Вампир для художницы [СИ]

Я только ступила в холл, а с меня уже натекла целая лужа. Вздохнула и стянула плащ, оглядела его и поджала губы. Сильно вымок, жалко, а ведь добежала всего лишь от ворот! Вздохнула и разулась, отдам плащ кому-нибудь из горничных, может, сумеют привести его в порядок.

Ничего не поделаешь, в Бристол-хилле царит осень, пора дождей, неба всех оттенков серого, слякоти и промозглости. Я художник, и в любом времени года вижу свою прелесть, а небесная палитра в Бристоле порой завораживает, но вот такую погоду все равно не люблю.

Дождь льет с самого утра, мной завладела легкая меланхолия и я уехала из городского дома брата в наш загородный семейный дом. Из моей мастерской открывается отличный вид на сад, который стараниями дизайнеров и приглашенных ведьм, специализирующихся на растениях, даже в ноябре выглядел как летом, ярко и экзотично. И под низким темно-серым небом, под непрекращающимся дождем, в атмосфере грусти и увядания всего живого, сад этот смотрелся особенно эффектно. Пугающе красиво. И сегодня мне захотелось насладиться этой красотой.

Я тряхнула головой, и мокрые пряди волос тут же прилипли к лицу. Нет, похоже, сначала придется подсушить волосы, а уже потом идти в мастерскую. По пути к лестнице меня окликнула мама:

— Ева.

Я повернулась, и волосы тут же налипли на лицо снова, поморщилась и аккуратно убрала их.

— Надеюсь, ты помнишь, что сегодня у нас семейный ужин. Не пропусти, — при слове «семейный» она чуть скривилась, но тут же взяла себя в руки.

Точно, семейный, я совсем забыла, ведь сегодня на ужин приедут Кайл и Лая. Поэтому маму перекосило при этих словах. Лая — ведьма, а мамочка не любит ведьм. Вернее, не любит она только Лаю, всех остальных — просто ненавидит.

Неудивительно, что я забыла, хоть последние несколько дней я и провела в доме Кайла, но и с ним и с Лаей почти не пересекалась. Лая занялась ремонтом одного из своих цветочных магазинов, а Кайл с отцом занялись каким-то новым проектом, поэтому они уходили они рано утром, а возвращались, когда я уже спала.

Я улыбнулась:

— Хорошо, мама, я буду.

И поспешила в свою комнату. У меня с родителями не самые теплые отношения. Мама старается быть мамой, но у нее это не очень получается, может быть, потому, что она в это понятие вкладывает совсем другой смысл.

Мы вампиры, представители высшего света, мама — человек, но она тоже леди, дочь аристократов. И если Кайл, как наследник, пусть не всегда, но соответствует статусу, то мне это все и даром не нужно.

Я всегда отличалась, с самого рождения. Те, кто видят меня в первый раз, не сразу верят, что перед ними вампир. Вопреки стереотипам о темноглазых и темноволосых вампирах, я родилась голубоглазой и беловолосой. Именно так, неестественный снежно-белый оттенок волос вообще всех сбивал с толку, но я отрастила их ниже талии и лежали они всегда красивой волной, так что я была ими довольна.

Но с таким набором внешних данных, по прогнозам родителей, да и всех знакомых, я должна была впасть в многолетнюю депрессию, как только войду в сознательный возраст. Вслух, конечно, почти никто не высказывался, но я всегда замечала сочувственные взгляды, которые кидали гости нашего дома на меня и на родителей. Еще будучи ребенком, я прекрасно понимала, что они значат, я же не слепая и прекрасно видела, что отличаюсь от всех вампиров вокруг.

И, наверное, я действительно все это восприняла очень болезненно, если бы не Кайл. Брат старше меня всего на два года, но он всегда был рядом со мной, поддерживал, утешал и жалел. Делился сладостями и никогда не давал в обиду. А еще всегда говорил, чтобы я ни на кого не обращала внимания.

Кайл говорит, что у меня светлый жизнелюбивый характер, благодаря ему и своему брату я ушла не в себя, а в творчество. Хотя для родителей, это почти одно и то же. Я могла часами пропадать перед холстом, иногда напрочь игнорируя просьбы присутствовать на том или ином мероприятии. В конце концов, родители смирились. Папа нередко просматривает мои работы и даже хвалит. А мама еще иногда продолжает протестовать и высказывать что-то недовольным тоном, но Кайл научил меня не обращать внимания, я и не обращаю.

Но при переезде в Бристол-хилл обо мне не забыли, и я получила прекрасную просторную мастерскую, светлую, с высоким потолком и огромными окнами.

Туда я и отправилась после того, как высушила волосы и отдала промокший плащ горничным. Попросила принести мне большую кружку горячего чая, надела любимый свитер из тонкой шерсти, старый, растянутый, но безумно теплый и удобный, теплые домашние брюки и толстые шерстяные носки. Есть у меня подозрение, что забег под дождем не пройдет бесследно, надо отогреться. Вампиры редко болеют, и я не заболею даже в самый лютый мороз, но, промокнув под дождем, непременно начинаю чихать, такая особенность организма.

Кара, одна из наших горничных, принесла мне чай с жасмином, как я люблю и я, обхватив горячую кружку двумя руками, с удовольствием сделала глоток обжигающего напитка. Грея пальцы, я устроилась у окна, наблюдая за садом.

Когда мы только приехали в Бристол, мама первым делом занялась его оформлением. Наняла самого лучшего флориста в городе и не прогадала. Пасмурный, дождливый Бристол просто изобиловал цветами и зеленью. Здесь даже фестиваль цветов проводят каждый год, просто так, чтобы порадовать себя лишний раз. В городе много флористов и плохих специалистов здесь нет. Так что сад получился на славу.

В нашем поместье, в Эверетте, тоже есть сад, не такой вычурный, но гораздо больше этого. Правда, там нет такого количества редких растений. Мама компенсировала переезд в провинцию и отказ от столичной жизни возможностью создать сад своей мечты. Папа не дал маме развернуться в Эверетте, все-таки это его родовое поместье и садом в нем занималась еще его бабушка. Он тоже выглядит красиво, но под всегда ясным и солнечным небом Эверетта он казался самым обычным и, честно говоря, у меня никогда не возникало желания перенести его на холст.

Другое дело, здесь. Все растения в этом саду привезены издалека. Крупные цветы необычной черно-желтой расцветки, родом с далекого острова Тан. Невысокий кустарник, внешне напоминающий обычный вьюнок, оплетающий забор по периметру, привезен с восточного побережья Юкань-Сао. Маленькие оранжевые цветочки с необычным фиолетовым стеблем растут в предгорьях близ Корвина, в котором мне когда-то пришлось побывать и еще много разных цветов и растений были украшением этого необычного сада.

В конце концов, мне надоело наблюдать, и я взялась за кисть. Очнулась от громкого стука в дверь. Посмотрела в сторону выхода, фокусируя взгляд и, пытаясь понять, что происходит. Да, есть за мной такое, когда посещает вдохновение, впадаю в творческий транс и ничего вокруг не замечаю. Прежде всего, время. О чем мама мне сейчас снова громко напомнила.

— Ева, ты здесь? Я так и знала, что ты опять забудешь обо всем на свете, поэтому напоминаю: через час ужин, приведи себя в порядок, — послышался ее голос из-за двери.

Я встряхнула головой, проморгалась, будто ото сна, положила палитру и кисть на стол.

— Хорошо, уже иду, — крикнула в ответ и принялась оттирать руки от красок.

Мама никогда не заходит в мастерскую, хоть она и смирилась с моим увлечением, считает, это занятие не для леди, поэтому старается держаться как можно дальше от всего, что связано с рисованием.

Посмотрела на часы, в самом деле, скоро ужин, я провела в мастерской почти четыре часа. Для меня это не рекорд, а картина еще не закончена. Но я… не отвлекаясь больше ни на что, пошла в свою комнату, готовиться к ужину.

Мы действительно давно не собирались все вместе. После истории с бывшей невестой Кайла и знакомства родителей с Лаей, им пришлось смириться с его выбором, и с подачи отца Лая стала желанным гостем в нашем доме. Даже мама теперь смотрит на их отношения сквозь пальцы. И мы иногда устраиваем такие вот семейные ужины, потому что никто не сомневается, что в скором времени мы и правда станем семьей.

На ужин я надела легкое лавандовое платье длиной до колена и заплела простую косу. Ужинать в семейном кругу при полном параде в нашей семье может только мама. Быстро всунула ноги в легкие балетки того же оттенка и пошла вниз.

Внизу уже все собрались, как оказалось, ждали только меня. Я радостно обнялась с братом и его девушкой, кивнула родителям и тут увидела того, кого совсем не хотела бы видеть сегодня. Да что там сегодня! Лучше бы я его вообще не знала. Салем Хоггарт. Глава службы безопасности нашей семьи и бизнеса и лучший друг Кайла. Истинный вампир. Классический мерзавец и сволочь. Хам и просто совершенно невозможный тип. Но он практически член семьи, поэтому его присутствие неудивительно, хоть для меня крайне неприятно.

Он сидел на диване, закинув нога на ногу и пил коньяк. Между прочим, он находится на работе круглые сутки, семь дней в неделю, и почему отец разрешает ему алкоголь? Заметив его, я перестала улыбаться и некрасиво скривилась. Родители не заметили, Кайл улыбался, его вообще всегда забавляли наши отношения с Салемом, а Лая кинула на меня виноватый взгляд. Все понятно, забыла предупредить. Я вздохнула и покачала головой, не в первый раз, переживу. Просто поем быстро и уйду к себе. Если Кайл или Лая захотят пообщаться, придут ко мне в комнату.

Все переместились в столовую, а я задержалась и посмотрела в сторону Салема, он отсалютовал мне бокалом и улыбнулся одной из своих невозможных улыбок. Я закатила глаза, всем своим видом давая понять, что не желаю общения. Впрочем, он и так это знал. Но со свойственным ему пренебрежение чужими желаниями встал и подошел. Взял мою руку и поцеловал ее. Это было своеобразным ритуалом, он делал так при каждой нашей встрече. Не знаю, зачем это было нужно ему и не знаю, какой реакции он от меня каждый раз ждал, только я изо всех сил старалась сохранять спокойствие, когда губы касались пальцев. Как можно натуральнее изображала равнодушие и даже некоторое недовольство. Не знаю, насколько хорошо получалось, меня это никогда не спасало от дальнейшего общения с ним, только показывать свои истинные чувства я уж точно не собиралась.

— Я знал, что ты не откажешь себе в удовольствии провести этот вечер и в моем обществе тоже, — произнес он низким бархатным голосом, в котором, как и всегда, слышалась легкая издевка. Правда, часто, только мне.

— Вообще-то я не знала, что ты сегодня будешь ужинать с нами, — сказала недовольным тоном. По крайней мере, мне хотелось, чтобы он был недовольным. Потому что на самом деле голос дрогнул под взглядом черных, как ночь, глаз.

— Значит, тебе повезло, что ты все же решила спуститься, — улыбнулся он издевательски, развернулся и пошел за остальными.

Я едва не топнула ногой со злости, три минуты в его обществе и настроение падает в пропасть. Тем не менее, мне пришлось последовать за всеми в столовую. Придется потерпеть, иначе мама мне потом жизни не даст.

Мы расселись и приступили к ужину. Через несколько минут потек неспешный плавный разговор. Мужчины обсуждали какие-то свои дела, но я никогда не вслушивалась. Маме поговорить было не с кем. С Лаей — по понятным причинам, а я не разделяла маминых увлечений, поэтому женская половина за столом обычно молчала.

Но сегодня все было по-другому.

Когда в разговоре образовалась пауза, мама обратилась ко мне:

— Ева, у тебя есть какие-нибудь планы на эти выходные?

— Нет, — осторожно ответила я, опасаясь подвоха.

— Это хорошо, потому что бабушка и дедушка ждут тебя в Касуэре.

Касуэр. Значит, предстоит поездка к папиным родителям. Нет, я очень люблю своих бабушек и дедушек, но… на расстоянии. Хорошо, хоть не в Сотор, к маминым родителям. Там меня учили бы хорошим манерам и непрерывно рассказывали бы, как должна вести себя настоящая леди. Лучше уж в Касуэр, там меня никто не будет ограничивать. Бабушка Лилиан всегда поддерживала меня в моем увлечении. Она тоже человек, как мама. Так вот и получается, что в нашей вампирской семье, вампиры только дед и отец. Ну и мы с братом, разумеется.

Бабушки и дедушки иногда изъявляют желание повидаться с внуками, но поскольку Кайл почти всегда занят, то ездить в гости приходится мне одной.

Но это даже хорошо, после дождливого Бристола, окунуться в солнечный, теплый Касуэр будет здорово.

— Салем будет тебя сопровождать, — тем временем продолжила мама.

А вот и подвох.

— Мама, я уже достаточно взрослая, чтобы добраться самой, — с легким укором сказала я.

— Это не обсуждается, — она даже не посмотрела на меня, продолжая накалывать на вилку салат, — у Салема дела в Касуэре, поэтому поедете вместе, заодно, он за тобой присмотрит.

— Зачем за мной присматривать? — не поняла я. Аппетит пропал окончательно, и я даже отодвинула от себя тарелку.

— Дорогая, — сказала мама елейным голосом, — ты довольно непостоянная, даже ветреная девочка. Пару раз ты пропадала на несколько месяцев, и мы даже не знали, где ты.

— Ты что, боишься, что я не доеду до Касуэра и куда-нибудь сбегу? — я не поверила своим ушам. Что это вообще такое? Что на нее нашло? С чего это она вдруг стала так сильно за меня переживать?

— Милая, — она строго посмотрела на меня, — Салем поедет с тобой.

Ее тон не предполагал дальнейшей полемики, и я обратилась к отцу.

— Папа?

— Ева, я не понимаю, в чем проблема? Мои родители хотят видеть свою внучку, Салему тоже нужно в Касуэр по делам, я не вижу причины, почему бы вам не поехать месте. И не понимаю, почему мы вообще это обсуждаем.

Какие у него могут быть дела в Касуэре, это на другом конце континента? Я, наконец, посмотрела на виновника этого переполоха. Он улыбался, и мне в этой улыбке чудилось что-то недоброе, как будто он добился, чего хотел. Бред, конечно, он не оставил бы работу и не поехал бы так далеко просто, чтоб поиздеваться надо мной. Скорее всего, действительно какие-то дела. Но от этого не легче. До Касуэра ехать двое суток. Столько времени рядом с ним… это будет невыносимо.

