ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ВРАГ МОЕГО ВРАГА

ТОГДА

Бородатый человек опустился на колени у могилы, на траву, еще не просохшую после дождя. Брюки его сразу намокли, и в воздухе запахло влажной шерстью. Колени немедленно заныли от холода. Он поставил перед надгробным камнем вазу со свежими цветами, слегка вдавив ее в землю, чтобы не упала. Потом поднялся и перекрестился. Порыв ветра с шумом распахнул его незастегнутый макинтош. Человек поплотнее надвинул шляпу — по ее фасону видно было, что он с Запада.

Всякий, кто мог за ним наблюдать, — а он полагал, что кто-то за ним обязательно наблюдает, — подумал бы, что это друг покойного, похороненного в этой могиле, который по чистой случайности оказался на кладбище в этот день. Во всяком случае, что его появление здесь никак не связано с церемонией похорон, которая начиналась рядом, в какой-нибудь дюжине ярдов. Он надеялся, что именно так подумает тот, кто за ним наблюдает. Правда, когда церемония началась, бородатый человек с любопытством поглядел на похоронный кортеж, но это сделал бы на его месте всякий.

Вокруг открытой могилы стояла небольшая группа людей. Все они были в плащах на случай, если дождь начнется снова. Кое-где над ними уже выросли, как грибы, раскрытые зонтики. На пасмурном небе бледным пятном просвечивало солнце, тщетно пытавшееся рассеять, тучи.

Рядом с могильной ямой был поставлен скромный деревянный гроб. Два человека в рабочей одежде стояли рядом с грудой свежевыкопанной глинистой земли. Она была мокрая и тяжелая на вид — землекопам, наверное, пришлось нелегко. Опершись на лопаты, они равнодушно следили за происходящим.

Бородатый человек снова повернулся к надгробию, сложил руки на груди и склонил голову, как будто молясь за дорогого усопшего. Он действительно молился. Беззвучно шевеля губами и не пытаясь утереть слезы, катившиеся по щекам, он вслушивался в слова, которые произносил священник у соседней могилы.

— Из праха мы встали и в прах возвращаемся. Но что ждет нас по ту сторону могилы, братья мои и сестры? Нас ждет иная, лучшая жизнь. На всем своем земном пути мы копим добродетель, чтобы встретить этот день славы и праведного искупления. Айзек Шелтон был достойный человек. Если можно положиться на милосердие Божие, то мы можем смело сказать, что Айзеку уготовано место среди ангелов. Ибо все, кто его знал, подтвердят, что это был человек праведный и добродетельный, который все свои дни провел в страхе Божием. Аминь.

— Аминь, — произнес Бренди Куинн, не поднимая глаз от могилы, которая служила оправданием его присутствия на кладбище. Рюбен Джадж говорил ему, что показаться на похоронах Айзека — безумие. Этого только и ждут Гровнор Вейл или его агенты. Они будут следить за кладбищем. Пойти переодетым? Борода, перекрашенная в черный цвет, притворная хромота благодаря камешку в левом ботинке — жалкая попытка маскировки, раскрыть которую легче легкого. Стоило ли столько лет скрываться, чтобы разоблачить себя как раз тогда, когда они этого ждут?

Но годы разлуки лежали невыносимой тяжестью на плечах Брейди. Айзек Шелтон был его другом. Айзек Шелтон вырастил его, обучил, не оставлял советами, — он дал ему все, что мог дать. А кончилось тем, что Брейди покинул его и ушел не оглядываясь. Он порвал с ним все связи, разбил старику сердце, швырнул ему в лицо все труды его жизни. «Как я могу не пойти?» — сказал он Рэндаллу.

«Поздно, — говорили ему. — Что это может дать?»

Но они не поняли самого главного. Что это может дать? Да все! Может быть, не Айзеку — хотя и с этим можно спорить, если припомнить все, во что ты верил в детстве, — но уж во всяком случае Брейди Куинну.

Из ближайших друзей Брейди это понимал один только Старый Билл. В прежние времена, еще до того, как вся Америка двинулась на Запад, Уильям Гаррисон Хэч вел одинокую жизнь горца. Он-то знал, что даже долгая разлука не может ослабить сердечных уз. «Иди», — сказал ему Билл Хэч и, хотя все остальные в недоумении посмотрели на него, не стал ничего объяснять.

Брейди поднял глаза к небу и увидел, что тучи собираются снова. Сейчас начнется дождь. Не настоящий честный ливень с бурей, какой бывает в горах Запада, а гнусная мелкая морось. Он ненавидел Бостон. Его отвратительный климат, его подленьких людей, его тесноту и скученность. Он всей душой хотел вернуться на Запад — туда, где важно не то, кем были твои родители, а то, кто есть ты сам.

А Айзек любил этот город и ни разу надолго отсюда не уезжал. Не мешает помнить, что у всякого свои вкусы и пристрастия. Одни выше всего ценят семью и традиции, другим дороже свобода и новые горизонты. Как-то Айзек сказал, что корни его глубоко сидят в каменистой почве Новой Англии. И только в ней может лежать тело Айзека Шелтона — иное представить себе просто немыслимо.

Отрадно было вспомнить, что когда-то эти обжитые, ухоженные и даже респектабельные места тоже были диким пограничьем. И не так уж давно, между прочим. Не очень далекие предки Айзека вспахивали тощие склоны здешних холмов, держа одну руку на рукоятке плуга, а другую — на кремневом ружье. Впереди у них простирались полные опасностей, враждебные леса, а позади лежал холодный серый океан, в котором они навсегда утопили свое прошлое.

Ничего, Бостон еще переменится, напомнил себе Брейди. Все меняется. Из трущоб и пивных южной окраины уже прокладывают себе дорогу наверх толпы безродных ирландцев-иммигрантов, а в скором времени тот же самый океан начнут пересекать крестьяне из Европы, которые могучей волной обрушатся на головы незадачливых патрициев-янки. Новый Бостон будет совсем не таким, как Старый.

Брейди вдруг сообразил, что слишком задержался у этой могилы. Он еще раз перекрестился, круто повернулся и зашагал к выходу с кладбища, где у коновязи стояла, помахивая хвостом, его лошадь. Паршивая кляча, подумал Брейди. Городская лошадь, взятая напрокат. Он привык к коням получше.

«Прощай, Айзек. Vaya con Dios [43], как говорят у нас на Западе».

Странно — он ожидал, что будет переживать сильнее. Сейчас у него было только ноющее ощущение потери — как будто у него отняли ногу или руку. Значит, это и есть скорбь? Печаль, ощущение потери, и ничего больше? И сознание вины, которую теперь уже не загладить? Если так, то оплакивать покойных важнее для тех, кто их оплакивает, чем для самих покойных. И, может быть, это к лучшему — по крайней мере, они еще могут стать иными.

Айзек прожил долгую жизнь. Долгую и насыщенную. И успел сделать много хорошего. Пусть даже все дело его жизни… Каким же злом могут обернуться самые благие наши побуждения! Какие тесные шоры мы готовы надеть себе на глаза! Что ж, с этим Брейди уже покончил раз и навсегда. А теперь и Айзек тоже. Правда, Айзек продолжал свое дело, хотя и знал, что оно обречено. Он заложил свою душу за возможность построить лучшее будущее — и даже сейчас, много лет спустя, Брейди никак не мог решить, была все-таки жизнь Айзека трагедией или нет.

Да, пророчества Карсона сбылись, и глубокая тень легла на страну Основателей. Он припомнил, как предостерегал Айзека в ту дождливую ночь в Джорджтауне столько лет назад. Беспринципные люди, не разделяющие идеалов Основателей, придут к власти в Обществе. Высокие идеи, толкавшие Основателей на ужасные дела, поблекнут, и останутся только сами ужасные дела. На что он надеялся, говоря это Айзеку после того, как Рэндалл умолял его сохранить все в тайне? Что его учитель откажется от дела своей жизни? Нет. Теперь он видел, что надеяться на это было глупо. Разве капитан не должен оставаться на тонущем корабле и биться до последней возможности, чтобы его спасти? Биться до конца, даже если дело проиграно. Разве не становится великим тот, кто выступает против всесильного рока? У викингов были легенды об обреченных богах.

Знал ли Айзек, что представляет собой Гровнор Вейл, до того как окончательно впал в дряхлость? Знал ли, что Дело давно проиграно, что оно пало жертвой их собственных неумолимых формул? Куинн от всей души надеялся, что ум Айзека померк прежде, чем его постиг этот последний удар в сердце.

Погруженный в размышления, Брейди подошел к своей лошади, но внезапно у него на пути выросли два человека — массивные, наглые, в клетчатых куртках и котелках. Тот, что стоял слева, остановил его жестом руки размером чуть не в половину говяжьей туши.

— Ну-ка, стой, — сказал он. — С тобой хочет поговорить мистер Вейл.

Брейди окинул их взглядом.

— Вейл? Я такого не знаю, и никаких дел с ним у меня нет.

Он попробовал их обойти, но они преградили ему дорогу.

— Ты не понял, Куинн, — настойчиво сказал человек. — С тобой хочет поговорить мистер Вейл, а когда мистер Вейл чего-то хочет, значит, так тому и быть.

Брейди вздохнул и отступил на шаг назад.

— Ах, вот что?

Рэндалл предупреждал его, что этим кончится. Но он не мог не прийти — это был его долг перед Айзеком. Теперь, похоже, проблема уже не в том, как попасть на похороны, а как с них уйти.

Длинный, почти до пят макинтош Брейди был расстегнут, и полы его свободно болтались.

— Ладно, даю вам последний шанс, — сказал он обоим громилам. — Пропустите меня.

Они обменялись насмешливыми взглядами.

— Даешь нам последний шанс? — переспросил тот, что стоял справа. — По-моему, ты не в таком положении, чтобы чего-нибудь давать.

Брейди сделал молниеносное движение обеими руками.

— Разве?

На каждого из громил глядело по кольту. Это произошло так быстро, что полы макинтоша почти не шевельнулись. Громилы в растерянности озирались. Только что перед ними стояла жертва, теперь им в лицо глядела смерть. Им и в голову не приходило, что этот человек может быть вооружен.

Перебравшись на Запад, Брейди многому научился у Рэндалла и Билла. В том числе — тому, как мгновенно выхватить пистолет. И еще — тому, что всегда нужно оставить противнику путь для отступления, хотя слишком церемониться с ним тоже де следует. «Когда приходит время действовать, — говорили они ему, — действуй, и действуй быстро, не задумываясь. Тот, кто так ведет себя в стычке, всегда имеет перевес над тем, кто слишком много размышляет».

— Место тут довольно удобное, как вам кажется? — сказал он.

Громилы стояли неподвижно, держа руки вверх и не сводя глаз с пистолетов. По лицу того, что справа, стекали капли пота.

— Удобное? — хмуро переспросил второй.

— Ну, тут же кладбище. Потом не придется вас далеко тащить.

Он сделал движение пистолетами, и оба медленно попятились. Брейди боком прошел мимо них, сунул один пистолет в кобуру и начал левой рукой отвязывать лошадь.

— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал он, держа их под прицелом второго пистолета. — Вы думаете, я не успею выстрелить два раза подряд и уложить вас обоих. Все может быть — возможно, и не успею. Но уж одного-то обязательно уложу, так что лучше подумайте, кто из вас двоих это будет. Кто согласен умереть, чтобы другой попробовал со мной справиться?

Он сел на лошадь и посмотрел на них сверху вниз.

— Я уезжаю, — объявил он. — Передайте мистеру Вейлу, что он может обо мне не беспокоиться. Я вышел из игры. Пусть это его не волнует. А пока что мне будет спокойнее ехать, если вы оба ляжете на землю лицом вниз.

Первый громила нервно усмехнулся, опустился на колени прямо в грязь и улегся ничком. Второй посмотрел на него, потом на Брейди.

— Нет такого человека, чтобы заставил меня ползать в грязи.

Брейди пожал плечами.

— Или ложись в грязь лицом вниз, или будешь лежать лицом вверх, а грязью тебя засыплют другие. Можешь выбирать.

Немного подумав, второй громила тоже распростерся на земле.

— Ну погоди, ты мне за это заплатишь.

— Страна большая — не думаю, чтобы мы когда-нибудь еще встретились. Но мечтать никому не запрещено.

— У всякого должна быть цель в жизни, — сказал громила.

Брейди удивленно посмотрел на него и ухмыльнулся.

— Да, наверное. Тогда ты обязан мне вдвойне. Ведь я подарил тебе и цель жизни, и саму жизнь.

Он натянул поводья, тронул лошадь шпорами и двинулся в сторону большой дороги, держа пистолет наготове на случай, если громилы вздумают пуститься вдогонку. Но вряд ли они решатся. Самонадеянные юнцы, а он, Брейди, стреляный воробей. Он подумал, что скажет им Гровнор Вейл, когда они явятся к нему с докладом.

Повинуясь внезапному импульсу, он свернул с дороги и заставил лошадь перепрыгнуть через изгородь, отделявшую ее от выгона. Вейл вполне мог поставить на пути от кладбища до станции еще несколько своих ребят. Насколько он слышал, Гровнор Вейл — человек аккуратный, дотошный и любит порядок. Вряд ли он ограничится одной этой попыткой взять Брейди Куинна. Тем более что Куинн сам так подставился.

Пустив лошадь в галоп через луг, он усмехнулся. Много лет он не испытывал такого чувства полноты жизни. Риск, на который он пошел, приехав сюда, как будто пробудил его от сна. Кровь в нем бурлила — он словно помолодел и, казалось, как прежде, готов на большие дела. В конце концов, не так уж важно, избежит он этой ловушки или нет. Важно, что он приехал.

Все дело, конечно, в письме, которое он оставил в конторе фирмы «Гормэн и Стаут». Теперь, задним числом, он понимал, что это была большая глупость, необдуманный и опрометчивый поступок. Письмо и навлекло на него гнев Гровнора Вейла, Но разве мог он знать, что так случится? А позволить себе бросить товарищей, никого не предупредив, было нельзя.

Похоже, он ищет себе оправданий. Мог ли он предвидеть, что письмо попадет в руки того самого Иуды, о котором говорили расчеты? Что рассудок Айзека будет уже затуманен и он письма так и не увидит? И что Дэвис Белло так опрометчиво разгласит, о чем в нем говорилось?

Вейл устроил свой переворот раньше, чем предсказывали расчеты. И оказался при этом куда решительнее, чем ожидали они с Рэндаллом. Когда Дэвис свалился с лестницы своего дома в Вашингтоне, они впервые начали понимать, насколько жесток и беспощаден Вейл. Начали догадываться, что Вейл приписал Ассоциации свои собственные страхи и намерения.

«Mea culpa» [44], — подумал он. Нельзя разгласить содержание письма, если оно не написано.

Все мы дураки. Айзек, Дэвис, я. Даже старый Джедедая. Слепцы. Видим только то, что хотим видеть. Да и Вейл тоже. Как могли столь неразумные, склонные к заблуждениям люди счесть себя настолько мудрыми, чтобы управлять будущим? Иногда ему приходила в голову мысль, не был ли самым мудрым из Основателей Илай Кент.

Снова начал моросить мелкий дождь, когда впереди показалась ферма. Хозяин сидел на крыльце в плетеной качалке, на коленях у него лежала раскрытая Библия. День был воскресный.

— Простите, сэр, — сказал ему Бренди, остановив лошадь. — Как проехать в Провидение?

Брейди мог сколько угодно называть себя дураком, но он был не настолько глуп, чтобы ехать в Бостон, когда вокруг шныряют ищейки Вейла.

Фермер окинул пристальным взглядом Брейди, его взмыленную лошадь, кольт, который уже покоился в кобуре. Потерев рукой щетину на подбородке, он ответил:

— Знаешь, незнакомец, какой путь к Провидению самый верный? Вот, — и он указал на Библию.

Брейди Куинн рассмеялся.

ТЕПЕРЬ

1

Рано утром Ред постучал к ней в дверь. Стук был негромкий и частый, Сара сразу поняла, что это он. Улыбнувшись про себя, она поставила чашку кофе на блюдце, поправила халат и подошла к двери своей подземной комнаты. Ей пришло в голову, что она с радостью отдала бы все, что угодно, даже свое новое обличье, за такое жилье, где были бы окна и куда могло бы заглянуть утреннее солнце. Мистер Мяу шел за ней, путаясь в ногах.

Она открыла дверь и увидела, что Ред стоит, опираясь одной рукой о косяк. Новое, исправленное издание Реда Мелоуна. Отдаленно похожий на кого-то незнакомец с глазами друга.

— Привет! — сказал он.

— И тебе того же. Что это тебя принесло в такую рань?

Кот, выгнув спину и ощетинившись, ходил кругами у ног Реда и внимательно изучал его сапоги и джинсы. Он недолюбливал Реда — и в старом издании, и в новом. Считая Сару своей собственностью, он не допускал никаких соперников. Ред с улыбкой посмотрел на него.

— Не хочешь прогуляться и поесть пиццы? — спросил он. — Я собрался в пиццерию к Тони.

— Пиццу на завтрак?

— Нет, есть будем позже, но я еду сейчас.

— Ну что ж, пожалуй… Почему бы и нет?

— Хорошо, — сказал он и посмотрел на часы. — У тебя как раз есть время одеться и собрать вещи.

Она остановилась как вкопанная.

— Собрать вещи?

— Ну конечно, — ответил он с невинным видом. — Немного — чтобы пробыть до завтра.

— До завтра? Ред, где эта пиццерия Тони?

— В Саут-Плейнфилде, штат Нью-Джерси.

— Ты едешь за три тысячи километров поесть пиццы?

Ред даже не улыбнулся.

— Пицца там уж очень хороша, — заверил он.

Они забросили свои сумки в кузов старого ободранного пикапчика и втиснулись в кабину рядом с Джейни Хэч. Та включила первую передачу, и машина, трясясь и дергаясь, выползла на проселочную дорогу, которая вела к шоссе. Саре досталось место у дверцы. Она высунулась в окно и сквозь тучу пыли поглядела назад, на уплывавшие вдаль постройки ранчо. Прохладный горный ветерок шевелил ее волосы. Она снова повернулась вперед, но стекло поднимать не стала и положила локоть на край дверцы. Затылком она чувствовала холод металла — там, на задней стенке кабины, были закреплены ружья.

— Вы позаботитесь о Мяу, пока меня не будет?

— Незачем о котах заботиться, мисси, они сами о себе заботятся. Ладно, присмотрю.

— Спасибо.

Джейни ничего не ответила, да Сара и не ждала ответа. Джейни не тратила лишнего слова там, где можно просто пожать плечами, и не делала даже этого тогда, когда можно просто промолчать. До сих пор она оставалась для Сары загадкой. Замкнутая, ко всему безразличная, всегда сама по себе, она держалась как случайный свидетель. Она всегда была готова оказать услугу, но, насколько Сара могла предположить, отнюдь не из доброты. Наверное, ее суровая, стоическая внешность скрывала какие-то чувства, но какие, догадаться было невозможно. Даже прожив столько времени в подземном Убежище, Сара так и не могла понять, как Джейни к ней относится.

Сама Сара, покидая ранчо, испытывала смешанные чувства. С одной стороны, она была рада, что наконец оставляет Убежище. Она жила здесь, как в могиле или в тюрьме, как Рип ван Винкль [45] среди эльфов. Ей то и дело казалось, что за то время, пока она скрывалась в этой подземной стране фей, в настоящем мире должно было пройти лет пятьдесят.

С другой стороны, ей почему-то было грустно. Являясь в мир в обличье Глории Беннет, она оставляла позади всю свою прежнюю жизнь, и не в переносном, а в самом прямом смысле. Сара Бомонт отступала в полузабытое, отчасти мифическое прошлое, превращалась в выцветший, едва узнаваемый фотоснимок, хранящийся где-то в альбоме ее памяти. И от того, что виновата в этом она сама, легче не становилось.

Иногда Сара забывала обо всех драматических событиях, преступлениях и заговорах, в которые оказалась замешана, и жалела только об одном: что им с Деннисом так и не удастся построить Квартал Бренди Куинна. Со временем эта мечта увянет и поблекнет, но забыть о ней невозможно. Она останется лежать на чердаке ее памяти, обрастая пылью и паутиной, но время от времени будет попадаться на глаза и напоминать обо всем, чего Сара так и не успела сделать, а теперь уже никогда не сделает.

А с третьей стороны, если можно так сказать, ее одолевали предчувствия. Сара Бомонт — известная персона, за ней охотится множество людей: кто из мстительности, кто из тщеславия, кто просто из любопытства, — и вот она едет к ним. Все они поджидают ее там: и правительство, и Тайная Шестерка, о которой говорил Ред, и телерепортеры, и газетчики. Человеческое стадо, которое всегда привлекает слава. Подлипалы, преследующие знаменитостей. Как тот человек — как его звали? Кажется, Боб Форд? — который застрелил Джесси Джеймса только ради того, чтобы прославиться.

Она поделилась этими мыслями с Редом, но он сказал ей, что беспокоиться нечего: теперь она Глория Беннет, а за Глорией Беннет никто не охотится.

— И все-таки, — сказала она ему, пока Джейни пробивалась сквозь утренний поток машин, — я не чувствую себя в безопасности. Я теперь… какая-то прозрачная. Как будто каждый может видеть меня насквозь. Чернокожая женщина со следами пластической операции. А вдруг кто-то догадается, что я и есть Сара Бомонт?…

— Таких догадливых не бывает, — заметила Джейни.

— Я думаю, есть много причин, почему тебе надо было со мной сейчас поехать, — серьезно сказал Ред. — Следы операции вовсе не так заметны. Ты легко скроешь их под прической или под косметикой. А через четыре-пять месяцев швы совсем сгладятся. Вот со мной дело другое, — он провел рукой по подбородку. — У меня такой вид, будто я только что из драки. — Он дотронулся до сине-багрового шрама, оставшегося после операции. — Тебе лучше, на тебе синяки не видны.

— Я не говорила, что есть основания бояться. Но все-таки кто-нибудь может догадаться.

— И догадаются, если будешь болтать лишнее, Глория.

Сара резко повернулась к Джейни.

— Не называй меня Глорией! Пока не надо. Только там, снаружи.

Джейни Хэч ничего не ответила. Пожав плечами, она продолжала смотреть на дорогу перед собой.

Сара взглянула на Реда, но он только шевельнул бровью. Тогда Сара уселась вполоборота, чтобы видеть Джейни. Та не сводила пристального взгляда с идущих впереди машин, как будто целилась в них. Однажды Сара видела, как Джейни стреляет в цель. Из винтовки с телескопическим прицелом она с добрых пятисот метров укладывала в яблочко четыре пули из пяти. И тут же Сара вспомнила, как Джейни стояла с той же самой винтовкой и ничего не предпринимала — только наблюдала, как Орвил Крейл крадется за Сарой в развалинах замка на горе Фалкон.

— Джейни, а почему у вас здесь с собой три ружья?

— Охотиться.

— Я знаю, но почему три?

Джейни молча взглянула на нее, потом снова устремила взгляд вперед и сказала:

— Ну, верхнее для прерии. Большая скорость пули, отлогая траектория. В лесу редко стреляешь издалека, там нужна картечь покрупнее.

— Ах, вот что. — Похоже, Джейни Хэч вооружена не хуже, чем какая-нибудь малая страна. — Ну, а третье? Оно для чего?

Джейни снова бросила на нее холодный, бесстрастный взгляд.

— Для всякой нечисти.


В аэропорту их ждал частный реактивный самолет. Пилот стоял рядом, разговаривая о чем-то с аэродромными механиками и пытаясь перекричать шум двигателей. Ред подвез их сумки на тележке к трапу, один из механиков погрузил их в носовой отсек. Пилот отдал честь Реду и обменялся с ним рукопожатием. Невдалеке по взлетной дорожке с ревом пронесся лайнер.

Сара повернулась к Джейни, чтобы попрощаться, но та положила ей руку на локоть.

— Держи ухо востро, мисси. Поняла?

Точно такое же предупреждение она слышала от Джейни в денверской библиотеке, когда Крейл рылся в ее заметках про Брейди Куинна. Держи ухо востро, но на мою помощь не надейся. Сара сбросила ее руку.

— Я могу за себя постоять.

— Знаю. Я не про тебя.

— Тогда про кого… — Сара проследила за взглядом Джейни. — Про Реда? Не глупи. Он тоже может за себя постоять.

Джейни сердито посмотрела на Сару.

— Он тебе не рассказывал про Джексонвилл?

Сара покачала головой.

— Нет, он ничего про это не говорил.

Джейни передвинула языком табачную жвачку из-за одной щеки за другую и сплюнула на землю.

— Так вот, я тоже ничего не говорила, ясно? И не вздумай его спрашивать. Захочет рассказать — расскажет.

Джейни села в машину и захлопнула дверцу. Возмущенно заскрежетали шестерни передач, и пикап влился в поток автомобилей на шоссе. Ред махал Саре рукой — пора на посадку. Она пошла к самолету. Джексонвилл? Что же случилось с Редом в Джексонвилле, если это так беспокоит Джейни? И почему из этого следует, что она должна держать ухо востро?


Полет длился недолго. В Ньюарке их ждал лимузин с темными стеклами и шофером в ливрее. Она ехидно взглянула на Реда, и тот сказал:

— Что толку быть богатым, если нельзя хоть иногда этим пользоваться?

Шофер отвез их в обширное поместье в лесистой части штата, где прислуга обращалась к ним «мистер Джеймс» и «мисс Глория». Сара едва успела привести себя в порядок и переодеться, как Ред подогнал из гаража новенький автомобиль и повез ее куда-то по запутанным, извилистым, узким лесным проселкам. Сара подумала о том, сможет ли найти в случае чего обратную дорогу в таком лабиринте, и, поняв, что нет, выбросила эту мысль из головы.


Пиццерия Тони помещалась в небольшом старомодном торговом центре между пекарней и лавкой сувениров. Дальше шли магазин уцененных товаров и супермаркет. Автостоянка была заполнена только наполовину. Ред поставил машину, и они вышли.

Внезапно откуда-то сверху раздался пронзительный крик. Сара мгновенно вскинула голову и увидела, что на фонарный столб, трепеща крыльями, усаживается чайка Было еще довольно светло, и фонарь никак не мог решить, зажечься ему или нет. Сумерки понемногу сгущались. Эта поездка отняла у Сары два часа времени и душевный покой. Она ни минуты не верила, что Ред везет ее сюда только ради пиццы.

Они вошли внутрь, и ее окутал аромат свежевыпеченного теста. За прилавком стояли два человека, которые, переговариваясь по-итальянски, посыпали готовые пиццы тертым сыром — сноровка, с которой они выполняли все операции, свидетельствовала о долгой практике. Сара глубоко вдохнула аппетитный запах лука, перца и острого томатного соуса.

Комната была узкая и длинная. У правой стены, за прилавком, стояли духовки, где запекалась пицца. Дальше шли разгороженные кабинки для посетителей. Одну из них занимала шумная компания молодежи.

— Он нас уже ждет, — спокойно сказал Ред.

— Ждет? Кто?

Ред кивнул в сторону самой дальней кабинки справа, где сидели рядом два человека. У того, что помоложе, бросалась в глаза окладистая борода соломенного цвета. Тот, что постарше, был хорошо одет, с худым лицом и сединой на висках.

— Кеннисон, — сказал Ред.

— Кеннисон? — Глаза ее сузились. — Ты хочешь сказать…

Ред сделал ей знак говорить тише. Понизив голос, она продолжала:

— Ред, если бы я устроила вечеринку и пригласила на нее весь мир, его бы в списке гостей все равно не было!

— Никогда не вредно поговорить даже с врагом. Пожалуй, особенно с врагом.

— Мне нечего ему сказать, Ред… то есть Джим. Он убил моего друга! Он пытался убить меня!

— Тоща, мне кажется, у тебя есть много чего ему сказать.

Ред осторожно взял ее под руку и повел по проходу к кабинке. Она неохотно подчинилась.

— Не нравится мне это, — сказала она.

— А необязательно, чтобы нравилось, — ответил он.

При виде их Кеннисон встал и протянул Реду руку через стол.

— Рад снова вас видеть, Джеймс. Берегите манжеты.

Он кивнул на пиццу, стоявшую посредине стола.

Ред сел напротив бородатого человека.

— Ну, не так уж давно мы не виделись.

Кеннисон улыбнулся.

— Да, пожалуй.

Он посмотрел на Сару.

— А это, должно быть…

— Глория Беннет, — сказал Ред.

— А, конечно. — Улыбка у него стала еще шире, он взял ее руку и слегка потянул наверх. Его прикосновение было неожиданно бережным. Сара подумала, что он хочет поцеловать ей руку, и отдернула ее, как будто обжегшись. Кеннисон не обиделся.

— Прекрасно понимаю ваши чувства, моя дорогая, — промурлыкал он. — На вашем месте я бы чувствовал то же самое.

Сара перевела взгляд с Кеннисона на Реда и поняла, что выхода нет. Она подобрала юбку и села за стол. Кеннисон дождался, пока она усядется, сел сам и аккуратно положил на колени салфетку.

Бородатый человек смотрел на нее с явным любопытством. Он уже отрезал себе ломоть пиццы и держал его в руках.

— Я слышал о вас, — сказал он и откусил кусок. — Вы неплохой программист.

— А для Алана это высочайшая похвала, — заметил Кеннисон и добавил, обращаясь к Реду: — Это Алан Селкирк, он недавно у меня работает. Алан, это мисс Глория Беннет и мистер Джеймс Кальдеро. — Селкирк небрежно помахал им рукой — он был поглощен тем, что пытался подхватить вывалившийся кусочек сыра. — Вам положить?

Ред вгляделся в пиццу.

— Какую вы заказывали? Со сладким перцем и анчоусами? Не люблю анчоусы.

Кеннисон пожал плечами.

— Их всегда можно вынуть и отложить в сторону.

Он отрезал себе ломоть, положил на картонную тарелочку, взял пластиковый нож и вилку и принялся есть.

«Чистюля, — подумала Сара. — Ну кто же ест пиццу ножом и вилкой?»

Кеннисон заметил ее взгляд, остановился, поднеся вилку ко рту, и улыбнулся ей через стол:

— Настоящий джентльмен никогда не ест руками.

Ред протянул ей тарелочку с куском пиццы.

— Вот, возьми. — Он взглянул на Кеннисона. — Ну как, начнем?

— Что вы, мой милый! — возразил Кеннисон, отрицательно помахав вилкой.

— За обедом?

— А что, разве потом в кабинете нам подадут портвейн?

Кеннисон вздохнул и положил нож и вилку на стол.

— Хорошо. Насколько я понимаю, у вас есть для меня какая-то информация.

— В обмен.

— Да, конечно. — Оставив церемонии, Кеннисон заговорил деловым тоном. Вид у него при этом был такой, словно он сосет лимон. — Я вижу, ваша дама мне как будто не слишком доверяет, поэтому мне, наверное, лучше первому выложить карты на стол.

Ред сделал рукой приглашающий жест.

— Вы дали мне слово. Товар в обмен на товар.

— Верно. А джентльмен свое слово всегда держит. Я не швыряюсь им на ветер. — Он промокнул губы салфеткой, быстро оглядел пиццерию и сложил руки на столе. — Хорошо. Вот моя информация: на нас ведут наступление.

Ред кивнул.

— Вы потеряли нескольких членов Совета. Бентона, Вейл, Руиса. Нам повезло больше — почти все наши остались неизвестны публике. Марк Лопес исчез, у Луизы Востин разгромили дом, мне пришлось бросить работу. Но наша система оказалась не такой уязвимой.

— Да, — грустно согласился Кеннисон. — Это моя вина. Я был неосторожен. Но я говорю не о случайных нападениях невежественной толпы. Здесь происходит нечто более опасное.

Понизив голос почти до шепота, он наскоро рассказал о появлении в его системе вирусов и о таинственном телефонном звонке.

Сара слушала, не испытывая ни малейшего сочувствия. Она не понимала, что ей до того, что Кеннисон стал жертвой преследования. Ведь это он приказал убить Моргана. И Пола Эббота. И еще одну пару — она забыла, как их звали. А тот человек в парке, которому прострелили голову? Кеннисон пытался убить и ее, и Денниса. Когда Сара писала ту свою программу-«червя», она не хотела ничьей смерти — она хотела только отдать своих врагов в руки правосудия. Да, в тот момент она забыла, что в руках у правосудия меч; но при всем том она не могла найти в себе ни капли сочувствия. Если Кеннисону кто-то угрожает, он это заслужил.

И все-таки сидеть за одним столом с этим человеком и смотреть ему в лицо — дело совсем другое. Черт возьми, у негодяя должно быть на лице написано, что он негодяй. Он не должен быть вежливым и благовоспитанным. Он не должен смотреть на тебя глазами, полными страха и растерянности.

Ред потер подбородок.

— Вы говорите, вирусы? И их было три?

— Три мы обнаружили.

Ред взглянул на Сару.

— Вы ничего такого не делали сверх программы, а, Глория?

Сара покачала головой. Пусть даже вся система Кеннисона кишмя кишит бактериями — ей на это наплевать. Но она здесь ни при чем. А что до того, кто это сделал… Что ж, в Библии написано: «Враг моего врага — мой друг».

— Я не слыхал, чтобы наша система подверглась чему-нибудь в этом роде, — сказал Ред. — А я бы обязательно знал. Я присутствовал на нескольких последних заседаниях Совета, и никто ничего такого не говорил. А другим членам вашего Совета тоже были такие звонки?

Кеннисон сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.

— Я не имел никаких контактов с братьями и сестрами. Разве вы не знаете, что мы друг с другом перестали общаться? За последний месяц я с ними дела не имел — репортеры и полиция могут следить за нами сколько угодно. Только так можно подорвать доверие к информации, которая содержалась в бомонтовской распечатке. Я думал позвонить сестре Пейдж, но… Тот, кто мне звонил, мог рассчитывать толкнуть меня как раз на это. И если бы об этом стало известно, весь наш план потерял бы всякий смысл. Я не намерен оказаться тем козлом, который ведет за собой быков на бойне. И я решил посоветоваться с вами — in corpora и in camera [46].

— А то, что вы подвергаете нас опасности, вас не волнует?

Кеннисон улыбнулся и развел руками.

— Я прошу вас о помощи.

— Мне кажется, это ФБР, — внезапно сказал Селкирк. Все повернулись к нему. — Правительство, вероятно, обеспокоено тем, что прочло в распечатке. Я убежден, что они пытались проникнуть и в вашу систему, а не только в нашу.

— Возможно, Алан. Но ведь вирусов было три.

— ФБР, ЦРУ, КГБ. — Селкирк поднял три пальца. — Удивительно, что их не оказалось еще больше.

— Тогда зачем было звонить? Что за болтливость? Правительственная спецслужба не позволила бы себе такой дурацкой выходки. Она бы тихо выяснила все, что надо, и больше ничего.

— Звонили только для того, чтобы вас напугать, — сказал Ред.

— В таком случае должен их поздравить — это им удалось, — отозвался Кеннисон без улыбки.

— Вирусы — это утечки, — сказал Селкирк. — Это не бомбы вроде той, что написала «Глория». Они ни во что не вмешивались, они не проникли через барьер, который я встроил в… хм… главную систему. Там есть физические преграды, преодолеть которые может только сам мистер Кеннисон. Все, что они сделали, — это скопировали несколько файлов и куда-то их переписали.

— В какой-то «файл К», — сказал Кеннисон. — Во всяком случае, один из вирусов имел такую команду. Про остальные мы пока не знаем.

— «К» — это «Куинн»? — спросил Ред.

Кеннисон пожал плечами.

— Должно быть.

— Неважно. Вот почему я думаю, что это было обычное прослушивание и занималось им правительство, — закончил Селкирк.

Кеннисон взглянул на него.

— А звонок, Алан? Что значит тогда этот звонок?

Селкирк нахмурился, опустил глаза, внимательно поглядел на свою пиццу и покачал головой.

— Не знаю.

В голосе его прозвучало беспокойство.

— Те, кто звонил, хотят вас уничтожить, — сказала Сара злорадно. — Они проникли в вашу систему не для того, чтобы подтвердить свои подозрения или проверить то, что нашли в распечатке. Они все знают. Можете не сомневаться — все. И они хотят, чтобы вы знали, что они знают.

В глазах у Кеннисона появилось отчаяние.

— Но кто это был? Правительство? Торговая палата? Лига женщин-избирательниц? Знай мы, кто это, мы могли бы ответить ударом на удар. Как-то защититься.

Ред откинулся на спинку стула и постучал ногтем по зубам. Некоторое время он смотрел в пространство, потом повернулся к Саре.

— Я должен им сказать. Я дал слово.

«Хочет, чтобы я это одобрила?» — подумала Сара и ответила:

— Ну что ж, валяй.

Ред пристально посмотрел на Кеннисона.

— Хорошо. Есть еще одно общество. Третье.

Кеннисон озадаченно взглянул на него. Потом его глаза широко раскрылись.

— Третье…

— Да. Не дочернее общество, которое откололось от прежних, — и мы, и вы приняли меры, чтобы этого не произошло. Нет, оно совершенно независимо. И оно ничуть не моложе наших.

Селкирк подался вперед.

— Нет, этого не может быть! — сказал он, широко раскрыв глаза.

Кеннисон взглянул на него, сморщился, приложил указательный палец к носу и некоторое время сидел неподвижно. Потом достал из кармана ручку и начал что-то быстро писать на бумажной салфетке. Сара видела, как на бумаге выстраиваются дифференциальные уравнения в частных производных. Чернила расплывались на мягкой бумаге, и греческие буквы получались неразборчивыми. Она узнала уравнения конденсации, которые проходила у доктора Гевирца. Идеи, висящие в воздухе, конденсируются на подходящих частицах — в умах с сильно развитой поверхностью — и выпадают в осадок, проникая в культуру. Кеннисон углубился в решение своих уравнений, отсчитывая точки равновесия. Сара поняла, что недооценивала его способности.

Наконец Кеннисон окинул взглядом все написанное, завинтил колпачок на ручке и убрал ее в карман.

— Да, Алан. Боюсь, что это возможно.

Он протянул салфетку Селкирку, и молодой шотландец взял ее дрожащей рукой.

— Черт возьми их всех! — произнес Кеннисон, ни к кому не обращаясь. — Мы обязаны были предвидеть эту возможность.

Он нетерпеливо повернулся и ткнул пальцем в расплывшиеся цифры на салфетке.

— Вот здесь, Алан. И здесь. Я знаю, обычные корни — ноль и единица. Большинство идей или вообще не прививается, или имеет одного первооткрывателя каждая. Но при определенных, очень ограниченных условиях открытия могут делаться многократно и независимо.

Он повернулся к Реду.

— Вы уверены, что во времена Основателей существовали подходящие условия?

— Они называют себя Тайной Шестеркой, — сказал Ред.

Кеннисон нахмурился.

— Тайной Шестеркой?

Селкирк закрыл глаза, опустил голову на руки и тяжело вздохнул. Кеннисон горестно потряс головой.

— Боюсь, что Основатели были настроены слишком оптимистично. Они считали себя единственными обладателями тайны, им и в голову не приходило оглядеться вокруг.

— Гордыня человеческая, — заметила Сара. — Древние греки считали ее причиной трагедий.

Кеннисон задумался.

— Да. Гордыня губит человека.

Ред вкратце рассказал о том, что было им известно. О перечне, который Деннис и Сара нашли в старом особняке Куинна. О чужом файле, который обнаружили в распечатке. О проделанном Босуортом анализе аномалий. О незнакомце, который наблюдал за Убежищем и, очевидно, допросил Сару, усыпив ее. Кеннисон делал заметки в маленьком блокноте, который достал из кармана. Сара видела, что он пишет стенографическими значками, и подумала, что это, наверное, его личный шифр.

— И вот еще что, — добавила Сара, ткнув пальцем в Кеннисона. — Скажите прямо — это ваши люди похитили Денниса Френча из денверской больницы?

Кеннисон молитвенным жестом поднес сложенные ладони к подбородку и отрицательно покачал головой.

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Потому что ваш человек Крейл, по-видимому, об этом ничего не знал.

— Ах, вот что. А где брат Крейл?

— Здесь я, — коротко ответила она. — А его нет.

Кеннисон медленно кивнул.

— То-то я думал… Вы просто выдающаяся молодая дама — проявить такую изобретательность в таких обстоятельствах… — Глаза его сверкнули. — Вероятно, вам грозила серьезная опасность. Вы были напуганы. — Он быстро провел языком по влажным губам.

— Вы не ответили на мой вопрос.

Кеннисон заморгал.

— Ах, да. Его исчезновение было для меня полной неожиданностью. Видите ли, мы считали, что это ваши люди его вызволили.

Сара закрыла глаза и провела руками по лицу. Вот почему поиски Реда в распечатке ничего не дали. Деннис исчез. Исчез бесследно. И очень может быть, что враг ее врага — тоже враг. Она посмотрела на Реда.

— Джим?

— Если он в руках у этой третьей группы, — мрачно произнес тот, — мы его найдем.

— Безусловно, — подтвердил Кеннисон. — И я с радостью окажу вам любую помощь, какая будет в моих силах. — Он на мгновение умолк и задумался. — Вам, может быть, интересно будет узнать, что мистера Френча разыскивала еще одна группа, тоже не из робких. Во всяком случае, один человек действовал по ее поручению. Его… хм… сожитель, насколько я понимаю.

— Джереми Коллингвуд и группа из Денверского университета. Да. Джим мне говорил.

Джереми в качестве человека действия? Саре трудно было в это поверить. Сожитель Денниса всегда казался ей довольно-таки бестолковым. Хотя никогда неизвестно, как поведет себя человек в критической ситуации. Один, пройдя через огонь, становится хрупким, а другому это только придает твердости.

— Еще вам, может быть, будет интересно узнать, — продолжал Кеннисон небрежным тоном, — что сегодня днем он и эта группа стерты с лица земли взрывом.

Сара резко подняла голову. Сердце ее забилось сильнее. И Джереми тоже? Она стукнула обоими кулаками по столу; подростки, сидевшие в другом конце зала, оглянулись на шум.

— Как вы смеете сидеть напротив меня и…

— Спокойно, девушка! — Кеннисон выпрямился. — Это был не я.

— В новостях сказали, что взрыв произошел по небрежности, — вмешался Селкирк. — Репортер местной телекомпании обнаружил в хозяйственном отделе университета заявку двухмесячной давности на ремонт газовых труб — там была утечка газа. Начальник хозяйственного отдела утверждает, что в глаза не видел этой заявки, но он в любом случае будет это утверждать.

— Двухмесячной давности?

— Да. Это еще до того, как была создана группа. Правда, в новостях упоминалось и про распечатку, но они пришли к выводу, что взрыв — всего лишь совпадение.

— А вы хотите верьте, хотите не верьте, — сказал Кеннисон.

Ред внимательно посмотрел на него.

— Это были не вы?

— Но в совпадения я не верю.

Ред снова постучал ногтем по зубам, потом взглянул на Сару.

— Я думаю, он говорит правду. — И, обращаясь к Кеннисону, продолжил: — А не мог это быть кто-нибудь еще из вашей организации?

Тот мотнул головой.

— Возможно, но маловероятно. Особенно теперь, когда репортеры не сводят с нас глаз.

— Но вы же сидите здесь, — заметил Ред, — а репортеров не видно.

— Х-м-м… Да. Я понимаю, что вы хотите сказать. В моей квартире в Нью-Йорке есть потайной лифт. Полицейский, который дежурит у моих дверей, думает, что я сейчас отдыхаю после долгого перелета.

— Значит, кто-нибудь из ваших братьев или сестер мог это устроить.

Кеннисон сморщился и снова сложил руки, как для молитвы. «Каким богам может молиться такой человек?» — подумала Сара.

— Это возможно, — признал Кеннисон наконец. — Денвер — часть владений брата Ульмана. Но… — он покачал головой. — Это была колоссальная глупость, а у брата Ульмана хоть и много недостатков, но глупость среди них не числится. Только вот…

— Что?

— Только вот один из тех, кто оказался в числе убитых, был математик. Если денверская группа активно изучала этот аспект распечатки… Все остальные университеты отбросили такую идею prima facie [47], сочтя ее нелепой. Не исключено, что брат Ульман счел нужным действовать на свой страх и риск. И все же… Я знаю, кто из его людей проник в группу, и сомневаюсь, чтобы он решился пожертвовать столь ценным агентом. — Он перевел дух и взглянул на Сару. — Таким образом, получается, что мы с вами вынуждены хотя бы временно стать союзниками. Я сделаю все возможное, чтобы помочь вам разыскать вашего друга.

Сара посмотрела на него. У нее не было ни малейшего желания иметь с ним дело, а тем более получать от него помощь. Но похоже было, что он говорит серьезно, и лицо его казалось открытым и искренним. В конце концов, какого черта? Она готова была принять помощь даже от самого дьявола, если бы только он помог ей найти Денниса.

— А почему? — спросила она его. — Зачем вам мне помогать?

— Ну, просто ради удовольствия. Всегда приятно помочь другому в беде. — Кеннисон с невинным видом развел руками. — И еще потому, что люди, которые похитили вашего друга, угрожают и мне тоже. Так что на некоторое время наши пути совпадают. Когда-нибудь потом, может быть, мы снова станем противниками, но сейчас… — Он многозначительно пожал плечами. — Кто знает, вдруг окажется, что у нас с вами больше общего, чем вы думаете?

Сара хотела ответить, но Кеннисон жестом остановил ее.

— Я все прекрасно понимаю, моя милая. Если это послужит вам утешением, знайте, что я голосовал против той операции, объектом которой стали вы. Я говорил им, что улик против вас недостаточно, и не исключено, что мы гонимся не за той дичью. Но увы, мадам Вейл была непреклонна. Очень трудная дама. Она… Впрочем, nil nisi bonum [48]. Впоследствии ваше поведение начало становиться более опасным, и боюсь, что я дал себя уговорить. Надеюсь, вы понимаете, что лично к вам у меня нет вражды. Как показали позднейшие события — и в поместье мистера Бентона, и в особняке мадам Вейл, — страх разоблачения, который мы испытывали, был вполне обоснован.

Он бросил быстрый взгляд на часы.

— Боюсь, нам пора идти. А пока… — Он повернулся к Саре и серьезно сказал: — Если вы когда-нибудь окажетесь в опасности — из-за этой истории или по какой бы то ни было другой причине, — вы всегда можете обратиться ко мне за защитой и получите ее без всяких оговорок.

Сара всмотрелась в его лицо, пытаясь понять, что у него на уме. Но она не увидела ничего, кроме искренности и открытости. И даже нечто вроде готовности. Неужели он пытается с ней подружиться? Или как-то загладить свою вину за те муки, через которые она прошла по его милости? Ей было странно думать об этом человеке как о своем возможном защитнике. Однако или Кеннисон чертовски хороший актер, или он говорил искренне.

Она покосилась на Реда и с удивлением заметила на его лице выражение почти неприкрытой враждебности. Реду, который ни к чему не относился серьезно, предложение Кеннисона защитить ее не понравилось. Не ревнует ли он? Вот это мысль!


После того, как Кеннисон и Селкирк ушли, Ред и Сара еще некоторое время оставались в пиццерии. Ред заявил, что хочет доесть пиццу, а Сара тихо сидела рядом и ждала. Опершись локтями на стол, она сцепила пальцы и начала разглядывать гладкую черную кожу на запястьях. Потом прикрыла глаза и остро ощутила все свое тело — положение рук и ног, натяжение блузки и юбки, обтягивающих фигуру. Она ощутила даже присутствие Реда, сидящего в нескольких сантиметрах от нее. Что это, его аура?

Наконец Ред заговорил.

— Похоже, Тайной Шестерке не терпится добраться до братца Дэниела. Я думаю, не их ли был и тот загадочный соглядатай в Убежище?

Сара открыла глаза.

— Не забудь, — сказала она, — что Шестерка раскололась, как и Общество Бэббиджа.

— Помню.

— Я заметила, что братцу Дэниелу ты об этом ничего не сказал.

— Забыл, должно быть.

— Забыл?

— Ничего, он малый сообразительный, догадается. Ведь дилемма Карсона входит в обязательную программу.

— Неужели он говорил серьезно? О том, что будет меня защищать?

Ред швырнул на поднос последний кусок пиццы.

— Терпеть не могу анчоусов, — сказал он и вытер руки салфеткой. — Да, он говорил серьезно. Дэн — коварная змея и скользкий сукин сын, но он честный сукин сын. Он может солгать только в одном случае.

— В каком?

— Когда он лжет и самому себе тоже.


На улице уже наступила ночь. Выходя из пиццерии, они на секунду задержались в дверях. По автостоянке взад-вперед гоняли машины, не обращая внимания на разметку. Время от времени они проносились мимо витрин со скоростью, которая показалась Саре опасной. Справа, в дальнем конце стоянки, кучка юнцов, что-то возбужденно выкрикивая, толпилась вокруг двух пикапов, стоявших перед входом в «Макдональдс». Слепящие ртутные фонари освещали все вокруг каким-то странным мертвенным светом, словно в старом черно-белом фильме.

— Ну что? — спросил Ред, застегивая молнию на куртке: стоял сентябрь, и было прохладно. — Встреча с Кеннисоном в самом деле оказалась такой ужасной, как ты думала?

Сара покачала головой.

— Еще хуже.

— Хуже?

— Да, черт возьми! Уж очень он был обаятелен.

Ред бросил на нее быстрый взгляд.

— Да, это довольно противно.

— По-моему, я была готова ко всему, кроме этого. Джим, он же попросил у меня прощения за то, что навел убийц на меня и на моих друзей. И от всей души!

— Очень похоже на Дэна. Искренность так и сочится из него, как слизь из улитки.

Она посмотрела на Реда.

— Ты его не любишь, правда?

— Я не думал, что это так заметно, — проворчал он.

Они сошли с тротуара и направились к своей машине. В этот момент слева раздался визг покрышек. Сара повернулась и увидела, что какой-то автомобиль, набирая скорость, мчится прямо на них от универмага «Брэдли». Свет его фар пронзил тьму, приковав ее к месту. Ред обеими руками изо всех сил толкнул ее, и оба упали позади стоявшей рядом машины. Сара прижалась к земле, вдыхая запах асфальта и машинного масла. Колени и ладони у нее были ободраны о гравий, мелкие камешки больно врезались в кожу. «Вот оно, — подумала она. — Эта сволочь Кеннисон…»

Она услышала три негромких хлопка, прозвучавшие с одинаковыми интервалами: раз — два — три. Машина, за которой они лежали, качнулась, и послышалось шипение воздуха, выходящего из пробитого колеса, — словно зрители освистывают плохую пьесу.

Снова раздался визг покрышек — тот, другой автомобиль развернулся на сто восемьдесят градусов и вылетел по эстакаде на Октри-стрит. Круто свернув налево, он оказался на пути какого-то мини-фургона и загнал его на тротуар. Перепуганный водитель отчаянно надавил на сигнал, провожая быстро удаляющегося психа долгим сердитым гудком. Сара услышала, как хлопнула дверца, потом последовал поток брани. С дальнего конца стоянки к ним бежали мальчишки.

Она почувствовала, что Ред крепко прижимает ее к себе, прикрывая своим горячим телом. Потом он не спеша ослабил хватку. Она лежала неподвижно. Он сел и принялся отряхиваться.

— Это мне начинает надоедать, — сказал он.

Она тоже села и с удивлением обнаружила, что даже не дрожит от испуга.

— Что тебе начинает надоедать?

Он бросил на нее многозначительный взгляд.

— Стоит нам с тобой куда-нибудь пойти, как по мне начинают стрелять. — Он встал и начал чистить брюки, потом взглянул в ту сторону, куда скрылся автомобиль, и сказал: — Все удовольствие портят.

2

Текс Боудин нашел Сару в музыкальной комнате — она тихо наигрывала на пианино какой-то блюз. Сара почувствовала, что он стоит сзади, но продолжала играть. Глаза ее были закрыты, голова откинута назад. Печальная мелодия, которая лилась у нее из-под пальцев, была как плач — плач по друзьям, по себе, по Моргану, Деннису, Джереми. «Я иду по долгой дороге один, я иду…»

— Нашел? — спросила она, не отрываясь от клавиш. «Я иду туда, где вода, как вино, я иду…»

— Угу. — Она услышала, как он шарит в мешке, где звякнуло что-то металлическое. — В конюшне. Я бы раньше нашел, только она валялась в стороне, в мусоре. Наверное, лошадь копытом отпихнула.

«Я иду по дороге, и горек мой путь, о Боже мой, Боже…»

Уголком глаза она увидела, что он пристроил на открытую крышку пианино подкову.

— Это к несчастью, — сказала она. — Надо перевернуть — открытым концом вверх. А так удача уходит.

«Я иду, где еще никогда не бывал, я иду…»

Она закончила блюз затухающим минорным аккордом и несколько секунд сидела, держа пальцы над клавишами. Потом вздохнула, протянула руку и взяла подкову.

— Джимми говорил мне, что ты играешь, — сказал Текс.

Она провела пальцем по левому краю подковы. Там была едва заметная трещинка. Точь-в-точь как на следах, которые она обнаружила в тот день на горе. «Кто-то отсюда, — подумала она с горечью. — Это был кто-то отсюда».

— Я сам играю немного, — сказал Текс. — На тромбоне.

— Да?

Кто-то следил за ней, шпионил. И подсыпал ей что-то в питье.

— Угу. — Он сдвинул на затылок свою ковбойскую шляпу и прислонился к пианино, сунув большие пальцы под ремень. — Ты, я слыхал, прошла в новом обличье полевые испытания?

— Быстро до тебя дошло.

— И как, ничего?

— Ну, я же здесь, верно?

Текс кивнул.

— Я говорил, нечего было беспокоиться. Тех, кто приходит с жалобами, фараоны обычно не проверяют. А даже и проверили бы, — у тебя отпечатки пальцев точно такие же, как у них в картотеке на Глорию Беннет. Мы стараемся ничего не упускать.

Сара никак не могла раскусить Текса Боудина. Он был общительнее, чем Уолт и большинство остальных обитателей Убежища. Он постоянно улыбался и, казалось, получал от жизни не меньшее удовольствие, чем Ред. И все же с ним она не могла чувствовать себя вполне свободно. Не только из-за его небрежной, холодной самоуверенности, граничившей с наглостью. При нем у нее всегда появлялось такое ощущение, словно ее выставили напоказ. Словно он все время присматривается, ждет, что она сделает дальше. Может быть, в этом все дело. Если Ред был похож на актера, плохо знающего роль, то Текс — на зрителя, который ухмыляется про себя при всякой его ошибке. Занимая в Убежище пост заместителя Джейни, он, казалось, перенял от нее частичку ее устрашающей отстраненности.

— Ред считает, что это нападение устраивал не Кеннисон, — сказала она.

Текс подумал.

— Угу. Возможно. А ты как думаешь?

— Не знаю, — помедлив, ответила Сара. Если не Кеннисон, то, может быть, кто-то из его коллег? Они с Редом пришли к выводу, что члены Общества Бэббиджа в этой критической ситуации начинают действовать кто во что горазд.

— Может, это было вообще не нападение. Может, они просто хотели подставить вас обоих, чтобы вами занялись фараоны.

Сара покачала головой.

— Нет, они хотели нас убить. — «Боже, как я могу разговаривать об этом так спокойно? Или уже привыкла?» — Они хотели устроить наезд, чтобы фараоны решили, что это несчастный случай. Мальчишки постоянно гоняют ночью на машинах по этой стоянке. Когда ничего не вышло, они стрельнули три раза, но тут же смотались, потому что не хотели попасться сами.

На лице у Текса появилась волчья ухмылка.

— Да кто это — они? Приятели Кеннисона? Тайная Шестерка? Дочернее общество Тайной Шестерки — то самое, которое вроде бы исчезло? Или… кто там еще? Джимми сейчас докладывает на Совете. Отделение в Атланте нашло чужой файл, так что он решил рассказать все Кэму.

Она протянула ему подкову.

— Ты можешь сказать, с какой это лошади?

Текс осмотрел подкову со всех сторон.

— Та самая? — спросил он.

— С какой лошади?

— Сдается мне, с гнедой. За последний месяц только ее перековывали.

— А кто на ней ездил?

— Конюх дал мне список. Имена и даты. — Он полез левой рукой в карман рубашки, вытащил сложенный в несколько раз листок бумаги и протянул Саре. Она взяла его и начала читать, разыскивая единственную дату, которая ее интересовала.

Она нашла ее и грустно усмехнулась.

— Не было гвоздя…

— Что-что? — переспросил Текс, нахмурившись.

Она отобрала у него подкову и взвесила на руке, держа открытым концом вверх.

— Вот так — к счастью, — сказала она.


— Как вы это делаете? — спросил Умник.

Уолтер Половски вздохнул.

— Пусти меня, малец, я тебе покажу.

Вместе со стулом он подъехал к клавиатуре. Сара стояла сзади и смотрела ему через плечо, прихлебывая из банки диетический лимонад. На экране монитора была видна сложная фигура, похожая на дерево — это называлось у них «взвешенный диграф» — и заполненная крохотными кружочками, стрелками и логическими блоками. «А, старая знакомая — „схема-почемучка“, только тут она с высшим образованием».

— Что-то неладно? — спросила она.

Половски мотнул головой.

— Не-а.

— Мне всегда не по себе, — сказал Умник, — когда кто-нибудь вот так стоит и смотрит через плечо.

Пальцы Половски забегали по клавиатуре.

— Видишь? Надо, чтобы параметры гамма и каппа обошли полный круг. По полному обороту гаммы на каждое приращение каппы. — Половски решительно ткнул пальцем в клавишу возврата и откинулся на спинку стула, сложив руки на груди и глядя на экран. — Понял, Босу орт?

