Ваш выход, рыцарь Вешковская!

Глава 4

— Ну, уж нет… Ну, уж нет. Нет же. Нет!

Безмолвное женское тело отозвалось мне: «Да».

Да, рыцарь Вешковская, да. Это — Ладмения. Не глухая Бередня. И по Ладмении этой гуляет «зверь». Причем, безнаказанно бодро гуляет.

— Эй, ну где же вы?!

— А вот про тебя-то я…и забыла, — подняла я нахмуренный взгляд от Ксю.

— Ч-чирк!

— Оба заткнитесь. Оба! Мне надо… подумать, — и подскочила с колен.

Выпустить узника из избушки — пойти против собственной же конторы. Это как раз понятно. Неясно другое: зачем он ей сдался? Пятой комтурии? Преступник «против Короны»?.. Думай, рыцарь Вешковская. На то тебе голова и хваленая семейная интуиция. Которая сейчас, кстати, кричит. Правда, пока на «незнакомом» мне языке. Так… По контуру избушки — следы сдвоенной прокуратской защиты. Две трети резервов на ней. Себе почти не оставили. Охраняли его. Хотя, приняли меры — моанитовые наручники и ошейник. Последний — вообще интересно, поскольку применяется лишь для алантов. Решили подстраховаться? Значит, сами не знали, кого повязали. А вот «зверь» рвался точно к нему… Думай, рыцарь Вешковская. Думай…Зачем он так лез вовнутрь? Освободить?.. Убить? И то и другое — вполне. Тогда, почему не доделал? Кто помешал? Или что?

— Ч-чирк, — почти просительно все с того же оконца.

— И ты тоже- «неизвестная птица», — прищурилась на пичугу. Та, склонив голову, смолкла. Лишь продолжила ответно за мной следить.

Ага… Значит, доделать не получилось. И вот — новый вопрос: «Что с моей-то конторой? Отчего такой „легкий“ подход?» Демонов с третьего уровня — всей комтурией по буеракам. Так, что те сами со страху — обратно, а здесь… Слова Глеба в Либряне в ответ на мои: «И такие персоны просто так не вылазят. Мне вообще кажется, его к нам наружу вызвали».

— А вот об этом, Агата… молчи, — повторила и задрала лицо к небу. В общем-то, все понятно. Хотя, отвратительно и недопустимо. Только лишь интуиция… И понеслась назад к распростертому телу. — Так. Проверяем еще раз… Свечение — отсутствует. Дыхание… — осторожно стянула шлем… Знакомое красивое лицо, как вспышка из прошлого, как новый удар под дых. Я на секунду зажмурилась и шумно выдохнула. — Дыхание… отсутствует… Проверяем еще раз, — и занесла над третьей, горловой чакрой ладонь… Тысь моя майка! — ну, Ксю. Ты во второй раз осложняешь мне жизнь… — «Тетя Гортензия… Тетя Гортензия!»

— «… со всеми своими хобьими погремушками. Агаточка, ты чего?»

— «Тетя Гортензия, вы — одна?»

— «Ну да», — весьма недоуменно в ответ. — «Этот бадукский прохвост только что укатил. И опять меня надул. Представляешь!»

— «Тетя Гортензия, у меня тут — свое представленье. Водевиль с танцами. Мне нужна ваша помощь. Срочно нужна!»

— «Агаточка, что случилось то? Ты где?»

— «У старой избушки. Вы ее помните?»

— «О-ой… Это где бывшие охотничьи угодья этого, как его…»

— «Где полно бузины! Вы еще хвастались, что варенье из нее…»

— «Агаточка, вспомнила!»

— «Отлично. Цепляйте колпак и незримой — ко мне. Но сначала, прихватите мою рабочую сумку с вещами, ботинки и деньги. Кошель — на столе. Вы меня поняли?»

— «Это что ж ты удумала? Мы с твоей матерью только отношенья наладили. И как я ей…»

— «Тетя Гортензия!» — прихлопнула я ладошки к вискам. — «Здесь маг умирает, пока я ваши лекции слушаю! Я вас жду! Доскачите до бузины и зовите меня!.. Тетя Гортензия?»

