— Сейчас рассветёт! — нервно прервал их Липп. Он взмахнул широкими рукавами, закрутился на месте — и вот в воздухе хлопала крыльями летучая мышь. Звук, который он издал, расслышала только Вейма, а Липп подхватил Магду когтями и взмыл к небу.

Глава седьмая Спасение (продолжение)

За три дня случилось многое. В Фирмин прибыли бароны и графы со своими отрядами. Иные прямо ехали к замку и были допущены под защиту его стен. Другие, не доезжая даже до Латгавальда, вставали в Барберге, раскидывая шатры прямо на деревенских полях.

Барон Фирмин с ними не поехал, он остался в Тамне, не слишком, впрочем, надеясь, что это поможет делу, но не желая опрометчивостью подвергать дочь опасности. Это ему было не по сердцу, но, рассудил он, пока речь не идёт о штурме, отправляться в Латгавальд всё равно не имело никакого смысла. А вот посланникам его были даны наставления столь подробные, что, не будь Вейма вампиром, перезабыли бы они их, едва попрощавшись с сюзереном.

Магда идти не хотела. Она хотела только одного — покоя. Сначала потеря волшебной силы, попытка смириться с тем, что то, что раньше наполняло мир, ушло безвозвратно. Попытка жить как все люди, а после — угроза страшной и мучительной смерти. Едва она поверила в спасение, едва поняла, что согласна даже так — без силы, без власти, без понимания, но жить! Жить — это важнее всего на свете… едва это случилось, ей пришлось разделить кровь с вампиром. Липп не был знатоком человеческих душ, способным играть с тончайшими оттенками человеческих воспоминаний. Он вывернул её наизнанку просто и грубо, заставив пережить мгновения любви, которые тем горше, чем слаще они были когда-то. Сказал, что страсть наполняет кровь силой. Магда чувствовала себя как будто вывалянной в грязи. Будто её выпотрошили и бросили в канаву. А после — полёт в когтях вампира, быстрый до потери сознания, холодный и мучительный.

Она хотела только покоя. Чтобы ей позволили уйти, сменить имя, спрятаться где-то, где её никто не знает. Бароны, их дела, как они будут управлять своей страной и что сделается с несчастной Норой — это всё никак не трогало девушку. К тому же она подозревала, что батраку не надоело над ней издеваться, и он непременно запросит что-то необыкновенно гадостное. Согласилась она только после того, как Вир сказал, что брат Флегонт, возведя своего ставленника на трон, не успокоится, пока не сожжёт всех ведьм, которых сможет поймать. Знакомых-то уж точно. Барон Фирмин поспешил заверить девушку в своём неизменном покровительстве, но для оказания оного надо быть бароном, сиречь властителем своих земель. Изгнаннику будет сложно защищать тех, кто ему доверился, а преданные барону кнехты нуждаются в пище и крове и не смогут последовать за ним. Магда слишком устала, чтобы долго спорить. Она согласилась и жалела об этом весь путь от Тамна до Барберга, где они остановились в шатрах графа Вилтина.

Искать Виля долго не потребовалось. Несмотря на покровительство леса, спрятаться от нюха оборотня и чутья вампира невозможно, а батрак даже и не пытался. Они встретились в лесочке у самой деревни. Ночь была безлунная, но батрак разжёг костерок, бросавший на прозревших зловещие отсветы.

— Что, Медный Паук, потолкуем? — добродушно предложил Вир.

— Потолкуем, Серый, как не потолковать, — согласился Виль. — Что предложите?

— Хочешь золота, а, Паук? — с каким-то фальшивым воодушевлением спросил оборотень и, порывшись за пазухой, перекинул батраку кошель. — Много золота, а?

— Да на что мне? — пожал плечами батрак, но деньги, тем не менее, сунул за пазуху. — Захочу — сам возьму.

— Землю — хочешь?

— А пахать кто будет?

— Так наймёшь! С золотом-то!

Батрак фыркнул.

— Хочешь — коров целое стадо?

— А пасти их Натес будет? — развеселился Виль.

— Всю жизнь тебя кормить-поить-одевать будут, вина сколько захочешь, а?

— И девок пригонят? — хмыкнул батрак. Оборотень покачал головой. — А, ну да. Против чести это, значит.

— За золото сам наймёшь, — к негодованию жены предложил Вир.

— Ты ври дальше, Серый.

— Семью твою никто не тронет, — продолжил оборотень.

— А если егойная милость не вернётся, никто и не узнает, кого трогать надо, — отмахнулся батрак.

— Ладно, Паук. Вижу, ты согласен. Назови свою цену.

Девушки тихо ахнули от такого поворота.

— Вот ты, Серый, я слышал, знатный спаситель девиц. Одну из подпола вытащил, волком обернувшись. Другую и того лучше — с костра спас. И женился на ней, так?

— Было дело, — добродушно согласился Вир. Вейма потихоньку заворчала, обнажая клыки. Ну, почему она такая нескладёха?! Глаза бы ему выцарапать, этому пьянице.

— Так что же, Серый, так оно обязательно полагается? Одну девицу я спас, вторую спасу, на ней теперь жениться должен? Барон там к награде руку наследницы не прикладывает?

— Не в этом случае, — засмеялся оборотень.

— И то радость, — одобрил батрак. — А то на что мне такая жена? Ни за водой её не послать, ни вожжами вытянуть.

Вейма заскрипела зубами от злости.

— Хорош шутить, Паук. Выкладывай, чего хочешь, — потребовал оборотень.

— А в замке теперь порядки — ух! — словно не слыша, продолжил бубнить батрак. — Святоша-то как вернулся, сперва Дюка своего побежал проверять малохольного. Боялся, что прирежут его под шумок. Куда там! Пьяным только у себя валялся, такого резать — тьфу! — никакого интереса. Потом собрал фенрихов. Это он их так назвал — фенрихи. Вчера ещё звались главарями, а сегодня — вон как! Говорят, жару задал…

— Ты туда вернулся, что ли? — не поверила Вейма.

— А как не вернуться? — пожал плечами батрак. — Аккурат под утро вернулся, когда самых пьяных уже перепороли.

— Их — что?! — ахнула вампирша.

— Водой облили, чтоб прочухались, да всыпали, — пояснил батрак, — всем, кроме тех, которые уже рыцари. Тем просто поститься три дня велели. Святоша как глазами зыркнул — и никто спорить не стал.

— А ты что же? — усмехнулась Магда, впервые вмешиваясь в разговор.

— А я спал, — с честным видом ответил батрак. — Как сменился с твоей охраны, пошёл и лёг спать, чтобы с утра нести службу. И, кстати, первым заметил пропажу ведьмы.

— Что, до тебя никто сарай не проверил?! — не поверил уже Вир.

— Не до того было, — хмыкнул батрак. — Такая неразбериха творилась. Баронским вином упились все, никто лыка не вяжет, друг друга не все знают, а тут ещё главари принялись бегать, орать, приказывать чего-то…

Он повернулся к бывшей ведьме.

— У святоши-то и кроме тебя забот хватало. Искали, конечно. Домишко твой едва не сожгли, потом передумали. Ну а после полудня бароны да графы прибывать стали. Святоша как с утра шаг за ворота — сразу вокруг толпа разных умников, которые то одно, то другое спрашивают. И девку-то вашу, дочку баронскую такой охраной окружили — ух! Мышь не пробежит. А вы хотите, чтобы я совался. Да меня дальше двора вообще не пускают. И никого, кого святоша на пять раз не проверил.

Оборотень не ответил, он молча ждал, пока батрак не выговорится.

— Перемудрил ты, Серый, — после долгого молчания сказал батрак. — Сначала приветил эту кодлу в Гандуле…

— Они сами пришли, — хмыкнул оборотень.

— Не перебивай. Потом отменил заказ на этого святошу недобитого. Если бы я тогда с пути не сбился — не стал бы и слушать. Потом выманил его из Гандулы. И куда привёл? Теперь я должен твои огрехи исправлять, а ты чистеньким останешься и перед нашими, и перед всякой баронской сволочью.

— Я тебе и сейчас повторю, — ничуть не обиделся оборотень. — Нет смысла убивать по одному святоше. Дай им самим себя замарать — и вскоре от них только память и останется.

— Что-то не похоже, — хмыкнул батрак.

— Он уже себя замарал. Говоришь, девчонка связанная в замок въехала? Так отдай её мне, пока руки ещё не зажили — и она его так замарает — весь орден не отмоется.

— Ха! Ты намудрил, планов нагромоздил, а отдуваться за тебя будет бедный старый Паук?

— Так назови свою цену, — напомнил оборотень.

— Цена-то есть, — сообщил батрак после долгого молчания. — Да только ты её не потянешь.

— А ты назови. Что хочешь получить?

— Да с тебя мне ничего и не надобно. И с девки твоей, — кивнул он на зло зашипевшую Вейму. — От таких, как ты, подальше держаться лучше.

Он перевёл взгляд на бывшую ведьму.

— Говори, — обречённо произнесла девушка. — Небось, опять издеваешься.

— Почему издеваюсь?! — не слишком искренне возмутился батрак. — Неблагодарное ты существо, Маглейн! Я тебя от смерти спас, шкурой своей рисковал, пока дружки твои зачем-то над деревней ворожили, в замок-то соваться побоялись. И что?! Ты бы хоть улыбнулась спасителю!

Магда вяло улыбнулась.

— Говори, что надумал, — потребовала она.

— Да я тут подумал днями… ведьма-то в моём ремесле — товарищ ой какой полезный… погоню с пути собьёт, костёр в лесу спрячет, стражу одурманит…

— Ты что же — с собой зовёшь? Людей вместе с тобой резать?!

— Да нет, Маглейн! С чего ты взяла? На что мне товарищ, который то воду тащить требует, то дрова колоть, а как всё сделаешь, отравит да сонного бросит? Я два раза спину не подставлю. Радуйся, что вообще живой оставил.

— Радуюсь, — кивнула Магда, но продолжать не стала.

