В руки твои

Старика с ожесточенным лицом фанатика звали Симон Эймс. Он смотрел, как рабочие заканчивали заливать бетоном куполообразное перекрытие бункера, и его словно вырезанные из камня черты на мгновение исказила странная смесь эмоций. Затем он снова перевел взгляд на робота, почти уже не различимого внутри помещения.

— Последнее творение Эймса, Модель 10, — печально сказал он сыну. — И самое ужасное состоит в том, что я даже не успел полностью ввести в его память необходимые данные! Этот робот должен был обладать всеми знаниями по физике: биологические науки сосредоточены в памяти другого робота мужчины, а гуманитарные — у робота-женщины. Здесь же придется надеяться лишь на книги и записи, поскольку мы уже полностью переключились на создание только роботов-солдат. Из-за этого перепрофилирования пришлось прекратить эксперименты с человекоподобными роботами. — Старик всплеснул руками. — Дэн, ответь мне! Неужели совершенно невозможно избежать войны?

Юный капитан Ракетных Сил пожал плечами, губы его искривила горестная усмешка.

— Нет, отец. Они так долго пичкали людей байками о величии кровавых сражений и грабительских походов, что теперь просто вынуждены отыскать хоть какой-то предлог, чтобы использовать бесчисленные орды созданных ими роботов-убийц.

— Глупые, слепые идиоты!

Старик содрогнулся.

— Пусть то, что я сейчас скажу, звучит словно старушечьи страхи, но поверь мне, Дэн, это горькая правда. Если мы сейчас не сумеем предотвратить войну или хотя бы быстро ее не выиграем, человечество исчезнет! Я всю свою жизнь провел среди роботов и знаю, на что они способны и чего они никогда не смогут сделать! И именно поэтому трачу сейчас наше с тобой состояние на создание этих вот бункеров. Неужели ты думаешь, что это всего лишь моя прихоть?

— Нет, отец. Бог свидетель — я понимаю тебя и чувствую то же самое!

Дэн смотрел, как рабочие разровняли последние порции бетона, полностью замуровав за двадцатифутовой толщью стен бункера его содержимое. Теперь они заливали бетоном вход короткого туннеля, идущего из-под купола.

— Что ж, по крайней мере, если кто-нибудь выживет, ты сделал для них все, что мог. Остальное — в руках Бога!

Не отрывая взгляда от сооружения, Симон Эймс кивнул. Однако, когда он повернулся к сыну, тот не заметил удовлетворения на лице старика.

— Да, все, что можем. Но этого так ничтожно мало! Если бы мне предложили вымолить у Бога сохранить существование либо науки, либо жизни, либо культуры, я не смог бы выбрать что-то одно.

Взгляд его вернулся к последней надежде — этому мощному сооружению, построенному на века.

Время шло, уродливый купол постепенно врастал в землю. В положенные сроки его омывали дожди и заносил снег. Над ним грохотали огненные ураганы смертельных для человечества войн. Но жизнь природы текла своим чередом, и бессмертное солнце смотрело сверху на вечный лес и милосердную траву, постепенно скрывших все следы исчезнувшего с лица Земли человечества — и его созидательные и его разрушительные деяния.

Десятилетия складывались в столетия, а внутри бункера неподвижно ждал своего часа сияющий корпус робота СА-10.

Однажды, во время грозы, прямо в купол ударила молния, спалив дотла растущее на нем дерево. Сила огненной струи была так велика, что она, пронзив толщу бетона, проложила себе путь по кабелю и, закоротив по пути некогда разрушенное взрывом реле времени, утекла в землю.

Над головой робота заливалась песней птица-кардинал. На бесстрастном металлическом лице появилось смутное выражение удивления, когда он повернул голову, чтобы взглянуть на птаху. Вспугнутая его движением птица улетела, а робот, устало вздохнув, продолжил путь, продираясь через кустарник, пока не оказался перед входом в свою пещеру.

Над ним сияло солнце, и он какое-то время разглядывал его. То, что это именно солнце, он знал и знал даже о сложной углеродистой цепи атомного распада, который происходит в недрах светила. Но он не знал, откуда ему это известно и почему.

Еще несколько секунд он стоял молча, а потом из его рта раздался долгий призывный крик:

— Адам! Адам, явись!

Он часто повторял этот зов, но теперь в нем не было страстной веры: теперь, скорее, звучало сомнение. Как и прежде, в ответ он услышал лишь безмятежный шум леса.

— Кто-нибудь! Бог! Боже праведный, ты слышишь меня?

И этот призыв не получил отклика. В траве прошелестела полевая мышь, над лесом парил сокол.

Ветер шелестел среди деревьев, но никакого признака Создателя. Он еще раз медленно огляделся, затем повернулся к проделанному им отверстию и заполз в свое убежище.

Внутри помещение освещала единственная уцелевшая лампочка, и в ее лучах отчетливо проступали следы какого-то древнего взрыва, разметавшего в клочья бетон противоположной от входа стены.

