Ван Ван из Чайны 2

Глава 2

Медосмотр был воистину всеобъемлющим — пришлось сдать все анализы, подвергнуться придирчивому осмотру и ощупыванию со всех сторон, ответить на кучу вопросов, постоянно предъявлять медицинскую карточку, «флюорографироваться», дышать-не дышать на ЭКГ, терпеть противный гель, которым смазывают «ручки» УЗИ и даже посетить кабинет стоматолога. Зато теперь я знаю, что здоров как бык с головы до пяток!

Хуэю Ли повезло меньше — у него подтвердилась астма, подтвердилось ожирение (а то так не видно!), а эндокринолог объявил, что пацану в ближайшем будущем грозит сахарный диабет, если тот не сядет на диету. Новообретенный друг не сам мне об этом рассказал — просто мы по сути вместе ходили из кабинета в кабинет, и я частично слышал то, что ему говорили доктора. Увы, в какой-то момент пришлось прервать наше знакомство:

— Мне нужно на МРТ, в детстве я ломал ногу, — поразил он меня дотошностью китайских докторов.

— Понял. Дай свой Wechat, — попросил я.

— Ага! — с энтузиазмом кивнул он, и мы обменялись контактами.

— Часов через пять занят? — прикинув нужное на проводы бабушки время, спросил я.

— Нет, — поспешил ответить он.

— Тогда спишемся, я в третьем корпусе живу, — улыбнулся я. — Погуляем?

— А я в пятом, — едва заметно поморщился он.

Жалеет, что не в одном корпусе.

— А на каком этаже? — добавил вопрос.

— Седьмой, 703-я комната, — не стал я скрывать. — Увидимся! — махнул рукой.

— Увидимся! — махнул он в ответ, и я направился в изначальный, 216-й кабинет, чтобы отдать терапевту результаты анализов и получить заключение.

Это заняло минут пять, по итогам которых я и узнал о своем идеальном здоровье. Время идти прощально обедать с бабушкой Кинглинг под ее без дураков полезные советы. Большую часть из них я и сам знаю, но повторение — мать учения.

С Хуэем Ли мне все предельно понятно — у пацана никогда не было друзей, рос он китайцем в России, а здесь, в Цинхуа, год живет, язык учил, и теперь готов получать уже образование. Тоже не повезло — совсем другой у него менталитет, и с поправкой на лишний вес это дает то же самое отсутствие друзей. Ему очень хочется вцепиться в меня покрепче и не отпускать. Что ж, я не против — мне с полноценными китайцами скучновато, а паренек с неблагозвучной фамилией хотя бы русский культурный код впитал. Будем потихоньку выстраивать границы, немного воспитывать и сажать на диету. Не подкачает — пойдет со мной по жизни рука об руку, ну а если будет сильно надоедать и проявлять бесполезность — наши пути разойдутся. Я вообще-то тоже китаец, и мне «балласт» не нужен. Так-то маловероятно: потенциально из него можно «вырастить» того, кто ни за что не ударит меня в спину и пойдет за мной в огонь и воду. В пределах разумного, конечно, но очень крупных неприятностей я и сам изо всех сил избегать буду — зачем они? Показать, как гордо и красиво ты умеешь ссать против ветра? Глупо — свои же штаны пачкаешь, а ветру на капли и тебя самого все равно.

Пока меня не было, бабушка успела развернуться во всю мощь, помимо «прощального обеда» приготовив мне покушать на четыре дня вперед. И на дольше бы приготовила, но не вкусным же станет. Трогательно. Откушав риса с жареной курочкой под два разных салатика и бабушкины наставления, я помог ей собраться, и мы отправились на вокзал. Кинглинг перестала притворяться хорошо разбирающейся в столице и доверила навигацию мне — снова можно записать в «сигналы», подтверждающие мое в ее глазах право называться взрослым. На вокзал мы прибыли за пятнадцать минут до поезда, поэтому успели только обняться, вытереть друг дружке глаза, и я напоследок получил строгий наказ быть «хорошим яичком» и «не позорить родную деревню». Ну конечно же я пообещал и то, и другое.

С печалью на душе — всё, последняя живая ниточка связи с домом оборвалась, теперь я один на один с исполинским мегаполисом — я влился в поток людей в метро и поехал к «альма-матер». Телефон зазвонил незнакомым номером, и мне пришлось прервать меланхолическое созерцание набитого людьми вагона и перенаправить очередное рекламное предложение, продиктовав бабушкин номер. После этого написал сестренкам, чтобы поменяли контакты на своих страничках — всё, мне больше нечему учить «менеджера Кинглинг», дальше она справится и без меня.

