В Тенях и Темноте

Глава 1 (1 часть)

В ТЕНЯХ И ТЕМНОТЕ

«Края теней определяют свет,

на границе рассвета и темноты»

Отрывок из Пророчества о Сыне Солнц (перевод Мастера Джедая Эгорина Доваса; 3 / 14 159 - минус)

выгравированный на Троне Солнечных лучей (Место Пророчества приблизительно 23 711 - минус)

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Глава 1

Лея проснулась глубокой ночью. Вокруг нее толпились призрачные тени, в которых можно было узнать кривые стволы массивных деревьев. Их ветви тянулись ввысь, переплетаясь друг с другом и заслоняя свет далеких звезд от маленькой полянки, где она находилась. Когда она снова опустила глаза, перед ней стояла Мон Мотма, так близко, что Лея могла бы заговорить с ней и взять ее за руку...

В темноте зашуршали сухие, мертвые листья, и она знала... знала, кто рыскает там в ночи.

«Не смотри»,– настойчиво прошептала она Мон, и на холодном воздухе ее слова превращались в пар. – «Не смотри ему в глаза. Если не будешь смотреть, он не нападет».

Они оставались неподвижны, Лея неотрывно глядела в глаза Мон, в то время как он беззвучно скользнул к ним, подкравшись так близко, что его жесткая, как проволока, шерсть коснулась ноги Леи, цепляясь за нее, словно ее тень. И все же… несмотря на то, как сильно она была напугана, она знала – знала, что если не смотреть на него, он не набросится.

«Не смотри!» – прошептала Лея, на этот раз еще более настойчиво. Но Мон уже взглянула вниз, ее глаза расширились, – и тут же раздался дикий звериный рык, от которого у Леи застыла кровь в жилах, волосы встали дыбом, а дыхание перехватило. Он бросился и пролетел мимо нее слишком быстро, чтобы рассмотреть что-то кроме черного расплывчатого пятна на фоне черных же ночных теней.

Лея так резко отскочила, что ее распущенные волосы хлестнули ей по лицу…

И Мон пропала. В одно мгновенье – ни борьбы, ни шума. Она просто… исчезла среди густых теней, хотя Лея и знала, кто ее утащил. И Лея снова осталась одна, а ветер все завывал, прорываясь сквозь лесную чащу, пряча звуки присутствия того, что растворилось в ночи, словно призрак, словно тень в темноте - чей рык порождал в ней непроизвольную дрожь, пробирая до самых костей...

... ... ... ... ...

... ... ...

Она долго и напряженно всматривалась в темноту своего спящего жилища, чувствуя, как пошевелился во сне Хан и как затем вновь успокоился в тишине.

Лея лежала, затаив дыхание, медленно пытаясь собраться с мыслями. Она убеждала себя, что это был всего лишь сон – просто еще один сон. Смертельно уставшая, она перевернулась на спину, укрываясь одеялом, но была не в силах снова уснуть, зная, что, как только она заснет, он вернется.

Он всегда был в ее снах, где-то в уголке ее сознания. Постоянно, с самого Альдераана. Какая-то природная связь держала их вместе, ее и этого черного волка, связь такая же повсеместно ощутимая и непреодолимая, как вращение Вселенной.

Он будет всегда с ней, независимо от того, что произойдет. Неважно, во что она верит и что чувствует, признает она это или отрицает... он навсегда останется ее частью.

Он будет всегда – как тьма в ночи.

***

Шаттл класса «Лямбда» бесшумно скользил в пустоте между двумя суперзвездными разрушителями; почетный караул, состоящий из двенадцати Сид-истребителей, едва ли был необходим в такой близости к Центру галактики. Во время полета корабль медленно вращался вокруг своей оси, чтобы скорректировать курс по отношению к СЗР «Несравненный», держащемуся в 20-ступенчатом отклонении от СЗР «Экзекутор».

