Ваниль и карамель

Глава 19. Алиса

Озеро волнуется. Вода потемнела, покрылась рябью, на берег наползают пенистые волны и лижут песок. Небо нависает тучами — темными и низкими. Они клубятся над головой и обещают скорый дождь.

Я люблю дождь.

Сижу на берегу, обняв колени, и смотрю вдаль.

Пытаюсь вспомнить сон. Он был яркий. Чувственный. Красивый сон, из тех, что хочется сохранить в памяти. Досадно, что не получилось.

— Знаешь, ты мне как дочь, — говорит Барт спокойно. Он сидит рядом, на песке, и волны омывают его обнаженные лодыжки. Ногти на ногах ровные, правильной формы. Его голос сбивает меня с мысли, остатки сна развеиваются туманом.

— Да, — киваю. — Ты говорил мне однажды.

— Как дочери, хочу дать тебе пару заветов. — Его ладонь — большая и теплая — прячет мою. Взгляд проникновенный, ласковый. Он близок, как и любой сольвейг, с ним рядом спокойно и хорошо, но почему-то мне все меньше нравится этот разговор. — Будь храброй. Поступай по совести. Береги близких.

Он вздыхает, вдруг порывисто обнимает меня за плечи и прижимает к груди. Я слышу, как бьется его сердце — быстро, как испуганная птица. Это настолько идет вразрез с его образом спокойного и уверенного вождя, что я невольно пугаюсь.

— Не бойся ступить во тьму.

— З…зачем ты…

— Пророчество сбудется, и ты знаешь это.

Он отворачивается, и смотрит на воду, темную, будто смола.

— Я… умру?

— Тебе решать, Полина.

— Я не хочу умирать!

— Не ты, так твои близкие. Готова на такой обмен? — Он снова поворачивается, и я вижу — не шутит. Действительно ждет ответа. На дне глубоких, карих глаз — просьба и надежда.

— Эрик меня спасет, — говорю упрямо. Ищу на его лице хоть тень поддержки. Не нахожу, но все равно цепляюсь за нерушимые истины. — Не даст меня в обиду.

— Он силен, твой воин. И печать на тебе испепелит любого, кто к тебе притронется. — Барт указывает на мой живот, и я вспоминаю: печать Арендрейта. Убережет ли она от убийцы? — Карающий огонь.

— Тогда чего бояться?

— Мне было видение этой ночью. Ты на ритуальном камне атли. И печати на жиле не было.

— Кто-то… снял ее? — ужасаюсь.

— Ее может снять тот, кто ставил. — Он посмотрел на меня серьезно и добавил: — И тот, кто носит.

Порыв ветра рвет мои волосы, небо вдоль, до самого горизонта разрезает молния, а через секунду гремит так, что закладывает уши. На песок падают первые капли дождя.

— Что это за место? — вырывается у меня мимо воли.

Барт довольно улыбается, касается моего лба ладонью, и последнее, что остается у меня от этого сна — его прощальная фраза:

— Иногда ты задаешь правильные вопросы. Я отвечу на этот, когда мы встретимся в следующий раз.

И этот сон, так же, как и тот, прошлый, тает, просыпается песком между пальцев. Ускользает. А я возвращаюсь в реальность.

— Просыпайся, соня!

Глаза открыть оказалось трудно. Тревожное сновидение навалилось на плечи грузом и никак не хотело отпускать.

— Слышишь, вставай.

Пальцы щекочут кожу за ухом — одно из самых чувствительных моих мест. И я, наконец, разлепляю веки.

Высокие потолки с лепниной. И свет бьет сквозь начищенные окна, стелется по полу, впитывается в покрывало, наползает на кровать. Дома. Как же приятно проснуться дома!

Остатки сна слетают мгновенно, губы растягиваются в блаженной улыбке.

— Я так соскучилась!

— Когда только успела? — пошутил Эрик и погладил меня по щеке.

— Ты меня забрал? Когда?

— С рассветом. Не захотел будить, ты такая милая, когда спишь.