— Так что отдашь мне своего ребёнка, Маглейн, — сделал вывод батрак. — А я уж сам из него убийцу воспитаю.

— То есть как — ребёнка? — ахнула вместо своей подруги Вейма. — У Магды нет никакого ребёнка.

— Будет когда-нибудь, — пожал плечами батрак. — Я не спешу.

— Я не собираюсь заводить детей, — отчеканила бывшая ведьма.

— Ну так ты ничем не рискуешь, — снова пожал плечами батрак.

— А что ты будешь с ним делать? — не сдержала любопытства вампирша. — Куда тебе детей воспитывать, уморишь же! Выкармливать как будешь? Ходить учить? Пелёнки менять? Ты вообще маленьких детей давно видел?

— Можно не сразу, — подумав, уступил батрак. — Лет семь пусть исполнится — и заберу. Ты не бойся, Маглейн, учить буду, как меня учили. На совесть.

— У меня не будет детей, — отрезала бывшая ведьма. — А если бы и были, детьми не торгуют.

— Так и не торгуй. Кровь за кровь, ребёнка за ребёнка. Я вам — дочку баронскую, а вы мне — ребёнка ведьмы.

— Я не… — начала Магда и вдруг осеклась и отвернулась. — Хорошо.

— Клятву только дай, Маглейн. А то знаем вы вас, сперва «хорошо», а потом «да кто ты такой вообще?».

— Магда, ты с ума сошла?! — взвилась вампирша. — Виль, ты сказок наслушался?

— А ты не встревай. Давай, клянись, Маглейн.

Магда сидела так, что лица её рассмотреть не мог никто из собравшихся вокруг костра и только Вейма чуяла что-то… что-то непонятное творилось в её душе.

— Я, ведьма Магда, — начала девушка медленно, тщательно подбирая слова, — всей колдовской силой, которую сейчас в себе ощущаю, всем проклятием, которое я несу, клянусь, что отдам тебе, высшему посвящённому Вилю по прозвищу Медный Паук, своего первенца, едва ему минет семь лет, буде в нём проснётся колдовская сила — если он, Медный Паук, спасёт девицу Нору, дочь барона Фирмина, выполнив всё так, как желает барон. Доволен?

— Намудрила, — неодобрительно покачал головой батрак. — А если не проснётся к семи-то годам? Учить сызмала нужно.

— Решай, — зло бросила бывшая ведьма. — Тебе какой попало ученик нужен — или колдун? Или не надоело издеваться?

— Брось, Маглейн, — отмахнулся батрак. — Хитришь много. Ладно, принимаю твою клятву. Смотри у меня! Обмануть не вздумай, пожалеешь. Ты меня знаешь.

— Знаю, — коротко бросила бывшая ведьма.

— Вот и ладушки. Чего барон-то от меня хочет?

— Барон хочет, — медленно начала Вейма, прикрыв глаза, чтобы лучше сосредоточиться и не видеть паскудную рожу батрака перед собой, — чтобы ты вывел Нору из замка и помог ей добраться до безопасного места — такого, где её сможет защитить он сам, его люди или союзники — да так, чтобы ни одна живая душа не заподозрила ни колдовства, ни вмешательства проклятых. Чтобы казалось, что девушка сама сбежала или помогал ей обычный человек. Чтобы у любого не возникло в том никаких сомнений.

Батрак присвистнул.

— Простенький заказ! То есть я там ещё наследить должен как последний неумеха?

— Правильно понимаешь, — поддержал оборотень. — И не попасться.

— Ха! А если попадусь — барон меня не видел, я барона не знаю?

— Ага, — согласился оборотень. Тем более, так оно и есть. Ну, предложили тебе ночью в лесу девку украсть… а, может, ты сам напился, да решил, что герой хоть куда. Ври что хочешь, Виль, а барона не впутывай. Только ты не попадайся. Нам Нора нужна — как хлеб голодному.

— Дай подумать, — рассеянно отозвался батрак и действительно задумался. — Маглейн, а цветочки ты свои отравленные прихватила?

— Какие цветочки? — недоуменно моргнула бывшая ведьма.

— Ту дрянь, которой ты меня отравила — помнишь? Давай её сюда.

— Я не… — начала было Магда и осеклась. — Я не помню, что использовала.

— Ты совсем ума лишилась, Маглейн? — рассердился батрак. — Я помирать буду — вонь эту буду помнить, а ты забыла?! Каждый день новой пакостью кого-то травишь?

— Ну, забыла, — пожала плечами бывшая ведьма. — Обойдёшься без этого.

— Ха! Я совсем на дурака похож?

— Виль, — вдруг подала голос Вейма. — Виль, посмотри на меня…

Прозвучало это… как-то странно… как зов не то с небесных полей, не то из глубин преисподней. Вир вздрогнул и подозрительно покосился на жену. Батрак мгновение смотрел ей в глаза, потом отшатнулся и с ругательствами схватился за нож.

— Ах, ты!.. — грязно выругался он.

Вир угрожающе заворчал.

— Если ты ещё раз так назовёшь мою жену…

— Магда! — совершенно обычным тоном окликнула Вейма, не слушая мужчин. — Посмотри мне в глаза.

Бывшая ведьма смотрела дольше, чем батрак. А после встала и принялась копаться в сумке с травами, которую Вейма предусмотрительно захватила с собой.

— Это — твоя жена?! — тем временем оторопел Виль. — Это?!

Вместо ответа оборотень зарычал.

Магда тем временем достала стебли со знакомым горьковатым запахом и вопросительно посмотрела на подругу. Та принюхалась, скривилась и кивнула.

— Ну, даёшь, Серый! — хохотнул батрак и убрал нож. — С тобой она часто такие шутки выкидывает?

— Не твоё дело, — отрезала Вейма. — Не понимаю, что тебе не нравится. Ты хотел эти травы — ты их получишь.

— Подружкой своей не могла обойтись? — не успокаивался батрак.

— Ты представляешь, сколько трав она когда-либо заваривала? — пожала плечами вампирша. — А ты ничего. Быстро очухался. Но не очень-то на это полагайся. Будь на моём месте хоть тот же Липп — ты бы так легко не вырвался.

— Твой приятель пытался, — со значением напомнил Виль. — Не вышло ничего, помнишь? Когда вы твою подружку «спасали».

— Он все силы бросил на морок, — хмыкнула Вейма. — Если бы он не меня прикрывал, а сам им укутался — был бы сильнее.

— То-то он, пока сыном кузнеца был, одних младенцев жрал да пьяных, — возразил батрак.

— Это всё неважно, — нетерпеливо вмешался в перепалку оборотень, решивший, что жене покуда защита не требуется. — Паук, кроме трав, ещё чего-то попросишь?

— Да нет, — пожал плечами батрак. — Обойдусь. Пусть Маглейн их заварит, да разъяснит, как ими людей одурманить. А там — ждите поближе к замку, чтобы мне долго с девчонкой не расхаживать.

— Заварю, — кивнула бывшая ведьма, не став упоминать, что зашептать, как положено, она травы не сумеет. Может, если покрепче заварить, поможет… — Но ты смотри. Никого, кроме захватчиков, не убей. Это моё условие.

— А не то трав не дашь? — развеселился батрак. — Брось, Маглейн, для дела ведь нужно.

— А не то сделка отменяется, — ровно ответила бывшая ведьма. — С барона потом детей спрашивай.

— Ну и дура! — сплюнул батрак. — Всё-то тебе посложнее хочется.

— Неважно. Принимаешь с такими условиями?

— Совсем ума лишилась, — отмахнулся Виль.

— А кого ты там убивать собрался? — заинтересовался оборотень. — Колды самозванца тебе мало?

— А ты святошей сделался? — хмыкнул батрак. — Твоя-то какая печаль?

— Виль! — требовательно окликнула Магда.

— Не убью, если не попросят, — хмуро обещал батрак. — Довольна теперь? Если я всё дело завалю из-за твоей жалости — на себя пеняй.

— Попеняю, не бойся, — в тон ему ответила бывшая ведьма.

Наутро в лагерь баронов прибыл герольд. Многие ещё спали, но, разумеется, дозорные из ополчения бодрствовали и издалека заметили чужака. Он не стал подъезжать ближе, загарцевал на пегом коне в виду лагеря и протрубил тревожный сигнал.

— Слушайте, слушайте, слушайте! — прокричал герольд, с удовольствием любуясь заспанными людьми, которые выскочили из шатров в ночной одежде. — Непокорные бароны и простые люди! Мой господин, Алард Корбиниан, Дюк, верховный правитель Тафелона, сзывает всех под свои знамёна! Придите к нему — и он простит всё былое! Он вернулся, чтобы править страной как встарь! Через три дня он сыграет свадьбу с Норой, наследницей Фирмина, чтобы скрепить союз с баронами! В честь свадьбы будут помилованы все мятежники! Придите под руку законного господина!

Граф Вилтин, который, кстати, не спал, когда прибыл герольд, коротко отдал приказ и в следующее мгновение у ног коня вонзилась стрела.

— Вот тебе наш ответ, мошенник! — прокричал граф. — Передай своему разбойничьему господину, чтобы сдавался! Тогда ему сохранят жизнь! Три дня ему, чтобы освободить похищенную девушку и моего сына, попавшего в руки мятежников на границе моих владений! Если хоть один волос упадёт с их голов, все разбойники будут преданы позорной казни!

— Ты ошибаешься, старик! — возразил герольд, отъезжая подальше. — Юная Нора и твой сын присоединились к нам по доброй воле!

— Верните их родителям, тогда будем разговаривать!

Граф снова отдал приказ и в землю вонзилась ещё одна стрела.

— Не слушайте его! — прокричал герольд, пуская коня вскачь. — Присоединяйтесь к славному Дюку!

— Не понимаю, — тихо проговорила бледная и усталая Магда, когда Вир, ушедший по делам сразу после того неприятного пробуждения, присоединился к ним за обедом. — Зачем им это? Ведь понятно, что бароны никогда не пойдут кланяться… кланяться… ну… вы поняли.

— Самозванцу, — вместо неё жёстко закончила вампирша. — Мятежнику.