В принципе, обычная практика состояла в том, чтобы военные корабли, находящиеся на небольшом расстоянии друг от друга, двигались вдоль одной оси, при этом меньший корабль вращался, подстраиваясь под больший. Но сейчас оба разрушителя являлись флагманами, один - Центрального Флота, другой – Флота Внешнего Кольца, и на каждом находился свой главнокомандующий, поэтому ни один из кораблей не был готов подстраиваться под другой. Небольшая тонкая игра, в которой оба адмирала не хотели уступать, действуя в интересах своих главнокомандующих - обладая при этом достаточным умом, чтобы не произносить этого вслух, а те, в свою очередь, если и отмечали данную неуступчивость, то предпочитали не указывать на нее.

Таким образом, Вейдер ничего не говорил, смотря, как в темном пространстве перед ним вращается «Несравненный». Это был оптический обман, вызванный корректировкой угла наклона и вертикальным поворотом вокруг оси его маленького шаттла для соответствия положению сияющей громады разрушителя.

Пылающее вдали солнце Дуро казалось крошечным по сравнению с приближающимся неповоротливым СЗР.

Он не обратил внимания, что главнокомандующий Центральным Флотом отсутствовал на церемонии чествования по поводу его прибытия; вдоль посадочной полосы были образцово и незамедлительно выставлены войска 701-ого легиона, а присутствие адмирала флота означало, что официальный протокол четко исполняется – по крайней мере, теоретически.

Адмирал Джосс не просто отдал честь Лорду Вейдеру, а учтиво поклонился ему, поскольку положение Вейдера при дворе Императора превосходило даже ранг главнокомандующего Флота Внешнего Кольца. Однако Вейдер гордо прошествовал мимо него, никак не отвечая на приветствие, и Джоссу пришлось быстро развернуться, чтобы поспеть за ним.

- Лорд Вейдер, рад приветствовать вас на борту от лица главноком…

- Где он? – прорычал Вейдер, и эхо ангара многократно повторило звуки его баса.

- Главнокомандующий сейчас на мостике – позвольте вас сопроводить?

Едва успев сказать это, адмирал Джосс вынужден был практически перейти на бег, пытаясь не отстать от не замедляющегося ни на йоту шага Вейдера.

Как только двери турболифта открылись на оживленный мостик, все взгляды присутствующих немедленно поднялись на него. Их лишь слегка встревоженный шепот указывал на то, что их собственный главнокомандующий обладал ничуть не более легким характером, особенно, когда был не в настроении. Вейдер решительно шел вперед, не выдавая ни волнения, ни томительного ожидания, которые всегда ощущал в присутствии командующего Центральным флотом, везде известного только по своему званию.

Никто не знал его имени – теперь у него были другие имена, тщательно подобранные Императором с определенной целью: либо с тактической точки зрения, либо для его личной забавы.

Его неистовый джедай, его дикий волк, командующий его флотом, но никогда его собственного имени – его настоящего имени.

Теперь мало кто знал это имя, но в личном общении Вейдер считал для себя обязательным обращаться к нему только так.

Чтобы напоминать ему, кто такой он, кто такой Вейдер – и кто они друг для друга. Он знал, как неудобно мальчику было слышать его, и что-то в этом кололо и задевало за живое самого Вейдера, будило его воспоминания – о его собственном имени, его тайнах и его личности, давно забытых в обмен на мощь, предложенную Тьмой. Он не хотел этого для молодого командующего флотом, стоящего сейчас у дальнего конца мостика. И более того, чувствовал, что наделен правом делать это, как тот, кто способствовал его приходу к власти. Вейдер был убежден, что уполномочен принимать решения от имени молодого человека, несмотря на негодование того по этому поводу. Был убежден в своем праве решать, чем нужно пожертвовать, а чем нет, ради достижения больших целей. И был готов пойти на многое, чтобы вынудить мальчика вести себя так же, не считаясь с собственными желаниями и одобрением. Для осуществления тщательно продуманных планов Вейдера ни того ни другого особо не требовалось.

Но были вещи, которыми он жертвовать не стал бы, и имя мальчика – его личность, его осознание своего «я», своей независимости – было одной из них.

Все, чего Вейдер когда-то желал для себя, теперь он предназначал для него - власть, положение... и Тьма предоставит все это, по определенной цене. Но когда мальчик достигнет того, что Вейдер запланировал для него – и для себя самого – за всем этим будет стоять его имя. Их имя.