— Больше никогда меня так не бросай, — отчитала я его и ни капли при этом не шутила.

— Ты же сама просила найти Мирослава, — прищурился он, и в глазах заплясали смешинки.

Доволен. Дрался и победил. От него даже сейчас пахнет битвой — карамельный, пьянящий аромат.

Но мне не интересно, кого он там убил. Скольких. Я вскакиваю на ноги — у меня свой азарт.

— Где он?

— Внизу. Ждет, когда ты, наконец, проснешься.

Я метнулась было к выходу, но застыла у огромного — почти во весь рост — зеркала в резной оправе. Вид у меня был тот еще: смятая одежда, заспанное лицо, всколоченное гнездо волос на голове…

Эрик проводил меня насмешливым взглядом и со знанием дела кивнул:

— Пожалуй, сначала тебе нужно в душ.

Не согласиться с ним я просто не могла.

После душа полегчало. Воспоминания о кошмаре смыло теплой водой, сам кошмар развеялся и ничего плохого не предвещал.

Нет, я знала, что Барт не снится просто так. Знала и задвинула это знание куда подальше. До лучших времен. Возможно, вечером я подумаю над этим. А сейчас нужно помочь Мирославу.

В гостиной шумно и людно. Эрик, Даша, Тамара. Роб обнимает Лару за плечи. Ира притаилась в глубоком кресле у камина. Влад полусидит на подлокотнике рядом, и вместе они кажутся до жути милыми и гармоничными.

Даже Каролина здесь, по правую руку от Эрика, и мне невольно вспомнились слова Риты. Въедливые, злые. И сомнение червяком поселилось в груди.

Рита тут, рядом с Дашей, а по другую ее сторону — Игорь. И она держится за него, как за спасительную соломинку — крепко, будто боится, что если выпустит, он исчезнет.

Дарла, как всегда чересчур яркая и громкая, что-то быстро шептала незнакомой мне брюнетке. Брюнетка не сводила с меня внимательных, серых глаз и морщила аккуратный смуглый носик. От взгляда ее — прямого и наглого стало не по себе.

Стол накрыт — бутерброды и чай. Для тех, кому недостаточно просто поесть — спиртное. Коньяк в пузатых рюмках и вино в глубоких бокалах на тонких ножках. Теплая атмосфера общения. Как раньше. Как в атли до войны…

Мирослав был все тот же. Улыбался, сидя на диване в гостиной, и что-то отвечал Эрику. Увидев меня, поднялся на ноги, и разговоры как-то сами по себе стихли.

Тишина после гомона показалась оглушающей.

— Привет.

Не верилось, что я, наконец, вижу его. Гектор обещал, что не тронет, но разве можно верить Гектору?

— Я волновалась.

Слова липли к нёбу. Слов было недостаточно. Мало. Ничтожно мало. И когда Мир шагнул навстречу, раскрывая руки в приглашающем жесте, я наплевала на незнакомых мне людей, преодолела разделяющие нас ступени и утонула в крепких, терпких объятиях.

— Никогда так больше не делай! Не пропадай, слышишь.

— Не буду.

— Как ты… вообще? Ты все еще…

Кивнул.

— Влад сказал, ты можешь помочь.

Взгляд лукавый, как обычно. Щурится. И словно окатывает теплом. Давно я его не видела. Слишком давно, чтобы успеть забыть.

— Могу, — кивнула и снова прижалась щекой к его груди. Запах незнакомый — сладковатый, но не отталкивающий. Не его запах — чужой, но крепко привязавшийся к коже.

— Ценное умение накануне войны. — Голос этот мне незнаком, и я поворачиваю голову. Брюнетка все так же смотрит — с вызовом, не стесняясь. И представляется четко и кратко: — Алиса.

— Поля, это Алиса, моя… подруга.

Мирослав смущен. И немного воодушевлен оттого, что она представилась мне.

— Полина, — просто отвечаю я.