Магда молча кивнула.

— Глупо! — поддержала подругу Вейма. — Он же угрожал барону, что обесчестит или убьёт его дочь. К чему тогда свадьба?

— Выходка детская, — кивнул Вир. — Я думаю, это послание барону. Угроза. После свадьбы с мятежником Нора не сможет наследовать отцу. Даже если у неё останется Фирмин, другие бароны никогда не подчинятся женщине, которая была женой мятежника.

— Тогда почему он не сказал, чего он хочет от барона? — не поняла Вейма.

— Может, он ничего не хочет, — пожала плечами Магда. — Может, он как Виль. Лишь бы помучить. Чтобы отец его с ума сходил, представляя, что творится с его дочерью.

— Кстати, о дочерях, — вскинулась вампирша. До сих пор она не решалась трогать эту тему, слишком уж усталой и опустошённой была её подруга. Но тут… не удержалась. — Зачем?..

— Что? — не поднимая глаз, угрюмо отозвалась бывшая ведьма.

— Зачем ты согласилась? Виль — это же не человек, это чудовище. И ты вот так отдашь ему своего ребёнка…

— Всей колдовской силой, которую сейчас в себе ощущаю, — повторила Магда слова клятвы и криво усмехнулась. — Даже не думала, что так легко сойдёт. К тому же я детей рожать не собираюсь. Подумать противно, чтобы хоть к одному мужчине приблизиться.

— Но… если ты однажды…

— Нет, — отрубила бывшая ведьма. — Да и… колдовская сила детям не передаётся. Это не дар, это проклятие. Каждый своё проклятие получает сам. Или не получает. Сам, взрослым. Виль просчитался. Даже жалко его немного.

До Ордулы, замка барона, они добрались к середине ночи и втроём. Вир был категорически против того, чтобы брать с собой бывшую ведьму, которая всё равно не смогла бы ничем помочь. Магда и не настаивала — только угрюмо смотрела в пол и твердила, что боится остаться одна. Страхом от неё пахло так сильно, что Вейма, бросив суровый взгляд на мужа, заставила его согласиться. Вир не был этим доволен: волка в лесу попробуй заметь, если сам не захочет, вампир спрячется от любого глаза. А вот Магда… К тому же кто-то должен её тащить, а он не настолько оправился от ран, чтобы служить ездовым животным. После недолгого спора ещё и об этом на него навьючили сумку с ведьминым добром — на всякий случай! — хотя Магда и уверяла, что не помнит, как этим пользоваться, а бывшей ведьме пришлось повторить неприятный полёт в когтях летучей мыши. Холод, свист ветра в ушах, беззащитность, отсутствие опоры под ногами — всё это было таким мучительным, что Магда едва не пожалела, что отказалась дождаться друзей в лагере, но… она боялась. Чужая всем. Чуждая. Не ведьма, но и не обычная девушка. Не помнящая уже, как общаются между собой другие люди. Не умеющая жить, если не ощущается поддержка колдовского дара, если нет внутренней уверенности в том, что всё, что она делает — правильно. Если ответы и решения не приходят сами собой. Страшно. Непривычно. И всё время казалось, что теперь-то её в любое мгновение могут схватить, разоблачить, избить, потащить на костёр…

Вир подготовил возвращение Норы, шепнув паре кнехтов Фирмина, которые прибыли вместе с ним в Барберг, мол, ему доверенный человек передал весточку от наследницы Фирмина. Никто в Барберге не поверил в грядущую свадьбу, вернее, в то, что Нора дала на него своё согласие, поэтому слова шателена Гондулы встретили большое ободрение.

И вот теперь оставалось только ждать.

Если всё пройдёт как надо — Нору вывезут её подданные. Немного лжи, немного недомолвок — и будет сплетена хорошая сказочка о том, как наследница Фирмина сама сбежала из коварного плена. Их, конечно, в этой сказке не будет. Ни к чему. Нора должна доказать своё право править людьми, показать себя человеком, не боящимся действовать. Таким человеком она не являлась, но, быть может, полученный урок что-то исправит.

Если всё пройдёт как надо.

Если пройдёт.

— Туда, — коротко бросил Вир, уловив в ночном воздухе долгожданный запах.

Виль не подвёл. Он спустился с холма, держа бесчувственную девушку на руках. Ни Виру, ни Вейме не надо было проверять. Не обманул. Живая и здоровая. Спит.

— Усыпил, — пояснил батрак. — Зелья на жаровню подсыпал. Уж больно криклива девчонка. Чуть что не по ней — крик, слёзы. Чем объяснять-то, думаю, пусть поспит. Сам там чуть не свалился.

— Тебе повезло, — хмуро ответила Магда. Зелье, которое не было зашептано при приготовлении — кто знает, как оно могло подействовать?

— Когда она проснётся? — спросил оборотень. Девушка должна сесть в седло сама, всё должно выглядеть так, будто спастись ей помогли именно её действия. Быть может, с чьей-либо помощью, разумеется, но…

Магда пожала плечами. Она уже не помнила.

— Я могу разбудить, — подала голос Вейма. — Я могу её заставить вспомнить всё, что нужно, если захочешь. Даже того, чего не было.

— Ты никогда так раньше не делала, — удивилась Магда.

Вейма дёрнула плечом.

— Если бы я так делала, она бы не сбежала. А я всё доверие берегла. Добереглась.

— Дура, — «поддержал» батрак, заслужив этим злой взгляд оборотня. — Если ты сильнее — так и будь сильнее. Ты же вампир.

— Я не хотела становиться вампиром! — резко ответила девушка.

— Ну и что?

Магда поспешила вмешаться в разговор, пока Вир не начал рычать.

— Лучше расскажи, что в замке творится.

— А, — отмахнулся батрак. — Что там может твориться? Как было. Святоша Дюка своего строит и склоняет к женитьбе на девке вашей.

Он криво усмехнулся.

— Дураки, что один, что второй. Другой бы сначала её в постель уложил, а потом папочке её письмишко бы прислал, мол, или благословляешь, помогаешь, да хоть не рыпаешься, или все узнают. Тут-то бы барон не подёргался. А эти… то святоша руки заламывает, о грехах говорит, то Дюк недоделанный про рыцарскую честь талдычит. Мол, против согласия бесчестно… он и жениться не хочет. Святоша его принуждает.

— Какая гадость, — откровенно высказалась Вейма.

— Такова жизнь, — пожал плечами батрак. — Ну, как, вы всем довольны? Пойду я обратно, пока не хватились.

— Зачем тебе туда возвращаться? — не понял Вир.

— Да дело одно есть, — лениво ответил батрак. — Надо будет Йагану малое посвящение дать. Высшее-то не успею, да и не мне давать.

— Не успеешь? — нахмурилась вампирша. — Что… что с ним случилось?

— Да схватили его. Всё про вино колдовское твердят.

— Они не имели права! — с отчаянием воскликнула Вейма. — Я же… я же предупреждала!

— Ага, — кивнул батрак. — Он так и спросил, когда за ним пришли, где, мол, свидетели, которые обвинят его в лицо. А на него самострел наставили и говорят — обойдёшься.

— Его пытали? — тихо спросила бывшая ведьма.

— Не успели, — ухмыльнулся батрак. — Святоши-то с собой палачей не возят, на месте находят. А я пошарил где надо, что-то разломал, что-то припрятал, не найдут теперь. Палач-то баронский мелкие инструменты увёз, когда вместе с господином в Тамн уехал, а вот дыбу оставил. Пришлось постараться, чтобы не отыскали. Ну, этот во двор вышел и говорит — кто тут палач. Пара парней вылезла, мол, попробуют. А я ему — да чтоб я, да без инструментов, да где попало, да даже за десять золотых не возьмусь. Так он мне пятнадцать подкинул и говорит, мол, если что не так пойдёт — вместе гореть будем.

— И ты, что же, ты его пытал? — с усилием произнесла Вейма, даже не пытаясь скрыть отвращение в голосе.

— Да пока нет. Брат всё-таки в прозрении, в Освобождение верит. Я ему малое посвящение обещал, да подумал, не рановато ли? Вдруг без баронской дочки они раньше сдадутся? Глядишь, он ещё хорошего вина сделает. А пока весь день дыбу сколачивал. Дело долгое, трудное, выверенности требует.

Вейма сглотнула. Малое посвящение давалось перед смертью. Те из высших посвящённых, которые несли свою службу Освободителю проповедями, проводили короткий обряд. Если умирающий выздоравливал, ему отказывали в еде и питье: после малого посвящения дорога была одна — за границу бренного мира, туда, откуда Создатель когда-то похитил свободные души. Так верили прозревшие. Но те высшие посвящённые, которые несли службу убийствами, не нуждались ни в обряде, ни в том, чтобы уморить новообращённого голодом. Они освобождали ударом ножа.

— Но ты же мог бы его спасти! — не выдержала Вейма.

— Да? — с наигранным весельем переспросил батрак. — Ой, в самом деле! Вот скоро встреча будет, так меня старший брат спросит: «Паук, а, Паук, как ты постарался ради Освобождения? Многих ли ты загубил? Не ленился ли?». А я ему: «Да так, двух девиц спас, вот, ещё односельчанин подвернулся, его тоже спас, хожу теперь, смотрю, кого бы ещё спасти, понравилось — страсть!». А он мне и скажет: «Паук, ты позоришь наше братство! Не тем ты занимаешься! Не людей спасать, но приближать Освобождение, отворачивать слепых от святош. А ты…» И чем я оправдаюсь? Каким-то жалким зарезанным графёнышем?

— Кем-кем? — насторожилась Магда.

— Да парнишка тут привязался. Мечом размахивал, шипел какие-то угрозы. Я его и прирезал. По-хорошему не унимался.

— Он… — у Магды перехватило дыхание. — Он назвал своё имя?

— Да назвал, да я не слушал.

— Виль! — топнула ногой бывшая ведьма.

— Арле, что ли… Или Арне. Твердил, что желает деву защитить от моих, понимаете, грязных лап. Странный какой-то. Тревоги так и не поднял. Подвигов захотелось?..

