Ведомые светом

Глава 18. Марш Иллиандры

Проснулась Диадра, вопреки своим надеждам, полная не счастья, а тревоги.

Этот странный сон… Она уже не могла отрицать, что он должен был значить что-то. Вот только — что? Был ли он видением? Нет, едва ли: пусть Диадра не всегда могла правильно толковать их, но все же видения ее никогда не были настолько метафорическими. А здесь… ветер. Листья. Смех. Золотистое солнце.

Ничего определенного, и все же что-то крайне важное скрыто внутри. Солнце… Диадра хорошо помнила, как вчера, посреди разрушенного убежища теплое свечение пальцев Терлизана на миг окунуло ее в то же яркое видение.

Так был ли этот сон о нем?.. О том, что она теряла, выбирая Берзадилара и оставляя его брата позади?.. Золотые лучи. Теплые. Такие ласковые. И она — беспечная, счастливая. Смех.

В чем, в чем здесь смысл?..

Впрочем, долго поразмышлять над этим Диадре не удалось. Едва они с Берзадиларом успели проснуться, как хлопоты вокруг неожиданно нахлынувших в их дом посетителей закружили их.

Граф Делтон, и граф Жанно, полдюжины вооруженных королевских гвардейцев и несколько бедно одетых людей, одного из которых, видимо главного, Иллиандра называла Маром. Гостиная бурлила, двери то и дело распахивались и снова закрывались, и Диадра, примостившаяся на устланном пледом подоконнике высокого окна, наблюдала, как в одном углу Берзадилар тихо обсуждает что-то с Делтоном, в другом Иллиандра, жестикулируя, наставляет группку бедняков во главе с кивающим Маром, а в центре, у камина, король, расположившись на диване, дает последние указания Лерару Жанно.

Что за план они готовили к исполнению, Диадра знала лишь поверхностно, но и не стремилась вникать в него. Она знала, что Берзадилар будет участвовать, подстраховывая Иллиандру в ее роли, и это давало ей уверенность в том, что все пройдет безопасно и гладко.

Он был надежным. Нерушимым.

Диадра улыбнулась, наблюдая, как Делтон усмехается и говорит что-то Берзадилару и тот с ответной усмешкой согласно кивает в ответ.

Надежный. Нерушимый. Ее навсегда.

Нет, что бы ни значил этот странный сон — она никогда не позволит ничему и никому встать между ней и Берзадиларом.

Больше никогда.

Ровно в полдень Берзадилар переместил Иллиандру в неприметный закоулок возле торговой площади, как раз рядом с крохотным помостом, на котором летом давал представления детский кукольный театр. Сейчас крыша и занавес с него были сняты, оставляя хрупкий каркас стоять голым и незащищенным, подобно деревьям, с которых уже давно облетела последняя листва.

— Ну, удачи, Илли, — сказал Берзадилар, и Иллиандра кивнула.

— Спасибо.

Глубокий вдох — и она, подхватив юбки, уверенно поднялась по ступеням. Торговая площадь открылась ее взору непривычно тихой и малолюдной. Больше половины лавок были закрыты, их затянутые навесы уныло хлопали на ветру. Среди оставшихся торопливо шагали редкие покупатели.

И это в полдень, самый разгар рыночного дня.

Прошло не меньше минуты, прежде чем кто-то заметил ее, одиноко и недвижимо стоявшую на помосте, и узнал ее лицо. Ошеломление, косой взгляд, неуверенная фраза, брошенная соседу. А затем волнение растеклось по площади, словно вода по стеклу. Они смотрели на нее, любопытно и напуганно, и чем больше времени проходило, тем сильнее становился их страх. В простом платье, с неприкрытыми обрубленными волосами, развевавшимися на ветру, недвижимая и безмолвная, она походила скорее не на человека, а на призрак, пришедший, чтобы покарать их грешные души и увести их с собой в бесконечный мрак.

Краем глаза она заметила, как с нескольких улиц на площадь принялись выходить люди. Немного, быть может, несколько десятков, но для начала и этого было достаточно.

«Очень вовремя, Мар, — подумала она, тщательно скрывая улыбку. — Еще немного, и пора будет начинать представление».

Один из наблюдавших за ней людей наконец решился подойти ближе, чтобы рассмотреть ее лицо. Иллиандра молча следила за ним взором.

