Внутри дома Лейрд и Джордан тщательно обследовали первый этаж и теперь подошли к лестнице, ведущей наверх. Чтобы хоть что-то разглядеть в мглистом тумане, они повсюду зажгли тускло горевший свет. Возле лестницы они остановились.
— Куда, черт возьми, провалился Робертc? — прошептал Робертc. — Нам не помешали бы сейчас его инструкции.
— Зачем они нам? — покосился на него Джордан. — Нам, в принципе, известно, с чем мы можем столкнуться. И мы знаем, как нам следует поступать.
— Но нас здесь должно было быть четверо! Джордан сжал зубы.
— Впереди нас ждет какая-то заварушка. Вполне возможно — крупные неприятности. В любом случае к этому времени кто-то должен работать в подвалах. А потому не будем терять время. Вопросы можно будет задать потом.
На узкой площадке лестницы, в том месте, где ступени поворачивали направо, стоял большой шкаф, дверь которого была приоткрыта. Джордан, направив арбалет прямо на высокие панели двери, прошел мимо шкафа и стал подниматься дальше по лестнице. Он поступил так не потому, что хотел свалить ответственность за этот объект на своего напарника, — просто он знал, что, если внутри окажется нечто неприятное, Лейрд легко расправится с этим одним ударом пламени из огнемета.
Проверив, открыт ли клапан на шланге и положив палец на спуск, Лейрд ногой открыл дверь... внутри было темно.
Он подождал, пока глаза привыкнут к мраку, потом направил тонкий луч фонарика на стенку. Лейрд протянул было руку, но тут же отдернул ее. Подойдя чуть ближе, он кончиком шланга нажал на выключатель. Внутреннее пространство шкафа тускло осветилось. В дальнем его конце стояла чья-то высокая фигура! Лейрд затаил дыхание, рот его перекосился от страха. Он уже готов был нажать, на спуск, но, присмотревшись, понял, что это всего лишь висящий на вешалке плащ.
Лейрд с облегчением вздохнул и прикрыл дверь.
Джордан был уже на площадке второго этажа. Он увидел два алькова, перекрытые одной аркой; двери были заперты. Дальше шел коридор, поворачивающий за угол, в коридор выходили еще две двери. До первой двери было шагов восемь, до второй — около двенадцати. Он направился к альковным дверям, подошел к одной из них, повернул ручку и распахнул дверь. За ней оказалась туалетная комната, свет в которую проникал через высокое окно.
Со второй дверью Джордан поступил точно так же. За ней он увидел просторную библиотеку. Огромную комнату можно было охватить одним взглядом. Услышав, что Лейрд поднимается по лестнице, Джордан направился дальше по коридору, но вдруг резко остановился и напряг слух. До него донеслись звуки... текущей воды? Шипение и урчание крана?
Душ? Звуки слышались из той комнаты, что была дальше по коридору. Что там? Ванная? Джордан оглянулся. Лейрд был уже на площадке лестницы. Глаза их встретились. Джордан указал на первую дверь, потом на Лейрда, предоставив разбираться ему. Потом Джордан ткнул пальцем себе в грудь и указал на другую дверь.
Держа арбалет на уровне груди, он осторожно пошел по коридору. Звуки журчащей воды стали громче, и до него донесся... чей-то голос. Голос поющей девушки? Точнее, напевающей себе под нос какую-то странную мелодию...
В это время и в этом доме девушка напевает в душе? Или это ловушка?
Положив палец на спусковой крючок арбалета, Джордан повернул ручку и открыл дверь. Никакой ловушки. Он, во всяком случае, ничего подозрительного не увидел. Картина, которая открылась ему за дверью, была столь естественной, что он совершенно растерялся. Напряжение куда-то исчезло, и он вдруг почувствовал себя... непрошенным гостем.
Обнаженная девушка — это, конечно же, Хелен Лейк — была очень красива. По ее сверкающему от влаги телу стекала вода. Девушка стояла к нему боком, и фигура ее четко вырисовывалась на фоне голубого кафеля душевой кабины. Услышав стук распахнувшейся двери, она обернулась и уставилась на Джордана. В широко раскрытых глазах застыл ужас. Вскрикнув, она прислонилась к стенке и, казалось, вот-вот готова была упасть в обморок. Одной рукой она прикрыла грудь, часто-часто заморгала, и колени ее начали подгибаться.
Джордан опустил арбалет. Господи Иисусе! Да это же всего лишь испуганная девушка! Он поднял было руку и протянул ее в сторону девушки, желая успокоить ее, но вдруг в его телепатическое сознание проникли мысли, чужие мысли, принадлежавшие этой девушке:
— Подойди сюда, сладкий мой! Помоги мне! Коснись меня, обними меня! Еще ближе, радость моя... вот так... А теперь...
Девушка повернулась к нему, и Джордан отпрянул. Ее широко открытые треугольные глаза горели демоническим огнем, а лицо перестало быть человеческим — теперь это было лицо чудовища! В правой руке, которая до сих пор не была видна, сверкнул острый нож. Она рванулась вперед и, схватив Джордана за куртку, занесла руку с ножом. Хватка ее была железной. В тот момент, когда она потянула Джордана к себе, он выпустил стрелу из арбалета прямо ей в грудь.
Ее отбросило к задней стенке душа, нож выпал из руки. Насквозь пронзенная стрелой, она душераздирающе завопила. Из раны хлынула кровь. Визжа и вопя, она обеими руками ухватилась за стрелу, стала извиваться и дергаться во все стороны. Конец стрелы высвободился из стенки душа, посыпались осколки кафеля и куски раствора. Девушка металась по душевой кабине, пытаясь выдернуть стрелу и непрестанно крича и стеная.
— Боже мой! Боже! О Боже! — только и мог повторять Джордан, ноги которого буквально приросли к полу.
Отодвинув его в сторону, Лейрд нажал на спусковое устройство огнемета, превратив помещение ванной в сверкающий, изрыгающий клубы пара автоклав. Через несколько секунд он снял палец со спуска, и они с Джорданом уставились на результат своих трудов. Черный дым и пар рассеялись, вытекающая из многочисленных отверстий поврежденных пластиковых водопроводных труб вода с шипением испарялась. Тело Хелен Лейк лежало бесформенной кучей, поверхность его пузырилась, кожа свисала клочьями.
— Господи, спаси и сохрани нас! — прошептал Джордан и тут же отвернулся, потому что его стошнило.
— Господи? — словно из преисподней прозвучал вдруг хриплый и скрипучий голос из душевой кабины. — Какой еще господь, вы, чертовы ублюдки?!
И тут произошло невероятное: Хелен вдруг поднялась, выпрямилась и, спотыкаясь, сделала несколько шагов по направлению к ним.
Лейрд снова опалил ее огнем — больше из милосердия, чем из страха. Он не снимал палец со спуска, до тех пор пока пламя не вырвалось из ванной наружу, угрожая спалить и его. Только тогда он выключил огнемет и отошел назад — туда, где опершись на перила лестницы стоял Джордан.
— Кен? Тревор? В чем дело? — раздался снизу взволнованный голос Робертса.
Лейрд вытер со лба пот.
— Мы... мы покончили с девчонкой, — прошептал он и уже громче повторил:
— Мы покончили с девчонкой!
— А мы — с ее матерью, — ответил Робертc, — и с собакой Бодеску. Значит, остались только сам Бодеску и его мать.
— Здесь, наверху, есть дверь, но она заперта, — крикнул Лейрд. — Мне показалось, что я слышал за ней какие-то звуки.
— Вы не смогли войти?
— Нет, дверь дубовая, очень массивная и старая. Я мог бы сжечь ее...
— Нет времени. Даже если там кто-то и есть, ему уже не удастся выбраться. Подвалы заминированы. Вам лучше спуститься вниз, и побыстрее. Нам следует уходить отсюда!
Лейрд повел Джордана вниз по лестнице.
— Гай, а где, черт возьми, ты был до сих пор? — спросил он.
— Я остался один, — ответил Робертc. — Траск на данный момент выбыл из игры, но с ним все в порядке. А где был я, спрашиваешь? Обследовал помещение первого этажа.
— Пустая трата времени, — проворчал себе под нос Джордан.
— Что ты хочешь этим сказать? — повысив голос, спросил Робертc.