— Ты… его… убил?.. — очень медленно произнесла Магда. Перед глазами вставала давняя сцена, когда юный рыцарь, почти мальчишка, взялся биться в её честь с опытным наёмником.

— Да уж не по головке погладил. Лежит там, стонет теперь. К утру кончится.

— Ты его убил, — повторила Магда.

— Эй, Маглейн, ты чего? — насторожился батрак.

Бывшая ведьма не ответила. Бедный глупый Арне, вечно ему надо было за кого-нибудь вступиться…

Магда словно видела его длинные светлые волосы, худощавую фигуру, светлые глаза… слышала срывающийся голос, которым он читал ей стихи… очень плохие, но он сам их сочинил, в её честь. Тогда ей это казалось… милым, наверное. Но и досадным. Теперь — надрывало сердце. Почему? Алард остался в прошлом, безликая тень с обманными знаками власти. А вот Арне вдруг всколыхнул душу. Почему?

Может, потому, что никогда ничего не просил. Кроме улыбки. Она так и не научилась улыбаться ему так, чтобы это не выглядело по-матерински.

Вейма принюхалась к подруге и тихонько оттащила всё ещё спящую Нору подальше, за спину Вира.

— Ты его убил, — снова повторила Магда. — Он не был захватчиком. Ты нарушил условие. Сделка отменяется и… убирайся отсюда!

— Эй, Маглейн! — запротестовал батрак. — Он мечом размахивал, а у меня с собой только нож был. Что мне было делать, а?!

— Мне плевать! — с нахлынувшей злобой ответила бывшая ведьма. В горле клокотало от горя. Сердце разрывалось. — Он был мой! Он клялся мне в верности! Он никому не причинил вреда! А ты его убил! Я говорила тебе — никого! Ты должен был помнить об этом! Ты… ты… убирайся! И не попадайся мне больше, слышишь?! Убирайся отсюда!

— Как девок спасать — так Виль, сюда, Виль, помоги, Виль, ты же можешь… — обиделся батрак. — А из-за какого-то глупого мальчишки…

— Ты его убил! — закричала Магда. — Он был мой, а ты его убил!

Оборотень напряжённо раздумывал.

— Говоришь, до утра протянет? — внезапно спросил он.

— Да протянет, наверное… — хмыкнул батрак. — Только всё равно не жилец. После таких ран разве что один из вас встанет.

— О том и речь. Магда!

Бывшая ведьма вздрогнула от резкого оклика и невидяще уставилась на оборотня. Было слишком темно, чтобы разглядеть выражение лица, но Магда вдруг почувствовала, что Вир улыбается.

— Оборотень по обещанию, — медленно проговорил Вир. — Что скажешь?

— Я… я не… — пробормотала бывшая ведьма. — Это…

— Решай! — жёстко потребовал оборотень.

— Я не смогу! — запротестовала Магда в отчаянии.

— Тогда он умрёт!

— Эй, вы о чём? — вмешался батрак.

— Я не… не… я не смогу… — медленно выговорила Магда и в отчаянии уставилась на свои руки. — Я не…

Что такое колдовская сила? Проклятие, которое получаешь, живя с мечтой, которая не сбудется, жгущим изнутри желанием, которому не суждено исполниться. Колдовская сила — это то, что даёт тебе мир в обмен на то, что ты вечно — вечно! — будешь несчастной. Однажды одной ведьме повезло. Её желание исполнилось. Но ничего не даётся даром, и проклятие было снято… оставив эту ведьму опустошённой, истерзанной… беззащитной.

Что такое колдовская сила? То, что чувствуешь, пытаясь совершить невозможное.

Магда неверяще уставилась на свои руки. С каждым мгновением они делались как будто больше, ярче… заметнее… казалось, они пылают и неясно было, почему никто не видит этого сияния.

Колдовская сила — это то, что даётся в обмен на неосуществимое желание. На неосуществимость желания.

Значит ли это, что, едва задуманное свершится, с силой придётся попрощаться?

Снова жить с пустотой… обречённостью… беззащитностью…

— Да будет так, — пробормотала Магда, прислушиваясь к нахлынувшим ощущениям.

Вир не видел сияния, оно осталось в воображении Магды, но очень хорошо знал, что она чувствует сейчас.

Вопреки мнению своей жены, он не родился оборотнем. Он им стал, стал в очень юном возрасте, и то, что привело его к этому шагу, вспоминать не хотелось даже ясным днём. Но в доме у дядьки ему случалось видеть и рождённых оборотней, своих названных братьев и сестёр. В младенчестве они меняют облик, и потому стая прячет детёнышей пуще любой другой тайны, но позже… до самого отрочества, дети остаются просто… детьми. И позже, когда меняются кости, голос, когда тело взрослеет, в это время, нельзя предсказать когда именно… вдруг ребёнок осознаёт себя… другим. Наполненным странной силой, от которой кружится голова. Это похоже на зарождающуюся в теле страсть. Это похоже на пронизывающую кости боль. Это не похоже ни на что. У этих детей именно такой взгляд. Именно такой вид.

Вир потянул жену за рукав. От оборотня после первого взрослого обращения можно ждать чего угодно. Как поведёт себя ведьма, ощутив вернувшуюся колдовскую силу?

— Бери Нору и отправляйся с ней на дорогу. Сделай так, чтобы она проснулась, когда вам встретится наш отряд… и пусть она помнит, что сбежала сама. Сможешь?

— Но… а как же?.. — невнятно запротестовала его жена.

— Я обо всём позабочусь. Нет, послушай. Пусть помнит, что ей помогал Арне. Его ранили, но он сказал, чтобы она бежала и спасалась. Если услышишь мой вой — пусть потребует, чтобы кто-то отправился ему навстречу. Если нет — он погиб, защищая её. Сможешь?

Лицо вампирши искривила улыбка.

— Так… просто…

— Сможешь? — настойчиво спросил оборотень.

— Если ты уверен…

— Да.

— Тогда дай мне посмотреть…

Оборотень послушно взглянул жене в глаза, зная, что сейчас она прочтёт его мысли. Поморщился — испытующий взгляд, казалось, жёг огнём.

— Виль! — окликнула вампирша. Батрак невольно оглянулся, а в следующее мгновение бесполезно оглашал ругательствами ночной воздух: Вейма уже исчезла, прихватив с собой бесчувственную Нору.

— Ей надо было увидеть, что творится в замке, — пояснил оборотень без особого сочувствия. — Чтобы вложить это в голову девчонке.

— А спросить нельзя было? Серый, если твоя жена ещё раз полезет мне в голову…

— Так быстрее, — хмыкнул Вир. — Я передам, не переживай.

— Кто переживает?! — разозлился батрак. — Да я ей…

Досказать он не успел. Магда подняла голову и повернулась к нему.

— Виль, — новым, жёстким и решительным голосом потребовала она. — Ты вернёшься в замок и принесёшь Арне в лес, к алтарю.

— Я? И не подумаю. Другого дурака ищи, Маглейн, а меня в это дело не впутывай.

Магда вздрогнула. Она не ждала отказа.

Чем сложнее выполнить желание, тем больше сил обретает ведьма.

— Хорошо, — холодно бросила она. — Тогда пойду я.

— За дурачка меня держишь, Маглейн, — недоверчиво рассмеялся батрак. — Иди, коли гореть охота, второй раз спасать не буду.

Девушка шагнула мимо него в сторону замка.

— Маглейн! — разозлился Виль. — Маглейн! Да стой ты, дура! Куда ты пойдёшь?! А парнишку как потащишь? За ноги? Он же у тебя по дороге околеет, когда ты им весь двор протрёшь. Стоило тебя от святош спасать, чтобы ты им обратно в лапы полезла!

— Что тебе за дело?! — зло ответила ведьма.

— Не кричи так, — вмешался оборотень. — Вейма ушла, некому нас прикрыть мороком.

— Слово моё крепкое, — настаивал батрак. — Ты туда не пойдёшь, Маглейн. Да и я тоже.

— Тогда — прощай, — холодно бросила ведьма. Она не успела сделать и шага, как батрак схватил её за руку. Нож, приставленный к её шее, она не увидела — почувствовала.

— Если ты так настаиваешь, — с ленцой проговорил Виль, — я дам тебе малое посвящение прямо сейчас. Стой где стоишь, Серый, ты быстрее меня, но всё равно не успеешь.

— Пусти! — со злостью потребовала Магда.

— Ишь как заговорила! Нет, Маглейн, последний раз тебе повторяю — ты туда не пойдёшь. Если не успокоишься — для тебя наступит Освобождение.

Ведьма выдохнула.

— Пусти, — уже спокойней попросила она. — Я войду в замок, чтобы защитить то, что принадлежит мне. Любая ведьма имеет на это право.

— А я имею право освободить твою душу, когда сочту нужным, — напомнил высший посвящённый. — Не сходи с ума, Маглейн, ты не выдержишь пытки, а попадёшься уж наверняка.

— Я не попадусь, — терпеливо объяснила ведьма.

— Ой ли! — издевательски присвистнул батрак.

— Глупый ты человек! — снова стала раздражаться Магда. — Говорю тебе, меня никто не сможет увидеть.

— Чепуху несёшь. В тот раз им и искать тебя не пришлось. И в этот не придётся.

— В этот раз всё будет иначе! — разозлилась ведьма.

— Маглейн, — устало вздохнул батрак. — Или ты поворачиваешь и уходишь отсюда или умрёшь. Прямо сейчас.

— Да говорят тебе, — рванулась из его хватки ведьма, — на этот раз всё будет иначе! Ко мне вернулась колдовская сила!

Виль разжал руку и девушка от неожиданности упала. Батрак с интересом наклонился над ней, не выпуская из руки нож.

— Вернулась, говоришь, — хмыкнул он. — А то не было… Ай-ай-ай, Маглейн. «Всей силой, которую ощущаю», так? Как нехорошо, Маглейн. Как некрасиво.

