Часть первая. Обрыв.
Глава первая.
Аравинт. – Квирина, Сантэя.
1
Ледяная капля приземлилась на лоб, растеклась по лицу, скатилась под плащ. Заставила Грегори окончательно проснуться. И замерзнуть.
Забавно, что в Арганди он спал не меньше семи часов в день. И то не всегда высыпался. А теперь хватает часов четырех.
Вот что значит – холод и свежий воздух. И сырость! А еще – зябкость и тревога.
Грегори рывком заставил себя сесть. Единственное, на что его не хватило, – отбросить плащ. Наоборот – завернулся еще плотнее.
Рядом пошевелился кокон из трех плащей. И высунулась встрепанная головка Арабеллы. Немедленно наморщившая носик – едва на него упала другая капля. Сестра осчастливившей Грегори.
А сверху их еще сколько угодно. И сколько неугодно.
- И когда этот дождь прекратится? – проворчала девушка, поежившись.
И тут же замолкла. Грегори ни разу не брякнул ей: «Сама виновата». Как и Витольд. Но Белла упорно считает, что раз навязалась без приглашения – жаловаться права не имеет.
Шорох и приглушенное ворчание – дождь разбудил Вита. Нет - просыпаться бесшумно их дружную компанию не заставит никакая опасность. Окажись поблизости враги и…
2
По жемчужно-серому небу плывут поросячье-розовые облака. Грязно-поросячье-розовые. И лучше даже не представлять, какой из них хлынет дождь.
Белый! Потому что потолок над Алексисом именно этого противного мелового цвета. И от него замутило резко и неотвратимо.
Юный мидантиец проснулся. С омерзительным вкусом во рту.
Приснится же такое! Сначала какой-то дурацкий арест, потом – раздевалка для приговоренных. А на закуску – горячие, как Пекло, руки Лицинии. Смелой сестренки гордячки Юстинианы.
Горячее море, где ласково-бурные волны перекидывают тебя, как озорной ребенок – мяч...
А потом сразу – серое небо и розовые тучки. И белый потолок – символ не чистоты, а долгожданного пробуждения.
Стоп! Это - не его комната. И почему-то Алексис готов поклясться, что и не особняк дяди.
С кем он вчера пил, и как его сюда занесло? И если с кем-то пил, то неужели прежде не был у этого «кого-то» дома?
Кстати, откуда взялось ощущение совершенно незнакомого места – тоже непонятно. Алексис даже в дядином особняке не в каждую комнату заглядывал, так что…
И почему так и подмывает проверить, не заперта ли дверь? Снаружи.
Может, потому что слишком хорошо помнится арест? И синяки на руках от хватки преторианцев – вот они. Впрочем, их можно было получить и где-нибудь еще. В пьяном-то виде.
Вчерашний визит к Марку приснился или нет? Или приснилось, что Алексис оттуда уехал? И что, он так напился в компании будущего монаха?
В любом случае, это – лучше, чем участвовать с этим же монахом в общей оргии.
Лучше – даже с учетом риска ареста. Какая разница, откуда уволокут в тюрьму? Алексис - не настолько наивен. После того обряда его восвояси живым и здоровым не отпустили бы.
Тем более странно проснуться не в сырой камере на прелой соломе. В обществе голодных крыс. И здоровенных тюремщиков – любителей хорошего мордобоя.
Нормальная постель и… И комната с не зарешеченными окнами. Такого везения не бывает. Разве что заперли на пятом этаже. Это – хуже. Если прыгать – не умрешь, так покалечишься. А спускаться по карнизам… Замутило от одной мысли. Алексис – не обезьяна с Южного Материка и не цирковой акробат.
Бесшумно открывшаяся дверь застала юношу голым. И как раз вынырнувшим из-под одеяла.
Вместо стражи с копьями наперевес на пороге возникла ни много, ни мало – Юстиниана. Только в домашнем (полупрозрачном!) пеньюаре и с разметавшимися по плечам огненными локонами. Алексис прежде и не замечал, какие у нее роскошные волосы! Темнее, чем у сестры. Там – мед, тут – бронза, но…
Зато сейчас отметил – прежде чем юркнуть обратно под спасительную сень одеяла.
Насмешливо фыркнув, юная дева присела у огромного зеркала. А комната вообще больше похожа на дамский будуар, чем на гостевую для кавалеров.
Будуар для кого-нибудь, вроде Юстинианы. Нет, ее сестры. Юсти же будущая монахиня. Только сейчас она на таковую не похожа. Совсем!
Значит, побег пока откладывается. Уж здесь-то Алексиса точно держат не против воли!
Девушка коснулась роскошной гривы черепаховым гребнем – сверкнули рубины инкрустации. Слились со струящейся шелковой бронзой.
Не спеша, расчесывается. Никуда не торопится. Гибкая, роскошная дикая кошка.
Юсти что, издевается? Приснилась Алексису оргия с ее сестрой или нет – это не дает ей права…
Что она вообще здесь делает? А он сам что, уже превратился в невидимку? Или Алексис еще не проснулся, и это - просто продолжение бреда? Если он вообще не допился до белой горячки!