— Я имел в виду лишь то, что мы уже сделали это раньше! — крикнул Джордан, хотя кричать не было необходимости, потому что они были уже внизу. Вслед за Робертсом они двинулись через прихожую к открытой двери...
Саймон Гувер и Харви Ньютон спустились в подземелье. Они прошли туда через вход, расположенный в стоявшем в стороне от дома небольшом строении, откуда вниз вела довольно крутая лестница с узкими ступенями и пандусом посередине. С собой они несли почти двести фунтов взрывчатки. Освещение не работало, и им пришлось воспользоваться карманными фонариками. В подвалах под домом было темно и тихо, как в могиле, и казалось, что сводчатые помещения уходят в бесконечность. Гувер и Ньютон все время держались рядом. По мере своего продвижения вперед они везде, где только встречали сводчатые арки, служившие опорой дому и самим подземельям, или толстые стены несущих конструкций, раскладывали термиты и пластиковую взрывчатку. Несмотря на то, что они шли очень осторожно, им все же удалось довольно быстро напичкать взрывчаткой весь подвал. Ньютон еще нес небольшую канистру с бензином и прокладывал бензиновый след от одного пакета с взрывчаткой до другого, пока, наконец, весь воздух не пропитался запахом паров горючего.
В конце концов они почувствовали удовлетворение от удачной работы — все вокруг было основательно заминировано. Одновременно они вздохнули с облегчением, радуясь тому, что не столкнулись с чем-либо опасным. В том месте, которое, как им казалось, находилось как раз под центральной частью дома, они оставили последний пакет взрывчатки, а затем повернули обратно к выходу. По пути Ньютон вылил из канистры остатки бензина, а Гувер еще раз проверил пакеты с взрывчаткой, чтобы убедиться в том, что все сделано как положено.
У самой лестницы Ньютон отбросил в сторону пустую канистру и обернулся назад, всматриваясь в темноту. Из-за поворота до него донеслось тяжелое дыхание Гувера, и он понял, что тот старательно работает, завершая выполнение задания, и при этом светит себе карманным фонариком, сверкающий луч которого пляшет по темным стенам.
— Ньютон? Гувер? — послышался с верхней ступеньки голос Робертса. — Выходите оттуда. У нас уже все готово — дело за вами. Все остальные уже заняли свои посты вокруг дома и ждут вас. Туман рассеялся. А потому, если кто-то вдруг попытается вырваться, мы...
— Харви? — раздался из темноты дрожащий и странно высокий голос Гувера. — Харви, это был ты? Вот только что!
— Нет, это Робертc, — ответил Ньютон.
— Поторопитесь, выходите быстрее!
— Нет, это не Робертc, — Гувер задыхался и почти шептал. — Это нечто другое...
Робертc и Ньютон удивленно посмотрели друг на друга. Земля под ногами затряслась, задрожала... и из подземелья раздался страшный крик Гувера...
— Саймон, выходи оттуда! Скорее же! — Робертc, спотыкаясь, побежал вниз по ступенькам и остановился на середине лестницы.
Новый вопль Гувера, похожий на крик загнанного в ловушку зверя, потряс своды подвала.
— Оно здесь! Гай, оно здесь! Боже мой! Оно здесь, под землей!!!
Ньютон рванулся было к нему, но Робертc спустился ниже и схватил его за воротник. Земля содрогалась, со стен и потолка летела пыль, клубясь в черном проеме входа в подземелье. Слышались какие-то отрывистые звуки, но трудно сказать, были ли они предсмертными хрипами Гувера. Посыпались кирпичи, старые капитальные стены, едва скрепленные остатками раствора, начали разрушаться, потолок осел.
Робертc потащил наверх Ньютона, и тот покорно последовал за ним по шатающимся ступеням. Поднявшись наверх, они вдруг увидели, что возле самого входа в подземелье поднялось облако пыли, во все стороны полетели осколки и обломки, а потом и сама дверь соскочила с петель и с грохотом рухнула к подножию лестницы, разлетевшись в щепки.
В заполненном пылью дверном проеме возникла чья-то фигура. Это был Гувер, но одновременно и нечто большее, чем Гувер. Он на секунду повис в воздухе, раскачиваясь из стороны в сторону в черной пустоте, потом продвинулся вперед, и все увидели огромный серого цвета хобот, покрытый чешуйками, который толкал Гувера сзади. Это было существо, жившее под землей. Его толстое щупальце воткнулось Гуверу в спину, и только его можно было видеть снаружи. Но внутри несчастного этот псевдопод вампира разделился на множество ответвлений, проникая повсюду. Отростки высунулись из открытого в немом крике рта, из ноздрей, из ушей и глаз. А когда Робертc и Ньютон, с трудом преодолев последние несколько ступеней, выскочили на поверхность, они увидели, как лопнула грудная клетка Гувера, внутри которой извивалось множество отвратительных красных червей.
— Господи Иисусе! — охрипшим от ужаса, ненависти и ярости голосом взвыл Робертc. — Великий Бо-о-о-же! Он схватил огнемет и направил его шланг вниз.
— Прощай, Саймон! успокой, Господи, твою душу! Поток огня яростно устремился вниз по пандусу, завертелся клубком вокруг висящего в воздухе человека, вбирая его в себя вместе с державшим его чудовищным существом. Огромный псевдопод мгновенно исчез, утащив за собой словно сломанную куклу тело Гувера. Робертc направил конец шланга прямо в проем двери у подножия лестницы и открыл до отказа клапан. Сверкающий поток пламени рванулся внутрь подземелья, заполняя собой каждую нишу, каждый угол, каждую щель. Робертc досчитал про себя до пяти, и в то же мгновение раздался первый взрыв.
Со страшным грохотом обрушился вход в подземелье. Взрывная волна, обдав жаром, грязью и пылью Ньютона и Робертса, сбила их с ног. Робертc непроизвольно убрал палец со спуска огнемета, и раскаленное, еще дымящееся оружие в его руках замолчало. Ба-бах! Ба-бах! Ба-бах! Приглушенные звуки взрывов с равными интервалами доносились из-под дома, и после каждого из них земля сотрясалась, как от удара огромной каменной бабы При забивке свай. Звуки взрывов доносились все чаще и чаще, иногда по два одновременно. Это взрывались от жара разложенные Гувером пакеты, еще больше усиливая бушующий в подземелье невидимый снаружи пожар. Ньютон вскочил и помог встать на ноги Робертсу. Они, пошатываясь, отошли от дома и заняли свои места вместе с Лейрдом и Джорданом — по одному человеку против каждого из четырех углов дома. Старый сарай, который все еще продолжал гореть, вдруг задрожал, как живое существо в предсмертной агонии, а потом рассыпался на куски и рухнул в открывшуюся в земле трещину. Лишь на одно мгновение вверх взлетело огромное щупальце, поднялось футов на двадцать над содрогающейся землей в основании стоявшей здесь недавно постройки, а затем упало и исчезло в пузырящейся, трясущейся жидкой смеси земли и огня.
Ближе всех к тому месту оказался Кен Лейрд. Он, спотыкаясь, побежал в сторону, стараясь одновременно оказаться подальше и от дома, и от сарая, но вдруг резко остановился и широко открытыми глазами, разинув рот, уставился на окна верхнего этажа дома. Потом поманил к себе Робертса.
— Смотри! — крикнул Лейрд, пытаясь перекрыть голосом рокот подземного грома, шипение и треск огня. Оба уставились на дом.
В окне второго этажа стояла женская фигура с поднятыми кверху руками, как будто молилась.
— Мать Бодеску, — сказал Робертc. — Это может быть только она, Джорджина Бодеску. Господи, помоги ей.
Один из углов дома рассыпался и рухнул под землю. И тут же вверх рванулся фонтан огня, поднявшийся почти вровень с крышей, взметнув к небу обломки кирпичей. Взрывы следовали один за другим, оставшаяся часть дома непрерывно содрогалась. Здание заметно осело, стены покрылись трещинами, каменные трубы шатались. Все четверо наблюдателей торопливо отошли подальше. Лейрд тащил на себе Бена Траска. Увидев стоящий на дороге грузовик, который тоже сотрясался от подземных взрывов, Лейрд бросился к нему, чтобы подогнать поближе. Гай Робертc остался рядом с Траском, не отводя взгляда от фигуры женщины в окне.