Ненавижу.

Хотя, кого я обманываю. Я люблю Салема. Люблю уже шесть лет. Может и дольше, но в семнадцать я впервые это осознала и с тех пор живу с этой любовью, надеясь, что однажды это чувство пройдет.

Я не признавалась ему. Сначала боялась, а потом поняла, что ему это просто не нужно. Он никогда не смотрел на меня, как на девушку. Я была дочерью босса и младшей сестрой лучшего друга. Всегда. И в двадцать, и сейчас, в двадцать три.

Он только улыбается снисходительно, издевательски шутит, будто оттачивает на мне свое мастерство хамить без малейшего дурного слова, смотрит иногда странным взглядом и зачем-то целует руку при встрече.

Я никому не говорила, даже Кайлу. Только Лая знает, но она сама догадалась и обещала молчать.

Мне трудно успокоить сердцебиение в его присутствии, как я проведу рядом с ним двое суток? Но это, конечно, никого не волнует.

— Прошу меня простить, — сказала я и вышла из-за стола, хоть ужин еще не окончен. Плевать. Мне нужно побыть одной.

Через полчаса ко мне в комнату постучались. Я лежала поперек кровати, положив голову на скрещенные руки и даже не повернулась, когда дверь чуть приоткрылась, и я услышала голос Лаи:

— Ева? К тебе можно?

— Да, заходи.

Она села на кровать рядом со мной и успокаивающе погладила меня по плечу.

— Ты расстроилась? — обеспокоенно спросила она.

Вообще хорошо, что Лая уже давно обо всем догадалась, иначе я сейчас осталась один на один со своей проблемой. Хотя, строго говоря, проблемой это не назовешь. Мы, наверняка поедем в разных купе, но, скорее всего в соседних и Салем все равно будет маячить перед глазами всю дорогу.

Я перевернулась на спину и вздохнула:

— До Касуэра двое суток пути. Одно дело находиться с ним в одном доме, немаленьком, кстати, и совсем другое — ехать в одном вагоне поезда. Никуда не уйти, — я села на кровати, — почему они так настаивают на нашей совместной поездке? Неужели они не видят, что он меня раздражает?

— Но ведь он же тебя не раздражает, — мягко улыбнулась Лая.

— Раздражает, еще как, — буркнула я, — ладно, переживу, — я встряхнулась, — надеюсь, хотя бы там, в Касуэре, он не будет мозолить мне глаза.

Лая сочувственно посмотрела на меня и только покачала головой. Явно хотела что-то сказать, но вместо этого пожелала мне спокойной ночи и ушла. Умничка, я все равно не прислушаюсь. И ничего никому не буду говорить. Может и глупо, но я еще не потеряла надежду избавиться от этих чувств. Они не нужны ни мне, ни ему.

Я глубоко вздохнула и стала готовиться ко сну. Послезавтра в путь, значит, завтрашний день нужно посвятить сборам. Ехать далеко, да и там я пробуду не один день, но брать слишком много вещей не хочется. Решив подумать об этом завтра, я провалилась в сон.

Временем отбытия поезда значилось раннее утро. Я не выспалась, и настроение было отвратительным. Дождь так и не прекратился, хотя теперь это был не ливень, а противная мелкая морось, от которой настроение стало еще хуже. Оставаться в доме и слушать причитания мамы мне совсем не хотелось, поэтому я вызвала такси и, пока ждала его за воротами особняка, основательно вымокла, что не добавило позитива в мою картину мира.

Ну и вдобавок ко всему, у поезда меня ждал мой попутчик. Он стоял под зонтом, абсолютно сухой и до неприличия бодрый. Как всегда, одет с иголочки, просто, но элегантно. Начищенные до блеска туфли, черные узкие брюки, рубашка стального цвета и темно-серый плащ по последней моде. Все это стоит немалых денег, даже зонт. Волосы, как всегда прибывают в легком беспорядке. Кажется, что их случайно взъерошили рукой, но я знаю, что такого эффекта он добивается специально.

На лице самоуверенная улыбка и выражение осознания собственной неотразимости. Он что-то говорит девушке-проводнику, наклоняясь к ней ближе, а она мило краснеет и смеется.

Мне захотелось развернуться и уйти. Да, черт возьми, я ревновала, и сильно. Глубоко вздохнула, зло сощурилась и решительным шагом направилась прямо к ним. Меня заметили, когда оставалось сделать несколько шагов.

Салем широко улыбнулся:

— Ева, я заждался.

Ну, хоть руки не стал целовать, и на том спасибо. Чувствую, сейчас меня это вывело бы из себя. Он, наверное, это тоже почувствовал.

— Не думаю, что тебе было скучно, — я покосилась на девицу, — может, ты отнесешь мой чемодан в купе?

Салем усмехнулся:

— Конечно.

Сложил зонт и, подмигнув проводнице, легко поднял чемодан и зашел в вагон. Билеты наши он уже показал и меня на улице ничего не задерживало. Я зашла вслед за ним, кинув последний взгляд на девушку. Ничего особенного, обычная человеческая девушка — русые волосы, забраны в невысокий хвост, серые глаза, средний рост, средняя фигура, ну, разве что глаза большие, почти на пол лица. И что он в таких находит? Впрочем, я, конечно, предвзята. Девушка вполне милая и она не виновата в том, что я влюбилась не в того мужчину.

Все это я обязательно повторю себе еще раз, когда обсохну, высплюсь и успокоюсь. А сейчас, как же бесит эта девица, которая теперь будет постоянно находиться здесь, порхая возле этого пижона.

— Ты выглядишь не очень-то довольной жизнью. Что случилось? — я задумалась, не дойдя до своего купе, и засмотрелась в окно. Салем подошел незаметно, и я вздрогнула от неожиданности.

— Бога ради, Салем, ты что, всю дорогу так и будешь напропалую с ней флиртовать? — я была зла и раздражена и не следила за языком, чем, кажется, только позабавила его.

Потому что он усмехнулся и сказал, приподняв бровь:

— Тебя это раздражает? Хорошо, флиртовать всю дорогу я не буду. Мне хватит времени до вечера.

Я фыркнула и еще более раздраженно проговорила:

— Надеюсь, в этом вагоне хорошая звукоизоляция. Я не желаю быть свидетелем твоих сексуальных побед, — и, толкнув его, пошла прочь.

Закрыв двери, я глубоко вздохнула и, закрыв глаза, несколько раз ударилась затылком. Что на меня нашло? Нет, понятно, что. Но себя надо сдерживать. Лая права, я слишком бурно реагирую на него. Надеюсь, он спишет эту вспышку на плохую погоду и недосып.

Иногда мне кажется, что он специально ведет себя со мной, как последний засранец, чтобы точно мне не понравиться. Зачем, непонятно, но если это так, то зря. По какой-то необъяснимой причине, чувства мои в последний год стали еще ярче и сильнее.

Нужно успокоиться, впереди еще два дня и я не уверена, что все это время Салем тихо и мирно проведет у себя в купе. Вздохнув, стала приводить себя в порядок. Поезд уже отправился, так что подсушу волосы, переоденусь и лягу спать. Надеюсь, просплю до вечера. Так хоть меньше видеть его буду.

Кто-то на небе определенно меня услышал, я проспала почти до ужина. Правда, когда поняла, что, скорее всего, ночью теперь не сомкну глаз, пожалела об этом. В соседнем купе ехал Салем и ночью к нему наверняка заглянет на огонек проводница. И этот факт меня неимоверно раздражает, так что не успела я проснуться, а настроение уже скатилось дальше некуда.

В таком взвинченном состоянии я дошла до вагона-ресторана, быстро перекусила и вернулась к себе, никого по пути не встретив. Чтобы хоть как-то успокоиться, я решила немного почитать. Вообще-то читать я не очень любила, во всяком случае, развлекательную литературу, но в дорогу взяла какой-то ненавязчивый любовный роман.

Несколько страниц я безуспешно пыталась вникнуть в запутанные отношения главных героев, но, в конце концов, сдалась. Со вздохом отложила книгу и уставилась в окно. На улице уже стемнело, но это не мешало мне разглядывать однообразный пейзаж, где глазу зацепиться не за что. Мне, как художнику, стало совсем грустно, не было желания даже достать альбом и что-нибудь зарисовать. Вдохновение покинуло меня, кажется, до самого Касуэра.

Спать не хотелось, я заскучала и, против воли, стала прислушиваться к тому, что происходит в соседнем купе. Как ни странно, услышала только тишину. Ни шороха, ни шепота, ни единого стона, которыми, как мне казалось, должна быть наполнена его сегодняшняя ночь.

Моя любовь не была платонической. Я хотела Салема, и мое развитое воображение часто подкидывало мне непристойные картинки с нами в главной роли. Иногда мне хотелось плюнуть на все и просто соблазнить его. Ведь, благодаря тому же Салему, опыта у меня достаточно. Я не горжусь этим, и если бы можно было, я вычеркнула бы эти полгода из своей жизни. Пытаясь его забыть, я однажды пустилась во все тяжкие. Уехала подальше и спряталась ото всех. Было много алкоголя и секса. Секса и алкоголя. Пару раз даже пила кровь. Свежую, у добровольно подставившего шею, незнакомого парня. Что на меня, никогда этого не делавшей, подействовало, как настоящий наркотик. После второго раза меня вывернуло, я протрезвела и, прислушавшись к себе, поняла, что ничегошеньки не изменилось. Я все так же люблю того, кому никогда не буду нужна. Но если останусь, это может плохо кончиться, и я вернулась домой, где так же ничего не изменилось.

Так вот, соблазнить-то я его могла, но мне этого мало. Я не хочу становиться просто любовницей. А большего он не сможет мне предложить. Да и этого не станет, ведь я — дочь босса и сестра лучшего друга.

Я закрыла глаза и несколько раз ударилась затылком о спинку дивана. Прислушалась еще раз — тишина. Неужели он просто спит? Хорошо бы. Тогда, наверное, и я уснула бы спокойно.

В конце концов, неспешные размышления и монотонный стук колес помогли мне уснуть, и снилось мне этой ночью что-то глубоко неприличное. Надеюсь, я спала тихо и не издавала во сне никаких звуков.

Удивительно, но за двое суток Салем ни разу не попался мне на глаза. В его купе стояла тишина, будто его там и не было. Мы не пересекались ни за завтраком, ни за обедом, ни за ужином. Я пару раз порывалась постучаться к нему, с предложением составить мне компанию, но потом вспоминала, как он улыбался проводнице, и понимала, что не хочу видеть, как он улыбается кому-нибудь еще.

Мы встретились лишь, когда поезд прибыл в Касуэр, и нам нужно было выходить. Мы одновременно вышли из своих купе и Салем привычно мне улыбнулся. Ух ты! Мне, оказывается, этого не хватало. Я расплылась в ответной улыбке, но быстро взяла себя в руки и спросила:

— Ты, вообще, в одном вагоне со мной ехал?

Он удивился:

— Почему ты спрашиваешь?

— Я за два дня ни звука не услышала из твоего купе.

Он пожал плечами и небрежно, как умеет только он, ответил:

— Ты же просила не шуметь.

— И ты, конечно, по ночам просто спал? — я задала вопрос язвительным тоном, очень надеясь в ответ услышать «да». Лучше бы не спрашивала.

— Нет, я просто уходил на ночь.

Я перестала дышать. Он ведь специально это сказал? Это ведь неправда? Кого я обманываю? Он не мог ночевать один. Это же Салем.

— Все в порядке? — уточнил он.

Мне с большим трудом удалось справиться с собой.

— Да, — ответила я скучающим тоном и прошла мимо него.

Касуэр встретил нас ярким солнцем и теплым ветром с побережья. Небольшой городок на юге континента уже давно является синонимом богатства и власти. Здесь находятся дома самых богатых и влиятельных вампиров и людей. К слову, ни одной ведьмы здесь нет. Не то, чтобы среди них совсем не было состоятельных дам, просто они недолюбливают этот город.

Не все живут в Касуэре постоянно, у многих здесь что-то вроде летних домов, куда приезжают отдохнуть от дел и суеты.

Выглядит этот город роскошно, словно очень качественная картинка из дорогого модного журнала. Дома здесь стоят баснословно много. Впрочем, и выглядят они под стать своей цене. Весь город состоит сплошь из шикарных вилл и особняков. Машин в городе немного, но кое-какие из них не уступают в цене некоторым домам. Магазины и рестораны соответствуют уровню жизни. В общем, очень пафосное, но безумно красивое место. И что могло привести сюда Салема? Этот город годится только, чтобы прожигать жизнь. Ну, или наслаждаться ею. Сюда приезжают забыть о делах, а не заниматься ими.

Мы взяли такси, и он поехал вместе со мной. Я очень надеялась, что он не поселится в доме Лилиан и Эдгара, но сдается мне, что именно так он и сделает. Я посмотрела на него, такого невозмутимого и уверенного в себе. Ненавистного и безумно желанного. Где-то в глубине души мне очень хотелось, чтобы он поехал в Касуэр из-за меня. Чтобы быть ближе или еще почему-то, не знаю. Мне просто хочется быть причиной его поступков.

— Зачем ты поехал сюда? — не удержалась я от вопроса.

Он посмотрел на меня внимательно и без тени издевки, как делал это обычно, чем очень меня удивил. Немного помолчал, но все же ответил:

— Мне нужно кое с кем встретиться и поговорить. Ничего интересного, просто этого вампира я могу поймать только здесь, вот и все.

— Где ты будешь жить? — вопрос не очень вежливый, но очень важный, а подбирать слова мне не хотелось.

Он поднял брови и ответил так, будто это совершенно очевидно:

— У твоих бабушки и дедушки, разумеется.

Ох, черт! Как я хотела этого избежать.

— Почему бы тебе не поселиться в другом месте?

Я честно хотела прикусить язык, но не успела.

— Зачем, если Лилиан и Эдгар любезно предложили мне остановиться у них? — ответил он и обворожительно улыбнулся.

И я бы, может, растаяла от этой улыбки, если бы не поняла сейчас одну вещь.

— Так они знали, что ты приедешь?