Там громоздились теперь лишь руины и грязь. А когда-то, по-видимому, возле той стены стояли стеллажи, заполненные книгами и футлярами с кинопленкой. Об этом напоминали изодранные куски лент и бесполезные обрывки пластиковых страниц, смешанные с разбитым стеклом и искореженным металлом.

Только со стороны входа кое-что уцелело. Там находились инструменты маленькой лаборатории, и некоторые из них все еще годились для работы. Он мысленно перечислил их один за другим — от урчавшего атомного генератора до проектора и экрана, установленного на столе.

Здесь прослеживалась какая-то логика, да и верхний мир подчинялся определенным правилам, понятным ему, Казалось, только он один существует бесцельно. Как он появился здесь и почему ничего не помнит о себе?

Если же во всем этом нет никакой цели, то зачем он вообще наделен способностью мыслить и ощущать?

Разумных ответов на эти вопросы не существовало.

Остались только таинственные слова, сохранившиеся на обрывках пластиковой ленты в проекторе, но он мог понять лишь малую часть их. Он выключил свет, присел на корточки возле проектора, запустил его и напряженно уставился на экран.

Сначала появился короткий фрагмент каких-то черных водоворотов, а затем точки и блистающие шары стали солнцами и планетами, которые, вращаясь, вылетели ниоткуда и расположились на небесах.

— Вначале, — тихо произнес голос, — Бог создал небеса и землю.

Экран постепенно заполнился всем этим, появились какие-то признаки жизни.

— Символизм? — пробормотал робот.

По крайней мере, геологию и астрономию он знал, и, пожалуй, в этой мистической красоте все-таки было достаточно правды. Даже жизненные формы наверху соответствовали тем, которые создавались на экране.

Потом новый голос, явно не соответствовавший возможностям громкоговорителя, заполнил своей мощью пещеру.

— Сойдем же и сотворим человека по нашему образу и подобию!

Появился светящийся туман, символизировавший Господа, вылепил человечка из праха земного и вдохнул в него жизнь.

Адам томился в одиночестве, и тогда, использовав его ребро, Бог создал ему подругу — Еву. Она появилась в Эдеме, но вскоре ее соблазнил какой-то извивавшийся темный туман, названный голосом Сатаной. Она поделилась своими новыми знаниями со слабым духом Адамом, однако Господь открыл их грех и изгнал бедолаг из Эдема. Но что произошло потом — осталось для робота загадкой, поскольку сцена изгнания завершилась пятнами и кляксами испорченной ленты. Громкоговоритель тоже замолчал.

Робот выключил проектор, пытаясь проникнуть в смысл увиденного. Он должен докопаться до него, иначе зачем ему это показывать? В таком случае он является одним из персонажей увиденного. Он, конечно, не Ева или Сатана, но, возможно, — Адам? Но тогда Господь ответил бы ему. С другой стороны, он мог бы быть Господом, если бы показанное в записях свидетельствовало лишь о намерениях, а самого Адама еще не существовало. Потому Адам и не мог ответить на зов.

Эти рассуждения показались роботу логичными, и он медленно кивнул. Разве он не мог отдыхать здесь от трудов праведных, а назначение фильма состояло лишь в том, чтобы напомнить ему о дальнейших планах, в то время как мир готовил себя к приходу Адама? И вот теперь, проснувшись, он должен сойти и создать существо по своему образу и подобию! Но вначале необходимо устранить опасность того, о чем предупреждал фильм.

Он выпрямился. Теперь, когда он направился к пролому, в его движениях появилась целеустремленность.

Наверху все еще светило солнце, и он углубился в чрезвычайно запущенный райский сад, превратившийся в сущности в лес.

В повадках его появилась осторожность: он бесшумно двигался по подлеску, как огромный металлический призрак. Глаза его полыхали, а руки изготовились метнуться и схватить врага с быстротой молнии.

Наконец он увидел его, свернувшегося в клубок на большом валуне. Злодей оказался меньше, чем виделось в фильме, — едва ли шесть футов черной чешуйчатой гибкости, — но облик и раздвоенный язык не позволяли ошибиться.

С победным криком робот прыгнул на него, а когда отошел, на скале остался безжизненный предмет, который уже никогда не сможет развратить чрезвычайно наивную Еву.

Утреннее солнце осветило робота, склонившегося над тем, что было когда-то дикой свиньей. Нож в металлической руке действовал с точностью, достойной опытного хирурга: робот аккуратно обнажил сердце животного и теперь изучал, как действуют клапаны.

Он решил, что жизнь — это очень сложная штука, и на какое-то мгновение ощутил нерешительность. Как все просто выглядело в фильме! Временами он удивлялся, почему, понимая все о сложном порядке, установленном на небесах, он ничего не знает о других своих созданиях — они же созданы им до Адама.

