Ведающая Водой

– Они не поделили власть, – уверенно ответила Сайарадил.

Арамил посмотрел на нее с едва заметной улыбкой.

– Именно так, – подтвердил он. – Дайвон-ши пишет, что после победы у первожрецов не осталось сильных противников – кроме друг друга. В те времена сильнейшим из народов были ванды – неудивительно, что именно твой предок начать действовать первым. Во главе с войском вандов Ксайгал разрушил дом своего ближайшего друга Лейва, священный для моах город Сковос. Лейв же, в свою очередь, обрушился с войском на столицу вандов Колвак. В официальных хрониках того времени говориться о войне народов, но Дайвон-ши пишет, что эта была война разъяренных магов. Не оставшись в стороне, Мехред и Вей-Рэн тоже вступили в борьбу за власть. Несмываемый позор Великих!.. Чтобы предотвратить повторение этой трагедии, их последователи приняли обет ненасилия, который мы чтим и по сей день.

– Чем же все закончилось?

– Сражением на реке Лиук. Оставив армии, первожрецы сошлись лицом к лицу, но никто из них так и не смог одержать верх. В хрониках говориться, что земля и воды вокруг кипели и плавились два дня подряд. Силы были равны, они просто уничтожили друг друга… Чтобы сохранить хоть какой-то мир на равнинах, их ученики запечатали обезображенные останки Великих в камне, придав ему вид благородной гробницы-Саркофага. Но со смертью первожрецов отношения между народами было уже не восстановить. Моах так и не смогли простить разрушение священного города; ведомые своими магами, они ушли за дикие земли. По сей день мы ничего не знаем о судьбе этого народа… Спустя полвека ушли кмехи. Они разбрелись по пустыням кто-куда, ассимилировались с другими южанами, и вот печальный финал: потомки некогда гордого народа – ныне обнищавшие рабы Эндроса или Шадута… Ванды, продолжавшие обособленно жить в своих землях, решили отделиться по прошествии без малого трех веков после южан. Как известно, их затея потерпела полный крах. В то время на берегу Ринайского залива уже вырос и окреп Эндрос, столица республики из шестнадцати провинций. Знаешь, почему восстание вандов прозвали Красной солью? В летописях говорится, что прибрежная полоса Соляного моря была красной от крови после сражения…

– После казни, – тихо поправила Сая. – Остатки проигравшей армии вандов казнили на побережье. Восемь тысяч выживших мужчин… Пять десятилетий их трупы лежали в Долине Трех озер, прежде чем Эндрос разрешил провести похоронный обряд. С тех пор каждую весну воды Трех озер становятся красными в память о погибших.

– Воду окрашивают железные руды. Рядом шахты.

– Отец говорит то же самое…

– Потому что это правда. Сая, жречество никогда не одобряло ни войн, ни казней. Мы свято чтим память погибших вандов и преподаем вальдорн нашим ученикам. Первохрам заботит лишь магия – возможно, именно поэтому мы достигли в ней таких высот. С искусством жрецов Эндроса может сравниться разве что магия назаров.

– Поэтому лишь им удалось уйти?

– Верно. Пять столетий назад три восточные провинции, населенные назарами, объявили о своей независимости. Войска Эндроса в семь раз превосходили оборонительные силы назаров, но их неожиданно поддержали маги-назары, наши братья, давшие обет ненасилия… Впрочем, даже несмотря на магию, большую часть равнинных земель назары потеряли. Чтобы выжить, им пришлось отступить в Грозовые горы. Так появилась империя Райгон с династий Назарда во главе. Сейчас там правит самозванец, военачальник из дворянского рода Чоу. Прав на престол у него нет, но войска приняли его сторону… – наставник запнулся, решив, что перегибает палку.

– Если бы император вовремя провел военную реформу, войска остались бы верны ему. Так утверждал отец, – отрешенно проговорила Сая. – Наставник… Если тысячу лет назад стихийная магия была обычным делом, как вышло, что теперь она стала детской сказкой на ночь?

Арамил прислушался: кажется, наверху было тихо. Пока.

– Дети магов наследуют родительский дар? – спросил он.

– Не всегда, – покачала головой Сая. – Зачастую дар наследуют внуки или даже правнуки. Если же маг не рождается через четыре поколения, то, скорее всего, дар утерян навсегда.

– Верно, – покивал наставник. – А если одаренные дети будут рождаться, но семья не позаботится о развитии их способностей?

– Магия в роду постепенно иссякнет.

Арамил печально улыбнулся:

– Вот и ответ. Видишь ли, Сая… Ученики первожрецов были так потрясены сражением своих учителей, что после их похорон на общем совете предали стихийную магию забвению.

– Они перестали учить стихийной магии одаренных детей? – догадалась Сайарадил.

Наставник горько улыбнулся.

– Да, Сая, перестали… Но это не все. Суеверный страх перед стихийной магией был так велик, что некоторые из радикально настроенных противников начали уничтожать всех, кто ей владел.

Ладони Сайарадил под повязкой вдруг обдало сильным жаром.

– Неужели никто не был против? – пораженно спросила она, поджимая ноющие руки.

– Были и защитники, – вздохнул Арамил. – Но неужели ты думаешь, что стихийных магов уничтожали в открытую? Нет, убийцы действовали осторожно. Первые два десятка лет были особо кровавыми… Затем стало проще. Через сто лет стихийной магии стало так мало, что о ней начали забывать. Еще через двести лет хроники были полностью переписаны. Только здесь, в архивах Первохрама, хранятся подлинные документы того времени. Именно в них мы встречаем записи о таинственных метках, появлявшихся у некоторых из потомков первожрецов.

Наставник вновь прислушался к царившей вокруг тишине и продолжил уже быстрее:

– Все началось сразу после создания Саркофага. Одна из дочерей Вей-Рэна, не унаследовавшая дар от отца, дотронулась до Саркофага, отчего на ее руках появились кровавые отметины. Кое-кто из очевидцев узнал в них очертания рун магов моах… Назары, всегда выступавшие против запрета стихийной магии, увезли девочку из Эндроса на восток в один из своих монастырей. Известно, что она скончалась там через год. После ее смерти назары скрыли оставшихся трех потомков Вей-Рэна от посторонних глаз, но обучать их стихийной магии все же не решились. Стихийная магия в роду первожреца Воздуха выродилась через несколько поколений… По крайней мере, так утверждают назары.