Он хотел этого для личности, не для Тьмы, которая давала мощь завладеть этим. Он хотел этого для человека. Для своего сына. Для Люка Скайуокера.

Тот стоял перед широким рядом обзорных окон, говоря со своими генералами, хотя знал о том, что Вейдер вошел на мостик - он ощущал его присутствие, как только тот приземлился на «Несравненный» и без постоянных докладов по комму тщательно подобранной группы преданных ему офицеров.

Вездесущая Мара Джейд повернулась и кратко взглянула на идущего по главному проходу Вейдера, сверкнув при этом зелеными глазами. Наполовину телохранитель, наполовину помощник, и уж точно глаза и уши Палпатина, она в крайней степени ненавидела Вейдера – и чувство было взаимно. Вейдера тревожило ее присутствие в близком окружении сына - определенно в зоне его доверия. Впрочем, его агенты докладывали, что у этого доверия были свои пределы. За последний год на посту командующего Центральным флотом Люк научился не доверять никому, и особенно тем, кто был рядом. Но, как и его Мастер, он, казалось, придерживался старой пословицы: «Держи друзей близко, а врагов – еще ближе».

Вейдер посмотрел на нее лишь секунду и его взгляд вновь устремился к сыну. О, как сильно тот сейчас был похож на Энакина – стройный и гибкий, сильный и статный. Одетый в черное, с распущенными и ниспадающими до плеч волосами, мягко спутавшимися непослушными завитками. Совсем как у Энакина…

Держащий абсолютную власть здесь, стоя на мостике своего Разрушителя, вся деятельность которого была сосредоточена вокруг него.

И так непохожий на того неискушенного, идеалистичного юношу, которого Вейдер привел к Императору около трех лет тому назад, то есть едва спустя двадцать один год после того, как Падме...

Вейдер сознательно прервал свою мысль, не желая позволять своим воспоминаниям идти по этому пути, вместо этого он направил свое внимание на того, кто сейчас смотрел на него с такой настороженной враждебностью - такой же непреклонной, упрямой и своенравной, как это было присуще Падме.

Осознание того, что их сын жив по прошествии всего этого времени, было одним из самых важных событий в жизни Вейдера.

Оглядываясь назад, он видел, что его решение привести мальчика к Палпатину, принятое в результате отказа Люка от его предложения в Облачном городе, было, пожалуй, одним из самых опрометчивых, и последние три года он пытался компенсировать ущерб, нанесенный Императором за время преобразовании мальчика. Довольно безрезультатно, по правде говоря. Палпатин имел такую власть над его сыном, что, казалось, ничего, сказанное Вейдером, не доходило до его полностью отравленного манипуляциями Мастера разума.

И Палпатин едва ли собирался прекращать это. Мощь мальчика была невероятна, и продолжала по-прежнему развиваться. Он должен был еще найти свои пределы, чему мешала его неуверенность в себе, которую Палпатин то подпитывал, то критиковал: с одной стороны ему было необходимо контролировать Люка, чтобы удержать власть над ним, с другой - очарование мощью мальчика толкало Палпатина на постоянные проверки ее границ. Почему Люк до сих пор не бросил вызов своему Мастеру, оставалось для Вейдера загадкой; сейчас силы мальчика были равны силам Палпатина, и если об этом знал Вейдер, Люк тоже должен был знать… но что-то его удерживало. Что-то всегда его удерживало.

Однако, рано или поздно, Палпатин толкнет мальчика слишком далеко, и тот набросится на своего Мастера с удвоенной силой. Сможет ли он свергнуть Императора? Достигнуть того, что не смог совершить Вейдер?

Безусловно. Вейдер обладал абсолютной, несомненной уверенностью в этом факте – даже если ее не было у его сына.

Гордился ли он? Мог ли он испытывать это чувство по отношению к сыну, который называл его отцом только чтобы напомнить, насколько их родство на самом деле было далеко от реальности? И, тем не менее, Вейдер сохранял веру в сына – ведомый страстным желанием и амбициями увидеть его однажды на троне Императора. Разве в этом не было чего-то от гордости?

