Артурчик тем временем порывался проводить Саньку, а заодно и нас до Загривок, но, пока моя сестренка выходила в туалет, мы со Славкой чисто по-мужски объяснили ему, почему сегодня этого лучше не делать.
По дороге настроение Саньки ничуть не улучшилось. Она так и шла, опустив взгляд перед собою в землю. То ли о чем-то напряженно, даже мучительно размышляя, то ли борясь с неизбывной печалью. Честное слово, первый… ну, или максимум второй раз в жизни я совершенно не понимал состояния моей сестренки! И от этого сам был совершенно не свой, растерянный и потерянный.
Мы со Славкой изредка переглядывались, и каждый раз после этого я машинально ронял вопрос:
– Ты как?
И получал от сестренки машинальный, какой-то бесчувственный ответ:
– Нормально…
Только у нашей калитки Славка решился подать голос.
– Саня! Саня! – тихо позвал он с двух шагов мою сестренку.
Так будят человека, опасаясь его напугать.
– А? – отрешенно откликнулась Санька, подняла взгляд и посмотрела Славке не в глаза, а куда-то на его правое плечо и куда-то вдаль, через его плечо.
– Спасибо тебе, – так же тихо проговорил Славка. – Вообще-то, ты меня сегодня спасла… Да всех нас спасла. – И добавил чуть-чуть громче: – Это было круто!
– Ну да, – кивнула Санька, продолжая глядеть куда-то туда же, за Славкино плечо, будто следя взглядом… ну, скажем, за котом Валтасаром, который мог где-то там вдали своей пресловутой огненной рыжиной отсвечивать… и сказала уж совсем тихо слово «Зашибись!», будто на самом деле весь день пошел у нее наперекосяк и случилось совсем не то, чего она хотела, пусть и с невольным крутым спецэффектом.
Дома произошла еще одна странность. Когда вернулся с работы наш папа, Санька, увидев его, как-то замерла… будто сто лет не видела, а папа появился внезапно! И вдруг кинулась к нему, прижалась, обхватила.
Папа удивился. Мы все удивились.
– Приятно, конечно, когда тебя так родная дочка встречает, будто ты из космоса вернулся, – проговорил папа, глазами задавая нам с мамой молчаливый вопрос: «Что это вообще было?!»
– Просто здорово, что ты тут, – услышали мы глухой голосок Саньки, упершейся лбом папе в грудь.
Она шмыгнула носом и отпустила папу.
Но не скажешь, что это был у нее приступ долгожданной встречи с любимым родителем. Печалью задумчивой отрешенности веяло от моей сестренки. И мы, прочая семья, только удивленно переглядывались.
За ужином этот мутный депресняк продолжался и растекался кислой тишиной со стола по всему дому.
Санька смотрела в тарелку.
Чуткие Павлины за столом только один раз внимательно посмотрели на дочурку и один раз посмотрели на ее братишку-близнеца. Я пожал плечами, а затем покачал головой так, чтобы стало понятно: ничего особенного, само пройдет. И кроме дежурных застольных фраз, понимающие Павлины никаких отвлекающих, а значит, раздражающих разговоров не вели. И только в конце пожелали своим детишкам «спокойной ночи». Санька, хоть глаз не поднимала, но ответила живо, что порадовало обеспокоенную семью.
– Спокойной ночи! – И ткнула меня локтем. – Аль, я прямо сейчас завалюсь. Спать дико хочу. Устала… Еще эта контрольная завтра.
– Нормальная идея, – поддержал я сестренку. – Я тоже. – И рискнул тихо напомнить: – Люлей схватил, пока ты не подоспела. Голова гудит.
Санька только кивнула в сторону – и всё.
Я же, хоть в сон меня совсем не клонило, и вправду решил капитально залечь, понадеявшись на то, что, выражаясь языком шибко умных психоаналитиков, сестренка все же «захочет поговорить об этом». О чем? «Вот и посмотрим, о чем», – подумалось мне тогда.
У нас с сестренкой большая общая комната в доме, но, когда мы стали потихоньку переваливать из детства в серьезное отрочество, Павлины рассекли комнату ровно напополам раздвижной перегородкой в японском стиле. Сёдзи – рамочная деревянная конструкция, на которой специальная бумага натянута. Очень умно получилось: вроде каждый по отдельности, но и оба вместе, ведь через эту перегородку можно было и шепотом переговариваться.