— «Братец, пришли фотографии из Цинхуа! А лучше запиши видео, как гуляешь по нему и как тебе там нравится! А еще лучше — давай созвонимся по видеосвязи и вставим запись в наше следующее видео!» — пришло мне в ответ предложение.

А кому оно надо — на мою рожу смотреть? Ей только так удачно набранных подписчиков пугать.

— «Снимите пока что-нибудь другое, я еще толком сам не знаю где тут что, нужно привыкнуть», — временно слился я.

Личную интернет-популярность в целом можно как-то к своей пользе обернуть, особенно если она созидательная, вроде истории из грязи в князи как у меня, но пока голова забита совсем другим, а сестренкам нужно не пугать аудиторию «левой» фигней. Три четверти их зрителей меня не знает — не из телевизора пришли, а из «трендов», и им будет непонятно, что за Ван такой, и зачем ему надо знать о том, что этот самый Ван поступил в Цинхуа.

Выбравшись из метро, я поморщился — такая жара будет стоять еще долго — и побрел в общагу, которую лучше называть «домом». Слова — странная субстанция, и не даром Конфуций велел называть вещи своими именами. Не отстали от Учителя и русские, которые придумали поговорку «как лодку назовешь, так она и поплывет». От слова «общежитие» благодаря памяти Ивана пахнет казенной синей краской на стенах, скрипучими полами, двухъярусными кроватями и перегаром. От слова «дом» — и это общее для нас с ним — веет уютом, вкусной едой и запахами сада. Мне больше нравится второе.

Хуэй Ли пришел раньше назначенного времени и был мной обнаружен сидящим на скамейке рядом со входом в мой корпус и одетым в сандалии на босу ногу, красные шорты и красную же футболку. Это типа чтобы удачно со мной потусоваться? Пацан точно меня заметил, но сделал вид, будто нет — дает мне возможность «слиться» так, словно никто ни с кем ни о чем не договаривался.

— Хорошо, что ты пораньше пришел, — заявил я, направляясь к нему. — Зайдем? Мне переодеться надо — жара эта, блин.

— Можем погулять по корпусу, — выкатил Ли предложение. — После заката станет холоднее, могу устроить тебе экскурсию, — решил прощупать возможность скоротать с моей помощью остаток дня и выкатил козырь. — Вон там, — указал рукой в сторону Новых ворот. — Сразу за территорией университета, «Макдональдс», которым владеет мой отец. Хочешь сходим?

— Всем «Макдональдсом»? — удивился я.

Ли рассмеялся и пояснил:

— К сожалению нет, всего пятью точками в Пекине. «Макдональдс» — это франшиза, чтобы открыть свою точку нужно просто подготовить помещение по определенным стандартам и заплатить взнос за право быть частью сети. Весь доход остается владельцу точки. А еще у нас есть полтора десятка пельменных, но они далеко от Цинхуа.

Очень старается, чтобы мне было с ним дружить полезно. Поесть китайские бургеры я не против, но садиться Ли на шею со старта не хочу — нужно соблюдать баланс, а не эксплуатировать единственного друга и толстый кошелек его папани.

— Понял, — покивал я. — Давай пока подождем с «Маком» — бабушка перед отъездом наготовила мне кучу всего, нужно это съесть. Кстати, ты голоден? Один я не справлюсь, а выбрасывать еду для деревенского всё равно, что совершить страшное преступление.

— Не голоден, но могу посидеть за компанию, — застеснялся Ли.

— Тогда поедим чуть позже, когда проголодаешься, — не дал я ему слиться. — Идем.

Мы вошли в корпус, я приложил к «вертушке» свою карту — она не только дверь в комнату открывает, но и служит пропуском — и приготовился было изучить способ, которым нужно принимать гостей: в России друзья Ивана, приходя к нему в гости, оставляли «в залог» документы — как Хуэй Ли удивил меня, «пропикав» свою карточку и благополучно проследовав за мной.

— Они универсальные? — спросил я.

— Нет, только для своего корпуса, — покачал он головой, убрав карточку в кошелек и убрав тот в карман. — Просто я решил переехать — пятый корпус построили раньше, кое-где потрескалась штукатурка, и стиральная машинка там старая. А еще… — продолжил смущенно излагать надуманные причины для переезда.