— Ваше Высочество?.. — неуверенно вопросил он, останавливаясь у подножия помоста.

Иллиандра, наконец оставив каменную маску, улыбнулась ему.

— Что ж, я рада, что хотя бы у одного хватило смелости на этот раз.

И с этим она уверенно сошла на землю и подошла к мужчине — нет, почти мальчику, поняла она спустя мгновение, хотя небритое лицо и придавало ему несколько лишних лет.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Э… Энша, — запинаясь, ответил он и торопливо добавил: — Ваше Высочество.

— Хорошо. Скажи мне, Энша, был ли ты вчера на дворцовой площади?

Он потупился.

— Был.

— Как и сотни других, — спокойно заметила Иллиандра. — Как и вы, — громче обратилась она к остальным, уже подобравшимся ближе в стремлении услышать разговор. Люди неуверенно застыли. — Вы все были вчера там, вы все смотрели, как горстка предателей истязает до полусмерти вашего короля. Ни один из вас не вступился за того, кто был готов отдать за вас свою жизнь. И теперь, здесь, я хочу спросить вас: чего вы хотите? Жители Авантуса, подданные Лиодаса — чего вы хотите для своей страны?

Несколько мгновений они молчали.

— Спокойствия, — наконец неуверенно промолвил один.

— Мира, — добавил Эшна.

— Хотим знать, жив ли король.

— Да!

— Да! Жив ли король??..

Иллиандра холодно улыбнулась.

— Зависит оттого, кого вы считаете своим королем.

Люди оторопело застыли. Иллиандра обвела их горящим взором.

— Того ли, кого вы бросили истекать кровью на эшафоте? Или того, кто отдавал приказы палачу? Быть может, еще кого-то иного?

— Короля Плоидиса! — с суеверным ужасом воскликнул Эшна. — Разумеется, только его!..

— А вы? — Иллиандра перевела взор на оставшихся. — Вы? Кто король для вас?

Плоидис, Плоидис — его имя раздавалось со всех сторон. Сердце Иллиандры невольно потеплело.

— Готовы ли вы сражаться за него? — спросила она, заставляя чужие голоса умолкнуть. Ее вопрос эхом разнесся по площади. — Готовы ли сделать выбор, который не нашли в себе сил сделать вчера? Хотите ли вы видеть на престоле того, кому он принадлежит по праву, или готовы вот так, молча отдать его в руки безумным самозванцам? Ведь у вас есть выбор, подданные Лиодаса! У вас есть право и долг сделать его!

Какое-то время они молчали.

— Но что мы можем сделать? — невесело спросил кто-то из толпы. — Народ никогда ничего не решает в стране.

Иллиандра мягко улыбнулась.

— Вы ошибаетесь. Сегодня народ решает все.

Она сделала паузу, оглядывая их неуверенные лица.

— Ваш голос способен изменить историю, — продолжила она тихо. — Ваши руки способны вознести на престол истинного короля или самозванца. Ваши сердца, — Иллиандра постепенно говорила все громче, — способны подсказать вам правильный выбор, и все, что вам нужно — не молчать. Так не молчите же, не прячьтесь за спинами друг друга, надеясь, что кто-то сделает за вас этот выбор — ибо сегодня каждый из вас несет ответственность за то, что случится с Лиодасом! Королю нужна ваша вера в него, нужна сегодня, как никогда! Кто мы без вас, жители Лиодаса?.. Просто люди, из крови и плоти, те, кого можно иссечь в кровавые ошметки, те, кого можно истязать, унизить, опозорить или убить… Но никакому самозванцу не под силу сломить веру короля в вас, никакими кнутами не выбить из него любви к нашему народу и нашей земле, никакими пытками невозможно заставить его отдать вас в лапы жестоких тиранов, орошающих кровью свой путь к власти!.. Король был готов погибнуть за вас вчера, он пролил свою кровь, но не склонился перед безумцем!.. Так подайте же свой голос, подданные Лиодаса! Сметите своей мощью гнусных предателей с лица нашей земли!..

— Мы готовы! — выкрикнул Мар из толпы.

— Мы не будем молчать! — раздался другой знакомый Иллиандре голос.

А потом нестройный хор толпы поддержал их.

— Мы готовы! Мы не станем молчать! Не будем прятаться!..