Теперь и я могу рассматривать ее. Красивая. Правильные черты лица, чуть вздернутый, небольшой нос, острые скулы. Темные брови вразлет, волосы чуть длиннее плеч, темные и блестят. Глаза серые, почти стальные, будят в душе неприятные воспоминания.

Пыточная. Распятый на дыбе человек. Злобная, мстительная улыбка.

Но только лишь глаза — в остальном Алиса ничем не походит на Мишеля.

Она чем-то похожа на Лару, если убрать идеальность и некую жеманность. Прямая. Решительная. Дерзкая. И, пожалуй, сильная.

— В войне? — До меня поздно доходит смысл сказанного ею.

— Она ничего не знает? — Алиса поворачивается почему-то к Эрику.

— Не успел рассказать, — отвечает он и встает. Смотрит на меня серьезно. — Если вкратце, то после смерти Альрика охотников больше некому сдерживать.

— Сдерживать… от чего?

Я все еще не понимала, как он погиб. Нет, мне не было его жаль, но все же Альрик — единственный, кто контролировал существующую систему. И теперь, когда его не стало, кто будет следить, чтобы все оставалось по-прежнему?

— От войны, верно? — ответила сама же на заданный вслух вопрос. — Охотники снова нападут?

У них для этого есть все, что нужно. Локализация племен хищных, отчеты, планы… И никакого сдерживающего фактора.

— Не о том сейчас нужно думать, — подал голос Влад. — Альрик мертв. Последнее звено цепи. И теперь охотник придет за кеном сольвейга. Самое время обсудить альянс.

— Я не могу ничего требовать, — глухо сказал Эрик. — Только просить.

— Не надо просить. Атли у тебя есть. Альва?

— Не совсем еще понял, в чем тут дело. — Мирослав немного отстранил меня и спросил очень серьезно: — Ты снова влипла, да?

— Сначала тебе поможем, — проворчала я, — а потом о делах, ладно? Не вижу необходимости в таком ажиотаже. Здесь безопасно. Безопасно ведь, Эрик?

В сознании всколыхнулись отголоски ночного кошмара, и предупреждение Барта эхом звучало в ушах.

— Конечно, безопасно, — ответил Эрик, не глядя в глаза. И мне не нужно было читать мысли, чтобы понять: врет.

Иногда мы прощаем друг другу вынужденную ложь. Иногда врем сами, чтобы успокоить.

Я старалась не думать о плохом.

В кабинете скади пахло мускусом. Воском еще — свечи оплыли, и он стек на медные подсвечники, образуя причудливые фигуры. Свечи Роб унес сразу же, а я усадила Мирослава на диван.

— Будет больно, — попыталась оправдаться.

— Потерплю.

Он метнул настороженный взгляд в сторону письменного стола, на который, ни капли не стесняясь, уселась Алиса. Пришла посмотреть, как я буду вытягивать кен Гектора. Странно, но внезапный интерес ни капли не льстил, а наоборот, раздражал.

Я присела рядом с Миром и взглянула на Эрика.

— Подержишь?

Алиса сложила руки на груди.

— Лучше я, — вызвался Влад и, не дожидаясь ответа, уселся по другую сторону от Мирослава и крепко обнял его за плечи.

Ира глубоко вздохнула в полутемном углу. Ей было неуютно здесь, и на Эрика она косилась с опаской, но неприязни не выражала.

— Нужно, чтобы ты поднял… ну… — Я указала на кашемировый свитер, светло-серый, который собрался на животе складками. Мирослав молча подчинился.

Закрыла глаза.

Жила была спокойна. Затихла в ожидании вторжения. Кен ясновидца — мутный, темно-серый, лениво ворочался и, казалось, спал. Его владелец благосклонен и не собирается причинять вреда. Пока не собирается. Мы не знаем, что стукнет в голову Гектору завтра. Особенно, если охотники…

Я приказала себе выкинуть дурное из головы.

Мои ладони — магнит. Цепляю кен и тяну на себя. На этот раз он не обжигает — приятно холодит кожу и выходит легко, не сопротивляясь.

