Вальс душ

Акт II Понедельник, 9-е Четыре дня до Апокалипсиса

Шершавый язык Нострадамуса елозит снизу вверх по правой щеке Эжени Толедано. Кончик языка черного кота забирается даже ей в ухо, производя оглушительные звуки.

Эжени открывает один глаз и видит подрагивающий розовый нос Нострадамуса.

– Доброе утро, дружок…

Девушка потягивается, зевает и неспешно покидает постель. Подойдя к окну, она раздвигает шторы и отшатывается, так нестерпимо ярко светит солнце.

Вместе с солнечными лучами ее заливают воспоминания о вчерашнем дне.

Если верить маме, то отсчитывая от сегодня, понедельника 9 октября, до Апокалипсиса остается всего четыре дня…

Пошел обратный отсчет. Четыре дня…

В кухне она, не переставая зевать и потягиваться, наполняет кошачью миску сухим кормом со вкусом черной икры – надо же побаловать любимца разнообразием. Ей кажется, что все пережитое накануне – не более чем сон, пока в глаза ей не бросается блокнот с ее рисунками на столе.

Честно говоря, если бы я все это не нарисовала, то никогда в такое не поверила бы. Папа распахнул двери у меня в голове. Прямо двери сознания, о которых писал Олдос Хаксли.

Она долго стоит под теплым душем, потом переключает воду на холодную, чтобы взбодриться. Накидывает халат, вытирает полотенцем рыжие волосы.

Она внимательно разглядывает себя в высоком зеркале. Мышиное личико. Острый носик. Рост метр шестьдесят, маленькая грудь.

Не сравнить с сиськами Пус, приходит непрошеная мысль. Я – уменьшенная модель современного человека.

Она сбрасывает халат, покидает ванную и подходит к своему платяному шкафу. Черное кружевное белье, джинсы, майка, сиреневый свитер. Одевшись, она, сварив себе порцию черного кофе, пьет его, хрустя вкусными шоколадными вафлями.

Думаю, если бы мне пришлось жить жизнью Пус, но со своим знанием о мире, то мне страшно не хватало бы поутру черного кофе. Как и душа, и воды из крана, и мыла…

Чтобы вернуться в свою эпоху, она достает смартфон, запускает новостное приложение и, завтракая, слушает радио. Ведущий тарахтит:

– Спорт. Эмир Катара, владелец футбольной команды Парижа, сообщил о приобретении бразильской звезды футбола Рональдиссимо, считающегося лучшим в мире футболистом. Ему будут платить пятьсот миллионов евро в год, больше, чем получал когда-либо футболист. При этом эмир указал, что затраты быстро окупятся за счет продажи одежды и различных предметов с его именем и номером. Рональдиссимо должен прибыть в столицу завтра и уже в четверг вечером сыграть в ожидаемом матче Париж – Марсель.

– Политика. Министр народного образования Пьер Летург найден у себя дома в петле. По словам его окружения, с недавних пор он находился в подавленном состоянии из-за угроз, обрушившихся на него после его сообщения о растущей волне нападений родителей учеников на учителей. Крайне правые и крайне левые депутаты давно требовали его отставки. Президент республики Элизабет Риволь высказала сожаление из-за утраты «человека с убеждениями, столь преданного работе и своей миссии, не выдержавшего давления враждебных групп, жадных до сенсаций медиа и оппозиционных политиканов, забывающих ради своих личных интересов, что должность министра занимает живой человек с сердцем».

– Интеллект. Согласно недавнему исследованию, средний IQ упал с 2000 года к настоящему времени на 20 пунктов, с 110 до 90. Ученые указывают на ряд факторов, объясняющих это падение: в частности, присутствующие в пестицидах эндокринные разрушители, воздействующие на мозг эмбриона. Психологи говорят о чрезмерном увлечении компьютерами с раннего детства, вынуждающем мозг молодого человека лениться. «Никто уже не умеет считать в уме, многие ждут от компьютера исправления своих орфографических ошибок», – свидетельствует автор этого исследования. Он констатирует – молодежи все реже удается сосредоточиться, чтобы прочесть целиком ту или иную книгу. А ведь чтение и наблюдение – важнейшие элементы развития интеллекта.

– Люди. Знаменитый рэпер Гиена объявил о своем браке с не менее знаменитой инфлюэнсершей Зорой. Напомним, Гиена занимает сейчас первое место среди стримеров после выпуска нового альбома с провокационным названием «Убейте их всех», тексты которого поощряют насилие против полиции и тех, кого рэпер называет «лаикарами»[6]. Альбом скачали уже более семисот тысяч раз, и совсем скоро эта цифра достигнет миллиона. Зора и Гиена объявили, что, поженившись, планируют жить в Дубае. Певец уточнил, что причина этого выбора – нежелание платить налоги правительству, которое он считает незаконным.

– Космос. После NASA, русских, китайцев и Space X собственную космическую программу запускает платформа «Нетфликс». Она обещает масштабное новшество: полет на ракете в одну сторону экипажа из двенадцати астронавтов, шести мужчин и шести женщин – моделей, манекенщиц, актеров и танцовщиц, исключительно несемейных, которые примут участие в первом в своем роде реалити-шоу, полностью снятом в полете и потом после высадки на Марсе. Для этого проекта «Нетфликс» обратилась к своим подписчикам, пригласив их спонсировать трансляцию, названную «Знойный Марс». Коллективное спонсирование увенчалось успехом, и теперь «Нетфликс» располагает самым крупным в истории бюджетом для трансляции реалити-шоу.

– Иран. Тело Салиме, студентки 21 года, которую по причине выбившихся из-под платка волос задержала два дня назад полиция нравов, только что найдено на городской свалке. Хакер добыл и распространил кадры с камер слежения внутри полицейского участка, куда доставили тело. На них видна изнасилованная и замученная до смерти сотрудниками полиции нравов молодая женщина. Ее родные и друзья призывают к мирной демонстрации с требованием к правящему в стране Совету мулл распустить это резко критикуемое религиозное формирование.

– Общество. Сторонников версий о плоской Земле и о всемирном заговоре, направленном на навязывание представления о шарообразности Земли, становится все больше. Напирая на свободу мнений, они требуют приема своих представителей в Академию наук. Они также настаивают на пересмотре школьных программ, чтобы в них фигурировали обе гипотезы и возможность для учащихся сделать выбор. По статистике Министерства внутренних дел, к ним принадлежат около 3 процентов населения Франции и 5 процентов населения США.

– Погода. В предстоящие дни температура обещает вырасти и достигнет на юге страны 34 градусов. Ни дождя, ни ветра не прогнозируется.

Эжени проверяет на смартфоне время. 8.30. Она допивает кофе, выключает радио и собирается.

Она целует Нострадамуса в темечко, выбегает из квартиры, запирает ключом дверь и торопливо шагает к станции метро «Страсбург-Сен-Дени».

Грохот. Тряска. Вибрация. Мелькание неоновых огней.

В этот час в вагонах поезда на 4-й ветке метро уже толчея. Как и большинство пассажиров, Эжени заткнула уши наушниками, чтобы отгородиться от шума снаружи.

Ее взгляд скользит по лицам. Все до одного кажутся ей тусклыми.

На поляне, где жила Пус, все было красочным: цветы, закаты, скалы, желто-алые сполохи костра.

Здесь все одеты в черное, в лучшем случае в серое. Прямо крысы и голуби.

Она с трудом переносит вонь разогретого пластика в обшивке вагона, запахи человеческого пота и тошнотворных духов.

То ли дело пещера: запах костра, трав, даже пот и тот приятно пахнет.

А лица ее современников! Как они отличаются от лиц доисторических времен!

Никто не улыбается. Все погружены в тоску.

Состав закладывает крутой вираж, визг железных колес по рельсам похож на рев неведомого зверя в чаще. В мозгу Эжени этот звук накладывается на рык пантеры, загрызшей ее мать.

Она начинает думать о матери, об онкологии – другой темной силе, ударившей по ее семье. В памяти опять всплывают слова Мелиссы:

«В прошлом силы мракобесия уже пытались завладеть миром… В пятницу тринадцатого этот кулак нанесет удар… Они посеют хаос и воспользуются неразберихой, чтобы навязать свое владычество».

Молодая женщина слушает композицию группы Dead Can Dance, название которой отвечает ее душевному состоянию: «Mother Tongue», «Родной язык».

Она закрывает глаза и вспоминает под ритм раскачивающегося вагона свое прошлое. Она видит себя в детской комнате, совсем крохой: мама чихнула, вызвав этим у Эжени приступ хохота. Тогда Мелисса нарочно чихнула опять, дочь опять развеселилась. Дальше она видит себя пятилетней, слушающей, как отец читает ей сказки. Всякий раз это были мифы Древней Греции, и она среди всех действующих персонажей выделяла для себя самую красивую богиню Афродиту, самую мудрую – Афину и жительницу лесов Артемиду, изображаемую в виде охотницы с луком.

С первых классов школы она удивляла своим талантом к рисованию всех учителей, которые с радостью его поощряли. Но этот дар в сочетании с редкой красотой вызывал зависть остальных учеников, особенно девочек. Когда ей было 11, одноклассница подожгла зажигалкой ее длинную рыжую косу, выдав акт мести за случайность. Поджигательницу не подумали наказывать, хуже того, нашлись желающие ей подражать. Многие одноклассницы ополчились на Эжени, объясняя это желанием «сбить с нее спесь», и стали систематически воровать ее тетрадки. Другие толкали ее на физкультуре, чтобы она падала, распространяли слухи о ней в Интернете. Были и такие, кто задирал ее без особых причин.

Защищаясь, Эжени развила в себе сверхбдительность, граничившую с паранойей. Но ее мать говорила: «Паранойя – страх воображаемых опасностей. Когда боишься реальных угроз, это здравомыслие».

Когда Эжени поступила в лицей, некоторые преподаватели приняли ее в штыки. Один даже сказал ей: «Хватит задирать нос. Неудивительно, что вы всех бесите. Вы как бельмо на глазу». Эжени сообразила, что, когда ученики получают в ответ на требования учителей хорошие отметки, это раздражает и плохих учеников, и самих учителей. Вывод: в обществе, где равняются на худших, логично мешать тем, кто стремится к высотам. Но высказать эту мысль у нее не хватало смелости.

Ей стало тяжело посещать лицей. Каждое новое столкновение добавляло девушке осторожности. Она уподоблялась лесной дичи, напрягающей слух в ожидании нападения хищника: все видела, все чуяла, улавливала малейший шорох и постоянно была начеку.

Она была крайне внимательна к любым деталям, видя в них слабые предвестия значительных последствий.

Этот дар – все замечать и все слышать – усиливал ее внимательность на занятиях и впоследствии служил ей дополнительным преимуществом перед остальными.

Привыкшая к одиночеству, она посвящала свободное время чтению, постепенно превращая свою комнату в богатую редкими изданиями библиотеку. После экзаменов на аттестат зрелости, успешно сданных в 16 лет с общей оценкой «очень хорошо», она записалась на исторический факультет Сорбонны – престижное учебное заведение, где вдобавок преподавали ее родители и дед. Можно было бы начать подготовку к поступлению в одну из «высших школ», но ей ужасно хотелось вырваться из затхлости классов и начать жизнь обычной студентки, затерявшейся в многолюдной аудитории. Она надеялась, что теперь она сможет сама планировать время и общение. Она впервые стала снимать квартиру и сама за нее платила, зарабатывая преподаванием в частной школе.

Эжени с улыбкой вспомнила, что ее отец называл это «бегством из Египта» и «вступлением в Святую землю», как будто она повторила события библейского Исхода.

Со временем все устроилось.

Назад в действительность, в метро. На станции «Одеон» она делает пересадку. Двери вагона открываются: одни пассажиры гроздьями вываливаются наружу, другие так же, гроздьями, вваливаются внутрь. Ей удается сесть. Напротив нее сидят голубки, пара лет тридцати: держат друг дружку за руку, но другой рукой каждый держит перед собой смартфон, которому-то и достается вся ласка, вся страсть. Несмотря на переплетение пальцев, они, как кажется, не испытывают друг к другу никакого интереса.