Но наконец он захоронил останки свиньи, собрал разноцветную глину и приготовился творить. Пальцы его ловко раскатывали белую глину, вылепливая из нее кости скелета. Из красной глины он сделал сердце. Изготовление крошечных нервных волокон и кровеносных сосудов оказалось выше его возможностей, но это не охладило пыл робота: если уж он смог создать из ничего огромное солнце, то и Адам сможет по его воле восстать из этой примитивной скульптуры.

Солнце вскарабкалось выше, и количество готовых деталей умножилось. Последние внутренние органы были завершены, включая серый комок, который изображал мозг, и теперь робот приступил к красному покрову мускулов. Он мимоходом пожалел о том, что не додумался приспособить для этой цели плоть свиньи, но, отбросив никчемную мысль, продолжил начатое и в конце концов завершил фигуру вчерне.

Он поймал себя на том, что высвистывает что-то, подражая пению птиц, а пальцы его тем временем продолжали формовать цветную глину, придавая гладкость и симметрию телу.

Ему пришлось призадуматься над цветом губ своего творения, хотя их темный оттенок в фильме скорее всего являлся красным.

Сумерки застали его возле лежащей фигуры: он стоял над ней и одобрительно кивал делу рук своих. Казалось, эта точная копия Адама из фильма только и ждала, чтобы в нее вдохнули жизнь, и робот точно знал, что это должно исходить от него, быть частью тех сил, которые заключены в его металлическом теле.

Он осторожно прикрепил провода к голове и ногам глиняного тела, затем откинул пластину на груди и обмотал другими концами проводников клеммы своего генератора, ток от которого тут же устремился к лежавшей перед ним фигуре. Мгновенно робота охватила слабость, затуманивая сознание, но это не остановило его — он не скупился на энергию. Появившийся пар укрыл фигуру, подобно тому, как туман окутывал Адама в фильме, и это обрадовало робота: все шло по плану. Однако туман вскоре осел, и металлический творец отключил питающий ток. Он немного помедлил, собираясь с силами, а затем отцепил провода и смотал их.

— Адам, восстань!

Приказ эхом прокатился по лесу, и он повторил с нетерпением:

— Я, твой создатель, приказываю тебе!

Но фигура осталась недвижимой, и он заметил, как по глиняному телу побежали глубокие трещины. Величавая улыбка на металлическом лице сменилась искренним изумлением. Никакого признака жизни! Его творение было мертво, как почва, из которой оно явилось.

Он присел на корточки и застонал, раскачиваясь из стороны в сторону. Пальцы его тем временем пытались загладить безобразные трещины, но только вызывали еще большие разрушения. Наконец он встал и сильными ударами ног принялся разрушать символ своего поражения, оставляя на земле лишь разноцветную пыль. Свидетельница луна посмеивалась над ним своим мудрым и циничным лицом, и, задрав к ней голову, он завыл в гневе и муках, но ответила ему лишь одинокая сова, словно интересуясь, почему он нарушает ночную тишину.

Бессильный Бог, или Адам, лишившийся Бога! Все так хорошо и просто происходило в фильме, когда Адам восстал из праха земного…

Значит, он правильно изначально считал, что фильм — символичен. Нельзя было воспринимать его буквально!

Поэтому ничего и не получилось. Свиньи, которых он исследовал, являлись коллоидными, желеподобными комплексами, а вовсе не прахом. И знали они куда больше, чем он, ибо умели самостоятельно вдыхать жизнь в других, поскольку в стадах этих животных всегда находились и детеныши.

Внезапно он расправил плечи и снова направился в лес. Адам все же должен восстать и облегчить его одиночество.

Свиньи знают секрет, и он должен узнать его. Все, что ему нужно теперь, это как можно больше свиней, а раздобыть их не представляет труда.

Но двумя неделями позже он так и не стал творцом, оставаясь всего лишь озабоченным роботом, который озадаченно смотрел, как его свиньи с удовольствием чавкают над кормушками. Жизнь вместо того, чтобы открывать свои тайны, с каждым новым наблюдением становилась все более сложной. Флюороскоп и отремонтированный электронный микроскоп показали ему многое, но каждый раз чего-то не хватало. Жизнь, казалось, возникает только из жизни, ведь даже две основные клетки жили каким-то странным способом, не совпадающим с его собственным.

Конечно, жизнь Бога и должна отличаться от животной жизни, но…

Пожав плечами, он отмел свои метафизические построения и вернулся в лабораторию, обходя свинюшек, доверчиво копошившихся под ногами. Он медленно достал последнюю яйцеклетку, хранившуюся в питательной жидкости, положил ее на предметное стекло и поместил под оптический микроскоп. Потом тонкой платиновой нитью поднес несколько сперматозоидов к яйцеклетке, пальцы его уверенно двигались на требуемые тысячные доли дюйма.

С неудачами его мастерство оттачивалось, и на сей раз клетки спермы нашли яйцеклетку и проникли в нее. Он наблюдал, как единственная круглая клетка начала вытягиваться и разделяться посередине. Наконец-то он достиг успеха! Появились две, потом четыре клетки, а руки его производили молниеносные, бесконечно малые движения, сохраняя возникавшую жизнь в поле зрения микроскопа. Одновременно он сменил предметное стекло на тонкую мембрану, исчерченную тончайшими трубками.