Она стояла все в той же позе. Время от времени, когда очередной взрыв сотрясал здание, она покачивалась, но потом вновь принимала прежнее положение. Подняв к небу руки и запрокинув голову, она, казалось Робертсу, и в самом деле разговаривала с Богом. О чем она говорила с Ним? О чем Его просила? Молила ли она Его, чтобы Он даровал прощение ее сыну? Или умоляла послать легкую смерть ей самой?
Ньютон и Джордан, покинув посты позади дома, перешли на сторону фасада. Никто не сомневался в том, что из этого пекла не выберется ни одно существо. Они помогли Лейрду втащить в грузовик Траска, а потом занялись подготовкой к отъезду. Все это время Робертc продолжал наблюдать за пылающим домом и стал свидетелем его конца.
Термиты прекрасно справились со своей задачей, заставив гореть саму землю. Дом потерял опору, осел, накренился сначала на один бок, потом на другой. Кирпичная кладка затрещала, балки раскололись, каменные трубы разрушились, оконные рамы перекосились, а стекла разлетелись вдребезги. После чего весь дом исчез в бушующем пламени, в расплавленной земле, превратившись в дополнительную пищу для ненасытного огня.
Языки пламени со всех сторон лизали стены, вырывались в проемы окон, поднимались над искореженной крышей. Еще какое-то время силуэт Джорджины четко вырисовывался на ярко-красном фоне раскаленной комнаты, а потом Харкли-хаус просто перестал существовать. Он с шумом и грохотом провалился в образовавшуюся в земле огромную, полную огня трещину и исчез в ней словно в жерле вулкана. Еще несколько коротких мгновений видны были верхушки фронтонов и оставшаяся часть крыши, но потом и они исчезли в море карающего огня и клубах дыма.
Смрад стоял ужасающий. Судя по мерзкому запаху, можно было предположить, что в доме умерли и сгорели по меньшей мере человек пятьдесят. Робертc вскарабкался в грузовик, и Лейрд тронул машину. Когда пятеро выживших в этом аду мужчин, включая и Траска, который к этому времени пришел в себя, подъехали к воротам, они вдруг поняли, что ужасный запах не имел с людьми ничего общего — он исходил от использованных термитов, от горевшей земли, дерева и старого кирпича, а главное — от умершего глубоко под землей гигантского монстра, того самого существа, которое убило бедного Гувера.
Туман окончательно рассеялся, а на обочинах шоссе уже скапливались машины, водители которых, привлеченные поднимавшимися высоко в небо столбами дыма и пламени, остановились посмотреть, что же происходит в Харкли-хаусе. Когда грузовик выехал из ворот поместья, какой-то краснолицый водитель высунулся из окна своей машины.
— В чем дело? Если я не ошибаюсь, это ведь Харкли-хаус? — спросил он у сидевших в грузовике.
— Был, — ответил Робертc, как бы беспомощно пожав плечами. — Боюсь, он перестал существовать. Сгорел дотла.
— О Господи! — ошеломленно вскрикнул краснолицый. — А пожарных вызывали?
— Мы сейчас к ним и направляемся, — ответил Робертc. — Хотя это бесполезно. Мы заехали туда, чтобы взглянуть, но там уже и смотреть не на что. — С этими словами они тронулись дальше, в сторону Пайнтона.
Примерно через милю им навстречу попалась мчащаяся во весь опор с включенной сиреной пожарная машина. Лейрд отвернул чуть в сторону, освобождая ей место на дороге и устало, невесело усмехнулся.
— Слишком поздно, ребята, — тихо сказал он. — Слишком поздно — и слава Богу!
Они оставили Траска в больнице в Торкуэе, придумав более или менее правдоподобную историю о несчастном случае на даче у приятеля. Убедившись, что он устроен со всеми удобствами, они отправились в свою штаб-квартиру в Пайнтоне, чтобы составить отчет.
Робертc подвел итог работе, перечислив все, чего им удалось добиться.
— Так или иначе, но мы уничтожили всех трех женщин Но что касается самого Бодеску, то относительно него у меня имеются сомнения, причем весьма серьезные. И я обязательно, как только все здесь закончим, поговорю об этом в Лондоне, а также с Дарси Кларком и нашими людьми в Харклпуле, Это, безусловно, всего лишь меры предосторожности, не более, поскольку, даже если допустить, что мы упустили Бодеску, у нас нет возможности узнать, что он будет делать дальше и куда направится. В любом случае скоро вернется Алек Кайл и возьмет все в свои руки. Не понимаю, почему его до сих пор нет. Но если честно сказать, я не жажду встречаться с ним, потому что, узнав, что мы, возможно, позволили Бодеску уйти, он придет в ярость.
— Бодеску и... еще тот пес, — задумчиво произнес Харви Ньютон и пожал плечами. — И все же я считаю, что это, наверное, было какое-то животное... каким-то образом оказавшееся на территории поместья. — Он замолчал и оглядел остальных, а те, в свою очередь, удивленно уставились на него, не веря своим ушам. Они впервые об этом слышали.
— Рассказывай! Немедленно! — вскричал Робертc и, не сдержавшись, схватил Ньютона за грудки. — Во всех подробностях, Харви!
Ошеломленный Ньютон рассказал все, что знал, и в заключение добавил:
— Так вот, пока Гувер жег этого... этого чертова пса, который на самом деле псом не был, во всяком случае, обычным псом, другой пес удрал под прикрытием тумана. Но я не могу поклясться в том, что и вправду видел его! Вокруг такое творилось! Вполне возможно, это был обман зрения, мираж в тумане или плод моего воображения... а может быть, что-то еще. Мне показалось, что это существо двигалось галопом, но при этом держалось вертикально, странным образом наклонившись вперед. Голова его выглядела весьма необычно. Вот почему я говорю, что, скорее всего, это был плод моего воображения, или мираж, возникший в тумане, или что-то в этом роде. Особенно, если учесть, что рядом стоял Гувер, сжигавший ужасного невообразимого пса. Господи! Да мне такие собаки до конца жизни сниться будут!
Робертc грубо отпихнул его — так, что он отлетел в другой конец комнаты. «Толстяк» на самом деле не был только толстым, он к тому же был очень мощным и тяжелым.
— Идиот! — с отвращением и яростью взревел он, закуривая сигарету, забыв о том, что одна уже торчит у него во рту.
— Я в любом случае ничего не смог бы сделать, — оправдывался Ньютон. — Я выпустил стрелу и не успел перезарядить арбалет...
— Ах, выпустил стрелу?! — свирепо глянул на него Робертc, но тут же взял себя в руки. — Должен признать, что твоей вины здесь нет, — наконец, сказал он Ньютону. — Ты и в самом деле не виноват. Просто он, наверное, оказался гораздо умнее нас.
— Что будем делать дальше? — спросил Лейрд. Он испытывал сочувствие к Ньютону и хотел отвлечь от него внимание шефа.
— Дальше? — обернулся к Лейрду Робертc. — Что ж, теперь, когда я немного успокоился, нам с вами остается попробовать найти этого ублюдка. Вот что дальше!
— Найти его? — Ньютон облизал пересохшие губы. — Но как? — Ему было стыдно, и от смущения он потерял способность ясно мыслить.
— С помощью вот этого! — заорал Робертc и постучал себя по голове огромными белыми костяшками пальцев. — Лично я так и поступлю! Если вы помните, я умею видеть все, как в магическом кристалле, — я провидец! — Он вновь бешено сверкнул глазами на Ньютона. — А в чем состоит твой чертов талант? Я имею в виду, кроме того, чтобы все портить и болтаться без дела?
Ньютон нащупал рукой стул и плюхнулся на него.
— Я... я же видел его и все же убедил себя в том, что не видел. Что же, черт побери, со мной случилось? Мы пришли туда, чтобы поймать его, чтобы не позволить ему вырваться из этого дома, так почему же я не среагировал...
Джордан вдруг с шумом втянул в себя воздух и щелкнул пальцами.
— Ну конечно! — кивнув головой, сказал он. Все посмотрели на Джордана.
