В сердце роза. Книга странствий Эртхиа

О сестре

Он не хотел идти через внутренний двор, где наверняка еще сидели жены, обсуждая свое самочувствие и радостные надежды, похваляясь недомоганиями и опасениями. Едва не крадучись, он обогнул двор по веранде, проклиная все на свете, а более всего – женщин, из-за которых мужчина и повелитель в собственном доме хуже вора, с утра крадется в обход. Но было невмоготу улыбаться им, а обругать – не за что. Справедливость же полагал Эртхиа отличительной чертой и достоинством сильного.

И в собственных покоях не нашел он успокоения: раб, поклонившись, доложил, что прибыла царственная супруга бога Ханиса, сестра государя Эртхиа, почтенная Атхафанама. И хочет видеть брата.

Эртхиа взвыл сквозь зубы и повелел:

– Одеваться!

Пока ему расчесывали и умащивали благовониями волосы и бороду, пока надевали и стягивали многослойным поясом штаны, да наверх рубашку, да поверх рубашки кафтан, а потом еще пояс – любимый царем широкий пояс лучника, усаженный железными бляхами, да натягивали сапоги, да покрывали голову расшитым платком, да обвивали поверх этого другим, скрученным в жгут и перевитым золотыми шнурами и жемчужным низаньем, да прихватывали рукава браслетами над локтями и на запястьях, да укладывали оплечье и золотой нагрудник, да подавали кинжал, который он заткнул за пояс, и меч в ножнах, которые он пристегнул к поясу… нет, не успокоилась душа, не отошла от обиды.

Для нее, для нее одной оставил родной Хайр и пошел против отца, для нее же делил кров и пищу с немытыми кочевниками-пастухами, водил их по степи, сбивал в войско… Всё тут вспомнил Эртхиа, чего и знать не хотел. Ведь в ту самую ночь, когда натравила на него бывшего раба, Аэши-побратима, друга дорогого, и тот по рукоять всадил нож, насмерть… Ведь в ту самую ночь понесла своего ублюдка от родного брата, от другого побратима Эртхиа.

Ох…

Эртхиа только вздрагивал от клокочущего внутри. Пелена застилала глаза, вокруг головы тонко, тягуче звенело.

– Где царица Атхафанама? – спросил он. Никто из видевших его сейчас не мог видеть, насколько он похож на своего отца.

Ему указали дорогу и проводили в сад.

Атхафанама сидела у фонтана, там же, где – и часа не прошло, – Эртхиа здоровался с женами. И тремя дорогами сразу побежали мысли Эртхиа, когда он увидел сестру.

Во-первых, была она с его старшей женой Джанакиярой – одно лицо, одна стать. Ведь Джанакияра им приходилась родственницей и по отцу, и по матери. Только раньше Атхафанама, вдосталь накочевавшаяся по степи, была смуглее двоюродной сестры, стройнее, вольнее в движениях и речах. А теперь казалась почерневшей и иссохшей, и Эртхиа, никогда особенно не заботившийся о сестре (самовольно ведь пошла за Ханиса, без спросу и благословения!), испугался, как он раньше не замечал, что какая-то злая хворь изводит сестру. Ведь одни они были здесь родные друг другу, и вместе пережили бегство из Хайра и войну в степи. Джанакияра – не то. Общность судьбы сильнее общности крови и ложа.

Во-вторых, сидел у ног Атхафанамы маленький Ханис, уставившись в коленки, а тетка, глядя жалобно ему в макушку, гладила воспламененные солнцем рыжие кудри, такие же, как у ее мужа. Сама-то она не могла ему родить. И Эртхиа, еще корчась внутри от старой, старой обиды, понял, какая мука источила сестру. Но, нахмурясь, одернул ее:

– Избалуешь мне мальчишку!

Атхафанама вздрогнула, сорвала руки с головы Ханиса, смяла пальцы, виновато улыбаясь брату, встала навстречу.

– Он еще маленький, не избалую.