— Тебя это удивляет?

Я вздохнула и постаралась взять себя в руки. В конце концов, размеры дома позволяют не пересекаться с теми, кто там живет неделями.

— Нет, все в порядке, — уже спокойно ответила я, и отвернулась к окну.

И потом, я всегда могу сбежать к теплому, ласковому морю и белому мягкому песку. На местных пляжах можно проводить дни напролет. А еще лучше, расположиться там с мольбертом — закат в Касуэре просто невероятный. Или можно просто пройтись по улицам с альбомом и карандашом. Для художника здесь просто рай.

Особняк Лилиан и Эдгара Хиггинс ничем не выбивался из общей городской картины. Он превосходил размерами даже наше поместье в Эверетте. Я всегда удивлялась, зачем бабушке и дедушке такой огромный дом? Но Лилиан отвечала, что они любят простор. На мой взгляд, это не объяснение, но кто знает, какой стану я через несколько десятков лет и не захочется ли мне чего-нибудь еще более большого.

Хотя, надо признать, что дом этот был прекрасным образцом архитектуры в истинно южном стиле. Белоснежный кирпич, множество балкончиков и небольших террас, изящные колонны и искусная лепнина, арки, переходы и галереи — все это дышало роскошью и изыском. И в этом доме всегда кипела жизнь, здесь был огромный штат прислуги, состоящей исключительно из людей. Жители нескольких соседних городков жили тем, что нанимались прислугой в Касуэр.

Интерьером дома занималась сама Лилиан, поэтому каждая деталь в нем гармонировала с окружающим пространством. У мамы тоже хороший вкус и наши дома и в Эверетте и в Бристоле выглядят не хуже, но у бабушки легкий и добродушный характер, и это чувствуется в самой атмосфере дома.

Несмотря на это, настроение мое никак нельзя было назвать радужным. Бабушка и дедушка вышли встречать нас, и я убедилась, что они действительно знали о приезде Салема. Нас радостно поприветствовали, Эдгар от души пожал Салему руку, а Лилиан обняла его, как родного внука. Мне тоже досталась огромная порция внимания, что немного примирило меня с ситуацией.

Но мое недовольство Лилиан все же заметила, и утащила меня наверх, в мою комнату. Закрыв дверь, она без предисловий спросила:

— Что случилось, дорогая?

Последний раз я была здесь пару лет назад, как раз перед тем, как уйти в загул на полгода. Тогда мое состояние не укрылось от Лилиан и она поняла, что меня мучает какая-то сердечная привязанность, правда, так и не добилась от меня к кому именно. Поэтому неудивительно, что бабушка жаждет выяснить все в этот раз. Но я, как и прежде, не готова была делиться.

— Почему ты думаешь, что что-то случилось?

Лилиан прищурилась.

— На тебе лица нет. Что тебя расстроило? Может, Салем тебя чем-то обидел?

— Нет, — я покачала головой, — никто меня не обижал, — я попыталась принять безмятежный вид, но не выдержала, — почему вы пригласили его к себе?

— А почему нет? Он почти член семьи, — Лилиан в недоумении пожала плечами.

Я принялась разбирать вещи, которые к этому моменту уже принесли в комнату и, пока бабушка не видела моего лица, не удержалась еще от одного вопроса:

— А ты не знаешь, что вообще он делает в Касуэре?

— Приехал по каким-то делам. Он разве не говорил?

— Нет, почему? — Ответила я, как можно спокойнее. — Так и сказал.

— А почему тебя это так интересует? — вкрадчивым тоном поинтересовалась она.

И мне очень не понравился этот тон. Надо бы поумерить свое любопытство, иначе не в меру проницательная любимая моя бабуля быстро обо всем догадается. В конце концов, какая мне разница, что он здесь забыл. Я приехала отдыхать, этим и займусь.

Повернувшись к шкафу, чтобы развесить вещи, я наткнулась на подошедшую Лилиан, которая стояла и в упор смотрела на меня.

— Ба, я просто спросила, не смотри на меня так.

Я сознательно не назвала ее по имени, чтобы перевести тему. Она не любила это обращение. Каждый раз, услышав от меня что-то подобное, она начинала возмущаться. И этот раз не стал исключением. Она нахмурилась и строго произнесла:

— Ева.

— Прости, — я не сдержала улыбки, — я помню, но ты сама напросилась.

И, обогнув ее, все-таки прошла к шкафу. Лилиан помолчала и, напомнив, что через два часа ужин, вышла из комнаты.

К счастью, я вполне смогла насладиться ужином, потому что, как выяснилось, Салем уехал сразу же, как разобрал вещи. И даже тот допрос, что устроили Лилиан и Эдгар не помешал мне. Они хотели знать буквально все, говорили, что очень соскучились по всем нам, но, как и всегда, пересекать весь континент, чтобы чаще видеться с нами, отказались. Раньше им не нравилась шумная столица, теперь дождливый Бристол, но на самом деле, им не нравится далеко не легкий характер моей мамы. Впрочем, это классика. Родителям часто не нравится выбор их детей, а в случае с моим папой выбор был обусловлен не только выгодным браком, но и симпатией, которую бабушка и дедушка не разделяли. Ведь на нашу фамилию было еще несколько претенденток с немаленьким приданым, и вот они-то нравились им гораздо больше, чем мама. Но папа все решил по-своему, и с тех пор старшие Хиггинсы каждый раз выражают сожаление, что так редко видятся с семьей сына, но жить предпочитают за тысячи километров. К слову, все вместе мы собирались лишь несколько раз, по каким-то очень большим праздникам.

Выслушав все это и, ответив на все вопросы, я почувствовала, что сильно устала после двух дней в поезде и отправилась спать.

Утром мягкий солнечный свет заливал комнату. На лице невольно расцвела улыбка, и я блаженно потянулась. Пожалуй, стоит приезжать в Касуэр чаще, здешний климат — просто сказка.

Сегодня я решила выкинуть из головы и Салема, и все свои переживания. Быстро выпив кофе, захватила из комнаты переносной мольберт, который всегда находился здесь, и, пока не попалась никому на глаза, отправилась к морю. Идти было недалеко, дом стоял ближе остальных к берегу, и до него было всего несколько минут ходьбы. В этом месте на берегу находились невысокие скалы, за которыми шла неширокая полоса белоснежного песка. Мне нравилось просто бродить босиком по кромке берега, но еще больше я любила забраться на одну из скал и, подставив лицо теплому бризу, наблюдать за морем. Волны с тихим рокотом накатывают на берег, скрадывая следы, солнце медленно поднимается, чтобы занять свое законное место на небосклоне, и горизонт уходит так далеко, что там, на его границе уже не разобрать где кончается море и начинается небо. Бесконечно прекрасное зрелище.

Я глубоко вдохнула соленый морской воздух, и принялась переносить незамысловатый пейзаж на холст, погрузившись в себя на несколько часов. Очнулась только, когда о себе дал знать голод. Время близилось к обеду, картина была закончена и я, сложив все, отнесла в дом. В доме я никого не встретила, и решила прогуляться в город, пообедать в каком-нибудь маленьком уютном кафе. Таких здесь было немного, в основном город пестрел ресторанами и кафе ресторанного типа. Но если хорошенько поискать, то пару небольших заведений все же можно было найти. В одно такое кафе я и направилась.

Небольшие столики с гнутыми ножками под красивыми зонтами от солнца, изящные стулья с ажурными спинками, учтивые официанты и лучшее в городе мороженое — это было мое любимое кафе.

Я с удовольствием расположилась в тени большого зонта и в ожидании заказа принялась рассматривать посетителей. Мне как раз принесли заказ, когда в кафе появился Салем под руку с золотоволосой красавицей с ослепительной улыбкой. Аппетит сразу пропал, зрелище испортило настроение настолько, что я собралась уйти, не притронувшись к еде. Он отодвинул для нее стул и помог сесть. А меня чуть не перекосило от злости и отвращения, когда он учтиво поцеловал ее тонкие пальцы.

Я не хотела на это смотреть, хотела уйти, но как будто приросла к стулу и продолжала хмуро за ними наблюдать. Селем сел ко мне вполоборота и не замечал, зато мне прекрасно было видно, как он улыбается ей, как подается вперед, кидая взгляды в декольте. А у меня внутри все рвалось на части и сердце захлебывалось от желания быть на месте этой блондинки.

Красные губы влажно блестели на солнце, она то и дело опускала взгляд, чтобы тут же метнуть его из-под ресниц на Салема. Они напропалую флиртовали и к чему приведет эта игра понятно и дураку.

Он повернулся, чтобы подозвать официанта и заметил меня. Помрачнел буквально на секунду, но мне этого хватило, чтобы понять: он не ожидал меня здесь увидеть и, судя по всему, не обрадовался. Я демонстративно отвернулась, а потом и вовсе достала деньги, положила на столик и ушла, не оглядываясь. Но почему-то ощущение взгляда не покидало меня, пока я не скрылась за поворотом.

Виды Касуэра не радовали меня, ласковое солнце не грело, ветер растрепал волосы, но я не замечала ничего. Громко хлопнула входной дверью, пролетела мимо Лилиан и закрылась в своей комнате.

Села на кровати, подтянув колени к подбородку. Слезы обиды и злости вырвались наружу, я нервным движением вытирала со щек влажные дорожки.

Глупо было надеяться, что бабушка не заметит моего состояния. Через пару минут в дверь постучали.

— Ева, открой.

Но я промолчала.

— Ева.

В замке послышалось шуршание, щелчок и бабушка, как ни в чем не бывало, вошла в комнату.

— Неужели ты думаешь, что в своем доме я не смогу открыть замок на двери? — Спросила она, вертя в руках шпильку. — Рассказывай, что случилось?

Но я только плакала и мотала головой. Не хочу. Не хочу об этом говорить. Она ласково гладила меня по голове и спине, совсем как в детстве. И приговаривала, что все будет хорошо.

Я не помню, как уснула, а проснулась ближе к ужину. Привела себя в порядок, переоделась и спустилась вниз. Состояние мое было отвратительным, но я так привыкла никому этого не показывать, что меня даже хватило на улыбку Эдгару и Лилиан. А вот Салему, оказавшемуся на семейном ужине, достался только презрительный взгляд. А потом я старалась игнорировать его. Получалось, правда, не очень.

На удивление, ужин прошел спокойно, но засиживаться я не стала. Сослалась на головную боль и покинула столовую. Никто не стал меня задерживать, лишь Лилиан подарила взгляд, в котором читалось тревога. Она переживала за меня, я знаю. Но я не готова делиться своими переживаниями.

Однако вновь запираться в комнате не хотелось, и я вышла на террасу. Закатные сумерки окрасили сад и прилегающую к дому территорию в невообразимые цвета. Я залюбовалась и не заметила, как мне плечи опустился плед, а Салем остановился рядом.

Несмотря на дневную жару, вечера и ночи в Касуэре все же были дольно свежими, поэтому плед пришелся очень кстати — я и не заметила, как стало зябко. Мы оба молчали, Салем не спешил заводить разговор, мне тоже было нечего ему сказать. Вернее, сказать я хотела очень многое, если бы только эти слова были ему нужны. Да, и после сегодняшнего эпизода в кафе, я все еще была расстроена.

Но Салем неожиданно прервал молчание.

— У меня с ней ничего не было.

— Что? — это заявление несколько выбило меня из колеи, и я удивленно на него посмотрела.

— С той девушкой, которую ты сегодня видела в кафе. У нас ничего не было. Тебя ведь это расстроило, — сказал утвердительно.

— С чего ты взял?

Он повернулся и поймал мой взгляд. Я старалась не отводить его и смотреть, как можно равнодушнее, но сердце стучало так сильно, что, кажется, даже Салем его слышал.

— Я мог и ошибиться, но подумал, тебе надо знать. Спокойной ночи.

И ушел, не дожидаясь ответа. А я вдруг поняла, что испытала облегчение от его слов. Впрочем, тут же отругала себя за это глупое чувство. Не она, так другая согревает его постель. Разве это что-то меняет?

Не то, чтобы меня волновали его любовницы, я точно знала, что постоянной женщины у него нет. Но разве от этого становилось легче? Может быть, мне было бы чуточку легче, если бы он хоть иногда смотрел на меня, как на ту блондинку из кафе. Но даже этого не было.

Поняв, что еще немного, и я окончательно полечу в пропасть собственного отчаяния, я сбросила с плеч плед и, бросив его прямо на террасе, пошла спать.

На следующий день я планировала побродить по городу и сделать несколько набросков, но, проснувшись утром, поняла, что меня совсем не тянет рисовать. Вышла на небольшой балкон, примыкающий к моей комнате прямо в короткой ночной рубашке и, закрыв глаза, подставила лицо солнцу и ветру. Я не знала, чего хочу, но решила, что раз уж я здесь, было бы неплохо хоть раз искупаться в море.

Аппетита не было, поэтому завтрак я проигнорировала, надела купальник, накинула сверху легкий сарафан и отправилась прямиком на пляж.

Белый мелкий песок мягким ковром стелился под ноги. Идти было приятно, и я немного прошлась по берегу, наслаждаясь ощущениями. Затем скинула сарафан и побежала навстречу набегающим на берег волнам.

Соленая морская вода на время смыла плохое настроение и все переживания, погружение вызвало восторг, и на какое-то время я с наслаждением отдалась в объятия стихии.

Вынырнув в очередной раз, я протерла глаза и вдалеке на возвышении увидела Салема. Он стоял, спрятав руки в карманы, и смотрел прямо на меня. А когда я его заметила, просто развернулся и скрылся из виду.

Настроение тут же опустилось до отметки ноль, и купаться дальше расхотелось. Что ему здесь было нужно? На пляже в это время никого нет, значит, наблюдал он за мной. Но зачем?

В последнее время, я все чаще думаю о том, чтобы снова уехать куда-нибудь подальше. Скрыться ото всех, чтобы никто меня не нашел. Я пытаюсь убежать от себя, но лучше уж так, чем видеть его каждый день, ловить на себе взгляды, не понимая, что они означают и лишь иногда чувствовать прикосновение губ к руке, кожа на которой потом горит огнем.

Выйдя на берег, я даже не стала задерживаться здесь, а сразу пошла домой. Упала на кровать в комнате и пролежала так пару часов. Обед я попросила принести в комнату и, конечно, Лилиан не могла пройти мимо этого факта. Как только горничная унесла пустой поднос, бабушка была тут как тут.