Современная парочка.

Эжени закрывает глаза и вспоминает слова матери: «У тебя есть родственная душа. Стоит вам найти друг друга, и ты обретешь полноту. После этого твоя способность действовать вырастет вдесятеро».

Эта идея «родственной души» еще не вполне ей ясна. Любовь давно представляется ей источником проблем. Она видела во дворе Сорбонны пары, целовавшиеся взасос. Другие прятались по углам, вместе хихикали. Потом они могли вдрызг разругаться. Девушка рыдала и говорила подружкам, что ее парень – подонок; молодой человек ухмылялся и говорил приятелям, что связался с поехавшей. Столь плачевного завершения избегали только те, кто был суров с женихами. Тогда роли менялись: они сами бросали парней и зубоскалили с подругами, а их бывшие дружки кусали себе локти.

Как ни была Эжени увлечена учебой, однажды она сказала себе, что пора сделать решительный шаг хотя бы с целью определиться, к какому лагерю она принадлежит – рыдающих или зубоскалящих. К тому же с семнадцати лет она замечала, что привлекает внимание юношей, не прикладывая к этому никаких усилий.

Однажды, махнув рукой на свои предрассудки, она приняла приглашение на день рождения, отмечавшийся в ночном клубе. Там она поняла наконец, что такое «брачные игры», о которых рассказывали некоторые главы ее лицейского учебника биологии. Начать с того, что в клубе было темно. Это чтобы у дурнушек тоже был шанс, решила она. От ритмичной музыки можно было оглохнуть. Это чтобы не отпугнуть стесняющихся разговаривать – какой в таком грохоте разговор? Остальное довершал алкоголь. Когда не работают органы чувств, даже самые страшные и безмозглые могут показаться соблазнительными…

Первое погружение в мир современной молодежи охладило ее, но не полностью. Она приняла ухаживания некоего Ромуальда, такого же, как она, усердного студента, умевшего играть в гольф – что было, по критериям Эжени, шикарно, – и играть на саксофоне – это она сочла чувственным.

Воскресным днем, после нескольких поцелуев, она оказалась с ним в постели, голая. Сначала он долго возился с презервативом, потом несколько раз пытался совершить телесное соитие, в конечном счете удавшееся. Впрочем, любовник из Ромуальда вышел неважный: неуклюжий, торопливый. Эжени, начитавшаяся теоретических трактатов на эту тему, попыталась объяснить ему, как это делается, но он обиделся. Они повторили попытку, понемногу завязались отношения, которые она посчитала «удовлетворительными».

Как раз тогда она стала курить. Оказалось, что из всех физических аспектов любви ей больше всего нравится… сигарета «после».

Зато Ромуальд всерьез в нее влюбился, завел речь о помолвке, о браке, о детях.

Это в семнадцать-то лет!.. Все равно что сразу начать планировать уход на пенсию, дом престарелых и совместный просмотр сериалов в столовой…

Она стала понемногу от него отдаляться. Но чем больше она давала ему понять, что они находятся на волнах разной длины, тем сильнее он за нее цеплялся. Пришлось расставить точки над i. Он плохо воспринял объяснение: умолял, угрожал, потом напился. В приступе бессильного гнева он поднял на нее руку. Ее спасло только то, что рядом оказались другие люди.

Она была так шокирована, что записалась в боксерский клуб, где приобрела навыки рукопашного боя, а также применения трости и палки в целях самообороны. Когда Ромуальд во второй раз проявил агрессию, она сама уложила его ударом в пах. Но на этом их история не завершилась. Он сделал попытку наложить на себя руки, сообщив сначала всем кому только мог, что в его несчастье виновата Эжени.

Тогда она и пришла к выводу, что любовь – источник проблем.

В дальнейшем у нее случались новые увлечения, но она уже сомневалась в своих чувствах и снова проявляла осторожность. Пока не встретила на занятиях по боксу Николя Ортегу. Он заразил ее соревновательным духом, вместе они добыли своему клубу несколько кубков в соответствующих весовых категориях. Эти победы их сблизили. Наконец-то появился мужчина, поощрявший ее одерживать победы.

Но Николя был не только отличным спортсменом, но еще и лидером группы хард-рока «Бешеные». Он изображал из себя революционера-романтика, подражая своему кумиру Че Геваре. На выступлениях не пел, а надрывался, выражая воплями свой гнев против капиталистического общества. Особенно Эжени трогало, когда с вопля он переходил на визг, плюясь ненавистью в буржуев.

Больше всего она ценила в нем активность и инициативу, ведь он не примирялся с миром, а хотел его переделать.

Они начали встречаться. В постели он был гораздо более пылким, чем прежние ее любовники. Но сильнее всего ее удивляла его политическая ангажированность: Николя мало было подражать Че Геваре внешне и выражать в музыке гнев против общества, он всерьез хотел совершить революцию. Он стал активистом новой ультралевой партии, которую много обсуждали в университетах, – НСП, Неосталинистской партии.

Однажды он позвал Эжени на собрание. Она отказалась: политика ее не интересовала. К тому же ей казалась странной новомодная тенденция крайних политических течений, что левых, что правых, а также религиозных, радикализироваться, то есть покончить с былыми комплексами в отношении самых одиозных фигур прошлого: у ультралевых – красных – это был Сталин, у ультраправых – черных – Гитлер, у ультрарелигиозных – зеленых – Хомейни.

Даже старые ультралевые, ультраправые и религиозные партии удивлялись этому экстремизму и в сравнении с ним слыли теперь сравнительно умеренными.

Но Николя настаивал, он просил Эжени не судить о неосталинистах наобум. Ей пришлось уступить и пойти с ним. Собрания всегда происходили в одном и том же месте – в кафе «Робеспьер» недалеко от Сорбонны, в его заднем зале, где можно было пить и курить. Там на главной стене висел портрет Сталина, которого его поклонники называли, как в эпоху триумфа сталинизма, «отцом народов».

Эжени почувствовала себя как в зоопарке, у вольера с животными на грани вымирания. К ее удивлению, там нашлась группа симпатичных студентов, в которую входили такие харизматичные особы, как Толстяк Луи, сыпавший шутками и грызший конфеты, неугомонная Морган – линялая блондинка в революционном облачении (драные джинсы, куртка с заклепками), лезшая из кожи вон, чтобы понравиться Николя, малышка Лола, старавшаяся выглядеть моложе своих лет. Они лакали пиво, курили более-менее легальные вещества и переделывали мир.

Первое собрание пришлось Эжени по душе. У нее не было ничего общего с политической ориентацией его участников, ее больше интересовал Николя, чем НСП, но так как партия объявляла себя защитницей народного дела и угнетенных, она в конце концов присоединилась к ее благотворительным инициативам. Хотела помогать бедным, исправлять несправедливости. И заодно проводить время в интересной компании.

Она сказала себе, что политическая активность позволит ей открыть неведомый прежде мир. К тому же, как твердил Николя, не поднявшись на ринг, никогда не узнаешь, что значит стоять на нем.

Короче говоря, отношения с «рокером-революционером» ей подходили. Ведь Николя так же страстно, как и она, переживал все происходившее вокруг.

Николя все еще жил у отца, поэтому они занимались любовью только у нее дома, слушая AC/DC, «Айрон Мейден», «Аэросмит» и «Металлику». Поначалу Нострадамус принял чужака враждебно, но со временем, не имея выбора, счел терпимой помехой – с тем условием, что хозяйка удвоит ему порцию сухого корма. Она кроме того решила регулярно покупать ему корм подороже, со вкусом лангустов, черной икры и фуа-гра.

Снова возвращаемся к действительности. Поезд прибывает на станцию.

Николя, что ли, – моя родственная душа?

Она видит на стене станции рекламу сайта знакомств, обещающую отыскать клиенту родственную душу благодаря применению никогда не ошибающегося искусственного интеллекта.

Скрип тормозов. Состав замирает.

«Кардинал-Лемуан». Ей сходить, эта станция ближе всего к больнице Института Кюри.

Мелисса похожа сейчас на Белоснежку в Зачарованном лесу. Ее лицо совершенно безмятежно. Не будь капельниц и проводов от всевозможных датчиков, можно было бы подумать, что она мирно спит.

– Твоя мать – красавица, – говорит Рене. Отец уже здесь.

Ноги Мелиссы лежат на особых подушках, регулярно надувающихся и сдувающихся. Эжени вопросительно смотрит на отца.

– Это из-за искусственной комы. Чтобы кровь в ногах циркулировала, даже если она не шевелится.

Открывается дверь палаты, входит профессор Ганеш Капур, из его вежливой улыбки не следует никаких выводов.

– Добрый день, мадмуазель и месье. Медсестры сообщили мне, что вы здесь.

– Как она?

– Состояние мадам Толедано стабильно. Завтра утром будут готовы результаты дополнительных анализов. Я назначил на 10.30 мультидисциплинарный консилиум, на языке врачей МДК, для разработки оптимальной стратегии для болезни мадам Толедано.

– Какие есть варианты? – спрашивает Рене.

– При этом типе рака есть четыре возможности: операция, лучевая терапия, химиотерапия, иммунотерапия. Давайте присядем.

Эжени садится в кресло, профессор Капур опирается на стол у стены напротив койки.

– Хирургическое вмешательство – это резекция опухоли и окружающей ткани, то есть вырезание скальпелем части сердца вашей матери, уже пораженной опухолью. Но это сопряжено с риском. При лучевой терапии рентгеновские лучи сжигают клетки, как здоровые, так и опухолевые, хотя за последние годы мы существенно продвинулись в адресности облучения. При химиотерапии происходит пероральное, или внутривенное, введение препаратов, атакующих злокачественные клетки. Все это тяжелые для организма вмешательства с побочными последствиями: рвотой, выпадением волос, сухостью слизистых оболочек, снижением чувствительности конечностей, сильной диареей. Остается иммунотерапия: у больного берут раковые клетки и вводят их кролику. В организме животного образуются лейкоциты, запрограммированные на борьбу с раковыми клетками. Затем мы вводим эти лейкоциты больному, чтобы они атаковали опухоль. Это самый эффективный способ, имеющий то преимущество, что при нем идет борьба именно с раковыми клетками. При этом он самый новый, и нам пока неизвестна ни его долговременная эффективность, ни побочные действия.

Эжени и Рене внимательно слушают мудреные термины.

– Так или иначе, пока мадам Толедано в искусственной коме, опухоль не разрастается. Побудьте с ней, я сообщу вам результат МДК. – С этими словами профессор Ганеш Капур выходит из палаты.

– Ступай, милая, – говорит дочери Рене, глядя на часы. – Сегодня утром у вас выступление нового профессора, применяющего искусственный интеллект в исторических изысканиях. А я побуду с ней еще. Мне кажется, твоя мать чувствует, когда рядом с ней кто-то есть.

Эжени молча берет руку Мелиссы, целует и торопится на лекцию, о которой напомнил ей отец.

На входе в университет двое охранников с нашивками «SÉCURITÉ»[7] требуют, чтобы Эжени предъявила студенческий билет.

Она бегом пересекает университетский двор и влетает в битком набитую аудиторию «Ришелье». Почти все студенты принесли на лекцию ноутбуки или планшеты.

Она находит бородатого зеленоглазого Николя в красной футболке с черной звездой и садится рядом с ним. На ее поцелуй в губы он почти не обращает внимания.

– Как фамилия нового профессора? – небрежно спрашивает она.

– Герц, Рафаэль Герц. Как компания по аренде машин.

С наступлением назначенного времени лекции дверь аудитории открывается, появляется молодой человек. Он не идет, а бежит на лекторское место, отточенными движениями, не поднимая головы, достает из портфеля компьютер и, водрузив его на пюпитр, произносит:

– Здравствуйте все. Позвольте представиться: я Рафаэль Герц, буду преподавать вам новый предмет.

