Ведьма Минари (СИ)

Глава 9

Вирт не позволил мне смотреть на обряд, но я была ему даже благодарна за это. Все‑таки неприятное и тяжелое зрелище. Спустя несколько минут он вернулся и сказал, что мы можем ехать — бывшие братья — инквизиторы спят и еще не скоро проснутся. Торговый люд разбежался, и платить за провизию было некому. Поэтому мы просто положили несколько серебрушек на прилавок торговки и взяли то, что собирались до нападения.

— Вирт, что они тебе рассказали? — спросила его, когда выехали за город.

Вирт бросил на меня тревожный взгляд.

— Ничего страшного, Минари. Мы справимся, — успокаивающе сказал он, но нехорошее предчувствие кольнуло мне сердце.

— Ты не хочешь говорить? — не смогла скрыть беспокойство.

— Ну что ты, родная — обернулся он ко мне, — у меня нет секретов от тебя. Просто новости не очень хорошие. Они перекрыли все дороги на север и устроили засады практически во всех местах пригодных для остановок. Нам нужно уходить с дороги, если мы не хотим, чтобы нас нашли. Придется оставить повозку в лесу и двигаться дальше верхом.

— Вирт, а где мы будем ночевать? — задала вопрос, который давно тревожил.

— Не бойся, — притянул он меня к себе, — все будет хорошо. К вечеру доберемся до реки и заночуем в небольшой деревушке, не отмеченной на карте. Я однажды останавливался там. Местный староста нам не откажет, он в долгу передо мной.

Мы въехали в лес и, проехав около мили по просеке, свернули в сторону от дороги и выпрягли лошадей. Потом Вирт перегрузил на одну лошадь наши пожитки и провиант, и поджег повозку. А мы пересели на вторую лошадь и медленно двинулись на север. В пути почти не останавливались, только чтобы дать лошадям передохнуть и немного размяться. Вирт жалел меня, и как мог старался облегчить мое положение, но с непривычки я все равно чувствовала себя очень плохо и под вечер чуть не плакала.

— Потерпи, Минари, потерпи моя хорошая, почти приехали, — уговаривал он меня, но я уже не могла держаться. Наверное, все же не стоило с такой страстью придаваться любви прошлой ночью, но тогда у меня просто сорвало крышу. Зато теперь приходилось расплачиваться. Лошадь шла, часто переступая через поваленные деревья или проваливаясь в сугробы, и каждый ее толчок отдавался болью в моих измученной спине и попе. Но особенно сильно саднило между ног. Как будто нож кто‑то проворачивал. В какой‑то момент не выдержала и разрыдалась, закрыв лицо руками. Вирт остановил лошадь, соскочил на землю и быстро снял меня с седла.

Я плакала, а он ходил, держа меня на руках, укачивая, как ребенка и шептал только, что любит меня и чтобы я простила его. Наконец истерика у меня закончилась и последний раз всхлипнула и затихла, даже не пытаясь вырываться, чтобы слезть на землю. Он подошел к лошади, перехватил меня поудобнее одной рукой и вытащил из сумки одеяло. Навесу завернул в него и, выбрав подходящую сухостоину усадил на лапник.

— Минари, хорошая моя, родная, потерпи еще совсем немного. Сейчас я организую нам ночлег прямо тут. Ни в какую деревню мы сегодня не поедем.

Он с такой жалостью смотрел на меня, что я опять хлюпнула носом.

— Это ты меня прости меня, я задерживаю тебя. Из‑за меня нас могут поймать, — попыталась извиниться сквозь слезы.

— Ну что ты, — он крепко обнял меня и несколько раз поцеловал в заплаканные глаза. — Это я не подумал, в каком ты состоянии после ночи. — Он коснулся моего живота и спросил.

— Сильно болит?

Я кивнула.

— Там как рана открытая ноет. Если бы я знала, я бы еще днем попросила костер разжечь, чтобы пятиматочник заварить, но я думала, что дотерплю.

Вирт опять прижал меня к себе.

— Сейчас я подготовлю место для ночлега и разведу костер и сам заварю тебе этот пятиматочник, хорошо?

— Угу, — промычала я, стискивая зубы, чтобы не плакать и Вирт быстро привязал лошадей, и разжег небольшой костер, на который поставил котелок для варки чая. Пока закипала вода он успел срубить сухую сосну. Потом уложил два срубленных бревна на березовые распорки горизонтально одно над другим, и разжег между ними огонь. Чай закипел и спустя полчаса я, наконец, почувствовала себя немного лучше. Вирт предложил меня покормить, но есть я не могла, а Вирт сказал, что без меня ему кусок в горло не полезет. Он убрал котелок с кашей и лег рядом со мной. Так и заснули: голодные и уставши, под открытым зимним небом, но уже не представляя себе жизни друг без друга.