— «… Агаточка, я — в твоей комнате на пороге!»

— Уф-ф… Одно получилось, — и снова подорвалась с колен.

Мужчина меня терпеливо ждал. Я — еще раз вгляделась. Сквозь наложенное на сруб «заклятье стекла». Высокий. Лопоухий. В длинной белой рубахе навыпуск. Волосы темные и торчком. А во взгляде — покорность судьбе. Тоже мне…

— Ч-чирк!

И вмиг оживился:

— Вы вернулись?

— А как же, — зло хмыкнула я. — Зовут как?

— Меня? Ванни. Ванн. Первым именем меня мама звала. А как вас величают?

— Агата.

— Агата, — повторил нараспев и, вдруг, улыбнулся. — Агата, вы меня выпустите?

— А что, очень надо?

— Очень, Агата. Я и так задержался.

— Неужели? И куда же вы шли?

— Еще не решил. Зависит не от меня.

— От «зверя».

— Вы что-то сказали?

— Сказала: дальше вместе пойдем.

— Чирк-чирк!

— А ты — попорхаешь… Вы меня слышали?

— Слышал. А путь наш с вами куда пролегает?

— В надежное место. Если такое еще существует.

— Агаточка! — истошный крик моей тетки подорвал пичугу с окна. — Агаточка, я пришла!

— Агата, кто это?

— Я скоро. И дело не ваше.

Вот тетка у меня — молодец. В который раз убеждаюсь. И даже не дернулась тонкой ручкой в моей «железной клешне». Лишь громко вздохнула… когда глаза открывала:

— Это она и есть? Которая умирающая?

Я, роясь в сумке, с колен кивнула:

— Ага. И слушайте дальше: ее надо подвалом в столицу. Вы на улице Четырех ветров ориентируетесь?

— Ну да… Агаточка… Ой. Грифон.

— Туда не смотрите! Значит подвалом и чем ближе к дворцу Прокурата, тем лучше. Там сразу кого-нибудь крикните. Вам помогут. Ее надо к нашему лекарю.

— А что с ней?

— Толком не знаю, — и запрыгала на ноге, натягивая штанину. — Сталкивалась всего раз в Бередне. Там селянина похоронили, а потом дружно бегали от него, как от злостного упыря. Оказалось — «торпор». «Оцепенение» по латыни — уснул без признаков жизни. Но он — человек. А здесь — маг и на четверть алант. А я — не лекарь. Так что… пусть сами решают. Теперь — дальше. Начнутся вопросы: где нашли и при каких обстоятельствах, — замерев с рубашкой в руках, скривилась. — Вот гном этот ваш — совсем ни к чему.

— Сама знаю. Давно пора поставщика поменять.

— Что?.. Не о том я. Если б не он, можно было б сказать: «Ушла племянница еще накануне в дальние дали», а так…

— Куда это ты «ушла»? — вскинула глаза от Ксю тетка.

— Неважно. Скоро вернусь. Дела у меня. И… слушайте дальше: про «дальние дали» — запасной вариант. Потому что про персону мою надо молчать до последнего. Так что: пошли проверять…

— Бузину?

— Так точно. Поспела ли ягода на варенье. А наткнулись на это.

— Агаточка, а что это?

— Не знаю, тетя Гортензия. И вам лучше не знать, — и дернула за рубашечную шнуровку. — Всё… Ну что, по исходным?

— По… куда?

— Чертите подвал. И… извините, что так получилось.

— А-а, — распахнула рот тетка. — Агаточка, последний вопрос: Нинуль… Нинон-то можно все рассказать?

— Так все равно ведь расскажете?.. Можно. Вы же ей доверяете?

— Да. А маме твоей?