Он пишет на доске:

ИСКУССТВЕННЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ В ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ

Он поворачивается лицом к аудитории, и Эжени думает:

Как молодо он выглядит! Ему не дашь больше тридцати.

Лектор – шатен среднего роста, в очках с синей оправой. Он обводит взглядом собравшихся и уверенно начинает:

– Как узнать, что на самом деле переживали наши предки? По мере прогресса науки ставится под вопрос то, в чем мы раньше не сомневались. По той простой причине, что мы обзаводимся все более совершенными инструментами познания. Возьмем пример из астрономии: вчера опорой этой науке служили наблюдения в земные телескопы, а теперь их сменили новые приборы на земной орбите. И, кстати, чем дальше мы заглядываем в космос, тем глубже мы проникаем во время, то есть в прошлое. Говоря об истории, именно чтобы перегруппировать все сведения о прошлом и оценить степень их достоверности не интуитивно, а по-научному, я написал программу «5W», позволяющую проверять все источники, начиная с самых незначительных и кончая теми, что ставят под вопрос данные, ранее считавшиеся надежными. «5W» – это пять задаваемых по-английски вопросов: «WHAT, WHERE, WHEN, WHO, WHY», то есть «ЧТО, ГДЕ, КОГДА, КТО, ПОЧЕМУ». Я писал программу при помощи алгоритма ChatGPT компании Open AI. Я усовершенствовал его, чтобы нейросеть отвечала моей задаче провести историческую экспертизу. Я включил в программу все области исследований, способные помочь понять прошлое, а именно археологию, письменные документы, астрономию, метеорологию, энтомологию, ботанику, антропологию, медицину, геологию, историю одежды и оружия… Есть, конечно, и другие дисциплины, которые я забыл назвать. Все эти темы могут показаться периферийными, но, на мой взгляд, они являются составными частями истории. Свой вклад может внести, например, стоматология. Изучение зубного камня первобытных людей позволило понять, чем они питались; таким способом я выяснил, что одни народы Европы были каннибалами, другие – вегетарианцами, раньше это было неизвестно. Моя программа «5W» – современный инструмент, который позволит историкам четче отвечать на все вопросы.

В амфитеатре поднимается ропот, студентам подозрителен этот профессор, банально рекламирующий свой продукт. Что касается Эжени, то чем дольше она за ним наблюдает, тем сильнее у нее впечатление, что она с ним знакома. То же самое она испытала, когда впервые увидела Николя. Правда, к тому ее сразу потянуло, здесь же гамма ее чувств оказалась сложнее.

Рафаэль Герц продолжает презентацию, не обращая внимания на шум.

– Я выяснил, что напрасно обвиняли карфагенян в том, что они приносили детей в жертву богу Ваалу. Это клевета купленных Римом историков, оправдывавшая истребление населения Карфагена. Но эту ложь трудно было разоблачить, ведь римляне методично уничтожали улики, предавая огню библиотеки Карфагена. Я также выяснил, можете считать это результатом моей маниакальности…

Он сам посмеивается над своей попыткой подольститься к аудитории.

– Что же я выяснил? Что и майя не занимались человеческими жертвоприношениями. Это тоже клевета, клеветники – испанские конквистадоры. Всякий раз, когда один народ уничтожает другой, он не довольствуется убийством, а идет на вымысел для оправдания своего преступления.

Рафаэль Герц опять лезет в свой кожаный портфель, достает фляжку, делает глоток, поправляет очки и продолжает:

– Политика и религия – не источники информации, настоящим ее источником служит наука. В частности, новые программы искусственного интеллекта, используемые историками. Проблема в том, что люди предпочитают верить, а не знать. Верить в Бога, в политические партии, даже, хотя теперь это редкость, в обещания властей. Повторять чужие слова и идеи проще, чем самим экспериментировать с современными инструментами и делать новые открытия, ставящие под вопрос наши прежние традиции и убеждения. Толпой легко манипулировать, достаточно бросить лозунг, повысить голос – и ты уже нравишься большинству. Чем лучше я знаю настоящую историю, тем больше убеждаюсь в эффективности известного правила: распространенность заблуждения не означает его правоту. «5W» сверяет наши часы, напоминая, кто что делал, когда, как, с кем и с какими именно последствиями в дальнейшем. Короче говоря, эта программа противостоит пропаганде, цель которой – создание карикатур или переписывание истории ради изображения властей предержащих героями. Вопросы?

Николя вскидывает руку. Профессор жестом дает ему слово.

– Вообще-то у меня не вопрос, а замечание. Простите, профессор, но, по-моему, ваши слова – абсурд. У нас здесь не курсы информатики. Это один из старейших и престижнейших университетов, где преподают историю и занимаются наукой.

Одобрительный ропот аудитории.

– Не обессудьте, месье, но в исторической науке не место программам искусственного интеллекта, хоть они сейчас и в моде. В ней требуется человеческая мысль. Вы черните политику и религию, называя их простыми способами манипуляции толпой, в то время как именно они, политики и церковники, – творцы Истории, которых должны изучать историки.

Присутствующие определенно на стороне Николя, но профессору, кажется, нет до этого дела.

– Разумеется, я ждал такой реакции, – отвечает он. – Но порой нужно уметь менять способы анализа, делать выбор в пользу самой современной технологии, позволяющей нам…

Внезапно звучит сигнал пожарной тревоги. Все знают, что делать в этой ситуации, и сохраняют спокойствие. Герц не успевает договорить: студенты встают и дисциплинированно покидают аудиторию.

Тревога объявлена не впервые, поэтому, по мнению Эжени, это опять тренировка или проказы какого-то шутника, которому нравится устраивать панику, поднося горящую сигарету к датчику дыма.

Остальные студенты разделяют, видимо, ее мнение и тоже не паникуют. И правильно делают: раздается тройной звонок, указывающий на ложность тревоги. Впрочем, аудитория уже почти пуста, а значит, лекцию не возобновить.

Рафаэль Герц ждет, пока амфитеатр совсем опустеет, и уныло убирает в портфель свой ноутбук.

Эжени собирает вещи в рюкзак, но остается на месте, издали наблюдая за лектором.

– Нечего тратить время на этого шута, – презрительно фыркает Николя, закидывая на плечо сумку. – Ты идешь?

Она не шевелится.

– Как знаешь. Жду тебя в «Робеспьере». Поторопись, через полчаса еженедельное собрание ячейки НСП. Сегодня будет интересно.

Но девушка пропускает его слова мимо ушей. Она во все глаза смотрит на нового преподавателя.

– Я хочу сама испытать вашу программу «5W», – говорит Эжени Герцу, не представляясь. – Это возможно?

Рафаэль Герц поднимает голову и смотрит на студентку.

– С какой целью?

– Есть серия рисунков, я бы хотела уточнить, где и когда они созданы, – объясняет она. – Мне интересно, не относятся ли они к реально имевшему место важному событию.

Герц смотрит на нее с недоуменным видом: его сбил с толку вопрос Эжени, но не она сама.

– Рисунки, говорите?

– Я сама их сделала цветными карандашами. И они очень точные… Я их вам покажу, так будет проще всего.

Эжени достает из рюкзака свой блокнот и протягивает его Рафаэлю. Тот поправляет очки в синей оправе, открывает блокнот, разглядывает рисунки. Чем дальше он их перелистывает, тем сильнее его удивление. Звездное небо на странице приводит его в ступор.

– Это что еще такое?

– Небо, я видела его таким.

– То есть вы знаете это место?

– В том-то и дело, что нет… Это было… во сне, – выдавливает она. – Но все выглядело настолько реально, что я подумала: вдруг…

Рафаэль Герц продолжает изучать ее рисунки с наполовину задумчивым, наполовину недоуменным видом.

– Кто вы?

– Эжени Толедано, студентка, изучаю историю.

– Родственница профессора Рене Толедано?

– Это мой отец.

Он в задумчивости закрывает блокнот и отдает его ей.

– Виноват, моя программа не анализирует изображения снов.

– Возможно, вы их недостаточно изучили. Эти чрезвычайно подробные, вы только посмотрите!

– Все равно, мадам. Моя программа не может с ними работать. «5W» анализирует исторические тексты, окаменелости, археологические находки, скелеты, старинные предметы, оружие, украшения, одежду.

– То, что я собираюсь вам показать, содержит все это понемножку.

Эжени опять открывает свой блокнот и находит страницу со звездным небом. Она поворачивает страницу так, чтобы Герцу было лучше видно.

– У вас есть возможность ответить мне, соответствует ли чему-нибудь эта звездная карта?

Герц не возражает взглянуть еще раз, морщит лоб, листает блокнот, изучает еще пару рисунков.

– Поразительно! Откуда вы все это взяли?

– Из собственной головы.

– Как-то не верится…

– Мне нужна ваша помощь в оценке этих «видений».

Рафаэль Герц задерживает внимание на нескольких рисунках.

– Вы медиум?

– Нет, с чего вы взяли?

Теперь он подолгу рассматривает каждый рисунок, потом принимает решение.

– Хорошо, пойдемте.

Рафаэль ведет Эжени по коридорам, приглашает ее в тесный узкий кабинет, усаживается за свой рабочий стол и включает ноутбук с волшебной программой. На экране написано: «5W copyright Raphaël Hertz».

Он фотографирует на смартфон все страницы блокнота Эжени и вводит фотографии в программу. Потом перебирает их на экране, добирается до звездного неба.

– Прямо глаза на лоб! Откуда, говорите, у вас эта звездная карта?

– Из сновидения. Такое вот подробное сновидение. Потому мне и понадобилась ваша экспертиза.

Рафаэль Герц заменяет серые точки на белом фоне белыми на черном, потом так и сяк препарирует изображение, пока оно не превращается в небо.

– Местоположение созвездий, звезд и планет на вашем рисунке позволяет определить место и эпоху… – комментирует он вслух.

Эжени замечает, что чем четче небо на мониторе, тем сильнее интерес Рафаэля.

– Ну, так что? – торопит она его.

Преподаватель отвечает не сразу. Он продолжает свои вычисления.

– Можно уже попробовать ответить на вопрос «где», – слышит наконец Эжени. – Я нашел широту и долготу.

Он вводит данные в программу Google Earth и манипулирует с масштабом, пока не появляется карта конкретной территории.

– Где это? – спрашивает Эжени с дрожью в голосе.

– В Израиле. – Он еще увеличивает масштаб. – К югу от города Хайфа.

Продолжая наращивать масштаб, он получает реальный рельеф в человеческий рост, чтобы приблизиться к изучаемому участку – скале рядом с возделанным полем.

– Это оно! – вскрикивает Эжени. – Оно самое! – Можно подумать, что она узнала местность.

– Это гроты Нахаль Меарот на горе Кармель.

– Увеличьте еще, умоляю!

На экране склон горы со множеством отверстий.

– Говорю вам, это здесь! – Она указывает на треугольный вход в одну из пещер.

Рафаэль читает комментарий своей программы.

– Эта пещера называется Эль-Табун, что значит в переводе с иврита «пещера с печью».

Он показывает окрестности, имеющие много сходства с рисунками Эжени, особенно похожи холмы.

– Это непростая пещера… – бормочет Рафаэль и открывает одну за другой страницы в Интернете. – Она принадлежит к охраняемым объектам Всемирного наследия ЮНЕСКО. Археологи раскопали там внутри яму, накрытую большим камнем, в яме были человеческие останки. Считается, что это один из древнейших объектов, если не вообще первый, со следами первых захоронений.

Эжени не может оторвать взгляд от фотографии на экране: на ней лежащие на земле в форме человеческого тела кости.

Мама Пус.

От избытка чувств у нее сжимается горло. Рафаэль читает дальше:

– Радиоизотопное датирование этого женского скелета показало его возраст: сто двадцать тысяч лет до нашей эры.

– Сто двадцать тысяч!.. – шепотом отзывается девушка, загипнотизированная мерцающим экраном.

