В тени пророчества

1. О вреде неисправных электроприборов

Яркое кавказское солнце светило за окном, прогоняя остатки сна. На улице чирикали пташки, свежий и пока еще прохладный ветерок дул с улицы, покачивая занавеску. Но солнце забралось уже достаточно высоко, а значит, скоро опять начнется пекло.

— Мишаня, вставай! Уже скоро десять! Опять мы с тобой на рынок не попадем! — бабушка уже готовила завтрак. Из кухни доносились шкворчащие звуки, шел незабываемый аромат яичницы, с колбасой и томатом, фирменным бабушкиным блюдом. Вроде такое банальное блюдо, а никто не мог готовить так вкусно, как она.

— Сколько можно дрыхнуть, соня? Все на свете проспишь!

— Ба, так каникулы ж ведь! — я сладко потянулся. Вставать не хотелось, однако солнечные лучи лезли чересчур настырно. Поспать больше не получится. Придется вставать и тащиться на рынок. Тем более, обещаю не первую неделю.

— Экзамены я уже сдал, до сентября теперь свободный человек…

Так начался последний нормальный день в моей жизни…

Быстро умывшись, принимаюсь за завтрак. Бабуля ест рядом и занимается, как она считает, необходимым делом — воспитывает своего внука. То есть меня. Ну, то есть, она думает, что воспитывает, поскольку педагог из нее такой же, как из меня оперный певец.

— Миш, ну сколько можно мне обещать и завтраками кормить? Что тебя не попросишь, ничего не делаешь! Не мне же надо, а тебе! То одна отговорка, то другая!

— Ба, я сам знаю, что мне надо, а что не надо.

— Знайщик нашелся! Пока я за тебя отвечаю — я лучше знаю, что тебе надо! А надо одеть тебя по человечески, ходишь как черти что! Вот родители приедут, скажут, совсем, старая, за внуком не следит!

Больше всего ненавижу, когда вторгаются в мое личное пространство. Но с бабушкой поделать ничего нельзя, я для нее такой же малыш, как и двадцать лет назад.

— Бабушка, я уже взрослый, институт заканчиваю. В конце концов, у меня есть свое мнение, свои желания, и я лучше знаю что хочу! И мне наплевать, что думают по этому поводу окружающие! Я уже у девочек ночую, а ты со мной как с малышом обращаешься…

— Сиди уж, ночеватель! А пока я за тебя отвечаю, сколько б тебе ни было, ты для меня маленький! Ишь, ночеватель нашелся! Совсем молодежь пораспустилась! Да в мое время за такое… — бабушка встала и убрала тарелку в раковину, что-то недовольно бурча под нос. Тема отцов и детей, как обычно, осталась открытой.

— Ты просто безответственный. Да, именно, безответственный! Во всем безответственный. Как гулять — так мастер, а как обещания выполнять — сразу в кусты! Что угодно, лишь бы не делать того, что от тебя ждут.

Крыть было нечем.

Спускался по подъезду в хорошем настроении. Часы показывали одиннадцать, дневное пекло только начиналось, было тепло и хорошо. Бабушка собиралась наверху, а меня с мусором отправила вниз. Выбросив оный, стал ждать у подъезда. Ветер легонько трепал мокрые волосы, на душе было прекрасно. Два дня назад был сдан последний экзамен, и теперь совершенно нечем заняться. Пока же занимался тем, что ничем не занимался. И если честно, ловил от этого кайф!

Телефонная трель прервала мои рассуждения о грядущем

— Алё! Миха, слышь, значит так! Берешь две полторахи «Золотого колоса» и подгребаешь к трем к нашей коряге. И знать ничего не знаю! Туда такие девочки подойдут — закачаешься!

— Макс, так у тебя ж вроде сейчас подруга появилась…

— Она тоже подгребет. И свою подругу приведет. Там такая подруга — я того родственник!

— Но я…

— И знать не хочу, я ж сказал! К трем, давай, жду.

В трубке раздались гудки. Макс в своем репертуаре.

Коряга — это место на Кубани, на парижском берегу, где мы обычно зависаем. Купаемся, то есть. Место тихое, спокойное, и нас там пока не трогают. Пока…

Главное в купании что? Правильно, уметь быстро бегать. А то местные пацаны не любят, когда чужие купаются у них под боком. И тем более, цепляют там их, парижских, девчонок. Но мы с Максом как-то притерлись, примелькались… Одно плохо, Макс тип безбашенный. Сначала бьет, а потом уже разговаривает. Там, где ситуацию явно разрулить можно, всегда все портит. Но зато друг надежный, в нем я уверен больше, чем в самом себе!

Из состояния размышления меня вывела Царевна-Лебедь, она же моя соседка снизу. Ее силуэт выплыл из-за угла дома, и, покачивая бедрами, мягко поплыл в моем направлении. Короткое обтягивающее синее платье, подчеркивающее все рельефы тела, длинные ровные ножки. Темно-каштановые волосы, развевающиеся, как парус флагманского фрегата. Немного вздернутый носик и легкая, придающая пикантности, чуть трагическая улыбка на бледно накрашенных губках…

— Привет, Вик! — только и смог я выдавить из себя, в очередной раз чувствуя себя последним идиотом. — Как дела?

— Нормально. — Бездонные колодцы смотрели прямо в глаза, я чувствовал, что меня снова засасывает, и я опять ничего не могу сделать. Да что ж это такое?!

— Привет, Миш. Как сессия, сдал?

— Ага…

Вика моя соседка. В школе мы как-то особо не дружили, она на два года младше, у нее свои интересы, своя компания. У меня своя. Так, привет-привет, пока-пока. Частенько семьи выручали друг друга, солью там, спичками, хозяйственными мелочами. Дружить не дружили, но общались нормально. Но вот года два назад я, возможно, чисто случайно, разглядел в ней классную девчонку. Да что там, втрескался по уши! Вот с этого места начинается в моей жизни гон, под названием «Миха, ты кретин!».

По Всемирному Закону Подлости, чуть ли не с каждой своей новой «подругой» свечусь перед ней! А это, знаете ли, довольно часто! Даже шуточки в мой адрес колкие пускала. Потом надоело, успокоилась. Теперь, видя меня с очередной пассией, только оценивающе смотрит. Смешно, но как-то зимой встретились в магазине, разговорились, и она сказала, что у меня вкус хороший. Стильных штучек себе подбираю, не абы что!.. Так, по дружески бросила. А я в этот момент удавиться хотел!

И как мне ей показать, что она мне нравится? Сказать? Говорил уже. И все по тому же Всемирному Закону. Сидели на лавочке полпервого ночи. Я тогда возвращался с пьянки с гитарой. Естественно, под шафэ. Играл ей, пел… Потом признался в любви. Проводил до двери (моя этажом выше). А наутро она смотрела на меня и улыбалась одними уголками губ. Как же, в любви ей сосед признался! Пусть и по пьяни, но тем не менее… А когда хотел объяснить ей, что к чему, испортил все еще раз. Она, конечно, все поняла наоборот. Потом Макс объяснял:

— Поставь себя на ее место. Кого ты видишь? Повесу-ловеласа, соседа, которому баб одной до сотни не хватает. А тут ты по пьяне и ее закадрить попытался. Естественно, она не хочет быть сотой. И в чувства твои не верит. И я б на ее месте не поверил. Но то, что ты увидел в ней красивую женщину, а не бесполое существо по имени «соседка Вика», ей польстило. Девки — они вообще на такое падки. Но эту цыпочку не базаром брать надо, тут дела нужны! Крепкие, серьезные! Заинтересовать ее надо, вот чё.

— А как?

— Ну, там, от хулиганов спасти, от насильника-маньяка. Ну не знаю я! — Макс замялся, почесал репу.

— И где я тебе маньяка-насильника найду?

— Хм… Знал бы прикуп — был бы в Сочи…

И вот опять я стою, как дурак, тупо пялюсь на нее. Слова вертятся на языке, но не могу ничего выдавить.

Пауза уже не театральная. Она смотрит на меня, я на нее. Оба молчим и оба не отворачиваемся.

— Вик, а ты знаешь, что ты сегодня великолепно выглядишь… — родил я — … Просто супер!

Вика смутилась.

— Ага. После бессонной ночи… Ой, извини, я не то хотела сказать… — спохватилась она — Просто… Так получилось… Мне, правда, приятно, что ты говоришь. Просто я немного не в форме…

Ну вот, теперь она еще и виноватой себя будет чувствовать. Сделал комплимент, называется!

— Конечно. Но ты, правда, замечательно выглядишь. Понимаешь, красота, она не зависит от формы, и внешности. Красота, она внутри человека!

— Хочешь сказать, что у меня плохая внешность?

Вот гадина! Удавить бы ее с язычком и женской логикой! Логикой, от которой впадают в ступор умнейшие мужи планеты, что уж говорить о молодом зеленом юнце!

— Нет, просто замечательная — я внаглую оглядел ее от плеч до ног. — Просто, понимаешь, размалеванная кукла на обложке гламурного журнала может быть страшной, а обычная девчонка, живущая в маленьком городке, может быть красивее всех на свете! И наличие косметики только портит красоту, истинную, данную от природы…

— Хам! — она засмеялась. — А я не знала, что ты романтик!

— А мне кажется, ты вообще мало что обо мне знаешь. Я только с виду такой обычный и незаметный. А на самом деле полон скрытых талантов! Вот только проблема: некому их оценить… — я скривил многозначительную мину.

— А самый главный твой скрытый талант, это, конечно скромность?

— О! Конечно! Знаешь, какой я скромный! А еще белый и пушистый. А еще чуткий и нежный. И вообще, Вик, что ты сегодня вечером будешь делать?

— В смысле?

— В смысле, мне тоже делать нечего, и мы могли бы куда-нибудь прогуляться?

— Чтоб оценить твои скрытые таланты?… Нет, спасибо. Извини, я занята.

И одарила меня кошмарной улыбкой. Такой, какой старшеклассницы смотрят на зарвавшегося тинэйджера на школьной дискотеке, пригласившего на медленный танец. И я опять почувствовал себя маленьким желторотым юнцом.

— А что, сегодня разве некому оценить твои скрытые таланты? — решила она меня добить. — А как же та грудастая блондинка, которая оценивала их на прошлой неделе? Кажется, в среду? — и она непринужденно рассмеялась.

Я непроизвольно сглотнул. Язык присох к гортани — ответить нечего.

Ну ничего, счет по партиям всего 2:0, будет и на моей улице праздник! Перевернется и на моей улице «КАМАЗ» с пряниками! Когда-нибудь…

— Извини — добавила она уже вполне серьезно — я сегодня, правда, занята — развернулась и пошла в подъезд.

Какими только словами я себя не ругал в тот момент! Это ж надо так облажаться! Как малолетний щенок! Боже, почему у меня не получается с ней совсем ничего?! А ведь она на два года меня младше! А я ее на два года умнее! Неужели, потому, что я внук соседки и она меня знает с детства?

Ну и что, что у меня было много девчонок? Что, трудно разок пообщаться? Может я ее чем и заинтересую. Так нет же…

— Миша, напомни мне пожалуйста, купить новую розетку. — прервала мои самобичевания бабушка. — Надо поменять ту, что в моей спальне, возле дивана. А то она скоро совсем выпадет. Как я буду сериалы смотреть?

— И что она сказала?

— «Извини, Миша, но у меня сегодня другие планы!». Извини, Миша, ты, конечно, хороший парень, ничего против тебя не имею, просто ты мне сосед и не более. А может ты мне не нравишься, мордой не вышел? Просто я воспитанная и в лицо сказать тебе всё не могу?

— Не парься, братуха, не все так плохо! — Макс, заядлый оптимист по жизни, свесил ноги с коряги в воду. Вот уже час мы плескались в Кубани, ожидая, когда подойдут его парижские кадры. Загорали, разговаривая о жизни, о наболевшем. Впрочем, говорил в основном я, поскольку такому патологическому оптимисту, как Макс, жаловаться, как правило, не на что. Все его жалобы носили не эмоциональный, а информативный характер. Познакомился с такой-то, затащил в постель такую-то (прикинь, в доме два этажа, восемь комнат, теле-видеа-аудио-всё, если захочет, купит себе самолёт! Сказала, без ума от меня, хочет встречаться, даже познакомила с мамой и т. д.). Послал на три буквы третью, его послала четвертая. А два козла вчера на МЖК сделали из его физиономии отбивную, и когда завтра они с пацанами их поймают, он сделает их пассивными представителями городской диаспоры сексуальных меньшинств. И то, что ребятам будет очень несладко, я не сомневался.

— Женщина — это крепость, а любая крепость рано или поздно сдается. Главное, не торопи события. Она ж тебя не ненавидит, куда подальше не посылает? Нет! Вкус у тебя хороший, сама сказала. Значит, потенциально ты ей нравишься!

— Толку то?

— Слушай, бывают в жизни ситуации похуже. Твоя девочка скромная, порядочная. Разрулишь как-нибудь. Ты же умный! А я вот знаю совсем не такую историю. Рассказать?

— Валяй.

— Жил да был один парень, мой знакомый. Обычный дворовой пацан, звали его тоже Максим. И была у него в районе девочка — красавица! Спортсменка! Комсомолка! Нежность и невинность! Вот понравилась ему эта девочка, и решил он с ней задружить. Долго ухаживал, дарил цветы. Сочинял стихи под звездами. В общем, на руках носил. А она была нежной, как цветочек ландыша, и прекрасной, словно сон в летнюю ночь…

И вот однажды крепость пала на милость победителя, то есть того Максима. Он был жутко счастлив! Эти два месяца были лучшие в его жизни! Он, конечно, видел, как друзья косо смотрят в его сторону и говорят про девушку гадости, но считал, что это банальная человеческая зависть. Но однажды, на какой-то совместной пьянке он отрубился, не рассчитав силы. А когда очнулся, почти все были в ауте. Только одинокие качки качались по квартире, заливая горящие трубы. Тогда он стал искать свою девушку. Обошел всю квартиру три раза, но нигде среди беспорядочного нагромождения тел ее не находил. Вдруг услышал, как скрипнула дверь в подъезд, и одно жутко бухое нечто ввалилось внутрь. А когда решил выйти покурить на площадку, нечто похлопало по его плечу и сказало, что все нормально. А на площадке он увидел, что один из его друзей трахает его девушку! — лицо Макса перекосила гримаса отвращения — Эту невинность! Ангела поднебесного! Святость и недотрогу, краснеющую, когда рядом матом ругаются! — Макс зло сплюнул в воду.

— Прямо на подоконнике облеванного подъезда!

В этот момент его детство закончилось. Он стал взрослым.

Макс замолчал. Повисла пауза. Мы сидели и смотрели, как веселые бурные воды, подхваченные течением, огибали нашу корягу — ствол дерева, вывороченный с корнем и плотно севший здесь на мель после весеннего половодья, и устремляли свой бег дальше по течению, к плотине. Как хорошо им, наверное, ни проблем, ни забот! Людям так не дано.

— Что он с ней сделал?

— Вначале дал звездюлей тому анероиду, который был с нею на том подоконнике. Потом сунул ее башкой в толчок — я представил себе, в каком состоянии находился толчок к утру после пьянки шумной Максовой компании.

— Но показалось мало. Тогда он помочился на эту скулящую сволочь и пинками вышвырнул на улицу. Она так и пошла домой, грязное вонючее чмо! — он мстительно сжал кулаки.

— И чем все кончилось?

— Да, все нормально. Ее маманя написала заяву в мусарню. Но дело не завели, все присутствующие подтвердили, что ее отымело несколько человек, с ее доброго согласия. А это уже не криминал, бытовуха, состояние аффекта, всякая такая фигня. Короче, менты ее послали, лезть в дерьмо не стали.

Скорее всего, отмазали Макса его знакомые, подумал я. Раз там не было криминала, им это по силам. У него полгорода кентов, везде свои люди. Естественно, распространяться об этом он не будет.

— А друзья? Те, кто был с ней тогда?

— А что друзья? Они сказали, что говорили, какая она, только он их не слушал. А она, оказывается половине двора дала, пока он ей про цветочки да звездочки трепался! Теперь они сами по себе, он сам по себе. Кстати, а вот и наши парижанки! Явились, не запылились! Не прошло и полгода! У, кошелки! — Макс спрыгнул в воду и увлекаемый течением схватился за ветку

— Так что, братан, у тебя очень неплохая жизненная раскладка, бывает и похуже. Главное, не теряйся и лови момент.

— Привет девчоночки-красавицы! Знакомимся, этот негодяй и по совместительству жуткий сердцеед — Михаил — Девочки кивнули — Миха, это Настя, Лена и…

— Настя. — ответила высокая стройная светловолосая девушка с атлетической фигурой, издалека привлекающая к себе внимание.

— Если хочешь, чтоб исполнилось самое заветное желание, выпихни отсюда Лену, к едрене фене, возьми Насть за плечи и загадай.

— Максим!.. — недовольно подняла бровь маленькая пухленькая Настя.

— Ладно, солнышко, шучу. — Макс повернулся ко мне — Ее выкинь, а Лену оставь.

В следующее мгновение раздался вскрик Макса, и его спина стала быстро удаляться вдоль берега, преследуемая маленькой пухленькой девчачьей фигурой. День обещал быть веселым.

Вторая Настя оказалась москвичкой и двоюродной сестрой первой по совместительству. Естественно, она, как москвичка, стала объектом шуток и подколов со стороны окружающих четверых аборигенов. Причем ядовитых, на грани фола (ну, не любят у нас москвичей, что поделаешь! Особенно после прихватизации нашего градообразующего предприятия одной московской фирмой). Но отнеслась ко всему стоически, предпочитая не обращать на намеки внимания. Она вообще, как последняя зануда, ни на что не обращала внимания, аж скучно стало.

Лена — обычная тупоголовая блондинка, фифа и пустышка. Фигурка у нее ничего, Макс не зря распинался, но в целом впечатления на меня не произвела. Пухлик же оказалась своей в доску. Такая и душа компании, и ее сердце, и мозг, и бицепсы. Шутки травить умела, с наших пошляцких ржала, как лошадка, и беседу в нужное русло повести для нее не проблема. Короче, неформальный лидер. Ну, Макс только таких и любит…

— А ты где родилась, здесь или там? — спросил я москвичку, когда она взбиралась на корягу. Я, как джентльмен, протянул руку, но, видимо, мы решили играть в феминисток и гордо проигнорировали. Она залезла и растянулась рядом, положив голову на соседний корень, после чего развязала и откинула лямки от купальника.

— Совсем бы сняла, что так!?

— Нельзя. Перевозбудишься. — ответила она сухим ровным голосом.

— Чё тебе лямки, снимай и загорай топ-лес. — Молчание. Моя соседка по коряге умиротворенно закрыла глаза и подставила солнцу свое бледное личико, игнорируя мою скромную персону.

— На берегу, типа, нельзя было так загорать? Обязательно на корягу лезть посреди реки, где самое течение? — Здесь я нисколько не кривил душой, возле коряги течение было максимальным, а глубина, мне по шею, не давала перейти русло. Только плыть. Хотя, Настя была девочкой накаченной и подтянутой, с течением управилась в два счета. И наверх подтянулась лихо. Обычно девчонки сюда сами забраться не могут. Ну ладно, крутая, не спорю, а понтоваться-то зачем? Подал руку человек, что б было не взять? Чай, не враги…

— На берегу так нельзя, ханыги всякие ходят — промурлыкала она не открывая глаз.

— А здесь ты на виду у всего берега. Щас пол Парижа сбежится поглазеть! Они люди безбашенные… — я еще раз глянул на ее грудь. С ее то размером, четвертым наверное… ну, не меньше третьего, оставшаяся часть купальника почти ничего не прикрывала. Компашка из пяти пацанов, играющая в карты чуть выше по течению под аккомпанемент русского шансона, ревущего в динамиках припаркованной рядом «восьмерки», начала нездорово на нас коситься. Точнее не на нас, а на субъект, лежащий рядом.

— Знаю. На берегу я их буду сильно смущать, к блуду подстрекать. А это грех. Даже в помыслах…

— Чё? — не понял я.

— На берегу доколебаются, говорю. Потом фиг прогонишь! — объяснила она.

Так бы сразу и сказала.

— А сюда пусть попробуют доплыть. К тому же тут ты рядом… — она лукаво приоткрыла один глаз и усмехнулась — Ты их всех отсюда в воду быстро покидаешь!

Издевка? Косяк? С чего бы? Да, я лох рядом с ней, спортсменкой, и что? Уж не кадрит ли меня эта цыпа?

А вот насчет опасности она не права. Два пацана, с Мостака и ПРП, всего лишь вдвоем, на безбашенном парижском берегу… Фифа, да захотят, нам всем, вместе с тобой, так накостыляют, до плотины не доползем!

— По моему, тебе никакие ханыги не страшны. Каким видом спорта занималась? — я еще раз внаглую осмотрел ее крепкую, но все же женственную фигуру.

— Шахматами.

— А серьезно?

— Серьезно. А еще карате, тайквандо, уличные бои, русский стиль, технику боя российского спецназа, тайкванпосле. По карате черный пояс. — продолжала она, не меняя позы и тональности.

Нет, точно заигрывает. Вызов бросает.

— Заливаешь. — утвердил я. По-моему, фифа сильно много на себя берет. Не впечатляет.

— Да, чтоб мне с этой коряги свалиться! — продолжала она, не открывая глаз. Я посмотрел вниз, на буруны под корнями.

— Здесь не надо. Здесь убиться можно.

Фифа приоткрыла глаза и посмотрела вначале вниз, на воду, потом на меня в упор. Так легко и непринужденно, словно спросила, сколько время

— Заметано! Пошли к тому концу?

Она поднялась и стала завязывать лямки на купальнике. Причем не туго, а так, наживив. Видимо, чтоб потом развязать быстрее. При падении такой точно развяжется. А к плотине уплывет — фиг поймаешь! Самоуверенная, сучка!

— Станем вон там, на более плоской части ствола. Дальше, кто кого скинет, тот и победил.

Я усмехнулся.

— Окей, солнышко! Если ты меня сбросишь, я поверю, что ты черный пояс. А если я тебя?

Все-таки, во мне пропадал талантливый барыга.

— Как насчет стриптиза? — она усмехнулась, ловя искры интереса в моих глазах — Ты, я, и я танцую для тебя…. — концовка фразы звучала томным голосом оператора секса по телефону. В глазках прыгали бесенята… Да она же издевается! Просто издевается! Ну, пусть на себя пеняет, купальник ее у плотины ловить не буду!

Я встал и направился по стволу к ней с вполне определенным твердым намерением….

…И очнулся от ухода моего тела под воду. Причем, с головой. Причем, вверх тормашками. Причем неожиданно… И заметить ничего не успел, не то, чтоб почувствовать! А она стояла там же, на стволе, руки уже ослабляли завязки купальника…

…Был, конечно, и один плюс: компания на берегу уже не пялилась на нас так. Все старательно делали вид, что все в норме, так, как и должно быть. Несмотря на то, что после пятого моего картинного «ныряния» Настя в цвет сняла верх купальника и загорала, как в Ницце или Барселоне. Хотя, конечно, подглядывали, но это уже по-тихому, тайком…

Об этом и думал я, стоя перед зеркалом и намыливая щеки пеной для бритья. Какая девчонка! Нет, какая все же девчонка! Хотя, стерва та еще! Мимо проходила бабушка.

— Что, герой, во сколько заявишься? Опять тебя не ждать?

— Не, ба, не жди. Мы сегодня с прикольными девчонками познакомились. С Парижа.

— Это ж вы их туда по ночи провожать попретесь! Пешком небось! — бабуля была в курсе, что Макс недолюбливает машины. Не любит отвечать за машину, предпочитая отрываться по полной. Если что, говорит, всегда такси можно вызвать. Ну, а я себе на тачку еще не заработал.

— О, горюшко луковое, свалилось ты на мою голову! Когда ж уже родители приедут, чертей тебе дать?!

— Ба, да не переживай, все будет нормально. Ну, подумаешь, с фингалом приду. Не впервой!

Бабушка нахмурилась, покачала головой. Спорить со мной, а тем более держать меня, бесполезно. Уж она это лучше всех знала.

— Слышишь, герой-любовник, розетку почини. А то тебя дождешься! Одни гульки на уме! Завтра опять до обеда дрыхнуть будешь, а мне сериалы нормально посмотреть хочется.

Бабушка развернулась и пошла на кухню.

— И поешь перед уходом, не забудь! Вон, тощий какой стал. Постоянно не ужинаешь, некогда всё, видите ли! Вот родители приедут, скажут, бабка внука голодом морила…

Время было, целых полчаса. Я взял индикаторную отвертку, плоскогубцы и пошел в бабушкину комнату. По пути вышел в коридор и отрубил питание на счетчике. Стал вывинчивать розетку. Та почти вывалилась с мясом, каким-то чудом держась на месте. А ба еще умудряется в нее вилку от телевизора втыкать! Да так и током долбануть недолго!

Мои родители несколько лет назад уехали в Сургут, на заработки. Вначале отец, потом к нему поехала и мать. Я не уехал, потому что учился. (Да и не хочу я туда ехать, мне и тут хорошо. А там жутко холодно.) Меня отправили жить к бабушке. У нее старенькая трешка в центре, мне и до института отсюда проще добираться. Бабушка, вроде как, должна присматривать за мной, а я, вроде как, за бабушкой. Ба у меня женщина очень добрая, только немного ворчливая. У нас с ней так повелось, что я выполняю несколько немногочисленных требований относительно своего поведения и поддержания хозяйства (уборка, походы в магазин и на рынок и т. п.), а она не лезет ко мне в душу и не указывает, как жить, где и с кем гулять, во сколько приходить домой. Однако я обязан предоставлять подробный отчет о своих поступках и походах, коий ей ежедневно предоставляю. Поначалу ба ворчала, вздыхала, пыталась ругать меня, дескать, в ее время так себя не вели. Понимаю, тогдашняя доктрина «Нет поцелуя без любви!» хороша и благотворно сказывается на моральном климате общества, но это уже вчерашний день. Мир меняется и не наша в этом вина. Мы просто родились в это время, а не другое. И если я сейчас начну следовать старым традициям и жить по бабушкиным понятиям, для окружающих стану лузером, неудачником.

Я открутил шуруп по центру, и розетка целиком вывалилась мне в руку. Проверил наличие «гуляющего» тока. Не было. Тогда аккуратно вытащил и стал смотреть, что там с крепежами. Квартира у ба была старой, очень-очень старой, гораздо старше меня. И ни одна розетка с момента сотворения дома ни разу не менялась. С самых времен динозавров. Даже и не помню, когда последний раз видел такой раритет! Положил рядом нормальную «Евро» и стал откручивать провода.

Не помню, как это произошло, настолько неожиданно всё случилось. Просто вдруг резко и неприятно тряхнуло. Ощущение, будто ударился локтем об угол, только сразу всем телом. Говорят, что при ударе током искры сыпятся из глаз. Никаких искр не заметил. Может, это искры неправильные, а может я неправильный?

На прощание стена помахала мне рукой, а пол очень невежливо саданул по щеке.

— Ты чего, совсем дура?!

— Сама ты дура!

— Ты что делаешь, гадина! Ты же убить его могла!

— Не могла. Я только пошутить чуть-чуть хотела. Са-а-амую малость.

— Шуточки! Ничего себе шуточки! А если б я не успела? Давно у Хозяина на ковре была?!

— Да куда б ты делась! Ты его прикрываешь, вот и прикрывай!

— Да я тебя сейчас к Судье потащу, за нарушение Договора!

— Слышь, чайник, не кипятись! Я ж не специально. Ну, откуда я могла знать, что на него электричество так действует? Его должно было легонько шандарахнуть и отбросить в сторону! Чтоб посмеяться!

— В сторону отбросить! Послал же Шеф напарницу! Физику учить надо! Только и умеешь, что кувшины алкашам подавать, да в тряпки наряжаться.

— Слышь, курица, на себя смотри, во что сама одета! В мое время еще физики никакой не было!

— Так потом бы выучила. У тебя, коровы, четыреста лет было!

— Почти четыреста. А за корову ответишь! Курица безмозглая!

— Да, ты права, корова доброе и умное животное. Извиняюсь за принесенное коровам оскорбление, сравнив их с таким существом, как ты. Ты, пожалуй, коза. А что, рога, хвост, копыта…

Раздалось злое шипение

— Где ты у меня копыта видишь?

— Ой, извини! Наверное, со зрением плохо стало. Надо себе очки заказать!

— Ты, покемон ходячий, да я тебя…

— Тихо! Кончай базар разводить! Клиент в себя приходит…

Вначале было слово. Одно. Затем слов стало больше. Еще больше! И еще больше! И совсем много… И они всё надвигались, надвигались и надвигались!..

И только после появился звук…

— Мишенька, внучек, что с тобой, ты жив?!

— Дыхание в норме. Пульс в норме — спокойный сосредоточенный голос дяди Вани, соседа по площадке — Марья Ильинична, успокойся, с ним все в порядке, жить будет.

— Да что же это!.. Да как же это я, дура старая, ребенка на смерть послала! Далась она мне, эта розетка треклятая! — бабушка была в истерике. Худшее из всего, что могло случиться.

Я попытался открыть глаза. Веки были пудовые.

— Ильинична, а ну, цыц! Хорош панику наводить! Вон он, твой герой. В себя приходит. Настоящий казак! Такого абы каким електричеством не убьешь! Наш человек!

Дядя Ваня был потомственным казаком в энном поколении. И детей своих воспитывал так же, как его воспитывали отец и дед. В умеренности, строгости и любви к Родине. С детства прививал им чувство ответственности. Сам в свое время прошел Афган. Старший сын погиб в первую чеченскую, в тот роковой штурм Грозного. Младший тоже пошел в армию и тоже воевал в Чечне, но уже во вторую. Остался на сверхсрочную. Сейчас, вроде, снова собирается продлевать контракт. В общем, дядя Ваня мужик нормальный, и первую помощь лучше него даже скорая не окажет.

— Цыц, Ильинична! Кому говорю! Ты чего причитаешь? Беду накликать на пацана хочешь?! Сказал же, живой! Ничего с ним не случилось! Иди, вон, дверь открывай, скорая приехала. Странно, еще и часа не прошло?

Я улыбнулся, попытался подняться и присесть. Слабость медленно, но уходила. Подташнивало только. Да. Скорая у нас приезжает обычно «вовремя», но, похоже, для моей скромной персоны сегодня решили сделать исключение.

— Очнулся, казак?! Все нормально?

— Ага. Бабушку успокойте, а то она сильно нервничать будет.

— От, это я понимаю, мужчина! — усатая физиономия дяди Вани расплылась в довольной ухмылке. Видимо, сегодня я завоевал уважение этого грубого бессердечного, но честного человека.

— Руки ноги целы, двигаться можешь?

— Могу — Я пошевелил пальцами на руках и ногах. — Я ж не с четвертого этажа упал. Просто током слегка стукнуло.

— Напугал ты нас, братец! От просто сознание не теряют. Меня самого раз пять било. Искры из глаз летели, дышалось потом трудно, но сознание ни разу не терял.

Я попытался сесть. Тошнота подступила к горлу, но я поборол ее. В комнату вошел врач: высокий худой молодой парень, чем-то смахивающий на ходячий скелет, ненамного старше меня. За ним в комнату семенила бабушка, что-то объясняя на ходу. Прям за бабушкой, облокотившись о дверной косяк, стояла молодая рыжеволосая девчушка лет пятнадцати. Передо мной на корточках сидел дядя Ваня, высокий усатый тип крепкого телосложения, в домашнем халате и тапочках. Слева от него, в углу комнаты, стояла высокая молодая голая черноволосая женщина, чертами лица напоминающая итальянку или испанку. СТОП!

ГОЛАЯ?

Взгляд вернулся к незнакомке. Высокая, угольно смоляные волосы, огромные черные глазищи. Нет, ну точно испанка! Или латиноамериканка. Таких в сериалах показывают. И притом красивая латиноамериканка! Тех уродищ, которых бразильцы, бедные люди, живущие на краю света наивно снимают в фильмах, выдавая за красавиц, даже в один ряд поставить нельзя! Но главное заключалось не в этом. Главное то, что незнакомка была абсолютно без одежды!!!

Так, так! Бабушка совершенно не приемлет срама, тем более в собственной квартире. А эта стоит себе, и ничего? Что же происходит?

Я поймал себя, что открыто пялюсь на ее тело. Смугловатая загорелая кожа. Большая высокая грудь. Стройная талия. Не моделька современных параметров, 90-60-90. Зрелая природная красота! Немного полнее наших худосочных подиумных див… Зато определенно есть за что держаться и чему колыхаться. Ноги длинные, ровные. Идеальные! С удовольствием полежал бы с такой в кроватке!

— … чувствуешь?

— Что? — не понял я. Врач вывел из ступора, вызванного созерцанием женских прелестей.

— Как себя чувствуешь?

— Нормально! — и тут до меня дошло, что будь это хоть трижды президент международного благотворительного фонда борьбы с неисправными розетками, она по определению не может быть голой!

— Голова кружится, тошнит?

— Не, все нормально. Уже нет.

Врач достал тонометр и начал мерить давление. Бабушка в углу тихонько причитала, шепча под нос всякую ерунду. Сосед присел на диван и наблюдал за действиями доктора. Создавалось впечатление, что незнакомку никто не видит. Та стояла молча, уперев руки в бока, и оглядывала меня внимательным взглядом опытного доктора, ставящего диагноз лишь по цвету языка пациента.

— Гагарин. Завтра в космос можешь лететь! — врач выпустил воздух из рукава.

— Доктор, точно ничего страшного?

— Ильинична, сколько тебе говорить, все нормально с твоим пацаном. Мужик он, аль кто?

— А вы лучше выпейте валерьянки. А электрик ваш пусть полежит до завтра. — и врач поднялся, собираясь уходить.

— Спасибо, доктор, — бабушка попыталась сунуть в руки стольник.

— Не, не, не! Вы что! — улыбка на лице молодого врача говорила об обратном.

— Это за беспокойство, возьми, сынок… — пацаненок расстегнул халат и показал на карман рубашки. В руки не берет, засранец! Значит, и совесть чиста. Бабушка торопливо сунула купюру, куда было указано, и они направились к двери. Девочка в красном осталась стоять там же, прислонившись к косяку, только отстранилась слегка, пропуская идущую процессию.

— Дядь Вань, а кто эта женщина — указал на обнаженную, понимая абсурдность ситуации. — И та девочка у двери?

Дядя Ваня затряс головой по сторонам.

— Э, малец! Шибануло ж тебя! Какая женщина, какая девочка? Тут только ты, я, да бабка доктора провожает.

На двоих незнакомок, которых я видел так же четко, как и соседа, мой вопрос оказал эффект разорвавшийся бомбы. Они переглянулись и уставились на меня.

— Да вот эта женщина. Голая…

Да, я уже сообразил, что гоню. Но слово вылетело.

В глазах незнакомки прочел растерянность, девочки — страх. Они продолжали стоять, явно ожидая разворота событий.

— Голая, говоришь? — Сосед задумался, почесал затылок — Тогда это глюк. Хорошо, что голая. Плохо, что глюк! Вот, что, малец, ложись-ка ты сейчас спать. До завтра все глюки выветрятся. — Он заговорчески подмигнул мне — Только бабке не говори, она и так тут в истерике была. Я уже корвалол ей капал. Скажи спасибо, что жив остался, а глюки всякие, бабы там голые, пройдут.

Дожился! Как бы меня такими темпами в дом с желтыми стенами не отправили! Да, знатно шибануло! Но я же хорошо соображаю, совершенно контролирую себя. Только слабость небольшая. А может, все шизики считают себя нормальными? Нормальный такой чувак, отлично соображает, вдруг какие-то уроды в психушку сажают? К Наполеону и Прокурору?

Но замаячила еще одна нехорошая перспектива. Допустить ее я тоже не мог, хотя самочувствие резко противилось.

— Меня друг с девчонками ждет.

— Сегодня гулянка отменяется. Дуй в свою комнату и ложись. Тут и так такое творилось! Так что давай, ради бабки. Ильиничну беру на себя, сам успокою. И розетку эту долбанную сам починю. Идти можешь?

Я попытался встать.

— Я ж все проверил! Тока не было!

— Бывает! — со знанием дела ответил сосед. Помог подняться. Слабость еще была, но тошнота и головокружение остались позади. Идти, по крайней мере, я мог. Доковылял до кровати, присел.

— Дядь Вань, дайте телефон, пожалуйста — кивнул на трубу, лежащую на тумбочке. В комнату вошла ба.

— Ну, как ты, дитятко?

— Бабушка, я уже не маленький. Со мной все в порядке!

— Как же, родители приедут, скажут, угробила внука, старая! — Больше всего на свете ба боялась, что скажут о ней мои родители. Она хорошо воспитывала меня, я почти что, вырос у нее на руках, но, почему-то их критики боялась по любому вопросу. Хотя, во многих вещах была компетентнее, мудрее и опытнее!

— Я пока лягу, полежу, потом может, в «Линейку» порублюсь. А вы с дядь Ваней посидите, чайку попейте. Гулять сегодня не пойду.

— Куда ж тебе гулять, горе ты луковое! Отдыхай, мы, если что, тут рядом — они с соседом вышли. Дядя Ваня подмигнул мне напоследок и кинул телефон.

Я был абсолютно не согласен с бабулей. Гулять можно было и нужно. Минут пятнадцать, и буду в состоянии джигу танцевать. Но бабулю расстраивать не хотелось.

Голая незнакомка материализовалась из ниоткуда прямо возле двери. Стояла, смотрела на меня, словно просвечивая глазами насквозь. Через секунду так же из ниоткуда сбоку появилась девочка в коротком красном платье и уселась на компьютерный стол, тоже глядя на меня. В воздухе повисло напряжение.

— Чё уставились? Я вам что, телевизор?

Никакой реакции. Они продолжали молча сжирать меня глазами. Я воспользовался паузой и повнимательнее к ним присмотрелся.

Девочке, сидящей рядом с клавиатурой моего «Атлона» на вид было лет пятнадцать. Ну, может шестнадцать. У нее были густые шикарные натуральные рыжие волосы, падающие на плечи. Небольшие, немного узкие голубые глаза, в которых читался отнюдь не детский жизненный опыт. Густые темные брови и длинные ресницы, придающие лицу еще большую не детскую выразительность. Пухленькие аппетитные губки, не накрашенные, но весьма и весьма привлекательные. На ней вообще был минимум косметики, и складывалось впечатление, что та ей совсем не нужна. Обтягивающее красное платье неизвестного мне блескучего покроя подчеркивало чуть пухленькую, вполне женскую сексапильную фигурку. Особенно две небольшие, но уверенные выпуклости. Со стола вниз свисали ровные ухоженные фотомодельные ножки. Такой модный тинэйджер, не простая девочка! По опыту могу сказать, такие знают, что хотят и чего стоят. Пантера!

Пантера смотрела на меня глубокими ясными глазками и молчала. Ее напарница в позе античной статуи взирала на меня от двери.

«Напарница»? Я вспомнил разговор, который почудился, пока был в отключке. Бред! Бредятина! Не может такого быть! Но отчего же так четко помню его?

— Это вы ругались, когда я был без сознания?

По лицу голубоглазой девочки пробежала тень обреченности.

— Слышь, курица! А он, реально, нас не только видит, но и слышит. Даже в отключке. По-моему, мы нефигово с тобой встряли!

Точно. Тот же голос. Чертовщина какая-то!..

— Кто вы?

— Да, нет, это ТЫ встряла, моя милая! Попала по полной программе! Как здесь говорят, по самые Нидерланды!

— Хм. Ты тоже не очень-то расслабляйся.

— У меня мазь есть хорошая, раны заживлять и новую кожу наращивать. Вместо медленно живьем содранной. Могу дать, по дружбе. — нудистка сложила руки перед грудью и ехидно улыбнулась.

— Засунь ее себе в одно место! Могу поточнее указать, какое! От тебя, пернатая, мне ничего не надо!..

Дамы, заговорив, продолжили выяснять отношения, не обращая на вашего покорного слугу ни малейшего внимания

— Я его не слышу. Совсем. Чувствую, но не слышу! Так, что подумай лучше о мази. Могу еще крем от ожогов предложить. Хороший, последняя разработка!

— Уважаемые! Я, конечно, понимаю, вам надо срочно пообщаться, жизненно важно! Я бы не хотел вас отвлекать от этого, несомненно, важного дела, но все же, не могли бы вы быть так любезны и соблаговолить объяснить мне, какого черта здесь происходит?

Замолчали.

— У черта спрашиваешь, черт тебе пусть и объясняет! — голая кивнула в сторону моего компьютера…

Ну и денек! Одни ненормальные кругом!

— Девочка, прости, не знаю, как тебя зовут, но может быть, ты прояснишь мне ситуацию?

Девочка одарила меня плотоядной улыбкой.

— Что тебе сказать, мой хороший? — сладко пропела она и посмотрела, как удав на кролика. Девочка, чтоб ее!..

— Для начала, кто вы такие и что здесь делаете? — я улыбнулся ей в ответ своей улыбкой заядлого донжуана, от которой млеют и сдаются самые неприступные крепости. Ну, кроме Вики, конечно, но не будем о грустном. У девочки в глазах мелькнула веселая искра. Определенно, если б я встретил ее на улице, и она была б постарше, домой бы пришла очень, очень поздно.

— И почему твоя подруга без одежды?

— Это сложные вопросы. Я даже не знаю, как на них ответить. — она картинно подняла глаза к небу — Подруга голая потому, что ей так нравится. Считает, что это эстетично.

— Давай, не будем про эстетичность — донесся голос от двери. Нудистка так и стояла, не меняя позы, руки перед грудью.

— Тело прекрасно само по себе. Любое тело. Одежда портит природную красоту. Если бы Творец хотел, чтоб мы не показывали его, он дал бы нам одежду сам.

Натуралистка. Фанатик. Все ясно.

— А зимой вам не холодно?

— Мне вообще никогда не холодно.

— Закаленная. Понятно. — Незнакомка поморщилась, но отвечать посчитала ниже своего достоинства. — А почему вас, кроме меня, никто не видит?

— Да и ты нас видеть, в принципе, не должен.

— Да, поэтому мы и сами не знаем, что произошло и почему ты нас видишь. И не можем ничего объяснить. — добавила девочка.

— Да, кто же вы, наконец?

Молчание. Обе гостьи потупились.

— Наверное, вы призраки. Я читал, что иногда, после удара током, люди начинают видеть призраков. И разговаривать с ними. Вы призраки, живущие в нашем доме! Точно! А вы домовые или квартирные? Какая у вас там классификация?

— Да, такие случаи, как ты говоришь, бывают. И они не редкость. — начала просвещать девочка — Этих людей называют Видящими. Вы считаете их сумасшедшими и сажаете в психушки. Работала я с одним таким… — она вздохнула.

— Так я тоже стал видящим? И меня могут посадить в психушку?

— И да, и нет — ответила нудистка. Нет, ты не видящий и мы не призраки. А да, тебя действительно могут посадить в психушку.

— Спасибо, обрадовали — я нервно сжал руки в замок.

Не было печали! Назаренко Михаил Евгеньевич, пациент здания с желтыми стенами!

— И что мне теперь делать?

— Если б мы знали! — вздохнула незнакомка. — Но думаю, это у тебя надолго.

— Спасибо за оптимизм. Но вы не ответили на мой вопрос.

Девочка опять вздохнула.

— Если б мы знали, почему ты нас видишь! Видящие становятся видящими, когда у них в голове, как бы… ну… отмирает часть мозга. Тогда тело, для компенсации отключенной зоны, включает закрытую резервную. Которая в Тени.

— В тени чего? — не понял я.

— Да ничего. Просто в Тени. Все призраки и духи находятся в Тени. И все высшие существа, когда приходят в Мир, попадают в Тень. А в Реале могут находиться только смертные. Живые то есть.

— Тень и Реал, это разные стороны вашего Мира — добавила для ясности нудистка. Тиннейджер продолжила

— Так вот, видящие теряют часть сознания и не могут соображать так, как раньше. Плюс постшоковое состояние от осознания того, что видишь духов и призраков.

— Поэтому вы считаете их сумасшедшими, причем не зря, так оно и есть. А ты абсолютно нормальный. Она тебя просветила. — кивок в сторону нудистки — Твой мозг в порядке.

— А призраков я смогу увидеть?

— Как увидишь, скажешь нам. Мы тебе ответим. — и довольно ухмыльнулась.

— Слушайте, не надо только ехидничать и выделываться. Кто вы такие? — распалился я. Не люблю, когда меня за идиота держат. — У меня сейчас крыша поедет от всей этой фигни! Я, как пострадавшее лицо, требую информации! Если я нормальный, почему вижу вас? И откуда ты знаешь, что я действительно нормальный? — обратился я к нудистке.

— Мишенька, с кем это ты там разговариваешь — вошла в комнату бабушка.

— Да, я по телефону, ба! — соврал я не краснея. В психушку не хотелось.

— Если что-то надо, говори, мы тут с Иван Иванычем чай пьем.

— Хорошо, ба. Мне еще надо знакомым позвонить.

Бабушка ушла, закрыв дверь.

— Ну?

Незнакомка вздохнула, подошла и села ко мне на кровать. От ее тела пахло какими-то классными духами, каких я раньше не встречал. Там был аромат мяты, меда, каких-то цветов. Длинные смоляные локоны каскадом опустились на плечи и грудь, слегка прикрыв последнюю и сделав еще аппетитнее. Незнакомка, казалось, абсолютно не замечает мои плотоядные взгляды на своё тело. Ей было абсолютно по барабану, в отличие от девочки, игриво поджимавшей коленки и как бы непроизвольно поправляющей платье, когда я на нее смотрю.

— Ты абсолютно нормален. Вот эта дрянь — она указала та тинэйджерку — которую Шеф отрядил мне в напарнички, видимо, за все мои жизненные прегрешения, решила над тобой подшутить, и пустила ток по цепи, когда ты занимался розеткой. — Девочка виновато улыбнулась. Раскаянием от улыбки и не пахло — Поэтому я вмешалась и спасла тебя. Ты должен был просто отключиться на несколько минут. Без последствий.

— Весело!

— Эта курица первый раз на деле. Как обычно, небось, что-то напутала! — съязвила тинэйджер.

Как обычно? Значит, такая лажа не первый раз?

Живет себе чел, ни о чем не думает. Только всякая ерунда с ним случается периодически! А это, оказывается, две подруги развлекаются! Из этой, как ее, Тени! Два духа-призрака! А он все думает, отчего с ним такая телега?

— Ничего я не напутала. Правильно сделала. Как по учебнику!

— Ой-ёй-ёй, в кои то веки наша курочка сработала по учебнику!

— Не выделывайся. Лучше подумай, как Хозяин тебе кожу со спины будет пускать себе на ремешок.

— Дамы, дамы, хватит! Я понял насчет себя, видящих — шизофреников, тень, духов и призраков. А кто же вы?

Дамы обе потупились, изучая глазами узоры паласа.

— Вы что, мои ангелы? — я почувствовал головокружение и тошноту, но уже не от удара током.