Умник кивнул.

— А она? — показал он пальцем на Сару.

Половски взглянул в ее сторону.

— Она обойдется и без моей помощи.

Сара улыбнулась ему, но он не ответил улыбкой. «Ну и черт с ним», — подумала Сара и снова вгляделась в экран. Босуорт выделил один из кружочков, и на экране открылось окно, где он был показан во всех подробностях. «15.05.07. Потопление „Лузитании“.

— То самое, — сказала она. — Это было у Денниса в перечне.

Босуорт кивнул, перевел курсор на соседний кружок и развернул в окно и его. В окне было написано: «Германское посольство обзванивает пассажиров „Лузитании“, рекомендуя им сдать билеты, и публикует в нью-йоркских газетах объявление о своем намерении потопить судно».

Он перешел в меню и отыскал команду «Изменение фактов». Потом выделил «Лузитанию» и перевел часть логических блоков в режим отрицания. Фигура на экране замигала, одни кружочки погасли, другие поменялись местами, вместо них появились новые. Само собой открылось окно с надписью: «Выделенные события после изменения фактов».

Сара присела на стул и стала читать список, появившийся в окне. Даты и события в нем шли двумя параллельными колонками, которые как будто почти не отличались друг от друга, за исключением одного: теперь, когда факты подверглись изменению, аналоги реальных событий происходили позже, чем в действительности. Войска США прибыли на подкрепление союзников только в мае 1918 года, почти на год позже, чем на самом деле, и уже после того, как вовсю развернулось наступление Гинденбурга. А из условий перемирия, заключенного в марте 1919 года, явствовало, что война закончилась «вничью».

Половски оглянулся на Сару через плечо.

— Это то, что тебе было нужно?

— Я сама не знаю, что мне было нужно. Ничего не могу понять. Зачем немцам понадобилось топить пассажирский лайнер, пусть даже он вез военное снаряжение? Глупость какая-то. Ведь из-за этого мы раньше вступили в войну.

— А им было все равно, вступим мы в войну или нет, — сказал Половски. — Немцы считали нашу армию немногим сильнее румынской, а Гинденбург собирался довести дело до конца еще до того, как на фронте появятся американцы.

Сара показала на список в окне.

— Им бы это и удалось, если бы они не потопили «Лузитанию».

Половски раздраженно взмахнул рукой.

— Ну конечно, мы-то это знаем, но ведь у них не было клиологов, которые могли бы это им подсказать.

Сара ничего не ответила, и наступило долгое молчание. Наконец Половски повернулся к экрану и сморщился от досады.

— Чушь какая-то, — сказал он.

Умник не сводил глаз то с него, то с нее.

— А что?

Половски взглянул на него.

— Подумай сам, парень!

Рот у Умника сам собой раскрылся и стал похож на букву «о».

— Ну конечно! — сказала Сара. — В Европе ученые не глупее, чем в Америке. Даже здесь Кроуфорд был не единственным.

Половски вздохнул.

— Да. Да, я знаю. А вот этот малец в самом деле нашел документы, которые относятся к Шестерке. Во всяком случае, к самому ее началу. — Он снова с гримасой досады взглянул на экран. — Только это не больше чем предположение. Даже если какое-то событие стало поворотной точкой, это не значит, что именно так и было запланировано. Каждое действие влечет за собой определенные последствия, но это не значит, что оно было намеренным.

— Мои действия, как правило, намеренны, — сухо заметила Сара.

Половски недовольно хмыкнул.

— Ты знаешь, о чем я говорю. Всегда есть какие-нибудь необъяснимые аномалии. — Он ткнул пальцем в экран с кружочками и логическими блоками. — В этой диаграмме миллионы единичных событий. Некоторые из них с неизбежностью должны быть маловероятными. Это как игра в дротики. Какова вероятность, что дротик случайно попадет в данную точку? На мишени бесконечное число точек, верно? Так что вероятность равна единице, деленной на бесконечность, то есть нулю. Априори ее вообще не существует. И все же… — он направил палец на Сару, чтобы подчеркнуть свою мысль. — И все же куда-то дротик должен попасть! В этом все дело. Потом мы смотрим, куда он попал, удивляемся, как мала была вероятность, и делаем вывод, что в эту точку целились намеренно.

— Но когда мы видим, что дротики раз за разом ложатся вокруг одной и той же точки, то не исключено, что они все-таки были нацелены в нее намеренно. Может быть, тот, кто их бросает, хорошо набил руку.

Сару охватило раздражение. А не нарочно Половски валяет дурака? Логические рассуждения нравятся нам только тогда, когда нам нравится результат. А если он нам не нравится, мы начинаем ко всему придираться. Когда католическая церковь канонизирует своих святых, она всегда назначает «адвоката Дьявола», чтобы тот приводил аргументы против канонизации. Может быть, Уолтер тоже возражает нарочно?

— Представим себе, что некая группа хочет поражения Германии. Возможно, та самая, которая убедила фон Клюка в 1914-м повернуть свои армии, не дойдя до Парижа. Но тогда не обойтись без американских войск. И поэтому они каким-то образом уговорили командование потопить пассажирский лайнер.

— «И вместе с ним тысячу штатских — мужчин, женщин и детей». Она зло стиснула зубы. — А тем временем… — она ткнула пальцем в соседний кружок.

— Тем временем какая-то другая группа хочет обеспечить победу Германии, пытаясь удержать американских граждан от поездки на «Лузитании».

Половски посмотрел на нее.

— И сколько групп ты рассчитываешь обнаружить?

— Столько, сколько их было, — ответила она.

— Не забудьте про Жоффра и Вивиани [49], — вмешался Босуорт, прочитав то, что было написано в окне, в которое он развернул еще один кружок. — Тут говорится, что Вильсон не собирался посылать войска раньше весны восемнадцатого года. Он хотел использовать кадровых военных, чтобы обучить национальную гвардию и только что созданную национальную армию. Но французы уговорили его послать экспедиционный корпус сразу же.

Половски скривился.

— У тебя получается, что Жоффр и Вивиани состояли в тайном клиологическом обществе.

Сара покачала головой.

— Всякое целенаправленное поведение порождает определенные ряды событий, а факторный анализ позволяет нам их распознать. Но ведь поведение каждого человека всегда целенаправленно. Если бы мы могли проанализировать события достаточно детально, то обнаружили бы, что каждый человек, живший когда-либо на Земле, представлял собой клиологический фактор. — Перед глазами Сары вдруг появилась ее комната — та, прежняя, которой ей больше никогда не увидеть, — и Ред, сидящий на диване и убеждающий ее, что и она и все остальные «играют с историей». Тогда она ему не поверила, а теперь поняла, что он был прав. Где-то в глубине ее мозга билась какая-то неясная мысль, но она никак не могла ее уловить. — Следы Общества Бэббиджа и Тайной Шестерки отличаются от остальных только одним — они проявляются не в прямых последствиях, а в косвенных.

— Да разве последствия, всех наших действий всегда такие, как мы хотим?

— Половски покачал головой. — Три миллиарда клиологических обществ? Джимми будет в восторге. — Он провел рукой по лицу и взглянул на Умника. — А ты что об этом думаешь?

— А почему вы меня спрашиваете? Я ведь тут дурачок.

— И все-таки?

Юноша пожал плечами.

— Ну ладно. Я думаю, что она права.

— Ты думаешь, что она права. Прекрасно. — Половски снова покачал головой. — Они будут просто в восторге.

Дверь компьютерной комнаты открылась, и Сара обернулась, думая, что это Ред. Но это был всего лишь Текс Боудин. Войдя в комнату, он остановился, обвел всех ленивым взглядом, сдвинул на затылок ковбойскую шляпу и прислонился к стене, сунув большие пальцы за ремень.

— Так вот вы где, — сказал он.

— Вот мы где, — ответил Половски. — Мы с утра тут. А в чем дело?

— Совещание. Как только кончат Ред с Кэмом.

— Что за совещание? — спросил Половски. — Почему мне ничего не сказали?

Текс посмотрел на него.

— Вот я тебе и говорю.

«Как же Ред ухитрился это провернуть?» — подумала Сара. Даже она, человек здесь новый, видела, что Уолт и Текс друг друга недолюбливают, что Норриса Уолт считает психом-недоумком, а тот думает, что все это только компьютерные игры.

Ей пришло в голову, что извне, наверное, всякая группа представляется неразрывным целым, наделенным единой волей. Тайная Шестерка хочет того-то, Общество Бэббиджа сделало то-то. Такое впечатление только усиливается, если группа получает собственное имя. Например, «рабочий класс». Или «Англия». Но изнутри видно, какая это сущая чепуха. Всякая группа — это котел, где кипят личные эмоции, соперничество, амбиции. Люди могут объединиться вокруг одного общего дела — скажем, свергнуть царя или Бурбонов; но что дальше? Их единство неизменно разбивается о жестокую реальность личных распрей.

Ред хочет добиться отмены правила Куинна. Он хочет, чтобы Ассоциация отказалась от пассивного выжидания, выступила против попыток Общества создать послушную нацию технорабов. Текс и Уолт — и другие, кого она еще не знала, — встали на его сторону, но действительно ли у них общая цель? Они единодушны в том, что больше нельзя плыть по течению; но единодушны ли они в том, куда проложить курс? Сама она так близка к Реду, насколько это вообще возможно. Они спасли друг другу жизнь, это сблизило их сильнее, чем сближает любовь. Но даже она не разделяет его цель. Нельзя выступать против манипулирования людьми, противопоставляя ему такое же манипулирование. Нужно отказаться от всякого манипулирования вообще.

Она посмотрела на Уолта, потом на Текса. Если даже она так настроена, то что говорить о других? Какие личные амбиции они скрывают? После революций всегда происходят перевороты. Ред — мечтатель; но мечтателей в конце концов всегда оттирают в сторону, и их место занимают обыкновенные честолюбцы. Спросите Троцкого. Спросите Робеспьера или Че Гевару. Спросите Сун Ятсена или Бисмарка. Спросите, в конце концов, Бренди Куинна.

Текс кивнул в сторону Сары.

— Нашла, что искала?

Сара бросила взгляд на экран с новой диаграммой.

— Да. Боюсь, что да. В Европе по меньшей мере пять подков, которые наверняка выковало не Общество Бэббиджа. И на Шестерку это не похоже, судя по всему, что мы о ней знаем.

— Вот не хватало забот, — буркнул Текс и потряс головой. — Такая была простая жизнь, и вот на тебе — теперь, похоже, не обойтись без целой программы.

— Немного похоже на фарс, правда? — заметила Сара. На фарс? Нет, на театр абсурда! Как будто все это выдумал Сартр. Каждый скрывает от остальных один и тот же секрет.

Никакого манипулирования! Она дала такую клятву, когда искала в лесу Мистера Мяу в тот страшный вечер на горе Фалкон. Больше никакого манипулирования! Пора покончить и с Обществом, и с Ассоциацией. А теперь еще и с Шестеркой, и с ее отродьем, и кто знает, с кем еще?

Решение, конечно, благородное. Но ведь клиология и ее методы все равно существуют. Ящик Пандоры уже открыт. Можно ли сделать так, чтобы больше никто не воспользовался инструментом, который в ходу уже не одно поколение? Можно ли хотя бы узнать, не пользуется ли им кто-нибудь сейчас? Методы клиологии могут использоваться исподволь, на протяжении десятилетий. «Мы слишком привыкли к быстрым переменам, — подумала она. — Мы торжественно отмечаем эфемерные капризы моды, но не видим тенденций, которые проявятся только в следующих поколениях. Клиологи не спешат: результаты их действий подступают незаметно, как морской прилив. И к тому же клиологов слишком много».

Она попыталась расправить плечи. А в самом ли деле их так много? И тут она вспомнила, что на дне ящика Пандоры все-таки осталась Надежда.

3

В бесконечной ночи зазвучал голос, похожий на далекий звон колокола. Он плыл во тьме, медленно кувыркаясь, а в беззвездном небе с хохотом гримасничали красно-оранжевые дьявольские маски. Одна из них, ослепительно яркая, начала раздуваться, пока не заняла собой все небо, от горизонта до горизонта. Позади нее всплыла и раскрылась, как цветок, другая. И еще одна. Бесконечная вереница их уходила вдаль, превращаясь в точку. И все они пытались что-то сказать ему громыхающим басом, но он никак не мог понять, что.

— Джерри, Джерри, вы меня слышите?

Его веки дрогнули, ударил ослепительный свет, и он снова со стоном зажмурил глаза.

— По-моему, пришел в себя, — сказал голос.

Хорошо бы этот голос оставил его в покое! Так тихо и спокойно было в этой тьме, так приятно было плыть по течению… Но дьявольская маска то сжималась, то снова раздувалась в такт ударам огромного молота у него в ушах. Он через силу заставил себя раскрыть глаза.

Свет все еще был слишком ярким. Он отвернулся и уткнулся лицом в мягкую, прохладную подушку.

— Где я?

— В Мемориальной больнице Портера.

Джереми чуть приоткрыл глаза и увидел, что над ним парит лицо Джима Донга. Голова Джима была перевязана, лицо в синяках.

Джереми с трудом сел в постели. В комнате пахло антисептиками и свежими простынями. Все вокруг медленно плыло по кругу. Голова болела, в ушах стоял шум. Он увидел, что у кровати сидит Херкимер Вейн с забинтованной грудью под пиджаком и повязкой на левой руке.

На стуле у стены сидела Гвинн Ллуэлин, стиснув руки на коленях. На щеках у нее блестели слезы. Джереми ткнул пальцем в ее сторону.

— Вы умерли.

Вейн заморгал глазами.

— Надеюсь, что нет.

— Но… Взрыв… Конференц-зал…

Вейн покачал головой.

— Нет. Погибли все остальные.

— Все остальные, — повторил за ним Джереми. Все до единого. Разорваны в клочья, как тряпичные куклы. Он попытался с грустью подумать о Джеффе, Пенни, Генри, о других, но не почувствовал ничего, кроме огромной радости от того, что не оказался в их числе. Он снова взглянул на Гвинн.

— Все, кроме вас, — сказал он.

Она смутилась.

— Я вышла помыть руки.

— Это был взрыв газа, — осторожно сказал Донг. — В теленовостях говорили, что из-за халатности.

— Утечка? — Он вспомнил грохот взрыва, сильнейший удар, подбросивший его в воздух, качнувшиеся стены и расщепленные двери. Будь они немного тоньше…

— Сегодня утром допрашивали Бренду, — сказала Ллуэлин. — Она смутно помнит, что как будто когда-то говорила хозяйственникам про запах газа. И что давала заявку на ремонт.

— Значит, Бренда уцелела?

— Мелкие ушибы и царапины, — сказал Донг. — Она свалилась под стол, это ее спасло. Ей повезло. Нам всем повезло.

— Да, — сказал Джереми. — Ведь мы все должны были находиться в той комнате.

Он обвел всех глазами и понял, что они это прекрасно знают. Вейн медленно потер руки. Ллуэлин смотрела на Донга, который отошел от кровати и тоже уселся у стены, откинув назад голову и закрыв глаза.

— Кто-нибудь из вас верит, что это был несчастный случай? — спросил Джереми.

Ллуэлин медленно покачала головой. Вейн мрачно взглянул на него.

— В новостях упоминалось Общество Бэббиджа. Они сказали, что мы занимались изучением бомонтовской распечатки, но что газ подтекал еще до того, как была образована группа.

Джереми обменялся взглядом с Ллуэлин.

— Если это подтверждают документы, значит, так оно и есть.

Он почувствовал, что в его голосе прозвучала горечь.

— На группы в Стэнфорде и Чикаго никто не покушался, — добавил Вейн.

— Никто, — сказал Донг. Он открыл глаза и вызывающе посмотрел на них. — Но там не было Джима Тран Донга, который занимался математической стороной дела, верно? Как и положено гуманитариям, они не подумали о математике. — Он отвел глаза в сторону. — И, как выяснилось, правильно сделали.

— Это была глупость, — задумчиво произнес Вейн. — Подложить бомбу. Большая глупость. Как бы ни объясняли это официально, обязательно возникнут подозрения. — Он потряс головой. — Как могло так долго просуществовать Общество, которое делает такие глупости?

— Я бы не стал называть это просто глупостью, — парировал Джереми.

Вейн взглянул на него.

— Глупость и злоба не исключают друг друга, — сказал он. — Часто они связаны.

— Что, Вейн, продолжаем умные рассуждения? — саркастически заметил Донг.

— А никому из вас не пришло в голову, — вмешалась Ллуэлин, — что мы четверо, кто уцелел после первого покушения, неминуемо становимся мишенью для следующей попытки? И что это та самая больница, из которой исчез Деннис Френч?

Она нервно сжимала и разжимала кулаки.

— Я почти ни о чем другом и не думал с тех пор, как пришел в себя, — сказал Донг.

Сердце у Джереми забилось чаще. Они придут за ним сюда. Он знал это. Стоит только подождать, и они придут и утащат его туда же, куда утащили Денниса.

— Они знают, где мы, — сказал он.

Вейн встал и принялся ходить взад и вперед по комнате. Джереми видел, что на лбу у него выступили капельки пота. Он то и дело опасливо озирался по сторонам. Правой рукой он растирал пальцы левой, торчавшие из-под повязки.

— Мы должны что-то сделать, — сказала Ллуэлин.

Вейн остановился недалеко от двери и провел здоровой рукой по металлической дверной раме.

— Вас не найдут, — сказал он наконец.

Донг бесстрастно смотрел на него. Ллуэлин поджала губы.

— Как вы можете это говорить, Херкимер? Мы тут просто живая мишень.

— Я хочу сказать, что вас здесь не найдут. — Он повернулся к ней. — В больничных документах написано, что вы погибли при взрыве.

Наступило молчание — каждый пытался осмыслить его слова.

— Хитро придумано, — сказал наконец Джереми. — А вы не боитесь слишком часто прибегать к этому способу?

Вейн со слабой улыбкой взглянул на него и смущенно сказал:

— Не судите нас слишком строго. Мы к таким вещам не очень привыкли.

Ллуэлин удивленно посмотрела на них и спросила:

— О чем вы говорите?

Джереми кивнул в сторону Херкимера Вейна.

— Я полагаю, что ваш приятель — агент Общества Бэббиджа.

Вейн поднял брови.

— О боже мой, конечно нет!

Казалось, он шокирован.

— Джереми, на что вы намекаете?

— Он намекает на то, — жестко сказал Донг, — что доктор Вейн знает больше, чем говорит. — Он повернулся к историку. — Он намекает на то, что доктор Вейн чертовски удачно устроил так, чтобы задержаться и не войти в ту комнату.

Вейн нахмурился.

— А я с таким же успехом мог бы указать на то, что и вы, и мистер Коллингвуд тоже задержались и не вошли в ту комнату. И что доктор Ллуэлин удачно вышла из нее как раз вовремя. Если бы у меня был более подозрительный характер…

Гвинн резко поднялась со стула.

— Прекратите, Херкимер! — В голосе ее прозвучало раздражение. — Это оскорбительно. Мы все здесь друзья. — Она отвернулась к стене, делая вид, что разглядывает циферблаты приборов, и продолжала: — Когда взрыв потряс здание, я бросилась назад и… и там просто бойня была. — Она снова повернулась к ним, и Джереми увидел, что ее раскрасневшееся лицо залито слезами. — Херкимер, вас ударило дверью. Хотите, я вам расскажу, как выглядела другая сторона этой двери? Чем она была намазана, как бутерброд маслом? Я говорю «чем», потому что разобрать, кем это было раньше, не мог бы уже никто.

Вейн побелел и отвернулся.

— Не надо.

Донг, сидевший с опущенной головой, сказал:

— Примите мои извинения, доктор Вейн. Мне не следовало так легко бросаться обвинением в массовом убийстве.

Джереми заметил, что от самого обвинения Джим не отказался. Он с трудом сел прямо.

— Тем не менее мы знаем, как безжалостно Общество Бэббиджа. Они убивают всех, кто близко подходит к их тайне. На прошлой неделе я объявил, что доктор Донг сделает сообщение о результатах своего математического анализа сегодня…

— Вчера, — перебила его Гвинн.

— Ну, вчера. И вскоре после того, как мы должны были войти в эту комнату, там происходит взрыв. Мне представляется очевидным, что кто-то не хотел, чтобы мы слышали сообщение доктора Донга.

— Кто-то из тех, кто был в комнате?

Вейн посмотрел на нее.

— Да, Гвинн. Кто-то из тех, кто был в комнате. Кто еще мог знать о сообщении доктора Дон… Джима? И, очевидно, кто-то из тех, кто остался в живых. Не думаю, чтобы кто-нибудь по собственной воле вздумал таким способом лишиться жизни.

Джереми почувствовал, что у него закружилась голова и к горлу подступила тошнота. Наверное, от контузии. Или от одной мысли о том, что кто-то может пожертвовать жизнью ради абстракции. Как те террористы на Ближнем Востоке, которые разгоняются на автомобиле, набитом взрывчаткой, и направляют его в цель. Или как тот человек в парке, который стрелял в Сару Бомонт. Джереми никогда не понимал фанатиков. Фанатизм заставляет людей вести себя иррационально, а иррациональное поведение непредсказуемо и опасно.

— Ты понимаешь, что говоришь, Херкимер? Ты говоришь, что один из нас — член Общества Бэббиджа. Что один из нас подложил эту бомбу или помог ее подложить. Что один из нас убил наших друзей.

— Это были мои и ваши друзья, Гвинн. Давние сослуживцы. Коллеги. Но Джереми был с ними почти незнаком. А доктор Донг вообще незнаком.

Донг вскочил с места, опрокинув стул.

— Если бы я не хотел, чтобы до вас дошла суть этих математических моделей, я мог бы в своем сообщении просто ее утаить. Или совсем не делать никакого сообщения. Если бы я не пришел к Гвинн с этим предложением, вообще ничего бы не произошло.

Наступило молчание.

— Вообще ничего бы не произошло… — шепотом повторил Донг, нащупал стул и снова сел.

— Нет, Джим, это все же могли быть вы, — не унимался Вейн. — Чтобы выяснить, что мы знаем или о чем догадываемся, вы должны были так или иначе принять участие в работе группы. Но вы математик, и у вас был только один благовидный предлог.

Донг сердито взглянул на него, но промолчал.

Джереми рассмеялся. Все повернулись к нему.

— А как насчет меня, Херкимер? Как вы можете изобразить злодеем меня? Люди из Общества Бэббиджа совершили нападение на моего ближайшего друга, а потом похитили его. Ну-ка, сделайте из меня главного героя вашего сценария. Попробуйте!

Вейн с улыбкой развел руками.

— Я просто пытаюсь реконструировать историю. Те же факты, но другие объяснения. Вы хотите, чтобы я сделал вас главным героем? Пожалуйста. Этот Деннис Френч никогда не был вашим другом, а только удобным прикрытием. — Он жестом остановил Джереми, который хотел возразить. — Вы можете утверждать иное, вы можете изобразить обиду, но откуда мы знаем, что вы говорите правду? Мы видим только ваши действия, а не мотивы. Как только вы поняли, что на уме у Сары Бомонт и у вашего сожителя, вы приняли меры, чтобы устранить их и всех других, с кем они могли общаться. А к Гвинн вы пришли для того, чтобы выяснить, что сказал ей мистер Френч.

Джереми стало не по себе. Это выглядело вполне правдоподобно. Все могло быть именно так, и только он знал, как было на самом деле. Он видел, что Гвинн смотрит на него с тревогой. Как легко перетолковать факты!

— А как насчет группы? — спросил он. — Зачем бы я допустил, чтобы она ее создала?

Вейн пожал плечами.

— Ну, скажем, для того, чтобы узнать, кто еще из историков принял бомонтовскую распечатку всерьез. Как по-вашему, почему я так старался показать, что сам не придаю ей такого значения? Я уверен, что и в Стэнфорде, и в Чикаго тоже есть ваши агенты.

— Херкимер, — сказала Ллуэлин, — вы сами верите в то, что говорите?

— Нет. Конечно нет. Но я стараюсь быть объективным. Хотите услышать сценарий, где главным героем будете вы?

Ллуэлин пристально посмотрела на него.

— Нет.

— Ага. Вот видите? Каждый из нас может подозревать всех других. Каждый может не спать ночи, размышляя, кто из остальных убийца. — Он потряс головой. — Банда братьев.

— Но ведь вы позаботились о том, чтобы скрыть, что мы находимся здесь, в больнице, — напомнил Джереми.

— Элементарная предосторожность. В конце концов, из этого может ничего и не выйти. Те врачи, кто в этом участвовал, получили солидные взятки, а кое-кто из них, возможно, и сам понимает, что это нужно хранить в тайне. И все же… — он пожал плечами. — Рано или поздно кто-нибудь может проговориться. Но пока тех, кто погиб, не ищут.

— Пока, — повторил Джереми. — Но что нам теперь делать? Куда направиться? Очевидно, домой вернуться никто из нас не может. — Он мельком подумал о своих вещах — о книгах, Мондриане, хрустале. Что будет с ними? Кому они достанутся? Ему и в голову не приходило писать завещание, а родственников у него не было. Ну что ж, все это уже в прошлом. Тот, кто в таких обстоятельствах не готов без всякой жалости расстаться со своим имуществом, не готов продолжать жить. Будем живы, появится и имущество, но имущество не вернет жизни. Он вспомнил старую комическую сценку: «Кошелек или жизнь», — говорит грабитель; «Погоди, я подумаю!» — отвечает комик. Джереми решил, что тут на самом деле нет ничего смешного. — Если мы официально погибли, то кто мы теперь?

При мысли о том, что с прошлым покончено, он почему-то почувствовал странное оживление, у него появилось непривычное ощущение свободы.

Вейн оглядел всех, сунул здоровую руку в карман и опустил голову.

— За последние два дня в этой больнице умерло четыре человека. Ни у кого из них нет близких родственников — все приезжие. Нужные исправления в документах сделаны. Теперь вы — это они, а они — это вы.

— Когда мои братья и сестры придут за моим телом, — возразил Донг, — они увидят, что это не я.

Джереми покачал головой. За его телом никто не придет. Нужно ли считать, что ему повезло? Или наоборот?

Вейн ссутулился.

— Это временная мера, всего лишь уловка, чтобы нам благополучно покинуть больницу. Умершие были того же пола, но не того же возраста и, в одном случае, не той же расы. — Он пожал плечами. — Теперь, когда Джереми пришел в себя, нужно действовать быстро. Все устроено.

— Все устроено? — переспросил Джереми. — Кем?

Вейн взглянул на него, но ничего не ответил.

— Если, как вы говорите, вы не из Общества Бэббиджа, — настаивал Джереми, — то откуда вы? В распечатке упоминалось еще одно общество. То, которое откололось.

Вейн покачал головой.

— Ассоциация утопических изысканий — так они себя называют. Боюсь, что я не оттуда, мистер Коллингвуд. — Он медленно прошелся по палате, беря в руки то один, то другой предмет и снова кладя их на место. Потом провел здоровой рукой по металлической спинке кровати. В конце концов он, казалось, принял решение и повернулся к Джереми. — Я младший партнер фирмы «Детвейлер, Бэррон и Стоун».

— Той, что занимается инвестициями? — удивленно спросил Джереми.

— Той самой.

— Что это за «Детвейлер, Бэррон и Стоун»? — спросила Ллуэлин.

— Старая бостонская инвестиционная компания, ответил Джереми. — Основана в…

— В 1848-м Эдрианом Детвейлером, — подсказал Вейн.

— Спасибо. На Уолл-стрит считают, что она как царь Мидас — все, к чему она притронется, превращается в золото. У нее необыкновенное чутье на новые, перспективные отрасли. Я рекомендовал ее кое-кому из моих клиентов.

— Но какое отношение вы, Херкимер, имеете к Детвейлеру? — спросила Ллуэлин. — И с какой стати они помогают нам скрываться от Общества Бэббиджа?

Джереми понял все мгновением раньше остальных и рассмеялся. От этого головная боль возобновилась, и он откинулся на подушку.

— И вы тоже! — сказал он, ткнув пальцем в Вейна. — Верно? Еще одна группа, которая пытается направлять ход истории!

Теперь все стало ясно. Разве Гвинн не говорила, что Вейн сам напросился в группу? Разве Вейн не прилагал столько усилий, стараясь убедить их в нелепости самой идеи превратить историю в точную науку? Простая профилактика: иметь своего человека в любой группе, которая попытается проникнуть в тайну, и саботировать их работу. И…

— Вы тоже пытались выйти на Общество Бэббиджа, верно?

Вейн повернулся к ним.

— У нас есть еще несколько минут, прежде чем приедет машина, — объявил он. — Поэтому я сообщу вам то, что вам следует знать.

Голос его стал жестким и повелительным. Он постоял, потирая руки, потом сунул их в карманы пиджака.

— Наша фирма всегда инвестировала капитал с большим успехом. С гораздо большим успехом, чем все думают. Дело в том, что, как и предположил мистер Коллингвуд, мы используем некоторые законы природы, проявляющиеся в деятельности человека.

— Законы, существование которых вы всегда старательно отрицали, — заметил Джереми.

Вейн развел руками.

— Разве можно отдавать такое оружие в руки конкурентов? Разумеется, мы всегда старались, чтобы другие не узнали то, что знаем мы. Как еще это можно сделать?

— «Применение методов точных наук ведет к дегуманизации культуры», — процитировал Джереми. — «Человечество нельзя свести к цифрам».

— Вот именно, — кивнул Вейн.

— Негодяй! — сказал Донг, и Джереми с некоторым удивлением взглянул на рассерженного математика.

— Прошу прощения? — переспросил Вейн.

— Я сказал «негодяй», — повторил Донг. — Если уж нам суждено быть всю жизнь скованными этими вашими законами, то нужно было хотя бы дать нам возможность видеть свои оковы.

Вейн пожал плечами.

— Я полагал, что человек с вашими способностями мог бы смотреть на вещи шире. Неужели ваш дух скован законом тяготения? Неужели вас тяготит термодинамика?

— Значит, ваша организация не связана с Обществом Бэббиджа? — спросила Ллуэлин.

Вейн повернулся к ней.

— Боже мой, конечно нет, Гвинн. Они варвары; во всяком случае, превратились в варваров. Мы только недавно догадались об их существовании. И, смею сказать, они — о нашем. Я напросился в вашу группу, Гвинн, не только для того, чтобы защищать наши интересы, но и для того, чтобы получить представление о потенциальной опасности. — Он помолчал, собираясь с мыслями. — Мы всегда считали, что аномалии в наших данных объясняются сложностью культурных процессов и недостатком наших знаний. Боюсь, что наша фирма работала чисто эмпирически. У нас не было ни вычислительных машин, ни теоретической базы, как у Общества Бэббиджа. По сути дела, наши интересы ограничивались лишь областью финансов. Если не считать противодействия попыткам подлинно научного подхода к подобным проблемам, мы вообще не предпринимали никаких прямых действий. Мы удовлетворялись тем, что использовали финансовые тенденции и циклы. — Он слегка улыбнулся.

— Мы считали движущие силы истории столь же неизменными, как океанские приливы. Мы можем изучать их, анализировать, даже предсказывать с той или иной точностью на определенный срок вперед, но не воздействовать на них.

— Но Общество Бэббиджа всегда было другого мнения, — заметил Джереми. Вейн поджал губы и задумался.

— Да, это верно. Но они считали, что выполняют великую миссию. Они вынуждены были верить, что могут повлиять на Судьбу.

— Вы хотите сказать, что это не так? — Джереми не мог понять, почему такая возможность его встревожила. Может быть, потому, что убивать, защищая заблуждение, еще хуже, чем убивать, защищая истину?

Вейн снова пожал плечами.

— Не могу вам ответить. Нельзя отрицать, что в данных есть аномалии. Но не могли ли они возникнуть независимо ни от чего? Не знаю. Информация, которой мы располагаем, свидетельствует о том, что усилия Общества часто приводили к непредвиденным результатам. Может быть, они просто обманывают себя, преувеличивают собственное значение. Если учесть, как обманчивы «факты» культуры, впасть в такой самообман очень легко.

— Вы как-то сказали: «факты — это конструкции», — медленно произнес Джереми. Вейн кивнул.

— Я вижу, та моя импровизированная лекция возымела действие. Да, факты — это конструкции, это фикции, которые мы строим на основе наших данных. Одни и те же факты могут быть истолкованы по-разному. Выиграл ли битву при Ватерлоо Веллингтон? Или Блюхер? И проиграл ли ее Наполеон — что не совсем то же самое? Не сказал ли как-то поэт: «Человек слышит то, что хочет, и пропускает мимо ушей все остальное»? Каждый реконструирует факты по-своему. Что означает «совокупный национальный продукт», если при его оценке коктейль, который клерк выпивает в обеденный перерыв, суммируется с выплавленной сталью? Я не хочу сказать, что подобные цифры бессмысленны; но их смысл может быть совсем не таким, каким кажется нам. Любая группа людей с легкостью конструирует тот смысл, какой кажется ей предпочтительным. И с такой же легкостью убеждает себя в его истинности. Вы ведь слышали, как любой президент уверяет, что та или иная экономическая случайность — его собственная заслуга.

— Тем не менее, — сказала Ллуэлин, — между бессилием и всемогуществом есть множество промежуточных ступеней.

— Верно. Именно поэтому нам так важно выяснить, что известно Обществу Бэббиджа. Не исключено, что наша фирма, не предприняв за время своего существования никаких действий, не вызвала никаких аномалий и поэтому не оставила никаких улик, по которым ее можно было бы выследить. Нам очень хотелось бы в этом убедиться.

Джереми чувствовал растущую тревогу. Вейн говорил мягко и обстоятельно. Даже с увлечением. Вот они сидят в больничной палате, скрываясь после покушения на их жизнь, и рассуждают о философии истории. Его тревога была вызвана ощущением, что Вейн сообщает им слишком многое. Значит, он убежден: то, что он им говорит, останется в тайне, раскрыть которую им просто не представится случая. У него в голове мелькнула мысль о Железной Маске. В конце концов, Вейн считает, что бомбу, уничтожившую группу, подложил кто-то из них. И если уж на то пошло, Джереми мог подозревать и самого Вейна. Вейн ждет, пока кто-то приедет и заберет их отсюда. Куда? И вернутся ли они?

Бежать? Но Джереми знал, что далеко ему не уйти. Он чувствовал слабость и головокружение. И куда бежать? Домой? Вряд ли.

Да, бегство отпадает. «ДБС» доставит их туда, куда сочтет нужным. А это значит, что, если они собираются когда-нибудь выйти на свободу, надо оставаться начеку. Быть готовыми воспользоваться любой возможностью.

Все это Джереми сообразил за какое-то мгновение. Слушая рассуждения Вейна, он в то же время восхищался сам собой. Оказывается, он способен принимать решения, брать в руки собственную судьбу. То чувство испуга и беспомощности, какое он испытал в первые дни после несчастного случая (несчастного случая!) с Деннисом, как будто пережил совсем другой человек — теперь он чувствовал к нему смутное презрение.

В дверь постучали. Должно быть, это был условный стук, потому что Вейн внимательно вслушался и только после этого открыл дверь, впустив какого-то худощавого парня. Он шепнул что-то Вейну, который, выслушав, кивнул. Потом парень вышел, а Вейн объявил:

— Машина пришла. Это мистер Андерсон, он сейчас вернется и вывезет вас. На каталках, как положено. Покидать палату будем по одному; чтобы никто не догадался, что мы вместе.

— Херкимер!

— Да, Гвинн?

— Мы можем вам верить?

— Гвинн, что вы говорите!

— Я хочу, чтобы вы мне ответили.

— Хорошо. — Он обвел всех глазами. — Я обещаю, что ни с кем из вас ничего не случится. Мы не чудовища. Мы хотим только одного — чтобы никто не нарушил наших интересов. Все, что мы предприняли за последние несколько месяцев, было вызвано только нашими опасениями, касающимися Общества Бэббиджа.

— А вы знаете, — заметил Джереми, — очень может быть, что этих ребят из Общества Бэббиджа можно считать вашими учениками.

Вейн заморгал глазами и удивленно посмотрел на него.

— Почему?

— Вы все время говорили, что «факты — это конструкции». А они сделали следующий шаг. Они решили сами стать конструкторами.


«Мистер Андерсон» доставил их на лифте в вестибюль. Джереми опасался, что они привлекут внимание, но никто на них и не взглянул. Обычная выписка больных.

Когда очередь на выписку дошла до Джереми, он вздрогнул: за конторкой сидела та же самая сестра, с которой он говорил, когда пришел сюда с Гвинн в поисках Денниса. Однако если она его и узнала, то не подала виду, и Джереми промолчал.

Машина стояла на дорожке перед главным входом. Это был фургон с распахнутыми боковыми дверцами. Джим уже ждал внутри, Джереми влез к нему и уселся рядом на заднем сиденье. Несколько минут спустя на каталке выкатили Ллуэлин и помогли ей подняться в машину. Она села посредине, а Андерсон отправился за Вейном.

— Не угнать ли нам машину? — спросил Джереми только наполовину в шутку. Что из сказанного Вейном правда? Он перегнулся через плечо Гвинн и взглянул на приборную доску. Ключей не было. — Кто-нибудь умеет заводить мотор без ключа?

— Джереми, не говорите глупостей. Я давно знаю Херкимера. Не может быть, чтобы он хотел причинить нам какой-нибудь вред. Кроме того, у нас есть проблема поважнее.

Джереми снова сел.

— Какая?

— Ваша приятельница — дежурная сестра.

— Она меня не узнала.

— Вы полагаете? Я шла сразу за вами. Как только вы отошли, она опять превратилась в зомби и куда-то позвонила.

Джереми нахмурился и закусил губу.

— Да?

— Да. И это означает две вещи. Первая: она вас узнала.

— А вторая?

— Неплохо будет посматривать время от времени в заднее стекло.

Джереми взглянул на двери больницы. Там появился на каталке Херкимер Вейн.

— Вы скажете об этом Вейну?

— Решать вам, Джереми.

— Мне? Почему?

— Потому что, кому бы ни звонила дежурная сестра, это, несомненно, те же, кто похитил Денниса. Если они погонятся за нами, очень может быть, что они нас захватят. А в таком случае они доставят вас туда, где находится ваш друг.

4

— Да, Алан? — Кеннисон поднял голову от бумаг и отложил ручку. Селкирк вывалил на его стол пачку компьютерных распечаток.

— Я закончил анализ, о котором вы просили.

— Спасибо, Алан. — Кеннисон полистал страницы, и цифры заплясали у него перед глазами, как в мультфильме. — Я возьму это домой и посмотрю.

Это означало, что Селкирк может идти. Кеннисон снова взял ручку и углубился в бумаги. Через несколько секунд он поднял глаза и увидел, что Селкирк все еще стоит у стола.

— У вас что-то еще, Алан? Охота за вирусами идет нормально?

— Да, там проблем нет. Мисс Бейкер весьма способная программистка — хотя я вам и говорил, что смог бы справиться и сам. Мы уничтожили все вирусы, какие были в системе. Но… — Он показал на распечатку, которую только что принес. — Вы мне не скажете, в чем дело?

Кеннисон поднял бровь.

— Просто еще одно задание, Алан. Еще одно задание. «Кеннисон Демографикс» — хорошо известная, заслуженная фирма, у нее много клиентов, и кое-кто из них иногда обращается к нам с довольно странными просьбами.

Селкирк перегнулся через стол, опираясь на него руками.

— Бросьте! На этот раз клиент — вы! Что у вас на уме?

Кеннисон пристально смотрел на руки шотландца, пока тот не убрал их и не отступил от стола. «Так-то лучше. Алан определенно превращается в трудное дитя, — подумал Кеннисон. — Слишком много о себе воображает. Забывает, кто здесь главный. Не проявляет должного уважения. Уважение к начальнику — sine qua non [50] цивилизации. Всякому свое место, и всякий на своем месте. Придется указать этому молодому человеку его место. Люди, которые знают свое место, лучше работают. Это понимали средневековые ремесленники и потому создали цехи. Так устраняются трения и зависть, гарантируется, что любую работу выполняют только те, кто достаточно компетентен. Правда, чем-то Алан мне симпатичен. Может быть, он всего-навсего напоминает мне о собственной молодости? Что и говорить, на покорную овечку он не похож. Ну, покорным овечкам нужны сторожевые собаки. А королям — наследные принцы. Выйдет из Алана подходящий наследный принц? Возможно, возможно».

— Да, это я, — сказал он. — Но то, что я сказал, остается в силе. Некоторые наши клиенты обращаются с не совсем обычными просьбами. Эта моя работа очень важна для… ну, скажем, для нашей будущей безопасности и спокойствия.

Селкирк мотнул головой.

— Не понимаю. Какое отношение к нашему спокойствию имеют земельные участки, которые когда-то предоставляли испанцы на юго-западе?

— Это нити, — ответил Кеннисон. — Нити. Вы обнаружили те участки, которые почти не затронула война и которые с тех пор остались в руках тех же семейств?

— Да. Но не лучше ли нам заняться…

Кеннисон предостерегающе поднял руку и кивнул в сторону общего рабочего зала, где пил кофе и болтал с секретаршами полицейский.

— Завтра все снова будет по-старому, Алан. Вот завтра и расспросите меня о моих планах. Пруденс тоже выясняла кое-что по моему поручению. Она отнюдь не сидела сложа руки.

Отнюдь. Больше того, подумал Кеннисон, она проявляет изрядную энергию. С тех пор как он вернулся после свидания с Мелоуном, они с Пруденс «совещались» почти каждый вечер, и это уже начало ему приедаться. Пусть она и хороша собой, — Кеннисон нередко ловил себя на том, что снова и снова об этом задумывается в свободные минуты, — но исполнять ее желания становится все труднее. Может быть, эта игра в «заблудившуюся девочку» стала чересчур прозрачной, потеряла прелесть новизны и поэтому уже не так его волнует?

Он вздохнул и посмотрел на часы. Вот-вот Она опять позвонит и начнет его домогаться. Эта женщина не знает меры.

— Так вот, Алан, всему свое время. Всему свое время. А пока уже пять ноль-ноль. Не пора заняться ежедневной охотой на вирусов?

Зажужжал зуммер внутреннего телефона. Кеннисон поднял трубку.

— Да?

— Дэнни? — услышал он испуганный голос. — У меня беда. Приходи сюда поскорее, пожалуйста!

Кеннисон прикрыл трубку рукой.

— Это все, Алан, — сказал он подчеркнуто ровно. Служащие должны помнить, кто начальник. — И закройте за собой дверь, когда выйдете.

Оставшись один, Кеннисон убрал руку и сказал в трубку:

— Послушай…

— Дэнни, пожалуйста! Обещаю, что больше никогда не буду тебя просить! Тут совсем другое. Ты мне нужен!

В ее голосе слышались слезы.

— Дорогая моя, — промурлыкал он, — у тебя слишком пресная жизнь.

Он задумался над собственными словами. Может быть, какая-нибудь новая игра… Пруденс не может жить без своих жалких игр, как наркоман не может без «колес». Фантазия у нее, как выгребная яма. Каждый раз, уходя от нее, Кеннисон чувствовал себя так, словно окунулся в грязь. Он тер себя жесткой губкой под душем до тех пор, пока кожа не начинала гореть.

Так почему тогда он непременно идет к ней? Может быть, слишком уж бережет ее чувства? У него всегда был чересчур мягкий характер. Она хнычет, начинает упрашивать и в конце концов склоняет его принять участие в этих нелепых играх. Но ведь нельзя обижать ближнего, верно? С его стороны было бы жестоко отказать в удовлетворении ее потребностей. Тем более что она на его стороне; К тому же Кеннисон считал, что немного поразвлечься невредно. Делу время, потехе час.

— Хорошо, скоро буду. — Он положил трубку прежде, чем она успела пролепетать слова благодарности. Потом встал, поправил брюки, немного съехавшие на сторону, и направился к секретному лифту в туалетной комнате. Noblesse oblige [51]. Он вздохнул. Кто сказал, что так легко быть начальником?

В помещении фирмы «Джонсон и Ченг», было темно. «Завтра все снова будет по-старому», — подумал он. Придет конец и этим ночным встречам. Снимут полицейские посты. Ночная Смена заработает снова, и в этих комнатах опять воцарится привычная суета. Вполне естественно, что «Джонсон и Ченг» работает в ночную смену: ведь в это время в Китае день. (Между прочим, Ночная Смена занималась и обычными коммерческими операциями, чтобы непосвященные из дневной смены не удивлялись, почему ночью никогда не заключаются никакие сделки.) Он дошел до середины рабочего зала, с трудом находя дорогу среди багровых теней. Скорее бы покончить с этим малоприятным делом. Он остановился и прислушался.

Ничего не слышно.

Какой-то едва слышный шорох — не то кто-то дышит, не то работает кондиционер.

— Пруденс?

Тишина.

А что, если и в самом деле здесь появился грабитель? Что, если Пруденс мужественно пыталась остановить его? Что, если сейчас она лежит вся избитая, в крови, а он теряет драгоценные минуты?

Кеннисон быстро зашагал по проходу, заглядывая в каждый отсек. Он припомнил, как когда-то она притаилась в одном из них под столом. А что, если и тогда здесь был настоящий грабитель, а теперь он вернулся на место преступления, которое тогда ему не дали совершить? Кеннисон нашел на одном из столов ножницы, вооружился ими и продолжал тихо красться дальше. Если грабитель все еще здесь, даже малейший шум опасен.

Кеннисон прошел последний ряд отсеков, но так и не нашел Пруденс. Сердце его лихорадочно билось. Он подумал, не изнасиловал ли ее грабитель. Грабители — как правило, выходцы из низших классов, а у этой публики подобные вещи всегда на уме. Пруденс, конечно, должна была сопротивляться — она наверняка изо всех сил отбивалась, пока он срывал с нее одежду. Кеннисон представил себе, как она лежит, избитая и обнаженная, а это грубое животное удовлетворяет свою похоть.

Он вошел в кабинет Ченга и увидел ее. Она сидела одетая в высоком вращающемся кожаном кресле Ченга и молча ему ухмылялась.

«Все те же фокусы, конечно».

Кеннисон почувствовал, что его охватил гнев, словно пахнуло жаром из открывшейся дверцы топки. Он положил ножницы на стол и большими шагами подошел к ней.

— Черт возьми, Пруденс!

Он рывком повернул кресло к себе, и ее голова безжизненно упала на плечо.

Сразу несколько вещей одновременно бросились Кеннисону в глаза. Неподвижная улыбка у нее на лице. Ужасный запах, как в плохо убранном туалете. И обширное темное пятно, покрывавшее перед ее платья от груди до самого подола. В багровом свете пятно отливало черным. Кеннисон протянул руку, дотронулся до него, и рука его стала мокрой.

— О, Пруденс… — произнес он печально. Чувству, которое он вложил в эти слова, он не мог бы подобрать названия.

— Как трогательно!

Он круто повернулся к двери. Там, среди черно-багровых теней, стояла какая-то фигура. На него смотрело дуло пистолета девятимиллиметрового калибра с глушителем. Кеннисон, прищурившись, вгляделся в темноту.

— Это ты!

В кабинет шагнула Женевьева Вейл.

— Встань-ка так, чтобы я тебя видела, Дэнни, мой мальчик.

Она взмахнула пистолетом. Кеннисон медленно обошел стол. Вейл оглядела его с головы до ног, задержала взгляд на его брюках.

— Ну-ну, импотент ты несчастный. Я вижу, иногда он у тебя все-таки встает. Невероятно. Неужели у этой толстой шлюхи есть что-то такое, чего нет у меня?

— У нее даже у мертвой этого больше, чем у тебя живой, — отрезал Кеннисон.

Лицо ее напряглось, дуло пистолета поднялось вверх, и Кеннисон пожалел о своих словах. «Спокойнее, — подумал он. — Нужно держаться спокойнее». Большой любви к Пруденс Бейкер он никогда не питал. И все же если бы эта сцена повторилась, он знал, что снова сказал бы то же самое. Любопытно.

Вейл усмехнулась и чуть опустила пистолет.

— Нет, — сказала она. — Пока не время.

«Пока не время! Значит, есть надежда!» Мозг Кеннисона заработал с бешеной скоростью.

— Так ты осталась в живых? Мы все так волновались…

— Перестань болтать чушь. Я этого не люблю.

— Но тебе, пожалуй, пока еще небезопасно показываться. Правда, массовая истерика, жертвой которой стали Бентон и Руис, немного спадает, но…

Вейл рассмеялась. Кеннисон чувствовал, как пот течет у него по лбу, по всему телу. Колени у него дрожали. Он знал, что от него должно пахнуть страхом.

— Ах, ты, сукин сын, — сказала она. — Всегда тебя терпеть не могла. Какая жалость, что твой папаша оставил тебе место в Совете.

— Но…

— Заткнись и слушай, дерьмо поганое! Ты хочешь знать, как я выжила, когда взорвалась моя машина? Это не так уж сложно. Просто меня в машине не было. Я знала, как публика отреагирует на то, что сделала Сара Бомонт. Я знала, что начнутся погромы. Мать мне это не раз говорила. И я знала, что кто-нибудь из моих преданных последователей постарается не упустить такого случая. В списке были ты, Ульман и Пейдж, так что, когда Пейдж явилась ко мне с этим идиотским планом, я поняла, что она что-то задумала. Не так уж трудно было выяснить, что именно. Джед — мастер своего дела.

— Мы с ней не…

Дуло пистолета снова поднялось.

— Я, кажется, велела тебе заткнуться. Председателя надо слушаться. Я в точности знаю, что ты ей говорил. У меня есть собственные уши в твоем доме.

Отчаяние заставило его продолжать:

— Тогда ты знаешь, что я никогда не говорил…

— Конечно, не говорил. Ты никогда ничего не говоришь. Ты единственный человек из всех, кого я знаю, который объясняется исключительно намеками.

— Она холодно усмехнулась. — Рассказать тебе, как она орала, когда Джед ее допрашивал? Жалко было смотреть. При виде крови она совсем потеряла голову. Но кому нужны все десять пальцев? Она вопила, рыдала, она предлагала перейти на мою сторону и предать тебя. Но ей это не помогло. Мне от нее нужна была только информация. Сама она мне ни к чему. Кто доверится предателю?

Кеннисон почувствовал, что страх и отчаяние понемногу сменяет гнев. Сестра Пейдж была его соперницей. Но когда она пошла к Вейл, она действовала на его стороне. Он чувствовал за нее ответственность.

— Что вы с ней сделали?

— Не будь идиотом. Ты же знаешь, что в машине нашли тело.

— Она была… — «Обугленные останки; руки, пригоревшие к рулю; широко раскрытый рот — хотела крикнуть, но не успела…» — Она была в сознании, когда это случилось?

— О, конечно.

Вейл никогда не страдала сентиментальностью. Конечно, ее жертвы должны были знать. Иначе пропала бы половина удовольствия. Ей мало просто убрать человека. Нужно сделать это жестоко. Кеннисон про себя проклял ее. И ее мать тоже: если бы сна воспитала Женевьеву иначе… «Ну ладно. Думай о том, что происходит, Дэниел. Думай. Возможно, времени на раздумье у тебя осталось совсем немного».

— Она видела, как мы присоединяли провода к взрывному устройству, — сказала Вейл. — Джед даже объяснил ей, как оно устроено и как должно сработать. О, как она корчилась и извивалась! Но ремень безопасности был приварен наглухо. Я так и вижу, какие у нее были глаза, когда я помахала ей на прощание.

Кеннисону очень хотелось сказать ей, что она страшная женщина, но он стиснул зубы и не произнес ни звука. Он попытался представить себе, что чувствовала Пейдж, привязанная в автомобиле, знающая, что ее ждет, но бессильная что-нибудь сделать.

Но Вейл все же прочла что-то в его лице.

— А что, когда это делаешь чужими руками, разве что-нибудь меняется? Разве ты лучше меня только потому, что всегда нанимал кого-то, чтобы тот нанял еще кого-то, чтобы тот это сделал?

Она расхохоталась, поглядела мимо него на труп в кресле и задумалась.

— А эта свинья, с которой ты так любил развлекаться, совсем не визжала. Надо отдать ей должное. Она понимала, что это ни к чему. Ее я могла бы использовать.

— Тогда почему…

— Почему? Ты просто осел. Потому что она в самом деле питала к тебе слабость. Я не хочу называть это «любовью», это мещанское слово. И это трудно себе представить, когда речь идет о такой мрази, как ты. Но у всякого свой вкус. Она в самом деле думала, что ты спасешь ее, словно какой-нибудь сраный рыцарь в какой-нибудь говенной сказке. С копьем наперевес. Она высказала это мне в лицо, сучка этакая.

А он не смог ей помочь. Она ждала, когда он придет и спасет ее, а вместо этого получила пулю в сердце. Кеннисону стало стыдно. Человек должен защищать своих близких, а он не смог. Отважная маленькая Пруденс! Преданная, стойкая помощница, которая ушла во тьму, как герой. Кеннисон знал, что так или иначе отомстит за нее, пусть даже это будет стоить ему жизни.

— Черт меня возьми! — сказала Вейл. — Так вот что тебя заводит. Опасность!

Она прицелилась ему в пах, и Кеннисон весь напрягся. Девять миллиметров — не двенадцать, пуля такого калибра не остановит решительного броска, если только не попадет в сердце. Так сказал ему тогда Тайлер Крейл.

Раздался щелчок — она поставила пистолет на предохранитель.

— Жалко упускать такой случай, как ты думаешь? Раз уж у тебя стоит, надо пользоваться. Вот что я тебе скажу, Дэнни, мой мальчик. Если он у тебя продержится дольше, чем твои обычные пять секунд, я убью тебя сразу и не стану мучать. А если он продержится столько, что и мне перепадет хоть что-нибудь, — я, может быть, вообще не стану, тебя убивать. Оставлю тебя жеребцом-производителем. И всякий раз, когда мне вздумается на тебе прокатиться, надо будет только напугать тебя до полусмерти. Как ты на это смотришь, Дэнни, мой мальчик?

Вейл не знала, что такое искренность. Кеннисон не питал никаких иллюзий — он понимал, что его ждет. Но это предложение означало несколько лишних мгновений жизни, а Кеннисон уже понял, как драгоценно каждое мгновение.

— Да, — сказал он хриплым, надтреснутым голосом. — Да.

— Прекрасно, Дэнни, мой мальчик. Ты всегда отлично умел пресмыкаться. Теперь иди сюда. Только не забудь, пистолет все еще при мне. Если это опасность тебя так заводит, значит, у тебя будет стоять, пока у меня пистолет. — Она снова засмеялась, как будто отпустила удачную шутку.

Кеннисон двинулся к ней, лихорадочно размышляя. Вейл меньше его ростом, значит, руки у нее короче. Если они настолько короче, что… Конечно, это отчаянный риск. Но и положение отчаянное.

Он дал ей обнять себя, постаравшись скрыть дрожь отвращения. Холодный ствол пистолета упирался ему в затылок. Она подставила ему губы для поцелуя, и он стиснул ее изо всех сил. Он помнил, что она любит, когда с ней грубы.

Ее тело по-прежнему оставалось напряженным и неподатливым в его объятиях. Тогда он заставил себя вообразить, что обнимает не ее, а Пруденс. Он повернул ее спиной к себе и прижал к столу, глядя через ее плечо в мертвые глаза Пруденс Бейкер.

— Что ты делаешь?

— Принимаю на постоянную работу, — промурлыкал он. Это была старая шутка: секретаршу берут на постоянную работу только после того, как трахнут ее на столе.

Наконец она расслабилась, ее руки протянулись назад и обвили его шею. Он все еще чувствовал спиной холодный металл, но это был не ствол, а рукоятка.

Пора!

Он схватил со стола ножницы и, сжав их обеими руками, изо всех сил вонзил ей в спину. В то же мгновение он вцепился в ее правую руку, с силой опустил ее и прижал к своему боку.

Вейл подбросило, словно от удара электрического тока. Все ее тело выгнулось назад. Воздух с шипением вырвался из ее легких. Кеннисон почувствовал, как кончик ножниц скользнул по кости, он еще раз налег на них, и руки его стали горячими и мокрыми.

— Сукин сын!

Он все еще крепко держал ее, не давая согнуть правую руку, чтобы направить ствол в него. Она билась и извивалась. Наверное, точно так же билась сестра Пейдж. По ее телу пробежала судорога, и он услышал сзади выстрел. Горячие газы обожгли ему голову, пуля оцарапала спину и вонзилась в стену.

Она корчилась все сильнее, он чувствовал, что она вот-вот вывернется. Ее рука скользила вниз, сейчас она высвободится. Если она сможет повернуть пистолет…

Он резко повернулся и отшвырнул ее руку в сторону. Еще одна пуля вылетела из глушителя и разнесла диплом в изящной рамке, висевший рядом с книжной полкой. Он обеими руками схватил руку, в которой был пистолет, и изо всех сил заломил ее. Третий выстрел обжег его руку, как язык пламени. Пуля пробила ему плечо, не задев кости. Боль была невыносимой, но он знал, что ослабить хватку — это смерть. «Такому человеку, как я, боль нипочем».

Она колотила его кулаком левой руки, но он, не обращая на это внимания, все сильнее выворачивал ей правую. Наконец что-то хрустнуло, и пистолет выпал из ее разжавшихся пальцев.

— Боже! — вскрикнула она. — О боже! Мне больно! Вызови скорую!

Он отстранился от нее и ногой отшвырнул пистолет в угол. Вот уж кому не стоит призывать Бога, так это мадам Вейл. Она, шатаясь, сделала несколько шагов в сторону. На письменном столе Ченга виднелась черная, поблескивающая в свете лампы лужа. Ножницы торчали у нее из спины, она обеими руками пыталась до них дотянуться.