Первый министр велел секретарю никого не принимать и, закрыв двери, сделал пасс рукой, погружая кабинет в абсолютную изоляцию от внешнего мира. Затем уселся за стол и, бросив оценивающий взгляд на человека напротив, продолжил прерванный разговор.

— Император сделает так, как я скажу. Он привык полагаться на меня. Гораздо легче жить, когда не надо задумываться, о том, какое решение принять.

— Вы уверены, что он не догадается? Или, если догадается, то не станет препятствовать?

— Уверен. Император ленив и закроет глаза на многое, пока будет уверен, что я решу его проблемы. А за долгие годы я еще ни разу не подвел его. Он безоговорочно верит мне.

— Но он недоволен, крайне недоволен, последними событиями.

— Конечно. Столько лет все было прекрасно и вдруг такое. Но Вам совершенно не о чём беспокоиться, я знаю, как говорить с ним. Главное убедить его в том, что все под контролем. Чернь всегда бунтует. Надо просто жёстко подавить этот бунт.

— Это не просто бунт. Неурожай двух последних лет привел к массовому недовольству. Этот бунт грозит перерасти в восстание, что гораздо опаснее.

— Еще не поздно всё исправить. Черни нечего противопоставить Магам. Они отступят, как только мы объединим усилия с Ковеном.

— Я бы не был так уверен в этом. Конечно, в силу многовековой привычки они пока еще бояться Магов, но еще один такой год и страх перед голодом станет сильнее страха перед Магами.

— Что Вы предлагаете? — нахмурился министр.

Человек встал из кресла и внимательно осмотрел окна и двери, затем подошел к столу и положил на него небольшой лиловый камень. Первый министр с удивлением перевел взгляд с камня на посетителя.

— Это на всякий случай, чтобы избежать даже малейшего риска, что нас могут подслушать, — объяснил человек и сделал паузу.

— Послушайте, Легоро, Вам не надоело нести на своих плечах бремя ответственности за страну и вечно оставаться в тени Императора? Не кажется ли Вам, что пришло время для собственного величия?

Легоро замер, потом немного подался вперед и с интересом посмотрел на говорившего.

— Вести дело с Императором каждый день становится все труднее и труднее. — продолжил человек. — Большая половина двора недовольна его правлением и хотела бы видеть нового человека у власти. Так почему не Вас? Вы — идеальный кандидат. Умный, дельный, дальновидный, опять‑таки людям, или как у Вас говорят, черни, нравится стабильность, а Император дожил до седин и так и не сумел обзавестись наследником. У Вас же трое сыновей и старший, насколько я знаю, подает большие надежды, — посетитель сделал паузу и внимательно посмотрел на лицо Первого министра. Тот с сомнением покачал головой.

— Вы наступаете на больную мозоль, мой друг. Даже, если на мгновение предположить, что я бы просто помечтал об этом, где найти средства для того, чтобы реализовать все это?

— Я рад, что Вы сказали 'средства', а не людей. Значит, я не ошибся в Вас. Средства — это самое простое. Это я могу взять на себя, если Вы возьмётесь организовать всё остальное, я имею в виду сам переворот.

Министр хмыкнул.

— Весьма заманчивое предложение, весьма. Остается только один невыясненный вопрос. Что Вы захотите взамен?

— О, не беспокойтесь об этом. Сущую безделицу — три северных провинции.

Легоро отпрянул.

— Что? Это невозможно. Эти провинции формируют львиную долю в бюджете.

Человек улыбнулся.

— Подумайте. Если восстание вспыхнет, вся Империя рухнет, как карточный домик. Так не лучше ли остаться с большей частью государства и в короне?

Министр громко засопел, недовольно хмуря брови, но быстро взял себя в руки и более спокойно ответил.

— Я не готов дать Вам ответ прямо сейчас. Подобного рода предложения нуждаются в тщательном обдумывании.

Человек поднял руки и, соглашаясь, кивнул.

— Вы, безусловно, правы. Я не требую ответа сегодня. Мой корабль будет отходить только завтра на рассвете. Надеюсь, этого времени Вам хватит для обдумывания? — и после паузы добавил, — Ваше Императорское Величество.

На следующее утро Легоро сидел в келье Главы Ковена и едва сдерживался, чтобы сгоряча не наговорить ему лишнего.

— Изериус, я не понимаю Вас. Вы просто зациклились на идее отобрать у магистра магию. Я еще понимал Вас, когда у него был реальный шанс Вас подсидеть, но теперь?