— Ну, можно сказать и так — усмехнулась девочка. Только не совсем ангелы и не совсем все. Но совсем твои.

— Мы находимся не в Тени, а гораздо глубже. В тебе самом. Поэтому никто из смертных не может нас видеть. Особенно ты. — закончила нудистка

Тут мне вновь заплохело. Очередной резкий приступ головной боли, я схватился за спинку кровати. Воздуха не хватало. Земля, в виде окна, шкафа и пола безбожно вращалась. Наконец, через минуты две, отпустило. Я вновь посмотрел на своих гостий. Что-то было в них не так.

Это было похоже на небывалый эффект наложения. Будто, работаю в фотошопе и рассматриваю две картинки, слоями наложенные друг на друга. Только каждую по отдельности. Осталось только наложить, представить их, наложенными…

На столе, свесив аппетитные ножки, по-прежнему сидела пятнадцатилетняя девчушка в коротком искрящемся платье. Только теперь она показалась гораздо красивее! Огненно-рыжие волосы приобрели небывало-насыщенный пламенный оттенок. Глубокий гипнотизирующий взгляд, от которого трудно оторвать глаза, и ярко горящая розовым светом звездочка прямо в центре лба. Скорее не звездочка, а пентаграмка. В довершении образа небольшие белые рожки на лбу, удерживающие челку на огненной голове. За спиной на мониторе лежал оранжевый хвостик с кисточкой, на конце искусно заплетенный в небольшую молнию золотой булавкой. Существо, поскольку девочкой назвать ее язык уже не поворачивался, мотыляло кисточкой из стороны в сторону, в такт покачивания ногам, обутым в искрящиеся и переливающиеся в солнечном свете серебряные башмачки. А за спиной, на уровне лопаток, виднелись маленькие красные прозрачные крылышки, еле заметные, как будто расплывающиеся.

Это существо сидело на моей клавиатуре, но сквозь нее я видел, что ни одна кнопка не была нажата. Вообще, клава была в другой картинке, которую нельзя было наложить на картинку с «девочкой». «Тинэйджер» махала ногами и эротично улыбалась. Теперь же, после наложения, от ее улыбки продирал мороз, хотелось забиться в дальнюю нору или прыгнуть с моста в реку. Меня жутко зазнобило, и я повернулся к незнакомке.

В облике последней ничего не изменилось, кроме… Огромных кремовых крыльев за спиной, похожих на птичьи. Скорее лебединые. Только по два метра в размахе. И еще, этот запах, исходящий от нее… Он сводил с ума! Я вдруг осознал, что готов вдыхать и вдыхать его до бесконечности! Непроизвольно наклонился и уткнулся незнакомке лицом в ее роскошную латиноамериканскую грудь. Себя в тот момент чувствовать перестал. Дрожь и озноб, появившиеся, когда смотрел на девочку куда-то испарились. Да и как они могут быть рядом с таким прекрасным существом? С такой божественной, неземной красотой?

Я поплыл. Рядом что-то кричала «девочка», но мне было все равно. Только бы вдыхать этот запах! Только бы прикоснуться к этой красоте руками!..

— … не защищен!

— Он прошел инициацию. Сам!

— Эльвира, стерва, помогай, не справляюсь!

— Дал же Хозяин напарни…

Затем, что-то прохладное и теплое одновременно коснулось моего лба. И я опять провалился. В спокойный здоровый сон.

Македония, Фессалоники, 1031 год от основания Рима

Яркое летнее солнце освещало город. На небе не было ни облачка. Жар плавил песок и камни, черепицу крыш. По крайней мере, людям, изнывающим от зноя, казалось именно так. Только беззаботные птицы весело резвились в воздухе. С моря дул свежий ветерок, спасая изнемогающих горожан от перегрева, даря небольшой намек на прохладу. Но беззаботными, как оказалось, были не только птицы. Городские мальчишки с палками наперевес гонялись друг за другом, играя в игру, в которую играют все мальчишки всего мира, независимо от нации и веры.

— Я легионер!

— Нет, я легионер!

— Ты не легионер, ты галл! Это я легионер!

— Нет я! У тебя должен быть лук!

— Не должен! У меня меч! И два пилума!

— А у меня копье!

— А с копьями дерутся только трусливые галлы!

— Сам ты галл! И сам ты трусливый! А я легионер! И я тебя буду убивать!

— Ты галл, грязный вонючий галл! Первая когорта, за мной! — и «легионер» замахнулся «мечом». Ожидавшая окончания «дележки» на «своих» и «чужих» толпа заревела и бросилась друг на друга, размахивая деревяшками.

Тах, тах, бах — глухие звуки ударов «мечей» и «копий» слышны были, наверное, в самом порту. Затем стайка мальчишек заревела еще громче и организованным беспорядком помчалась дальше. Видимо, выяснять, кто же из них все-таки легионеры, а кто галлы. В общем, «война» в самом разгаре.

Эх, дети, дети! Если б вы знали, как взрослые устали от того, во что вы с таким самозабвением играете! Как надоела империи эта война! Бесконечная! Ни конца, ни края ей нет! Как злой рок висит над страной. Будто кресло на троне проклято, и вот уже пятьдесят лет любой, садящийся в него обречен. А с ним обречена и вся Империя…

Высокий светловолосый человек со шрамом на щеке, в котором по внешности легко было узнать выходца из иллирийских племен, поежился и тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли.

— Пошли. Нас ждут.

Воины тронулись, взяв командира в неплотное кольцо.

Да, солнце стояло высоко, было довольно жарко. Впрочем, здесь, в Средиземноморье, так почти круглый год. Сколько лет он уже здесь, а все никак не привыкнет. Само солнце тут не такое, будто заколдованное! Совсем не то, что в родной Британии… Там оно светит мягко, ласково, как нежная рабыня. А здесь колючее, жесткое, словно стерва-жена!

Однако он засмотрелся, отвлекся, а надо работать. Не за то ему платят, чтоб тут «прохлаждаться», на солнышко смотреть.

Амвросий поднял голову, и как оказалось вовремя. По улице не спеша поднимались воины. Конечно, все были переодеты в гражданское, вместо мечей у поясов небольшие кинжалы. Но Амвросий не один десяток лет жил в приграничных канабах. Можно сказать, всю Дунайскую границу изъездил. Уж он-то знает, какой взгляд у матерых волков. Прожженных ветеранов, прошедших не один десяток битв. Да и походка. Идут легко, бесшумно, размеренно, слажено. Как в строю…. Вроде далеко друг от друга, а каждого товарища локтем чувствуют. И если что — ударят все вместе, разом…

— Эй, Дионисий, подь сюды!

Пацаненок, копавшийся в куче хлама у трактира напротив резво подбежал.

— Да, дядь Амвросий!

Старик кинул ему монетку.

— Быстро в «Три барана», скажешь, Титу, товар доставили, везут от северных ворот.

— Да дядь Амросий! — и мальчишка дал стрекоча в направлении порта. Он всегда с удовольствием выполнял мелкие поручения старика, какими бы странными те ни были. Потому, что тот не жмотился и хорошо спонсировал подобный труд. Хотя иногда поручения были мягко говоря странными. Вот и сейчас — какой груз, какой товар, если по улице не ехало ни одной повозки? Но это уже не его, Дионисия дело. На сытный ужин он сегодня заработал…

Вывеска была не броской, не размалеванной местными умельцами, дабы привлечь поболее клиентов. Она даже не была большой. Так, простая серая неказистая табличка на двери.

— Командир, не нравится мне здесь! — Марк, самый молодой из бойцов, поежился и вопросительно огляделся.

Он привык доверять интуиции Марка. Этот галл прошел с ним не одну битву, его природное чутье всегда спасало от самых неведомых опасностей. И если он говорил: «Не нравится!», то воины обычно сразу обнажали мечи и накладывали стрелы на тетиву.

Но сейчас у них нет оружия. Как он смог уговорить их взять только кинжалы? Ох, видно все-таки зря! И самострел хороший тоже бы не помешал. Но все, отступать поздно, уже пришли. Он не уйдет вот так, просто развернувшись, какая бы опасность не ждала внутри. Честь и гордость не позволит.

— Двое, — донесся слева голос Секста Одноглазого. — Один от ворот идет следом. Дело свое знает, профи.

— Второй? — спросил командир, не поворачивая головы.

— Торчит на противоположном конце улицы. Дрова выгружает. Взгляд, заинтересованный не в меру.

— Трое, — подумав немного, ответил командир. — Под окном через улицу нищий. Тоже не просто так сидит.

— Но как? — открыл рот в немом восхищении апулиец. — Я не заметил!

— Учись, Секст, учись. Пока молодой. Проживешь с мое — и ты сможешь. — командир улыбнулся. — Должен будешь мочь…

— На первый взгляд все без оружия…

— Это так кажется. Эта тройка стоит половины центурии. Во всяком случае, я поменял бы их именно в таком соотношении. Пошли, хватит стоять.

Воины не привыкли спорить. Приказ идти — значит идем. Даже если идем в ловушку…

Их было шестеро. Человек со шрамом и пятеро телохранителей. На первый взгляд все почти без оружия, но старик знал, на что способны эти люди даже голыми руками. Именно поэтому, чтоб никого не провоцировать — характер у варваров слишком буйный, несмотря на сотни лет владычества Рима — охрана заведения была отослана, все оружие убрано.

Воины, не спеша, вошли внутрь, расселись за столиками у противоположных стен. Лицом к выходу, спиной к стенам, охватывая взором всю территорию, таким образом, чтоб в любой момент быть в зоне досягаемости командира, севшего за столик в центре. Служанки-рабыни тут же кинулись к бравым воякам принимать заказы. Отставной ветеран Тит по прозвищу Мордобой, хозяин заведения, довольно улыбнулся за своей стойкой. Старик улыбнулся в ответ. Сработало! Клиент клюнул!

В зале было почти пусто. Только два крепко датых мужика с эмблемой курии камнетесов «догонялись» на лавке у окна, весело потягивая дешевое кислое вино и негромко споря. Рослый плечистый прилично одетый здоровяк, очевидно, управляющий какой-нибудь окрестной виллы, плотно завтракал у дальней стены. Древний старец не спеша пережевывал неаппетитную бурду за столом в углу. Старый, трухлявый, пальцем ткни — рассыплется. Да чернокожий возница с ошейником на шее и кнутом за поясом с блаженной улыбкой на лице медленно отхлебывал из своей кружки, видимо, растягивая удовольствие. Хороший раб пьет хорошее вино.

Ребята вынесут их в два счета. Терпимо.

На новоприбывших посетители почти не обратили внимания, продолжая заниматься своим делом. Конечно, день на дворе, чего им бояться? Мордобой и поножовщина начнутся ночью, после заката, когда уставшая от трудов праведных толпа рванет расслабляться и пропивать честно заработанное. Вот тогда любой вошедший солдат или отставной ветеран будут рассматриваться как объекты потенциальной угрозы. Или цели. Кому как. А вот хозяин командиру не понравился. Уж слишком самодовольный тип, чересчур нахальная улыбка. Да и стойка у него прочная, удар тараном выдержит. Небось, и самострел заряженный там прячет. А то и крепкий меч.

— Доброго фалернского, красавица. И мяса. — сказал он подошедшей рабыне.

— Вам какого, уважаемый господин? — ее глаза лукаво улыбнулись, стреляя в интересного, сильного и непременно богатого мужчину. Командир напрягся. Она действительно была хорошенькая, но сейчас не время думать о женщинах. Слишком многое поставлено на карту.

— Неразбавленного, моя хорошая. Неразбавленного! — он бросил напряженный взгляд, говорящий, мол, продолжения не жди.

Девушка хмуро скривила губки и удалилась. Он оглянулся. Ребята тоже заказали, но он знал, вряд ли прикоснутся к чему-нибудь.

Он тоже не собирался. И когда девушка принесла вина, хмуро отодвинул его от себя и стал ждать.

Так они и сидели, не ели, не пили, играли в гляделки с хозяином. Каменщики начали проявлять интерес к новому богатому посетителю. Приказчик расплатился и незаметно выскочил на улицу. Интересно, кто он? Имперский шпик? Если да, то узнал или нет? Или из местных, для подстраховки? Старик и негр демонстративно не реагировали ни на что, находясь на своей волне. Хозяин все так же загадочно улыбался.

Может то была утка? На живца? И теперь сюда ввалятся десятка два стражников и поволокут их к претору? А потом и к проконсулу? За связь с христианами? Вот хороший конец карьеры! А какой неожиданный! И все по собственной глупости…

— Эй, приятель! Угостишь честных ремесленников? — оторвал его голос от размышлений. Его воины сзади напряглись.

Да, в канабах бы этому простолюдину давно рыло начистили, и это в лучшем случае. Там командиров знают и уважают. Потому, как командир — это отец и бог для солдат. Даже император — нечто далекое и чуждое, не стоящее того, чтобы относиться к нему серьезно. Платит — и ладно, и хорошо. Пока платит — слушаемся. А вот если прикажет собственный командир…

А пьяная шваль — это пьяная шваль, и она должна знать свое место.

С другой стороны, они далеко от границы, в мирной Македонии. Откуда этому провинциалу разбираться в военных? Для него он всего лишь богатый всадник с охраной.

— На, пей! — протянул командир ремесленнику свой кувшин. Если там яд быстрого действия, он узнает. Но, судя по тому, что слышал об этих людях, они не будут мелочиться и так низко падать, не их стиль.

Продегустировавшие каменщики радостно замахали, давая понять, что пьют за его здоровье.

— Ай-яй-яй! Самое лучшее фалернское! Из запасов самого Тита Мордобоя! — покачал головой присевший напротив седой старик в белоснежной тоге. Контакт есть.

— Для самых почетных гостей держим! А ты его последним алкашам! Не жаль?

— Я бы все равно не пил. — равнодушно пожал плечами Диокл.

— А зря. Хорошее вино. И совершенно без яда. — старик щелкнул пальцами и сам хозяин выскочил из-за стойки с кувшином в одной руке и двумя глиняными расписанными кружками в другой. Быстро разлив содержимое гостям, также быстро и тихо исчез.

— Ну, за знакомство! — поднял кружку старик.

— За знакомство! — поддержал его Диокл, поднимая свою. Вино было на его глазах разлито в обе кружки. Затем проследил, чтоб старик выпил содержимое своей и только после этого пригубил. Да, вино и вправду великолепное.

— Только вот незадача: при знакомстве обычно узнают имена друг друга.

— Да уж! — усмехнулся старик.

— Надеюсь, мне нет нужды представляться?

— Конечно нет, легат. — Старик опять усмехнулся. — Думаю, не стоит произносить твое имя здесь. Для нашей же общей безопасности.

Диокл кивнул.

— Меня же зовут Прокопий. Прокопий из Аквилеи.

— Грек?

— У тебя предвзятое отношение к грекам?

— Нет, просто они умничают много. Выше других себя ставят.

— Это глупые греки, поверь. Мы же не считаем здесь себя глупыми, — и старик ехидно улыбнулся.

— Иначе бы меня тут не было, — подтвердил его мысль Диокл.

Наступила непродолжительная пауза, которой собеседники воспользовались, чтоб еще раз оценить фалернское старины Тита.

— Так зачем я здесь? — сразу, по-военному взял быка за рога легат. Старик опять усмехнулся.

— Узнаю варвара! Сразу к делу! Прямой, как военная дорога! Нет, чтоб посидеть, поговорить, развлечь старика…

— Да, вы, греки, любите поговорить о том, о сем, ни о чем… А может у других дела есть?

— Подождут дела. — Прокопий поставил кружку на стол и посмотрел собеседнику прямо в глаза. Диокл съежился от этого взгляда, и только усилием воли удержался, не показав слабину. Сильный грек!

— После сегодняшнего разговора все дела подождут. — Старик медленно опустил взгляд, улыбнулся и откинулся в кресле. — Конечно, если ты согласишься на наше предложение.

— Какое предложение? — спросил Диокл, поднося свой сосуд к губам.

— Стать императором, — ответил грек не мигая.

Диокл прыснул и закашлялся. Вино брызнуло в разные стороны. Старик щелкнул пальцами, и незаметный хозяин тут же побежал с тряпкой и новым кувшином в их направлении.

Прокашлявшись, легат начал подниматься

— Я думал у вас что-то серьезное. А шутки лучше всего рассказывайте в балагане, на форуме.

— Я серьезно. Сядь. — властным голосом потребовал старик. — Ты спросил прямо, я прямо тебе ответил. Что не так?

Диокл задумался. В принципе, он уже пришел сюда. И выслушает он старика, или не выслушает — если об этом узнают, ему все равно конец. Ну, ему может и нет, но его карьере… Он сел.

— Хорошо. Но с одним условием. Говорить только правду и не юлить. Вы, греки, мастера ораторского дела, в такие дебри заведете! Так что говорить четко и по существу.

— С тобой по-другому и не получится, легат.

— Договорились. Вы — христиане?

Прокопий утвердительно кивнул. Спокойно и с достоинством. Хотя, за такое признание ему грозила как минимум тюрьма. А как максимум…

— Да. Многие из нас христиане, хотя и не все. Я — христианский священник. Жрец. Ты лично имеешь что-либо против христиан?

— Лично я — нет. Если христиане не разрушают основы государства.

— Любую основу государства разрушают преступники. Вера сама по себе ничего не означает. В том, что полвека творится с империей, виноваты язычники, но я же спокойно к этому отношусь?

— Давай не будем философствовать — перебил легат. — Может, вернемся к делу?

Старик помялся, собираясь с мыслями.

— Хорошо. Но сначала скажи мне, кто правит Римом?

— Император. — не задумываясь ответил Диокл, отхлебывая прямо из кувшина.

— А кто возводит императоров на престол? И свергает?

— Сенат и народ Рима…

— Легат! Здесь все свои! — усмехнулся старик. — И я прошу тебя говорить правду, как ты только что просил меня!

Диокл тяжело вздохнул. Ох, не хотел он лезть в политику, как же сильно не хотел! Он простой честный служака, ему нет дело до императоров, до власти. Его дело — Родину защищать!

— Армия.

— А если еще честнее? Смелее, легат! Я позвал сюда смелого человека, а пока что вижу трусливую тряпку!

Подействовало. Хитрый грек умел разговаривать с варварами.

— Преторианцы. Преторианская гвардия.

— Правильно. Но гвардия только меняет императоров. А кто же тогда правит?

— Ну, это же напрашивается. Префект претория.

Старик мило улыбнулся, как улыбаются маленьким детям, слушая их наивные умозаключения.

— Мальчик мой, не все то верно, что напрашивается. У префекта претория есть власть, и не маленькая. Но не он управляет страной. Он лишь пешка, исполняющая чужие желания.

— И это не сенат, потому, что тоже напрашивается.

— Угу! — кивнул старик.

— Я бы сказал, что страной управляют деньги, то есть те группировки, которым они принадлежат, но в этом утверждении слишком много пробелов…

— Да, это так. Страна во власти военных. Каждый куриал, всадник или нобиль, даже самый могущественный, в любой момент может оказаться на плахе. Хотя такие группировки действительно есть. Группы богатых людей, имеющих общие интересы. Но это слоны, кони, ладьи, средства управления. А нам нужен ферзь.

Диокл покачал головой.

— Я не знаю. Это ведь не конкретный человек, так? Это сообщество. Тайное. Но они держат в своих руках и куриалов, и всадников, и нобилей. И префекта претория. И они подкупают солдат, когда это выгодно.

Старик опять довольно улыбнулся.

— Я не ошибся в тебе, мой мальчик. Продолжай.

— Это не нобили. Аристократия уже давно живет ничего не делая и грезя о давно забытых временах.

Старик снова кивнул.

— Это и не всадничество. Сколотить состояние сейчас можно, но, как правило, ненадолго…. До первой смены власти.

Вопрос упирается в то, как они могут всех контролировать. Интересы разных групп слишком сильно отличаются. Ни у кого нет столько благ, чтоб посулить сразу всем. И ни у кого не хватит столько денег, чтоб купить ВСЕХ… Шантаж?

Старик молча изучал лицо военного. Он за пять минут дошел до того, до чего тот доходил не один год.

— Нет, чтоб шантажировать такое количество людей, надо создать слишком громоздкую организацию. Где-нибудь она да засветится, на чем-нибудь — но обязательно погорит. А мы ничего о подобном не слышали, даже не думаем, что такое возможно.

— Так что? — теперь уже легат пристально заглянул в глаза священнику. Тот с честью выдержал, хотя тяжелый взгляд легата Диокла мало кто мог вынести из подчиненных.

— Ты назвал много версий. Любая из них может быть истиной. Задай мне один вопрос, самый важный. И сам все поймешь.

Командир задумался, отметая одну за другой рабочие гипотезы. В политику он не лез, но расстановки в Риме знал довольно неплохо. Положение обязывало. Если, конечно, он хотел оставаться легатом…

— Как они контролируют такие массы людей?

— Колдовством! — совершенно серьезно, не мигая, ответил священник. Диокл секунд пять обдумывал его слова, а затем громко, на весь трактир расхохотался. Чернокожий возница и каменщики посмотрели в их сторону с интересом, а затем невозмутимо вернулись к своим делам.

— Колдовством! Ой, не могу! Рассмешил ты меня, Прокопий из Аквилеи! Ой, рассмешил! Давно так не смеялся! — он навис над столом и угрожающе, по военному, рыкнул: — А теперь серьезно! Зачем вы меня позвали? Для чего я пёрся сюда от самой границы? Слушать этот бред? У меня в четвертой когорте гот один есть, так байки травит — заслушаешься! Вам до него — как до Индии пешком!

Старик никак не отреагировал на рык, продолжая спокойно попивать вино.

— Положи сюда руку, — указал в центр стола.

— Зачем?

— Кое-что покажу. Положи.

Легат огляделся. Его ребята сидели вдоль стен на изготовку, кинжалы под полами плащей, метательные ножи в рукавах. Если что — через секунду старик будет мертв.

— Я не настолько глуп, чтоб причинять тебе вред — словно прочел его мысли священник, буравя глазами.

Диокл положил.

— А теперь попробуй убрать.

Командир потянул руку на себя, но та не слушалась, лежала на месте. Потянул сильнее. Ноль эффекта. Он НЕ МОГ ею пошевелить!

— Ты…

— А теперь лови!

Полупустой кувшин, стоящий в центре стола резко поехал к нему, как будто подгоняемый невидимым ветром, и прыгнул в лицо. Просто, с места, сам по себе! Легат только и успел перехватить свободной рукой. После чего автоматически заглянул внутрь. За что чуть было не поплатился бровями. Из кувшина полыхнуло пламя, как будто внутри горело земляное масло.

— Колдун… — прошептал командир и попытался встать, ладонь в центре стола мешала, как будто приклеилась. Телохранители повскакивали, держа ножи и кинжалы на изготовку, рассеяно смотря на командира, не зная, что делать. Потому, как старик по-прежнему сидел, и не спеша цедил вино, не делая резких движений.

— Успокойся, мой мальчик. — рука отлипла от стола. — Присядь. Ну что, теперь поговорим?

Ошеломленный Диокл сел.

Солнце прорвалось сквозь веки и выжигало глаза. Такое же, как и на Средиземном море, в старых добрых Фессалониках, если не хуже. Я потянулся и открыл их. Пытаться спать дальше бессмысленно. К тому же, чувствовал себя совершенно выспавшимся.

Тут передо мной проплыли лица рыжей девчонки и очаровательной обнаженной латиноамериканки. Я подскочил, как ужаленный!.

— Блин, во гоню! В натуре псих!

— Ну, почему сразу псих? Просто иной!

Я обернулся на кровать, на которой только что спал. На ней лежала, раскинув волосы по подушке, вчерашняя огненно-рыжая девочка. Теперь на ней была полупрозрачная алая ночнушка с чересчур уж откровенным вырезом. Да и полупрозрачная, скажем так, тоже чересчур. У девочки были все те же ярко накрашенные обведенные черным голубые глаза, те же ярко-алые коготки и те же белые рожки. Натуральный чертенок! Причем довольно симпатичный. Я улыбнулся.

— Здрасте…

Чертенок в ответ лукаво стрельнула глазами.

— А где же твоя подруга, обнаженная индианка?

— Испанка. — она скривилась — Не знаю, где-то тут, рядом. Может, отчет пишет.

— Какой отчет?

— Ну, о вчерашних событиях. О том, что в Реале стало на одного иного больше.

— Иного? Это я что ль иной?

— Какой ты догадливый!

— А чё сразу иной? Я нормальный!

— А я и не сказала, что ты не нормальный. Ты иной, а не ненормальный.

— А, это как у Лукьяненко! Ночной дозор, выйти из сумрака! Я теперь что, колдовать могу?

Девочка весело так, по-детски, хихикнула.

— Да, в основном колдовать! Хотя, кто знает, какие у тебя способности откроются? Может и колдовать сможешь. Но вообще, тебе надо меньше фэнтези читать. Мир гораздо прозаичней! — потянула она.

— И проще — добавил я с легкой иронией.

— Нет, не проще! — оживилась девчонка — Прозаичней! А насчет простоты, пожалуй, даже сложнее… — она вздохнула — Столько всяких заморочек! Лукьяненко отдыхает! Теперь еще вот с тобой одна! — она повернулась на бок и стала гладить себя по бедру. Жест этот, конечно, предназначался мне, типа, оценить фигуру. Я оценил. Тупая озабоченная малолетка!

— А ты, как я понимаю, чёрт?

— Ну, типа того. Черт, демон, для тебя без разницы. Вообще, демон-искуситель второго ранга. Но вы называете нас всех чертями, хотя черти выполняют иную функцию.

— Какую же? — я оживился. — Грешников на сковородках жарят?

— А вот помрешь, заберу тебя к себе, тогда узнаешь! — усмехнулась она. — Хотя, ты не далек от истины…

— Спасибо, я лучше пока как-нибудь здесь перетусуюсь. Мне тут нравится. А прям сейчас искушать меня не надо! — кивнул я в сторону ее руки, гладящей бедро. — Я люблю, во-первых, настоящих девочек, в смысле живых, а во-вторых, постарше. Малолетки не в моем вкусе.

Она убрала руку, засунула под голову и повернулась на спину. Опять жестом эдакой маленькой развратницы.

— Ну, насчет живых ничего не могу сказать, — замурлыкала она, — но по возрасту я гораздо старше и тебя, и твоей бабушки и даже твоего ангела-хранителя.

— Этой латинос, что ли?

— Она испанка, ей около ста пятидесяти.

— Ай, как нехорошо выдавать возраст подруги! Вдруг обидится? А тебе сколько?

— Ай, как не вежливо спрашивать даму о возрасте! А Консуэла не обидится, она ж ангел! И мне она не подруга, а конкурентка. У нее и спроси!

— Какие мы обидчивые!

— Мы не обидчивые, нам просто скучно. Давай чем-нибудь займемся?

— В смысле? Любовью?

— Блин, да ты только о сексе и думаешь! Кролик! Кажется, мы сработаемся!! — она подмигнула. — В смысле пожрем и на гулядки сходим.

Я понял, что чего-то не догоняю.

— О! Тебе девочек хочется? Типа, чертям можно даже ориентацию менять?

— Нет, ты в натуре тупой! — вздохнула она. — Ладно, объясняю по пальцам — девочка села на кровати и стала оживленно жестикулировать.

— Ты — смертный. Типа, человек! Усек?

— Не, вообще, я думал, что я человек и есть, не типа…

— Значит усек! Хорошо. Надежда есть. У каждого смертного есть Хранитель и Искуситель.

— Это, типа… ты и нудистка.

— Какая нудистка?

— Ну, напарница твоя, Консуэла там, или как ее? Конкурентка.

— Она самая. Я тебя искушаю, она наоборот, защищает. Ангелы и демоны не принадлежат Реалу, поэтому…

— А кому принадлежат? Барселоне или Департиво? — Мне начало нравиться играть с этой маленькой дрянью. А что она дрянь не сомневался: разве хороших возьмут в черти?

— Какому Департиво? — Изумление на ее лице было настолько искренним, что я мысленно засчитал себе очко. «1:1». Играем дальше.

— Из Ла-Коруньи. А может Интеру, или Манчестеру?

— Шутник! Не хочешь, не буду ничего говорить. — она откинулась назад на подушку и сложила руки на груди в позе отчуждения.

— Эта зануда белокрылая фиг что тебе объяснит! Знаешь, какие у них там в Конторе инструкции на все случае жизни? То нельзя, это нельзя! Закачаешься! Так и будешь дурнем ходить, со всего фигеть и шарахаться, пока в дурку не отправят!

— Какой конторе? — пропустил я фразу про дурку. Про нее еще успеется.

— Ну, не знаю. В какой-нибудь… — девчонка с деловым видом отвернулась и уставилась в окно, сделав вид, что происходящее там просто суперинтересно.

— Ладно, продолжай.

— Не буду!

— Да ладно тебе!

— Не буду. И не проси.

— Ну, извини.

— Нет, я сказала!

— Да чё ты, в самом деле?

— Отстань! Ты ж у нас такой умный! Сам все знаешь…

Не было печали, кроме как уговаривать малолетнюю девочку-черта, лежащую на моей собственной постели и дующуюся на меня за какую-то фигню! Скажи кто вчера, что со мной такое будет, в лицо бы рассмеялся!

— Хорошо, я не буду тебя больше перебивать! — примирительно забормотал я. — Не хочу зависеть от милостей белокрылой курицы. Хочу, чтоб реальная девчонка мне по понятиям все разложила: где, что и почем!

Ее глаза торжествующе засверкали. Нет, хоть она и демон, а все равно девчонка— девчонкой!

— Ладно. Реал — это ваш мир, мир смертных. Мы можем здесь находиться в виде бестелесных призраков и духов. Ничего делать здесь или как-то физически на вас и на мир воздействовать не можем. Только подключаться к вашим чувствам, вашему мозгу и нашептывать вам, смертным, мысли разные.

— О суициде, например…

— Не ёрничай. И суициде тоже. Принцип ты понял.

— Так как же ты собралась идти по девочкам? Ты ж ничего им сделать не можешь? Как и они тебе. Я правильно понял?

Бесенок глубоко вздохнула и покачала головой, типа, я безнадежен. Волосы ее огненными волнами рассыпались по плечам.

— А мне вообще, ни девочки не нужны, ни мальчики. Я ж бессмертное существо! Такой фигней не страдаю! Не я пойду по девочкам, а ты. — Она улыбнулась и ткнула в меня пальчиком. — И будешь развлекаться. А я буду помогать тебе получать удовольствие. Скажу по секрету, могу подключаться к твоим чувствам и усиливать их. А могу и время продлить… Ну, время контакта фаз… — она подмигнула — Только попроси!

— Занятно! А я думал, тебе девочки нравятся… — продолжал дразнить я. Хотя, ситуация стала надоедать. Подумать только: сижу на кровати и разговариваю и чертенком, пардон, демоном искусителем второго ранга в облике сексапильной молодой девчонки в откровенной ночнушке! Сам бы себя в психушку посадил! Только шестое, внутреннее чувство говорило, что это не гон. Но ведь сумасшедшие тоже считают себя нормальными людьми?

— Да, ты еще очень глупый и наивный. С тобой будет определенно интересно!

Я встал и почапал умываться. Рыжая осталась лежать на кровати в самой эротичной позе.

Через пять минут я жарил себе яичницу на кухне. Краем глаза заметил, что моя незнакомка материализовалась сзади за столом.

— Есть будешь?

— Ты тупой? Я ж сказала, я дух!

— А чаю? У меня чай хороший, крепкий. С бергамотом! — продолжал я.

— Да, ты тупой… — деланно-огорченно вздохнула она.

— Не хочешь, так сразу и скажи! — я стал выкладывать яичницу из сковородки на тарелку. — А что значит иной?

— Не такой, как все видящие. Тот, кто видит не только духов.

— То есть, я могу видеть разные привидения, упырей, вурдалаков, вампиров…

— Упыри, вурдалаки, вампиры — твари Реала, вашего мира. Их могут видеть все. И трогать. И быть ими убитыми, кстати. А ты можешь научиться отделять их от остальных людей на расстоянии.

Не понял? Она издевается? Что, как дух, так все можно? И лапшу всякую на уши вешать добропорядочным гражданам Российской Федерации?

— Ты хочешь сказать, что они существуют? И вампиры существуют? Я, по-твоему, совсем идиот?

— Не ехидничай и не удивляйся. Тебе в ближайшее время еще многому изумиться придется. Конечно, существуют! Но их очень мало. И в каждой местности свои. Упыри у вас не водятся. А те, кто называет себя вампирами, немного не те, за кого себя выдают. Не те, кем вы привыкли их считать по своим сказкам. Они не нечисть.

— А кто водится? — Разговор становился конструктивным и жутко познавательным. Двадцать один год живу в этой местности, ни о какой нечисти слыхом не слыхивал!

— Домовые есть. Но они везде есть. Оборотни. И еще одни, не знаю, как они называются. Сам увидишь. Но они не так опасны для людей, как вы сами.

Я вздохнул и убрал тарелку в раковину. Это да. Человек самое опасное существо на планете.

— Слушай, а ад и рай есть?

— А то! Сидела б я здесь, чаи с тобой гоняла, если б их не было! Конечно есть!

— Дай угадаю — начал я новый виток беседы, накладывая сахар в кофе — твоя задача утащить меня в ад.

— Какой ты догадливый! Аж зло берет! Ты, наверное, знал, знал..!

— А там плохо?

— Смотря, сколько нагрешишь. Наказание идет конкретное, по количеству и степени грехов.

— Ты там была?

— Пару раз. По работе. — Девочка ехидно улыбнулась — Тебе там понравится!

— Да, я, вроде, туда не собираюсь. — пожал плечами я.

— А тебя никто спрашивать не будет. Упекут лет на пятьсот, будешь знать, как грешить!

— А что через пятьсот? В рай отправят?

— Размечтался! В рай кого попало не берут! Могут позволить переродиться. Здесь, в Реале.

— О, риенкарнация! Так индусы не сильно ошибаются в своей религии? — наливал я воду из чайника

— А ты думал! И индусы, и все остальные народы — части Реала. Только ни одна религия до конца не раскрывает смертным истины. Но каждая в чистом виде дает перечень заповедей и грехов, которые являются критериями, по которым вас судят.

— А рай? Что там?

— Не знаю, не была. У этой сороки крылатой спросишь. Но мне кажется — скукотень полнейшая! Всеобщая вечная Любовь. Групповуха, короче.

— Групповуха? — я заинтересовался. — А говоришь скукотень!

— А ты попробуй каждый день групповуху! — она скривила кислую мину.

Я допивал кофе. Беседовать с демоном оказалось очень интересно и увлекательно. Столько познавательной информации! Самые продуктивные пять минут моей жизни! Интересно, что из всего этого правда?

— Всё! — улыбнулась бесенок.

— О, так мы еще и мысли умеем читать!

— Конечно! — вторила она мне тем же тоном научного работника. — Мы же часть вас! Хотя не всегда. Но ваши мысли у вас на лице написаны, монсеньор!

— А зачем ты мне все это рассказала? Про ад, про грехи? Я вот возьму и грешить перестану!

— Куда ты денешься! Будешь, как миленький! — и она в цвет рассмеялась мне в лицо. Мне это не понравилось. Она откровенно издевалась. Маленькая рыжая дрянь! Я протянул руки, собираясь за что-нибудь ее схватить, но руки прошли насквозь.

— Какой ты глупый и забавный! — материализовалась она уже на другом стуле, рядом. — Я ж сказала, мы не принадлежим этому миру. И ни мы в нем, и никто из него на нас не может оказывать воздействия. — Она прекратила смеяться и улыбнулась. Искренней обезоруживающей улыбкой. — Пошли?

— Куда?

— Тебе виднее. Хочешь, Вику цеплять, она ж тебе нравится? Я помогу. Хочешь, по городу поброди, привидения посмотри. Каникулы на дворе. Ты ж теперь иной, развлекайся!

В ее декольте виднелась уже не детская выпуклость. Против своей воли, просто, как нормальный мужик, я засмотрелся. Чертенок скромно потупилась и так скромно поправила ночнушку. Только результат оказался обратным: прелести оказались почти не прикрыты. Против воли я ощутил желание.

— Ай-яй-яй! А говорил, грешить не буду! А мыслишки-то вон какие! — она чмокнула губами и подмигнула: — Сладенький!

Что делать! Работа у девчонки такая!

— Слушай, искуситель хренов, а имя у тебя имеется? У напарницы вон твоей есть, Консуэла…

— Эльвира. Можно Элла. Лучше Элли… — и протянула мне через стол руку.

Тоже мне, шутница…

Красные зареванные глаза, круги под глазами, усталое изможденное лицо…

— Господи, прости меня! — зашептала она. — Дай мне сил, терпения и твердости духа пройти свой путь, донести свой крест! Осени меня перстом своим, не дай упасть и сломиться… Отче наш, иже еси на небеси…

Макс поднялся и вышел на кухню. Настя уже встала, Ленка еще не проснулась. Ванная была закрыта, оттуда слышался шум воды. Значит Настя в душе. Поставил чайник и закурил сигарету.

Миха сволочь! Последняя сволочь! Даже не позвонил! И трубку не брал! Дома у него тоже никто к аппарату не подходил. Не, во гад, а?

Он вчера, как и договаривались, ждал этого олуха царя небесного, вместе с подругами. Тремя. Допоздна. Гулял-развлекал их, из кожи вон лез. Потом посадил свою на последнюю маршрутку, на работу ей в ночь…. Эта крутышка, язва московская… Она что, запала на другана? Как ее понять и что вообще происходит?

Вчера ждала его весь вечер, нервничала. Просила набрать еще раз. Потом, когда уже в конец достала и Макс сам дал ей телефон, звонила через каждые пять минут. А потом осталась спать с ним, Максом…

С ним???

«Это что ж такое получается? Сплошные Элен и ребята? Мэлроуз Плэйс продакшенз? Моя Настя уехала на работу. Ее подруга Ленка осталась у меня ночевать. В одной кровати… Ладно, проедем, не в первой. А с ней и сестра, которая вздыхает по Мишке. Фиг их поймешь! Бабы!»

Нет, конечно, с двумя было интересно, выжали, как лимон, но ситуацию надо как-то разруливать. Причем срочно.

Вторая сигарета догорала. Чайник начал шуметь. В дверь вошла закутанная в банное полотенце Настя. Видон у нее был, мягко говоря, не очень. Совсем не очень. Помятый и… зареванный.

— Настюш, все в порядке?

Та подошла к кухонному шкафу и стала наводить кофе. У Макса был только растворимый.

«Блин, ох уж мне эти холостяки. Ничего нормального нет! Пельмени да растворимый кофе!»

Глаза Макса царапали спину.

«Что, смотришь? На себя посмотри, прелюбодей!»

— Да, в порядке — убитым голосом ответила она.

«Первая. Вторая. Третья. Может хватит, подруга, все-таки растворимый? Эта бурда по давлению бьет — будь здоров! Не натуральный же. Четвертая. Ага, половина. Хватит с тебя, детка. Чем это ты так расстроена? Что это на меня так дуешься? Не тащил я тебя никуда, сама осталась. Мог тебе на полу постелить. Я бы сдержался. Даже без Ленки бы сдержался. Хотя, наверное, трудно было бы. Именно с тобой удержаться трудно было бы… Да не смотри на меня такими глазищами, не прожжешь!»

«Сам дурак! Хватит сверлить меня буркалами!» — Настя налила воды из чайника и стала пить бурду, гордо именуемую холостяками «кофе». Надо собраться с мыслями. Она опоздала. Ошиблась. Поставила не на ту лошадку. Лопухнулась по полной! А тем временем клиент прошел первую стадию. Она почувствовала. И ее рядом не было! И что теперь будет — неизвестно. Ситуация аховая, а она разнылась из-за ерунды!

— Максим, может, хватит курить? Это уже третья.

Макс согласно кивнул и затушил только что начатую сигарету.

— Солнце мое, кажется, надо поговорить.

— Говори — безразлично пожала она плечами.

Макса начинало это злить. Что за фифа? Что о себе возомнила? Нет, чтоб обсудить, все выяснить… Сидит тут, дуется неизвестно на что. Стерва!

Край полотенца сполз с плеча, обнажив одну из ее высоких грудей. Настя даже не прореагировала. Что ж она из себя корчит? Любоваться на ее прелести Максу не хотелось. Не потому, что ночью насмотрелся. Просто не мог. Не сейчас.

«А Ленка ей и в подметки не годится, как любовница!»

— Ты с кем?

— В смысле, с кем? — она удивленно подняла голову и посмотрела в глаза.

— Ты ждала моего друга, осталась со мной. Почему?

— Так получилось. — Она спокойно, как ни в чем не бывало, стала намазывать масло на пряник. Полусухой, конечно, но спасибо, что хоть это добро есть, да масло нашлось…

— Теперь ты со мной останешься или с ним? У вас ведь не было близких отношений?

— А ты хотел бы, чтоб я осталась с тобой? Навсегда? — Настя отложила «бутерброд», и, не мигая, посмотрела в глаза. Он почувствовал, что поплыл. Блин!

«Мальчишка!»

«Господи, только пусть он скажет «НЕТ», пусть скажет «НЕТ»!»

И тут он понял, почему она осталась. И почему сам позволил ей остаться. И он никогда не будет Максом, если не скажет честно и прямо:

— Да. Хотел бы. Оставайся.

Наверное, действительно, только бог знает, чего они ему дались. После стольких лет ненависти ко всему женскому полу, вот так вдруг, неожиданно встретить ЕЁ!

«Господи, нет! Дай мне сил, дай мне воли и терпения, не сбей меня с пути моего… Помоги прийти в себя… Раз, два, три, четыре, пять, шесть…»

Она отставила пустую чашку и сказала уже твердым каменным голосом:

— Извини, Максим… Я не могу…

Тот потянулся за очередной сигаретой.

«Пусть думает, что я такая сволочь, подлая сердцеедка. Ему так будет легче…»

— Ты не в моем вкусе, малыш. — продолжала она. Макс молча подкурил и выпустил струю сиреневого дыма.

— Только не говори мне эту мыльную чушь из сериалов. Я разбираюсь в людях. С некоторых пор. И ночью все видел.

— Было темно. Ты ошибся.

— Нет.

— Самоуверенно, не находишь? Какие мы спецы! Аж зло берет! Выпускник психфака МГУ прям, а не барыга! Может ты меня с Леной перепутал? Говорю ж тебе, темно было!

— Чего ты хочешь?

Все, момент истины. Она ДОЛЖНА пройти это испытание. Это искушение. И нет права думать о себе.

— Адрес твоего друга, Михаила. — Играть, так ва-банк, напрямую, как КАМАЗ. Танки грязи не боятся!. С такими как Максим это всегда прокатывает.

— У вас такие близкие теплые отношения? — Сейчас он уже ничего не понимал. Все видел, слышал и чувствовал, но ничего не понимал.

— Хочу иметь от него детей. Улучшение генофонда нации. — Ляпнула она первое, что взбрело в голову. Как сказал? Ненавидит сериальную чушь? Вот и ладненько! — Национальный проект уходящего президента. Так даешь или нет?

Макс глубоко затянулся, прищурив глаза, посмотрел на нее в упор. Ну и стерва! Что ей надо? Какое самообладание? Ведь было же, чувствовал! А сейчас перед ним сидела самая обычная потаскушка, каких за последние несколько лет у него было сотни… Актриса! Сам Станиславский поверит!

— У меня три условия. Первое, ты никогда не пытаешься встать между нами, как друзьями. — Макс выдержал паузу. — Второе, ты прям сейчас запахиваешь свою грудь, одеваешься и дергаешь отсюда. — Он еще раз глубоко затянулся.

— И третье?

— Если я увижу, что ты собираешься сделать этому идиоту плохо или больно, я найду тебя и…

— И? — ее насмешливые глаза сверлили, сводя с ума от нахлынувшей вдруг ярости.

— И что же ты мне сделаешь, милый?

— В Кубани утоплю! — быстро взяв себя в руки, выдохнул сладкий дым Макс.

«Если сможешь…» — издевались ее глаза.

«Смогу…»

— Привет!

— Привет… — я немножко оторопел. Вика была последним человеком, которого я ожидал увидеть на пороге. Так и стоял в обломе, в одних трусах. Впрочем, стесняться поздно, надо что-то предпринять, чтоб не показаться невежливым. — Ты это, входи…

— Да нет, я на секундочку. У меня дело есть… — она скромно потупила глаза. Неудобно, типа.

— Тяжелое?

— Что?

— Большое? Ну, дело?

— Ааа! Не знаю. Миш, ты в компьютерах разбираешься?

Не сказать, чтоб прямо очень сильно разбирался, но ламером не был. Знал, что ничего не знаю, и для чего мышке третья кнопка. Хотя мышки уже давно делают с двумя.

— Немного. А тебе зачем?

— Мне дядя деньги прислал на компьютер. Подарок, на день рождения. Чтоб я училась хорошо. Курсовые там, диплом. А я в них не разбираюсь…

— Погоди, а когда у тебя день рождения?

— Через неделю, во вторник… — она засияла. Видно, девчонка любила праздники. — Но деньги он раньше прислал: пока купим, пока научусь пользоваться…

— Было б чему учиться!

Викина семья жила если не за чертой бедности, то небогато. Мать — диабетик, в последнее время стала очень плоха. Отец — типичный среднестатистический алкаш, выделывающийся и распускающий руки. И двое малых: Сашка, пятый класс, и Машка, третий. Дома полный дурдом, особенно после батяниной получки. Денег вечно не хватает, как они живут — загадка. Вика тянет семью, как может: подрабатывает, шьет на дому и успевает еще учиться в институте. Если бы не многочисленная родня, абзац бы пришел им полный. Но девчонка не унывает, тянется, крутится, как может. А еще на ней постоянно новые шмотки, причем собственного пошива.

— Прости, что не приглашаю, просто не знаю, будем ли мы его вообще отмечать…

И тут мачо, сидящий во мне решил показать мастер-класс.

— Тебе когда комп нужен?

— Ну… Когда тебе будет удобно?

— Прям сейчас нормально?

— Ну, да… А…

Я распахнул дверь.

— Заходи!

Она послушно зашла и закрыла дверь за собой. Я уже мчался одеваться, крича ей из своей спальни:

— Сейчас, оденусь. Я быстро!

Блин, такой шанс! Все, на сегодня задача номер один: установить максимально плотный контакт с девочкой номер один. Фу ты, тавтология какая! Потом будет видно, что из этого выйдет, но момент упускать нельзя.

— А откуда твой дядя? — крикнул я из дальней комнаты.

— Он вообще местный, лет десять назад с семьей в Москву уехал. Мамин двоюродный брат. Они вместе выросли, на одной улице играли. И поддерживают хорошие отношения. Он даже нас в гости приглашал…

На моей клавиатуре опять восседала огненноволосая Эльвира. Теперь она была в летних шортах и легком, опять таки красном топике. Сидит себе и расчесывается золотой расческой.

— Что, сбылась мечта идиота?

— Тебе какое дело?

— Да никакого… Ты об этой девчонке так долго грезил, она столько тебя отшивала, а теперь сама пришла…

— И что?