Иллиандра оглядывала их, встречая посветлевшие, загоравшиеся азартом взоры. О Боги, как же все-таки страшно и немыслимо воздействие толпы, подумала она про себя, стараясь не выказать им своих эмоций. Они все как один. Тысячи людей молчали вчера на площади, не решаясь сделать верный шаг. Десятки людей сейчас верили, будто они способны сдвинуть горы.

Несколько окон, выходивших на площадь, распахнулись. Люди, привлеченные радостными возгласами, осторожно выглядывали на улицу.

— Зовите всех! — прокричала Иллиандра, обводя руками окружавшие их дома. — Нам нужен каждый! Каждый, кто не боится провозгласить свой выбор!..

— Но что мы будем делать??.. — спросил Эшна, склоняясь ближе к ней, чтобы перекричать радостные возгласы толпы. Глаза его горели.

— О, очень простую и вместе с тем очень важную вещь, — ответила Иллиандра с улыбкой. — Мы все принесем присягу истинному королю.

Плоидис стоял в тени портьер на парадном балконе и выжидающе смотрел туда, где длинная и широкая подъездная аллея изливалась в дворцовую площадь, будто размыкая вокруг булыжной мостовой широкие объятья. Гул голосов, вначале неясный, теперь становился все разборчивей, и наконец он увидел их: десятки, нет — сотни людей, неудержимой волной стремившихся к площади.

План Иллиандры был простым и в то же время таким действенным: пройти маршем от самой дальней торговой площади до дворцовой, повести за собой людей, принести присягу королю. Дать им возможность быть не безмолвными зрителями очередного официального заявления, но участниками, полноправными и свободными, позволить им ощутить, что они способны сделать свой собственный выбор. Пусть даже исход этого представления и был уже заранее — и отнюдь не ими — определен.

Необъятное человеческое море все приближалось, и теперь Плоидис мог отчетливо разглядеть фигуру девушки, шествовавшей во главе огромной толпы. Ее обрезанные волосы короткими прядями развевались на ветру, ее простые юбки цвета бледной горчицы клубами вздымались позади, будто стремясь подчеркнуть и увековечить каждое ее движение. Величественная, гордая и красивая, она ступала по булыжнику мостовой так, словно весь мир в эти мгновения принадлежал ей.

Иллиандра.

Его принцесса.

Сердце Плоидиса защемило от любви и нежной гордости.

Она была с ним — так, как клялась когда-то, несмотря ни на что, вопреки всему. Она была готова на все ради него: выйти замуж за другого или втоптать в грязь свою репутацию, терпеть ненависть целого народа или подставить под кнут свою спину взамен его. Она приносила свою жизнь к его ногам и не просила взамен ничего, кроме его любви.

И, видят Боги, он любил ее так сильно.

Стражи беспрекословно распахнули перед Иллиандрой ворота, и следом за нею люди заполнили внутреннюю площадь под балконом. Их в самом деле было так много — вероятно, даже, больше тысячи: почти половина осталась стоять за высоким кованым забором, там, где еще вчера возвышался наспех сколоченный эшафот.

На короткое время Плоидис потерял Иллиандру из виду: она остановилась под самым балконом, в нескольких десятках шагов от ступеней — как раз так, чтобы увидеть его, когда он выступит на свет. Что ж, теперь настало время ему сделать свой ход.

И, выпрямив спину, Плоидис уверенно шагнул наружу.

Толпа притихла и взволнованно зароптала, оглядывая его. Еще вчера он висел на веревках, окровавленный, избитый до полусмерти, а сегодня уже вновь стоял перед ними, облаченный в королевские регалии, властный и недоступный — такой, каким они привыкли всегда видеть его.

И тем разительнее было его теперешнее различие с Иллиандрой, одетой в неприметное платье, простоволосой, едва заметно раскрасневшейся от долгой прогулки на ветру. Она была с ними, внизу. И в это мгновение для каждого на площади она, еще недавно непризнанная принцесса, теперь безвозвратно становилась одной из них.

Иллиандра поймала взор Плоидиса и улыбнулась ему уголками губ. Глаза ее светились любовью. Он чуть сощурился в ответ — и Иллиандра, подхватив юбки, склонила голову и опустилась на колено перед ним.

Единодушный вздох и шелест одежд волной прокатились по площади.

Несколько мгновений Плоидис наблюдал, как следом за принцессой послушно преклоняет колени толпа. Не народ — лишь малая его толика, и все же их воодушевления и веры будет достаточно, чтобы посеять благодатные семена по всей лиодасской земле.