Я снова легла поперек кровати, чувствуя ужасный упадок сил, и стала изучать потолок. Надо сказать, что на нем был изображен очень красивый узор, так что совсем уж в пустоту я не смотрела. Но разговора с Лилиан это не помогло избежать.

— Дорогая, мы с дедушкой очень переживаем за тебя. С тех пор как ты была у нас последний раз, ты сильно изменилась. Вернее, — она подошла и села рядом со мной на кровать, — мы видим, что тебя что-то сильно тревожит. Не хочешь ничего рассказать?

Если Лилиан говорит «с дедушкой» — это уже серьезно. Но я все равно только покачала головой.

— Мне нечего рассказать.

— А мне так не кажется.

— Что ты хочешь от меня услышать?

— Например, как так получалось, что ты влюбилась в Салема?

Я даже приподнялась на локтях, удивленно и недоверчиво глядя на нее.

— Брось, — Лилиан мягко улыбнулась, — думаешь, я не заметила, как ты смотришь на него?

С тяжелым вздохом я снова откинулась на кровать. Не стоило и надеяться сохранить это в тайне от бабули.

— И насколько я понимаю, он об этом не знает, — продолжила она, — что ты собираешься делать?

— А разве с этим надо что-то делать? Ничего серьезного, ба, это пройдет.

Она остановилась с той стороны кровати, где я лежала головой, и теперь я видела ее верх ногами.

— Это вряд ли, — она поджала губы и покачала головой.

Я поняла, что отнекиваться и дальше бесполезно и, вздохнув, призналась:

— Я собираюсь уехать. Снова. Вот, как раз думаю, куда податься.

— Снова? Значит, в тот раз ты пропала по этой же причине. Где ты была тогда?

— Извини, но этого я тебе не скажу.

— Ты бежишь от себя.

— Думаешь, я этого не знаю?

— Ты должна ему рассказать, — уверенно заявила она.

— И что это изменит?

— Может быть, ничего. А может быть, и все. Как знать. Но держать это в себе — не выход.

Я встала с кровати, подошла к ней и крепко обняла.

— Спасибо, бабушка, но я постараюсь справиться с этим сама.

— Судя по всему, у тебя это не очень получается, — сказала она, обнимая меня в ответ.

Я только вздохнула.

— Не говори ему, пожалуйста. Ему не нужны эти чувства. Они и мне не нужны, но… — я замолчала и отстранилась, — просто не говори ему, хорошо.

Лилиан посмотрела на меня неодобрительно, но все же кивнула и снова притянула к себе, гладя по волосам.

Я снова чувствовала себя ребенком, и мне хотелось растянуть это ощущение, но Лилиан отстранилась и строго произнесла:

— Вытирай слезы, не люблю, когда ты плачешь. Все-таки я советую тебе поговорить с ним, но дело, конечно, твое. И если надумаешь уехать, предупреди хотя бы.

Нарочито сварливый тон вызвал у меня улыбку. Лилиан строго наказала явиться на ужин и оставила меня одну. А я заставила себя успокоиться и, прихватив почти забытый блокнот, все же отправилась на прогулку.

Вернувшись домой к ужину, я чувствовала себя почти умиротворенной. Утренняя вспышка прошла, оставив после себя лишь легкую грусть, что все в моей жизни совсем не так, как хотелось бы. Мысли о том, чтобы уехать, никуда не делись, но я не представляла, где можно найти тот уголок, чтобы по-настоящему забыться. И что для этого нужно сделать.

Переодеваясь к ужину, я думала, что Салем, скорее всего, снова будет присутствовать, и мысленно настраивала себя не обращать на него внимания. А то с бабули станется поднять эту тему прямо за столом. Нет, в лоб она, конечно, не скажет, но может кинуть несколько очень прозрачных намеков. Лучше не давать ей повода и хотя бы попытаться сделать вид, что все в порядке, и я уже ни капельки не расстроена.

Я заплела волосы в косу и, не удержавшись, вышла на балкон, чтобы еще раз вдохнуть свежий морской воздух. Этим воздухом вообще хотелось дышать бесконечно, он пах свободой. Свободой от ненужных чувств и мыслей, которой мне так иногда не хватало.

Но, когда посмотрела вниз, эта свежесть вдруг показалась горечью. Внизу, у ворот стоял красный автомобиль, а рядом с ним та самая блондинка из кафе. И Салем, целующий ей руку, не отрывает от нее глаз. Они перекинулись парой фраз, блондинка села за руль, а Салем устроился рядом, и они уехали.

Я продолжала смотреть на удаляющийся автомобиль, чувствуя, как внутри кипит жгучая обида, ревность и злость. Я едва смогла восстановить дыхание, не понимая, как такое возможно. Я и раньше видела его с женщинами. Да, мне всегда было неприятно, порой я даже плакала, но такой коктейль эмоций не испытывала еще ни разу. Почему я не могу просто перегореть? Почему не могу его возненавидеть? Ведь он же на самом деле не заслуживает любви. Самодовольный мерзавец. Как можно такого любить? Но, вопреки здравому смыслу, сердце заходится от одной только мысли о нем.

Я постояла еще какое-то время, пытаясь успокоиться, и отправилась на ужин. Одно радует — сегодня его за столом не будет.

Ужин прошел немного нервно, Лилиан и Эдгар заметили мое состояние, как бы я не старалась его скрыть. А я, уверенно избегая вопросов на эту тему, нашла единственный доступный на тот момент способ забыть об увиденном с балкона. Налегла на вино. Да-да, так просто и банально. И неправильно. Но очень вкусно. Вино на юге было выше всяких похвал.

Эдгар сообщил, что в ближайшие выходные у их друзей состоится прием, и я тоже приглашена. Обещать ничего не стала и, к счастью, меня оставили в покое. Поэтому после ужина я устроилась в малой гостиной в кресле у разожженного по моей просьбе камина.

За окном царила ночь и темноту в комнате разбавляли лишь языки пламени. Компанию этим вечером мне составляла только бутылка вина. Третья по счету. Я собиралась, допив ее, отправиться спать, но внезапно тишину нарушил звук шагов. Салем опустился в соседнее кресло. Из-за вина восприятие реальности немного притупилось, и я почти не отреагировала на него. Лишь взглянула на профиль и повернулась к огню.

— Что отмечаешь? — Посмотрев на бутылку, спросил он.

— Прощаюсь с Касуэром.

— Собралась уезжать? И куда же?

— Э, нет, — протянула я, чувствуя, как слегка заплетается язык, — вдруг кому-нибудь в голову придет искать меня. Тем более, я и сама пока не знаю.

— Да уж, в прошлый раз ты задала нам задачку. Не откроешь секрет, где ты все-таки была полгода?

Он посмотрел на меня, ожидая ответа, а я поняла, что окончательно пьянею от его взгляда, хотя в нем не было и намека на романтику. Ему просто было любопытно, почему он не смог меня тогда отыскать. Я пропала слишком неожиданно и родители беспокоились. О том, что меня будут искать, я подумала не сразу. Большую часть событий тех шести месяцев я помню смутно, но в один из редких моментов просветления все же отправила Кайлу весть, что со мной все в порядке и искать меня не нужно. Кайл прекратил поиски, но уверена, будь у Салема больше времени, он бы обязательно меня нашел, а я этого не хотела.

Он все еще ждал ответа, смотрел внимательно, без тени насмешки. Выражение лица непривычно серьезное, чаще всего, глядя на меня, он кривил губы в ироничной усмешке и я даже растерялась от этого взгляда. Но вино играло в крови, мир вокруг слегка расплывался, а вместе с ним расплывались и границы запретов, которые я сама себе установила. Блики огня от камина плясали в черных глазах и, глядя в них, я поняла, что дальше так продолжаться не может, поэтому вместо ответа я тихо сказала:

— Я люблю тебя.

И тут же отвела взгляд. Огонь казался сейчас безопаснее черных омутов напротив. В гостиной повисла тишина и в ней отчетливо, и очень спокойно прозвучали слова.

— Я знаю.

Я нахмурилась, осмысливая услышанное.

— То есть… как? — Я не сразу нашлась, что сказать, только крепче сжала ножку бокала в руке. — И как давно?

Он пожал плечами.

— Я заметил это, когда еще не работал на твоего отца. Тебе тогда было лет семнадцать. Я думал, это просто подростковая влюбленность, что это пройдет. Мы виделись не очень часто, и я не всегда мог понять кажется мне или нет. Или ты умело это скрывала, или это была не влюбленность, а простое увлечение. Однажды я все же решился с тобой поговорить, расставить все точки, чтобы не давать напрасных надежд, но ты пропала. А, когда вернулась, мне показалось, что все прошло, и я подумал: где бы ты ни была, это пошло тебе на пользу. А недавно я понял, что ошибался. Или же это вспыхнуло снова.

— Это не проходило. — Тихо сказала я чувствуя, как во мне просыпается злость. — Шесть лет. Шесть лет я схожу с ума, все это время ты знал и молчал. Я никогда никому не говорила об этом. Все пыталась справиться. Но думала, если ты узнаешь, то хотя бы скажешь мне.

— Не надо меня обвинять, во мне нет и доли того благородства, что ты мне приписала. Почему же ты сама молчала? Мы не пара, Ева, и ты это прекрасно понимаешь. Нет, ты нравишься мне, я давно разглядел в тебе привлекательную девушку, но из уважения к тебе и твоей семье я не стану соблазнять тебя, хотя мог бы. В этой ситуации это было бы обманом с моей стороны, но мне не привыкать. Но ты слишком… чистая. Ева.

Хрустальный бокал лопнул в руке, разлетевшись на осколки. Все, что он говорил, было до противного правильным. Только последняя его фраза заставила недобро усмехнуться. Я вскочила на ноги.

— Чистая, говоришь? Хочешь знать, где я была? На Таннских островах. Я пыталась забыть тебя. И в этом мне помогали алкоголь, кровь из добровольно подставленных вен и мужчины. Много мужчин. Почти каждую ночь в моей постели был новый любовник, и знаешь что? Я даже не помню их имен. Зато отчетливо помню, как мне хотелось, чтобы на их месте был ты. Я пришла в себя только через полгода и с ужасом осознала, что ни черта не изменилось!

Ваза с фруктами, стоявшая на столе между креслами, полетела в стену, разлетелась звенящими брызгами, яблоки и виноград покатились по полу. Салем окинул эту картину взглядом и медленно встал напротив меня.

— Все еще считаешь меня чистой? — Выкрикнула я в запале, опьянение смыло злостью. — Ты говоришь об уважении, но даже не попытался проявить его ко мне. Нет, ты издевался надо мной. Зная, как я к тебе отношусь, нарочно делал мне больно.

— Я ничего тебе не обещал. Почему я должен щадить твои чувства? Что я должен был сделать?

— Поговорить со мной.

— И что бы изменилось? Ты разлюбила бы меня?

— Ненавижу тебя.

— Это вряд ли, — усмехнулся он, покачав головой, — хотя это было бы выходом.

Эту усмешка была как удар в живот, выбила весь воздух из легких. Слова бессмысленны и во всем виновата только я. Он ведь и правда ничего не обещал мне. Но я была невероятно зла. Он всегда знал, что кроется за моей нарочитой грубостью, за попытками уколоть и съязвить. Знал и просто издевался.

Тишину гостиной разорвал хлесткий звук пощечины. В глазах Салема отразилось злое удовлетворение, как будто он специально вводил меня из себя. Не знаю, чего он добивался и знать не хочу. Я развернулась и быстро ушла в свою комнату. Хлопнула дверью и, остановившись у кровати, запустила руки в волосы, пытаясь отдышаться. Меня трясло. От злости, от обиды, от все еще звенящих в ушах слов. Чего я ожидала? Что он тоже признается в любви и все у нас будет хорошо? Никогда не будет.

За спиной хлопнула дверь, я обернулась и успела заметить, как черные глаза сверкнули совсем рядом и губы Салема накрыли мои поцелуем.

Я тысячи раз представляла, как это будет, но все мои фантазии — ничто, по сравнению с тем, как это было на самом деле. Я все еще злилась, но, боже мой! Я так долго мечтала об этом, что не нашла в себе сил оттолкнуть его. Это был злой поцелуй, с привкусом горечи. Но он был такой страстный, такой неистовый, что все мысли вылетели из головы, и очень скоро он сменился откровенными ласками. Наверное, надо было оттолкнуть, влепить еще одну пощечину, прогнать, но я просто не смогла. Что толку лгать самой себе — я хотела этого.

И только, когда все закончилось, осознала, что именно произошло. Вопросов «почему?» и «зачем?» не возникло. Он сам сказал, что видит во мне привлекательную девушку, а я дала ему понять, куда он может засунуть свое уважение. У меня должно было возникнуть ощущение грязи, но не возникло. Я не жалела, где-то в глубине моей, израненной этими чувствами, души тлела надежда, что это будет иметь хоть какое-то продолжение. Но я слишком хорошо понимала, что ничего не будет. Салем тяжело дышал после безумного секса и не делал никаких попыток обнять меня или хотя бы просто прикоснуться. Я отвернулась от него, хотела, чтобы он ушел. И не хотела. И пока решала, не заметила, как провалилась в глубокий сладкий сон.

Утро не принесло облегчения. Только проснувшись, я сразу вспомнила весь вчерашний вечер. И тут же отругала себя, что уснула, так и не успев сказать: «Уходи». Потому что отчетливо ощутила его присутствие в комнате. Я резко села, спустив ноги с кровати и прикрываясь одеялом. Салем стоял лицом к окну и застегивал рубашку.

— Я не буду извиняться, — сказал он, оглянувшись на меня, — но должен признать, что понятие не имею что на меня нашло. Какое-то помутнение, — он взъерошил и без того растрепанные волосы, — странно, вроде пила ты, а помутнение у меня.

Я молчала, продолжая буравить его хмурым взглядом, уже зная, что он скажет дальше. Он подошел и встал напротив.

— Я очень хорошо отношусь к тебе, Ева, что бы ты ни думала. Но ты должна понимать — ничего не изменилось.

— Да, ничего не изменилось, — с горечью признала я, помедлив, и думаю, он понял о чем речь, — уходи.