— Конечно же! — повторил он и быстро начал объяснять:
— Вы же знаете, что он тоже обладает целым рядом талантов. Даже слишком многими! Харви, он воздействовал на тебя! Телепатически влиял! Черт, он и на меня оказал воздействие. Он убедил нас обоих в том, что его там нет, что мы не видим его. А я и в самом деле не видел его, я даже тени не заметил! Ты же помнишь, что я тоже был там, когда Саймон сжигал это существо. Но ровным счетом ничего не видел. Так что не переживай по этому поводу, Харви, — ты все-таки видел этого выродка!
— Да, ты прав, — после минутного раздумья кивнул головой Робертc. — Другого объяснения и быть не может. Итак, теперь мы знаем наверняка, что Бодеску сбежал, что он очень зол и чрезвычайно опасен! И к тому же он обладает гораздо большей силой и властью, чем можно было предположить...
Среда, 12.30 по среднеевропейскому времени. Пограничный контрольно-пропускной пункт возле Сирета в Молдавии.
Кракович и Гульхаров по очереди вели машину, хотя Карл Квинт тоже не прочь был посидеть за рулем, если бы ему это позволили. Это, во всяком случае, помогло бы ему хоть на время избавиться от беспокоящих его мыслей. Квинт не находил открывавшийся за окном машины пейзаж очень уж привлекательным. Румыния показалась ему довольно скучной: заброшенные железнодорожные склады, пустые и всеми покинутые, торчащие, словно огородные пугала, пыльные и закопченные промышленные предприятия, загрязненные реки... Однако русским и без его помощи удалось добраться до границы довольно быстро, несмотря на то, что дороги местами были просто ужасными. Да, до того как они приехали сюда, все шло хорошо. Однако по какой-то необъяснимой причине их держали на границе уже четыре часа.
Их путь из Бухареста лежал через Буззу, Фокшани и Бакэу, а затем вдоль берега Сирета в сторону границы. В Романе они пересекли реку, затем доехали до Ботошани, где перекусили, а потом отправились в Сирет. И вот теперь на контрольно-пропускном пункте, расположенном на северной окраине города, их путешествие было прервано. До Черновцов и реки Прут оставалось не более двадцати миль, если ехать дальше на север. Кракович собирался за ночь преодолеть путь через Черновцы до Коломии, находившейся возле самых гор — возле старых Карпат, но...
— Но!.. Но, но, но! — в ярости не переставал повторять он, сидя на пограничном посту.
Он стукнул кулаком по барьеру, отделявшему их от пограничников. Он так громко заорал по-русски, что Квинт и Гульхаров, сидевшие в машине возле построенного в стиле «шале» деревянного здания, вздрогнули и стиснули зубы. Пограничный пост стоял как раз посередине между шлагбаумами с той и с другой стороны Его помещения были заняты пограничниками в форме — румынские солдаты проверяли всех, кто въезжал, а русские — тех, кто выезжал. Старшим был, конечно же, русский офицер, который и сдерживал яростный натиск Феликса Краковича.
— Четыре часа! — бушевал Кракович. — Уже целых четыре часа мы торчим в этом Богом забытом месте и ждем, пока вы, наконец, что-то решите! Я уже объяснил вам, кто я, и представил все доказательства. Я спрашиваю: мои документы в порядке?
— Конечно, товарищ Кракович, но... — беспомощно пожал плечами толстенький круглолицый советский офицер.
— Никаких «но»! — заорал Кракович. — Никаких больше «но»! Отвечайте: да или нет! Документы товарища Гульхарова в порядке?
Пограничник смущенно заерзал и снова пожал плечами:
— Да, в порядке.
Кракович перегнулся через стойку и придвинулся почти к самому носу дежурного.
— Вы верите, что я пользуюсь особым доверием и поддержкой генерального секретаря партии? Вы понимаете, что если бы ваш чертов телефон сейчас работал, я в эту минуту уже разговаривал бы с самим Брежневым? И тогда в самое ближайшее время вы сидели бы на границе с Манчжурией!
— Ну, если вы так считаете, товарищ Кракович... — со вздохом ответил офицер. Он хотел еще что-то добавить, но замялся, подыскивая вместо «но» какое-либо другое слово, и наконец нашел:
— увы, я знаю также и то, что люди, сидящие в вашей машине, не являются советскими гражданами и что их документы отнюдь не в порядке. Если я сейчас пропущу вас, не получив соответствующего разрешения, то в ближайшее время я будут валить лес где-нибудь под Омском. Я не имею права, товарищ Кракович.
— Что это, черт возьми, за контрольно-пропускной пункт?! — Кракович был просто вне себя. — Ни электричества, ни телефона! Слава Богу, хоть туалет есть! А теперь послушайте, что я вам скажу...
— Я уже все выслушал. — Надо сказать, что поджилки у офицера явно не тряслись от страха. — Я уже три с половиной часа выслушиваю ваши угрозы и ядовитые нападки, но...
— Опять «но»! — Кракович ушам своим не верил, такого с ним просто не могло произойти. Он погрозил офицеру пальцем. — Идиот! Пока мы здесь торчим, я насчитал одиннадцать машин и двадцать семь грузовиков, проехавших в сторону Коломии. Ваши люди у половины из них вообще не проверили документы!
— Потому что мы их знаем. Они ездят здесь регулярно. Многие из них живут в Коломии или возле нее. Я сто раз вам это объяснял.
— А вы знаете, что завтра вам придется давать объяснения в КГБ, — подумайте об этом!
— Опять угрозы! — еще раз пожал плечами офицер. — Напрасно вы так волнуетесь.
— Полнейшее безобразие! — прорычал Кракович. — Три часа назад вы уверяли меня в том, что телефоны заработают через несколько минут, то же вы говорили и час, и два назад. А сейчас почти час ночи!
— Я знаю, сколько сейчас времени, товарищ Кракович. У нас неполадки с электроснабжением. Их устраняют. Больше мне нечего вам сказать.
И он поудобнее устроился на стуле. Кракович едва не перевалился через барьер, пытаясь до него дотянуться.
— Не смейте сидеть в моем присутствии! Вы не имеете права сидеть, пока я стою!
Офицер вскочил, вытер со лба пот и приготовился выслушать очередную тираду...
Сидя в машине, Сергей Гульхаров беспокойно ерзал на сиденье, выглядывая то в одно, то в другое окно. Карл Квинт предчувствовал, что впереди их ждут проблемы, неприятности и даже опасность. По правде говоря, он чувствовал беспокойство с того самого момента, как они попрощались с Кайлом в бухарестском аэропорту. Он понимал, что его волнение ничего не изменит, но тем не менее ничего не мог с собой поделать. Больше всего его раздражала, буквально выводила из себя, вынужденная задержка. Бесцельное сидение в машине, за окнами которой простирался бесконечный однообразный и унылый пейзаж, очень утомляло. Ему казалось, что он мог бы сейчас заснуть в каких угодно условиях и проспать не меньше недели.
Что-то снаружи привлекло внимание Гульхарова. Он замер и задумался. Квинт покосился на него: «молчаливый Сергей» — так они с Кайлом называли его между собой. Что ж, не его вина в том, что он не знал английского. На самом деле он мог немного говорить на нем, но с трудом и с огромным количеством ошибок. И вот сейчас, встретившись глазами с Квинтом, он молча кивнул в ответ на его вопросительный взгляд и указал на что-то через открытое окно машины.
— Смотрите, — тихо сказал он. Квинт взглянул в указанном направлении. На фоне отдаленного тусклого сияния огней — видимо, это были огни Коломии — видны были натянутые между столбами провода. Они шли через контрольно-пропускной пункт, и ответвление от них было протянуто к зданию, в котором находились дежурные пограничники. Энергоснабжение... Гульхаров ткнул пальцем на запад, в сторону Сирета. Примерно в ста ярдах от машины между двумя столбами петля кабеля уходила прямо в землю была и хорошо видна на фоне ночного горизонта. Провод был заземлен.
— Прошу прощения, — сказал Гульхаров. Он вышел из машины, пошел по дороге назад и исчез в темноте. Квинт подумал было, не стоит ли ему пойти вслед за Гульхаровым, но решил не делать этого. Он испытывал сильное беспокойство, а вне машины оно еще усугубится. Здесь, внутри, он, по крайней мере, чувствовал себя в знакомой обстановке. Он вновь прислушался к голосу Краковича, доносившемуся из домика, — тот по-прежнему кричал и ругался. Квинт не понимал ни слова, но догадался, что кое-кому приходится несладко...