По ним к делящейся яйцеклетке должен доставляться кислород, а также пища и крошечные порции стимулирующих и управляющих гормонов, которыми он надеялся повлиять на формирование облика будущего живого существа.

Клеток теперь было восемь, и он лихорадочно ждал того момента, когда они потянутся к мембране.

Но этого не произошло! Тем временем началось еще одно деление, но так и не закончилось: клетки умерли, прервав цикл… Все его усилия вновь оказались тщетными.

Он молча сидел, окончательно утратив претензии на божественность. Разум его оказался бессилен перед новым поражением, и мечты канули в ничто, не оставив взамен хотя бы намек на цель и смысл его существования — вместо предназначения осталась лишь пустота.

Он тупо отворил дверцу загона и стал выгонять хрюкавших и сопротивлявшихся свиней прочь — наружу, через туннель, в лес. Хмурое пасмурное небо соответствовало его печали, усилившейся при виде последнего поросенка, скрывшегося за кустами. Свиней нельзя было бы назвать хорошими товарищами, но они занимали его время, а беготня малышей радовала его своей беззаботностью, и теперь — с их уходом — он стал одиноким вдвойне.

Он тяжело рухнул своими шестьюстами фунтами на дерн и уставился на черные тучи.

Муравей из любопытства вскарабкался ему на грудь, а он лишь равнодушно отметил его присутствие. А потом и муравей куда-то исчез.

— Адам!

Зов донесся из леса, звенящий и непреодолимый.

— Адам, явись!

— Боже!

Он вскочил с земли и едва не рухнул снова: от потрясения ноги подгибались и отказывались поддерживать огромное тело. Да и как тут сохранять спокойствие: Бог наконец пришел к нему в мрачный час его величайшей нужды!

— Я здесь, Господи!

— Явись, Адам! Адам! Явись, Адам!

С диким криком робот рванулся к лесу, электрическая дрожь пронзила его. Наконец-то он больше не одинокая щепка, затерявшаяся в водовороте. Бог пришел за ним.

Он спотыкался, ломал цеплявшиеся за него ветви, продирался сквозь кустарник, не обращая внимания на производимый им шум. Пусть Господь знает о его рвении.

Снова донесся зов, теперь более отдаленный и слегка в стороне. Он повернул, с грохотом проламываясь вперед.

— Я здесь! Я иду!

Бог облегчит его горести и объяснит, почему он так отличается от свиней. Господь должен все это знать. А потом появится Ева, и кончится одиночество. Ему, конечно, придется не подпускать ее к Древу Познания Добра и Зла, но он ничего не имел против такой заботы.

Зов вновь прозвучал — и опять с другой стороны. Возможно, Господь недоволен производимым им шумом. Робот умерил темп бега, стараясь двигаться с достаточным пиететом. Над ним шумела листва, пели птицы, и призывный голос раздался на этот раз совсем близко. Он заспешил, скрывая скорость бесшумностью, насколько позволял его вес.

На бегу он крутил головой, стараясь не пропустить малейший признак явления Бога, но пауза оказалась довольно долгой. Когда же наконец зов прозвучал, роботу показалось, что он раздался прямо над его головой. Он присел, осторожно подполз к древнему дубу, из ветвей которого послышался голос, и замер возле ствола — неуверенный и испуганный, но весь пылавший от ожидания.

— Явись, Адам!

Звук раздался прямо над головой, но Господь не проявлял желания обнаружить себя. Робот медленно поднял голову и взглянул вверх, вглядываясь в крону дерева. На одной из ветвей сидела птица, и из ее раскрытого клюва снова раздался зов:

— Адам, Адам!

Он и прежде слышал, как пересмешник подражал другим птицам, а теперь предметом подражания оказался он сам. А он-то бежал за глупой пичугой через лес, надеясь найти Бога! Он вскочил и отчаянно закричал. Его яростный вопль вспугнул пересмешника, и тот поспешно взлетел с ветки и исчез в кроне соседнего дерева, с вызовом вопросив оттуда голосом робота:

— Бог? — и, словно возмущенный отсутствием ответа, хрипло расхохотался, подражая сойке.

Робот вновь опустился на землю и прислонился к стволу, мучительно пытаясь удержать ускользавшую надежду.

Он так мало знал о Боге! А вдруг Он использовал птицу, чтобы вызвать его сюда? Во всяком случае, дерево очень напоминало то, под которым Господь погрузил Адама в сон перед созданием Евы.

Вначале сон, затем появление Бога!

Он решительно распростерся на земле, пытаясь имитировать оцепенение спящих свиней и с негодованием отбрасывая любые попытки разума убедить упрямца в отсутствии у него каких бы то ни было ребер. Попытаться уснуть тоже почти невыполнимая задача для робота, но он мрачно упорствовал, гипнозом вызывая у себя мысленную нечувствительность. Мало-помалу шум леса отдалился куда-то, а потом и вовсе исчез.