Элли опустила гребешок.

— Я могу помочь. У меня большой опыт в людской психологии, особенно проблемных девочек.

— Сам справлюсь. — Вот еще, принимать помощь у демона! Да и ее едкий голосок успел уже поднадоесть за утро.

— Как хочешь. Смотри не облажайся! Второго такого шанса у тебя не будет.

— Ты откуда знаешь?

Элли улыбнулась обезоруживающей улыбкой

— Я же демон, много чего знаю. Но не скажу. Пока не попросишь… — и исчезла.

Я натянул джинсы и футболку, быстро расчесался и облил себя одеколоном. Глянул в зеркало. Вроде ничего. Вот гадина этот чертенок! Мне что ж, до конца жизни ее выходки терпеть? И где ее сбежавшая с нудистского пляжа подружка?

— Миша, будь осторожен. Вокруг тебя происходит что-то нехорошее!

Ну вот, стоит только о ней подумать, как та уже стоит в дверях, такая же голая и красивая, только теперь с большими, огромными крыльями за плечами. Не призрачными, а настоящими, из перьев и пуха.

— Что именно? — я сделал вид, что нимало не удивлен таким неожиданным появлением. — И где тебя носило все утро? Оставить человека наедине с демоном! А если б она меня в ад утащила?

— Не утащила б. Только не она! — Консуэла криво усмехнулась. — Кишка тонка! Да и ты на суицидника не похож

Ну вот, сразу о суициде заговорили…

— Ну, а вдруг бы она меня искусила? Или током опять стукнула?

— Не стукнет. Она уже по шапке отгребла! Спроси, откуда у нее розовые полосы на запястьях. Или голую спину попроси показать. Она сейчас будет девочкой паинькой! Какое-то время. Пока не заживет…

Да, ангелам, и демонам ничто человеческое не чуждо. То же ехидство. То же злорадство. И даже черти могут отхватить по шапке и по спине от начальства. Наверное, не простыми плетьми, а специальными, адскими, которые бесплотных духов берут. Хотя, что эта красная пигалица трещала, это в Реале они бесплотны. У себя, в аду, получается, они еще как плотны! Сколько знаний о потустороннем мире, и всего за час!

— У начальства я была. Вокруг тебя происходят странные вещи. И они нам не нравятся. Будь осторожен.

— Элл! — оба на! поймал себя на мысли, что Консуэла — это тоже Элла. Как я теперь в этих Эллах разбираться буду?

Пусть одна будет Элла, другая Элли. Тем более, сама просила ее Элли называть.

— Элл, ну ты же мой ангел-хранитель, вот и храни меня!

— Я не могу оказывать физическое воздействие. Я могу только подсказывать. Что сейчас и делаю.

Сказала и исчезла. Ну, вот так с этими духами! Речь толкнули и испарились. Ни тебе возражений, ни тебе встречных вопросов и дискуссий. Круто! Хотел бы я быть духом!

— Будешь, — смех. — Когда умрешь!

Эльвира. Балуется. Как она сказала? Подключаться к мыслям и чувствам? Так что, их голоса у меня в голове теперь крутиться будут? Как у сумасшедшего? Пока в дурку не загремлю?

«Потерпи, мальчик. Надо просто привыкнуть. А мысли мы можем слышать лишь те, что ты сам нам адресовываешь. Или не против, чтоб мы их слышали.»

«Слышь, пернатая, ты чё все веселье портишь?!»

«Я тебе покажу веселье! Бес нечистый! Будешь мне человека совращать! — зазвучало опять, прямо в голове, без всяких внешних источников звука.»

«Работа такая! А ты зануда и набитая дура!»

«Твои слова для меня пустой звон, лукавая!..»

«Да, все вы ангелы ханжи и зануды! Только на словах праведничаете, на деле вам до праведности, как мне до Конторы!»

«Если хочешь знать, все мы чтим заповеди и не грешим… В отличие от вас.»

«Лицемеры!..»

Определенно, если они будут продолжать в том же духе, я сойду с ума через пятнадцать минут.

«Тихо, обе! Заткнулись! Это моя голова! Она мне чтоб думать, а не ваши разборки слушать!»

Подействовало. Наступила пауза. Видимо, мои спутницы сами не ожидали от меня такой прыти. Конечно, они ж тоже не привыкли, что я могу их слышать.

«Извини, Миша. Мы больше не будем» — извиняющийся голос ангела.

«Ладно, чувак, не парься! Заметано!» — не сказал бы, что извиняющийся, но, тем не менее, в тему голосок беса.

«Отлично. А теперь сидите тихо, молчите, без особой нужды рот не открывайте.»

Грубо я с ними! Но что делать, не привык к вторжению в свое личное пространство. Даже если вторгаются ангелы или демоны.

Вика ждала в коридоре

— Все, пошли, я готов.

Сентябрь 2004 года, республика Горный Алтай, Россия

Она кралась по лесу. Тихо, аккуратно, стараясь не наступать на ветки. Перед глазами маячили два огненных волчьих глаза. Она не видела их, не слышала хруста веток под волчьими лапами, но ЗНАЛА, что он там. Не где-то там, а именно ТАМ! Он оставил за собой в воздухе кровавый след, кровавую ауру, и теперь, по этому следу, она выследит его, где бы тот не спрятался. Даже на Северном полюсе.

Волк чувствовал, что его обложили, что преследуют, но сделать уже ничего не мог. Выход из ущелья один, и ребята надежно его перекрыли. Да, он может бегать неделями, благо его скорость намного выше человеческой, но уйти уже не сможет. Только назад, в горы, к своему логову. Но туда ни один зверь, даже такой, как этот, не поведет погоню.

Впереди, метрах в двухстах, замаячил огонек сигареты. Настя медленно вытащила из сапога свой заговоренный армейский нож и пошла навстречу огоньку. Да, это был он. Уже перекинулся и ждал. Сидел на краю небольшой поляны и курил. Она встала во весь рост и пошла открыто, не скрываясь. Сжимая в левой руке нож, правой нащупала за спиной рукоятку меча.

Крепкий, ручной работы, многократно заговоренный… Такие мечи делали только лучшие кузнецы ордена! Он был похож на короткую, обоюдоострую шпагу без гарды. В отличие от предков, современные технологи разработали универсальное оружие, каким можно махать и в тесных тоннелях подземелий и канализаций, и на открытом пространстве, как сейчас. Универсальная штука, как раз для охотников разного профиля, как она. Да, возможно он неказист, но времена меняются, необходимо менять и стереотипы. Ведь столько раз спасал ее шкуру, это главное, а не внешность.

Оборотень сидел под деревом, в лунной тени. И кто это придумал, что оборотни перевоплощаются только при полной луне? Да они в любое время перевоплощаются, было бы желание!

Подумать только, если бы несколько лет назад ей сказали, что она будет охотится на оборотней, вурдалаков, леших, нейтрализовывать ведьм и снимать проклятья, она бы только смеялась искренним наивным смехом. А сейчас стоит одна, в лесу, у черта на куличках, в руках у нее заговоренные клинки, тело обвешано амулетами и оберегами, да такими, что простые животные, твари Господни, за версту обходят, а перед ней сидит одно из самых опасных существ во вселенной — перекинувшийся оборотень — и курит «Беломор»…

Где достать только успел? Ребята ж его вторую неделю ведут!

На вид оборотень был похож на мужчину лет сорока — сорока пяти. Среднего роста, не плотного, но жилистого телосложения. Такой среднестатистический деревенский мужичок. Одет в грязные лохмотья, на плечах подобие рваной джинсовки. Э, брат, да ты все это время еще и шмотки с собой в зубах таскал! Меч в Настиной руке блеснул в лунном свете. Мужчина поднял взгляд:

— Здравствуй, человеческая самка!

Настя молчала. Этот зверь производил впечатление умного матерого хищника. Такие обычно не лезут к людям. Они осторожны, трижды взвесят последствия своих поступков. Это молодежь, жаждущая подвигов и человеческого мяса, спускается с гор. Но, однако, этот экземплярчик был опасней и пяти молодых оборотней. Поэтому она просто стояла и слушала волка в человеческом обличье. Тело само, без напоминаний перетекло в боевую стойку, клинки пошли на исходную.

— Когда я последний раз спускался, среди охотников не было самок. Только сильные самцы. Вы, человеческие самки добрее мужчин. — Он глубоко затянулся и выпустил струю сизого в лунном свете дыма — Поэтому я остановился поговорить с тобой.

Пауза. Оборотень крепко затянулся.

— Хороший табачок! Но раньше лучше делали. — Снова молчание. Волк собирался с мыслями. Было видно, что он давно, очень давно не общался человеческой речью.

— Отпустите меня! Я больше никогда не приду в ваши земли!

— Зачем ты пришел сюда? — раздался в ночи ее голос. Оборотень вздохнул.

— Тоска! Я пятьдесят зим не видел никого из нашего племени. Нас мало, очень мало. Большинство уже одичали. Они скорее волки, чем люди. — Волк вздохнул еще раз. Тяжелые волны гнетущего одиночества шли от него во все стороны. — А я человек! Я человек, слышишь! Хоть и проклятый! — он достал из пачки следующую сигарету. Очевидно, последнюю, потому, что мятая картонка полетела в сторону.

— Когда я был молод, я был на службе у царя батюшки. — Он опять глубоко затянулся. — Тогда и научился курить! У меня была женщина вашего племени. Мы сбежали с ней от ее барина, ушли за Урал. У нас было пятеро детей, — он опять помолчал.

— Твоя церковь убила их всех! Всех! По одному! Выследила и убила! Теперь пришла моя очередь, и я хочу спросить: за что?

Оборотень очередной раз нервно затянулся. Это ж сколько ему лет? Судя по акценту, не меньше ста пятидесяти. Но может быть и больше. Матерый!

— Почему вы не оставите нас в покое? Почему всю жизнь мы должны убегать? Прятаться? Что мы вам сделали?

— Ты убил девочку. Разорвал на части. А она, всего лишь собирала грибы.

— Вы сами часто убиваете людей своего племени! И детей в том числе! И жжете их, и насилуете. Я был на войне, я знаю. И я видел, что делают баре с людьми! И царские солдаты! И разбойный люд! Я много видел! Много пожил! Но почему вы преследуете именно нас? Потому, что мы не похожи на вас? А ваши войны? Ни один волк не убьет другого, как это делаете вы! Наши проигравшие войну просто уходят!

Но теперь нас осталось слишком мало, чтоб воевать. И нам некуда уходить. Вы заняли все земли, которые принадлежали нам! Вы как опухоль разрослись по земле, губите все вокруг! Не чтите законов даже собственной стаи!

Я спустился, думал, вы немного изменились за пятьдесят зим. Хотел пожить среди вас. Но это было ошибкой! Те, четверо самцов возле гор мусора заслужили свою смерть! Они были пьяны и требовали с меня денег! Это были плохие люди! Хуже вас, охотников! Хуже крестьян и солдат! Тогда я понял, что мне не место среди вас, и пошел назад. Туда, куда вы еще не добрались. В горы, где мы еще можем существовать. Я был зол и не сдержался, когда увидел вашу девочку. Когда остыл, мне стало очень жаль ее. У меня самого есть дочь, она так похоже на ту, что я разорвал. Я, правда, сожалею. Я уйду в горы и никогда больше не спущусь. Отпусти меня, охотник-самка!

— Нет. — Настин голос отливал холодным железом. Да, сердцем она понимала волка, но разум запрещал быть жалостливой. — Извини, мне тоже тебя жаль. Может среди нас и много подлых, плохих людей. Но ты убил малышку. Невинную. Тебя не выпустят.

Оборотень последний раз глубоко затянулся и с сожалением выпустил бычок. Затем так грустно-прегрустно посмотрел ей в глаза.

— Будьте вы прокляты! Все вы! Вся ваша раса!

Настя краем глаза уловила изменения, на долю секунды охватившие оборотня. Матерый самец не стал мелочиться. Он прыгнул, на лету перевоплощаясь. Тело послушно, на автомате среагировало на прыжок. Настя упала на колени, выкинув с силой руки вперед, стараясь направить оба клинка исчадью ада в сердце, одновременно вжимая голову в плечи. Страшный удар сотряс тело. Руки до плеч пронзила дикая боль, после которой она перестала их чувствовать. От удара восьмидесятикилограммовой туши, прыгнувшей с нечеловеческой, и даже не животной силой, ее отбросило назад. Пролетев около трех метров, она упала, больно ударившись о землю и свезя всю спину. Сверху ее придавил пронзенный насквозь, но еще живой оборотень, пытающий зубами достать ее горло. Из пасти на лицо капала ядовитая слюна. Но заговоренное железо сделало свое дело, волк умирал, не в силах дотянуться до человека. Онемевшие руки по-прежнему сжимали клинки, из двух развороченных ран Насте на живот ручьем лилось что-то липкое и горячее. Оборотень перестал дышать. Его огненно-красные глаза, не мигая, уставились в одну точку, и стали постепенно гаснуть, превращаясь в обычные звериные.

Настя исхитрилась и свалила с себя тяжелую липкую тушу. Руки не слушались. Ободранная спина болела. Позвоночник вроде цел, остальное заживет. Ей повезло, оборотень был хоть и старым, но небольшим. Если бы он весил килограмм сто пятьдесят, живой бы она после такого прыжка вряд ли осталась. Кровь стала заходить в онемевшие от удара руки. Вроде не сломаны. Отлично. Попыталась отстегнуть от пояса рацию. Минуты через три ей это удалось. Пальцы начинали слушаться, тело приходило в порядок.

Почему? Почему он это сделал? Такой опытный матерый самец мог сражаться с ней на равных, несмотря на все ее превосходство в оружии, колдовстве и все амулеты! Но он прыгнул, как последний волчонок! Понял, что не уйдет? Не хотел убивать еще, к уже имеющемуся багажу? Да что же это происходит на белом свете?

Оборотень щадит человека? ОХОТНИКА?

— «Сто первая» вызывает «беркута», «сто первая» вызывает «беркута»!

Через секунду в рации послышался шум и донесся встревоженный голос отца Симеона, регионального координатора «СпаСа» по Западно-Сибирскому округу.

— «Беркут» слушает, говори, «сто первая»!

— Объект уничтожен. Повторяю, объект уничтожен.

Из рации донеслось удивленное молчание. Затем раздался радостный и одновременно тревожный возглас святого отца

— Поздравляю, «сто первая»! Где находишься?

— Примерно в двадцати километрах к юго-юго-западу от «красной» точки. Тут есть поляна. Небольшая, но «восьмерка» сядет. Включаю маячок и даю ракету.

— Как состояние, «сто первая», ранения?

— Царапины. Жить буду.

— «Вертушка» пошла, через двадцать минут жди гостей! — отец Симеон помолчал и добавил — Ты молодец, «сто первая», я тобой горжусь! Может все же пойдешь ко мне? Мне такие рисковые девчонки нужны. Сибирь она огромная…

— Видно будет.

Настя выключила рацию и начала трясущимися руками доставать из вещмешка ракету. Тут заметила, на что сразу не обратила внимания. Она была не одна. На поляну бесшумно выходили волки. Много волков. Десятки. Она встала, взяла вещи, клинок и нож и пошла в сторону, к центру поляны. Обереги работали, волки сторонились, не подходя ближе, чем на пять метров. Рассаживались вокруг тела своего вожака, и начинали выть Десятки волков разом затянули свою тяжелую последнюю песню. Песню, которой провожали вожака туда, откуда он больше не вернется.

Настя села на землю, достала ракету и выстрелила в ночное небо. Поляна осветилась красно-желтым светом. Вдруг от стаи отделилась одинокая фигура и пошла к ней. Трясущейся рукой девушка схватила клинок и подняла острием вверх. Волчица, а это была немного крупная волчица, остановилась от нее метрах в трех и села напротив. Это было не обычное животное. Оборотень. Еще один. Самка? На вид, довольно молодая. А руки так дрожат, мышцы болят… Сейчас она нападет, а охотница не сможет защититься…

И тут Настя почувствовала, что хочет сказать волчица. Что просит. И поняла, что должна это сделать. Она достала карманный фонарик, поискала в мешке свой старенький потрепанный молитвослов, Волчица легонько кивнула. Девушка положила клинок, встала и пошла к телу мертвого вожака. Она знала, ее не тронут. Открыла молитвослов, нашла исписанные своей рукой строчки «За упокой». И стала читать, держа в одной руке книгу, в другой фонарик. Пусть, она всего лишь послушница, оборотень тоже, вряд ли крещенный. Но она знала, что должна это сделать. Он был человеком. Проклятым, исчадьем Тьмы, но человеком.

До прибытия «Ми-8» было еще десять минут…

Настя очнулась. Почти полдень. Здесь, на юге, полдень — это совсем не то, что в Центральной России, откуда она родом. Впрочем, теперь уже не важно где она родилась и где живет. Орден ее дом, вся страна ее адрес. Она всегда будет там, где есть враги для человечества. Враги не простые, коварные, невидимые и неосязаемые для обывателя, но невообразимо опасные. Сидя в машине в ожидании объекта она начала перебирать в уме условия задания.

Она опоздала. Первую часть провалила. По самой банальной из всех возможных причин — ошиблась. Объект прошел инициацию. Пророчества начали сбываться. Теперь неизвестно что делать дальше. Господи! Ну почему она? Почему именно она тянет эту ношу? Что, не нашлось никого умнее ее, опытнее?

Как было легко там, в лесу. Выследила! Замочила! Не надо думать, тупо бери и делай! А сейчас… Задание слишком тонко, слишком непонятно. Никто не знает, что именно нужно делать. Потому, что никто не пытался, до сегодняшнего дня, останавливать пророчества.

Утром Настя связалась с отцом Михаилом. Тот выслушал отчет, сказал, что все в руках божьих, благословил. Но не помог. Не подсказал. Теперь объект должен пройти еще две стадии, после чего остановить его будет уже невозможно. Пророчество исполнится. Она поёжилась.

Тем временем, объект вышел из подъезда с какой-то симпатичной молодой девушкой и направился в противоположную сторону, к центру города. Настя сидела и думала, что же делать. Решение напрашивалось само собой, но, как говорили наставники, простые решения — не всегда лучшие решения.

И смотря в спину удаляющуюся парочке, весело смеющейся и что-то обсуждающей, Настя не могла принять его. Вольна ли она решать судьбы людей? Обычных людей, мирян, ничего не совершивших предосудительного? Убить только за то, что они только могут сделать в дальнейшем?

Кошмар пророчества Дамокловым мечом висит над миром. Жизнь одного, или жизнь миллионов? Хороший выбор!

Отцы в смятении, они боятся принимать любое решение. Для того им и нужна она, простая девчонка, с которой спрос как с гуся вода. Нет, подставы Настя не боялась, наставник вытащит ее из любой передряги, в обиду не даст, что бы она ни совершила Если что — пожурят, да все и утихнет. При этом руки отцов останутся чистыми. Но решение должна принять именно она, здесь, сейчас, а это ой-как не просто.

Имеет ли на это право, решать, кому жить, кому нет? Как будет отвечать перед тем, кто будет вправе судить ее саму?

Да, та еще задачка.

Настя долго думала, затем повернула ключ зажигания и тронула свой «Ауди». Впереди ждал контактный адрес, полученный утром от отца Михаила.

В споре между одним человеком сейчас и миллионами завтра победила банальная арифметика.

2. О сущности бытия

Юго-Восточная Иудея, 779 год от основания Рима

Человек сидел на земле и молился, находясь в глубоком трансе. Он был худ, лохмотья свисали с изможденного тела. Лицо осунулось, щеки впали. Из-под кожи торчали кости, он более напоминал скелет, чем живого. Но подошедший знал, что глаза человека, стоит тому их открыть, будут лучиться ярким чистым светом.

— Ты пришел? — спросил сидящий.

— Да. Сорок дней прошло.

Подошедший оглянулся. Вокруг, насколько хватало взора, простиралась пустыня. Да, это была не Сахара и не Аравия. До ближайшего жилья полдня пути, но для человека, сидящего на песке, это было не важно.

— Они ушли? — таким же сухим и бесцветным голосом спросил он.

— Да. После нашего разговора вернутся. Но пока ты свободен. Никто не будет влиять на твой Выбор.

Человек улыбнулся и открыл глаза. Действительно, те лучились. Инициация завершилась. Сидящий стал мессией.

— Здравствуй. Я ждал тебя.

— Знаешь, зачем я здесь?

— Да. Но не понимаю, что еще нового ты можешь мне сказать?

Собеседник усмехнулся.

— Думаешь, в мире все так просто? Захотел — сделал, и всем стало легко?

— Я не хочу, чтоб было легко. Я хочу, чтоб было лучше, это разные вещи.

— Да, конечно! — стоящий усмехнулся. — Знаешь, я ведь тоже хотел, как лучше! Чтоб всем стало хорошо! Чтоб не было боли и горя! Войн и болезней! Но ты знаешь, чем все окончилось?

— У меня свой путь. — Сухо ответил сидящий.

— В свое время я думал также.

— Я не буду творить зло. Позволю убить себя, но не пойду твоим путем.

Стоящий расхохотался. Громовые раскаты эха его хохота прокатились через всю пустыню.

— Наивный! Ты думаешь, если не будешь делать зла, принесешь в мир добро? Как бы не так! Хочешь, я расскажу, что будет?

Сидящий молчал.

— А будет следующее: твоя религия распространится по всему миру. Из религии праведных фанатиков она превратится в веру жадных богачей, купцов и магнатов. Твоим именем будут закабалять народы. Как собственные, так и чужие. Твоим именем будут убивать людей. Во благо ТВОЕЙ религии люди будут брать оружие и ехать на край света, чтобы убивать!.. Насиловать!.. Грабить!..

С ТВОИМ именем на устах жрецы будут кидать в костер женщин и детей сопротивляющихся язычников и иноверцев. И при этом петь хвалебные гимны ТЕБЕ!

— ХВАТИТ!

— Нет, я только начал! Во имя тебя, в твою славу, несколько столетий будут гореть костры инквизиции. Сотни тысяч ни в чем не повинных «ведьм», «колдунов» и инакомыслящих будут медленно сгорать в огне, под крики славящей ТЕБЯ толпы! А отпущение грехов, которое даруешь ЛИЧНО ТЫ, можно будет купить на любом базаре!

— ПРЕКРАТИ!!!

— Нет, я еще не закончил! А позже, когда откроют новые земли, о которых ты пока еще ничего не знаешь, с твоим именем на устах уничтожат или обратят в рабство население целых континентов! Твоя религия будет самой ханженской и лицемерной за всю историю от начала времен!

Из глаз сидящего потекли слезы, подбородок мелко задрожал.

— Я думал, ты будешь предлагать мне все богатства и царства земные.

Стоящий опять расхохотался.

— Да на кой они тебе нужны? Богатства? Власть? Женщины? Значит, ты считаешь меня настолько мелочным?

— Тогда чего же ты хочешь от меня?

Стоящий обошел сидящего вокруг, затем присел рядом на корточки.

— Я не хочу, чтоб ты совершил ошибку. Да, ты не повторишь моей, у тебя есть опыт. Мой наглядный пример. Но и светлая сторона никогда не одержит победы, просто Зло будет творить дела от ее имени. Ты не дашь миру ничего нового.

— Чего ты хочешь? — вновь спросил мессия.

— Тиберий стар. Слаб. У него нет наследников. Народ не любит его.

— Ты предлагаешь мне земное царство? — сидящий удивленно поднял голову.

— Не совсем. Я предлагаю тебе пойти третьим путем. Я хочу создать Эдем здесь, на земле. Мир, в котором будет править Справедливость. Где не будет войн и рабства. Где люди не пойдут браться за оружие, чтоб убить тех, кто не так молится, у кого не тот разрез глаз, цвет кожи, более яркая одежда или больше денег.

— Без войн совсем обойтись нельзя. Люди все равно будут воевать.

Пришедший помолчал.

— Через две тысячи лет люди изобретут оружие, метательный снаряд. Похожий на греческий огонь, только гораздо, гораздо более мощный! От разрыва одного из них погибнет в огне целый город. Город, размером с две Александрии! Двести пятьдесят тысяч человек! И еще несколько миллионов погибнут позже, или станут калеками. А потом уничтожат еще один город, немного поменьше, но с тем же результатом. Ты хочешь этого?

Сидящий молчал.

— Я не предлагаю тебе земное царство. Я хочу прекратить то безумие, которое творится здесь уже которую тысячу лет. Я ХОЧУ ПРЕКРАТИТЬ ЭКСПЕРИМЕНТ.

Сидящий молчал.

— Несколько десятков избранных не стоят всего этого людского горя, которое выплескивается в мир каждый день. Насилие. Обман. Смерть. И нет этому конца и края!

— Ты уже пытался. У тебя ничего не вышло.

— Я был молод и наивен. Считал, что люди сами хотят помочь себе. Глупец!

Люди — стадо! Им ничего не надо кроме своих мелких страстей! Но они, как и любое стадо, идут за вожаком! И только вожак, сильный и умный, сможет разорвать этот порочный круг.

Они создали все это, чтобы избранные шагнули за грань. Но мы сделаем так, что ВСЕ МЫ сможем уйти туда.

Сидящий слушал.

— Я предлагаю тебе взять империю и сделать из нее страну обетованную. Просвещенную державу. Царство любви и разума. Где все будут уважать друг друга. А войны? Да, они будут. Без этого никак. Но это будут мелкие вспышки, которые Держава Справедливости сможет быстро погасить. А потом, через века, когда царство твоих потомков рухнет, ибо ничто не вечно, твои идеи распространяться дальше, на другие континенты. И люди будут любить друг друга. Не будет религиозной ненависти, фанатизма. Не будет всесилия денег. Не будет истребления людей ради земли и презренного металла. Не будет рабства. Это возможно! Это реально!

— Почему ты уверен в этом? Не ты ли сам допустил ошибки?…

— Мои ошибки были по незнанию, по глупости. Я был первый. Не с кого было брать пример. Ты же бери его с меня. Не делай, как я.

Да, я уверен, что все получится, потому, что твои идеалы будут не там, где-то высоко! — он ткнул пальцем в небо. — А здесь. Реальны. Осязаемы. Мы не будем пытаться прыгнуть выше головы, будем работать, медленно, но надежно, необратимо. На века.

Он встал.

— Поклонись мне. Поклонись, и мы закончим этот дурацкий эксперимент.

Тот молчал.

— Мы не сделаем людей абсолютно счастливыми. Но избавим их от горя и несчастий.

Сидящий продолжал молчать. Пришедший наклонился и прошептал в самое ухо:

— Дурачок! Ты что ж, не видишь, что творится в мире? У нас никогда больше не будет такого шанса! Только сейчас! Религии появляются и исчезают, твоя не первая и не последняя! Рай, как обещали, так и будут обещать! А люди как жили, будто скоты, так и будут жить! Никогда, никогда больше не представится возможность воплотить все это здесь, на земле! Пробудить в людях самое лучшее! Ведь оно есть в них, это лучшее!..

Молчишь? Молчи. Думай. Хорошо все обдумай. Не спеши.

Конечно, будет трудно. И не сразу начнет получаться. Это дело не одного поколения. Но каждое последующее будет лучше, чем предыдущее. Всего лишь на одну деталь, на самую малость, но лучше. Это будет длиться века, но люди забудут, что такое ненависть, войны, насилие. Мы станем Творцами. Сами. Без них. Просто надо много, очень много работать!

Сейчас мир поделен на четыре части, плюс варвары. В течение двухсот лет твое учение охватит Парфию. И между нами не будет войн. Через восемьсот лет — Индию. Через полторы тысячи — Китай. Варварские культуры падут гораздо быстрее. Через две тысячи лет твои потомки пронесут твое знамя, твой крест по другим континентам. А тем временем здесь, в землях Империи каждый пятый рожденный сможет стать тем, кого они отбирают из десятков миллиардов.

— Откуда ты все это знаешь?

— Я считал. Много считал. Я готовился. Потому, как если не сделать это сейчас, больше шанса не будет.

— И это ты просчитал?

— И это. Я начал строить Империю, еще когда полководцы Александра Великого делили наследство. Я просчитал, что только так смогу успеть. Легионы Суллы, Мария и Помпея шли в бой, чтоб создать Империю. Полки Ганнибала закаляли Рим в боях, чтобы через время Цезарь вел свои когорты от победы к победе, чтобы создать Империю! Твою Империю, мой мальчик. Единую! Сильную! Единственную в мире, способную совершить то, о чем я говорю, или же погибнуть в огненном хаосе грехопадения.

Да, сейчас она жестока. Насилие, разврат. Но я не говорил, что будет легко.

Он опять присел.

— Поклонись. Просто поклонись. Мне не нужно раболепие. Я хочу говорить с равным. Просто склони голову.

Воцарилась тишина, не нарушаемая ни криками ночных птиц, ни воем вышедших в поисках добычи шакалов. Весь мир вокруг замолчал, ожидая ответа одного-единственного человека.

Сидящий начал медленно подниматься. После сорока дней сидения в одной позе ноги слушались плохо.

— Что ты выберешь? Религиозный пожар, несущий смерть, горе и боль? Или же спокойную сильную просвещенную Империю? Империю Творцов?

Вставший помолчал, затем произнес

— Я все обдумал.

Ветер развевал его длинные темные сальные волосы, трепал жиденькую бороденку. Несмотря на худобу и жалкое состояние, глаза по прежнему излучали силу и уверенность.

— Ты прав, я принесу в мир много горя.

Он опять помолчал.

— Но у меня свой путь.

— Твой путь не предречен!

— Я знаю. Я выбираю его. Я выбираю свой путь!

Затем он развернулся и медленно, шатающейся походкой, побрел в сторону ближайшего селения. Небо над ним начало заволакиваться тучей. Поднялся ветер…

…Долго еще Дьявол стоял и смотрел вслед удаляющейся босоногой фигуре, в которую сверху непрерывно били бесшумные молнии. Выбор сделан.

Жаль. Очень жаль…

Затем развернулся и побрел в обратную сторону. Надо было немного развеяться…

…А на землях, в промежутке шесть тысяч километров на запад и три тысячи на север наступало утро. Просыпались люди. Просыпалась Империя. Теперь уже никому не нужная. И судьба всех этих людей была решена. Но об этом пока еще никто не знал…

— Так что, он у тебя еще и деньги вымогал?

— Ага! Представляешь! Типа, доча, когда была маленькой, я тебя растил. Теперь ты уважь папу, дай выпить.

Бывают же уроды! Кулаки непроизвольно сжались. Но помочь я не мог ничем. Чужая семья есть чужая семья.

— Слушай, а может, я ему прием один покажу, «вухогири» называется? Чтоб деньги не вымогал и маму не третировал? А проспится, поймет, что не прав был.

— И что это даст? В другой раз нажрется и будет вызверятся. Хорошо, если на нас. А если на малых? Их больше всего жалко.

Мы шли по «проспекту», как гордо именовали горожане центральную часть города, Мне было хорошо просто оттого, что иду рядом с этой девчонкой. Просто хорошо, безо всяких задних мыслей. Душа пела. Одно только огорчало, что не могу ничем помочь. Хотя, очень, очень хочу.

— А мама не предлагала оставить деньги на другое? Более нужное?

— Что ты, наоборот! Я сама предлагала их оставить. Малым в школу в сентябре обоим. Маме на лечение отложить не помешало бы. Но она не хочет. Говорит, целевые деньги, на конкретную вещь. Как брату буду в глаза смотреть? Нет, не взяла.

— Ну, в принципе, если тебе машина только для работы нужна, не для игрушек, можно очень даже дешево взять. Больше червонца останется. Только никому не говори — подмигнул я. — Особенно батяне!

Мы уже подходили к Казачьему рынку, как вдруг что-то резко изменилось. Как-то посерело всё вокруг, будто тучи набежали. Я глянул: на небе ни облачка, солнце палит нещадно. Нормально, для конца июня. Но что-то не так.

— Миш, что с тобой? Что случилось? — Вика заметила, как я напрягся.

— Нет, ничего. Все нормально. Пошли, — уголком глаза я заметил въехавший на стоянку возле рынка темно-зеленый «Ауди», почему-то привлекший мое внимание. Номер разглядеть не успел. Потому, что впереди появилась ОНА.

Как сказали, прошел инициацию? Вижу духов? И не только?

Возле «Кристалла» стояла старая бабка. Цыганка. Живая, из плоти и крови. Но вокруг нее собиралась серая хмарь, разбегаясь волнами вокруг, поднимаясь вверх, метров на двадцать, подобно огромному серому пламени костра, и закрывала солнце. Но никто этого не видел. Все проходили мимо, сквозь хмарь, как ни в чем не бывало, и шли дальше по своим делам. Хотя, что тут странного? Ангелов и чертей тоже никто не видит.

В голове прозвенел сигнал тревоги. Молчавшие доселе «спутницы» решили проявить активность.

«Мишенька, аккуратней! Вон та женщина впереди…»

«Вижу, серая хмарь вокруг нее.»

«Да, это аура. Она колдунья. Очень — очень сильная!»

«И мы прём прямо ей в передний бампер!» — добавила бесенок.

«Все под контролем!»

«Интересно, никогда не знала, что в этом городе есть такие сильные ведьмы. Лукавая, у тебя есть по этому поводу какие-нибудь комментарии?»

«Какие тут комментарии? Не наша это, не из продавшихся. Мочи ее, Миха, если хочешь! В сортире! Как у вас, в России, принято! Партия тебе спасибо скажет! Родина не забудет своих героев!»

«Не слушай ее, Мишенька. Мочить — это смертный грех! После него одна дорога, в ад!..»

«Так что ж, по-твоему, пусть эта гадина живет?..»

Дальше можно было не слушать. Опять заспорили, а это у них надолго. Цыганка как-то недобро посмотрела на меня, прищурилась. Что-то почувствовала. Потом обратилась к моей спутнице

— Дэточка, дай бабущкэ на хлебущек!

Серая хмарь от ведьмы стала вползать в Вику: ее тело как губка стало поглощало эту гадость. Все остальные люди проходили насквозь, без каких-либо изменений, а вот моя соседка почему-то в общую картину не вписалась. Я инстинктивно напрягся, готовясь к чему-то плохому.

Вика патологически не выносит попрошайничества в целом и цыган в частности. Но в отличие от меня, она не знала, что перед ней ведьма. Так или иначе, но повела себя неожиданно грубо.

— Работать иди! Вон, руки ноги целы, зарабатывай себе на хлебушек! Нечего тут стоять! У людей самих нет, а вы вон, холеные какие, масло с мясом жрете!

— Это гдэ ты мяса выдыла? — опешила бабка от неожиданности. — Да я… — дальше шли комментарии на цыганском.

— Что, мало молодежи нашей на иглу подсадили? Не хватает? Надо еще и на паперти постоять? Состричь то, что на блюдечке не принесли?

— Это кто эщщо сажал! Ты смотри, шамора… — Дальше русский шел вперемешку с цыганским.

— Я тебе щас покажу шамору!.. — Викуля начала слишком оживленно жестикулировать. От греха подальше я перехватил ее руки.

— Дармоеды! Бездельники!

Завелась на пустом месте. Странно! Это Вика-то? Ходячий рационализм? Из-за хмари?

Я потащил ее за плечи подальше от этой мерзости. Цыганка тоже завелась, кричала что-то вслед. Что-то о семье, детях, родителях и прочее. Я не слушал. Не дело это, с такой сволотой, как цыгане, препираться.

— Все нормально, Миш, я в норме! — Вика тяжело вздохнула и обмякла. Мои руки разжались. — Извини, зацепило. Сама не понимаю, что на меня нашло… Просто, вдруг, так обидно стало!

Следующее произошло за долю секунды. Время остановилось. Я резко обернулся. В нас, точнее с Вику летело нечто плохое. И очень черное. Это черное нечто было таким мерзким и… Как бы это лучше выразиться… Воняло. Только без запаха воняло.

Как-то так само получилось, что моя рука вытянулась вперед и поймала его в кулак. Одновременно раздался вскрик Консуэлы.

Время потекло быстрей, я уже мог его ощущать, успевал думать. Видел открывающиеся в непритворном ужасе глаза цыганки, чувствовал вздох удивления из приглянувшегося «Ауди». Почувствовал непонимание Вики рядом со мной. А затем вновь все пошло обычным ходом.

В голове одновременно взорвались два голоса:

«…шенька, что ты делаешь?! Это же проклятье земной колдуньи! Я не могу тебя долго защищать от него!»

«Йо! Чувак! Ты даешь! Научи и меня так проклятьями жонглировать! И настучи по репе этой старой тыкве! Пусть знает наших! Как чужих девчонок проклинать!»

— Что это было? Мне страшно!

Я повернулся к спутнице.

— Все нормально. Та старая ведьма бросила тебе вслед проклятье. Видишь? — Я показал ей кулак с зажатым в нем нечто. Естественно, в кулаке было пусто. В обычном мире. В мире серой хмари там было зажато странное существо: то ли паук, то ли червяк. Черный. В мире хмари он был виден даже сквозь пальцы. Странно это как-то, скажу я вам, видеть в двух разных диапазонах.

И что теперь?

«Консуэла, не верещи! Я его крепко держу. Твои пальцы только мешают.»

«В смысле? Ты не можешь ощущать мои пальцы!»

«В смысле, отпусти паучка, курица недоделанная! Мишаня его крепко держит!»

«Ты уверен?»

«Абсолютно.»

«Но как?»

«Спроси чё попроще! А захват твой мешает.» — Ангел продолжала пребывать в растерянности. Видно, данная ситуация у них входит в разряд ЧП. А Консуэла, как я понял, ангел молодой, неопытный.

«Да отпусти же ты! Миха удержит, я знаю! Что-что, а в проклятьях я разбираюсь!» — не без толики хвастовства заявила бесенок.

«Мишенька, аккуратно! Перехватывай, отпускаю!» — Чьи-то прохладные пальцы, сжимавшие паучка, исчезли. Тот попробовал дернуться, но я схватил еще сильнее. От меня не уйдешь!

«Cojones! Y una polla! Да чтоб меня десять мавров…»

Иш, загнула! И это ангел? Получается, они те же люди, только с крыльями?

«Et ta sur! Nique ta mere! Bordel de merde!!! Чувак, реально, ты его держишь! Четыреста лет живу на белом свете, ни разу о таком не слыхала!» — Дальше продолжились комментарии на французском непереводимом. Я и переводимый-то не знаю, но чувствовалось, закрутила лихо!

«Элл, и что мне с ним делать? С этим паучком?»

«Не знаю…» — наивно и растерянно ответила ангел. — «Прецедентов таких не было.»

«А как же ваши хваленые Конторские инструкции на все случаи жизни? — не упустила случая съязвить демон.»

«В школе мы не разбирали такие ситуации. Со смертными они технически невозможны. Проклятья не принадлежат Реалу, это часть Тени. Воздействовать на них смертные могут только через другие инструменты мира Тени: контрзаклятья, проецирование на других людей или неодушевленный предмет. Например, дерево. И тому подобное. Но не голыми руками их ловить!»

«А делать-то мне с ним что, Консуэл?» — в нетерпении повторил я.

«Не знаю!» — ангела было жалко слушать. Еще чуть-чуть, и расплачется.

«Тогда предлагаю голосовать. Миха, кто за то, чтоб швырнуть проклятье назад в ведьму? С точки зрения логики, это справедливо. Хотела зла другому — получи себе столько же. Логично?»

«Не надо, Мишенька! Грешно это! Хоть и логично.»

«Не слушай ее, Михей! Воздай этой старой курве по заслугам! Прикинь, сколько еще народу от нее пострадает?»

«Консуэл, а что это за проклятье? На что оно? На смерть?»

«Дай гляну. Да не открывай, выпустишь! И так вижу. Нет, на невезение. Во всем.»

Ну, да! Бедной девочке еще только невезения не хватало! Для полного счастья! Мало больной матери и алкаша папика!

«Ну, а я тебе что говорю! Давай отомстим ей. Или накажем. Как хочешь, так и сформулируй.»

«Элл, а если выпустить, что будет?»

«Ну, если проклятье адресное, оно полетит дальше, пока не найдет адресата. Это когда насылают по имени, по фотографии. А здесь был зрительный контакт. Скорей всего, куда кинешь, туда и полетит. И прицепится к первому встречному.»

«Миха, приколись! Давай кинем его вон тому жирному дядьке! Не фиг! Вон, какое пузо отъел! А карге вручную накостыляем. А?!»

«А деактивировать его можно? Обезвредить?» — продолжал я, не замечая идиотические предложения бесенка. Бес он и есть бес. Что с нее взять?

«Или вон тому типу. На морде написано, новый русский. Наворовал у народа! У, хапуга!»

«Я не могу.» — перебила ангел. — «Могут смертные колдуньи. Мы ж находимся в другом измерении, и сил для этого надо слишком много. Только ослабить могу. И потом надолго отключусь, не смогу защищать тебя. Извини, я на это не пойду. Инструкция запрещает.»

«А Викин ангел еще слабее нашей курочки! Он и ослабить-то не сможет как следует. Сразу вырубится. Я просветила его!»

«Все-то ты, Эльвир, успеваешь!»

«Да, я такая!» — нотка хвастовства в голосе. — «Так что не делай мозги, впаривай паучка ведьме и почапали! Вон, любовь твоя, смотри, как на тебя глядит! Как на героя Французской Революции! Пользуйся моментом, а то, как лох, опять упустишь!»

Вика каким-то образом поняла, что произошло. Как-то почувствовала. Но, мои слова о ведьме и проклятии под сомнение не ставила. И действительно, смотрела на меня, как на освободителя.

— Вик, подожди, я сейчас. — сказал я ей и, не спеша, направился к ведьме. Та стояла в недоумении. Буркалы ее оставались на выкате, а с каждым моим шагом на лице читался все больший и больший испуг. Когда я подошел, это был тихий ужас.

— Ваше? — спросил я, показывая на зажатый кулак. Старуха утвердительно кивнула. На большее, видимо, не хватило сил.

— Забирайте, — сказал я, протягивая кулак. Старуха начала вертеть головой в поисках помощи. Или, куда смыться, что более вероятно. Я проследил за взглядом. У входа в Казачий стояли две молодые цыганки, одетые в цветастые дорогие лохмотья и недоуменно смотрели на Старшую. Помощи оттуда ждать не стоило.

— И без глупостей! А то и кинуть могу! Больней ударит!

Откуда во мне взялось такая уверенность — понятия не имею, но чувствовал, что это так.

Старуха с заученным картинным театральным жестом запричитала:

— Ой, синок, не губи бабущку… — далее следовала стандартная ересь про детей и внуков, и то, как ей вообще в жизни хреново. Я резко оборвал:

— Жду!

Видя, что помощь не придет, она попробовала еще раз

— Синок, за что ж ты так…

— Я вам не сынок. Это раз. Зачем вы эту гадость на других людей насылали? Сами виноваты! Это два. В-третьих, меня вашими причитаниями не проймешь. Или берите, или я кину. И, в-четвертых, чтоб я вас больше здесь не видел.

У бабки на глаза навернулись слезы. Да только не верю я цыганскому лицемерию. Ишь ты, придумали! Бог всем воровать запретил, только им, цыганам, разрешил! И обманывать разрешил. И вообще все-все разрешил, кроме, как работать.

Испробовав весь доступный арсенал и не добившись своего, бабка подставила ладони. Я разжал кулак. Паук выскочил ей в руки и исчез. Растворился.

— Спасибо, синок, что не бросил. Дай бог тебэ здаровья! — сказала она и стала удаляться от меня с такой скоростью, будто за ней гналось стадо диких слонопотамов. Две цыганки у входа в рынок припустили следом. Хмарь вокруг ведьмы постепенно превращалась из серой в легко белесую. Темно-зеленый «Ауди» тронулся с места и рванул к выезду со стоянки. Так и не успел рассмотреть, кто был за рулем. Ангел с демоном молчали.

— Пойдем! — подошел я к улыбающейся Вике. Как же мне нравилось смотреть на ее улыбку! Первый железный поступок удалось кинуть в ее копилку. И что-то говорило мне, это только начало.

Ноябрь 1997 года, Рязань, Россия

Она сидела на скамье. Назад идти не хотелось. Старшие вчера опять били. Больно, по почкам. И по пяткам. Чтоб синяков не было. А то заведующая пригрозила «карцером» за побои.

«Карцером» в детском доме называли комнату в полуподвальном помещении. Ей приходилось пару раз побывать в ней. Там было душно, сыро, воняло плесенью. И везде была грязь. А еще, там было мало места. Детей запирали на сутки или двое. Бывало, за особые «заслуги», завка запирала на неделю. Многие после «карцера» кашляли, особенно маленькие.

Настя маленькой себя не считала. Ей скоро должно было исполниться двенадцать. Она сама пыталась покровительствовать более младшим и слабым. Если честно, ровесники все ее побаивались. По двум причинам.

Во-первых, она с детства была пацанкой — заводилой и лидером. Многим мальчишкам было не западло быть в ее компании «подчиненными». Драться научилась тогда же, когда и ходить. Но не это было главным. Дерись ты хоть, как Джеки Чан, в детдоме это не поможет. Потому, что когда на тебя наваляться всем скопом, будь ты хоть трижды Шварцнейгер, бить будут больно и сильно. Поэтому большинство ребят старались особо не высовываться. Жили, как положено, не перечили «авторитетам» из старших групп, делали, что скажут. Она так не могла. Отхватывала свое, отгребала, получала, зализывала раны и снова получала. И слыла самой безбашенной на весь отряд. Но с недавних пор, появилась вторая причина, по которой ее не любили и боялись…

С людьми, сделавшими Насте что-нибудь плохое, стали происходить несчастные случаи. Сначала никто не обратил на это внимания, но со временем стали замечать, что тот, кто ее обидел, разбивал голову, коленку, ломал руку. Кого-то укусила собака. Кто-то угодил в «карцер». Двое проигрались в карты и были жестоко избиты старшеклассниками. Одна «подруга» упала на стекло и сильно порезалась. Ее потом в больнице долго по кусочкам зашивали. И Настю стали бояться.

Вначале перешептывались за спиной, тыкали пальцем. Позже, более старшие или сильные, вместо разборки говорили:

— …Да пошла ты! Связываться с тобой не хочу, ведьма!

И никто не называл их трусами.

Ей от этого хотелось плакать, лезть на стенку. Она говорила, что не виновата, что ни при чем, но никто не слушал. Позже стали подходить «лохи» — те, над кем все измывались, просили помочь, наслать какое-нибудь заклятье на обидчиков. Она объясняла, ей не верили. Стали говорить, что она понты колотит. И в результате отвернулись все.

Но всему когда-нибудь приходит конец. И что-то всегда происходит впервые. Один раз, две подвыпивших старшеклассницы из соседнего отряда попытались ее изнасиловать шваброй. «От…хать эту ведьму!» Она успела вырваться и закричать. Дралась, как кошка. Кто-то услышал и успел донести дежурному. Тех двух девочек отправили в «карцер», за плохое поведение. Самое ужасное случилось с ними там.