Сая потихоньку потерла руки – бинты вмиг пропитались сукровицей. Арамил нахмурился, заметив кровавые подтеки на повязке, но далекий шум заставил его продолжать.

– Второй случай произошел с сыном Мехреда. Он пришел поклониться праху отца – но стоило ему приложился к Саркофагу, как на лбе открылись кровоточащие раны; позже в них опознали рунные символы, которые, к сожалению, без магов моах не удалось расшифровать. Судьба этого молодого человека была печальна – на выходе из Святилища его поджидали убийцы, желавшие покончить с родом первожреца Огня. Впрочем, у Мехреда было около двух десятков детей, так что говорить об истреблении его рода можно было с большой натяжкой. Но после того, как стихийная магия оказалась под запретом, жены Мехреда исчезли, прихватив с собой своих детей. Сомнительно, чтобы эти перепуганные женщины решили тайком обучать своих склонных к магии отпрысков; как бы там ни было, с тех пор потомки Мехреда ни разу не появлялись в официальных хрониках любого из народов Обозримых земель.

Что же касается, потомков Лейва, архивные записи гласят, что в сооружении Саркофага участвовал один из его сыновей, который умер от таинственных ожогов.

Все эти события вызвали массу споров среди магов того времени. Появилась безумная теория о проклятии, которое навлекли на себя первожрецы. Некоторые считали, что рунные отметины на руках потомков первожрецов – это месть магов моах за разрушенный Сковос, что, впрочем, не объясняет смерть сына Лейва… И все же то, что на твоих рунах именно рунные отметины, понимаю даже я, знакомый с магией моах только по архивным записям. Кто-то из древних провидцев предрек, что в те времена, когда каждый из первожрецов получит часть своей крови, Саркофаг расколется пополам – и на мир обрушаться великая скорбь, – Арамил запнулся: слова о проклятии, которые он всегда считал дикостью, при взгляде на покрасневшие повязки Сайарадил показались ему вдруг не такими уж бессмысленными.

– Наставник, а как же потомки моего предка? – спросила девочка, изо всех сил стараясь сдержать дрожь в голосе.

– Семья Ксайгала считалась погибшей во время разрушения северянами Колвака. Теперь же очевидно, что это было не так, – ответил Арамил. – Сайарадил, ты – первая из потомков Ксайгала, объявившийся за тысячу лет. Метки на твоих руках красноречиво говорят об этом… Каждый из наставников Храмовой школы знаком с записями о древнем пророчестве. Ты понимаешь теперь, почему некоторые из них настроены против тебя?

Сайарадил подняла к нему лицо, и на глазах у нее вдруг выступили слезы.

– Наставник, но ведь все потомки первожрецов, кто коснулись Саркофага, умерли!

Арамил порывисто схватил ее за плечи.

– Сая, ты должна знать кое-что, – твердо сказал он. – Рунная магия под запретом в Эндросе, потому что она опасна. Эти маленькие закорючки способны высосать всю энергию из того, кто использует их без должных знаний. Но ты – не обычный человек, Сайарадил Вэй! В тебе столько силы, что со временем ты превзойдешь многих из членов Совета. Ты не умрешь из-за каких-то ран на руках!

– Так проклятие – это правда? – прошептала Сая.

– Раньше я был уверен, что нет, – сказал Арамил. – Но теперь… Я не знаю, Сая. Никто из ныне живущих этого не знает. Вот уже как полгода я перечитываю архив. Даю тебе слово, что отыщу ответ! К тому же, я не первый год работаю над расшифровкой текстов моах, что сохранились у нас. Проклятое рунное письмо слишком тяжело…

– Я могу вам помочь, наставник? – живо спросила Сайарадил. – Мне хорошо даются языки!

– Не сомневаюсь в этом, – усмехнулся Арамил, потрепав ее по светлой макушке. – Но все, о чем ты сейчас должна думать – как стать достойной наследницей своего предка. У тебя есть уникальный шанс показать всему миру, что стихийная магия не проклятье, но дар природы! А пока ты становишься сильной, я буду рядом, чтобы защитить тебя от моих не в меру ретивых собратьев.

Никто прежде не говорил ей подобных слов! Сайарадил хотела рассмеяться, как вдруг почувствовала страшную слабость.

– Нам надо уйти, – услышала она встревоженный голос наставника, но его самого уже не видела: мир закружился хороводом забитых полок и канул в темноту.

Арамил подхватил обмякшую Саю и бросился к двери, дивясь тому, насколько она легкая; это был плохой знак.

– Как вы посмели сюда войти?! – раздался гневный крик.

Дверь открылась; за ней стоял наставник Аргус. Видно было, что он спешил: его лицо раскраснелось, мокрые от пота волосы прилипли ко лбу.

– Мне казалось, у меня есть на это право, – спокойно заметил Арамил.

– Но не у нее! – рявкнул Аргус.

– У нее больше прав, чем у всех нас, – не сдерживаясь, Арамил смерил его брезгливым взглядом. – Отойди! Сайарадил нужна помощь.

Несколько мгновений казалось, что Аргус не уступит, но он все же отступил, пропуская молодого наставника.

У лестницы их встретил запыхавшийся наставник Еримил.

– Чего ты добиваешь, приводя ее сюда? – крикнул он, заступая дорогу. – Хочешь стать для нее покровителем? Несчастный дурак! Неужели ты думаешь, что потомок Ксайгала станет служить тебе?

– Я думаю, – смиренно сказал Арамил, – что Сайарадил будет служить Храму… Поэтому, прежде чем привести ее сюда, я посетил Верховного жреца. Надеюсь, его разрешения для вас достаточно?

Лицо старшего наставника вытянулось так, что разгладилось большинство морщин. Он посторонился, отметив при этом, как бережно Арамил прижимает Саю к груди.