— Вытащи их, черт тебя возьми!

Он шагнул вперед, крепко взялся за ножницы, секунду подождал, когда она еще раз крикнет о помощи, и рывком вытащил их. Швырнув ножницы в тот же угол, где лежал пистолет, он грубо повернул ее лицом к себе. В багровом свете она казалась смертельно бледной. Из глаз текли слезы.

Великая Гарпия плакала!

Он отпустил ее, и она осела на ковер. Он победил! Он, Кеннисон, побывал на краю Великой Бездны и избежал падения! Он смотрел в глаза Смерти, прикасался к ней руками! Он одержал верх над Женевьевой Вейл!

Теперь все в его власти. Вейл и Пейдж больше нет в живых, и Общество принадлежит ему — остается только Протянуть руку и взять. Просто взять. Все, чем раньше владела Вейл, теперь досталось ему.

Он подошел и посмотрел на нее сверху вниз. Она ответила взглядом, в котором уже не осталось надежды. Она понимала, что он никогда не вызовет ей скорую. Она не щадила других и не ждала пощады сама. Она знала, что ей предстоит истечь кровью здесь, в темноте.

Он оскалился.

— Ты была совершенно права, моя милая, — сказал он безукоризненно вежливо. — Действительно, жалко упускать такой случай. Раз уж у меня стоит, надо пользоваться.


Через некоторое время он позвонил из кабинета Джонсона.

— Алан? Спуститесь, пожалуйста, ко мне. Тут надо кое-что прибрать.

5

Андерсон, смотревший в зеркальце, скорчил гримасу.

— Никак не пойму, гонятся за нами или нет, — сказал он.

Джереми еще раз взглянул в заднее стекло. Голубой седан все еще ехал сзади.

— Гонятся, — заверил он Андерсона. — И очень хитро. Не бампер в бампер, как показывают в кино, а через две-три машины.

— Ну, не беспокойтесь, — сказал Андерсон. — Мы едем в Стейплтон.

— Они тоже, — заметил Джереми.

— Я не о том. Даже если люди в той машине — из Общества Бэббиджа, они не осмелятся ничего сделать. Слишком много народа вокруг. — Зажегся зеленый, и он свернул на Колфэкс-авеню. — Что они могут сделать?

— Пристрелить нас. Вы забыли про того стрелка в парке?

— Но их поймают!

— Это может их не испугать.

Тот, кто стрелял в Сару Бомонт, сделал это в самой гуще толпы. Он открыл огонь, точно зная, что погибнет и сам. Джереми содрогнулся. Подобный фанатизм был ему чужд. Он не мог представить себе, что творится в голове у такого человека. Гвиннет предположила, что он, возможно, «запрограммирован», как сестра в больнице. В чем-то это даже страшнее. Одно дело — пожертвовать собой во имя идей, которым ты фанатично предан. И совсем другое — пожертвовать собой за чужие идеи.

Херкимер Вейн с озабоченным видом обернулся к сидевшим сзади.

— Как по-вашему, что нам делать? Фирма не имеет опыта действий в таких отчаянных ситуациях. Мы никогда еще…

— Да, да. — Джереми раздраженно махнул рукой. — Мы знаем. Вы никогда ничего подобного не делали. Не почему вы спрашиваете совета у меня? Разве у меня больше опыта?

— Джереми, — сказала Гвиннет Ллуэлин, — мы должны что-то предпринять. — В голосе ее слышалось едва сдерживаемое напряжение. Джереми понял, что она близка к истерике.

— Знаю, знаю. — Джереми умолк. Как получилось, что он оказался главным? Почему не Гвинн? Или Вейн? Или Джим Донг? Или даже Андерсон? «Я же всего-навсего бухгалтер! Я никогда такими вещами не занимался!»

Впрочем, никто из них тоже такими вещами не занимался. Он оказался главным за неимением лучшего. Ему это навязали, хочет он или нет. Может быть, так всегда бывает. Может быть, лидером становится всего лишь тот, кто не успел сделать шаг назад?

— Какое у нас есть оружие? — спросил он.

Андерсон засмеялся.

— Там сзади, около запасного колеса, есть ручка от домкрата.

Прекрасно!

— Ни ножа, ни пистолета?

— Ученым они обычно не нужны, — сказал Херкимер Вейн.

— Но ведь после взрыва…

Боже, какие наивные дети! После всего, что произошло, спасательную экспедицию можно было бы вооружить и автоматами. А не посылать одного человека с мини-фургончиком. Ну, черт с ними. Он взглянул на Джима Донга.

— Ну, а вы?

— Я? — Донг удивленно посмотрел на него. — У вас есть какой-нибудь план?

— Вы сделаете то, что я вам скажу?

Математик пожал плечами.

— Такая уж, видно, у меня карма.

— Вы хорошо умеете драться?

— У меня черный пояс. Но если у этих людей есть пистолеты…

— Это пока неважно. — Джереми стиснул руки и, нахмурившись, смотрел в пол. Возможно, выход есть. Это отчаянный риск, но есть небольшой шанс, что все пройдет благополучно. Многое зависит от того, какие намерения у преследователей. Если у них в машине ракета «Стингер» и они ждут только подходящего момента, чтобы получше прицелиться, то уже не имеет значения, какой бы план он ни изобрел. Но о таком варианте он решил не думать. Займемся главным. Драться или бежать? Нужно выбрать. А детали — потом.

— Ладно, — произнес он через некоторое время. — Вот что мы сделаем.


Взгляд Кеннисона бесцельно блуждал по экранам телевизионных мониторов. Стена его кабинета была сдвинута в сторону, и с мерцающих экранов на него смотрели семь фосфоресцирующих лиц. Одни выражали раздражение, другие сомнение, третьи едва скрытую вражду. Еще четыре экрана не горели. Кеннисон изо всех сил старался, чтобы на его лице ничего нельзя было прочесть.

Бентон. Пейдж. Руис. Вейл. Кеннисон подумал: хорошо бы не горело еще несколько экранов. Новый режим лучше начинать с чистого листа. Нынешние члены. Совета запятнаны долгим общением с Великой Гарпией. Неважно, поддерживали они ее или выступали против. Она породила всю их систему координат и стала для каждого точкой отсчета.

Кроме него, разумеется.

Что ж, приходится работать с тем материалом, какой есть под рукой. Кеннисон сделал большой глоток из чашки кофе, которую принесла ему Карин. Он всегда гордился тем, что при всех обстоятельствах оставался реалистом. Он собрался с мыслями, сложил руки на столе и серьезно посмотрел на экраны.

— Королева умерла, — объявил он. Им оставалось только продолжить про себя: «Да здравствует король». Глядя в лицо Кеннисону. Важно заронить семя. Он не стал сообщать им время ее смерти. Его знали только трое: он, Алан и Джед, и это на двух человек больше, чем надо. Но Джед надежно упрятан в деревенской хижине в глуши Висконсина, под надежной охраной, — до тех пор, пока Кеннисон не решит, что с ним делать. Если он такой мастер вести допросы, как говорила Вейл, ему может найтись место в штате. Если нет… Все зависит от того, кому и чему больше предан Джед — своей хозяйке или своему ремеслу.

Что же касается Алана… Ну, Алан будет молчать, это в его собственных интересах. Он стал сообщником и укрывателем. Кеннисона передернуло. Какой неприятный способ избавляться от трупа! И ужасно много крови. Удивительно, сколько в человеке крови. К счастью, сток в туалетной комнате не засорился. Но все остальное… Твердые части пришлось измельчать, чтобы они не застряли в унитазе, — жестокая, тяжелая работа. Кеннисон счел, что для Вейл такой конец будет самым подходящим, и сам помогал расчленять тело и спускать его в канализацию. Но когда дело дошло до Пруденс Бейкер, это оказалось свыше его сил. А Алан… Что ж, полезно знать, на что у Алана может хватить хладнокровия.

— Мы это знаем, — ехидно сказал Фредерик Ульман, и Кеннисон очнулся. — Общество оставалось без председателя слишком долго, пока мы с Пейдж играли в эти дурацкие игры.

Кеннисон заметил, что Ульман бросил взгляд куда-то влево. Перед ним тоже ряд мониторов, и он не может понять, почему монитор Пейдж не горит. Ничего, пусть себе ломает голову.

— Но ведь ее план сработал? — сказала Монфор. — Это убедило публику, что мы не такие, какими выглядели в бомонтовской распечатке.

— Да, я дал на это согласие, — признался Ульман. — Но сомневаюсь, чтобы была такая необходимость. Публика верит только в то, во что ей велят верить. Во что она сама хочет верить.

«Гогочут, как гуси, — подумал Кеннисон. — Га-га-га…»

— Первый пункт повестки дня, — сказал он, — выборы нового председателя. Нужен центр, вокруг которого мы могли бы держаться. — Он улыбнулся и развел руками. — Прошу выдвигать кандидатуры.

— Я выдвигаю брата Ульмана, — сказала Бриджит Туи.

— Поддерживаю, — сказал Вестфилд.

— Предлагаю подвести черту, — сказала Туи.

— Поддерживаю.

— Объявляется голосование.

Это случилось так быстро, что Кеннисон не успел опомниться. Рейнолд Соренсон, который должен был выдвинуть Кеннисона, беспомощно смотрел на него с экрана. Кеннисон бросил на него сердитый взгляд. «Какого черта ты не мог заговорить раньше?»

— Ну, брат Кеннисон? Объявлено голосование.

Худое, морщинистое лицо Ульмана ухмылялось ему с экрана.

Кеннисон протянул руку и покрутил ручки своего передатчика.

— Прошу прощения, — сказал он. — У меня что-то случилось со звуком. Что вы сказали, брат Соренсон?

Соренсон понял намек.

— Я сказал, что выдвигаю брата Кеннисона.

— Что это значит, брат Кеннисон? Что вы тут пытаетесь устроить? — вмешался Ульман. — Сестра Туи объявила голосование.

— Я тоже ее не слышал, — сказал Соренсон. — Были помехи на линии.

— И я, — поддержал его Питер Льюис, крупный, широкоплечий человек с ежиком светлых волос и красноватым горнолыжным загаром на лице. За спиной Льюиса виднелись в окне заснеженные вершины гор Биттеррут. Тайное убежище Льюиса находилось где-то в Айдахо или в Монтане, и он очень редко его покидал. Служащие Кеннисона несколько лет пытались опознать эти горы, сравнивая их с аэрофотоснимками Геологической службы, но успеха не добились. Может быть, рано или поздно это им удастся — хотя Кеннисон начал подозревать, что все это лишь тонкая уловка и на самом деле фон за окном — не что иное, как голограмма.

Льюис улыбнулся.

— Я сомневаюсь в честности брата Кеннисона не больше, чем в вашей, брат Ульман.

И он еще раз улыбнулся, показав зубы — белые, ровные и идеальной сохранности. Кеннисон не мог не восхититься качеством протезов.

Значит ли это, что Льюис будет голосовать за него? Возможно. Возможно. Он понял, что шансы почти равны, раз Туи в кармане у Ульмана. До сих пор он этого не знал. Нельзя ли отложить голосование? Вряд ли, дело срочное. Ну что ж, посмотрим. Будем надеяться на лучшее, и черт с ними, с торпедами [52]. «Умей поставить, в радостной надежде, на карту все, что накопил с трудом…» Как там дальше? Совсем забыл Киплинга.

— Кандидатуру брата Кеннисона никто не поддержал, — заметил Ульман.

Льюис пожал плечами.

— Ну, я поддержу. В конце концов, будем играть честно. Должна быть альтернатива.

— Есть еще кандидатуры? — спросил Кеннисон и увидел, как их глаза забегали по экранам. Пигмеи ждут, не бросит ли кто-нибудь вызов великанам. Нет. Кишка тонка. Они никогда не решатся на то, на что решился он. Или Ульман. Никогда не поставят все на карту. Ульман из той же породы людей, что и он сам, — из обреченных на величие. Он поглядел на экран Ульмана. «Приветствую тебя, мой противник. Для меня будет большой честью тебя победить».

— Предлагаю подвести черту, — сказала Туи, бросив презрительный взгляд в сторону Кеннисона. — На этот раз вы слышали, брат Кеннисон?

— Прекрасно слышал, сестра Туи.

— Поддерживаю.

— Объявляется голосование.

— Ну что ж, голосуем? — Кеннисон протянул руку и ввел свое имя, потом нажал кнопку и откинулся назад в кресле, ожидая результатов.

Все заняло лишь несколько секунд. За Ульмана — 3, за Кеннисона — 2, воздержались — 4.

Выражение лица Ульмана доставило бы Кеннисону больше удовольствия, не знай он, что на его собственном — точно такое же.

— Вот это номер, — сказал Льюис. — Смотрите-ка, никто не получил большинства.

Он снова улыбнулся той же своей улыбкой — безукоризненные белые зубы на загорелом нордическом лице. Кеннисон подумал, с каким наслаждением выбил бы эти зубы. Только не кулаком — костяшки расшибешь. Может быть, трубкой. Или его собственной фибергласовой лыжей.

Он взглянул на специальный дисплей, который Алан пристроил к компьютерной сети. За Ульмана: Бриджит Туи, Фредерик Ульман, Карл Вестфилд. За Кеннисона: Дэниел Кеннисон, Рейнолд Соренсон. Воздержались: Роман Хуанг, Питер Льюис, Дана Монфор, Гретхен Пейдж.

Эта сволочь Монфор! Предательница! Он взглянул на экран, но не смог прочесть ее мыслей. Лицо ее было словно высечено из камня. Кто ее перекупил? И чем? Только не Ульман. Она ненавидит эту сморщенную старую перечницу. И поддержать Кеннисона она обещала ради того, чтобы не дать выбрать Ульмана. «Теперь я знаю цену ее обещаниям!» Кеннисон скрипнул зубами и улыбнулся.

Глаза Ульмана сузились и превратились в щелки, губы зашевелились.

— Минутку, — сказал он и отключил свой микрофон. Кеннисон видел, как он поднял телефонную трубку и набрал номер. Он поспешно включил еще один электронный подарок брата Алана. На экране появилась надпись: «ИДЕТ ПОИСК». Ульман произнес в трубку несколько слов, молча выслушал ответ, кивнул и сказал что-то еще. «ПОИСК ЗАКОНЧЕН. НОМЕР НЕ ОПРЕДЕЛЯЕТСЯ». Из факса на столе Ульмана выполз лист бумаги. Старик выдернул его, быстро просмотрел и снова заправил в факс, «МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ… КОД 505». Факс Кеннисона издал звонок и начал печатать. Остальные члены Совета тоже смотрели по сторонам, размышляя, какой фокус изобрел Ульман, чтобы преодолеть тупик.

Код 505? Где это? Кеннисон не успел об этом подумать, как на его экране появилась мерцающая надпись: «МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ — СЕВЕР ШТАТА НЬЮ-МЕКСИКО. ТОЧНЕЕ УСТАНОВИТЬ НЕВОЗМОЖНО».

Нью-Мексико? Нью-Мексико! Руис! Наверняка это он! Проклятый испанский выродок! Откуда Ульман узнал, что Руис жив? И как смог с ним связаться? Не иначе они задумали это с самого начала. Ульман и Руис. Пока Кеннисон разрабатывал свой план вместе с Пейдж, Соренсоном и — как он думал — с Монфор, в это время Ульман, Руис, Туи и Вестфилд разрабатывали свой. Ульман предоставил Кеннисону проделать всю черную работу, а теперь собирался пожать плоды. Кеннисон стиснул кулак, но так, чтобы этого не было видно на экране.

Факс содержал поручение Ульману проголосовать от имени Бенедикта Руиса. Кеннисон едва взглянул на него — он знал, что там будет.

— Брат Руис мертв, — сказал он Ульману. — Эта доверенность недействительна.

— Не совсем так, — объявил Ульман с довольной улыбкой. — Брат Руис прекрасно понимал, что ему грозит серьезная опасность из-за непростительных утечек в нашей сети. («Ого!») Поэтому он скрылся — точно так же, как брат Льюис, только еще тщательнее. Брат Льюис хочет всего лишь, чтобы его местонахождение оставалось тайной… — Пауза, потом улыбка — намек на то, что вряд ли это тайна для такого мудрого и проницательного человека, как Ульман. Кеннисон порадовался, заметив на загорелом лице Льюиса недовольство. — …И это ему удается вот уже много лет. А брат Руис обеспечил себе еще большую безопасность, скрыв само свое существование. Он согласился раскрыть свою тайну только сейчас, чтобы обеспечить мне избрание. Чтобы предотвратить, как он сказал, дальнейшую деградацию Общества.

Кеннисон злобно оглядел экраны и увидел, что все смотрят на него. Он видел, что Монфор и все остальные про себя подсчитывают голоса. Теперь счет 4:2:4. У Ульмана большинство. Устав гласил, что если за кандидата будет подано столько же голосов, сколько воздержится, то кандидат считается избранным. Наступил решающий момент.

— Одну минуту, — сказал Кеннисон. Он отключил свой микрофон и поднял трубку личного телефона.

— Алан, — сказал он.

— Да? Как проголосовали?

— Если кто-нибудь начнет подслушивать…

— Никто не подслушает. Я все проверил.

— Лучше перестраховаться. Если кто-нибудь начнет подслушивать, вы можете сделать так, будто я говорю с каким-то номером в районе Нью-Йорка, который определить нельзя?

— Конечно. Это не труднее, чем…

Кеннисону было неинтересно знать, не труднее чего, и он отключил Селкирка.

— Теперь передайте мне этот факс.

Звонок звякнул три раза, из аппарата выполз лист бумаги. Кеннисон взглянул на него, убедился, что все правильно, и снова вложил его в аппарат, чтобы отправить копии всем остальным. Это было поручение Пейдж отдать ее голос за Кеннисона. Можно было усмотреть в этом некую изящную симметрию: Ульман голосовал от имени живого мужчины, которого считали мертвым, Кеннисон — от имени мертвой женщины, которую считали живой. Кеннисон гордился тем, как выполнена ее подпись — это был один из его шедевров.

Ульман прочел поручение и посмотрел на Кеннисона долгим, тяжелым взглядом.

— Где сестра Пейдж? — спросил он.

— Стоит ли мне повторять все, что вы только что рассказали про брата Руиса? Сейчас трудное и опасное время. Сестра Пейдж точно так же, как брат Льюис и брат Руис, решила скрыться. Я убежден, что никто из нас не будет их за это винить. Не надо принимать благоразумие за трусость.

Он нарочно противопоставил эти понятия — это подскажет им, что между ними все-таки есть связь. Особенно применительно к Льюису, который ушел в подполье задолго до того, как публика начала возмущаться. Он видел, что Льюис разозлился, но возразить ничего не может: ведь Кеннисон только что сказал, что его не следует считать трусом. К тому же слова «то, что вы рассказали» заставят всех задуматься: а можно ли верить Ульману? Кеннисон начал получать от всей процедуры выборов неподдельное удовольствие.

— Значит, скрылась? — сказал Ульман. — Я полагаю, мы можем считать, что это действительно так.

Намек — вещь обоюдоострая. Ульман не сводил глаз с Кеннисона. Его спокойствие говорило о том, что ему что-то известно. «Что он знает? — пронеслось в голове у Кеннисона. — Может ли кто-нибудь знать, что произошло в особняке Вейл? Джед клялся, даже хвастался, что больше никто не знает». Ульман не мог ничего знать о мстительных замыслах Вейл. Она ненавидела его во всяком случае не меньше, чем Кеннисона и Пейдж. Она никогда не доверилась бы Старикану. Жаль, что Вейл не избрала своей второй жертвой Ульмана. Это решило бы сразу множество проблем. Ну, что сделано, то сделано.

Теперь счет голосов стал 4:3:4. Перевес по-прежнему у Ульмана, но незначительный. Кеннисон взглянул на экран Монфор — пусть теперь попробует воздержаться! «Если ты, сука, и дальше будешь оставаться в стороне, этот старый пердун окажется избранным».

Монфор повернула голову. Смотрит на чей-то монитор, но на чей? «Черт возьми, она должна слушать меня!» Его глаза перебегали с экрана на экран, но если кто-то и подал ей сигнал, Кеннисон его не заметил.

Монфор протянула руку и нажала кнопку. Кеннисон посмотрел на табло. «За меня!» Он почувствовал огромное облегчение и разжал кулаки. Он и не замечал, в какой напряженной позе сидел до сих пор. Только через секунду он вспомнил, что это всего лишь ничья, а не победа. Еще не голосовали Льюис и Хуанг.

Некоторое время Льюис разглядывал результат на собственном экране, потом пожал плечами.

— Давайте кончать, — сказал он. — Сейчас самое лучшее время для лыж, жалко его терять.

Театральным жестом он залез в карман брюк и вытащил монетку. Подбросив монетку, он поймал ее, прижал к запястью, заглянул под руку и нажал на кнопку терминала, отдавая свой голос. Кеннисон был потрясен. Это было самое большое унижение, какое он испытал в жизни, — плевок в лицо и ему, и Ульману.

Льюис проголосовал за Ульмана. Значит, Ульману будет легче перенести этот плевок.

Теперь счет голосов стал 5:4:1. Перевес у Ульмана. Кеннисон взглянул на изображение Льюиса, но увидел все ту же всегдашнюю любезную улыбку.

Ничейный исход еще возможен — все зависит от Хуанга. Кеннисон перевел глаза на правый нижний монитор. Роман Хуанг жил на собственном острове где-то на Гавайях. Сейчас он полулежал в шезлонге на фоне белого песка, прибоя и дымящегося вулкана. Выражения его лица не было видно из-за темных очков. Гаваец еще может спасти Кеннисона. Ничья даст ему время. Есть способы добиться, чтобы остальные изменили свое решение. Убедить их, например. Или еще что-нибудь.

На лице Хуанга он не мог прочесть ничего. «Не буду его просить, — сказал он себе. — Не буду перед ним пресмыкаться. Пруденс не просила, не могу же я быть слабее ее».

Кеннисон заметил, что остальные тоже смотрят на какой-то один монитор — наверное, на монитор Хуанга. «Вот вам и тайное голосование».

Хуанг сидел неподвижно. Ожидание затягивалось. Наконец он спросил:

— Что-нибудь еще есть в повестке дня или мы закончили?

Вот и все. Каковы бы ни были у него на то причины, Роман Хуанг по-прежнему воздержался. Кеннисон видел, что Ульман тоже рассержен. Принять решение все равно нужно, так зачем тянуть?

Кеннисон припомнил эпизод, случившийся на одном партийном съезде, когда выдвигали кандидата в президенты. Когда же это было? В 84-м? Репортер брал интервью у кого-то из сенаторов — кажется, от штата Монтана. «Кто станет кандидатом, уже решено, — сказал репортер. — Почему же вы собираетесь голосовать за человека, который наверняка проиграет?» Сенатор с Запада посмотрел на него, как на вошь, и ответил, что голосовать нужно не за победителя, а за принципы. Кеннисону не верилось, чтобы у Хуанга были какие-то принципы. Что он замышляет? Что он может замышлять?

В качестве временного председателя собрания Кеннисон символически передал председательский молоток Ульману — только что избранному постоянному председателю. Тот произнес несколько елейных фраз, поблагодарил своих сторонников, воздал должное сопернику и сказал, что настало время «крепить ряды в этот тяжелейший в истории Общества час». Кеннисон с улыбкой поздравил его с победой и пообещал во всем его поддерживать. Все делали вид, что друг другу верят. «Радуйся, Старикан, — думал он, глядя на монитор. — Годы возьмут свое. Недолго тебе осталось».

— В повестке дня осталось еще два вопроса, которые надо сегодня решить, — проквакал Ульман. — Во-первых, нужно предложить кандидатов на заполнение двух вакантных мест в Совете, о которых нам известно.

«Тонко сформулировано», — подумал Кеннисон.

— Я предлагаю Винсента Торино, которого многие из вас знают и который, как все вы помните, блестяще выполнил важное задание по противодействию разоблачениям Сары Бомонт.

«Я должен провести на эти места кого-то из своих. Но кого?» Кого он мог считать своим человеком и довериться ему? Пруденс. Да, крошка Пруденс была бы идеальной кандидатурой. Но ее уже нет. Остается…

— Предлагаю Алана Селкирка, — объявил Кеннисон. «Почему я это сделал?» Кем бы ни стал Алан в Совете, он никогда не будет послушным орудием Кеннисона. Союзником — возможно. А может быть, союзник лучше, чем орудие? В конце концов, Пейдж принесла ему больше пользы, чем Соренсон. — Не кто иной, как он, в конце концов выследил и уничтожил Бомонтова «червя». Он усилил защиту нашей базы данных, сделав ее неуязвимой для подобного проникновения.

Еще не кончив фразы, Кеннисон понял, что, расхваливая Алана, сам провозглашает себе обвинительное заключение.

Ульман кивнул.

— Да, он, правда, сравнительно недавно вступил в наши ряды, но имеет прекрасные рекомендации. Вы передадите досье на него остальным членам Совета?

— Конечно.

— Очень хорошо. Если кто-то еще хочет предложить кандидатов, прошу представить досье на них в Совет до конца завтрашнего дня, и мы рассмотрим кандидатуры на очередном заседании. Теперь последний вопрос. Я предлагаю восстановить пост вице-председателя, который моя покойная предшественница, к сожалению, фактически упразднила. Полагаю, что события последних месяцев показали нам, как важно, чтобы вакантное место председателя в критических обстоятельствах могло быть заполнено быстро и автоматически.

«Вице-председатель? — подумал Кеннисон. — Бессмысленный пост. Никому не нужный. Но он мой по праву. Я прошел вторым. Если кто его и заслуживает, так это я. К тому же это позволит мне пустить корни на самом верху. Захватить плацдарм. Смерть Ульмана — всего лишь вопрос времени, и очень краткого времени, насколько это будет зависеть от меня. А тогда… Да, я могу позволить себе ненадолго такое унижение».

— Поскольку между председателем и его заместителем должны поддерживаться тесные рабочие отношения, — продолжал Ульман, — я полагаю, было бы правильно, если бы подходящую кандидатуру предложил на ваше рассмотрение сам председатель. Тогда мы можем быть уверены в единстве стратегии и руководства.

Кеннисон почувствовал, что волосы его поднимаются дыбом. Его Ульман никогда не предложит! Если Кеннисон и был в чем-то абсолютно уверен, то именно в этом. Он уже видел, как выхватывают у него из рук желанный приз. Как несправедливо! Он стремился к этому всю свою жизнь. Нельзя теперь это у него отнимать!

— Было бы вполне естественно, если бы я предложил на этот пост кандидатуру брата Кеннисона. Однако я считаю, что работа по сбору и анализу данных, которую выполняет для нас фирма «Кеннисон Демографикс», требует полного его внимания и слишком важна, чтобы доверить ее кому бы то ни было другому. Кроме того, положение брата Кеннисона слишком уязвимо — он единственный из нас широко известен публике. Поэтому я предлагаю назначить вице-председателем Бенедикта Руиса. Будучи официально мертвым, он обладает большей свободой действий. И если какая-нибудь неожиданная катастрофа застанет нас, остальных, врасплох, брат Руис будет иметь возможность взять в свои руки бразды правления.

Кеннисон почувствовал, что кровь отхлынула от его лица. Ульман его кастрировал! Вот хитрый старый мерзавец! Заявив, что глава фирмы «Кеннисон Демографикс» слишком известен публике, чтобы эффективно выполнять функции председателя, он дал им повод и впредь голосовать против Кеннисона. Ему показалось, что перед ним захлопнулась дверь. Все, конец. Ульман навсегда перекрыл ему путь к власти.

Кеннисон сидел с непроницаемым лицом, пока остальные выражали свое согласие. Даже предатель Соренсон. Облегчение на лице Соренсона выглядело столь же отвратительно, как и торжество на лице Ульмана. Кеннисон вместе с остальными проголосовал «за». «Зелен виноград» — это не для него. К тому же время, когда можно было без опаски выражать свое несогласие, миновало. Тысяча цветов, не успев расцвести, быстро увяли.


Кеннисон и Селкирк сидели в креслах с высокими спинками напротив друг друга, по обе стороны низкого столика. Свет послеобеденного солнца струился в окно и падал на стены, отделанные деревянными панелями глубоких темных тонов. Карин вкатила сервировочный столик. Хрустальные графины позвякивали друг о друга. Разнообразные цвета напитков красиво выделялись на фоне ее черно-белой форменной одежды. Кеннисон почувствовал, что при виде ее начинает успокаиваться. В мире слишком много наслаждений — зрелищ, цветов, звуков, вкусов, всевозможных чувственных ощущений, — чтобы тратить время, оплакивая свое поражение. Все проходит. Важно, что будет дальше. Возмездие.

— Мне пшеничного виски, Карин. И мистеру Селкирку, чего он хочет.

— Шотландского, без содовой, пожалуйста, — Селкирк улыбнулся Кеннисону.

— На самом деле я его не люблю, но как шотландец считаю своим долгом его пить.

Кеннисон тоже усмехнулся. Карин подала напитки, поклонилась и была отпущена. Селкирк пригубил виски.

— Ого, а это в самом деле неплохо, — он взглянул на свой бокал, потом на хрустальный графин без всякой этикетки на сервировочном столике.

— Это с моей винокурни на Оркнейских островах, — сообщил ему Кеннисон.

— А, — Селкирк кивнул. Помолчав немного, он сказал: — Что, все прошло не очень удачно?

Кеннисон нахмурился, не отрывая глаз от бокала.

— Да. Видеть, как все, ради чего я жил, исчезло в одно мгновение ока… Ну, ладно, — он залпом выпил виски и почувствовал, как оно обожгло ему горло.

— Неужели? — спросил Селкирк.

— Что «неужели»?

Селкирк покрутил в руке свой бокал, потом провел пальцем по краю, и хрусталь запел.

— Неужели это было все, ради чего вы жили?

Кеннисон нахмурился.

— Не понимаю, что вы хотите сказать.

Селкирк пожал плечами.

— У вас остается «Кеннисон Демографикс», ведь так?

— И что?

— А разве «КД» — не тот самый хвост, который машет собакой? Я не очень люблю высказываться, когда меня не спрашивают, но мне представляется, что вы нужны Совету больше, чем он вам.

Кеннисон поднялся, подошел к сервировочному столику и налил себе еще. Выпив глоток, он повернулся к Селкирку.

— И что вы предлагаете?

Селкирк улыбнулся.

— Ведь они доверяют тем данным, которые вы им предоставляете, верно?


— Ничего не получится, — сказал Джим Донг.

Джереми похлопал его по спине.

— Главное — верить в успех! — Он оглянулся назад, на пыльную проселочную дорогу. — Они не могут стоять там до бесконечности. В этих местах почти всякий, кто увидит машину, стоящую на обочине, остановится и спросит, не надо ли чем помочь. Так что лезьте. — И он показал на дренажную трубу, которая уходила под дорожное полотно.

На дне стояла лужа затхлой воды, от нее поднимался запах сырости и гнили. Донг потянул носом.

— Я обещал выполнять ваши указания, но…

— Так выполняйте! — резко сказал Джереми. Донг удивленно взглянул на него. Джереми с трудом скрыл собственное удивление. Давно ли он научился командовать? Он еще раз похлопал Донга по спине.

— Не беспокойтесь. Я велел Андерсону поставить фургон так, чтобы он нас прикрывал. Пока голубая машина все еще стоит там, позади, они не могут видеть, как мы выйдем и спрячемся в трубе. А когда в конце концов подъедут и выйдут, окажутся к нам спиной. Ваше карате, моя ручка от домкрата, да еще внезапность — думаю, мы их одолеем. Во всяком случае, если их будет не больше двоих.

— Не больше троих, — поправил Донг и ткнул кулаком в воздух. Джереми засмеялся.

— Ну, троих.

Донг встал на четвереньки и полез в трубу. Джереми взялся за дверцу фургона, чтобы ее закрыть, но Гвинн остановила его.

— Оставьте ее открытой, Джереми. Если они выйдут из машины с пистолетами, я хочу иметь возможность выскочить, прежде чем они откроют огонь.

— Может быть, вам стоит выйти сейчас. И спрятаться в кювете.

— Нет, Джереми. Вы наш начальник. Действуйте, как вы решили. Самое худшее, что может сделать начальник, — это начать менять свои планы после того, как все пришло в движение. Если они подъедут и увидят, что в фургоне никого нет, они заподозрят что-то неладное.

— Ну, ладно. Если начнется заваруха, не задерживайтесь в машине.

— Не собираюсь.

— Потому что эта машина заехала за нами в такую глушь вовсе не потому, что ей оказалось по пути.

— Ну, счастливо.

Она протянула руку, которую Джереми крепко пожал. Вейн стоял у поднятого капота фургона, готовый по первому сигналу соскользнуть в кювет. Нервно проведя языком по губам, он кивнул Джереми. С переднего сиденья выглянул Андерсон.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — сказал он.

— Я тоже надеюсь, — отозвался Джереми, опустился на четвереньки и полез за Донгом в трубу.

Труба из гофрированного железа шла под дорогой до противоположного кювета. Она оказалась уже, чем он думал, — только-только пролезть. Он сунул ручку от домкрата за пояс и принялся протискиваться вперед. Вонючая вода быстро промочила его брюки. «Счет за химчистку перешлю Обществу Бэббиджа», — подумал он. Камешки, лежавшие на дне, царапали ноги. Ручка от домкрата тоже царапалась, и он остановился, чтобы пристроить ее поудобнее.

Наконец он выполз из трубы в кювете на другой стороне дороги, перевернулся на спину и сделал несколько глубоких вдохов.

— Тесновато там, правда?

Он поднял голову и увидел Донга. Математик распростерся на краю кювета под кустом бурьяна, сквозь который мог видеть голубую машину, оставаясь незамеченным. Он улыбнулся Джереми, и тот ответил ему улыбкой. Это была не напускная храбрость, а всего лишь нервы.

— Ну как, все еще стоят?

— Да.

Джереми подполз к Донгу.

— Я чувствую себя словно пехотинец в фильме про первую мировую войну. В окопе перед тем, как пойти в атаку.

— Это вам не кино, — ответил Донг. — Подождите! — Он помолчал. — Едут.

Оба соскользнули в канаву. Она была не слишком глубокой, и Джереми оказался так близко к Донгу, как никогда еще не был близко ни к кому в жизни.

— Надеюсь, у вас хороший дезодорант, — сказал он.

— В такие моменты всегда полагается отпускать неудачные шутки?

— Да.

— Очень хорошо. Тогда, видимо, самое время спросить — что, если наши преследователи намерены всего лишь бросить в нас бомбу? Что, если они вообще не выйдут из машины?

— Значит, у нас с самого начала не было никаких шансов, так что мы ничего не потеряем.

— А вы оптимист, правда?

— Я думаю, если бы они хотели сделать что-нибудь в таком роде, они бы это давно сделали.

— Почему они столько времени там стояли? Почему не подъехали сразу, как только мы остановились?

— Я думаю, они запросили инструкции у своего босса. Я думаю, им так же интересно знать, куда Вейн нас везет, как и… самих нас захватить.

Именно поэтому Джереми велел Андерсону выехать из города и петлять по проселкам. Он не только искал что-нибудь вроде этой трубы под дорогой. Если преследователи подумают, что, следуя за ними, смогут обнаружить какое-то тайное убежище, они не станут спешить с решительными действиями.

— А что, если у них добрые намерения?

— Тогда мы принесем свои извинения.

Они замолчали. Послышался шум мотора — машина приближалась. Она остановилась чуть ли не над самой их головой. Джереми сообразил, что, если водитель, выходя, взглянет вниз, он их увидит. Он положил руку на плечо Донгу, чтобы тот не двигался с места, но Донг лежал, как камень.

Вейн, очевидно, подумал о том же, потому что, как только дверца со стороны водителя открылась, он крикнул:

— Эй! Эй, вы! У нас тут что-то неладно с машиной Вы что-нибудь понимаете в моторе?

Послышались шаги по асфальту.

— А ну-ка, мистер, поднимите руки.

Джереми толкнул Донга. Пора!

Они выползли из кювета и притаились за преследовавшей их машиной. Через ее стекла видны были два человека в джинсах и ковбойских шляпах. В руках у них было по пистолету. Вейн стоял у поднятого капота фургона, держа руки вверх. Джереми выругался про себя. Значит, он не успел прыгнуть в канаву. Или промедлил из-за боли в ребрах? Неважно. Не поменять ли план?

Нет. Каждый знает, чего ожидать. Даже Вейн. Если он сейчас поменяет план, никто об этом не будет знать. Они растеряются. Может быть, начнут оглядываться по сторонам. Люди с пистолетами насторожатся. Наверное, это и имела в виду Гвинн, когда говорила, что нельзя менять планы.

— Можете сказать своим приятелям, — сказал человек с револьвером, — чтобы вылезали из канавы.

Джереми на мгновение охватила паника. Но говоривший имел в виду другую канаву, куда спрыгнули Гвинн и Андерсон.

— Мы вам ничего не сделаем, — сказал другой.

— Тогда почему у вас пистолеты? — спросил Вейн, и кто-то из них засмеялся.

Джереми снова хлопнул Донга по плечу. Это был условный сигнал. Они обежали машину с двух сторон — Донг слева, Джереми справа.

Человек, стоявший слева, наверное, заметил что-то краешком глаза. Он начал поворачиваться к ним, но в этот момент Донг издал леденящий кровь вопль — ничего подобного Джереми слышать не доводилось. Донг заранее предупредил его, что крикнет. Этот крик должен был заставить противника на долю секунды замереть, и Джереми подумал, что он безусловно достигнет цели.

Джереми на бегу замахнулся ручкой от домкрата. Человек, стоявший спиной с его стороны, держал пистолет в правой руке, так что удар придется как раз по ней. Джереми увидел, как Донг завертелся, словно пляшущий дервиш, поднятой ногой выбил пистолет из руки своей жертвы, а другой нанес удар в висок. В следующее мгновение Джереми опустил ручку от домкрата на запястье другого человека. Тот взвыл, выронил пистолет и попытался схватить Джереми левой рукой, но Джереми увернулся. Пистолет он отшвырнул ногой подальше, словно футбольный мяч. Донг еще раз взлетел в воздух и обеими ногами ударил человека в спину. И все было кончено.

Андерсон выскочил из кювета и подобрал пистолет, который Донг выбил у своего противника. Другой пистолет взял Джереми. Оба нападавших лежали неподвижно.

— Они случайно не убиты? — спросил Джереми. Только сейчас его начало трясти от волнения. Пистолет был тяжелым, с длинным стволом. Двенадцатимиллиметровый? Он не знал. Шершавая рукоятка удобно лежала у него в ладони.

Донг покачал головой.

— Мой оглушен ударом по голове. А ваш никак не может перевести дух. Кроме того, у него, видимо, сломаны кисть и предплечье. В остальном…

Он пожал плечами.

— Хорошо сработали, Джим, — сказал Джереми.

Донг присел на подножку фургона и вытер платком лоб.

— Спасибо. Я еще никогда не нападал на вооруженного человека. И вообще на человека, если не считать учебных боев.

Джереми взглянул на него.

— Хорошо, что вы не сказали это мне раньше. Черт возьми, где тут предохранитель?

Андерсон подошел и взял у него из руки пистолет.

— Раз вы этого не знаете, он вам совершенно ни к чему. Дайте-ка, я посмотрю. — После небольшой паузы он произнес: — Вот это да, черт меня возьми!

— Что такое?

— Он на предохранителе.

Он быстро осмотрел другой пистолет.

— И этот тоже.

Джереми перевел взгляд с пистолетов на двух человек, лежавших на земле. Тот, который достался ему, пошевелился.

— Значит, они не собирались нас убивать.

— Во всяком случае, сразу.

— Что-то не похоже это на Общество Бэббиджа. Насколько я знаю, они сначала стреляют, а потом начинают задавать вопросы, верно?

— Вся штука в том, — с трудом выговорил человек, лежавший у его ног, — что мы не из какого не из Общества Бэббиджа.

Джереми прислонился к стенке фургона и разразился хохотом.

6

— А, мисс Бомонт, — сказал Аарон Гевирц. — Мы очень рады, что вы снова с нами. Надеюсь, вы смогли выполнить свое домашнее задание за время каникул?

Сара села на свое место, сопровождаемая взглядами Матери-Земли, Умника и всех остальных. Она-то была убеждена, что и пребывание в больнице после операции, и упражнения в стрельбе вряд ли можно считать «каникулами». Особенно если целью была она сама. Ничего не ответив, она уселась поудобнее и раскрыла тетрадь.

— Может быть, мисс Бомонт, вы все же сообщите нам, в каком состоянии ваша работа?

Она взглянула в его выцветшие от старости глаза и, как всегда, почувствовала, что один его вид действует ей на нервы.

— Видите ли, я изменила тему, — призналась она.

— Правда? Без моего ведома? Я вижу, у вас похвальная склонность к самостоятельному мышлению. Надеюсь, что новая тема столь же интересна, как и первоначальная?

— Я думаю, она покажется вам любопытной, — сказала она.

— В таком случае будьте так добры, сообщите, что вам удалось выяснить.

— Гевирц указал на классную доску на стене комнаты, а сам развернулся на колесах и отъехал в сторону. — Прошу всех внимательно следить за ходом ее рассуждений и быть готовыми отметить все слабые места. Ваши оценки будут зависеть от точности и полноты ваших критических замечаний.

Сара взяла кусочек мела и начала вертеть его в пальцах. До сих пор она еще ни разу не пользовалась подсказками — в этом просто не было нужды. Но для того, что она собиралась сделать, было недостаточно голословных утверждений, поэтому Ред, Текс и кое-кто еще всю ночь помогали ей разрабатывать аргументацию.

— Хорошо, — сказала она, повернулась к доске и принялась писать формулы, одновременно объясняя их вслух. Однако очень скоро Гевирц прервал ее.

— Одну минутку, — сказал он. — Конденсация мемов — явление хорошо известное. При ваших способностях от вас можно было ожидать большего, чем простой пересказ общеизвестных истин.

— Я полагаю, мои выводы все же должны представлять определенный интерес. Я намерена рассмотреть условия, необходимые для одновременного появления множественных центров конденсации.

Гевирц поджал губы.

— Не вижу смысла двигаться столь проторенным путем. Тем не менее продолжайте. Вы меня заинтриговали своими обещаниями.

Сара продолжала, перекрывая голосом стук мела по доске. Плотность населения, необходимая для наличия достаточного числа восприимчивых умов. Необходимость высокой пропускной способности каналов общения. Культурный момент, который определяется скоростью и мощностью транспортных потоков. Доля населения, принимающая участие в передвижениях…

Она привела множество примеров одновременных открытий: Ньютон и Лейбниц, Уоллес и Дарвин, Эдисон и Белл и так далее. Она заметила, что в доисторические времена сельское хозяйство было одновременно «открыто» весьма удаленными друг от друга культурами; что фашизм поднял голову одновременно в нескольких странах; что «демографический взрыв» наблюдался в шестнадцатом веке не только в Европе, но и в Индии и Китае. Основываясь на этих примерах, она перешла к выводам.

— Одну минутку, — сказал Гевирц. — Вы упомянули высокую пропускную способность каналов общения. В то же время вы говорили о почти одновременном появлении сельского хозяйства в Мексике и Месопотамии. Но ведь между ними не было никакого общения!

— Нет, не было, — согласилась она. — Но обе культуры общались с единой, глобальной окружающей средой, которая в то время была неблагоприятна для собирательства. Точно так же глобальное потепление в шестнадцатом веке воздействовало на все страны одновременно. Оно сделало больше земель пригодными для возделывания, и это привело к появлению большего числа едоков, которые потребляли возросший урожай.

Гевирц ухмыльнулся.

— Неплохо сформулировано, мисс Бомонт. Надеюсь, что остальные слушатели приняли это к сведению. Взаимное общение индивидуумов с единым источником информации во многом аналогично общению между самими индивидуумами. Мистер Рейнолдс, будьте так добры, подготовьте математическое описание аналогии между передачей информации и распространением заболеваний. Кроме обычных инфекционных болезней, учтите еще болезни, связанные с условиями окружающей среды, — например, холеру. — Он кивнул Саре. — Вы можете продолжать.

— Теперь перейдем к одному частному случаю, — сказала она. — А именно — к конденсации мемов, необходимой для возникновения структуры, подобной Обществу Бэббиджа, в начале девятнадцатого века.

Слушатели зашевелились, послышался шум. Она, не оборачиваясь, продолжала писать на доске.

— Как вы можете видеть из этих уравнений, в тридцатые годы девятнадцатого века создались такие условия, при которых возникновение более чем одного подобного общества абсолютно неизбежно. — Она быстро перечислила эти условия. — Проведенный недавно анализ базы данных «Клиоскоп» показал, что в стране существует группа, которая называет себя Тайной Шестеркой. Разумеется, в соответствии с дилеммой Карсона в Шестерке произошел раскол, но следы дочернего общества теряются. Или оно перестало влиять на систему — и оставлять свои «подковы», — или исчезло.

Шум усилился. Аарон Гевирц повысил голос.

— Мадам, вы вполне уверены, что ваши выводы правильны?

Она обернулась к нему.

— Да, доктор Гевирц. Вполне. Я могу продолжать?

Старик нахмурился.

— Это неприятный сюрприз.

— Совет об этом уже уведомлен.

Он поднял брови.

— Да? В таком случае… Ну да. Продолжайте, пожалуйста.

Мел летал по доске. Она чувствовала на своей спине взгляды всей комнаты. Меловая пыль щекотала ей ноздри, вызывая непреодолимое желание чихнуть.

— Однако не следует забывать и про Европу. Существовавшие там условия практически гарантировали выпадение в осадок еще по меньшей мере одного, а возможно, и трех обществ. В соответствии с дилеммой Карсона, если не учитывать возможных случаев самороспуска, развала или слияния, мы должны полагать, что сейчас там активно работают до пяти — восьми обществ.

Теперь в комнате стояла мертвая тишина. Она повернулась к слушателям. Кроме Умника, на лице у которого появилась нервная улыбка, все сидели с застывшими лицами.

— Впрочем, слияния маловероятны, поскольку обязательное условие работы общества типа Бэббиджа — секретность.

— Ясно, — сказал Гевирц. — Значит, эти предполагаемые общества так же не имеют представления о существовании друг друга, как и мы — об их существовании?

— Этого мы знать не можем. О нашем существовании они безусловно знают после появления моей распечатки. Недавно некое общество использовало компьютерные вирусы для того, чтобы переписать заметки одного репортера по имени Морган Граймз в какой-то файл «К». Граймз напал на след убийств, совершенных Обществом; но сам он не имел ни малейшего представления о том, что они означают. Эта группа «К» так или иначе пронюхала, что он обнаружил, и сделала свои собственные выводы. Поскольку все это произошло еще до того, как я написала своего «червя»…

— Все это чепуха, — заявила Мать-Земля. — Я считаю, Бомонт просто хочет уйти от ответственности за то, что она нам устроила.

Слушатели одобрительно зашумели. Один Гевирц не шевельнулся и ничего не сказал.

— Совершенно очевидно, — продолжала Сара, — что кто-то выслеживает и нас, и Общество Бэббиджа. Джимми Кальдеро… — Ей неизменно становилось не по себе, когда приходилось упоминать это новое имя. Ред Мелоун, черт возьми! И им он всегда останется! — Джимми Кальдеро, который имеет опыт разведывательной работы, обнаружил немало признаков, на это указывающих.

— А не могли бы вы сказать нам, что это за признаки? — спросил Умник. Сара подумала, что он немного переигрывает, но этого, кажется, никто не заметил.

— Можно, доктор Гевирц? Я не хотела бы отнимать слишком много времени своей работой.

Слепой усмехнулся.

— Ну нет, моя милая. Я весьма склонен принять ваш блеф за чистую монету, но боюсь, что ваши товарищи разорвут меня в клочья, если я сейчас прекращу обсуждение. Конечно, продолжайте. — И он сделал вежливый приглашающий жест рукой.

— Хорошо. Проведенный мистером Босуортом анализ узлов с малой вероятностью и значительными последствиями позволил ему с несомненностью обнаружить Тайную Шестерку. — Услышав этот комплимент, Умник расплылся в счастливой улыбке. — Но есть и другие признаки. Я уже говорила о перекачке заметок Моргана Граймза в файл «К». Вдобавок та же группа «К» проникла в систему компании «Кеннисон Демографикс», и кто-то угрожал Кеннисону по телефону. Третье — чужой файл, обнаруженный в ходе изучения распечатки в Атлантском отделении. Он написан по-французски в квебекском узле и содержит приказ расследовать убийства, упоминающиеся в файле Граймза. Наверное, не нужно напоминать вам, что у нас нет никакого отделения в Квебеке и что Обществу Бэббиджа, очевидно, незачем затевать такое расследование. Четвертое — уничтожение группы по изучению распечатки в Денвере. Эту операцию провело не Общество. Даже Женевьева Вейл не сделала бы такой глупости, а те из руководителей Общества Бэббиджа, кто остался в живых, последние несколько месяцев притворяются мертвыми и не предпринимают никаких действий. При взрыве они потеряли ценного агента, а кроме того, это не могло не возбудить новых подозрений среди публики, как бы ни освещалось это событие в прессе. Сейчас столько людей знает про распечатку, что любое сообщение прессы вызывает подозрения. И наконец, тот факт, что во время моего отпуска в горах за мной следили и меня чем-то опоили. Джимми уверен, что было бы неразумно считать все эти события результатом действий какой-то одной организации.

Она замолчала и оглядела слушателей. Все сидели, затаив дыхание и не сводя с нее глаз. Умник ухмылялся во весь рот — хоть завязки пришивай. Мать-Земля нервно потирала руки. Рейнолдс, прищурившись, смотрел в пространство перед собой. На лице Гевирца прочесть ничего было нельзя.

— Теперь попробуем поставить себя на место одного из этих других обществ. Что мы первым делом предприняли бы, услышав о распечатке?

Здесь должен был вступить Умник. Он поднял руку.

— Искать дверь.

— Объясните подробнее.

— «Дверь» — это информация, которую можно использовать, чтобы проникнуть в Ассоциацию или Общество, — или физически, или через посредство компьютерной сети «Дэйта-Нет» с помощью подслушивающих устройств, кротов, организации утечек или слежки. Короче говоря, дверь. И они нашли такую дверь.

— А можно поинтересоваться, что это оказалась за дверь? — спросил доктор Гевирц.

— Я не могу отвечать за людей из Общества Бэббиджа, но что касается нас, то утечка была очень невелика. Это облегчило нам расследование. Мы проверили каждое сообщение распечатки, чтобы выяснить, позволяет ли оно проникнуть к нам. Например: было ли раскрыто расположение ранчо?

— Нет, — сказал доктор Гевирц.

— Правильно, доктор, — Сара начала получать удовольствие от перемены ролей. «Посмотрим, как это понравится ему». — Тем не менее была скомпрометирована Луиза Востин. Значит, велось либо подслушивание в ее доме, либо слежка за ней самой.

— Сестра Востин сейчас в безопасном укрытии, — сказал Рейнолдс. — Если за ней была слежка, она от них ушла.

— И к счастью — или к несчастью, — ее дом был сожжен погромщиками, так что не имеет значения, были там подслушивающие устройства или нет: все равно никто ничего не узнал.

— Короче, мисс Бомонт, — сказал Гевирц. — Ближе к делу.

— Одна открытая дверь безусловно была. Марк Лопес. Он тоже был скомпрометирован распечаткой. Если Шестерка — или кто-то еще — действовала достаточно быстро, проникнуть можно было через него: или в результате его оплошности, или по сговору с ним. С тех пор местонахождение брата Лопеса неизвестно…

— Все из-за тебя, — вставила Мать-Земля.

— Но перед тем, как исчезнуть, он прислал к нам новичка. Однако произошло ли это до того, как он исчез?

В наступившей тишине все повернулись к Морин Говард. Глаза ее забегали.

— Постойте, это же смешно. Марк тщательно меня проверил, прежде чем прислать сюда.

— Проверил ли? — спросила Сара. — Жаль, что мы не можем его найти и спросить.

Тишина в комнате стала угнетающей.

— Да зачем это нужно? Ассоциация все перепроверила после моего приезда.

— Да, еще одно, — с улыбкой сказала Сара. — Если расположение ранчо не было раскрыто в распечатке, — то кто опоил меня?

Рейнолдс резко поднял голову.

— Ты хочешь сказать, что это…

— Что это кто-то с ранчо? Да.

Она подошла к своему месту, открыла портфель, вынула подкову и подняла ее над головой.

— Это подкова с лошади, на которой ехал шпион. Доказательство — вот эта трещинка сбоку.

Сара указала пальцем на подкову. Морин протянула руку, взяла ее, внимательно разглядела и передала Рейнолдсу.

— По словам Текса Боудина, это подкова с гнедого мерина; — продолжала Сара. — Конюх посмотрел в журнале, кто ездил на этой лошади в тот день. Это была мисс Говард.

Мать-Земля резко повернула голову.

— Неправда!

— Конюх говорит, что правда.

— Да, я ездила на этой лошади, тут все верно. Но потом я привязала ее и пошла дальше пешком. Когда я вернулась к тому месту, где оставила лошадь, ее там не было. Я несколько часов искала ее и нашла только перед самым заходом солнца. Конюху я ничего не сказала — не хотела, чтобы он решил, что я плохо смотрела за лошадью.

Сара пожала плечами.

— Хорошая байка, сестра. Только я родом из Чикаго, а там на выборах частенько голосуют покойники. Поэтому мне нетрудно представить себе ситуацию, в которой рекомендацию новичку тоже дает покойник. Но бывает ли идеальная легенда? Особенно если ее готовили наспех? А что, если кто-то всерьез за нее возьмется? Какие незамеченные дефекты могут в ней обнаружиться? Какие пробелы можно найти в цепочке подложных документов? Можете мне поверить, за последние несколько недель ни у кого не было более серьезных оснований размышлять на эту тему. И когда брат Мелоун и брат Половски углубились в твое прошлое, они обнаружили…

Продолжить она не успела. Говард выскочила из-за стола и кинулась к выходу. Умник, как и было задумано, встал и попытался ее задержать, но она перевернула стол ему под ноги, и он с воплем повалился на пол.

Говард распахнула дверь, но в коридоре стояли, преграждая ей путь, Ред Мелоун и Уолт Половски. Она повернулась и бросила на Сару взгляд, пылавший такой ненавистью, какой та не встречала даже в белых кварталах Чикаго. Потом Морин изо всех сил стиснула зубы.

— Не зевайте! — крикнул Ред.

Тело Говард напряглось, глаза закатились. Она выгнулась назад, захрипела и упала. Половски успел подхватить ее, но она безжизненно повисла у него на руках.

— Черт! — сказал он и отпустил ее. Тело бесформенной грудой свалилось на пол.

Несколько секунд стояла тревожная тишина. Потом Аарон Гевирц произнес:

— Вы были совершенно правы, мисс Бомонт.

Сара повернулась к нему. Старик удовлетворенно кивнул.

— Как вы и обещали, ваши выводы получили вполне убедительное доказательство.

— Она… Мы не думали, что она это сделает, — пробормотала Сара. До нее сразу дошла вся глупость ее слов. — Мы так и не смогли расколоть ее легенду. При ближайшем рассмотрении видно было, что там что-то не так, но расколоть ее мы не смогли. Мы были уверены, что она и есть крот, но доказательств у нас не было. Оставалось только попробовать запугать ее и заставить броситься в бегство.

Гевирц повернул свое кресло на колесах так, чтобы видеть тело.

— В самом деле, никому еще не удавалось бежать дальше, чем ей.


— Чего-чего вы хотите? — Кеннисон сердито уставился на Селкирка.

Шотландец откинулся на спинку кресла и обвел глазами сидевших за столом для заседаний.

— Я хочу продублировать всю нашу систему в каком-нибудь отдаленном месте.

— Алан, я назначил вас начальником Ночной Смены, а не президентом «КД». Не превышайте своих полномочий.

— Не превышать полномочий? А как по-вашему, правильно обращаться со мной, как с простой пешкой, после всего, что я для вас сделал?

Кеннисон весь напрягся. «После всего, что я для вас сделал»… Какая бестактность. Напоминать о своих услугах не принято. Признак дурного воспитания. Он посмотрел на Джонсона, потом на Ченга, но оба старательно отводили глаза. Они не знали, что произошло в их кабинете на прошлой неделе, и не хотели этого знать. Они знали одно: Пруденс исчезла, и на ее месте сидит какая-то незнакомая женщина.

— Нам нужно переходить на двойную бухгалтерию, — сказал Селкирк. — Как только ваши бывшие коллеги заподозрят, что получают недооптимизированные данные, они полезут к нам в базы разбираться, в чем дело. Мы не можем позволить им обнаружить, что там что-то не так. Поэтому мы устроим здесь ложный фасад, а правильную информацию упрячем туда, где они не смогут ее найти.


— Может быть, в этом есть смысл, — медленно произнес Джонсон.

— Недооптимизированные данные? — переспросил Кеннисон. — Чтобы толкать их на ошибочные решения, а самим процветать? Ну да. — Он выводил пальцем какие-то узоры на столе. — Возможно, то решение было отчасти поспешным.

«Поспешишь — людей насмешишь».

Ченг кивнул.

— Поспешным. Слишком поспешным. Ульман ничем нам не угрожал. Какая разница, кто сидит во главе стола, если накрываем на стол мы? Всегда лучше быть силой, стоящей позади трона.

Джонсон потер подбородок и взглянул на Селкирка.