Глава вторая.
Квирина, Сантэя.
1
- Элгэ! Элгэ, проснись! – жесткая рука трясет за плечо.
Вцепиться в горло, перекатиться, занести кинжал…
- Ошалела?!
Ветер колышет потолок, скачут тени от факелов. Бросают блики на лицо Эсты. Эстелы Триэнн, а не уже мертвого Поппея Августа.
Эсты - и еще кого-то, за ее спиной.
Стоп, это - просто тень. А зловещей ее делает ночь, факелы и былая опасность. И собственное подступающее безумие.
Вернулось, не запоздало. Хоть сотню зелий выпей – не спасет.
- Очнулась?
- Я не в обмороке! – отрезала илладийка.
Хотя стоит честно признать – на грани. Бросает то в жар, то в холод. Озноб пробирает прямо сквозь ледяной пот.
Не хватало еще простудиться. Или застудить едва зажившие раны. Опровергнуть таборные слухи о ее неуязвимости.
- Прости, Элгэ, - Эста усмехается, но опять одними губами. А лицо по-прежнему встревожено. – Но у меня были все основания испугаться, что с тобой - то же, что с Валерией Талес.
- Не совсем то, - мрачно буркнула Элгэ, заворачиваясь в третий по счету плащ. В этом таборе – даже чистый.
Перед не выспавшимися глазами пляшут красные мухи. И они же жужжат в ушах.
- Элгэ, я имею в виду, что Валерия - действительно в обмороке. И приходить в себя не собирается. А еще мне этот обморок очень не нравится, Элгэ.
Зелье! Зелье, что они пили…
Стоп! Валерия ничего не пила.
Поппей говорил о безумии. А девушка не сошла с ума. И Элгэ решила, что всё обошлось.
А оно не обошлось. Почему ничего никогда не обходится? Хоть иногда – для разнообразия?
- Что говорит знахарка табора?
Странно, что голова еще что-то соображает. Учитывая, что в ней вовсю вертится раскаленный шипастый шар. А в глаза сыпанули каленого в той же печи песка.
- Расписывается в собственном бессилии! - Эста так резка вовсе не со зла. Она вообще никогда не отличалась сдержанностью. – Сказала, ей не справиться с темными силами какой-то черной богини с дурацким восточным именем!
- Ичедари?
- Примерно так.
Хороша банджарон, слыхом не слышавшая о том, что у Азы и обычной девчонки-патрицианки от зубов отскакивало. С другой стороны, патрицианка может быть не обычной, а сектанткой в четвертом поколении. А Аза, возможно, единственная в таборе, кто что-то об этой богине знал.
Не всем же Ичедари лично в кошмарах является. Кому-то – только оборотень Джек.
- Нужна Аза, - пробормотала Элгэ. Именно пробормотала. Потому что Эстела аж склонилась к ней, прислушиваясь. – Она точно знает, что это за богиня. И даже немного сильна в ее личной биографии.
- Аза – из твоего табора? Единственной нашей Азе пять лет, а еще одной из соседнего – одиннадцать.
«Твоего». Да, Элгэ, теперь у тебя собственный табор.
- Аза – из моего. Бывшего. Но сейчас она в доме патриция Поппея Августа по кличке Кровавый Пес. – Элгэ чуть не сказала «покойного», но вовремя схватила себя за язык. Его смерть они с Валерией решили скрыть от всех. И от Эсты – тоже. – Она и еще одна банджарон, Риста.
- Значит, нам нужно добыть банджарон из особняка одного из первых вельмож Сантэи? – присвистнула Эстела.
- Если хотим спасти Валерию.
- Ваш табор сможет прийти к нам на помощь?
Если Эста хочет вывести Элгэ на чистую воду – всё делает правильно.
- Наш табор и выдал нас Поппею - если я ничего не путаю, - зло усмехнулась илладийка.
- И всё же к ним стоит обратиться. Не волнуйся, это я сделаю сама. Тебе в любом случае нужен отдых. Ты еле сидишь. Вот-вот сама рухнешь.
Настоящая или поддельная тревога в глазах подруги? Не разобрать.
Элгэ устало опустилась обратно на плащи. Мягкие. И даже чистые.
- В Бездне отдохну. Я иду с тобой. Только… чуть-чуть полежу.
Холодно. И жарко. А стены палатки вдруг завертелись кругами и вспыхнули темной радугой. И сотней зловещих теней. Эста – одна, а теней и призраков – целый хоровод. Аж глаза режет…
Прикрыть их – всего на миг. Лишь миг – в обществе пляшущих красных демонят.
Впрочем, на Элгэ они не смотрят. Бывшая герцогиня не нужна больше никому. Даже красным демонам – от кого рябит в и так больных глазах…
- Выпей! - алоглазый, багрововласый рогатый танцор протягивает чашу. – Выпей, может, выйдет толк…[1]
- Был волчонок – станет волк… - невесть откуда всплыло в памяти.
- Выпей, Элгэ.
За спинами рогатых слуг Темного - Ичедари с печальными глазами. Та, что танцует и смеется с всё той же улыбкой на губах. Застывавшей веками.