— Уф-ф… Маме можно. Чертите подвал…

Как только в нем под пыхтенье исчезли волочащиеся ноги Ксю, я еще раз обозрела пространство. Потом, подхватив с травы сумку, «подчистила» за собой следы и сиганула к избушке. Сцена третья нашего «водевиля»:

— Я вернулась. Быстро уходим, — и знаком «закрепила» тело рыцаря у двери. Он даже не шелохнулся. И когда оттуда боком выскользнул Ванн и потом, с вернувшейся вновь «опорой»… Вот за что работу свою… Чтоб однажды точно так же мертвыми глазами смотреть в трухлявый косяк. А тебя кто-то наглый воспринимал, как «помеху». А все почему? Потому что «работа». И у каждого свой собственный «долг». И иногда они очень сильно разнятся. Не смотря на то, что оба — коллеги.

— Агата, я готов, — мужчина понимающе улыбнулся. Вот только не это!

— Уходим, — и первой направилась прочь. Лишь еще один знак напоследок — меня здесь не было. Никогда…

В здешних предгорьях я раньше никогда не бывала. Знала лишь из прокуратского учебного курса, что лет двести назад велись тут обширные рудные разработки. А значит, должна быть к ним и дорога. Указанная, кстати, на всех служебных рыцарских картах. Правда, как тонкий пунктир вдоль гор, часто прерываемый скалами и провалами. С красными крестиками бывших шахт по верхнему краю и поперечными линиями мостов. Вот на последнее я возлагала большие надежды, так как река Сележа, берущая начало как раз по нашему курсу, была серьезным препятствием. Хотя до нее еще дойти надо.

А пока же, сразу за тылом избушки махнула в высокий густой ельник. И смело зашагала по пожухлой хвое:

— Старайтесь идти вслед за мной.

— Хорошо.

— И по возможности, не влазить в подлесок. Это и паутин касается и высокой травы. В общем, всего, на чем можно оставить следы. И…

— Агата, я вам внял, — Ванн, стряхивая на ходу паутину, виновато скривился. — Она здесь висела, между деревьев.

— Ага… Висела. Так надо было пригнуться.

— Так я не заметил. И обещаю впредь вас по подобным поводам не удручать… Агата, вы мне так и не огласили наш с вами путь.

— Хорошо, — оторвала я взгляд от просвета впереди. — Оглашаю: путь наш лежит чрез высокие леса и широкие реки. Тернист он и долог, ибо все благие дела достигаются лишь упорством. Как вы, Ванн, к «благим делам» относитесь?

Мужчина за моей спиной на несколько секунд впал в раздумье:

— Со всей искренностью к ним отношусь.

— Ага. Надеюсь, она вам не изменит и в ответе на следующий мой вопрос: что «зверю» от вас было надо?

— То, что ценится более всего и дается нам свыше, как дар. Ибо нет ничего в мире дороже и чище, чем это, — оповестили меня с явной улыбкой.

— Ага-а.

— Агата, я вас обидел?

— Чего?

— У нас с вами — равноцветное полотно: вы не доверяете мне…

— А вы…

— А я ничего не ведаю о вас. Что ж до доверия, то вы его, несомненно, достойны.

— Да что вы?

— Воистину говорю. У меня нет причин сомневаться в вашем душевном порыве. И я лишь надеюсь, что не стану причиной его колебаний.

— А вот я сейчас…

— Он не поколеблется из-за меня.

— Мой… — открыв рот, замерла я на месте.

— Порыв души, — нагнал меня Ванн. — Агата…

— Я вас просто спросила: какого рожна от вас надо было «зверю». И всё.

Мужчина, не отводя от меня карих глаз, вновь улыбнулся:

— Жизнь. Все очень просто.

— Очень просто?

— Он выследил меня и пришел, чтоб отнять мою жизнь.

— Откуда он вас выследил?

— От места моего появленья. Моего и…

— Ч-чирк!

Огненная пичуга, прогнув ветку ели, взмахнула крыльями и села рядом с мужским плечом. Ванн, скосившись на нее, вздохнул:

— Нам надо спешить.

— Это… да, — мужчина качнулся, обходя меня сбоку. Птичка тут же вспорхнула вместе с порывом лесного ветра. Я ошалело повела носом. — Нет… Да нет же… Обман обоняния.