— Хм-м-м. В том, что они говорят, тоже что-то есть. Возможно, нам не следует приводить в исполнение этот план. — Он покачал головой. — Пойти против Общества… Не знаю, разумно ли это.

Ченг снова кивнул.

— Это был вопль уязвленного самолюбия, а не трезво спланированное действие. Где клиологический анализ? Какие будут последствия? Мы никогда еще не принимали решений без этого.

— Поздно, — сказал Селкирк. — Первая посылка подправленных данных ушла сегодня утром.

— Без моего разрешения, Алан?

Селкирк без колебаний встретил его пристальный взгляд. Да, Алан определенно становится проблемой.

— Вы же дали разрешение, разве вы не помните? Черт побери! — Алан стукнул кулаком по столу. — В такой ситуации надо действовать смело, а не ходить вокруг да около. Если решение принято, его надо выполнять. Нельзя без конца медлить.

Кеннисон судорожно прижал ладони к столу. Это правда. Он часто подумывал, не пора ли уйти из Общества и начать действовать самостоятельно. «КД», его собственное детище, было ему куда ближе, чем Общество. Однако сделать это нелегко по многим причинам. Ульман никогда не допустит, чтобы он ушел из Общества, — во всяком случае, пока «КД» у него в руках. Слишком ценны данные, которые Общество получает от «КД».

Впрочем, кое-какие возможности есть. Что если «КД» проглотит все Общество целиком? Не исключено. Устранить остальных членов Совета. Превратить «КД» в новое Общество по собственному образу и подобию. Улучшенное Общество. Но как проглотить такой кусок и не подавиться? Может быть, стоит поближе познакомиться с послужным списком Гровнора Вейла. Ситуация не совсем та же — Вейл стремился только захватить бразды правления, а не поменять коней, — но кое-что полезное там можно будет почерпнуть.

Макиавелли как-то заметил, что существуют только два типа государства — турецкий и франкский. В первом все подданные — слуги султана и выполняют все его приказы. Во втором все подданные — полноправные бароны, имеющие собственных подданных и приверженцев. Тогда же хитроумный флорентинец сделал одно тонкое наблюдение. Захватить власть во франкском государстве легче, но править им труднее.

Гровнор Вейл усвоил этот урок. Кроуфорд построил Общество по франкскому типу — как команду равных. Благодаря этому Вейл смог с помощью интриг пробиться на самый верх. Но, захватив власть, он приложил все силы, чтобы перестроить Общество по турецкому образцу. Старый паук действовал терпеливо и хитро. Он много лет плел свою паутину и раскинул ее только тогда, когда пробил его час. Пусть он не добился полного успеха, но сумел достичь очень многого. И все же под покровом тоталитарной власти семейства Вейл еще можно было заметить слабые контуры прежних баронств.

«Не исключено, — подумал он. — Не исключено». Наделен ли он терпением Старика Вейла? Безусловно. Он ничуть не хуже любого другого. Он и так уже слишком долго и терпеливо ждал. Он рвался к действию, он жаждал пожать плоды победы, которую сполна заслужил. Aut Caesar, aut nihil [53].

Какие еще есть варианты? Остаться. Уйти. Проглотить. Или…

Есть еще одна возможность. Это, конечно, рискованно, но можно уйти и при этом оставить себе «КД». Подобный путь намечался в плане Селкирка. Без Селкирка, черт бы его взял, из этого ничего не выйдет, тут нужно его компьютерное мастерство. Он незаметно покосился на Селкирка. Потом от Селкирка придется избавиться, держать его при себе будет слишком рискованно. Жаль, но ничего не поделаешь: лес рубят — щепки летят.

Он принял решение.

— Если мы делаем этот шаг, пути назад не будет. Это значит поднять красный флаг революции. Вы готовы идти до конца?

После недолгого колебания Джонсон кивнул. Ченг пожал плечами, как бы соглашаясь с неизбежным. Алан ответил все тем же пристальным взглядом.

— Это была моя идея.

«Да, — подумал Кеннисон. — Твоя идея».

— Прекрасно. Врат Алан, подготовьте план размещения нашей базы данных в подходящем месте, но ничего не предпринимайте, пока мы четверо его не рассмотрим. А пока никаких подложных данных. Если кто-нибудь обнаружит ошибки в сегодняшней посылке, скажите им, что случился сбой. Брат Тсу-ши, проведите клиологический анализ последствий. Да, я понимаю, лошадь следовало бы поставить впереди телеги, однако лучше поздно, чем никогда. Используйте Ночную Смену. Брат Алан, проследите, чтобы брат Тсу-ши получил в свое распоряжение сколько нужно людей. Да! — Он поднял руку. — Брат, не забудьте использовать в своем анализе информацию, которую Джимми Кальдеро предоставил нам о том, другом обществе — Тайной Шестерке. Но смотрите, чтобы эта информация не попала в общий информационный массив. Это, возможно, наше главное преимущество перед Ульманом: мы при анализе будем учитывать существование этого общества, а он нет. Переговорите с братом Аланом, он сообщит вам подробности. Он много чего о них выяснил. Вы проявили большое усердие, Алан, и заслужили благодарность. Брат Нейт, на время этой операции фирма «Джонсон и Ченг» остается на вас. Мы надеемся, что вы обеспечите обычное прикрытие и безопасный доступ к информации в дневное время. Есть какие-нибудь вопросы? — Он обвел глазами стол. — Прекрасно. Да будет так.


Все разошлись, и он остался в конференц-зале один. Теперь пути назад нет. Alea jacta est [54]. Интересно, то же самое чувствовал Цезарь? Наверное. Даже великие люди должны испытывать нерешительность, когда наступает момент истины. И, конечно, воодушевление при мысли о возможном успехе, а может быть, и о возможном поражении. Азарт игрока. Прилив адреналина от сознания того, что приближается решающий узел, точка расхождения траекторий, в которой и определится будущий ход событий. Когда все известно заранее, нет никакого интереса.

То, что он собирался сделать, было куда рискованнее заговора против Вейл. Правда, узнай она, что он задумал, она бы его убила. И ведь до этого в самом деле чуть не дошло! Не прояви он такого мужества… Нет, риск не в том, что это опасно, а в том, что велика вероятность неудачи. Тогда он был убежден, что рано или-поздно одержит верх. И тем не менее его план оказался неудачным. Возможно, новая операция, куда более смелая, завершится победой. Теперь он припомнил, как там у Киплинга дальше: «Все проиграть и нищим стать, как прежде, и никогда не пожалеть о том» [55].

Да, вот чего ему раньше не хватало. Безрассудной отваги. Он был слишком осторожен. Хватался за соломинки. За Монфор и Соренсона. Только Пейдж доказала свое мужество — ценой собственной гибели. Бедная Гретхен! Такая героическая смерть! Он поклялся про себя, что похоронит ее останки с почестями, как только Джед сознается, куда их дели.

Впрочем… Совсем забывать об осторожности тоже опасно. Перед самым совещанием они с Селкирком тщательно проверили все помещения фирмы и этот конференц-зал; никаких подслушивающих устройств они, конечно, не нашли, но проверить следовало. Как, переходя улицу, следует посмотреть сначала налево, а потом направо — даже если ни одной машины не видно.

Он принялся писать в блокноте. Вейл. Ульман. Селкирк. Тайная Шестерка. Три вируса. Телефонный звонок. Подумав, он приписал: Бомонт и Кальдеро.

Что там говорила Великая Гарпия? Будто у нее есть какой-то источник информации в организации Кеннисона. Он провел стрелку от Вейл к вирусам. В качестве председателя Вейл имела доступ в помещения фирмы «Джонсон и Ченг». И с нее вполне сталось бы запустить в систему вирус.

А Ульман намекнул, что знает больше, чем ему следовало бы. Он провел еще одну стрелку — от Ульмана к вирусам и еще одну, от Ульмана к телефонному звонку, поставив около нее несколько украшенных завитушками вопросительных знаков. Звонила какая-то женщина. Может быть, сама Вейл?

Так можно объяснить появление трех вирусов. Вейл, Ульман, Тайная Шестерка. И звонил тоже кто-то из них. Вероятно, не Ульман. Такое хвастовство не в его стиле. Он зачеркнул остальные стрелки, посмотрел, что получилось, и вздохнул.

Вырвав две верхние страницы из блокнота, он сунул их в измельчитель. После каждого совещания полагалось уничтожать все исписанные страницы блокнотов, лежавших перед каждым местом; но только у Кеннисона хватило ума уничтожать еще и следующую, пустую страницу. Он откинулся на спинку кресла и потянулся, потом встал, обошел стол и вырвал все верхние страницы из блокнотов. Вернувшись на свое место, он осторожно начал затушевывать их боковой стороной карандашного грифеля.

Брат Натэниел Джонсон, как обычно, не делал никаких заметок. Отчасти неплохо иметь такого ограниченного и туповатого подчиненного, но в этом есть и свои неудобства. Трудно определить, о чем он думает и думает ли вообще.

На странице из блокнота Ченга проступило несколько китайских иероглифов. Ох уж это загадочное дитя Востока! Как-то Кеннисон дал перевести иероглифы, которые нашел в блокноте Ченга, и обнаружил, что в вольном переводе они означали что-то вроде «ну что, полюбопытствовали?» Он улыбнулся. Неплохо иметь и умных подчиненных, но и в этом есть свои неудобства.

На странице из блокнота Селкирка оказалось несколько букв «К», переплетенных между собой, разукрашенных завитушками, листиками и цветочками. Кеннисон обожал такие красноречивые узоры и держал на договоре психиатра — вдруг в них удастся обнаружить какой-нибудь тайный смысл? Нельзя знать заранее, когда может пригодиться такая информация.

«К»? Он мысленно дописал на своей уже уничтоженной странице «Файл К». Еще одна важная подробность, касающаяся одного из этих вирусов. Того, который запустила Тайная Шестерка? Файл «Куинн»? Возможно. Возможно.

Он сложил все три листка и положил во внутренний карман пиджака.


Когда он вышел из конференц-зала, у Ночной Смены вовсю кипела работа. Он кивнул Ченгу, который сидел за терминалом в своем кабинете. Джонсон у большого компьютера просматривал с главным программистом тест-программу. Кеннисон постучал в дверь компьютерной и помахал им рукой. По пути к выходу он останавливался то у одного, то у другого из служащих и обменивался с ними несколькими любезными словами — о здоровье супруги, о детях, о любимых занятиях.

Чуткость. Это всегда полезно. Люди могут не пойти за лидером, наделенным пророческим даром, но они всегда пойдут за тем, кто не забывает про их дни рождения и памятные даты.

Он поднялся на лифте из туалетной комнаты на свой этаж, быстрыми шагами подошел к двери, ведущей из верхней туалетной комнаты в кабинет, приоткрыл ее и замер на месте.

У компьютерного терминала в его кабинете сидел Алан и оживленно разговаривал с кем-то по телефону. Кеннисон осторожно закрыл дверь и приложил к ней ухо.

— Я тебе говорю, нам понадобится вся начинка большого компьютера, — доносился до него приглушенный голос. Чтобы различить слова, Кеннисону приходилось изо всех сил напрягать слух. — Да. Подтверждаю. Они помещались в Оберлине, штат Огайо. — Пауза. — Нет, где они сейчас, не знаю. — Пауза.

— Да, знаю. Дело зашло слишком далеко, но думаю, мы сможем кое-что спасти… Нет, не беспокойся. Я смогу за себя постоять. — Пауза. — Что вы сделали? А стоило это делать? — Долгая пауза. — Ах, да. Вы сделали совершенно правильно. Больше вам ничего не оставалось. Как там дела у Бернстайна? Он знает?… Хорошо. Пусть так и будет. А Френч?… Очень хорошо. Привет.

Кеннисон немного выждал, потом зашел в кабинку и спустил воду. Подойдя к умывальнику, он набрал пригоршню воды и плеснул себе в лицо. Ледяная вода обожгла его. Он оперся обеими руками о край раковины и перевел дух. Потом выдернул из контейнера бумажное полотенце и приложил к лицу. Отняв его, он посмотрел на оставшиеся мокрые пятна, словно ожидал увидеть запечатленными свои собственные черты. Как лик Христа на платке Вероники.

Скомкав полотенце, он швырнул его в мусорную корзину, распахнул дверь и вошел в кабинет. Там никого не было.

Он подошел к столу — тому самому, на котором они тогда разделывали мясо. «Будь осторожен, Дэниел». Он опустился в кресло — свое собственное кресло, черт возьми! За своим собственным столом! Потом он набрал номер на клавиатуре терминала. Почему Алан звонил отсюда, а не со своего телефона? И с кем он говорил?

— Берти? Это Кеннисон. Скажите, пожалуйста, чтобы подогнали мой лимузин. Я сейчас спущусь. Спасибо.

Он нажал кнопку отбоя и набрал еще один номер.

— Мадам дворецкий? Я скоро выезжаю. Будьте добры, скажите повару. Да, спасибо.

На этот раз, дав отбой, он продолжал говорить в умолкшую трубку:

— Вы не знаете, что там сегодня собирались готовить?

Одновременно он быстро набрал команду, выводившую на экран номера телефонов, с которыми велись разговоры. Одного взгляда на экран оказалось достаточно, чтобы самые худшие его ожидания оправдались. Разговор, который только что вел Алан, был не зарегистрирован.

Вот почему Алан звонил отсюда, с терминала. Уничтожить запись о разговорах, который ведутся по обычным телефонным линиям, невозможно: их автоматически отслеживает телефонная компания. Компьютерная связь — другое дело: для всякого, кто наделен такими талантами, как Алан, проделать подобный фокус не составляет труда.

— Ясно, — произнес он вслух. — Наверное, получится очень вкусно. Не терпится попробовать. До свидания, мадам дворецкий.

Он положил трубку и мысленно поставил против фамилии Селкирка вопросительный знак. Очень большой вопросительный знак.

«Я смогу за себя постоять», — сказал Селкирк. «Сможешь ли? — подумал Кеннисон. — Сможешь ли?».

7

— Мисс Беннет! — сказала дежурная. — Мы рады, что вы вернулись.

Сара внимательно посмотрела на стройную, элегантно одетую женщину, которую ни разу в жизни не видела.

— Спасибо, Хелен, — ответила она. — Обожаю Сан-Франциско. С удовольствием приезжала бы сюда чаще, но… — Она взмахнула рукой. — Вы понимаете, дела.

Она повернулась к посыльному и протянула ему ключ.

— Отнесите мои вещи в номер, пожалуйста. Серый чемодан в гостиную, черный в спальню. Мне ничего не просили передать, Хелен?

Дежурная достала из гнезда конверт.

— Звонил некий мистер Кальдеро. Просил вас позвонить, как только сможете. — Убедившись, что посыльный не услышит, дежурная тихо добавила: — Ваш номер чист. Парнишку зовут Хосе. Он не из наших, но вы с ним знакомы — он уже работал, когда «вы» были здесь в прошлом году. А брат Кальдеро въехал к нам три часа назад. Его номер как раз под вашим.

Сара решила не выходить из роли.

— Благодарю вас, Хелен. — Она взяла конверт. — Будьте добры, позвоните мистеру Кальдеро и спросите, не сможет ли он пообедать со мной через… — Она взглянула на часы. — Ну, скажем, через сорок пять минут у меня в номере. Пусть подадут легкую закуску. Бутерброды, холодная вырезка, минеральная вода. В общем, вы понимаете.

— Конечно, мисс Беннет.

— Благодарю вас.

Войдя в номер, Сара сняла перчатки и шляпку. Посыльный ждал.

— Все в порядке, Хосе. Рада снова тебя видеть.

Она протянула ему десятку. Посыльный поднес два пальца к форменной фуражке.

— Мы рады, что вы снова здесь, мадам.

Когда он вышел, она опустилась в одно из плюшевых кресел и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить сердцебиение. Вот это называется перевоплощение! Она не просто играла, не просто вжилась в роль — она превратилась в свою героиню, стала Глорией Беннет.

Лишь несколько человек во всем Сан-Франциско знали, что на самом деле она не Глория Беннет. (Хотя как раз «на самом деле» она и была Глорией Беннет.) В их числе были Хелен и человек по имени Фрэнк Чу из отдела обслуживания, который «обслуживал» номера люкс. Им обоим было известно, что раньше маской «Беннет» время от времени пользовался кое-кто из членов Ассоциации, а теперь она закреплена за определенным человеком. Им не сообщали, кем была Сара раньше, но они вполне могли об этом догадаться.

Тем не менее она не решалась выходить из роли, даже когда имела дело с ними. Нужно постоянно помнить об этом, даже с друзьями. Когда то и дело меняешь маску, рано или поздно непременно допустишь какой-нибудь промах.

Сара встала и подошла к окну. Посыльный раздвинул шторы, и за окном был виден весь город. На переднем плане возвышались две горы — Телеграфная и Русская, первую из них венчала изящная рифленая бетонная колонна башни Койт-Тауэр с основанием, утопавшим в зелени. Вдали простирались гладкие, спокойные воды бухты, а за ними, в утренней дымке, лесистые прибрежные холмы. Справа панораму ограничивал мост Бэй, слева — мост Голден-Гейт, самый красивый мост в мире. Этой картиной Сара могла любоваться без конца. Дома были большей частью белые или каких-нибудь светлых тонов, и казалось, что весь город светится на солнце. Сара не собиралась никуда уезжать из Денвера, но всегда думала, что если придется, то переедет только сюда.

И тут она вспомнила, зачем сюда приехала.


Стук в дверь возвестил о приходе официантки, вслед за которой появился «Джимми Кальдеро».

Ред поставил свой тяжелый чемодан на пол и раскрыл объятия.

— Глория! Как долго я тебя не видел!

Сара сделала шаг навстречу, и он крепко обнял ее.

— Джимми, — сказала она, — ты негодяй, где ты все это время пропадал? — Через его плечо она увидела Умника. — А это кто?

Она высвободилась из его объятий. «Прыщавый соглядатай, вот кто. Ред, ты просто…» Но найти подходящее слово она не смогла.

— Ты помнишь тот компьютерный проект, о котором мы говорили по телефону? Это один из моих лучших программистов. Познакомьтесь — Норрис Босуорт, Глория Беннет.

Умник нерешительно протянул ей руку.

— Рад с вами познакомиться, — сказал он.

— Прекрасно, — сказал Ред официантке. — Оставьте все, мы обслужим себя сами. — Он отмахнулся от Сары. — Нет уж, я очень тебя прошу.

Он щедро дал официантке на чай, и та вышла.

Как только дверь закрылась, Сара хотела было заговорить, но Ред предостерегающе поднял руку. Открыв портфель, он вынул какие-то устройство, похожее на спутниковую антенну в миниатюре. Потом надел наушники и принялся обходить всю комнату. Сара терпеливо ждала.

— Чисто, — объявил он наконец.

— Хелен мне уже сказала.

— Лучше убедиться самому. — Он бросился на диван и закинул руки за голову. — Мне ростбиф с горчицей, сыр и ломтик помидора. Хлеб ржаной.

Сара протянула Босуорту тарелку.

— Можешь сделать себе бутерброд сам, Джимми, — сказала она через плечо.

— Я тебе не горничная.

Ред усмехнулся и оглядел номер.

— Ладно уж. Как тебе нравятся апартаменты?

— Очень приличные. Я столько раз видела их по видео, когда меня готовили, что чувствую себя так, словно уже здесь была.

— И в самом деле была, — напомнил Ред. — Несколько раз. Хелен может рассказать тебе любые подробности, которые не вошли в учебный фильм. — Он встряхнулся, не спеша подошел к сервировочному столику и принялся перебирать ломтики холодного мяса на тарелке. — А получше у них тут ничего нет? Может, заказать пиццу?

Босуорт устроился в плюшевом кресле, держа тарелку с бутербродами на коленях. Сара села за письменный стол, на который поставила свою тарелку, и смотрела, как Ред сооружает себе какой-то сложный бутерброд.

— Когда у нас встреча с Кеннисоном? — спросила она.

— Скоро, — ответил он.

— Он придет сюда?

— Можно сказать, да. — Ред вгрызся в свой бутерброд. Томатный сок потек у него по подбородку, и он вытер его салфеткой. — А пока не хочешь ли послушать, что этот малец разнюхал? — Он кивнул Босуорту. — Валяй, расскажи ей. — Он снова повернулся к Саре. — Тебе будет интересно.

Умник перевел взгляд с Сары на Реда и обратно.

— Хорошо. Мы с братом Половски закончили факторный анализ европейских аномалий. У нас была довольно хорошая зацепка, с которой можно было начать, — то, что вы запомнили из французского списка. Но оказалось, что Карсон все-таки ошибся. Он думал, что идентифицировал третий фактор; на самом деле он свалил в одну кучу два других — то, что делала здесь Шестерка, и кое-какие отдаленные последствия того, что происходило в Европе и отозвалось у нас. Вы знаете, какая тонкая штука — факторный анализ. Тут не всегда можно судить по последствиям события. Бывают такие ошибки… — Он поймал взгляд Реда и осекся. — В общем, нам кажется, что мы идентифицировали на европейском диграфе четыре комплекса следов.

— Четыре? — Она рассмеялась. — Четыре? Ну, замечательно!

— Да, — кисло сказал Ред. — Похоже, в те времена клиологию изобретали все кому не лень.

— Насколько мы можем предполагать, — продолжал Босуорт, — один из них сошел на нет почти сразу же. Вероятно, группа распалась из-за внутренних распрей. Две другие раскололись где-то в последней четверти столетия. Дилемма Карсона.

— Хм-м, — произнесла Сара. — Примерно в то же время, что и Шестерка с Обществом Бэббиджа.

— Верно, — обрадованно кивнул Умник. — Распределение сроков жизни очень похоже на pdf. Распределение предельных значений. Мне кажется…

— Ближе к делу, малец. Все подробности Глория может узнать и потом, если захочет.

Босуорт покраснел.

— Хорошо, — сказал он недовольно. — Только можно было бы по этому поводу и не ехидничать.

Сара постаралась скрыть улыбку. Она еще ни разу не видела, чтобы Босуорт на кого-нибудь огрызался. Похоже, мальчик начинает обретать уверенность в себе.

— Ладно, извини, — ухмыльнулся Ред, примирительно помахав в воздухе бутербродом. — Но постарайся покороче, а? Нам скоро встречаться с Кеннисоном.

Босуорт повернулся к Саре.

— В эпоху мировых войн ушли пять следов. Один я потерял во время первой, еще два затерялись во время второй. И что вы думаете? Один из них, представьте себе, обнаружили и уничтожили нацисты.

— Что?

Сара видела, что Ред тоже удивился.

— Ты этого мне не говорил, — сказал он.

— Мой «червь» вернулся в самый последний момент перед нашим отъездом, — ответил юноша. — Я решил приберечь это и устроить вам сюрприз.

— Да? — Ред задумался. — Не люблю сюрпризов. Пожалуйста, больше никогда не придерживай информацию.

— Я не… Ладно, неважно. Вы, кажется, не цените сценических эффектов. В общем, я пошарил в старых нацистских файлах. Просто на всякий случай — не найдется ли там каких-нибудь перекрестных ссылок. И нашел толстое досье на одну группу, которая называлась «Gemeinschaft fur der historische Wissenschaft» [56], или «GHW». Я просто обалдел. Они помещались в Вене, и на них каким-то образом вышли Рем с его штурмовиками. Как раз после этого нацисты и начали свою пропаганду насчет евреев и банкиров, которые правят всем миром. То есть они всегда были антисемиты, завоевывали таким способом популярность, но тут они как с цепи сорвались. Члены «GHW» были богаты, и кое-кто из них был евреем, однако Гиммлер загреб всех, включая чистокровных арийцев. Я думаю, Рем собирался с ними сторговаться, потому что Гиммлер тогда же загреб заодно и всех его СА.

— «Ночь длинных ножей»? — спросил Ред. — Значит, дело было не только в соперничестве между СА и СС?

— Похоже на то.

— И ты нашел этот файл в германских архивах? — спросила Сара.

— Ganz bestimmt, gnadige Frau, — ответил Босуорт. — Auf Generalstaatsarchiv Bonn [57].

Она взглянула на Реда.

— Значит, германское правительство должно что-то знать.

Ред нахмурился.

— Возможно, — неуверенно сказал он. — Но текст этих старых записей в Германии в свое время считывали с помощью алгоритмов, распознающих буквы, и ввели в государственную компьютерную сеть автоматически. Очень может быть, что их никто никогда и не читал. Многие немцы готовы дать любой крюк, лишь бы не подойти близко к тому, что происходило в те годы. Я даже помню, что в свое время был большой шум по поводу того, стоит ли вообще вводить нацистские архивы в сеть. В конце концов им пришлось это сделать, но только под давлением Франции, Польши и Израиля. — Он покачал головой. — Можете считать, что это еще один пункт, по которому у нас теперь нет ясности. Да, вы здорово замутили воду, мадам.

— Ничего я не мутила, вода уже была мутная, «Джим». Вы просто про это не знали.

— Да, наверное, ты права. Я думаю, это к лучшему, что теперь мы знаем.

— Ред снова повернулся к Босуорту. — Ладно, заканчивай. Расскажи ей про последние два общества.

Босуорт пожал плечами.

— А больше рассказывать нечего. Один из двух следов, которые шли дальше, затерялся в шестидесятые годы.

— И остался только один, — объявил Ред.

— Такие недавние следы обнаруживаются с большим трудом, — напомнил Босуорт. — Последствия могут проявиться только десятилетия спустя.

— Хм-м-м, — задумчиво протянул Ред и взглянул на Сару. — Что ты по этому поводу думаешь?

— Одно из выживших обществ наткнулось на другое и уничтожило его.

— Или наоборот. Да, так и мы с Норрисом подумали. — До сих пор Ред называл Босуорта не иначе как «малец», и Сара заметила, что юноша, услышав это, приосанился.

— А потом победители принялись смотреть, нет ли у них еще каких-нибудь конкурентов, — сказал Босуорт. — Как в Северной Америке.

Ред поджал губы.

— Похоже на правду. Они шарили вокруг себя пару десятков лет, пока не появилось множество компьютерных сетей.

— Они, наверное, запустили паразита в нашу сеть, — сказала Сара. — Какая-то программа, которая случайным образом просматривает полицейские архивы, заметки репортеров и все такое и выискивает комплексы следов, которые могло оставить тайное общество. Вроде той серии трупов, которые остались после Вейлов.

— Да. А потом ты зажгла все прожектора, и они увидели нас. Что ж, по крайней мере мы теперь знаем, сколько этих других, с которыми мы имеем дело. Тайная Шестерка, их дочернее общество, если оно еще существует, и эта европейская банда.

— Называй их группой «К», — предложила Сара.

Ред задумчиво постучал ногтем большого пальца по зубу, взглянул на Сару и кивнул.

— Как? А, хорошо. Группа «К». Можно и так. — Он умолк, опустил глаза и смущенно потер руки. — Ты знаешь, Кэм велел сделать вскрытие Говард.

Перед глазами у Сары встала картина, которая навсегда запечатлелась в ее памяти: толстая женщина бьется в руках у Половски, пытаясь вырваться, потом вздрагивает, как от удара тока, и оседает на пол.

— Эй! — окликнул ее Ред. — В том, что случилось, твоей вины нет. Это она решила носить яд в зубе. Это она решила им воспользоваться.

Сара скривилась.

— Я знаю, только все равно у меня такое ощущение, словно я виновата.

— Ты слишком чувствительна, — сказал Ред. — Всякий рано или поздно умирает. Говард еще повезло, как никому, — она выбрала момент сама. — Он взглянул на остатки своего бутерброда, сделал недовольную гримасу, поставил тарелку на столик у дивана и продолжал: — Во всяком случае, ее ДНК соответствует той, которая была зарегистрирована у «Морин Говард». Мы ничего другого и не ожидали. На кого бы она ни работала, там не дураки сидят. Но Билл Холлистер говорит, что эта ДНК, скорее всего, европейского происхождения. Правда, геномы разных популяций у человека так перекрываются, что полной уверенности быть не может, но он говорит, что у ее ДНК есть некоторые особенности, которые чаще встречаются в Эльзасе и Альпах, чем в Америке.

— Значит, ты думаешь, что она из группы «К», а не из Шестерки?

— Похоже на то. — Он повернулся к Босуорту. — Норрис, как только вернешься в Буффало-Крик, сделай все, что можешь, чтобы засечь группу «К». Если они запустили в нашу сеть паразита, как думает Сара, он должен быть очень хорошо замаскирован. Не думаю, что тамошние ребята смогут его обнаружить, так что подсоби им.

— Само собой, брат Кальдеро. Думаю, надо прежде всего перебрать всех ученых начала восьмисотых годов. Выяснить, кто из них мог затеять такое дело. Старые архивы, наверное, не так хорошо замаскированы.

— Хорошо, только будь осторожен. Смотри, чтобы они не выследили твоих «червей» до самого ранчо. Похоже, они не менее опасны, чем была Вейл. Господи, как эта Говард покончила с собой…

Он содрогнулся.

— Они наверняка уже знают, где мы, — сказала Сара. — Ведь Говард должна была об этом доложить, как ты думаешь?

Ред взглянул на нее.

— Может быть, и нет. Мы держим новичков под хорошим присмотром. Мы и близко не подпускаем их к телефону.

— Вы отпускали ее кататься в горы, — напомнила она.

— Да, но там-то телефонов нет. — Ред ухмыльнулся и снова повернулся к Босуорту. — Все равно, будь осторожен, малец, ясно? Вспомни теорию игр. Самая лучшая стратегия — благоразумие. Не люблю полагаться на случай. Последний раз я это сделал, когда в девяносто третьем купил билет нью-йоркской лотереи.


Устройство, которое Ред прикрепил к оконному стеклу, было похоже на огромную присоску. Сара смотрела, как он подключает провода, присоединяет динамик и кассетный магнитофон.

— Не могу поверить, — сказала она.

— Постарайся. Ну-ка, помоги мне прицелиться. — Он подвинулся, и Сара подошла ближе. — Так. Смотри вот сюда и скажи мне, где перекрещиваются линии.

Ред склонился над индикаторами магнитофона. Сара, закрыв один глаз, приложила другой к окуляру. Перед ней появилась Телеграфная гора.

— Вижу Койт-Тауэр, — сказала она.

— Слишком далеко к востоку. Поверни-ка вон ту рукоятку. Третью с краю.

Она повернула верньер, и панорама медленно поплыла в сторону.

— А что я должна увидеть?

— Высокое здание на горе Гринвич. Тринадцатый этаж — только у них он называется четырнадцатым. Второе окно справа.

Сара посмотрела в окно, нашла здание, потом снова приникла к окуляру.

— Значит, это и есть «Кеннисон Демографикс»?

— Нет, — ответил Ред. — Это квартира, которую он снял под вымышленным именем.

Сара покачала головой.

— Я понимаю, что не имею опыта в этих играх, но не проще было бы поехать прямо туда? — Окно оказалось в скрещении линий. — Попала!

— Отлично, держи так. — Ред что-то сделал с динамиком, и послышалось шипение. — Нет, не проще. Потому что мы не знаем, кто за ним следит. Он не хочет, чтобы его видели с нами, потому что потом Ульман может начать задавать ему всякие вопросы. Откровенно говоря, мне тоже неохота, чтобы меня видели с ним.

— Из-за Ульмана?

— Нет. Просто я человек разборчивый и не люблю, когда меня видят с кем попало.

— Да брось, Джим. Я виделась с ним только один раз, он очень воспитанный человек.

— Для закоренелого убийцы?

— Я не говорила, что он мне нравится.

— Черт возьми, Сара, ты и мне не говорила, что я тебе нравлюсь.

Она удивленно повернулась. Он копался в аппаратуре.

— Ты вышел из роли, Ред.

Ред, не поднимая головы, скорчил гримасу и повернул какую-то ручку.

— Вот так. А наш Дэнни просто параноик. Он звонил мне из уличного автомата. Сказал, что у него больше не осталось никого, кому он мог бы доверять, и он должен как можно скорее поговорить с нами. И не могу ли я прийти к нему со специалистом-компьютерщиком. Как я мог отказать ему в такой трогательной просьбе?

— Это я могу понять, но зачем параболические микрофоны? — Она ткнула пальцем в сторону сложных устройств, которые Ред извлек из портфеля.

— Кеннисон свою квартиру вычистил, микрофонов там нет, но у него есть сомнения насчет телефонных линий. А таким способом он сможет сидеть там и говорить прямо в воздух. Наш микрофон будет читать колебания его оконного стекла и превращать их в звук. Мы будем говорить с ним точно так же. Подслушать нас никто не сможет, если только они не поставят такие же микрофоны и не будут знать, на какое окно их нацелить.

Он включил тумблер, и из динамика раздался голос:

— …Знаю, что вы там. Я слышу ваш разговор. Вы меня слышите? Отвечайте. Отвечайте, черт вас возьми!

В динамике послышался какой-то визг, Ред поспешно повернул ручку.

— Самовозбуждение, — пояснил он. — Его микрофон принимает его собственный голос из наших динамиков, и он снова идет к нам. — Он повернулся к окну. — Включите фильтр, черт возьми!

Визг перешел в глухое шипение.

— Так лучше?

Ред уселся на диван, откинулся на спинку и заложил руки за голову.

— Отлично, Дэнни, отлично. Нет, Глория, не трогай магнитофон. Он включается автоматически от звука голоса.

— Вы это записываете? — голос Кеннисона едва заметно дрогнул.

— Конечно. А вы разве нет?

— Лучше бы вы этого не делали.

— Хорошо. — Ред сделал секундную паузу. — Все, он отключен. Так чего вы хотите?

Не обратив внимания на негодующий взгляд Сары, он нацарапал несколько слов в блокноте, который лежал на подлокотнике, и протянул ей. Она прочла: «В любви и войне позволительно все».

«А что это — любовь или война?» — подумала Сара.


Кеннисон рассказал им все. Про выборы председателя Совета — до них об этом дошли только смутные слухи. Про план Селкирка и про то, как он был уличен в измене. Ред написал в блокноте: «Дилемма Карсона. В Обществе очередной раскол». Вид у него был откровенно радостный. Сара отобрала у него блокнот и написала: «В Ассоциации тоже. Заговор Реда». Ред пожал плечами, явно не увидев в этом ничего смешного.

— Так зачем вам понадобилась Ассоциация, кузен? Подумываете, не вступить ли?

Ред показал знаками, что его тошнит.

— Ассоциация мне не нужна. Только вы и ваша подруга.

— Поплакаться в жилетку?

— Нет, получить кое-какую помощь. Ненадолго, лично мне.

— Понадобилась небольшая дружеская услуга?

— Вот именно.

— Эх, Дэнни, для этого нужно иметь друзей.

— Я знаю, где Деннис Френч.

Сара вздрогнула, как от удара электрического тока. Деннис? Она повернулась к окну. Утреннее солнце отражалось в окнах квартиры Кеннисона, и блеск заставил ее прищурить глаза.

— Где он? — спросила она. Было как-то странно говорить с пустотой. Как будто Кеннисон — призрак, незримо присутствующий в комнате.

— А, мисс Беннет? Как дела? Это вы и есть тот специалист-компьютерщик, которого привел с собой Джеймс?

— Неважно. Где Деннис?

— Вы мне поможете?

Ред сделал предостерегающий жест.

— Да. Говорите.

Ред с негодованием пожал плечами, но Сара не обратила на него внимания.

— Очень хорошо. Но все по порядку. — Наступила долгая пауза, потом Кеннисон продолжал: — Я решил выйти из Общества и действовать самостоятельно. А свою фирму оставить за собой.

Сара взглянула на Реда. Он поднял брови.

— Это не так просто, Дэнни. Особенно если предполагается при этом остаться в живых. И что вы думаете предпринять?

Ред лихорадочно писал что-то в блокноте.

— Я предлагаю действовать в четыре стадии. Во-первых, приобрету под чужим именем, которым я пользуюсь, какую-нибудь фирму с прочным положением, которая занимается, скажем, ценными бумагами или маркетингом, фирму, которая могла бы под благовидным предлогом открыть филиал для изучения общественного мнения. Во-вторых, скопирую базы данных «КД» в его базу данных. В-третьих, введу в первоначальную базу данных искажения, так что Ульману и иже с ним не будет от этих данных никакой пользы. В-четвертых, умру и воскресну под тем новым именем.

— Через три дня? — спросил Ред.

— Через столько, сколько понадобится, — ответил Кеннисон.

— Ну, а мы тут при чем?

— Сначала я предполагал использовать для работы с компьютерами своего протеже — Алана Селкирка. Его исходный план, как я вам уже говорил, состоял в том, чтобы просто подсовывать Совету фальшивые данные, а базу истинных данных держать в потайном месте. Но он не знает, что я решил пойти дальше, и сообщать ему об этом я не намерен. Я больше ему не доверяю. Я подозреваю, что он в сговоре или с Ульманом, или с вашей Тайной Шестеркой. Вот почему мне нужны ваши люди — чтобы убедиться в безопасности моей системы и помочь мне переписать туда данные.

— А нам вы доверяете?

— Да.

Этот простой, недвусмысленный ответ обезоружил Реда. Он замер с раскрытым ртом и беспомощно взглянул на Сару. Та улыбнулась ему уголком губ. Конечно, Кеннисон доверяет Реду. Вопрос в другом — могут ли они доверять Кеннисону.

— Работа как будто не слишком сложная, — сказал Ред, обращаясь к окну.

— Кроме того, я хотел бы получить вашу помощь, — ответило окно, — в оформлении сделки с новой фирмой. Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, я полагаю, лучше всего создать консорциум из нескольких партнеров.

— Хм-м-м… — Ред взглянул на Сару и Босуорта. — Можно назвать его «Кальдеро, Беннет и…»? — Он не закончил фразу, и наступила напряженная тишина.

— «Кальдеро, Беннет и Окс», — произнес Кеннисон после паузы. — Вашего младшего партнера будут звать Флетчер Окс.

— Буду рад с ним познакомиться, — сухо заметил Ред. — А вы уже выбрали фирму, которую собираетесь купить?

— Откровенно говоря, у меня на примете их несколько, но одна представляется особенно заманчивой — инвестиционная фирма с уже довольно внушительным послужным списком. Не вызовет никаких подозрений, если мы приберем ее к рукам и, пользуясь клиологическим анализом, начнем приумножать ее прибыли. Никого не удивляет, когда богатые становятся еще богаче. Кроме того, будет вполне естественно, если они откроют филиал для маркетинговых исследований. Это вполне соответствует их профилю.

— Угу. А название у этой фирмы есть?

— Да. «Детвейлер, Бэррон и Стоун».

— Никогда о такой не слыхал.

— Это старая бостонская фирма, но она работает также на биржах Нью-Йорка и Чикаго. — Последовала долгая пауза. — К сожалению, Бостон — не Сан-Франциско, но ближе к восточному побережью ничего подходящего нет.

Сара подошла к окну и поглядела в сторону квартиры Кеннисона. Горы, сверкающий белый город, Голден-Гейт. Она расслышала, как дрогнул голос у Кеннисона. Проявление искреннего чувства у чудовища — этого она не ожидала.

— Вам будет не хватать Сан-Франциско, да, Кеннисон?

— Конечно. Другого такого города нет, мисс Беннет. Нет во всем мире. Редьярд Киплинг как-то сказал, что самое трудное — это расставание.

Ред принялся напевать вполголоса старую мелодию Тони Беннета «Я оставил свое сердце…» Сара обернулась и сделала строгую гримасу. Ред ухмыльнулся и замолчал. Это проявление чувства почему-то сделало Кеннисона более человечным, не таким похожим на чудовищную карикатуру. Со стороны Реда нехорошо издеваться над чужими привязанностями, даже если речь идет о Кеннисоне.

— Хорошо, — объявил Ред. — Я устрою деловой обед с людьми Детвейлера. Откуда вы знаете, что они собираются продавать дело?

— Я этого не знаю, но продается все, главное — назначить цену. Нам надо только узнать, какую цену следует назначить, и сообщить ее им.

— Да? Только без всяких сюрпризов. Ясно? Это не наш стиль. Как нам связаться с «Флетчером Оксом» и дать ему знать, чем кончится встреча?

— Я сам с вами свяжусь, когда это будет безопасно.

— Имейте в виду, это вашу шкуру мы спасаем. Нам это не так уж и нужно.

— А Деннис Френч?

— Ах, да. Если только вы на самом деле знаете, где он.

— К тому времени, как дело будет сделано, буду знать.


Устройство для прослушивания они оставили на месте. На всякий случай, как сказал Ред. Кроме того, он пристроил на окно еще несколько маленьких машинок, похожих на механических пауков. Когда он их подключил, они начали дружно колотить ножками по стеклу. Ред объяснил, что таким способом в стекле возбуждается множество несинхронных колебательных движений, и это исключает всякую попытку «прочесть» разговор, идущий в комнате: в сумме все эти случайные колебания гасят друг друга.

Оставив Босуорта стеречь номер, Ред повел Сару обедать. Босуорту он сказал, что если тому станет скучно, он может заняться компьютерной задачкой, которую задал им Кеннисон. Босуорт мрачно взглянул на него, но возражать не стал.

— Можете немного порезвиться, ребята, — сказал он. — Только приведи ее обратно не позже полуночи.

Реду это почему-то показалось остроумным.

Он взял ее под руку, и они направились к лифту. Сара сказала Хелен, что «мистер Кальдеро» пригласил ее пообедать, и Хелен пожелала им хорошо отдохнуть. Однако когда они вошли в лифт, Ред нажал кнопку своего этажа. Сара пристально посмотрела на него.

— Ты что-то забыл?

— Нет, — сказал он.

Двери лифта открылись, и он привел ее в свой номер, где в гостиной был накрыт стол на двоих под белой скатертью, с алой розой в вазе. Тарелки были прикрыты крышками и стояли под переносными инфракрасными грелками, чтобы не остыли. Шторы были закрыты, и комнату освещали свечи в золоченых подсвечниках.

Сара огляделась.

— Я думала, ты поведешь меня куда-то обедать.

— Не смог заказать столик.

— Тебе не кажется, что получается немного интимно?

— Нет, получается здорово интимно. А что, тебе что-то не нравится? Можно вызвать официанта, чтобы подавал.

Он подвинул ей стул. Она села и вздохнула.

— Только смотри, чтобы тебе ничего не взбрело в голову.

— Да я, черт возьми, ничего такого не думал с июня девяностого года!

Сара заметила, что он вдруг весь напрягся, как будто нечаянно проговорился.

— Да? А что такое случилось в июне девяностого года?

— Я принял постриг.

Он сказал это небрежно, но глаз не поднял. Сара смотрела, как он ставит кассету в проигрыватель. Ред очень многое тщательно скрывал — между ними словно стояла какая-то невидимая стена. Она его видела и слышала, могла приблизиться к нему как угодно близко, но дотронуться до него почему-то не могла.

Ред нажал кнопку, и в воздухе поплыли звуки одинокой арфы. Не концертной арфы с ее резонирующими аккордами, а какой-то необычной, с металлическим звучанием. Мелодия была странная, почти средневековая — ей сразу пришли на ум кафедральные соборы и короли.

— Что это за инструмент? — спросила она, когда Ред сел за стол.

— Ирландская арфа с медными струнами, на ней играют ногтями. Музыка О'Каролана. Он жил в конце тысяча семисотых. Последний из великих гэльских арфистов — по крайней мере, так его всегда называют. Он был слепой; для музыканта это, наверное, лучше, чем быть глухим. Эта вещь называется «О'Флаинн» — он назвал ее в честь Лиама О'Флаинна, который поднес ему последний стакан виски, когда он умирал.

Сара ела молча, наслаждаясь едой и музыкой. Лишь изредка Ред нарушал молчание, объявляя название мелодии: «Сэр Феотус Бэрк», «Бриджит Крус». Музыка казалась ей мучительно знакомой. Старые, полузабытые мелодии, которые переходили от одного деревенского скрипача к другому, а потом возродились в песнях горцев и в блюзах Дельты. Она посмотрела через стол на Реда, он улыбнулся ей в ответ и кивнул. Почему-то молчание казалось ей вполне естественным.

Она вспомнила, как Кеннисон призвал их на помощь. Какой странный был разговор! Кеннисон — редкая птица. Внушает омерзение и в то же время симпатию. Наполовину дьявол, наполовину джентльмен. Но ведь дьявола всегда изображают в виде джентльмена? Центральная фигура в Обществе, которая хочет выйти из Общества. Не из отвращения к тому, что оно наделало, а только потому, что его честолюбивые планы потерпели крах. А Ред согласился помочь ему — не потому, что одобряет эти планы, а потому что готов на все, лишь бы насолить Обществу. И вот они на время стали союзниками, не переставая опасаться друг друга. Враг моего врага — мой друг. Она подумала, действительно ли Кеннисон догадывается, как узнать, где находится Деннис. Когда она снова его об этом спросила, он предложил попробовать подслушать его телефон в «Кеннисон Демографикс». Но как это может помочь разыскать Денниса?

Музыка умолкла, и Ред прислушался, наклонив голову набок.

— Сейчас будет то, что я хотел тебе сыграть. Называется «Фанни Пауэр».

— А кто это?

— Фанни была дочь покровителя О'Каролана. Он написал эту пьесу к ее свадьбе. Я хотел, чтобы ты ее услышала — тогда ты поймешь, что на свете есть не только одна безупречная мелодия.

Он отложил свой прибор, облокотился на стол и устремил взор в бесконечность.

Начало было очень простое — незатейливая, грациозная мелодия, парившая в верхних регистрах. За ней следовала другая, тоном ниже, дополнявшая ее. Потом арфист начал повторять эти фразы, разукрашивая их кристально чистыми, изящными фиоритурами и арпеджио. Понемногу музыка становилась громче и величественнее, пока не наступила торжественная кульминация, из которой снова родилась первоначальная простая мелодия. Потом арфа умолкла, и только обертоны еще звучали в воздухе.

Несколько секунд Ред сидел молча. Потом, когда началась следующая вещь, он встряхнулся, встал и выключил проигрыватель.

— Ну? — спросил он. — Что ты об этом думаешь?

Сара с удивлением заметила, что глаза его стали влажными.

— Наверное, она была очень красива.

Он посмотрел на нее.

— Кто?

Голос его прозвучал резко и настороженно.

— Да Фанни, — Сара вздохнула. — Наверное, в этой музыке есть какое-то волшебство, раз она может тронуть нас до слез красотой женщины, которая умерла два столетия назад.

— Ах, Фанни, — рассеянно повторил Ред, и в голосе у него прозвучала печаль. — Да, наверное. То есть наверное была красива. Только ведь, знаешь, каждый понимает красоту по-своему. А О'Каролан был слепой, для него все женщины были прекрасны.

8

— Саудовская Аравия? — Адриан Детвейлер V пожевал губами и оглядел всех сидящих за столом по очереди. — Саудовская Аравия… — повторил старик.

Ред сидел с непроницаемым лицом и решил предоставить Кеннисону вести беседу и дальше. Все равно. Было уже очевидно, что старик не собирается продавать дело, да и никогда не собирался. Ничего удивительного, если ты пятый подряд Адриан Детвейлер и твоя семья владела фирмой на протяжении полутора столетий.

Но тогда почему Детвейлер вообще согласился с ними встретиться?

Ред взглянул на Сару, которая сидела по другую сторону от Кеннисона, и недоуменно поднял брови. Она ответила взглядом, в котором ясно читалось: «Кто его знает?» Так. Значит, Сара пришла к тому же выводу. Переговоры зашли в тупик. Пустая трата времени. Только Кеннисон этого как будто не сознавал. Впрочем, для «Флетчера Окса» это, конечно, вопрос жизни и смерти.

— Саудовская Аравия, — сказал наконец Детвейлер, — считается вполне безопасным местом для капиталовложений.

Интересно, подумал Ред, почему они так прицепились к одной этой экстраполяции? Кеннисон доказывал — и Сара согласилась, — что они должны продемонстрировать свою особую проницательность, показать, что они не просто рядовые дельцы, желающие перекупить дело. Такую процветающую фирму, как «ДБС», дилетантам не продадут. Поэтому они подготовили несколько клиологических экстраполяции, достаточно эффектных, чтобы произвести на Детвейлера впечатление своей предусмотрительностью. Благодаря Саре и Босуорту работа была проделана добротно, Ред считал, что ею можно гордиться. Поэтому его удивило, что Детвейлер и его люди стали держаться еще осторожнее.

Кеннисон улыбнулся.

— Сэр, мы не хотели бы раскрывать свои методы. Достаточно сказать, что мы исходим из весьма отчетливых представлений о том, что там происходит. Фундаменталистская революция неизбежна, и случится она не позже чем через пять лет. Мы давно уже незаметно избавляемся от наших интересов в этой стране.

— Да? — Детвейлер облизал губы, нахмурился и повернулся к своему соседу. — Мистер Стоун, что вы можете сказать?

— Сплошное шарлатанство, сэр, — ответил его молодой партнер высоким, гнусавым «гарвардским» голосом. — И если бы миссис Бэррон была здесь, я убежден, она сказала бы то же самое. — Он повернулся к Кеннисону. — Вы в Бостоне, мистер Окс. Это вам не Нью-Йорк, здесь дела делаются иначе. Все эти хитрости, которые так любят у вас на Манхэттене, нам не подходят: у вас быстро делают деньги, но еще быстрее их теряют. «ДБС» благополучно просуществовала больше ста пятидесяти лет и все это время вела дела на старый манер. — Портреты, висевшие на стене зала заседаний, дружно насупились в знак согласия. Строгая, солидная новоанглийская живопись, строгие, солидные новоанглийские стены. С панелей мореного дуба с важным видом хмурились Адрианы Детвейлеры под номерами с первого по четвертый. «Интересно, как чувствует себя человек, у которого все предки пронумерованы?» — пришло в голову Реду.

Сара наклонилась вперед.

— А оскорблять гостей без особой причины — это тоже означает действовать на старый манер?

Детвейлер взглянул на нее.

— Прошу прощения, мисс Беннет?

— Мисс Беннет хотела сказать… — начал Кеннисон, беспокойно покосившись на Сару.

— Я вполне в состоянии сама сказать то, что хочу, Флетчер. — Она пристально поглядела на Стоуна. — Я согласилась участвовать в этой сделке, потому что она представляется хорошим капиталовложением и позволяет мне достигнуть определенных личных целей. Мы трое убеждены, что располагаем некоторыми ценными ресурсами, способными улучшить положение вашей фирмы на рынке. Чтобы присутствовать на этой встрече, я прервала свой отдых в Сан-Франциско, и перелет сюда был долгим и утомительным. Кроме того, я не люблю, когда меня называют шарлатанкой. Кстати, мистер Стоун, я тоже скопила свое состояние, действуя на старый манер. Но я начинала с нуля. А вы?

Детвейлер, не сводя глаз с Сары, поглаживал свою седую бороду, в точности как у коммодора Вандербильта [58]. «О чем он сейчас думает?» — мелькнуло в голове у Реда. Потом Детвейлер кивнул и улыбнулся, как благодушный дед.

— Мистер Стоун, пожалуйста, принесите даме свои извинения. Будьте уж так добры.

Бросив на своего партнера быстрый взгляд, Стоун наклонил голову.

— Прошу прощения. Я был слишком резок. Но наша фирма считает, что мания перекупки — бич американского бизнеса. Это приводит к растранжириванию капиталов, которые лучше было бы использовать на исследовательские работы или на обновление оборудования, и не приносит пользы никому, кроме японцев и европейцев. Мы отказываемся принимать в этом участие.

Ред подумал, что извинение получилось не слишком удовлетворительным. Но он знал, что Сара подняла вопрос об оскорблении только ради того, чтобы заставить Детвейлера занять оборонительную позицию. «Хорошо, что она с нами. Деловой стаж у нее побольше, чем у нас с Кеннисоном, и тактикой переговоров она владеет лучше. Надо было всю беседу поручить ей. Детвейлер, конечно, разгадал ее уловку и решил, не упорствуя, сразу покончить с этим делом. Интересно, а не было ли так же точно рассчитано и замечание Стоуна?»

Детвейлер продолжал внимательно смотреть на Сару, и это вызывало у Реда растущее раздражение. Что такого старик в ней нашел? Он не сводит с нее глаз с тех пор, как она впервые раскрыла рот. Старый бабник? Мысль о том, что Детвейлер мог счесть Сару привлекательной, почему-то выводила его из равновесия.

«Не думай об этом, — приказал он себе. — Он из старинного бостонского рода, они считают себя высшей кастой и о цвете кожи никогда не забывают. Разве что путаются иногда со своими негритянками-горничными. К тому же мне-то какое до этого дело?»

Он подумал, что есть только одна причина пойти на встречу с предполагаемым покупателем, если не имеешь намерения продавать, — это острый интерес к самому покупателю. «Они согласились встретиться с нами не для того, чтобы продать нам свою фирму. Они хотели именно встретиться с нами».

Но зачем? Может быть, просто для того, чтобы осторожно обнюхаться. «Нет, в данный момент это ваше предложение нас не интересует, благодарим вас. Впрочем, мы не исключаем, что нам еще представится случай иметь с вами дело».

Если не удастся перекупить «ДБС» на корню, может быть, стоит предпринять с ними какие-то совместные действия. Например, демографические опросы. Реда это вполне устроило бы, но он не знал, как отнесется к этому Кеннисон. Этот человек не только рвется к власти, он еще и честолюбив. Власть для него очень важна, но не менее важны символы власти. Реду было безразлично, заполучит ли Кеннисон эту уютную норку в свою собственность или просто арендует ее у «ДБС» в качестве филиала фирмы, — лишь бы при этом он выступил против Общества. Однако Кеннисону это, вероятно, отнюдь не безразлично.

При обычных обстоятельствах Реду, разумеется, было бы наплевать, что думает Кеннисон. Но у Кеннисона есть какая-то нить, ведущая к Деннису Френчу, а это важно для Сары.

Реду было чертовски неприятно хоть в чем-то зависеть от Кеннисона. Что-то скользкое было в этом человеке. Что-то нечистое. И особенно сильное омерзение он вызывал, когда пускал в ход свое обаяние. На других он, по-видимому, не производил такого впечатления, однако никто не знал его так, как Ред.

Ред понял, что Кеннисон с каждым днем нравится ему все меньше. Его рейтинг по десятибалльной шкале давно уже опустился ниже нуля. Говорят, что близость не способствует уважению, а с тех пор, как у Реда завелись дела с Кеннисоном, он оказался с ним в слишком большой близости.


Детвейлер был вежлив, но непреклонен. Стоун был столь же непреклонен, но далеко не так вежлив. Бэррон вообще не явилась, а остальных можно было не считать. Когда в конце концов Детвейлер формально отклонил их предложение, Кеннисон начал было поднимать предложенную цену, но и Ред, и Сара одновременно лягнули его под столом, и он умолк. Никогда нельзя показывать противнику, насколько ты заинтересован. Это знал даже Ред.

Кроме того, он подозревал, что если старику Детвейлеру предложить больше денег, тот оскорбится. Первоначальная цена была вполне справедливой, это признали обе стороны. Детвейлер отказал им из принципа, а принципами ради денег не жертвуют. Ради чего-нибудь другого — возможно, но не ради денег. Если принципы можно купить за деньги, — значит, это вообще не принципы.

Встреча закончилась вполне дружески ровно в два часа. Даже Кеннисон ухитрился сохранить хорошую мину при плохой игре и был весьма любезен. Детвейлер приказал подать коктейли. Они выпили за здоровье друг друга и расстались, обменявшись сердечными рукопожатиями. Детвейлер, старый козел, даже поцеловал Сару в щечку.

Они прошли по коридору и через обширный зал, где помещалась бухгалтерия. Сара взяла Реда под руку, словно своего кавалера, и у него даже в ушах зазвенело от легкого прикосновения ее перчатки к его локтю.

Оглянувшись, он увидел, что Стоун и Детвейлер о чем-то оживленно беседуют в дверях зала заседаний. Детвейлер несколько раз провел пальцем по шее, под самым ухом.

В этот момент Ред почувствовал, что Сара стиснула его локоть. Он удивленно взглянул на нее. Она молчала, но по ее лицу было видно, что она чем-то встревожена. Ред внимательно оглядел комнату, пытаясь найти причину ее тревог. Однако бухгалтеры и аналитики, сидевшие за столами, не проявляли к уходящим гостям особого интереса. Ред повернулся и вопросительно взглянул на Сару.

— Потом, — шепнула она.


Они зашли в крохотное кафе на боковой улочке в центре Бостона. Ред заказал три чашки кофе со сливками, без сахара. Когда официантка отошла, он развел руками.

— Мы сделали все, что могли. Что дальше, Флетч? У вас были какие-то другие варианты?

К кофе Кеннисон даже не притронулся.

— Было несколько, — признал он. — Но ни одного столь же подходящего. Блестящий послужной список фирмы Детвейлера был бы замечательной маскировкой. Любая другая фирма из моего списка привлечет к себе нежелательное внимание, если разбогатеет слишком быстро. Возникнут вопросы, на которые лучше не отвечать.

— Ну, главное — терпение, — сказал Ред. — Важнее всего вам основать самостоятельную компанию. Такую, где им в голову не пришло бы вас искать.

— Нет, — возразила Сара. — Важнее всего выяснить, что на уме у Детвейлера, Бэррон и Стоуна.

Этого они не ожидали. Ред взглянул на нее и увидел, что она сидит, закусив нижнюю губу, и пристально глядит в свою чашку, словно гадает на кофейной гуще.

— А что такое? — спросил он и тут же вспомнил, как она напряглась, когда они шли по рабочим комнатам фирмы Детвейлера. — Что ты там заметила?

— Я увидела Джереми Коллингвуда.

— Кого?