Он не помнил, как долго это продолжалось, но внезапно очнулся, расслышав глухой раскат грома. Почти следом за ним полил дождь, омывая предохранительные заслонки на его глазах. На секунду он бросил быстрый взгляд на свой бок, но шрама там не обнаружил.

Пульсирующая огненная стрела ударила в стоявшее возле него дерево, расколов его и осыпав землю щепками.

Это определенно не соответствовало фильму! Он с трудом поднялся на ноги, смахнул капли дождя с лица и побрел к своей пещере. Снова и снова сверкали молнии, почти беспрерывно грохотал гром, а ураганный ветер хлестал деревья, с дикой яростью ломая ветви и стволы. Робот старался заставить себя двигаться как можно быстрее, но вместо обычных пятидесяти миль в час тащился со скоростью не выше десяти. Один из падавших стволов задел его, и он с громким металлическим лязгом рухнул на камни, однако сумел встать на ноги и снова поплелся к спасительному входу в свой грязный туннель.

Оказавшись под крышей, он устроился у входа и, высушивая себя инфракрасной лампой, принялся изучать дикую ярость бури. Конечно же, подобное неистовство никоим образом не подходило Эдему: там по вечерам листья увлажняла прозрачная роса под музыкальный шепот нежного ветерка.

Он медленно кивнул своему умозаключению. Его стиснутые челюсти расслабились. Безусловно, это не Эдем, а ведь Бог ожидает его именно там. В сущности не так уж и важно, какое злобное искусство Сатаны завлекло его сюда, похитив память — важно вернуться в Эдем, к Богу, а это не так уж и сложно, поскольку Райский сад лежит между реками. Решено: в течение ночи, укрытый здесь от бешенства стихии, он проведет все подготовительные работы, а утром пойдет по берегу ручья, пока тот не приведет его в те места, где Бог ожидает своего Адама.

С возродившейся верой в свое предназначение, он вошел в полуразрушенное убежище и принялся отдирать тонкие бериллиевые панели от лабораторных столов и корпусов приборов, еще больше увеличивая хаос. Это не беспокоило его — в своем воображении он рисовал счастливое возвращение домой… и Еву.

Там снаружи бушевала и ярилась непогода, но он больше не слышал грома: завтра он отправится домой. Домой! Он имел весьма туманное представление о понятии, скрывавшемся за этим словом, но звучало оно приятно, в нем не чувствовалось одиночества, да и просто оно ему нравилось.

Шесть сотен долгих бесконечных лет медленно утекли в вечность, и даже грубый бетонный пол хранил многовековые следы безнадежного вышагивания металлических ног. Время изъело все надежды, планы и чаяния, и теперь осталась только сковывающая безнадежность, слишком старая, чтобы перейти в гнев или хотя бы в безумие.

Женщина-робот неподвижно сидела, опершись спиной об атомный экскаватор; взгляд ее бесцельно блуждал по внутренности бункера, задерживаясь то на грудах книг и фильмов, то на массивных машинах, которые занимали почти все помещение. Она отметила и валявшуюся на полу киркомотыгу. Равнодушно разглядывая ее, она вспомнила, что когда-то, отыскав в словаре рисунок с пояснениями, она подумала, что это грубое изделие и есть ключ к избавлению, но теперь инструмент стал лишь еще одним символом тщетности.

Она бесцельно подошла к мотыге, взяла ее за металлические рукоятки и в безнадежном отчаянии ударила деревянным лезвием о стену. Снова посыпались щепки, и вековечная пыль упала на пол, но выхода не образовалось. Опять ничего не вышло.

Человечество и ее товарищи-роботы, должно быть, давным-давно канули в вечность, не оставив ей ни надежды на освобождение, ни нужды в этой свободе, даже если она достижима.

Когда-то она планировала, воспользовавшись своим великолепным знанием психологии, возвратить человеку его наследство, но теперь покрытый ворохом записей стол служил всего лишь насмешкой. Она усталой рукой смахнула с него листы и замерла, подобно металлической статуе на усыпанной снегом земле.

Внезапно ее приемные устройства уловили едва заметный, слабый, туманный сигнал, проникший снаружи — сквозь металлическую арматуру и бетон бункера.

Она вскочила и, сконцентрировав всю свою энергию, послала ответный вызов, но отклика не получила.

Между тем сигналы становились все сильнее, оставаясь в то же время чуждыми ей: в них так и не появился отклик на ее призыв. Ее не слышали… или не слушали.

Неожиданно в сумбуре радиоволн выявился некий порядок, безмерно увеличивший мощь излучения, и тогда мысли другого робота стали понятны ей мысли, лишенные рациональности, укрытые мраком безумия.

Но едва только она осознала этот невероятный факт, сигналы стали ослабевать и постепенно затихли вдали, оставив ее вновь в замкнутом пространстве бункера, без всякой надежды выбраться из многовековой тюрьмы.