Глава 4

Сая металась в горячке несколько часов кряду, после чего затихла, лишь изредка вздрагивая от пробегающих по телу судорог. Повязки с ладоней пришлось сдирать: кровавые волдыри, которыми покрылась кожа, лопнули и ссохлись, намертво приклеившись к ткани. Вопреки ожиданиям, ободранные руки Сайарадил были обжигающе-ледяными, а ее щеки, и без того бледные, белели синели с каждым часом, превращая живого ребенка в холодный труп.

Старшие целители в прошлом месяце отбыли на север бороться с распространением черного мора; рядовые лекари, оставшиеся при Храме, с отчаянием метались по лазарету, пытаясь отыскать такие притирания, которые могли бы помочь наследнице Валлардов. Наставник Арамил не находил себе места: он послал за целителями в ближайший порт Эсла, но те доберутся в город только через сутки…

В щели между ставнями просочился солнечный луч. Рассветало.

– Может, стоит сообщить ее семье? – осторожно предложил учитель Нармаил.

– Она очнется! – отрезал наставник.

– Ты сам-то в это веришь? Это будет чудо.

Глаза Арамила вспыхнули безумным огнем.

– Я не дам ей умереть! И если для этого нужно чудо… Приведи Айне Анарда.

– Адепта? Ему запрещено использовать магию до посвящения!

Взгляд наставника стал жестким.

– Так приведи его так, что никто не узнал.

Старый жрец неодобрительно покачал головой и скрылся в дверях. Арамил в который раз принялся обрабатывать волдыри, понимая всю бесполезность своих действий.

– Наставник? – раздалось позади. – Мне сказали, что кому-то из первогодок плохо… Великие предки! Это же…

– Да, это она, – Арамил обернулся, даже не пытаясь скрыть отчаяние. – Айне, прошу, скажи: что с ней?

***

Когда Сайарадил пришла в себя, то обнаружила, что ничего не видит. Зрение исчезло, остался только слух.

– Что с ней, Айне? – это был голос наставника.

Кто-то положил Сае на лоб прохладную ладонь.

– Слышишь меня? Проснись! – приказал незнакомый голос.

Он говорил еще что-то, но Сайарадил не могла разобрать слов. Она падала вниз, в пропасть без дна; казалось, свободный полет будет длится вечно!

Айне Анард отстранился от впавшей в забытье Сайарадил и беспомощно посмотрел на учителей:

– Я не смогу ей помочь. Она умирает.

– Что?! – вскричал Арамил, надвигаясь на адепта.

– Сила пробудилась в ней слишком рано, и тело не успело повзрослеть и окрепнуть…

Учитель Нармаил потупил взгляд.

– Вы чувствуете? – адепт провел рукой над Сайарадил; видно было, как у него вздулись вены. – Энергия распыляется в пространство, как будто ее тело иссечено сотней невидимых порезов! Естественная защита трескается изнутри под натиском силы… Первый раз вижу такое! Если так продолжится, она умрет через пару часов. Я попробую замедлить процесс…

– Тебе нельзя, – вклинился Нармаил. – Это опасно!

– Я смерти не боюсь, – поморщился Айне. – А вот хватит ли вам смелости спасти ее от дара, который убивает?

– Следи за словами! – одернул было учитель, но Арамил перебил его:

– А если поток энергии иссякнет, она поправится?

Нармаил поглядел на наставника, как на помешанного.

– Что ты предлагаешь?

– Запечатать ее дар.

– Это еще что?

– Рунная магия моах.

– Магия древних северян? Жречество ей не владеет!

– Я работаю над расшифровкой их рун не первый год.

– Но ты никогда ими не пользовался.

– Отличный случай попробовать.

– Рунная магия запрещена седьмым из Верховных под угрозой отречения и смерти!

– Кто узнает? Мы не проболтаемся, а Айне я заблокирую память.

Адепт презрительно фыркнул.

– Это безумие, – Нармаил поднял руки, словно снимая с себя всякую ответственность.

Наставник прикрыл глаза на мгновение: перед его мысленным взором пронеслись чертежи из древних свитков, испещренные крючками и закорючками – легендарная магия древних северян, утерянная много веков назад. Несколько ритуалов ему все же удалось расшифровать…

Почти удалось.

– Сдвинем стол, чтобы было свободное место, – Арамил решительно тряхнул головой, отгоняя сомнения: маг должен быть уверен в своем праве творить магию. – Придется открыть окна, я не могу чертить вслепую! Кстати, чем можно начертить руны?.. Айне! Приведи Саю в чувство. Мне нужно ее согласие.

Пробуждение было пыткой – тело сковал леденящий холод, мягкий утренний свет казался нестерпимо ярким. Сайарадил попыталась сфокусировать взгляд…

И захрипела от ужаса. Над ней склонился наставник, за которым стояла безмолвная тень с бледным лицом, точно сошедшим с древнего рисунка тушью. В прозрачных голубых глазах замерло холодное безразличие.

«Он пришел за мной!» – поняла Сая. Ей вдруг пришло на ум, что смерть избавляет от боли. А раз так, то почему бы и нет?..

Ничего не подозревающий наставник попытался поймать ее взгляд:

– Сайарадил! Слышишь маня?.. Я знаю, как помочь тебе. Ты поправишься, если запечатать твою силу. Позволишь помочь тебе? – и услышал в ответ слабое: «Да».

Этого было достаточно.

Приготовления завершились. Завернутую в плащ Сайарадил уложили в центр круга извилистых рун. Ставни вновь закрыли: творить магию при свете солнца привыкшему к полумраку жрецу казалось кощунством. Вместо южных благовоний в курильницы добавили пихтового масла. Еще раз перепроверив руны, наставник приказал Айне выйти. Когда за адептом закрылась дверь, Арамил вошел в круг и кусочком белой глины, которую лекари использовали для лечебных аппликаций, нарисовал замыкающую, сорок девятую руну.

Учитель Нармаил остался за чертой круга.