Кеннисон поднял голову.

— Коллингвуда? Того, из Денвера? Но ведь он погиб при взрыве, ведь так? Что он может здесь делать?

— Кажется, он был сожителем Денниса Френча? — спросил Ред.

Наступило молчание. За стойкой звякнула касса, кассирша что-то сказала уходящему посетителю, люди, сидевшие у стойки, рассмеялись. Зазвенел звонок у входной двери, Кеннисон нахмурился и отхлебнул кофе.

— Вы уверены, что это был ваш приятель?

Сара покачала головой.

— Я не так уж хорошо была с ним знакома, но ошибиться не могла.

— Сообщения печати могли быть ошибочными, — сказал Кеннисон. — Вполне возможно, что этот Коллингвуд остался в живых и переехал сюда всего лишь для того, чтобы порвать с прошлым.

Сара отрицательно мотнула головой.

— Вы не знаете Джереми. Нет, он пытался разыскать Денниса. Он и сейчас пытается разыскать Денниса.

— В компании «Детвейлер, Бэррон и Стоун»? — спросил Кеннисон.

Сара протянула руку через стол и стиснула запястье Реда.

— Джимми, а что если они тоже играют в эти игры?

— Кто? Детвейлер? — Этот благодушный дед в костюме-тройке? Ред не мог представить себе старика в такой роли. Его на это просто не хватило бы. Другое дело — Стоун. У младшего партнера хладнокровия достаточно.

— Да. Что, если они спасли Джереми от взрыва?

— Зачем это могло им понадобиться? — спросил Кеннисон.

— Может быть, они просто не любят, когда убивают людей, — резко ответила Сара.

— Тогда почему они не спасли всех остальных? — резонно возразил Кеннисон.

— Ну хорошо, допустим, что Джереми остался в живых сам по себе. Исследовательская группа Денверского университета что-то узнала и поэтому была уничтожена, а Джереми выследил Денниса, и следы привели его в «ДБС».

— Все это сейчас неважно, — сказал Ред. Господи, об этом можно рассуждать до второго пришествия. Можно придумать и забраковать тысячу сценариев, и все это будет чепуха. Нужны точные факты. — Вот что. Нужно сделать две вещи. Переговорить с Коллингвудом и разузнать побольше про «ДБС». Наши люди в Бостоне могут выяснить, где живет Коллингвуд, и озвучить его квартиру. А я велю Босуорту поинтересоваться историей «ДБС».

— Когда? — спросила Сара.

— Давайте не будем спешить, — сказал Кеннисон. — Поспешишь — людей насмешишь. Если они играют в эти игры, мы не должны их спугнуть. А если этот… хм… сожитель вашего друга работает у них инкогнито, мы не должны его раскрыть.

Ред улыбнулся. Кеннисон беспокоится, что они заполучат другую нить, ведущую к Френчу, и тогда смогут обойтись без него. У него уже не будет возможности влиять на Сару.

«Не волнуйся, Дэнни, я ни за что не упущу случая попортить твою базу данных. Но я с удовольствием заставлю тебя попотеть от страха».

Ред одним глотком допил кофе и встал.

— Когда? — переспросил он беззаботно. — А что, если позвонить Босуорту прямо сейчас?

Кассирша сказала ему, где находится ближайший телефон-автомат. Он сунул в щель четвертак и набрал номер. Голос, прозвучавший в трубке, не тратя времени на любезности, потребовал, чтобы он сообщил код. Ред назвал свой код, код Босуорта на ранчо и номер автомата, откуда звонит, и повесил трубку.

Несколько минут он нетерпеливо ждал, успев за это время поцапаться с какой-то дамой, которая тоже хотела позвонить. Кеннисон прав в одном: поспешишь — людей насмешишь. Если «ДБС» и есть Тайная Шестерка — или банда из Европы, — ни в коем случае нельзя махать руками наобум. Тут требуется крайняя осторожность. Когда телефон зазвонил, он снял трубку после первого же звонка.

— Босуорт? Это Кальдеро. Есть для тебя работа. Первостепенной важности.

— Брат Кальдеро, я только что оставил вам записку в отеле…

— Брось эти пустяки, малец. Я хочу, чтобы ты…

— Но это срочное сообщение, Джимми.

«Джимми»? Ред отодвинул трубку от уха и уставился на нее. «Срочное сообщение»? У него появилось нехорошее предчувствие. Он еще не знал, что скажет Босуорт, но ничего приятного не ждал. — Ладно, малец, слушаю. Валяй.

— Сегодня сработали капканы на «Кальдеро» и «Беннет».

— Что-что? Повтори.

— Кто-то без разрешения проник в сеть «Дэйта-Нет». Пытался забраться в закрытые файлы на вас. Знаете — социальное страхование, регистрация рождения и прочее.

— Знаю. А как насчет «Окса»?

— А надо было и там поставить капкан?

— Да. Никогда не знаешь, с кем сведет тебя политика.

«Иногда даже приходится якшаться с такими, как Дэн Кеннисон».

— Подождите полсекунды, я посмотрю, что можно выяснить.

— Где и когда это случилось?

— Я сказал — секунду. — Наступила пауза. — Это был какой-то общедоступный терминал в Бостоне. Как раз где вы сейчас. Сегодня в четырнадцать тридцать пять. Ни до чего особенно серьезного они не добрались.

«В четырнадцать тридцать пять. Сразу после того, как мы вышли от Детвейлера. Ну-ну, времени они не теряют, надо отдать им должное. Как в „Алисе“: становится все страннее и страннее».

— Ага, вот, — сказал Босуорт. — Сейчас проверю. — Пауза. — Вы были правы. С того же самого терминала пытались проникнуть и в файлы «Окса». Есть предположения, кто это?

— Пожалуй, да. По крайней мере, довольно основательная догадка. Только не могу понять, зачем. — Он наспех рассказал Босуорту об их встрече с «ДБС» и о загадочном присутствии там Джереми Коллингвуда. — Ты не мог бы запустить «мышь» в их систему и там немного пошарить? Так, чтобы они не узнали?

— Будьте уверены, запросто!

— Хорошо. Выясни все, что можешь. И поскорее. Встретимся в нашем номере в Сан-Франциско… скажем, в четверг.

— Будет сделано, шеф.

Ред повесил трубку и немного постоял, пытаясь собраться с мыслями. Мимо него с ревом и гудками неслись по Стейт-стрит автомобили, но он ничего не слышал. Значит, «ДБС» их проверяет, так? Но почему? Конечно, любая фирма может наводить справки о тех, с кем имеет дело. И получить закрытые сведения из сети пытаются многие, несмотря на запрет. Но если так, почему они сделали это не до, а после того, как ответили отказом на их предложение? Нет, тут все не так просто.

Что-то заставило их насторожиться, заинтересоваться Кальдеро, Беннет и Оксом. Он не понимал, как это могло произойти: легенды у них железные, непробиваемые. Но этим можно объяснить их осторожность во время переговоров. Если в «ДБС» тоже играют в эти игры, они должны опасаться любых попыток выйти на них, особенно после того, как опубликована бомонтовская распечатка. Всем семейством уйти в подполье, как всегда делает мафия. Черт возьми, может быть, дело в той экстраполяции по Саудовской Аравии, которую продемонстрировал им Кеннисон? Они могли догадаться, что никто не сумел бы прийти к таким выводам без клиологического анализа.

Впрочем, все это пустые рассуждения. Нельзя выходить за пределы тех данных, какие у тебя имеются. Нельзя строить необоснованные догадки. Только один раз, в Джексонвилле, он пренебрег этим правилом, и вон чем это кончилось. Нет, надо идти только от фактов. А: Кто-то в Бостоне проявляет чрезмерное любопытство. В: Они занялись этим немедленно после того, как Ред и его спутники покинули «ДБС». С: Там, в бухгалтерии, сидел Джереми Коллингвуд. А теперь, если сложить А, В и С, получится…

Кто его знает, что получится? Ред никогда не был силен в алгебре.

Коллингвуд. Ред потряс головой и направился обратно, в кафе. Как Коллингвуд попал из Денвера в Бостон? Интересно было бы услышать эту историю, даже если бы больше ничего из этого не следовало. Все страннее и страннее. Алисе такое и не снилось.


Джереми так и не знал толком, как ему относиться к тому, что его приняли на работу в компанию «Детвейлер, Бэррон и Стоун». Обе стороны не имели особого выбора. К тому же по какой-то странной случайности его взяли на что-то вроде руководящей должности — это лишь подтвердило его первоначальное мнение, что в «ДБС» ничего не понимают в людях. Счесть его подходящим на руководящую должность… Тем не менее это был еще один шаг вперед в поисках Денниса. Теперь его возможности стали куда больше. Ему помогают люди, которые сами чего-то не знают и хотят это узнать не меньше, чем он.

Но зачем Детвейлер вызвал его к себе и велел посидеть в общем зале вместе с бухгалтерами? Чем-чем, а бухгалтерией он теперь занимался меньше всего.

Как и все остальные, он с любопытством взглянул на уходившую троицу. Среди служащих компании распространился слух, будто поступило предложение ее перекупить, хотя Джереми считал, что это невозможно. «ДБС» — частная фирма, и, если учесть, чем она на самом деле занимается, невозможно себе представить, чтобы старик решился ее продать.

Тем не менее трое посетителей произвели на него необычное впечатление. Высокий джентльмен достойного вида; низкорослый, коренастый человек, который более естественно выглядел бы на стройплощадке, чем в зале заседаний; и высокая, гибкая чернокожая женщина с тщательно уложенными волосами. «Кальдеро, Беннет и Окс», — шепнула ему женщина, сидевшая за соседним столом. Джереми кивнул и принялся размышлять, кто из них — кто.

Чернокожая женщина заметила, что он смотрит на нее, и вся напряглась. «Можешь не волноваться, — подумал он. — Ты не в моем вкусе».

Когда они ушли, в дверях появился Питер Стоун и поманил Джереми пальцем.

— Коллингвуд, зайдите сюда, пожалуйста, на минутку.

Джереми встал и поправил манжеты и галстук. Питер Стоун ему не очень нравился, и он подозревал, что чувство это взаимное. У этого человека всегда такой вид, словно он держит во рту лимон. Когда Джереми проходил мимо Стоуна, тот вежливо посторонился. Джереми усмехнулся про себя. «Можешь не волноваться, ты тоже не в моем вкусе, — подумал он. — Слишком угрюм и постоянно насторожен».

Старик Детвейлер обменялся с ним быстрым рукопожатием. «Вот этот ничего не скрывает. Никакой затаенной враждебности. Почему эти потомственные богачи все такие? Noblesse oblige? [59] Или просто чувствуют себя увереннее, чем любой нувориш? Детвейлер явно не боится стать жертвой нападения какого-нибудь взбесившегося гомосексуалиста. А Стоун этого так же явно опасается. Может быть, у нас со Стоуном просто не совпадают феромоны. Мы с ним из разного теста — так, кажется, говорится?»

Улыбнувшись, Джереми сел за стол рядом с Дженни Бэррон, дочерью Детвейлера. Стоун уселся по другую сторону от нее. Бэррон искоса взглянула на Стоуна и едва заметно отодвинулась от него. Джереми усмехнулся про себя. Интересно, знает ли Стоун, что действует на нее так же, как Джереми на него?

— Джереми, — сказал Детвейлер, — вы обратили внимание на высокую чернокожую женщину, которая только что вышла отсюда? На ту, что называет себя Глорией Беннет?

Джереми повернулся к Детвейлеру, сидевшему во главе стола, и осторожно кивнул.

— Не так чтобы очень. Но я ее видел. А что?

— А то, что у моего отца какие-то шизофренические фантазии, — сказала Бэррон.

Джереми взглянул на нее через плечо.

— Разве это хуже, чем чересчур благодушные фантазии?

Она недовольно фыркнула и отвернулась.

— Я вам говорю, что это Сара Бомонт, — настаивал старик. — Когда она уходила, я чмокнул ее в щечку — только для того, чтобы посмотреть на нее вблизи. У нее вот здесь шрам, — он провел пальцем под левым ухом. — Точь-в-точь как после пластической операции.

— Но, папа, в этой стране тысячи людей делают себе пластические операции! И она совсем не такая, как на фотографиях.

— А разве не для этого делают пластические операции, миссис Бэррон? — спросил Джереми.

— Да нет…

— Ну, хватит, дитя мое. Джереми, она не показалась вам знакомой? Обычная пластическая операция, как прекрасно знает моя дочь, сводится к тому, что убирают морщины или выправляют курносый нос, не более того. Возможности хирургии ограничены. Нос, щеки, кожа под глазами. Но строение костей при этом не меняется, если не говорить о несчастных случаях. Подумайте, Джереми.

Сара Бомонт? Партнерша Денниса? Сердце у Джереми забилось быстрее, и он почувствовал легкое головокружение. Может быть, Детвейлер прав? Он закрыл глаза и попытался восстановить в памяти лицо Сары Бомонт. Потом покачал головой.

— Как я могу сказать? Я не знал, для чего вы посадили меня там, иначе я бы…

— Я не хотел заранее влиять на ваше впечатление. — Детвейлер кашлянул и взглянул в сторону двери. — Вы привезли фотографии?

Вошли Херкимер Вейн и Гвиннет Ллуэлин. Вейн был почему-то в расшитой ливрее швейцара и фуражке с галунами и напоминал адмирала. Гвинн положила на стол глянцевые фотографии.

— Мы хорошо их разглядели, когда они выходили из здания. Двух других мы не знаем, но высокий мужчина — без сомнения, Дэниел Кеннисон.

— Кеннисон? — переспросил Стоун. — Из «Кеннисон Демографикс»? С какой бы стати он… Ах, вот что!

— Да. Тот самый Кеннисон — не только из «Кеннисон Демографикс», но и, видимо, из Общества Бэббиджа.

— Но тогда та чернокожая женщина не могла быть Сарой Бомонт, — сказал Джереми. — Она же разоблачила Общество. Они убили ее друга, пытались убить ее и Денниса. Она не может быть заодно с ними.

Детвейлер пожал плечами.

— Я могу не сходя с места придумать вам не меньше пяти сценариев, в которых она может фигурировать рядом с Кеннисоном. Я не понимаю одного — почему они появились здесь. Наши клиометристы уверяют, что в архивных документах нет никаких следов нашего существования. Мы никогда не пытались вмешиваться в ход истории. А к нашим архивам, касающимся клиологии, нет доступа из сети «Дэйта-Нет». Так что же делает у нас на пороге Общество Бэббиджа?

— Если бы Общество Бэббиджа действительно появилось у вас на пороге, — сказала Гвинн, — то вашу дверь уже давно разнесло бы взрывом.

Внезапно раздался громкий стук. Все вздрогнули. Дженни Бэррон смущенно хихикнула. Дверь открылась, и вошел Джим Донг с каким-то человеком, которого Джереми не знал. Человек был в белом халате — ритуальном одеянии ордена ученых. Донг и Джереми обменялись кивками. С тем, с кем вместе подвергался опасности, всегда чувствуешь какую-то связь. Узы братства.

Неизвестный человек заговорил.

— Публичные досье на всех трех человек, кем вы интересовались, совершенно чисты. У всех троих непрерывная биография с самого рождения до сегодняшнего дня. Ничего подозрительного.

— Ну разумеется, ничего подозрительного, — сказал Детвейлер. — И это, должно быть, случайное совпадение, что Флетчер Окс как две капли воды похож на Дэниела Кеннисона.

На столе замурлыкал телефон. Донг, стоявший ближе всех, подошел и снял трубку. Немного послушав, он протянул трубку своему товарищу.

— Это тебя. — Он сел за стол рядом с Вейном. — Привет, Херкимер. Привет, Гвинн.

Джереми почувствовал, что атмосфера в комнате изменилась. Бэррон и Стоун как будто насторожились. Они вежливо поздоровались с Вейном, но словно не замечали Донга и Ллуэлин. Эти люди им чужие. Слишком долго хозяева «ДБС» чувствовали себя в полной безопасности и теперь, когда их уютный мир вдруг перевернулся вверх тормашками, они очень этим недовольны. Особенно не по душе им угроза непосредственного физического действия, которую олицетворяют Джереми и его друзья. Даже Вейн запятнан тем, что связался с ними.

Лишь сам старик Детвейлер, казалось, сохранил самообладание. Больше того — неожиданные осложнения как будто вызвали у него радостное возбуждение.

Человек в белом халате положил трубку.

— Скверная новость, шеф. В нашей системе «мышь».

Стоун вздрогнул.

— Что? Когда? Что она делает?

— Как — что делает? Разнюхивает что-то.

— Она что-то уже загрузила в память? — спросил Донг.

— Нет, она в реальном времени.

Стоун вскочил.

— Так выследите ее!

— Мы этим и занимаемся. Не волнуйтесь. Мы послали за ней «кошку».

— Не волноваться? А сколько времени она там была, прежде чем ваши люди ее обнаружили?

Человек в белом халате пристально посмотрел на Стоуна и, обращаясь к Детвейлеру, ответил:

— Она не могла быть там долго, шеф. У нас есть предохранители. Тот, кто сотворил эту «мышь», кто бы он там ни был, чертовски силен, но наша «кошка» должна ее поймать.

Пока они разговаривали, Джереми протянул руку и взял со стола моментальный снимок Глории Беннет, сделанный Гвинн, когда они уходили. Он всмотрелся в нее. Овал лица… Форма черепа… Он покачал головой. Ему довелось видеть Сару Бомонт всего несколько раз, обычно вместе с Деннисом. Как мог он надеяться обнаружить ее черты в лице этой незнакомки?

— Мы можем достать фотографию Бомонт, чтобы сравнить с этой? — спросил он Гвинн. Та задумалась.

— Там у нас, в исследовательской группе, была целая фототека, как в полиции на тех, кто в розыске. На всех, чьи фамилии упоминались в распечатке и чьи фотографии мы сумели раздобыть. Вот почему мы с Херкимером узнали Кеннисона. Я знаю, что и Бомонт там была. Но теперь все это пропало. — Ее лицо погрустнело. — Впрочем, если подумать, найти ее фотографию будет не так уж сложно.

Он снова посмотрел на снимок. «Сара Бомонт, это ты? Знаешь ли ты, где Деннис?» Он отложил фотографию в сторону и подумал: неужели его поиски близятся к концу?

9

Все в жизни Кеннисона перевернулось. Было время, когда его не тревожили сомнения, когда судьба, казалось, не готовила ему никаких сюрпризов. Теперь он сомневался во всем. Было время, когда он управлял событиями; теперь события управляли им.

Он отрезал себе кусочек и принялся его жевать, не ощущая никакого вкуса. Жареная грудка цыпленка a la Russe [60]. Замаринованая с вечера в сметане с острым перцем, потом тщательно панированная сухарями и обжаренная. Рут-Энн в очередной раз превзошла самое себя.

При обычных обстоятельствах он похвалил бы еду и попросил бы передать поварихе свою благодарность. Он наслаждался бы тем, как Карин подает блюда. Он улыбался бы ей и шутил. Теперь все это представлялось ему бессмысленным притворством. Дэниел Кеннисон, бонвиван? Нет, Дэниел Кеннисон, отпетый дурак!

Его перехитрили. Все. Бомонт с ее «червем». Ульман. Руис. Селкирк, этот наглый шантажист, будь он проклят! Даже Женевьеве Вейл удалось какое-то время его дурачить, и только потом, не устояв перед жаждой мести, она сама раскрыла свои карты.

Хотя по меньшей мере одна победа была у него на счету. И он наслаждался ею, хоть она и стоила жизни его возлюбленной Пруденс. Теперь он понимал, что Вейл тогда была совсем уже не в себе. Разоблачения Сары Бомонт, измена Ульмана и Руиса, переворот, затеянный Пейдж, довели ее до невменяемого состояния, от которого она и раньше была не так уж далека. Даже его попытки спасти и защитить Общество она в своей ярости и ослеплении истолковала неверно.

И вот заключительная комедия. 160 лет они тщательно хранили драгоценную тайну, — а теперь клиологические общества обнаруживаются под каждым камнем. Шестерка. Европейцы — те, которых Бомонт назвала группой «К». Уже не существующее «GHW», о которых рассказал ему Кальдеро. И даже эта бостонская инвестиционная фирма! Кто бы мог поверить?

Он грустно покачал головой. Кто бы мог поверить? Плотина превратилась в решето, и даже тысячи голландских мальчишек не хватит, чтобы заткнуть пальцами все течи. Чтобы сохранить тайну, сейчас пришлось бы устранять людей в таких количествах, от которых пришла бы в ужас даже Женевьева Вейл. Может быть, если бы все общества объединились… Нечто вроде Клиологической Лиги. Это не так просто. Каждое общество, очевидно, заинтересовано в том, чтобы широкая публика по-прежнему ничего о нем не знала; но в то же время все они боятся раскрыться перед посторонними, даже друг перед другом. Преодолеть этот глубоко укоренившийся страх так же нелегко, как нелегко дикобразам совокупляться. Чтобы объединить силы всех обществ в один кулак, нужен человек исключительных способностей. Такой, как Кеннисон? Возможно. Очень возможно. Он позволил себе некоторое время помечтать о том, как станет capo di tutti capi [61]. Пусть Ульман остается председателем Общества Бэббиджа — оно будет всего лишь одним из многих членов Лиги.

Но Джимми Кальдеро как будто твердо убежден, что одно из обществ — группа «К» — сознательно вело охоту за единственным своим соперником, оставшимся в Европе, и в конце концов истребило его. Оно же, возможно, выдало «GHW» — то общество, которое уничтожили нацисты. Вероятно, Тайная Шестерка не менее опасна. Кто может это знать наверняка?

Однако в одном Кеннисон не сомневался: Общество Бэббиджа теперь совершенно беззащитно. Не только перед так называемой группой «К», но и перед Шестеркой, ЦРУ, КГБ, даже перед какими-нибудь бойскаутами, вздумай они им заняться. И все благодаря Саре Бомонт. Пока что возмущение публики как будто немного улеглось, по крайней мере внешне. Но кто знает, куда направлены подводные течения? Впрочем, невежественные массы никогда его особенно не волновали. Стоит ли бояться публики, которая думает, что Чарлз Линдберг [62] летал на дирижабле, и не в состоянии показать на карте, где находится Мексика? Его беспокоила только образованная элита. Агенты правительства. Ученые. Люди любознательные и пронырливые.

Во всей этой истории Ассоциация тоже понесла некоторые, хоть и незначительные, потери. Один крот, разоблаченный и устраненный. Несколько публичных скандалов. Однако она как будто удержалась на плаву. А Общество — нет. Панические выходки Вейл и интриги Ульмана парализовали его, исключили всякую возможность эффективных ответных действий. Общество прочно сидит на мели. Неужели он в самом деле стремился стать капитаном этого беспомощного судна, которое годится только на то, чтобы быть мишенью для артиллерийских учений?

Конечно, нет. Пусть эту роль играет Ульман. Пусть, ни о чем не догадываясь, сидит под прицелом и радуется. Кеннисон же тем временем скроется в безопасном месте. В сущности, отказавшись от поста председателя, он совершил поистине гениальный ход.

Чем больше он об этом думал, тем заманчивее казался ему новый план. Когда оказываешься под прицелом, самое важное — двигаться, и как можно быстрее. Настало время сделать финт. Превратиться в Флетчера Окса. Переправить свою базу данных в потайное место до тех пор, пока можно будет снова показаться на людях.

Он заметил, что у него вспотели ладони, и вытер их салфеткой. Флетчер Окс. «Окс Демографикс»? Нет, его новый оплот должен называться как-нибудь совсем иначе. «Кеннисон Демографикс» придется выбросить за борт. Похоронить навсегда. Жаль, но ничего не поделаешь. Что сказал бы сейчас отец? Кеннисон бросил быстрый взгляд на строгое лицо на портрете, висевшем над камином, потом поднял хрустальный бокал и отпил глоток вина. Так себе вино. Надо поговорить с Беттиной.

Беттина… Он подумал, нельзя ли будет взять с собой своих служащих. Может быть, удастся уговорить их сменить маски. Ради их же собственной безопасности.

Он вздохнул. Нет, ради его собственной безопасности Окс должен жить совершенно иначе, чем Дэниел Кеннисон. Окс должен отличаться от него во всем. Это должен быть не изысканный джентльмен, а грубый мужлан. Может быть, не отличающийся таким остроумием. Никому и в голову не должно прийти, что между Оксом и Кеннисоном есть что-то общее. Жаль. Ему будет не хватать Беттины и Карин, Рут-Энн и Греты.

Карин убрала со стола пустые тарелки. Он проводил ее взглядом. Какая осанка! Высокие каблуки всегда придают икрам и ляжкам восхитительную форму.

Карин, должно быть, почувствовала на себе его взгляд: походка ее сделалась чуть напряженной, как будто от страха. Кеннисон почувствовал удовлетворение. Способная ученица. Конечно, никогда ей не сравниться с Пруденс, не сыграть заблудившуюся, перепуганную маленькую девочку с такой убедительностью, как играла она. Но кое-чему Карин от него уже научилась. Кое-чему.

Он достал из внутреннего кармана тонкую сигару, чиркнул спичкой и закурил. Все прекрасно, решил он. Обществу Бэббиджа пришел конец. Оно уже умерло, осталось только его похоронить. Жаль, конечно. Будь во главе его я, это несчастье можно было бы предотвратить. Но теперь все враги знают о нем, обложили его со всех сторон и взяли на прицел.

Он рассмеялся. Пока еще на прицеле у них он, это он окружен врагами. Окружен со всех сторон. Но он сделает такой финт, что все они перестреляют друг друга!


В дверь постучали условным стуком. Беттина.

— Войдите.

Беттина открыла дверь и остановилась у входа.

— К вам мистер Селкирк, сэр, — сказала она.

Кеннисон сделал недовольную гримасу. Этот молодой человек становится все назойливее. Кеннисон вынул карманные часы и взглянул на циферблат. Селкирк должен сейчас быть не здесь, а в конторе с Ночной Сменой. Но ничего. Раз уж он здесь, он не сможет помешать Бомонт поставить «жучок» на терминал Кеннисона.

— Пусть войдет, мадам дворецкий. Но скажите Карин, чтобы не подавала портвейн, пока он не уйдет.

— Хорошо, сэр.

Она вышла, и через мгновение появился Селкирк. Большими шагами — и, как показалось Кеннисону, с наглым видом — он подошел к столу. Отодвинув стул, повернул его к себе, сел на него верхом и облокотился на спинку. Кеннисон пристально смотрел на него. «Кто вы такой, молодой человек? На кого вы работаете? На Ульмана? На Шестерку? На группу „К“? Или играете свою собственную игру? Интересно, удалось ли Бомонт-Беннет что-нибудь раскопать в его прошлом?»

— В чем дело, Алан?

— Вас не было ни вчера, ни позавчера.

Это была простая констатация факта, но в ней таилось обвинение. Кеннисон вгляделся в лицо Селкирка — холодные глаза, едва заметная нахальная усмешка — и внутренне весь ощетинился. Кто такой Селкирк, чтобы требовать от него отчета?

— А что такое, Алан? — вкрадчиво спросил он. — Появилась проблема, с которой вы не можете справиться? Я полагаю, вы должны сами решать все вопросы, которые возникают в Ночной Смене.

От этого намека Селкирк как будто растерялся и, неуверенно запинаясь, начал говорить что-то в свою защиту. Кеннисон соединил пальцы обеих рук и улыбнулся про себя. Лучшая оборона — это нападение. И наоборот. Селкирк слишком гордится своими способностями, это его слабое место. Достаточно легкого укола в эту точку, чтобы сбить его с курса. А при всякой конфронтации полезно вывести противника из равновесия.

— …Просто я думаю, что не стоило вам так исчезать, не предупредив меня, — закончил Селкирк.

— Ах, вот что. А почему? — Кеннисон пристально поглядел на Селкирка и увидел, что в его прищуренных глазах появилось подозрение. Нервничает, не уверен в себе, раздражен. Кеннисон припомнил тот день, когда Селкирк впервые вошел к нему в кабинет с доказательствами его вины. «Я не собираюсь вас выдавать. Я хочу к вам присоединиться».

— Потому что мы с вами партнеры, — сказал Селкирк с высокомерной самонадеянностью. («Ничего себе партнер!») — Я помог вам, когда это вам понадобилось, и заслужил, чтобы вы со мной хоть немного считались. И о вашем плане фальсифицировать базу данных Общества я вашим приятелям из Совета ничего не сказал.

«То есть мог бы сказать, если бы захотел. Не слишком ты хитер, Алан».

— Это был ваш план, Алан, а не мои, — сказал Кеннисон.

— Но вы согласились. Сейчас уже поздно отступать.

Кеннисон пожал плечами.

— Я не собираюсь отступать. Только глупо было бы действовать очертя голову.

— Верно, — ответил Селкирк со снисходительной усмешкой. — Но тот, кто колеблется, теряет все.

— А следовательно, festina lente [63]. Ну, хватит обмениваться избитыми истинами, Алан. Зачем я вам понадобился?

— Я хотел поговорить о вашем плане переноса базы данных.

Кеннисон вынул изо рта сигару и стряхнул пепел в пепельницу.

— А что такое? Вы нашли безопасное место, которым я мог бы воспользоваться, не рискуя подвергнуться ответному удару?

«Можете быть уверены, друг мой, я десять раз подумаю, прежде чем начну действовать по плану, который предложите вы. Скорее превратится в лед адское пламя». Он вспомнил, что Данте поместил в центре ада огромное замерзшее озеро, где заключены во льду те, кто предал своих благодетелей, и едва удержался, чтобы не рассмеяться.

Селкирк неуверенно взглянул на него.

— Я, кажется, нашел безопасное убежище. Там вы сможете не только не бояться ваших прежних сообщников, но и стать важной, влиятельной персоной.

— Что же это за убежище?

Селкирк сделал глубокий вдох и выпалил:

— Есть еще одно клиологическое общество, я обнаружил его следы. Это не Шестерка — оно в Европе.

— Ах, вот что? — Кеннисон поднял одну бровь.

— Вас это как будто не удивляет.

— А почему это должно меня удивить? Это математически неизбежно, раз уж такая возможность доказана в принципе. Может существовать даже не одно такое общество.

«Поводим у него перед носом наживкой».

— Очень возможно, — нехотя согласился Селкирк. — Я об этом как-то не думал.

«Что там мелькнуло у него в глазах? Не послышалось ли в его голосе колебание?» Кеннисон небрежно откинулся на спинку кресла.

— Продолжайте, — сказал он.

Селкирк кивнул.

— Понимаете, меня смущали кое-какие остаточные аномалии. Даже после того, как я учел наши собственные действия и те, что мы приписываем Шестерке, аномальных узлов все еще оставалось больше, чем можно объяснить случайностью.

— Гвозди от подковы, — рассеянно произнес Кеннисон. — Глория Беннет называет их «гвоздями от подковы». — Он заставил себя сосредоточиться. — И до сих пор никто этих лишних аномалий не замечал?

— Нет. По двум причинам. Во-первых, никто их не искал. А во-вторых, пока действия Шестерки тоже числились среди остаточных аномалий, величина параметра Р преувеличивалась и поэтому…

— И поэтому преувеличивалась величина сигмы и ширина пространства сомнений. Не стоит углубляться в подробности, Алан, я ведь все это тоже проходил.

— Я хотел только сказать, что, когда разброс ошибки стал существенно меньше, эти аномалии вылезли наружу, как подводные камни во время отлива. Тогда я начал смотреть, какие из них имеют определенную направленность, а какие действительно случайны и нет ли у них общих признаков второго порядка.

— Очень разумно. И вы обнаружили, что некая существенная часть этих аномалий…

— …Европоцентрична, — ответил Селкирк. — То есть аномальные узлы вызваны событиями, происходившими в Европе. Если бы я взялся строить по этому поводу догадки, то я бы сказал, что европейцы занимаются этим так же давно, как и мы, и Шестерка.

«Если бы взялся строить догадки»?

— Понимаю. Но к чему это все? Какое отношение имеет эта европейская группа к нашим планам, касающимся базы данных? — «И почему из этого следует, что я могу стать важной, влиятельной персоной?»

Селкирк встал и принялся шагать взад и вперед по комнате. Кеннисон остался сидеть, глядя прямо перед собой, но внимательно следя за ним уголком глаза.

— Некоторые признаки указывают на то, что эти европейцы проникли в Северную Америку. Помните, что сказал нам тогда в пиццерии Кальдеро? Что один из документов в распечатке был написан по-французски? Так вот, мы знаем, что это не мы и не люди Кальдеро. А Шестерка — группа сугубо доморощенная, с какой стати она стала бы объясняться по-французски?

— В Квебеке французский — официальный язык. Но я понимаю, что вы хотите сказать. Продолжайте.

Селкирк потер подбородок рукой и начал переставлять с места на место графины на столе.

— Я подумал, что если эта банда хочет распространить свои действия на Северную Америку, то она может предоставить некоторые привилегии тому, у кого найдется уже готовая инфраструктура.

Кеннисон насторожился.

— Привилегии?

Селкирк повернулся к нему.

— Ну да, — сказал он оживленно. — Поставьте себя на их место. Допустим, вы собираетесь открыть свои филиалы по всему континенту и кто-то является к вам не только с готовой инфраструктурой, но и с обширной, подробной базой данных. Это сэкономит им много лет работы. Как бы вы поступили, если бы единственной альтернативой было начинать с нуля?

Кеннисон в последний раз затянулся сигарой и ткнул ее в пепельницу.

— Вы думаете, можно было бы рассчитывать на их благодарность? — Кеннисон всегда верил в благодарность. Он считал ее самой полезной из человеческих эмоций. — И вы полагаете, что, если бы я вступил в контакт с этими… Как они себя называют?

— Еще не знаю.

— Ах, вот как. В общем, если бы я вступил с ними в контакт, они могли бы взять меня к себе на работу? Каким-нибудь там руководителем филиала? — добавил он с кривой усмешкой.

Селкирк подошел ближе и оперся на стол.

— Да. И подумайте вот о чем. Разве эта должность будет ниже, чем та, что отнял у вас Ульман?

Кеннисон задумался. Это ему в голову не приходило. Он посмотрел Селкирку прямо в глаза.

— Да, пожалуй, вы правы.

Он будет не менее могущественным, чем Ульман. Разве не восхитительная месть? Несправедливо отстраненный от руководства одной организацией, он вернется, имея за спиной другую, еще большую. Какую рожу скорчит Ульман, когда об этом узнает!

— Очень хорошо, Алан. Примите все меры, какие сочтете нужными, чтобы выйти на эту европейскую организацию. Но постарайтесь не спугнуть их. И не пытайтесь вступить с ними в контакт, пока мы с вами не проверим все ваши расчеты.

— Будет сделано, — кивнул Селкирк и направился к двери.

— Да, еще одна вещь.

Селкирк остановился.

— Что?

Кеннисон потер пальцем нос и начал крутить в руке бокал.

— А как насчет приятеля Беннет — того архитектора? Похоже, у нее есть какая-то нить, которая может на него вывести.

Ему показалось, что Селкирк прищурился и что в голосе у него прозвучала осторожность.

— Да? А что за нить?

— Точно не знаю, но она считает, что его держит у себя какая-то другая группа, а не Тайная Шестерка.

— Другая группа?

Кеннисон пристально посмотрел на него, склонив голову набок.

— Да. Как по-вашему, не могут это быть те европейцы, которых вы обнаружили?

— Возможно, — медленно произнес Селкирк.

Кеннисон кивнул и поджал губы.

— В конце концов, мы ведь пообещали им, что поможем его разыскать.


Когда шотландец вышел, Кеннисон слегка улыбнулся. По крайней мере, теперь понятно, на кого Селкирк работает. На этих европейцев. Вполне возможно, он один из тех, кого они послали в Америку присмотреть подходящие фирмы, которые можно было бы перекупить и использовать в качестве «крыши» или убежища.

Примерно то же самое Кеннисон попытался сделать с «ДБС». Не слишком радостная картина. Как в мультфильме: большая рыба глотает рыбу поменьше, а та в это время глотает совсем маленькую. Кеннисон схватил свой бокал и залпом допил вино. Он привык быть хищником, а не добычей. Так чувствует себя тигр, неожиданно обнаруживший, что кто-то крадется за ним по пятам. Новое, не слишком приятное ощущение. И для тигра куда более неприятное, чем для газели. В конце концов, для газели это дело привычное.

«Но ведь европейцы не знали, что крадутся за тигром», — подумал Кеннисон. Во всяком случае, вначале. Селкирка подослали к нему потому, что фирма, которая занимается демографией, — очень полезный источник сведений, вот и все. Нет сомнений, что они подослали своих агентов и к Гэллапу, и ко всем остальным. Селкирк не мог знать, что «КД» — совсем не то, чем она кажется. Вероятно, бомонтовская распечатка застала его врасплох: он неожиданно для себя обнаружил, что сунул голову в пасть к тигру. Неудивительно, что он был так потрясен в тот день, когда явился проситься к нему!

Да, искать себе безопасную норку, конечно, надо, но всегда есть риск, что в ней уже кто-то прячется.

Он встал из-за стола и поправил галстук. Неужели Селкирк действительно предложил ему пост североамериканского координатора группы «К»? Тут открываются кое-какие перспективы. Власти у него будет не меньше, чем он хотел захватить себе в Обществе. Должность подчиненная, это верно, но зато и организация покрупнее, чем та, с которой он расстается. Честолюбивый человек может здесь многого добиться.

Если только предложение сделано без задней мысли. Селкирк не может перегрузить к ним мою базу данных, не имея ключей, которые разработала Пруденс. Эти ключи есть только у меня. «Как только они заполучат мою базу данных, — подумал Кеннисон, — я им буду больше не нужен». Останется ли тогда в силе это предложение? В конечном счете все будет зависеть от того, честные ли они люди; а Кеннисон не достиг бы своего нынешнего положения, если бы слишком полагался на чужую честность.

Тем не менее наживка, которую подержал у него перед носом Селкирк, выглядела заманчиво. Группа «К», несомненно, предоставит ему куда больше возможностей применить свои выдающиеся способности, чем паршивая инвестиционная фирма вроде «ДБС». Знать бы только, какие тут поджидают опасности.

Кеннисон взглянул на часы. Бомонт имела вполне достаточно времени, чтобы установить «жучок» в его терминал. Когда Селкирк вернется в контору, ее там уже не будет. А Селкирк сразу же попытается связаться со своими хозяевами — в этом Кеннисон не сомневался.

А как насчет его «партнеров»? Как будут реагировать они, если он примет предложение Селкирка?

Кальдеро на это никогда не согласится. Кеннисона не могла обмануть видимость дружеской помощи со стороны человека, который давно мечтает свести с ним счеты. Не для того Кальдеро помогает Кеннисону развязаться с Обществом, чтобы он мог вступить в другое Общество, еще более крупное и могущественное. Кальдеро будет препятствием на его пути. Но препятствие можно устранить.

А Глория Беннет? Селкирк с его организацией — нить, которая ведет к ее другу, через человека по фамилии Бернстайн. Маловероятно, чтобы группа «К» отпустила Френча. Особенно после того, как продержала его столько времени. Но Беннет не оставит поисков, пока его не разыщет. Однако разыскать Френча — значит разыскать группу «К», а эта перспектива вряд ли представится группе «К» такой уж заманчивой. Значит, группа «К» должна или захватить Беннет, или устранить ее.

А это значит, что она окажется в серьезной опасности.

В очень серьезной опасности.

Кеннисон провел языком по пересохшим губам.


— Ну и натерпелись вы страху, должно быть? — спросил Умник. На его лице было написано нетерпеливое предвкушение увлекательного рассказа. Он обожал приключения, особенно чужие.

— Конечно, немного нервничала, — сказала Сара. — Но все это было ничуть не опаснее, чем в ту ночь на горе Фалкон. — («Сара Бомонт, испытанный ветеран, повествует о своих прежних подвигах».) — Конечно, если бы кто-нибудь попытался подняться на этот этаж снизу, из конторы «Джонсон и Ченг», и обнаружил, что потайной лифт отключен… Но можешь быть уверен, я держала ухо востро и в случае чего смылась бы в одно мгновение.

Босуорт поежился.

— Не знаю, смог бы я такое сделать или нет. Очень страшно.

— Ну, дело уже сделано, я благополучно вернулась, и все тут. Даже неинтересно — просто очередное скучное задание.

Сара улыбнулась про себя. Ни дать ни взять — старый профессионал. Словно она каждый день вламывается в конторы и ставит «жучки» в телефоны.

Она включила приемник и повернула ручку. Гостиничный номер становился больше похож на лабораторию сумасшедшего изобретателя из какого-нибудь кинофильма. Компьютерный терминал, машинки, колотящие по стеклам, параболический микрофон с магнитофоном, приемник подслушивающего устройства со своим магнитофоном… Хорошо, что здесь командуют Хелен и Чу. Бог знает что подумали бы, увидев все это, обыкновенные служащие отеля.

— И больше ничего? Вы так-таки ни разу не были на волосок от опасности?

— На лице Умника было написано такое разочарование, что Сара почувствовала себя обязанной заставить его немного поволноваться на чужой счет.

— Только один раз, — сказала она. — Не то чтобы на волосок, но все-таки…

— И что?

— Не знаю. Какое-то странное чувство. Словно мурашки по спине забегали от страха. Я зашла в умывальную, чтобы отключить лифт, и там… — Она вздрогнула. — Нет, не могу это описать. Всякий раз, когда я подходила к кабинке, появлялось ощущение… ну, какой-то невероятной злобы и ненависти. Ни разу еще ничего подобного не чувствовала.

Нет, неправда. Один раз почувствовала — в доме Уайднера, когда подошла к тому бюро с опущенной крышкой, где был заперт скелет. Давний скелет с аккуратной круглой дырочкой между глазных впадин и совсем не такой аккуратной дырой в затылке. Но ощущение, которое она испытала в туалетной комнате Кеннисона, не могло быть таким же: никакого скелета в кабинке не было.

— Ну как? Он еще не звонил?

Сара вздрогнула от неожиданности и услышала, как поперхнулся Босуорт. Голос был Кеннисона — как будто говорил его призрак. Сара склонилась над приборами.

— Пойди, отключи шумовые машинки, — сказала она Босуорту, покрутила ручки и услышала, как негромкий шум, похожий на стук градин по стеклам, прекратился. Она повернулась к окну.

— Привет, кузен Дэн, — сказала она. — Что это вы делаете в городе в такой поздний час?

Она знала, что не обязательно поворачиваться к окну — он бы ее и без этого услышал. Но как-то невежливо разговаривать с человеком, стоя к нему спиной.

— Я полагаю, наш друг захочет кое-кому позвонить сегодня вечером. И мне интересно, что он скажет.

— Нам тоже, — ответила Сара.

— А кузен Джеймс еще не вернулся?

— Нет, — призналась она. — Он еще в Бостоне, следит за «ДБС».

На другом конце континента. Хорошо бы он был здесь. Ему куда легче, чем ей, изображать из себя старого профессионала. Но он прав: в их распоряжении две нити, и надо проследить обе. Естественно, ей, с ее опытом работы на компьютере, лучше действовать с этого конца. Но когда его не было рядом, она чувствовала себя какой-то странно беззащитной. Она не могла понять почему: в конце концов, ей вполне под силу самой за себя постоять, да она это и делала большую часть жизни. У нее не было никакой причины чувствовать себя от кого-то зависимой. Она ведь тоже спасла Реду жизнь, так что у него ровно столько же оснований чувствовать себя зависимым от нее. Тут она вспомнила, что сказала Джейни тогда, в денверском аэропорту, и подумала: а что вообще чувствует Ред?

— От него что-нибудь слышно? — спросил Кеннисон.

— Со вчерашнего дня — ничего. Он рассчитывает быть здесь завтра. Вы знаете, они вами заинтересовались. «ДБС».

— Да, вы мне говорили. Очень жаль. Оборотная сторона известности. Но у меня не было времени на пластическую операцию, а грим на близком расстоянии сразу виден.

— Они заинтересовались даже мной. — По дороге в Стейплтон ее убеждали, что все в порядке, а старик Детвейлер сразу увидел ее насквозь. Вот еще одна причина, почему в Бостон отправился Ред. Сара чувствовала, что, если ее разоблачат, она наверняка растеряется и сделает что-нибудь не то. — Но больше всего их беспокоит то, что они не могут понять, почему мы на них вышли.

— Да мы же им сказали! Мы хотели перекупить их фирму.

— Они вам не поверили. Они думают, что за всем этим стоит какая-то тайная цель.

Кеннисон презрительно фыркнул.

— Чересчур они хитры. Бывает, что на самом деле все именно так, как представляется. — Он как будто осекся, потом задумчиво повторил: — Именно так, как представляется.

— Детвейлер боится, что про них пронюхало Общество Бэббиджа. Джимми подумывает, не выложить ли нам все карты на стол. Объяснить, чего мы хотим, и посмотреть, не согласятся ли они предоставить вам убежище.

— Нет! — последовал немедленный ответ. — В конце концов, не исключено, что «ДБС» — не самое лучшее убежище. И мы пока еще не знаем, насколько можно им доверять. Давайте не будем поддаваться панике и делать поспешные шаги.

Ну и кто же теперь чересчур хитер? Сара подумала, можно ли вообще толкнуть Кеннисона на решительные действия иначе, чем напугав его до полусмерти. Несмотря на его бесконечные интриги, ему почему-то очень мало чего удалось добиться.

— А какое еще убежище вы имеете в виду?

Кеннисон не успел ответить. Из динамика послышались монотонные звуки, прерываемые паузами. Кто-то набирал номер по телефону, который стоял в кабинете Кеннисона.

— Это он? Это Селкирк? — спросил Кеннисон, но Сара ничего не ответила. Автоматически включился второй магнитофон, и она сделала пометку в журнале. Она никогда не предполагала, сколько приходится делать бумажной работы, когда занимаешься шпионажем.

— Два — один — два, — сказал Босуорт, прислушавшись к звукам. — Это Манхэттен. — Он записал остальные цифры номера и подсел к компьютерному терминалу. — Посмотрим, кому он звонит.

Из динамика донеслась звонкая трель. Где-то звонил телефон. Раз, два… Гудок.

— Что такое?

— Он положил трубку.

— Знаю.

— Не мог он заметить ваш «жучок»? — в голосе Кеннисона звучало напряжение. — Может быть, вы оставили после себя какие-нибудь следы?

Сара молча покачала головой, но тут же вспомнила, что Кеннисона нет в комнате, и сказала:

— Нет. Я все как следует проверила.

Как странно разговаривать обычным голосом с человеком, который находится в полутора километрах от тебя!

— Спешка до добра не доводит, — сказал Кеннисон.

Сара сдержала раздражение.

— Говорю вам, я все как следует проверила!

— Может быть, вы…

Из динамика снова послышалось гудение — кто-то опять набирал номер. На этот раз трубку на другом конце сняли после первого же звонка.

— Да? — произнес голос из Манхэттена.

— Наверное, первый звонок был каким-нибудь условным сигналом, — сказал Кеннисон.

— Да ну? Не может быть! Ладно, помолчите и слушайте.

— Говорит филиал на западном побережье, — сказал Селкирк.

— Вы передали ему наше предложение? — Голос был повелительный, уверенный в себе. В паузах слышался приглушенный шум: шелест покрышек по асфальту, автомобильные гудки, старомодный рэп из портативного магнитофона в руках у какого-то прохожего. Закрыв глаза, можно было представить себе всю картину. Босуорт поднял голову от терминала.

— Я его засек, — сказал он. — Это уличный автомат.

— Знаю, — ответила Сара.

— В верхней части Ист-Сайда.

Сара сердито взглянула на него, и он умолк. Конечно, потом можно будет сколько угодно прокручивать пленка заново, но ей хотелось слышать Селкирка. Он передал какое-то предложение. Какое? Кому?

— …Очень осторожен, — сказал Селкирк. — Конечно, я не сказал ничего лишнего.

— Естественно. Вы уверены, что не сможете заполучить эти данные сами?

— Нет, я же вам говорил. Чтобы открыть к ним доступ, нужно знать коды, которые только он…

— Да, да. И все же при ваших способностях… — в голосе из Манхэттена прозвучало ехидство.

— Да, я мог бы это сделать, — произнес Селкирк с безмятежной самоуверенностью. — Это нелегко, но я мог бы это сделать. Но так куда проще.

— Да, наверное.

— Послушайте, Бернстайн. Вот почему я позвонил вам а не в Управление. Вокруг вас не происходит ничего особенного?

— А я-то думал, что вы просто соскучились по моему голосу.

Наступила недолгая пауза. Потом Селкирк негромко, размеренно произнес:

— Возможно, мы друг друга недолюбливаем, Бернстайн, но нам приходится работать вместе. Так что постарайтесь этим смириться. Сара Бомонт все еще разыскивает своего партнера.

— Бомонт меня не волнует. С ней все уже решено.

«Со мной все уже решено? Интересно, как», — подумала Сара. Из-за небрежного тона, каким было сделано это замечание, оно прозвучало особенно угрожающе.

— А Кеннисон ей помогает.

— Кеннисон тоже меня не волнует. Он на вашей ответственности. — Саре показалось, что в голосе послышалась усмешка. — Встреча в верхах, состоявшаяся в пиццерии? Ужасные пошляки эти американцы.

— Так вот, на прошлой неделе Кеннисон на несколько дней исчез из вида. Когда я сегодня вечером с ним разговаривал, он кое-что сказал, и я подумал… Но вы говорите, у вас там ничего необычного не происходит?

— Что именно сказал вам Кеннисон?

— Только то, что у Бомонт появилась новая нить к местонахождению Френча. — Сара вздрогнула и взглянула в сторону окна. Зачем Кеннисон сказал это Селкирку?

— Понимаю. А как об этом зашел разговор?

— Его завел Кеннисон. Мы говорили совсем о другом, а это он сказал, когда я уходил.

— Так и сказал?

На другом конце наступило молчание. Потом Бернстайн прошипел:

— Вы идиот. Круглый идиот!

И он швырнул трубку.

Сара слышала, как у Селкирка перехватило дыхание.

— О черт!

В динамике затрещали помехи, потом все стихло.

Сара сорвала наушники и резко повернулась к окну.

— Кеннисон, идиот вы этакий! Я потратила целый час и уйму нервов, пока ставила этот чертов «жучок»! Что вы ему сказали?

— Я? Милая моя, я совершенно ничего ему не сказал. Я сказал, что у вас есть нить, которая может привести вас туда, где находится ваш приятель. Вот и все. Я ничего не говорил ни о «ДБС», ни о том, где мы были на прошлой неделе. У меня не было желания ждать, пока он сам соберется позвонить своему начальству, и я подумал, что если намекнуть… Мне и в голову не приходило, что он придаст этому значение.

— Да он-то не придал. Бернстайн придал! — В самом деле остроумная уловка, чтобы заставить Селкирка выйти на связь. С Бернстайном. С тем, кто держит взаперти Денниса? Видимо, да. И это где-то в Манхэттене. Возможно, в верхней части Ист-Сайда, хотя необязательно автомат там же, поблизости. Сердце ее забилось чуть быстрее. Нет, он наверняка поблизости. Если первый звонок был условным сигналом, Бернстайн должен был находиться где-то рядом, чтобы вовремя поспеть к автомату. Сара чувствовала, что цель совсем близко.

Она закрыла глаза и попыталась представить себе Денниса, но не смогла. Его лицо как будто стерлось, расплылось в памяти. Она нахмурилась и постаралась сосредоточиться, но отчетливее оно так и не стало. Не могла же она его забыть! Она ощутила непреодолимое желание взглянуть на его фотографию, даже полезла в сумочку и только через секунду вспомнила, что у Глории Беннет не может быть фотографий Денниса Френча. Она повернулась к стене, чтобы Босуорт не видел ее лица.


Позже, когда Босуорт ушел к себе в номер, а призрак Кеннисона испарился, Сара сидела в просторном кресле с мягким изголовьем и сквозь свое оснащенное разнообразной электроникой окно любовалась огнями Сан-Франциско. Башня Койт-Тауэр была вся залита светом прожекторов. Хелен говорила ей, что когда-то на том холме стояла станция телеграфа — по нему передавали на верфи сообщения о прибытии судов. Поэтому гору и назвали Телеграфной. Позади нее в небе разлилось яркое зарево неона — Фишерменз-Уорф и Барбари-Кост. Вдали сказочной паутиной висел мост Голден-Гейт, под ним в сторону океана проплывали огни какого-то большого судна. Наверное, в Китай, подумала она. В Сан-Франциско она постоянно думала о Гавайях, о Китае, об океанских пассатах. Ей почему-то казалось, что отсюда до Гонолулу или до Шанхая ближе, чем до Лос-Анджелеса. Хотя совсем рядом с Лос-Анджелесом лежит порт Сан-Педро самый крупный на тихоокеанском побережье, сам город всегда представлялся ей сухопутным.

Лучи прожекторов, омывавшие Койт-Тауэр, внезапно погасли, и она вдруг сообразила, что уже очень поздно. Она встала, потянулась и подавила зевок. События уже начались или вот-вот начнутся. Селкирк сделал Кеннисону какое-то предложение. В этом она не сомневалась. Но какое? Вступить в группу «К»? Может быть, поэтому Кеннисон уже не сильно стремится завладеть фирмой «ДБС»? Но если так, то зачем Кеннисон хитростью заставил Селкирка позвонить по телефону, который они подслушивают?

Она потрясла головой, чтобы в мозгах немного прояснилось. Что замышляет Кеннисон? Не собирается ли он стравить оба края с центром? Или он, как тот осел, просто стоит в растерянности между двумя охапками сена?

«Бомонт меня не волнует. С ней уже все решено».

Вспомнив этот ровный, самоуверенный голос, она невольно вздрогнула. Ей снова захотелось, чтобы здесь был Ред.

По пути к кровати она остановилась у компьютерного терминала и лениво провела пальцами по гладкому пластиковому корпусу. Потом протянула руку к задней стенке и включила его. Пискнул динамик, загорелся экран. Она подвинула стул и села. Через несколько секунд она уже вошла в базу данных Ассоциации.

База данных была хорошо защищена — теперь, после публикации распечатки, защитой были снабжены все базы данных. Но у нее, конечно, теперь был к ней свой ключ. Войти в нее ничего не стоило. А дальше…

Она дала команду системе провести поиск корреляции между Редом Мелоуном и Джексонвиллом, штат Флорида.

Несколько секунд спустя на экране появился запрос: нужно было набрать в рамке входной код. Сара откинулась на спинку стула и некоторое время задумчиво смотрела на экран, постукивая ногтем по зубам. Потом она снова склонилась над клавиатурой и набрала: «ФАННИ ПАУЭР».

«ДОПУСК РАЗРЕШЕН», — ответил ей компьютер, и она улыбнулась про себя.

На экране появился каталог файлов. Названия их ничего ей не говорили — они состояли из бессмысленных букв и цифр. Кроме одного. Этот файл назывался «САРА, ПРОЧТИ».

— Черт возьми! — удивленно пробормотала она, подвела к файлу курсор и нажала клавишу. Открылось окно, где было всего несколько строчек текста:

«САРА, ОСТАЛЬНЫЕ ФАЙЛЫ В ЭТОМ КАТАЛОГЕ ТОЖЕ РАЗБЛОКИРОВАНЫ. МОЖЕШЬ ПРОЧИТАТЬ ИХ, ЕСЛИ ХОЧЕШЬ. ТОЛЬКО Я ТЕБЯ ПРОШУ — ПОЖАЛУЙСТА, НЕ НАДО. РЕД».

Она долго сидела, не сводя глаз с экрана и барабаня пальцами по столу. Потом с силой стукнула по столу костяшками пальцев, сделала глубокий вдох и выдохнула через нос.

— Сукин ты сын, — произнесла она, обращаясь к отсутствующему Реду, вышла из каталога и выключила компьютер. Все равно уже поздно, она устала.

10

— Они все еще молчат, — сказал Херкимер Вейн.

Джереми отпер своим ключом дверь квартиры.

— Думаю, и дальше будут молчать.

Он открыл дверь, и все вошли. Это была обыкновенная, просто обставленная квартира — временное пристанище до тех пор, пока «ДБС» не решит, что с ними делать. В данный момент все они считались мертвыми, но эта импровизированная на месте версия долго не продержится. А пока Детвейлер поместил их в эту квартиру в принадлежащем ему доме в Чарльстоне. Джереми оглядел потертую, безликую мебель и с грустью вспомнил о своих вещах, оставшихся в Денвере, — о книгах, об уютном мягком кресле, о Мондриане. Эта квартира никогда не станет для него домом.

Джереми закрыл за ними дверь.

— Значит, мы до сих пор не знаем, на кого они работают, — сказал он.

Те два человека, захваченные в округе Дуглас, так и не сообщили о себе никакой информации — даже имени, звания и личного номера. Если не считать того, что они не из Общества Бэббиджа, — этому Джереми был склонен верить хотя бы потому, что эти слова вырвались у них невольно. Сейчас их держали взаперти в поместье Детвейлера — ничем более подходящим под тюрьму «ДБС» не располагало. Как напомнил Вейн, «ДБС» никогда не нуждалось ни в безопасных укрытиях, ни в масках.

Джереми уже слышал, что Дженни Бэррон требовала допросить их «с пристрастием», но Детвейлер это запретил, сказав, что человек при любых обстоятельствах, даже если ему грозит смерть, обязан вести себя цивилизованно. Так что вряд ли удастся чего-нибудь добиться от задержанных — разве что их стойкость будет сломлена роскошью обстановки и регулярной выдачей икры.