Он не любил – Тьма не могла любить. Когда-то… он любил Падме, и она любила его в ответ. Но они разрушили друг друга… точно так же, как он разрушил все, что было ему дорого в жизни.

Включая своего сына. Он знал это, он не был слеп.

Он знал, что предал Люка, отдав его Палпатину, с полным пониманием того, что тот будет делать, чтобы обратить и контролировать мальчика; знал, что тот сломает Люка физически и морально, чтобы господствовать над ним и чтобы распоряжаться его мощью, как своей собственной. Но прежде Вейдер предоставил своему сыну все возможности охватить Тьму, которая могла бы усилить его пробуждающиеся способности, все возможности познать и принять свою судьбу, и каждый раз терпел отказ от него. Что не оставило другого выхода, кроме как отвести его к тому единственному, кто, возможно, смог бы совершить то, что не получилось у Вейдера – с помощью силы, если потребуется. Это оказалось… неожиданно трудным – неприятным в своей беспощадной жестокости. Непредвиденным осложнением.

Кто бы мог подумать, что мальчик окажется таким упрямым, таким преданным тем, кто не сделал ничего, кроме того что использовал его и лгал ему. Палпатину пришлось потратить долгие изнурительные месяцы на то, чтобы сломить мальчика, считая, что из него можно создать нового Ситха, только полностью разрушив то, что было. Во время этой ломки он тщательно разрывал все связи между отцом и сыном, полностью привязывая Люка к себе.

Учитывая жестокое обращение, безжалостные манипуляции и тщательную психологическую обработку, мальчик должен был стать пустой оболочкой, усердным рабом, в котором осталось лишь покорное послушание. Но он поднялся над всем этим, как феникс, восставший из пепла. Даже Тьма не смогла разрушить его.

Вот, каким сильным он был.

Он был единственной ценностью, созданной Вейдером за свою жизнь.

И Вейдер… был горд.

Его сын развернулся, взглянув наверх, сразу же, как Вейдер остановился перед ним. Он возвышался над Люком, как и над большинством людей – впрочем, Люк нисколько не был напуган. Их поединок на сейберах двумя годами ранее в Императорском Дворце расставил все по своим местам и показал, какую мощь Люк уже приобрел всего четыре месяца спустя после своего преобразования, став Ситхом.

Ему было не нужно больше ничего доказывать, особенно своему отцу.

- Лорд Вейдер, – он кратко кивнул в приветствии.

Он никогда не называл Вейдера отцом публично - еще одна манипуляция Палпатина - все ссылки на личность Люка были удалены из общественных архивов и регистрационных данных, и заменены намеками, слухами и ложными догадками.

Мальчик не особо стремился это исправить: прошло много времени с тех пор, как он оставил свою прошлую жизнь, хотя Вейдеру казалось, что и к нынешней своей жизни он столь же безразличен. Он был вовлечен во все события, но, во многом, как и его отец, оставался безучастным к делам, махинациям и интригам Дворца, по возможности избегая их и предпочитая им свою приверженность флоту.

Вечно параноидальный Палпатин ухитрялся удерживать своего нового Ситха при себе, оставляя его привязанным ко Дворцу на Корусканте в течение многих месяцев после его обращения, прежде чем позволить тому, в конце концов, командовать Центральным Флотом. Даже сейчас, спустя три года после появления Люка на Корусканте, Палпатин ни разу не выпустил его за пределы Центральных и Колониальных систем, где он командовал от имени Императора.

Но и здесь Люка интересовало не получение и распространение власти, а сложности управления, необходимые для поддержания и подчинения всего этого разнообразия планет и культур в густонаселенных Центральных мирах. Он сознательно терялся в мелочах, вместо того, чтобы отступить назад и увидеть более полную картину – как в своем положении во флоте, так и в жизни.

- Нам нужно поговорить, – просто сказал Вейдер, без лишних вступлений: учитывая его положение, он никогда не оказывался в ситуации, когда они были бы необходимы.

Люк долго и настороженно изучал отца, не отрывая от него своих голубых глаз. Приняв просьбу, он едва заметно кивнул в сторону и развернулся, указывая дорогу к своему кабинету в дальней правой части моста. Вейдер последовал за ним, отметив, что за ними пошла и Джейд.