Боже правый… Никто не знает, что происходило в такой далекой древности. Разве возможно, чтобы простая медитация позволила мне увидеть… это? И не просто увидеть – пережить! Я помню вкус инжирного листа с жареным мясом, которым меня угостила мама за ужином накануне своей гибели. Помню запах костра и пота соплеменников. Жужжание комаров и мух и то помню, не говоря о зуде у себя в волосах и о покалывании в пораненных ногах…

– Вот и ответ на второй вопрос – «КОГДА»! – провозглашает преподаватель.

Он читает подпись к фотографии и продолжает:

– В пещеру Эль-Табун гомо сапиенс не заглядывали сто двадцать тысяч лет назад. Эта женщина, которую вы нарисовали, судя по ее развитым надбровным дугам, скошенному лбу, массивной голове, квадратной челюсти без подбородка, высоким скулам, ручищам с увеличенными большими пальцами и широким ступням, принадлежала к… неандертальцам.

Рафаэль Герц выводит на экран хронологическую таблицу:

Зарождение жизни на Земле: 4 миллиарда лет назад.

Появление животных: 500 миллионов лет назад.

Появление гоминидов: 8 миллионов лет назад.

Появление человека: 2,5 млн лет назад.

Появление Homo neanderthalensis: 500 тыс. лет назад.

Появление Homo sapiens: 300 тыс. лет назад.

Он поднимает голову:

– Часто забывают, что в древнейшем из найденных захоронений погребен не гомо сапиенс, а неандерталец.

Человек в синих очках перелистывает на мониторе компьютера фотографии пещеры Эль-Табун. Эжени поглощена своими мыслями.

Так вот почему номер на двери в коридоре моих прошлых жизней оказался отрицательным: положительные номера соответствовали бы жизням гомо сапиенс, а отрицательные номера в глубине – это мои первые жизни, когда я еще даже не принадлежала к разумному виду…

– Первое захоронение – это не просто так… – продолжает Рафаэль, завороженный скелетом неандертальской женщины. – Это зарождение духовности.

Знал бы он, что это колдун, отец Пус, придумал похоронить свою жену, насмотревшись на слонов… Не исключено, что эти толстокожие гораздо чувствительнее и умнее, чем принято думать.

И если бы одно это! Мизинец рассказывал, как его мать, моя «бабка», первой приручила огонь, подобрав зажженную молнией ветку. Причем он рассказывал об этом, сидя у костра!

Я стала свидетельницей начала человеческой истории – начала рассказа. Это уже не предыстория, а самая что ни на есть История.

Одно меня удивляет: мои соплеменники-неандертальцы, чьим основным языком был язык жестов, владели, оказывается, и нормальным языком, который я полностью понимала! Не потому ли это, что при регрессии ты начинаешь говорить на языке того, в кого вселяешься? Или причина в том, что ты автоматически понимаешь звучащую вокруг речь, как будто это коммуникация душ?

– Вы так и не раскрыли, что вас вдохновило на такие рисунки, – напоминает ей Рафаэль уже более настойчиво.

Немного помявшись, Эжени отвечает:

– Я же говорю, это был сон… Исключительно четкие, подробные грезы наяву. Потрясающе подробные!

Преподаватель вскакивает и принимается расхаживать по своему узкому кабинету.

– Немыслимо! Невозможно, чтобы во сне, каким бы реальным он ни казался, появилось столько подробностей о местности и о такой отдаленной эпохе, о которой ровным счетом ничего не известно! Сто двадцать тысяч лет назад! Окаменелости – вот и все, что дошло до нас оттуда!

Эжени чувствует, что больше не владеет ситуацией, и хочет сбежать, чтобы избежать дальнейших объяснений. Она сует свой блокнот в рюкзак, но Рафаэль ловит ее за руку.

– Нет, постойте!

Она вырывается и бегом покидает кабинет Герца.

Николя ждет ее в кафе «Робеспьер» один, занят игровым автоматом, стоящим в углу. Она спешит к нему.

– Поговорила с Герцем? – спрашивает он.

– По-моему, ты ему нагрубил, – говорит она вместо ответа.

Николя целует ее и безразлично фыркает.

– Наоборот, я высказал то, что думали все. Мы не компьютерщики, мы историки и политики.

Игровой автомат пышно оформлен, на нем надпись «ИГРА ВСЕЙ ЖИЗНИ».

– Сыграем? – предлагает ей Николя.

– С удовольствием.

Он забрасывает в аппарат монету, раздается веселая мелодия.

– Валяй. Ты начинаешь, Эжени.

Она толкает рукоятку, на наклонное поле выкатывается серебристый шарик. Она азартно тыкает в красные кнопки, приводя в действие два рычага, бьющие по шарику, чтобы он поражал светящиеся разноцветные мишени. Поле разделено на две части, «Ад» и «Рай». Эжени промахивается шариком по пластмассовому чертику, тот мерзко скрежещет, чтобы ее взбесить, ей удается поразить мишени в «Раю», отчего включается хор металлических ангелочков.

Шарик Эжени отскакивает от светящихся грибов на бортике, катится по инерции вверх, толкает вращающиеся дверцы, скачет по лузам, добирается до створок, за которыми сияет «Рай».

Но Эжени промахивается по шарику, он проваливается в дыру посередине, откуда его уже не извлечь. Появляется надпись, лицо черта загорается, он гадко хохочет.

«ИГРА ОКОНЧЕНА».

Появляется вторая надпись, ее сопровождает веселенькая музыка.

«ТОТ ЖЕ ИГРОК. НОВАЯ ПОПЫТКА».

Эжени запускает новый шарик, но он сразу застревает, не может катиться ни туда, ни сюда. Николя от души пинает автомат, отчего шарик, покачнувшись не туда, все же катится в нужную сторону.

– Когда дела плохи, можно прибегнуть к насилию, хуже не будет. Можно и смухлевать, – он подмигивает.

Она выигрывает еще несколько очков, но потом ее шарик все равно проваливается в центральную дыру.

«ИГРА ОКОНЧЕНА. ТОТ ЖЕ ИГРОК, НОВАЯ ПОПЫТКА».

В пусковое устройство закатывается третий, последний шарик. Эжени собирается с духом, сжимает челюсти. Щелчок пружины, шарик летит в верхнюю часть поля, но там застревает. Она пинает автомат ногой, но в этот раз шарик попадает прямиком в черную дыру посередине.

«ИГРА ОКОНЧЕНА. КОНЕЦ ИГРЫ».

– Удача капризна, – комментирует Николя и смотрит на часы. – Ну вот, пора начинать собрание.

В заднем помещении, под портретом Сталина в мундире, их ждет группа студентов.

Николя закуривает сигару и обращается к Луи:

– Готов записывать?

И сразу начинает:

– Не будем забывать, что мы – последние борцы, последние защитники бедных, угнетенных, неугодных капиталистическому буржуазному обществу. Мы, члены ячейки Сорбонны, отстаиваем дело эксплуатируемых рабочих, женщин, которым недоплачивают, отвергаемых обществом эмигрантов. Последний пункт важен, мы должны усиленно вербовать сторонников в пригородах. Они – новые современные рабы. Те, кто развозит заказы на велосипедах и на мотороллерах, водители такси, санитары из больниц и домов престарелых, охранники и ремонтники, все, кто болтается на подхвате, кто прозябает на нищенскую подачку. Короче, те, кто вкалывает неофициально, порой без документов, жертвы повседневного расизма, без которых стране не прожить. Они те, кто причисляется обществом к людям второго сорта и от всего отмахивается, хотя имеет право голоса. Мы должны внушить им, что мы – их единственные защитники и что помочь нам прийти к власти – их единственная надежда стать полноценными гражданами. Их видимо-невидимо! Развитие политической истории этой страны дует им в паруса. Они – наше будущее.

Все согласны с оратором.

– Ты хорошо записал все, что я говорил, Луи?

– В мельчайших подробностях, Нико.

Николя выдыхает густое облако сигарного дыма. Лола кашляет. Воняет табаком. Чтобы защититься от вони – а может, из солидарности, – некоторые закуривают сигареты.

– Идем дальше. Я получил директивы от нашей депутатки в Национальном собрании Виолэн Гароди.

Он достает письмо и громко зачитывает:

– «Скоро мы получим официальную поддержку от Гиены. Присутствие в наших рядах этого талантливейшего и очень популярного исполнителя расширит нашу молодежную аудиторию, особенно в пригородах. Он станет нашим официальным талисманом».

Все хлопают и проявляют энтузиазм по случаю присоединения к их делу такой знаменитости.

– Обожаю его песенки! – кричит Морган и декламирует строчки из хита рэпера «Убейте их всех».

– Я тоже, – подает голос Луи.

Николя с улыбкой продолжает:

– «Рассчитываю, что вы, дорогие члены Неосталинистской партии, подействуете на колеблющихся, неопределившихся, тех, кто готов нас предать. Избавьтесь от тех, кто проявляет социал-демократические тенденции. До чего мерзкое слово! Мы ни в коем случае не должны обуржуазиться, подобно прежним левым партиям и особенно социалистам, отказавшимся от всякой борьбы. Революция делается не в гостиных и не теми, кто дискутирует за чашкой чая…»

Николя опять улыбается, довольный эффектом, производимым словами депутатки НСП.

– Лола, сходишь за пивом?

Он сует девушке деньги, та идет в бар и за несколько раз приносит большое количество полных кружек. Все чокаются, и Николя продолжает зачитывать обращение Виолэн Гароди:

– «У партии одна линия, не терпящая компромиссов. Лавирующие сейчас предадут нас, когда мы перейдем к действиям, тем более когда мы будем у власти».

Он кладет листок на стол и достает второе письмо.

– Виолэн Гароди передала мне список тех, кого она считает отклоняющимися от линии партии. Сейчас мы проголосуем поднятием рук за или против их исключения. Все эти люди, естественно, не знают, что попали в партийный прицел.

– Может, исключить их без голосования? – предлагает Морган.

– Виолэн хочет соблюдать формальности. Пойдем по алфавиту. В списке восемь человек.

– Мы их всех знаем? – спрашивает Лола.

– Да, и ни одного здесь сегодня нет. Сами видите, какие это преданные активисты… Перечисли фамилии, Луи, а потом мы проголосуем.

– Ну что, коммуняки, революцию готовим? – раздается чей-то глумливый голос.

Эжени оборачивается. Двери зала заблокировала дюжина молодцов в черной военной форме. Они в капюшонах, в касках, с дубинками, на щитах черные квадратные кресты.

Эжени узнает по росту и по могучему телосложению того, кто кричал.

Ян Мюллер, главарь фашистов с юридического факультета Париж-Ассас.

Неосталинистская партия уже имела неприятности с этим типом и с его подручными из ННП, партии неонацистов.

Николя вскакивает, хватает свою табуретку и вращает ее над головой, как укротитель, заставляющий пятиться львов. Остальные берут с него пример. Некоторые хватают бутылки и отбивают им о край стола горлышки, превращая их в режущее оружие.

Эжени находит в углу швабру и машет ею, чтобы держать фашистов на расстоянии.

Из главного зала доносится шум: посетители и официанты уносят ноги, поняв, что сейчас будет потасовка. Драка не заставляет себя ждать. У напавших дубинки и щиты, они эффективнее тех, кто отбивается чем придется. Главари, Николя Ортега и Ян Мюллер, сцепились друг с другом.

Эжени в ярости. Она колотит рукояткой швабры недругов в черном по коленям, по бокам, по каскам. Рядом двое в капюшонах повалили на пол Лолу и рвут на ней блузку, грозя исполосовать бритвой. Лола голосит, а тот, что с бритвой, что-то вырезает у нее на плече. Эжени, потрясенная этой сценой, не видит, как к ней приближаются со спины целых трое «черных». Ее тоже валят на пол, ей тоже грозит такая участь.

Но к ней на помощь приходит Николя: он только что оглушил Яна Мюллера, а теперь отбивает у насильников Эжени.