Вейн бросил на кофейный столик конверт из толстой бумаги и прошел на кухню, где налил себе стакан молока. Гвинн взяла конверт и вынула из него фотографии Глории Беннет и Сары Бомонт. Держа их рядом, она долго всматривалась, шевеля губами, потом наложила одну на другую и посмотрела на свет.

— А хирург сказал что-нибудь дельное? — спросила она.

— Только одно, — ответил Вейн. — В принципе возможно, что одно из этих лиц было трансформировано в другое.

— Осторожный человек.

— А что бы ты сказала на его месте?

— Джим, а как насчет той «мыши», что гуляла по системе вчера? — спросил Джереми. — Чем кончилось дело?

— Ничем, — ответил Донг. — Они гонялись за ней минут пятнадцать и в конце концов поймали. Потом попробовали проследить, откуда она появилась, но она прошла через полдюжины промежуточных терминалов сети, и след потерялся. Она могла появиться откуда угодно. — Он покачал головой. — Стоун готов с Тима шкуру за это снять — он считает, что с его стороны это халатность.

— Как ты думаешь, есть какая-нибудь связь между этой «мышью» и визитом Кеннисона?

«Конечно, связь есть, но какая? — подумал Джереми. — Все это слишком запутано. Вокруг болтаются тысячи концов, повсюду дурные приметы и предзнаменования, но ухватить ничего не удается. За какую нить ни потяни, она тут же обрывается и никуда не приводит».

Донг пожал плечами.

— Я думаю, когда мы занялись этими тремя персонами — Беннет, Оксом и Кальдеро, — где-то сработал тревожный сигнал. Очевидно, так устроены все уязвимые файлы, которые приходится держать в сети. Тим сказал, что, когда в следующий раз отправится на охоту, замаскирует свой запрос под официальную правительственную переписку. Таким способом можно проникнуть куда угодно.

— Кто-нибудь хочет пиццы? — спросила Гвинн, стоявшая у телефона. — Я делаю заказ.

— Закажите и на мою долю, — сказал Джереми. — Никто не возражает против перца? — Он оглядел остальных. Вейн покачал головой и потер рукой живот. — Значит, одна с перцем, одна без. В чем дело, Гвинн?

Гвинн застыла на месте, уставившись на телефон. Ее глаза постепенно сужались. Обернувшись к ним, она ткнула пальцем в трубку. Джереми вместе с остальными подбежал к Гвинн. Увидев выражение ее лица, он внимательно всмотрелся в телефонный аппарат, но ничего особенного не заметил. Гвинн как-то говорила ему — Господи, это было целую вечность назад! — что научилась распознавать, не лазил ли кто-нибудь в ее телефон.

Он неожиданно мысленно перенесся в тот день, когда, войдя к себе в квартиру, обнаружил, что в ней кто-то побывал. Это было сразу после того, как Деннис исчез из больницы. Он вспомнил, каким беспомощным чувствовал себя тогда, как был напуган и бессилен. Он надеялся, что больше никогда не испытает этого леденящего ощущения в животе. И вот оно появилось снова, настигнув его на этой квартире. Как привидение, как чей-то призрак.

Призрак… Он поежился. Ему пришло в голову, что он уже несколько дней не вспоминал о Деннисе. А еще недавно больше ни о чем и думать не мог.

Донг с удивленным видом хотел что-то сказать, но Гвинн приложила палец к губам. Она взглянула на Вейна, но тот не сводил глаз с телефона, недоверчиво тряся головой.

Джереми вдруг захотелось достать где-нибудь четыре полицейских свистка и всем разом свистнуть, чтобы у того, кто там подслушивает, уши отвалились. Его охватил небывалый гнев. Жаркая волна поднялась и ударила ему в голову. Он выхватил из руки Гвинн телефонную трубку и поднес ко рту, как микрофон.

— Эй, вы там! — заорал он. — Мне уже поперек горла эти игры! Вы меня слышите? Если Деннис Френч у вас, отпустите его! Или приходите сюда, возьмите меня и отведите к нему! Бомонт! Кеннисон! Вы меня слышите? Кто дал вам право причинять мне эти адские муки?!

Он швырнул трубку с такой силой, что телефон звякнул.

Потом он повернулся к своим товарищам.

— Простите, — пробормотал он, чувствуя, что лицо его побагровело, но уже не от гнева, а от стыда. А что, если на самом деле их никто не подслушивает? Он чувствовал себя идиотом.

Гвинн похлопала его по спине.

— Ничего, Джереми. Мы все понимаем. — Остальные смотрели в сторону, стараясь не встретиться с ним взглядом. — Ничего, — повторила она.

Она подвела его к стулу. Он сел и вытер лицо рукавом.

— Это очень легко, — объяснил он. — Очень легко потерять голову от всех этих интриг и опасностей. Забыть, чего ради я все это затеял. Даже гордиться тем, что забыл. Убедить себя, что тебе совсем не нужен… не нужен… — он понял, что не сможет закончить фразу, и закрыл лицо руками.

Он ничуть не удивился, когда через несколько секунд телефон зазвонил.


— Ну, не знаю, — сказал Ред Мелоун с усмешкой. Он снял форменную фуражку посыльного и швырнул ее в сторону. — Мне показалось, что получится смешно. — Он поставил на стол две пиццы. — Вы ведь заказывали пиццу, верно?

Он выбрал самое удобное кресло и со вздохом уселся.

Все остальные тесной кучкой сгрудились вокруг стола. «Черпают силу и утешение в сплоченности, — подумал Мелоун. Четыре мушкетера». Конечно, общая опасность сближает. Кто может знать это лучше его?

Коллингвуд пристально смотрел на него, стиснув кулаки. Сара рассказывала ему про Коллингвуда, однако этот человек, смело встретивший его взгляд, совсем не похож на того растяпу. А по тому, как стоят остальные, видно — они ждут, что будет делать Коллингвуд.

Гвиннет Ллуэлин по очереди открыла коробки с пиццей и осмотрела их содержимое.

— Именно это мы и заказывали. — Она снова закрыла коробки и повернулась к нему. — Вероятно, это должно служить доказательством, что вы нас подслушивали.

Коллингвуд в это время читал надписи на коробках.

— Где вы взяли эти пиццы?

Ред снова усмехнулся.

— Вы ни за что не поверите. Я их заказал на стороне.

Коллингвуд скрестил руки на груди.

— Это что, какая-то шутка? Мне не смешно.

Вейн засопел и шагнул к телефону.

— Я думаю, надо сообщить нашим партнерам.

— На вашем месте я бы не стал это делать.

Вейн застыл, держа руку на трубке.

— Почему?

— Потому что мы отключили ваш телефон.

Вейн с досадой кашлянул и поднял трубку. Нажав несколько кнопок, он подождал, потом постучал по рычагу.

— Молчит, — сообщил он.

Ред недовольно поморщился.

— Ну конечно, молчит. Я же вам сказал.

«Впрочем, со стороны Вейна это было вполне разумно, — подумал он. — С какой стати они должны верить мне на слово?»

Вейн шумно вздохнул, большими шагами подошел к двери и распахнул ее. У лифта, на расстеленном перед открытой дверцей замасленном брезенте, стояли два рослых человека в рабочей одежде. На поясе у них болтались какие-то инструменты, в темной пустой шахте была подвешена переносная лампочка. Один из рабочих повернулся и сказал:

— Простите, сэр, лифт не работает.

Вейн закусил губу и взглянул на Реда.

— Лестница, вероятно, тоже не работает?

— Как раз сейчас ее чинят, — ответил Ред. — Думаю, скоро приведут в порядок.

— Успокойтесь, Херкимер, — сказала Ллуэлин. Она прикрыла дверь, взяла Вейна под руку и привела обратно в комнату. — Я уверена, что мистер Кальдеро не собирается причинить нам никакого вреда. — Она взглянула на Реда. — Насколько я понимаю, вы из той, другой группы — из Ассоциации утопических изысканий?

— Молчание — золото. — «Господи, я, кажется, начинаю вещать точь-в-точь как этот сукин сын Кеннисон — живое воплощение избитых истин». Однако он слишком о многом проговорился в тот раз, когда впервые встретился с Сарой. Он по ошибке считал, что она знает больше, чем на самом деле, и это чуть не стоило им обоим жизни. Второй раз допускать такую же ошибку он не собирался. Чем меньше человек знает, тем для него же лучше.

— Понятно, — сказала Ллуэлин после паузы. — А та женщина, которая была с вами вчера, — это Сара Бомонт?

Он прослушал пленку, где были записан их разговор об этом, так что вопрос не застал его врасплох. Он вспомнил, как убеждал Сару не беспокоиться, что ее могут узнать, и непременно усмехнулся бы над юмором ситуации, если бы она не касалась его так близко.

— Ее зовут Глория Беннет, — отрезал он. Ассоциация потратила немало сил на то, чтобы эта «крыша» была надежной, и он не собирался протыкать в ней дыры только ради того, чтобы удовлетворить их любопытство. Если Сара захочет им сказать… Впрочем, он постарается ей это отсоветовать. Самый крепкий секрет — тот, который никому не известен. — Можете прочитать все про нее в «Кто есть кто».

— Она чернокожая.

— Ну и что? Не она одна.

— У нее на лице шов, как после пластической операции.

Ред пожал плечами.

— У меня тоже.

Ллуэлин внимательно посмотрела на него.

— Очень может быть, что и у нас тоже они появятся прежде, чем вся эта история кончится. Но я думаю, вы пришли сюда не для того, чтобы не отвечать ни на один вопрос. Для этого вам не стоило выходить из дома.

Ред подумал, что ему нравится, как она держится. Он напомнил себе, что эти люди ему не враги, хоть и не совсем друзья. Мир не делится лишь на друзей и врагов. Большинство людей нейтральны или вообще ни к чему непричастны. У них собственные желания и цели, собственные кружки друзей и врагов. Иногда эти кружки пересекаются.

— Я пришел, чтобы немного поторговаться, — сказал он. — Я хочу больше знать про «ДБС».

— А почему мы должны вам что-то сообщить? — спросил Вейн.

Ред сдержался. Наверное, естественно, что Вейн стремится держать про себя все, что касается его организации, но принимать такие ритуальные позы — значит попусту терять время. Оба они понимают, что в конце концов придется обменяться информацией. Какой смысл оттягивать? Ред улыбнулся историку, но ответ его предназначался для Коллингвуда.

— Потому что у нас есть нить, которая ведет к Деннису Френчу.

В этом тоже была какая-то ирония судьбы: Ред помнил, как Кеннисон воспользовался той же самой приманкой, чтобы заручиться помощью его и Сары.

Коллингвуд приоткрыл рот от удивления, опустил руки и подался вперед.

— Где он?

Ред развел руками.

— Пока еще точно не знаю.

— Замечательно!

Коллингвуд с досадой хлопнул руками по коленям и отвернулся к стене.

— Но я знаю человека, который знает другого человека, который может знать.

Коллингвуд пристально посмотрел на него через плечо. От этого взгляда Реду стало не по себе. Он не имел в виду шутить по такому поводу, это у него получилось случайно. Сара постоянно попрекает его тем, что он ничего не принимает всерьез. Может быть, она права. Коллингвуду и без того скверно, не стоит растравлять его раны.

— Прошу прощения, — буркнул он. — Это не такая уж надежная нить, но ничего лучшего у нас нет.

— Зачем вы хотите купить нашу помощь? — вдруг спросил Донг.

До сих пор математик не проронил ни слова, и его неожиданный вопрос удивил Реда. Он повернулся к Донгу.

— Если мы найдем Денниса Френча, такая цена вас устроит?

Донг мотнул головой.

— Если вам нужна наша помощь, попросите нас помочь. Не пытайтесь нас купить.

Ред молча вытянулся и положил ногу на ногу. Люди, выставляющие напоказ свой альтруизм, всегда его раздражали. В трудную минуту лучше положиться на того, кто в тебе заинтересован, а не просто оказывает любезность. Правило, не имеющее исключений. Однажды — только однажды за всю свою жизнь — он им пренебрег.

— Ну, мою помощь за эту цену вы получите, — сказала Ллуэлин, вызывающе выпятив челюсть и обведя всех взглядом. — Мы с Джереми вместе заварили всю эту кашу, нам вместе ее и расхлебывать.

Она на мгновение встретилась взглядом с Коллингвудом. Тот улыбнулся ей, она покраснела и опустила глаза.

— Мою тоже, — признался Донг. — Мы с Джереми дрались плечом к плечу. И как иначе могу я вернуться к семье? — Он отошел от стола и встал перед окном. Вдали мерцали огни Бостона. Над рекой полз из аэропорта Логан вертолет, похожий на светлячка. — У меня нет никакого желания исчезнуть, — продолжал он. — Я не хочу, чтобы вся моя жизнь перевернулась вверх тормашками. Я хочу снова увидеть своих братьев и сестер. — Он повернулся к остальным. — Я не желаю прятаться и скрывать свое имя или свое лицо.

При этих словах он взглянул на Реда.

Вейн вздохнул.

— А если я скажу, что отказываюсь помогать, получится, что я трус и лицемер. — Он скрестил руки на груди. — Я помогу Джереми, чем смогу; но только если это не будет означать, что мне придется идти против своих товарищей.

Ред облокотился на ручку кресла и подпер подбородок рукой.

— Вот это другое дело, — сказал он. — Вы хотите знать, что вы с этого будете иметь. Скажем, вот что: мы не прочь выяснить, кто это поднял на воздух ваших друзей и коллег. Вас это интересует?

Вейн резко поднял голову.

— Кто? Мы и так знаем, кто. Общество Бэббиджа. Эти проклятые убийцы.

Ред напряженно улыбнулся.

— Не буду спорить, проклятые они или не проклятые и почему. Только именно это убийство — не их рук дело. В данный момент Общество Бэббиджа практически парализовано. В Совете у них разброд. Треть членов Совета боится, что другая треть намерена их прикончить.

— А третья треть? — спросила Ллуэлин.

— А этих уже прикончили, — буркнул Ред. — Нет, они не те люди, кого вам нужно бояться. — Ему показалось странным, что его давние враги теперь абсолютно бессильны, Если и не безобидны, то по крайней мере заняты тем, что причиняют вред друг другу. — Кроме того, в вашей группе был их агент. Некто по фамилии Бэндмейстер.

Эти слова потрясли всех.

— Генри?

— Я не могу поверить…

— Вы хотите сказать…

Ред поднял руку, и все замолчали.

— Да. Он был один из них. И он представлял для них слишком большую ценность, чтобы им пожертвовать.

— Ценность, — повторила Ллуэлин. — Ненавижу, когда одни люди назначают цену другим. — Она тяжело вздохнула. — Господи, как мне не хватает моей трубки!

— Между прочим, — осторожно заметил Джереми, — им приходилось и раньше жертвовать кое-какими… ценностями.

Ред мотнул головой.

— Это были жертвы пешек. Не слонов.

— Я не могу поверить, чтобы такой человек, как Генри Бэндмейстер, был шпионом тайного общества, — возмущенно произнес Вейн.

Джереми посмотрел на него с насмешливой улыбкой.

— Уж кто бы говорил, но только не вы.

У Вейна хватило совести покраснеть.

— Но если это сделало не Общество Бэббиджа, — перебила их Ллуэлин, — то кто?

Ред одобрительно посмотрел на нее.

— Вы всегда стараетесь сразу взять быка за рога, да?

— Это экономит время, — ответила она.

— Хорошо, — сказал он. — Я рискну. Вот кое-какая дармовая информация. Существуют и другие общества, помимо тех, о которых вы знаете из бомонтовской распечатки. Мы подозреваем, что одно из них и уничтожило вашу группу.

— Зачем? — спросила Ллуэлин.

Он пожал плечами.

— Если бы мы знали, зачем, мы бы знали, кто.

— Мы полагали, — начал Донг неуверенно, — что из-за того, что я провел математический анализ…

Ред рассмеялся.

— А вы думаете, больше никто этого не делал? Вы думаете, все остальные математики и социометристы, сколько их только есть в этой стране, не корпели над этой распечаткой, как правоверный еврей над Талмудом? — Он ткнул пальцем в сторону коробок, лежавших на столе. — Между прочим, пицца остывает. Вы как хотите, а я бы немного поел.

Коллингвуд молча достал из буфета несколько картонных тарелочек, положил на одну из них ломоть пиццы и протянул Реду. Больше никто не шевельнулся.

— Спасибо. Нет, — продолжал Ред, обращаясь к Донгу, — ценность математических фрагментов распечатки ни для кого не секрет. Нужно быть дураком, чтобы не обратить на них внимание, а теперь, когда Вейл нет в живых, дураков среди них не осталось. — Он откусил кусок пиццы, и ему тут же вспомнилось, как они с Сарой беседовали с Кеннисоном в пиццерии Тони. Запах сыра и томатного соуса; голоса людей за стойкой; острое крысиное лицо Кеннисона напротив; Сара, сидящая рядом, не совсем вплотную, но достаточно близко, чтобы ощущать ее присутствие. «Как она сейчас там, на западном побережье?» — подумал он и почувствовал непонятную тревогу. — Нет, должна быть какая-то другая причина, почему вас решили убрать с дороги, — продолжал он, размахивая в воздухе ломтем пиццы. — Насколько я знаю, — он кивнул на телефон, — мы с вами можем работать вместе. Что вы на это скажете? Согласны обменяться информацией?

Коллингвуд взглянул на Вейна.

— Я предлагаю отвезти Кальдеро в поместье Детвейлера.

Вейн сморщился, как будто попробовал лимон.

— Вы думаете, от этого может быть толк?

Ллуэлин пожала плечами.

— Хуже не будет.

— О чем вы говорите? — раздраженно спросил Ред. Отвезти его в поместье Детвейлера? Не собираются ли они захватить его в плен, несмотря на то что его люди стерегут в коридоре?

Вейн чуть улыбнулся.

— Об обмене информацией. Мистер Кальдеро, вы играете в покер?

— Немного. А что?

— Так вот, у нашего мистера Детвейлера есть на руках пара, которую мы хотели бы перебить.


— Ну-ну, — сказал Ред Мелоун, глядя сквозь полупрозрачное зеркало на двух человек, сидящих в библиотеке Детвейлера. — Ну-ну.

Один из них, с гипсовой повязкой на правом запястье, расхаживал по комнате, доставая с полок то одну, то другую книгу и рассеянно их перелистывая. Другой сидел в мягком кресле в стиле королевы Анны и раскладывал на карточном столе пасьянс.

— Похоже, им тут не очень нравится, — заметил он.

Адриан Детвейлер V усмехнулся.

— Бывает, что самая страшная пытка — пытка скукой. Они даже не разговаривают между собой — боятся, что мы их подслушаем.

Ред хотел заметить, что именно этим они в данный момент и занимаются, но промолчал. Впрочем, пленники ведут себя правильно. Профессионалы. Но чьи они?

— Как можно скучать, когда под рукой столько книг?

— Мне кажется, я их раскусил. Они не из книголюбов.

У старика был неразборчивый, гнусавый новоанглийский выговор, напоминавший конское ржание. «Теледиктор из него никакой, — подумал Ред. — Интересно, он специально так выучился?»

— Ну, насмотрелись? — Детвейлер протянул руку, чтобы задернуть зеркало шторой, но Ред удержал его.

— Еще минуту.

Он пристально вгляделся в обоих пленников. Через некоторое время тот, кто раскладывал пасьянс, заерзал в кресле, выровнял карты, которые держал в руках, постучав их боком по столу, и медленно оглядел комнату. Когда его взгляд упал на зеркало, он нахмурился и снова принялся нервно постукивать колодой по столу. Ред усмехнулся.

— Дайте мне поговорить несколько минут с этим вот картежником, — сказал он.


Человек с картами подозрительно взглянул на вошедшего Реда. Тот улыбнулся ему и подошел, протягивая руку.

— Я вижу, вас тоже взяли? А кто вообще эти чудаки?

Человек вытянул из колоды три карты и открыл верхнюю. Это была восьмерка треф.

— Тебе не кажется, что этот трюк уж очень очевиден? — спросил он.

— Ну, я думал, попытка не пытка. — Ред подставил стул и сел напротив человека с картами. — Попробуй положить ее на девятку. — Он показал на стол.

— Пошел ты… — сказал человек, но положил восьмерку на девятку. — Что вы сделали с моим приятелем?

— Это с тем парнем, которому руку малость ушибли? А как его зовут?

Человек пристально посмотрел на него.

— Никак. Где он?

— В сортир пошел. А даму клади сюда.

— Кто раскладывает, ты или я? — Человек швырнул карты на стол, смешал их в кучу и подвинул к Реду. — Вот, можешь попробовать сам.

Он еще раз посмотрел на Реда и вдруг прищурил глаза.

— Я тебя где-то видел.

Ред собрал карты.

— Возможно. Мир не так уж велик. — Он аккуратно сложил карты и перетасовал их. — Мне как раз то же самое пришло в голову. — Он снял карты, соединил обе половинки колоды и начал сдавать. — Ну как, Чарли, сыграем партию в рамми?

Чарли вздрогнул и уставился на Реда. Лицо его исказилось.

— О господи! — сказал он. — О господи!

11

Детвейлер, конечно, сразу же созвал совещание в верхах.

Ред смотрел, как Чарли, взяв в руку стопку бренди, покосился на нее, потом обвел глазами стол и, встретившись взглядом с Детвейлером, сказал:

— Послушайте, а пива у вас нет?

Стоун поднял глаза к потолку, но Детвейлер, улыбнувшись, поманил к себе пальцем слугу:

— Пиво для Чарлза, — сказал он. — И для Бада тоже? Хорошо. Два пива. «Сэм Адамс Лагер» годится?

— Давайте уж три, — сказал Ред.

— Ты знаешь, они явились и начали про тебя расспрашивать, — сказал Чарли Реду. — Эти козлы из Департамента внутренних дел. Спасибо. — Слуга поставил перед ними три высоких бокала с пивом. Оно было приятного золотистого цвета, с белоснежной шапкой пены. Чарли поднял свой бокал. — Они хотели знать все, что мне про тебя известно.

Ред посмотрел на свой бокал. По стенкам бежали вверх вереницы пузырьков, становившихся по мере подъема все крупнее и крупнее. Он отхлебнул пива. Пузырьки возникают на крохотных, незаметных трещинках и дефектах стекла. Мы даже не знали бы о существовании этих трещинок, если бы на них не появлялись пузырьки. Реду пришло в голову, что эти скрытые дефекты похожи на тайные клиологические общества. Подходящее сравнение. Он отхлебнул еще пива.

— И что ты им сказал? — спросил он.

— Какая разница? Все равно тебе нельзя возвращаться. — Чарли сделал большой глоток и поставил бокал на стол. — Я сказал им, что ничего про тебя не знаю, кроме одного: ты никогда не передергивал, когда играл в рамми.

— Да нет, передергивал, конечно, — сказал Ред. — Просто ты не успевал заметить.

Чарли засопел.

— Ну и ну, — он повернулся к своему приятелю. — Пять лет мы с ним сидели в одной комнате, напротив друг друга, так что могли бы целоваться через стол — будь он немного смазливее, а я неразборчивее, и я так ни о чем и не догадался.

— Ты думай, что говоришь, — сказал Бад. — Мы тут не со своими сидим. — Он мрачно взглянул в сторону Коллингвуда и потер запястье.

— А, не беспокойся, — ответил Чарли. — Ред, так что по этой части все в порядке. Наверное, я должен теперь звать тебя Джимми?

Ред пожал плечами.

— Что в имени тебе моем? Ты же знаешь.

Пять лет-они работали вместе, и ему тоже в голову не пришло, что Чарли не просто правительственный агент. Дурацкое положение. Интересно, как чувствует себя Чарли. Если посмотреть со стороны — чистая комедия.

Стоун постучал по столу костяшками пальцев.

— Может быть, займемся делом? — спросил он. — Мы хотим услышать от каждого из вас полный отчет. Кто вы, черт возьми, такие и кого представляете?

Чарли поднял одну бровь, взял в руки бокал и взглянул на Реда.

— Сегодня у нас бенефис дилетантов, а?

Бад усмехнулся, а Стоун покраснел. Ред улыбнулся Чарли и поднял свой бокал, показывая, что пьет за его здоровье. До чего приятно снова иметь дело с профессионалами! Он откинулся на спинку стула.

— Я думаю, настало время наконец разобраться, что к чему. — Он обвел взглядом стол. Детвейлер с дочкой. Стоун. Четыре мушкетера. Чарли с Бадом.

— Меня зовут Джимми Кальдеро, я представляю Ассоциацию утопических изысканий — истинную наследницу первоначального Общества Бэббиджа. — Стоун засопел, и Ред подался вперед. — У нас позади история, которая насчитывает больше 150 лет, Стоун, только сейчас нет времени о ней говорить, да вам и нет нужды все это знать. Если вы не читали бомонтовскую распечатку, лучше уж молчите.

Ред произнес это, почти не повысив голоса, но Стоун смущенно заерзал в своем кресле. Дженни Бэррон посмотрела на него, презрительно скривив губы. На Реда она не смотрела, но он время от времени чувствовал на себе ее быстрый, холодный, оценивающий взгляд. «Крутая сучка», — подумал он. Стариковское добродушие Детвейлера выглядело резким контрастом по сравнению с жесткой бесцеремонностью обоих младших его партнеров. «Даже здесь, — подумал он. — Даже сюда проникла гниль». Сара права — есть в клиологии что-то такое, что лишает человеческого облика тех, кто ею занимается. Должно быть, все дело в отстраненности. Когда человек из субъекта превращается в объект. А от отстраненности до господства всего один маленький шаг. Когда не терпится заставить людей вести себя так, как они должны бы себя вести согласно твоей науке. Разве редко случается, что психиатр злоупотребляет состоянием своего больного, а работники социальных служб обижают тех самых людей, которым обязаны помогать? За спиной у «ДБС» было полтораста лет весьма прибыльной пассивности; тем не менее он чувствовал, как чешутся руки у Стоуна, а может быть, и у Бэррон. Как им не терпится потянуть за ниточки, приводящие в движение марионеток. Что это — опьянение властью? И чем это отличается от его намерений воспользоваться Ассоциацией? Тем, что у него-то цели благородные?

Он вспомнил, как тоща, во время панического бегства в горах к дому Уокера, Сара сказала: «Все та же старая история». Та же старая история. Цель оправдывает средства. Но у него по крайней мере есть смягчающее обстоятельство — он взялся за эти ниточки против своей воли.

— А это мой старый боевой товарищ, — Ред показал на Чарли, который допивал свое пиво. — Он представляет Тайную Шестерку.

Это была, конечно, всего лишь догадка. Может быть, Тайную Шестерку, а может быть, группу «К». Или еще какую-то группу, о которой он никогда и не слыхал. И если так, то вполне можно собирать вещички и отправляться домой.

Бад со стуком поставил бокал на стол.

— Откуда ты знаешь?

Чарли удовлетворенно вздохнул, осторожно поставил свой бокал и вытер губы салфеткой.

— Замечательное пиво, — сказал он Детвейлеру, скрестил руки на груди и улыбнулся Реду. — Он не знал. Он угадал. Это ваши люди забрались в файлы Лайсэндера Спунера, да?

Ред увидел, что глаза Чарли зловеще сощурились. Чарли насторожился. Не знает, насколько можно доверять мне, да и вообще Ассоциации. Если уж на то пошло, что я на самом деле знаю про Шестерку? Что Чарли ее член? А кто такой Чарли? «Как обманчив внешний вид, не все золото, что блестит», — мелькнули у него в голове строчки из Гильберта и Салливана.

— Наши подлинные враги, — сказал он всем остальным, — не люди Чарли. («Во всяком случае, я на это надеюсь».) Это банда из Европы, которую мы называем «группой К».

Он рассказал им про чужой файл, про Говард, про то, как опоили чем-то Глорию Беннет.

Чарли поджал губы.

— Значит, вы о них знаете.

— Слишком длинный у тебя язык, — сказал ему Бад.

Чарли ткнул большим пальцем в Реда.

— Да он уже о них знал.

— Верно, но остальные не знали.

Чарли опять поджал губы.

— Нет, Джимми прав. Эта его «группа К» — действии тельно наш враг. Смотри, что они сделали с нашим отделением в Оберлине. Не беспокойся, Бад, с Кругом я потом все улажу, но я думаю, они меня в этом поддержат. — Он повернулся к остальным и положил руки плашмя на стол. — Дайте я начну с самого начала. Распечатка перепугала нас до полусмерти. Мы всегда считали… Да нет, что я вам буду говорить, сами понимаете. Мы решили выяснить, в чем дело. — Он взглянул на Реда. — Одна из утечек, которые обнаружил твой приятель Кеннисон, была наша. И телефонный звонок тоже. — Он стиснул кулаки и принялся их разглядывать. — Ну, звонок — это было сверх утвержденной программы, но Ора… В общем, люди из Общества Бэббиджа прикончили одного ее приятеля, репортера из «Таймс».

Ред поднял бровь.

— Гуваниса?

Чарли удивленно взглянул на него.

— Ты что, все списки в голове держишь? — Он повернулся в кресле и поманил к себе слугу. — Будьте добры, повторите, пожалуйста. — Он описал пальцем в воздухе несколько кругов, потом обратился к Детвейлеру: — Я полагаю, этот ваш человек в курсе всего?

Детвейлер улыбнулся и развел руками, но ничего не сказал.

— Давайте дальше! — сердито сказала Бэррон. Чарли усмехнулся.

— Спокойнее, спокойнее. Так вот, как я и говорил, мы пошарили в базах данных Кеннисона, и как вы думаете, что мы там нашли? Еще три утечки. Ничего себе, а? Помните ту сцену из «Хватай деньги и беги», где Вуди Аллен хочет ограбить банк, а тут появляется другая банда, которая тоже хочет ограбить тот же банк?

Он покачал головой. Слуга поставил перед ним бокал пива.

— Кеннисон обнаружил всего три утечки, — заметил Ред.

— Да? Так мы оказались умнее его. — Чарли сделал большой глоток, и Ред почувствовал раздражение: слишком уж он тянет. Он видел, что и остальные сидящие за столом нетерпеливо ждут. Коллингвуд заметил его взгляд и криво ему улыбнулся, как будто хотел сказать: «Теперь вы понимаете, каково это?» Ред почувствовал, что слегка краснеет, и вспомнил, как морочил головы Четырем мушкетерам, а еще раньше — Саре. Но от этого он, конечно, только проникся к Чарли еще большей симпатией: он понимал, что тот отчаянно старается собраться с мыслями и сообразить, что можно сказать, а что нельзя.

— Один из вирусов мы проследили до инвестиционной фирмы в Сент-Луисе, — продолжал Чарли.

— «Глобал Инвестмент Стратеджиз», — вставил Ред.

— Ты их знаешь?

— Это «крыша» Фредерика Ульмана.

— Я их знаю, — сказал Стоун и самодовольно усмехнулся. — Если они на самом деле те, кем вы их считаете, то они должны бы добиться куда больших успехов.

Ред взглянул на него, улыбнулся и почесал нос.

— Да они их и добились, Стоун. Добились. — Стоун побагровел, а Ред снова повернулся к Чарли. — Готов спорить, что этот вирус был встроен в саму архитектуру системы, так что детектор вирусов Кеннисона не распознал его как «лишние» биты.

Чарли пожал плечами.

— Кто тут рассказывает, ты или я? — Он подтолкнул локтем своего товарища. — Видишь, Бад? Эти чудаки из Общества Бэббиджа шпионят друг за другом. Вот чего мы раньше не знали. Мы подумали, что в Сент-Луисе сидит еще одна независимая группа, — сказал он, обращаясь к остальным. — Так вот, третий вирус им запустило, конечно, ФБР, и… А что тут смешного?

Ред вытер слезы.

— Ну, наконец-то! На сцене появляется законное правительство. Я уж начал думать, неужели все до единого, кто замешан в этой истории, так или иначе связаны с клиологией?

— Клиология? — сказал Чарли. — Это слово мне нравится. Мы назвали это мета-политэкономией. Наши отцы-основатели были по большей части профессора колледжей. — Он выпил еще пива. — А почему ты думаешь, что они-то не связаны?

— Кто?

— «Законное правительство», как ты выразился. Почему ты думаешь, что оно не занимается клиологией?

— О чем ты говоришь?

Чарли усмехнулся во весь рот.

— Разве где-нибудь еще есть группа, которая занималась бы социальным строительством в таких масштабах, как правительство? Или ты думаешь, что списки налогоплательщиков нужны только для сбора налогов?

— Тедди Рузвельт! — неожиданно произнесла Ллуэлин. Все посмотрели на нее. — Тедди Рузвельт и его партия прогрессистов! Вот когда впервые была высказана идея о правительстве как менеджере. Прогрессисты провозгласили цель — цитирую: «применять рациональные, научные методы в управлении бизнесом, трудовыми отношениями и самим правительством». Правда, любопытно, что никто не поймал их на слове?

Ред потер нос. «Выдвижение Тедди Рузвельта в вице-президенты». Так, кажется, было написано в перечне Френча? И Уолт предположительно записал эту операцию на счет Шестерки. Но Шестерка раскололась на две организации, как и Общество Бэббиджа. Значит…

— Одна из двух ваших группировок хотела проникнуть в правительство, — сказал он Чарли, — а другая нет.

Неудивительно, что они потеряли след дочернего общества, которое выделилось из Шестерки! Он был просто слишком заметен. Как на старой картинке-загадке, где охотник в лесу не видит никакой дичи, а зрителю видно, что стволы некоторых деревьев точь-в-точь похожи на чьи-то лапы.

— Это сейчас неважно, — отмахнулся Чарли. — Они всего лишь крохотная группа в правительстве и к тому же, должно быть, уже забыли большую часть того, что знали. Сейчас нам нужно что-то делать с европейцами, и поскорее.

— А почему, Чарлз? — спросил Детвейлер, совсем утонувший в глубоком кресле коричневой кожи.

Чарли принялся вертеть в пальцах пустой бокал.

— Четвертый вирус в системе Кеннисона был их — тот, который переписывал информацию в файл «К». Мы начали его отслеживать… — Он покачал головой.

— Это была ошибка. Не надо было будить спящего зверя. Когда мы обнаружили их вирус, они, видимо, обнаружили наш. Наша операция велась из Оберлина. Когда мы увидели, что секретность нарушена, мы смылись. — Он еще раз повернул бокал. — Двумя часами позже все здание было в огне.

Ред поежился.

— И они даже не попытались выяснить, кто вы? Вам надо было установить слежку за домом. Пустить хвосты за всяким, кто появится поблизости.

Чарли взглянул на него.

— Ты думаешь, мы дилетанты? Конечно, мы это сделали. Но никто из наших хвостов не вернулся. — Он хмуро посмотрел на свой бокал. — Единственное, что мы о них смогли узнать — через их вирус, — это то, что они называют себя «ОСФК».

— И что это означает? — спросила Бэррон.

Чарли не отрывал глаз от бокала, и Ред подумал, что исчезнувшие агенты были, наверное, его друзья. Нелегкая у нас все-таки жизнь. Ни с кем нельзя заводить дружбу — а как без этого? Лучше всего держать людей на расстоянии. Тогда, если придет время отправляться в Джексонвилл…

— «Общество социальной физики имени Кетле», — сказал Чарли наконец.

— Кегле? — переспросил Коллингвуд. Ред взглянул на него — он сидел белый как мел. — Кетле? О боже!

Ллуэлин озабоченно посмотрела на него.

— Что с вами, Джереми?

Коллингвуд низко опустил голову.

— Это моя вина. Моя вина. — Он поднял глаза. — Гвинн, что еще было в повестке дня того заседания, в день взрыва? Кроме математического доклада Джима?

— Только твое короткое сообщение про Кетле и Бокля… — Она осеклась и тихо произнесла: — Ох… — И еще раз повторила, как будто откуда-то издалека: — Ох…

Ред попался вперед.

— Погодите, давайте разберемся. Вы собирались сделать какое-то сообщение об Адольфе Кетле?

Коллингвуд кивнул.

— Да, после Джима. Если бы осталось время.

Ред откинулся назад и вытянулся так, что оперся затылком о спинку стула. Вполне возможно. Кетле пробовал заниматься «социальной физикой». Изучал статистические закономерности преступности и писал о них. Вызвал среди европейских интеллектуалов целую дискуссию о свободе воли и детерминизме. Не вдохновил ли он подражателей так же, как и Бэббидж? Жаль, что в свое время мы не присмотрелись повнимательнее к тому, что происходило в Европе. А все наше проклятое самодовольство!

— Я собирался сделать сообщение о связях между Кетле и Боклем, — продолжал Коллингвуд. Он поднял глаза, провел языком по губам и снова опустил голову. — Вы знаете, что Бокль умер скоропостижно? Он был еще молод.

— Вы ни в чем не виноваты, — сказала Ллуэлин. — Откуда вы могли знать?

На мгновение Реду пришла в голову дикая мысль — она хочет сказать, что Коллингвуд не виноват в смерти Бокля? Он растерянно взглянул сначала на нее, потом на него, прежде чем опомнился.

— Мы не можем с уверенностью утверждать, — сказал Вейн, — что группа была уничтожена с целью не дать ей коснуться Кегле.

Все переглянулись.

— Нет, не можем, — согласился Ред. — Но совпадение чертовски странное, а я никогда не любил совпадений. В этом стоит разобраться.

— Мы тоже так подумали, — сказал Чарли. — И когда Пенелопа рассказала нам…

— Пенелопа? — переспросила Ллуэлин. — Пенни Куик?

— Интересно, был ли во всей группе хоть один настоящий ученый? — задал вопрос Коллингвуд, ни к кому не обращаясь.

Ллуэлин пристально посмотрела на него.

— Мы все настоящие ученые, — сказала она, и Коллингвуд прикусил губу.

— Пенелопа рассказала нам, чем занимался Коллингвуд, — продолжал Чарли.

— Поэтому мы послали на заседание своих людей. Мы планировали захватить Коллингвуда и выяснить, что ему известно. После взрыва мы продолжали наблюдение, следили за больницей и установили слежку за вами, когда вы попробовали улизнуть. Остальное… — Он взглянул на забинтованную руку своего товарища. — Остальное вы знаете.

— Погодите минуту, — сказал Коллингвуд. — А разве не сестра вас предупредила?

— Какая сестра? Нет. Мы все время были снаружи, на автостоянке.

Коллингвуд и Ллуэлин рассказали про дежурную сестру в больнице. Ред заметил, как все забеспокоились. Если человек поддается программированию под гипнозом, то можно ли доверять кому бы то ни было?

«Сестра звонила в группу „К“, — решил Ред. — Это единственное разумное объяснение. Только оно все равно кажется не слишком разумным. Если группа „К“ действительно устроила взрыв в Денверском университете, у них там непременно должны были быть свои агенты. Но тогда почему группа „К“ не появилась, когда Коллингвуд и его товарищи удирали из больницы? Они беспощадны, они подложили бомбу, как только поняли, что группе может просто прийти в голову поинтересоваться Кетле. Что-то не похоже, чтобы они могли упустить Четырех Мушкетеров».


С двух сторон вокруг особняка Детвейлера шла веранда. Ред стоял на ней, облокотившись на перила и наслаждаясь прохладным ночным ветерком. Перед ним расстилались прекрасно ухоженные владения хозяина. Немного поодаль виднелась залитая лунным светом каменная лестница, которая вела вниз, в парк. Стены, окружавшей его, отсюда не было видно. Из темноты доносился собачий лай. Ред глубоко вдохнул ночной воздух и потер руки. Здесь, на северо-востоке, ночами совсем прохладно. Изо рта у него поднимался пар.

Огромная, рыжая луна опускалась в проплывавшие над горизонтом бурые облака. Ред подумал, что на ту же самую луну, может быть, сейчас смотрит в Сан-Франциско Сара. Мистическая связь. Нет, вряд ли. Она — человек разумный и сейчас, должно быть, уже в постели.

Он услышал сзади какой-то шорох и резко повернулся. Там стоял Джереми Коллингвуд, сунув руки в карманы.

— Прохладная ночь, — сказал он Реду.

Ред еще раз окинул взглядом парк.

— Да, скоро осень. Она приходит каждый год, но каждый год мы этого не ожидаем. Вся теплая одежда еще в кладовой, и приходится наспех ее доставать.

— Мне сказали, что вы пошли прогуляться.

Ред ткнул пальцем в темноту.

— Слышите, как собаки лают? Не люблю гулять в обществе доберманов. Как идет компьютерный поиск?

— Неплохо. Тот номер, который вам сообщил… Кто там, говорите, у вас на том конце модема?

Ред обернулся через плечо.

— Один паренек. Са… Глория Беннет зовет его Умником. Толковый парень. Хакер из хакеров.

Коллингвуд внимательно посмотрел на него, потом пожал плечами.

— Так вот, домашний адрес этой женщины, Говард, который он нам дал… В общем, в день появления распечатки из уличных телефонов-автоматов в Сан-Диего было сделано несколько звонков в Брюссель и Париж. На плане города они образуют аккуратный маленький кружок вокруг ее дома.

Ред кивнул. Этого он и ожидал. Хорошая идея пришла в голову Чарли — проделать кластерный анализ телефонных разговоров с франкоязычными странами и сопоставить их с событиями, последовавшими за появлением распечатки. Правда, найти корреляцию между данными о Морин Говард из файлов Ассоциации и результатами кластерного анализа, уже проведенного Шестеркой, оказалось не так просто: ни он, ни Чарли не хотели идти на риск привлечь внимание к базам данных друг друга. В конце концов они решили использовать нейтральную территорию — терминал в публичной библиотеке в Омахе.

— Я предложил им проанализировать телефонные переговоры между Сан-Диего и Сан-Франциско. Выяснить, выходила ли Говард на связь с кротом, который проник в систему Кеннисона.

— Да кто только не проник в систему Кеннисона! — проворчал Ред. — К тому же… — Он повернулся к Коллингвуду, который, раскинув руки, сидел на деревянном диване-качалке. — К тому же проникнуть в систему можно из любой точки страны. Достаточно пришить «червя» или вирус к какой-нибудь коммерческой программе, или к биржевому бюллетеню, или к рекламному объявлению.

Коллингвуд мотнул головой.

— Не знаю. Я человек простой, и запросы у меня простые. Да, конечно, я пользуюсь компьютерной почтой, но наверняка не использую всех ее возможностей. А Деннис… Ну, он… он просто боялся компьютеров.

— Какая глупость. Компьютер — это инструмент. С таким же успехом можно бояться рейсшин или пылесосов. Или гусиных перьев.

Коллингвуд криво усмехнулся.

— Падение Западной Римской империи иногда связывают с изобретением письма гусиными перьями. Когда приходилось вырубать написанное на камне, люди, должно быть, больше задумывались над тем, что пишут.

Ред улыбнулся.

— Возможно, вы правы.

Коллингвуд оттолкнулся ногами, и диван начал раскачиваться.

— У моей бабушки был такой диван-качалка. Я чувствую себя совсем как в детстве. — Он раскачивался медленно, как маятник. — Вы расскажете мне, что вам известно про Денниса Френча?

Ред скрестил руки на груди.

— Ведь вы только потому и занялись этим делом? Чтобы разыскать своего друга? А действительно серьезные вещи вас не интересуют?

— Разве? Я всегда думал, что дружба — одна из самых серьезных вещей.

— Я не то хотел сказать. Я хотел сказать… Ну, то, что выходит за пределы вашего беспокойства за друга. Разве вас не интересуют философские проблемы? Или политические последствия? Неужели вы хотите, чтобы вашей жизнью управляла какая-нибудь тайная элита?

Коллингвуд фыркнул.

— А вы хотите сказать, что до сих пор ею никто не управлял? — Диван тихо раскачивался взад и вперед. — Разве начиная с эпохи фараонов было когда-нибудь такое время, чтобы горсточка честолюбцев не стремилась заправлять всеми делами? Пока они делают это более или менее толково и оставляют меня в покое, я ничего против них не имею. Насколько я понял, вы все от них отличаетесь только тем, что попробовали внести в это немного научного подхода. Пожалуй, это ничуть не хуже, чем метод проб и ошибок, с которым нам приходилось мириться испокон веков.

Ред ожидал чего угодно, но только не такого безразличия. Он положил руки на перила.

— Вам действительно все равно? — спросил он, слегка наклонившись вперед и не скрывая удивления. — Вы увязли в этом деле чуть ли не глубже, чем все остальные, и все же самые принципиальные вещи ничего для вас не значат?

— Это что, обвинение? Когда кто-нибудь призывает сбросить ярмо угнетения, он по большей части недоволен только одним: что угнетатель не он. — Коллингвуд уперся ногами в дощатый пол и остановил диван. — Но я сделал одну оговорку. Я сказал, что мне все равно, если только вы оставите меня в покое. А этого вы не сделали.

Хотя Коллингвуд даже не повысил голоса, Реду стало не по себе. Он не выдержал обвиняющего взгляда и отвернулся, обхватив рукой столбик веранды и прижавшись к нему щекой. Дерево было гладким и прохладным.

— Нет, этого мы не сделали. — Неважно, что не Ассоциация все затеяла, что это была Женевьева Вейл с ее паранойей. Это могло случиться по-всякому. Все здание было пронизано трещинами — их было слишком много, чтобы возложить вину на ту из них, из-за которой оно обрушилось.

— Так вы мне не расскажете?

Ред оглянулся через плечо.

— Что?

— Что вам известно про Денниса.

— Я не говорил, что не расскажу.

— Нет, вы перевели разговор на другую тему.

Ред снова отвернулся.

— Прошу прощения, — сказал он. — Это уже вторая натура. — Он провел рукой по столбику, нащупал трещинку и принялся ковырять ее пальцем. — Вы себе не представляете, как это происходит, — продолжал он, все еще стоя спиной к Коллингвуду. — Когда вступаешь в тайное общество вроде нашего. Постоянно боишься проговориться. Даже о самом существовании тайны. Даже родителям. Даже ближайшим друзьям. Учишься давать уклончивые ответы, недоговаривать, иногда просто лгать. Изобретать правдоподобные истории про какую-нибудь «левую работу на лето», но никогда не говорить правды. А через некоторое время… — Длинная серебристая полоска краски отломилась, и он начал вертеть ее в пальцах. — Через некоторое время осторожность становится второй натурой. На всякий случай никогда не говоришь всего. А еще лучше — не говоришь вообще ничего. Но в клиологии дистанция измеряется частотой общения между двумя точками. — Он горько улыбнулся. — Это мы усваиваем в ходе обучения. Так что дистанция между тобой и всеми, кого ты когда-либо знал, начинает расти. И хуже всего то, что ты знаешь, почему это происходит. Можешь даже написать уравнение. Очень скоро единственными твоими друзьями остаются такие же, как ты. Вы живете в никому не ведомом, замкнутом кружке и утешаетесь тем, что в конечном счете вы подлинные властители мира. А все, остальные — так, никто. — Он отшвырнул полоску краски в темноту, облокотился на перила и переплел пальцы. — Зачем я все это вам говорю?

— Не знаю, — сказал Коллингвуд. — А кому еще вы можете это сказать?

Ред взглянул на него через плечо и поджал губы.

— Вы уверены, что вы всего лишь бухгалтер?

— Скажите мне, Кальдеро, — сказал Коллингвуд, — а как вы попадаете на такую работу? Ведь объявления о ней в газетах как будто не печатают?

Ред провел рукой по столбику.

— Нет, — сказал он. — Не печатают. — Ему припомнилось, как завербовали его. Эммет Блейн. Давно он не вспоминал этого сварливого старика с его галстуками-бабочками в горошек и с пробором посреди головы. Полная противоположность привычному образу тайного агента — и в то же время учитель и проповедник, способный зажечь человека идеей. — Мы постоянно… ну, можно сказать, присматриваемся. К людям, которые проявляют к этому интерес. И способности.

Например, к студентам, которые чем-то выделяются из общей массы. К робким квадратным шпенькам, которые не могут ужиться в стандартных круглых дырках. К тем, кто способен попасть под влияние харизматического учителя. К достаточно независимым, чтобы не дать обтесать и скруглить свои грани, и достаточно прозорливым, чтобы догадаться попробовать растесать дырки под квадрат.

Эммет Блейн… Давно он не вспоминал этого учителя истории. Их долгих споров о том, как построить лучший мир. Как многое может изменить даже один человек… если только сделает то, что нужно, и тогда, когда нужно.

Ред с удивлением обнаружил, что у него в ушах только что прозвучал голос Эммета Блейна, словно это были его слова. Он насторожился. Что, если все его нынешние планы, касающиеся Ассоциации, — всего лишь далекие отголоски мыслей, подсказанных в давно прошедшие времена его старым учителем? Что, если он всего лишь орудие, с помощью которого Эммет пытается управлять будущим? Такой тонкий замысел вполне в духе клиологического мышления. И разве не такова на самом деле цель всякого учителя и гуру на этой планете? Управлять будущим через посредство своих учеников?

«Нет, черт возьми! Эммет был не такой! И глаза у него были совсем не такие, как у Джейн Хэч или у Кэма Бетанкура. Наши учителя нас учат, а не управляют нами!»

— Это уже второй раз, — услышал он слова Коллингвуда.

— Что второй раз?

— Вы уже два раза уклонились от того, чтобы рассказать мне про Денниса.

Ред потер руки. Ночи становятся холоднее. «Осень — самое грустное время года», — подумалось ему.

— Он, видимо, в руках группы «К», — сказал он. — До сегодняшнего вечера я не знал, кто это — группа «К» или Шестерка. Кто-то в организации Кеннисона знает, где он. Кеннисон как-то подслушал этого человека, когда он говорил по телефону. Он не сказал нам, кто этот крот, но у меня есть кое-какие догадки. Там сейчас Беннет, она прослушивает его телефон, чтобы мы могли напасть на след. — Он выпрямился и повернулся к Коллингвуду лицом. — Вот. Ну и как, теперь я был с вами достаточно откровенен?

Коллингвуд кивнул.

— Вполне. А почему Беннет так заинтересована в том, чтобы разыскать Денниса?

Ред пожал плечами.

— Ей дано такое задание, — тут же нашелся он.

Коллингвуда это, казалось, позабавило.

— Снова осторожность? Ну, неважно. Не буду добиваться от вас ответа. Если пообещаете, что, как только узнаете, где Деннис, немедленно сообщите мне.

Ред колебался только несколько мгновений.

— Конечно.

Сзади него открылась дверь, и на веранду упала полоса света. Из двери выглянула Ллуэлин, щурясь в темноте.

— Джереми? Вы здесь? А, вот вы где. И, я вижу, мистер Кальдеро тоже.

Ред вздохнул.

— Какого черта, зовите меня Джимми.

— Чарли закончил сопоставление. — Она взглянула на Реда. — Не хотите проверить?

— В этом нет необходимости.

— Вы ему доверяете?

— В этом тоже нет необходимости. Умник следит за ним со своего конца.

— Понятно. Так вот, они обнаружили кластер уличных автоматов в Сан-Франциско, куда звонила эта ваша Говард, и наоборот. Молодой человек, который сидит на том конце модема, проверил их по базам данных «Кеннисон Демографикс» и выяснил, что в самом центре этого кластера живет Алан Селкирк.

Селкирк. Ред не удивился. Все сходится. Кеннисон говорил, что больше не доверяет Селкирку; впрочем, Кеннисон вообще мало кому доверяет. Но теперь стало понятным нападение на автомобильной стоянке. Кто еще знал, что они там будут, кроме Кеннисона и Селкирка? Он попытался представить себе, что этот молодой человек и есть беспощадный убийца, но не смог. Однако разве такие люди не подходят для этого лучше всего? Он вспомнил, как потрясен был шотландец, когда они сказали ему, что существует третье общество. (Только третье? Господи, каким простым все казалось им тогда!) И еще он вспомнил, какое облегчение было написано на лице Селкирка, когда ему рассказали о Тайной Шестерке. Ну конечно! Он, наверное, боялся, что они докопались до группы «К».

— И вот что, Джереми, — продолжала Ллуэлин. — Мистер Умник просил передать вам кое-что от Глории Беннет.

Коллингвуд часто заморгал, но лицо его осталось спокойным.

— Да? Что она сказала?

— Только то, что Денниса Френча держит у себя где-то в Манхэттене человек по имени Бернстайн.

Коллингвуд кивнул и взглянул на Реда.

— Быстрое обслуживание.

Ред не мог не ухмыльнуться.

— Я всегда выполняю свои обещания.

12

Кеннисон впустил ее в помещение фирмы «Джонсон и Ченг».

— Не беспокойтесь, моя дорогая, — промурлыкал он, — в это время здесь никого не будет.

«Два часа ночи, — подумала Сара. — Ну, по крайней мере, эта их Ночная Смена уже разошлась». Она неожиданно зевнула, прикрыв рот рукой.

— А нельзя было это сделать дистанционно? — спросила она еще раз.

Кеннисон обернулся и посмотрел на нее.

— Дистанционно? О, конечно нет. Там нужно отключать защиту.

Примирившись со своей участью, она вошла вслед за ним в темный зал. Если дело касается железок, то с Кеннисоном лучше было бы отправить Умника. Однако Кеннисон настоял, чтобы пришла она. Больше он никому не доверяет.

Ну что ж, зато можно полюбоваться на потрясающую луну. В прошлую ночь Сара наслаждалась этим зрелищем из окна своей квартиры, и оно почему-то оказало на нее успокаивающее действие. Она надеялась снова испытать это ощущение сегодня вечером, пока ждала звонка Кеннисона, но оно оказалось неуловимым, как дым. Луна была та же самая, но… не та.

В компьютерном зале стоял полумрак, но машина была включена. Красные и зеленые огоньки подмигивали из темноты, похожие на глаза многоглавой гидры, дремлющей и бодрствующей в одно и то же время.

— У нас есть несколько программ, которые работают всю ночь, — объяснил Кеннисон, — но людей мы обычно здесь все время не держим.

Сара взглянула на него, но не смогла разглядеть выражение его лица. В темноте виднелась лишь черная, тень. Почему-то она ощутила страх. Она попыталась убедить себя, что это нелепо, но вокруг действительно было темно, а Кеннисон в самом деле напоминал привидение.

— Зажгите какой-нибудь свет, — сказала она. — А то я не вижу, что делаю.

— Нет. Вдруг кто-нибудь увидит свет снаружи и заинтересуется, что здесь происходит?

— Но в комнате нет окон, — возразила она. — А дверь мы можем закрыть.

— Если дверь будет закрыта, мы не услышим, когда кто-нибудь войдет в главный зал.

Она взглянула на него. Голос у него был, как у капризного ребенка.

— Да господь с вами! Кто может сюда войти в такой поздний час?

— А если грабитель? — Это был наполовину вопрос, наполовину предположение.

Она фыркнула.

— Не говорите глупостей.

— Ну, ладно, — недовольно ответил он и дотронулся до панели на стене у самой двери.

Флюоресцентные лампы мигнули и зажглись, залив комнату жемчужным светом. Она увидела, что Кеннисон, обиженно выпятив нижнюю губу, по-детски надулся. «Что это с ним?» — подумала она.


Они работали целый час. Кеннисон отвинчивал задние панели и отключал тумблеры, Сара следила за его действиями по экрану терминала. (ФАЙЛ РАЗБЛОКИРОВАН. ФАЙЛ РАЗБЛОКИРОВАН) «Он мог сделать все это и сам, — подумала Сара. — А после отключения защитных схем я могла бы работать из дома».

Зачем он настоял, чтобы она пошла с ним? Потому что он параноик и кто-то должен все время держать его за ручку?

Кеннисон показался из-за левой крайней консоли — без пиджака и галстука, с закатанными рукавами и расстегнутым воротничком. Изображает тяжелую физическую работу? «Хватит играть в игрушки, кузен Дэниел!»

— Это последняя защита, — объявил он. — Теперь кто угодно может залезть сюда и украсть все файлы. — Он слегка нахмурился, закусил нижнюю губу и уставился на машину. — Кто угодно, — повторил он грустно. — Alea jacta est [64].

— А это, значит, ваш Рубикон? — добавила она.

Он повернулся к ней и улыбнулся.

— Ах, мисс Беннет! К сожалению, так мало кто в наши дни разбирается в классике…

— Да? А кто в этом виноват?

Кеннисон покачал головой.

— Теперь вы уже прекрасно знаете, мисс Беннет, что мы можем поощрять и поддерживать какую-нибудь тенденцию, но мы не можем внедрить ее насильно.

— Он еще раз взглянул на панели драйверов, которые только что снял. — Я бесповоротно встал на этот путь. И все же кто может устоять перед искушением оглянуться? Кто может поставить крест на своем прошлом — даже на прошлом своего отца — без малейшего признака сожаления?

— Ну-ка, расскажите мне все как есть, — сказала она, не скрывая иронии. Кеннисон снова повернулся к ней.

— Да. Вы поймете, не правда ли? Мы с вами — не то что Джимми Кальдеро и ему подобные. Мы не можем так просто, ради удобства, отбросить все, чем были и чем еще могли бы стать. Это нас с вами и связывает. Мы с вами как брат с сестрой. — Он просиял, как будто ему пришла в голову свежая мысль.

— Как брат с сестрой.

«Ну и ну!» — подумала она и не без труда заставила себя вспомнить, что вот этот самый симпатичный опечаленный человек, который сейчас стоит перед ней, не раз отдавал приказ об убийстве людей — в том числе Моргана и Денниса. Что поиски Денниса интересуют его только потому, что ему надо знать, кто его похитил. Почему он не похож на жестокого, высокомерного психопата, как все убийцы в кинофильмах? Почему он вызывает такое сочувствие и жалость?

Она повернулась к экрану терминала. Нужно было изучить всю архитектуру системы, чтобы быстро продублировать ее и скопировать в систему Детвейлера, пока никто не успеет об этом догадаться. Только Селкирк, Джонсон и Ченг знают, что решено сохранить копию исходных файлов. Если это заметит кто-нибудь из Ночной Смены, хлопот не оберешься.