Очевидно, почему он переехал, но я конечно об этом не скажу.

— Здесь хороший корпус, — с улыбкой покивал я, когда он замолчал.

К этому моменту мы успели подняться в лифте на мой этаж.

— Только жильцов мало как-то, — шагая по коридору, решил проконсультироваться со «старожилом». — Это во всем Цинхуа летом так?

— На этажах с одноместными комнатами, — ответил Ли. — Пусть Цинхуа и элитный университет, но многие родители скупятся платить за возможность своих детей жить в одиночку. Или просто считают, что делить с кем-то комнату им будет полезно. Впрочем, на лето отсюда уезжают очень многие. К концу каникул на кампусе будет не протолкнуться. Меня, кстати, сюда заселили, — как бы невзначай указал на дверь напротив моей.

Даже пугает немного такая «легкость на подъем».

— Так мы соседи! — улыбнулся я. — Это хорошо — в деревне добрососедские отношения очень важны, потому что от соседей никуда не денешься — сама судьба сделала так, чтобы вы жили рядом и все время видели и слышали друг друга. Помочь тебе перевезти вещи из старой комнаты?

Ли в китайской деревне не жил, поэтому иронии в моих словах не разглядел. Но она и направлена не на него, а на тех добрых односельчан, которые не стесняются влезать в семейные разговоры прямо из-за забора.

— Нет, я уже переехал, — отказался Ли.

— Заходи, — открыл я дверь своей комнаты. — Я быстро.

Пока сосед любовался на завернутую в одеяло кастрюльку — чтобы рис с курочкой остались горячими до ужина — я переоделся в красные шорты — типа поддержал «дресс-код» друга — и желтую футболку.

— Будешь готовить сам? — спросил он, указав на плитку.

— Правилами не запрещено, — ответил я.

— Не запрещено, — подтвердил он. — Просто обычно так не делают — здесь питаться в забегаловках обходится дешевле, чем покупать продукты и готовить самому.

Так это смотря какие продукты и что из них готовить.

— Для меня это неактуально, — улыбнулся я. — Я же деревенский, у нас там много земли и почти вся еда — своя. По плану я должен был вернуться в деревню до осени, но у меня появились кое-какие дела, поэтому придется дождаться посылку. Экологически чистые, выращенная своими руками и приготовленная с душой еда всегда лучше того, что подадут в кафе. Знаком с термином «пищевая промышленность»?

— Знаком, — несколько опешил от напора Ли.

— «Промышленность», — повторил я с важным видом. — От этого слова так и веет чем-то мертвым, химическим и даже пластмассовым. Как говорит мой отец Ван Дэи: качественная еда — основа всего! Когда у Китая были тяжелые времена, народ от голода спасла именно пищевая промышленность — просто нужно было насытить рынки большим количеством дешевой еды. Польза от нее сомнительна, но тогда выбирать не приходилось. А сейчас, когда Китай стал настоящим экономическим гигантом, народ все чаще начинает предпочитать натуральные, фермерские продукты. Например, закопченная буквально вчера свиная нога. Или наваристый куриный бульон из свежайшего мяса. Или сливы, сорванные прямо с растущего за окном моей деревенской комнаты дерева. А уж собственноручно сваренный сыр…

Пацан шумно сглотнул и заурчал животом, поддавшись натиску фермерского эко-продукта.

— У меня осталось немного сыра, чуть-чуть фруктов и вот этот дивный рис с картошкой по фирменному бабушкиному рецепту, — указал я на кастрюльку. — Идем на кухню, нужно съесть, пока горячее. Когда мои запасы кончатся, отплатишь мне бургерами.

— Тогда я помою посуду, а еще у меня осталась половина пирога с яблоками — утром купил, — не пожелал оставаться в моральном долгу до самого конца недели Ли.

— Договорились, — кивнул я. — Отметим наше соседство небольшой пирушкой, — вытянул руку ладонью вперед, и сосед неуклюже дал мне «пять».

— Я быстро! — после этого заявил он и побежал за пирогом.

Хороший пацан.

За обедом Хуэй Ли продолжил рассказывать о себе, по моей просьбе делая это на русском:

— Моя мама была кореянкой — они с отцом познакомились в Москве, ее семья жила там уже третье поколение. Сначала все было неплохо, но потом она ушла от отца к японцу и уехала с ним в Японию, бросив нас. Меня воспитывала бабушка — отец купил для нас дом в Подмосковье, городок назывался Королёв — в честь русского космического ученого.