Люк вошел в просторный и невыразительный серый офис и встал перед широким письменным столом, разворачиваясь к угрожающей фигуре Вейдера. Позади того в комнату проскользнула Мара Джейд.

Сегодня Люк был одет в черное и, увидев своего посетителя, пожалел об этом.

Несмотря на предпочтения Императора по поводу внешнего вида своей ближайшей свиты, Люк обычно носил одежду самого темно-синего - на полтона отличающегося от черного, но все-таки не черного - цвета, тонко подчеркивая свою независимость даже в этом. Его костюм, безупречного кроя, хотя и сильно походил на военную форму, все же ей не являлся. Тонкая белая полоска на высоком воротнике-стойке и три верхних расстегнутых пряжки прекрасно сидящего жакета придавали ему более непринужденный вид.

На первый взгляд казалось, что такие проявления неповиновения в его положении слишком несерьезны и незначительны, но, тем не менее, он упрямо придерживался их. Здесь внешний вид имел значение, и, как он уже успел понять, в мире, жестко контролируемом его Мастером, малейшие отклонения могли повлечь за собой серьезные проблемы. Неуловимые игры власти и политические уловки не были его сильной стороной – но он учился.

- У тебя есть что-то, о чем нельзя было сообщить по холонету? – спросил он, на этот раз подчеркнуто обращаясь именно к отцу.

Он старался всячески избегать личных встреч - все, что ему нужно было сказать своему отцу, он давно уже сказал – а сейчас именно ему, а не Вейдеру, придется отвечать перед Палпатином, когда тот узнает, что они встречались. А он узнает – на мосту находилось два шпиона Мастера; по сути - три, если считать лейтенанта Уэс Рииса, который уже давно утратил лояльность Императору, но, разумеется, по-прежнему был вынужден докладывать тому о действиях Люка, дабы избежать подозрений.

Вейдер не заговорил, а лишь многозначительно повернулся к Маре, которая довольно равнодушно подняла в ответ подбородок. Она была одной из немногих знающих, кем Вейдер приходится Люку. Тот давным-давно сам сказал ей об этом, лишив тем самым Мастера возможности запланированных им интриг по этому поводу. Разумеется, сделано это было не как сознательный вызов, а как случайная ошибка, промах – этот урок он выучил тоже давно.

Люк тут же посмотрел на Джейд.

- Мара? – просто произнес он, и она вышла из комнаты с едва заметным поклоном, очевидно решив подчеркнуть статус Люка в присутствии его отца.

Прежде чем заговорить, Люк дождался, пока дверь закроется.

- Ну? – если отец Люка не имел привычки увиливать, то и он не уступал ему в прямоте.

- Комната безопасна? – спросил Вейдер.

- Конечно.

- В твоем командном составе очередной шпион.

- Ты имеешь в виду Ого? – Люк назвал нового офицера службы безопасности, назначенного на борт «Несравненного» всего два месяца назад. Ее характеристика и послужной список были, разумеется, безупречны, но такие вещи могли быть подделаны. Люк сам уже много раз делал это с целью разместить своих собственных агентов. Вейдер ничего не ответил, но Люк ощутил небольшое колебание в Силе, и обрадовался, что смог вспомнить это имя. - Да, она - молодец, только немного… чересчур старательна.

- Тогда почему она все еще здесь? – Вейдер говорил об обычае сына, присущем и самому Вейдеру, принципиально удалять неугодных шпионов, назначенных на слишком близкие к нему должности, постоянно и всеми возможными способами.

- Сейчас она полезна для передачи той информации, что мне нужна. Когда она исчерпает эту полезность… – Люк безразлично пожал плечами.

Они оба долго продолжали, молча, стоять - Люк знал, что его отец пришел сюда не поэтому, и был готов дождаться истинной причины, смотря, не моргая, в ничего не выражающую блестящую маску.

- Ты играешь в опасную игру, – наконец, произнес Вейдер.

Люк практически не двинулся, но его позиция стала более настороженной.

- Я всегда играю в опасные игры. О которой из них ты говоришь?

- Об использовании поддельных кодов доступа для выноса официальных документов из Дворца.