Кроме «карцера», есть в их детском доме еще более ужасное место. Это «бордель», комната на первом этаже в главном корпусе. Там всегда зашторены окна, а на двери надпись «Комната отдыха». Все воспитанники знали, что лучше туда не попадать, с малых лет. И только более старших, лет с десяти — двенадцати просвещали, что там делается, почему приезжают дяденьки на машинах и почему старшеклассниц периодически гоняют туда среди ночи. И почему иногда они выходят оттуда испуганные и зареванные. Хотя, многие привыкают и ходят с удовольствием. И после этого у них часто бывают деньги и курево.

Но последние полгода с «борделем» стали происходить странные вещи. Если до этого туда водили только старшеклассниц, то теперь несколько раз водили девочек из средних групп, одиннадцати-тринадцати лет. И даже два раза мальчиков. Как правило, брали их среди ночи, из «карцера», чтоб никто не видел. Одна девочка после этого повесилась в туалете. Янка. Они с Настей немного дружили. Днем ее отправили в «карцер», за то, что нагрубила воспиталке. Характер у нее был еще тот! А под утро привели, лохматую, заплаканную. Весь день она ни с кем не разговаривала. Лежала в кровати и беззвучно плакала в подушку. Завка увела ее к себе в кабинет и о чем-то целый час беседовала. Девчонки из старшей группы пытались успокоить, но она не проронила ни слова, только тупо смотрела куда-то, в одну точку. И это веселая, жизнерадостная Янка! А вечером она пошла в туалет…

Обнаружили ее только через полчаса, уже холодную, остывшую. Конечно, им ничего не говорили. Пока скорая не уехала, всех разогнали по спальням. Но кто-то успел что-то пронюхать и «телеграф» облетел всех за несколько часов. Завка после этого долго ходила злая, сама не своя, постоянно срывалась на детях.

Одного из мальчишек, побывавшего в «борделе», Сашку, наутро по-быстрому «усыновили». Где он теперь и что с ним, никто не знает. А второй, Лешка, тоже Сашкин одногруппник, им обоим по тринадцать было, просто исчез. Также, отправился в «карцер», просидел там два дня и исчез. Светка говорила, что в ту ночь из главного корпуса слышала несколько коротких громких вскриков. И всё.

Теперь те две девочки. Настя ненавидела их, готова была порвать на куски, но не желала им ТАКОГО. Как узнал весь детдом из «телеграфа», этой же ночью они отправились в «бордель». Все корпуса, все отряды слышали ор, хохот и веселье нескольких мужских голосов. Кавказцев. Педантичная Настя насчитала аж восемь. Потом были крики. Завка с кем-то ругалась, ее голос местами тоже проскакивал. Потом кого-то били. И почему-то все догадывались, кого и кто, хотя надеялись до последнего. Не спал в ту ночь никто. Старшие пытались уложить младших, а сами тряслись от страха. Особенно, девочки.

А наутро все узнали, что те две девочки ночью «сбежали» из детдома, и их тела милиция «нашла» в кювете возле трассы.

Несколько дней ничего не происходило. Когда все детдомовцы немного успокоились, несколько старшеклассниц после ужина подошли к Насте.

— Никитина! Стоять! — компашка резво окружила ее, перекрыв все пути к бегству. Было уже темно, и как назло, во дворе не было никого из взрослых. Шестеро старших оттеснили ее от дорожки, по которой Настя шла к своему корпусу и грубо толкнули за угол.

«Будут бить!» — пронеслось в голове.

— Ты че, ведьма делаешь? Совсем оборзела? — выступила вперед Ленка Семиступова, неофициальный лидер их группировки.

— Ты про чё? — ответила Настя тем же тоном. Запугать их сейчас вряд ли удастся, но ронять достоинство перед мразью — не дело! Пусть они все и на голову выше.

— Чё паришь? А то не знаешь! — Ленка сплюнула ей под ноги.

— А представь себе, не догоняю!

— Ты, тупой не прикидывайся! — поддержала подругу другая старшеклассница, Оксанка Александрова по прозвищу «Паровозик». Эта из тех, кому нравится в «бордель» бегать. Говорят, погоняло там и заработала, что когда сосет, пыхтит сильно.

— Нафига девчонок подставила? Нормальные девчонки были!

— Ты чё, совсем опухла? И как я их подставила?

— Не, бабы, гля, совсем тупая! — заржала Ленка — За лохушек нас держит! Типа, мы вааще с вами дуры!

Настя молчала, ожидая развития событий. Это ее каменное спокойствие порой сильнее выводило, чем маты и ругань. Оправдываться перед ними, во-первых, бесполезно, во-вторых, западло. Но настроены девчонки, надо отдать должное, очень серьезно. Что-то ночью сегодня будет…

— Ты, ведьма сраная! Нафига девчонок колдовством своим сгубила? Чё они тебе сделали? Ну, посмеялись бы с тебя, поприкалывались? А ты смерть на них наслала, овца конченая!

— Да еще такую! — поддержали подруги

— Ты знаешь, мразь, что с ними черножопые делали? Нет? Тебе рассказать в каком виде их трупы нашли?

— Но это же не я их! Это черножопые! С завкой! — почти кричала Настя.

— Рот закрой, гнида! А то я не знаю, как это бывает! Да если б не твое колдовство, этого бы не было! Ну, приехали бы нормальные пацаны, лавандосов подкинули! А из-за тебя, падаль, эти хачи приперлись!

— Да, такие пай-девочки, блин! Офигеть — не встать! Тебе, Паровозик, швабру в жопу совали? Чё молчишь?!

Эта реплика стала ошибкой. Получается, она отомстила. Теперь уже никто не поверит, что она ни при чем.

Девочки тупо замолчали. Она только что призналась в своей вине. В их понимании. Настя тоже это поняла.

— Ну, держись, гнида!.. — Паровозик кинулась на Настю. Остальные схватили ее, пытаясь удержать.

— Да я тебя, мразь!..

— Оксанка, это ж ведьма! — держали ее подруги.

— Да, по… мне, кто она!

— Пошла на х… отсюда, ведьма! — зло бросила Ленка. Насте два раза повторять не пришлось.

Но, опять таки, все происходит в первый раз. И сознание, что она — ведьма, и поэтому ее не стоит трогать, не навсегда.

Тем вечером в старшей группе был «сходняк». А ночью к ней пришли. Естественно, никто и не думал сопротивляться или звать воспитателей. Все смотрели на нее с ненавистью: еще бы! Ведьма! Девчонок погубила! Даже маленькие, которых она опекала, лежали тихо и не шевелились.

А ее били сильно. Везде, кроме лица, там синяки сразу видно. Их пришло много, человек пятнадцать. Били по очереди, руками, ногами. Таскали за волосы. Опускали лицом в унитаз и смотрели, пока она не начинала захлебываться. Потом ее опустили, помочившись сверху…

Несколько дней после этого не трогали. Все ждали, что будет с теми, кто ее избил. Но ничего не произошло.

Настя перешла в масть «опущенных.» Ее сторонились. С ней никто не разговаривал. Её пока еще боялись.

Но через несколько дней опять стали бить. Делать мелкие гадости. И все это в атмосфере полного отчуждения. Когда она пыталась с кем-нибудь заговорить, от нее отворачивались, отсаживались, уходили. Спину сверлили настороженные ненавидящие взгляды, в которых читалось одно: «Ведьма»!

Да, опущенная ведьма. Даже маленькие старались избегать ее. Оставалось только тихо плакать в подушку, но никто не сочувствовал, не сожалел. Только зло косились. В лучшем случае равнодушно.

Старшие поначалу, после той ночи, не сильно трогали. Больше били для виду, чтоб унизить. Еще побаивались. Но потом Паровозик нечаянно споткнулась и упала со ступенек, сломав ключицу в Настином присутствии…

После этого жизнь Насти превратилась в ад. Ее преследовали на каждом шагу, на нее буквально, велась охота! Ленка Семиступова, в очередной раз избивая ее, орала:

— Будешь, будешь еще колдовать, сучара?!

И вот, вчера Настя решилась и ушла. Позавчера Семиступову увезла скорая с температурой сорок, а вечером был «сходняк». И она поняла, что ночь не переживет. Просто почувствовала, каким-то внутренним чутьем.

Теперь, сидя на скамейке в зале ожидания, она плакала и не знала, что делать дальше.

Болели почки. Приложила к ним ладони. Когда она так делала, становилось легче, можно было терпеть.

Ничего, пройдет. Настя стала растирать ладонями низ спины. Боль утихала. Она, конечно, вернется, но не сразу, через время. Очень хотелось есть, но денег не было. Милиция уже несколько раз проходила мимо, нехорошо посматривая. Ну, как же! Попрошайка на вокзале! Но девочка сидела тихо и ее пока не трогали. Это хорошо, потому, что попади она к ментам, те быстренько отправят в ее родной детдом. А возвращаться она не собиралась. Потому, что хотела жить. Только, боже, как же болят почки! Настя заплакала…

Рядом с ней присел старенький дядечка лет пятидесяти, густо убеленный сединами. Он долго рассматривал ее в упор, потом неожиданно улыбнулся и сказал:

— Дай я помогу! — затем аккуратно приподнял Настины куртку и майку на спине и приложил к больному месту свою большую шершавую ладонь. От ладони сразу пошло тепло, боль, как по волшебству, начала стихать. Ладонь дядечки нагрелась, стала аж горячей.

— Теперь легче? — спросил ее седовласый мужчина

Настя благодарно улыбнулась.

— Да, спасибо большое! А вы доктор?

Незнакомец усмехнулся

— Я? Нет, я не доктор. Но, тоже кое-что могу. Я только боль снял. Но, тебе надо к настоящему доктору, иначе через время приступ начнется снова.

Его улыбка была такой заботливой и мягкой, что хотелось броситься на шею, расплакаться и все-все рассказать. Но Настя сдержала себя. Откуда она знает, кто это? Вдруг сдаст ментам?

— А кто вы? — спросила она с тревогой в голосе

Незнакомец опять улыбнулся, покачал своими седыми волосами и ответил:

— Ты можешь называть меня отцом Михаилом.

— Вы священник?

— Ну, да. В некотором роде священник. Моя задача помогать людям, которые находятся в беде. Вот, ты, например, сейчас в беде. И я хочу помочь тебе. — Он опять загадочно, но так по-доброму улыбнулся.

— Мне не нужна ничья помощь! Сама справлюсь! — зло огрызнулась Настя, хотя сама в тот момент чуть не разрыдалась. Никто никогда не предлагал ей помощи. Тем более, бескорыстно.

— У меня все в порядке, ясно!

Но незнакомец и ухом не повел. Сидел себе и продолжал улыбаться.

— Ты сидишь одна, на вокзале, вот уже четвертый час. У тебя болят почки. Ты хочешь есть. У тебя нет денег, иначе поела бы. Ты косо смотришь на милицию, следовательно, не хочешь, чтоб они тобой интересовались. Ты одета, в лохмотья, как попрошайка. И ты плачешь. Отсюда следует вывод: у тебя, скорей всего, совсем нет денег, и тебе некуда идти. Это кроме почек. Хотя, мне кажется, ты хочешь отправиться в Москву? Огорчу, там тебе тоже делать нечего, там и своих беспризорников хватает. Тебя быстро сожрут. Следовательно, девочка, у тебя не проблемы, а Большие Проблемы, и сама ты с ними никак не справишься…

И опять улыбнулся. Она удивленно подняла глаза. Спорить с этим человеком бесполезно. Только что он логическими доводами в пух и прах разбил все ее возможные контраргументы.

От этого человека исходила своеобразная сила. Не сила, а Сила! Силища! Била ключом, подавляя всех вокруг. Такому человеку с радостью хотелось подчиняться. Это был настоящий лидер! Настя не знала, как и почему, но чувствовала это.

— Вы не из милиции? — с надеждой спросила она, понимая, что если это и так, никуда она не сбежит. От этого маленького щуплого седого человека не сбежит. Не сможет.

— Нет, не из милиции. — Опять улыбнулся дядечка. — Но, все равно, пришел за тобой.

Она поежилась. Идти с кем-то куда-то не хотелось. А оставаться здесь, на вокзале, тоже не было сил. Почему-то она знала, что этот человек не сделает больно, что его улыбка искренняя. И все-таки инстинктивно сопротивлялась.

— Почему?

— Почему за тобой? — сделал вид, что удивился он — Потому, что мы искали тебя. Давно искали. Вот уже несколько лет. Ты знаешь, что ты колдунья? Причем очень — очень сильная?

— Не говорите так! — закричала Настя и заплакала. — Я ушла потому, что они все называли меня ведьмой! Я не ведьма, ясно!

— Ну, ну, Настюш, не надо так кричать. Я ж не глухой, и сижу рядом с тобой. А ты так кричишь! — спокойно продолжал отец Михаил, успокаивая своим тоном.

— Я разве сказал, что ты ведьма? Нет, не говорил. Я не говорил, что ты ведьма! Но, ты колдунья! Маленькая, хорошая, добрая и очень сильная колдунья! Потому, что умеешь колдовать! — его голос убаюкивал, Настя стала потихоньку оседать. — Вот, например, у тебя почти что отбиты почки. С этим люди не могут не то, что сидеть и ходить, а лежать! Боль адская! Люди с обезболивающих не слезают! А ты, вот, приложила ладошку, и все, боль прошла. Ты не думала, почему так?

— Нет. — Настя с удивлением подняла голову и прекратила плакать — У меня всегда так было, с детства. Рукой подержишь, и все пройдет.

— Это не у всех так. У очень немногих. У единиц, буквально… — улыбнулся отец Михаил.

— Только у тех, кто может колдовать? — с удивлением услышала Настя свой голос.

— Да, только у тех.

— Но… — она опять недоуменно посмотрела на мужчину — …Вы ведь тоже прикладывали руку… И сняли боль?

— А я и не говорил, что не умею колдовать. — Ответил он. — И не говорил, что не колдун.

— Но, вы же священник, сами сказали?…

— А разве одно другому мешает? — обезоруживающе улыбаясь, спросил мужчина.

Девочка задумалась.

— И что вам от меня нужно?

Отец Михаил немного помолчал, оценивая, поймет ли его эта маленькая девочка с такими взрослыми глазами.

— Настя, у тебя дар. Дар Господень. Ты умеешь колдовать. И дар этот очень сильный, ты одна из самых сильных колдуний в нашей стране. Причем, уже инициирована, то есть, можешь колдовать прямо здесь, сейчас. Другое дело, что ты не умеешь это делать, у тебя нет знаний и опыта. Ты можешь сорваться на мелочах, в периоды нервных срывов и стрессов. Например, проклиная в сердцах тех, кто тебя обижает. Да так, что бедняги могут умереть. Ты это делаешь не со зла, просто твоя сила, твоя мощь, она огромна. Невероятно огромна! И бесконтрольна.

Мы давно, уже несколько лет ищем сильную ведьму, орудующую, по недомыслию, в этих краях, и не можем найти. И сегодня я удивился, узнав, что тот человек, которого мы ищем, маленькая двенадцатилетняя девочка. Поэтому-то я обращаюсь к тебе с предложением: я хочу взять тебя в ученицы, в послушницы. Мы — церковная организация. Колдуны и колдуньи на службе Господа. Защищаем людей от злых сил, от других, опасных колдунов, от нечисти, и много еще от чего. Мы научим тебя управлять своим даром. Ты, как и мы, станешь воином на службе Господа. Сразу говорю, это сложно, это большая ответственность. Но, при этом ты обретешь невероятные способности, будешь сильной! — он вновь по-доброму усмехнулся. — Никто не посмеет тебя обидеть!

Но, если ты не согласна, хочешь жить, так, как хочешь, быть свободной, я уйду. А ты останешься сидеть здесь, на вокзале. Только, наши люди, тоже колдуны на службе Господа, лишат тебя силы. Не до конца конечно, Дар Господень нельзя забрать, но ты станешь очень слабой колдуньей, скорей, больше похожей на простую девочку, какой всегда хотела быть. Пойми нас правильно, мы не можем допустить, чтоб человек такой Силы, как ты, спокойно ходил по улицам. Через несколько месяцев ты сможешь убивать. В гневе, бесконтрольно. Это страшно, согласись?

— Да, — покачала головой ошеломленная Настя.

Он говорил тихо и спокойно, добро, как бы увещевая маленького ребенка. Но возможно именно этого спокойствия, этой ласки в голосе ей и не хватало все эти годы. От звука его голоса хотелось все бросить, расплакаться и убежать. Далеко-далеко! Чтобы никто ее больше никогда не нашел!

— Поэтому мы лишим тебя твоей силы. Еще вылечим. Нельзя же ходить простуженной, с больными почками! Зима уже скоро, холодно! Сляжешь ведь! Денег тоже дадим. Немного, несколько тысяч долларов, больше не можем. Можем другой приют тебе поискать, если захочешь. И иди, будь свободна. Можем в Москву подбросить, ты ж туда собралась? Выбирай, Настя. Или иди к нам, или куда хочешь, но без своего колдовского дара, как обычная девочка.

— А откуда вы знаете, как меня зовут? — Настя удивленно поймала себя на мысли, что этот человек уже несколько раз произнес ее имя, а она ни разу ему его не говорила.

— Работа такая. Мы много знаем.

— Больше милиции?

— Намного! — он усмехнулся — И действуем быстрее, и власти у нас больше.

Настя снова задумалась. Становиться колдуньей? Ученицей этого человека? Воином? Но, подчиняться кому-то? Или быть свободной? Нет, ну, в другой приют она точно не пойдет, там будет не лучше, чем в старом… Жить ей негде. Денег дадут, да надолго ли их хватит? Все деньги когда-нибудь заканчиваются. А еще их может кто-нибудь забрать. Или украсть. Это не выход. А работать? Где? В двенадцать лет? На панели? В этом большом борделе, уже без кавычек? Там такие как она всегда нужны, несовершеннолетние… От чего ушла, к тому и пришла! Нет, лучше уж к этому незнакомому дядечке. Неизвестно, что ждет у него, но, видимо, хуже, чем в родном детдоме уже не будет.

Надо же! Она ведьма! И взаправду ведьма! Да еще и очень сильная!

Детское любопытство разобрало. Поняв, что идти больше некуда, превозмогая предательскую дрожь в голосе, девочка пробормотала:

— Я согласна. Согласна идти с вами. — И опустив голову, зарыдала.

Отец Михаил хотел, как положено при вербовке, честно предупредить, что обучаться она будет несколько лет, по усиленным программам, гонять ее будут нещадно, пока не сделают универсальную живую боевую машину. Что это очень сложно выдержать, и что обратной дороги уже не будет, но посмотрел на девочку и все понял. Он обнял ее и погладил по головке, успокаивая.

— Ну, что ты, маленькая! Все хорошо! Все будет в порядке!

Так они и сидели, в зале ожидания, на вокзале, маленькая девочка, теперь уже послушница ордена, и координатор Центрального округа. Девочка плакала. Впервые за много лет плакала от смешанных чувств. Она не могла сдержать бурю в душе. Она поверила! Впервые в жизни кому-то поверила! Поняла, что у нее будет скоро свой дом, где не надо будет драться за кусок хлеба, бояться завки, «карцера» и «борделя». Где будут добрые справедливые люди, вроде отца Михаила. Она знала, видела, что он добрый. И больше она не будет никого и ничего бояться! Потому что она — ВЕДЬМА!

У входа в вокзал их ждал огромный бронированный джип, за городом стоял под парами большой, настоящий вертолет, ждущий унести наставника и его послушницу к новой жизни, в абсолютно незнакомый громадный и неизвестный мир…

— Нет, не этот. У него оперативки мало. Этот уже вчерашний день, даже позавчерашний. Через полгода только на помойку выкинуть. Зря деньги выбросишь.

Вика смутилась

— Но он же больше?!!

Женщины! У них свои критерии.

— И мамка у него отстой. Давай лучше вот этот.

— А мамка, это кто?

«Чувак, нашел с кем общаться! Мамка, оперативка, клава! Ты ей главное, как включать покажи!»

«Цыц, нечистая, моя девчонка, сам разберусь.»

«Нечистая!» — бесенок ухмыльнулась. — «И этот туда же! У пернатой нашей учишься? Хоть бы чему у меня поучился… И, кстати, с чего взял, что ТВОЯ девчонка? Если вздыхаешь, так сразу и твоя? У нее, между прочим, парень есть. И уже давно.»

«Знаю. И что?»

«А то, пожениться они хотят. Времени у тебя совсем мало осталось. Без моей протекции тебе ну никак…»

И Эльвира мысленно потерла руки.

«А я уж постараюсь, по старой дружбе. Только ради тебя…»

«Мишенька, не поддавайся, это бес! Это провокации нечистого. Любая сделка с нечистым — шаг в ад! Будь сильным духом!»

«Консуэл, а она правда может? Ну, помочь, чтоб Вика полюбила меня?»

«Нет. До греха довести, то есть, как вы говорите, в постель затащить, да. Но это будет не любовь, наоборот. Грех. А объект приворота после вообще может отвернуться. Скажет себе: «Как я могла?» И ты все потеряешь. А грех за сделку с нечистым на тебе останется.»

«Фу, курица! Опять все портишь! Сколько можно! Миш, ты только представь, любая девочка твоя будет! С потрохами!»

«А любая и так моя. Мне не любую, мне Вику надо. И не на один раз, а… Надолго. Сможешь?»

«Мишенька!»

«Щас, приворожим, эт мы мигом!»

«Отставить! Не надо ворожить. Другим способом.»

«Каким?» — в голосе демона почудилось искреннее изумление.

«Ну, чтоб она меня сама полюбила, добровольно!»

Пауза.

«Так не бывает. В природе вещей.»

Я разочарованно вздохнул.

«Миша, на любовь могут воздействовать только Творец и смертные. Как сделанные по его образу и подобию. Так что влюбить в себя Вику можешь только ты сам, как подобный Творцу.»

«Но если тебе надо кого, ты только скажи, мы ее быстренько охмурим…»

Спасибо, охмурять мне никого не надо. Не мой уровень. Как будешь себя чувствовать, зная, что человек рядом не любит тебя, а приворожен? Слушать восторженные отзывы и знать, что это не на самом деле? Понарошку? Что без заклятья ничего этого не будет?

«Не, Мишган, по дружбе, как старому знакомому и просто хорошему человеку, предлагаю приворотное воздействие, как полумеру. Слааабенькое такое, чтоб только ее брак будущий разрушить. А то намерения у нее больно серьезные… А потом я воздействие сниму, и ты проявишь себя во всей своей красе. Без всякого колдовства. Так же легче, согласись?» — она снова довольно ухмыльнулась.

«Не надо, Миш, не соглашайся!» — Вступила ангел. — «Бес всегда предлагает идти легкой дорогой. Только она, эта дорога, в ад ведет. Один раз стоит на поводу пойди, всё! Бес от тебя не отстанет!»

«В общем, как надумаешь, скажешь. Все чики-пуки будет, по высшему разряду! Гарантия фирмы производителя!..»

— …и тогда мама сказала: «А зачем тебе такая?» И я купила розовую.

— Чего розовую? — прослушал я

— Как чего, кофточку! Я тебе про нее уже пять минут объясняю. Такая, как на донне Матильде была, в «Вере и совести»….

— А, извини, немного задумался… — ответил я. С этими потусторонними существами уже ничего вокруг не слышу! Надо пытаться это дело контролировать.

— А кто такая донна Матильда?

Она посмотрела на меня, как на идиота.

— Как какая? Мать Хуана, второго мужа Изабеллы, у нее от него ребенок…

Приехали! Сменим тему, пока меня не считают лузером за то, что не знаю троюродную свекровь мужа четвероюродной племянницы восьмого деверя какой-нибудь Кончиты, от внука которой у той теща! Что ржете? Ну, не смотрю я сериалы, не смотрю. Это, не для моей нежной психики. Я вообще ящик не смотрю. Некогда. Может, футбол иногда, или новости. По сериалам у меня бабушка спец! Все смотрит! И наше, и не наше.

— Знаешь, давай вот этот. И параметры ничего, и цена пойдет… — попытался сменить тему я, как раз обнаружив неплохую модель.

— Но он некрасивый! Я не хочу черный, хочу беленький. Как тот.

— Тот отстой полный, ПОВЕРЬ МНЕ! — Ненавижу уламывать женщин в вещах, в которых они не разбираются.

И почему они не разбираясь, любят покомандовать?

— Викуль, поверь, тот отстойный. Этот лучше, в сто раз. Хоть он и черный, но на нем удобно работать. А вот монитор себе выбери, какой хочешь. Они все одинаковые…

Женщины!

— Вик, а ты правда замуж выходишь? — не утерпел я, когда мы уже выходили из магазина.

Она удивленно подняла глаза.

— Нет, пока еще. Только думаем. Собираемся, но… А откуда ты знаешь? Мы ж никому не говорили? Ну, Лешка, паразит…!

— Тщщщ! Он тут не причем… — цыкнул я и подмигнул. — Просто слухами земля полнится. Знаешь, шила в мешке не утаишь…

Она понимающе усмехнулась. Конечно, соседи, близкие. Ее мама и бабуля часто треплются о том, о сем.

— Мы пока еще не решили. Я думаю. Что-то душа не лежит. Не хочу торопиться.

— Понимаю. Когда интуиция что-то говорит, надо слушать ее. Знаешь, сколько раз она меня спасала?

Значит, бесенок права. Что ж, растет в моих глазах.

«Спасибо!» — мысленная девчоночья улыбка.

«Пожалуйста. Возьми с полки пирожок!» — кинул я вдогонку, чтоб не расслаблялась.

— Вик, не пойми меня неправильно, ничего такого не хочу, просто… Ты вечером занята? Опять работа? Или может, где-нибудь посидим, о жизни потреплемся? Я ж вижу, ты многое внутри держишь, в собственном соку варишь. А ты поделись, сразу легче станет!

— А ты, значит, готов стать моей подушкой для слез?

— Ну, кто-то же должен ею быть? А у меня опыт имеется. Мы же друзья, в конце-концов.

— Нет, я сегодня с Лешей иду. Я давно обещала, извини. — Она опустила голову.

Не повезло…

— Да не за что. За что тебе извиняться?

— Ну, я тебе за час уже столько всего понарассказала… А ты все слушаешь, советуешь, помогаешь. Мне, правда, легче! — она улыбнулась.

— Почему я раньше тебя не замечала? Ты, оказывается, нормальный парень.

Далее последовало нечто невероятное. Вика встала на цыпочки, обхватила мое лицо руками и поцеловала. В щеку. Чмокнула. По-сестрински. Но мне и этого оказалось достаточно! Я так и остался стоять в ступоре.

— Пока-пока!

Она махнула мне рукой и побежала в сторону остановки.

А я еще долго смотрел в след.

Темно-зеленый «Ауди» с московскими номерами медленно заезжал на БАМ. След был четкий. Ведьма чрезвычайно сильна! Ее проклятья запросто могут убить. Но при этом совершенно не умела пользоваться даром. Вот сейчас, кинуть ТАКОЕ в девчонку только потому, что та разозлила ее? Это ж кем надо быть? За такое ведьм обычно лишают силы. Но эта не знает, похоже, ничего ни об ордене, ни о контроле за колдовством. Очередная самоучка. Цыганка, мать ее так и разэдак, прости меня Господи!..

Цыгане — один из самых древних и сильных в колдовском плане народов. Почти у каждой третьей цыганки и каждого восьмого цыгана есть способности, дар. Только дар слабый, большинство цыганок, все-таки, простые мошенницы. Но изредка попадаются и сильные колдуньи, и даже очень. В десятки раз чаще, чем у любого другого народа. Арии, прямые потомки! Что с ними сделаешь! И все самоучки, все своеобразные. Своя колдовская культура, как и мирская. Сколько проблем у ордена из-за них! Ну, не признают они ни власти, ни авторитетов!

Но эта колдунья, видимо, не так давно набрала силу. Такое сплошь и рядом происходит. Живет, себе, ведьмочка, только на привороты-отвороты сил хватает, и тут резко как попрет! И в двадцать лет такое бывает, и в восемьдесят. Если бы такая силища здесь была давно, ее б заметили. И поставили на учет. И ей перед заданием обязательно сообщили бы.

Но нет, не сообщили. Значит инициация прошла недавно.

Блин, как же все не вовремя!

Ну, что ж, как представитель ордена, она могла сама разобраться с цыганкой. Но, не хотелось лишать человека силы. Настя все-таки надеялась, что ведьму можно убедить не делать зло, контролировать выбросы энергии.

Как их учили, ведьмы, после энергетического скачка чувствуют себя неуверенно, не понимают что происходит. И чем старше ведьма во время этого самого скачка, тем тяжелее кризис. Сегодня у цыганки был шок: кто-то оказался сильнее ее, заставил изменить мировоззрение. Да так нагло! Надо же, просто поймал проклятье! И вернул ей назад, прокляв ее! На счет цыганки она не сомневалась, ведьма быстро избавится от его действия. Все ж свое, родное. Но не думала, что такое вообще возможно, ловить их руками! Видимо, из-за прошедшей инициации. Все-таки этот тип очень опасен. А дальше будет еще опаснее. Надо убирать его сейчас, иначе будет поздно.

А с колдуньей, для начала, стоит поговорить, пока она в шоковом состоянии. Может, поймет, что к чему?

Попетляв по улочкам завокзалья, «Ауди» остановился напротив большого кирпичного дома. Она даже не умеет прятать способности: как чувства прут, так энергия и выходит. Страх, боль, неуверенность — сканировала девушка ауру вокруг. Колдунья была такой силы, что белесый туман ее ауры облаком окутал весь дом. Настя надела амулеты, взяла меч, прицепила нож к специальному ремню на левом бедре, под юбкой. Юбка широкая, нож не видно. Затем вылезла из машины. Перед ней был зеленый забор метра два высотой. За ним раздавались голоса: мужские, женские, детские.

«Цыгане!» — подумала она. — «Дом всегда полон.»

И громко постучала в калитку. Раздались шаги и грубый мужской голос на сильно ломаном русском спросил:

— Чего нада?

Врать не хотелось. Настя честно сказала:

— Мне нужна ваша бабушка, которая колдовать умеет.

За калиткой подумали, и грубо ответили:

— Иди отсудова, нету таких!

И шаги стали удаляться.

Что ж, прием вполне ожидаемый. Если б был другой, она б удивилась. Делать нечего, сейчас они считают себя сильными, хозяевами положения. Надо их немного в этом разубедить. Перехватив меч поудобнее, она подпрыгнула, зацепилась за край забора, затем быстро подтянулась и мягко, чуть слышно, как кошка, опустилась на той стороне. Голоса вокруг смолкли.

Во дворе было семь человек. Трое мужчин, мешающих бетон, женщина, вешающая бельё и дети. Все непонимающе смотрели на нее. Первым среагировал самый старший по виду из мужчин, очевидно, хозяин. Его голос она слышала только что.

— Эй, тебе чего здесь нада, а?! Уходи отсудова! — и перехватил поудобнее черенок от лопаты. Другой мужчина, видимо, брат, потому что очень похож на первого, тоже взял лопату наперевес и начал подходить с другой стороны.

— Мне нужна ваша бабушка, которая умеет колдовать. — Спокойно, без эмоций повторила Настя.

— Я сказал, убирайса, пока хуже не стала! — старший, указал рукой на калитку.

Что-то нервные они все здесь! Сразу за лопаты схватились, хотя она для их восприятия одинокая слабая девушка. Может быть нагловатая, но не стоящая того, чтобы трое здоровых мужиков кидались с лопатами. Да, все старухина аура! Хиреет семья из-за нее, нервничает. Возможно, некоторые живущие в этом доме болеют. И неизвестно, что дальше всех их ждет. Короче, она здесь появилась как нельзя вовремя!

Ну что ж, маленькая демонстрация силы не помешает. Настя легкой поступью пошла к дому. Наперерез ей пошли мужчины. Эти будут бить, сразу. Они умеют бить женщин, рука подымется. Меч неуловимым движением выскочил из ножен, сделал пируэт и опустился на черенок первого. Затем, не останавливаясь, Настя крутанулась вокруг оси, и меч снизу вверх ударил по черенку лопаты второго. Тот резко отскочил, держа в руках два обломка. Третий в тот момент кинулся было на нее, но Настя вытянула руку в его направлении и мысленно оттолкнула. Тот с ходу отлетел к стене метра на два. Охотница развернулась к хозяину дома. Тот стоял перед ней бледный, с вытянутой шеей. Конечно, как не быть бледным, когда возле твоей шеи застыл узкий, чем-то похожий на самурайский, клинок? И очень острый. Обломки двух черенков валялись рядом. Сбоку вскрикнула женщина, запричитала и понеслась в дом. Детей тоже, как ветром сдуло. По дому, как по эстафете, раздались женские крики, переходящие в общий визг.

Что ж, силовые акценты расставлены. Теперь можно начать разговор.

— Мне повторить, кого я ищу, или помнишь? — также бесцветно спросила Настя старшего, убирая меч от шеи и небрежно кидая в ножны за спину.

— Да, бабушку Ану. — Выдавил он. Хоть и боялся, а вел себя с достоинством. Настя невольно его зауважала. Вожак всегда остается вожаком, в любой ситуации.

— Она сказала, не хочет никого видеть…

— Меня захочет, поверь!

Из криков и воя в доме, на порог выскочила старая цыганка. Да, та самая. Белесая аура так и била, став еще бледней от страха. Бабка что-то быстро залепетала по-цыгански. Естественно, Настя не поняла.

— Здравствуйте, бабушка. — Кивнула ей головой. — Нам надо поговорить. Это важно.

Цыганка замолчала. В ауре проследились желтые цвета удивления. Потом бросила:

— Пойдем в дом.

— Вы из милиции? — лебезила цыганка — Сэчас, вам чаю сдэлают, госпожа хорошая, садитесь, пажалуйста!

Настя присела.

— Спасибо, чая не надо. Я хочу просто поговорить. — она выдержала паузу.

— Я не из милиции. Но из очень сильной властной структуры. Гораздо сильней милиции.

— Кагебе?

— Да. Особый отдел. Мы занимаемся колдовским контролем. Следим за разными сверхъестественными вещами, делаем их безопасными и незаметными. Инспектор Никитина. — Настя достала удостоверение сотрудника госбезопасности. Совершенно «белое». Конечно, злоупотреблять красной корочкой нельзя, но сейчас как раз такой случай, когда вера во всемогущество органов играет на руку.

Старуха с трепетом взяла ксиву, рассматривая фотографию, затем дрожащими руками вернула ее владелице. Настя улыбнулась.

— Как я уже сказала, мы ведем контроль над проявлением колдовской силы. Наша задача, оградить от нее простых людей. И то, что происходит с вами, мне не нравится. Это опасно, создает напряжение для окружающих. Расскажите, чем вы занимались, и давно ли произошел скачек? Ну, до того, как вы почувствовали себя НЕ ТАК? Только честно, правду от лжи я всегда отличу.

Старуха долго мялась, затем ответила:

— Хорошо. Мне семьдесят шесть лет. Всю жизнь жила, как учила мать. Гадала, ворожила. Лэчила потихоньку. Только рэдко и нэ всэх.

— Гадания: вы видели что-то, или просто говорили людям, что обычно говорят? Не врите, о гаданиях я знаю больше вашего. Как и о ворожбе.

Старуха задумалась.

— Ничего я не видэла. Что видела, то и говорила. А сбывалось ано, или нет, нэ знаю. Щто-то сбывалось. Нэ всё. Заставлять людэй дэлать вещи могла. Но никогда не воровала. Просто могла, и все.

Ясно. Гипноз. Мелкие шалости в ворожбе. Дар у нее был, обычный для цыган, слабый.

— Когда почувствовали скачек, что стали сильнее?

— Сина я похоронила, дочка! — женщина заплакала. — Пэрэживала сильно. А потом началось! Думала с ума сойду! Все, что скажу, все сбывается! На нэвэстку накричу, болеть начинает! Все болеть начинают! — она зарыдала.

— Давно это случилось?

— Да, скоро два месяца будет…

Два месяца после инициации! И она еще никого не убила? Впрочем, а не убила ли? В общем, пора это прекращать.

— Бабушка, мне надо сообщить вам, что вы стали колдуньей. Сильной. Очень сильной. Возможно, самой сильной в этом крае.

Настя опять сделала паузу. Человек старый, надо, чтоб до нее доходило. Чтоб каждое слово поняла. Иначе, потом будет плохо.

— Понимаете?

Старуха кивнула. В шоке. Это хорошо. Легче усвоит.

— Но колдовство, это не только власть, это ответственность. Большая ответственность. Понимаете?

Старуха опять кивнула.

— Одним своим проклятьем, в гневе, можете убить человека. Близкого ли, нет, не важно. Грех это. Понимаете?

Та опять кивнула.

— Господь дал нам всем дар. И по тому, как мы его будем использовать, нас будут судить там. — Настя подняла палец вверх.

— Вы можете стать светлой, лечить людей. Помогать. А можете темной. За это вы ответите не перед нами. А перед Ним!

Старуха опять кивнула. Она слушала очень внимательно, уже не плакала.

— Но кроме Его власти есть еще власть земная, мирская. И здесь, у нас, тоже, как и везде, есть законы. И если вы будете использовать запретные очень сильные проклятья, мы вас найдем. И уничтожим вас и ваш дар.

Настя посмотрела на две свечки в углу и сконцентрировалась. Те ни с того ни с сего загорелись. Старуха вздрогнула и запричитала. Испугалась. Конечно, кто б на ее месте не испугался? Знала бы она, что при ее-то силе это все пустяки, детские шалости! Но, чем меньше знает и умеет, тем меньше вреда нанесет окружающей среде. Точнее тем, кто в ней обитает…

— Смотрите, я предупредила!

— Дочэнька, я ж не спэциально это делаю! — бросилась к ней старуха — Не губи, скажи, что мнэ дэлать? — она опять зарыдала.

— Я уже сказала, что это большая ответственность. Вы должны держать себя. Никогда, НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ не желать никому зла. Даже в мыслях. Понимаете? А иначе придем мы и…

Она махнула рукой в сторону свечек. Пламя мгновенно потухло, а сами свечи, разломились надвое, и верхние части, дымя фитилями, упали на салфетку. Старуха взвизгнула и отскочила в сторону.

— Вы поняли кто мы? И что от нас не спрячешься?

Та опять кивнула. На нее было жалко смотреть.

— Один совет, от меня лично. Ходите в дом Господень. Молитесь. Он подскажет вам путь, что делать. Ваш дар — великое счастье, с его помощью вы можете искупить все грехи, что сотворили в жизни. Молитесь, следите за собой, не желайте никому зла. И у вас все будет отлично. Вы понимаете?

— Да, спасибо, дочка.

— Советую все свободное время проводить в молитвах. Пока не научитесь контролировать свой дар. Это поможет вам держать свои чувства и не срываться, проклиная окружающих людей.

Старуха кивнула.

Настя пошла к двери, но на пороге обернулась:

— Да, к вам вскоре должны приехать другие инспектора из нашей организации. Они поставят вас на учет. Не пугайтесь. Если вы будете следить за собой, вас никто не обидит.

Настя вышла на крыльцо. Во дворе ее провожало, все семейство. Человек двадцать, всех возрастов, мужчины, женщины, дети. Все низко кланялись ей и боялись заговорить. Под ноги бросилась собачка. Огромный такой двухметровый волкодав. Настя мысленно послала ему дружелюбный отклик и почесала за ухом. Пес весело заскулил. Она поняла, что этот огромный волкодав с радостью растерзает любых чужаков. Возможно, были прецеденты, поскольку цыгане в ужасе шарахались от собаки как от чумной, и дико смотрели вслед.

У калитки Настя обернулась:

— Смотрите, бабушка, я вас предупредила. До свидания.

Старуха была в шоковом состоянии, поэтому, Настя надеялась, до нее дойдет: нельзя делать зло! Колдовской силы лишить не проблема. Это всегда можно успеть. А вот поставить человека на путь истинный — это трудно. Но именно для последнего и создавался орден. Исправлять людей, а не отбирать дар божий. Она очень надеялась, что у нее получилось. Надо бы проследить за бабулей, подтолкнуть, подсказать. Вроде, душа не потерянная.

Она повернула ключ зажигания.

Из ступора и созерцания удаляющейся Викиной виляющей филейной части меня вывел телефонный звонок. Макс! Как я мог о нем забыть! Я ж с ним еще со вчерашнего вечера не общался! С той самой, злополучной розетки! Трубку в руках держал, а не позвонил. То всякие бессмертные сверхсущества, мешали, то сексапильные соседки. В общем, виноват…

Медленно взял трубку.

— Алё.

После чего долго-долго слушал о себе сокровенную информацию. А именно как и в каких извращенных связях состоял. Выслушав все это, наконец, решился перебить:

— Сам ты лосось пассатижный! Не мог я вчера прийти, меня током шибануло! В отрубе был! Как-как, розетку чинил, вот как! На свои посмотри, откуда твои торчат! Да, хрен его знает почему! Слушай, тут после этого со мной такая бодяга происходить стала… Короче, надо встретиться, покалякать.

— Вот…! — выругался в сердцах после того, как положил трубку.

— Что, Мишган, проблемы? — материализовалась Эльвира.

— А то! О друге совсем забыл!

Проходящая мимо женщина непонимающе на меня уставилась.

— Чего смотрите, псих я, псих! Сам с собой разговариваю! Видите?

Эльвира ехидно усмехнулась и исчезла.

Я отвернулся и побрел к Максу в сторону ПРП. Идти туда минут тридцать, на автобусе ехать не хотелось, надо развеяться. Мысли о Вике и новых возможностях будоражили душу. Оглядевшись и не увидев никого, вслух спросил:

— Девчонки, ну вот я понял, ад есть, рай есть. А что еще есть?

— В смысле?

— Ну, религий много, все разное говорят. Есть некоторые общие моменты, а как в остальном? Как мир устроен? Кто такой бог? Что такое троица? Как нас судят? По каким законам?

— Значит, хочешь узнать, как мир устроен? — усмехнулась Консуэла и материализовалась рядом, вся такая же красивая, и без крыльев. Только возбуждения она уже не вызывала. Почему? А фиг его знает. Не живая это красота. Сверхъестественная, но не живая.

— Это плохо?

— Да нет в общем. Хотеть не вредно.

— Типа, хотеть — хоти, но фиг что мы тебе скажем.

«Типа того, чувак.» — поддакнул мысленный голос бесенка.

Ангел вздохнула.

— Некоторая информация для смертных идет под грифом «секретно», Миш, не обижайся. Но могу сказать точно: каждая религия дает часть знаний о мироздании, такую, до уровня восприятия которой доросли люди, которым она дается. Но это только часть целого. Сам пойми, все люди разные, культуры разные, нельзя всех под одну гребенку.

— А как нас судят? Ну, как себя вести, чтобы в ад не попасть? В одной религии — одно, в другой — противоположное…

— Ты сам знаешь ответ на этот вопрос. Религия дана свыше, но переписывают, вводят новые догматы в нее обычные люди. Намек понял?

Понял, конечно. Новый Завет — ярчайший пример. Перевернули все вверх дном, что не понравилось — апокрифами объявили. Человека богом сделали. А простых людей превратили в быдло, которым легче управлять. А то империя в упадке, чтоб не бунтовали лишний раз… «Терпение, смирение, кесарю — кесарево, а ты иди паши и сей на благо императора!»

— А как отличить то, что дано свыше, от того, что дописали люди?

— Ну сам смотри. Джихад дан свыше? Войны за веру даны свыше? Сожжения еретиков? Забивание камнями? Освящение автомобилей или оружия?

— Но заповеди у всех разные. Есть общие, а есть нет. Как быть?

— Ой, Мишань, чего это ты так о спасении души печешься? На почве стресса? — снова появилась Элли.

— Сгинь, нечистая! Хочу и пекусь! Ну так как нас судят? Как поступать в скользких ситуациях?

Ангел повернула свою прекрасную мордашку и тепло улыбнулась.

— По совести, Мишенька. Просто по совести. Всех судят по-разному, каждого человека.

Хм… Вроде не так все и плохо, шансы есть.

— А кто судит? Бог?

— Нет. Бог дает законы. Если говорить вашим языком — он власть законодательная. Мы — исполнительная. А Судья — судебная.

Мы — это типа ангелы. Приставлены к людям, самую тяжелую работу «на земле» делают. Это понятно, а дальше?

— Судья — это типа Иисус, бог-сын?

Снова улыбка, на сей раз с ноткой покровительства.

— Нет.

— Иисус — не Судья?

В ответ лишь та же еле уловимая улыбка.

Так, так, так, что-то новое. Не то, к чему привыкли. Обожаю такие вещи!

— Нет. — Наконец соизволила ответить Элла.

— Но он хоть есть? В смысле Иисус?

— Есть.

Ангел мерно плыла рядом, лицо ее слегка скривилось. Дескать, тонкий намек, это информация, которую мне знать не следует. Я сделал вид, что намека не понял.

— Но он бог?

— Нет, не бог. — Все же ответила она после долгой паузы.

В принципе, не настолько это секретно, как она пытается показать. Об этом говорят многие на грешной земле. Быть сыном бога и богом — вещи разные. Богом-то его мы сделали, люди, как-то забыв спросить его собственное мнение. Аве император Константин! Мировой чувак!

А раз так, продолжим экзекуцию с пристрастием.

— А Судья — бог или не бог?

— Не бог.

Так, а вот это уже не понятно. Может я и не религиозный фанатик, но пару молитв знаю и в церковь раз в год хожу…

Ну, хорошо, раз в два года…

Ну ладно, хожу! Просто хожу!..

И про религию кое-что слышал.

— А как же троица? Отец, Сын и Святой Дух? Откровения Иоанна Богослова? Придет тот, кто будет нас судить? И Судья — вдруг не он, и даже совсем не бог? А что тогда такое бог?

— Трудный вопрос. — Меланхолично ответила ангел. — Бог — это все, Миша. Все, что вокруг.

— Это не личность? Эгрегор?

— Нет. Личность.

Снова не понимаю. Ангел тяжело-тяжело вздохнула

— Я не знаю как все объяснить… И вообще, смертным про мироздание знать не положено. Тебе оказали высокую честь, сообщив то, что сообщили.

— Ах как я рад! Просто на седьмом небе от счастья! Какая честь! Спасибо, добрые дяденьки ангелы, за оказанное доверие!

— Пожалуйста. — невозмутимо ответила Консуэла, проигнорировав мое ехидство. Зато отреагировала бесенок.

— Мишган, ей инструкция запрещает. Давай лучше я расскажу? — появилась ее довольная мордашка.

— А ну сгинь, нечистая! Я те расскажу! — Консуэла погрозила кулаком, строго сверкнув очами.

— А мне инструкции не запрещают! Вот и буду рассказывать! — ехидная улыбка. — А ты будешь молчать, пернатая, не сможешь даже поправить, когда буду… ну… немножко ошибаться. Совсем-совсем немножко!

Глаза чертовки лукаво блестели. Настолько лукаво, что я расхохотался, а ангел лишь еще тяжелее вздохнула.

— Ладно. Уговорили. Расскажу немного. Самые основы. А то она тебе тут такого наговорит!..