— Хватит валять дурака! — орал Кракович. — А теперь я скажу вам, что я сейчас сделаю. Я немедленно вернусь обратно в Сирет и из полицейского участка позвоню в Москву.
— Прекрасно! — ответил толстый дежурный. — И при условии, что Москва сумеет прислать нам нужные документы по телефону, я немедленно пропущу вас.
— Болван! — ехидно хмыкнул Кракович. — Вы поедете в Сирет вместе со мной и там, на месте, получите все указания прямо из Кремля!
О, с каким бы удовольствием рассказал офицер Краковичу о том, что он уже получил необходимые инструкции из Москвы, но... ему запретили это делать. Поэтому он отрицательно покачал головой.
— Извините, товарищ Кракович, но я не могу оставить свой пост. Нарушение долга — очень серьезный проступок. А потому ни вам, ни кому-либо другому не удастся заставить меня совершить что-либо подобное и уйти с дежурства.
По красному от гнева и напряжения лицу офицера Кракович понял, что зашел чересчур далеко. Теперь тот станет еще упрямее, чем прежде, возможно даже, станет намеренно чинить препятствия.
При этой мысли Кракович нахмурился. А что, если все эти предлоги для задержки были преднамеренными, что, если все это было кем-то заранее запланировано?
— Что ж, тогда все очень просто, — сказал он. — Надеюсь, что полицейский участок в Сирете работает круглые сутки и что там есть действующий телефон.
— Да, конечно, — прикусив губу, ответил офицер.
— Тогда я просто позвоню в Коломию и свяжусь с ближайшей военной частью в течение часа. Я посмотрю, как вам понравится, если вас, русского офицера, заставит отойти в сторону другой русский офицер, в то время как мы с моими друзьями проследуем через этот ваш пунктишко под охраной военных. Интересно, как вы почувствуете себя завтра, когда на вас обрушится масса неприятностей. И все потому, что вы станете причиной и окажетесь в самом центре внимания серьезного международного конфликта!
Именно в этот момент находившийся в поле чуть к западу от дороги и ближе к Сирету Сергей Гульхаров наклонился и поднял с земли концы разорванного соединения электрического кабеля, к которому изоляционной лентой был примотан другой, значительно более тонкий телефонный. Он тоже был разъединен, но исправить положение оказалось нетрудно — концы стыковались по принципу розетки. Сергей сначала соединил телефонный провод, а потом и концы тяжелого электрического кабеля. Послышались шум и треск, во все стороны полетели голубые искры...
На контрольно-пропускном пункте вспыхнул свет. Кракович, собиравшийся было уже выйти из домика, чтобы исполнить свои угрозы, резко обернулся от двери и увидел смущенное выражение лица офицера.
— Полагаю, — обратился к нему Кракович, — что это означает и то, что ваш телефон тоже заработал?
— Я... я думаю, что да, — пролепетал тот. Кракович вернулся к барьеру.
— Следовательно, — ледяным голосом произнес он, — с этой самой минуты мы можем начать действовать...
Москва, 13.00
Недалеко от Москвы, чуть в стороне от Серпуховского шоссе, в особняке в Бронницах Иван Геренко и Тео Долгих стояли возле овальной формы наблюдательного отверстия, закрытого односторонне прозрачным стеклом, и наблюдали за тем, что происходит в соседней комнате. Картина, открывавшаяся их глазам, напоминала сцены кошмара из фантастического романа.
В «операционной», привязанный к наклонно стоявшему столу, лежал без сознания Алек Кайл. Голова его была приподнята, под нее подложили резиновую подушку, а сверху лоб и глаза прикрывал большой колпак из нержавеющей стали, оставляя свободными нос и рот, чтобы Алек мог дышать. Сотни тончайших разноцветных проводов, словно радуга, отходили от колпака, соединяя его с компьютером, возле которого суетились трое операторов, одну за другой запуская программы и стирая их после получения результата. Внутри колпака множество крошечных высокочувствительных электродов были присоединены к голове Кайла. Такие же электроды вместе с микромониторами были приклеены пластырем к его груди, запястьям, горлу и животу.
По бокам парами сидели еще четверо — это были телепаты. Каждый из них, положив руку на обнаженное тело Кайла, делал свои собственные записи в лежавшем на коленях блокноте. Руководитель группы телепатов в отделе экстрасенсорики и лучший в своем деле специалист Зек Фонер в одиночестве сидела в углу помещения. Эту красивую молодую женщину — ей было около двадцати пяти лет — Григорий Боровиц нашел и завербовал в Восточной Германии незадолго до своей смерти. Упираясь локтями в колени, положив ладонь на лоб, она сидела совершенно неподвижно, сосредоточившись только на том, чтобы успевать на лету схватить все до единой мысли, возникавшие в голове Кайла.
Долгих испытывал мрачное удовлетворение. Он прибыл в особняк вместе в Кайлом около одиннадцати часов утра. Из Бухареста они на военно-транспортном самолете долетели до военного аэродрома в Смоленске, а оттуда на принадлежащем отделу экстрасенсорики вертолете добрались до особняка. Вся операция проводилась в строжайшей секретности под руководством и прикрытием КГБ. А уж там-то умели скрывать тайны! Даже Брежнев не подозревал о том, что здесь сейчас происходит. Точнее говоря, именно от него все скрывалось наиболее тщательно.
Здесь, в особняке, Кайлу ввели сыворотку правды — не для того, чтобы развязать ему язык, но лишь затем чтобы лишить возможности контролировать свой разум. И вот уже в течение двенадцати часов стимулируемый регулярными инъекциями сыворотки правды он рассказывал советским экстрасенсам обо всем, что касалось британского отдела экстрасенсорики и его деятельности. Тео Долгих, однако, был вполне обыкновенным человеком, и его методы допроса и «сбора информации» в корне отличались от тех, с которыми он столкнулся здесь.
— Что они с ним делают? Как они работают? — спросил он.
Геренко даже не обернулся в его сторону — своими блекло-карими глазами он внимательно следил за тем, что происходило по ту сторону экрана, стараясь не пропустить ни малейшей детали.
— Думаю, что вам, Тео, как никому другому известно, что такое промывание мозгов. Так вот именно этим мы и занимаемся — мы промываем Кайлу мозги. Причем так тщательно, что они станут поистине стерильными после этой процедуры.
Иван Геренко был человеком худощавым и такого маленького роста, что его вполне можно было принять за ребенка, но при этом морщинистая кожа и выцветшие глаза, а также несколько болезненный вид в целом делали его похожим на старика. На самом деле ему было тридцать семь лет. Из-за весьма редкого заболевания он раньше времени состарился, ослабел физически, но щедрая Природа в качестве компенсации одарила его психологически, наградив талантом «отражателя».
Во многом его дар был сродни дару Дарси Кларка — он тоже в определенной степени был неуязвим. Но если Дарси умел счастливо избегать беды, то Геренко просто отражал, заставлял опасность отступить. Тщательно рассчитанный удар всегда приходился мимо него, любое лезвие ломалось, прежде, чем коснуться его тела. Обладание столь редким даром предоставляло ему массу бесценных преимуществ — он никого и ничего не боялся и, можно сказать, презирал любую опасность. А потому он весьма пренебрежительно относился к людям, подобным Тео Долгих. Он считал ниже своего достоинства проявлять к ним какое-либо уважение. Ну и что, если они, в свою очередь, будут ненавидеть его? Причинить ему вред они все равно никогда не смогут. Никто и никогда не причинит физической боли Ивану Геренко!
— Промывание мозгов? — переспросил Долгих. — Я думал, они проводят что-то вроде допроса.
— И то, и другое, — кивнув головой, тихо произнес Геренко скорее себе, чем отвечая Тео Долгих. — Мы используем последние достижения науки, психологии, парапсихологии, а также принцип трех "т" — технология, террор, телепатия. Препарат, который мы ввели ему в кровь, стимулирует работу памяти. Он заставляет Кайла чувствовать, что он один, совершенно один. Он воображает, что во всем мире не осталось больше никого, ставит под сомнение даже свое собственное существование. И тогда ему хочется говорить, рассказать обо всем, что ему когда-либо пришлось пережить, увидеть или совершить в своей жизни, потому что только таким образом он может убедиться в собственной реальности, в том, что он на самом деле есть. Но если он попытается сделать это физически, с той же интенсивностью, с какой работает его мозг, он очень быстро выдохнется, произойдет обезвоживание и износ организма, особенно если он при этом будет находиться в сознании. Кроме того, мы не заинтересованы в получении полного объема информации, нам ни к чему знать о его жизни абсолютно все. Она не представляет для нас интереса. Нам необходимы только сведения о работе британцев, причем детальные, очень подробные.