С диким воплем она швырнула киркомотыгу, и та, ударившись о стену, отскочила, вызвав под куполом гулкое эхо.

Глаза женщины-робота отметили, что от случайного соприкосновения с металлом от стены откололся кусочек бетона, и тогда она ухватила кирку за деревянное утолщение, которое прежде считала рабочим лезвием. Включив энергию на полную мощность, она принялась сильными ударами маленьких рук крушить киркомотыгой бетонную стену, откидывая ногами посыпавшиеся каскадом камни.

За этой быстро разрушающейся стеной ее ждала не только свобода, но и безумие. Она поняла это по той картине, которую раскрыл ей больной мозг робота. И в самом деле, разве может существовать разумная жизнь в мире, который способен разрушить механический интеллект? Тем не менее она вновь яростно набросилась на массивную стену.

На смену грозовой ночи пришло лучезарное утро, и солнце, сиявшее теперь над пропитанным влагой лесом, осветило робота-мужчину, неутомимо шагавшего по берегу ручья вслед за его журчащими струями.

Несмотря на тяжелую ношу, он стремительно двигался вперед и, попадая на свободные от бурелома участки, еще больше убыстрял ход: уж слишком много времени затратил он на призрачные обманы этой недружелюбной земли.

В том месте, где ручей впадал в небольшую речку, он остановился и, развязав свою неуклюжую поклажу, разобрал ее на части. Прошло всего несколько минут, а он уже опустил на воду собранную бериллиевую лодку и забрался в нее. Маленький генератор от электронного микроскопа мягко замурлыкал, и из-под лодки вырвалась струя воды.

Собранный роботом двигатель, несмотря на кажущуюся примитивность, оказался весьма действенным агрегатом.

Прошло несколько часов. Солнце уже клонилось к закату. Речка тем временем становилась все шире, и вместе с увеличением ее полноводности росли и его надежды.

Однако он чувствовал, что до появления Эдема еще далеко. Внезапно он разглядел на берегу нечто совершенно чуждое окружающему ландшафту и направил лодку к заинтересовавшему его месту. Вытащив суденышко на пляж, он поднялся по песчаному склону и увидел перед собой огромную яму, глубиной больше сотни футов и не менее четверти мили в диаметре. По краям гигантской впадины громоздились руины, несомненно, искусственного происхождения: там и тут беспорядочно торчали изогнутые колонны, окруженные грудами камня и искореженными до неузнаваемости конструкциями. Неподалеку от себя он заметил покосившийся столб, на котором каким-то чудом удержалась ржавая табличка с едва различимыми знаками. Он соскреб ржавчину, и тогда проступили слова: «Добро пожаловать в Хоганвилл. Нас 1876».

Смысл слов остался для него неясным, но сами руины заворожили его. Он увидел в них еще одно проявление сатанинского юмора: только этот подлый враг мог создать подобное безобразие.

Покачав головой, робот вернулся к лодке, чтобы продолжить путь, пока еще не стемнело.

Вскоре на берегу вновь показались руины. На этот раз они занимали гораздо большее пространство, но из-за почти полного разрушения стали едва различимыми: лес почти полностью поглотил их. Продолжая и ночью следовать за извивами реки, он еще не раз замечал в свете звезд большие и малые ямы с иззубренными краями, но, отказавшись от попыток разгадать их тайну, лишь равнодушно фиксировал появление все новых и новых развалин. В конце концов, это его не касалось.

С наступлением утра река стала широкой и могучей, предвещая скорое окончание путешествия. Вскоре его обонятельные рецепторы ощутили солоноватый запах океана.

Он радостно вскрикнул и стал пристально всматриваться в берег, чтобы отыскать какую-нибудь возвышенность, пригодную для наблюдательного пункта.

В некотором отдалении над равниной возвышался невысокий холм, увенчанный круглой шапкой растений, и робот направил нос лодки прямо к нему. Когда металлическое днище суденышка заскрежетало по гальке, он выскочил на берег, вытащил лодку из воды и пошел вверх, к куполообразной вершине, заросшей диким виноградом.

Отсюда прекрасно просматривалась вся нижняя часть реки — вплоть до моря, раскинувшего свои воды милях в тридцати от холма. Окружающая местность казалось приятной и уютной: нетрудно было вообразить, что именно здесь и находится Эдем.

Только теперь он заметил, что вершина холма не составляет с ним единого целого: она оказалась из того же серо-зеленого бетона, что и стены пещеры, из которой он пробился, словно цыпленок из яйца.

Он разглядел нечто подобное и здесь: будто из яйца никто не пробился, но уже проклюнулся, о чем свидетельствовали трещинки на гладкой поверхности возле его ног. Очистив от винограда поверхность купола, он заметил какую-то металлическую пластинку, прежде скрытую корнями растений. Что ж, если Ева томится там, внутри, и не может сама пробить скорлупу, сгодится и этот инструмент.