Бес довольно подмигнула и испарилась.

А она ничего, мировая девчонка, хоть и черт! Взять ангела на такой дешевый понт?

— Мироздание… Оно… Не знаю. — Снова тяжелый вздох. — Давай начну с мироустройства.

Я молча кивнул.

— В общем, все Сущее, делится на четыре части. Четыре разных мира, если так понятней. Ты же читаешь фэнтези, можешь представить себе конструкцию. Мне, например, сто пятьдесят лет назад сложно было.

Миры совершенно независимы друг от друга, абсолютно автономны. В каждом действуют разные законы, в том числе физические. Устанавливает их Сила, правящая миром. Кроме вашего.

Ваш Мир никем не управляется, и даже более того, защищен от воздействия со стороны остальных миров. Это самый большой и самый важный, просто МИР с большой буквы.

— Как космическая станция, превращенная в батискаф. — Вновь подала голос бес.

— Здесь живут смертные, души, духи, нечисть, и много-много других существ и сущностей. Но главные — это вы, смертные, ради которых он, собственно, и создавался. Большая часть сущностей, если честно, на вас паразитирует.

— Слишком много энергии от вас идет, которой они питаются. — Поддакнул веселый голос.

— Мир разделен на Реал и Тень. В Реале живут смертные — живые, материальные. В Тени находятся все остальные. Через нее идет вся сверхъестественная энергетика: ауры, проклятья, телекинез, телепатия. Мы, ангелы и демоны, и другие существа иных миров, попадая в Мир, тоже можем существовать только там. Это самый большой и могучий барьер, который Создатель поставил, чтоб защитить вас, своих чад.

Второй мир, назовем его Обетованное, где находится Бог и высшие существа.

— Высшие? Не слушай ее, Мишаня!! — Вновь появилась Эльвира с ехидной мордашкой. — Это они сами называют себя высшими, а нас низшими. Типа, себя возвысить хотят, такие хорошие, а нас унизить. Чтоб люди от наших идей отворачивались. Сволочи!

— Хорошо, не высшие, божественные существа, в противовес дьявольским. — Невозмутимо продолжала ангел — Довольна, лукавая?

— Ага. — Демон напустила на себя напыщенный вид оскорбленного достоинства.

— Кстати, это их «обетованное» фиг выговоришь. Пока говорить будешь, обед пройдет. Потому называй их просто «Контора».

— Почему? — становилось все веселее и веселее. Пожалуй, стоило становиться ненормальным, чтоб посмотреть на их пикировки. На довольную мордашку Элли, пытающуюся пробить на эмоции ангела, разглагольствующую с величественным спокойствием.

— Потому что это сленг, Мишенька. Они так называют нас на сленге. За то, что, дескать, бюрократии у нас много.

— А вы их?

— А они нас «Метро». Но нам в кайф. — Демон показала два ряда ровных зубов.

— Почему? — снова чуть не засмеялся я.

— А по аналогии с подземкой. Преисподняя — подземка. Мы это сами придумали, прикололись, а они подхватили. — Она снова мне подмигнула. — А мы даже эскалаторы поставили…

Я представил себе эскалаторы в аду и снова засмеялся.

— А еще что вы придумали?

— Ну… — бес картинно подняла глаза к небу и почесала подбородок. — Их главный чувак, который Бог — он «Шеф».

— А ваш главный чувак, который Дьявол — он «Хозяин». — съязвила визави.

— Ага. И мы в лицо его так зовем. А вы своего боитесь.

Консуэла пренебрежительно фыркнула.

— А еще рай — «Курорт». — Ад — «Загон». Чистилище — «Врата в Никуда» или «Двери Налево». Время от смерти до страшного суда — «Звездный Путь». Ну, еще многое-многое другое.

Прикольно. «Двери налево»! Хм!

— А чистилище это что?

— А это самое оно. — Демон, видимо забыла, что объяснять мне вызвалась ангел. — Это третий мир. Или четвертый, откуда считать. Он и есть епархия твоего Судьи. И там скучно.

— Почему?

— Потому что там судят души, Мишенька. — Консуэла все же решила напомнить о своем присутствии.

— Не-а, не поэтому. Потому что там все зануды. Хоть обитают там такие же крылатые, — небрежный кивок в сторону ангела. — Но они какие-то чокнутые все. Их мы зовем «очкариками».

— Почему? — я начал чувствовать себя идиотом, у которого заела пластинка от всех этих «почему».

— Потому что очки считают. Кто сколько нагрешил. И добрых дел сделал. И сдвинутые на этом. Одним словом — придурки!

Лицу Элли в тот момент позавидовал бы любой комик мира. Я снова расхохотался.

— А что там делают? Вообще, в чистилище?

— Судят души, — повторилась ангел. — Определяют количество и степень грехов и добродетелей. Затем Судья выносит приговор. Ад или рай, и какой срок.

— Так и в рай только на какой-то срок пускают? — снова удивился я. Проходящий мимо мужик с опаской на меня посмотрел и засеменил дальше с удвоенной скоростью.

— Так ведь рай, Мишган, не самая высокая ступень награды. Но самая высокая ступень из возможных посмертий.

Круто! Консуэла вдруг нехорошо прищурила глазки:

— Эльвир, а не слишком ли высоки у тебя полномочия? Может помочь тебе прикрыть ротик?

Демон немного стушевалась. Но скорее показно, чем на самом деле.

— Чувак, я этого тебе не говорила, о'кей? — и подмигнула мне бегающими глазками. Ангел недобро сощурилась. Я рассмеялся. Вот чертовка, а?

— Заметано! Я этого не слышал! — и тоже ей подмигнул.

Консуэла фыркнула и вообще отвернулась. Ну да, что с нас взять, с двух раздолбаев? Называется, нашли друг друга! М-да, веселый день! Пожалуй, это не так и плохо, всяких сверхъестественных существ видеть.

— Ладно, основы мироздания ты понял. Теперь концепция. — Продолжила демон, все же перехватив власть в свои руки.

— Сущим правят две силы: Любовь и Ненависть, она же Инферно. Это движущие всех процессов вообще. Они могут проявляться в разных формах, особенно инферно. Радость, сострадание с одной стороны, или боль, злоба, страх с другой. Идею понял?

Я кивнул.

— Все, что в мире происходит, любой немеханический процесс, обязано рождению им. Например, берешь энергию, добавляешь Страх, Ненависть — блымц — полетело в кого-то проклятие или порча. Зависть — хлоп — пошел-пошел сглаз. Симпатия, Сострадание — бамц — даешь больному человеку сил бороться с недугом. Понял?

Я снова обалдело кивнул.

— Так и у нас, Светлых и Темных. Вся энергия одинакова, как дедуля Эйнштейн завещал. Е=мс^2. Но использоваться может только при наличии Любви или Инферно, задающих ей направление. Ну, сам понимаешь, мы пользуемся инферно, а они…

Теперь главный прикол: и мы, и они — существа бессмертные и безвольные, а значит, сами эти составляющие вырабатывать не можем. Могут только смертные, то есть вы.

Вот и ведем мы за вас борьбу, реальную борьбу. За ваши души. Приставляем к каждому чуваку в мире по ангелу и демону, и те начинают нашептывать мысли там разные. Например: «Укради! Укради! Ударь его по почкам!» — провыла она голосом Кентервильского привидения.

— Или: «Это хорошие дяди! Отдай им свой кошелек! Им просто не на что выпить!» — это уже звучало голосом американского проповедника.

— Короче, нагадил человек в жизни — в пыточные его. Там мы обеспечим подходящие условия, и Боль Страх и Ненависть из него рекой польются. Нам хорошо, Светлым плохо. То же самое и с ними. Для этого им рай и нужен.

— Энергию добывать. Любовь.

— Ага. Направедничал человек — вот и отдает им заслуженную энергию. Как — не ко мне вопрос, не знаю, но чего-то не горю желанием на месте праведника быть.

Все комментарии сопровождались такой мимикой и такими ужимками, что я снова засмеялся. Консуэла все больше и больше хмурилась.

— Все совсем не так, Миша. — повернулась она. — Это бес, лукавый, ее работа — смущать тебя, подстрекать к греху. Она права в целом, но в деталях все совсем не так.

Если честно, мне уже было поровну, кто и в чем прав. Голова не резиновая, а за утро слишком много новой информации. Разберусь как-нибудь потом. Только вот мешает что-то, вертится на кончике извилины… Не так что-то в ее рассказе…

— Нелогично. Развращает человека демон. То есть сам человек греха без него не совершил бы. Так? Почему же тогда наказывают человека, а не демона, если именно из-за него было совершено преступное деяние?

— Ха! Да тебе, Мишаня, адвокатом надо было идти! Браво! — Эльвира вдруг резко посерьезнела и заступила дорогу. В глазах блеснул холодный огонь. Я отшатнулся.

— А теперь, парнишка, говорю один раз, чтоб ты понял и не тупил. Есть такое понятие, «Свобода Воли», «Свобода Выбора». Слышал?

Я кивнул.

— Ею вы и отличаетесь от собачек, писающих под деревом, и от обезьянок, жрущих бананы на пальмах. Ею, а не объемом мозга. Понял?

Я снова кивнул.

— Так вот, дружочек, она, эта Свобода Воли, вам не за хрен собачий дана. А за то, что вы — дети самого Творца. Вопросы по тексту есть?

Я опять кивнул, уже отрицательно. Было страшно. Девочка-балагур резко превратилась… В какое-то чудовище с блестящими гневом глазищами.

— Сам нагрешил — сам и отвечай! Если слабак — значит недостоин! Гори в аду и нечего на демона пенять! Понял?

Да понял, понял! Я задумчиво вздохнул и опустил глаза в землю, краем глаза уловив довольную улыбку на губах ангела.

Нет, не то, чтобы я боялся собственных поступков, что попаду за них в ад, но теперь точно знал, что последний существует, и это напрягало, навевало невеселые размышления.

Мироустройство. Как все просто и логично. Но как-то дико, что-ли…

Свобода Воли. Свобода совершения поступков. Хотя на данном понятии строится не одна религия, для меня это небольшое откровение. Я не то, что о добре, зле, грехах и праведности, я о смысле жизни-то редко думал! Постоянно свои заботы, проблемы. Живешь, как все. К законам привык, к нашим, местным. Которые знаешь, видишь в действии. Знаешь, за что какой срок дадут. Кому и сколько «подмазать», чтоб скосили. Конечно, смотря во что встрял и сколько у тебя есть.

Обыденность. Я привык к обыденности и повседневности. А здесь тебе говорят простые вещи, которые знает любой верующий с пеленок. Но звучат они как-то дико! Потому, что привык всё, связанное с религией, считать сказкой. Нет, подсознательно, конечно, верил. В бога. Что где-то там наверху он есть, но слишком уж далеко…

И сейчас, слушая о каре за грехи, не покидает ощущение сказки. Хотя вот они, ангел и демон, два самых фантастических существа шагают с боков от тебя. Кажется, какие еще нужны доказательства? И Страшный Суд? Не воспринимается он по библейски! Так и хочется найти какую-нибудь лазейку в правилах, оспорить, оправдаться. Как у нас. Только, кажется, не прокатит такой подход. Здесь если уж напортачишь, тебя найдут и «порешат». И никаких исключений.

Впрочем, люди узнают об этой универсальной судебной системе только после смерти. Следовательно, это неспроста, и человек не должен постоянно думать о каре «сверху». Почему?

— Потому, что только тогда проявится истинная душа человека. Шеф не хочет, чтоб люди праведничали и грешили из под палки, постоянно опасаясь наказания за каждый проступок. — Ответила на мои мысли ангел и улыбнулась. Я опешил. Она продолжила, не стесняясь показывать, что читает мысли.

— Человек должен расслабиться и получать от жизни удовольствие. Только тогда проявится его Свобода Воли, то есть Путь, которому будет следовать в жизни: плохим будет, или же хорошим…

Да, вот это темка для разговора с утра пораньше! Мозги уже кипят, а все тянутся и тянутся к неизведанному!

— Да, но если бы человек сам принимал решения! Ведь на каждом шагу на его мысли и желания накладываете свои загребущие руки вы!

— Конечно! — демон опять превратилась в девочку-балагура. — Без нас люди как дети малые. Что сделает ребенок, впервые увидевший огонь? Правильно, сунет в него руку! Он не знает, что огонь может быть опасным и необходимым, полезным и вредным. А после того, как обожжется, будет бояться огня, как… огня! А мы заранее даем ребенку, то есть человеку, знание, что есть такое огонь, и что тот или иной поступок приведет его пожару или жареной картошке.

— Типа, подводите человека к выбору, чтоб он его сделал, не опасаясь кары?

— О! А ты растешь в моих глазах, пупсик! Я была худшего мнения о твоих интеллектуальных способностях! — удивленно подняла брови Эльвира.

Вот дрянь! Не только ангела, меня тоже достает! Хотя чего еще ждать от черта? Ну ничего, мы с тобой еще поиграем, деточка! «2:1».

И все же… Жестокие законы. Ведь человеку так легко искуситься. Так легко поддаться какому-нибудь соблазну. Власть. Деньги. Любовь. Уважение… Любого найдется, чем купить! Подмазать. Сбить с пути. Все мы люди, все хотим жить, кушать, заниматься любовью и веселиться. Значит, все мы потенциальные клиенты Метро?

— Да не переживай ты так, Мишенька! Ангелы к вам тоже, не просто так, не для красоты приставлены. Мы тоже кой чего можем. — Консуэла улыбнулась и подмигнула, откидывая с виска выбившуюся смоляную прядь.

— Не пальцем деланные! — ехидно улыбнулась бес.

— Пошлячка!

— Зануда!

— Подавалка кабацкая!

— Подстилка разбойничья…

Опять!..

Нежное ласковое южное утро подходило к концу. Начиналась очень, очень веселая пора под названием Полдень. Теперь до шести вечера тако-ое пекло будет, что на улицу лучше не высовываться. Макс все лежал и думал. Что-то мешало, не давало покоя, не складывалось в целую картину.

Ленка, проснувшись, тоже быстро умотала. Без вопросов и напоминаний. Ничему, однако, не удивившись. Тёртая! Не в первый раз, видимо, в такой ситуации! Конечно, смазливая фигуристая тупоголовая блондинка, почему бы и нет? Но ему, как ни странно, было все равно, сдаст ли она его пухлику. Та девочка, что пришла утром к нему с работы, отоспалась и плескалась сейчас в ванной, уже не вызывала никаких нежных чувств. Уйдет, да и пусть уходит!

Другая Настя не давала ему покоя. Такая сильная (это чувствовалось коркой подсознания, хотя издалека казалась почти хрупкой). Красивая, сексуальная. Умная, хоть и зануда немного. А какая любовница! Что-то в ней такое было. Изюминка какая-то, огонек… И опыт, огромный опыт в глазах, несмотря на юный возраст.

Мишка, дурак, не видит, что перед ним не простая девочка. С другой стороны, наверное, счастливый, что не видит?

Да, давно он, Макс, не влюблялся! Но он уже не тот юнец, что был когда-то. Что эта чертовка хочет, что скрывает? Что-то, касаемо конкретно Мишки. Он же видел, что тот ей ни бухтит ни пенится. Ни кое-куда, ни в Красную армию. Но, для чего он ей?

А по отношению к нему, Максу? Он видел страсть. Помнил слова, что шептала ему после-того-как. Такое не подделать. Пусть это с первого взгляда (что бывает крайне редко), но все же любовь. Надо принять это как данность и не ерепениться. Тогда что этой цыпе надо? Зачем тянется к Мишке своими ручками загребущими?

А ведь она опасна! Вон, как скидывала дружбана с коряги! Аж пацаны парижские засмотрелись, а они те еще фрукты! Профессионально, точно выверенными движениями. Ничего лишнего. Никакой показной суеты, красивых боевых стоек и тому подобного. Ррраз, и все, и в воде! Такая шею свернет, как зовут не спросит! А хрупкая на вид, нежная… Он опять по дурацки улыбнулся, но тут же одернул сам себя.

Да, самое обидное, этого дурака романтичного предупреждать бесполезно. Пофиг ему все, не поверит! Все равно все сделает по-своему! Ну, не утирать же ему сопельки, в конце концов? А жалко парня будет, если встрянет. И Макс потянулся рукой к телефону. Другой рукой вытащил из-за дивана маленькую тоненькую книжицу в переплете и набрал номер.

— Але, Колян? Да, Макс. Слушай, братишка, выручишь немного? Да, конечно, говно вопрос!

Макс удобно облокотился о подушку, раскрывая книжечку с лаконичной надписью «Паспорт» на обложке.

— Да так, барышня одна есть. Гастролер. Скорее всего, из Златоглавой. Пробей-ка, что за подруга, по чью душу приехала и что вообще ждать. Да, напрягает немного. Нет, не горит, главное аккуратность, без следов. Чует моя задница, кто-то нехороший за ней стоит. Совсем нехороший. На вид девка крутая, хоть и зеленая совсем. Да, записывай. Пишешь?

Макс переложил трубку в другую руку.

— Никитина Анастасия Павловна, уроженка Шацкого района Рязанской области, поселок Большие Коляги. Тысяча девятьсот восемьдесят шестого года рождения. Да, что за подруга, откуда, чем живет, под кем ходит. Короче, все, что раскопаешь. Ну, понимаю, конечно, не маленький! Да, пока. Окей!

Макс положил трубку, вертя в руках чужой паспорт. Только теперь он заметил в дверях маленькую пухленькую девочку, завернутую в полотенце с недоумением на него глядящую. Поднял глаза.

— Что-то случилась? — тревожно спросила она.

Макс помолчал, собираясь с мыслями.

— Настя, твоя подруга, сестра двоюродная, с которой вы вчера были, кто она? Можешь про нее рассказать?

Та нахмурилась.

— А зачем тебе? Что ты от нее хочешь?

Он глубоко вздохнул.

— Да так, в одном деле ее подозреваю, нехорошем.

— Она хорошая девочка, честная и порядочная! — возмутилась пухлик. — Ты и сам видел. Это, наверное, всё наговаривают на нее. Откуда у тебя вообще ее паспорт?

Макс еще раз глянул на документ, вытащенный им из Настиной сумочки перед уходом, пока та допивала кофе. Задницей почувствовал, надо данные посмотреть. Посмотрел, назад убрать не успел. Спрятал. Не специально, пришлось. Не отдавать же ей в руки со словами: «Ой, смотри, что я вот тут случайно нашел!»

— Ты что, его украл?

— Я?! Украл?! — теперь уже вспыхнул Макс. — Да, ты чё, гонишь? Когда это я воровал? Он у нее выпал. Случайно! Когда расходились! Отдать надо!

Маленькая Настя с сомнением оглядела его. Отговорка прокатила, хотя, естественно, никто ему не поверил. Ну и флаг в руки! А барабан на шею, детка! Кто ты такая, чтоб я перед тобой отчитывался?

— Лучше расскажи про нее, не будь занудой. Кто она тебе? Сестра?

— Да, двоюродная. — Настя присела на край дивана и задумалась.

— А по какой линии? Маминой? Папиной?

Подруга растерялась.

— Я… Я не знаю. По какой-то, наверное точно. Только по какой?..

Она растерялась еще больше, мучительно пытаясь напрячь память.

— Ну, у твоей мамы братья и сестры есть? — продолжал Макс.

— Да, дядя Валя. И у него сын, Колька. Один.

— А у отца?

— У отца два брата и сестра.

— У них дети есть у всех? Вспоминай!

— Да, У дяди Паши Светка и Ирка, они младше меня на три года. Близняшки. У дяди Ромы дочь Ольга, но она маленькая. Пять лет.

— А у тети?

— У тети Иры дочь Маша, она уже отучилась, работает. В «Магните»… И сын Сережка, тоже старше…

— А в Москве или Подмосковье у вас кто-нибудь есть? — давил Макс. Происходящее ему с каждой минутой нравилось все меньше. Так не бывает. Девчонку представляют двоюродной сестрой, общаются, как с родной, а потом не могут вспомнить, кем она является?

— Нет. — Отрицательно и удивленно покачала головой подруга. — Нет в Москве никого. И в области нет тоже…

— Ну как же, ты же вчера сама говорила, двоюродная сестра из Москвы?

— Да, говорила. Но я не помню почему… Нет, но она же моя сестра, двоюродная! Это точно! Как же так? — Настя подняла на Макса блестящие от слез глаза.

— С чего ты взяла, что она твоя сестра? Давно ее знаешь?

— Ну… — чуть не плакала та — Я не знаю! Просто знаю, что это так, что она сестра, и все! И вообще, я не хочу об этом говорить! Отстань от меня!

Она попробовала встать. Макс вскочил и грубо кинул ее на диван, продолжая допрос уже с пристрастием.

— Послушай, это важно! Когда ты первый раз ее увидела?

У Насти из глаз покатились обиженные слезы. Всхлипнув, она продолжила.

— Позавчера. Да, точно. Впервые я ее увидела позавчера.

Макс опешил.

— А с чего же ты взяла, что она твоя родственница?

Девчонка залилась слезами.

— Она сказала! Но, я это знала и так! — всхлип. — Я не могу этого объяснить! Просто знала кто она, когда она подошла. Зачем ты меня мучаешь? Чего ты от меня хочешь? И от нее тоже?

Макс присел на диван, доставая сигарету и пытаясь сосредоточиться.

— Я просто хочу выяснить кто она и откуда.

Пухлик гневно посмотрела из под заплаканных глаз.

— Что тут непонятного, она моя сестра! Из Москвы!

Приехали! Это начинало злить.

— Но, ты ведь, сама сказала, что таких сестер у тебя нет! И в столице у вас никто не живет!

— Ну и что? — невозмутимо продолжила подруга и пожала плечами. — Может, кто-то из дальних родственников. — Она сорвалась на крик — Не знаю! Отстань от меня своими дурацкими вопросами! Она моя сестра, и все! Ясно?

Вот теперь ясно. Что разговор дальнейший бесполезен. Эта фанатичная уверенность, что, чужой человек, твой родственник? Гипноз? Тогда та милашка еще опасней, чем он думал.

Макс подкурил, встал и начал ходить по комнате, что для него было признаком крайнего нервного напряжения. Обычно в комнате он не курил.

Итак, что мы имеем? Некто, гастролер, скорее всего из Златоглавой, приехал в наш далекий, всеми богами забытый южный город. Ничем, кстати, не примечательный. Кроме химзавода, самого крупного в Европе. Ну, химзавод к нашей теме вряд ли отношение имеет…

Затем, скорее всего, собрал информацию о необходимых, или необходимом (в единственном числе или нет, неизвестно) объекте. Выяснил контакты объекта(ов). Следующий шаг, вступить в непосредственный контакт. Проще всего, для работы с такими героями-любовниками, как они с Михой подослать смазливую девочку, не обделенную интеллектом, разбирающуюся в мужской психологии. Девочка послана. Причем, самым тупым и неэффективным способом. Видите ли, одной из подруг объектов внушили, что та — ее близкая родственница! Да так внушили, что вон, все законы логики отрицает, ревет, но утверждает, что это сестра. Сильно! Но, опасно. Вдруг эти же вопросы ей кто-нибудь раньше задать додумался? Хотя, разве вчера кто-нибудь мог о подобном подумать? До того ли было? Риск есть, но, в принципе, ход сильный.

Он еще раз посмотрел на плачущую Настю.

Но работа, все равно топорная. Расчет скорее был не на интригу, а на силу гипноза. При данном риске, это, скорее всего, одноразовая ситуация, на один вечер. То есть, вряд ли та подруга объявится среди этих же Парижских фиф.

Кто? У кого есть выход на спецов, использующих в работе не стволы и бомбы, а гипноз? Объективно это могут быть родные силовики, и те же силовики, но ушедшие на заслуженный отдых и промышляющие «спецфическими» заказами от частных лиц. И это не простой армейский прапор, стреляющий с глушаком из-за угла. Тут дяди посерьезнее.

Но спецслужбы так не работают, те умнее. Значит все-таки частник. И очень крутой частник. И богатый.

Теперь о целях. Объективно, это могли быть он и Миха. Возможно, один из них. А установление контакта имело целью выяснить, кто именно нужен. Теперь что получилось: внедренный агент, будем называть ее пока так, вчера вечер провела в моем обществе. Наутро оказалось, что я им не подхожу. Теперь она возьмется за Мишку. Нет, с ним, пока, вряд ли что случится, это похоже на разведку, иначе бы девочка не светилась, но потом?

Нет, все-таки какие же они дилетанты! Разве так работают? Хотя, эта фифа, вроде, девчонка не глупая. Почему ж так топорно? Может, время поджимает? Может, какой олигарх скончался, а Мишка его наследник? И ей срочно, в течение дня надо было его найти? Бред!

Но все-таки. Девочка сильно спешит, это факт. Может, этот олух стал случайным свидетелем убийства? Тогда тоже непонятно. Шлепнули бы его, да и меня б за компанию, и все дела. Насчет этого серьезная братва не церемонится. Зачем же человека внедрять, да еще так безграмотно? Если дело в наследстве, так и подавно все проще! Не надо выяснять, кого шлепать, все и так ясно. И фамилии у нас разные, и имена. И в родственных отношениях не состоим. Родились, правда, в один день, с разницей в два часа, ну так это вообще бред! А может, нас в роддоме подменили? И у одного из нас дядя крутой мэн, который кому-то мешает? Снова бред.

Ладно, подводим итог. Версию с роддомом отметать пока рано. Может быть, реально, двадцать один год назад там что-то произошло. Хоть это и сильно смахивает на дешевый отечественный сериал, но надо иметь ввиду.

Слишком мало информации. Будем ждать.

Дорога все бежала и бежала под ногами, а наша познавательная беседа становилась все интереснее и интереснее. Я даже перестал замечать оглядывающихся на меня и крутящих пальцем у виска людей.

— …И как же ваши ряды пополняются?

— Ой, сложно, Мишаня! Не то слово! Им чё, взяли реального праведника и посвятили в ангелы.

— У нас абы кого, просто так, не посвящают! — воскликнула Консуэла.

— Что-то у меня вот прям сейчас, глядя на некоторых присутствующих личностей, сомнение в этом утверждении… — Элли косо так, с легкой усмешкой глянула на визави. Та опустила глаза в землю и покраснела. Что-то тут не чисто.

— А демон не должен быть злым. — Продолжала бес. — Из наших клиентов получаются только черти-исполнители. Не больше.

— Как же вы их находите? Других демонов?

— Я ж и говорю, это сложно. — Вздохнула бесенок. — Первые демоны — это восставшие в свое время ангелы. И не только ангелы. Они подняли восстание, протестуя против насилия и страданий, которые Творец создал в этом Мире и приговорил к ним людей. Мы хотим очистить Мир от страдания и горя.

Круто. Новый поворот в мировоззрении. Ангел презрительно скривилась, но молчит. Значит не такая уж это ложь.

— Еще один, самый обидный стереотип, что демоны плохие. Они всего лишь хотят справедливости! Среди таких же, искателей справедливости, мы и ищем себе подобных. Они не попадут на Курорт, так как не довольны политикой Шефа, но и в Загон их упекать не за что.

Видишь, как получается: с одной стороны нам надо делать зло, чтоб получить инферно, с другой, мы не хотим этого делать. А все потому, что проиграли войну…

— Вы не той дорогой пошли. — Оборвала Консуэла. Единственный путь спасения, это Любовь!

— Вот, только не надо вот этого! Другому кому расскажи!.. — вспыхнула демон.

— И расскажу! Как можно создать мир без боли без любви?

— Можно-можно! Только вы, крылатые сволочи, потеряете тогда всю свою власть! Потому и не даете ничего сделать! Связываете по рукам и ногам!

— А не слишком ли радикальные у вас методы? Ты не задумывалась? Как сделать так, чтоб все были богаты? О! А давайте убьем всех бедных! Один баран посчитал себя умным, выдвинул смелые идеи. А другие бараны стадом поплелись следом! И до сих пор плетутся, не понимая, что они бараны, и что идеи их стадные — мысли обожравшегося мухоморами шамана! И плетутся вот так вот, из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, разрушая планы Творца, рассаждая в Мире ненависть, зависть, корысть и сея смерть. Идеалисты хреновы!

Демон, скажем так, слегка обалдела. Я б даже сказал не совсем слегка.

— Все сказала?

Та кивнула.

— Классная отповедь, курица. Свершилось! Я смогла тебя расшевелить! А то все молчком, да казенными ликбезовскими цитатами… — и довольно потерла руки.

Консуэла тоже, видимо, вспомнила, что ангел должен обладать ангельским терпением и не вступать в глупую бессмысленную полемику с лукавым бесом, густо покраснела.

— А что больше, Метро или Контора? — спросил я, пытаясь сменить тему, пока они не подрались.

— А там, Михей, нет ни понятия расстояния, ни объема. Речь идет только о понятиях Силы. У кого ее больше, тот и сильнее. Тот больше.

— А сейчас у кого больше? У Светлых или Темных?

— Сейчас… — Консуэла тяжело вздохнула. — Сейчас пока у них. Две мировые войны, социальные эксперименты, подмена веры в бога в веру всесилия денег, фанатичные религиозные течения — это все его, Князя Тьмы проделки. И грешников у него гораздо больше. Даже на Суде стали смягчаться требования к некоторым грехам. Например прелюбодеяние. Раньше каралось очень строго, а сейчас для западных культур его отсутствие подвигом будет считаться! Верхом добродетели! Вот тебя, например, в средние века только за имеющийся в багаже блуд Хозяину кинули бы. А сейчас ты считаешься слабеньким грешником, так себе.

— Но все справедливо, если по-честному. — Возразила Эльвира. — Одни грехи смягчаются, зато другие ужесточаются.

— Это какие же например?

— Ну, например, убийство. — Демон усмехнулась. — В мое время это был грех так себе, на каждом шагу убивали. Выйдешь на реку белье полоскать, мимо добрые дяди со шпагами ехать будут, трахнут тебя, да и горло перережут. Еще посмеются, прикольно хрипишь, когда кровь в глотке булькает! И спокойненько уедут, ни от кого не скрываясь. А если ты крестьянин какой, с хмурым видом навстречу идущий — то брюхо вспорят и танцевать заставят. Чтобы развеселить. Или в лавку выйдешь, а назад не придешь, потому что твои несколько жалких медяков другим дядям нужнее, а иного способа попросить они не знают. Или в трактир зайдешь, пивка попить, и не выйдешь, тамошним завсегдатаям подраться захотелось, ножичками помахать. И ничего твоим убийцам не будет. Потому что мы, товарищи, быдло, как Творец завещал…

А родные повздыхают-повздыхают, да и спать лягут. Дескать, что поделаешь! Средневековье!

Просто вы, дети постиндустриальной эпохи, не поймете! — Она сделала эффектную паузу, давая мне «догнаться» и обалдеть по полной. Я обалдел. И намек про убийство понял.

— А теперь этот грех считается самым страшным. После преднамеренного, целенаправленного убийства дорога только одна — к нам. — И демон так нежно и очаровательно улыбнулась. Милашка просто!

«Ну, какая же ты все-таки гадина! Кровожадная гадина!» — подумал я.

«Ты не прав. Просто реалистка.» — улыбалась она. — «Все есть так, как есть, вне зависимости от того хочешь ты этого или нет, нравится тебе, или не очень. Просто я к этому привыкла, а ты нет. Но ничего, ты только сегодня инициировался, у тебя еще мнооого времени впереди. Надеюсь…»

— То есть вы в течение моей жизни записываете все мои поступки, а потом на Суде их зачитываете.

— Ну, это образно. Озвучиваем просто. — Продолжила ангел. — Нам ничего никуда записывать не надо. Помним в деталях всю твою жизнь, каждую мелочь. Для того и приставлены.

— Да, Мишуня! — опять встряла бесенок. — Помнишь, как ты в пять лет в садике Лену Волошину толкнул? А она упала с качели и разбила лоб? До крови? — и опять так ехидно-ехидно усмехнулась!

— Нет. — Честно ответил я.

— А еще, как в младших классах пастилу и жвачки у бабулек на рынке воровал? А как у Вовки Кочеткова в пятом классе тридцать две «Турбы» спер, помнишь?

— Я не спер, я нашел!

— Да, но ты знал чьи они! Он, конечно, разиня, но ты их поднял и по-тихому спрятал, чтоб никто не увидел. Знаешь, — повернулась она ко мне. — Если бы ты их не поднял, оставил лежать, я б не так сильно заморачивалась. В той ситуации равнодушие было не таким уж тяжким грехом. Если б отдал, Консуэла впаяла бы очко в свою копилку. А ты забрал их себе. А это уже воровство, чувак! И ты за него ответишь на своем Суде. Как хочешь, но это моя работа… — она опять улыбнулась, только эта улыбка уже была серьезной, серьезней некуда.

— Но, я ж был маленький! Мне было всего-то одиннадцать лет?!! — попытался возмутиться я.

— Грехи срока давности не имеют. — Величественно возразила ангел, отбивая охоту возмущаться. — Но, я буду ходатайствовать, чтоб наказание конкретно за тот грех уменьшили, потому, что ты перерос и исправился. Что сейчас ты больше не воруешь, не пошел по той дорожке, по которой тогда хотела пустить тебя Эльвира.

— Эльвира? Она причем? — не понял я в очередной раз

— Курица, он такой глупый! Я ж говорила, что мы влияем на твои желания, хоть поступки совершаешь ты сам. Я только чуть-чуть на жадность надавила, а ты и повелся, как последний лох! На какие-то фантики! Кошмар!

— А я не смогла пробудить твою совесть так, чтоб она победила жадность… — вздохнула Консуэла.

Только теперь до меня стали доходить масштабы их работы. Это что ж получается? Каждый поступок, каждый мой маленький грешок или наоборот, добродетель, это плод борьбы вот этих двух куриц? И они каждый помнят? С самых моих пеленок?

— Так у меня таких проступочков в жизни миллионы были! И за каждый на страшном суде я отвечать буду?

— Отвечать буду я! — возразила ангел. — Ты просто понесешь наказание.

— Весело! — возмутился я праведным гневом. — А там что? Последнего слова обвиняемому не дают? Чтоб оправдаться?

Чертенок прыснула.

— Ты, Мишань, книжек начитался, и фильмов насмотрелся американских. Ну, что ты сможешь там сказать? Я этого не делал, гражданин судья, эта паршивка лжет, у меня есть алиби? Все что ты сможешь, на тот момент уже сделаешь…

— Мишенька, — перебила ангел, — на суде нет поединка в красноречии между хранителем и искусителем в твоем понимании, как это у вас, в мирской судебной системе. Там идет только лишь перечисление содеянного. Судью не обманешь лживыми речами, в напраслине не убедишь. Он мудр и беспристрастен.

Соревнование идет на земле, здесь, за совершение тех поступков, которые перечисляются там. И чем сильнее и талантливее демон, тем лучше он поднимает в душе самые низменные качества, тем больше вероятность, что человек станет грешником. И наоборот, чем сильнее ангел, тем больше вероятность, что он будет совершать хорошие поступки.

Именно это и является полем для нашей битвы с Метро. Здесь!

— Главное, поставить более сильных к людям, потенциально могущих оказывать влияние на судьбы мира — подтвердила бесенок.

Я остановился, осмысливая. Всё просто и так… сложно. Ад. Рай. Вечная борьба! Души! Страшный Суд… Сейчас точно голова с катушек слетит!

— Ладно, это все более менее понятно. Вы мне тут за полчаса столько всего наговорили! Только так и не понял, кто такой бог?

Молчание. Консуэла усиленно начала рассматривать пейзаж вокруг. Эльвира изучать трещины в асфальте.

Демон не выдержала первой

— Ладно чувак, ты не думай, я не плохая. Просто у меня тоже инструкции есть, не только у курицы. Давай тему сменим.

Настя взяла из рук улыбающейся продавщицы кулек с хычинами и зашагала к припаркованной возле рынка машине. Для того, чтобы вкус хычинов был похож на вкус хычинов, ей пришлось немного поработать с продавщицами, готовившими их тут же, в большом котле. Конечно, это запрещено, но какой прок быть ведьмой, если не можешь нарушать по мелочам все эти бесконечные запреты и инструкции? Правда, такие вкусные и хрустящие, а главное с мясом, а не запахом мяса, эти женщины делают только для нее одной, но и так сойдет. Если бы не это, за три дня можно было окосеть от тоски по человеческой еде. Все же не в тайге, не в степи, не в лесу, а в большом (относительно региона) цивилизованном городе, а поесть нормально не получается. И она с наслаждением вонзила зубы в горячий кусок теста и мяса.

Доделать задание, сдать отчет и не махнуть ли в Шарм? Или в Хайфу, к друзьям? А может в Европу? Париж, Италия? Там сейчас хорошо! В конце концов, она это заслужила. Сколько ее за год штопали? Три раза? Теперь эта катавасия вне очереди… Пусть только попробует руководство отказать, отпуск не дать, она им такую истерику закатит! Девушка довольно улыбнулась.

На душе хоть и скребли кошки, но в целом было хорошо. Задание не такое сложное, как она боялась. Да, методы суровые, но и опасность тоже велика. Лучше подавить угрозу в зародыше, пока она представляет собой простого безобидного паренька, чем воевать потом с мощной непредвиденной силой, способной перевернуть мир.

Так-то оно так, умом Настя это понимала, но вот сердце щемило от ощущения неправильности. Что-то здесь не совсем чисто, что-то идет не так. Она не права, слишком спешит, не разобралась до конца в ситуации. В голове Шарм один, море, фридайвинг. Слишком устала, не хочет работать? Может быть отыграть назад, пока время есть? И присмотреться повнимательнее?

Да куда ж присматриваться? А главное — как? Она и так уже засветилась где могла. Чего ждать? Второй инициации? Пока не вылупится монстр? Которого потом фиг убьешь, даже если поймаешь? Нет, все пусть идет так, как идет. В любой смерти, в любом убийстве есть неправильность, ошибочность, и от этого не уйти. Вся ее работа неправильная. Что ж теперь, все бросать, идти в монастырь и замаливать грехи? А кто ж тогда будет защищать людей? Оберегать от сверхъестественных аномальных угроз?

Нет, подруга, так не пойдет. Смерть — часть твоей работы. И хоть она не правильна, засунь свою совесть далеко-далеко, и делай, что должна.

Возле машины что-то было не в порядке. Настя насторожилась, переходя в боевой режим, закрыла глаза. Так и есть. Кто-то копался. Открыть не смогли. След. Четкий. Не простого человека. Открыла.

Сверху на капоте лежал зачарованный от внимания камень. Заряд не сильный, на полчаса. Под камнем бумажка. Она подошла и вытащила клочок, сложенный вдвое формат А4.

Текст отпечатан на обычном лазерном принтере. Так-так-так, все интереснее и интереснее! А задание и впрямь не такое простое, как она думала! Кто?

Снова закрыла глаза и почувствовала след. Четкий, обычный, человеческий. Вел во дворы соседних с рынком домов. Ну что ж, попробуем понять, что к чему.

…Понять не получилось. В беседке сидело трое парнишек лет по шестнадцать. На вид местные, пацаны с района. След принадлежал одному из них.

— Ты положил камень на машину? — сходу спросила она, вплотную подходя к лавочке, под восторженное цоканье компашки по поводу ее ножек. Озабоченные малолетки, что с них взять!

— Какую машину? — с издевкой спросил паренек. Ну, в его возрасте это нормальный стиль общения с красивой девушкой немного старшего возраста.

— «Ауди» А6, темно-зеленый цвет.

— Первый раз слышу. — И оглядел ее с ног до головы внимательным раздевающим взглядом.

Насте было совершенно наплевать на это, но время поджимало. Быстро поймала его взгляд своим, подавила волю, дождалась, пока глаза остекленеют, и повторила вопрос.

— Да. — Сухим и ровным голосом ответил тот.

— Кто тебе его дал?

— Мужчина.

— Он что-то тебе дал взамен?

— Нет. Просто попросил положить на капот.

— Как выглядел мужчина?

Молчание.

— Как он выглядел? — Настя надавила сильнее. По лицу паренька прошла рябь, организм сопротивлялся ментальному давлению.

— Обычно.

— Как, обычно?

— Просто. Мужчина. Обычный.

Так, все интереснее и интереснее! Гипноз? Амулет от внимания? Подавление воли? Скорее или первое или последнее. Что ж за доброжелатель такой? Ладно, паренька лучше вывести из транса, второй контакт за пять минут, да еще с ментальным давлением… Все равно больше ничего не добьется.

Она щелкнула пальцами и разорвала контакт.

— Свободен.

И под недоуменные взгляды двух дружков того парня, пошла назад к машине.

Колдовское воздействие, профессиональное, не на уровне рядовых ведьм и колдунов. Знает о ее миссии.

Кто?

Египет, Долина Царей, 10 000 лет назад…

Амореи остались в лесу охранять припасы и лошадей. Хорошо. ЭТО должен сделать он сам, один. Сделать, или погибнуть. Он крался через лес, аккуратно раздвигая колючие хвойные ветки руками. Нет, диких зверей он не боялся, причем уже очень давно. На то и шаман, чтоб справиться с любым хищником, отвести его от себя. Гораздо более опасны другие, двуногие звери, объявившие на него охоту. Откуда узнали? Кто сообщил? Неужели кто-то из своих сдал? Небирос? Абаддон? Аэсма? Или стража какого-нибудь фараона их накрыла? Нет, у его учеников все в порядке, он это чувствовал. Он был сильным, очень сильным шаманом и мог чувствовать некоторых из них. Он был Ускользающим в Тень, Уходящим Туда. Не было на Земле никого, сильнее его. Сам был почти неуязвим. Но для ДЕЛА важна была безопасность других, таланты других, преданность других. Ученики! Справятся ли они? Не потеряют ли веру во все, что начали? Найдут ли нужных людей, чтоб собрать под свои знамена? Не проберется ли предатель в их ряды?

Могло случиться что угодно. По крайней мере, он сделал все, чтоб помочь и объяснить. Собрал лучших из лучших: лучших шаманов, лучших воинов, лучших мудрецов, умеющих красиво говорить. Он дал им идею, свою идею. Они прозрели и поняли. И поверили! И пошли следом. Он дал им знания, учил. Больше того, что сделал, сделать не мог. Теперь все зависело только от них, от учеников. Сумеют ли? Ошибутся ли? Время покажет…

А сейчас он шел, чтоб сделать последнее, самое важное и решающее. То, от чего будет зависеть, будет ли вообще шанс у Дела. Их Дела! И сделать это должен только он. САМ.

Да, он мог прийти сюда гораздо раньше, лет десять назад. Даже тогда не боялся того, что предстоит. Но, если ему суждено погибнуть, идеи не должны умереть вместе с ним. Они должны остаться, распространиться по всему свету. Пусть жалкие забитые трусливые людишки боятся, но где-нибудь, один из тысячи продолжит его дело, и передаст другому. А тот найдет третьего, такого же, одного из тысячи. А тот — четвертого. И через тысячу лет после его смерти, на этом месте будет стоять еще один, готовый бросить вызов судьбе и богам…

Он шел, потому что должен. Этого никто не мог сделать, кроме него, но это последнее, что мог сделать сам. Ведь даже если все получится, остальное все равно будет зависеть от того, как организованно Дело. От того, как потратил эти десять лет. А если не получится, то все это не будет иметь никакого смысла…

Внезапно, лес кончился. Шаман огляделся: воинов видно не было. Посмотрел в небо: Венера[2] была высоко, светила, даря свой свет земле, утешая одиноких ночных путников.

Он выбрался из чащи и остановился: впереди, на расстоянии нескольких километров высились черные в ночном небе громады пирамид. Шаман замер в восхищении. Что-то незримое шло во все стороны. Неземное величие! Воистину, только великий народ мог построить такое!..

…И бросился вперед, к самой большой и величественной из трех громадин. Сердце кричало и прыгало. Наконец-таки! Он здесь! Сбылось! Хотелось орать от перевозбуждения, но шаман понимал, что нельзя. Поблизости мог оказаться отряд какого-нибудь из местных вождей, фараонов, и тогда ему будет непросто, ой как непросто! Все-таки, хоть он и скользящий, а человек. А здесь могут оказаться и другие, более могучие стражи, которых привлечет звук боя и запах крови.

Он бежал, сердце прыгало. Задыхался, падал, поднимался, но все равно бежал. И вот он стоит у подножья самой высокой пирамиды. ПИРАМИДЫ! Перед ним была грань, треугольная сторона, уходящая вверх под углом. Он стоял как раз посередине. Поверхность грани выщербленная, плиты облицовки[3] пообветрились за годы, что стоят здесь, несмотря на мягкий степной климат Долины Нила, но, все равно, подниматься по ним следовало с величайшей осторожностью. Если упасть и покатиться с высоты, равной хотя бы трети высоты Великана, к подножию скатится уже остывший труп.

Человек постоял, отдышался и полез.

Лез долго, несколько раз чуть не сорвался. Выше половины высоты начинались наиболее выветренные части плит. Руки скользили, ноги проваливались в трещины. Ветер обвивал лицо и тело, нещадно трепал негустую бородку, норовил сбросить вниз. Чем выше, тем резче становился ветер. Ближе к самой вершине шаман полз по-пластунски, как бы держась всем телом за каменную громадину, но не сдавался. Да, и не мог сдаться. К тому же, посмотрев вниз и представив, что этим же путем придется спускаться, пробрал озноб. Сколько времени прошло — не знал, потерялось само ощущение времени. Пирамида, видимо, чувствовала, кто поднимается на ее вершину, и всеми силами не хотела пустить. Но он терпел, кряхтел и… все равно полз…

Вот солнце показалось над горизонтом, рассвело, началось утро. А он все пыхтел, выбиваясь из сил.

Последние метры оказались самыми сложными. Пирамида сдувала, сбрасывала с себя покусившегося на нее…

…Но проиграла…

Теперь он стоял наверху, на самой вершине, и смотрел на рассвет. Туда, вдаль, откуда приходит солнце. Там, за спиной, за лесами и степями был его дом. Ливия. Его проклятая родина. Он сам проклял ее после того, что она сделала.

Но ничего, когда-нибудь он отомстит. Заставит заплатить их за то, что они сотворили с этим миром. Если справится и найдет то, зачем сюда пришел.

Где-то в лесу прятался ожидающий его отряд амореев. Они будут ждать пять дней, как условлено, потом уйдут. Они не пойдут за ним, он так приказал. Потому, что никто из людей, даже шаманов, не сделает того, что предстояло ему. Избранный. Это сделает только избранный!

Шаман еще раз посмотрел на солнце. Вспомнил, с чего все начиналось. Вспомнил Учителя. Праотца. Саула. Тахру. Давида. После чего скользнул в Тень и ушел вниз, внутрь. Ведь у Пирамиды есть только один вход: через Тень, на самой вершине…

3. О сущности инобытия

— Ну Каренчик, миленький! Ну пожалуйста!!! — Юля упала на колени и потянулась к армяну. Слезы заливали глаза, хотелось выть от обиды и злости. Руки тряслись. Опять ломка? Как же так? Она же только попробовала! Всего-то пару раз попробовала!

Ну до чего же плохо! Еще эта нерусская скотина… Не может сжалиться! Видит ведь, умирает, загибается человек!