Наверное, все равно больно, потому что Мирослав стонет и впивается пальцами в обивку дивана, а Влад крепче сжимает руки, чтобы не дергался.

Мирослав сильнее Игоря, и ему удается сохранить самообладание. Я радуюсь, что он нашелся — целый и невредимый. Но мне хочется поскорее с этим покончить и узнать о том, где он был, почему отключил телефон, что с ним произошло за то время, пока мы не виделись. А еще безумно хочется расспросить Эрика об Альрике. Мне до сих пор не верится, что он мертв — сильный, умный, хитрый. Кто мог убить его? А главное — что этот кто-то использует, когда придет за мной?

Ночной кошмар не давал покоя, возвратившись назойливым мыслями и тупой болью в затылке. Барт словно прощался со мной во сне. Словно… приговорил. А ведь я только начала жить! Только нашла семью, любимого, у меня сын растет.

Не хочу умирать! Только не сейчас. Это несправедливо.

Жизнь редко показывает справедливость. Бережет, видимо, на будущее.

Серый кен закончился внезапно. Ладони опалило мятой — освежающей и терпкой, а значит, жила чиста, и больше Миру не придется бояться мести ясновидца.

Я поправила его свитер и устало вздохнула.

— Все? — разочарованно поинтересовалась Алиса. Кажется, ритуал ее совершенно не впечатлил.

— Ты просто… сокровище, — шепнул Мирослав и осторожно меня обнял, а я уткнулась носом ему в плечо, понимая, что это только начало. Действий. Планов. Трудных решений. Казалось, я на грани очередного — и оно мне совершенно не понравится.

— Не нужно было уезжать так надолго, — обиженно ответила я.

— Знаю, я заставил поволноваться. Сначала я искал тех, кто может… — Он запнулся, посмотрел почему-то на Влада и тут же продолжил: — Сольвейгов, в общем, искал. И набрел на одно племя. Там было много сильных воинов, но не один из них не выжил. Тогда я узнал о готовящемся бунте охотников.

— Один выжил, — поправила его Алиса, с безразличным видом рассматривая собственный маникюр.

— Один выжил, — исправился Мирослав. — Алиса.

Воительница. Ну теперь понятно, почему она так себя ведет. Воительницы часто забывают о чувстве такта.

— А потом мы нашли ту стаю убийц, что напали на мое племя, — продолжила она и улыбнулась. — Славная была охота.

— Их было десять, из них один древний, — мрачно продолжил Мир. — И они не единственные, кто перестал подчиняться Альрику. Первозданный в последние месяцы потерял авторитет среди своих.

— Его никто не прикрывал, — тихо сказал Эрик, и волнительная радость от победы, азарт от свершившейся мести тут же улетучился из глаз Алисы. — Альрик был совсем один, когда…

Он замолчал. И словно не чувствуя себя в праве продолжать его фразу или даже разговор в целом, остальные молчали тоже.

Тишина стучала в висках пульсирующей болью, накатывала волнами, заставляя жмуриться. И я поняла, насколько устала. Прятаться, пытаться вычислить маньяка, переживать за жизнь близких и свою собственную.

— Кофе бы сладкого, — вырвалось у меня против воли, и кто-то в кабинете тихо выдохнул.

Ира — а это была она — тут же вызвалась помочь:

— Я сварю! — Осеклась, нерешительно посмотрела на Эрика и добавила: — Если можно.

Он кивнул, и она быстро вышла из кабинета.

Наверное, ей тяжело было тут находиться — вернуться в Липецк после нескольких лет, проведенных в бегах, находиться в доме человека, которого она с детства — нет, не ненавидела — сторонилась. Побаивалась. И считала виновником, хотя вины Эрика ни в чем и не было.

Но Иван ненавидел Эдмунда, и ненависть эта, даже отголосок ненависти, остался Ире в наследство от отца. Больше ничего не осталось, и она берегла эту эмоцию, лелеяла, взращивала в себе новые побеги. Зачем? Возможно, чтобы не забыть собственные корни.