Ханис тоже вскочил, на лице его было и облегчение, и радость увидеть отца в неурочное время; и мысли Эртхиа, побежавшие по третьей дороге, наконец добежали, и он прикусил губу, и прокусил, спасаясь от стыда. Это Ханис-то маленький – ублюдок? Да я горло любому… Эртхиа протянул руку. Ханис подбежал к нему. Трепанув его по волосам, подняв и подбросив, но так и не заставив себя посмотреть сыну в глаза, Эртхиа ничего лучше не нашел, как отправить его к Рутэ. Матери все равно сейчас не до него. Посмотрел, как мальчик пробежал в арку, за которой стояла нарядная юрта: дети летом вились там, как пчелы вокруг улья, не давая покоя Рутэ. А Рутэ и не жаловалась: много детей – счастье в доме. Уж она-то, старшая из восьми у своих родителей, умела с малышней управляться. Даже Джанакияра, устав от воплей младшего царевича, частенько отправляла его к степнячке в гости.

Эртхиа вздохнул.

– Что ты такая, сестра? – обернулся к Атхафанаме.

Атхафанама и глаз не подняла.

– Разве сам не знаешь, брат?

Сговорились они, что ли?

– Знаю. Иди к Ханнар, плачь вместе с ней. Но ты ведь ей завидуешь.

Атхафанама покачала головой.

– Чему завидовать? Разве он ей ребенок? Он ей – выполненный долг, и победа, и стыд, и вина, и долг невыполненный, потому что…

– Замолчи, прошу, я знаю, только не говори этого еще и ты, сестра, не говори. Мне что – убить ее? За что? По своим законам она во всем права, только эти законы не по людям кроены, вот мы с тобой и пропали, сестра.

Атхафанама согласно выслушала всю его скороговорку. Он посмотрел на нее внимательно, удивился:

– Почему я с тобой раньше не говорил?

– В голову не приходило.

– Да.

Он взял ее за руку, повел по саду, все не решаясь начать. Непривычно как-то было о самом трудном говорить с женщиной. Вдруг вспомнил, что безнадежно опаздывает в Дом Солнца. Но ведь и Ханиса сейчас видеть – поперек души.

Атхафанама заговорила так внезапно и так страстно, что он вздрогнул.

– Ты был в Долине. Эртхиа, ты побывал в Долине, с тобой произошло чудо. Не может ли быть так, что ты заразился чудесным? Что рука милостивой Судьбы оставила след на твоем плече? Не может ли это передаваться через тебя тем, кто с тобой рядом, кто дорог тебе? Эртхиа?!

Эртхиа помотал опущенной головой.

– К чему об этом говорить? Нет, сестра, чудесного во мне нет ничего. Если бы было… Разве мы так встретили бы сегодняшний день?

Он помолчал, гладя ее руку.

– Пора мне.

– Сделай что-нибудь! – Атхафанама повалилась к его ногам, обхватила колени.

Эртхиа рассердился, схватил, потащил ее вверх.

– Что ты, женщина! Так просят только мужа. И… он у тебя бог. Может быть, он может что-то сделать для тебя?

Атхафанама, шатаясь, отошла от него, захлебываясь рыданиями.

– Да почему ты просишь меня? – возмутился Эртхиа. – Я – просто человек, как и ты. А Ханис…

– Не может он ничего сделать. Не может. Я и говорить с ним об этом не смею. Знаешь ли, почему он так мало участвует в делах правления и почему проводит всё время в библиотеке? Да он ее еще в детстве всю наизусть выучил. Но он ищет… Искал. А вчера он пришел весь черный и не разговаривал со мной. Но я-то его понимаю, о, как я понимаю всё, чего он мне не говорит!

– Он что-то нашел? – нахмурился Эртхиа.

– Нашел. И это – не то, на что он надеялся.

– Так мне надо спешить, – встрепенулся Эртхиа. – Сегодня – Великий Совет, а Ханис там один.

– Если кто-то и может сделать невозможное, это только ты.

Эртхиа кивнул, повернулся и бегом бросился к парадному крыльцу. Недалеко пробежав, замер как вкопанный.

– Почему это – я?

– А кто же? – Атхафанама вытирала лицо рукавом. – Ты всегда делал то, что невозможно.

Эртхиа открыл было рот, чтобы возразить. Но вспомнил, что торопится, упрекнул себя за долгий и, кажется, бессмысленный разговор с женщиной, велел себе не тратить время зря – и пустился бегом.