— Ну пожалуйста! Родненький! Ну хотя бы в долг! Я отдам! Честно-честно отдам! Обещаю! Кляяянууусь… — заревела она.

Карен, молодой стройный подтянутый армянин, будто сошедший с обложки гламурного журнала, скривился, оторвал от себя и пнул эту скулящую потаскуху. Как же они ему все надоели! Каждый раз одна и та же история! Вначале радостные все такие, бегают за «товаром», серьезные. Взрослые. А потом скулят у ног, вот как эта…

Юле не было больно, не было обидно. Сейчас она была на все готова, на любую боль, любые унижения, лишь бы стоящий перед ней хач сжалился и дал хоть одну дозу. Один единственный пакетик! Но тот стоял и кривился в ехидной усмешке.

— В долг не даю! ТЕБЕ больше не даю. — Отчеканил, как отрезал, сделав ударение на слове «тебе».

Мир рухнул. Ядерные ракеты взлетели в небо и приготовились упасть, погребая под собой остатки сущего.

— Но я же расплатилась! Оба раза расплатилась! — попыталась протестовать она.

— Да, расплатилась, а не помнишь, сколько времени несла деньги? Сколько я ждал? Все, лавочка закрыта! Ты наличные, я товар. Нет денег, нет товара.

— Но где же я их тебе достану? Сейчас? — всхлипнула она.

— Твои проблемы!

Карен опять усмехнулся. Зачем ему вообще понадобилось подсаживать ее? Мама учитель, папа простой электрик. Живут как нищие. Чтоб оттрахать? Может быть…

Карен мог обманывать весь мир, но перед собой всегда старался держать ответ честно. Да, три года назад, тогда еще молодая шестнадцатилетняя симпатичная дура сильно привлекла его внимание. Он ей тоже понравился. Но она не давала, тогда еще была девочкой. А так, как они зависали в общих тусовках, подсунуть шмаль было делом техники. И переключить на более серьезные вещи — тоже. А потом он отодрал ее, там же, в туалете одной из квартир, где тусовались.

Работал Карен с «детками», толкая им дурь, уже давно. В таких кругах часто попадаются сынки и дочки из «золотой молодежи». Хоть и местного, провинциального розлива, но все таки… За таких «нужных» деток хорошие люди «большое спасибо» говорят. Хорошими презентами. Это уже политика… Юлька к таким конечно не относилась, за нее никто никогда больше стоимости ее тела не даст, но и ее он посадил на крючок. На всякий случай. Пригодится…

Прошло время, и она стала поглощать дурь в безбожных количествах. Стрессы! С предками тяжелые взаимоотношения! Со школой, с колледжем! Расслабиться надо!

Дорасслаблялась. Как результат, быстро скатилась. Чересчур быстро даже на памяти опытного драгдиллера. Денег не было, она стала давать всем подряд, за «угощение». Ее отымело, наверное, полгорода. Так получилось, что девочка, которую Карен приберег для себя, досталась всем сразу.

Впрочем, — он отогнал от себя глупую мысль, — его вины в этом нет. Никто не заставлял ее подсаживаться. Могла сказать «нет»? Могла! Он просто предложил. Не навязывал. Он вообще никогда никому ничего не навязывает. Надо будет, сами придут. Он только покажет, что есть и как этим пользоваться.

Девочка с трехцветными волосами, скуля и повизгивая, отползла на четвереньках к дивану и уткнулась в подушку, продолжая реветь. Миниюбка ее задралась, сползя на задницу, открыв обзору превосходную девичью попку, мягкую и упругую почти не прикрытую «стрингами». Карен почувствовал, как в штанах что-то медленно, но верно поднимается.

Нет, определенно, несмотря ни на что, эта девка ему нравилась! До сих пор нравилась, хотя произошло столько нехороших вещей! Уж перед собой-то он всегда честен, работа обязывает. Ну что ж, значит он и будет использовать ее по прямому назначению. Сама виновата! А когда будет надоедать, Карен может сдавать ее в аренду друзьям. Вон, Ашот, двоюродный брат, любит таких. А ее трехцветные волосы будут особой фишкой. Как хочет брат, а меньше, чем за сто баксов он ее не отдаст. Хотя, может быть Ашоту скидку сделает, но только, как брату.

— Эй! — Карен подошел к девушке и провел ладонью по волосам. Шелковые, мягкие. Сине-красно-черные полосы с золотыми пробивающимися корнями. — Ну ладно, хватит ныть! Не зверь же я совсем. — он улыбнулся улыбкой удава, увидевшего кролика.

Юля оторвала от подушки свои красные зареванные глаза и подняла с недоумением и надеждой на армяна.

«Карен? Сжалился? Да скорей в России коммунизм построят, чем этот хач кого-то пожалеет! А вдруг?…»

Тот сел на диван и расстегнул ширинку. Юлька все поняла. Бесплатного в этой жизни ничего не бывает. Дармовой сыр только там, куда мышки ходить боятся.

Ну что ж, она готова. Еще входя в эту дверь, знала, что будет нечто подобное, и заранее настроилась. Ничего нового не придумали под небом!

— Сегодня ты расплатишься телом, но это в первый и последний раз. Только потому, что я добрый. В следующий раз принесешь деньги. Не будет денег — не будет дури.

Юля кивнула, плохо соображая, что тот говорит. Она вообще плохо сейчас соображала. Надежда била в голову ключом. Спасена! Пусть, на какое-то время, но спасена! Ядерные ракеты развернулись и возвращаются в свои шахты. А что будет дальше — будет видно.

— Соси, чего смотришь? Особое приглашение надо?

Юля наклонилась, проклиная Карена, себя и весь мир…

Я медленно приходил в себя. Как же это надоело! Опять сознание потерял! И какого икса мне понадобилось в эту долбаную пирамиду лезть? Что я там забыл? Дело! Какое мне дело до чьего-то Дела? Ученики! Откуда у меня ученики? И почему вокруг не леса и степи, а дорога с домами и деревьями? Как говаривал американский Вини-Пух: «Ну и дела!»

Напротив на корточках сидела Консуэла и тревожно и с нежностью смотрела мне в лицо. Грудь ее перед моими глазами напряженно подрагивала. Оторвавшись, от созерцания, поймал себя, что сижу на асфальтовой дорожке на краю тротуара возле лавочки частного дома, а мимо ходят люди и ездят машины.

— Консуэла! Я сделал это! Я залез на нее! — гордо посмотрел я на грудь ангела. Та еще более недоуменно уставилась на меня, привычно не реагируя на мои взгляды.

— Что сделал? На кого залез?

— Кого, кого! Тебе все пошлить! На пирамиду залез, на самый верх!

— Какую пирамиду? — в ее глазах была нешуточная тревога.

— Ну, эту… Как ее… Хеопса! Ту, что в лесах стоит, в Египте!

Если б я точно не знал, что она мой собственный ангел… В общем, на меня посмотрели, как на идиота. Да я и сам хотел посмотреть на себя как на идиота после этих слов…

— И долго ты туда лез? — спросила присевшая рядом ехидно улыбающаяся бесенок. Эта-то, как обычно, одетая. Хотя, как она одевается, лучше б уж совсем разделась, честное слово!

И что за фишка такая: как только прихожу в себя, сразу рефлексы в штанах просыпаются? Вон ведь, красатуля наша ангельская, уже и внимания на прелести ее оголенные не обращал. И эта выдра похотливых мыслей не вызывала. А сейчас опять, как прорвало! Гормоны что ль без сознания повышаются?

— Да, часов пять. Не считал. Уже рассвело…

— Мишенька, минуту назад тебе стало плохо, я помогла тебе не упасть, а присесть на дорожку. И ты сразу очнулся. Через несколько секунд. Какая пирамида?

Вот это гон! И без накурки! А ведь отчетливо помню всё! Чувства, эмоции. Боль в растертых руках. Боль, когда ударился коленкой о плиту и чуть не соскользнул вниз. И страх упасть при этом. Промозглый ветер, бьющий в лицо тысячей ледяных стрел и срывающий, сталкивающий с каменных блоков. Не простой ветер, колдовской. А еще цель, свою великую Цель!

А какую именно? Помню, что цель есть, а какая не помню! Тут помню, тут не помню. Сплошные «Джентельмены удачи»! Ну и дела!

— Миша! — глаза ангела требовательно смотрели в мои с непониманием и тревогой. — У тебя в принципе не могло быть видений, тем более полного слияния, четких и осязаемых, которые я не смогла бы заметить. Это воздействие на мозг, а такое не остается незамеченным для хранителя. Поэтому я хочу понять, в чем дело. Сейчас ты расскажешь мне свое видение, от начала до конца. Подробно. И без выкрутасов. — Она строго посмотрела в глаза. Потом, видно вспомнив, какой я упрямый, и как люблю подчиняться чужим приказам, уже добрее добавила:

— Пожалуйста, Мишенька, это важно!

Я почувствовал в ладони ее не по-летнему холодные пальцы. Они не были ледяными, как, скажем, у покойников, просто прохладными. Краем глаза уловил изменение выражения на физиономии Эльвиры и повернулся. Глаза и рот той были широко распахнуты, взгляд устремлен на наши сжатые ладони. Я тоже посмотрел на ладони и перевел взгляд на ангела. Выражение лица Консуэлы медленно сменилось удивлением, затем испугом, затем паникой. Она резко вскочила и выдернула руку.

— О, Господь Всемогущий! Да что же это происходит! Вразуми слугу свою! Подскажи, что делать!

Она отошла на два метра, успокаиваясь.

— Ты чувствовал? Чувствовал мои пальцы? — в глазах застыла мольба, чтоб я сказал «нет». Но ведь все равно же знала, что я отвечу.

— Да, я их еще почувствовал, когда мы вместе заклинание цыганкино поймали. Только теперь они были еще и… холодные. Нет, скорее прохладные.

Элла села рядом, с другой стороны.

— Этого не может быть. Ну, не должно быть!

Мы помолчали.

— Это же Тень! Ты не можешь ее ощущать! И воздействовать на нее не можешь! Нет, будем надеяться, что это не так…

— Что не так?

— Не важно…

— Думаешь, он… Ээээ… Этот самый? — спросила у нее бесенок. Просто спросила, обычным голосом, без издевок. В кои то веки! Даже с ноткой тревоги.

— Кто этот самый? Опять секреты! — возмутился я. Ожидаемо, моя реплика осталась без внимания.

— Надеюсь, что нет. Хотя, прикоснись к нему.

Эльвира попробовала взять меня за руку. Ничего не получилось. Её рука все также, как и раньше, проходила сквозь мою. Со стороны Консуэлы послышался вздох облегчения.

— Фууу-х! Я уже испугалась! Наверное, из-за проклятья того что-то в настройках восприятия пространства полетело.

— Ага, и вы с ним теперь одно целое!

Бесенок напряглась и сложила руки перед грудью. Поза неприятия и отторжения.

— Даже чувствуете друг друга! А я? Как теперь работать мне? Бедному маленькому демону? Это не честно!

— Что ты предлагаешь? — строго посмотрела на нее Консуэла. — Договор не нарушен. Значит все честно. На все воля Создателя!

— Ага, только этот Создатель почему-то одним своим помогает!

— Эльвира, если есть что по существу, предлагай. Нет — не забивай эфир глупым пустозвоном!

Сказала, как отрезала. Наверное, первый раз демон заткнулась, не огрызаясь.

Ноябрь 2005 года, Москва, Россия

— «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Проспект Мира»» — прозвучал в вагоне «казенный» женский металлический голос и поезд тронулся, быстро набирая скорость.

— А еще что было?

— А еще мы как-то лешего гоняли. Тремя группами. Чуть не ушел, сволочь! Людей по тайге путал, кругами водил. Вроде ничего страшного, но когда находишь трупы заблудившихся месяц назад детей — жутко! — Настю передернуло.

— А они есть? Лешие? — лицо Маши удивленно вытянулось.

— Есть. И домовые есть. И барабашки всякие, полтергейсты. Это все — нечисть, наполовину духи, наполовину плотские твари.

— А оборотни есть? И вампиры? И зомби всякие? — глаза Настиной подопечной горели безумным огнем познания, она ловила каждое слово, буквально на лету. Называется, дорвался ребенок до конфетки. Настя рассмеялась.

«Господи! Неужели и я когда-то была такой же наивной дурочкой, задавала такие же глупые вопросы? Бедный отец Михаил! Дай, Господи, ему здоровья и награди за терпение!»

Терпение у нее уже кончалось, а ведь это было только второе дежурство с новенькой. Маша, молодая ведьмочка пятнадцати лет от роду. Пай-девочка из довольно обеспеченной семьи. Ее не так давно выдернули из одной молодежной группировки, куда та попала по дурости и малолетству. Из желания пойти против родителей, доказать, какая она взрослая и самостоятельная. И накурившись травки, под кайфом, инициировалась. Стала та-акие вещи вытворять! Для начала, у всего дома перебои со светом начались. Техника и электроника с ума посходили. Потом половина улицы наблюдала реальную цветомузыку. Точнее, музыка была только в той квартире, где они отдыхали, а вот мигали все окрестные фонари. Потом… Короче, пришлось ордену вмешиваться.

А уже после, присмотревшись, увидели, что девочка она хорошая, добрая, но в то же время характер стальной. Ума просто нету!

Короче, было принято решение о вербовке. И завербовали. На ее, Насти, голову! Им-то, отцам, что? А ты с ней мучайся, на вопросы ее идиотские отвечай! Води ее по городу, показывай, как работаем, мол, что делаем. Стажировка, блин!

Как-то так выпало, что она в тот момент кисла после опасного задания, отходила, психологически «разгружалась». Ну, и отцы, не будь дураки, запрягли ее на должность наставницы!

— Настен, сама пойми, девочка перспективная! Подрастет — я ее в свое ведомство хочу забрать! — сказал тогда отец Михаил, вываливая на нее это задание, как ушат холодной воды. — А для этого ее надо изначально воспитать как охотницу: жестко, привив все профильные навыки, понимаешь? Чтобы ни Головин, ни патрули, ни инспекторы на нее рот не разевали, и чтобы ей самой не хотелась в тылах сидеть. Где я ей наставницу лучше тебя найду?

— А работа? Как же моя основная работа?

— Сиди уж, героиня! Последнего ранения тебе мало было? Отдыхай пока, потом видно будет. Не волнуйся, и на твой век опасностей хватит…

Надо сказать, что в связи с необычностью вербовки, план занятий и тренировок Маши сделали уникальным, не имеющим аналогов. Ведь это единственный на данный момент человек, состоящий в ордене и учащийся в школе, обычной московской средней школе. Правда, с каким-то там уклоном, но это мелочи. И теперь день Машенька учится в классах, за партой, а вечерами проходит «курс молодого бойца» по усиленной программе. Родители думают, конечно, что доча их занялась единоборствами, в целях самозащиты от всяких маньяков, и потому, не особо беспокоятся, где она пропадает вечерами. Доча периодически подкидывает им информацию, точнее дезинформацию к размышлению, чтоб не дай бог они не разуверились. Причем, так опытно и профессионально вешает лапшу, что Настя лишь завистливо вздыхает. Паинька, блин!

Стоит заметить, наставники и тренеры гоняют ее так, как не гоняли и сидорову козу. После первых тренировок Маша домой не приходила, и даже не приползала. Ее просто приносили и ставили у двери. Осилить пять этажей сама та не могла. А наутро было еще учиться…

Зато после первой же недели у Настиной подопечной появились первые мускулы, стала заметна растяжка. Движения стали четче и отточеннее, увереннее. Координация лучше, а реакция быстрее. После второй недели маленькая рохля уже могла постоять за себя. Для родителей это стало безоговорочным подтверждением, что их чадо, пошедшее было по непутевой дорожке, взялось за ум и занялось чем-то полезным, тем, что в жизни в любой момент пригодится, и не лезли с разбором полетов: где, с кем и как.

Сколько слез и истерик для самой Машеньки это стоило, конечно, приводить не стоит. Настю в свое время так не дрессировали. А эта терпит, улыбается. Ее ломают, издеваются (по другому назвать ЭТИ тренировки язык не поворачивается), а она ревет, утирает сопли, встает и двигается дальше. Интересно ей, видите ли! Фишка! Прикол! Она, обычная девчонка, и вдруг — ведьма! Всамдельшняя! К тому же, после активной общеразвивающей физической подготовки, началась практическая. И практикум в поле. Это, конечно, интересно. Но…

Девчонка, еще не понимает, во что ввязалась. Романтика в их ремесле только на первых порах. А потом начинается скучная необходимая и опасная рутина. Здесь не только стреляют, машут железяками и убивают, а еще принимают в разработку, составляют оперативные планы, отрабатывают контакты, составляют психологические портреты и делают еще много всякой неромантичной дряни, какую выполняют оперативники всех спецслужб мира. Только, зачастую, в отличие от спецслужб, ИХ объектами являются не люди, далеко не люди! Хотя, бывают и люди. А бывают и НЕЛЮДИ. Потому, что людьми назвать таких язык не поворачивается, хоть они и принадлежат к человеческой расе.

Настя вспомнила, как однажды в Воронеже брали некоего колдуна, свихнувшегося, но очень сильного. И что нашли потом в подвале на даче, где тот обитал. И как ее, Настю, на тот момент уже опытного охотника, рвало у ближайшего дерева, после того, как вся зеленая выползла оттуда. Не рассказывать же этой романтичной дуре, смотрящей на мир большими голубыми и очень наивными глазенками, как именно тот сумасшедший, не обделенный силушкой, колдун убил сорок два человека (по отчету экспертов, сама Настя по кускам мяса число их определить не могла). Как пытал каждого на импровизированном алтаре, наслаждаясь болью, под видом принесения жертвы какому-то языческому богу. И как собирали потом остатки тел в лужах крови и сортировали по фрагментам, чтоб похоронить по человечески…

— Зомби не может быть в принципе, даже теоретически. — Ответила Настя. — Неживая, мертвая материя не поддается какому бы то ни было воздействию.

— А телекинез? Я видела, он существует! Можно поднять мертвяка и заставить его двигаться.

Да, девочка определенно начиталась фэнтези. Про всяких некромантов, личей, властителей смерти… Страсти разные… А также про повелителей стихий, красивые файерболы, магические поединки и прочее-прочее. Такое быстро из головы не выбьешь, ведь девочка увидела сказку наяву, почему бы не перенести в нее ранее прочитанное? Ведь многие моменты колдовства действительно схожи с книжными стереотипами. Но схожи только внешне…

— Маш, возьми каменюку и попробуй мысленно приподнять. После чего удерживай в одном положении. Сколько для этого надо силы и концентрации? — девочка задумчиво почесала макушку. — То-то же! Но мы же говорим не просто о каменюке, а о ходячей плоти! — Настя не верила, что сама несет эту чушь. — Ты даже не сможешь телекинетически его контролировать, дергать им словно за ниточки! А автономного зомби, двигающегося, думающего, создать невозможно вообще никак!

— Почему?

«Блин, девочка, откуда у тебя все эти вопросы? Еще парочка, и честное слово, разнесу из гранатомета и «Эксмо», и «Армаду», и «Альфа-книгу», и все прочие издательства, и даже главный сервер «Самиздата»!»

— Маш, энергия — она одна. Просто энергия. Она витает как в обычном пространстве, так и в мире духов, который люди не видят. Одна и для всех! Нет никакой мифической колдовской «Силы», воспринимаемой избранными, магами, дающей власть над материей. Это самая обыкновенная энергия, и ее воспринимают все люди. Просто у некоторых способности чувствовать и воздействовать на нее пробуждаются, а у некоторых нет. Поняла?

Маша кивнула.

— Через эту энергию, создав мысленный канал с мозгом, можно приказать человеку что-то сделать. Через нейроны, аксоны, дендриды… Понимаешь? Они ведь тоже часть общей энергосистемы! Можно приказать умереть. Или подчинить волю. Ты управляешь ею на уровне подсознания, не задумываясь о первопричине способностей, о миллионах микровоздействий на молекулярном уровне. Тебе кажется, будто владеешь чем-то выдающимся, «Силой», магией! А на самом деле это лишь иллюзия способностей, иллюзия магии. Колдовство, Маша, просто колдовство. Самое обычное.

Поезд мерно покачивался, а Настя ушла на волну и самозабвенно рассказывала, чувствуя, что это начинает ей нравиться. И внимательные радостные глазенки напарницы были лучшей наградой, бальзамом на сердце.

— Можно зачаровать человека, приворожить, высосать жизненную энергию, как делают вампиры. Можно даже спалить технику на расстоянии, особенно тонкую электронику. И заклинить механику на небольших дистанциях, огнестрельное оружие, например. Если сил хватит. Поняла?

— Да. — Та обалдело кивнула.

— Ты не избранная. Ведьмами рождаются редко, и слабыми. Чаще всего ими становятся под каким-то воздействием. Так что тебе просто повезло, ничем от других людей ты не отличаешься. И твои дети вряд ли получат эти способности. Нет, они их конечно получат, через твои гены, но вот активируются ли — вот в чем дело!

И чтобы я не слышала больше вопросов из разряда книжной чуши! Поняла?

Наезд сработал. Подопечная крепко задумалась. Ну, слава богу, может теперь хоть чуть-чуть отстанет?

Не отстала.

— А остальные? Остальная нечисть? Ты говорила, что она есть, и ее много? Вампиры там, оборотни, они же есть? И они как, тоже все от энергии питаются?

Вот уж девчонке неймется! Научись колдовать сначала, потом уже в дебри лезь!

Настя лишь украдкой взглянула на лицо подопечной, вздохнула и выругалась про себя. Во попала! Да чтоб отца Михаила дождь намочил! Ледяной, осенний!

— Вампиры есть, но они не кровососы, и в летучих мышей не обращаются, сказки все это. Это обычные люди, способные избирательно пить жизненную энергию окружающих. Поняла?

— Всего-то? — скисла Маша. — Тю!..

Наивная! Из-за этих тварей столько проблем, а ей «всего-то тю!»

— Оборотни тоже есть. Откуда они появились — не знаю. Говорят, продукт экспериментов безумных средневековых колдунов. Что-то с генетикой, колдовское воздействие в совокупности с генной инженерией. В наши дни повторить или воспроизвести такое невозможно, еще ни у кого не получилось. Но их трансформации также подчинены всем физическим законам. Непривычно, дико, но ничего сверхъестественного. Это тоже люди, не нечисть, как и вампиры.

— А что значит нечисть? — Маша удовлетворенно кивнула, но замолкать и не думала. Куда ей только лезет столько информации? А вот Настя снова почувствовала себя в тупике. А собственно, что такое нечисть?

— Будешь по курсу монстрологии все проходить, и экзамен сдавать.

— Не знаешь! Не знаешь! — радостно подпрыгнула на сидении стажерка.

Охотница вновь вздохнула и начала говорить, лишь позже осознав, что повелась на дешевый развод.

— Нечисть, нечистая сила, это сущности, которые больше духи, чем твари. Никто не знает, как они появляются, откуда, из-за чего. Убить их можно, или изгнать, но кроме этого они для нас — тайна. А остальные, о которых я тебе распиналась — обычные люди, только со сверхспособностями. И воспроизводятся они как люди и от людей, самыми обычными классическими методами. Рассказать какими?

— Не надо.

Кончики ушей подопечной покраснели. Как размножаются люди — она знала. В теории. Кажется, Настя нашла-таки место, куда можно ударить молодую стеснительную девчонку. Коварно улыбнувшись, продолжила.

— У мужчины есть некий орган, который называется… — подопечная полностью покрылась краской и втянула шею. — Знаешь как? — давила Настя, словно не замечая. — Молодец! А у женщины есть…

— Хватит! Знаю! — закричала Маша, и Настя рассмеялась, выпуская все скопившееся напряжение.

Смеялась долго, а ее вынужденная напарница сидела и дулась, тяжело дыша, строя коварные планы мщения.

— «Станция «Новослободская» Переход на станцию «Менделеевская»». — Остановился тем временем поезд. В вагон вошла небогато и неброско одетая молодая женщина. Что-то в ее виде Настю сразу насторожило. Угрюмая, осунувшаяся. Аура серая, с явными признаками вмешательства извне. Собственная выдавала розовые лучи, искрилась розовым светом, но серый цвет доминировал и подавлял.

— Вон смотри! — обратила она внимание стажерки на эту даму. — Определи ауру.

— Мы еще не проходили ауры. Это будет по программе только через два месяца.

— Ну, значит через два месяца и пойдешь на стажировку в поле… — Настя сделала самое невинное лицо.

Ничего, пусть привыкает. В их работе ничего стандартного, книжного не бывает, импровизировать приходится на каждом шагу. Именно для этого ее сюда и приставили, учить девчонку работать, а не про монстриков рассказывать и программу обучения обкатывать.

— Так не честно! — вскричала Маша, но к женщине повернулась. — Заколдовал ее кто-то. Сильно заколдовал. Приворот на любовь.

А девчонка молодец! Растет! Не ожидала такой прыти. Не так быстро. Талантливая, стерва малая!

— Небось свекровь постаралась, чтоб сына своего, придурка, на ней женить. — возмущалась Маша, имеющая гипертрофированное чувство справедливости и собственное тинэйджерское видение мироустройства.

Женщина заметила, что девчонки ее разглядывают, но безразлично опустила голову. Маша продолжала тем временем свои мысленные изыскания.

— Уже потускнела и осунулась. Почти не сопротивляется. Сильно подавлена. Значит, проклятье давнее, застарелое. Лет пять ему, не меньше. Долго не протянет. Еще год-два и все, сгорит.

— Молодец. Пять! — похвалила Настя. Глаза девчонки радостно загорелись.

«Я тоже когда-то также себя вела. И у меня горели глаза, когда впервые считывала чужие проклятья. Счастливая! Радуйся, девочка, радуйся! Пока все это не стало для тебя обыденной рутиной…»

— И что мы сейчас будем делать, — спросила она у девчонки?

— Снимем это проклятье? — блеснули искры в глазах стажерки.

— Нет. — Покачала головой Настя. — Это ни к чему не приведет. На нее потом наложат другое. А она слаба, и следующее её убьет гораздо быстрее, за считанные месяцы. Видишь, она уже почти не сопротивляется? Воля сломлена. Ее ангел-хранитель страдает и следующего удара может не выдержать. А это все, смерть. Без ангела к человеку цепляется столько всякой гадости! Фу!

— Тогда мы пойдем за ней, выясним, кто она и кто ее проклял. И накостыляем!

Настя засмеялась.

— Ну, в принципе, правильно. Только костылять — не наша работа, мы всего лишь патруль. Мы поставим на учет и сообщим по инстанциям, а там уже разберутся.

— Двести семнадцатый вызывает центрального. — Вдруг раздалось в ухе.

— Говори, двести семнадцатый.

— По Никитскому бульвару в сторону Арбата движется какой-то псих. Кидает запрещенные проклятья направо и налево, на всех подряд. Возможно, под дозой или в состоянии аффекта. Требуется помощь.

В ухе немного помолчали, затем ответили:

— Центральный вызывает двести четвертого. Как слышишь, двести четвертый?

— Двести четвертый центральному, слышу нормально.

— Где находишься?

— Я напротив театра Вахтангова. Психа чувствую. Иду на перехват. Буду минут через десять.

— Понял, двести четвертый…

— Что они там передают? — глаза девочки с интересом загорелись.

— Так, развлекаются ребята… — отмахнулась Настя.

Машка надула губы.

— А скоро меня в охотники возьмут? Или до бесконечности вот так вот в патрули ходить?

Настя искренне расхохоталась.

— Ты для начала ведьмой стань, стажер Столетова! А потом, звание охотника заслужить надо. Туда всех подряд не берут. Только лучших, доказавших, что на что-то способны. Знаешь, сколько лет я вот так вот, в патрули ходила?

— Но тут же скукотища, в этих патрулях! — возмутилась Маша.

— Дай-то Бог, чтоб скукотища и оставалось! — пожала плечами наставница…

Сглазила.

В дальнем конце вагона творилось нечто. Мужчина, пожилой уже, но не сказать, что очень старый, чувствовал, что ему ни с того ни с сего становится плохо, прямо на глазах. А рядом стоял высокий средних лет уверенный в себе блондин. Сила так и лучилась из него во все стороны. И он высасывал, выпивал жизненную энергию старика. Когда тот был уже на грани обморока, высокий прекратил свое занятие и усмехнулся в довольной улыбке. Самоуверенной улыбки! Сволочь, считает себя в праве повелевать судьбами и жизнями других, вот что означает такая улыбка! Как же вы мне все надоели! Ну, держись!

Настя хотела двинуться к нему сразу, но вокруг было уже достаточно много людей (кольцо все-таки, постоянное движение), чтоб не делать разборку прямо в вагоне. Поезд, тем временем, начал останавливаться.

— «Станция «Киевская». Переход на Арбатско-Покровскую и Филевскую линию» — бесстрастно сообщил металлический голос. Высокий, так же самодовольно улыбаясь, выскочил наружу. Надо было быстро, очень быстро решать, что делать. Блондин сейчас уйдет, а он слишком опасен. Но заколдованная молодая женщина тоже погибнет без их вмешательства, и они не найдут колдунью, балующуюся сильными приворотами.

Люди начали входить в вагон.

— «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Парк Культуры»».

— Машка, расколдовываешь ее, — она кивнула на «клиентку», — и ко мне. Это твое первое контрольное задание. Там вампир. Созвонимся.

И выскочила в закрывающиеся двери в последний момент.

И, конечно, как назло, никого из своих в метро близко нет, не у кого помощи попросить. Ну и ладно! Маша хоть и не опытная, но девчонка сильная и грамотная. Сообразит, что делать. Пусть это будет ее первым самостоятельным заданием, с чего-то ведь надо начинать? Выбора у Насти сейчас нет, впереди охота. Она побежала по чуть видному следу.

Вампир. Как много и мало в этом слове. Это не те монстры, описываемые еще со времен глухого средневековья, пьющие кровь мертвецы. Все эти легенды о них имеют под собой только одну почву — страх. Ужас перед настоящими, не придуманными вампирами.

Им всю историю приписывались самые ужасные и отвратительные свойства. Например, что пьют кровь. Неправда, кровь среди вампиров, настоящих вампиров, пьют только извращенцы. К ним относятся так же, как и к отщепенцам нашего мира. Вампиры народ гордый, благородный! Народ — повелитель! По крайней мере, себя они именно такими считают. А те отморозки, которые пьют кровь и беспределят — позорят честь «высшей расы», поэтому их всячески давят, при первой возможности. Сами. Вот так!

Как гласит учебник, вампиры делятся на три категории: высшие, обычные и эмоциональные.

Эмоциональных вампиров много, практически каждый пятый в нашем мире (ну, каждый седьмой). Они на подсознательном уровне впитывают в себя положительные эмоции окружающих. Есть такие люди, вроде обычные на первый взгляд, но, пообщавшись с ними, чувствуешь себя разбитым морально. Они же наоборот, ободряются, когда рядом психуют, скандалят, выходят из себя, чувствуют себя после этого намного лучше. Но в большинстве своем, эти простые, эмоциональные вампиры слабы и не могут контролировать способности. Да, люди со слабой духовной защитой, неподготовленные, страдают от них. Но те ничего не делают с высосанной энергией. Суммируют к своей эмоциональной, и все.

Обычные вампиры тоже скорее люди, но в отличие от эмоциональных могут пить жизненные силы, жизненную энергию, присовокупляя к собственной. И процесс этот, в отличие от предыдущей категории, избирательный. И главный момент — они могут не только брать, но и отдавать энергию, что в корне меняет к ним отношение.

Ведь большинство так называемых народных целителей, лечащих людей посредством жаркой ладони над больным местом, шептанием или заговариванием воды — именно вампиры, отдающие свою энергию. Они не волшебники, не колдуны, но относиться к ним однозначно нельзя. И среди них есть всякие, как хорошие, так и плохие. Как злые «ведьмы/колдуны», так и потомственные целители.

Высшие вампиры — это искусственные волшебники. Колдуны, использующие чужую жизненную силу для собственного колдовства. Так получилось, что эти личности, как обычные ведьмы и колдуны, воспринимать энергию из пространства и подпространства не могут. Зато могут подобно обычным вампирам избирательно высасывать ее у простых людей, мирян…

Иначе говоря, высший вампир, или в обиходе просто «вампир», становится колдуном из обычного человека после того, как «пообедает» жизненными силами других людей. Причем, в отличие от колдунов и ведьм, считаются более сильными, более мощными. Они сильнее, но их сила лимитирована. Колдуны и ведьмы слабее, но какого-то лимита колдовской энергии у них нет, а иногда в бою это важнее. То есть, если вампир не убил тебя в первые минуты боя, выжить и прищучить его после шансы резко повышаются. Шутка, конечно, но с долей правды.

Убивать, или «сушить», т. е. забирать всю энергию жертвы до конца не обязательно, но, чем ближе к моменту смерти «выпиваемый» человек, тем больше силы получает вампир. Само собой, смерть дает очень, просто очень много энергии!

Здесь как раз и зарыта собака: старый и опытный, молодой и глупый — любой вампир может легко сорваться, убив жертву. В запое. Упиваться силой и пропустить момент, когда человек отдает последний вздох. Потому, что чем ближе порог, тем больше энергии впитывается вампиром, и тем тяжелее контролировать себя в этот момент, тяжелее оторваться от источника.

Официально считается, что живший в далекой Трансильвании некий граф, прозванный Дракулой, был обычным тираном, пытавшим в подвалах несчастных, неугодных ему жертв. Эдакий маньяк. Но мало кто знает истину, засекреченную католической церковью еще в незапамятные времена. Хозяин замка Бран на самом деле БЫЛ вампиром. Энергетическим. Высшим. Он никогда не пил кровь, как рассказывали о нем крестьяне, но «сушил» свои жертвы, выпивал жизненную силу до конца. И был сильнейшим колдуном своего времени в регионе, так как врагов, то есть потенциальных жертв, у светлейшего было предостаточно.

Да что там говорить, даже среди королей попадались высшие вампиры. Правда, все они правили в темные времена средневековья. Многие из вампиров работали палачами и в сферах, сходных с этим ремеслом. Самое странное, что от инквизиции, занятой личным обогащением, пострадало не так уж и много высших. Хотя последняя, как и «СпаС» в России создавалась именно для борьбы с такими существами. Да, слишком быстро и слишком сильно церковников сожрала алчность власти и денег…

Пробежав через вечную толкучку Киевской кольцевой и по переходу, Настя увидела спину вампирчика, исчезающую за закрытыми дверями собирающегося отходить поезда. Она опоздала. Он успел в последний момент протиснуться в закрывающиеся двери.

Весело! Она нарушила инструкции, послав стажера на сложное задание, для выполнения которого нужен допуск, а сама потеряла цель. Да еще какую! Вампира! Пьющего человека прямо в вагоне вечернего метро! Оборзел совсем! Скотина!

Остается только попытаться догнать по следу. Вампирчик не скрывался, был самоуверен до предела. След, еле заметный возле места «ужина», на Кольцевой, здесь, на радиальной, стал четким и сильным.

«Расслабился, голубчик! Ну, ничего-ничего, мы тебя за это накажем! Вот только догоним…»

Следующие пять минут Настя тряслась на перроне, переступая с ноги на ногу, проклиная, не проклятьем, естественно, в холостую, «этот долбаный поезд», которого так долго нет, когда он так нужен. Затем, когда тот подошел, «этого долбаного машиниста», который еле тащится.

Так, «Смоленская». Следа на перроне нет. Едем дальше. «Арбатская». Что-то есть, чей-то след. Но не тот, что надо. Кто-то из сильных колдунов был здесь, и недавно. И не один. Но не вампир. По крайней мере, не этот. Она опять зарыгнула в вагон перед закрывающимися дверьми. Люди поглядывали на нее уже с интересом: надо же, дурочка, на каждой станции выскакивает и заскакивает обратно в последний момент!

«Веселитесь-веселитесь! О вас же забочусь!» — бросила в душе она. Какое ей дело до мнения этой праздной толпы обывателей? Мирян? Впрочем, вид у охотницы был такой, что связываться с ней никто не хотел. Так, посмеивались издалека: мало ли чудил на свете?!

«Площадь Революции». Тоже не то. Толкучка знатная, но все следы старые. Едем дальше. «Курская». Настя выбежала на перрон. Пусто. Хотя, нет. Вон, справа, через дверь от нее, нечто похожее. Наверное, этот гад вышел через другую дверь, ближе к выходу. И она побежала по следу дальше.

Охота началась.

Парень сидел на корточках у дороги. Молодой, по нефорски одетый: кожанка, джинсы, в руках мотоциклетный шлем. Патлы до плеч. Все бы ничего, нормальный парень, если бы не два «но». Первое. На улице июль, полдень, самое пекло. Какой идиот оденет кожанку с высоким воротником от ветра в такую погоду? Мне и в футболке тошно: сорок градусов которую неделю держится! Второе «но» вытекало позже, после того, как обратишь внимание на первое. Парня не было.

Точнее он был, я видел его собственными глазами, но… в том же диапазоне, что и Эльвиру с Консуэлой. В обычной, реальной жизни его не было.

Заинтересовавшись очередной загадкой, я подошел и присел рядом. Парень повернул голову, с тоской и безразличием глянул на меня и отвернулся, как ни в чем не бывало.

— Хорошая сегодня погодка, не правда ли? — сказал я, пытаясь завязать разговор по-английски, начиная с погоды. — Тепло. Даже жарковато что-то.

Тот немного помолчал, а затем, как бы нехотя ответил:

— Да, везет сегодня.

И продолжил сидеть в той же позе.

— А тебе не жарко? — прямо спросил я.

— Не-а. — Так же равнодушно ответил он. — Нормально.

— Может снял бы куртку?

— Зачем? — парень пожал плечами, не отрывая взгляда от дороги.

Я не нашел, что ответить. Помолчали. Тут спросил он:

— А какой сейчас год?

Я постарался ничему не удивляться. Мало ли, с кем разговариваю? Всё-таки парень из другой «картинки», не из нашей.

— Две тысячи шестой.

— Ооо! — многозначительно и в то же время безразлично потянул он. — А кто сейчас генсек?

— Кто? — не понял я.

— Ну, генсек. Президент. При мне Горбач был. Перестройку затеял.

Я задумался. Что можно на это ответить? Подруги мои крылатые молчали, впервые с самого утра. Окликать их не хотелось — опять лаяться начнут, не заткнешь!

— Путин. Мурло то еще! Все под себя гребет! А до него, после Горбатого, Ельцин был. Алкаш и пьяница. Он Союз развалил. Теперь мы пятнадцать независимых друг от друга государств.

— Круто! Много я пропустил!

— Да. КПСС запретили, потом она распалась. Коммунисты у нас, конечно, есть, но это так, пародия. Не они страной правят.

— А кто? — искренне удивился парень и повернул свою патлатую физиономию.

— Демократы-дерьмократы хреновы! И олигархи.

— Демократы? Диссиденты что ли?

— Да не! Теперь они не диссиденты. Теперь они элита, чтоб им всем обосраться!

— А КГБ куда смотрит?

— И КГБ больше нет. Тоже распалось. Есть одна структура, ФСБ, Федеральная служба безопасности. Да только это тоже лишь пародия на былое.

Парень помолчал, задумавшись, и заметил:

— А название прикольное. Федеральная служба! Прям как в Америке!

Я тяжело вздохнул.

— Да, у нас теперь почти все, как в Америке. Все свое порастеряли, сломали, выкинули и забыли. Мы теперь больше вообще не держава. Так, сырьевой придаток Запада. О былом величие только ядерные ракеты и напоминают. Страна нищая, работы нет, почти все заводы стоят. Управляют всем бандюки, ставшие вдруг олигархами. Причем, управляют как на зоне, по понятиям. Милиция, прокуратура и суд продажны, все под бандюками ходят. Молодежь спивается и скалывается. Перспектив никаких. Черные с гор поспускались, свои порядки устанавливают. Где так, а где и с автоматами в руках. В общем, бардак у нас сейчас знатный!

— Да, хорошо, наверное, что я умер. Не застал всего этого.

Мы помолчали.

— Раньше еще, какое-то время назад, свобода слова была. Ну, это типа гласности. Когда говорить всё можно было и обо всех. А теперь и этого нет. Везде цензура. Во всех газетах и по ящику показывают только то, что мы молодцы и как у нас все хорошо в стране. И с каждым днем все лучше!

Он усмехнулся.

— Знакомо. Можешь не рассказывать. А не говорят, когда коммунизм построят?

— Да нет, мы вроде теперь капитализм строим. Хотя во всей Европе уже социализм давно…

— Ну, это как обычно. Здесь я ничего не пропустил.

Опять помолчали. Я разговаривал с призраком! С ума можно сойти! Так, как опыта подобного общения у меня еще не было, как вести себя не знал. А подмывало спросить много о чем.

— Михаил. — Я решил вести себя как ни в чем не бывало. Будто с живым человеком разговариваю. — Назаренко Михаил. Можно Миша.

— Денис. — Ответил он. — Пономарев Денис. — И протянул свою руку.

Я честно попытался пожать ее, хоть и помнил, что было пять минут назад с Эльвириной попыткой. Но не мог же я оскорбить чувства собеседника, который первым протянул мне руку для знакомства?

Как и ожидалось, ничего не произошло. Моя рука прошла сквозь его. При этом я ничего, совершенно ничего не чувствовал! Его ладонь не была ни холодной, как описывают многие книги про призраков, ни прохладной, как у Консуэлы, ни теплой. Я не чувствовал никакого шевеления волосков, никакого биополя или электромагнитного излучения вокруг его духа. Ровным счетом ничего. Пустота. Его рука находилась в одной картинке, моя в другой, и они никак не накладывались.

— Ну, будем считать, что познакомились! — кивнул призрак на мою руку, безуспешно пытающуюся нащупать его в пространстве.

— И многие тебя видят? — задал я следующий мучавший вопрос.

— Ты второй. За почти двадцать лет. — Продолжил он. — Только первый можешь не считать. Это дед был один, сумасшедший. У него шарики за ролики закатились. Ходил, сам с собой разговаривал. Пургу всякую нес, думал, что с нами, неупокоенными говорит. Потом исчез. Забрали, наверное. В соответствующее заведение… — парень усмехнулся.

— А много вас здесь вообще… — я обвел рукой вокруг. — В районе, в городе… Призраков?

— В городе не знаю. Я далеко отсюда не ухожу. Не могу. В районе есть еще парочка неупокоенных. Тоже бедолаги! У всех свое горе. Возле старого кладбища их много, они прям там тусуются. Это из тех, кто там похоронен. В большинстве своем нормальные ребята, хотя попадаются среди них те еще индивидуумы! — он опять усмехнулся. — Далеко не заходил. Нельзя мне. Вот тут, по Калинина, вдоль дороги, женщина ходит. Сумасшедшая. Все ребенка зовет. Я говорил ей на ту сторону перейти, не слушает.

— Сумасшедшая? Сумасшедший призрак?

— Ну, почему призрак? Не люблю это слово! Неупокоенные мы. Призрак — это то, чего нет, что только мерещится. — Потом добавил с ноткой гордости. — А мы то есть!

— И что? Вас же не видят? Значит, призрак!

Парень опять вздохнул, покачал головой и грустно уставился на дорогу.

— Души у нас неупокоенные. Не можем мы туда. — Он ткнул палец вверх. — Не берут.

— Почему не берут? За грехи?

Денис пожал плечами.

— Не знаю. Вряд ли. За грехи б наверное в ад забрали. Других же забирают куда-то? Я думаю, это особое наказание за какое-то преступление.

— Какое?

— Наверное, у каждого свое. Неспроста ж эта сумасшедшая ребенка зовет. Может, сама и придушила. Нечаянно. Или не уследила. Или еще что-нибудь сделала. В ад не берут, рай не заслужила. Вот здесь и держат. Чтобы мучалась.

— По мне — жестоко это. — Продолжил он. — Уж лучше сразу в ад, чем так. Сидишь! Ждешь! И не знаешь, простят тебя или нет… Или вечность вот так сидеть суждено? И сделать ничего не можешь. Был бы жив, повесился бы. Или с моста б спрыгнул. В реку. Или под поезд. Лишь бы не мучатся. А так: ну что я могу сделать? И так мертвее мертвого! Даже тела нет! Кстати, был на могиле недавно. За ней уж никто и не ухаживает. Может, уехали куда? Родные мои? Но кто-то ж должен был остаться? Забыли?..

Парень помрачнел.

— А может умерли? Все-таки, двадцать лет прошло…

— Да нет, мамка б пришла ко мне. Навестила, прежде чем туда идти — он опять поднял вверх палец, указывая куда именно. — Она придет, когда время настанет, я чувствую…

Он чуть не плакал. Обида и одиночество исходили от него огромной сметающей все на пути волной. Ни один живой точно не вынесет такое. Действительно, повеситься, только б не терпеть…

Но что может сделать с собой призрак? Пардон, неупокоенный? Ведь и так одна душа осталась, ничего больше нету! Только терпеть. Страдать и терпеть. И надеяться. Что когда-нибудь эта безысходность закончится.

Не хотел бы я себе такого посмертия! Действительно, лучше уж в ад… Кстати, не забыть спросить у Эльвиры, какие там прелести ждут грешников поподробнее. А то мы только в общих чертах говорили…

— А тебя за что? Что ты такого совершил?

Призрак Денис глубоко вздохнул.

— Я думаю, это Маринка. Она меня простить не может. Из-за нее наказали…

— Убил?

— Можно сказать и так. Убил. По дурости ведь! Видишь эту дорогу? — показал он мне на улицу Калинина. Я утвердительно кивнул в ответ.

— В восемьдесят девятом этого не было. Дорога была, но асфальт дрянной, и то не везде. Тогда ПРП еще только строили. Достраивали. Грязюка была, колдобина на колдобине, яма на яме. А это еще и после дождя было. Скользко, октябрь месяц, вечер… В общем, я дурень, под пивом, решил Маринку на своем стареньком «Чизете» покатать. Блеснуть, типа, какой я! Впечатление произвести! Она еще тогда ехать не хотела, словно чувствовала. Да я под пивом такой герой был! Устыдил, типа, трусиха! А уже темнело, дорогу плохо видно, а освещение тоже не такое было. Фонари через раз горели.

В общем, мы поехали. Неслись, как угорелые. И приехали…

Ее сразу насмерть, она из сидушки вылетела, не удержалась. Свернула шею. Хоть, не мучалась! А я в скорой копыта отбросил, до больницы не довезли. А тогда скорые быстро ездили, не то, что теперь!

Вот так. И сижу я с тех пор тут, жду. На похоронах побывал. Видел, как матери наши плакали. Только ничего! — он повысил голос. — Слышишь, ничего не мог сделать! Даже прижать и утешить! — из его глаз потекли первые слезы. — Представляешь, каково это было: стоять там, все видеть, слышать, понимать и… — Денис почти сорвался на крик. Затем заплакал.