Короче, легли мы как бы спать. Но каждый, похоже, не собирался этого делать. У каждого какая-то напряженная конспирация получалась: у сестренки ее неукротимые мысли-тревоги, а у меня – тревога ожидания какого-то от сестренки откровения…
Минут десять прошло в тонко, по-комариному звеневшей тишине. Наконец мне показалось, что капли дождя начинают стучать по подоконнику… а потом я понял, что это Санька давит всхлипы. Давит-давит – и вдруг глухо забурлили в подушку или под одеяло настоящие рыдания.
Я вскочил как ужаленный!
Сестренка тотчас услыхала, как меня сорвало с постели к перегородке между нами.
– Аль, стой, не входи! – давясь и хлюпая, вскрикнула она. – Не входи! Оставь меня в покое!
Меня ледяным ветром обдавали ее слова. Я невольно замер и уставился в слепую ячейку перегородки на уровне глаз. «Оставь меня в покое, но не оставляй меня одну!» – вот что послышалось мне в мольбе моей сестренки.
– Ну и что мне делать? – вырвалось у меня.
– Просто ложись спать, Аль! – взяла себя в руки Санька. – Не бойся, у меня все в порядке. Просто стресс! Я же там как будто не собой была. А теперь – собой, понимаешь? Мне просто надо побыть одной, собраться.
Какая уж тут квантовая запутанность! Полный хаос! Честно признаюсь, я замерз и разозлился и на сестренку, и на себя за эту полную непонятку и свою неспособность как-то помочь ей, привести в чувство, обнять, как обычно бывало у нас, за голову и прижать к себе… Все бы сразу пришло в норму!
Я постоял еще немного в нерешительности и наконец напугался, знаете чего? Того, что мы с сестренкой будем становиться все взрослее и взрослее. И – неужели так будет?! – все больше будем отдаляться друг от друга. Ведь иначе и быть не может. У каждого будет своя семья, свои проблемы, которыми делиться – просто вываливать друг на друга целый мусоровоз всякой ерунды… Вот какие мудрые и муторные мысли о будущем мне тогда стали давить на мозг. И перед этой японской перегородкой я почувствовал дикое одиночество никому не нужного самураяронина. Вот таким себя и вообразил. Сейчас даже смешно, что такой образ родился в воображении и тучей опустился на сердце подростку. А тогда совсем не было смешно.
– Ну, я тогда пойду, – пробубнил я так, будто собирался теперь одеться и вообще навсегда уйти из дома в глухую ночь.
– Спокойной ночи, Аль! Ложись. Ты уже, наверно, замерз, – тихими словами разом остановила меня от роковых решений моя чуткая сестренка.
Ну, лег – что еще оставалось делать по-умному?
Лежу.
И вдруг муторно засыпаю… И в каких-то необычайных, пугающих обличьях начинает мне видеться моя сестренка… вот мы идем по нашей, главной улице Загривок – и Санька то в Артурчика превращается, то в Славку. И так получается, что я иду то между двух Артурчиков, то между двух Славок… и чувствую я себя, будто нахожусь между двух челюстей какой-то огромной хищной рыбины… и начинаю все сильнее бояться, что Санька вот-вот переплавится в меня и я куда-то денусь и больше ничего не смогу. Бывает, человек лежит в коме, в полной тьме, но все слышит и понимает… Вот чего-то такого я боялся в те мгновения.
И вздрагиваю, просыпаюсь, открываю глаза… а Санька молча надо мной стоит в клетчатой ковбойке. И глядит. Меня аж вместе с кроватью тряхнуло, одеяло ногами взметнул!
– Напугала!!! Ты чего?!
Невозмутимо-буддийское выражение на лице Саньки не изменилось.
– Аль, ты должен помочь, – тихо и абсолютно безоговорочно проговорила моя сестренка.
Я выдохнул:
– Фигня вопрос! Дай только штаны надену.
– Нет. Ты меня не понял, Аль, – сказала Санька, и в ее глазах появился живой, горячий, но слегка устрашающий блеск. – Надо Славе помочь. Надо, чтобы мы помогли Славе.
Я еще раз выдохнул:
– А на «после контрольной» это никак нельзя отложить?
Санька, поджав губы, помотала головой:
– У меня есть план. Его надо прямо сейчас обсудить.
– Погоди, ведь мы уже помогли Черному по самое не хочу, – включилась у меня почти долговременная память. – Ты уже помогла, как… как себе даже не представить! Эти жлобы наверняка будут обходить его теперь за километр.
Санька снова помотала головой. И на мою кровать так и не присела, отчего у меня закралось тревожное подозрение, что помогать Славке все-таки придется прямо сейчас, посреди ночи.
– Ты не понимаешь, Аль, – на удивление терпеливо сверлила моя сестренка. – Надо Славе помочь так, чтобы Натка в него влюбилась вот по самое-самое не хочу!