Они сопротивляются вдвоем. Схватка продолжается, Эжени еще решительнее сыплет ударами. Звучит пронзительный свисток.

– Легавые! – визжит Лола.

В кафе «Робеспьер» прибыл отряд полиции в темно-синей форме, тоже с дубинками и щитами. Эжени не успевает опомниться: сильные руки хватают ее, разоружают, связывают. Она отбивается, но полицейский надевает на нее наручники, волочет на улицу и бесцеремонно запихивает в фургон.

Вскоре у нее появляются попутчики, Николя и Ян Мюллер, потом еще и еще. До отказа набитый фургон с включенной мигалкой мчится в комиссариат Пятого округа.

– Выпустите меня! Вы уже больше четырех часов нас здесь маринуете! По какому праву? Жертвы – мы! На нас напали! – рвет глотку Николя в камере предварительного заключения, просовывая кулак между прутьями решетки.

Приходит полицейский:

– Успокойтесь, месье. Не усугубляйте свое положение.

– Хватит орать, – советует из соседней камеры Эжени.

– Это какая-то дикость! С нами обращаются как с преступниками! Что мы здесь делаем? Чего ждем?

– Сколько ни нервничай, толку не будет, – отзывается Эжени.

Николя тяжело вздыхает, описывает по камере круг, как зверь в клетке, и наконец садится:

– Ненавижу ждать.

Вскоре подает голос Эжени:

– Мне нужно в туалет!

Ее камеру отпирает сотрудница полиции, она конвоирует задержанную в заждавшийся ремонта санузел, сплошь исписанный граффити. Эжени садится по-турецки поверх крышки унитаза и старается абстрагироваться от мерзкой обстановки, делает глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Посмотрим, получится ли у меня в менее благоприятных условиях, чем дома у папы или у меня.

Совсем недалеко от нее, в стенах того же комиссариата полиции, орут и бранят полицию пьяницы. Чтобы их не слышать, Эжени скатывает шарики из туалетной бумаги и затыкает себе уши. Остается только закрыть глаза.

Эжени размеренно дышит. Она представляет, как медленно спускается по знакомой лестнице, как открывает дверь своего подсознания. В конце длинного коридора она сворачивает, доходит до двери -1, поворачивает дверную ручку.

Туман за порогом постепенно рассеивается, и она опять вселяется в тело Пус, как будто надевает удобную одежду.

Снова она все видит глазами девушки с янтарной подвеской на груди, слышит ее ушами, чувствует всем ее телом, которое все лучше осваивает.

Настает долгожданный момент.

Левый Большой, или Пус, и Правый Указательный сейчас соединятся на виду у обоих собравшихся племен.

По этому случаю разведен большой костер.

Церемониал тщательно продуман колдунами обеих общин. Он ознаменует единство сотни членов племени Большеголовых и двух сотен членов племени Мелкоголовых.

Для начала колдун Правый Мизинец пускает кровь голубю, собирает ее в деревянный сосуд и наносит на щеки новобрачных по три диагональных кровавых полосы. Потом он возлагает им на головы венки из цветов.

К паре подходит Левый Мизинец и добавляет к красным полосам у них на щеках черную и белую. Он дарит им по браслету из клыков черной пантеры, той самой, что загрызла мать Пус.

Наконец, каждый колдун произносит на своем языке краткую речь, встречаемую криками одобрения.

Отныне две такие непохожие общины образуют единое племя из трехсот душ.

На протяжении всей церемонии Пус и Правый Указательный помалкивают. На ней одежда из шкур, пошитая женщинами ее племени. На нем волчья шкура, не прячущая его мускулатуру. Пус очень волнуется и не выпускает руку жениха. Под поощрительные крики всех собравшихся он прижимает ее к себе и целует.

Два колдуна отходят от толпы. Колдун Большая Голова учит колдуна Маленькая Голова высекать искры ударами кремня по кремню над кучкой сухих листьев и поджигать хворост.

Арфист Левый Безымянный и ударник Правый Безымянный ведут беседу. Музыканты понимают друг друга, хотя говорят на разных языках. Изобретатель Левый Указательный беседует с Правым Указательным: учит его правильно пользоваться рогаткой. Они тренируются, стреляя по деревьям, и Мелкоголовый на глазах совершенствует меткость.

Пус общается со свекровью: показывает, как жарить мясо на раскаленных камнях. Та ее благодарит, похоже, что ей, в отличие от сына, нравится новая еда. Ее ответный дар – косточка для носа, чтобы Пус при желании могла украсить себя так же, как ее жених.

Пус не хочет с этим тянуть, но свекровь советует ей повременить и сначала научиться это делать, иначе не избежать сильного кровотечения.

Обмен познаниями, украшениями и оружием прерывает протяжный звук: это Правый Мизинец дунул в рог, чтобы привлечь внимание собравшихся. Он изъясняется на своем языке и переводит себя жестами. Пус и все остальные стараются его понять: Большеголовые приручили внешний огонь, а Мелкоголовые – внутренний. Колдун вынимает из лежащей на земле котомки из кожи кожаную флягу, притворяется, будто бы делает из нее глоток, гладит себя по животу, изображает собаку, издает смешной звук и хохочет. Девушка с косами понимает, что если хлебнуть того напитка, то будешь хохотать, уподобившись беззаботному щенку.

Колдун Малая Голова предлагает отцу Пус первым попробовать эликсир радости. Тот, не желая прослыть трусом, соглашается и делает глоток из горлышка. Хлебнув, строит удивленную гримасу, улыбается – и принимается радостно смеяться.

Колдун Правый Мизинец доволен эффектом.

Следующими право попробовать чудодейственный напиток получают молодые. Пус сначала смачивает губы, потом делает глоток. Жидкость действует мгновенно: обжигает горло, ударяет в голову, вызывает приступ смеха. Правый Указательный делает то же самое и хохочет пуще нее.

Отведать чудесный напиток спешат все остальные. Правый Безымянный стучит двумя палочками по пеньку. Его племя окружает костер и танцует, остальные тоже принимаются танцевать. Левый Безымянный берет свою арфу и подыгрывает барабанщику.

Пус очень нравится эта импровизированная пляска. Правый Указательный приближается к ней, обвивает ее руками, двигается в ритме танца. Сопротивляться невозможно: сначала Пус смущается, но, глотнув из фляги еще, заходится смехом и пускается в пляс, получая все больше удовольствия и все меньше стесняясь.

Правый Указательный подбадривает ее, то и дело направляет. Она в восторге от новых ощущений.

Он прижимается к ней, запах его пота, раньше казавшийся ей неприятным, теперь ее притягивает. Она не исключает, что причина этого – волшебное зелье. Никогда еще ей не бывало так хорошо.

Отец, наблюдающий издали за дочерью, поощряет ее жестами. Колдун Правый Мизинец всем сует свою флягу. Ликуют все до одного. Все пьют, смеются, танцуют вокруг костра, два племени перемешиваются.

Пус оказывается рядом с Левым Указательным, тот, широко ей улыбнувшись, удаляется, пританцовывая, на пару с очаровательной Мелкоголовой. Девушка испытывает облегчение от его реакции.

В особенно нежный момент Правый Указательный берет голову Пус обеими ладонями и по-особенному ее целует: не довольствуясь соприкосновением губ, запускает свой язык глубоко ей в рот. Девушка удивлена и не сопротивляется, хотя у нее странное впечатление, что он пересчитывает кончиком языка ее зубы. Наверное, надо уважать эту традицию Мелкоголовых, говорит она себе и отвечает ему примерно тем же.

После этого он дает понять, что настроен с ней уединиться. Пус, взяв факел, манит его за собой в пещеру. Там она показывает ему надгробие своей матери и силится объяснить жестами, что это такое и зачем. Но Правый Указательный совершенно не интересуется ее объяснениями. Пус ведет его в глубь пещеры и отодвигает камень, скрывающий вход в тоннель. Они заползают туда на четвереньках и добираются до зала с подземным озером.

Пус с гордостью демонстрирует место, куда сложила свитки со своими рисунками, и называет их памятью своего народа. Но Правый Указательный и к этому не проявляет интереса. Судя по его жестам, ему не терпится заняться любовью.

Пус огорчена, но уступает и вставляет факел в отверстие в стене.

Правый Указательный набрасывается на нее и бесцеремонно валит на землю. У него повадки животного, звериный рык. Пус не сопротивляется, хотя уже не узнает чувствительного внимательного юношу, дарившего ей цветы. Тот так разошелся, что в пылу страсти срывает с нее ожерелье с прозрачным оранжевым камнем, и оно падает в озеро.

Пус в ужасе отталкивает жениха и прыгает в воду. Увы, тяжелая подвеска пошла ко дну. Пус барахтается, но она не умеет плавать, все ее старания напрасны. Она пытается нашарить свою драгоценность на дне, но безрезультатно.

Правый Указательный помогает ей выбраться из воды и показывает, что его желание не прошло. Пус покоряется, хотя расстроена его отношением: он не извиняется, не проявляет сочувствия утрате столь дорогого для нее предмета. Она старается слушаться Мелкоголового, но ею все сильнее завладевает сомнение: в каком положении она оказалась?

Немного погодя ей начинает казаться, что ей нравится происходящее, приятные ощущения вытесняют грустные мысли. Но тут Правый Указательный замирает, исторгает животный рев облегчения, падает и поворачивается на бок. Пус лежит на спине и чего-то ждет, потом наклоняется к нему. Оказывается, Правый Указательный уже уснул. Девушка тяжело вздыхает и долго лежит без движения, с открытыми глазами, с головой, полной противоречивых мыслей. Потом она встает и, оставив своего мужчину храпеть, покидает подземный зал и пещеру.

Снаружи слабо серебрится четвертушка луны. От костра осталась груда дымящихся углей. Все участники праздника спят, некоторые с улыбкой на губах.

Пус садится и смотрит на звезды. Она мечтает о своих будущих детях, которые унаследуют свойства обоих племен. Внезапно она слышит шаги и инстинктивно хватается за кинжал. Но нет, к ней приближается человек, а не зверь.

Девушка с облегчением прячет кинжал. Подходит ее свекровь, Правый Большой. Пус привстает ей навстречу, но свекровь сама выхватывает кинжал и кидается на Пус, метя своим кинжалом ей в горло. Девушка едва успевает отпрянуть. Свекровь, не образумившись, кидается на нее снова.

Женщины катаются по земле, Пус зовет на помощь.

Злость придает ее свекрови сил, ее лицо пылает ненавистью. Как ведьма, она прыгает на поверженную наземь невестку и заносит над ней кинжал. Но чья-то рука хватает ее за запястье и заставляет выронить оружие.

Пус, лежащая навзничь, узнает своего спасителя: это Левый Указательный. Юноша хватает ее свекровь за плечи и отшвыривает, чтобы она успела встать. Но тут вмешивается вождь Правый Средний: он бросается на спасителя Пус.

Вскоре участников драки становится не счесть. Но Большеголовые, пусть физически они сильнее, слишком медлительны – не иначе из-за зелья, заставлявшего их смеяться. Мелкоголовые пользуются как этим, так и своим численным превосходством, чтобы схватить свои луки и начать разить стрелами беззащитных Большеголовых.

Рукопашная Пус и ее свекрови еще не кончена. Рядом с ними падает под ударами вражеского вождя Левый Указательный. Пус в ярости прижимает руки свекрови к земле коленями.

Она заносит свой кинжал, готовясь поразить им свекровь, но в спину ей вонзается стрела.

У Пус перехватывает дыхание, но она успевает повернуть голову и увидеть того, кто в нее выстрелил: это не кто иной, как Правый Указательный, с которым она недавно занималась любовью.

Она падает навзничь, ломая при падении пронзившую ее стрелу, пытается приподняться, но на груди у нее выступает кровь. Ее глаза еще открыты. Правый Указательный поднимает и обнимает мать. Он предпочел мать жене.