— Ева…

Он попытался сказать что-то еще, но я не перебила, крикнув:

— Убирайся!

Он оглянулся уже у двери и сказал:

— Надеюсь, ты поймешь, что забыть обо всем — будет лучшим решением.

Дверь захлопнулась, тихо щелкнув замком.

Бристол-хилл встретил меня все тем же дождем. Набухшие тучи проплывали так низко, что казалось, вот-вот заденут крыши домов. На лужах вздувались пузыри, обещая затяжное ненастье. Серость и унылость во всей красе. В Бристоле было свое очарование, но сейчас я его не замечала. В моей душе было так же серо, ни единого просвета.

Я уехала из Касуэра в тот же день. Поревела где-то час, еще полчаса порефлексировала и собрала чемоданы. Лилиан я позвонила уже из поезда. Она была недовольна, но спорить не стала, только попросила не пропадать. А я и не собиралась. Что толку, если все равно ничего не изменится, а тех шести месяцев мне вполне хватило для определенного опыта в жизни. Больше не хочу. Я вообще слабо представляла, что должно произойти, чтобы все изменилось. Прошедший разговор с Салемом и слова, сказанные утром, показали, что это не предел. А где он, этот предел, я понятия не имела.

В нашем загородном доме было пусто, отец уехал ранним утром, мама в городе, наверное, устроила очередной набег на магазины и салоны красоты, а Кайл и вовсе здесь почти не появляется.

Приняв теплый душ, чтобы согреться после дождя, я направилась в мастерскую, но вдохновение покинуло меня еще несколько дней назад и до сих пор не вернулось. Какое-то время я рассматривала собственные картины, попивая горячий чай. Все, кто видел их, говорили, что я талантлива, что мне непременно надо выставлять свои работы в галереях, что такая красота должна не пылиться дома, а радовать глаз ценителей, что моим картинам обязательно найдется место в самых богатых домах. Но я никогда не стремилась к славе. И почему-то не хотела, чтобы на мои картины пялились все подряд. Наверное, это неправильно, художники пишут, потому что хотят показать другим свое видение мира, донести какую-то мысль или идею. Кем-то движет тщеславие, они хотят, чтобы ими восхищались. Мне же ничего этого не надо, я пишу просто потому, что мне это нравится. Я нахожу в этом умиротворение, отдушину, но не более.

В общем, чтобы не расстраиваться еще больше, я спряталась в своей комнате до самого ужина. Вечером я спускалась в столовую совершенно спокойно, за столом были только родители и они уже знали о моем приезде. Но недовольными не выглядели, даже не спрашивали, почему я приехала так рано.

Мама щебетала что-то о приеме, который состоится через неделю, перечисляла, кто будет на нем присутствовать, но мне, как и всегда, это было не очень интересно. Я делала вид, что слушаю и кивала в ответ, со всем соглашаясь.

Отец, заметив мое состояние, в конце ужина строго предупредил, что мое присутствие обязательно. И только это заставило меня осмыслить все, что было сказано за столом. Папа прекрасно знал, что чаще всего я просто игнорирую подобные мероприятия. А я знала, что он, тоже не особенно их любивший, никогда не настаивал на обратном. И сейчас я четко уловила, что сказано это было не для того, чтобы поддержать маму. Он действительно хотел, чтобы я пришла. Я нахмурилась, сосредоточенно кивнула и, пожелав спокойной ночи, ушла.

Всю следующую неделю я раздумывала, что же такого должно быть на этом приеме, что отец непременно желает меня там видеть. Я спрашивала, но вразумительного ответа не получила, а потому решила не зацикливаться. В конце концов, мне действительно стоит немного развеяться.

О Салеме я старалась не думать. Я знала, что он тоже будет на предстоящем приеме, он всегда присутствует на подобных вечерах, но в отличие от гостей, он работает. Мы, конечно, пересечемся, но отвлекаться на меня он не станет, а у меня, надеюсь, будут возможности отвлечься.

Так прошла неделя. Кайла и Лаю я увидела лишь накануне вечером. Я действительно была рада их видеть, улыбалась и старалась казаться беззаботной и отдохнувшей, но они, кажется, все увидели в моих глазах. Не знаю, что подумал Кайл, но он всячески пытался меня отвлечь и развеселить. А Лая, зная о моей проблеме, ободряюще улыбалась.

Оформители сегодняшнего приема превзошли сами себя. Зал сверкал изысканной роскошью. Полы начищены до блеска, на стенах зеркала в красивых рамах, колонны украшены живыми растениями, энергетические фонари на потолке образуют причудливый узор.

Мама, не любившая ведьм, не пренебрегала их услугами и правильно делала — без их Силы сотворить такое невозможно.

Я не вникаю в дела отца и брата, но этот прием, похоже, приурочен к какому-то событию. Поскольку никаких праздников в ближайшее время не намечается, значит, это окончание какого-то большого проекта. Бристол небольшой город, богатых семей здесь не так много, а без особой причины из столицы, где мы раньше жили, едут неохотно. Но сегодня было очень много гостей, а значит, прием обещает длиться почти до утра. Перспектива так себе, не люблю все эти пафосные вечера и приторные лживые улыбки. Но я обещала родителям, поэтому надев насыщенно-синее платье в пол, с простым, но элегантным силуэтом и расшитое сверкающими камнями, туфли на шпильке в тон и, сделав высокую сложную прическу, я нацепила в комплект ко всему этому улыбку и вышла к гостям.

Большинство лиц были знакомыми, но многих я видела впервые. Не удивительно, я ведь редко выхожу в свет. И поэтому на лицах присутствующих сейчас читалось любопытство вперемешку с одобрением. Кто-то пытался это скрыть, кто-то проявлял открыто. Я же лишь улыбалась и старалась не сильно разглядывать собравшихся. Сколько бы себя не настраивала, я не была уверена, что смогу сохранить бесстрастное выражение лица, встретившись с Салемом.

Но вечер шел своим чередом, гости разбились на небольшие группы, слышались негромкие разговоры, официанты сновали по залу с подносами, на которых стояли бокалы с шампанским. В центре зала пары кружились в танце под чудесную мелодию, исполняемую нанятыми музыкантами.

Танцевать я не хотела и даже отказала двум вампирам, пожелавшим пригласить меня. Согласилась лишь, когда на танец меня пригласил Кайл. Брат вел уверенно, и моя легкая рассеянность была незаметна.

— Его здесь нет, — шепнул он, когда я в очередной раз, сама того не желая, обвела зал взглядом, — пока.

— Кого?

— А кого ты выглядываешь?

— С чего ты взял, что я кого-то выглядываю?

Это прозвучало резко и возмущенно, но мой любимый мудрый брат улыбнувшись, сказал:

— Значит, мне показалось.

А мне стало стыдно, Кайл не при чем, он любит меня и всегда старается поддержать. Но ведь сейчас он говорил о своем друге. Почему? Я никогда не говорила ему о своих чувствах к Салему. Конечно, Кайл мог давно догадаться, но он тоже никогда не поднимал эту тему. Внимательно посмотрела на брата и поняла, что заговорил он об этом не просто так и прямо спросила:

— Что ты знаешь?

Я боялась, что Салем рассказал ему о том, что произошло между нами, но надеялась, что остатков его совести все же хватит, чтобы промолчать.

— Только то, что ты к нему неравнодушна.

Я облегченно вздохнула.

— И? — спросила, ожидая продолжения.

— Чего ты от меня ждешь?

— Твоего мнения. Что-то же ты по этому поводу должен думать.

Кайл снова улыбнулся.

— Ева, ты знаешь, что я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива, но боюсь, мое мнение не играет роли и слова мало что изменят. В конце концов, вы уже не дети, разберетесь сами. Я просто хотел, чтобы ты расслабилась. Салем появится, но позже. Отдохни, потанцуй, ты на многих произвела впечатление. Сегодня ты выглядишь шикарно, пользуйся этим и наслаждайся вечером, хотя бы недолго.

Танец закончился и Кайл отвел меня к фуршетному столу. Но, прежде чем уйти, сказал:

— Ева, я всегда готов тебя выслушать и помочь, не забывай об этом.

— Спасибо, — я искренне улыбнулась ему.

От этих слов стало легче, но после танца мне захотелось освежиться, и я направилась к балкону. Но на полпути меня остановил незнакомый приятный голос:

— Леди.

Я повернулась и встретилась взглядом с красивым молодым вампиром. Короткие темные волосы тщательно уложены, карие глаза смотрят тепло и внимательно, уголки губ приподняты в легкой приятной улыбке.

— Мы знакомы? — я видела его впервые, но он, похоже, знал меня.

— Нет, но я наслышан о вашей красоте и должен сказать, слухи не отражают и десятой доли того, что открылось моему взгляду. Позвольте представиться — Ричард Монтерсон. Для вас просто Рик.

— Тогда я для вас просто Ева.

Рука сама потянулась к нему, он медленно склонился и прикоснулся к пальцам губами.

Я вздрогнула, но неожиданно поняла, что ничего общего с жестом Салема это не имеет. Совсем другой мужчина, совсем другие ощущения. Он выпрямился и растянул губы в загадочной полуулыбке.

— Ева, — повторил он, — какое прекрасное имя, и как прекрасна его хозяйка.

Он был совсем молод, возможно, года на два меня старше, но в нем чувствовалась сила и уверенность в себе. Стойкость и четкое понимание собственных желаний.

На самом деле мне не часто говорили комплименты. У меня привлекательная внешность, но я слишком не похожа на представителей своего народа и это сбивает с толку. Но, когда я все же слышала их, не расплывалась так, как сейчас. Почему-то под этим взглядом я мигом забыла обо всем, что меня волновало.

Краем глаза, заметив невдалеке родителей, увидела одобрительный кивок мамы и улыбку отца и поняла, что Рик — та самая причина, по которой они хотели, чтобы была сегодня здесь.

Рик сказал еще несколько комплиментов. Непринужденно, будто это само собой разумеющееся и, неожиданно поняв, что мне приятно стоять и вот так флиртовать, расслабилась. Заметив это, Рик предложил принести по бокалу шампанского и выйти на балкон. Я согласилась, а когда он растворился в толпе, услышала за спиной того, о ком на несколько минут и думать забыла.

— На твоем месте я держался бы от него подальше.

— Как хорошо, что ты не на моем месте, — сказала, не оборачиваясь, но Салем уже подошел и встал рядом.

— Я серьезно, Рик тот еще засранец.

— Кто может быть хуже тебя, Салем? Вряд ли он сделает мне так же больно, как ты.

— Я предупредил.

— Иди к черту. И предупреждения свои забери с собой.

Салем усмехнулся и хотел что-то сказать, но вернулся Рик.

Эти двое знали друг друга и явно очень не любили. И дело даже не в словах Салема, а в том, как они смотрели друг на друга. В глазах Рика появился холод, но он вежливо кивнул Салему и протянул мне бокал на высокой тонкой ножке.

— Малыш Рики, — усмехнулся Салем, — не ожидал тебя здесь увидеть.

— Салем, я всего-то на два года младше тебя, а мы давно не студенты, может, прекратишь меня так называть?

Рик выдерживал насмешливый взгляд Салема с достоинством и говорил тем же тоном, будто это была какая-то шутка. Хотя и дураку было понятно, что все гораздо серьезнее и имеет место давнее противостояние.

— Мне нравится это прозвище, тебе подходит.

— У тебя всегда был странный вкус.

— Зато у тебя со вкусом все в порядке.

Салем сказал это, слегка покосившись на меня, и мне не понравились эти слова.

— Что ж, оставлю вас. Еще увидимся.

Это прозвучало, как угроза, но Рик только улыбнулся в ответ.

— Не сомневаюсь.

Салем, наконец, оставил нас, а я спросила у Рика:

— Давно вы знакомы?

— Учились вместе в академии. Когда я поступил, Салем был уже на третьем курсе. У него всегда был непростой характер, но это вы и так знаете, он ведь работает на вашу семью.

— О да, поверьте, я знаю.

— Я надеюсь, это не единственное, что может объединить нас с вами?

Ох, этот взгляд. Восхищенный, нежный, обещающий что-то непременно приятное. Завораживающие нотки в голосе и снова мягкие губы на моей руке. На меня еще никто так не смотрел. Со мной никто так не говорил. И мне хотелось слушать этот голос бесконечно.

— Чем ты занимаешься и почему мы раньше не встречались? — как-то слишком просто перешла на «ты», когда мы вышли на балкон.

— У меня своя галерея в центре Эверетта.

Я никогда не стремилась выставлять свои работы, но это не значит, что я не знала о крупных галереях и их владельцах, хоть и не встречалась ни с одним из них. Но все же то, что судьба свела меня именно с Риком, удивило. И я, наконец, вспомнила, где слышала эту фамилию.

— Не может быть, ты тот самый Монтерсон? Я слышала о тебе. И несколько раз посещала выставки, организованные тобой.

— Польщен, — он улыбнулся, — я знаю, что ты пишешь картины.

— Да, — улыбнулась смущенно, — немного. Знаешь, родители не очень-то жалуют мое увлечение, поэтому я не привыкла говорить о своем творчестве.

— А зря. Я видел однажды твою работу.

— Где? — удивилась я.

— В доме одного своего приятеля, Кристофера Стикетта.

Я нахмурилась, вспоминая, когда и как моя картина могла попасть в чужой дом. А потом вспомнила, в прошлом году подруга мамы, Бланш Стикетт, как-то заглянула ко мне в мастерскую. Не знаю, что она хотела там увидеть, но буквально влюбилась в морской пейзаж, который я привезла из Касуэра лет пять назад. Одна из комнат в их доме была оформлена в морском стиле, и я подарила ей эту картину. Я даже почувствовала облегчение.

— Почему я никогда о тебе не слышал? Как о художнике.

Я безразлично пожала плечами.

— Деньги меня не интересуют, как и слава. Я рисую для души, мне этого достаточно.

Он внимательно смотрел на меня, будто изучая и запоминая каждую черточку лица. Я думала, что сейчас владелец галереи возьмет над ним верх и предложит мне выставляться у него, но он снова удивил меня.

— Если ты считаешь, что это правильно, значит, это правильно. Но уверен, из-под твоей руки выходят не менее прекрасные творения, чем то, что я уже видел.

— Ты мне льстишь.

— Отнюдь. Потанцуем?