С каждым словом сестренка повышала голос – и у меня как-то диафрагму поджало… Все опять дико запуталось! Что это за идея бредовая такая?! И почему перед этим был рев в подушку?!
– А разве она еще не… – промямлил я. – Она же сама, типа, инициативу проявляет… Жлобы же не просто так заволновались.
– Ты не понимаешь, Аль, – заладила свое сестренка. – Надо, чтобы… В общем, короче, надо узнать, что она больше всего на свете любит.
– А в чем трудности? – решил я успокоить себя тем, чтобы не выходить из роли дурачка.
Девчонок все равно не понять, как ни тужься мозгами!
– Надо, чтобы ты завтра поговорил со жлобами, – опять же тоном мягкого, но необсуждаемого приказа сказала Санька.
Становилось интереснее.
– И по каким статьям предлагаешь переговоры? – спросил я…
…и помнится, невольно заулыбался, представив себе выражения на лицах жлобов, когда я к ним подвалю. При этом я был абсолютно уверен в том, что никаких переговоров ни о чем с ними не будет, потому и заулыбался.
– Надо им сказать, что нам тоже не нравится, что эта Натка Пак к Славке прилипла. Отбивает его от нашей дружной компании… В общем, уводит друга. И надо, чтобы девчонки ее класса с ней разобрались.
Вот тут меня окатило холодным душем! «Ты с ума сошла!», «У тебя крыша поехала!», «Ты берега потеряла!» – все эти крики пронеслись в моей голове… Молча пронеслись, потому что я сдержался: на сестренку при таком ее непонятном и явно нездоровом состоянии срываться было нельзя.
– Короче, ты хочешь, чтобы девчонки ее класса устроили ей жесткий буллинг за Славку и за то, что она переметнулась к девчонкам нашего класса, – процедил я предельно холодным тоном, на который был в ту минуту способен, и подтянул одеяло к подбородку. – Так, да?
– Типа того, – кивнула сестренка.
– Может, я чего-то не улавливаю… – с предельно мудрой мягкостью, на какую, опять же, только был способен, продолжил я. – Но ты-то сама улавливаешь, что на темную сторону прямо сейчас переходишь?
Санька помолчала несколько секунд – уже хорошо!
– Ну, это временно, Аль. Для дела. Для пользы. Потом разрулим, – сказала она.
Я понял, что с дороги ее не свернуть.
– И как таким способом ты влюбишь Нату Пак в Славку по самое-самое?..
Санька, не думая ни секунды, выпалила тотчас:
– А я на нее настроюсь. И когда ее будут бить, превращусь в нее и узнаю все ее желания… и узнаю, что она больше всего любит… и вообще, узнаю, чего она от Славки хочет… и заодно помогу, конечно!
У меня в самом буквальном смысле голова кругом пошла от таких чудовищно негуманных планов.
Дожидался я, пока Санька «захочет поговорить об этом»… и вот дождался, нате вам с кисточкой!
Одно было понятно: сверхспособности, которыми владели детишки-кассиопейцы, им самим нипочем, а вот психику простой земной девочки могут серьезно покалечить! Лампочку, рассчитанную на 127 вольт, можно, конечно, ввернуть в патрон, что в сети на 220 вольт, она даже вспыхнет ярко, но ничем хорошим это не кончится!
Я постарался задуматься сильно и быстро. И вот что у меня получилось:
– Сань, а ничего, что у нее какой-то там пояс тхэквондо? Она одноклассниц уложит, не успеешь ты в нее превратиться.
– Может, успеет, а может, и нет, – легко парировала сестренка. – Надо попробовать! – И опять за свое: – Надо Славке помочь. Он такой…
И запнулась.
– Какой? – поймал я намек на что-то, возможно, важное.
– А не важно, – тотчас отмахнулась Санька. – Так ты поговоришь со жлобами или мне самой к ним подойти? Они ж меня тогда не видели. Не успели. Верно?
Я вздохнул… а выдохнул с трудом:
– А может, проще и к делу подойти?
– Как? – вопросила Санька, и у меня появилась надежда.
И я временно скрыл от нее свою простую идею: по-дружески предложить Славке самому ему, дружбану нашему, узнать у Наты Пак, что ей больше всего на свете нравится, а потом уж и помогать ему всем нам дружно и по полной программе.
– Сань, утро вечера мудренее! – сказал я. – Ты меня спать послала. Теперь я тебя спать посылаю. А это недалеко отсюда… Хорошо? А завтра после контрольной все обсудим. Нормальный, по-моему, план.
И Санька – ура! – согласилась! Ну да, просто, наконец, устала. Выдохлась.