Впервые в жизни Арамил был настолько не уверен в том, что делает. Под хриплое дыхание Сайарадил он произнес на унге, мертвом языке моах:

– Я, наставник Храмовой школы Арамил, перед свидетелем Нармаилом, накладываю печать на мага Сайарадил по ее доброй воле и согласию. Силою из круга повелеваю: сковать магию Сайарадил замком сорок девятой руны, нерушимой до тех пор, пока каждый из нас троих не явит ключ!

Сая, ожидавшая облегчения, застонала – не потому, что стало больнее, а от разочарования, что боль не ушла. Бледная тень равнодушно глянула на нее и исчезла, растворившись в полумраке лазарета. А может, она лишь привиделась воспаленному сознанию Сайарадил?..

– Сработало? – спросил Нармаил.

– Я не знаю, – пробормотал наставник.

– Но ведь должно было?

– Не знаю…

– А как понять, что сработало?

– Да не знаю я!

«Малая жертва» – вдруг отчетливо услышала Сая.

На миг ей показалось, что это наставник, но нет – он вместе с учителем яростно спорил о чем-то. Девочка через силу огляделась – больше в комнате не было никого.

«Малая жертва» – прозвучало настойчивей.

– Жертва? – прошептала Сая.

Наставник удивленно обернулся к ней.

«Малая жертва!» – словно обрадовавшись, что его услышали, зачастил некто; голос у него был низкий, приятный. – Без жертв руны мертвы!»

И чудо! – боль отступила, но стоило только голосу умолкнуть, накатила вновь. Измученная Сайарадил, испугавшись, что удивительные слова исчезнут из ее памяти, стала повторять:

– Без жертв руны мертвы… Последнюю ты начерти своей кровью, что платою будет… Иначе могуществу не пробудиться!

– Это не твои слова, – пробормотал наставник, но Сая уже была без сознания.

– Кровавый ритуал! – ахнул Нармаил. – Ты же не собираешься…

– Всего лишь капля крови, – отмахнулся наставник, ища глазами нож.

– Это безумие, – повторил учитель.

Когда Айне Анарду позволили войти, Сайарадил спала. Она все еще была бледна, но щеки потеплели, а багряный отек на ладонях спал. Айне выдохнул с облегчением. Залечить волдыри ему было по силам.

***

– Сайарадил!

Сая резко открыла глаза. Она стояла, окруженная клубами белого тумана. «Опять!» – простонала Сая и, желая поскорее прервать ненавистный кошмар, рванулась вперед, выставив руки перед собой. Шаг, второй, еще один – бег продолжался, но вокруг была лишь туманная пустота.

– Сайарадил!

Сая остановилась и завертелась на месте, растопырив руки в поисках Саркофага, но вокруг не было ничего, кроме тумана.

– Кто здесь? – выкрикнула она; голос прозвучал глухо.

– Не стоит бояться, – ответили ей.

Сая перестала оглядываться; она поняла наконец, что голос звучит у нее в голове.

«Кто ты?» – подумала она.

– Лишь тень прежнего себя, – голос прекрасно слышал ее мысли.

– Ты – это он? Ты Ксайгал? – спросила Сая вслух, потому что говорить про себя было страшнее.

– Не произноси этого имени! – попросил голос. - Иначе он услышит.

– Кто?

– Носящий имя.

– А кто тогда ты?

– Ты знаешь.

Туманные завихрения сложились в рисунок: моложавое лицо в обрамлении коротко стриженных волос. Сая видела его совсем недавно, поэтому узнала сразу же.

– Так это ты нашептал мне про обряд моах? – догадалась она.

– Я, – не стал отпираться голос.

– Почему ты не покажешься?

– Потому что меня больше нет, – в голосе послышалась тоска. – Его ты видела лишь потому, что вы – одна кровь. Он даже мог являться тебе во снах…

– Я хочу проснуться!

– Ты не спишь.

– Тогда умерла?

– Почти.

– И где я?

– Это пустота между мирами.

– Какая еще пустота?

– Междумирье – пространство между миром живых и миром мертвых.

– А ты почему здесь?

– Потому что я умер.

– Тогда какая между нами разница?

Ей послышался смешок.

– Разница в том, что тебя есть кому спасать. Выжившие возвращаются к жизни, не запоминая это место, а мертвые идут дальше. Лишь мы заперты здесь навечно.

– Кто это – мы?

– Ты знаешь.

В тумане один за другим всплыло еще три лица. Сайарадил отвернулась, делая, вид, что не замечает их.

– Если вы умерли, почему не можете просто уйти?

– Потому что не все из нас этого хотят.

– Чего же хотят остальные?

– Вернуться назад.

– А ты?

– Идти дальше. Но я не могут уйти один, потому что моя сила – единственное, что не дает им вырваться в ваш мир, – в голосе послышалась глухая тоска.

– Почему ты рассказываешь мне все это?

– В тебе течет кровь одного из нас. Ты – последняя, Сайарадил Вэй, потомок Ксайгала! Именно тебя я ждал все это время.

– Чего же ты хочешь от меня? – прошептала Сая со страхом.

– Хочу, чтобы мы стали союзниками! У тебя все равно нет выбора – ты уже отмечена знаками жертвы. Если не уничтожишь перепутье, то умрешь.

– Уничтожу что? – переспросила Сая.

– Саркофаг, – поправился голос.

– Зачем уничтожать святыню? – ужаснулась Сайарадил.

– То, что вы так опрометчиво сделали святыней, – со внезапной жесткостью сказал голос, – на самом деле тюрьма, в которой наши души томятся вот уже тысячу лет!

Воцарилась тишина.

– Я не верю тебе, – прошептала наконец Сая и вдруг явственно ощутила, что ее хлопают по щекам.

Голос прозвучал тише:

– Я знаю. Но придет время, когда ты сможешь довериться только жалкой тени меня прежнего.

Туман вокруг Сайарадил завертелся вокруг вихрем и стал чернеть.

– Если будет нужна помощь, позови меня по имени! – голос прозвучал, словно издалека.

– Но как тебя зовут?

– Ты знаешь…

– Я тебя не знаю! – упрямо крикнула Сая.

– Тише, тише, – сказал ей кто-то успокаивающе. – Не бойся! Я не причиню тебе вреда.