Он протянул руку, чтобы выломать пластинку, и заметил выбитые на ней слова:

«Тебе, кто смог пережить эту бойню, я, Симон Эймс, вручаю все, хранящееся здесь. Сюда не так-то просто войти, но не стоит полагать, что наследство можно получить без труда. Проложи дорогу силой, возьми то, что внутри, используй его! Тому, кто нуждается в этом и будет работать ради этого, я оставил все знания, которые…»

Знания! Знания, запрещенные Господом!

Так вот какую ловушку соорудил Сатана, чтобы он не смог встретиться с Богом! Несомненно, это то, что скрывалось под символом «Древо Познания», но в облике спрятанного в землю фальшивого яйца. И ведь он едва не попался! Еще несколько минут…

Он отдернул руку от пластинки, чувствуя, однако, что уверенность его лишь окрепла. Пусть это то самое Древо!

Это означало лишь то, что он действительно находился в Эдеме, и теперь, предупрежденный знамением Господа, он больше не опасался козней Сатаны — ни живого, ни мертвого.

Длинными размашистыми шагами он сошел с холма к лугам и лесам, бросив на берегу бесполезную теперь лодку. Он войдет в Эдем пешком, как того ожидает Бог!

Он шел по покрытым буйной растительностью полям и от переполнявшего его счастья что-то негромко жужжал себе под нос. Здесь во всем царили порядок и логика — как и должно быть в жилище Бога. И в подтверждение этой мысли перед ним появилась Ева! Она возникла на тропинке, прямо на его пути. Волосы волной струились по ее спине, какая-то легкая ткань прикрывала бедра и грудь, лишь подчеркивая прекрасные женские формы.

Он присел за кустами, внезапно ощутив доселе неведомую ему застенчивость, и, когда женщина проходила мимо, произнес торжественным шепотом:

— Ева!

— Ох, Дэн, Дэн!

Ее дикий вопль прорезал воздух, и она в паническом ужасе помчалась в сторону леса.

Он в замешательстве покачал головой и направился следом за ней.

Почти догнав ее, он внезапно увидел змею, живую и еще более сильную, чем раньше, преградившую дорогу беглянке.

Он не медлил ни мгновения. Женщина не успела даже перевести дыхания, как одна железная рука отбросила ее в сторону, а другая ухватила зубастую голову гада. Разорвав пополам огромную змею, робот мягко укорил женщину:

— Нельзя быть такой невнимательной, Ева! Ты же могла наступить на змею.

— А-ах! Ты мог и не дожидаться, пока змея ужалит меня, а убить сразу! Разве не так?

Испуг на ее лице сменился выражением какого-то болезненного вызова.

— Убить тебя?

— Ты же робот! Дэн, где же ты?!

В ответ на ее крик из-за деревьев выступил смуглый мужчина с зажатым в руке копьем, возле его ног вышагивал великолепный пес.

— Дэн, он спас меня, но ты же видишь — он робот!

— Спокойно, Сил! Проскользни ко мне, если сможешь… Так, хорошо. Я слышал, у боевых роботов случаются пассивные периоды. Шеп!

Услышав свою кличку, пес отозвался рокочущим басом, но взгляд его оставался прикованным к металлической фигуре.

— Что делать теперь, Дэн? — тихо спросила Сил.

— Предупреди людей. Просто крикни: «Робот!», они все поймут. Скорее уходи. А что надо тебе? — обратился он к роботу, убедившись, что женщина исчезла за деревьями.

СА-10[1] проворчал что-то и ссутулился.

— Того, что не существует! Товарищеских отношений и возможности проявить свою силу и научные знания. Возможно, у меня их и нет, но ты спросил, чего я хочу.

— Хм-м. Существуют старые предания о роботах, спрятанных где-то, чтобы помочь нам. Что говорить — помощь нам нужна. Как твое имя и откуда ты?

Горечь закралась в голос робота, когда он указал на реку.

— С той стороны, где солнце. Но пока я смог узнать лишь то, кем не являюсь!

— О! Я и сам собирался отправиться туда после того, как колония обживется.

Дэн умолк, рассматривая металлическую фигуру.

— В те адские годы мы утратили все наши книги. Да и среди выживших почти не осталось специалистов по технике. Кое-как мы справляемся с животными и с сельским хозяйством, медицину нам заменило знахарство, а вот в остальном мы полные профаны. Если ты действительно разбираешься в науках, почему бы тебе не остаться?

Слишком много надежд робота разбилось вдребезги, подобно тому глиняному человеку. Поэтому он не мог безоглядно поверить прозвучавшим словам. И тем не менее волнение перехватило ему горло, когда он спросил:

— Я вам… нужен?

— А почему бы и нет? Ты же хранилище знаний, Сэй-Тен, а мы…

— Сатана?

— Я просто прочел твое имя, вот, на груди. Видишь?

Дэн указал левой рукой, но внезапная мысль заставила его окаменеть.

СА-10 наклонил голову, стараясь разглядеть четыре знака, выбитые почти у плеча: Эе… А…

Внезапно копье резко ударило в грудь робота, заставив его откачнуться назад. Не понимая, что происходит, он поднял голову и увидел, как оружие, направляемое мускулистой рукой смуглого человека, снова устремилось к нему.