— Скажите-ка мне, братец, вы уверены, что Детвейлер дал согласие спрятать у себя вашу систему?

— Да, сестренка. — («О господи! Он серьезно!») — Джимми Кальдеро звонил сегодня вечером и это подтвердил.

Она не подняла глаз. Почему Ред звонил Кеннисону, а не ей? Был слишком занят? Судя по тому, что рассказывал Босуорт, в Бостоне хватает дел с «ДБС» и Тайной Шестеркой. Он мог забыть. Его могли оторвать.

А почему, собственно, она подыскивает ему оправдания?

Кеннисон поднял перед собой руки.

— Пожалуй, я пойду умоюсь, а вы пока начинайте, сестренка.

Руки у него были совсем чистые. Сара проводила его взглядом. Перед тем как выйти из компьютерной, он погасил свет. Когда дверь за ним закрылась, Сара решительно подошла к панели и зажгла свет снова.

«Сестренка»!


Только час спустя она сообразила, что он что-то очень долго не возвращается.

Она прекратила работу и огляделась. Часы показывали три тридцать. Какого черта, где он там? Она склонила голову набок и прислушалась, но ничего не услышала, кроме скрипов и шорохов, какие всегда слышатся в ночном доме. Кроме негромкого жужжания терминала и гудения ламп дневного света.

Она щелкнула «мышью» и отключила экран, потом подошла к двери и нерешительно остановилась, взявшись за ручку. Ей вспомнились страхи Кеннисона, она вздохнула и погасила свет.

Зал погрузился в темноту. Ее рука замерла на дверной ручке. У нее мелькнула мысль, что за дверью ее поджидает что-то страшное. Да нет, чепуха. Это все плод воображения. Расплата за все фильмы ужасов, виденные в детстве. «Тут тебе не какая-нибудь дурацкая страшилка», — сказала она сама себе.

Нет, эти ужасы вполне реальны. Убийцы в парке, одурманенные наркотиками и загипнотизированные. Неизвестные машины, скрежещущие покрышками. Нож под ребра на автостоянке. Бомбы, которые превращают конференц-залы в бойню, а автомобили — в море пламени. Невозмутимый убийца с мертвыми глазами. Где сейчас Тайлер Крейл? Если верить Кеннисону, исчез из вида. Разыскивает того, кто убил его брата? Охотится за ней? Стоит по ту сторону двери, держа наготове нож, обагренный кровью Кеннисона?

«Ну нет, черт возьми!» — одернула она себя. Настоящие убийцы ничего такого не делают. Если бы там был Крейл, он бы не ждал, пока она откроет дверь. Он бы ворвался в комнату и кинулся на нее. Чтобы убедиться окончательно, она распахнула дверь.

И еле сдержала крик.

Там никого не было.

Она прислонилась к косяку. «Давай, заводи себя дальше. Немного истерики тебе не повредит. Прочистит мозги и избавит от чрезмерной рациональности».

Она вышла в главный зал. В темноте слабо светились таблички «ВЫХОД». Перегородки между отсеками были похожи на лабиринт. Она взглянула поверх перегородок. Большой зал, весь разгороженный на укромные уголки и закоулки. Что-то скрипнуло — здание качнулось от порыва ветра.

Большое открытое пространство, пустое и погруженное в темноту. Почему оно вызывает такой ужас? Даже больший, чем мысль о тесном, замкнутом помещении. Она вспомнила, что точно такое же ощущение испытала на четвертом этаже дома Уайднера. Вспомнила, какой ужас охватил ее, когда она приблизилась к тому закрытому бюро. Вспомнила, что в нем нашли скелет.

«Ну, хватит этих глупостей», — подумала она и протянула руку назад, за дверь, к стенному выключателю в компьютерной. Полоса света выплеснулась в зал и осветила перегородки между отсеками.

Из-за ближайшей перегородки выскочил Кеннисон.

— Что вы делаете? — прошипел он.

На этот раз она испуганно вскрикнула.

В мгновение ока Кеннисон был уже около нее и крепко ее обнимал.

— Не бойтесь, сестренка, — говорил он. — Я вас в обиду не дам.

Он прижался к ней чуть сильнее, чем полагается «братцу». Она оттолкнула его.

— Не прикасайтесь ко мне! — предупредила она. — С какой стати вы вздумали меня так пугать? Заводитесь вы от этого, что ли?

Он как будто смутился.

— Я… Нет… Конечно нет. Это было бы омерзительно.

— Тогда зачем вы тут прятались?

Он огляделся вокруг и наклонился к ней. Сара попятилась.

— Селкирк идет сюда, — сказал он.

«Селкирк?»

— Тогда нам лучше смыться, пока он нас здесь не застал. Он не должен видеть нас вместе.

— Нет, нет! — возразил Кеннисон. — Он ищет вас. Он знает, что вы знаете про него и про группу «К». Про Бернстайна и Френча. Он знает, что вы не откажетесь от поисков своего партнера, а найти его — значит обнаружить группу «К».

Она вцепилась ему в рубашку на груди.

— Тогда зачем он идет сюда? — спросила она, приблизив лицо вплотную к его лицу.

Кеннисон оторвал от себя ее руки. Хватка у него оказалась неожиданно сильной.

— Потому что я вызвал его и все ему рассказал.

— Что?!

— Не бойтесь, я защищу вас.

— Вы с ума сошли!

— Нет. Селкирк мне доверяет, он предложил мне важный пост в группе «К». Ну, может быть, не совсем так, но он хочет, чтобы я скопировал все материалы Общества в компьютеры группы «К». Взамен я стану уполномоченным их организации по Северной Америке.

— Ах, вот как! — Она попыталась высвободить руки, но не смогла. — Говорила я Реду, что вам нельзя доверять.

— Я… Тссс! — У входа в зал послышался какой-то шорох. На матовое стекло в двери упала снаружи тень. Кеннисон подтолкнул Сару к ближайшему отсеку. — Спрячьтесь там. Под столом.

И он быстро пошел прочь по проходу между столами.

Сара двинулась было за ним, но тут же заставила себя остановиться. Что задумал Кеннисон? Выдал ее Селкирку, чтобы доказать, что ему можно верить? Тогда зачем он велел ей спрятаться? Может быть, он надеется, отдав ее в руки группы «К», продолжать оказывать ей покровительство, потому что будет занимать важный пост? Она вспомнила, как Ред говорил ей, что для Кеннисона положение не менее важно, чем власть.

Никакой Ред ему не звонил. Все это была ловушка — эти россказни про Детвейлера, будто бы предложившего спрятать у себя материалы. Как могла она сюда с ним пойти? Как могла позволить злобному убийце усыпить ее бдительность? Только потому, что на время у них совпали интересы и они оказались союзниками? А теперь их интересы разошлись…

Она слишком многого не знала, но одно знала точно. «Никогда не прячься в таком месте, откуда есть только один выход» — так говорил ей Ред. Одно из правил для тайных агентов. А на Реда, пусть он и в пяти тысячах километров, можно скорее положиться, чем на Кеннисона.

Она выползла из-под стола в отсеке, откуда был только один выход, и бесшумно пошла по проходу, стараясь убедить себя, что это всего лишь игра. Что она выслеживает в лесу воображаемую дичь. «Не делай шума и держись с наветренной стороны». Если притаиться где-нибудь у самой двери, то, может быть, удастся удрать, пока Кеннисон с Селкирком дойдут до того места, где Кеннисон хотел ее «спрятать».

Дверь открылась и тихо закрылась. Сара услышала шорох одежды и шаги по ковру.

Вдруг раздался чей-то вскрик и звук удара. Что-то с треском ударилось в перегородку, сдвинув ее.

«Пора!» Сара метнулась к двери.

Но там, у выключателя, стоял Кеннисон, и она застыла как вкопанная. Зажглась лампа над дверью и, как прожектором, высветила тело Селкирка, привалившееся, словно мешок с мукой, к сдвинутой в сторону перегородке. Кеннисон увидел Сару и улыбнулся.

— Привет, сестренка. Я так и думал, что вы попробуете подкрасться к нему сзади. — Он показал на неподвижную фигуру на полу. — Но ваша помощь не понадобилась. Я же говорил, что управлюсь сам.

Сара посмотрела ему в глаза. Ей всегда было интересно, как выглядят сумасшедшие. Теперь она знала. Они откровенны и чистосердечны. Ей вдруг стало страшно. Страшнее, чем при виде Орвида Крейла.

Она взглянула на Селкирка. Зачем? В надежде на его помощь? Но разве скорпион поможет спастись от ядовитой змеи? Иногда помогает. Но Селкирк помочь уже не мог. Он лежал в беспомощной позе, разбросав руки и ноги, а на лице у него, там, где оно ткнулось в плечо, виднелась кровь.

— Он…

Кеннисон показал ей окровавленное пресс-папье.

— Я ударил его вот этим, — сказал он, как будто ожидая похвалы. — Он хотел вас обидеть.

Сара не нашлась что ответить. Кеннисон сделал шаг в ее направлении, она попятилась и уперлась в стоявшую сзади кадку с пальмой. Кеннисон протянул руку и схватил ее за запястье.

— Не волнуйтесь, — сказал он ласково. — Все уже кончено. Со мной вам ничто не грозит.

Он попытался притянуть ее к себе, чтобы обнять, и Сара вдруг вся похолодела: она с несомненностью догадалась, что он намерен делать.

— Погодите! Нет! — («Думай, Сара! Думай!») — Не здесь! Что если Селкирк очнется?

Не отпуская ее руки, Кеннисон изогнулся и изо всех сил ударил Селкирка ногой по ребрам. Безжизненное тело соскользнуло на пол.

— Не очнется. Еще-долго не очнется. И потом… — Он зловеще улыбнулся.

— Разве это не добавит немного пикантности?

«О боже!»

— Нет! Нет, ни в коем случае. Я… Я так не смогу. Только не при нем. — Она вцепилась в его руку. — Отвезите меня домой, братец. Там мы будем в безопасности.

Там Хелен и Чу. И Босуорт. И Половски, он утром прилетел из Колорадо.

Однако Кеннисон если и сошел с ума, то не потерял сообразительности. Он покачал головой.

— Нет, сестренка. Слишком много людей могут нас увидеть.

— Тогда к вам. Отвезите меня к себе.

Он просиял.

— Да. Конечно. Поедем домой. — Он обхватил ее за плечи и повел по коридору к лифту. Хватка у него была стальная. — Поедем домой.

Она рассчитывала по пути до квартиры Кеннисона как-нибудь привлечь внимание таксиста. Но Кеннисон приехал на своей машине, и такси не понадобилось. Машина стояла в подземном гараже под зданием, и ни в лифте, ни в гараже, ни в караульной будке на выезде никого не было. Металлические ворота автоматически открылись. Машина выехала на Стоктон-стрит и свернула налево, к Телеграфной горе.

Кеннисон положил руку на ее колено и сжал его.

— Не волнуйтесь, — еще раз сказал он. — Теперь вам ничто не грозит.


Когда Ред вернулся в свой номер в Сан-Франциско, Половски и Босуорт спали. Босуорт свернулся клубком на диване, а Половски захватил себе всю огромную кровать. Ред растолкал их.

— Я только что прилетел, — сказал он. — Опоздал на пересадку в Чикаго. Из-за погоды вылет из Бостона задержали, пришлось ждать следующего рейса. О господи! — Он зевнул и потянулся. — Совсем вымотался. Только и думал о том, как наконец улягусь в теплую, уютную постель.

С этими словами он многозначительно посмотрел на Половски.

— Ладно, можешь подать на меня в суд, — сказал тот. — Тебя же не было. Чего ради мне было ложиться на раскладушке или на диване? У меня в спину вступило.

Ред ничего не ответил и прошел в гостиную. Половски и Босуорт покорно побрели за ним, как собачонки.

Гостиная была превращена в центр управления. Со стен гроздьями свисали распечатки. Ред нахмурился, швырнул на диван свою дорожную сумку, подошел к ближайшей стене и оглядел ее.

— Вы что, не знаете, какие следы оставляет на обоях липкая лента?

— Ты только его послушай, — сказал Уолт Босуорту, ткнув через плечо большим пальцем. — Лучше прочти-ка вот это, Ред. Тот «жучок», который Кеннисон дал нам поставить в свой телефонный терминал, — это что-то особенное. У нас полная запись всех разговоров. — Он покачал головой. — Похоже, кузен Дэн всерьез собирается развязаться со своим Обществом. Судя по информации, которую мы имеем…

Ред принялся водить пальцем по распечаткам.

— Вы переправили копии в Совет?

— Да они просто очумели от восторга. Брат Бетанкур считает, что, зная наперед все их ходы, мы сможем увеличить ценность наших акций процентов на пятнадцать, не меньше.

Ред взглянул на него.

— Если мы дадим им сделать эти ходы. Мы ведь можем их и остановить. Не забудьте, в чем наша главная цель.

«Или это была главная цель Эммета Блейна?»

Половски ответил сердитым взглядом.

— Само собой.

Босуорт отвернулся и склонился над экраном терминала.

Ред сунул руки в карманы и принялся вертеть в пальцах ключи. Машинки, укрепленные на оконных стеклах, издавали тихий шум, как будто на окна сыпался мелкий град. Через щели в шторах пробивались лучи вечернего солнца. Ред подошел к окну и пальцем чуть сдвинул одну из штор. На Телеграфной горе жемчужным ожерельем горели уличные фонари. Кое-где в окнах зажегся свет.

— Я думал, Текс приедет.

— Да? Хватит с вас и меня, — сказал Уолт. — Джейни куда-то уехала и оставила его командовать на ранчо.

Ред что-то проворчал про себя, но не ответил.

— Как там в Бостоне? — спросил Уолт.

Ред повернулся спиной к окну.

— Дождливо. Между прочим, я там встретил кое-кого из наших конкурентов.

— Да, я слыхал, — Половски кивнул в сторону Босуорта. — Малец мне говорил. — Он уселся в кресло и протер глаза. — Ну и что мы с ними будем делать?

— С кем?

— Со всеми. И что насчет той бостонской группы? За кого они?

— Их опасаться нечего, по крайней мере сейчас. Я говорил с их человеком — Вейном, и он сказал, что никто не может на самом деле изменить ход истории, но каждый может убедить себя, что это ему удалось.

Половски усмехнулся и взглянул на Босуорта.

— Да? Слышишь, малец? Ну, пусть и дальше так думают. Пока они считают, что это невозможно, они ни во что не будут вмешиваться. А как они объясняют то, что мы обнаружили Шестерку и группу «К»? Или думают, что это тоже плод нашего воображения?

Ред медленно прошелся по комнате.

— Ну, им пришлось признать, что Шестерка действительно существует. У них сейчас гостят двое оттуда. — Он сокрушенно покачал головой. — С одним я проработал много лет, когда был в службе контроля за сетью. Я уж начал думать, есть ли в правительстве хоть один человек, который действительно работает на правительство?

— Что мы с ними будем делать?

— Пока ничего. Мы союзники в поисках «ОСФК». Все в свое время.

— А как же с дальней перспективой?

— Дальняя перспектива — только для тех, кто до нее доживет. А это означает, что надо пережить группу «К» — ребят из общества имени Кегле. Я думаю, Женевьева Вейл чувствовала бы себя с ними как дома. Вот дьяволы…

— Он махнул рукой. — Чего стоила одна эта Говард, которую они к нам подослали.

Он вспомнил, как эта женщина покончила с собой. Какая глупость! Нелепый фанатизм. Как могут люди дойти до того, чтобы считать такие вещи разумными?

— Ну что ж… — Ред снова потянулся. — Я, пожалуй, прилягу. Если только найду, где, — добавил он с намеком.

Половски ткнул большим пальцем в потолок.

— А почему бы тебе не попробовать наверху? Там есть прекрасная теплая постель.

Ред сердито покосился на него.

— Думай, что говоришь, Уолт. Твои родители потратили слишком много денег, чтобы выправить тебе прикус, жалко будет, если я его опять попорчу.

Половски мотнул головой.

— Да нет, ее же там нет. Она около полвторого ночи отправилась в «Кеннисон Демографикс». Он хотел, чтобы она проверила архитектуру мегавируса, которого собирается запустить в его базу данных.

Ред нахмурился и взглянул в сторону завешенного окна.

— Пошла к нему? Так поздно?

— Надо было подождать, пока разойдется Ночная Смена.

— Не надо было ей ходить.

— Почему? Ведь в этом деле Кеннисон на нашей стороне, разве нет?

— Все равно мне это не нравится.

— Ревнуешь?

Ред бросил на него свирепый взгляд, отошел к окну и снова чуть раздвинул занавески.

— Поехать мне, что ли, туда?

— Да брось. Может, она уже вернулась, пока мы спали. Да она все равно бы к нам не заглянула.


Жилище Кеннисона было освещено каким-то мерцающим светом, словно где-то горело пламя. Холодное пламя, не дающее тепла, и пахло там как будто остывшей золой. Сара остановилась в дверях, поняв, что не может сделать ни шагу дальше, несмотря на то что его рука настойчиво давила ей на спину. Казалось, вот-вот произойдет что-то сверхъестественное — в давно забытом прямом значении слова. Что Кеннисон — не кто иной, как Дьявол, а она стоит у входа в преисподнюю и, как только войдет, ощутит весь жар адского пламени.

Кеннисон подтолкнул ее сзади, и она неуверенно шагнула в мерцающий полумрак.

Перед ней была самая обыкновенная комната, только освещена она была каким-то странным светом из невидимого источника. Сара огляделась. Вид у комнаты был нежилой, но это естественно, ведь Кеннисон и в самом деле здесь не жил. Тем не менее она ожидала увидеть здесь хоть что-то личное: фотографию, книгу, еще что-нибудь. Однако все казалось голым, безымянным, не видно было и намека на что-то человеческое. Только у окна стояли какие-то электронные устройства и к стеклам были прилеплены маленькие механические паучки, чтобы глушить звуковые колебания. Однако ощущение сверхъестественности всего происходящего ее по-прежнему не покидало.

Кеннисон запер за собой дверь, прислонился к ней и сделал глубокий выдох.

— Вот. Теперь мы в безопасности.

Только тут Сара увидела то, что до сих пор скрывала дверь, и у нее перехватило дыхание. Она невольно сделала шаг вперед, чтобы лучше это разглядеть.

Там был алтарь.

На извитой медной подставке стояли в ряд ритуальные свечи в чашечках из красного и синего стекла. Все свечи были зажжены, и огоньки их плясали в чашечках, бросая на стену и потолок дрожащие разноцветные отсветы — это и был источник того мерцающего света, который создавал ощущение холодного пламени.

Над свечами висела на стене фотография круглолицей белой женщины со смеющимися глазами. Радужные пятна света от свечей окружали ее разноцветным ореолом. По обе стороны от фотографии стояли вазы с пышными букетами цветов, отчасти уже увядающих. В маленькой почерневшей чашечке перед фотографией виднелись остатки сожженных благовоний.

«Боже милосердный, — подумала она, — куда я попала?»

Она резко обернулась и увидела, что Кеннисон все еще стоит, прислонившись к двери, ссутулившись и понурив голову. Он не двигался с места. Сара попятилась и задела ногой кофейный столик. Кеннисон встрепенулся. В глазах у него стояли слезы. Он был похож на маленького ребенка.

— Все, — жалобно сказал он. — Уже ничего не осталось. — Он зажмурился и стиснул кулаки. — Но мы его заставим, — продолжал он почти нормальным голосом. — Я знаю как. Тебе… тебе будет нелегко, но это стоит того. Ты увидишь. Ты поймешь.

Это был спокойный, размеренный голос маньяка. Он двинулся к ней.

Сара ничего не понимала, да и не хотела понимать. Она мгновенно обежала кофейный столик и остановилась по другую его сторону, готовая броситься к двери. Но Кеннисон с неожиданной легкостью перепрыгнул через столик и отрезал ей путь.

— Нет, сестренка. Так не пойдет. Если ты мне поможешь, тебе будет не очень больно.

— Я вам не сестренка! — крикнула она. Он протянул к ней руки, но она попятилась к дивану. — Что с вами? — «Главное — чтобы он не мог меня схватить». Она вспомнила, какие сильные у него руки.

— Тебе страшно? — спросил он, с какой-то странной усмешкой. — Это хорошо. Я защищу тебя.

— Страшно? — Она схватилась за подлокотник дивана и подвинула его вперед, чтобы загородиться. — Конечно, страшно, черт возьми! — Она запустила в него диванной подушкой, но он отшвырнул ее в сторону. Что бы еще в него бросить?

Сара метнулась влево, к окну, и провела обеими руками по стеклу. Механические паучки посыпались на ковер, продолжая плясать и дергаться. Она набрала полные пригоршни их и кинулась под защиту дивана как раз в тот момент, когда Кеннисон подбежал к окну. Повернувшись к нему, она из всех сил швырнула одного паучка прямо ему в лицо. Кеннисон попытался увернуться, но машинка угодила ему в щеку. Он вскрикнул от боли и прижал руку к щеке. Когда он ее отнял, ладонь была в крови. Сара швырнула в него еще одну машинку и кинулась к двери, крича через плечо:

— Уолт! Норрис! Помогите кто-нибудь!


Хелен покачала головой.

— Она не возвращалась, брат Кальдеро. Я здесь с тех пор, как она ушла, я бы видела.

— Черт, не нравится мне это. — Ред задумался, грызя ноготь. — Пустите-ка меня к ней в номер.

Хелен стояла в нерешительности. Ред не выдержал.

— Черт возьми, сестра, я же не подглядывать за ней собираюсь! Это серьезное дело. Наша сестра ушла в одиночку, без прикрытия, и до сих пор не вернулась. Пустите вы меня к ней в номер или нет?

Его вспышка не смутила Хелен.

— А какой будет толк от того, что я пущу вас к ней в номер? — спокойно спросила она.

Но Ред был не в настроении рассуждать спокойно. Он облокотился на конторку дежурной, так что Хелен пришлось податься назад.

— Не знаю, — сказал он. — Может, она вернулась, пока вы отлучались в туалет. Я хочу посмотреть. — Он еще несколько секунд смотрел прямо в лицо Хелен, потом выпрямился и отвернулся. — Пожалуйста.

Хелен протянула руку в ящик стола, схватила кольцо с ключами, встала и разгладила юбку.

— Идите за мной.

Ред последовал за ней.

— Я знаю, где ее номер, — сказал он. Очень может быть, что она уже там и спит сном праведницы. Ну, конечно. Пришла поздно, Хелен не было на месте, а остальных будить не стала. Тихонько прошла к себе и легла спать. Если она там, он устроит ей хорошую выволочку, чтобы неповадно было больше отправляться на операцию без прикрытия, да еще не ставить никого в известность о своем уходе и приходе.

А если ее нет…

Ну, в конце концов, она уже взрослая, верно? И вполне способна сама за себя постоять. Это мог бы подтвердить хоть Орвид Крейл.

Хотя нет. Нет такого человека, который мог бы постоять сам за себя в одиночку. Вот почему появилась эта идея всеобщего братства. Французы не ограничились свободой и равенством — этими диаметрально противоположными понятиями. Им пришлось добавить еще и братство, иначе ничего не получилось бы. Мы нуждаемся друг в друге. Или должны нуждаться — это, может быть, еще важнее. Дело не в том, чтобы всегда был прикрыт тыл, а в том, что, когда тыл прикрыт, не чувствуешь себя таким дьявольски одиноким. Я сторож сестре своей, а она сторож мне самому. Иначе ни в чем нет никакого смысла.

В номере ее не было.

Ред обошел все комнаты, зовя ее. Хелен терпеливо ждала в дверях. Вернувшись, он беспомощно взглянул на нее.

— Я же вам говорила, что ее еще нет.

— Но где она?

— У кузена Кеннисона. — Поджатые губы Хелен ясно показывали, что она думает о кузене Кеннисоне. — В «Кеннисон Демографикс». — Она показала на телефон. — Можете позвонить туда, если вам от этого станет легче.

— Я… — Реду пришло в голову, что и выглядит он, наверное, таким же идиотом, каким себя чувствует. — Да, конечно. — Он взял трубку и набрал трехзначный номер. — Фрэнк? Что? Да, я знаю, который час. Это важное дело. Сделай для меня одну вещь, а потом можешь идти домой. Соедини меня с «Джонсоном и Ченгом». Правильно. Так, чтобы это не попало в счет за номер.

— Он прикрыл трубку рукой. — Завтра, должно быть, об этом будет знать каждый член Ассоциации.

Хелен пожала плечами.

— Вы не первый, кого волнует статья девятнадцатая.

Ред предостерегающе нахмурился, но тут в трубке послышался гудок. Потом еще один.

— Черт, никто не подходит.

Но кто может там подойти? Ни Кеннисона, ни Сары там официально нет. Они просто не станут снимать трубку. Правда, Сара могла бы посмотреть на определитель номера и увидеть, что звонят от нее. Он бросил трубку.

Может быть, они пошли к Кеннисону. Правда, он не мог себе представить, зачем, да и не хотел об этом думать. Но это не исключено. Он приложил глаз к окуляру подслушивающего устройства. В поле зрения появилось окно квартиры Кеннисона, но расстояние было слишком велико, чтобы что-нибудь разглядеть.

— Прицел все еще верный, — сказал он и включил динамик, но слышно был только постукивание машинок-глушителей. Он понурился.

— И все равно это мне не нравится.

Хелен ничего не ответила. Он провел пальцем по телефонной трубке.

— Скажите-ка, брат Уолт появился до того, как Сара ушла?

На этот раз она обеспокоенно взглянула на него.

— А что? Да. Он прилетел где-то после обеда.

Ред стукнул кулаком по телефону, и аппарат со звоном полетел на пол. Из трубки послышался громкий гудок.

— Черт возьми, но он-то знает! Он должен был взять все в свои руки. Чтобы она знала, когда сообщить о себе и кому. Он должен был обеспечить прикрытие. Скажем, Чу. И следить за ней! А он дал ей уйти в одиночку!

Хелен ничего не ответила. Она кусала губы, стараясь не смотреть на него.

— Он… Он ее не очень любит. За то, что она сделала. Ну, вы знаете. За распечатку.

— За распечатку? Господи, да какое это имеет отношение к делу? Было решение Совета. И совсем необязательно любить человека, чтобы с ним работать. Если бы без этого нельзя было обойтись, ни один оркестр никогда не смог бы сыграться.

Брату Половски придется за многое ответить. Не перед ним — перед Бетанкуром. Если он сам сделает Уолту выговор, все подумают — он сводит личные счеты. Нет, пусть уж все будет по правилам. А потом он сможет отозвать Уолта в сторонку и заняться личными счетами.

Настойчивое гудение из трубки напомнило ему о телефоне, валявшемся на полу. Он нагнулся и поднял его.

— Вот это да, — сказал он, кладя трубку на рычаг. — Крепкая штука.

— Должно быть, многие швыряют телефоны на пол.

Он взглянул на Хелен.

— Да, должно быть.

Он сделал глубокий выдох, повернулся и сел на диван лицом к окну. За окном спал город. Машинки-глушители неумолчно барабанили по стеклу, как будто возвещая о том, что вот-вот начнется гвоздь программы. Ред скрестил руки на груди.

— Вас оставить здесь? — спросила Хелен.

— Хммм… Что? — Он взглянул на нее через плечо. — Ах, да. Да, я буду ждать ее здесь. Может быть, вздремну на диване. Позвоните мне, когда она появится на этаже.

Хелен тихо затворила за собой дверь, и в комнате стало темно. Ред подумал, не зажечь ли свет, но для этого пришлось бы встать, а у него не было сил. Устал. Если немного подождать, она придет. Завтра оба они как следует над этим посмеются.

Он не знал, сколько времени так просидел. Стук градин по стеклу становился то громче, то тише. Он задремал.

Внезапно какой-то новый звук заставил его очнуться. Из динамика несся шум, как будто волны бьются о галечный берег. Включился магнитофон, послышались еще какие-то звуки: топот бегущих ног, крик боли, потом голос: «Уолт! Норрис! Помогите кто-нибудь!»

Казалось, все на мгновение застыло в неподвижности, Ледяная рука сжала его сердце. Джексонвилл. Снова Джексонвилл!


Кеннисон оказался у двери раньше ее. Сара швырнула в него еще одного паучка, но промахнулась, и его крохотные ножки вонзились в дверь, как миниатюрные кинжалы. Еще один повис у Кеннисона на руке, но он, не обращая внимания, направился к Саре.

— Нет! — сказал он умоляющим голосом. — Все не так. Тебе должно быть страшно. Ты не понимаешь, играть нужно по правилам.

— Вы сошли с ума, Кеннисон. Уолт! Он хочет меня изнасиловать!

Она знала, что магнитофон в ее номере включится автоматически. Но что, если там никто за ним не следит? Они думают, что она в «Кеннисон Демографикс», а не здесь. И, наверное, сейчас спят.

Ну, по крайней мере она оставит им сообщение. Они будут знать, что произошло. Она швыряла паучков одного за другим в лицо Кеннисону, чтобы он не подходил, и, задыхаясь, отрывисто выкрикивала:

— Он заманил к себе Селкирка. Застал его врасплох. Без предупреждения.

Кеннисону, казалось, даже не приходило в голову, что ее слова кто-то может слышать. Он остановился и с недоумением посмотрел на нее.

— Но он же был из группы «К», сестренка. Он хотел тебя обидеть. Я тебя защитил. Разве ты не испытываешь благодарности?

«Благодарности!» Паучки кончились. Она снова отбежала к окну, чтобы подобрать с ковра еще несколько штук, но Кеннисон кинулся за ней, и задерживаться у окна было нельзя. Паучки захрустели у нее под ногами.

Пальцы Кеннисона вцепились в ее плечо. Она круто повернулась и изо всей силы ударила его в ухо. Потом вырвалась у него из рук, порвав блузку.

— Это неправильно, — жалобно сказал Кеннисон. — Ты не должна от меня убегать.

— Вы больны, Кеннисон. Очень больны. И жалки. — Это была правда. Ей все еще было страшно. Кеннисон — человек сильный, если ему удастся ее схватить, он сделает с ней все, что захочет. Но оцепенение, вызванное ужасом, прошло. Она видела перед собой уже не того щеголя с изысканными манерами, какого знала. Ее враг превратился в жалкого, несчастного человечишку. Она не испытывала к нему ненависти — невозможно ненавидеть больного.

Она увидела, что ее слова достигли цели. Кеннисон остановился и нахмурился, рот его приоткрылся.

— Болен?

Теперь вместо металлических паучков она швыряла в него словами и видела, что они ранят его глубже и опаснее, чем палка или камень.

— Да, больны. Вы отвратительны и гнусны. Вы выродок. — Она внезапно повернулась и указала на алтарь у двери. — Что сказала бы сейчас она?

Кеннисон вскрикнул и закрыл лицо руками.

— Нет! Пруденс! Она все видела. Но я должен был… Все шло не так, как надо. Вейл, Ульман, Селкирк, Бомонт. Ничего у меня не получалось, как надо. Я должен был показать, что еще могу что-то сделать. — Руки его опустились. — Пруденс понимает. Она мне помогала. Может быть, я выродок… Да. Мне это было мерзко. Но я не миг без этого. Без того, чтобы сознавать свою мерзость.

Он сделал шаг вперед, умоляюще глядя на нее.

— Останови меня. Пожалуйста.

Она изо всех сил ударила его ногой в пах. Он задохнулся и согнулся пополам, охватив себя руками и издавая такие звуки, словно его вот-вот вырвет.

— Всегда рада помочь другу, — сказала она, прыгнула к двери и распахнула ее.

Из груди ее вырвался вопль ужаса.

За дверью стоял Селкирк. И он был очень-очень зол.

13

Ред изо всех сил ткнул пальцем в кнопку вызова лифта. Сразу же зажглась стрелка «вниз», но он снова и снова нажимал на кнопку. Чем чаще нажимаешь, тем быстрее идет лифт; а может быть, и нет, но просто так стоять и ждать он не мог.

— Хелен, — сказал он дежурной, — вызовите сюда Босуорта и Половски. Скажите им, пусть сидят на подслушивании. Сара у Кеннисона дома, и там идет какая-то драка. Я еду прямо туда.

А прикрытие? Никогда не выходи на операцию без прикрытия! Но Уолт слишком разжирел, а малец — всего-навсего малец. Звякнул звонок, дверь лифта открылась, Ред вошел в кабину и обернулся. Хелен уже разговаривала по телефону. Он придержал дверь.

— И скажите Фрэнку Чу, пусть меня прикроет. Объясните ему, в чем дело.

Лифт наконец остановился. Ред выскочил в вестибюль, пробежал мимо удивленно взглянувшего на негр ночного портье и дремавшего тут же мальчишки-посыльного, выбежал на улицу и остановился. Надо поймать такси. Но терять время на ожидание казалось почти преступлением. Его подмывало пуститься бегом прямо на Телеграфную гору. Нелепость, конечно, но он не мог оставаться в бездействии.

Посыльный, движимый любопытством, вышел за ним.

— Не могу ли я помочь вам, мистер Кальдеро?

Конечно, посыльный знает, как его зовут, — все служащие стараются запомнить имена тех гостей, кто побогаче. Ред обернулся.

— Добудьте мне такси.

Мальчишка достал из кармана свисток и вышел на середину улицы. Ред подошел к нему и положил руку ему на плечо.

— Свисти, сколько хватит духу, сынок. Дело такое важное, что тебе и во сне ничего подобного не снилось.


На лице Селкирка почти весь правый висок занимал кровоподтек от удара Кеннисона. Струйки подсохшей крови спускались по щеке и подбородку на воротник рубашки. Из-под вздувшихся, почерневших век глядели злые, безжалостные глаза.

В руке у него был пистолет.

— С дороги, девка, — прорычал он. — Где эта гадюка? — Он оттолкнул ее и шагнул в комнату. — А, вот ты где! — Он усмехнулся; от этого рана на губе, уже начавшая затягиваться, лопнула, и по подбородку потекла кровь. Он поднял пистолет.

— Нет, не надо!

Сара вцепилась в его руку, державшую пистолет. Селкирк отмахнулся.

— Все по порядку. С тобой будем разбираться потом. Посмотрим, что ты знаешь про Societe [65].

Он уперся ногой ей в живот и оттолкнул ее. Сара покатилась на пол. Селкирк навел пистолет на Кеннисона.

Ее рука нащупала на ковре что-то колючее. Это был один из паучков, которыми она швыряла в Кеннисона. Она схватила его и изо всех сил запустила Селкирку в лицо. Он вскрикнул и повернулся к ней.

И тут — Сара не поверила своим ушам — звякнул звонок лифта.

Дверь все еще стояла открытая настежь. Сара сделала отчаянный бросок, выскочила в коридор и вцепилась в дверную ручку. Она услышала позади испуганный возглас Селкирка:

— Эй! Погоди…

Дверь за ней захлопнулась.

— Не отпускайте лифт! — крикнула она и кинулась бежать по коридору. До лифта было шагов десять. Около него стоял в нерешительности какой-то подвыпивший парень, только что вышедший из кабины. Он уставился на нее осоловелыми глазами и ухмыльнулся.

— Привет, крошка, — сказал он. — А как насчет…

Дверь квартиры Кеннисона открылась, в коридоре показался Селкирк. Увидев Сару с парнем, он поднял пистолет. Парень выпучил глаза. Сара влетела в кабину лифта, втащив его за собой. Он потерял равновесие и свалился у задней стенки кабины. Она нажала кнопку нижнего этажа.

За мгновение до того, как створки двери сомкнулись, что-то вроде рассерженного шершня пролетело по воздуху и раскололо пластиковую панель у самой головы парня.

— У него пушка, — выговорил он.

— Это точно, — отозвалась она.

— Эй, сестренка, что это за белый с пушкой и чего ради он по тебе палит? — сердито спросил парень. При слове «сестренка» Саре вспомнился Кеннисон с его гнусными играми.

— По-моему, он палил по тебе, — сказала она.

— Ах, вот как?

Больше он ничего не сказал. В кабине слышался только гул мотора.

Селкирку ничего не стоило пристрелить ее, когда он ворвался в комнату. Но он этого не сделал. Хотел допросить ее? Но тогда почему он не застрелил ее, увидев, что она вот-вот скроется?

Как раз в тот момент, когда лифт со вздохом остановился, ей пришла в голову неожиданная мысль, от которой Сара, не удержавшись, даже хихикнула. Парень поднял глаза от разбитой пулей панели, которую удивленно созерцал, и в недоумении уставился на нее.

«Смотри-ка, какая я важная птица, — ведь это за мной идет охота!»


Когда они вышли, Сара повернула красный выключатель, отключающий лифт. Зазвенел звонок, как будто где-то вдалеке сработал будильник. Сара прикинула, сколько может пройти времени, прежде чем кто-нибудь соберется посмотреть, в чем дело. Конечно, есть еще лестничная клетка, а квартира Кеннисона всего лишь на пятом этаже, так что Селкирк вполне может пуститься в погоню, но по крайней мере она получила кое-какую фору.

Дежурного швейцара в этом доме не держали. Сара увидела, что дверь расщеплена, из нее торчат погнутые куски металла — это Селкирк взломал замок, чтобы войти. Она выбежала на тротуар.

Холодный ночной воздух ударил ее по легким, как ножом, она задохнулась и, съежившись, обхватила себя руками. Резкий ветер с моря ворвался через дыру под блузку, и у нее сразу замерзло плечо. Она растерянно оглядела темную, пустую улицу. Изо рта ее густо валил пар.

Она услышала голос парня из лифта:

— Ты в порядке? Что это был за тип? В чем дело — наркота?

Парень опасливо смотрел на нее. От ночного воздуха он сразу протрезвел и только теперь сообразил, какой опасности подвергался.

— Нет, — ответила она, лихорадочно изобретая какое-нибудь короткое, правдоподобное объяснение. — Разведка.

Ждать здесь было нельзя: вот-вот появится Селкирк.

— Я с тобой, — заявил парень. Это прозвучало так искренне и в то же время так явно нелепо, почти самоубийственно, что она на секунду задержалась и дотронулась до его руки.

— Нет, спасибо. Мне… Мне не впервой. («Господи, а ведь верно — не впервой!») Оставайся здесь. Спрячься. Сейчас сюда кое-кто приедет.

С этими словами она кинулась бежать сломя голову по улице, не оглядываясь. «Наверное, он уже убил Кеннисона», — подумала она, и ей стало его жалко. Только недавно она сама желала смерти Кеннисону, но приступ ярости уже прошел, сменившись трезвым пониманием реальности. Перед ней проплыли мертвые, неподвижные глаза Орвида Крейла, устремленные в ночное звездное небо, и застывшее в них удивление. «В следующий раз будет легче», — шепнул его призрак. Легче устоять перед искушением. Одно дело — защищаться, другое — исполнить приговор. Она не хотела ничьей смерти.

Особенно своей собственной.

Небо впереди слабо светилось, но это был не рассвет, а всего лишь отблеск городских огней. Туман, наползавший от Золотых Ворот, ласково обволакивал город, словно призрачный любовник. Сирена на маяке в проливе выла, как загубленная душа.

Слава богу, что она сохранила форму. Все эти выходные в горах и тренировки на выживание. Кто бы мог подумать? Она начала задыхаться, но не замедлила бега.

В ушах у нее что-то непрерывно щелкало. Что это? Она остановилась, звуки прекратились. Тяжело дыша, она прислушалась, потом побежала дальше. Щелчки возобновились. Она сообразила, что это ее собственные каблучки стучат по асфальту. Их стук звонко разносился по пустынной улице в туманном ночном воздухе.

Не останавливаясь, она сбросила сначала одну туфлю, потом другую и осталась босиком. Ей показалось, что теперь она бежит быстрее — так бегали по затянутым жарким туманом африканским джунглям ее крепконогие и выносливые предки-воины. Сейчас они, невидимые, бежали рядом, ободряя и поддерживая ее. Только здесь туман тянулся с Тихого океана, джунгли были бетонные, а под ногами лежал сырой, холодный асфальт.

Она услышала сзади бегущие шаги. Кожаные подметки шлепали по тротуару. Шаги удалялись. Она с облегчением закрыла на мгновение глаза и остановилась передохнуть, согнувшись, упираясь руками в колени и ловя ртом воздух.

Но тут она услышала, что шаги изменили направление и стали приближаться. Она побежала дальше, стараясь не думать о том, что уже выбилась из сил.

Ей пришло в голову — не стоит ли крикнуть, разбудить кого-нибудь в этих спящих домах, позвать на помощь. Но кричать было нельзя. Селкирк сразу поймет, где она, и догонит ее раньше, чем кто-нибудь успеет проснуться. К тому же скорее всего никто не отзовется. А если и отзовется, то спросонья, не понимая, что происходит, вряд ли будет в состоянии помочь ей справиться с Селкирком.

Она увидела справа открытое место. Парк. Она пересекла улицу и побежала по газону. Трава, обильно покрытая росой, хлестала ее по щиколоткам, ноги сразу вымокли и онемели от холода. Она наступила на камень, громко вскрикнула от внезапной боли, но тут же подавила крик. Однако в ночной тишине он прозвучал отчетливо, и преследователь свернул за ней. Она выругалась про себя и из последних сил побежала дальше, слегка прихрамывая на ушибленную ногу.

Неожиданно она выбежала на автостоянку у памятника Христофору Колумбу. Четырехметровая бронзовая фигура стояла неподвижно, вперив орлиный взор куда-то вдаль. За ней поднималась высокая ребристая колонна башни Койт-Тауэр. Сара поняла, что оказалась на дальнем, глухом краю Телеграфной горы.


Ред остановился у двери квартиры Кеннисона и приложил к ней ухо. Ничего не было слышно. Никаких звуков борьбы. Значит, все кончилось. Но чем?

Кто-то покинул здание, убегая от погони. Об этом свидетельствовал отключенный лифт на первом этаже. «Хоть бы это была Сара, — подумал он. — Хоть бы это Сара успела убежать».

Он сунул руку под пиджак и ничего там не нащупал. «До чего же я устал, — подумал он. — Пойти на дело без оружия!» Он точно вспомнил, где остался его пистолет, — в запертом и перевязанном веревкой чемодане, который посыльный отнес к нему в номер.

Замок в дверях квартиры Кеннисона был с секретом, но Реду понадобилось всего несколько секунд, чтобы его отпереть. Будь у него ключ, на это ушло бы не меньше времени.

Из-за двери торчали чьи-то ноги. Реда шатнуло, он схватился за дверную ручку, перевел дух и шагнул в комнату, закрыв за собой дверь.

В два прыжка он оказался около тела, опустился на одно колено и вгляделся в лицо лежавшего человека. Это был Кеннисон. Глаза его были устремлены в потолок, весь перед рубашки залит кровью, на ковре под ним растеклась липкая лужа. Как ни странно, Ред не почувствовал никакого облегчения. По дороге сюда он только и думал о том, как отколотит Кеннисона до полусмерти, но увидев это… «Не Сара ли его застрелила? — подумал он. — Она прекрасно обходится без меня».

Он встал с колена, отряхнул брюки и включил динамик подслушивающего устройства.

— Босуорт, что случилось?

— Мы сейчас прокручиваем пленку обратно…

Его перебил Половски.

— Эй, Джимми! Прости, что так получилось. Это я во всем виноват. Я тут был старший и должен был присмотреть, но…

— Ладно, перестань. Скажи мне только, что произошло.

Ред быстро осмотрел комнату. Добравшись до душевой кабинки, он несколько секунд колебался, прежде чем отдернуть занавеску. Ему стало страшно — что он увидит за ней? Но там было пусто. Сары нигде не было. Он на мгновение прикрыл глаза. Слава богу!

— Мы прослушали пленку, — сказал Половски, когда Ред вернулся в гостиную. — Насколько можно понять, в тот момент, когда Сара отбивалась от Кеннисона, явился Селкирк. — Уолт понизил голос. — Боже мой, Джимми, послушал бы ты, что там нес ей Кеннисон! Вот это фрукт! Но у этого Селкирка на Кеннисона какой-то зуб, и пока он расправлялся с нашим приятелем, Сара удрала. Он побежал за ней. Один раз выстрелил — видимо, в коридоре. Звук был какой-то другой.

— В кабине лифта дырка от пули. Крови нет. Наверное, промазал. Она, должно быть, побежала на восток, по Ломбард-стрит. Если бы она бежала в другую сторону, я бы ее видел. Где Чу?

— Он уже ехал домой, но мы связались с ним в машине, сейчас он едет обратно. Будет примерно через полчаса.

— Черт! Я не могу ждать.

— Пусть малец дежурит тут, Джимми. Я сейчас поймаю машину и приеду.

— Хорошо. Но я ждать не буду. Очень может быть, что счет идет на секунды.

Ред кинулся к двери, но протянутая рука Кеннисона схватила его за штанину. Ред вскрикнул от испуга и неожиданности и попробовал вырвать ногу. Потом он наклонился над Кеннисоном и поглядел ему в глаза.

— Джеймс… — раздался хриплый, задыхающийся шепот. — Джеймс, простите меня…

— Вот черт! Этот сукин сын, оказывается, еще жив!

— Кто? — спросил Половски. — Кеннисон?

— А сколько тут, по-твоему, еще сукиных детей? Конечно Кеннисон. Скажи Хелен, пусть поскорее пришлют врачей. — Ред стряхнул руку Кеннисона, сжимавшую его ногу железной хваткой. — Возьми на себя эту точку, Уолт. Вместе с Хелен. Вы знаете, что делать. Нельзя, чтобы здесь что-нибудь обнаружили.

А стоит ли? С того самого момента, когда появилась на свет бомонтовская распечатка, они только и делали, что в панике откачивали воду. Но в стране хватает людей вроде Донга и Ллуэлин. Пытливых и настойчивых. Историков и математиков, неожиданно оказавшихся бок о бок. Стоит ли пытаться скрыть то, что произошло здесь?

Стоит. Потому что, черт возьми, дистанцию надо бежать до конца.

— Я ей ничего не сделал, Джеймс.

Ред взглянул на Кеннисона и подумал — не умирает ли он?

— Я хотел. Я пытался. Но я ничего не сделал.

— Ладно, считайте, что я наградил вас за это медалью.

Ред повернулся, чтобы уйти.

— Нет… — Рука снова потянулась к его ноге, дрогнула на полпути и упала. — Джексонвилл.

Ред думал только об одном — нужно скорее бежать вслед за Сарой и Селкирком. Но тут он замер на месте.

— Что Джексонвилл? — переспросил он, не глядя на Кеннисона.

— И за это тоже меня простите.

— Я вам не священник. Хотите, чтобы вам отпустили грехи, — просите прощения у Алисы. Похоже, вы скоро с ней увидитесь. Хотя вам, вероятно, прямая дорога в другое место.

— Простите.

Ред повернулся и крикнул:

— Черт вас возьми, мы играем по правилам! Я за нее отвечал! Мы договорились, что ее не тронут! Но вы забыли отозвать своего человека. Она положилась на меня, а я из-за вас ее погубил!

В уголках рта у Кеннисона пузырилась пена.

— Вы меня ненавидите. И за дело. Один раз… Один раз я оставил врага умирать, — признался он. — Одного. В темноте.

«Чего он от меня хочет?» Ред повернулся к двери. «Саре я нужен больше, чем ему». Взявшись за дверную ручку, он остановился.

— Помощь едет сюда. Я не настолько вас ненавижу, Дэн.

Голова Кеннисона повернулась к нему.

— Тогда… останьтесь… со мной.

Ред отворил дверь.

— Но и не настолько вас люблю.


Как только Ред вышел на улицу, какой-то молодой чернокожий выскочил из кустов и преградил ему путь. В руках у него был нож, который он держал так, чтобы Ред его видел. От парня несло перегаром — видимо, немало выпил.

— Твое такси уехало, мистер. Они долго ждать не любят.

Реду было не до разговоров. Он отступил на шаг и встал в стойку.

— Это тебя она ждала?

— Что?

Ред настолько не ожидал услышать такое от этого пьяницы, что задержал удар.

— Дамочка, что выбежала отсюда. Она сказала, что сейчас сюда кто-то приедет. Это ты и есть?

Ред медленно разжал кулаки.

— Высокая, чернокожая?

Парень кивнул.

— Это я. Я ее друг.

Парень подозрительно взглянул на него.

— Ты белый.

— Ну и что из этого? Разве черный и белый не могут быть друзьями?

— Человек, который за ней гнался, тоже был белый.

— Небольшого роста, молодой? Лохматый, рыжий, бородатый?

— Ага, он самый. Он выбежал через минуту или две после нее. С пистолетом, гад. Выстрелил в меня в лифте. Черт, никогда я так быстро не трезвел. — Он усмехнулся и подбросил на руке нож. — Скажи-ка мне, светлокожий, это из-за наркоты? Из-за мамашиных слезок?

— Слезок? А, нет. Мы… из разведки. Показать мой значок? Настоящий. Правительство США.

— Она то же самое сказала. Разведка и все такое. Нет, не надо мне твоего значка. — Он убрал нож. — Белые целых сто лет изводят нас наркотой. Но я тебе верю. Она затащила меня в лифт. Спасала свою шкуру и все-таки затащила меня в лифт. А могла оставить меня там умирать.

— Не могла она это сделать. — Ред вспомнил про Кеннисона, лежащего там, наверху. — Послушай. Поднимись в пятьсот десятую квартиру. Дверь я оставил открытой. Там один человек, с огнестрельной раной. Возможно, он умирает. Он… Не надо ему быть одному. Мой человек сейчас приедет. Такой рослый, толстый белый. Скажи ему, что тебя поставил там Джимми. Его зовут Уолт. Он сделает все, что надо.

Ред повернулся, чтобы идти.

— Эй, погоди. Я пошел за ними. За этим бородатым и сестренкой. Они побежали через Парк Первопроходцев к Койт-Тауэру.

Ред остановился.

— Ты шел за ними?

— Ага. Немного, только посмотреть, куда они побегут. Потом вернулся сюда и стал ждать. Я решил — какого черта, почему бы и нет? Не так уж это много, но я подумал — ведь она спасла мне шкуру.

— Да, — сказал Ред. — Она это любит.


Она замерзла, промокла; пораненная о камень подошва болела и сочилась кровью. Дыхание судорожно вырывалось у нее из груди. Она поняла, что дальше бежать не может. Нужно где-то спрятаться. Над ней возвышалась колонна Койт-Тауэра, массивная и в то же время стройная. Круто поднимавшиеся вверх бетонные ребра увлекли ее взгляд далеко в вышину, туда, где на макушке колонны сидела бетонная птица, раскинув крылья в торжествующем полете. Феникс, восставший из пепла. Смерть и воскресение. Сара, шатаясь, побежала вверх по ступенькам. Смерть и воскресение.

Вход в башню преграждала вращающаяся дверь. Сара схватилась за ручку и потянула, но дверь была заперта. Она всхлипнула от отчаяния и всей тяжестью тела с размаху ударилась в дверь. Дверь задребезжала, но не поддалась. Боль пронизала ее плечо, она, шатаясь, сделала шаг назад, согнулась, охватив плечо другой рукой, и оглянулась. Селкирка еще не было видно.

Она снова повернулась к двери и увидела, что с той стороны на нее кто-то смотрит сквозь стекло. Она вскрикнула от неожиданности и тут же зажала себе рот. Там стоял пожилой человек в форме охранника, в руке он держал термос.

— Эй, дамочка, что это вы тут задумали? — донесся до нее голос, приглушенный стеклом.

Она прижалась лицом к двери.

— Впустите меня, прошу вас. У него пистолет.

— Что? — Старик нахмурился, взглянул через ее плечо, потом снова на нее. — В чем дело?

Она только молча умоляюще смотрела на него. Решившись, сторож вытащил из кармана кольцо с ключами и отпер замок. Сара толкнула дверь и протиснулась внутрь. Навстречу ей вырвался воздух, резиновые пластины двери шлепнули по дверной раме. Она упала на четвереньки.

— Заприте дверь, скорее!

— Что случилось, мисс? А где ваши туфли?

— За мной гонится человек. У него пистолет. Здесь есть телефон?

Сторож выпрямился, заморгал глазами и ткнул термосом вправо.

— Вон там. Эй, погодите.

Сара остановилась.

— Что?

— Вот.

Сторож порылся в кармане, вытащил четвертак и сунул ей в руку.

— Это автомат.

— Спасибо. Послушайте, если он начнет ломиться в дверь, не отвечайте. Он подумает, что тут никого нет и впустить меня было некому, и пойдет искать меня куда-нибудь еще.

— Вы говорите, мисс, у него пистолет? Меня поставило здесь управление парков, чтобы сюда не лазили мальчишки и не портили росписей. Ни в какую перестрелку я ввязываться не собираюсь. Это дело полиции. Если этот тип явится сюда, я буду сидеть тихо. — Он усмехнулся, показав выщербленные зубы. — Что-что, а это я умею — еще во Вьетнаме научился.

Сара двинулась в глубь вестибюля, сжимая в кулаке четвертак, но тут же остановилась. Все стены внутри были покрыты росписью. Повсюду работали огромные, больше натуральной величины, люди. Одни пахали, другие размахивали молотом, третьи собирали апельсины. Колорит росписей был мрачный, лица насупленные и сердитые. На правой стене был изображен заросший бурьяном двор верфи и угрюмые безработные докеры. Прямо впереди, по обе стороны двери, виднелись сцены из жизни фермеров: слева — идиллический пейзаж девятнадцатого века, справа, в резком контрасте с ним, — современная механизированная ферма с бульдозером, вгрызающимся в склон холма. А с панели над дверью глядела пара всевидящих глаз в окружении солнца, луны, грозовых туч и молний.

Ничего подобного она еще не видела. Росписи шли вокруг всей башни, покрывая сплошным ковром стены кольцевого коридора.

«Социалистический реализм», — подумала она. Гимн труду, пропетый теми, кто никогда сам не работал руками. Вряд ли художник изобразил бы в таких идиллических тонах доиндустриальную ферму, доведись ему на ней попотеть.

За дверью, перед которой стояла Сара, виднелся лифт и начало лестницы, вход на нее преграждала металлическая загородка. Подойдя к двери, Сара попробовала ее открыть и обнаружила, что дверь открывается только изнутри. Она сложила ладони трубкой, всмотрелась сквозь стекло и разглядела турникет и какую-то нишу.

— Я сказал, что телефон справа, — раздался позади нее голос подошедшего сторожа. Он подвел ее к небольшой нише во внутренней стене коридора. — Я буду в лавке сувениров, если понадоблюсь.

Сара опустила монетку и набрала свой номер в гостинице. На втором гудке трубку снял Босуорт.

— Норрис? Норрис! — Она обеими руками сжимала трубку. Как приятно услышать дружеский голос! — Это Глория. Я…

— Сестра Беннет! Мы так беспокоились… Брат Кальдеро уже там?

— Ред? Он вернулся? — Почему при этой мысли она почувствовала такое непонятное облегчение? Ведь здесь его все равно нет. — Что значит — там? Откуда он знает…

Она услышала громкий стук в дверь башни. Кто-то звякнул замком. Сара попятилась поглубже в нишу и понизила голос до шепота.

— Слушай, Норрис. Я в Койт-Тауэре. За мной гонится Алан Селкирк. Кажется, он убил Кеннисона…

— Нет, брат…

— Слушай, Норрис! — настойчиво продолжала она. — Может быть, он не видел, как сторож меня впустил…

Раздались два приглушенных выстрела. В воздухе провизжали пули. Послышался звон разбитого стекла.

— А может быть, видел. Он только что разбил дверь выстрелом.

Сара отшвырнула трубку, выбежала из ниши и побежала наискосок вправо, подальше от входной двери. На нее бесстрастно смотрел со стены огромный строитель, рядом, глядя в сторону, стоял топограф. Она пробежала мимо группы мрачных литейщиков.

— Пс-с-с! Сюда!

Сторож, стоявший у входа в лавку сувениров, делал ей знаки. Она нырнула за ним в дверь. Прямо перед ней оказался прилавок, справа касса для продажи жетонов — «НА ЛИФТЕ ДО САМОГО ВЕРХА», слева турникет, который вел к лифту. Оба забились в угол, который не просматривался от главного входа.

— Где второй выход? — спросила она шепотом.

— Второго выхода нет.

— Нет? — («Значит, мы в западне».) — Простите, что впутала вас в историю.

Он пожал плечами.

— Это я сам вас впустил.

«Или не в западне? Коридор идет по кругу. Если не попасться на глаза Селкирку, пока он не окажется на северной стороне…» Сара вспомнила, как увертывалась от Крепла на горе Фалкон, стараясь, чтобы кирпичная стенка всегда оставалась между ней и убийцей. Может быть, это удастся и сейчас? Она снова ощутила весь ужас, который испытывала тогда, и холодный пот выступил у нее на лице и руках. Рана на ноге болела.

Задребезжала внутренняя дверь. Селкирк пытается открыть ее, как это только что делала она. Но это выход для тех, кто уже побывал на верху башни. А вход там, где прячутся они со сторожем.

Старик прижался к стене рядом с ней. Его глаза большими белыми пятнами выделялись на темнокожем лице, дыхание было неровным и прерывистым. Сара дотронулась до его руки, показала в ту сторону, где был Селкирк, и описала в воздухе дугу. Потом ткнула пальцем в себя и сторожа и показала в сторону турникета. Старик проглотил слюну, провел языком по губам и кивнул.

Она вслушивалась в почти бесшумные шаги Селкирка, пытаясь мысленно представить себе все его передвижения. Пауза. Какой-то звук. Он обнаружил телефонную трубку, болтающуюся на шнуре, и повесил ее. Теперь он знает точно.