— Вы крадете его мысли? — с сомнением в голосе спросил Долгих.
— Именно так. Эту идею мы позаимствовали у Драгошани. Он был некромантом и воровал мысли мертвых. Мы можем поступать так только с живыми. Хотя, должен сказать, по завершении нашей работы они выглядят не лучше мертвых...
— Но... я хотел бы знать, каким образом все происходит...
Все услышанное было выше понимания Тео Долгих, просто не укладывалось у него в голове. Геренко покосился на него, лишь слегка поведя глазами и дернув морщинистым лицом.
— Я могу лишь объяснить, что они делают, но не могу объяснить — как именно. Когда он вспоминает о событиях обычной жизни, информация быстро вытягивается из него и стирается. Это экономит время, поскольку во второй раз к одним и тем же мыслям он уже не возвращается. Но если его воспоминания нас интересуют, телепаты как можно тщательнее впитывают в себя информацию. Если им трудно запомнить какие-то сведения или они им не совсем понятны, тогда они делают пометки в блокноте, с тем чтобы разобраться позднее. Как только вторжение по данной линии завершается, все данные также стираются из памяти.
Долгих понял почти все, и теперь его внимание привлекла Зек Фонер.
— А кто эта красавица? — спросил он, глядя с вожделением на молодую женщину. — Ах, если бы мне довелось допросить ее! По-своему допросить! — Он хрипло и непристойно усмехнулся.
В этот момент девушка подняла голову. Ее голубые глаза яростно пылали и она, не отрываясь, смотрела на вделанное в стену односторонне стекло, как будто...
— Господи! — вскрикнул Долгих. — Это же невозможно! Она смотрит на нас сквозь стекло!
— Нет, — ответил Геренко. — Если не ошибаюсь, она думает о вас и мысленно проникает сквозь это стекло!
Фонер встала и решительно направилась к двери в боковой стене, через которую попала в коридор, где стояли в этот момент наблюдатели. Подойдя прямо к ним, она посмотрела на Долгих, обнажив не то в улыбке, не то в оскале великолепные белоснежные острые зубы, а потом повернулась к Геренко.
— Иван, убери этого... этого идиота подальше отсюда. Он попадает в радиус моего восприятия, а его мозг напоминает мне сточную яму!
— Непременно, радость моя! — улыбнулся Геренко и кивнул морщинистой, похожей на грецкий орех головой. Затем взял Долгих под локоть и повел его прочь.
— Пойдем, Тео...
Долгих резко высвободился и сердито обратился к девушке:
— Вы слишком много себе позволяете... Как вы смеете оскорблять меня?!
— Я поступаю открыто и честно, — ответила она, — говорю вам все прямо в глаза, чтобы раз и навсегда покончить с этим. Я не могу работать в его присутствии, — добавила она, обращаясь уже к Геренко.
— Ну так что будем делать? — спросил Геренко у Долгих.
Лицо Долгих исказила уродливая гримаса, но затем черты лица разгладились, он несколько успокоился и пожал плечами.
— Примите мои извинения, фройляйн Фонер, — он намеренно отказался от привычного «товарищ» и столь же демонстративно еще раз оглядел ее с ног до головы. — Видите ли, что я всегда считал, что мои мысли не могут стать доступными для посторонних. Так или иначе, я обыкновенный человек и ничто человеческое мне не чуждо.
— Наверное, — коротко бросила она и вернулась к своей работе.
— Эта женщина обладает высокоорганизованным и чрезвычайно развитым мозгом, — по пути к своему кабинету сказал Геренко следовавшему за ним Долгих. — Ее ни в коем случае нельзя тревожить и раздражать. Возможно, вам не понравится то, что я сейчас вам скажу, Тео, но каждый из работающих здесь экстрасенсов стоит десяти таких, как вы.
Гордость Долгих была задета.
— Ах вот как? — прорычал он. — Тогда почему же Андропов не попросил вас послать в Италию кого-нибудь из них? Или почему вы сами туда не поехали? А?
— Сила иногда тоже может оказаться полезной, — с едва заметной улыбкой ответил Геренко. — Вот почему в Геную поехали вы и вот почему вы находитесь сейчас здесь. Думаю, что вскоре для вас найдется достаточно много работы. Именно такой, какая нравится вам. Но учтите, Тео: до сих пор вы справлялись со всем прекрасно, так не портите дела и дальше. Наш общий... э... ну, скажем «руководитель» вами очень доволен. Но вряд ли ему придется по душе то, что вы применяете свою физическую силу против наших умственных способностей и ставите ее выше. Запомните: здесь, в особняке в Бронницах, действует другой закон — разум всегда побеждает силу.
Они поднялись по каменной винтовой лестнице внутри одной из башен особняка и вошли в кабинет Геренко. Прежде хозяином этого кабинета был Григорий Боровиц, а теперь здесь располагался командный пункт Феликса Краковича. Однако Кракович временно отсутствовал, и Иван Геренко и Юрий Андропов собирались сделать так, чтобы его отсутствие затянулось надолго. Это тоже несколько озадачивало и удивляло Долгих.
— В свое время, — начал он, усаживаясь в кресло напротив письменного стола Геренко, — я был весьма близок к Юрию Андропову, во всяком случае настолько, насколько это вообще было возможно. Я был свидетелем его подъема — если можно так выразиться, следовал за восходящей звездой. И сколько я помню, с самого момента создания отдела экстрасенсорики между КГБ и вашими экстрасенсами всегда существовали трения и разногласия. А теперь, когда отдел возглавили вы, обстановка резко изменилась. Что у Андропова есть на вас, Иван?
— На меня у него нет ничего, — с уклончивой улыбкой ответил Геренко. — Но у него есть кое-что для меня. Видите ли, Тео, жизнь сыграла со мной злую шутку, она обманула меня, а Природа ограбила. Я хотел бы быть мужчиной атлетического телосложения, этаким героем, ну, например, как вы. Но я оказался заключенным в этой слабой и хилой скорлупе. Женщины даже не смотрят в мою сторону, а мужчины считают ненормальным чудаком, хотя и не могут причинить мне никакого вреда. Только мой разум и мой талант действительно обладают ценностью. Мой разум принес немало пользы Феликсу Краковичу — я снял с него значительную часть обязанностей по управлению отделом. А мой талант является сейчас предметом пристального внимания парапсихологов и усиленно изучается ими. Безусловно, никто из них не отказался бы иметь такого, ну, скажем, ангела-хранителя, как у меня. Вы только представьте: армия, состоящая из подобных мне людей будет воистину непобедимой.
Так что, как видите, я весьма важная персона. И в то же время я несчастный калека, маленький человечек, обреченный на недолгое существование. А потому, пока я жив, я хочу обладать властью. Пусть на короткое время, но я хочу стать важным человеком, великим! А раз жизнь моя продлится недолго, я хочу получить власть немедленно.
— Если исчезнет Кракович, шефом отдела станете вы, — понимающе кивнул Долгих.
— Это лишь начало, — вновь слабо улыбнулся Геренко. — Позже произойдет слияние КГБ и отдела экстрасенсорики. Брежнев, конечно, будет против такой интеграции, но, увы, генсек постепенно превращается в беспомощного старого идиота. Он долго не протянет. С другой стороны, у Андропова — именно потому, что он очень сильный и властный человек — много врагов. Вот и подумайте: сколько еще он сумеет продержаться? А следовательно, в конце концов, возможно... и даже почти наверняка...