Попытки девушки пошевелиться напрасны. Сознание ее не покинуло, глаза видят, уши слышат, но даже слабое движение ей не под силу. Остается лежать и дышать.

Вокруг нее кипит бой. Мелкоголовые все больше одерживают верх над Большеголовыми, мало кто из которых остается в живых. Некоторые лежат связанные.

Внезапно Пус ощущает холод, покалывание в кончиках пальцев на руках и ногах. Это ощущение сменяется онемением, распространяющимся по всему телу. Дышать и то становится труднее. Сердцебиение все больше замедляется, пока сердце совсем не останавливается.

…Стук в дверь, ходящая ходуном дверная ручка, голос:

– Все хорошо, мадам? МАДАМ! ОТКРОЙТЕ!

Ручку так дергают, что, кажется, сейчас оторвут.

– Пожалуйста, ответьте! Что-то случилось?

Эжени расправляет затекшие ноги, растирает лицо, чтобы поскорее очухаться, спускает воду, отодвигает задвижку и открывает дверь.

– Все хорошо? – спрашивает сотрудница полиции.

Рыжая девушка, не отвечая ей, плещет себе в лицо холодной водой из крана тюремного туалета.

– У вас проблема?

Меня только что прикончили, и кто – собственный супруг! То еще ощущение! Сомневаюсь, что снова захочу замуж…

– Нет-нет, все в порядке.

Она пьет воду из ладоней и выходит в коридор.

– За вами пришли, – сотрудница говорит ей в спину. – Прошу сюда.

Она ведет ее в кабинет, где все стены увешаны плакатами с именами и физиономиями разыскиваемых. У стола сидит ее отец, а за столом – молодой полицейский с капитанскими лычками.

– Благодарю, что все уладили, – говорит ему Рене Толедано, подписывая одну бумагу за другой.

– Благодарите случай, – отвечает полицейский и смотрит на Эжени. – Я учился в Сорбонне, ваш отец мне преподавал.

– Все равно, спасибо, что помогли с формальностями, необходимыми для освобождения моей дочери. Благодаря этому месье, – обращается Рене к дочери, – я добился, чтобы на тебе не висел этот «мелкий инцидент».

– Спасибо, – машинально отзывается Эжени, чьи мысли еще очень далеко.

– Все хорошо, мадам? – осведомляется капитан. – Вы такая бледная…

– Все хорошо, благодарю.

– Мне доложили, что вы надолго заперлись в туалетной кабинке.

– Мелкие дамские осложнения, – врет она, не раздумывая.

Молодой полицейский встает, чтобы проводить их к выходу.

– Простите за навязчивость, – говорит ему Эжени, – нельзя ли отпустить моего друга Николя Ортегу?

– Его уже забрал отец, – отвечает капитан.

Отец и дочь покидают комиссариат полиции и через пять минут садятся в старенький «Рено Твинго», автомобиль Рене.

В машине Эжени торопливо достает свой блокнот и начинает рисовать.

– Сделай одолжение, объясни хотя бы, что происходит… – просит ее отец, заглядывая в блокнот.

Она пожимает плечами и, не переставая рисовать драку, рассказывает:

– На нас напали члены неонацистской партии с факультета права Ассас. Конкретно банда Мюллера. На них были капюшоны.

– Неонацисты из ННП? Других таких фашистов надо еще поискать! – волнуется Рене. – Ну а НСП нынче левее крайне левых… Все вы, что одни, что другие, ненавидите друг друга еще более люто, чем ваши ультралевые и ультраправые предшественники.

Эжени вскидывает голову, удивленная отцовской безапелляционностью.

– В этот раз они напали на нас. Напоминаю, мы всего лишь оборонялись.

Рене вздыхает:

– На счастье, примчалась полиция и вас разняла, иначе вы друг друга поубивали бы. Ты не ранена?

– Пару раз приложили, ничего серьезного.

У Эжени одно желание: вернуться к себе и принять душ, но в полуденном Париже сплошные пробки.

– Капитан полиции рассказал мне, что среди ваших есть раненые. Некоей Лоле исполосовали плечо бритвой. Порезы имеют форму нацистского символа.

– Они и меня хотели так пометить, но Николя меня спас.

– Николя Ортега? Главный в ячейке НСП балбес, корчащий из себя Че Гевару?

Эжени не нравится тон отца, когда он говорит о ее возлюбленном, но она решает промолчать.

– Ты с ним спишь? – не унимается он.

Она не отвечает.

Рене едва не задевает велосипедиста и спугивает его гудком.

– Я знаю, почему ты застряла в туалете, – опять заговаривает он. – Я, когда еще мог заниматься регрессиями, тоже, бывало, там скрывался, потому что только там можно уединиться так, чтобы никому не отчитываться.

Эжени рада сменить тему. Ей не хочется скрытничать.

– Благодаря новому преподавателю, использующему искусственный интеллект для изучения истории, я точно определила, где и когда происходит моя первобытная регрессия.

Отец вопросительно смотрит на нее.

– Он отсканировал мой рисунок звездного неба, прогнал его через свою программу и нашел координаты места. Потом отсканировал рисунки с окрестными холмами, ввел в программу всю информацию, которой я располагала, о растениях, животных, лицах. Программа все проанализировала и выдала результат: мы – неандертальцы, жившие в Израиле, конкретно южнее горы Кармель, в месте под названием Эль-Табун.

– Ты шутишь?

– Нисколько. Там нашли древнейшее в истории человечества захоронение. Это, между прочим, могила моей мамы – я имею в виду тогдашнюю маму, – которую мы с тогдашним отцом вырыли и накрыли плоским камнем сто двадцать тысяч лет назад.

Они продолжают тащиться с черепашьей скоростью.

– Это одна из поразительных вещей, найденных благодаря «5W», программе Рафаэля Герца. Я была там, когда мое неандертальское племя встретилось с племенем сапиенсов. Сначала все шло гладко. А потом мой отец – то есть отец Пус – решил выдать меня за Правый Указательный, так зовут сына вождя сапиенсов. На пиру после брачной церемонии сапиенсы напоили нас спиртным и коварно на нас напали.

Она рассказывает во всех подробностях, что видела и чувствовала в последней регрессии. С содроганием вспоминает то мгновение, когда ее пронзила стрела. Опять переживает тот ожог, ту острую боль. Видит словно наяву, как оглянулась и узнала своего убийцу.

Она сердито сжимает кулак. Ее сжигает злоба, не свойственная Эжени Толедано, но она все равно вся пылает.

– И как же все это кончилось?

– Плохо. Моей смертью.

– Нет, ты жива.

– Как это «жива»? Говорю, он меня убил.

– Смерть тела – не смерть души, – возражает Рене. – Если хочешь, я тебя провожу, чтобы ты взглянула, что происходит «после».

Раздается такой пронзительный гудок, что у них едва не лопаются барабанные перепонки.

На светофоре зажегся зеленый свет. Рене смотрит в зеркальце заднего вида, чтобы понять, кто ему сигналит.

Эжени оборачивается и видит здоровенный внедорожник камуфляжной раскраски с торчащим хромированным бампером, с целой шеренгой клаксонов на крыше и с головой гиены на капоте.

– Так и будешь стоять, козел?! – орет водитель этого танка.

Рене хочет тронуться, но вместо этого его старая колымага глохнет.

Танкист вываливается наружу. Весь он увешан золотыми цепями и медальонами в форме доллара, оголенные ручищи густо покрыты татуировками, волосы мелко завиты и обесцвечены.

Рене опускает стекло:

– Простите, двигатель барахлит…

– ДВИГАЙ ОТСЮДА, А ТО РАСПЛЮЩУ, КОЗЛИНА! – заходится верзила.

– Уважаемый, – говорит в ответ Рене, – я не стану вас оскорблять в ответ, но, боюсь, свеча вашего интеллекта дышит на ладан…

Детина харкает ему на дверцу, забирается в свой внедорожник и втыкает первую передачу.

Удар, Рене и Эжени едва не расшибают лбы о приборную доску.

Теперь Рене все же распахивает дверцу и высовывает наружу голову:

– В чем дело? Что вы себе позволяете?

Он открывает бардачок, вынимает два экземпляра европротокола и ручку и выходит. Но детина проносится мимо него с выставленным в окно средним пальцем.

– КОЗЛИНА! – Можно подумать, что другие слова ему неведомы.

– Ну и молодчик! – Рене провожает взглядом внедорожник и с досадой разглядывает свой пластмассовый бампер, расколотый хромированным тараном.

– Я его узнала, – сообщает Эжени, тычущая пальцем в смартфон.

– Ну, и кто это?

Она показывает отцу свой смартфон.

– Вот его фотография. Это Гиена, знаменитый рэпер.

– Я записал номер. Заявлю на него, кем бы он ни был, ему это так не сойдет.

– Забей, – советует отцу Эжени со вздохом. – У него полно таких стычек, часто с более серьезным исходом, и он всегда выходит сухим из воды. У него виртуозный адвокат, судьи клянчат у него автографы… Подашь жалобу – прослывешь старым реакционером, не переваривающим молодежь, увы.

– Как же так, он специально в нас врезался!

– Возможно, но каждый судебный процесс работает на его реноме антисистемной звезды. Гиена сочиняет на эту тему песенки с насмешками над своими жертвами. Его обхаживают все политики как пример успешной интеграции. Он выходец из неимущей семьи с окраины, а стал миллионером. Рано бросил школу, торговал наркотой, сел за групповое изнасилование. Потом разглагольствовал, что в тюрьме осознал свой талант «поэта-рэпера», как он себя называет. Заявил, когда освободился, что искусство принесло ему истинное искупление, хотя он так и остался бунтарем. Это прокатило. Теперь он – пример для молодежи, доказательство, что успех доступен каждому, в частности, через музыку.

– Поэт-рэпер? Что за чушь?

– Не заморачивайся, пап. Лучше подумай о трещинах на бампере, из-за них у нас могут быть неприятности. Не говоря о тысячах его поклонников, которые могут нас затравить.

Рене закрывает глаза, сдерживая ярость. Эжени спешит сменить тему.

– Ты предложил побыть моим проводником, чтобы я исследовала, что было после «моей» смерти. Предложение в силе? Можем у тебя. Меня разбирает любопытство…

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: неандертальский человек

Первый скелет неандертальца (Homo Neanderthalensis) нашли в Германии в августе 1856 г.

Неандертальского человека долго недооценивали. Из-за низкого – в среднем 1 м 50 см – роста (ниже, чем у Homo sapiens), из-за скошенного лба, выпирающих надбровных дуг, торчащих челюстей, более широкой носовой полости, более толстых ногтей и более густых волос археологи того времени сочли его полуобезьяной, недостающим звеном между приматом и гоминидом, родственником-выродком.

Но было обстоятельство, опровергавшее эту версию: более объемный, чем у Homo sapiens, мозг: 1500 кубических сантиметров против 1350 у Homo sapiens.

Будучи крупнее и производительнее, этот мозг потреблял больше энергии: мозгу Homo sapiens нужно для работы 3000 килокалорий в день, а мозгу неандертальца, как подсчитали ученые, – 5000 килокалорий.

Наконец, у него была гораздо лучше развита зона неокортекса, отвечающая за воображение и за язык. Из этого можно заключить, что неандерталец располагал более мощным мыслительным аппаратом, лучше приспособленным к абстрактному мышлению.

В 2000 г. был достигнут значительный прогресс в секвенировании генома Homo sapiens, а в 2010 г. шведский палеогенетик Сванте Пэабо сумел секвенировать геном Homo neanderthalensis. Этот ученый показал, что в нашей ДНК Homo sapiens есть частица от неандертальцев. В 2022 г. он удостоился за свой вклад в науку Нобелевской премии по медицине.

Теперь известно, что у нас, современных Homo sapiens, от 1 до 4 % неандертальских генов. Это означает, что неандертальцы вступали в интимную связь с первобытными сапиенсами, от которой рождались полукровки. Таким образом, все мы – гибриды неандертальцев и сапиенсов.