Министр встал и прошелся к окну. Он с утра уговаривал Главу осознать необходимость назревшего переворота в стране, но Изериус как будто не слышал его.

— Я ничего не буду предпринимать, пока Вы не выполните свое обещание помочь мне. Я должен был получить его Магию, а в итоге я ничего не имею, а Вы его состояние получили, — упрямо процедил Изериус.

— Что? — Удивленно вскинул голову министр. — Вам недостаточно того, что я сделал? В том, что магистр сбежал, нет моей вины, и я пострадал не меньше, ведь девчонка тоже сбежала. Вы думаете, мне не жаль упущенной возможности? — он презрительно смерил Изериуса глазами. — С кем я связался? Вы постарели, Изериус и больше не чувствуете своей выгоды.

Министр оттолкнул стоящий на пути стул и, горделиво задрав голову, вышел в коридор. Глава Ковена остался сидеть за столом, сжимая до боли сухие губы, и побелевшие кулаки, и сдерживаясь из последних сил, чтобы не приказать схватить министра, — у его, до дури преданной, охраны ума хватит и на такую глупость.

Он встал и открутил набалдашник у искусно вырезанной трости, вылил из нее несколько ржавых капель в хрустальный бокал, разбавил водой и залпом выпил. Несколько секунд сидел, пережидая сотрясающую его мелкую дрожь, потом закутал поплотнее свой плащ, и вышел.

— Не надо, — отмахнулся Изериус от охраны, — я позову, когда понадобитесь. — Он медленно двинулся в сторону лестницы, ведущей в подвал, по которой вчера проволокли ректора Янира после пыток.

В казематах снял со стены магический светильник и, освещая себе путь, двинулся в сторону камеры, где прикованный к стене висел ректор Янир.

— Оставьте нас, — указал он охране глазами на дверь и проследите, чтобы сюда никто не входил.

— Ты еще жив, Янир? — спросил он, подходя вплотную к ректору. — Вижу, жив, — кивнул он, глядя на измученного старика, — это хорошо. Я пришел посоветоваться.

Он присел на камень, служивший в камере вместо стула.

— Вот скажи мне, ты долгие годы был ректором в самом уважаемом у нас учебном заведении и должен многое знать. Так вот ответь, слышал ты когда‑нибудь, чтобы Магия исчезала? — тихо спросил он и оглянулся. — А?.. Я признаюсь тебе, Янир, только тебе, ты все равно сегодня умрешь. Моя Магия исчезает. Она уходит. И с каждым днем все быстрее и быстрее. Уже полгода я пытаюсь удержать ее остатки, но все бесполезно, даже кровяная вытяжка уже не помогает. Парадокс — Великий инквизитор и запрещенная оркская магия крови, — хохотнул он, — и не смотри так осуждающе. У меня просто нет другого выхода… Я вчера не смог ничего противопоставить тебе, а ведь, когда мы только закончили Академию, я был раза в два сильнее тебя. Ты знаешь, что это? Скажи? Если скажешь и научишь, как с этим бороться, я тебя пощажу. Клянусь. — Он попытался заглянуть в глаза ректору, но тот висел на стене, уже не подавая признаков жизни.

— Падаль, — закричал взбешенный Изериес и ударил несколько раз висящее тело тростью. — Сдох, тварь! Не захотел рассказывать! — Он обвел безумным взглядом камеру и наткнулся взглядом на Счастливца, единственную свою отдушину и радость в последние годы. Старый пёс пришел к хозяину, почувствовав, что тому плохо. Более преданного друга у Изериуса не было никогда.

— Счастливец? дружок, — Изериус присел рядом, гладя собаку по голове, — мой мальчик, ты пришел спасти меня, да? Ты ведь хороший пёс, преданный, и не хочешь, чтобы я потерял последнюю Магию? — он взял собаку за ошейник и повел в свою келью. Потом открыл железный сундук и вынул завернутый в тряпицу ритуальный орчий кинжал.

— Прости меня, но ты мой последний шанс поймать их. Министр отказался помочь мне, что ж пусть пеняет на себя, я не стану с ним делиться — заберу магию обоих: и магистра и девчонки. Старик шел по коридору, ведя на поводу жуткое чудовище, скалящееся на отшатывающуюся в испуге стражу. Подойдя к псарне, он остановился и погладил свисающую комьями шерсть на загривке мертвой собаки.

— Твоя добыча, Счастливец. Мой подарок тебе — еда и стая, — собаки за решеткой принюхались и одновременно дико завыли и, поджав хвосты, начали бросаться на решетку у противоположной стены, пытаясь найти выход из западни. Изериус открыл дверь и загрызень ворвался внутрь.