Варвара Спиридонова, ныне покойная

Чувствуя себя самым распоследним дураком на свете, Марк купил билет в оперу и два часа своей жизни угробил на то, чтобы усладить свой слух глубоким контральто Гренландии Брик.

Пела она хорошо, но душу не грела.

Чужая, красивая, бесполезная женщина.

Чего ждал от этого поступка Марк?

Опечаленный собственной глупостью, он бездумно шагал по улице, когда от стены отлепилась высокая фигура в плаще.

— Мужик, есть закурить? — противным фальцетом спросила она.

— Варвара, отстань, — мрачно сказал Марк, всё еще погруженный в причудливый мир своих чудачеств.

И остановился.

Фигура за его спиной была недвижной тоже.

Прежде Марк узнавал её по мимолетному выражению лица, по фантастическим переливам вокруг зрачков, по странному сочетанию порывистости и плавности движений.

Изумление, которое рябью пронеслось по лицу долговязого прыщавого верзилы, подтвердило догадку.

— Марк Генрихович, — протянул долговязый, — дражайший мой убийца. Вы буквально вышли сейчас на новый уровень. А если я в балаклаве приду, вы меня тоже узнаете?

Он не ответил, только раздраженно дернул плечом и пошел себе дальше.

За спиной раздавались легкие нерешительные шаги.

Марк шагал и шагал по мокрому после дождя асфальту, и злость разрывалась внутри на множество мелких осколков.

Безумие последних месяцев достигло своего пика.

В каком ненормальном, безвыходном, нелепом и отчаянном положении он оказался! Связанный по рукам и ногам с бесплотным призраком, духом мертвой, бестолковой, несчастной девицы, он словно принял на себя всё её одиночество. Стоило Варваре исчезнуть хотя бы на несколько дней, как замогильный холод оплетал его с ног до головы, а сердце замерзало и начинало биться медленнее.

Измученный всеми этими переживаниями, Марк спустился к набережной и подставил лицо всем холодным осенним ветрам.

— Маарк, — робко, на выдохе, произнесла Варвара.

Он услышал страх в её голосе.

Она подошла к нему ближе, и длинные руки долговязого верзилы обняли Марка за талию, а его спины коснулась впалая чахоточная грудь.

— Марк, — повторила Варвара, и тревоги в её голосе было пополам с пониманием.

— Не знаю, — сказал он, накрывая своими ладонями её ладони, сплетенные у него на животе, — не знаю, что мне с тобой делать.

— А что ты можешь сделать? — только и спросила она. — Только разве что прогнать меня, и то не выйдет. Потому что все равно буду ходить за тобой, даже если невидимой.

Марк развернулся к ней, вглядываясь в переливающийся перламутр её глаз, обхватил ладонями её лицо и мягко, нежно, долго поцеловал в податливые губы.

— Не знаю, — повторил он, когда Варвара с глубоким вздохом обняла его, — не знаю. Мы что-нибудь придумаем.

— Что тебя больше всего тревожит, Марк?

— Всё, — ответил он, подумав. — Я всё время боюсь за тебя. Мне не нравится, что ты все время уходишь, и я не знаю, когда ты вернешься. Мне не нравится, что ты каждый день умираешь заново. Что тебе постоянно приходится примерять на себя новых людей. Мне не нравится всё, Варвара. Но, — он потянулся наверх, и снова поцеловал её, — меньше всего на свете я хочу, чтобы ты исчезла навсегда.

Она смотрела на него грустно и задумчиво.

Гренландия Брик вернулась через несколько дней, и одного мимолетного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять, что вернулась она без Варвары.

— Марк Генрихович? — спросила она своим невероятным оперным голосом.

— Чем обязан? — с недоумением спросил он.

— Позвольте, — она потеснила его круглым плечом и проплыла в квартиру.

Марк закрыл за ней дверь и последовал следом.

— Итак, — сказала оперная дива, придирчиво разглядывая его. — Марк Генрихович, душегуб. Человек с выдающимся носом и очень известный среди читателей блога веселого трупика. Вы знаете, что среди нас есть ваши фанаты?

— Знаю, — мрачно ответил Марк, — я сам пилил дизайн этого сайта. К чему все это, Гренландия Тихоновна?

— Все люди, которые умирают из-за вас, становятся призраками?

Марк так изумился, что едва не сел мимо кресла.

— Полагаете, что существует такая статистика?

— Думали ли вы, что такое это ваша Варвара? Мысль? Субстанция? Сгусток энергии? Почему она осталась на этой земле? Почему она существует в такой странной форме?

— Я-то, может, и думал, но вам-то об этом зачем?

— Предположим, что нужно, — надменно заявила Гренландия Брик.

— Видите ли в чем дело, — ответил Марк, — на самом деле, Варвара могла стать призраком не из-за меня, а из-за моста, под которым погибла. Или из-за того, что в её смерти были виноваты кошка и собака одновременно. Просто она сама выбрала именно меня своим убийцем, и этим определила мою значимость в своей жизни. Не думаю, что вы сможете повторить её путь, назначив меня причастным к вашей смерти тоже. Чем вы больны? Рак?

— Не я, — ответила Гренландия Брик глухо. — Я, к несчастью, совершенно здорова.

— Сочувствую, — сказал Марк печально, — но не представляю, как вам помочь.

— А если я умру тоже? — быстро спросила она. — Призраки видят друг друга?

— Варвара ничего подобного не видит.

Гренландия прошлась по комнате, и ничего оперного и плавного не осталось в её движениях.

— Но что я должна сделать, чтобы моя любовь осталась после своей смерти со мной, как Варвара осталась с вами?

— А вы уверены, что это будет хорошо, Гренландия Тихоновна? — спросил Марк горько.

— Всё будет лучше, чем вечная разлука, — только и ответила она.

Варвара явилась в Селиванкиной — коротко стриженной теткой за сорок, джинсы, рюкзак.

— Странное дело, — раскладывая школьные тетрадки на кухонном столе, рассуждала она. — Вот Вера Васильевна Селиванкина, учительница начальных классов. Человек так бездумно ненавидит собственную жизнь, что готова отдать свое время кому угодно, лишь бы только не быть собой. А ведь это так круто: иметь собственную жизнь, которую тебе не приходится делить со множеством другим людей. Одну единственную большую, долгую жизнь.

— Варь, как ты думаешь, — спросил её Марк, погруженный в собственные мысли. — Лучше потерять любимого навсегда или сохранить его рядом с собой… в любом виде?

Она подняла на него взгляд, грызя ручку.

— Гренландия Брик приходила? Она такая бедняга.

Марк наклонился над ней и обнял её за плечи, уткнувшись подбородком в пропахшую дешевыми духами макушку Селиванкиной.

— Умирает тело, но умирает ли вместе с ним неукротимый человеческий дух? — спросил он задумчиво. — Если да, то что ты такое? Если нет — то для чего сильному духу такое слабое тело?

— Вот для чего, — ответила Варвара, как-то очень по-кошачьи выворачиваясь в его объятиях, разворачиваясь к Марку лицом, ища губами его губы.

— Что ты чувствуешь? — спросил он, вглядываясь в выражение её лица. — Ты по-разному меня ощущаешь в разных телах?

— Ты-то всегда одинаков, — сказала она. — Одинаково пахнешь, одинаково выглядишь.

— Ты тоже, — ответил он с улыбкой.