— Мы склоняем колени, Ваше Величество, — произнесла Иллиандра, вновь поднимая голову и встречая его взор, и ее голос, усиленный заклинанием Берзадилара, был слышен каждому вокруг, — перед тем, кого полагаем единственно истинным королем своим. Мы вверяем Вам наши жизни и наши сердца. В единстве и верности наша сила, и мы, от имени всего лиодасского народа, клянемся оставаться преданными Лиодасу сердцем и душою, беречь людей, и землю нашу, и могущество престола, дабы вести Лиодас к благополучию и процветанию. Клянемся, во имя Богов и во славу короля!

— Во имя Богов и во славу короля!.. — нестройно, но искренне вторила ей толпа.

Плоидис одарил площадь благосклонным кивком и жестом позволил им подняться.

— Я горжусь вами, подданные Лиодаса, — произнес он, когда утих шелест их одежд. — Всеми и каждым из вас. Каждым, кто нашел в себе смелость сделать выбор, кто не затаился в ожидании, а выступил вперед и воскликнул: «Я люблю свою землю и буду защищать ее»! Вот образ истинной веры и верности, вот пример, на который стоит равняться, это — вы, народ Лиодаса!

Благодарный гул толпы приглушил его последние слова, и Плоидис сделал паузу, благосклонно улыбаясь. Он мог бы не говорить ничего более — он и так видел, что невероятный марш Иллиандры без всяких слов попал в нужную цель. И тем не менее он говорил еще с четверть часа, укрепляя их радость, даруя успокоение, вселяя надежду.

Когда он наконец покинул балкон, скрываясь в тени почти пустой залы, раны на его спине болели так, что он едва был бы способен добрести до ближайшей кушетки. Делтон поддержал его, как только король ступил за портьеры, а спустя несколько мгновений магический вихрь всколыхнулся рядом, опуская на каменные плиты Берзадилара.

— Все хорошо, Ваше Величество. Вот так, присядьте. Я помогу Вам.

— Я потерплю, — откликнулся Плоидис. — Лучше последите за Иллиандрой, Берзадилар. Как бы они не растерзали ее в порыве радости.

— Уверен, с ней все будет в порядке. Мне требуется всего пара минут. И как Ваш целитель я не принимаю возражений…

Вновь увидеть Иллиандру Плоидису удалось только спустя час: она скользнула в покои, куда перенес его непреклонный Берзадилар, и опустилась на колени у изголовья его постели. Глаза ее светились непривычным блеском.

— Как ты? — мягко спросила она.

— В порядке, — ответил Плоидис, — но Берзадилар запретил мне вставать до самого обеда.

— О, с каких пор ты соблюдаешь чьи-то рекомендации? — рассмеялась Иллиандра, и Плоидис хмыкнул.

— Трудно противиться, когда тебя грозят пришить к постели заклинанием, — притворно пожаловался он и уже серьезнее добавил: — Илли, то, что ты сделала сегодня… я подозреваю, что это войдет в историю. И я хочу, чтобы ты знала, как я горжусь тобой.

Он нашел ее ладонь и переплел ее пальцы со своими, вновь встречая ее взор. Иллиандра тихо смотрела на него. Он продолжил:

— Когда я увидел тебя сегодня, такую сильную, такую ошеломительно красивую, шествовавшую мне навстречу во главе этой толпы… Илли, я не мог думать ни о чем кроме того, как я люблю тебя и как благодарен Богам за то, что они даровали мне такую восхитительную королеву.

— Принцессу, — шепотом поправила Иллиандра, не в силах сдержать улыбки, счастливой и немного смущенной.

— О нет, — Плоидис улыбнулся ей в ответ. — Пусть я не в силах дать тебе этот титул официально, но, Илли — ты всегда будешь единственной королевой для меня.

Иллиандра безмолвно встречала его мягкий взор еще несколько мгновений.

— Вероятно, это высшая похвала, которую я слышала в своей жизни, — тихо сказала она наконец.

— Это не похвала, — ответил Плоидис. — Это истина. И… — он улыбнулся, — совсем немного это признание в любви.

Иллиандра мягко усмехнулась, а Плоидис, подняв руку, вдруг скользнул пальцами по ее коротким волосам.