Рик был единственный, с кем я танцевала весь оставшийся вечер. Мы почти не разговаривали больше, но мне все равно было так… комфортно и уютно, что я даже не сразу поверила своим ощущениям.

Перед тем, как покинуть наш дом, Рик попросил о встрече, и я не смогла отказать. Мне хотелось снова почувствовать себя красивой и желанной, а в его компании это было проще простого.

Уже засыпая, подумала о Салеме и с удивлением поняла, что боль, живущая в моем сердце несколько лет, уже не ощущается так ярко, приглушенная другими, пока еще незнакомыми мне чувствами.

Рик был, как глоток свежего воздуха. Он ухаживал красиво и со знанием дела. Не торопил, не давил, словно чувствовал, что мне нужно время.

За мной ухаживали и раньше, но почему-то никто не находил в моей душе такого отклика. Образ Салема всегда мешал. Я искала его черты в других мужчинах и не находила.

Рик же был полной его противоположностью, но нравился мне все больше с каждым днем. Ненавязчиво и осторожно он заполнял собой мою жизнь.

Родители были довольны. Еще бы, наконец-то, их непутевая дочь встала на путь истинный. Мама то и дело говорила о том, какой Рик чудесный. Он смог подобрать ключик даже к ее, не слишком-то дружелюбному, сердцу.

Папа ничего не говорил, но каждый раз встречал Рика, как дорогого родственника. Оказалось, наши отцы хорошо знают друг друга, они несколько раз вели какие-то совместные проекты, и это неизменно приносило прибыль им обоим.

Кайл тоже был рад. Он не знал Рика раньше и от комментариев воздерживался, но он был рад за меня. Подозреваю, Салем все же рассказывал брату о «малыше Рики», не мог не рассказать, они ведь лучшие друзья. Но, учитывая молчание Кайла, Салем не смог предъявить ничего, кроме собственной неприязни. Которая, кстати, при каждой их с Риком встрече выливалась в словесные баталии и схватку взглядов.

Рик неизменно выходил победителем, но в моих глазах и Салем не был проигравшим. Казалось, это доставляет ему удовольствие, Салем вообще никогда не упускал случая показать кому-либо свое превосходство. Но, когда я встречалась с ним глазами, видела в них недовольство, злость и… обеспокоенность. И это было странно, потому что я четко понимала, что направлено это чувство на меня. Тем не менее, с момента знакомства с Риком я стала чаще улыбаться. Вдохновение вновь поселилось во мне и краски ложились на холст легко. Свободное время я снова стала проводить в мастерской и все же решилась пригласить сюда Рика.

За две недели, что мы встречаемся, он несколько раз оставался у нас на ужин. Сегодня был как раз такой вечер. После ужина и пары бокалов виски в компании с отцом Рик, как обычно, вознамерился уйти. Он соблюдал приличия, мы еще ни разу не проводили ночь вместе, хотя я видела, что он совсем не против. Честно говоря, я до сих пор не понимала, хочу ли этого сама, но то, что Рик так упорно соблюдает эти самые приличия, было по-женски обидно.

Я пошла провожать его, но на полпути в главный холл, остановилась и взяв за руку, потянула в другую сторону.

— Рик, постой. Пойдем, я хочу тебе кое-что показать.

Он удивился, но, улыбнувшись, послушно пошел за мной.

В первую нашу встречу я не лукавила. Я действительно не привыкла говорить с кем-то о своем творчестве. Честно говоря, единственными посетителями мастерской до этого дня были только Кайл и Лая. Ну и отец иногда. Очень редко.

— Это твоя мастерская? — спросил Рик, когда я закрыла за нами дверь.

— Угу, — легкомысленно кивнула, стараясь не показать своего волнения.

— И ты разрешаешь мне посмотреть на то, чем живешь?

— Да, — сказала уверенно.

И вот теперь я внимательно следила за его реакцией. Я не боялась, что ему не понравится, но все равно было волнительно. Он медленно переходил от одной картины к другой, подолгу разглядывая каждую.

Любое творчество требует отдачи себя, частички души. По-другому нельзя. Ты должен чувствовать, когда творишь. Чувствовать мир. Абсолютно все имеет свою неповторимую природу, историю, зачастую характер, в определенном смысле. И когда я пишу картину или просто рисую в альбоме, я погружаюсь в мир. Пытаюсь понять эту природу, характер и переношу на холст или бумагу, испытывая при этом разные эмоции. Мне кажется, что только так можно созидать. Тогда творение получится по-настоящему красивым, а главное, понятным другим. Это важно, а иначе, зачем вообще это делать?

И сейчас я с удовольствием наблюдала, как, глядя на очередную картину, на лице Рика отражаются именно те эмоции, которые я проживала при ее написании.

Отойдя на несколько шагов от стены, где висели и стояли прислоненные к ней картины, Рик, наконец, заговорил.

— Я был прав. Ева, ты невероятно талантлива. Ты знаешь об этом?

— Мне говорили, — смущенно пожала плечами, подойдя ближе к нему.

— Слушай, — он повернулся ко мне и, посмотрев в глаза, улыбнулся, — я понимаю, что в профессиональном плане не интересен тебе, но мир должен это увидеть. Разве тебе не хочется поделиться с ним?

Тяжело вздохнула.

— Я не знаю. Правда, не знаю.

Он покачал головой.

— Ты удивительная девушка.

И поцеловал. Его поцелуи всегда были нежными, от них не кружилась голова, но было в них что-то такое, что заставляло замирать сердце. Нежности в моей жизни было мало. Вот такой, настоящей, искренней. И сегодня, стоя в собственной мастерской, в объятиях замечательного мужчины, поняла, что хочу продолжения. Я уже распахнула для него двери в свой мир и была готова, чтобы он сделал этот последний шаг.

— Мне пора, — прошептал он между поцелуями.

— Нет. Останься. Я хочу, чтобы ты остался.

— А твои родители…

— Я уже большая девочка, — перебила его, не желая слушать очередную «правильность» и улыбнулась, — и готова тебе это доказать.

Чуть позже, лежа в уютных объятиях, я пыталась разобраться в собственных чувствах и ощущениях. Рик спал, его глубокое размеренное дыхание шевелило волосы у виска, но мне было даже приятно.

Рик казался идеальным мужчиной, с ним легко и спокойно. Он давал чувство защищенности и уверенности в себе, а мне этого очень не хватало. Он был молод, красив, умен, богат и влюблен в меня. Да и в постели, должна признать, все было отлично. Но… Это был Рик.

Нет, сейчас я не мечтала, чтобы на его месте был другой, но я, кажется все еще любила его. Того, другого. Впервые, с момента знакомства с Риком, эта мысль кольнула сознание и была такой неуместной, что я сама себе стала противна.

Осторожно выбравшись из-под тяжелой руки, я накинула халат прямо на голое тело, вышла на балкон и расплакалась. Эта проклятая любовь душила меня, не давала нормально существовать. И я не понимала, почему даже такой мужчина, как Рик, занимавший последние пару недель все мои мысли, не смог занять мое сердце, вытеснив из него все ненужное.

Кое-как успокоившись и, вытерев мокрые дорожки с лица, я вернулась в постель. Рик притянул меня к себе во сне и я не стала сопротивляться. Наоборот, прижалась посильнее и попыталась представить… Впрочем, я тут же распахнула глаза, тряхнула головой и, что удивительно, очень быстро уснула.

Краски сегодня были такие послушные, словно живые. Словно точно знали, что именно я хочу изобразить и как это вижу. Мазок. Еще мазок. Они ложились легко, и я почти закончила картину. На холсте расцвел сад. Тот самый, что раскинулся за окном мастерской. Город посетило солнце и щедро раздаривало лучи. Под его светом яркие экзотические цветы казались еще ярче, прошедший ночью дождь будто смыл с них все напускное, оставив самую суть, саму душу, и на некоторые из них было больно смотреть, настолько яркими, почти кислотными, были цвета.

Меня отвлек стук в дверь и голос мамы:

— Ева, ты там? Впрочем, не отвечай, я знаю, ты там. Где еще ты можешь быть.

Слова были полны укоризны, пришлось открыть.

— Ты пропустила завтрак и обед, — строго сказала мама, — я знаю, ты иногда увлекаешься, но ведь нельзя посвятить этому всю жизнь?

— Почему нет? — спросила с искренним недоумением.

— Потому что в гостиной тебя ждет Ричард.

— О! А сколько время?

— Пять вечера, — отчеканила она и поджала губы.

Посмотрела на часы, висящие на стене, и выругалась:

— Черт!

— Ева! — возмущению в голосе мамы не было предела.

— Прости, мам, — поспешила я извиниться, — конечно, я сейчас приду, только приведу себя в порядок.

Мама не стала продолжать этот диалог и, бросив напоследок грозный взгляд, гордо удалилась.

Мы с Риком договорились сегодня сходить в театр и я обещала быть готовой к пяти, но засиделась в мастерской. Пришлось спешно придавать себе вид более приличествующий предстоящему вечеру.

Как и говорила мама, Рик ждал меня в гостиной. Вид у него был немного скучающий, но недовольным он не выглядел.

— Прости, что опоздала. Сад за окном мастерской сегодня выглядит восхитительно.

— Ничего страшного, — улыбнулся он, поднимаясь мне навстречу, — я понимаю. Ты прекрасно выглядишь, впрочем, как и всегда. Мне невероятно повезло.

Если в начале нашего знакомства, после комплимента он целовал мне руку, то теперь, не стесняясь, целовал в губы.

— Ты готова?

— Погоди, я хочу кое-что сказать. Знаешь, я тут подумала, и… я хочу выставляться в твоей галерее. Если это возможно, — добавила под его удивленным взглядом.

— Неожиданно, — протянул он, — но приятно. Конечно, это возможно, я буду только рад. Что же заставило тебя изменить мнение?

Пренебрежительный тон моей мамы. Показное нежелание даже переступать порог моей мастерской. Нет, справедливости ради, надо отметить, что она тоже хвалила мои работы, но так скупо, что лучше бы вовсе молчала. А если мои картины будут хвалить ее друзья и знакомые? Если будут покупать их и обсуждать за вечерним чаем? Если обо мне заговорят? Как тогда она будет к этому относиться? Нет, меня никогда не преследовало желание быть для родителей лучшей. Я знаю, отец и так меня любит, хоть никогда этого не показывает. А мама… она такая, какая есть и не стоит ждать от нее большего. Просто мне до жути надоело такое положение вещей. Может, в самом деле, хватит прятаться?

Но на вопрос Рика я только пожала плечами:

— Не знаю, может, просто решила, что пора.

— Хорошо, — не стал он настаивать, — предлагая обсудить это завтра, а сегодня насладиться приятным вечером.

В этот момент за моей спиной прозвучал голос, разрушивший очарование момента:

— Я смотрю, у вас все хорошо?

Салем по-хозяйски прошел мимо нас к бару и наполнил бокал коньяком.

— А я смотрю, у тебя дела не очень, — насмешливо сказал Рик.

— С чего ты взял? — удивился Салем, удобно устраиваясь на диване.

— Выглядишь неважно.

— Я всегда выгляжу отлично.

— Салем, — возмутилась я, — за окном белый день, а ты проводишь время в компании алкоголя.

— У меня законный выходной.

— У тебя не бывает выходных.

— А вот и бывают.

— Тогда какого черта ты ошиваешься в нашем доме?

— У меня выходной, — повторил он, разведя руками, — где хочу, там и ошиваюсь.

— Оставь его, — примирительно сказал Рик, — пойдем.

— Да, — кивнул Салем, — вы куда-то собирались. Куда, кстати?

— Не твое дело, — огрызнулась я.

— В театр, — все так же спокойно ответил Рик, — тебе тоже иногда не помешало бы посещать подобные места. Хотя, тебя вряд ли что-то исправит.

— Главное, чтобы ты исправился, Рики, — серьезно и даже как-то зловеще сказал Салем, не глядя на нас, — а за меня не беспокойся.

Я обернулась и уже хотела спросить, что он имеет в виду, но Рик мягко взял меня за локоть и потянул из гостиной. Я была не против вообще забыть этот инцидент, потому что меня вдруг смутила собственная вспышка. Мне не хотелось, чтобы Рик понял, что между мной и Салемом что-то было. И уж, тем более что я что-то к нему чувствую. Именно так. Чувствую до сих пор, несмотря на то, что с Риком мне хорошо. Это заставляло меня испытывать вину перед ним.

Рик, будто поняв, что меня что-то гложет, молчал всю дорогу до театра. Не стал лезть в душу и это лучшее, что он мог сейчас сделать.

Мне казалось, что вечер окончательно испорчен, но спектакль был потрясающий. Море оваций разразилось в зале, когда актеры отыграли последнюю сцену. Впечатления захлестнули с головой и неловкости между нами будто и не бывало.

Рик хотел отвезти меня домой, но стоило мне вспомнить, что там я могу снова встретиться с Салемом, настроение резко испортилось.

— Я не хочу домой.

Рик все понял. Без лишних вопросов развернул машину и повез меня к себе.

Эта ночь напомнила мне одну из тех, что я проводила на Таннских островах. Мной овладело отчаянное желание забыться в руках другого мужчины. Этому мужчине я была небезразлична. Это чувствовалось в каждом прикосновении, в каждом движении, в каждом стоне. И если бы в моем сердце никого не было, я бы безоговорочно влюбилась в него. Но получилось только ненадолго заглушить боль.

Впрочем, на физическом уровне все было на высоте. Рик знал, как доставить удовольствие. К сожалению, в душе такого умиротворения мне, кажется, никогда не испытать.

Может, было бы правильнее рассказать ему. Не открывать всю правду, но объяснить, что его чувство не взаимно и, скорее всего, никогда таковым не станет. Это было бы честно по отношению к нему. Но я эгоистично затолкала эти мысли подальше и решила хотя бы попытаться. Дать нам шанс. Дать шанс себе. Еще один. Последний.

Поэтому утром я улыбалась. На удивление, вполне искренне. Погода решила побаловать редким осенним солнцем, уже не греющим, но очень ярким. И просторная спальня в большой дорогой квартире, которую Рик снимал в центре Бристол-хилла, была залита светом, льющимся из окна. А на переносном столике будоражили аппетит восхитительный аромат свежесваренного кофе и тосты с ягодным джемом. Рик принес мне завтрак в постель, поцеловал в кончик носа и сказал, что ждет в гостиной, чтобы обсудить наше сотрудничество.