Чернота рассеялась, и Сайарадил поняла, что лежит на узкой кровати возле распахнутого окна. Рядом с ней сидел светловолосый парень в серой с тремя синими полосами тунике адепта Храмовой школы и что-то мешал в глиняной чаше, стоявшей у него на коленях. Значит, она в лазарете… Как же светит солнце! Сая прикрыла глаза рукой.

– Тебе нужен свежий воздух, так что потерпи… Э, нет, Сайарадил! Вставать тебе нельзя! – крикнул парень, стоило ей пошевелиться.

– Мы знакомы? – удивилась Сая.

Парень изобразил вполне грациозный поклон, если учесть, что в этот момент он сидел, придерживая коленками чашу.

– Еще нет… Адепт Храмовой школы Айне Анард! – представился он. – Как ты себя чувствуешь?

Сая не без труда подняла ослабшие руки и обнаружила на ладонях лишь тонкие сухие корочки.

– Хвала лекарям, как быстро! – восхитилась она.

– Хвала им, конечно, но вообще-то тебя лечил я, – демонстративно нахохлился Айне.

– Ты – тот самый адепт-целитель? – воскликнула Сайарадил.

Адепт расплылся в улыбке, которая была красноречивее любых слов.

– Легкая слабость вполне допустима, – сказал он. – Ведь ты проспала неделю…

– Что? – выдохнула Сая, вновь делая попытку сесть.

– Лежать! – строго скомандовал Айне. – Хочешь, чтобы все мои старания были впустую? На-ка вот! – он протянул ей чашу, в которой оказалось варево темно-бурого цвета. – Предупреждаю сразу – не самая приятная штука, но выпить надо.

Сайарадил, давясь, выпила приторно-сладкую, тягучую, маслянистую дрянь. Видя, что ее тошнит, Айне быстро сунул ей за щеку кислую пастилку, пахнувшую лаймом, и принялся готовить новую смесь, попутно со смехом рассказывая, как возмущались храмовые лекари, когда наставник Арамил запретил им приближаться к ее постели.

Сая искоса рассматривала адепта. Неужели перед ней был настоящий целитель? На вид ничем не примечательный юноша. Хотя… Сайарадил перевела взгляд с его левой руки на свою и обратно. Нет, ей не показалось: на запястье адепта отчетливо виднелась кровавая корка – точно такая же, как у нее от одного из содранных волдырей.

Сайарадил хотела было спросить, почему так, но промолчала. Время для вопросов еще не пришло.

Айне Анард оказался славным малым. Он заставил Саю пробыть в лазарете семь дней и все это время оставался рядом, готовя отвары для восстановления и примочки на руки, подлечивая приходящих учеников и непрестанно ругаясь с лекарями. От него Сая узнала, что напавшие на нее ученики строго наказаны: часть отстранили от учебы, переведя на послушание, кого-то и вовсе вернули домой. Зачинщика всего этого, Рэга, никто не видел с того самого дня; поговаривали, что над ним состоялся суд Совета, после чего Рэг в сопровождении храмовой стражи отбыл в неизвестном направлении. Правда ли это или просто слухи, Айне не знал и советовал не любопытствовать, а поскорее забыть все, как ночной кошмар. Сайарадил и рада была бы забыть, но пережитый ужас возвращался к ней в ночных кошмарах, а днем ее преследовал запах собственных жженых волос. К счастья, Айне словно нарочно болтал без умолку, не позволяя ей погрузиться в мрачные воспоминания.

Он был родом из крохотного городка юго-западе, где он жил до семи лет, пока не исцелил случайным наложением рук сломавшего ногу отца. Весть об этом мгновенно разлетелась по округе и дошла до местных магов. Так юный целитель стал учеником Храмовой школы. Теперь Айне было восемнадцать; его ценили учителя и наставники, а сам он хотел лишь одного – навестить родителей, с которыми не виделся вот уже одиннадцать лет, и, если наставники благословят, открыть лечебницу в родной провинции. Айне так вдохновенно расписывал свои планы, что Сая с удивлением поняла: это не лукавство. Ему не хотелось ни почета, которым всегда пользовались целители, ни блестящей карьеры жреца, а только жить тем, ради чего он пришел в этот мир.

В Храмовой школе чистосердечные простаки были обречены на изоляцию – впрочем, как и выходцы из знатных семейств. Между Айне и Саей лежала пропасть в семь лет, но семь дней в лазарете сблизили эти два одиночества. Так у Сайарадил появился первый в жизни друг – а подтверждением тому были одинаковые шрамы на их запястьях.

Глава 5

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох давался сложнее…

– Госпожа! Вы здесь?

Голос прозвучал глухо, гнусаво. Вода всегда преломляет звуки. Вдох…

Выдох!

Сайарадил резко оттолкнулась ногами, выталкивая себя на поверхность. От неожиданного всплеска воды перепуганный послушник отшатнулся от края бассейна.

– Прошу прощения, что помешал вам! – сказал он, отводя глаза мокрой туники, облепившей тело госпожи.

– Что случилось, Вард? – спокойно спросила Сая, отжимая волосы.

– Родители ждут вас внизу!

– Вот как.

– Наконец-то! Ведь вы так ждали встречи с ними…

– Неужели?

Холодный тон госпожи заставил послушника побледнеть.

– С ними ваш брат, – пролепетал он, потирая огромное родимое пятно на левой щеке – жрецы любили окружать себя физическими несовершенствами.

– Вот как…

Сая на миг прикрыла глаза, словно решаясь, а затем выдохнула:

– Передай им, что я иду.

– Слушаюсь! – послушник услужливо протянул полотенце.

– Не нужно.

Сайарадил развела руки, и от мокрой ткани повалил пар. Когда дымка рассеялась, Вард увидел, что лужи под ногами госпожи исчезли, сухая туника легла на ее грудь аккуратными волнами, и лишь просохшие волосы предательски пушились на макушке.

– Не забудь сменить воду, – напомнила Сая перед тем, как выйти из комнаты.

Вард посмотрел на огромный бассейн, дно которого терялось в полумраке зала, и недовольно скривился.

– А раньше так рыдала в подушку по маменьке, – пробормотал он и плюнул в воду.

***

Вместо положенных пяти лет Сайарадил перевели на старшую ступень через три года. Держать ее в младших учениках наравне со всеми не имело смысла: практики здесь примитивны, а грамоте она обучена с детства – так объяснили сокращение курса учителя. Сае в ее тринадцать лет не требовалось объяснений получше.

Вопросы появились, когда через два года ей объявили о переводе на высшую ступень. Таково было решение Совета и лично Верховного жреца. Сая чувствовала, что наставник Арамил недоволен этой спешкой, но с ней своими опасениями он не делился. Самой же Сайарадил было, в общем-то, все равно, сколько полос нашьют на ее тунику, – гораздо важнее, что отныне она имела право видеться с семьей.

Пять лет Сая не покидала пределов Храмовой школы; порой ей начинало казаться, что мир – это ложь, и вне пределов стен, будь то родное поместье или Первохрам, не существует ничего. Раз в неделю из дома приходила краткая записка от отца, в которой тот дежурно осведомлялся об ее успехах. Письма от матери приходили реже, но были куда более длинными. Сая частенько перечитывала их перед сном, давясь слезами.

Едва облачившись в одежды адепта, она послала домой счастливое приглашение в Храм. Но шли дни, миновал месяц-другой, а отец, ссылаясь на занятость, так и не пришел навестить свое чадо. Наступила короткая, по-южному теплая зима. Зная, что отец читает мамину почту, Сайарадил стала писать настойчивые письма для нее, но Айстриль отчего-то вовсе перестала отвечать. Саю охватило беспокойство. Ее стали мучать дурные сны: Айстриль лежала в постели, взмокшая от пота; ей было больно, очень больно… Сайарадил просыпалась в холодном поту от резких спазмов в животе. Она больше не просила встреч, лишь умоляла рассказать, что случилось с матерью. Дижимиус писал, что с той все прекрасно, но почерк этих дежурных отписок неуловимо поменялся. Сая поняла: их пишет поверенный отца, Рэмблес, росший вместе с Дижимиусом как его личный слуга. В детстве Сая много времени провела с этим угрюмым человеком; не без основания считая, что Рэмблес по-своему привязан к ней, вместо очередного письма для отца Сая написала записку для его поверенного.

В ответном письме Рэмблес попросил о личной встрече, став первым посетителем Сайарадил.

Слугу не пустили в Храм, и Сае пришлось выйти в сад, надев маску. За годы, что они не виделись, поверенный постарел, но тяжелый взгляд остался при нем.

– Знал, что вы догадаетесь, госпожа, – вздохнул Рэмблес, хмуро созерцая безликую маску.

– Почерк отца более угловатый, – заметила Сая.

– Я хотел, чтобы вы догадались.

Сая удивленно вскинула брови под маской. Значило ли это, что Рэмблес искал встречи с ней? Хоть он и знал дочь господина с рождения, статус слуги не позволял писать ей письма. Сайарадил вспомнила вдруг, как однажды отец отругал ее, шестилетнюю, за ряды неровных, прыгающих букв; маленькая Сая проплакала до заката, а после при свете факела до утра упрямо прописывала непослушные буквы. И все это время рядом с ней сидел Рэмблес, нахохленный, как промокший ворон. Семьи у него не было – жена умерла в родах вместе с ребенком, второй раз он так и не женился. Вместо собственных детей он растил дочь господина: видел ее первые шаги, слышал первое слово и обучал наукам, в которых был сведущ…

Сайарадил откинула капюшон и сняла маску, невзирая на беседовавших о чем-то поодаль жрецов.

– Что происходит? – спросила она, вдохнув полной грудью свежий воздух.

– Ваша мать беременна, – будничным тоном сообщил Рэмблес.

У Сайарадил перехватило дыхание; забыв приличия, она схватила поверенного за руки.

– Это же прекрасно! – ей хотелось хохотать: накопившееся напряжение жаждало выхода. – Какой месяц?

– Седьмой… Вы стали так похожи на нее, госпожа, – тяжелый взгляд Рэмблеса чуть потеплел.

Бледные щеки Сайарадил благодарно покраснели.

– Значит, у меня скоро появится еще одна сестра или…

– Или брат, – веско закончил Рэмблес.

Брат. Единственный сын главы рода Валлардов, его законный наследник. Если он родится, то сама Сая так и останется лишь пародией на сына, женщиной с мужским именем, нежеланным первенцем…

– Отец ведь прекрасно знает, что я никогда не хотела быть его преемницей, – нахмурилась Сая, касаясь висевшего на цепочке кольца. – Почему он не рассказал мне, что у него может появиться настоящий наследник?

– Господин не видел вас много лет, – хмуро произнес Рэмблес. – То, что не нужно ребенку, может возжелать взрослый. А с вашими силами…

– Он считает, что я жажду власти? – резко перебила Сайарадил.

Рэмблес ссутулился еще больше.

– Или, – ошарашенно прошептала Сая, – он думает, что я способна причинить вред беременной матери?

– Я так не считаю, госпожа, – тихо сказал Рэмблес. – Но я – не глава рода Валлардов.

Сая сделал шаг назад; колени дрогнули, предательски готовые подогнуться. Любимая семья, единственное, что давало ей силы все эти годы…

– Госпожа, я пришел не для того, чтобы рассорить вас с отцом, – осторожно начал Рэмблес. – Я рассказал правду, полагаясь на ваш здравый смысл. Господин так долго ждал сына, и если Небо будет благосклонно… Прошу, просто верните ему кольцо.

«У тебя будет новая семья». Так, кажется, это звучало когда-то?

– Для того, чтобы забрать кольцо, отцу нужно всего лишь немного проехаться в паланкине, – совладав с голосом, спокойно сказала Сая.

Рэмблес вздохнул с облегчением.

– Был рад увидеть вас через столько лет, – сказал он напоследок.

«Я тоже должна быть рада» – убеждала себя Сая, возвращаясь в Храм.