— Знаешь, я, кажется, уже начинаю привыкать к твоей новой прическе, — сказал он, — но если ты захочешь… твои волосы лежат в моем кабинете. Стоит дать приказ, и думаю, уже сегодня к вечеру тебе сделают превосходный шиньон.

Иллиандра изогнула брови и странно улыбнулась.

— Зачем? Быть может, я выгляжу неестественно и даже неподобающе, но только, Плоидис, мне нечего стыдиться. И я не намерена скрывать шрамы этих дней, будто символ позора. Напротив, в лучах нашей победы, полагаю, мне стоит носить их с гордостью.

Плоидис оценивающе взглянул на нее. Иллиандра смутилась.

— Что?.. Считаешь, я не права?

— Отнюдь, — мягко улыбнулся король. — Я просто рад снова видеть тебя той, кто ты есть, Илли.

Когда наконец приблизилось время обеда, Иллиандра позвала слуг, чтобы те помогли им переодеться. Ее девушка появилась первой и, едва сдерживая радостную улыбку, сделала глубокий и полный почтения реверанс.

— Мы все так рады, что с Вами все в порядке, Ваше Высочество, — сказала она, поднимаясь, и быстро добавила: — Ваше платье сейчас принесут.

— Благодарю, — улыбнулась Иллиандра и кивнула на ее плечо, перевязанное белой тряпицей. — Что у Вас с рукой?

Девушка опустила глаза и оглядела повязку таким взглядом, будто видела ее впервые. Потом растерянно перевела взор на принцессу.

— Ничего. Это в Вашу честь, Ваше Высочество.

Иллиандра вздернула брови.

— В мою честь?

— Да. Символ Вашей храбрости и преданности королю. Ну, будто та юбка, которую Вы разрезали, чтобы перевязать раны Его Величества. Такие уже, наверное, полгорода носит.

«Едва ли», — подумала Иллиандра, улыбаясь от неожиданности. Теперь она вспомнила, что действительно видела похожие неряшливые тряпицы у кого-то из следовавших за ней горожан: на запястье, в петле пояса, иногда даже на шляпе. Но, не зная их истинного смысла, она и не подумала придать невзрачным кусочкам ткани какое-то значение.

— Вы не возражаете, Ваше Высочество? Если прикажете, я тотчас сниму ее.

— Не нужно, — успокоила ее Иллиандра. — В конце концов, это должно польстить мне, не так ли?

— Вероятно, — немного смущенно ответила девушка. — В любом случае, примите это как знак нашего почтения, Ваше Высочество. Ваши поступки там, на эшафоте, поистине достойны восхищения. Столько девочек теперь мечтают быть похожими на вас.

Иллиандра мягко улыбнулась.

— Я лишь надеюсь, что мой пример будет воспринят правильно. Будет жаль, если девушки начнут рушить свою репутацию без действительной на то необходимости.

— Не начнут, если у них есть своя голова на плечах, — раздался теплый голос Плоидиса с порога спальни.

Служанка вздрогнула и обернулась, одновременно присаживаясь в реверансе.

— Ваше Величество.

— Как Вы сказали, поступки, «поистине достойные восхищения»? Полностью разделяю Ваше мнение.

— М-м… благодарю, Ваше Величество, — девушка окончательно смутилась, не понимая, к чему клонит король.

— Будьте так добры, — продолжил тем временем Плоидис, обращаясь к ней, но с теплой улыбкой глядя на Иллиандру, — найдите и для меня одну.

— Одну что?.. — растерянно пролепетала та, уже всерьез страшась собственной непонятливости.

— Повязку, — ответила ей принцесса, которая отчего-то тоже не отводила взора от своего короля. — Впрочем, не нужно. Ступайте, поторопите девушек с платьем. Жду вас здесь через десять минут.

Девушка присела в учтивом реверансе и торопливо скрылась за дверью, сознавая, что ключевыми словами в наказе принцессы было не «поторопиться», а «десять минут». Иначе говоря, не торопиться вовсе.

Дверь за служанкой закрылась, и Иллиандра чуть подняла брови, глядя на Плоидиса.

— Символ почтения мне — на твоей руке? Ты уверен?

Он усмехнулся.

— Почему я могу сомневаться?

— Ты король. Быть может, тебе не стоит выказывать подобные чувства публично, пусть даже в твоем сердце они куда как более значительны.

Плоидис с улыбкой шагнул ближе.