Митаки больше нет. Альва тоже — настоящих альва, новые наверняка не настолько близки Мирославу. Вот теперь еще и племени Алисы.

Сколько еще племен было убито на войне? Сколько будет уничтожено на следующей?

Только вот война с охотниками, как правильно выразился Влад, не единственное, о чем нам нужно сейчас думать. И Алиса, будто стараясь напомнить об этом, повернулась к Эрику и спросила тихо, но требовательно:

— Кто он? Этот… человек? И что ему нужно?

— Если бы я знал.

Он далеко, в своих мыслях, и мне хочется утешить, поддержать. Дотронуться. Прикосновения как доказательство присутствия. Кожа у него теплая, и пальцы сжимают мои, когда я беру его за руку. Улыбка усталая, Эрик наверняка не спал. Вымотался. Нужно пополнить жилу, а для этого необходимо строить порталы на нижние слои. Уходить. На время, но все же…

Вернулась Ира с подносом. Дымящийся кофейник, свежие пряники горкой на блюде, чашки и блеск серебра. Кофе обжигало небо, но я все равно глотала жадно. Сладкий. Гул в голове постепенно стихал, а руки переставали дрожать.

Мирослав пил беспокойно, постоянно дергаясь и ероша волосы. Изредка касался живота — там, где еще совсем недавно таился в жиле ядовитый, чужеродный кен. После избавления еще болит некоторое время.

Пришла Дарла и утащила слабо сопротивляющуюся Алису в коридор. Эрик отошел к окну и с кем-то говорил по телефону.

Влад выглядел расслабленным и разбавлял обстановку редкими шутками.

— Хорошо дерется? — подмигнул Мирославу и кивнул вслед вышедшей Алисе. Намек был явным, незавуалированным, как и насмешка, и Мирослав опустил глаза.

— Та еще штучка.

— Хочешь себе?

— От моего желания мало что зависит. У Алисы ценный дар и она может выбирать.

— Разве она не воительница? — вырвалось у меня.

Воины всегда ценятся, но разве это такой уж редкий дар? У Мирослава полно воинов, причем, не слабых.

— Так и есть. Алиса убила древнего, Полина. Кроме того у нее есть способности к защите, причем, немалые.

— Защитница-воин? — удивилась я. — Разве такие бывают?

Мирослав кивнул, и пепельная прядь упала ему на лоб, прикрывая морщинку между нахмурившимися бровями.

— Она — единственная, кто выжил, когда на них напали. Ну и я еще. А потом, когда Эрик нашел меня, мы выследили тех охотников. Славная была битва.

Я в убийствах не видела ничего славного, но кивнула.

— Все равно у тебя есть шанс забрать ее себе, — сказал Влад и улыбнулся Ире, принимая у нее из рук чашку. Она улыбнулась в ответ — робко и как-то застенчиво, в несвойственной ей жеманной манере, поправляя волосы и опуская ресницы.

И я подумала, что зря Крег отпустил ее вот так, одну, с Владом. Впрочем, разве мог не отпустить? Ира уехала с мужем, туда, где живет ее племя. Рано или поздно ей бы пришлось… Два года назад она не была готова, но теперь что-то изменилось: взгляд стал другим, высказывания — не такими резкими, а принципы иногда меняются под воздействием времени и обстоятельств.

В конце концов, Влад тоже изменился.

— Боюсь, у меня в этом городе полно конкурентов, — пошутил Мирослав. — Алиса может захотеть в атли.

— Это вряд ли, — деланно вздохнул Влад. — У меня неудачный период — все красивые и сильные девушки уходят. Вон скоро еще одна сбежит в андвари.

— Не сбегу, — проворчала Ира и намотала на палец локон темных волос. — Мне и тут хорошо.

— Это радует, — совершенно искренне ответил Влад.

С ними рядом было тепло. Уютно. И я забыла — пусть и ненадолго — о сумасшедшем убийце, поджидающем где-то на улице. Хотелось говорить — неважно, о чем. Лишь бы выгнать дурные мысли, что вороньем кружили над головой.