— Агата! Здесь, сразу под бугорком, тропа начинается!

Вот, никуда не годное «полотно», рыцарь Вешковская! Никуда не годное! А, ну, быстро взять себя в руки!

— Стойте там! Я иду!.. — и, тряхнув головой, понеслась догонять…

— Тропа, значит? — оба застыли мы на самом краю бугра. За спинами — бор. Впереди и справа — валуны с кустарниковыми проплешинами. А слева, в узкой долине — одинокое пастбище. И даже рыжие овцы на нем скучают. Что ж до тропы… — видимо, восточнее этого места — ручей. Или запруда.

— Почему? — с прищуром повернулся ко мне Ванн.

— Да потому что тропа — овечья. Неужели, не видно? Или вы копыт от человеческих следов не отличаете? Они туда на водопой всем скопом…

— Я внял. А нам она, значит, не подойдет?

— До пастбища прогуляться? — вот же где проверка для «порывов души». Мужчина, вздохнув, насупился. — А-а. Я поняла. Вы — голодный?

— Я могу потерпеть.

— Ну, так, терпите. Мили три пройдем, и я еду сама навещаю.

— Агата, что вы под этим словом подразумеваете?

— Магию. Правда, в данном случае — без изысков. Умею яблоки, помидоры, огурцы и… блины. Так что с голода не загнемся. А сейчас, перед тем, как выходить на простор, мне надо кое-куда отлучиться.

— А под этими словами?

— Сходить по важной оказии. Я недалеко, но вас буду видеть. Так что…

— Агата, конечно, идите, — и столько возвышенности в тоне и в голосе, что удержаться от искушения невозможно:

— О, благодарю вас… Л-ловите! Правда, яблоки у меня всегда кислые получаются. Не знаю, почему…

Нечисть в Ладмении, вся сплошь изученная, квалифицированная и учтенная, отличается от береднянской, как ленивый пес от дикого голодного волка. И единственные существа, на которых реагирует «остро» — пронырливые прокуратские кадеты. К этой категории можно также отнести студентов и юных магических самоучек. Вот на них у нашей ладменской нечисти крайняя аллергия. Ведь сколько учебных трактатов с практической частью написано? Сколько корявых заклятий испытано? Впору вконец мутировать или, собрав пожитки, добровольно махнуть в сторону Склочных болот. Да так бы, наверное, и было (по крайней мере, в радиусе миль сорока вокруг Куполграда), если б не… нечисть в Ладмении еще и ленивая…

Тук-тук-тук по скользкому трухлявому стволу поваленного невдалеке дуба. Тук-тук…

— О, доброго дня, — в пустом нутре дерева громко вздохнули. — Доброго дня, говорю. Вылазь, разговор есть, — сущность вновь подала признаки жизни, отозвавшись в моей «глухой» голове тихим шебуршанием. Ну что ж, придется по-другому. — Прокурат. Девятая комтурия. Покинуть нору, — и вспыхнувшую «печать» прямо к стволу — внутренней стороной правой ладони.

И дело сразу пошло на «сближение» — шушель, растолстевшим ежиком из мха, выкатился наружу и вперил в меня свои маленькие круглые глазки:

— Мы тихо сидим, — оповестил с придыханием. — Мы тихо.

— К тебе лично претензий нет. Вопрос есть, — и скрестила на груди руки. Создание пару раз моргнуло и вновь уточнило:

— Мы всегда тихо.

— А со слухом как? На слух не жалуешься?

— Мы тихо и… далеко слышим.

— И что сегодня ночью услышал?

— Мы… всё тихо.

— Да неужели?

— Всё-всё тихо.

— А если еще… припомнить?

Шушель, изображая мыслительный процесс, весь бурыми переливами пошел. Так старается, кроха. Да только, здесь и дар мой не нужен — опыта семилетнего достаточно.

— Всё-всё тихо, рыцарь, — твердо подтвердил после «дум». — Ручейник воду при луне баламутил: плескался и рыбу гонял. И всё.