А я уже успела забыть, что согласилась выставлять свои картины. Но не передумала и уже через час мы обо всем договорились. Осталось лишь подписать договор и можно ехать в Эверетт, чтобы, наконец, показать свои картины миру.

Договор мы подписали тем же вечером, и уже на следующий день часть моих работ ехала в столицу. Мы должны были выехать только через день, Рику нужно было закончить в Бристоле кое-какие дела.

Собирая вещи, думала о том, что даже рада уехать отсюда. В конце концов, я давно не была в Эверетте, а наше родовое поместье нуждается в пригляде. В ближайшее время вырваться туда никто не сможет, так почему бы это не сделать мне. Собственно, именно эту причину я и озвучила, сообщая родителям об отъезде. О том, что собираюсь выставляться в галерее, я никому не сказала. Не желаю слушать лишних разговоров на эту тему. Если у меня все получится, все и так обо всем узнают.

Рик рискнул и выставил сразу несколько моих картин, наряду с работами уже известных художников. Выставка оказалась для меня настоящим стрессом. Я волновалась и пыталась унять дрожь в пальцах каждый раз, когда кто-нибудь подходил к моим картинам. Вглядывалась в лица и силилась понять реакцию гостей. Рик был рядом, держал за руку и уверял, что все будет хорошо.

И не ошибся!

Мои картины действительно привлекали внимание. Возле них задерживались, подолгу рассматривая. Некоторые работы заставляли улыбаться, некоторые — хмуриться, но равнодушным не остался никто, также как никто не выказал недовольства, которого я так боялась.

Четыре картины купили в тот же вечер, и это была моя маленькая победа над собственными страхами. Мы отпраздновали это вкусным игристым шампанским. Его пузырьки кружили голову, и сладкие поцелуи Рика казались в ту ночь самым правильным, что происходило со мной.

Жаль, что наутро этот мираж развеялся. Правда, вдалеке от Бристол-хилла, на фоне переживаний по поводу выставки, я почти не думала о Салеме. Но и к Рику я не стала испытывать больше, чем есть.

Зато теперь твердо решила сотрудничать с ним и выставить в галерее большинство своих картин. Решила оставить лишь те, что не предназначались для посторонних глаз. Такие тоже были, хранились в доме Кайла, о чем он до недавнего времени даже не знал.

Так прошел месяц. У Рика прибавилось клиентов. Мои картины шли нарасхват, и за каждую из них я получала ровно половину, причитающуюся мне по договору. Я никогда не нуждалась в деньгах, наша семья богата, но зарабатывать их самой оказалось приятно.

Правда, я не имела возможности ими воспользоваться. Рик оплачивал все мои расходы, которых, в общем-то, было не так и много, потому что все свободное время я проводила или в мастерской, или в галерее.

И все было хорошо, если не считать внезапных приступов слабости и головокружения, начавшихся через два дня после первой выставки. Что само по себе странно, ведь вампиры отличаются очень крепким здоровьем. Но я посчитала, что это не повод бить тревогу и не стала ничего говорить Рику. В самом деле, ничего ведь страшного. Подумаешь, голова иногда кружится. Я частенько забываю поесть, увлекаясь в мастерской. И беспокоило меня даже не это, а обострившееся чувство тоски. Неприятное, гнетущее, оно стало посещать меня даже в объятиях Рика. И я не могла понять, относится ли оно к Салему. То, что я испытывала последние годы, было совсем не похоже на то, что я испытывала этот месяц, проведенный в Эверетте, рядом с самым, казалось бы, заботливым мужчиной в мире. Да и не по чему было тосковать, нас с Салемом ничего не связывало. Отчего же было так плохо?

Дела снова позвали Рика в Бристол-хилл, и я была даже рада повидать родных и сменить обстановку, поэтому согласилась, не раздумывая.

Приняли нас теплее, чем я думала. Мама безостановочно щебетала о том, как рада за меня, хоть мнения своего и не поменяла. Несмотря на то, что многие ее знакомые, купившие мои картины, восторгались ее талантливой дочерью.

Папа, убедившись, что у меня с Риком все серьезно, поскольку впервые на его памяти я нахожусь с кем-то в отношениях так долго, крепко обнял меня. Чего раньше не случалось. Рику пожал руку так, словно тот его горячо любимый родственник и предложил обсудить что-то сугубо мужское. Конечно, Рик с радостью согласился. Похоже, что все счастливы. Кроме меня.

Мужчины уединились в кабинете, мама занялась организацией праздничного обеда в честь нашего приезда и моего успеха. А я, заверив их всех, что не буду скучать, осталась в гостиной. Красивая, со вкусом обставленная комната, для меня была пустой и безликой. Никаких особенных воспоминаний она не рождала, ведь жили мы в этом доме всего ничего. Тем не менее, уходить отсюда не хотелось. До тех пор, пока в ней не появился Салем.

Он вошел, не поднимая головы от бумаг, что держал в руках и не сразу меня заметил. А когда увидел, резко остановился, и в глазах его промелькнуло удивление.

— Ева? Не знал, что ты приехала. Все-таки сбежала от зануды Рика?

Ненавижу этот насмешливый тон.

— Мы приехали вместе, — процедила сквозь зубы, хотя нужно было вовсе промолчать, — ненадолго.

— О! — Многозначительно произнес он. — А Монтерсон всерьез за тебя взялся.

— Что тебе нужно?

— Ничего, — он пожал плечами, — я забыл здесь пиджак. Как раз собирался уезжать.

— Не задерживайся.

Я резко вскочила на ноги намереваясь уйти, потому что находиться здесь расхотелось. И едва удержалась на ногах. Голова закружилась, и комната перед глазами поплыла. Я бы упала, если бы Салем не придержал, отбросив сторону бумаги.

— Ева? Что с тобой? — его голос был серьезен, и в нём даже промелькнула тревога. Хотя, скорее всего мне просто показалось.

Он не спешил меня отпускать, удерживая за талию. Несколько секунд я неосознанно наслаждалась этой близостью, но потом отпрянула, хоть голова всё ещё кружилась.

— Ничего, все хорошо.

Он не поверил. Я видела. Но спрашивать ничего не стал, а я не стала дожидаться вопросов и ушла. И только когда закрыла дверь комнаты, позволила себе глубоко вздохнуть и выругаться в голос. От головокружения не осталось и следа, теперь изнутри распирала злость. Сначала на Салема, потом на саму себя и на свою реакцию на него. А потом стало трудно дышать из-за вновь появившейся ниоткуда горькой тоски.

К ужину всё прошло и меня отпустило.

Салема в этот день я больше не видела.

Рик умудрился устроить выставку картин в Бристоле на следующий же день. Всё вновь прошло просто чудесно, картины пользовались спросом. Купили ещё несколько работ, и вечером мы с ним отмечали наш общий успех.

Мы сидели за небольшим круглым столом в квартире Рика, которую, как выяснилось, он не освободил при переезде Эверест. Свет в квартире был приглушен, лишь на столе ярко горели высокие витые свечи. Ужин был вкусным, вино — лёгким, а глаза напротив блестели в свете свечей восхищением. Вечер был приятным, а ночь обещала быть ещё лучше, ведь сегодня я смогла отвлечься от своих переживаний.

Но я никак не ожидала что в какой-то момент Рик, не говоря ничего, просто положит на стол маленькую бархатную коробочку.

Я отложила вилку, не донеся ее до рта.

— Я не хочу много говорить, — начал он, — ты и сама всё знаешь о моих чувствах. Поэтому задам только один вопрос: ты станешь моей женой?

Я глубоко вздохнула, глядя на потрясающей красоты кольцо. Открыла рот и… закрыла. Потому что вдруг отчётливо поняла, что не знаю. Нет, не о чувствах Рика, хотя слово «люблю» от него ни разу не прозвучало. Но я была этому даже рада, потому что точно не смогла бы ответить ему тем же.

Я не знала, нужно ли это мне. Меня вполне устраивали наши отношения. О том, что отношения иногда заканчиваются свадьбой, я видимо предпочла забыть. Но Рик был настроен более чем серьёзно. Он заботился обо мне, помогал, поддерживал и, наверное, и правда, любил. Красивый, умный, богатый, о нем мечтали очень многие, а он сейчас сидел напротив, смотрел внимательно и молча ждал моего ответа. Он выбрал меня. Так чего ещё мне надо?

— Похоже, ответ будет совсем не тот, которого я ожидал, — со вздохом сказал Рик.

Я встрепенулась и всё-таки произнесла:

— Я ещё ничего не сказала.

— Ты молчишь слишком долго, значит сомневаешься.

— Просто это очень неожиданно, — попыталась я смягчить ситуацию.

Просто я понятия не имею что мне совсем этим делать. Я чувствовала себя настоящей дрянью. Злилась на себя за то, что не могу ответить Рику взаимностью, за то, что лишаю нас обоих шанса на счастливую жизнь. Из-за чего? Из-за того, что люблю мужчину, которому никогда не буду нужна.

Рику я нужна, но…

— Мне нужно подумать.

Он медленно кивнул, не сводя с меня глаз.

— Хорошо, я подожду.

Но кольцо не убрал. Оставил на столе. Я забрала его, не стала надевать, просто положила коробочку в сумку и уехала домой. Вечер уже не стал бы таким же непринужденным, а мне действительно надо было подумать. Но вместо этого я уснула, едва голова коснулась подушки.

Утром проснулась растерянная. Как быстро мне предстоит дать ответ? А если я буду думать слишком долго, как мне себя вести с ним. Ведь он ждёт. И наверняка понимает, что это наше последние дни вместе. Потому что вчера он уже прочёл ответ в моих глазах. Может, стоит озвучить его и не мучить ни себя, ни Рика. Он не заслужил этого.

С этими мыслями я провела день. Из рук всё валилось, на вопросы я отвечала невпопад, обед пропустила, и даже кисть хотела меня слушаться.

Рик был приглашен к нам на ужин. Не мной, разумеется. Родителями. И я решила после ужина поговорить с ним. Объяснить, как получится, извиниться. Он уйдёт, конечно. Родители будут недовольны, и сама себя я буду грызть ещё очень долго. Так мне и надо. Но это будет лучше, чем продолжать обманывать и его, и себя. Честнее.

Ужин прошёл немного напряжённо, по крайней мере, для меня. Я старалась делать вид, что всё хорошо всё идёт, как надо. Но Рик всё равно заметил.

— Всё в порядке? — спросил он, когда ужин подошел к концу.

— Нам нужно поговорить.

— Ты уверена?

Во взгляде его читалось понимание. Он всё понял, этот почти идеальный мужчина. И просто хотел дать мне возможность избежать неудобных объяснений.

— Да, — сказала твердо.

Если я не скажу ему, не объясню, буду ненавидеть себя ещё сильнее.

Но мои планы нарушил отец.

— Ричард, я бы хотел обсудить с вами кое-что, это не займет много времени.

— Папа, — я покачала головой, — нам с Риком нужно серьезно поговорить. Твои дела не могут подождать?

Какой смысл что-то обсуждать, если сегодня вечером Рик, возможно, навсегда исчезнет из жизни нашей семьи.

— Ева, — наигранно строго сказал отец, — я украду его ненадолго, ты и соскучиться не успеешь.

Рик кивнул, поцеловал меня в щеку и обманчиво спокойным голосом сказал:

— Мы обязательно поговорим. Я скоро.

Они ушли, а я решила пойти в мастерскую. Вряд ли в таком состоянии я смогу что-то сотворить, но там точно будет спокойнее. А Рик сообразит, где меня искать.

Путь в мастерскую пролегал по коридору, мимо жилых комнат. В одной из них обосновался Салем. Да-да, у этого мерзавца в нашем доме была собственная комната, потому что здесь он проводил очень много времени. Его родные жили в Эверетте, а в Бристоле у него была квартира, недалеко от того места, где снимал жилье Рик. Но Салем там почти не появлялся, он практически жил здесь. Или в городском доме Кайла.

Дверь в его комнату оказалась приоткрыта и, проходя мимо, я невольно замедлила шаг. Я не видела его, но слышала, как он говорит по телефону. Прислушалась и поняла: он договаривается о свидании. Хотя вряд ли этим безобидным словом можно назвать то, чем он собирался заняться в ближайшее время.

Приторно-сладким голосом, своим обычным самоуверенным тоном, он обещал какой-то девице незабываемую ночь любви. У меня защипало глаза, а грудь словно придавило тяжелым камнем. Я разозлилась. Так разозлилась, что повернулась обратно и почти побежала в кабинет.

Влетела туда, даже не постучавшись и, не дожидаясь вопросов и возмущенного восклицания отца, выпалила:

— Я согласна.

На лице Рика отразилось сначала непонимание, затем удивление, но он всё равно переспросил:

— Что?

— Ты спрашивал, согласна ли я стать твоей женой. Я согласна.

Он оказался возле меня спустя секунду и, кажется, не поверил тому, что услышал.

— Ева? Ричард?

Папа, конечно, быстро всё понял, но был удивлён не меньше.

— Прости пап, вчера Рик сделал мне предложение. Не знаю, почему не ответила сразу. Наверное, испугалась, — я неуверенно пожала плечами, — а сегодня… Вы слишком долго говорили и я… Я согласна, вот, — и попыталась улыбнуться.

Похоже, получилось, потому что Рик улыбнулся в ответ и сказал:

— Ты не представляешь, как я счастлив.

А я снова чувствовала себя дрянью, ведь собиралась расстаться, думала, так будет правильнее. А в итоге что? Осчастливила? Ни одного только Рика, потому что папа уже подошёл к нам, поздравляя.

— Что ж, это надо отметить. Прямо сейчас — в тесном семейном кругу, а чуть позже устроим прием в честь вашей помолвки. Ева, я думаю, будет правильно, если ты сейчас найдешь маму и скажешь ей сама.

Конечно, я скажу но… приём? Я уже хотела сказать, что не нужно никаких приёмов и роскошной свадьбы, на которой обязательно будет настаивать мама, но вдруг поняла, еще ни разу ничего подобного не организовывали для меня. И захотелось побыть хозяйкой вечера. В конце концов, ничего ведь непоправимого не случилось.