Девушка даже не пыталась отползти, глядя снизу вверх на убийцу и пытаясь в ночной мгле разобрать, насколько он разозлился.

— Оставь её в покое, Паук, — шагнул к ним оборотень.

— Стой где стоишь, Серый, — посоветовал батрак. — Значит, малышка Маглейн решила обмануть бедного глупого Виля? Выехать на его хребте, а потом — извини, мол, я тебе ничего не обещала.

— Детьми не торгуют, — напомнила ведьма.

— А обманывать своих можно?

Вир сделал стремительный шаг, схватил Магду за плечи и оттащил от разозлённого собрата по прозрению. Виль снова хмыкнул и убрал нож. Оборотень поддержал девушку, пока она не вернула себе равновесие.

— Будет тебе разлёживаться, — рыкнул Вир. — Он не собирался нападать.

— Беда с вами, — скривился батрак. — Всё-то вы знаете. Ладно, Маглейн, пошутили — и хватит. Как ты собралась мальца спасать?

Ведьма впервые всерьёз задумалась. Тащить куда-то человека, раненного так серьёзно… никакое колдовство не переборет этой мучительной дороги.

— До алтаря он не дотянет, — признала она. — Значит, надо там лечить.

Виль присвистнул.

— Ты. Серый. Будете там колдовать. У всех на глазах. Маглейн, вот ты умишком своим подумай. Он того стоит?

— Стоит, — упрямо нахмурилась ведьма.

— Это не громче, чем умирающий, — вмешался Вир. — Если его ещё не отыскали, то сам обряд внимания не привлечёт.

— Не отыскали, — отмахнулся батрак. — Я его обратно в его комнату затащил. Туда никто не сунется, даже если он в голос вопить будет — после того, как он одному святоше чуть башку скамейкой не раскроил, его навещать побаиваются.

Вир бросил да девушку испытующий взгляд. Магда вскинула подбородок:

— Я смогу! Пойдёшь со мной?

— Так-так-так, — почти пропел батрак, снова шагнув к девушке и доставая нож. — А куда ты собралась? Я же сказал, что не пущу.

— Виль! — запротестовала Магда.

— Как припекло, так сразу — Виль. Это дурацкая затея, Маглейн, ведьме ни к чему столько стараться ради слепого, да ещё и графского наследничка.

— Он станет оборотнем, — напомнил Вир. — Одним из нас.

На этот раз он не пытался выдёргивать ведьму из-под удара. Убийца был так напряжён и зол, что успел бы ударить быстрее, чем двигается оборотень.

— Ой, порадовал! — зло засмеялся батрак. — Мне-то с этого какая радость?

Магда тяжело вздохнула.

— Чего ты хочешь?

— Ты знаешь. Давай, Маглейн. Для меня-то нет разницы, что баронская дочка, что графский сыночек. Не хотела платить за ту — заплатишь за этого.

У Магды пересохло в горле.

— Я не…

— Ну же, Маглейн, — подбодрил батрак. — Ты ведь не собиралась рожать детей, что тебе терять?

— А что ты приобретаешь? — зло спросила ведьма.

— А это уж моё дело. Ну, как?

— Будь ты проклят! — выплюнула Магда. Батрак засмеялся.

— Я давно проклят. Решайся, Маглейн, я устал.

Девушка прислушалась к дару. Дар молчал, оставляя решение на её усмотрение.

Так просто было отступить. Повернуться и уйти. Не думая о том, как где-то в грязной тесной комнате мальчик истекает кровью. Слишком глупый. Слишком честный. Слишком наивный.

— Будь по-твоему, — опустила голову ведьма. — Доволен?!

— А как же! — убрал нож батрак и ухмыльнулся. — На этот раз не клянись, Маглейн, не стоит трудиться, веры тебе всё равно нет. Ты спасёшь парня сегодня, а я получу обещанное, когда придёт время. По рукам?

— Что ж ты тогда спрашиваешь, если не веришь? — горько спросила девушка.

— Тебе — не верю. Я в судьбу верю, Маглейн. Если ты такое слово дашь, хочешь — не хочешь, держать придётся. Ну же?

— По рукам, — согласилась девушка. — Уговор. Жизнь за жизнь, человека за человека. И будь ты проклят, слышишь?! Всё? Я могу идти?

— Совсем девка сдурела, — засмеялся батрак. — Тебя там сожрут без соли, со всей твоей колдовской силой. Там бабы с детьми на ночь запираются да к дверям лавки придвигают. Всё боятся, что ломиться начнут. А ты пойдёшь по двору, насвистывая!

— Цену набиваешь, — зло бросила ведьма.

— Как есть говорю. Зря подружку-то отпустили твою. Она бы нас хоть мороком прикрыла.

— Нас? — хмыкнула Магда.

— Есть одна мысль, — коротко пояснил батрак. — Вместе пойдём. Вдвоём. Серый пролезет сам, там встретимся.

Оборотень кивнул. Предложение было более чем разумное. Ему не составит труда перелезть через стену даже и без верёвки, а в ночном полумраке и шуме затеряться не составит труда — если лазутчик способен почуять приближение врагов, ещё скрытых за углом ближайшего сарая. Одному ему будет проще, не надо, чуть что, подавать знаки спутникам, чтобы стояли, шли или падали на землю, не задавая лишних вопросов.

Магда пожалела, что не может вглядеться в глаза своего страшного товарища, но спорить не стала.

— Часть обряда проведём здесь, — так же коротко сообщила она. — До алтаря дойти не успеем. Пойдём, когда закончу.

— Ночь уже на исходе, — напомнил батрак.

— Успеем. Я… я никогда не делала таких обрядов. Мне не провести его без помощи леса.

— Ну так проводи, — нетерпеливо потребовал Виль.

Магда глубоко вздохнула.

— Найди камень, — попросила она оборотня. — Хотя бы с ладонь.

— Мою? — хмыкнул Вир.

Магда топнула ногой. Оборотень отошёл в сторону.

— Что задумала, Маглейн? — заинтересовался батрак.

— Разведи костёр, — потребовала девушка. Виль вздохнул.

— Виль, туда, Виль, сюда… своими руками бы хоть раз в жизни что сделала.

— Своими руками я тебя отравила, — напомнила девушка.

— Не насмерть же, — презрительно хмыкнул батрак.

Костёр был маленький: много ли хвороста можно найти ночью в темноте, когда отчаянно спешишь? Камень зато Вир принёс здоровый, видно было — из крепостной стены.

— Полдюжины да ещё один — вот сколько нужно, чтобы лес поделился силой, — торжественно объявила Магда.

— А вроде ничего не пила, — пробормотал Виль.

— Помолчи, — зло бросила Магда. — Встань вот здесь. Так. Вир, ты — здесь.

Она порылась в прихваченной Веймой сумке и достала фигурки, которые вырезала для амулетов. Поставила их на землю у камня. Потом наклонилась и пошла веткой обводить вокруг алтаря, костра и товарищей. По земле. На уровне пояса. Над головой. Широкий круг, хотя пришлось захватить и деревья, лес у замка стоял густой, а искать поляну не было времени.

— Нас никто не увидит и не почует. Виль, дай мне нож.

— Не жирно ли тебе будет? — хмыкнул батрак.

— Козлёнка не смогла, тебя не смогла, — напомнила девушка. — Ну?

Продолжая ворчать, батрак протянул ей нож.

Магда скинула башмаки. Ощутила прикосновение к ногам травы, земли, сухой хвои. Распустила волосы и запрокинула голову. Запела без слов. Топнула ногой, другой. Раскинула руки и закружилась, не выпуская из руки ножа. Это не тот, тайный алтарь, к которому нельзя приходить с железом. Это временное место для обряда. Здесь — можно.

— Эй, Маглейн, гляди, куда ножом машешь! — запротестовал батрак.

— Не мешай ей, — посоветовал оборотень.

Ведьма остановилась. Посмотрела вверх, сквозь густую листву на ещё не начавшее светлеть небо. Клочки неба в обрамлении листьев.

— Солнце зашло, — торжественно произнесла девушка. — Луна умерла. Есть только тьма. Есть только я. Лес отдаст силу. Лес заберёт звуки. Лес укроет тенью. Мы останемся здесь. Мы уйдём отсюда.

Она уколола руку и, морщась от боли, сбросила несколько капель крови в догорающий огонь. Он зашипел и погас.

— Не двигайтесь, — предупредила Магда.

Она встала напротив мужчин, топнула ногой, потом присела на корточки и ножом вырезала в земле круг. Шагнула. Вырезала такие же круги вокруг своих товарищей. Потом — ещё четыре пустых круга, в центр каждой поставила по фигурке. Вытерла нож прямо о свою одежду.

— Вир, — коснулась она одной из них. — Виль. Магда. Арне.

О фигурку, названную Арне, она вытерла раненную руку.

— Именем своим ты мне клялся, — прошептала она. — Кровью своей я тебя связываю. Будь здесь, со мной, так же, как был со мной прежде. Жди здесь.

— Эй, Маглейн, — подал голос батрак. — А я думал, для этого не твоя кровь нужна, а того парнишки.

— Смотря для чего, — криво усмехнулась девушка. — Теперь идём. Когда вернёмся, завершим обряд.

— Нож верни, — напомнил батрак. — И голову поищи чем закутать, чтобы волосы не торчали.

— Тебе какая разница? — удивилась ведьма, но послушалась.

— Не мне, — ухмыльнулся батрак. — И смотри у меня. В замок будем входить, не рыпайся. Не спорь. Делай что я скажу. Если сорвёшь дело, тебе первый нож достанется, поняла?

— Что уж тут непонятного? — пробормотала девушка.

Когда они очутились под стенами, Магда поняла, почему Виль велел ей не спорить. Он не стал искать способов пробраться в замок окольным путём. Он потащил спутницу к самым воротам и постучал.

— Открывайте! — потребовал он, услышав изнутри оклик.

— Паук, ты, что ли? — послышалось из-за дверей. — Нагулялся? А девку куда дел?

— Да вот она. Пусти, говорю, нагулялись.