План был прост: выплакаться напоследок и забыть, как это делается. За всю свою недолгую жизнь ей до смерти надоело быть помехой знатному роду. Как сделать так, чтобы навсегда забыть о Валлардах?.. Сая видела единственный выход, но отважиться на него оказалось непросто.

Наступила весна; с началом цветения слив пришла записка от Рэмблеса, в которой сообщалось, что у нее появился младший брат. Что-то случилось с Сайарадил – прежде она разрыдалась бы от подобной вести, но сейчас лишь улыбнулась и вернулась к учебе. Через месяц пришло письмо от отца. Он сообщал о рождении брата, названного в честь деда Кармаилом. «Рыжеволосый, как я, и синеглазый, как мама, – писал отец. – Думаю, через год он окрепнет для того, чтобы предстать перед старшей сестрой».

Год… Но у нее не было столько времени. Прежняя Сайарадил написала бы жалостливое письмо, умоляя отца встретиться пораньше, но нынешняя решилась на более серьезный шаг. Уединившись после занятий в библиотеке, вместо пространного письма она написала строгую записку:

«Дорогой отец, ставлю вас в известность, что нынешним годом в день Смены сезонов мне выпала великая честь быть допущенной к испытанию адептов на арене Храмовой школы. Как вы знаете, минувшей зимой мне исполнилось шестнадцать лет. В истории Храмовой школы я стану самым младшим из адептов, выходивших на арену. Успехи в учении привели меня к мысли о том, что в храмовом служении мое истинное призвание, поэтому прошу вас навестить меня до дня испытания – в противном случае вы рискуете более не увидеть моего лица, поскольку я планирую навсегда скрыться за маской».

Послание возымело эффект: на следующий же день к ней явились посетители.

За прошедшие годы Дижимиус раздобрел, что с трудом скрывала тога – Айстриль же и после третьих родов осталась стройной, как юная девушка. Кармаил, пухлощекий карапуз с рыжим чубчиком, испуганно шарил глазами по сторонам; крохотный, он еще даже не начал держать головку.

Сайарадил оглядела родных со спокойной улыбкой.

Мама смотрела на нее жадно, словно стараясь запомнить на всю жизнь; в ее глазах читалась тысяча вопросов, которые она жаждала задать, но вместо этого сказала ожидаемое:

– Сайарадил, дорогая, ты так втянулась!

– Издалека вас теперь можно перепутать, – хмыкнул отец, переводя взгляд с дочери на жену и обратно.

– Твои руки! – воскликнула мать, подходя ближе. – Откуда столько шрамов? И… белая кожа, конечно, украшает, но неужели вам запрещено выходить на солнце? А волосы! Как отросли… Но все такие же прямые.

Кармаил захныкал, привлекая к себе внимания.

– Няньке не позволили пройти с нами, – поморщился Дижимиус. – Мы могли бы оставить его дома, но тебе ведь хотелось увидеть брата?

Айстриль села на скамеечку и принялась укачивать Кармаила, попутно щебеча обо всем на свете, как прежде.

– Эйлинур увлеклась рисованием! Целители говорят, что через картины ей будет проще выразить мысли. Учитель говорит, у нее талант. Впрочем, он хвалит всех подряд… О, дорогая! Скажи-ка, на прошлой неделе не ты ли заморозила Лиук так, что корабли сутки не могли выйти в море?

– Это была досадная случайность, – поморщилась Сая. – Я заморозила реку ночью, но, видимо, перестаралась, и вода не успела растаять до утра.

– Я не видела такого с тех пор, как покинула отчий дом, – сказала Айстриль; ее глаза сверкнули влажным блеском.

– Не знала, что ты любишь лед, – сказала Сая, зачерпывая воды из цветочной вазы.

Под ее пристальным взглядом капли стали тянуться, выгибаться, закручиваться, пока не превратились в крохотный бутон розы. Медленно, один за другим, лепестки начали раскрываться – и вот на ладони Сайарадил появился прекрасный ледяной цветок, лепестки которого засверкали в тусклом свете факелов.

Мамины щеки вспыхнули румянцем; крохотный Кармаил тоже смотрел на это чудо во все глаза – так, словно уже все понимал. Даже отец глянул с интересом.

– Это просто вода, – Сая сжала кулак, нещадно сминая розу.

На пол стекла струйка воды.

– Милая, – робко начала мать. – В твоем письме…

– Что это значит – скроешь лицо? – Дижимиус впервые взглянул дочери прямо в глаза. – Ты собираешься остаться при Храме?

– Разве это не лучший выход, отец? – спокойно спросила Сая. – Семья только выиграет, если я не буду мешаться под ногами.

Ярость в карих с желтизной глазах отца не тронула ее сердца. Неужели она когда-то боялась разочаровать его?

– Чего ты добиваешься? – процедил сквозь зубы Дижимиус.

– Выбравший храмовое служение маг лишается всех своих светских привилегий, – медленно проговорила Сайарадил. – Хочу, чтобы ты спал спокойно.

Дижимиус, казалось, лишился дара речи. Айстриль опустила глаза в пол: видимо, она уже слышала нечто подобное от своего мужа. Кармаил жалобно сморщил нос.

Сайарадил сделала глубокий вдох.

– Я верну кольцо после посвящения, – сказала она и направилась к выходу.

– Из тебя все же вышел маг, Сайарадил, – настиг ее в дверях голос отца.

Та, не оборачиваясь, ответила:

– Жаль, что не вышло сына.

У лестницы силы оставили ее. Тяжело опустившись на ступеньку, Сая спрятала лицо в руках.

– Это было чересчур, – раздался голос.

Из бокового коридора показался наставник Арамил. Сайарадил подняла голову; глаза у нее были сухими.

– Кажется, у меня больше нет семьи.

– Если бы отречься от родных было так просто! – вздохнул Арамил.

Он собиралась сказать еще что-то, но вдруг пошатнулся и схватился рукой за стену.

– Что с вами? – Сая вскочила и придержала наставника, чтобы тот не упал.

– Это все ночные посиделки за книгами, – отмахнулся Арамил, выпрямляясь и откидывая за спину переплетенные волосы. – Слишком многого работаю в последнее время… Мне просто нужно выспаться.