Открылась какая-то дверь. Какая? Она зажмурилась и начала лихорадочно припоминать. Прямо напротив ниши с телефоном — мужской туалет. «Какая методичность, — подумала она. — Проверяет все места, где можно спрятаться, начиная от главного входа. Войдет он в туалет? Нет. Откроет дверь и заглянет внутрь. Чтобы никто не мог проскользнуть мимо. Сиди тихо, Сара. Сиди тихо. Дальше женский туалет. По другую сторону от входа. А потом… Он идет по коридору по часовой стрелке. Значит, до входа в лавку сувениров доберется в последнюю очередь». Она осторожно сделала выдох. Стоило ему пойти против часовой стрелки, и он обнаружил бы их раньше, чем они смогли бы хоть что-нибудь предпринять.

Она подождала, пока его шаги не затихли. Потом метнулась босиком к турникету и перескочила через него, приземлившись на носки. От этого рана на ее подошве раскрылась, и ногу пронизала острая боль. Сторож протиснулся через турникет вслед за ней.

Теперь — прямо, через дверь, которая ведет от лифта к выходу, а там — через вращающуюся дверь главного входа и вниз по ступеням. Босиком по битому стеклу. Успеют они выскочить раньше, чем Селкирк услышит их и прибежит по коридору с той стороны? Но другого шанса не будет.

Тихо, но быстро. Она на цыпочках подошла к двери и осторожно открыла ее. Потом бросилась к главному входу…

И не успела сделать трех шагов, как оказалась в крепких объятиях Селкирка.


Вращающаяся дверь была разбита выстрелом. В пустой раме торчали маленькие, острые, как зубья пилы, осколки стекла. Ред внимательно разглядывал дверь, пытаясь сообразить, какого калибра пистолет у Селкирка. Впрочем, какая, к черту, разница? Что шесть миллиметров, что десять — и то и другое одинаково смертельно. Конечно, разумнее всего было бы подождать, пока не появится Уолт. Он-то будет при оружии, тогда шансов станет побольше.

Это, безусловно, куда разумнее, чем штурмовать Койт-Тауэр с голыми руками.

— Какого черта, когда это я отличался благоразумием? — проворчал он вслух и, не раздумывая больше, прыгнул вперед, через разбитую двойную панель двери. Приземлившись внутри башни, он откатился в сторону, вскочил на ноги, осмотрелся и скользнул в нишу с телефоном.

Выстрела не последовало. Хорошо это или плохо? Может быть, это значит, что Селкирка здесь больше нет? Он мог уже прийти и уйти. А если так…

Он вздрогнул. Об этой возможности он думать не желал. Надо верить, что Сара еще жива, а это значит — надо верить, что Селкирк все еще внутри, с пистолетом, и поджидает его.

«Он не знает, что я без оружия». Если бы он остался у входа, чтобы стеречь дверь, он мог бы с таким же успехом попасть под выстрел мне. Не у каждого хватит духу стоять так и ждать. Но если он не стережет у главного входа, то где он? Думай, Мелоун! Три возможных варианта: или на той стороне, или наверху, или вообще его здесь нет.

Он взглянул вниз и увидел кровь на полу. У него замерло сердце. Кто-то стоял у телефона, и с этого человека на пол капала кровь. Ред встал на колени и внимательно поглядел на кровавое пятно. Это был след ноги. Судя по размеру — ее ноги. Он посветил фонариком и обнаружил еще два следа.

Когда она вошла в дверь, ее нога уже кровоточила. Она подошла к телефону. Конечно, она постарается позвонить при первой же возможности. Значит, Босуорт уже знает, что она здесь, и сообщил Уолту по рации. Чу поедет сюда сразу же, как только вернется.

«А пока действовать приходится мне».

Лежа на животе, он осторожно выглянул из-за угла. Ничего не видно. Поглядел в другую сторону — тоже ничего. Он пожалел, что плохо знает Селкирка: тогда было бы понятно, чего от него можно ждать. Ну, ладно — вперед. Он вышел из ниши и распластался по внутренней стене коридора. «Ты спятил, Мелоун. Ты это понимаешь? Подожди Уолта. Какой толк будет Саре, если тебе сейчас прострелят твою дурацкую голову?»

Ред начал красться вдоль стены, пока не добрался до входа в лавку сувениров. Он прыгнул внутрь и сразу откатился вправо.

И наткнулся на тело.

14

Селкирк плотно зажимал ей рот рукой, хотя она и не пыталась кричать. Они стояли на смотровой галерее, больше чем на половине высоты башни. Ночной ветер свистел в открытых арках по бокам башни, рвал на них одежду и трепал волосы. Сара сразу закоченела и стояла, съежившись и крепко обхватив себя руками. Зубы у нее стучали. Арка, под которой они стояли, приходилась над входом в башню, и время от времени Селкирк поглядывал поверх перил на автостоянку, лежавшую метрах в тридцати внизу.

— Не беспокойся, — сказал он. — Он уйдет, как только увидит, что здесь никого нет.

Именно это ее и беспокоило, но предпринять она ничего не могла. Ключами, отобранными у сторожа, Селкирк запер лифт, а лестница перегорожена железной решеткой. Ред решит, что подняться наверх никто не мог.

Селкирк отнял руку от ее рта.

— Прошу прощения, моя красавица. Что ты сказала? Только тихо, — он многозначительно помахал пистолетом.

— Не надо было убивать старика, — сказала она, стиснув зубы. «И почему его, а не меня?»

Селкирк знал, что из башни нет второго выхода. Поэтому он ждал сбоку от наружной двери, пока Сара там не появилась. Он схватил ее и пригрозил сторожу пистолетом. Но когда он тащил ее к двери, на автостоянке показался Ред. Тогда Селкирк вернулся и хладнокровно выстрелил старику прямо в сердце.

Селкирк удивленно взглянул на нее.

— Как же не надо? Подумай сама. Не мог же я тащить его сюда. Если бы Кальдеро не нашел сторожа на первом этаже, он решил бы, что все мы здесь, наверху. Но и просто так оставить его внизу я тоже не мог — он сказал бы Кальдеро, где мы. Даже если бы лежал без сознания, мог бы прийти в себя. А так… — Селкирк умолк и снова взглянул через перила. — Так Кальдеро решит, что я побывал здесь, застрелил сторожа и увел тебя с собой еще до его прихода. Я действовал всего лишь логично. Мы ведь не чудища какие-то, без всякой цели мы людей не убиваем.

Самым ужасным в словах Селкирка Саре показалось то, что он произнес это совершенно искренне. Конечно, без цели они не убивают — но только цели у них гнусные. Конечно, он рассуждал логично, — но когда логические рассуждения основываются на гнусных посылках, они приводят к гнусным выводам. «Пришлось уничтожить деревню, чтобы ее спасти». Все верно, все логично. И гнусно. Мирное, цивилизованное общество возможно только тогда, когда все разделяют некие общепринятые взгляды. А когда кто-то исходит из иных предпосылок, то выводы, к которым он приходит, отдают безумием. Она поглядела Селкирку в глаза и увидела в них младенческую невинность социально больного человека.

— Тогда почему вы не убили и меня тоже? — спросила она.

Он взглянул на нее.

— В этом нет нужды, моя красавица. Ты нам поможешь.

— Никогда.

— Но ведь мы поможем тебе выручить твоего дружка.

— Что?

— Тихо, моя красавица. — Он снова зажал ей рот рукой и огляделся. — Твоего дружка — Френча. Он у Бернстайна в Манхэттене, только мы никак не можем к нему подобраться. Его квартира — как крепость. Но тебя он, может быть, впустит.

— Не понимаю. А зачем вам думать о том, как выручить Денниса?

Он пожал плечами.

— А я об этом не думаю. Я думаю о том, как добраться до Бернстайна. Он опасен. Он бросил вызов Cabinet Cachette [66]. Действовал вразрез нашей политике. Ты поможешь нам до него добраться, а мы в награду выручим твоего дружка.

Сделать выбор было нетрудно. Бернстайн — противник Селкирка в борьбе за власть внутри группы «К». Это не значит, что он хороший. Но это значит, что он враг того, кто только что выстрелил в сердце старику, потому что это логично.

— Почему вы думаете, что я захочу вам помочь, какая бы ни была награда?

— Это упростит нам дело, — загадочно ответил он. — Хотя необходимости в этом нет.


Тело принадлежало пожилому чернокожему в черно-серой форме охранника. Одного взгляда на рану было достаточно, чтобы Ред понял: этот готов. Выстрел в сердце. Пол и часть стены были забрызганы кровью. Ред привстал, чувствуя дурноту. Черт возьми, этот охранник был безоружен, но Селкирк все равно его застрелил. Зачем? И куда делась Сара?

Проклятый Кеннисон, все это его рук дело.

Ред быстро осмотрелся. Лавка сувениров, касса для продажи жетонов. Он долго не решался заглянуть за прилавок, но потом все же собрался с духом и посмотрел, опершись на него дрожащими, подламывающимися руками.

Убедившись, что там ее нет, он прислонился к будке кассы, чувствуя облегчение и в то же время тревогу. «Возьми себя в руки, Мелоун. Если ты будешь в таком состоянии, когда ее найдешь, от тебя толку не будет».

Он обошел тело сторожа и пролез через турникет к лифту. «Селкирк — не маньяк-убийца, он не прикончил бы сторожа зря. Старик не защищался — ему лет шестьдесят, и он был без оружия. Но тогда зачем? Потому что сторож видел что-то такое, что Селкирк хотел скрыть. Лицо Селкирка? Возможно. Его связь с группой „К“?» Ред сердито встряхнулся. Пустые рассуждения, ни к чему они не приведут.

«Начнем сначала. Внизу, наверху или еще где-то. Внизу — отпадает. А наверху? Туда можно проникнуть двумя способами». Ред потряс решетку — она была на замке. Нажал кнопку лифта — никакого результата. Лампочки не горят, значит, лифт отключен. Наверное, его всегда отключают после закрытия.

«Значит, здесь Селкирка нет. Наверное, ушел до моего прихода. Или с Сарой, или вслед за ней». Ред уже подошел к выходу, но, взявшись за ручку двери, остановился. Он оглянулся через плечо, потом тихо вернулся к лифту и опустился на четвереньки.

Да. Еще один кровавый след. И еще несколько. Перед самым лифтом. И поверх некоторых — отпечатки обутой ноги. Ред вернулся к трупу сторожа и обшарил его карманы. Ключей не было. Он присел на корточки, положив руки на колени. Потом посмотрел в потолок, вытер руки о штаны и тыльной стороной ладони утер рот. Она там, наверху. Теперь он знал это точно. И Селкирк тоже там. Затаился. Хочет избежать стычки. «Не так уж ты храбр, когда думаешь, что твой противник вооружен?»

Если только он там. «Ладно, подумаем. Оценим шансы. По Клаузевицу [67], исход битвы определяется произведением NxQxV: численность сражающихся, их боевой дух и все переменные, влияющие на ход сражения. Тот, у кого произведение NxQxV больше, остается победителем. Клаузевиц даже выразил свою теорию в виде математической формулы. Уж не был ли старый генерал тайным клиологом? Вся закавыка в этом проклятом V — в переменных, влияющих на ход сражения. Так что мы имеем? Минусы: я без оружия; Селкирк вооружен и убивает не раздумывая. Он занимает позицию наверху, оба подхода к ней перекрыты. У него в руках Сара — потенциальный заложник. Плюсы…» Ред едва удержался, чтобы не усмехнуться. «Мое природное обаяние. И отмычка». Он взглянул на металлическую решетку, преграждавшую вход на лестницу. Если бесшумно отпереть замок, у него появится преимущество внезапности. Этого Селкирк не ожидает.

Ред достал из кармана отмычку и принялся за работу. Замок был большого размера, не рассчитанный на то, чтобы противостоять умелому обращению. Один за другим штифты становились в нужное положение.


Селкирк переступил с ноги на ногу и взглянул на часы.

— Когда же он, такой-сякой, уберется восвояси?

Никакого ответа он не ждал, и Сара промолчала. Она не знала, чего ей больше хотелось: чтобы Ред пришел и спас ее или чтобы он ушел невредимым.

Сзади!

Уголком глаза Сара уловила едва заметное движение на лестнице. Кто-то приближался к ним. О боже, это Ред! Сара тут же отвернулась, чтобы его не выдать. Показав пальцем через перила, она разочарованно воскликнула:

— Он уходит!

Селкирк, конечно, посмотрел в ту сторону.

Реду больше ничего и нужно не было. Он пробежал несколько шагов и прыгнул на Селкирка. Схватив обеими руками кисть его руки с пистолетом, Ред дернул ее вниз и в сторону. Прозвучал выстрел, пуля с визгом ударилась в балюстраду — осколки бетона полетели во все стороны. Не обращая внимания на удары, которые наносил ему левой рукой Селкирк, Ред снова и снова колотил его правую руку о перила, пока пистолет не выпал из пальцев. Ред оттолкнул пистолет ногой, он отлетел от балюстрады и заскользил вниз по лестнице. Сара бросилась вдогонку, схватила его и, держа обеими руками, навела на них. Она не так уж хорошо умела стрелять из пистолета: это оружие она недолюбливала и в стрельбе упражнялась куда меньше, чем в метании ножа.

Ред и Селкирк сплелись в тесном объятии, и стрелять Сара боялась. Она увидела, как Ред поставил Селкирку подножку, и оба, кряхтя от натуги, покатились на пол. Селкирк сумел высвободить руку и попытался выдавить Реду глаз, но Ред увернулся и боднул его головой. Затылок Селкирка ударился об пол.

Селкирк взглянул на Сару, увидел, что она держит их под прицелом, и неожиданно обмяк. Широко улыбнувшись, он поднял обе руки вверх.

Ред поднялся и отступил на шаг назад, не сводя с Селкирка глаз.

— Давно бы тебе появиться, — сказала ему Сара.

Он взглянул на нее.

— Да? Так вот, хватит нам с тобой встречаться таким способом.

Она хрипло рассмеялась, и Ред нахмурился.

— С тобой все в порядке?

— Если не считать множества ушибов и царапин? Так вот, меня чуть не изнасиловал один маньяк, за мной была погоня, меня захватили и угрожали смертью, и на моих глазах хладнокровно застрелили симпатичного пожилого человека только за то, что он хотел мне помочь. А в остальном у меня все прекрасно.

Ред что-то проворчал и посмотрел на Селкирка, который все еще стоял с улыбкой на лице, сцепив руки на голове. Его улыбка Саре не понравилась. Чему он так радуется?

— Где твой пистолет? — спросила она Реда.

Тот усмехнулся и пожал плечами.

— Я так спешил, что забыл его дома.

Она пристально посмотрела на него.

— Ты пришел без оружия?

— Я решил, что тебе надо малость помочь.

Она не знала, что и подумать. Сердце у нее защемило. А что, если бы Селкирк оказался проворнее? Что, если бы он следил за лестницей, а не за главным входом?

— Он ждал, когда ты сдашься и уйдешь.

— Еще немного, и я бы так и сделал — если бы ты там не наследила. Кроме того, он убил сторожа. Зачем бы ему это понадобилось, если не для того, чтобы тот не рассказал мне, где вы? А если бы вы ушли из башни и исчезли в ночи, зачем было его убивать? — Ред пожал плечами. — Железная логика. С таким же успехом он мог бы оставить мне записку, что отправился наверх.

Сара видела, как потрясли Селкирка его слова. Улыбка на его лице дрогнула.

— Мне и в голову не могло прийти, что вы будете без оружия, — сказал он. — Я был бы рад обойтись без перестрелки.

— Ну да, — ответил Ред, — расстреливать случайных прохожих больше по вашей части. — Он неодобрительно покачал головой и повернулся к Саре. — Ну, а теперь, когда мы его заполучили, что с ним делать?

— Сдать полиции. Преднамеренное убийство. Я свидетельница.

— Открытый суд? Слишком рискованно. Кто-нибудь может наговорить лишнего. К тому же зачем вообще устраивают суд? Чтобы установить виновного. У тебя есть какие-нибудь сомнения, что он виновен? Единственное, чем может кончиться суд, — тем, что двенадцать болванов-присяжных отпустят его на свободу. Я вижу по меньшей мере два вполне правдоподобных сценария, как можно оправдать его и вместо этого обвинить меня или тебя. Это тебя устроит?

«Неужели Ред хочет сказать, что его надо казнить прямо тут, на месте? Взять правосудие в свои руки?»

— Я не могу его пристрелить, как он пристрелил сторожа.

— Это куда проще, — сказал Ред. — Меньше возни.

Она стояла прищурившись и держа Селкирка на мушке.

— Да, это было бы самое логичное, — грустно сказала она и увидела, что на лице Селкирка появилась кривая усмешка. — Только если я так сделаю, значит, я такая же, как он, а я так не могу.

— А ты должна остаться самой собой. — Она взглянула на Реда. — Я ведь тебе уже как-то говорил: это грязная работа, но кто-то должен ее делать.

Она снова посмотрела на Селкирка.

— Я пообещала, что больше никого не убью, если без этого можно будет обойтись.

— Пообещала? Кому?

— Духу Крейла.

— Ты права, — проворчал Ред. — Нельзя нарушать обещание, которое дал покойнику. У тебя строгие принципы. Мне это нравится. Не знаю, что бы я сказал, если бы ты его пристрелила. Наверное, попытался бы понять. Черт… Если кто и имеет право рваться к курку, так это ты — после всего, что тебе пришлось перенести.

— Как трогательно, — сказал Селкирк.

Ред повернулся к нему.

— А вы придержите язык. У нас есть для вас подходящее местечко. Оно очень далеко отсюда, и нежиться на солнце там не придется. Пища здоровая, но простая, и обстановка скорее спартанская. Но это куда лучше, чем кататься по земле в предсмертных корчах. — Он оглянулся через плечо на Сару и сделал шаг назад. — Давай отведем его вниз. Вот-вот приедет Уолт. Мы доставим его самолетом в Северное Убежище, запрем, а ключ выбросим. Годится?

— Годится.

— А если он что-нибудь попробует выкинуть…

— Ред, ты сказал, что у меня строгие принципы. Так вот, один из них состоит в том, что не надо делать совсем уж исключительных глупостей. Я всегда готова защищаться и защищать кого угодно. Я даже готова убить его, если другого выхода не будет. Но я думаю, что с таким же успехом можно прострелить ему коленную чашечку.

Она не была уверена, что попадет в коленную чашечку бегущего человека, но Селкирк этого знать не может.

Тогда чему он все-таки радуется?

В тот момент, когда Ред находился примерно посредине между ними, Селкирк вдруг заговорил громко и отчетливо:

— Сара! Сара Бомонт! Кетле велит тебе исполнить твой долг!

Его голос эхом отдался у нее в мозгу. Каждое слово гремело, как раскаты грома. У нее внезапно появилось ощущение, будто она оказалась где-то на огромном расстоянии отсюда. Две фигуры, стоявшие перед ней, остались такого же размера, но стали вдруг казаться совсем крохотными. Звуки извне доносились к ней, словно сквозь вату. И последняя ее сознательная мысль была о том, что той ночью в горах Морин Говард, оказывается, не только допросила ее…

— Убей его, — прозвучал голос у нее в голове. — Убей Джимми Кальдеро.


Ред увидел, как напряглась Сара при этих словах, и мгновенно понял, что произошло. Она повернулась и навела пистолет на него. Дульное отверстие показалось ему огромным, как у пушки. Поверх прицела смотрели, на него мертвые, пустые глаза, в которых отражались первые золотистые лучи утренней зари.

У него еще оставался шанс. Если прыгнуть на нее, можно выбить пистолет из ее руки, и он, описав дугу, полетит через перила.

И Сара за ним.

В этом все дело. Прием состоял из нескольких последовательных движений, и он не был уверен, что сможет, выполнив первую его часть, вовремя остановиться.

Эта мысль заняла столько же времени, сколько длится один удар сердца. Целую бесконечность.

Потом Селкирк исступленно крикнул:

— Брось мне пистолет, сука!

Сара повернулась к нему, как зомби, и, опустив пистолет, перебросила ему. Селкирк ловко поймал его и навел на Реда. Тот застыл, не успев броситься вперед.

— У меня тоже есть свои принципы, — заявил Селкирк. — И один из них — не оставлять свидетелей. Я не знаю, что там случилось с ее программой, но теперь от нее нам уже не будет никакой пользы.

Пот, стекавший по спине Реда, сразу становился ледяным на холодном ветру. Через плечо Селкирка он видел пролив Голден-Гейт.

— Подождите, — сказал он. — Сначала приведите ее в себя.

— Зачем?

— Чтобы… чтобы мы могли попрощаться.

Казалось, эта просьба почему-то огорчила Селкирка. Он перестал улыбаться и попятился назад, пока не оказался у самой балюстрады. Но пистолет в его руке не дрогнул.

— Хорошо. Я это сделаю. Я все-таки не такое уж чудовище. Но я выполню свой долг, даже если это мне не доставит удовольствия. Вы-то меня понимаете, а она нет. — Он кивнул в сторону Сары.

Ред вздрогнул. Селкирк хочет сказать, что у них много общего. И самое скверное — то, что он действительно его понимал. Не мог он понять только одного — что должен сделать человек, чтобы Селкирк счел его чудовищем.

— Я никогда никого не убивал только по обязанности, — сказал Ред. С гордостью? Но действительно ли он мог этим похвалиться или просто обстоятельства никогда не ставили его перед таким выбором?

— Ну, еще убьете. Или могли бы убить.

Неужели Селкирк прав? Неужели он просто старается не заглядывать так далеко в будущее? Неужели именно этим кончится, если он возродит к жизни Ассоциацию?

— Вы ее приведете в себя? — спросил он снова.

Селкирк кивнул.

— Только без фокусов. Все равно до меня достать не успеете. — Он кашлянул и взглянул на Сару. — Сара Бомонт! Кетле тебя отпускает.

Сара вздрогнула, бросила взгляд на Селкирка, повернулась к Реду и разрыдалась, закрыв лицо руками. Ред шагнул вперед и обнял ее. Она уткнулась лицом в его плечо.

— Ох, Ред! Все-таки мне надо было его застрелить.

— Нет, нет. Ты была права. Одно дело — умереть за свои принципы, а совсем другое — убивать ради них. Месть — это для сопляков. Она только оправдывает все, что сделал тебе враг, и служит ему сигналом, что снова наступила его очередь.

Он ласково погладил ее. Она подняла голову.

— Ред, поцелуй меня. Я… Морган хотел… Но я никогда еще…

Видя ее смущение, он не дал ей договорить.

Поцелуй оказался совсем не таким, какого он ожидал. Прощальные поцелуи всегда совсем не такие. У Алисы губы уже успели похолодеть, когда он… Но у Сары они были теплые и податливые. Прикосновение к ней потрясло его, голова у него бешено кружилась, но во всем этом не было ни капли эротики. Чувство, охватившее его, было намного сильнее. Не выпуская ее из объятий, он заметил, что сердца их бьются в такт. Как странно — в последнюю минуту обратить внимание на такую мелочь.

— Я всегда был против долгих прощаний, — сказал Селкирк.

Ред еще крепче прижал Сару к себе.

— Не смотри туда.

— Нет. — Она повернулась лицом к Селкирку. — Нет, никогда нельзя отворачиваться.

Ему не хотелось, чтобы Селкирк стал последним, что он увидит в жизни, и он не отрывал глаз от ее лица. Когда прозвучал выстрел, он дернулся.

— Боже мой! — произнесла Сара. Он еще крепче стиснул ее, но она потянула его за рукав и повернула лицом к Селкирку. — Нет, смотри!

На белой рубашке Селкирка как будто распустился большой алый цветок. Глаза его побелели и расширились, рот был полуоткрыт. Он приложил руку к груди, отвел ее и увидел, что она покрыта кровью. Он изумленно показал им окровавленную ладонь. Губы его дрогнули, но не издали ни звука, лицо смертельно побледнело.

Второй выстрел пришелся ему в шею. Он выгнулся назад и перевалился через балюстраду, словно его небрежно перебросила туда чья-то гигантская рука. Звук падения донесся до них три секунды спустя, но эти три секунды показались им вечностью.

Ред кинулся к перилам и поглядел вниз. Селкирк лежал на ступенях, разбросав руки и ноги, как тряпичная кукла. Чу и Уолт стояли рядом, удивленно глядя на него. Посредине автостоянки стоял фургон Чу с распахнутыми дверями. В руках у них были пистолеты. Уолт увидел, что Ред смотрит на него сверху, и сунул свой пистолет в кобуру.

Ред повернулся к Саре и заметил, что она пристально смотрит на ряд одинаковых жилых домов, стоящих на склоне холма напротив.

— Подмога пришла, — сказал он.

Она не ответила. Ред подошел к ней и обнял ее за плечи.

— Я одного не понимаю, — сказал он. — Стреляли не из пистолета. И Уолт стоял не в той стороне. Что же это было?

Сара зябко обхватила себя руками.

— Винтовка для всякой нечисти, — сказала она.

15

Джереми поднял голову и посмотрел на верхушку небоскреба. Сколько в нем этажей? Слишком много. Манхэттен подавлял его. Здесь слишком холодно. И слишком людно. Он проверил адрес по бумажке, которую держал в руке, и посмотрел на номер дома. Четыреста тридцать два. На первом этаже здания был бар-ресторан. Он взглянул на Гвинн.

— Ну, я пошел.

Она положила руку ему на плечо.

— Желаю удачи.

Он пожал плечами.

— Этот малец Босуорт ухитрился связаться с Бернстайном таким же способом, как делал Селкирк. Насколько я понимаю, Бернстайн был удивлен — хотя и не слишком, — что это оказались мы. Он признался, что Деннис все это время находился у него. Говорил что-то о том, что разошелся во мнениях с Cabinet Cachette. Я не стал даже делать вид, что понял хоть что-нибудь. Эта… Как Кальдеро это называет?

— Дилемма Карсона, — сказала Гвинн.

— Вот-вот. Очевидно, у этих ребят до сих пор ничего подобного не происходило. Чистая случайность, но раскол у них начался только сейчас. И что это я так разболтался?

— В записке сказано, что нужно встретиться с ним здесь?

Он еще раз взглянул на бумажку. Хорош он будет, если перепутает номер.

— Да. Да, это то самое место. В баре. Третье сиденье справа. Черт возьми, Гвинн, я чувствую себя так, словно впервые иду на свидание.

— Вы давно его не видели.

— С тех самых пор. Мы… Мы никогда так надолго не расставались.

Гвинн слегка подтолкнула его.

— Так нечего больше тянуть. Я буду ждать вон в том кафе на углу.

Он вытащил из накладного кармана на груди платок и вытер лоб.

— А вы не думаете, что это западня?

Она мотнула головой.

— Нет, в этом не было бы никакого смысла. Если бы Бернстайн хотел от нас скрыться, он просто перенес бы свою штаб-квартиру куда-нибудь в другое место. И либо захватил бы Денниса с собой, либо… либо нет. — Она взглянула на верхний этаж небоскреба. — Я думаю, он ищет союзников.

— Таких крутых парней вроде нас с вами, должно быть.


В баре стоял полумрак и было довольно много народу — обычной публики, какая заполняет бары в центре города в пятницу после обеда. Это были по большей части бизнесмены, которые засиделись за обедом в ожидании, пока не настанет пора отправляться домой, и торговцы, которые с преувеличенным энтузиазмом расхваливали свой товар скучающим покупателям, польстившимся на дармовую выпивку. Джереми остановился в дверях и огляделся. Несколько посетителей равнодушно взглянули на него. Он не имел ни малейшего представления, каков на вид Бернстайн, но ему говорили, что тот примет все меры предосторожности. Как это называется — «залег в подполье»? Все это здание, видимо, представляло собой крепость. Джереми не сомневался, что в баре находится телохранитель, и не один. Наверное, это были те, кто сидел, немного отодвинувшись от стола, расстегнув пиджак и держа правую руку свободной.

Один из посетителей посмотрел на него с явным сексуальным интересом. Джереми улыбнулся ему и едва заметно мотнул головой. Человек пожал плечами и отвел глаза. Джереми стянул с рук перчатки и подошел к стойке. Вдоль нее стояли высокие сиденья. Большая часть их была не занята, но на третьем справа кто-то сидел.

Сзади этот человек был похож… Нет. У него слишком широкие плечи, гораздо шире, чем у Денниса. Может быть, это Бернстайн? Джереми подошел к нему и дотронулся до его руки.

— Простите, но…

Человек бросил на него ледяной взгляд, и Джереми осекся. Маленькие глазки, смотревшие на него с обеих сторон огромного, изрытого оспинами носа, пригвоздили его к полу. Человек молчал ровно столько времени, чтобы Джереми успел как следует испугаться, потом кивнул:

— Извините. Это ваше место?

Не дожидаясь ответа, человек взял свой стакан и ушел. Джереми показалось; что он заметил у него под пиджаком что-то черное и блестящее. Человек подсел к кому-то еще за столик у входа, и оба начали с одинаковым интересом смотреть на Джереми и на дверь. Джереми перевел дух и взгромоздился на освободившееся сиденье. Стойка была чистая, он положил на нее перчатки и шляпу, сцепил пальцы и приготовился ждать.

Бармен, худой смуглый человек со шрамом над глазом, увидел Джереми и, хромая, подошел к нему.

— Вам что-нибудь подать?

Джереми взглянул через плечо в сторону двери.

— Да. Все равно, что. Я тут жду.

— Все мы чего-нибудь ждем, — философски заметил бармен, отошел и достал бутылку и бокал. Джереми смотрел, как он наливает коктейль, пунктуально отмеряя все составные части.

Уголком глаза он заметил какое-то движение у входа и обернулся. Но это были всего лишь две молодые женщины, увешанные яркими браслетами, с длинными, замысловатыми прическами «джерси». Они, смеясь, о чем-то перешептывались. Несколько человек внимательно смотрели, как они уселись в отдельной кабинке, а один из торговцев поправил галстук и подошел к ним. Все было так обычно, что Джереми стало не по себе.

Он снова повернулся к стойке. Коктейль уже стоял перед ним. Он лениво поболтал в бокале зубочисткой с насаженной на нее маленькой луковкой, глядя, как по поверхности прозрачной ледяной жидкости расходятся круги. Взглянув на часы, он снова посмотрел в сторону двери. Ему казалось, что он слишком заметен. Сидеть было неудобно — чтобы следить за дверью, приходилось поворачиваться всем телом.

Как узнать Бернстайна, когда он войдет? Может быть, по тому, как на это прореагируют другие сидящие в баре? Но нет, большая часть их — обычные люди, занятые своими обычными делами: накручиванием счетов на представительство, мелкими супружескими изменами. Джереми чувствовал себя среди них чужим. Как будто последние месяцы он прожил в каком-то тайном мире, стеной отделенном от реальности. В мире, состоявшем из безымянных меблированных комнат и потайных ходов. В мире, где принимались решения о будущем человечества и где политики, публика и даже крупные корпорации получали указания, как эти решения выполнять. Словно он жил за кулисами и теперь, наверное, никогда уже не сможет ни спокойно сидеть в зале среди зрителей, ни принимать участие в действии, которое разворачивается на сцене.

Джереми отхлебнул из бокала. Это был мартини с водкой, и очень неплохой. Потом он продолжал мысленно развивать аналогию с театром. Когда-то он говорил Кальдеро, что ему все равно, живет мир по кем-то задуманному сценарию или нет. Но сейчас ему почему-то очень захотелось увидеть подлинную импровизацию.

В дверях послышались шаги. Он обернулся и увидел худощавого человека средних лет с сединой на висках, одетого в дорогой костюм из темного сукна. На руках у него были серебристые лайковые перчатки, а под мышкой он держал, как офицерский стек, трость с золотым набалдашником. Человек встретился взглядом с Джереми.

У Джереми подкатил комок к горлу. Он увидел в этом взгляде рассеянный интерес к себе, чуть сексуально окрашенный, но холодный и отчужденный. Взгляд отнюдь не дружелюбный, но и не враждебный.

Человек — может быть, это и есть Бернстайн? — холодно кивнул и сел за свободный столик. Джереми заметил, что со всех сторон за соседними столиками сидят здоровенные мужчины, держа бокалы в левой руке.

Он повернулся к стоике и поспешно сделал глоток. Бернстайн это или нет? Что означал его кивок — приглашение подойти? Что он должен делать?

Джереми разглядывал остатки своего коктейля, медленно вращая бокал между ладоней, как бойскаут, добывающий огонь трением. Вдруг он замер. Мартини с водкой? Он сказал бармену, чтобы тот подал ему все равно что, и тот подал мартини с водкой?

Он поднял голову и уставился на бармена. Он увидел, что тот пристально смотрит на него. Шрам, смуглая кожа, хромота… Бармен подошел, остановился напротив него и вытер стойку полотенцем.

— Еще один, сэр? — спросил он.

— Деннис? — прошептал Джереми, наполовину боясь, что угадал, наполовину — что ошибся.

Бармен кивнул.

— Привет, Джерри. Давно не виделись.

— Ты… изменился.

— Конечно, Джерри, изменился. Все мы меняемся. Но чтобы это заметить, нужно уехать и потом вернуться. Или… вспомнить. — Его взгляд, казалось, устремлен куда-то внутрь себя. — Ты тоже изменился. Пол меня предупреждал.

— Пол?

Деннис кивнул человеку, который только что вошел в бар.

— Пол Бернстайн. — Человек сидел, положив на столик перед собой руки с переплетенными пальцами и глядя на них. Он тоже кивнул в ответ — один раз.

Джереми снова повернулся к Деннису.

— Может быть, я и изменился, но не настолько. Ты…

— Изменил внешность? Да. Пластическая операция. Это было ужасно, но ты ведь понимаешь, что после того несчастного случая им пришлось восстанавливать мне черты лица почти с нуля. Ты меня не спросил, что со мной было.

— Что с тобой было? — с трудом выдавил Джереми.

Деннис вытер руки полотенцем.

— Сначала это был кошмар. Я проснулся и увидел, что я не в городской больнице, а в какой-то частной клинике. Все у меня болело. Через некоторое время боль прошла, появились какие-то люди и стали меня расспрашивать. Что я знаю, откуда знаю, кому это говорил, и все такое. Я думал, меня захватило Общество Бэббиджа. — Он медленно покачал головой. — У них был тот перечень, что я нашел в особняке Куинна на Эмерсон-стрит. Он очень их заинтересовал и очень встревожил. Они решили — это означает, что их тайна раскрыта и что они попали в западню. — Он взял бокал. — Дай-ка я налью тебе еще. — Он отошел в сторону, вновь наполнил бокал из графина, принес и поставил перед Джереми, который молча смотрел на него.

— Так вот, я думаю, ты кое-что знаешь, может быть, даже почти все. Организация Пола решила распространить свои действия на Соединенные Штаты. Они ни перед чем не останавливаются. Часть их хотела… — Он закусил губу и опустил глаза. — Они хотели избавиться от меня, когда кончат меня допрашивать. Это были те, кто пытался убить и тебя тоже. Но Пол ухитрился вывезти меня и спрятать здесь, где они не могли… В общем, так. — Он вытер руки полотенцем. — Главным образом поэтому мне и понадобилось новое лицо.

Джереми вертел в руках зубочистку с луковкой.

— А почему Бернстайн решил тебя спасти?

Деннис бросил быстрый взгляд через плечо Джереми.

— Почему? Наверное, сразу по многим причинам. У него какой-то зуб на Cachette. Что-то связанное с его отцом и уничтожением евреев в Германии. Я не знаю всех подробностей. Он мне не говорил, но у меня такое впечатление, что он вынашивал этот план очень давно.

— А почему это могло заставить его выступить против своих собратьев? — Джереми покачал головой. — Ему не было никакой нужды тебя спасать.

Деннис отвел глаза в сторону и пожал плечами.

Джереми взглянул на Бернстайна, который слегка улыбнулся ему. Значит, вот оно что. Он подумал, что должен был бы испытывать ревность. Но не так легко возбудить в себе недоброе чувство к человеку, который спас Денниса. Джереми отвернулся и уткнулся в свой коктейль. Неприятно, когда люди за спиной следят за каждым твоим движением.

— Все получается совсем не так, как я ожидал.

— А чего ты ожидал? Что я брошусь к тебе в объятия? — Деннис снова пожал плечами. — Люди меняются. Мне хотелось выжить, Джерри. А для этого пришлось обрубить все нити, которые связывали меня с прошлым.

— Все?

— Да.

— И ты… никогда об этом не жалеешь?

— О чем? О прошлом? — Деннис скрутил полотенце в тугой узел. — Каждый день жалею. О тебе. О нашей квартире. О Саре. О моей работе. Ничего этого уже нет. Ничего, что я знал, чем я владел. И что я любил. Как же об этом не жалеть? — Он поглядел на полотенце, развязал узел и разгладил его. — Ну, что сделано, то сделано.

— Понимаю.

— Не думай, я представляю себе, что ты пережил. И ради чего. Я тебе признателен, я тронут. Только…

— Неважно. — Джереми слез с сиденья и взял со стойки шляпу и перчатки.

— Я пойду. Не буду больше тебя тревожить.

— Погоди. — Деннис положил руку ему на запястье. — Ты еще вернешься. Пол этого хочет.

Джереми взглянул на Бернстайна.

— Ну, раз уж Пол хочет…

— Не надо так. Ему нужен связной. Кто-нибудь, через кого можно поддерживать контакт между его группой и… ну, группой, с которой связан ты.

Джереми скривил губы.

— Это с какой? Их так много…

— Отчасти в этом-все и дело. Мы должны как-то согласовать свои действия.

— Разве? А почему именно я?

Деннис поглядел ему в глаза.

— Пол считает, что у тебя с ним есть некоторые общие интересы.

— А почему я должен во все это впутаться?

— Потому что есть такие люди, кто сбивает машиной безобидных архитекторов и взрывает профессоров-историков, и есть другие люди, которые хотят их остановить.

— Вся проблема в том, что многие хотят их остановить и у всех разные мотивы.

— Тем больше оснований попробовать навести мосты.

Джереми натянул перчатки и взял шляпу.

— Хорошо. Я поговорю об этом с моими… друзьями. Прощай, Деннис. Я передам от тебя привет Саре.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Джерри!

— Да?

— Знаешь, ты тоже изменился. Если бы этот наш разрыв происходил в июне прошлого года, ты бы сейчас был уже вне себя от отчаяния. Ты стал другим. Более уверенным в себе. Более независимым.

Джереми остановился и оглянулся. Деннис крутил в руках полотенце.

— Да, должно быть, так и есть. Ты прав. Люди меняются. Иногда они при этом становятся более независимыми. — Он надел шляпу. — Увидимся.


— Ну как? — спросила его Гвинн в кафе на углу.

Джереми задумчиво посмотрел на небоскреб, поднимавшийся в середине квартала.

— Я только что встретился с человеком, который когда-то был Деннисом Френчем.

16

Струны пианино рыдали. Оно было слегка расстроено, и звуки блюза раздирали ей сердце. Пальцы ее легко скользили по клавишам, рождая печальные звуки. Она подпевала вполголоса, медленно покачивая головой из стороны в сторону. Мистер Мяу сидел на крышке пианино и слушал, полузакрыв глаза. Казалось, все подземное убежище отступило куда-то далеко-далеко.

— «Я пою, я от счастья пою», — напевала она тихо, потому что, когда поешь для себя, нет нужды петь громко. — «Я свободен, и я пою». — Ее слегка дрогнувший голос задержался на этой фразе. — «И только Господь на небе знает, как я его люблю».

— Ну еще бы, конечно, знает. Он все знает, кто кого любит.

Из-под пальцев Сары вырвался диссонирующий аккорд.

— И давно ты тут подслушиваешь, Ред? — Она повернулась на стуле и увидела, что он собирает свой кларнет. — Не смущай меня, — продолжала она.

— Не так уж я хорошо пою. Не люблю, когда кто-то слушает.

— Ну, примадонна из тебя не выйдет, это точно. Но иногда душа важнее, чем голос. — Он сунул мундштук кларнета в рот и смочил его слюной. — Как, например, у меня. — Он вынул мундштук и помахал им в воздухе. — Хорошую песню ты пела. Правильно, Господь все знает. И то, что нас сейчас, по всем правилам, не должно бы быть в живых, тоже. Ты можешь объяснить, как все это получилось?

— Джейни не сознается, что была в Сан-Франциско. Говорит, ездила на охоту.

— На охоту, — проворчал Ред. — Это можно толковать по-разному.

— Ред, что за человек Джейни Хэч? Я никак не могу ее понять.

— Никто не может. Она делает, что ей вздумается, а потом придумывает себе оправдания. Может быть, ты просто ей приглянулась.

— Подумай только, какая ирония судьбы. Селкирк мог не согласиться на твою последнюю просьбу. Может, это был первый действительно добрый поступок в его жизни, и от него он погиб.

— Хорошие люди умирают молодыми, — философски заметил Ред. — Что ты хочешь этим сказать? Что если бы он был добрее, он бы умер куда раньше?

— Если бы он был добрее, он вообще не оказался бы на той башне. — Ее пальцы снова тихо прошлись по клавишам. — Я думаю, он хотел доказать, что он все-таки не чудовище.

— Зачем было доказывать это нам? Он же собирался убить нас, верно?

— Нет. Доказать самому себе.

— Ах, вот что. — Ред вставил мундштук. — Ну, ладно. — Он сыграл несколько пробных пассажей, снова вынул мундштук и начал его разглядывать.

— А почему ты меня не застрелила?

— Ничего себе вопрос.

— Там, на башне. Когда Селкирк привел в действие твою программу. Ты не стала стрелять. Не думай, я рад, что ты этого не сделала. Но я не понимаю. Я ведь знаю, как сильно действует такое внушение.

Она сыграла несколько тактов блюза, и ее пальцы замерли в воздухе над клавишами.

— Знаешь, это очень странно. Я могу припомнить все, что тогда произошло. Во всех подробностях. Холодный ветер. Соленый запах с моря. Как все словно засветилось, когда появилась заря. Но это как сон. Все нереально, как будто я была совсем не там, а глядела откуда-то издалека. — Она повернулась на стуле и посмотрела на него. — Он приказал мне убить Джимми Кальдеро, и я помню, что глядела и глядела на тебя, но видела только Реда Мелоуна.

Ред вздрогнул.

— Семантическая тонкость, — сказал он. — Но это не должно было помешать.

— Нет, дело не в семантике, Ред. В глубине души я никогда не воспринимала тебя как «Джимми Кальдеро». Селкирк велел мне убить человека, который, насколько это меня касалось, никогда не существовал.

— Ах, вот что, — сказал он, рассеянно перебирая клапаны. — Ну, ладно.

— Чем ты недоволен?

— Я-то надеялся, что это просто любовь пересилила внушение.

— Ты серьезно?

— Нет. Не совсем. Но было бы здорово, а?

Она повернулась к нему спиной и медленно, тихо сыграла хроматическую гамму.

— Любовь пересилила внушение? — повторила она. — Может быть… А ты когда-нибудь был влюблен?

— Да. Один раз.

Она на секунду остановилась, потом продолжала играть гамму.

— Понимаю. Джексонвилл, да?

— Тебе кто-то рассказал.

Она мотнула головой так, чтобы он видел.

— Нет. Но я не такая уж дура — когда ветер с нужной стороны, могу кое-что сообразить. И если вижу шрам от старой раны, могу понять, в чем дело. Как ее звали? Не Фанни Пауэр?

— Нет. Алиса Маколиф. Ее звали Алиса Маколиф.

Алиса Маколиф. Имя из перечня.

— А что произошло?

— Ну, она была вроде тебя. Знала больше, чем надо. Была системным аналитиком, заинтересовалась историей. Толкнулась сюда, толкнулась туда и не успела опомниться, как оказалось, что она знает слишком много. Вейл закатила истерику и приказала ее убить, а Кэм послал меня, чтобы я ее предупредил. Мы вдвоем несколько недель прятались в хижине в Скалистых горах, пока Кэм торговался с Советом, чтобы ее допустили к нам, в Убежище. Это были… это были долгие недели, за это время мы хорошо узнали друг друга. Переговоры кончились успешно, все шло благополучно, только Кеннисон забыл отозвать своих псов. Или просто не подумал об этом. Они настигли нас в Джексонвилле.

Он умолк. Она оглянулась на него через плечо.

— И дальше?

— Что дальше? Дальше получилось не так гладко, как у нас с тобой. У нее не было твоего опыта и твоих талантов. Я доверился кое-кому, кому доверяться не следовало, и мы… В общем, кончилось плохо. Давай больше об этом не будем.

— Значит, вот о чем говорила Джейни…

— О чем?

— В тот день, когда привезла нас в Стейплтон. Она сказала тогда, что моя безопасность важнее для тебя, чем для меня. Тогда я подумала, что в этом нет никакого смысла.

— Я тоже в этом смысла не вижу, — сказал он. — Джейни всегда была для меня загадкой. А зачем тебе все это нужно знать?

— Потому что я должна понять, почему вроде бы разумный человек может полезть на Койт-Тауэр безоружным, зная, что там его поджидает вооруженный убийца.

— Тогда мне показалось, что это неплохая мысль.

— Ты действительно способен шутить по поводу самых серьезных вещей?

Он посмотрел на нее и печально усмехнулся.

— Бывают вещи такие серьезные, что иначе нельзя.

— Ты думал, кто там на башне — Алиса или я?

— Дурацкий вопрос. Какая тебе разница? Ведь тебе никакая помощь никогда не требуется. Ты сама по себе.

Она поглядела на Мистера Мяу, протянула руку и почесала ему между ушей. Перед глазами у нее промелькнула вереница лиц. Мама. Папа. Эйб. Морган. Деннис.

— Да, иногда. Бывает, я даже это понимаю. Не у тебя одного есть шрамы.

— Может быть…

Он заколебался, она снова обернулась и посмотрела на него.

— Почему ты никогда не пытался меня поцеловать? — спросила она.

Он удивленно взглянул на нее.

— Я… Джейни как-то меня об этом спросила. Не знаю. А если бы ты меня оттолкнула?

— А если бы нет?

Внезапно Саре пришла в голову невероятная мысль — неужели Джейни подстроила всю эту историю на башне только для того, чтобы заставить их поцеловаться? А если бы они этого не сделали? Застрелила бы она тогда Селкирка? Да нет, что за чепуха!

— Ред, а если бы в заложниках на башне оказался Уолт Половски, ты бы все равно полез на башню без оружия?

Он усмехнулся.

— Ну, может быть, не так резво.

Она рассмеялась.

— Но ты бы все равно это сделал. Правильно, всегда надо делать то, что следует, неважно, ради кого. Загляни ко мне сегодня часов в семь, у нас есть еще одно неоконченное дело. Я человек честный, обед за мной. Джейни обещала допустить меня на кухню. А пока… — Она кивнула на кларнет. — Это ты для красоты держишь или чтобы играть?

Ред посмотрел на кларнет.

— Дай-ка мне ля.

Она нажала на клавишу, Ред извлек ноту, нахмурился и покачал головой.

— На полтона выше, — заметила она.

— Знаю. Но у тебя нота тоже не совсем правильная. — Он подкрутил мундштук. — Попробуй еще.

— Так лучше. Что ты хотел сыграть? «Хай Сосайети»?

— Может быть, твой любимый? «Мэйпл-Лиф Рэг»?

— Я не знала, что ты его выучил.

— Я посмотрел ноты, но я хочу сыграть его по-твоему — на слух.

Она улыбнулась ему.

— Для тебя это довольно необычно.

— Да. Только прошу тебя, сначала сделай вот что. Сыграй его весь, чтобы я послушал.

Сара начала играть. Ред сидел, подавшись вперед и вслушиваясь в мелодию. Через минуту или две она сказала деловым тоном:

— В следующий вторник я встречаюсь с Деннисом.

Ред проворчал что-то невнятное.

— Судя по тому, что рассказывает Джереми, он сильно изменился за то время, что мы не виделись. Наверное, заключение так на него подействовало. Заложник со временем проникается любовью к тому, кто его захватил. Не знаю. Слушай внимательно этот переход.

Она сыграла его дважды, чтобы он мог запомнить. Она видела, что он беззвучно перебирает клапаны кларнета.

— Не знаю, — повторила она. — Возможно, он сам сделал выбор. Возможно, благодарность переросла во что-то другое, а возможно, этот Бернстайн имел в виду не просто насолить своим коллегам. А может быть, Деннису устроили промывание мозгов — запрограммировали его, как меня. — Она покачала головой. — Со мной, кажется, в жизни не было ничего ужаснее и никогда не будет. Сама мысль о рабстве для меня связана с такими ассоциациями, каких у тебя быть не может. А это самая последняя степень рабства — когда в рабстве не только тело, но и душа.

— Это нехорошо. Я этого не одобряю.

Она перестала играть.

— А чем это отличается от того, что делают «они» или Шестерка? Или от того, что ты собираешься заставить делать Ассоциацию? Это все равно управление, манипулирование. Одни это делают оптом, другие в розницу, но разве это так уж существенно?

Он отвел глаза.

— Не знаю. Раньше мне казалось, что да, но теперь я поумнел.

— Чем больше умнеешь, тем меньше знаешь. Или тем больше сомневаешься. Вот почему фанатики всегда добиваются своей цели. Они все знают наверняка. Ты готов? Ну, вступай за мной.

Она сыграла первую фразу рэгтайма, и Ред повторил ее. Несколько раз он сфальшивил, но Сара старалась не морщиться, и в конце-концов он взял верный тон.

— Был такой момент, — сказала она, продолжая играть, — когда я думала, что клиологических обществ развелось слишком много. Общество, Ассоциация, группа «К», Шестерка, «ДБС», даже правительство Соединенных Штатов или, во всяком случае, какая-то часть его, если верить твоему приятелю Чарли. Но в последнее время я начала подумывать, а не мало ли их.

Он перестал играть.

— Мало?

— Мало. Что, если бы каждый знал, как это делается? Что, если бы клиологию преподавали в МТИ и в Калтеке? [68] Ты как-то сказал мне, что каждый старается изменить будущее. А что, если бы у каждого был в руках инструмент, чтобы делать это лучше?

— Получился бы хаос. У всех свои представления о том, каким должно быть будущее. Все тянули бы в разные стороны.

— Ну и что? По крайней мере, все играли бы на равных. А жизнь менялась бы в том направлении, куда потянет больше людей. Когда играют миллионы игроков, случайные вариации взаимно уничтожаются. Это же основы теории вероятностей, верно? Нормальное распределение ошибок. Может быть, Общество Бэббиджа и наделало столько глупостей потому, что занималось инбридингом. Должно происходить что-то вроде дрейфа генов.

Он встал, подошел, положил ей руку на плечо и наклонился поближе.

— Сыграй этот рэг опять, — сказал он. — В первый раз я слишком много врал. И погромче, — шепнул он.

Она вопросительно посмотрела на него, но он приложил палец к губам. Она ударила по клавишам, он наклонился еще ближе и шепнул ей на ухо:

— Давай не будем здесь об этом говорить. Завтра поедем кататься верхом. Ты покажешь мне эту свою Альтафлору.

— Не говори глупостей. Сейчас она вся засыпана снегом.

— Ну, что-нибудь еще покажешь.

Он наклонился еще ближе и поцеловал ее в щеку.

— Я могу зайти попозже, если надо, — сказал Текс Боудин, стоявший в дверях.

Сара помахала ему рукой, не сбившись с ритма. Ред снова взял в руки кларнет.

— Какого черта, Текс, присоединяйся, — сказал он.

Сара продолжала играть, но немного тише.

— Сейчас. Дайте мне только позвонить.

Текс подошел в телефону на стене и сказал в трубку несколько слов. Потом направился к шкафу и вынул из него тромбон. Собрав его несколькими уверенными движениями, он подвигал кулису.

— Что будем играть?

— Рэгтайм, — сказала Сара. — Может быть, немного диксиленда.

— А по-чикагски вы умеете?

— Может быть, позже, если будете хорошо себя вести.

Она сыграла финал «Мэйпл-Лиф» и начала вступление к «Хай Сосайети». Ред с улыбкой взглянул на нее.

— Спасибо, — сказал он.

— Чем богаты, тем и рады, — отозвалась она.

Они заиграли втроем. Текс довольно уверенно вел на своем тромбоне басовую партию, хотя Саре и показалось, что мелодию он слышит в первый раз. «Хорошо импровизирует», — подумала она.

Через несколько минут в комнату вбежал человек с большой лысиной и курчавой бородой во всю грудь. В руке у него была труба. Он хлопнул Текса по спине и уселся рядом с ним. Некоторое время он вслушивался, притопывая в такт ногой, потом поднес к губам трубу и надул щеки. Серебристый звук трубы уверенно подхватил мелодию.

Когда Ред без единой ошибки сыграл свое сложное соло, Текс испустил радостный ковбойский клич, а из дверей раздались дружные аплодисменты. Сара оглянулась и увидела, что там собралась небольшая толпа.

Они уже приближались к финалу, когда она услышала:

— Прошу прощения. Пропустите, пожалуйста.

Она увидела, что через толпу проталкивается Уолт Половски, таща за собой Умника. Пробившись в комнату, Половски показал ему на ударную установку, стоявшую в углу.

— Вот, я же тебе говорил, что у нас все есть. Теперь не зевай, тебе вступать после Джимми.

Босуорт поглядел по сторонам, зардевшись от смущения, сел за ударные, взял в руки палочки, примерился и сыграл на пробу короткую трель.

— Спасибо, что меня позвал, Текс. Привет, Стош, Джимми, Гло… то есть Сара. — Половски водрузил на колени помятую тубу и объявил: — «Джо Эвери». Возражений нет?

— Делай, что он говорит, Сара, — сказал ей Ред. — Это его коронный номер. Заходи, Кэм. Тоже хочешь сыграть с нами?

Человек, которого Сара еще ни разу не видела, занял место у стены. У него было худое лицо с резкими чертами, а волосы его давно выбелила седина.

— Посмотрим, — сказал он, перебирая струны банджо. — А вы что, позировать собрались или играть?

«Джо Эвери» начинается с громкой, веселой басовой фразы, и Половски сыграл ее свободно и уверенно. Звуки лились с легкостью, необычной для тубы. Когда мелодию подхватила труба, Половски заиграл тише, создавая мерный ритмический фон.

Все солировали один за другим, и каждый вкладывал в музыку что-то свое. Звонкая труба местами лишь намекала на мелодию, выводя одни ноты и заставляя угадывать другие. Тромбон в руках Текса звучал мягко и сочно, а Кэм Бетанкур выделывал на банджо такие вещи, каких никогда еще никому не доводилось слышать даже в низовьях Миссисипи. Когда очередь дошла до Сары, она прикрыла глаза и заиграла так, будто вокруг никого нет. Ее пальцы порхали по клавишам, и ей казалось, что музыка уносит ее куда-то вдаль и ввысь.

Ред играл старательно, почти не импровизируя, но это не портило дела, потому что он играл сразу в двух регистрах: в нижнем вел главную тему и тут же в верхнем — ее контрапункт. Долгие, мелодичные ноты в дискантовом ключе плыли в воздухе, оттеняемые настойчивым скачущим ритмом, который держал Уолт.

Когда Ред отыграл, настал черед Норриса. Парнишка обращался с ударными так, словно в дверях не толпилось десятка два слушателей, а лицо его не заливал румянец густо-свекольного цвета. Его пассажи были больше похожи на рок, чем на джаз, но исполнял он их без сучка и задоринки.

Сара заметила среди толпы Джейни Хэч — лицо у нее, как всегда, было каменное, губы поджаты. Она мерно покачивала головой в такт музыке. Сара поймала ее взгляд и беззвучно произнесла «Спасибо», но Джейни только пожала плечами в ответ, вытерла руки о штаны и шагнула в комнату.

У дальней стены комнаты лежал на боку большой контрабас. Джейни поставила его стоймя и пробежала пальцами по ладам. Когда Норрис закончил свое соло на ударных, она склонилась к грифу и подхватила партию тубы, вторя ей с неукоснительной точностью. Ее суровое, невозмутимое лицо до комизма не соответствовало веселой, игривой мелодии.

Сара ждала, держа пальцы над клавишами. Когда Джейни кивнула, все заиграли разом. Басы ноты Уолта, контрапункт Реда, все остальные инструменты слились в радостной неразберихе, такой характерной для диксиленда. Слушатели, толпившиеся в дверях и в коридоре, невольно разразились аплодисментами, а они продолжали играть. Сара чувствовала, как у нее мурашки бегут по спине от волнения.

Когда музыка умолкла, все несколько секунд сидели, глядя друг на друга, а из коридора неслись аплодисменты и восторженный свист. В ушах у Сары все еще звучали аккорды, она сидела неподвижно, не в силах отвести взгляда от клавишей. Потом закрыла глаза, расслабила напряженные мышцы, глубоко вздохнула и обернулась. Аплодисменты разразились с удвоенной силой. Она никак не могла понять, почему: сама она играла не лучше, чем обычно, и к тому же она была не одна, это волшебство творили все вместе. Тем не менее она с улыбкой приняла хвалу.

— Вот это да! — произнес Текс, и трубач по имени Стош звонко треснул его по спине. Уолт тряс руку Норрису, а другой рукой показывал на него, приглашая публику аплодировать. Босуорт, улыбаясь во весь рот, встал, судорожно кивнул и тут же снова уселся на место.

Джейни Хэч стояла, прислонившись к контрабасу. Поймав взгляд Сары, она пристально посмотрела на нее, потом на Реда, потом снова на нее и подняла одну бровь. Сара кивнула ей, и на каменном лице Джейни Хэч на мгновение промелькнула улыбка.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник