– Господин Фильц, начинайте, – негромко сказал человек в рясе, и секретарь торопливо обмакнул перо в чернила. – Тысяча восемьсот двадцатый год, семнадцатый день месяца юния. Инквизиторский капитул святого Ордена Длани Господней в городе Вистенштадт. Допрос ведет патермейстер Видо Моргенштерн…
Он еще что-то говорил, но Стас выхватил только название города – никогда не слышал! – и дату. Глубоким вдохом хапнул побольше воздуха и отчаянно сглотнул вязкую слюну. Двести лет! Мать твою, неизвестно кто, сделавший это с ним! Его забросило неизвестно куда и на двести лет назад! Начало девятнадцатого века! Никакого тебе Интернета, нормальной медицины, приличного уровня жизни… Даже электричества еще нет! Зато инквизиторы – вот они, пожалуйста!
В немом отчаянии он таращился на человека за столом, а тот в упор смотрел на него, диктуя секретарю что-то наверняка нужное, но Стас никак не мог сосредоточиться… О, его спрашивают…
– Что, простите? – выдавил он, моргнув несколько раз.
– Имя, происхождение, род занятий, – терпеливо повторил инквизитор. – Как оказались в окрестностях Вистенштадта?
– Вы мне все равно не поверите, – с тоскливой безнадежностью выдавил Стас. – Я бы сам себе не поверил.
Планы добиться внимания кого-нибудь влиятельного и просвещенного стремительно летели гадскому коту под хвост. Начало девятнадцатого! Да, не средневековье, даже не Возрождение, но пропасть немыслимая – в научных знаниях, политическом и общественном устройстве, просто мировоззрении!
Инквизитор, имя которого Стас пропустил мимо ушей, несколько секунд смотрел на него абсолютно без всякого выражения, потом вздохнул, откинулся на высокую спинку стула и предложил:
– А вы попытайтесь. Мы с господином Фильцем готовы внимательно выслушать все, что вы изволите рассказать. Таковы наши профессиональные обязанности.
«Ладно, – устало и обреченно подумал Стас. – Все равно нужно с чего-то начинать, почему бы и не с правды?»
– Меня зовут Станислав Ясенецкий, – заговорил он. – Родился в тысяча девятьсот девяносто пятом году в городе Санкт-Петербург. Я аспирант кафедры общей психологии Санкт-Петербургского гуманитарного университета… И еще день назад я понятия не имел ни о каком Вистен… штадте. Вчера вечером я встречался с бывшими однокурсниками, мы отмечали три года после выпуска…
Он рассказывал все так подробно, как только мог, ища во взгляде и выражении лица инквизитора хоть какой-нибудь отклик – и не находил! С такой физиономией только в карты играть! Вот секретарь, хоть и усердно строчит, едва успевая обмакивать перо в чернила, то и дело кривится, поджимает губы, дергает их уголками то ли брезгливо, то ли презрительно – в общем, отлично читается! И понятно, что не верит. А этот…
– И я оказался в лесу! – закончил Стас первую часть рассказа. – Самом обычном лесу, темном, ночном… Рядом с камнем, на котором была какая-то надпись…
О своем знакомстве с рунами он в последний момент сообразил умолчать, не хватало еще продемонстрировать познания в эзотерической символике. И так вляпался по уши.
– Позвольте уточнить, – заговорил инквизитор, и Стас мгновенно прервался. – Итак, вы – преподаватель некоего учебного заведения…
Смотрел он при этом исключительно скептически, и Стас, в общем-то, эти сомнения понимал. Первое впечатление составляется по внешнему виду, а выглядит он сейчас как бродяга.
– Младший преподаватель, – обреченно уточнил он. – Фактически, я ассистент профессора, это…
– Мне знаком данный термин, – прервал его инквизитор. – Сколько вам лет?
– Я же назвал год рождения – удивленно отозвался Стас. – А, простите! Действительно, так совсем непонятно… Мне двадцать пять! Университет я закончил в двадцать два и получил предложение поступить в аспирантуру, вот и…
– Двадцать пять? – В голосе инквизитора – как же его зовут, кстати? – впервые проскользнуло нечто, похожее на удивление. – Выглядите моложе… Хорошо, допустим. Итак, вы с бывшими однокашниками отмечали встречу… Выпили много?
– Не очень…
Стас, хотя говорил чистую правду, почему-то смутился. Нет, ну правда, лично он – два поллитровых бокала пива за весь вечер. С его весом да под приличную закуску – вообще ни о чем!
На губах инквизитора мелькнуло подобие улыбки, а секретарь насмешливо фыркнул.
– Допустим, – снова согласился инквизитор. – Во всяком случае, оставив друзей праздновать дальше, вы пошли провожать некую барышню.
Стас молча кивнул.
– А по дороге увидели на улице кота, которого оная барышня попросила поймать?
– Вы не думайте! – горячо заверил Стас. – Мы обязательно попытались бы найти хозяев! Он выглядел домашним, очень ухоженным, не оказываются такие на улице, если ничего не случилось!
– Я вас ни в чем не обвиняю, – бесстрастно ответил инквизитор. – Породистый кот, к тому же красивый, вполне понятно ваше желание спасти животное и одновременно порадовать барышню. А кот, значит, побежал в некое место, что пользуется дурной славой?
– Очень дурной, – сконфуженно признал Стас. – Но это ведь сказки… легенды городские…
– Дурное место, – почти мягко прервал его инквизитор и посмотрел как на полного, безнадежного просто идиота – не в медицинском смысле, а чисто бытовом. – Ночь, полнолуние… Кот, который вас туда повел. Неужели даже мысли не возникло, что это неспроста?
– А должно было? – уточнил Стас, понимая, что и вправду, наверное, выглядит дураком с точки зрения человека, искренне верящего в сверхъестественные силы. – Понимаете… Не знаю, как объяснить, но там… где я жил… всего этого не существует.
– Всего – это чего? – с искренним интересом уточнил инквизитор и глянул на секретаря: – Господин Фильц, вы успеваете записывать все в точности?
– Вполне, – хмыкнул тот. – Хотя не вижу особого смысла пачкать бумагу этим бредом. Впрочем, вам виднее, герр патермейстер.
Стас, как ни был растерян и напряжен, мгновенно засек в подчеркнуто вежливом тоне секретаря то ли неприязнь, то ли насмешку, причем, как ни странно, обращенную не к нему. Да и сам инквизитор… Такое впечатление, что эти двое то ли поругались до его появления, то ли в целом друг друга не особо любят. До того любезны между собой, что аж искры летят.
– Мне определенно виднее, – таким же бесстрастным тоном вернул шпильку патер… мейстер, или как его там. Вроде еще и фамилия звучала, причем какая-то знакомая… – Итак, герр Ясенецкий, чего же не существует в том исключительно интересном месте, откуда вы прибыли?
«Глумится, – безразлично от усталости подумал Стас. – Ну и черт с тобой. Другого рассказа у меня все равно нет, как и другого мира!»
– Магии, – сказал он совершенно честно. – Колдовства. И всего, что этим называется. Сказки про это есть, их довольно много. И даже есть люди, которые в это верят. Но наша наука совершенно точно доказала, что никаких сверхъестественных сил нет и быть не может. Просто не бывает!
– Это мне говорит человек, который последовал за котом в дурное место и в один миг вместо города оказался в ночном лесу? – изумительно скептически уточнил инквизитор. – Причем переместился не только в пространстве, но и… во времени? Во всяком случае, как вы утверждаете.
– Ну… С этой точки зрения – да, – вынужденно признал Стас. – Но никогда раньше я ни с чем подобным не сталкивался и был абсолютно убежден, что подобное невозможно!
– Сказки… – медленно повторил инквизитор. – Знаете, если бы Той Стороне – он сказал это именно так, с заглавной буквы! – удалось убедить людей в том, что ее не существует, это… стало бы огромной ее победой.
Стас обалдело воззрился на него, узнав цитату, пусть и искаженную. Так, стоп, но Бодлер, сказавший это о дьяволе, еще даже не родился! Через год появится на свет, если здесь время совпадает…
– Та Сторона? – осторожно уточнил он. – Простите, я не понимаю.
– На коте был жетон? – неожиданно резко спросил инквизитор. – Он с вами разговаривал?
– Кто, кот?! Я столько не выпил! – от души ляпнул Стас.
И осекся, вдруг вспомнив, что… было в сарае нечто такое… странное… похожее на разговор… Да ну нет, галлюцинация наверняка!
– Никакого жетона на нем не было, – так же искренне добавил он. – А… зачем?
– У вас коты не носят жетоны? – Вот теперь инквизитор удивился по-настоящему, даже на живого человека стал похож. – А как вы отличаете честных божьих тварей от посланцев Той Стороны?!
– Эм… никак, – сконфуженно признался Стас. – Я же говорю, у нас нет ничего такого! Ни Той Стороны, что бы это ни значило, ни ее посланцев. Коты иногда носят ошейники с жетонами, но там только адрес хозяина. Ну, чтобы не потерялись, если далеко уходят гулять. Если бы на том коте что-то было, я бы точно заметил. Мы же как раз и хотели вернуть его домой!
– Коты без жетонов… – Инквизитор потер виски пальцами, болезненно поморщился. – И про Ту Сторону вы ничего не знаете… Фильц, вы пишете?
– Уже третий лист! – с бодрым злорадством отрапортовал секретарь и взял новый, отложив исписанный в сторону.
– Хорошо, – уронил инквизитор и, наклонившись куда-то вбок, положил на стол Стасову сумку. – Скажите, герр Ясенецкий, это принадлежит вам?
– Вы ее нашли? – обрадовался Стас. – Да, сумка моя! И вещи – тоже. Ну, наверное… Посмотреть нужно.
– Обязательно посмотрим, – заверил инквизитор. – Господин Фильц, когда герр Ясенецкий закончит давать пояснения, составьте опись, будьте любезны.
Секретарь молча кивнул, но посмотрел при этом так, что стало совершенно понятно – тех, кто учит его работать, господин Фильц чрезвычайно не любит!
– Наплечная сумка из коричневой кожи, – бесстрастно продиктовал инквизитор, и перо секретаря вновь зашуршало по бумаге. – Ремень с металлическими пряжками, на сумке имеется замочек, не требующий ключа. По словам опрашиваемого сумка принадлежит ему. Была найдена в доме фрау Марии Герц, предположительно убитой неизвестной ведьмой…
«Убитой… ведьмой…». Стас вспомнил милую улыбчивую женщину, которая ругала козу и приглашала его в дом. Уютная кухня, вышитые занавески, чашка с розочками… Запах яблок с корицей… Его замутило, во рту появился вкус того самого пирога с молоком! А потом в нос ударила смесь травяных ароматов, под которыми пряталось что-то знакомое и очень нехорошее. Кровь! Точно, вот чем пахло в том сарае, несмотря на пучки душистых трав, развешанных по стенам. И сердце в стеклянной банке… Значит, не почудилось?! Так кто же кого убил?! Он разговаривал с травницей Марией, она поила его молоком…
– Герр Ясенецкий, вам плохо?
Стас помотал головой, посмотрел на инквизитора.
– Голова закружилась, – признался он. – До сих пор болит… Скажите, что это была за женщина? Ну та, в чьем доме меня нашли? То есть в сарае…
– Вас это пока не касается, – ответил инквизитор, снова переходя в режим киборга и каменея лицом. – Если капитул сочтет возможным известить вас о результатах расследования, это будет сделано позже.
– Понятно, – буркнул Стас, поглубже загнав возмущение, так и рвавшееся на язык. – Не касается, значит…
– Опись вещей, находящихся в упомянутой сумке, – продолжил инквизитор, доставая книгу в темно-коричневой обложке.
У Стаса заныло внутри – он понял, что эти несколько пустяков – последнее, что связывает его с родным миром. И неизвестно, кстати, вернут ли их ему или тоже… не сочтут возможным. Вещдоки, как никак!
– Книга на незнакомом языке, – монотонно диктовал инквизитор. – Форма текста – печатная, страницы пронумерованы обычным способом, числом… триста двадцать шесть. – Бегло перелистал и заключил: – Печать исключительно качественная, имеются портреты, выполненные в технике гравюрного оттиска, а также пометки цветными чернилами.
И поднял вопросительный взгляд.
– Это учебник по истории психологии, – вздохнул Стас. – На русском. Портреты принадлежат ученым, сделавшим особенный вклад в эту науку, а пометки – мои. Завтра я должен был первый раз ассистировать профессору на экзамене, вот и…
– Подготовились, – понимающе кивнул инквизитор. – Русский… русский… Вы сказали, что город, в котором вы жили, называется… Санкт… Питерс… бурх. В какой это стране?
– В России, – отозвался Стас, тоскливо глядя на вожделенный учебник.
Без биографии дедушек Фрейда и Фромма он бы обошелся, но ведь там позади срисована руническая надпись! Обратить на нее внимание инквизитора или пока не стоит?!
– Россия… Господин Фильц, вы что-нибудь слышали о такой стране?
– Никак нет, – буркнул секретарь. – Ни о стране, ни о городе.
«Не слышали о Питере?! – поразился про себя Стас. – О России?! Да ладно?!»
– А про Москву?! – растерянно спросил он. – Киев, Новгород?!
– Нов…го… Москва?! Так вы – московит?!
На лице инквизитора снова проявилась живая эмоция – радостное облегчение энтомолога, наконец определившего непонятный экземпляр жука.
– Москва – столица моей родины, – хрестоматийно подтвердил Стас. – Погодите, но про Санкт-Петербург вы точно ничего не знаете?!
– В жизни никогда не слышал, – рассеянно отозвался инквизитор и вытащил айфон. – А это что?
Видо вел допрос по обычной форме дознания, но с каждым мгновением недоумевал все сильнее. Зря Фильц презрительно кривится, подозревая герра Станислава Ясенецкого во лжи – чутье истинного клирика, безошибочно определяющее прямую ложь, молчало, а значит, несостоявшаяся жертва ведьмы говорила либо правду, либо то, что искренне считала таковой. Сумасшедший? Тоже нет. Рассказ слишком логичен для бреда, несмотря на странности, которые в нем содержатся, а вещи Ясенецкого недвусмысленно подтверждают, что герр аспирант и вправду… не отсюда.
Итак, на первый взгляд все выглядит просто. Развеселая компания бывших буршей отправилась праздновать встречу, ну и нажралась, разумеется, как и ожидалось от буршей. Что бы там ни лепетал герр Ясенецкий, но все знают, как пьют студенты. В компании, конечно, были девицы не самого благонравного поведения, – кто еще пойдет пить с мужчинами? – и с одной из таких особ Ясенецкого связывали известные отношения, иначе с чего бы он пошел ее провожать?
По дороге барышня увидела кота – по честному признанию герра аспиранта, породистого и красивого, а значит – дорогого. Хотели они его вернуть хозяевам или нет, это уже неважно, главное, что кинулись ловить. И кот привел их в некое место, пользующееся, опять же по словам Ясенецкого, дурной славой. Кот без жетона! Дурное место! В полнолуние!
Если бы Видо спросили, существуют ли на свете люди настолько безмозглые, чтобы сунуться в дурное место за котом без жетона, да еще в полнолуние, он бы поклялся, что таковых нет и быть не может! Оказалось – ошибался. В этом их Санкт… Питерс… бурхе живут напрочь безголовые дурни! Ну, или все проще – пьяный балбес так старательно красовался перед девицей, что всякое соображение отшибло вместе со страхом!
Объяснения герра Ясенецкого, что колдовства у них не существует, как и Той Стороны, Видо не совсем отмел… Просто у него в голове пока не укладывалось, что может существовать подобный мир. Это как представить, что люди ходят вверх ногами!
Вот кот без жетона – это как раз очень понятно. И в свете всего остального недвусмысленно указывает на большие проблемы. И у Видо, и у капитула, которым он руководит. А уж какие проблемы у герра Ясенецкого! Видо его даже пожалел бы, не знай он совершенно точно, в каком случае люди приходят из другого мира вслед за котом. Жаль… Парень ему сначала не то чтобы понравился, но впечатление производил неплохое.
Он отложил в сторону предмет из странного материала, именуемый «ай-фон». Ясенецкий сбивчиво пытался объяснить, что это устройство вроде записной книжки, но Видо так и не понял, где и как этой штукой писать. Ладно, может, в главном капитуле разберутся…
За «ай-фоном» последовал непривычного вида кошелек, в котором нашлись три разноцветные ассигнации, несколько белых и желтых монеток, а также две карточки из плотного гладкого материала. По словам их хозяина – нечто вроде векселя, по которому можно получить деньги в банке. Что ж, по одежде и так было понятно, что Ясенецкий – человек обеспеченный. Кстати, следует указать в бумагах его дворянское происхождение – ну а кем еще может быть преподаватель в университете, ассистент профессора? Оставалась крохотная возможность, что выслужившимся простолюдином, но Видо ее уверенно отверг. Речь, манеры, внутренняя свобода, которая сквозит в каждом слове и движении!
Вот с возрастом ошибка вышла, Видо ни за что не дал бы ему больше двадцати лет, но даже это теперь имело объяснение – лицо так молодо выглядит, потому что принадлежит человеку умственных занятий. Проще говоря, ухоженному холеному юнцу, ничего тяжелее пера и ложки в жизни не державшему.
– Это что, табакерка? – Еще не открыв плоскую коробочку из золотистого металла, Видо уловил тонкий запах дорогого табака. – Курите?
– Я – нет, – почему-то опять смутился Ясенецкий и торопливо пояснил: – Отто Генрихович курит. И вечно забывает папиросы дома или в машине, а потом нервничает. Еще и курит один-единственный редкий сорт, за которым просто в магазин не сбегаешь… В общем, я привык на всякий случай носить запасные! Ну и вот…
Видо кивнул, закрывая портсигар и откладывая в сторону. Интересно, чего тут можно стесняться? Позаботиться о рассеянном наставнике, который тебе еще и начальник, долг любого разумного человека. Герр Ясенецкий – человек безусловно разумный и почтительный подчиненный. Вполне достойно.
– А это…
Странная металлическая штучка не наводила вообще ни на какие мысли. Единственное, что мог понять Видо, на плоском боку какая-то витиеватая гравировка.
– Это… зажигалка, – отозвался Ясенецкий и как-то неуловимо напрягся. Впрочем, сразу объяснил причину своей тревоги. – Если можно, я хотел бы получить ее обратно. Или хотя бы очень прошу не потерять. Это единственная память… о родителях. Мама подарила ее отцу, там и надпись есть…
– Вы сирота? – Видо покрутил тяжелую безделушку в руках и положил на стол бережнее, чем все остальное. – Господин Фильц, сделайте пометку, что вещь ценная… Родных совсем нет?
Это бы многое объяснило. Умный честолюбивый юноша, вынужденный самостоятельно пробиваться в жизни, прекрасный вариант для Той Стороны!
– Я живу с бабушкой, – с той же подкупающей правдивостью ответил Ясенецкий и добавил так тоскливо, что Видо невольно пробрало сочувствием: – Она с ума сходит, наверное… И Отто Генрихович, и Розочка Моисеевна… И Марина… – Он говорил так устало и отстраненно, что было понятно – уже думал об этом не раз. – Они же никогда не узнают, куда я пропал.
– Мне жаль, – сказал Видо, ничуть не покривив душой, потому что ему и в самом деле было жаль.
Не самого Ясенецкого, а тех, кому его исчезновение причинило боль потери близкого. Впрочем, в некоторых случаях неведение – благо. Хм, а ведь такое ощущение, что бабушку и своего наставника он любит. Как и еще какую-то даму, родственницу, наверное. И девицу, с которой тогда был… Да, явно не одиночка. Странно даже…
Видо достал еще пару мелочей – связку ключей с брелоком в виде забавного человечка, несколько замысловато согнутых проволочек – «скрепки для бумаг», отличного качества карандаш. А потом с недоумением вынул самую большую вещь, лежавшую в отдельном отделении сумки – пакет из оберточной бумаги, в котором оказалось несколько клубочков разноцветных пушистых ниток. Даже пересчитал их зачем-то. Мшисто-зеленый, ярко-травяной, тыквенно-желтый и два коричневых разного оттенка – всего пять. А к ним самый обычный крючок – точно такой же он сотни раз видел в руках у фрау Марты.
– Это у вас тоже было при себе? – изумился он.
– Я после занятий в магазин зашел, – буркнул герр Ясенецкий. – А домой – не успел, мы сначала преподавателям подарки дарили, потом сразу в ресторан поехали…
– Ах, вы же с бабушкой живете! – сообразил Видо. – Полагаю, купили для нее.
Любящий внук, значит. Отправляясь погулять с друзьями, не забыл заранее купить приятную мелочь для старой фрау… Господи, да что же с тобой не так?! Та Сторона ловит обиженных жизнью или жаждущих чего-то невозможного! Дурнушкам она предлагает красоту, несчастливо влюбленным – предмет их любви, ловцам удачи – деньги, карьеру, покровительство сильных мира сего. Жертвам – торжество и месть… У нее для каждого найдется лакомая приманка, основанная на пороках и страстях. Но тебе-то чего не хватало?!
Перед Видо, измотанным так, что уже черные мошки перед глазами плавали, сидел совершенно благополучный экземпляр рода человеческого! Молодой здоровяк с физиономией, которая должна нравиться женщинам. Из состоятельной семьи, наверняка единственный и балованный внук! В двадцать пять лет – ассистент профессора в университете! Причем о профессоре он говорит с почтительной, но фамильярной уверенностью любимого ученика! Значит, и карьера обеспечена. Друзья имелись, какая-то девица позволяла себя провожать… Ну чем таким его могла поманить Та Сторона, чего у парня и так не было?! Тайный порок? Особенная жадность и честолюбие? Изменившая невеста? Если бы Ясенецкий пришел из другого мира сам по себе, Видо с невероятным облегчением признал бы это еще одним казусом мироздания – примеры бывали, и не то чтобы уникально редкие!
Но его привел фамильяр Той Стороны, по какой-то причине не успевший предложить парню договор, и огромная удача, что Видо перехватил будущего ведьмака первым!
Видо покосился на Фильца. Тот отлично понимал, к чему дело идет, но помалкивал, разумеется. А перед Видо теперь встал чрезвычайно неприятный выбор! Инструкция прямо предписывала запереть герра Ясенецкого в освященную камеру и немедленно послать отчет о случившемся выше по инстанции. Причем отнюдь не генерал-мейстеру Фальку, а обермейстеру Шварценлингу – своему непосредственному начальнику и куратору.
Шварценлинг, разумеется, пришлет людей и за телом убитой ведьмы, и за герром Ясенецким. Самого Видо ждет разнос за упущенного фамильяра – но это как раз пустяки! – и полное отстранение от дела. Не в его чине работать с ведьмаком, которого привел фамильяр шестого ранга. Шестого! Раньше им ходить между мирами просто недоступно! А это значит, что потенциально герр Ясенецкий – один из сильнейших слуг Той Стороны, контракт с ним возведет фамильяра на последний седьмой ранг и фактически подарит ему бессмертие. Точнее – статус полноправного демона, уже не зависящего от слабостей подопечных людей и ничем им не обязанного. Неудивительно, что кот рискнул!
Видо смотрел на простодушного – помни, что только с виду! – рыжего парня, который тревожно переводил взгляд с него на Фильца и обратно. Такой беспомощный… Вызывающий сочувствие и желание помочь… Будущий седьмой ведьмак фамильяра! Последний и самый могущественный.
Виски заныли с новой силой, Видо едва сдержал болезненный стон. Не сейчас! Думай, патермейстер, думай. У фамильяра, лишившегося ведьмы, осталось совсем немного времени! До следующего полнолуния он должен заключить новый контракт и привести подопечного на Ту Сторону, иначе лишится накопленной силы и отправится начинать все сначала – с первого ведьмака или ведьмы, с первого ранга. Фамильяр боится этого больше всего на свете, поэтому сейчас он наизнанку вывернется, но доберется до Ясенецкого и предложит ему все, что тот пожелает! Совратит, запугает, купит – но добьется своего. Обязательно добьется, потому что выбирал не вслепую, а значит – слабое место герра аспиранта коту известно…
И вот чтобы избежать этого, обермейстер Шварценлинг отправит потенциального ведьмака в Главный Капитул – под надежнейшей охраной, как редкое сокровище, которым таковой ведьмак и является. Там Ясенецким займутся опытные мейстеры, и, если его внутренний порок, его личную червоточину души удастся преодолеть, Ясенецкого приведут к орденской присяге и возьмут на службу. Конечно, он согласится, учитывая альтернативы!
А фамильяр начнет все заново, да. Поднялся до шестого ранга однажды, значит, поднимется снова. Найдет молоденькую дурочку или простака, желающих могущества, подпишет контракт… И начнет растить тварь в человеческом обличье, вместе с нею восходя по ступеням силы сам.
Перед глазами в мареве усталости и боли заколыхались голубые ленточки, проступило девичье лицо с двумя родинками… Сколько еще будет таких девочек, детей, беспомощных травниц?!
И ведь самое страшное, что Орден это позволит! Бывший адъютант генерал-мейстера Фалька знал это совершенно точно. Потенциальная ценность ведьмака седьмого ранга, привлеченного на службу Господу, превосходит… сопутствующие потери, как это называется бесстрастным языком документов. Может, фамильяра получится остановить еще на первой новой ведьме? Или второй… Поэтому Ясенецкого коту никто не отдаст, а на все остальное – воля Господа.
«Я должен послать отчет, – сказал себе Видо. – Нарушить инструкцию – это преступление. Но ведь сначала я должен все проверить сам. Еще раз осмотреть дом травницы, где пряталась ведьма, исследовать ее тело, допросить Ясенецкого о мелочах, которые он мог утаить или забыть. Конечно, если все это время он будет сидеть в освященной камере, кот не сможет до него добраться. Но вот если Ясенецкого оставить на свободе… Момент заключения контракта – единственный, когда фамильяр по-настоящему уязвим, когда его можно не изгнать, а действительно уничтожить! И… я ведь знаю, что могу это сделать. Сила истинного клирика это позволяет. Вот только сам Ясенецкий… Стоит немного промахнуться, подпустить к нему кота – и если парень дрогнет хотя бы на мгновение, то он обречен. После заключения контракта даже чистосердечное раскаяние его не спасет. Значит, либо казнь, либо пожизненное покаяние. И отправишь его на это – ты! Принцип меньшего зла, помнишь? Рискнуть одной этой душой или потерять множество душ, жизней, судеб… Тут и выбирать нечего. Это будет твой грех, патермейстер, тебе за него и нести ответ».
– Вот что, герр Ясенецкий, – сказал он мгновенно вскинувшемуся рыжему, и даже Фильц перестал скрипеть пером по бумаге, замерев в ожидании. – Сейчас мы сделаем следующее…