— Ну, раз «всё», значит, «всё». Только у меня еще два вопроса: в какой стороне «особенно тихо» было и куда потом «это тихо» откатилось? Ты хорошо подумай, потому как, если сейчас затрудняешься, я тебя с собой заберу. Я как раз «источник этой тишины» ищу. А ты, может, припомнишь уже по дороге. Ну, так что?

И переливы пошли с новой силой:

— Тихо… тихо было ночью вон там, — корявой лапой в сторону оставленных Гусельниц.

— Ага-а.

— А ушло вон в ту сторону, — и ткнул пальчиком в юго-запад.

— Вот, значит как? — прищурилась я туда же. Потом посмотрела на терпеливо торчащего меж елей Ванна и мрачно изрекла. — Ну, значит, там и встретимся… На родных улицах.

— Рыцарь, а мне?

— А ты сиди тут, тихо-тихо, — и, перепрыгнув через ствол, зашагала обратно к тропе…

Ну и к чему так живописно изумляться? Ведь чуть не навернулся с бугра. Ах, да!

— Ванн, это — личина. Для маскировки, — с расстановкой произнесла, медленно подходя. — Да, и голос стал ниже. Но, ведь, не упырь? Так?

— Та-ак, — сглотнув, кивнул он. — А вот…

— Так надо. Привыкайте. Да, брюнетка. Цвет глаз не помню — по памяти знак наложила. И, кстати: ворот рубахи наглухо застегнуть, браслеты — поддернуть. Чтоб моанитом своим не отсвечивать… Так вы идете?

— Иду… Агата?

— Ага? — обернулась, уже спускаясь к тропе.

— А величать-то вас как теперь?

— А, Пашутой. Так, кажется, оригинал в Бередне зовут.

— Пашута, — и что-то еще под нос. Однако скоро нагнал и пошел уже рядом. Тропа ведь. Хоть и овечья.

Без проблем мы прошли как раз мили три. Минули узкую долину вдоль изгороди пастбища, разбавив на время скуку и овец и их седого хозяина. Вот у кого спокойная жизнь. А потом снова нырнули под еловую тень, на обещанный ранее «обед». На спутника моего к тому времени смотреть было жалко (ночь в холодной избушке да еще в ожидании «зверя» отдыху явно не способствуют), однако моего сострадания хватило лишь на блины с помидорами:

— Яблоки будете?

— Благодарствую, но, откажусь. А вы… Агата? Или Пашута?

— Мы ж здесь одни, — почесав нос, занесла я над разложенной сумкой руку (это, вроде как, скатерть). — А это… что?

— Где именно? — вслед за мной задрал подбородок Ванн.

— Тень по деревьям, — и приложила ко лбу ладонь.

Тень вскоре мазнула обратно. Одиноко парящим над верхушками бора грифоном. И не разобрать было снизу, сколько на нем седоков. Однако «заноза» осталась. И не знаю, ощущал ли ее и Ванн, нов небо поглядывал и жевал исключительно молча. Правда, не ёрзал.

Еще через милю мы вывернули из бора к дороге. И о ней, действительно, уже лет двести забыли — завалов с нависающих гор не расчищали и кустарники не выпалывали. В одном только месте были видны очевидные следы цивилизации в виде надписи: «Кдрист, сволочь, верни долг!» И, судя по обилию согласных, речь сия была адресована представителю гномьей расы. Да и по тексту тоже. А вот сразу за этим «криком души»… я сама едва им не огласилась…

— Тысь… моя майка…

И ведь все правильно стратегически выбрано: справа — скала. Слева — валуны, не взлететь, не допрыгнуть. А прямо по курсу… Рыцарь в полной экипировке, качнувшись от стоящего поперек дороги грифона, медленно направился к нам.

— Пашута, что будем делать?

— Стоять и ждать. Он — один, нас — двое. Должны «разминуться», — и поправила сумку на плече.

— Так вы предлагаете нам…

— Прокурат. Пятая комтурия, — и подцепив рукой шлем, сдернул его с головы. — Рыцарь Подугор. Явите для проверки свои паспорта…