— Ишь ты! — загоготали изнутри, но ворота открыли. Магда поплотнее закуталась в тряпку, взятую вместо платка, и попыталась спрятаться за спину своего спутника, но он втолкнул её внутрь. — Гляди-ка, стесняется! Понравилось, видать. Эй, милашка, как тебя зовут? Как ночка-то, хороша? А со мной завтра не прогуляешься?

— Свою милашку ищи, — в тон ему посоветовал батрак и сунул собеседнику тяжёлую золотую монету. — А эта со мной.

Он толкнул Магду в спину, понуждая её идти дальше, и пошёл следом за ней, не слушая уже шуточек охраны.

— Ты… — прошипела Магда, когда они отошли подальше.

— Не благодари, — засмеялся Виль. — Я им сказал, что девку напоил и прогуляться вывел. Мол, шумно в замке, да и святоши шастают.

— И они поверили?!

— За два золотых и не в то поверят. Думал, прикончить его, как назад пойду, чтобы не растрепал. Гляди-ка, Маглейн, ещё ничего не сделала, а уже чью-то жизнь спасла.

Магда не ответила. Её трясло. Батрак, по-хозяйски обняв за плечи, вёл её через двор замка, ни от кого не таясь и не скрываясь.

— Остановят — смотри в землю, — посоветовал он. — Глаза не поднимай, молчи, отвечай только если тебя спросят. И покороче.

Но их никто не остановил. Виль совершил почти невозможное — провёл недавно сбежавшую ведьму по полному людей двору осаждённого замка — и никто на них даже не обратил внимания. Батрак завёл ведьму за угол баронского дома, прижал её к стене, вынуждая спрятаться в тени. Сделал несколько шагов, что-то нашарил и поманил девушку к себе.

— Я лезу первым, — сообщил он. — Когда заберусь, обвяжешься верёвкой, помогу забраться. И тихо. Поняла?

Магда молча кивнула. До сих пор ей не приходилось столько лазить, как в последние несколько дней, и она уже успела усвоить, что Виль, если ему не мешать, сделает всё аккуратно и правильно. Но, когда батрак втащил её наверх, она всё-таки возмутилась.

— Нужник?! — выдохнула она, с отвращением морща нос.

— А ты много мест знаешь, под которыми никто гулять не будет? — хмыкнул Виль. — Пошли давай. Не заляпайся. И тихо. Тут недалеко.

Дом барона был выстроен из дерева, не из камня. Если на первом этаже был только большой зал, господская кухня и таблиний барона (с противоположной от кухни стороны), то второй и третий были разделены на множество мелких комнат. Второй — для барона, его семьи и гостей, третий — для многочисленной челяди. Обычно дом пустовал, но сейчас был наполнен голосами, криками, шагами… Здесь не поможет ни колдовство, ни хитрость: если им с Вилем кто-то повстречается, это верная смерть. Они забрались на второй этаж, прокрались до чёрной лестницы (Магде казалось, что её сердце колотится так, что его слышно даже снаружи замка), и по ней залезли на самый чердак, вернее, самый верхний этаж под крышей, где хранилась разная рухлядь.

— Его держали здесь, потому что на крышу отсюда не выбраться, а по коридорам — поди-ка пройди, — пояснил Виль. — Куда ни плюнь, в обход зала выхода нет.

— Ты же вылез, — напомнила ведьма.

— Так то я, — засмеялся батрак. — Ты вон как нос сморщила. Вон твой малец лежит.

Он зажёг висящий на стене тусклый светильник и Магда бросилась к лежащему на полу юноше. Он болезненно скорчился в луже крови и, казалось, уже не дышал.

— Он умер! — ахнула она, в гневе поворачиваясь к убийце.

— Не должен, поди, — засомневался батрак. — Небось сознание потерял, нежный слишком.

Магда осторожно ощупала раненого. Сердце билось.

— Ты… — прошипела девушка. — Ты за это ответишь.

— Гляди, как заговорила! — обиделся батрак. — То «Виль, помоги», а то ругаться!

— Ты убил его!

— Вперёд не будет под руку лезть, — ничуть не смутился Виль. — Тшш! Слышишь?

Магда ничего не слышала, но послушно замерла. Что-то зашуршало, и в бросаемых на стены бликах появился… появились…

— Кто это?! — ахнула девушка, уставившись в недоумении на незнакомого наёмника, которого тащил с собой оборотень. Руки его были связаны, ноги стреножены, как у лошади, рот закрыт кляпом, глаза выпучены от страха. — Зачем ты его привёл?!

— Он умирает, — кивнул оборотень на скрючившееся тело графского наследника. — Он не может разговаривать, а должен сделать выбор. Без его выбора ничего нельзя сделать.

— И что?!

— Когда я… умирал… — медленно проговорил оборотень, держа своего пленника за шиворот, — ведьма забрала мою боль. Ты сможешь это сделать?

— Да, смогу! — почти обиделась на это сомнение ведьма. — Но зачем тебе этот человек?

— Отдашь боль ему, — равнодушно пояснил оборотень.

— Что?!

— Тихо ты! — напомнил батрак. — Хорошо придумал, Серый. Давай, Маглейн. Или опять плясать надо?

Девушка попятилась.

— Я думала забрать боль сама, — тихо сказала она.

— Насмешила! — нетерпеливо отозвался батрак.

— Тогда ты не сможешь провести обряд, — пояснил оборотень. — Ты должна передать боль другому человеку.

— Но ему же будет больно! — не сдержалась ведьма, сама слыша, как по-детски это звучит.

— В том-то и смысл, — осклабился батрак.

Пленник бесполезно рванулся к выходу, но его удержала рука оборотня. Протестующе замычал, замотал головой.

— Он — враг, — жёстко произнёс оборотень. — Один из тех, кто резал моих людей. Даже тех, кто уже не мог держать оружие. Раненых, обессилевших! Он убил бы меня, не будь я так живуч! Поверь, той ночью я бы не колебался, отдавать ли ему свою боль.

Он разжал руку и пленник упал на колени. Магда перехватила его отчаянный взгляд и зажмурилась.

— Я не смогу! Это невозможно! Я не… Он живой человек! Я не могу! Это же злое колдовство!

— А ты кто? — картинно удивился батрак. — Ты у нас ведьма, вот и делай, что тебе положено.

Магда попятилась и затрясла головой.

— Ладно, — вдруг мирно сказал батрак. — Как скажешь, Маглейн. Пошли отсюда.

— Пошли?! А… А как же…

— А твой парнишка помрёт, — безмятежно заключил батрак.

— Нет, он не умрёт, я…

Девушка с мольбой посмотрела на оборотня.

— Поверь, я смогу! Тебе не надо…

— Не сможешь, — покачал головой оборотень.

— Маглейн, ты совсем рехнулась, — снова вмешался батрак. — У парня живот вспорот, с такой раной только лежать и скулить или вовсе в беспамятстве валяться.

— Ты! — в озлоблении повернулась к нему девушка.

Это ты его так ранил, а теперь!..

— Ну, ранил, — пожал плечами батрак. — Какая теперь разница?

Оборотень шагнул к девушке, взял её за плечи и встряхнул.

— Выбирай, — предложил он. — Один из них сегодня умрёт. Кто? Твой рыцарь — или убийца без чести и совести?

— Умрёт?! — рванулась из его хватки ведьма.

— А ты думала, мы его оставим рассказывать, чем тут развлекались? — засмеялся батрак и оттащил отчаянно извивающегося пленника подальше от лестницы. — Решай, Маглейн. Он всё равно умрёт.

Пленник замотал головой, с надеждой глядя на девушку.

— Я не смогу, — запротестовала девушка.

— Сможешь, — жёстко ответил оборотень и толкнул её к безжизненному телу графского сына. — Смотри. Даже в забытьи он страдает. И ты знаешь, что делать. Ты ведьма. Ну же!

Магда вздохнула. Это-то она знала прекрасно. Верена учила её и этому. Только никогда не предупреждала, что это будет так… так… страшно? Так подло?..

Но, быть может, она всё-таки сможет… сможет…

Иногда выбор делается за тебя. Тебе придётся с этим жить дальше.

Она склонилась над бескровным лицом юноши. Ещё дышит. Ещё. Положила руки на виски, мягко надавила. Выровняла своё дыхание в такт с едва заметным дыханием умирающего.

— Ты клялся мне в верности, — напомнила она тихим шёпотом. — Твой меч, твоя рука, твоё сердце — мои. Ты мой. Приказываю тебе — отдай мне свою боль. Ты слаб. Ты ранен. Я сильнее. Я выдержу. Отдай… отдай… отдай…

Она наклонилась ниже и прижалась губами к губам. В этом поцелуе не было страсти. Только желание помочь. Ведьма пила боль, глоток за глотком, безбрежное море боли… остановилась тогда, когда поняла — больше не сможет. Больше не выдержит. Сглотнула.

И покатилась по полу, зажимая руками живот, сдерживая крик — бесполезный, ненужный, опасный сейчас крик предсмертной муки. Это было больно. Это было нестерпимо. Невозможно.

Чьи-то руки — она не видела, не чувствовала, чьи, — подхватили её, толкнули дальше. К пленнику, чьего лица она так и не разглядела, чьего имени она не знала.

— Соберись, — приказал оборотень и прижал несчастного к полу, мешая тому увернуться.

Магда кое-как поднялась на четвереньки. Выше не получилось — мешала боль, то накатывающая так, что трудно было дышать, то мягко пульсирующая где-то внутри. Наклонилась над пленником.