— Все знают, что я люблю тебя, Илли. И я хочу выказать свое восхищение и показать людям, что поддерживаю их наконец-то верный порыв. Думаю, это лишь подчеркнет наше единство. Наше с тобой — и наше с народом.

— Что ж, — Иллиандра улыбнулась. — Если так, думаю, я найду для тебя самую лучшую повязку.

Она вынула кинжал и, склонившись, отвернула подол и добралась до нижней юбки. Под стать ее намеренно простому платью, она тоже была совсем неказистой, невыбеленной и без всякой отделки. Иллиандра без сожалений отпорола длинный широкий лоскут и поднялась, встречая взор Плоидиса. Он едва заметно улыбался.

Иллиандра шагнула к нему и бережно повязала лоскут вокруг его плеча. Хотела было отступить, чтобы оглядеть результат, но Плоидис не позволил ей, ловя ее лицо в свои ладони.

— Никогда не мог понять, чем же я заслужил тебя, Илли? — прошептал он ласково и мягко.

Она улыбнулась немного смущенно, кладя ладони ему на грудь.

— Возможно, тем, что ты лучший король, которого я знаю?

— О, а ты знаешь многих? — он поднял брови, и глаза его смеялись.

— Видела нескольких, — улыбнулась Иллиандра. — Но ты лучший, несомненно.

— Рад слышать это, — прошептал Плоидис и склонился к ее губам.

Сладкая дрожь прокатилась по телу Иллиандры. Это был первый раз, когда он по-настоящему целовал ее с тех самых пор, как безумный вихрь последних дней закружил их в своем смертельном водовороте.

Дверь гостиной открылась и тихо закрылась снова, но им обоим было все равно. Они были вместе, после всего, что произошло, после ужаса, и слез, и крови, и сейчас, как никогда, они сознавали бесценность каждого совместного вздоха, каждого проведенного рядом мгновения.

Когда наконец, спустя почти четверть часа, девушки-служанки заполнили гостиную, усердно хлопоча кто над платьем, кто над расческами и заколками, на их старательно сосредоточенных лицах то и дело мелькали странные, лукавые улыбки. Сейчас они были так похожи на девочек-подростков, украдкой подсмотревших за старшей сестрой и теперь бросавших друг на друга значительные и таинственные взгляды, что Иллиандра, едва сдерживая собственную улыбку, каждую секунду ожидала, что одна из них не выдержит и начнет подпрыгивать, и хлопать в ладоши, и щебетать сквозь хихиканье: «А мы знаем, что вы целовались!..»

И в первый раз за долгое время она не ощущала в них привычной отстраненности, равнодушного повиновения, столь обыкновенного для прислуги. Теперь они будто гордились тем, что именно им выпала честь помочь ей надеть платье, расчесать непривычно короткие волосы, припудрить щеки. Они суетились и порхали над ней, словно над настоящей принцессой, сказочной, прекрасной и всеми любимой. Как будто делая это, они и сами становились частью ее невероятной сказки.

Когда они с Плоидисом рука об руку вышли из королевских покоев, Иллиандра уловила его смеющийся взгляд и с подозрением улыбнулась ему:

— Что?..

— Ничего. Просто любопытно знать, как после всеобщего презрения ты воспринимаешь вот такую всенародную любовь.

Иллиандра вздохнула с улыбкой.

— Как и должно, Плоидис. Разумеется, их восхищение куда приятнее ненависти, однако я знаю, что и оно в конечном счете пройдет и сменится чем-то новым.

Плоидис одобряюще сжал у себя ее ладонь.

— Верно, однако ты все же можешь наслаждаться им, пока есть возможность.

Иллиандра подняла на него глаза.

— Спасибо. Однако теперь я понимаю, о чем ты говорил мне все это время. О моей теперешней роли, о моем месте здесь и в твоей жизни… Я знаю, чем я действительно могу наслаждаться, Плоидис. Той любовью, которая не проходит и не кончается, несмотря ни на что.

«Они могут думать, что я живу в сказке, потому что я принцесса. Но моя настоящая сказка — не дворец, и не платья, и не балы.

Это ты. Ты, твоя любовь — непобедимая, вечная, могущественная и волшебная, как в самой чудесной сказке на свете.

Ты — моя сказка, Плоидис. Мой прекрасный принц, мой единственный король, мое «долго и счастливо» — здесь. Сейчас.

Наяву».