— Вы получите полную власть! — Долгих не мог не признать, что во всех рассуждениях Геренко присутствует своя реальная логика. — Но к тому времени и у вас неизбежно появятся враги. Лидеры всегда совершают восхождение к вершинам власти по трупам своих предшественников. — Возможно, — улыбнулся Геренко. Улыбка его была холодной, хитрой и одновременно несколько болезненной. — Но в моем случае все иначе. Какое мне дело до врагов? Никто и ничто не сможет причинить мне вред. А я, в свою очередь, избавлюсь от них, уничтожу одного за другим. Я маленький и сморщенный — таким и умру, но умру великим и могущественным. А потому, что бы вы, Тео Долгих, ни сделали, будьте уверены — вы будете мне другом, а не врагом...
Долгих с минуту молчал, обдумывая слова Геренко. Этот человек, несомненно, мегаломаньяк. Долгих предпочел тактично сменить тему.
— Вы сказали, что в скором времени мне предстоит много работы. О какой работе идет речь?
— Как только будут получены все необходимые сведения от Алека Кайла, мы немедленно используем Краковича, его помощника Гульхарова и второго британского агента — Квинта. До настоящего времени Кракович в случае необходимости обращался ко мне, а я передавал его просьбу Брежневу. Не ему лично, конечно, а одному из его помощников — обыкновенному лакею, хотя и обладающему достаточно большой властью. Генсек испытывает особую симпатию к отделу экстрасенсорики, а потому Кракович всегда получает требуемое. Возьмите, например, этот поистине неслыханный союз с англичанами, совместную работу с британской разведкой! Но я одновременно работаю и на Андропова. Ему известно все, что здесь происходит, он в курсе всех наших дел. И именно он приказал мне, когда наступит нужный момент, использовать вас в качестве орудия в борьбе против организации Краковича. Однажды наш отдел экстрасенсорики уже значительно пострадал — он был практически уничтожен. Брежнев хочет знать, как и почему это произошло. Интересует это и Андропова. Наш отдел имел мощное оружие в лице Бориса Драгошани, но их человек, мальчишка по имени Гарри Киф, оказался намного сильнее. Откуда он брал силы, какими талантами обладал? А теперь нам стало известно, что с помощью британских экстрасенсов Кракович уничтожил кого-то или что-то в Румынии. Я просмотрел записи Краковича и, мне кажется, теперь знаю, что именно: он ликвидировал то, что было источником таланта и могущества Драгошани. Кракович считал, что это существо способно нести только зло, но я вижу в нем лишь еще одно наше оружие. Очень мощное оружие! Вот почему англичане с такой готовностью помогают Краковичу! Этот идиот последовательно, один за другим уничтожает корни и истоки будущего советского господства в мире!
— Но в таком случае он — предатель? — прищурившись, спросил Долгих. Советский Союз был для него превыше всего. Одно дело — внутренние распри и борьба за власть, и совсем другое — предательство интересов страны.
— Да нет, — покачал головой Геренко, — он просто дурак и простофиля. А теперь слушайте: в эту самую минуту Кракович, Гульхаров и Квинт задержаны на пограничном контрольно-пропускном пункте в Молдавии. Все это мне удалось организовать с помощью Андропова. Я знаю, куда они собираются поехать, и вскоре пошлю вас туда же. Именно там вам придется иметь с ними дело. Когда это произойдет, зависит от того, что нам удастся узнать у Кайла. В любом случае мы не должны позволить им вредить дальше. Дорога каждая минута и нельзя терять времени. Их не удастся держать там вечно — придется разрешить въезд в страну. Следует также учитывать, что им известно, где именно расположен интересующий нас объект, а мы этого не знаем. Во всяком случае, пока не знаем. Завтра утром вы должны быть на границе, и оттуда вы последуете за ними к месту их назначения. Надеюсь, что вам это удастся.
— Вы говорите, они уже уничтожили что-то и собираются проделать нечто подобное еще раз? А что именно они уничтожили?
— Если бы вы тогда в Румынии проследили за ними во время поездки в горы, то смогли бы увидеть все своими глазами. Но не беспокойтесь. Будем надеяться, на этот раз они не добьются успеха. Мы со своей стороны должны сделать все возможное.
Едва Геренко замолчал, как зазвонил телефон. Он поднял трубку, и на лице его явно отразилась тревога И настороженность.
— Товарищ Кракович! — заговорил он в трубку. — Я уже начал беспокоиться. Я давно жду вас. Вы в Черновцах? — и он со значением посмотрел на Долгих.
Даже со своего места Долгих слышал громкий и сердитый голос Краковича, в котором звучали металлические нотки. Геренко быстро-быстро заморгал, и уголок рта у него задергался.
— Товарищ Кракович, — проговорил он в трубку, когда тот наконец замолчал, — не обращайте внимания на этих идиотов пограничников. Они не стоят того, чтобы вы тратили на них нервы. Подождите немножко, я немедленно позвоню куда следует и добьюсь того, чтобы им дали все необходимые распоряжения. Но сначала позвольте мне поговорить с этим пограничником.
Через несколько секунд в трубке послышался немного дрожащий, неуверенный голос офицера-пограничника, и Геренко спокойно обратился к нему:
— Слушайте меня. Вы узнаете мой голос? Хорошо. Примерно через десять минут я позвоню снова и представлюсь представителем Управления пограничного контроля в Москве. Вы должны сами снять трубку и сделать так, чтобы нас никто не мог подслушать. Я прикажу вам пропустить товарища Краковича и его спутников. Именно так вы и сделаете. Вы поняли меня?
— Так точно.
— Если Кракович вас спросит, скажите, что я наорал на вас и обозвал идиотом.
— Будет исполнено.
— Прекрасно! — Геренко положил трубку и посмотрел на Долгих. — Как я и говорил, мы не можем держать их там вечно. Дела начинают принимать не слишком приятный оборот. Но теперь, даже если они и попадут в Черновцы, сегодня вечером они ничего не смогут предпринять. А к утру там окажетесь вы и помешаете им.
— У вас есть какие-либо предложения и пожелания? — кивнув головой спросил Долгих.
— В каком смысле?
— Относительно моих дальнейших действий. Если Кракович предатель, то, мне кажется, проще и лучше всего будет...
— Нет! — перебил его Геренко. — Ни в коем случае, поскольку доказать это очень трудно. Помните, он пользуется особым расположением генсека и имеет доступ к верхам. Нельзя допустить, чтобы кто-либо начал задавать нам вопросы по этому поводу, — он постучал пальцами по столу и на минуту задумался. — Вот что! Кажется, я придумал! Я назвал Краковича простофилей, пусть так и будет. Виновным во всем сделаем Карла Квинта. И вы постарайтесь, чтобы ему можно было предъявить обвинение. Создайте видимость того, что британские экстрасенсы появились здесь затем, чтобы выведать секреты отдела экстрасенсорики и уничтожить его руководителя. А почему бы и нет? Все логично — они и раньше пытались это сделать. Но на этот раз Квинт просчитается и станет жертвой собственных ошибок и не правильных действий.
— Великолепно! — ответил Долгих. — Я подумаю, что можно предпринять. И, конечно, окажусь единственным свидетелем...
Послышались легкие шаги, и на пороге кабинета появилась Зек Фонер. Бросив холодный взгляд на Долгих, она внимательно посмотрела на Геренко.
— Кайл оказался поистине бесценной находкой для нас, правда, иногда он несет какой-то бред. Ему известно абсолютно все, и он потоком обрушивает на нас сведения. Он и о нас знает много, я бы сказала — слишком много. Даже я не слышала о некоторых вещах, совершенно фантастических вещах... — у нее вдруг сделался очень усталый вид.
— Фантастические вещи? — понимающе кивнул Геренко. — Я предполагал нечто подобное. Именно поэтому вы решили? что он несет бред? И что разум подводит его? Поверьте, это не так. Вам удалось выяснить, что именно они уничтожили в Румынии?
Зек кивнула головой.
— Да, но... в это трудно поверить... Я... Геренко предостерегающе поднял руку, и она поняла, что он предупреждает ее о необходимости соблюдать осторожность. Долгих не должен знать тайну. Фонер ненавидела КГБ, как, впрочем, и остальные экстрасенсы, работавшие в отделе. А потому она немедленно замолчала.
— Это примерно то же, что спрятано в горах недалеко от Черновцов? — спросил Геренко. Зек молча кивнула.
— Прекрасно, — невыразительно улыбнулся Геренко. — А теперь, моя дорогая, вам следует вернуться к своей работе. Отнеситесь к ней с максимальной ответственностью.