Если бы она и не хотела бы этого — случилось. Тело отторгало боль, чужую, чуждую, ненастоящую, тело не хотело мучиться, тело не хотело страдать. Ведьма скорчилась над распростёртым на полу пленником — он уже не сопротивлялся, и почувствовала, как ей буквально тошнит, не едой, не желчью, не внутренностями, а чужой, не переваренной, не усвоенной болью. Мучительные спазмы сотрясали всё её существо, в глазах потемнело. Всё, что Магда могла сейчас сделать — не противиться, не сопротивляться, позволить случиться тому, что и так случалось…

Её стоны сменились приглушённым воем пленника. Оборотень шагнул, подхватывая её под мышки, и вздёрнул на ноги. Магда опёрлась на него, на мгновение забыв о том, кто он и что заставил её сделать. Тело ощущало такое же облегчение, которое бывает, когда тошнота и спазмы проходят. Разум был чист. Душа… душа содрогалась от ужаса. Перед ней был человек, который не причинил ей никакого зла. Ни в чём перед ней не повинный. Не вызвавший гнева. Он выл, отчаянно, надрывно, хоть и глухо из-за заткнувшего рот кляпа. Ему было больно. Эту боль вызвало её колдовство. Её злое колдовство. Этому учили в Бурой башне. Этому учила старая Верена. Но Магда всегда избегала таких поступков. Таких решений. И вот. Её руками. Её волей. Человек, который страдает потому, что она так захотела. Потому что никто не предупредил Виля об Арне. Только потому, что Магда согласилась просить за Нору. Только потому, что не хотела дать брату Флегонту победить барона Фирмина, своего отца. Только потому, что она убедила Аларда, что он приворожен. Только потому…

Грубый тычок в спину прервал её размышления.

— Займись делом, Маглейн, пока сюда никто не нагрянул, — посоветовал батрак. — Парнишка твой никак не очухается.

Ведьма вздрогнула и послушно повернулась к раненому. Он лежал, немного расслабившись, но всё ещё недвижимый и безгласный. Сейчас не время было печалиться. Она сможет оплакать свою судьбу позже. Свои руки, на которых впервые появилась человеческая кровь.

— У тебя осталось моё зелье? — спросила девушка.

Батрак молча протянул ей флягу.

Магда села на пол возле своего рыцаря. Положила ладони на его виски.

— Арне! — тихонько позвала она. — Арне! Очнись, мой храбрый рыцарь!

За её спиной поперхнулся смехом батрак, но, к счастью, промолчал. Магда приподняла голову раненого и влила ему в рот несколько капель своего зелья.

— Очнись… — снова позвала она.

Арне открыл глаза, вгляделся в склонённое над ним лицо девушки, закрыл глаза и блаженно улыбнулся.

— Бертильда… — прошептал он.

— Арне! — снова позвала девушка и дала ему ещё глоток зелья. — Очнись!

Рыцарь открыл глаза, уже более осмысленные, чем прежде.

— Бертильда… Ты?.. здесь?.. Что?.. Как?..

Он попытался сесть, но девушка ему помешала. Рана никуда не делась и тревожить её не стоило. Ушла только боль и слабость, и то на время. Если пленник умрёт прежде, чем будет вылечен рыцарь, всё, что он сейчас чувствует, вернётся обратно.

И пройдёт через саму ведьму, причиняя ей немыслимые муки…

Взгляд юноши остановился на стоящих поодаль мужчинах.

— Вир? — удивился Арне. Потом увидел Виля и взгляд его загорелся гневом. — Ты! Я тебя помню!..

— И тебе не хворать, твоя графская светлость, — отвесил издевательский поклон батрак.

Арне повернулся к своей даме.

— Бертильда… Я не понимаю… Ты… говорили, что ты ведьма… что тебя должны сжечь… я не мог… а потом… почти выбрался… но встретил… этого… этого…

Вир шагнул вперёд.

— Арне, послушай меня! — решительно произнёс он. — Ты ранен. Смертельно. Нора в безопасности. Клянусь тебе. А ты умираешь.

— Умираю? — не понял юноша. — Но я ничего не чувствую…

— Бертильда — ведьма, — пояснил оборотень, — она узнала, что ты в опасности и пробралась сюда. Она забрала твою боль, чтобы ты мог…

— Подготовиться к смерти, — сглотнул юноша. — Что ж… я… я готов… священник…

— Погоди. Послушай. Когда-то давным-давно я был сыном шателена Гандулы. Ты знаешь это?

— Ну да, — кивнул юноша. — И ты унаследовал эту должность после смерти твоего отца.

— Да. Но в той битве погиб не только отец. В той битве был смертельно ранен и я. Отец устроил волчью охоту после того как звери разорвали старика лесничего и его семью. Тот преследовал браконьеров и хищников, но они его осилили. Все думали — будет простая охота. Но это оказался первый в моей жизни бой. Он едва не стал последним. Звери дрались вперемешку с людьми, и каждый из них был сильнее и опаснее, чем обычный человек.

— Оборотни, — прошептал Арне.

— Да, — кивнул Вир. — Многие погибли. Люди отца смогли меня вытащить… но не смогли спасти. Я умирал… и умер бы. Но до рассвета в наш дом постучалась рыжая ведьма, у ног которой стоял огромный волк. Матери предложили выбор. Она согласилась. Выбор предложили мне. И я согласился. Теперь пришла пора выбирать тебе.

— Ты… ты оборотень?! Бертильда… что… что он говорит?..

— Он говорит правду, — тихо произнесла девушка. — Арне, послушай. Я пробралась сюда, чтобы тебя спасти. Ты ранен. Ты умираешь. Но ты можешь сделать выбор. Ты можешь жить.

— Я?! Сын графа Вилтина?! Стать тварью?! Бертильда, как ты могла?! Я предпочту смерть такому позору!

У Магды опустились руки. Она беспомощно оглянулась на спутников. Оборотень покачал головой.

— Выбор он должен сделать сам. Ни ты, ни я не вправе даже уговаривать.

Батрак хрипло засмеялся.

— Вот так-то, Маглейн. Вот они, твои добрые дела. Пошли отсюда, пока ещё не рассвело. Этому твоему ничем уже не поможешь.

Девушка сглотнула. Потеряно уставилась на свои руки.

Она убила человека. Просто так. Потому что ей этого хотелось. Убила… и… всё напрасно?!

Батрак взял ведьму за локоть, принуждая встать, и потащил к лестнице. Она не сопротивлялась. Всё было кончено.

— Вы… — с трудом выговорил юноша, — вы бросаете меня?!

— А ты чего хотел, графёныш? — искренне удивился батрак. — Ты же не хочешь помощи от всяких там тварей. Хочешь умереть. Ну, так мы пойдём, а ты дохни себе сколько влезет.

— Бертильда! — взмолился Арне. В его глазах впервые появился страх. — Не… не так… не хочу… один… останься… пусть… пусть позовут… священника… не хочу уйти так… останься…

Магда опустила взгляд. От одной мысли о том, о чём её просил Арне, сердце сжимал холод. Одно дело — рисковать ради жизни. Другое дело… Арне просил её умереть после него. Она слишком хорошо понимала, что второй раз этого не вынесет. Только что она уже умирала. Нет. Если бы это кому-то помогло… тогда… может быть… но… не так. Не ради смерти!

А вот батрак искренне разозлился.

— Вот ты как заговорил, твоя графская светлость! — тихо и яростно прошипел он. — Значит, мы тут будем тебе святошу искать, чтобы ты напоследок ему всё разболтал, а Маглейн тебя за ручку держать, так?! А потом, кто знает, может, мы даже посмотрим, как она весело горит! Ну уж не дождёшься!

— Бертильда… — недоумевающе захлопал глазами рыцарь. Он был страшно слаб от потери крови и недавней боли и с трудом мог соображать. — Что… что этот человек говорит?

— Я говорю, — не дал ведьме ответить батрак, — что Маглейн полезла сюда ради тебя. Кричала, что ты её рыцарь и она тебя не бросит. Её тут ждут, уж будь уверен. Чтобы пытать и сжечь живьём. Но нет. Она полезла. Так вот — не для того, чтобы ты сдох, держа её за руку!

— Оставь его, — покачал головой оборотень, подходя ближе. — Арне, прости нас, но священника мы привести не сможем. Это слишком опасно. Бертильду здесь ждёт смерть, и…

— Это правда? — перебил графский наследник, в упор уставившись на девушку.

Та внезапно смутилась, но кивнула. В пересказе это всё выглядело… как-то слишком похоже на сказки и песни, которыми она заслушивалась в детстве. Только там всё было наоборот. Там спасали девушку, а потом просили её руки.

— Ты… — она сглотнула, подбирая слова. — Ты был ранен из-за моей ошибки. Я не могла этого так оставить.

…я не хочу, чтобы ты умирал.

…ты клялся мне в верности, ты принадлежишь мне.

…я слишком многое отдала ради твоей жизни, чтобы сейчас отпустить.

Батрак нетерпеливо потянул ведьму прочь.

— Бертильда… — наконец выговорил рыцарь. — Ты станешь моей женой?

— Что?!

— Если я буду жить, — терпеливо повторил Арне, — ты станешь моей женой?

Батрак паскудно рассмеялся. Оборотень покачал головой. Магда оглянулась на них и поняла, что помощи не дождётся.

— Сначала выживи, — суховато ответила она. — И спроси меня через год. Согласен?

Арне просиял.

— Согласен, — поспешно ответил он.

— Не зря святоши ведьм жгут, — издевательски сообщил батрак. — Гляди-ка — ради своей жизни не захотел, гнусные вы твари, а ради девки — ой, пожалуйста!

Магда покачала головой. Она видела взгляд своего рыцаря. Арне отчаянно не хотел умирать, боялся… да, это было бы страшно — медленное истечение жизни на холодном полу в одиночестве… вспомнил ли он те же сказки и песни? Был ли впечатлён подвигом, который ради него был проделан? Какая разница? Он будет жить. Всё будет не напрасно.

А за год многое может случиться…

— Помолчи, — потребовала она.

Батрак пожал плечами.

— Дальше уж вы сами, — заявил он. — Я в ваши обряды не лезу.

Магда кивнула — не то батраку, не то самой себе и шагнула к умирающему рыцарю. Встала над его головой, мягко опустилась на колени. Махнула рукой, приглашая оборотня занять своё место в ногах умирающего. Закрыла глаза, сосредотачиваясь.

Лес… обряд проводится в лесу… обряд скреплен кровью ведьмы. Обряд скреплен кровью.