— Ты решила вернуться? — спросила я Иру, когда мы остались наедине. Она собирала посуду на поднос и на меня не смотрела. Рука ее дрогнула, чашка стукнулась о другую чашку — фарфор стучит звонко — но голос остался твердым:

— Не решила. Но пока атли в опасности, да и ты тоже. — Она, наконец, на меня посмотрела. — Я нужна здесь.

— Я рада, что ты здесь. Крег… то есть вы…

— Он не возражал, — быстро ответила она. — Крег понимает серьезность ситуации и постарается помочь. Чем сможет.

— Тебе повезло с ним, — улыбнулась я.

— Повезло, — тихо согласилась Ира, подняла поднос, но рука снова дрогнула, и серебряная ложечка с витиеватой ручкой глухо стукнулась о ковер.

Я не стала ее задерживать и расспрашивать не стала. Показалось, Ира не готова к откровенностям даже наедине с собой. Она бескомпромиссна, упряма и не умеет прощать.

Но некоторые люди меняют нас, даже будучи на расстоянии.

Закаты в октябре ранние и внезапные. Глядя в окно, я провожала холодное солнце, спрятанное за редкими, рваными облаками.

Меня прикрывала плотная штора — я часто пряталась в кабинете, ожидая Эрика. Здесь, сидя на широком подоконнике, устланном меховой шкурой, уютно и спокойно. А еще можно подумать — в доме, полном людей, редко выдается урвать минуту одиночества.

Покой нарушает скрип двери, и я вздрагиваю.

Шепот и шарканье шагов, а еще голоса — не разобрать, чьи — восторженно шепчутся. Затаившись и поддавшись любопытству, я стараюсь различить слова.

— …и племя сильное, — говорит один из них, и я узнаю его обладательницу. Это Дарла, развязная защитница атли. — А главное — древнее. И вождь красивый. Где-то тут я сережку обронила. Золотая, жалко…

Она охнула и чертыхнулась, наткнувшись на какое-то препятствие. Я не видела, но судя по звуку, это была ваза. По видимому, после столкновения с Дарлой та упала и покатилась по ковру, а цветочная композиция, привезенная из Лондона, которой так гордилась Даша, наверняка навсегда испорчена.

— Осторожнее, — строго отвечал другой голос, и это без сомнения была Алиса. — Найдем мы твою сережку, не истерии. На счет племени, ты же знаешь, я уже определилась. Решения не поменяю, племя сильное и не менее древнее, чем атли.

— Влад говорил, Эрик не принимает в скади никого, — шипяще возразила Дарла. — Разве что этот кто-то замуж выйдет. Лара вон недавно за жреца их пошла. Да где же она? Черт меня дернул с Антоном этим обжиматься! Бабник он и есть бабник. Поматросил и бросил…

— Мужика тебе надо нормального, — усмехнулась Алиса. — Чтобы темперамент твой гасить.

— Где же найдешь его, мужика этого. Нормальные все заняты, — посетовала защитница.

— Хищный мужчина априори не занят! А замуж — я не против. За вождя. А что? Он сильный, привлекательный — жутко привлекательный, такому любая даст. Остальные на его фоне как-то меркнут, а я привыкла получать лучшее.

— Говорят, он однолюб. — Дарла зашептала еще тише, но подошла так близко к окну, что я прекрасно ее слышала. — И девочку эту переманил из атли. Влюбился типа. Венчались они совсем недавно.

— Не верю в однолюбов, — упрямо заявила Алиса. — Мужчины по природе полигамны. А жена не шкаф — подвинется. Я хочу в скади, и я буду скади, вот увидишь. Ты знаешь, я всегда добиваюсь своего!

Сидя там, на подоконнике, вынужденная прятаться и таиться в собственном доме, я поняла: у Мирослава нет шансов. А с Алисой этой мы не подружимся никогда.

Впрочем, у меня вообще не выходит дружбы с защитницами.