— …И ничего не мочь!.. Они меня даже не видели… Не знали, что я рядом… руку протяни…

Я не стал перебивать его, утешать. Что я мог сказать? Какими словами успокаивать? Да и чувствовал, нужно ему это. Слезы. Выговориться. Это сколько ж он тут лет сидит, и некому даже душу излить? Нет, поистине, страшное наказание!

— Через сорок дней, прежде чем уйти, она приходила ко мне. — Продолжил он. — Сказала, что не злится, что тоже виновата. Что могла отказаться и не ехать. И меня не пустить. Но я видел укор в глазах. Не простила она!

— А еще сказала, что любила меня. Но что теперь это уже не важно.

Денис замолчал. Я не трогал его. Что я мог на это сказать? Чем помочь?

«Ничем. Ничем ты ему не поможешь!» — услышал в голове голос Консуэлы. — «Его наказал не ты, не тебе и помогать. Это его крест, пусть несет его сам.»

«А что, если его не простят? Могут не простить? Чтоб он вечно скитался, до скончания времен? Существуют такие наказания?»

«Глупый малыш!» — встряла в разговор Эльвира. — «Если б такие наказания существовали, призраков на земле становилось бы все больше и больше, с каждым днем, год от года. Они бы копились, копились, и разорвали бы Тень своей биомассой. А ты много сегодня их видел? По-моему это первый.»

«Но сколько ему вот так мучаться?»

«Не знаю.» — ответила ангел. — «Бывает, кара длиться годы, бывает десятки лет. А бывает, столетия. Я не знаю, сколько отмеряно ему, но ты можешь помолиться за его упокоение.»

Рядом материализовалась демон и присела со стороны патлатого призрака. Она была в своем антуражном обличье, с рожками, хвостиком и горящей пентаграммой во лбу, в оранжевых шортах и красном практически невесомом топике. Ну, чёрт, чёрт натуральный!

— Привет. Я Эльвира.

Денис с надеждой поднял на нее глаза.

— Вы за мной?

— Ну… — она скорчила многозначительную задумчивую гримасу. — Если я скажу «да», эти две зануды (кивок в мою сторону) мне все равно всё обломают. Поэтому скажу честно: нет.

Призрак опять опустил голову.

— Но, думаю, нам с тобой есть о чем поговорить.

— О чем?

— О делах. О жизни. О вечном.

— Не хочу. Оставьте меня.

— Все ждешь свою Марину? Она не придет. Нужен ты ей, прям! Убийца недоделанный!

Денис вскочил и закричал на Эльвиру

— Не трогай меня! Демон! Оставь в покое!

— Ах, не трогай меня демон! Какие мы нежные! Да ты судьбу благодари, и Господа своего, в которого при жизни не верил, что он тебя ко мне в руки не отдал! Я бы тебе все популярно разъяснила, что и почем в нашем мире! Урод! Сидит тут, нюни распустил! Ах, как мне больно, ах, как мне грустно и одиноко! Да ты такое ЧМО, что даже ад не заслужил! Ты хоть знаешь за что она тебя?

Денис слегка опешил от наезда и от тона, которым тот был произнесен.

— За что?

— Беременна была твоя Маринка, вот за что! И сама еще о том не знала, только догадывалась! А потом узнала, когда уже поздно было. Она ведь так хотела! А теперь подумай, простит тебя? Такого козла? Или нет?

Парень присел и страдальчески обхватил голову руками

— А ты тут сопли развесил, чтоб тебя этот пентюх живой — тычок в мою сторону — пожалел! А ты уши не развешивай, пентюх! Сидит тут, на жалость его пробрало!

— Хватит! — Рядом появилась Консуэла. — Хватит, демон! Он заслужил только то, что получил!

— Что-то вы сильно добренькие, когда не надо, как я посмотрю!

— Не тебе судить. И закрой свой рот, пока я тебе не помогла это сделать! Что-то последнее время ты сильно много на себя берешь!

— Мое право! Ничего запрещенного я не сказала и не сделала! А то развели, понимаешь, базар-вокзал! Жалостливые вы мои!

— Хватит, обе! — Я встал. — Я что, Эльвира, не могу с человеком поговорить? Хоть и бывшим? Без вас?

Та нисколечко не смутилась.

— Можешь, милый! Только для начала научись правильно акценты расставлять! Хорошо?

Развернувшись, она зашагала прочь. Хоть это была всего лишь иллюзия, я-то знал, что она всегда со мной, но без ее зримого присутствия стало легче.

Денис попробовал схватить ангела за руку.

— Скажите, вы не знаете, когда меня заберут? Все равно куда? Только отсюда!

Консуэла опустила голову, подумала, а потом ответила, с истинно-ангельским, небесным величием:

— Когда придет время.

И исчезла.

Тот, видимо, хотел спросить что-то еще, но не успел.

— А ты?

Надежда так и лучилась в его глазах. Но теперь я понимал, что отсутствие надежды — часть наказания. Тот извращенный разум, придумавший это, был жесток, очень жесток. Но, по своему гениален! И, после маленького Эльвириного концерта я понял, что не мог давать ему её. Не имел права.

— Да я-то откуда? Я ж ведь вообще живой…

Он опять опустил голову и с безразличным видом, с которым был до моего прихода, опустился на корточки у дороги. В той же отрешенной позе.

— Извини, Михаил.

Я тоже посмотрел на дорогу.

— Да ничего… Все нормально.

Когда я развернулся уходить, вслед мне донеслись слова:

— Пожалуйста, если вдруг увидишь мою мать, попроси у нее от меня прощения.

Я шел дальше, не оглядываясь…

Ноябрь 2005 года, Москва, Россия

Курский вокзал. Самая большая и грязная клоака Москвы. Тысячи приезжих, сотни «криминальных элементов». Сотни озлобленных торговцев, сотни злых как черти людей в очередях в кассы даже в это позднее почти зимнее время, десятки бомжей, десятки жадных «стражей правопорядка». Вокзал с переходами, в которых сам черт ногу сломит (строился три раза и все три раза просто достраивался к уже имеющимся строениям). Не считая площади со злыми друг на друг таксистами, охочими до чужих денег мелкими торгашами, тем же мелким криминалом и теми же бомжами. Есть где разгуляться, есть чем «питаться» подобным тварям. Да, этот типчик знал, куда едет. Здесь таких в любое время дня и ночи найти можно. Вампиров. Правда, официально поймать трудно. Сюда ходят либо молодые слабые представители диаспоры, которым страшно попадаться орденским патрулям на насилии. Такие никого специально не «сушат». Достаточно просто побродить по этому месту, собрать те крохи, которые и так летают в атмосфере вокзала, и от истощения не умрешь. Либо те же сильные, но в период энергетической слабости, когда оказать сопротивление охотникам проблематично. Сильные и здоровые особи черпать силу здесь считают «западло», ниже своего достоинства. Эти любят насилие, запах острых ощущений. Любят чувствовать отчаяние слабеющей жертвы. Кстати, отпустить жертву в последний момент, за миг до смерти, считается высшим пилотажем. Чем меньше это время, тем больше уважение «коллег».

Но этот гад приперся сюда, хотя издалека видно, что сыт. Значит, как иногда бывает, хочет найти какого-нибудь бомжа и «догнаться». Испытать экстрим с летальным исходом. А где проще всего найти оного, как не на Курском вокзале? Разве что на Павелецком…

Блондин, выйдя из метро, стал осторожнее. След почти исчез. Правильно, по вокзалам частенько ходят орденские патрули. Настя принялась бродить вокруг, высматривая блондина среди окружающих. Далеко уйти тот не мог, хотя их разделяло пять минут чистого времени. Обошла почти все точки и киоски на подземном этаже, проверила переходы к платформам. В них вампир не заходил. Правильно, что ему делать на перроне? Самое вкусное и безобидное здесь, внутри! Тут интуиция подсказала, что надо обернуться.

Блондин шагал к эскалатору рядом с мужчиной в, скажем так, не очень чистой одежде и презентабельной внешности. На долю секунды бегло встретилась с ним взглядом. Не заметил. Поспешила следом, не бегом, быстрым шагом — привлекать лишнее внимание ни к чему. «Сушить» жертву на вокзале он не будет, не самоубийца. Такой наглости тёмные уже давно себе не позволяли (точнее, орден им не позволял). Значит, куда-то в переулок, благо в этих переулках проулках и проездов возле «Курка» сам черт ногу сломит. Она проведет блондина до места и возьмет с поличным.

Раздался телефонный звонок. Машка. Настя перещелкнула гарнитуру с рации на мобилу.

— Да?

— Насть, ты где?

— Рассказывай! — перебила она.

— Я на «Октябрьской», в переходе. Догнала ее и поговорила. Прямо и честно. Мне показалось, что это будет правильным. Она была не против, чтоб я сняла проклятье. Ничего, что я вступила с ней в контакт? Я сказала, что у меня бабка цыганка и я унаследовала от нее кое-какие способности, и вижу, что на ней порча. Это правильно? Можно так делать?

Дуреха! Конечно, нельзя! Ладно, что уж теперь. Сама виновата, сама девчонку отправила. Нечего теперь на нее наезжать.

— Я у нее телефон взяла, мобильный. Теперь мы узнаем, кто она, расколдуем и наведем порядок. Сама не стала, слабенькая она, а я лишь стажер. Но кое-что сделала, самую тяжелую зависимость сняла, ей какое-то время будет легче. Груз на психику меньше.

— Стой, для этого нужен тесный контакт…

— Я же говорю, она разрешила. Я прямо здесь, в переходе, взяла ее за голову, смотрела в глаза и убирала эту дрянь!

Девочка, ты знаешь, то что ты сделала по сложности не уступает полному снятию обычного среднего приворота? Прямым зрительным контактом! Без подручных средств! С твоим опытом! Да ты гений, деточка! И это сейчас! А что будет, когда наберешь полную силу?

— Нестандартный, конечно, подход. Молодец. Но вообще, вступление в контакт противоречит инструкциям. Ладно, потом разберемся. Я на «Курке». След свой для тебя оставлю, внизу, возле эскалаторов. Догоняй.

Настя взбежала по эскалатору наверх, на наземный уровень. Блондин с будущей жертвой подходили к стеклянным дверям из здания вокзала. Она устремилась следом, как вдруг чье-то мощное тело загородило дорогу.

— Старший сержант Глухов. Предъявите пожалуйста документы.

Менты. Двое. Только этого не хватало для полного счастья!

Милицию Настя до сих пор не любила, хотя личных прецедентов негативного общения не было. Но детские стереотипы остались, вместе с россказнями о ментовских зверствах, которыми чуть ли не каждую ночь пугали друг друга в детдоме. А еще, уже работая в ордене, сама лично не раз сталкивалась с оными, только уже наяву. Некоторые «блюстители» правопорядка и закона вместо того, чтоб блюсти этот пресловутый закон, устанавливали собственный. И наводили собственный же правопорядок. Причем число их, «блюстителей», переваливало все мыслимые пределы. Особенно здесь, в Москве.

Этот мент, чувствовала охотница, что-то хотел. Что-то серьезное, на рядовую проверку не похоже. Да и тон слишком официальный. Так говорят только с крупной рыбешкой, не желая ее спугнуть.

Сзади и справа еще угроза. Прикрытие. Четверо. Всего шестеро. Двое по гражданке. Берут в кольцо. Страхуются. Собираются брать, если что? Что ж она им сделала? Прокололась где-то? На чем? Пушка под пальто, на ней морок. Железяка тоже под мороком.

Старший сержант Глухов тем временем не спеша рассматривал ее паспорт.

— Значит, из Рязанской области, говорите? Надолго к нам?

— Как бог пошлет. — Безразлично ответила Настя, оглядываясь вокруг. Точно. Еще четверо. Стоят, как будто гуляют. Они что, действительно считают, что их не заметно? Может, расчет идет на дурака? Для них она простая девчонка. Они ж не знают, в скольких эта девочка по-своему горячих точках побывала?

— А регистрация у нас есть, Анастасия Павловна?

Настя пожала плечами. К чему эти глупые вопросы? Спрашивал бы уже что хотел, да и проваливал.

— Город Троицк. Там же, вложена.

Мент продолжал медленно переворачивать страницы. Рядом стоял с псевдо скучающим видом напарник. Но оба были наготове и чего-то ждали. И никуда не спешили.

Настя же спешила.

— Товарищ старший сержант! — если попер официоз, обращаться лучше по званию. — Если у меня все в порядке, разрешите я пойду? Я очень тороплюсь.

«Блин, как я могла не взять амулет от внимания? Патрулям, конечно, он не положен, только для спецопераций, но хотя бы просто взять? Ведь лежит же дома один, заныканный с позапрошлого раза… Сейчас бы активировала, и дело с концом!»

— Простите, гражданка Никитина, боюсь огорчить вас, но вам придется пройти с нами. Думаю, это ненадолго, просто надо утрясти кое какие формальности…

Знаю я ваши формальности. Чай, соседи, схожим ремеслом занимаемся.

— Вы меня не поняли, товарищ старший сержант! Я спешу! И никуда с вами не пойду!

Напарник его как бы невзначай положил руку на кобуру. Четверо сзади тоже напряглись.

— Анастасия Павловна, очень вас прошу, пойдемте с нами. Проявите благоразумие. Вы же умная девушка, законы знаете. Я надеюсь. Понимаете, что мы имеем полное право задержать вас для выяснения кое-каких обстоятельств…

Мент не улыбался. Он был самоуверен. Слишком самоуверен для мента. Обычно ментов можно охарактеризовать, как шакалов. Бандюки — это крысы, ведущие бой за выживание в любых условиях. Мусора — шакалы, находящие жертву, обкладывающие ее и набрасывающиеся стаей. Грешить не буду, есть и честные менты. Есть и смелые. Но их мало, и надолго в этой структуре не задерживаются. Либо их выживают, либо они первыми гибнут под пулями, либо скурвляются, становясь такими же, как большинство.

Перед ней сейчас был не шакал. Это был волк, самоуверенный сильный волк, знающий себе цену и цену возможной ошибки. Для такого знакомо понятие «профессиональная честь», а критерием жизни является не выживание, а выполнение задания.

«Это не мент!» — пронеслось в голове. Каким-то шестым или восьмым чувством, кожей, ставшей невероятно чувствительной, на многие километры, она почувствовала грузовик спецназа за площадью. Отряд одетых в маски людей с автоматами наперевес. Не почувствовала, наверное, просто поняла, что они есть. Кто же это? Особый отдел по борьбе с чем-то там? Чекисты? Случайно тормознули или ждали именно её? Подобную ей?

Оставался ещё один путь. Вырваться она, конечно, могла, но, тогда придется раскрыть дар, а это нарушение секретности в особо-людном месте в центре города. Тем более, при постоянно ожидаемой угрозе терактов. Пресса сойдет с ума!

В общем, последствия непредсказуемы. Это третий путь, резервный. Придется пробовать второй, хотя времени почти нет, блондин может уйти в любой момент.

Настя запустила руку во внутренний карман. Менты напряглись до предела. Но девушка не спеша и аккуратно вытащила на свет всего лишь ксиву, специально выданную на такой случай, и что интереснее, совершенно «белую», настоящую. Эта пройдет любые проверки.

— Лейтенант Никитина, федеральная служба безопасности. Простите ребят, но у меня совершенно нет времени общаться с вами. — Настя виновато улыбнулась и собралась идти, но мент удержал ее.

— Майор Прохоренко — он извлек на свет точно такую же ксиву. — Отдел по борьбе с терроризмом. Как коллега коллегу вы должны понять меня и проследовать с нами. Если вы та, за кого себя выдаете — он кивнул на ее удостоверение — то проблем между нами не возникнет.

Настя опешила. Сильный ход событий, а главное, как же не вовремя!

— Извините, я при исполнении и очень спешу.

Настя попыталась пройти еще раз, но крепкая рука опять не дала это сделать, вцепившись в плечо.

— Анастасия Павловна, поймите, мы тоже на работе и не шутим.

Все. Дальнейший контакт бесполезен, она и так потеряла слишком много драгоценного времени. Остался только прорыв.

Время вокруг привычно остановилось. Настя медленно для своего восприятия, но довольно резко для окружающих развернулась и посмотрела «менту» в глаза.

«Мне надо идти. У меня важное задание!»

Тот рефлекторно отшатнулся. Нормальная реакция на такое резкое гипнотическое воздействие.

— Она! — раздалось справа.

Значит, ждали именно её? Того, кто обладает сильным гипнозом?

Кто сдал? Темные? Ловушка?

Орден разберется. Сейчас некогда. Жизнь человека под угрозой. Она резко развернулась и медленно, как на зажеванной кинопленке, выбила ногой пушку из рук второго чекиста, локтем отправляя его в нокаут. Затем повернулась к стеклянным дверям и побежала по следу за блондинчиком, выжимая из своего тела максимум ускорения.

Уже выбегая, увидела несущихся наперерез двоих бойцов в штатском. Что это бойцы и на что они способны — Настя почувствовала. Не замедляя скорости, прыгнула одному под ноги. Тот не ожидал такого хода, упал и они покатились. Но охотница вскочила быстрее, пропечатав след от сапога у него на затылке. Не сильно, просто, чтоб успокоить на некоторое время, пусть не мешается. Второй несся на скорости и по видимому, собирался повторить ее же трюк. Она увернулась от медвежьих объятий и крутанулась вокруг оси, придавая телу нападающего дополнительное ускорение, отправляя того в полет.

Из дверей выскочило еще четверо гэбэшников, тех, что брали ее в кольцо.

«Уроды! Пока вы здесь в догонялки играете, там всякая сволочь над человеком измывается!»

Она ударила. Мысленно. Да с такой злостью, что все четверо оперативников отлетели метра на три-четыре каждый. Один из них в полете налетел на проходивших мимо людей. Только тут обычно инфантильные к подобному окружающие всполошились. Раздались крики, кто-то стал убегать. Начинала подниматься обычная паника, которой Настя не преминула воспользоваться.

Последним, уже под гомон толпы, выскочил недогипнотизированный «мент», представившийся Глуховым. Настя уже в развороте, спиной ощутила поднимаемый им ствол. Осечка. Не на ту напал!

Она бежала, на ходу расстегивая куртку и доставая свою пушку. Отпечаток родного зачарованного «Макарова» в ладони перед встречей с обожравшимся вампиром всегда приятно греет душу. Меч скользнул в другую руку из «мешка», в котором хранился под мороком для невидимости. Спецназ с автоматами уже бежал следом и наперерез, но она успеет. Должна успеть.

«Метрополитен имени В.И. Ленина. Станция Чкаловская». Подземный переход. Она нырнула в него, расталкивая на бегу не успевших отскочить зевак, молясь, чтоб успеть.

Не успела.

Тело бродяги лежало поперек перехода. Люди, как обычно, проходили мимо, не останавливаясь даже, чтоб узнать, что случилось с лежащим человеком. Никто всё ещё не обратил на него внимания, хотя прошло минут пять с момента смерти, пока ее мурыжили волки с корочками…

Настя бросилась на колени перед бродягой и приложила руку к сонной артерии. Пульса не было. Дотронулась до лба. Мертв. Сознание не откликается. Выпит. Иссушен. Она опоздала! Слишком поздно!

Склонившись над бездыханным телом, охотница тихонько заплакала. Как же это так? Почему? Ведь всего же чуть-чуть?! Ведь видела же физиономию того отморозка, поняла его намерения? Зачем справляла «ля-ля» с теми козлами в форме наверху? Считала, что успеет? Догонит? А он не стал никуда уходить! Убил прямо здесь, на площади, в подземном переходе. А она? Посчитала себя чересчур самоуверенной! Теперь наказана. Ведь этот человек, каким бы он ни был, бродягой, бомжом, попрошайкой, ведь был живым! Бог создал его и его душу. А она обязана была его защитить от нелюди! Но возгордилась, расслабилась и…

Люди вокруг стали с криками разбегаться. Через мгновение сильные мужские лапы схватили девушку, вывернули руки и ткнули лицом в грязный опплеваный асфальт перехода. Щелкнули «браслеты», сковывая ее запястья. Затем один из бойцов ударил ее в бок носком сапога.

Боль в боку отрезвила Настю, вернув мысли в реальность. Да, человек умер, но подонок, убивший его, ушел. Почти ушел. А если она его не остановит, «почти» превратится в «совсем». И в этот момент такая злость, безудержная и всепоглощающая, на людей в форме, накатила на нее!

Наручники расстегнулись и спали. Настя резко оттолкнулась ногами от земли, придавая телу ускорение и вкладывая его в удар по подбородку ближайшему из спецназовцев. От полученного апперкота тот начал оседать на землю. Не дожидаясь, пока бойцы придут в себя, она мысленно ударила. Ментальная волна не вырубила их, все же бойцов было пятеро, слишком много для узконаправленного удара, но ошеломила. А вот продуктом этого ошеломления она и воспользовалась, вручную вырубив их всех четко отработанными движениями. Реально сопротивляться смог только один из пятерых, но и тот быстро осел.

Из-за угла выскочило еще два автоматчика.

— Стоять! — Настя вытянула к ним руки. Те послушно замерли, опустив оружие. Это было сложно, очень сложно, управлять сразу двумя. Но необходимо.

— Мне надо идти. Вы меня не станете останавливать. Положите оружие.

Бойцы медленно, не соображая, что делают, положили автоматы на землю.

— Идите.

Те послушно развернулись и пошли назад.

— Чертова гипнотизерша!

Глухов подошел сзади, пока она возилась с двумя последними и не могла почувствовать.

— Майор, теперь ВЫ будьте благоразумны, опустите пистолет. — Настя медленно обессилено повернулась. Надо срочно восстановиться, еще бой с блондинчиком, а тот слишком хорошо «поужинал». Не спеша, подняла свои игрушки, ствол и меч, достала из внутреннего кармана пару «колес» и кинула их в рот. Для поднятия тонуса.

— Я не из вашего ведомства и вам не по зубам.

Глухов осмотрел поле боя, оставшееся за девушкой. Лежачих спецназовцев. Геройствовать не спешил.

— С ними все будет в порядке, они просто без сознания.

— Кто ты, черт возьми?

Уже идя к противоположному выходу, куда вел след, Настя обернулась:

— Ведьма. И опусти свою дурацкую пушку.

— Ну, здравствуй, здравствуй! Заходи, электрик! — показалась из-за двери довольная улыбающаяся физиономия, напомнившая сытого довольного кота из одной детской книжки.

— Рассказывай, как это тебя угораздило, горе ты наше! Откуда ж у тебя всё же руки растут? Ничего доверить нельзя! Или испортишь, или облажаешься. Или напортачишь так, что потом грести долго-предолго. Мих, хоть обижайся, хоть нет, я бы на твоем месте …чить не рискнул. Мало ли!..

И он расхохотался собственной шутке. Я натужно улыбнулся. Раньше, возможно, хохотал бы с ним, но сейчас было не до смеха.

Прошел в комнату. Макс снимал по знакомству, впрочем, как обычно, однушку на МЖК. Дом новый, комната большая, кухня огромная по сравнению с моей. То есть с бабушкиной. Наша квартира уже два года квартирантам сдается. Хотя и в ней кухня раза в два меньше Максовой. Однако, жилплощадь эту он домом своим не считал, являясь таким своеобразным космополитом: его дом — весь мир. Квартира была нужна в качестве перевалочной базы. Макс и называл-то ее в разговоре не иначе, как «берлога». Здесь проводились всевозможные пьянки и гулянки (невозможные тоже). Сюда мы тащили девчонок. Мое любимое место было на кухне (комнату с диваном занимал он по праву хозяина). Там и стол есть, и подоконник, и матрас дежурный в углу на всякий случай, специально для меня, и чаю попить всегда можно. Ну, и по совместительству, в этой квартире Макс просто ночевал в перерывах между работой, пьянками и «изучением анатомических особенностей различных представительниц слабого пола опытным путем».

Естественно, комната представляла собой один большой сплошной бардак. Сковородки, тарелки, закусь на них, чайник и другие хозяйственные приспособления в обычном повседневном состоянии находились в комнате, на стульях, с противопригарными подставками в виде компакт-дисков. Убирались они, кастрюли и тарелки, только по праздникам — перед приходом девчонок. Правда, праздники были довольно часто, так что в целом было относительно чисто.

Естественно, вещи, также в обычном состоянии, были рассредоточены по всей территории комнаты на всех возможных предметах, а именно: диване, кресле-для-подушек, стульях, гладильной доске (на ней особенно), не разбирающемся кресле-кровати и раскладном, но вечно сломанном столе. Исключений было два: компьютер, но это святая святых. Кроме, естественно, вертящегося компьютерного стула. Там прописалась футболка. И платяной шкаф, внутри которого и должно по идее находиться все это добро. Хотя нет, вру, вон, кепка лежит и на шкафу. Ну, значит, только компьютер. Больше предметов мебели в комнате просто не было.

— Заходи. Пиво будешь. — Скорее утвердил, чем спросил Макс, и не дожидаясь ответа, пошел на кухню.

Кухня его заслуживала отдельного разговора. Достаточно сказать, что из жратвы там всегда находились пельмени и котлеты полуфабрикаты. Иногда такие же блины. И сметана. К пельменям. Ну, масло растительное. Макароны и растворимый кофе. И всё. Остальное конечно было, но не всегда, появляясь от случая к случаю. А пиво в холодильнике было всегда, хотя пили его нечасто. Но сегодня был особый случай: жара сорок градусов третью неделю…

Готовить Макс не любил, зато ему часто готовили его «кадры» (а может «выдры», кому как), с которыми он относительно долго встречался, позволяя на своей кухне чувствовать себя как дома. Этому черту проще сбегать в магазин за продуктами, какими скажет очередная его «хозяйка кухни», и валяться на диване, поливая её ведрами ласковых и нежных слов, чем стоять у плиты и выворобушкиваться в кулинарных изысканиях.

К «хозяйкам кухни» отношение всегда было особое, нежное и трепетное. Гораздо лучше, чем ко всем остальным девчонкам, коих он считал не слишком умными созданиями, предназначенными для вполне определенных целей. А «хозяйкам…» дозволялось многое, очень многое. Например, командовать собой, что само по себе немыслимо, да еще в присутствии друзей, что в иных случаях немыслимо вдвойне. Он, и правда, относился к ним очень тепло, те задерживались у него надолго, бывало, на месяцы. Хотя, особой любви к ним с его стороны я не видел. Наверное, поэтому итог всегда был один: «хозяйка» переставала быть таковой и переходила в разряд «бывших».

Я сколько раз говорил: «Макс, нашел бы себе тихую смирненькую девочку, домоседку, чтоб хорошо готовила, женился бы. И жил, как у Христа за пазухой!».

На что он отвечал: «Выбираю, какая лучше готовит!».

Паразит и лицемер!

Я уселся на диване. Вошел Макс с четырьмя запотевшими «Золотыми Колосами» и открывашкой.

— Давай, рассказывай, что за дела там у тебя творятся «не по телефону».

Я ненароком оглянулся и увидел Эльвиру. Та сидела в кресле, в откровенном, довольно открытом эротичном вечернем платье, как минимум от Дольче Габбаны, привычного красного цвета с большим вырезом, положив ногу на ногу, откровенно стреляя в меня глазками. Волосы аккуратно уложены вокруг рожек. Руки разбросаны по подлокотникам в позе «Хозяйки Мира». Стильная штучка! «Космополитан» точно читает! Может быть, если б она не была духом, и тем более демоном, я бы и соблазнился…

На ногах болтались красивые, просто великолепные, переливающиеся всеми цветами радуги серебряные башмачки. Именно башмачки, не туфли. Как будто сошли со страниц сказки. Они блестели и сияли, создавая эффект прозрачности и волшебства. Красиво! А вот какой сказки — не помню. Не Золушки, точно. У Золушки башмачки были хрустальные.

Но это не важно, главное — бесенок опять в своем репертуаре. Появилась в момент, когда я хочу рассказать о них Максу, да так, чтоб поверил, не посчитал психом. Ну, демон! Что с нее возьмешь!

«А зачем тебе про нас рассказывать? Думаешь, поверит? Не поверит! А смотреть на тебя косо будет.»

«Не твое дело! Хочу и рассказываю. Сама говоришь, нормальный. Проверку психиатрическую пройду. А Макс… Должен поверить. Должен же мне хоть кто-то верить в этой жизни, пусть это и будет звучать, как полный бред! Это последняя инстанция, последний человек, который мне может поверить вообще! В принципе! Не бабуле же мне про вас говорить?»

«Да, должен же ты потерять единственного до конца верного друга в жизни своим гоном. Как сказала бы наша курица: «Это твой крест, и только твой. Неси его сам!»…»

«Не надо за меня решать, пожалуйста, что бы я сказала.» — Консуэла заговорила, но не появилась. Наверное, в отличие от этой, малолетки метрополитеновской, решила не отвлекать видом голого тела.

«Он взрослый человек, пускай попробует. Поверит ему друг, не поверит — другой вопрос. А говорить ему или нет — Мишин выбор.»

«Я и не спорю.» — Пожала плечами Эльвира. — «У меня был уже клиент, который меня видел. Когда накуривался в хламушки. Мы долго беседовали. Тупица был редкостный! Наутро, что интересно, помнил меня, всем говорил, а ему тоже никто не верил! Даже он сам переставал верить. До следующей накурки…»

Я тяжело вздохнул и начал рассказывать. О розетке. Об отключке. О нудистке и малолетке. О том, что я «иной», видящий. Об Эльвире и Консуэле. О Вике и ее компьютере. О цыганке и ее проклятии. О призраке и Пирамиде. Короче обо всем сегодняшнем дне и вечере вчерашнего.

Макс внимательно слушал меня все это время с серьезным видом, иногда кивал утвердительно головой. Не поймешь, верит он тебе, или смеется. Когда я закончил, протянул свою бутылку пива и дзенькнул ею о мою.

— Ну, за искусство! Вот это талант! Можешь считать, что я тебя прощаю.

— За что? — не понял я, находясь еще на своей волне.

— Как за что? — поднял брови Макс. — За то, что некий штурман продрых вчера весь вечер, не отвечая на звонки, когда я с тремя такими девочками… — он причмокнул, — …ждал его!

Это ты по дороге сочинил? Пока сюда шел? Клево! Да тебе книги писать надо! Не пробовал? Такая завязка, развитие сюжета… Такая разносторонность, глубина охвата… Да по твоему рассказу в Голливуде фильм снимут, говно вопрос! Они такие сюжеты любят! Мистика! Ангелы! Демоны! Привидения! Да, друг мой ты писатель! За будущего русского Стивена Кинга! — он опять чокнулся с моей бутылкой.

Внутри у меня все оборвалось.

— Макс, это правда.

Тот нахмурился.

— Слышь, я сказал, заметано! Забей и не бери в голову.

— Ты не понял, Макс! Всё, что я сейчас говорил, со мной реально произошло!

Макс натужно засмеялся.

— Миха, хватит гнать. В каждой шутке есть доля шутки, понимаю. Ну, двинуло тебя током, с кем не бывает. Меня тоже пару раз било. Но всё, хватит! Проехали!

— Можешь считать меня придурком, идиотом, психом, кем угодно, блин, но это правда! — закричал я. — Они существуют, и я их вижу! Хочешь, смейся, хочешь, нет, но ты единственный человек, который может мне поверить! Единственный! И это правда! Вон, бес в твоем кресле сидит, ногу на ногу закинула.

Эльвира плотоядно улыбалась.

Макс засмеялся

— В кресле? Смешно! А что она делает? Подойти пощупать?

— Не получится. Я сам не могу их пощупать, только вижу. Как в другой картинке, не более.

— А ангел где? Как говоришь ее, Консуэла? Ну и имя… Откуда ты его только взял?

— Она сама так представилась… — ответил я уже тише, успокоившись.

— Говоришь, помнят, как ты фантики украл? И девочку с качели столкнул?

— Да. Всё помнят. Так сказали.

Макс прекратил смеяться и наклонился ко мне. Лицо в момент посуровело, а в голосе появилась сталь.

— А теперь слушай меня, ты, бабуин потный! Пока ты тут херней страдаешь, вокруг тебя темы нехорошие вертятся! Причем ОЧЕНЬ серьезные и ОЧЕНЬ нехорошие! У меня на неприятности чутье, ты же знаешь. Бросай заниматься фигней и слушай!

Я поднял голову и напрягся.

— И почему ты уверен, что именно по мою душу?

— Чутьё у меня, я ж сказал. — Макс принес еще четыре бутылки, открыл себе одну и развалился на диване, расслабляясь.

— Она профессионал, я это заметил, когда она одно бревно с другого бревна в воду кидала, как бревно, просто значения не придал. Сам посуди: любые боевые искусства, любые единоборства подразумевают наличие базовых стоек, из которых наносятся или блокируются стандартные типовые удары. Она отражала твои сходу, слёту. Просто брала и кидала. Так в жизни не бывает. Я читал о таком, военные разработали, наши. Типа «Русского стиля», только до сих пор засекречено. Используются с успехом против любых единоборств, поскольку построены по совершенно иному принципу. И только в элитных частях спецназа, типа групп «Альфа», «Витязь» и т. д. Человек, обучившийся этому, не демобилизуется, когда идет на пенсию, а находится как бы в бессрочном отпуске. За ним следят всю оставшуюся жизнь, потому что он универсальная боевая машина. Их там не драться учат, а сразу мочить. Любым способом за кратчайшее время.

— Ты как будто этот стиль знаешь в совершенстве!

— Не ерепенься, не впечатляет. Я не знаю, только слухи ходят, но дыма без огня не бывает. Ты сам вчера видел, и даже чувствовал. — Он ехидно ухмыльнулся. Ух, сволочь! — А я со стороны смотрел, мне виднее было. — Макс наклонился ко мне в упор. — Так вот, лузер, так как она, не дерутся нигде! Нет такой техники! Понял? В природе! И в армии, и в спецназе, и в ВДВ так не учат. Про братков я вообще молчу, те только железо тягают.

Он откинулся назад и потянул пиво из горла.

— Ты видел, какая она накачанная? Спортсменка, сто пудов! Но, при этом очень быстрая. Реакция такая, что жуть! Я б с такой не стал встречаться на узкой дорожке! А гипноз? Эта дура так и ушла, ревя и ничего про нее не помня. А гипноз, Мишаня, это я даже и не могу сказать какого уровня полета пташка.

— ФСБ? ЦРУ? Агент национальной безопасности?

Макс покачал головой

— Вряд ли. Хотя, чекистов со счета сбрасывать бы не стал. Но не их почерк, эти так не работают. Они спецы, и в любой точке России — дома. В их руках любая информация об объекте, любые человеческие и материальные ресурсы. А эта вела себя как гастролер-одиночка. Как наемник. И еще, как будто, вчера она выбирала, кто из нас конкретно нужен. И из нас двоих мордой не вышел я, значит, из оставшегося тебя выбор не велик.

Я обреченно опустил голову.

— А как именно она отбирала? По каким критериям?

Он задумался и пожал плечами.

— Откуда я знаю? Видимо, по каким-то личным качеством. Не внешним. Мне нравится версия насчет роддома. Может, ты подменённый сын олигарха?

Я отпил немного из бутылки. Это заканчивалась вторая, в голове начало шуметь.

— Макс, слушай, а ведь все, что я рассказал, ну, насчет призраков, правда.

Он скривился.

— Слышь, хватит уже. Давай не будем. Не смешно.

— А ангел мне утром сказала, что вокруг меня странные вещи творятся. Нехорошие.

— И чё?

— А может это звенья одной цепи? Меня бьет током. Как попытка покушения, чем не версия?

— Ты что, не веришь, я не специально тебя шандарахнула? Без злого умысла? Дурачилась? — подала голос сидевшая сзади в кресле и дотоле молчавшая демонесса.

— Эльвир, солнце мое! — обернулся я. Будучи под хмельком, было уже пофигу, а мысленно разговаривать не хотелось. Макс смотрел на меня, как на психа. — Не могла бы ты помолчать, пожалуйста? Я понимаю, возможно, мне вас теперь до конца жизни терпеть, так дай возможность поговорить без комментариев. А?

Эльвира насупилась и исчезла.

— Итак. Первое. — Продолжал я свою мысль, пришедшую в голову только что под пивом. — Появляется супердевочка-наемник. Гипнотизирует подружку и втирается в доверие. Второе. Меня бьют током, попутно инициируют, что я стал видеть… неположенное обычному человеку. Третье. Я не прихожу на стрелку, девочка очень расстроена, но не может нестись ко мне на всех парах, потому что рядом ты, а она не знает, кто из нас ей нужнее. Четвертое. Утром выясняется, что ты не подошел, хоть ты и хороший парень.

— Да, потому что током стукнуло тебя, а не меня. И ты видишь чертей с ангелами, а не я. — Продолжил мою идею Макс еще более безумной выкладкой. Конечно, я только вторую допиваю, а он уже третью приканчивает.

Я засмеялся:

— Точно! За это надо выпить!

Чокнулись, выпили еще по глотку и я перехватил слово.

— Идем дальше. Девчонке ты не подошел. Я очнулся и понял, что вижу всякую ерунду, потому, что меня того, током… Кстати, Эльвира на ерунду в свой адрес молчит, обиделась наверное.

«Пошел ты!»

— Я тоже к тебе неординарно отношусь, милая! — сказал я в потолок. Ну, не другу же в лицо эти слова говорить? Демон промолчала.

— Ладно. — Серьёзно сказал Макс. — Предположим, ты их действительно видишь. Дальше.

— Вика. Девчонка, с которой я не мог задружить много лет, сама ко мне приходит. По какой-то пустячной причине. Тоже вроде логичной, но жутко своевременной. Или несвоевременной…

Макс серел на глазах.

— Слишком все логично, прицепиться не к чему, но так в обычной жизни не бывает. Хоть это все и бред со стороны, но знаешь, после призрака я скорее поверю в бред, чем в то, что Вика появится у меня в самое лучшее время для наведения мостов.

Помолчали. Выпили. Я открыл третью.

— Потом колдунья. Затем призрак… — я сбился с мысли. Что там дальше — терялось в тумане.

— И что? — потянул Макс.

— Не знаю. Это тоже может быть взаимосвязано. Может, она меня убить хочет потому, что я все это вижу? Потому что ловлю проклятия руками?

Макс нервно крутил в руках бутылку, обдирая этикетку. Признак усиленной мысленной работы.

— Хорошо. Примем как рабочую версию. При условии, что ты, и правда, все это видишь и слышишь.

Я кивнул.

— Слушай, может, это она тебя так загипнотизировала? — неожиданно оживился он — Что ты будто бы чёртиков видишь и разговариваешь с ними? А на самом деле это отражение собственного «я»? А что, смотри, кто в твоем воображении будет ангел? Ты же бабник, одни девчонке в голове, вот и получилась обнаженная девица из сериалов!

— Нет. — Покачал я головой. — Не из сериалов. Те страшные, сухие, тощие, а эта поплотнее чуть-чуть. Красивее. И лучше! Да и ангел бы у меня, если честно… с Викой бы ассоциировался… — ответил я и опустил голову. Чувствовал, что краснею, несмотря на хмель.

— Э, да ты круто втрескался братец! Не просто так! А заливал раньше, заливал… — ехидничал Макс. — Ладно, проехали. Чёрт у тебя с кем ассоциировался? Отвечать быстро, не думая!

— С Маринкой. Той блондинкой. — Резко и не думая ответил я, представив мыслеобраз черта. — Пышногрудая дрянь, стерва и зараза! Когда охмуряет, глазки делает, с катушек съезжаешь! И не хочется, и отказаться не можешь!

Макс опять улыбнулся, теперь уже покровительствующей улыбкой китайского императора.

— Но никак не с тринадцатилетней малолеткой.

«Пятнадцатилетней.»

— Какая разница, хоть двухлетней!

— Чего?

— Это я Эльвире. Нет, не с малолеткой.

Макс опять сурово посмотрел.

— Что, опять? С ними разговариваешь?

Я кивнул

— С бесенком. Ангел пока молчит. Она вообще инфантильная. Пока не трогают, ее не видно и не слышно. Но если отзовется, такое начинается! Как с бесом сцепится! Кошмар! Что-то не вижу в эти моменты разрекламированного ангельского терпения. Хотя, что я хочу? Испанка, горячая кровь!

Макс многозначительно закивал. Что, у него в послужном списке и испанки были? Или это просто насчет горячей крови?

— А Эльвира девчонка свойская, потрепаться любит. Кстати, вроде француженка…

Гордыня. Что есть гордыня? Смертный грех? В чем он выражается? Не по ватиканским канонам, не по решениям людских церковных соборов, а для простых обычных людей?

В том, что в один прекрасный момент ты начинаешь считать, будто от тебя зависят жизни других. Не просто зависят, как, например, жизнь ребенка от родителей, содержащих и воспитывающих его, а когда начинаешь считать, что вправе распоряжаться судьбами людей, жить им или умереть. Считать себя богом, пупом Земли. Хотя на самом деле это не так, никому не дано право быть богом! Каждый человек сам должен отвечать перед ним за свои поступки! Даже те, кто считает, что бога нет — должны отвечать перед своей совестью. Ведь совесть — это тоже бог, личный бог каждого из нас.

Вопрос не в боге, и даже не в религии. Вопрос в человеке. В том, как он относится к себе и окружающим.

Каждый. Человек. Должен. Отвечать. За. Свои. Поступки.

Неважно перед кем. Важно то, что все твои ошибки, допущенные во грехе, в состоянии гордыни, обязательно вернутся. И ударят по тебе самой. Так ударят, что библейский ад покажется недосягаемым раем, но изменить что-либо будет поздно.

Она этого не сделала. Не ответила за свои поступки. Согрешила.

И получила плату.

Настя сидела в этой осточертевшей за последние дни машине и размышляла. То, что случилось на «Курке», было предупреждением. По-видимому, последним. Да, она не святая. Да, делает ошибки. Пусть, многие из них ей простятся, именно потому, что она борется за благо, за добро, но нельзя же ошибаться СТОЛЬКО! Пора научиться делать выводы!

Сто раз гордыня! Она согрешила. Трижды. Там, на «Курке» и возле него. И получила свою плату. Она была готова понести наказание, но Всевышний распорядился по-своему. Он наказал страшнее, чем Настя могла себе представить даже в самых страшных кошмарах.

Она осталась жива.

Ноябрь 2005 года, Москва, Россия

…Блондинчик стоял на углу и разговаривал по телефону. Спокойно, с достоинством. И смотрел в её, Настину сторону. Она остановилась и пошла шагом. Интуиция сигналила красным — цветом тревоги и опасности. Холодный промозглый ноябрьский ветер задувал в лицо, заставляя глаза слезиться. Что же настораживало? Почему он поплелся по этим переулкам, в которых черт ногу сломит? Почему стоит и как будто ждет? Выглядывает хвост? Почувствовал её? Или знал, и та подстава с гэбэшниками не случайна? Тогда это ловушкой попахивает.

Сильно попахивает. Просто несет…

— «Двадцать четвертая» — «центральному». Объект прямо по курсу, в двухстах метрах. Разговаривает по телефону. — Доложила она на базу в гарнитуру, соединенную с телефонной трубкой. Только обычной трубка была лишь на первый взгляд. Под видом «Моторолы» скрывалась мощнейшая мобильная телефонная станция со встроенной рацией, берущая в любой зоне, в метро и подземельях, в безлюдной пустыне, горах и на Южном полюсе, независимо от местоположения спутников связи. Помесь мирских и колдовских технологий с массой различных полезных функций. Одна из них — маячок. По нему сейчас едет на перехват группа немедленного реагирования.

Да, группа захвата вещь полезная и нужная. Но здесь? Сейчас? Блондин, хоть и сытно «перекусил», высушив человека, все равно и в подметки ей не годится. Кроме способности использовать чужую жизненную энергию в качестве топлива для колдовства, нужен еще и дар её использовать. Без дара любой, даже обожравшийся смертями вампир будет похож на волка из «Ну, погоди!», гоняющегося с утяжеленной штангой за маленькой бабочкой. Смысл ждать? Если он что-то заподозрит, может приехать его «подписка», его «группа немедленного реагирования», из темных. (А что удивляться, они последнее время сильно головы задирать начали, даже собственных боевиков готовят.) А это уже война. Очередная война между светлыми и темными. Между орденом, пытающимся контролировать колдовство, и выскочками-ренегатами, не желающими подчиняться кому бы то ни было, объединившихся с этой целью под флагом единой протестной организации.

Или еще хуже, приедут, заберут его, а ребята из ордена будут далеко, в вечных московских пробках. Уйдет блондинчик, как есть уйдет! Одна она справиться с десятком боевиков не сможет, всему есть предел. Но тогда получится, тот бродяга, лежащий в переходе на Чкаловской, погиб зря?

Решение созрело мгновенно, на интуиции, и Настя подалась вперед. Блондинчик убрал трубу и вскользь глянул на нее. Опять показалось? А что, чем не версия? Темные заманивают патруль ордена на живца, на убийство человека, натравливают мирской спецназ для выигрыша во времени, который используют, чтоб оного человека высушить. Озверевший от наглости — убийства под самым носом — патруль, сломя голову, кидается следом, а его заманивают в переулок, где мочат, наваливаясь всем скопом. Несложная ловушка. Жаль, жаль господа темные, не та жертва к вам в капкан идет! Что это ты, вампирчик, как будто спиной меня чувствуешь? Сообщил своим? Да иду я, иду, родной!

Блондин, как будто услышав ее мысли, обернулся.

Да, он знал, что охотница идет следом. Их взгляды, больше похожие на лезвия кинжалов, встретились. Лицо темного перекосила гримаса ненависти. Он отвернулся и побежал.

Их разделяла дорога. Настя расстегнула куртку и бросилась перед сигналящим автомобилем, догоняя подопечного, докладывая на ходу о своих действиях. Тот еще раз бегло обернулся и припустил во весь дух.

Они бежали довольно долго, петляя по дворам, проулкам, переулкам и проездам, которых здесь было великое множество. Вампир, очевидно, хорошо разбирался в местном ландшафте, так как Настя два раза теряла его из виду. Но она шла по следу крови, смерти, поэтому потерять его не могла. И, тем не менее, расстояние между ними увеличивалось.

— «Двадцать четвертая», где находишься? Машины не знают, как ехать! Так петляешь, что у меня навигатор с ума сходит, «караул» кричит!

— А, бес его знает! Дома вокруг, старые грязные и вонючие. Дворы да подворотни. Продолжаю преследование…

Дыхание стало сбиваться, а перед боем это плохо. Ну, ничего, попадись ты мне, родимый…

Двор. Подворотня. Арка. Еще двор. Выход. Направо. Прямо. Налево, под арку. Опять двор. Проходной. Прямо, опять в подворотню. Сетка. Прыжок, подтянуться… Сетка позади. Налево. Выход. Дорога…

Дома, дворы и арки только и успевали мелькать. Да, он не пытался оторваться, водя ее по кругу. Значит, куда-то ведет…

Снова арка. Внутрь. Двор. Грязный, вонючий. Запах помоев бьет в нос, как будто стоишь рядом с выгребной ямой. Вот он, блондинчик, легок на помине!

Вампир стоял напротив нее, через двор, возле противоположной арки, и улыбался. Такой весь из себя, с иголочки. Дорогой плащ, белый развевающийся шарф, взгляд довольный и самоуверенный, надменный. Хозяин жизни! И ни капельки страха.

