В тисках тлена

Глава 23

Суббота встретила их свинцовым небом и колючим ветром, гнавшим по дорогам поземку из первого снега с грязью. «Уралец» Сергея ревел мотором. На заднем сиденье, между рюкзаками, лежал чехол с «Сайгой». Рядом, в тубусе для удочек, — шесть грубо обтесанных осиновых кольев, заготовленных Игорем в лесопосадке на окраине города. Не их дело. Неважно. Инструмент.

Сергей за рулем орал что-то под какофонию из колонок. Леонид копался в карте. Игорь молча смотрел в мутное боковое стекло. В кармане куртки лежал телефон — единственная связь с миром, где Лариса боролась с пневмонией в больничной палате. Катин последний звонок — «состояние стабильно тяжелое, врачи борются» — висел в сознании тяжким грузом. Обещание голоса из трубки, призрачное и безумное, было единственной соломинкой. Он должен был поверить. Или сделать вид.

«Уралец» миновал последние городские огни. Прошло минут сорок, Ягодное обозначилось жалкой кучкой домов. За ним лежала цель Сергея: старые вырубки. А еще дальше, в стороне, затянутой грязным снегом, лежало Глухово.

— Вот и поворот! — рявкнул Сергей. Машина заскрежетала по разбитой грунтовке, ныряя в чащобу. Они проехали еще несколько километров, пока Сергей не остановил «Уралец» на краю заросшей просеки.

— Пешком! Тише воды! — скомандовал он, вылезая.

Игорь взял чехол с «Сайгой» и тубус с кольями. Сергей только хмыкнул: «На медведя копья?». Леонид щелкал затвором своей «подруги».

Они двинулись вглубь леса. Сергей шел первым, осторожно. Леонид сзади. Игорь — в середине, отмеряя шагами расстояние до точки невозврата. Его сердце колотилось не от азарта, а от предвкушения битвы и гнетущей неизвестности о судьбе Ларисы. Время.

Через двадцать минут, в сыром буреломе, Игорь остановился, кряхтя.

— Ребят, спина… старая травма. Отстану чуток, разомнусь, догоню. Не шумите.

Сергей обернулся, недовольно:

— Сорокин, ты как… Ладно, давай быстрее! Тропу не потеряй! — Махнул рукой, увлекая Леонида дальше.

Игорь притворился, что тянет спину. Смотрел, как фигуры растворяются в серо-коричневой мгле, шаги затихают. Когда последний звук исчез, его тело напряглось. Страх сменился адреналином отчаянной решимости.

Он рванул обратно. Бегом, спотыкаясь о корни. Чехол и тубус мешали, но он не сбавлял темпа. Каждая секунда была на счету. Мысль о Ларисе гнала вперед.

Он выскочил на просеку. «Уралец» стоял там. Ключи торчали в замке. Игорь впихнул «Сайгу» и колья на заднее сиденье, вскочил за руль. Двигатель взревел. Он вырулил на разбитую дорогу.

Дорога на Глухово была тяжелой. Глубокая колея, грязь, снежная каша. Игорь гнал, не щадя машину. Лес менялся. Сосны и березы сменялись чахлыми, черными от сырости елями. Воздух за окном стал гуще, пахнущим прелой древесиной и чем-то гнилостным. Небо сгущалось.

Наконец, за поворотом, показались покосившиеся заборы. Глухово. Пустое. Мертвое. Серые избы с заколоченными окнами. Ни дыма, ни следов. Только ветер выл в щелях. Запах усилился — гниль, сырость, земля.

Игорь остановил «Уралец» у знакомого поворота — не доезжая дома Смирновых. Заглушил мотор. Тишина навалилась гнетущая, звенящая. Он сидел, прислушиваясь к стуку сердца и этой мертвой тишине. Глухово «чувствовало» его.

Он достал «Сайгу». Перезарядил магазин — вытряхнул обычные патроны, вставил гильзы с серебряной картечью от Андрея Ивановича. Гильзы были тяжелее, грубее. «Мощь отдачи будет знатная». Лязг затвора прозвучал как выстрел в тишине.

Потом он достал тубус, вытащил осиновые колья. Шесть штук. Грубая работа, но острые. Белая древесина выделялась на фоне грязи. Он сунул три за пояс куртки, три оставил в тубусе.

Он вышел из машины. Холодный воздух ударил в лицо. Монета на шее вжалась в тело. Он взглянул в сторону дома Смирновых. Там должно было быть его «свидание». С тем, что обещало спасение. Или ничего.

Игорь двинулся по знакомой улице. Он старался не шуметь. «Сайга» — тяжелая и готовая — на плече. Осиновый кол — в руке. Он шел навстречу бело-серому пейзажу и тому, что ждало в доме под черной крышей. Дорога назад была отрезана. Оставалось только вперед. К пустым могилам. К голосу из трубки. Его помощниками теперь были серебро и осина. Это давало надежду.