Теперь археологи склонны считать неандертальцев нашими более развитыми предками и даже рассматривают возможность, что они превосходили умом первых сапиенсов.

Обнаружилось, что у неандертальцев было больше орудий труда: рубила, скребки, зубила, резаки. Они умели плести веревки, делали украшения: бусы, ожерелья, браслеты, кольца. Применяли для склеивания смолу. У них развивалось альтруистическое поведение: поддержка более слабых, больных, раненых, стариков. Они учили своих детей и хоронили умерших.

В Испании найдена группа неандертальцев, бывших, судя по их зубному налету, строгими вегетарианцами. Это связано, вероятно, с тем, что им были знакомы зачатки земледелия, в отличие от первобытных сапиенсов, чье питание основывалось главным образом на охоте и собирательстве.

Неандертальцы были первыми людьми, покинувшими 500 тысяч лет назад Африку. Миновав разделяющий Африку и Азию узкий проход – нынешний Израиль, – они двинулись в Западную Европу, дойдя до Скандинавии, а в Азии достигли Китая. Гораздо позднее, 300 тысяч лет назад, из Африки вышли тем же самым путем и Homo sapiens.

Как представляется, именно в Израиле те и другие чаще всего пересекались и смешивались, производя на свет детей-полукровок.

Неандертальский человек исчез 40 тысяч лет назад, его внезапное вымирание остается загадкой.

Эдмонд Уэллс. Энциклопедия относительного и абсолютного знания

Эжени возвращается на место преступления. Пус лежит неподвижно, с широко распахнутыми глазами, с торчащей из груди окровавленной стрелой.

Странное чувство – очнуться в теле только что убитого, переставшего двигаться человека.

Она больше не помнит себя как Эжени, полностью переселившись в Пус. Первым делом надо выяснить, какие органы неандерталки еще действуют.

Глаза?

Лежа на спине с открытыми веками, она видит торчащую из сердца, как заостренный цветок, стрелу.

Вверху Пус видит плывущее по небу облако и стервятников, описывающих большие круги и при этом неуклонно снижающихся.

Уши?

Она слышит крики, но не может повернуть голову, чтобы понять, откуда они доносятся.

Нос?

Она чувствует запах пота дерущихся.

Кожа?

Она чувствует вибрацию земли.

Язык?

Она узнает металлический привкус крови, стекающей в горло. Очень странно, ведь сердце больше не бьется.

Пус замечает муху, та опускается на ее роговицу, она чувствует, как муха перебирает лапками по влажной поверхности ее глаза.

Хорошо бы моргнуть, чтобы прогнать муху, но нет, не моргается. Она пытается пошевелить рукой, чтобы отмахнуться от насекомого, но руки тоже не слушаются команд мозга. Обе ее руки лежат на земле, как неподвижные, чужие предметы.

Вторая муха садится ей на зубы. Пус догадывается, что лежит с разинутым ртом. Насекомое заползает к ней в рот, ползет по языку, забирается во влажный тоннель пищевода.

Сначала Пус щекотно от лапок мухи, а потом ее органы чувств отключаются один за другим: сначала обоняние, потом осязание, вкус, слух. Так, наверное, лучше.

Теперь ее окружает абсолютная тишь. Она больше не может двигать глазами, просто видит сидящую на ее глазу муху.

Потом и эта картина мутнеет, все погружается в темноту.

Вот теперь все, думает девушка.

И тут происходит нечто неожиданное: от ее тела неспешно отделяется прозрачная фигура, оболочка в форме ее тела. Этот дубликат выходит наружу из ее макушки, весь процесс похож на завершение метаморфоз бабочки – ее отделение от своей куколки.

Пус была тяжелым земным существом, а становится легким, воздушным.

Первым к оболочке возвращается зрение. Дух девушки видит свою прозрачную руку, прозрачный живот, прозрачные ноги.

Выходит, конец еще не наступил… Похоже, есть что-то и после, думает она.

Вторым возвращающимся чувством оказывается слух. Пус различает те же звуки, что и перед смертью: выкрики злобы и агонии, воронье карканье, похрюкивание грифов, даже шелест листвы на ветру.

Она хочет прикоснуться к своему локтю, но прозрачный палец проходит сквозь руку. Ей хочется сделать глубокий вдох, но нет. Ни глотнуть, ни почесаться.

К ее удивлению, ее покинули все желания. Она вдруг отдает себе отчет, что не чувствует ни ветра, ни жары, ни холода – ничего из того, что воспринимает кожа. Запахов она тоже не улавливает: сколько ни пытается понюхать воздух – результата нет. Даже ее собственная кровь в горле стала безвкусной.

Я лишилась осязания, обоняния, вкуса. Все, что осталось, – зрение и слух.

Она поднимается на полметра над своим «прежним» телом, оставшимся лежать на земле. Оглянувшись, она видит прямо под собой свое «прежнее» лицо. Нет сомнения, это она лежит там с открытыми глазами, уже облепленными мухами и комарами. Разинутый рот тоже привлекает насекомых. Из дыры в груди все еще сочится кровь, как лава из кратера. Вокруг тела уже разлилась темно-алая лужа.

Пус несколько секунд смотрит на себя, как на свое отражение в воде, а потом решает прикинуть, какие у нее теперь возможности для перемещения. Она меняет позу, вытягивает ноги, задирает голову. Можно лететь, как птица, даже не двигая руками. Она взмывает вверх, вскоре два сражающихся племени начинают казаться ей копошащимися далеко внизу муравьями. Она снижается, мчится на бреющем полете, намеренно врезается в дерево – оказывается, для нее нет материальных преград. Это относится и к деревьям, и к скалам, и к земле, и к воде.

Пус потрясена открывающимися ей перспективами.

Поэкспериментировав со своими новыми возможностями, она проявляет интерес к творящемуся вокруг ее трупа. Бой перерос в бойню, ее соплеменники гибнут один за другим. Самым свирепым убийцей проявляет себя ее супруг, он же – тот, кто лишил ее жизни.

– Невозможно на это смотреть!

Кто это сказал?

Она оборачивается и оказывается нос к носу с прозрачной копией Левого Указательного. Тот глядит на нее.

– Ты тоже погиб, Указательный?

– Нельзя им уступить!

– Что ты хочешь сделать?

– Остановить их!

Переходя к делу, Левый Указательный пытается наподдать Правому Указательному, но его рука проходит сквозь лицо недруга, который в упор его не замечает.

– Мы стали нематериальными, – говорит ему Пус. – Другие нам неподвластны.

– Тогда мы не можем драться с нашими врагами… – горюет прозрачный юноша.

– Есть и спать мы тоже не можем, – добавляет Пус.

– Что же нам делать? – с досадой спрашивает Указательный.

– Пока что правильнее всего, по-моему, перестать дергаться. Смотрим, стараемся понять.

Они устремляются вместе к твердой земле. Внизу победители Мелкоголовые собирают уцелевших Большеголовых, связывают им руки за спиной лианами, ставят на колени.

Вождь Правый Средний приказывает подкинуть хворосту в главный костер, как учили Большеголовые. Музыкант Правый Безымянный бьет в тамтам, к нему присоединяются другие, по рукам гуляет бурдюк с веселящим питьем.

Правый Указательный встает, исчезает в пещере и выносит оттуда охапку свитков Пус.

– Нет, только не это!

Воинственный Мелкоголовый бросает свитки по одному в огонь.

Пус испытывает неведомое ей раньше чувство, видя, как горят дубленые кроличьи шкурки с историей ее народа, с его всевозможными знаниями.

– Кто теперь узнает, что мы знали, кем были?

Колдун Мелкоголовых, Правый Мизинец, обходит пленных и тыкает пальцем в колдуна Большеголовых. Девушка не может оторвать взгляд от происходящего, несмотря на ужасное предчувствие. Мелкоголовый хватает большой кремневый нож. Другие Мелкоголовые держат Левого Мизинца, чтобы тот не шевелился, их колдун бормочет какое-то заклинание, остальные хором вторят ему.

Становится тихо, умолкают тамтамы.

Колдун приставляет кинжал к груди Правого Мизинца, вскрывает ему грудь, выдирает сочащееся кровью сердце и показывает толпе, та издает победный вопль. Колдун впивается в сердце зубами и, поощряемый соплеменниками, откусывает и глотает кусок.

Потрясенная Пус видит, как дух отца покидает тело и присоединяется к ней.

– Дочь моя!.. – восклицает отец.

– Папа…

Он хочет ее обнять, не может, удивляется.

– Теперь мы бесплотные души, освобожденные от телесной оболочки. Ты был прав, папа. Ты говорил, что, глядя на слоновьи похороны, почувствовал, что мы – не только тела из плоти. Вот и подтверждение твоей догадки.

Колдун замечает Левого Указательного.

– Ты тоже здесь?

– Да, тебя принесли в жертву у меня на глазах. Поздравляю, ты до последнего мгновения сохранял достоинство.

Пока вся троица левитирует в десяти метрах над землей, под ними продолжается страшная церемония Мелкоголовых.

Правый Мизинец велит подвести к нему Левого Среднего, тоже со связанными руками. Левый Средний даже не сопротивляется. Он знает, какую судьбу уготовал ему колдун Мелкоголовых, и мужественно задирает подбородок.

Опять рокот тамтамов.

В этот раз своего врага казнит вождь, Правый Средний. Вождь Большеголовых плюет ему в лицо. Взбешенный Правый Средний ставит его на колени.

Тамтамы смолкают.

Вождь Мелкоголовых пытается обезглавить другого вождя одним взмахом топора, терпит неудачу, пробует несколько раз, прежде чем шея перерублена. Правый Средний высоко поднимает голову Левого Среднего, его племя восторженно вопит.

Вождь разбивает топором отрубленную голову, как орех, вынимает мозг и на глазах у беснующегося племени впивается зубами в студенистую розовую массу.

Дух Левого Среднего покидает тело и, не веря своим глазам, смотрит на того, кто поедает его мозг. Потом он замечает рядом еще три души.

– Нет, вы только посмотрите! Это же людоеды! Они сожрали мой мозг!

– Что тут скажешь? Они сожрали мое сердце! – восклицает колдун.

Левый Средний молча ощупывает свое прозрачное тело, протыкает себе руку, болтает ногами, машет руками, кувыркается в небе – проверяет свою подвижность. Потом возвращается к остальным.

Тем временем Мелкоголовые казнят по одному всех пленных.

Души убитых покидают тела. Теперь повсюду левитируют прозрачные фигуры, с трудом верящие в происходящее с ними. Некоторые сбиваются в кучки и бурно спорят, некоторые уносятся вдаль.

В мире живых, продолжающем пульсировать под ними, Левый Безымянный перегрыз свои путы и сбежал, но его побег прерван выпущенной Правым Указательным стрелой, которая вонзается ему между лопаток.

Дух арфиста, освобожденный из телесного плена, тоже возносится над свалкой внизу и присоединяется к своим левитирующим собратьям. Поняв, что он продолжает существовать, просто в другом качестве, он бросается на врагов с кулаками, но протыкает их насквозь без малейшего для них вреда.

– Лучше не нервничай: в нашем новом состоянии мы не можем подействовать на материю, – объясняет ему Левый Указательный.

Левый Безымянный в ошеломлении набирает высоту, и вся пятерка продолжает наблюдать за происходящим.

Внизу Мелкоголовые разделывают тела Большеголовых, чтобы их съесть. Пятеро духов в шоке: их племя истреблено, хуже того, враг поступил с ним как с дичью. Он пожирает не все, а только куски, которые считает благородными: сердце, мозги, печень, уши, глаза, губы, языки, носы. Его не интересуют мышцы и жир.

– Почему они делают… это? – шепчет Левый Указательный.