Магда запрокинула голову и запела без слов, связывая место начала колдовства — там, в лесу, — с чердаком, где находилась сейчас. Пришло спокойствие.

Ведьма — посредник, — учили в Бурой башне. — Ведьма — граница. Ведьма стоит между людьми и вещным миром, в котором заперты их души. Там, где не помогает грубая сила, где не справляется разрушительная магия чёрных волшебников, ведьмы действуют хитростью, мягкостью, вкрадчиво проникая внутрь. Крепости берут изнутри. Ведьма проникает внутрь вещей, мира, законов природы — и открывает их.

Так учили в Бурой башне.

— Забудь то, чему тебя учили, — кашляла старая Верена. — Ты — ведьма, значит, тебе быть послом от людей к лесу, к реке, к полям, к лугам. Помни — ведьма хранит границу. Ведьма всегда спокойна. Поклоняйся луне. Поклоняйся звёздам. Кланяйся светлячкам и ночным огням. Проси лес впустить тебя. Проси лес раскрыть тебе тайны. Забудь любовь, ненависть, вражду и дружбу. Откинь жалость и злорадство. Перекрёсток принадлежит всем дорогам, но никуда не ведёт. Ось никогда не вращается. Впусти в себя то, что должна. Откройся миру — и он поможет тебе. Забудь всё. Забудь. Забудь….

Магда запоздало поняла, что не смогла бы удержать в себе чужую боль: ведьмы так не делают. Ведьма — посредник, промежуточное звено. Взять — и тут же отдать. Точно так же ведьма не может быть счастлива или несчастна, но может принести и то, и другое.

Сейчас это не имело значения.

Магда протянула руку в сторону.

— Нож, — коротко бросила она.

Батрак что-то проворчал, но она не стала слушать и ждала, пока рука не ощутила знакомую тяжесть.

— Хороший нож… проводил… многих… многое… видел… — похвалила ведьма, едва ли слыша сама себя. То, что с ней творилось, не принадлежало этому миру.

Она ковырнула только-только начавшую заживать ранку, смочила виски умирающего собственной кровью.

— Бертильда, что ты дела?.. — начал было Арне, но она закрыла его рот вымазанными в крови пальцами.

— Ш-ш-ш… — ласково прошептала она. — Доверься мне.

Что он отвечал и отвечал ли — она уже не могла уловить. В ушах шумел ночной лес. Перед глазами было темно. Пахло листвой, травой, землёй, сталью и кровью.

Ведьма метнула нож ожидающему оборотню — метнула вслепую, не глядя и не раздумывая, как он будет его ловить. Оборотень опустился на колени напротив неё, освободил рану юноши от одежды.

— Во имя умершей луны, — нараспев заговорила девушка. — При луне юной, и при луне зрелой. И при старой, и при мёртвой — да свершится то, что свершается. Да откроются глаза, да изменится тело. Да свершится обмен, да будет подарен дар. Да будет он принят. Ты выбираешь жизнь. Жизнь выбирает тебя. Во имя умершей луны — в ожидании её рождения.

Оборотень полоснул себя ножом по руке, перехватил оружие, полоснул по другой. Глубоко, страшно, не давая ранам немедленно затянуться, как того требовала его природа. Ведьма, снова заведя песню без слов, сделала приглашающее движение — и кровь не хлынула, а потекла дугой, сперва поднимаясь, а потом медленно, под речитатив оборотня опускаясь в рану.

— Будь мне братом, — почти пел оборотень. — Будь мне сыном. Будь моим родичем. Кровью своей, жизнью своей, силой своей я делюсь. Во имя полной луны — и луны умершей, во имя молодой луны — и луны старой. Будь моей опорой, будь моей защитой, будь моим щитом, прикрой мне спину. Кровью своей, жизнью своей, силой своей я делюсь. Прими же мой дар. Смешай мою кровь со своей, мою силу, мою жизнь. Прими мой дар. Стань сильнее. Стань таким же, как я. Встань рядом со мной. Как готовится родиться луна — так и волк в тебе будет ждать своего часа. Как выходит она на небо — так и волк вырвется на свободу. Кровью своей, жизнью своей, силой своей я делюсь. Буду отцом тебе, буду братом, буду родичем. Буду твоим голосом в стае. Моя рука — над тобой, твоя спина прикрыта мной. В бою и в миру, всегда — наши следы лягут рядом. Принимаю тебя в стаю, мой младший брат. Живи. Живи. Живи!

Под его песню кровь пролилась в открытую рану. Пленник, про которого все почти забыли, завыл пуще прежнего: он принял на себя всю боль умирающего, всю муку превращения. Арне выгнулся на полу и бессильно упал. Вир завыл — громко, торжествующе, неспособный в это мгновение сдержаться — и откуда-то из леса раздался его же вой, колдовством пойманный и запертый на месте обряда.

Магда перестала петь, но ещё не открыла глаза. Её воля, связав два места проведения обряда, удерживала весь шум, все звуки там, в лесу. Отчаянно и безнадёжно, глухо сквозь кляп, выл пленник.

— Добейте его, — раздался холодный женский голос. Её голос. Голос ведьмы. — Он нам больше не нужен.

Мужчины переглянулись.

— Давно бы так, — обрадовался батрак и поспешил исполнить приказание, пока ведьма не одумается. Магда глубоко вздохнула, открыла глаза и осознала, что она только что сказала.

— Нет, нет, подожди, нельзя же!.. — запротестовала она, но было уже поздно. Девушка смертельно побледнела и отвернулась.

— Давно бы так, — поучительно повторил батрак. — Ну же, Маглейн, он с самого начала был обречён. Пора уходить. Мы слишком шумим.

— Мы шумим в лесу, — безжизненным голосом пояснила ведьма.

— А этот? — кивнул батрак на тело пленника, которое он сноровисто освободил от верёвок и кляпа.

Магда сглотнула. Её мутило. Ведьма не знает жалости. Во власти своего колдовства она настолько… забылась? Потеряла себя? Что она?..

Только что всё было… правильно. И прекрасно. Перед её глазами сияли огни. Было только дело, которое надо сделать. То, для чего она запросила силы у леса. Человек, его жизнь и страдание… не значили ничего.

Только что.

Но не сейчас.

— Он… это был не его крик… он страдал вместо Арне, а Арне тоже «остался в лесу».

— И прекрасно. Хорошо поколдовала, Маглейн. Теперь — что?

Магда наклонилась. Светильник догорал, но сейчас, после обряда, она не нуждалась в его огне. Рана на животе Арне затянулась. Девушка поправила одежду и ласково потеребила юношу за плечо.

— Арне, — позвала она. — Очнись, мой верный рыцарь!

Юноша открыл глаза. Увидел Магду и расплылся в улыбке.

— Бертильда, — счастливо позвал он. — Я…. я не умру?.. Я чувствую себя… как будто…

— Будто заново родился, — досказал за него оборотень и протянул руку. — Добро пожаловать в мир живых, младший брат.

Арне принял руку и старший оборотень рывком поднял его на ноги.

— Я… ты… как мне тебя теперь называть?

— Старший брат, — усмехнулся Вир, осматривая свои руки. Едва обряд закончился, страшные раны закрылись: на оборотнях всё заживает быстро. — Приведённый в стаю может звать того, кто подарил ему новую жизнь, отцом, дядькой или старшим братом. Я предпочитаю — старший брат. Я приведу тебя в стаю… позже. А сейчас нам пора. Паук?..

— Выведу я Маглейн, выведу, — проворчал батрак. — Сами не попадитесь.

— Нам всем надо появиться в лесу на месте обряда, — подала голос ведьма. Голос дрожал и с трудом слушался, подгибались ноги, но есть вещи, которые нельзя откладывать. — Закончить его и убрать следы.

— А я-то отдохнуть собирался, — картинно вздохнул батрак. — Мы всё ещё «шумим в лесу»?

— Да, но утром это закончится.

Она попыталась отстраниться от убийцы, но тот снова схватил её за локоть.

— Мы уходим сейчас, — коротко бросил он. — Вы — позже и своей дорогой.

Арне завороженно оглядывался по чердаку. Ноздри его раздувались.

— Почему тут так пахнет? — рассеянно спросил он.

— Как? — не поняла ведьма.

— Вкусно…

Магду замутило ещё сильнее.

— Потом объясню, — посулил старший оборотень.

— Уходим, — приказал батрак и потащил Магду к лестнице. — А то твой рыцарь нами позавтракает.

…В лесу догорал костёр… Магда смотрела в его тускнеющее пламя. Ещё ничего не закончилось. Ещё надо было спасаться… выбираться… небо уже начало светлеть… скоро подоспеет посланная за Арне подмога… согласятся ли его нести лошади?.. как уйти подальше от замка ей самой?.. С другой стороны, теперь всё иначе… сила никуда не делась… хотя обряд и прошёл так, как надо.

Магда смотрела в тускнеющее пламя и старалась думать о простых вопросах. О том, что надо жить. Спасаться. Уходить. Прятаться. Выбираться. Что-то врать. Потом ещё и ещё.

В огне корчились ветки.

В огне корчилась её совесть.

Ничего не вернётся.

Ничего не станет как раньше.

Арне, стоящий рядом, поднял голову и принюхался.

— Ха, — проговорил Вир, поведя головой в ту же сторону. — Сюда скачет большой отряд.

— Что? — непонимающе отозвалась Магда.

— Нора доскакала до Барберга, — предположил старший оборотень. — Теперь можно начинать осаду.

— Они легко возьмут замок, — отозвался батрак. — Там, как святоша ни ярился, порядка так и не завелось. Не буду, пожалуй, туда возвращаться. Эх! А я думал, успею ещё пограбить… именем молодого Дюка… всё-то ты, Маглейн, норовишь испортить.

Арне покосился на него с отвращением.

Магда не ответила. Она смотрела в костёр, где истлевала её совесть.

Она убила человека. Её руки в крови. Это не смыть, не загладить и не исправить.

Ничего никогда не станет как прежде.

Ведьма. Проклятая. Во веки веков — проклятая и не будет прощения.