Шестое чувство крикнуло: «Беги, дура!», но внутреннее «я» оборвало: «Пусть только попробуют!» Да, она не простой охотник. Она та жертва, которая им не по зубам! Теперь выманить их на себя и дождаться своих. Эта тварь не сбежит, она не даст.

Двор огласил скрежет шин и скрип тормозов. С обеих сторон, из обеих арок выехали несколько больших антрацитово-черных глянцевых Мерседеса с тяжелой посадкой. Бронированных. Две. Три. Четыре. По две из каждой арки. Машины оттеснили ее на середину двора и остановились. Настя почувствовала, что рация замолчала. Глушат, сволочи! Тёмные, только они это могут! Совсем распоясались!

А еще Настя почувствовала, что запахло войной. Крупномасштабной. Если они уже втихую ловят патрули, значит, скоро начнутся открытые боевые действия.

Да, давно, очень давно темные колдуны, маги, как модно говорить сейчас, не объединялись и не угрожали открыто ордену. Конечно, недовольные были всегда, да и как им не взяться? Человек вдруг осознает, что обладает колдовскими способностями, недоступными другим. А такие способности — это сила, власть над окружающим миром мирян. Кто в здравом уме откажется от такого? А тут появляются представительные дяди и тети, накладывающие на инициировавшихся ряд ограничений и запретов. Да таких, что получается, будто и нет почти этих самых способностей! За малейшее нарушение — кара, вплоть до физического уничтожения!

В Европе колдунов и ведьм всегда жгли прилюдно, на кострах (а заодно и не только колдунов, но то уже другая история. Настоящих колдунов и ведьм сжигали тоже, вопреки расхожему мнению, будто все сожженные на аутодафе — невинные овечки). У нас же на показ ничего не выставляли, по-тихому отрубали нарушителям бошки, обвинив в какой-нибудь ерунде. Или организовывали несчастные случаи. Или еще какую гадость придумывали, на Руси с фантазией органов тайной власти всегда был полный порядок. Потому и вышла Россия из мрачного средневековья белой и пушистой, почти не запятнавшей себя религиозными преступлениями. Но на деле, в нашей глуши порой творились вещи, о которых маленькая, находящаяся на виду перед самой собой, как на ладони, католическая Европа не могла даже мечтать. Но это тоже совсем другая история…

Да, умом Настя понимала, что это необходимо. Если о колдовстве, об их мире, станет широко известно, вокруг начнется ТАКОЕ!!! Тотальная война против всех, без разбора, кто обладает хоть какими-то паранормальными способностями! Новые костры, забивания камнями, фанатичные культы, ведомые безумными священниками и новоявленными «мессиями»! Лучше и не думать об этом. Гораздо проще держать одаренные личности в узде, чем позволить им рассказать о колдовстве мирянам, раскрыть то, что веками оберегается, как самая большая и страшная тайна. Жестокость, тотальный контроль — та цена, которую необходимо платить людям с даром, чтобы элементарно выжить.

Но это понятно ей, сражающейся по ЭТУ сторону баррикад. Поставившей краеугольным камнем жизнь простых людей, а не собственную. А что делать с теми, что слишком любит себя, не думая о других? Кто ради личного блага пойдет на все, на самые жестокие преступления? Разве они поймут, что ограничение колдовства — мера необходимая? Нет, для них это жесткий прессинг, давление ненавистного тоталитарного ордена, вмешательство в частную жизнь! Вмешательство, с которым нужно, необходимо бороться!

И в свете последней американизованной волны, пропагандирующей борьбу за свободу и демократию, увеличения числа недовольных просто не могло не быть. Увеличения огромного, в десятки раз! И чтобы обуздать его, приходится применять самые крайние меры, вплоть до локальных конфликтов и тотального истребления людей с даром в определенной местности.

Конечно, это крайности, в будничные дни не так все плохо, но и такие моменты в истории последних двух десятилетий были.

В стране и раньше возникали недовольства, нередко вытекающие в открытые конфликты. За последние триста лет не единожды случались и широкомасштабные войны, и колдовские революции. Потому и имеет орден такую мощную разветвленную силовую структуру. Базы, более похожие на военные, новейшее оружие, вертолеты, бронированные автомобили, в труднодоступных районах страны — вездеходы и спецтехника. Собственные спутники связи и обслуживающие их центры. Собственные лаборатории, ведущие суперсекретные исследования по изучению паранормального мира. А также лагеря и академии, подготавливающие бойцов колдовского фронта для их невидимой борьбы.

И сидят на шее налогоплательщиков охотники, инспекторы, ребята из спецназа службы безопасности и прочие «одаренные» личности. Может быть не так часто нужны их таланты, но лучше уж перестраховаться и кормить лишние рты, чем потом кричать «аврал» и метаться, не зная, что предпринять посреди всеобщего свиста пуль, клинков и боевых проклятий, под гомон впавших в панику СМИ, разводящих всеобщую истерию.

Но это в целом. Вернемся к частностям.

Демократия оставила свой отпечаток не только в мирской, но и в колдовской среде. В начале девяностых организовалась некая партия, протестная организация темных магов (как они себя назвали), представляющая более клуб по интересам. Точнее, интересу.

Интерес был один — там можно было открыто поносить орден и его агрессивную политику. Потому популярность организация приобрела бешеную.

И «СпаС» легализовал ее, присвоил официальный статус в колдовской среде. Потому что дальше разговоров дело не шло, и пришить «темным магам» было в принципе нечего. А там, где нет преступлений, нет и наказаний.

Да мало ли что говорят люди на кухнях? А так будут говорить не по собственным норкам, тревожно поглядывая на дверь, а в определенном разрешенном месте, под контролем спасовской агентуры…

Так оно планировалось вначале, но начались лихие девяностые, и все оказалось гораздо сложнее, чем предполагали отцы. Так называемый «темный орден», почти не нарушая колдовских законов, начал осваивать пространство криминального мира нашей великой Родины. Приобрел собственные силовые структуры, боевиков из мирян, то есть неподконтрольных ордену.

«СпаС» — не организация тотального контроля, это лишь колдовская спецслужба, выполняющая ограниченный сектор работ. И обычный, мирской криминал — забота мирских же властей, здесь отцы веками проявляют твердость, не вмешиваясь в естественный ход вещей. Но там, где возникли силовые структуры из мирян, вскоре возникла и агентурная сеть. Возникла, и тут же укрылась по проторенным недавно путям в бездне криминального мира. После чего, в течение последних нескольких лет, миряне в этой системе организованно и методично заменялись на пусть и слабых, но колдунов из оппозиции, темными магами. И чем все это кончится — догадаться не трудно, вопрос лишь в том, когда сия бомба рванет.

Похоже, скоро. Из машин тем временем выпрыгивали люди в черных масках и направляли на нее дула автоматов. Три. Шесть. Восемь. Восемь боевиков элитных классов темных, плюс блондинчик.

Справится, куда она денется!

— А кто это к нам сегодня пожаловал? Заглянул, так сказать, на огонек? — из второй машины за ней вышел высокий и худой черноволосый человек в сером пальто.

— Здравствуйте, господин Смирнов, — сказала Настя, медленно оборачиваясь.

— Инспектор Никитина, патруль ордена. У меня есть подозрение, что ваш подчиненный, — она кивнула себе за спину. — Десять минут назад совершил преднамеренное убийство с использованием запрещенного колдовства. Я официально требую его выдачи для проведения расследования.

Темный усмехнулся.

— Ах, госпожа Никитина! Собственной персоной! Что ж, рад. Знаете, у меня совсем иная информация. По моим сведениям, орден пытается сфальсифицировать данные о, якобы виновности одного моего подчиненного, с целью его ликвидации. И всячески его преследует. Я вам, как представителю этой организации, выражаю ноту протеста и говорю, что данный человек, — блондинчик сзади усмехнулся, — будет находиться под защитой Независимого Сообщества Магов России и любые попытки помешать этому будут расценены, как нарушения договора, подписанного нашими организациями.

Теперь улыбнулся Смирнов. Шах.

Господин Смирнов, темный колдун и один из довольно сильных магов Москвы. Умен, как сам дьявол! Пользуясь смятением рубежа эпох, получил известность в среде недовольных и организовал крышу, легальное прикрытие, и ставшее впоследствии Независимым Сообществом. Пользуется непререкаемым авторитетом, в том числе, среди вампиров. Можно сказать, является лидером, знаменем сопротивления. По совместительству является владельцем Российского Финансово-Промышленного банка, газет, заводов, пароходов, магазинов и казино; контролирует не маленький сегмент теневого мира столицы и регионов, но слишком умен, чтоб подставляться. Перед орденом чист, как стеклышко, хотя к нему тянутся следы практически всех крупных преступлений и провокаций в колдовской сфере за последние десять лет.

— И все-таки, я настаиваю, господин Смирнов. — Продолжала разводить демагогию Настя, хотя прекрасно понимала ее бесполезность. Но надо оценить угрозу, разработать план действий и потянуть время. — Видите ли, я самолично могу засвидетельствовать, что данный индивид совершил кровавое преступление. Причем, сделал это в одном из самых людных мест Москвы, и любая, даже самая простая экспертиза подтвердит мои слова…

«Два «Элит» — личные телохранители Смирнова…» — тем временем привычно неслась в уме оценка угрозы. — «В пекло лезть не станут, их задача хозяина охранять. Остается шесть. Шесть автоматчиков, четыре за спиной, два впереди. Из них два за спиной и один впереди «берсерки». Один «элит» за спиной и один впереди, и обычный «контра» сзади. Разумно! А они не дураки!» — перебирала она боевиков, находящихся вокруг, по классам. Причем, оглядываться было не обязательно, она и так всех прекрасно чувствовала. Хотя, в принципе, подготовкой боевиков у темных заведуют обычные люди, инструкторы, не связанные с колдовством, и уровни их далеки от аналогичных орденских, недооценивать врагов не стоит. Там, где «охотники» возьмут способностями, «контры» и «берсерки», а тем более «элиты» ответят силой и реакцией. И самоотверженностью.

— Я думаю, госпожа Никитина, вы сильно заблуждаетесь, пытаясь на почве личной неприязни оклеветать моего сотрудника. И я, как президент Независимого Сообщества Магов, заявляю: этого не будет! — два «берсерка» сзади и один спереди дружно подались влево. Берут в полукольцо. Правильно, не будут же они стрелять друг в друга, она на линии огня между ними. А так три «Берсерка» будут вести по ней перекрестный огонь. Ее левая рука, не спеша, потянулась под пальто, где на перевязи ждали своего часа шесть метательных ножей. Правая уже сжимала рукоять меча, пока еще под мороком. «Макарова» она убрала, выстрелить ей скорей всего не дадут. Три «элита» с обожравшимся вампиром вместе смогут заклинить выстрел. Остается рассчитывать, как встарь, на холодное железо. Ее телодвижения, однако, не остались незамеченными.

— …конечно, можем прийти к определенному консенсусу и продолжить взаимовыгодное сотрудничество между нашими организациями… РУКА! ОГОНЬ!..

Время резко замедлило свой бег. Боевой режим. Тело входит в состояние сверхчувствительности. Мысленные процессы ускоряются на порядок. Если обычные люди могут достигнуть этого только под действием сильнодействующих психотропных веществ, то их, будущих охотников, путем длительных медитаций учили вгонять себя искусственно. Плохо в этом состоянии только одно: тело становится ватным, не успевая за скоростью мозга. Чувствуешь себя неуклюже, переваливаясь с ноги на ногу, как медведь. Но в бою даешь сто очков вперед любому противнику!

Она почувствовала, как «берсерки» дружно нажимают на курок. Одновременно сзади в спину полетел нож, легкий, метательный, с выгравированной черной двуглавой змеей, неофициальным символом Независимого Сообщества. Она напряглась, сконцентрировалась и мысленно заклинила все автоматы вокруг. Одновременно с этим тело ушло чуть вправо, и нож, просвистев мимо, ударился в дверцу бронированного «Мерина». Ее развернуло на сто восемьдесят градусов, и рука с разворота выпустила свой первый нож. Мимо. «Элит» уклонился. В нее полетело еще два ножа. Она опять ушла от обоих, полет последнего немного откорректировав. Нет, нож в полете развивает такую скорость и имеет такую силу, что остановить его или поймать, как это описывают в романах, физически невозможно. Магия-магией, колдовство-колдовством, а законов физики еще никто не отменял. Но согласно тому же закону инерции, если даже незначительно оказать воздействие на летящее материальное тело сбоку, под прямым углом, траектория дальнейшего движения данного тела изменится существенно. Поэтому для защиты от летящих ножей орденские инструкторы не один месяц тратят на разработку и совершенствование этого умения у послушников, пока не дойдет до автоматизма. То есть, пока мозг сам, без участия сознания, не научится мысленно бить сбоку по ножам в полете.

Два «берсерка» бросили автоматы и кинулись к ней. В их руках блеснула сталь мечей — небольших, тонких и зачарованных. Всем, даже формой напоминающих спасовские. «Элиты» тоже прыгнули через машины, сжимая в руках холодную сталь. Ну что ж, ребятки, потанцуем!

Движения боевиков были слажены, отточены. Сразу видно, их готовили специалисты своего дела. Причем, готовили работать именно в связке, а не в одиночку — настолько синхронны оказались их действия. Скорость их восприятия хотя и уступала Настиной, но превосходила скорость обычного человека. И их было ЧЕТВЕРО. Умело прикрывая друг друга, они не давали Насте провести полноценную атаку. Плюс, еще четверо темных держали ее на мушке, став чуть в сторону от машин, чтобы также держать под перекрестным прицелом. И надо было постоянно мысленно поддерживать блокаду их стволов, отвлекаясь и тратя драгоценные силы. Да, можно сказать, бой шел на равных.

Что, крупная рыбка заплыла к вам в сети? Не ждали? Конечно, сколько в стране человек способно блокировать несколько автоматов сразу? По пальцам можно пересчитать! А тут у вас вон, целых восемь стволов! Да, обычный патруль был бы обречен! Если бы не чистая случайность в метро, то на асфальте этого вонючего двора уже лежало бы два остывших трупа…

Настя чуть было не пропустила удар «элита» сзади и вернулась мыслями на грешную землю. Отбила одновременный бросок двух бойцов, неожиданно саданув ногой в пах третьего. Причем, неожиданно как для него, так и для самой себя. Получилось, как в лучшем американском кино. Тело давно привыкло в бою действовать на автопилоте. Вот и видя, как открылся один из «элитов», немедленно среагировало, сделав единственное возможное в той ситуации, а именно, лягнуло… В пах. Нет, честное слово, сама бы рассмеялась, если б не бой!

Теперь создалась идеальная возможность для добивания. Мешал четвертый, другой «элит», довольно уверенно держащий железяку в руках детина. Настя напряглась изо всей силы, уходя из под очередного удара крутанулась, и мысленно, как только могла, толкнула его от себя подальше. Детина отлетел метра на три, не успев заблокировать удар. Настя тут же, продолжая уже начатое движение, полоснула по горлу скрюченного «элита», и вскользь отбила выпад одного из вернувшихся «берсерков». Другой из «берсерков» ударить не успел, сразу отскочив в сторону, что его и спасло. Настин меч лишь вскользь коснулся груди, не задев даже ребер. Отброшенный детина уже вставал, но пока бандитов осталось всего двое.

— Назад! — окрик Смирнова как волшебная палочка отбросил всех нападающих в стороны. Рядом осталось только тело одного из «элитов», хрипящее и захлебывающееся кровью. Всё, уже не жилец.

— Ах ты ж сука!

— Вот б…!

— Прошмандовка орденская!

«Ну что ж, Никитина, спешу тебя поздравить! Элитный боец темных у тебя на счету теперь есть!»

В этот момент и надо было идти на прорыв, но опьяненная своей маленькой победой, она не успела. А когда сориентировалась, уже прозвучали слова:

— Давай, Юра.

Блондинчик, которого она забыла, заигравшись звоном железа, все это время в самой величественной позе смотрел из-под арки и улыбался. Спокойно, без ехидства и ненависти. Как улыбаются друг другу профессиональные противники, мастера, видя искусство друг друга, и говоря про себя: «Ха, вот ты какой крутой, но я-то все равно тебя сделаю!». Спокойная холодная величавость. Вампир, черт его подери!

Он ударил резко, сильно и беспощадно. Ему не нужен был сачок, как тому нупогодишному волку, или тонкий скальпель, как хирургу, или же рапира для точного укола. От его удара не упадешь без сознания, не умрешь. Тебя не отбросит к противоположной стенке, не ударит головой. Просто все мысленные усилия оказались заблокированы. Этот удар — тяжелый обух, бьющий тупым концом по каске. Его можно выдержать, но можно ли пережить? Ведь вокруг полно врагов, которые с радостью набросятся, когда ты ослабнешь.

Настя уже приготовилась прыгать, давая телу неимоверное ускорение, идя на прорыв, но от мысленного удара обожравшегося блондина потеряла равновесие и растянулась на асфальте. Тот громила, «элит», которого она заставила полетать, решил воспользоваться моментом и прыгнул с железякой на нее.

Не на ту напал, голубчик!

Настя поднялась на ноги, ее шатало, голова гудела и кружилась. Вид, очевидно, был тот еще! Но труп второго «элита» говорил сам за себя, и попыток напасть не последовало.

— Не подходить! — прозвенел в ушах фальцетом голос Смирнова. — Держите на расстоянии!

Голова закружилась ещё сильнее, но пока она себя контролировала. Да, будь здесь хоть кто-нибудь еще, кто мог бы сбить с нее удар вампира, бандитам бы не поздоровилось! Но она одна, никого рядом нет. И это всецело ее вина. И она слабеет. Эти шакалы не кинутся добивать, нет! Они подождут, пока она достаточно ослабнет, чтоб перестать контролировать автоматы, и спокойно расстреляют. Да, пока Настя еще держит блокировку, прилагая неимоверные усилия, но, о Господи, чего ей это стоит!

Вот и сунулась в пекло! Считала, что самая крутая, подруга, да? Рэмбо в юбке? И что получила? Расплату! Наказана за гордыню, и теперь умрет. Расстрелянная кучкой бандюков, как какая-то шавка!

Но так просто она не сдастся! Мы еще повоюем! У нее еще есть «Макаров», такой родной и любимый.

— Стас, амулет! — коснулось ее сознания, когда ПМ уже поднимался в руке в направлении блондинчика. Спуск. Осечка. Не может быть! Успели, сволочи! Теперь все, точно конец!

«Контра», самый слабый из присутствующих бойцов, очевидно, тот самый Стас, обошел ее кругом, впрочем, не подходя близко, с безопасного расстояния и повертел в руке амулет. Обычное серебряное сердечко на цепочке. Только оно, это сердечко, глушило всю электронику и механику в округе, вместе с ее пистолетом. Ну, кроме автоматов темных, конечно…

— Чё, попала, падаль? Ты теперь нам за все ответишь!

Настя не стала уточнять, за что же именно ей надо ответить, посчитав это ниже своего достоинства. К тому же в воздухе просвистел очередной нож…

…Следующие несколько минут стали для нее воплощением ада на земле. Ножи летели один за другим, бывало, по нескольку сразу. Она вертелась волчком, падая и поднимаясь, отталкивала их от себя из последних мысленных усилий, пытаясь еще и клинить вражеские автоматы. И слабела, на глазах слабела. Еще чуть-чуть, пара минут, и всё, ей конец! Глава с названием «Никитина Анастасия Павловна» в книге Жизни будет дописана. А как же не хочется умирать!

Сама виновата!

А ножи летели и летели, один за другим. Она тоже попыталась кинуть свой, но тело плохо повиновалось, и тот ушел в «молоко». И вдруг она поняла, что всё! Жить ей осталось секунд шестьдесят, не больше!

«Умирать, так с музыкой!» — она перехватила меч и ринулась на прорыв. Нет, иллюзий Настя не питала, вырваться ей не дадут. Но захватить с собой еще хоть кого-нибудь из этих подонков она постарается…

Собрала последние силы, резко рванула вперед, и…

…И упала.

Поднялась на колени, ожидая предательского ножа в спину. Боевики приосанились, поудобнее перехватывая автоматы. Настя начала обратный отсчет до собственной смерти…

— Давай так, я проверю кое-что из твоих слов насчет призраков, а потом решу, верить тебе или нет. Идет? А то ты слишком много мелких деталей, подробностей наговорил. Такое сочинить можно, но проверить легко. Тогда и поговорим.

— О'кей! — мы пожали друг другу руки.

— Меня больше беспокоит твоя безопасность. По городу расхаживает девочка из неизвестной спецслужбы. Крутая, шею своротит за четыре секунды и не устанет. Но страшна не она сама по себе, а организация, которая за ней стоит. И мы не знаем ни названия этой конторы, ни причины, по которой тебя пасут.

— Мне тоже начинает нравиться версия про роддом. — Начал я — Мать не рассказывала тебе, было там что-то странное?

— Это же самое я хотел спросить у тебя. — Поднял глаза Макс, приговаривая четвертую бутылку и ставя на пол за диван. Свалить его четырьмя бутылками невозможно, но чувствовалось, что он уже под хмельком.

— Моя — ничего.

— И моя тоже.

Мы переглянулись.

— Позвоним и спросим?

— Подожди. — Махнул я рукой и мысленно спросил:

«Консуэлл?.. Консуэла?.. Ты здесь?..»

«А где же мне еще быть? Да, спасибо за комплимент, насчет красоты… мне было приятно…»

Я почувствовал, что она краснеет. Эх, девчонки!.. Хотя да, она почти святая, а я смертный. И святым приятно, когда про них комплименты говорят…

«Просто ты был искренен, я это тонко чувствую. А я не святая, я обычный ангел. Самый низший по рангу. Я первичный дух, а у нас остается много от смертной жизни. Поэтому мы и ведем себя, как живые. И я, и особенно Эльвира. Так что ты не обижайся на нее, она в душе просто ребенок, каким умерла…»

«Это кто еще на кого обижаться должен? Курица ты потная! Это я должна на этого штруля обижаться! Хам! Грубиян! А по всему выходит, что это я ещё и плохая? На меня еще не обижаться уговаривают? Нет, ну и дела! Как демон, так и шишки все на меня! Хто всравсэ? Нэвистка! Дак, вона ж гусэй пасэ! Тай, витром нэсэ!»

«Эльвир, я не хотела тебя обидеть, извини.» — Примирительно начала ангел.

«Знаю я вас, святош! Сначала нагадят, потом извиняться! А впечатление-то испорченное!»

«Эльвир, давай не будем. В конце концов, ты сама виновата! Зачем сидела здесь? Маячила? Люди о своем поговорить хотят, без свидетелей, а ты своим зримым присутствием им всю малину портишь!»

«Да, ты на себя посмотри, ангел хренов! Святоша! Отсидится за чужими спинами, пока ей это выгодно, комплименты слушает! А я, между прочим…»

«ХВАТИТ!» — мысленно закричал я. Опять сцепились. — «У меня сегодня от вашей ругани и так голова болит. Консуэла, зая, у вас же абсолютная память, а с какого момента? С рождения?»

«Вообще да, хотя первые несколько месяцев работы у нас почти нет. Это время особо не напрягаемся…»

«Не важно. Скажи, раз вы всё вокруг видели, странного ничего, когда я родился, не происходило? В роддоме и не только?»

«Да, опять дискриминация! Были там обе, но спрашивают одну Консуэлу…» — обиженным тоном начала Эльвира — «Конечно! Я же демон!»

«Да ты же там все время ногти красила! Что, не помнишь?» — ехидно поддела ангел.

«Элли, а где гарантия, что ты не соврешь? Ну, просто из желания мелко напакостить?» — добил я.

Эльвира замолчала, задумавшись, потом примирительно ответила

«Ладно, как ты любишь про себя выражаться, «1:0». Уел! Не буду обижаться. А с некоторыми крылатыми особями мы еще поговорим, кто, чем на работе занимается…» — и я почувствовал, как она хитро-хитро улыбнулась своим мыслям. Очередную пакость задумала? Ну, да это не мое дело. Консуэла, чай, не маленькая, за себя постоит. И вернулся к разговору.

«Ну, так что? Элл?»

«Знаешь, нет. Ничего экстраординарного.»

«Может нас подменили. Или перепутали. С кем-нибудь…»

«Да нет же, говорю, все нормально было! Обычный роддом, обычные роды. Просто на два часа позже, чем у Максимовой матери, и все. Ничего там не произошло, точно могу сказать. Могу дать просмотреть все разговоры твоей матери и врачей вокруг, когда ты был рядом. Но, там ничего особого…»

«Спасибо, Консуэл.»

— Макс, там все чисто. Можно позвонить, но мне кажется, ничего это не даст. — Сказал я другу, когда открыл глаза.

Тот смотрел на меня с хитрым интересом, всё ещё не до конца веря, что я видящий.

— Со своими общался, призраками…

— Угу. — Кивнул я. — Не веришь?

Макс молча встал, взял с компьютерного стола телефон и набрал номер…

…Через пять минут присел назад, кидая трубу на стул, рядом с тарелкой из-под фисташек, которые мы еще час назад приговорили.

— Голяк. Все нормально. Кстати, тебе привет. Твою мать она хорошо помнит. И ничего особого там не было. Все чисто…

Я посмотрел на часы. Уже десять. Надо идти, обещал бабуле прийти пораньше, волнуется. В кои то веки устрою ей праздник!

— Ну, я пошел…

— Погоди! — Макс встал, открыл ящик стола, покопался в нем и выудил на свет «железо» — небольшой свинцовый кастет. Очень удобный, мне как раз в руку, уже пробовал.

— Я тут подумал, в городе вокруг тебя всякие личности вертятся. Возьми, какая-никакая, а защита. Понимаю, против той девочки хрен поможет, но мы не знаем, с кем дело имеем. Вдруг, обычные братки? Против них, скорее всего, тоже не поможет, но все ж лучше, чем ничего. Нож не даю, все равно ты им не воспользуешься.

— Не, нож не надо. — Согласился я. — Я им не буду пользоваться, даже если жизнь на кону будет.

— Правильно! — улыбнулся друг. — К тому же, не умеешь. А нож, реально, может помочь в беде только тому, кто с ним дружит. Пушку тоже не предлагаю, по той же причине.

— А есть? — поднял я удивленные глаза.

— А ты меня за кого, за фраера держишь? — строго посмотрел Макс.

Я помотал головой, задумавшись о своем. Потом озвучил.

— Да, дружище! Разница у нас два часа, а какие мы разные выросли! Ты вон какой. Хозяин себе. Бизнес. Друзья во всем городе. Пушка. И я. Студент. Комнатный цветок, пороху в жизни не нюхавший. Живу, как сыр в масле катаюсь…

Он улыбнулся и похлопал меня по плечу.

— Все нормально, братишка! Главное, не какие мы разные, а что в нас общего.

— И что же?

Он пожал плечами

— То, что не опускаемся. Живем честно. По совести…

Ноябрь 2005 года, Москва, Россия

…Блондинчик резко подался вперед, лицо его побелело. Глаза закатились. С уголков рта побежала кровавая пена. Ментальные тиски, сжимавшие Настю и не дававшие проявить способности, рассыпались, словно их и не было. И только после этого все увидели в блеске луны окровавленный клинок, вышедший из его груди. Узкий и длинный, чем-то похожий на самурайский…

— Черт! — сориентировался первым Смирнов и полез в машину. — Трогай, быстро!

Его личные секьюрити еле успели прыгнуть следом, как машина, резко набирая ход, двинулась, задом выезжая из подворотни.

Из-за спины блондинчика показалось Машкино лицо

— «СпаС» своих не бросает! А ну, назад, твари!

Второй сориентировалась Настя.

«Я же оставила ей след, еще у эскалатора! О Господи!»

— Бееегииии! — крикнула она, вскакивая, вскидывая «Макарова» и целясь в ближайшего к Маше боевика. Другая рука уже сжимала армейский нож.

Она не успевала, хронически не успевала. Эти боевики были не просто бандитами. Они были темными магами, колдунами. Отчасти, фанатиками. Уже осознавая, что встряли, что без прикрытия блондина с молодой охотницей не справятся, даже видя бегство вожака, не сдрейфили, не побежали. Одновременно три руки исчезло под куртками, где прятались метательные ножи. Три тела бросилось в стороны, пытаясь избежать Настиного огня. Четвертый, Стас, с амулетом и мечом в руках кинулся ей на перерез, пытаясь выиграть время для остальных.

Секунды растянулись в года. Жизнь предстала замедленной съемкой. Атакованный всей Настиной злобой, болью и страхом почти сразу сгорел амулет. Её рука с «Макаровым» уже находилась на позиции огня. Раздались два медленных и глухих на данной скорости восприятия выстрела. Пули еще не долетели, а она уже знала, что не попала. Тем временем нож прочертил полосу глубиной в пол-лезвия на горле Стаса, пока тело изгибалось, уходя от удара его меча. Попутно мысленно отклонила на пару сантиметров летящий в нее метательный нож, не отвлекаясь, на автопилоте.

Кувыркнувшись и приземлившись на асфальт, краем глаза засекла движение сбоку. Двое метнулись к ней, третий к Машке. Ровно долю секунды спустя ее нож летел в третьего, брошенный «Макаров» падал на землю, а меч скользил рукояткой по руке.

Второй, «берсерк», пытался достать ее мечом с наскока. Это был мастер боя, она потеряла на него целых две секунды, упуская из виду первого и третьего. Оставалось только молиться, чтобы с Машкой было все в порядке. Помочь ей сейчас Настя не могла. Кожей, шестым чувством почувствовала опускающийся на шею сзади меч первого и чудом успела пригнуться. Правая рука тем временем закончила свое замысловатое движение, вонзая меч в податливое тело второго. Охотница сделала кувырок вбок, уходя из-под возможного удара первого. Капли крови, фонтаном брызнувшей из проткнутого брюха противника медленно и натянуто приземлялись на лицо и куртку.

Продолжения атаки первого не последовало. Нанеся всего один удар и промахнувшись, тот бросился к машине. Выйдя из кувырка, Настя кинулась следом.

Бандюк успел заскочить внутрь и дать газу. Но впереди его ждала только стена. Оставшийся не перегороженным бронированными «Меринами» выезд со двора был за Настиной спиной. Машина резко, на ходу, развернулась на сто восемьдесят градусов, скрипя колесами и тормозами, демонстрируя опыт ведущего ее человека. Да, Смирнов у себя абы кого не держит! Только профессионалы! Между делом, Настя ощутила, что движения во дворе больше нет. Значит, нож достал первого, кинувшегося к её спасительнице. Господи! Хоть бы эта молодая дуреха успела убежать! Не подставила себя под удар! Сделай так, Господи, ты же всемогущий!

Водитель «Мерседеса» резко дал по газам, и машина попёрла прямо на охотницу.

Настя вогнала себя в еще более глубокий транс, крепче сжала рукоять меча и прыгнула. Ее, ставшее грузным и совсем бесчувственным, тело, приземлившись на капот, сделало кувырок по крыше и упало на асфальт позади автомобиля.

Водитель «Мерседеса» пропустил тот миг, когда зачарованный меч играючи проткнул лобовое стекло броневика и в полете пронзил его грудь…

Поднимаясь с асфальта, выходя из боевого транса и проверяя, есть ли переломы на ее горящем от боли ушибленном теле, Настя услышала за спиной звук врезающейся в стену бронированной иномарки.

«Машка!»

Четверо боевиков и блондинчик были мертвы. Собрав все оставшиеся в своем разбитом теле силы, она бросилась к своей юной стажерке. Опекаемой…

…Маша была еще в сознании. Она лежала сразу за телом блондина на спине. Из горла ее торчал метательный нож с выгравированной двухголовой змеей…

Настя опустилась перед ней на колени, понимая, что уже всё! ВСЁ! Уже ничего нельзя сделать.

НИЧЕГО! НЕЛЬЗЯ! СДЕЛАТЬ!!!..

У всего в жизни есть предел. Даже у волшебства.

Маша сжала ее руку и виновато посмотрела в глаза. Потом пошевелила губами, как бы пытаясь что-то сказать, но нож в горле не давал этого сделать.

«Прости…» — коснулось её сознания.

«Это ты прости!» — ответила ей старшая подруга, вытирая набегающие на глаза слезы отчаяния.

Маша посмотрела вверх, в звездное ночное небо, и лицо ее стало разглаживаться. Сперва медленно исчезла маска страдания. Потом она улыбнулась. И лежала так, бесконечные мгновения остатка своей короткой жизни, смотря в небо, ожидая от него чего-то чистого, светлого и большого. Потом тихонько прикрыла глаза и отпустила Настину руку.

Вот так и ушла. Без боли. С улыбкой. Маленькая девочка, которая хотела верить в сказки. Ушла, чтобы она, грешница, продолжала жить. Отдала свою жизнь за жизнь подруги, которую знала всего-то несколько недель. За жизнь боевого товарища. «СпаС» своих не бросает!»…

Настя села рядом, обхватив голову юной охотницы. Подняла глаза к небу. Такому родному и такому ненавидимому небу.

Почему? Почему так?! Так не должно было быть!

НЕ НАДО ТАК!!!

И долго потом в округе соседи слышали яростный, раздирающий душу в клочья вой…

…Она не слышала, как подъехала «Газель» с группой захвата. Не помнила, как ее пытались куда-то увести. Она не хотела этого! Не хотела гибели девочки вместо себя! Это было неправильно! Так не должно было случиться!

Cicatrix conscientiae pro vulnere est.[4]

Это было предупреждение. Последнее. Эй дали понять, что она согрешила, но еще нужна для чего-то в этой жизни. А за её грех расплатилась девочка, невинный ребенок. Теперь она хочет согрешить еще раз. Пусть, считает, что во благо миллионов, но, по большому счету, это очередной самообман. Не могут миллионы быть спасены ценой чьей-то гибели! Почему она решила, что вновь имеет право судить? Решать, кому жить, а кому нет?

Опять гордыня. Опять она решила, что от нее одной зависят судьбы других. Пытается оправдать грех необходимостью? Разве ей не было показано, что так нельзя? Эта дорога — путь в никуда!

Избегнуть греха — укротить свою гордыню. Она не избранная, не в ее власти решать судьбы всех. Это — главное! Пророчества, предначертанное — все это вилами по воде писано. Compendia sunt dispendia. Короткий путь — самый долгий. И это знание лежит на поверхности. Нужно только протянуть руку и взять его…

…И не допустить непоправимого!

Она резко повернула ключ зажигания и ударила по газам.

Погруженный в раздумья, я подошел к подъезду. Был поздний летний вечер. Дневной зной наконец-таки спал, и весь город выполз на улицу. Хорошо мы посидели! Теперь меня мучил вопрос, что же делать с этой долбанной Маринкой, звонившей пять минут назад. Черти ее попутали прощения просить!

— Неправда, никто ее не путал! Сама захотела — сама позвонила!

— Ладно, Эльвира, пусть сама. А что теперь делать мне?

— Знаешь, есть старый анекдот про графа.

— Ну, колись? — заинтересовался я.

— Да, ты его знаешь. Забыл просто.

— Эльвир, не ломайся. Сама говоришь, не девочка. Четыреста лет все-таки!

— И что? Может, как раз девочка!

— Ага! Старая дева!

— Хам!

— Зануда!

— Это я-то зануда?!

— Ты.

— С чего это я зануда?

— Эль-ви-ра! Не нуди!

— Ладно. Уговорил. Рассказываю. Сидит граф в кресле у камина, читает газету, попыхивает трубкой. Подходит графиня, жена его, и спрашивает:

«Дорогой, ты знаешь, наша служанка беременна!»

Граф, не отрываясь от газеты:

«Это её проблемы!»

«Да, но она беременна от тебя!»

Граф, также невозмутимо:

«Это мои проблемы!»

«Да, но что же делать мне?»

— Это твои проблемы. Спасибо, Эльвира на добром слове. А с каких это пор ты притчами разговариваешь?

— Да так, просто к слову пришлось…

Я улыбнулся. За сегодняшний, прямо сказать, не легкий день научился разговаривать со своими спутницами мысленно. Теперь люди косились на меня не потому, что я тихо сам с собой, а потому, что иду и пялюсь, как идиот, погруженный в свои мысли. Но, если задуматься, это уже достижение. Маленький, но успех.

— Стой! Не заходи! — подала голос Консуэла на входе в подъезд.

— Это еще почему? — остановился я, опешив.

— Потому, что я твой ангел-хранитель. И если ты жить хочешь, слушайся меня. Нет, конечно, можешь выпендриться и не слушаться — дело твое, но за последствия я не отвечаю.

— Эй, ну чего ты! Как будто я что-то против имел!

— А то, что тебе знающий человек вещи говорил, а ты не отнесся к ним с должным вниманием. Самый умный? Я тебе еще утром сказала: вокруг тебя какие-то нехорошие движения. То же сказал и Максим. А ты все героя из себя строишь! Дескать, фигня все это, выкручусь!

— Мишган, слышал хохмочку: береженного бог бережет. Кастет надень. И бей первым: сразу и в нос.

— А лучше не ходи пока. Подожди, может, кто идти будет? Прицепишься хвостом.

Мне стало не по себе.

— Элл, ну что ты в самом деле? Это ж мой родной подъезд! Я вырос здесь! Хотели бы шлепнуть — давно бы шлепнули! Вон, весь день в городе, один и как на ладони! Станут они настолько мелочиться, если это те серьезные ребята?

— А если не те? Другие? Но с подобными намерениями? Ты же не знаешь, кто тобой интересуется и сколько их.

Я вздохнул и огляделся. Двор был пуст. Бабки с лавочек уже убежали домой, спасаться от комаров и смотреть вечернюю порцию сериалов. Молодежи тоже не было видно, только у последнего подъезда тусовалась какая-то компашка. Не из наших, левые. У нас вообще двор проходной, здесь это частое явление. Мы и сами по молодости редко в родном дворе зависали. Ждать кого-то? Кого?

— Элл, это мой подъезд. Я здесь почти двадцать лет прожил. И ничего со мной не случалось. Ну, может и есть там какие-нибудь гопники. Ну, люлей мне ввалят, с кем не бывает? Что ж мне теперь, дома сидеть и как банный лист трястись от каждого шороха?

— Правильно, Мишган! Мысленно я с тобой! — отозвалась демон. — Без люлей, как без пряников!..

Я многозначительно промолчал, нащупывая пальцами в кармане Максово свинцовое «орудие труда».

В подъезде сидели два ханыги, бритые, в наколках. С одного взгляда можно было определить: морда кирпича просит. Они сидели на площадке перед первым этажом, на верхней ступеньке аккуратно расстелена газетка, на которой стояли открытая банка шпрот, полбатона в целлофановом пакете и две полторахи «Ипатовского». Одна пустая, другая начатая, где-то на одну треть. И два пластиковых стаканчика.

— Эй, братан! — обернулся один. — Закурить не найдется?

Я пожал плечами.

— Не курю.

— Зря! — не поддержал меня второй. В руках он играл «бабочкой», то открывая ее, то закрывая.

— А тебя случаем не Миха зовут? — опять спросил первый.

— Ну, Миха. — заинтересовался я.

— Назаренко? — Уточнил второй.

— А чё, есть проблемы? — пытался понять я чего они хотят.

— Да так… — продолжил первый, более старший и на вид несколько менее обделенный интеллектом, чем второй. — С тобой люди одни покалякать хотят. Тема есть…

«Миша, угроза! Может ты не прав, насчет того, что не опустятся до подъезда? Еще не поздно уйти…»

— Чё за тема? — продолжил я и сделал шаг вперед.

— Все нормально! Да ты присаживайся, братан! — второй, тот, что с бабочкой, начал подниматься на ноги, кивая на ступеньки. — В ногах правды нет.

— Спасибо, я постою.

Первый тоже начал подниматься, как бы невзначай загораживая выход из подъезда.

— Да ты чё, братуха, нас не уважаешь? Западло с правильными пацанами посидеть, о жизни перетереть? — продолжил второй, тоже как бы невзначай становясь так, чтоб перекрыть мне дорогу наверх.

— Может, умнее будешь! — поддержал первый. Что-то подсказывало мне, что в кармане у него не «сникерс» лежит, а приличная «выкидуха». Я вообще не лох, как может показаться со стороны, в переделках бывал, хоть и не таких серьезных. И не в одиночку. Весь этот базар только для показухи. Еще пара фраз, и независимо от того, что отвечу, меня будут месить. Поэтому я не стал ждать. Молча и резко, вкладывая силу всего веса, вломил по зубам второму.

С реакцией у того все было в порядке, он не успел отклониться только чуть-чуть. Но и того, что ему досталось, мало не было, он отлетел к противоположной стене. «Бабочка» тоже куда-то упорхнула.

— Пригнись! — заорала Консуэла.

Я резко, со всей прытью, на какую был способен, упал на колени, пригнув голову. Над головой просвистел пудовый кулак первого, но задел только волосы на макушке. Я попытался резко вскочить, достав кулаком его с разворота. Мимо, тот успел уклониться.

— Влево, всем телом! — командовала мной ангел.

Я ушел. Финка прошла в миллиметре от правого бока. Но этим выкидом урка открыл себя справа. Я, как есть, что было мочи ударил его по уху левой рукой. Но левая рука у меня гораздо слабее правой, да и без кастета. Поэтому вырубить первого мне не удалось. Зато второй, уже оклемавшийся от удара, заехал мне аккуратно и четко под правый глаз…

Потом меня месили. Зло, с остервенением. Особенно второй, которому я посчитал зубы. Парочку, думаю, посчитал точно. Били по морде, под дых. Потом завалили на землю и долго пинали. Ну, это мне показалось, что долго, на самом деле, несколько секунд. Соседи же могли в любой момент выйти, а бандюкам этого не надо. Ангел что-то кричала, но сквозь боль я не мог разобрать ни единого слова. Потом стало легче.

— Батон, кончай его! — голос первого.

— Ууу! Сука! — пнул еще раз меня второй. — Череп, у него, падлы, кастет был!

— Я сказал, хватит! Всё! Кончай! Надо уходить!

— Вот сам его и кончай! — зло огрызнулся Батон.

Череп постоял, о чем-то задумавшись.

— Хорошо. Подыми.

Меня подняли за шкирку и прислонили к стене. Батон еще раз заехал под дых.

— Батон, я сказал хватит! — опять осадил Череп.

— А какая ему, нахрен, разница? — ответил Батон.

В руке Черепа сверкнула финка. Время для меня остановилось, и я понял, что попал. Эти двое — специалисты. Одного удара будет достаточно, чтоб покончить со мной.

Эх, а как хорошо все начиналось! Какой чудный день сегодня был! Бабулю жалко. И родителей. Жаль, с Викой ничего не получилось. Обменял бы всех своих бывших за один только ее поцелуй! Что-то ангела с бесенком не слышно? Ах, да, время же почти остановилось! Вон, как медленно этот ханыга нож поднимает.

Интересно, меня сразу заберут? Или буду куковать здесь, как тот Денис на Калинина? Хотя нет, вроде ничего такого убийственного не совершал, наверное, все-таки заберут. А время что, всегда так перед смертью подвисает? Оперативки не хватает? Видюха тормозит? Вот, нож уже пошел в мою сторону. Здорово! И как обидно, все-таки! Как умирать не хочется! Ладно бы, где-нибудь на поле боя, по геройски! Или, скажем, девочку маленькую из огня спасая! А то в собственном подъезде от рук двух злобных урок…

Да, сейчас нож войдет в мою плоть, разорвет под новой футболкой кожу, мышечные волокна… Пройдет либо между ребер в сердце, либо в печень…

А прикольно было бы, если б нож в другой фотошоповской картинке оказался? Я в одной, а он в другой. Как тот Денис — мотоциклист. Тогда бы мы друг друга вообще не почувствовали! Я его, а он меня! Вытаскивает бандюк нож из меня, а тот чистый! И на мне ни царапины!

Блин, никогда не думал, что перед смертью так весело! Люди говорят, всю жизнь вспоминаешь. А я не хочу вспоминать ничего. Хорошая у меня жизнь была, веселая. Ни о чем не жалею! Ни о тех фантиках. Ни о той девочке на качелях. Ни о чем, слышите! И вспоминать не буду! Пусть остаётся все здесь, как есть. Там, наверное, оно не понадобится.

А может спеть? «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»! Пощады никто не жела-а-ет!» Нет, не в тему песня, не прет. Душа прикола ждет напоследок. Тогда я с ножом побеседую. Он мне скоро почти родной будет. Ну, не с этими же уродами беседовать, в самом деле? Нож все же умнее, хоть и железный.

Ноооож! Не трооогай меня! Я хороооший! Я буду бабушку слушаться! Домой всегда ночевать приходить! Даже вовремя! Шучу, вовремя не обещаю. Хотя, какая разница? А ты меня все равно не убьёшь. Я в другом диапазоне. Я с Денисом, Эльвирой и Консуэлой. Они все неплохие ребята, а Консуэла еще и красивая очень, хоть и зануда. А бесенок вообще классная, прям, вылитый я, только в юбке и в молодости. Жаль, что демон! Может быть, общий язык с ней бы и нашли. Чем черт не шутит?.. И Денис неплохой. Все ж люди, с кем не бывает. Ну, не повезло пацану! Ничего, отсидит свое у дороги и вернется к своей Маринке! А ты в том диапазоне, где скучно! Где эти два недоноска! Поэтому я тебе сочувствую, братишка! Хотя, там еще Вика и бабушка, и родители, и Макс… Но они все далеко!

А я тебе не по зубам. Все, вот теперь ты проходишь сквозь меня, а меня нет. Я спрятался! Я в домике! Три ха-ха!..

…Череп застыл в недоумении. Нож ударил в стену и отскочил, как будто тела не было.

— Череп, ты чё? — Батон посмотрел на кореша. Тот показал на «распоротый» живот «клиента».

Живот не был распорот. В самой его середине, вокруг места удара ножа, целехонького и незапятнанного даже капелькой крови, в стороны расползалась пустота. Дыра, в которую была видна стенка сзади «клиента». Никаких кишок, никакой крови. Голое пространство посреди живота! И эта дырка медленно расширялась, поглощая все больше и больше плоти вокруг себя.

Волосы на голове Черепа встали дыбом. Он видел подобное, в одном американском ужастике с гнусавым переводом. Они тогда с пацанами хорошо поржали. Но то фильм, а тут…

— Чертовщина какая-то! — услышал он возглас Батона.

Череп подался назад, отступая спиной к выходу. Финка выпала из руки на землю. Вещдок, но ему было плевать.

— Валим отсюда! Батон, въё… на х…!

Он развернулся и побежал вон из подъезда. Так быстро урка давно не бегал.

Более обделенный мозгами Батон тоже сообразил, что надо валить, правда на несколько секунд позже, когда растворилась уже половина туловища, остались только голова и плечи вверху, да ноги внизу…

…Последнее, что я услышал, когда время вернулось, был истошный визг Консуэлы:

— Он уходит в Тень!

И удивленный шепот Эльвиры:

— Надо же! Скользящий…

А затем, в который уже раз за последнее время, по привычке потерял сознание…