– Айне вас осмотрит!.. Когда вернется, – добавила Сайарадил, погрустнев.

– Не Айне, а младший жрец Зарзаил, – строго поправил ее наставник.

Сая брезгливо поморщилась.

– Да, Айне звучит куда лучше, – хмыкнул Арамил. – Ему придется задержаться: на севере начались снегопады – не знаю, успеет ли от теперь вернуться к твоему испытанию!

– На севере началось половодье, наставник. Уже весна, – рассеяно поправила Сая и, церемонно поклонившись, отправилась в тренировочный зал.

Только лишь вернувшись в свои покои, Арамил позволил себе слабость. Он сполз по стенке на пол и заткнул уши, чтобы не слышать нарастающий шум. Напрасно – назойливый гул продолжал звенеть в голове, доводя наставника до безумия.

«Когда это началось?» – попытался вспомнить Арамил, но не смог. Память подводила его. Он знал, что боль преследует его давно, но как долго, не помнил… Забыл. Дни пролетали мимо, но Арамил не замечал их. «Разве сейчас весна? Быть не может! Когда прошла зима? Не помню… Что же со мной?»

Каждую ночь – а порой и наяву – ему являлись видения, навязчивые, неотступные, лишенные смысла. Воля Арамила была крепка; он понимал, что подвергается чьему-то влиянию, и боролся изо всех сил. Кто-то настойчиво искал лазейку в его сознании, чтобы проникнуть внутрь и пустить там корни. Но кто это был?.. В глубине души Арамил был уверен: стоит ему найти ответ на этот вопрос – и он тут же проиграет.

***

Стоя перед распахнутым настежь окном, Верховный смотрел с высоты Храмовой башни на город внизу. Солнце склонилось к горизонту, крыши домов покрыл глубокий багрянец, но Верховному было не до красот заката. Он тяжело вдыхал свежий воздух; пальцы, вцепившиеся в оконную раму, побелели.

– Нужно послать за целителями! – тонким голоском ныли послушники, стоявшие позади.

Верховный брезгливо поморщился.

– Позови ко мне Пилия, – приказал он одному их них.

Тот, продолжая причитать, умчался выполнять приказ. Верховный добрел до лежанки и тяжело рухнул на подушки. Когда в дверь постучали, он успел перевести дух и сесть прямо. В комнату вошел глава храмовой стражи и кивнул послушникам на выход; те бесшумно исчезли. Пилий проверил, плотно ли закрыта дверь, затем опустился на колени и замер, словно безликое изваяние.

– Не томи! – прикрикнул Верховный.

– Гонец, которого я посылал в Вальд, вернулся с ответом, – ровным тоном ответил Пилий. – Брат-настоятель пишет, что вышлет Дайну в город к празднику Смены сезонов.

Верховный удовлетворенно покивал головой и хотел было отослать стражника, но заметил, что тот исподлобья поглядывает на него.

– Ну что еще? – вздохнул Верховный.

– Почему Дайна? – с недоумением спросил Пилий. – Разве она сможет справится с Сайарадил Вэй?

Верховный закатил глаза.

– Я не собираюсь стравливать их! – воскликнул он.

Взгляд стражника стал непонимающим.

– Тогда зачем Дайна едет сюда?

– Ты что, не видишь? – раскинул Верховный руки. – Мне недолго осталось. Если Небо будет благосклонно, протяну еще год. Наставники понимают это и уже приглядываются друг к другу. Разумеется, у Арамила есть поклонники, но… Как я и предполагал, сентиментальная привязанности к ученикам играет против него. Многие считают его слишком мягким и принимают сторону Аргуса. Представляешь, что будет, если этот северный дикарь станет следующим Верховным жрецом?.. Арамил должен быть более сдержан в чувствах, но он глух к моим увещеваниям. Я пытался повлиять на его волю тайком, но он слишком искусен, а я – слишком стар… Если отчеты, которые приходят ко мне из Вальда, правдивы, то сила Дайны – то, что нужно. Она поможет вернуть Арамилу былое честолюбие и вытравит из его разума все, что мешает занять положенное место!

– Сайарадил Вэй? – уточнил Пилий.

В его голосе послышалась что-то странное. Верховный быстро обернулся, но на гладком, без какого-либо выражения лице Пилия не было ни тени ухмылки. Заподозрить его в насмешке было невозможно.

– Ступай, – махнул рукой Верховный, желая поскорее остаться один: от переживаний у него застучало в висках.

Пилий скрылся за дверью и, лишь свернув в темноту коридора, позволил себе смешок. Прошли годы, и Верховный пожинает плоды семян, который посеял сам. Арамил, пекущийся о Сайарадил, как о собственном ребенке, уже никогда не станет прежним честолюбцем, каким его считали когда-то. Что же касается Дайны… Если Верховный считает, что она стала искусней наставника, то, похоже, он все-таки выжил из ума! Кажется, время очередного хозяина верхних покоев подошло к концу. Даже жаль будет с ним расставаться – все-таки именно он разглядел в неудачливом верзиле-послушнике, у которого все валилось из рук, задатки стражника. Пилию стало грустно. Впрочем, главное правило жизни он постиг еще мальчишкой, рожденным в Окраинных кварталах: хозяева могут меняться; главное – научиться выживать при каждом из них.

Видя, что Пилий покинул покои, послушники сунулись было внутрь, но Верховный выгнал их грозным окриком. Сквозняк от захлопнувшейся двери затушил светильник, и стало ясно, что солнце за окном давно уже село. Комната погрузилась во мрак.

Укрывшийся темнотой, Верховный зарылся в подушки, из могущественного жреца превратившись вдруг в обычного человека – больного, худого и сутулого. Спрятав лицо в длинных рукавах, он зарыдал навзрыд, как дитя, осознав свое полное бессилие перед старостью. «У меня есть последователи, – подумал он, и глаза его фанатично вспыхнули. – Мной воспитан прекрасный приемник… Всю свою жизнь я положил на алтарь служения Храму. Мне сложат хвалебные песни благодарные потомки!»

– Великое небо! – простонал он, готовый рассмеяться; на сердце у него воцарился мир.