Выражение лица Люка не изменилось ни на йоту, но в голове мчались мысли: если Вейдер знает, тогда могут знать и другие, а ему необходимо сохранить этот канал связи. Он взглянул вниз, обдумывая возможности и надеясь выиграть время, переключив внимание отца.

- И кого ты подослал ко мне настолько близко, чтобы узнать об этом?

- Неважно, – категорично заявил Вейдер, не оставляя Люку шанса отвлечь себя. - Важно, что я об этом знаю – и это прекратится.

Эти слова заставили Люка вновь поднять взгляд на отца. Взбрыкнуло его врожденное упрямство, хотя события последних трех лет научили его, если и не подчинять проявления своего темперамента, то максимально сдерживать их.

- Я так не думаю, – решительно сказал он.

Каждая встреча с отцом была в какой-то мере противоборством. Иногда он побеждал, иногда проигрывал, но очень редко отступал без веской причины – это было не в его характере.

Не было этого и в характере его отца.

- В таком случае ты хочешь, чтобы я обратил на это внимание Императора?

Люк заколебался, пытаясь справиться с леденящим взрывом адреналина в ответ на эту угрозу - зная, что наказание за такую подрывную деятельность будет чрезмерным - но даже сейчас он не уступал, лишь напряженно пытался сложить все детали, дабы увидеть картину происходящего.

На самом деле маловероятно, что Вейдер пойдет с этим к Императору, если он до сих пор так не сделал; теперь же ему придется признать, что прежде чем доложить все Императору, он говорил с Люком, а в глазах вечно параноидального Мастера это будет расценено, как роковое предательство Вейдера. Палпатин знал, что он ломает все устои ситхов, имея больше одного ученика - история не раз демонстрировала опасность таких попыток, показывая, чем заканчивается борьба за равновесие амбиций и власти, а кровные узы Люка и Вейдера усугубляли положение, делая их Мастера подозрительным до одержимости. Меньше всего остального Палпатин был готов терпеть связь отца и сына; он ясно давал это понять снова и снова, обычно за счет Люка. Но на этот раз будет безоговорочно понятна причастность его отца. Это не изменит факта, что Люк занимался незаконной деятельностью, вынося важную информацию из Дворца, и не спасет его от гнева Палпатина – но Вейдер окажется в такой же ситуации.

- Кому ты передаешь информацию? – потребовал Вейдер, прерывая размышления Люка.

Таким образом, он знал не все; если он не знал получателя информации, значит, вероятно, он не знал и ее содержания, а это в свою очередь означало, что он не сломал коды, – возможно, у него вообще не было самих сообщений, лишь только знание, что они пересылаются.

- Это не твое дело, – спокойно произнес Люк, небрежно глядя в сторону.

- Все, что ты делаешь – мое дело.

Это было слишком. Вейдер заметил, как вспыхнул гнев в сощурившихся льдисто-синих глазах его сына … и затем порыв эмоций был подавлен, и он спокойно отошел и сел за стол. Голос зазвучал холодно и отстраненно, внезапная гневная вспышка придала ему духа, чтобы раскрыть блеф Вейдера.

- Если хочешь доложить Императору – докладывай, – сухо и невозмутимо сказал, наконец, Люк.

- Я хочу, чтобы ты прекратил это, – повторил Вейдер, не имея уже никаких серьезных козырей против Люка.

- А я не собираюсь прекращать. Так что делай, что должен.

Вейдер сделал шаг вперед, но широкий стол не позволил ему подойти слишком близко к его непонятливому сыну. Он язвительно произнес:

- Ты не сможешь побить его, играя в его игре. Ты играешь против его сильной стороны.

- Спасибо за наставление, – холодно ответил Люк, не поднимая глаз и уставившись в свой датапад, лежащий на столе.

Он не хотел и не нуждался в том, чтобы отец принимал участие в его жизни – и уж точно не собирался слушать поучения от человека, находившегося в тени Императора последнюю четверть века.

Вейдер пристально смотрел на мальчика с объяснимо переполнявшими его негодованием и возмущением.