— Знаю такого ученого, — покивал я.

— Городок был неплохим, а русские к нас, китайцам, относятся хорошо — даже почти не смеялись над моей фамилией, — вполне искренне улыбнулся Ли, и я испытал гордость за приверженность соотечественников Ивана идеалам дружбы народов. — Если немного переделать ее, она звучит как…

— ***, — опередил я.

Рассмеявшись — русских, а это в первую очередь не разрез глаз, а менталитет, очень веселит, когда иностранцы осваивают русский мат — Ли спросил:

— Прадедушка научил тебя и этому?

— Этому — в первую очередь, — засмеялся и я. — Русские любят шутить над иностранцами, заставляя их материться, и прадед не хотел, чтобы я угодил в ловушку, если вдруг окажусь в России. Представляешь, когда-то он служил переводчиком при самом Мао Дзэдуне и имел честь переводить слова самого Сталина.

— Быть не может! — не поверил Ли.

— Я бы и сам не поверил на твоем месте, — не обиделся я и полез за телефоном. — Смотри, вот старая фотография, на которой прадедушка — вот он, второй ряд слева за спиной Великого Кормчего. Этого недостаточно, понимаю — просто старая фотка. Сейчас… — полистал фотки. — Вот вырезка из старой газеты, где в составе делегации Мао дедушка ездил в Москву на переговоры к Сталину в 50-м году. Вот, Ван Ксу, переводчик. А вот…

— Да я верю, — подумав, что обидел меня недоверием, попытался закрыть тему Ли.

— А я просто хочу похвастаться крутым прадедом, — широко улыбнулся я. — Вот здесь — кусочек архивной кинохроники за 52-й год, где можно увидеть сильно искаженное, но узнаваемое лицо Ван Ксу, когда он с важным видом стоит на трибуне рядом с Мао — по регламенту ему там было не место, но Кормчий оказал деду великую честь, позволив постоять рядом. А еще это место попросту нужно было закрыть кем-то подходящим по росту.

— Ничего себе! — послушно «восхитился» Ли и спросил. — А почему такой важный человек, как твой прадед, оказался в деревне? Перебрался на пенсию?

— Не, там грустная история, — убрав телефон, ответил я. — Когда Мао начал Культурную революцию, члены приближенной к нему группы чиновников и доверенных лиц, в число которых входил мой прадед, проиграли более сильной группировке. Деда сильно избили хунвейбины — он полагает, что по ошибке, но я думаю кто-то таким образом выместил на деде злость от того, что его на трибуну брали, а заказчика избиения — нет. Пришлось дедушке бежать из столицы в Сычуаньскую глухомань и много лет не отсвечивать, чтобы семье не прилетело сильнее от кого-то из старых недругов.

— А как на самом деле? — открыв от любопытства рот, наклонился над столом друг-сосед.

— А на самом деле это все было давно, и правды мы никогда не узнаем, — развел я руками. — Ныне Ван Ксу простой пенсионер, его дети и внуки — обыкновенные фермеры, и только меня, его правнука, угораздило стать Первым учеником Сычуани. Повезло.

— Я думаю ты просто набрал максимум по русскому, — догадался Ли. — Ты говоришь на нем лучше, чем я — на китайском.

— Набрал, — подтвердил я.

— А на переводчика учиться с таким талантом ты не пошел, потому что не хотел повторить судьбу своего прадеда? — догадался он и о другом.

— Вроде того. А еще мне действительно нравится спорт. А почему ты выбрал этот факультет?

— У меня есть разряд по настольному теннису, а у отца — знакомый в Министерстве спорта, который присмотрит за моей карьерой, когда я получу диплом, — как на духу выложил Хуэй Ли.

По блату — как я и думал.

— О, сыграем? — предложил я. — Тут на первом этаже есть столы.

Покраснев, пацан ответил:

— Я плохо играю — если бы не другой знакомый отца, мне бы не выписали бумагу о наличии разряда.

Вот они, плоды многолетней кампании по искоренению коррупции, прямо передо мной сидят. Головы этой гидры никогда не перестанут расти!

— Я тоже в настольном теннисе не силен. Просто немного скрасим разговор стуком мячика, — не оставил я Ли выбора.

— Угу, — смиренно кивнул он.

Слабовата тренировка, но хоть что-то.