Ему отвечает колдун Левый Мизинец:

– Мечтают, наверное, что станут сильнее, если сожрут наши сердца, умнее, если сожрут мозги, будут лучше слышать, если сожрут уши, лучше видеть, если сожрут глаза… Хотят проглотить лучшее, что было у нас, и…

Колдуна перебивает вождь Левый Средний:

– В нашем племени каннибализм давно под запретом. Эти, там – настоящие звери.

Левый Указательный поворачивается к колдуну:

– Ты, похоже, не удивлен, что превратился в блуждающую душу…

– Я могу объяснить происходящее с нами только тем, что видел во сне. Мне уже снилось, что тело и душа существуют сами по себе и могут разделиться. Вот почему я решил зарыть тело жены, вот почему не удивился, когда увидел вас в этом новом состоянии.

– Кто мы, по-твоему? – спрашивает Левый Указательный.

– Бестелесные существа, которые не едят, не спят, не старятся, могут пронзать материю и общаться со всеми духами, не нуждаясь в переводе, – перечисляет колдун.

Все пять душ задумчиво переглядываются. К их ужасу, мужчины с маленькими головами насилуют захваченных в плен большеголовых женщин и девушек.

– Нельзя бездействовать! – не выдерживает Пус.

– Что ты предлагаешь? – спрашивает ее Левый Указательный. – Мы же теперь бесплотные.

– Должен быть какой-то способ! – не унимается Пус.

– Кажется, у меня возникла идея, – говорит колдун.

Все поворачиваются к Левому Мизинцу.

– Сны. Меня часто посещали во сне полезные мысли. Иногда мне казалось, что со мной говорит моя мать или кто-то из предков. Я верил, что со мной общаются и чужие духи. Они давали мне советы, благодаря им у меня бывали видения, а то и кошмары, предостерегавшие об опасностях. Думаю, мы, бесплотные души, можем влиять на людей, когда они спят, через их сны.

Такая возможность радует остальную четверку. Под руководством колдуна каждый выбирает себе Мелкоголового, объект влияния. Пус выбирает Правого Указательного и ждет, пока тот заснет, объевшись человечины. Приблизившись к нему, она сосредоточивается и передает послания.

Ты был лучшим воином. Благодаря тебе, твоей силе твое племя одержало победу. Твоя мать любит тебя и предпочитает тебя твоему отцу.

Ты молод, ты – будущее.

Тебе бы быть вождем. Ты должен вести племя, потому что только ты – залог его победы над любым врагом. Сегодня ты это доказал.

Правый Указательный возится во сне. Не просыпаясь, он сжимает кулак, морщит лоб.

– Похоже, он и вправду меня слышит, – воодушевляется Пус.

Правый Указательный дергается и вдруг открывает глаза. Он бесшумно встает, решительно подходит к спящему отцу и с размаху втыкает ему в сердце кинжал.

Отец широко распахивает глаза и слишком поздно понимает, кто его убийца.

Глядя, как душа вождя Мелкоголовых отделяется от тела, Пус восклицает:

– Получилось! Можно влиять на них во сне!

Другие четверо Большеголовых пользуются растерянностью Правого Среднего, не понимающего своего нового состояния, чтобы хорошенько его напугать и обратить в бегство.

Ободренные этим успехом души Большеголовых орудуют в темноте, обрабатывая спящих. В материальном мире растет напряжение.

Правый Безымянный, барабанщик Мелкоголовых и родной брат Правого Указательного, нападает на него, чтобы отомстить за отца и самому стать вождем. Братья дерутся на глазах у взволнованных соплеменников, понимающих, что исход драки решит, кто будет их вождем.

У Правого Безымянного нет шансов, он повержен наземь, но в последний момент догадывается схватить здоровенный камень и засветить им брату в висок. Брат валится без чувств, Правый Безымянный торопится раскроить ему тем же самым камнем череп. Но сам падает, пронзенный копьем своей матери. Перед смертью он успевает понять, что стал жертвой предпочтений собственной матери.

Души двух воинов, Правого Безымянного и Правого Указательного, едва отлетев, пытаются продолжить драку. Но появляются пять духов Большеголовых, строят страшные гримасы и приводят в ужас своих палачей, ставших эктоплазмой. От неожиданности и ужаса Мелкоголовые спешат скрыться.

Пус торжествует, радуясь победе, – новое для нее чувство.

Мы поквитались уже с тремя Мелкоголовыми.

Колдун Правый Мизинец, чей дух смущали сны о всемогуществе, решает действовать. Все пятеро Большеголовых отлично понимают его речь, как если бы он изъяснялся на их языке.

Он доказывает, что женщине не бывать вождем, тем более если она убила собственного сына.

Внизу все поворачиваются к женщине по имени Правый Большой. Самые смелые набрасываются на нее, колдун подступает к ней со своим большим кинжалом. Женщина и охнуть не успевает, как под радостные крики племени у нее из груди вырывают сердце.

Дух свекрови Пус покидает тело и оказывается рядом с душами пяти Большеголовых. Те прибегают к проверенному средству – корчат страшные гримасы. Решив, что ей угрожают демоны, она торопится восвояси.

Остался единственный претендент на власть – колдун Правый Безымянный. Он произносит речь, чтобы впечатлить свой народ:

– Братья и сестры, этой ночью мне приснился сон. То было откровение о моем могуществе, превосходящем все, о чем я мог подумать. Я могу сделать гораздо больше, чем вам кажется. Прежний вождь и его семейка были слабаками. Они должны были умереть. Теперь наше племя станет самым главным в целом свете. Оно должно победить всех остальных! Мы перебьем их мужчин, поработим их женщин. Покоритесь мне!

Никто из Мелкоголовых не шевелится.

Колдун повторяет громче, чтобы показать свою власть:

– НЕМЕДЛЕННО ПОКОРИТЕСЬ МНЕ! НА КОЛЕНИ!

Члены победоносного племени соглашаются опуститься на колени в знак повиновения, так же поступают плененные женщины Большеголовых.

– Я ваш великий колдун! Я буду править этим племенем, чтобы оно восторжествовало над всеми остальными!

Все не сводят с него глаз, пораженные его самоуверенностью.

Пус испытывает тревогу.

Он и вправду силен…

Она вопросительно смотрит на отца. Тот в ответ делает жест, призывающий дочь к спокойствию. Колдун продолжает свой монолог:

– Воспользуйтесь выпавшим вам шансом выбрать своим колдуном и вождем меня! – Он переводит дух. – Я покажу вам, каково мое могущество! Идите за мной!

Колдун Мелкоголовых увлекает все свое племя к обрыву.

– Этой ночью мне приснилось, что я могу летать. В моем сне была вот эта самая гряда и вы вокруг меня, как сейчас.

Все молча слушают.

– Я увидел в этом сне все: все, что было, и все, что будет.

Он подходит к самому краю и простирает руки над пропастью. Над ним вьются грифы, словно хотят пригласить его в свой мир.

Колдун улыбается, вскидывает голову, делает большой вдох и на глазах у пораженных соплеменников взмывает в воздух.

Он летит.

Но недолго. Полсекунды.

А потом с криком падает и разбивается о камни на дне пропасти, как перезрелый плод.

Дух колдуна, отделившийся от тела, сначала в изумлении смотрит на свой труп. Потом видит над собой пять других блуждающих душ из племени Большеголовых.

Пятеро снова прикидываются демонами. Но Правый Мизинец, в отличие от своих предшественников, ни капельки не напуган, он тут же предъявляет им претензию:

– Это вы навеяли мне сон об успешном полете?

– Моя работа, – сознается дух колдуна Левого Мизинца. – Маленькая хитрость, чтобы от тебя избавиться.

Правый Мизинец очень смышленый, да и слог у него насыщеннее и изощреннее, чем у других душ его племени. Бесплотные духи прекрасно улавливают все нюансы.

– Где члены моего племени?

– Мы их напугали и прогнали. Они удрали, – отвечает Левый Средний.

Колдун Мелкоголовых шипит с лукавым видом:

– Вы считаете, что победили? Возможно, вы одержали одну победу, но не выиграли войну. Я найду остальных четырех. Мы объединимся, вместе возродимся и завладеем миром.

– Возродитесь? – удивленно переспрашивает вождь Большеголовых.

– А то вы не знали!

– Ты это о чем? – тревожится Левый Указательный.

Правый Мизинец хохочет:

– Так вы не знаете, что бывает потом? Сочувствую.

– А ты-то откуда знаешь? – спрашивает Пус.

– Как-то раз я перебрал своего волшебного питья, упал, моя душа вылетела из тела. Я поднялся в небеса, помчался к звездам, попал в тоннель, в конце его горел яркий свет и привлекал меня. Там находились мои умершие родители, они все мне объяснили. Сказали, что если я продолжу, то оживу, но уже в теле другого человека.

– Быть того не может, – машет рукой Левый Средний.

– Не хотите – не верьте, мне до лампочки. Когда я присоединюсь к четырем моим соплеменникам, мы сможем продолжить начатое. Вы не сумеете нам помешать, поскольку пока что вы… «призраки».

Он произносит это слово так, словно это худшее оскорбление.

– Бедняжки-призраки, не имеющие даже плоти. Вы… ничто! – фыркает он.

Душа колдуна Правого Мизинца взмывает вверх и устремляется к мерцающей в небе звезде.

Пус видит, что эта звезда ярче остальных. Пятерка остается с разинутыми ртами.

– Он обозвал нас призраками? – спрашивает с обидой Левый Безымянный.

– Он говорил о реинкарнации? – спрашивает Пус.

– Он сказал, что «они» воссоединятся и установят свое владычество. Выходит, эта пятерка собирается перевоплотиться, – размышляет вслух Левый Указательный.

Все недоуменно поворачиваются к колдуну Левому Мизинцу.

– Кажется, я знаю, о чем он толкует, – говорит им тот. – Моя мать рассказала мне однажды свой сон о существовании новой жизни после смерти. Типа того, что, испустив дух, мы становимся чистыми душами. Если потом мы поднимемся к какой-то звезде, то сможем опять родиться, как младенцы. Тогда я не придал значения ее словам, принял их за бред.

– Умереть, чтобы возродиться… Неужели это возможно? – спрашивает Пус.

– И, кстати, сколько раз? – спрашивает Левый Указательный.

– Понятия не имею, – отвечает Левый Мизинец.

– Так или иначе, этот колдун, наш враг, намерен вернуться вместе с еще четырьмя нашими врагами, – подытоживает вождь Средний. – Вместе они будут очень сильны. Предлагаю образовать союз и…

– Союз? Что ты называешь союзом? – перебивает его Левый Указательный.

– Хорошо, группу, «семью душ».

– Как же нам встретиться после перевоплощения? Очень мало шансов, что мы возродимся в одной семье…

– Если хорошенько захотеть, то у нас получится, – утверждает колдун.

– Тогда давайте договоримся об условном знаке, который поможет нам узнать друг друга, – предлагает изобретатель.

Все ломают голову.

– Ладонь? – осеняет Пус. – Я дала вам имена по пальцам руки.

Символ мощный, никто не возражает.

– Пять пальцев левой руки против пяти пальцев правой, – говорит она.

Пятерка переглядывается.

– Давайте назовемся «Рукой Света», – продолжает Пус. – А они будут «Рукой Тьмы».

Пять душ воодушевляются и дружно взлетают, чтобы устремиться к звезде, к которой улетел их враг-колдун.

Пус слышит голос:

– Пора возвращаться, Эжени. Пройди в дверь -1 в противоположную сторону. Представь ведущую наверх лестницу. Я поведу обратный счет ступенек от десяти до нуля, когда я скажу «ноль, ты наверху», ты сможешь открыть глаза. Десять… девять…

Эжени Толедано открывает глаза.

Она тяжело дышит. Стены увешаны масками, она понимает, где находится.

– Ты слишком рано меня вернул! – говорит она.

– Ты провела там больше двух часов, так что…

– Теперь я знаю, почему исчезли неандертальцы: их перебили сапиенсы.

Она едва не сказала «их перебили мы». Она всегда колеблется, когда рассказывает о Пус и о неандертальцах.