Он не имел никакого понятия, как с ним разговаривать, кроме того, как он общался со всеми остальными – с теми, кто служил у него, или с теми, с кем он воевал – раздавая приказы и получая беспрекословное подчинение, запугивая и подавляя, в зависимости от того, что он считал целесообразнее.

- Я сделал тебя тем, кто ты есть, – заявил он подрезанным от гнева голосом.

Это заставило мальчика поднять на него взгляд, полный жгучего обвинения.

- Ты ждешь благодарности?

- Я жду уважения, – Вейдер стукнул кулаком по столу так, что на нем все подпрыгнуло.

Сын лишь натянуто улыбнулся, словно удивляясь тому, что вызвал такое безудержное расстройство, и все же всаживая заключительный шип:

- Уважение нужно заслужить.

На долю секунды Люку показалось, что отец бросится на него, и он напрягся в ожидании нападения, жалея, что сидит, и в этом положении более уязвим. Но он не ожидал, что его слова произведут такой эффект. Почувствовав резкую боль в душе, он вынужденно опустил глаза, не покорно, и уж точно не виновато, но с сожалением, в какой-то мере.

Он тихо вздохнул, потирая глаза и совершенно не понимая, как он может вообще чувствовать какое-то сострадание к человеку, который принес ему столько горя и боли. Он жалел, что позволил себе подобную слабость, хотя иначе он просто не мог. Такие требования со стороны отца были самым близким проявлением его заботы о сыне… или Люку стоило открыть глаза и понять, что на самом деле это лишь защита своих вложений, не больше?

- Если хочешь помочь мне, скажи, кто следит за лейтенантом Риисом, – наконец, спокойно произнес Люк, говоря об агенте глубокого прикрытия, назначенным Палпатином следить даже за его наиболее доверенными людьми, такими как Риис и Мара, которые были прикреплены к Люку в качестве помощников, но фактически являлись шпионами. Люк знал, кто наблюдает за Марой, но ему гораздо важнее была личность того, кто наблюдает за Риисом, – и пока все его неоднократные поиски ни к чему не привели.

Вейдер лишь немного понизил тон в ответ на слова сына, но не уступил – и не уступит, не в этот раз.

- Я не буду помогать тебе в этих глупых, безрассудных играх. Палпатин владеет всем на Корусканте. Он видит все. Ты это знаешь.

- Мы не на Корусканте, – произнес Люк спокойно.

- И ты думаешь, это тебя спасет?

- Нет, я думаю, меня спасет знание моих врагов, – Люк пристально посмотрел на отца, продолжавшего хранить решительное молчание, и его самого вновь начало охватывать собственное расстройство. – Или помоги мне, или уйди с моего пути.

Не двигаясь с места, Вейдер ничего не ответил, что только усилило раздражение Люка. В конце концов, именно он, Вейдер, затеял все это.

Именно Вейдер привел его к Палпатину, полагая, что сможет использовать сына в разрешении проблем, на которое самому ему не хватало силы воли и решимости. Преследуя эту цель, невзирая на сопутствующий риск, он полностью сломал жизнь Люка, ни на секунду не сомневаясь и не жалея. Глядя на Люка, по-настоящему он видел не сына, а возможность, и стремился использовать его так же, как это делал Палпатин, не чувствуя никаких угрызений совести. И до тех пор, пока Вейдер не видел, что имеет гарантированный контроль над ситуацией, он оставался двуличным и ненадежным, то помогая, то мешая Люку, в зависимости от того, что больше соответствовало его целям. Он часто склонялся к более сильной стороне, отдавая пустую лояльность и пустые слова человеку, которого желал свергнуть.

И Люк устал от этого.

Он встал, не сводя пристального взгляда с Вейдера – никакая маска не могла скрыть от него глаз его отца:

- Рано или поздно все сведется к одному факту: он или я. Я не стану делать то, что ты хочешь, этого никогда не произойдет. У меня своя голова и свои планы, и они абсолютно отличаются от твоих. Но, тем не менее, в конечном счете, тебе необходимо будет принять решение – он или я. На твоем месте я бы уже начал думать об этом, потому что однажды тебе придется занять чью-то сторону. Ты обрек меня на это без сожаления, что ж, теперь будь готов… Что ты решишь, отец? Делай выбор.