Детали обсуждали уже в малой гостиной. Мама была на седьмом небе от счастья. Конечно, так удачно пристроить непутевую дочь. Подумалось, что это мне полагается так радоваться, но чего нет, того нет. Хотя, я честно старалась. По крайней мере, стоило всё это затеять ради ее тёплой улыбки, обращенной ко мне. Последний раз она так улыбалась в далёком детстве, настолько далёком, что кажется, будто это вовсе мне приснилось.

А на следующий день Рику понадобилось вернуться в Эверетт. Он обещал не задерживаться, потому что прием по случаю нашей помолвки должен был состояться через месяц здесь, в Бристоле.

Я осталась, мне нужно было уложить в голове все, что случилось вчера вечером. И для этого я отправилась к брату, чтобы заодно сообщить им с Лаей новость. Уверена, они тоже порадуются за меня.

Известие о моей скорой свадьбе вызвало улыбку у них обоих. Но в этих улыбках и взглядах читалась озабоченность. Хотя они очень старались показать, что действительно рады.

Мы расположились в гостиной, в которой было гораздо приятнее и уютнее, чем в загородном доме. Этот дом вообще нравился мне больше. Кайл знал об этом и предлагал переехать, даже хотел обустроить здесь мастерскую, но я отказалась. Почему-то мне казалось это не совсем правильным. Да, дом большой, но они с Лаей так любят друг друга, что мне просто не хочется нарушать эту гармонию.

Да, и не принципиально мне на самом деле, где жить, не умею я сидеть долго на одном месте. Скоро вот вообще переду в чужой дом. А здесь я могла появляться когда угодно и оставаться, сколько хотела. И это вполне устраивало мою вольнолюбивую натуру.

Мы долго говорили. Я рассказала им о галерее Рика. О ом, что мое творчество пользуется успехом, они и сами знали. Кое-кто из знакомых Лаи, интересующийся живописью, все уши ей прожужжал о новой молодой художнице. И был немало удивлен тем, что Лая эту художницу знает лично. Просил написать картину специально для него. Но я не пишу на заказ.

Чуть позже, когда я поднялась в свою комнату, в дверь поскреблась Лая, спросив с порога:

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, а почему ты спрашиваешь?

Я стояла у окна и она, подойдя ближе, просто запрыгнула на подоконник.

— Ты выглядишь усталой.

— А, просто устала от чехарды в душе.

— Рик так и не смог занять в ней место Салема?

В ее голосе было столько участия и понимания, что притворяться не было смысла. Я только устало вздохнула и кивнула.

— И что ты будешь делать?

Пожала плечами.

— Плыть по течению. Выйду замуж и буду надеяться, что когда-нибудь смогу полюбить своего мужа. Боже, это звучит так… неправильно. Вся моя жизнь неправильная, как и я сама.

— Не говори так, — Лая мягко улыбнулась, пытаясь приободрить, но легче не стало, — Может, ты все же не будешь торопиться со свадьбой?

— Думаешь, я совершаю ошибку?

— Думаю, ты торопишься.

— Не знаю. Рик замечательный. Он внимательный, заботливый, выставку опять же организовал. Если бы не он, я бы еще долго не решилась на это. Мне хорошо с ним, но он…

— Не Салем, — закончила за меня Лая.

— Да. И, кстати, он все знал. Салем. Он знал о моих чувствах, — пояснила, видя, как она недоуменно свела брови.

— Мы поссорились с ним, когда были в Касуэре и он рассказал. Вернее, сначала я рассказала. Призналась. А потом он и… в общем, не очень приятный разговор вышел.

О том, чем этот разговор закончился, я, конечно, говорить не стала.

— И что он сказал?

— Ничего хорошего. Сказал, что не в ответе за мои чувства. Я не понимаю, Лая, просто не понимаю. Почему я все еще чувствую это внутри? Почему все еще люблю его? И что мне с этим делать?

— Я бы очень хотела тебе помочь, — она с сожалением поджала губы, — но не знаю как.

— Вот и я не знаю.

Разговор себя исчерпал, и умница Лая это поняла. Спрыгнула на пол и легко коснулась моего плеча.

— Ева, ты еще будешь счастлива, я верю. И хочу, чтобы верила и ты.

— Спасибо, — я неуверенно улыбнулась в ответ.

— Ты точно хорошо себя чувствуешь?

— Да. Не беспокойся. Все в порядке.

Она кивнула и, пожелав спокойной ночи, ушла.

Но спокойной эта ночь не стала.

Я готовилась ко сну, когда дверь распахнулась, и в комнату ворвался Салем. Злой Салем. Я в удивлении приподняла брови, не представляя, зачем он здесь.

— Это правда? — спросил он без всяких предисловий.

Я непонимающе на него посмотрела и уточнила:

— Что именно?

— Ты выходишь замуж?

Это было неожиданно.

— Тебе-то что за печаль, — спросила насмешливо.

— Ты не можешь этого сделать.

— Почему?

— Ты не любишь его.

Какая проницательность.

— Да, я не люблю его. Я люблю тебя. И по твоей логике, за тебя и должна выйти замуж. Но что-то ты не торопишься с предложением. Поэтому повторяю вопрос: какое тебе дело?

— Ты пожалеешь.

— Пусть, но я сделаю это, чтобы изменить, наконец, свою жизнь, — этот странный диалог начал раздражать, — ты, кажется, ясно дал понять, что я тебе неинтересна. И я не понимаю, что ты сейчас делаешь здесь. Почему я вообще говорю об этом с тобой? И какое право ты имеешь что-то от меня требовать?

Он громко выдохнул и зло сощурил глаза. Подошел ко мне почти вплотную и прошипел:

— Ты разочаруешься, Ева.

— Больше, чем в тебе? Вряд ли. — Ответила ему в тон. — Моя жизнь и все, что в ней происходит, тебя не касается. Уходи.

Еще несколько мгновений он сверлил меня взглядом, в котором читалась такая ярость, что мне стало не по себе. Я не понимала, на кого эта ярость направлена. Если на Рика, то почему он пришел ко мне? А если на меня, то почему?

Наконец, он развернулся и ушел, хлопнув дверью.

И этот звук вызвал внутри новую волну раздражения. Мало того, что этот мерзавец засел в моем сердце и мыслях, так он еще и перед глазами маячит все время. Будто специально не оставлял в покое.

С этими мыслями я решительно отправилась искать Кайла. Встретив по пути дворецкого, узнала, что брат в кабинете. Вошла в него, не постучавшись и почему-то даже не подумала, что Салем тоже сейчас может быть здесь. Но мне повезло, Кайл был один. Мазнул по мне взглядом и, кивнув на кресло, снова погрузился в лежавшие перед ним документы. Я проигнорировала приглашение, и дожидаться пока он закончит, не стала. В конце концов, одиннадцатый час, пора закончить работу. И я не собиралась задерживаться надолго, поэтому выпалила, ещё не остыв от перепалки с Салемом.

— Ради всего святого, утихомирил своего друга!

Кайл, наконец, осмысленно посмотрел на меня, отложил бумаги и, вздохнув, спросил:

— Что случилось?

— Он только что ворвался ко мне спальню и пытался убедить меня, что я не должна выходить замуж.

Кайл молчал не меньше минуты, а потом всё-таки сказал:

— Хорошо, я поговорю с ним.

Не скажу, что меня это успокоило, но развивать тему было бы глупо, и я кивнула.

— Спасибо.

Уже у двери меня догнал вопрос:

— Ты не подумала о причинах такого поведения?

— Причина может быть только одна: Салем наглый самовлюбленный гад. Ему поперёк горла чье-то счастье. Открыла дверь, чтобы выйти, закончив на этом разговор, но тут же закрыла и снова повернулась к брату.

— Ладно, я вижу, ты хочешь мне что-то сказать. Говори.

Кайл подошёл ко мне и встал напротив.

— Ева, я рад за тебя, но ты уверена, что тебе это действительно нужно?

Мой любимый брат слишком хорошо меня знает. И умеет читать между строк. Он прав. И я не стала это скрывать.

— Нет, но я всё равно это сделаю. Пора что-то менять, иначе я просто сойду с ума.

Он взял меня за плечи и, посмотрев в глаза, уверенно сказал:

— Делай, что считаешь нужным. А Салем… Он идиот. Когда-нибудь он это поймёт. Не знаю, что тогда будет, но ты просто старайся не думать о нём. У тебя скоро свадьба, думай о ней.

О том, чтобы думать о Рике, он не сказал ни слова. Обнял меня и поцеловал в макушку.

— Спокойной ночи, Ева.

— Спокойной ночи. И спасибо.

— Всегда пожалуйста.

В тишине ночной гостиной мысли казались оглушительными. Бились в голове набатом и не желали оставлять в покое. Почему-то сейчас всё казалось другим. Не таким, как раньше. Даже вкус любимого коньяка казался тусклым. А горечь, оседающая на языке, была вовсе не алкогольной.

Что случилось с ним сегодня? Почему известие о скорой свадьбе той, кого он так долго не замечал, так разозлило его? Только ли из-за неприязни к Монтерсону? И на самом ли деле он не замечала ее или только притворялся?

Что-то изменилось с той самой ночи. ОН не смог бы объяснить это, но что-то определённо стало не так.

Салем всегда думал, что не умеет любить или даже испытывать что-то похожее. Вернее, он всегда знал, что так оно и есть. И в этом не было никакого секрета. Никаких тайн прошлого. Не крылось за этим боли или потерь. Просто таким он уродился. Жестким, едким. Сволочным. Он умел дружить, знал, что такое уважение и почтение. Правда, с его стороны их удостаивались немногие. Но любовь? Нет. Он даже не знал, любит ли родителей так, как должен любить их сын. Справедливости ради надо сказать, что и они к нему особой нежности не проявляли. Может, отчасти, поэтому он вырос таким.

Мерзавец. Она всегда говорит так. Наглый самовлюбленный гад. Так ли она права? И почему мысли о ней стали такими болезненными? Он не понимал. Или не хотел себе признаваться.

На звук открывающейся двери он даже не повернулся. Ключ был только у Кайла и именно его голос он услышал за спиной.

— У меня только что была Ева, возмущалась, что ты лезешь в ее личную жизнь. Расскажешь что произошло?

— Если бы я знал.

— Салем? У вас что-то было?

Он повернулся к Кайлу и горько усмехнулся, увидев в его глазах ответ на собственный вопрос. Правильный ответ. И с какой-то непонятной обреченностью в голосе спросил:

— И что ты сделаешь?

— Ничего, — пожал плечами Кайл, — но она моя сестра и мне хотелось бы знать, насколько усугубилась ситуация. Налив себе коньяка, Кайл подошел к Салему и ответил на невысказанный вопрос:

— Я знаю, что она в тебя влюблена и знаю что ты, мягко говоря, не отвечаешь взаимностью.

Салем понял, что молчать дальше не имеет смысла, и сказал как есть:

— Это было временное помутнение. Она была пьяна, я на — взводе. А Ева всё же очень красивая девушка. Прости, я не сдержался.

— Когда это произошло?

— Когда мы были в Касуэре. Я говорил ей, что у нас ничего не получится, но как бы там ни было, я хорошо к ней отношусь и точно знаю, что Монтерсон — не тот, кто ей нужен.

— И кто же ей нужен? — с усмешкой спросил Кайл.

— Ты не понимаешь, — Салем посмотрел на него укоризненно, — он же использует ее.

— Для чего?

— Я не знаю, но Монтерсон никогда ничего не делает просто так. В этом мы с ним похожи.

— Ты лично копал под него, а в этом я тебе доверяю. Мы удостоверились — он чист. По крайней мере, ничего, что могло бы навредить Еве за ним нет. И потом, ты сам сказал, что она красива, тебе не приходило в голову, что он мог просто влюбиться в неё?

— Не мог. — Категорично ответил Салем. — С ним на курсе училась девушка, такой же альбинос, как твоя сестра. И когда он на неё смотрел, ничего кроме презрения в его глазах не было.

— Прошло несколько лет. У тебя нет никаких доказательств, а поступки Рика говорят сами за себя.

— Я знаю, но не могу отделаться от ощущения, что что-то упускаю.

— И недоверие к Монтерсону единственная причина твоей сегодняшней вспышки?

Салем вздохнул и сделал большой глоток коньяка, вкус которого даже не почувствовал.

— Я этого не говорил.

— Так ли уж не взаимна ее любовь? — Хмыкнул Кайл. — Но будем честны, Салем, в твои планы на жизнь не входят чувства и сопутствующие им отношения. И до сегодняшнего дня я был уверен, что ничего из этого предложить моей сестре ты не сможешь. Но все меняется, верно? Я не прошу выворачивать душу. Разберись в себе. А до тех пор оставь Еву в покое.

На это Салем лишь поджал губы.

— Я редко ошибаюсь.

— Думаю, это как раз тот редкий случай.

Кайл похлопал друга по плечу, поставил бокал на подоконник и, посчитав разговор оконченным, ушел. А Салем еще долго вглядывался в темноту сада за окном и пытался понять, как же так вышло, что всё это стало вдруг важным для него.

Подготовка к приему по случаю нашей с Риком помолвки шла полным ходом. Мама безуспешно пыталась втянуть меня в этот процесс. И я, в общем, даже не была против, но обострившиеся приступы слабости и апатии перечеркивает всё. Я с большим трудом просыпалась по утрам, пропускала завтрак, а порой и обед, почти потеряв аппетит. В мастерскую же не заходила в вовсе, не было ни желания, ни сил вообще что-либо делать. Чувство тоски, что последнее время преследовало меня, сменилось безразличием.

Мама списывала это на волнение, а я не спешила ее разубеждать, абсолютно не понимаю, что со мной происходит. В конце концов, сбежав всего этого в городской дом Кайла, решила посоветоваться с Лаей. Она эмпат, и пусть эмоции вампиров ей недоступны, я надеялась, она сможет что-то подсказать.

Сегодня вечером должен был вернуться Рик и уж он-то точно озаботится моим состоянием. Скорее всего, предложит показаться доктору, но мне почему-то казалось, что медицина здесь не поможет.

Лаи дома не оказалось. Неудивительно, разгар рабочего дня, она наверняка в одном из своих магазинах. Возвращаться к пышущей энтузиазмом маме не хотелось, и я решила подождать Лаю, устроившись в одном из кресел в столь любимой мной гостиной.