— Да, конечно, — ответила она. — Я вышла лишь на минутку, пока ему вводят очередную дозу препарата. Кроме того, мне необходимо было передохнуть... — она покачала головой. В ее широко открытых глазах светилось какое-то недоверие, вероятно, вызванное тем, что ей довелось узнать. — Товарищ Геренко, все это ужасно...
Геренко вновь поднял вверх детскую ручку, призывая девушку к молчанию.
Опустив голову, она неуверенной походкой стала спускаться по каменной лестнице.
— О чем это шла речь? — Долгих был заинтригован, он ничего не понимал.
— О смертельном приговоре Краковичу, Гульхарову и Квинту, — ответил Геренко. — В сущности, только Квинт мог быть нам полезен, но теперь и он уже не нужен. Вы можете отправляться. Ваш вертолет уже готов?
Долгих кивнул и хотел было встать, но вдруг нахмурился и попросил:
— Скажите мне, что будет с Алеком Кайлом, когда вы закончите работать с ним? Я займусь этой парочкой предателей и Квинтом, но что будет с Кайлом? Как вы поступите с ним?
— Я думал, что вам все и так ясно, — удивленно приподняв бровь, ответил Геренко. — Когда мы получим всю необходимую информацию, мы бросим его где-нибудь в укромном уголке британской зоны Берлина, и он там умрет. Причем ни один врач никогда не сможет определить, что послужило причиной смерти.
— А отчего он умрет? Что это за препарат, который вы вводите ему? Ведь врач обязательно обнаружат следы его присутствия в организме.
Геренко потряс похожей на грецкий орех головой.
— Нет-нет, он не оставит никаких следов. В течение нескольких часов он будет полностью выведен из организма. Вот почему мы вынуждены время от времени вводить ему новые дозы. Наши болгарские друзья просто молодцы! Он уже не первый, кому мы вводим этот препарат, и результаты всегда одни и те же. А что касается причины его смерти... у него просто не останется стимула к жизни. Он будет обладать не большим интеллектом, чем кочан капусты, и не сможет даже пошевелиться. Способность контролировать функции собственного организма полностью исчезнет. Жизненно важные органы перестанут работать. Он сможет просуществовать еще какое-то время, если его подключат к аппарату жизнеобеспечения, но...
— Гибель мозговых клеток, — понимающе кивнул Долгих и усмехнулся.
— О, вы прекрасно уловили самую суть! — воскликнул Геренко и равнодушно хлопнул в ладоши. — Браво! Опустошение мозга — смерть, не так ли? А теперь извините, я должен позвонить.
Долгих встал.
— Я поехал, — сказал он. Его мысли уже были заняты предстоящим заданием.
— Тео, — обратился к нему на прощание Геренко, — Кракович и его друзья должны быть уничтожены как можно скорее. Не тяните с этим. И еще, последнее: не пытайтесь узнать, чем они собирались заниматься там, в горах. Не забивайте себе голову этой проблемой. Поверьте, излишнее любопытство может быть опасным!
В ответ Долгих лишь молча наклонил голову. Потом повернулся и вышел из кабинета.
Квинт ожидал, что всю дорогу в Черновцы Кракович будет буквально кипеть от ярости. Но этого не случилось. Напротив, шеф отдела экстрасенсорики спокойно сидел в машине, полностью погрузившись в свои мысли. Он стал еще более задумчивым, после того как Гульхаров вкратце рассказал ему про оборванный кабель.
— Кое-что во всем этом мне не нравится, — чуть позже сказал Кракович Квинту. — Поначалу я решил, что толстяк на контрольно-пропускном пункте просто тупица, но теперь я в этом совсем не уверен. А история с электроснабжением кажется мне тем более странной. Сергей быстро и без малейшего труда обнаружил и ликвидировал разрыв, а они никак не могли этого сделать. Можно подумать, что наш толстяк не только глуп, но и не способен выполнять свои обязанности.
— Вы думаете, что нас задержали намеренно? — Квинт почувствовал, что его охватывают мрачные мысли и предчувствия, что на плечи ему словно давит что-то темное и тяжелое.
— Меня смущает последний телефонный звонок, — пробормотал Кракович. — Что это за представитель Управления пограничного контроля? Никогда не слышал о таком. Но, думаю, он и в самом деле существует. Во всяком случае, это возможно. И тем не менее странно: один представитель от Управления держит под контролем тысячи контрольно-пропускных пунктов на границах Советского Союза? Ну, допустим, он фигура реальная. Но тогда получается, что Иван Геренко связался с ним поздно ночью, а тот, в свою очередь, сам, лично, позвонил офицеру на контрольно-пропускной пункт — и на все это потребовалось всего лишь десять минут!
— Кому было известно, что мы должны приехать сюда? — Квинт, всегда стремившийся докопаться до самой сути, задал наиболее естественный и сам собой напрашивающийся вопрос.
— Ну... — Кракович задумчиво почесал за ухом. — Знали, конечно, мы и...
— И?..
— И мой заместитель, оставшийся в особняке в Бронницах, Иван Геренко. — Кракович обернулся и уставился на Квинта.
— Мне неприятно говорить вам об этом, — начал Квинт, — но в таком случае именно Геренко виноват в происшедшем, если, конечно, все это было действительно заранее подстроено.
Кракович недоверчиво фыркнул и покачал головой.
— Но почему? Какие у него могут быть причины для этого?
— Вы должны знать его лучше, чем я, — пожал плечами Квинт. — Он амбициозен? Мог ли его кто-либо перевербовать? Кто именно? Вспомните, у нас уже были неприятности в Генуе, вы тогда очень удивились и никак не могли понять, каким образом КГБ удалось выйти на наш след. Тогда вы решили, что вас постоянно держали под наблюдением. Однако так или иначе нам удалось оторваться от них. А теперь представьте себе: что, если враг находится рядом с вами, в вашей собственной организации? Иван Геренко знал о том, что вы должны встретиться с нами в Италии?
— Помимо самого Брежнева, получавшего информацию через посредника, который вне подозрений, единственным человеком, кому было известно абсолютно все, является Иван Геренко, — ответил Кракович.
Квинт лишь приподнял одну бровь и молча пожал плечами.
— Думаю, что отныне я ни единой живой душе не сообщу о нашем маршруте и о том, что и как мы делаем, до тех пор, пока мы не прибудем на место. — Феликс взглянул на Квинта и увидел, что тот нахмурился и помрачнел. — Вас беспокоит что-то еще?
Квинт поджал губы.
— Допустим, этот Геренко — подсадная утка, шпион в вашей организации. В таком случае скажите: прав ли я, считая, что он может работать только на КГБ?
— На Андропова? Да, почти наверняка!
— Тогда Геренко, должно быть, считает вас полным идиотом!
— Вот как? Почему вы так думаете? Он и в самом деле считает всех вокруг дураками. Этот Геренко никого не боится, а потому может себе позволить подобные мысли. Но меня? Нет, мне кажется, что я единственный, кого он уважает — во всяком случае, так было до сих пор.
— Вот именно — до сих пор, — кивнул Квинт, — но не сейчас. В противном случае он наверняка подумал бы о том, что в самом скором времени вы обязательно обо всем догадаетесь. Ведь стоит только сопоставить факты:
Тео Долгих в Генуе, а теперь эта заварушка на румыно-советской границе. Если он сам не полный идиот, то должен сознавать, что ему не поздоровится, когда вы вернетесь в Москву!
Сергею Гульхарову удалось понять почти все из их разговора, и теперь он тихо и очень быстро стал говорить что-то Краковичу по-русски.
В ответ Кракович мрачно хмыкнул и передернул плечами. Потом, с минуту помолчав, произнес:
— Судя по всему, Сергей оказался умнее нас с вами. А если это так, впереди нас ждут крупные неприятности.
— Вы так считаете? А что сказал Сергей?
— Он сказал, что товарищ Геренко теперь может позволить себе быть несколько менее осторожным. Скорее всего, он уже не рассчитывает встретиться со мной в Москве. А вам, Карл, я хочу объявить, что мы только что пересекли границу и теперь находимся в Советском Союзе.
— Знаю, — спокойно ответил Квинт. — И должен признаться, что чувствую себя здесь очень неуютно.
— Как ни странно, — кивнул головой Кракович, — и я тоже.
До самых Черновцов они больше не проронили ни слова...