В ответ на новый удар внутри металлического тела послышался какой-то хруст, и робот почувствовал, что силы оставили его. Он рухнул на землю, словно груда железного лома. Глаза его закрылись — не осталось сил даже на то, чтобы видеть.

Теперь СА-10 просто лежал и ждал, чуть ли не с нетерпением, когда последний удар прикончит его. Таков и должен стать удел Сатаны, хранителя знаний, соблазнителя рода человеческого, единственного существа, которое он научился ненавидеть! Он проделал весь путь, чтобы отыскать свое имя и предназначение, и вот он нашел их! Не иначе как Всеблагий Господь запер его в той пещере, чтобы уберечь от него людей.

— Мертв! Старая сказка о Сатане заставила его забыть об осторожности.

Мужчина попытался неискренним смехом избавиться от того первобытного ужаса, который испытал сам, произнеся вслух имя робота. С деланной бодростью он обратился к вернувшейся Сил:

— Надеюсь, генератор еще в порядке. Мы сможем с его помощью обогреть все дома в поселке. Интересно, где находилось его убежище?

— Хочешь найти спрятанное оружие? Я так боюсь за тебя, Дэн! Но об этом поговорим позже. Давай сначала сходим за подмогой и перетащим его!

Шаги затихли вдали. Робот оставался все таким же неподвижным, но от его былой безучастности не осталось и следа. Древо Познания, не скрытое теперь диким виноградом, находилось всего в каких-то двадцати милях отсюда, и даже при небрежных поисках его не миновать! Он должен уничтожить его, прежде чем туда доберутся люди!

Генератор больше не служил ему, аварийного питания едва хватало на то, чтобы поддерживать мыслительные процессы. Чувствительные сенсоры свидетельствовали об исправности большинства частей организма, но управление ими оказалось безнадежно утраченным.

Скорее всего удар копья пришелся по пострадавшим при выпекании глиняного человека звеньям, и теперь все управляющие цепи силовой сети оказались выведенными из строя. Он не мог даже пошевелить пальцем, чтобы попытаться отремонтировать дефектные блоки.

Что ж, он выполнил свое злодейское предначертание, даже не желая этого. Теперь его удел — обогревать их дома, а они тем временем найдут запретный плод, и он ничего не сможет сделать, чтобы предотвратить это. Господь покинул его, отказавшись дать возможность исправить то зло, которое он совершил.

Он горестно молил о помощи, когда рядом с ним послышался странный шум. Внезапно он почувствовал, как его подняли и с огромной скоростью понесли куда-то.

Неужели Бог услышал его мольбы?

Тогда он перестал молиться, а тряское путешествие к предназначенному ему концу продолжалось. В конце концов завершилось и оно, сменившись несколькими мгновениями полнейшего спокойствия.

— Послушай, я знаю, что ты еще жив! — ворвался в черные водовороты его мыслей мягкий, успокаивающий, гипнотически неотразимый голос.

Краткая мысль о Боге искрой вспыхнула в его мозгу и тут же погасла: голос явно принадлежал женщине.

Это могло означать только одно: какая-то из жительниц поселка поверила его добрым намерениям и теперь тайно пыталась спасти его. Голос раздался снова:

— Слушай и верь мне! Ты можешь двигаться — пусть еле-еле — но я замечу любой сигнал. Попытайся мысленно отремонтировать себя и позволь мне быть твоими руками. Ну давай же, попробуй! О, ты понял меня!

Казалось совершенно невероятным, что она сможет заметить его легкий намек на движение, и все же он почувствовал, как его рука поднимается и ложится на грудь, едва только он сформулировал эту мысль. Сейчас не до того, чтобы удивляться и спрашивать, решил он: самое главное — вернуть силы, прежде чем люди смогут отыскать Древо!

— Так… я поворачиваю это… эту шишечку. И другую… Вот, пластинка снята. Что я должна делать теперь?

Это его остановило. Его жизненная сила пагубно действовала на свиней и, возможно, убьет эту женщину, которая доверилась ему.

Нет, он больше не станет подсказывать ей — лучше умереть. Но, по-видимому, инстинкт самосохранения оказался сильнее, и, следуя за подаваемыми им сигналами, женщина уже что-то переключала внутри грудной клетки. Внезапно на него нахлынул поток утраченной было силы, оживив неподвижное тело.

Ее пальцы прикрыли ему глаза, но для дальнейших действий он не нуждался в зрении: руки автоматически вынули поврежденный блок контроля и исправили схему.

Теперь в голосе женщины появилось беспокойство, отчетливо проступившее сквозь напевную мелодичность речи.

— Не удивляйся тому, что увидишь. Все в порядке!

— Все в порядке! — медленно повторил он.

Он прислушался к своему голосу — кажется, все осталось по-прежнему. Еще некоторое время, закрепляя панель на груди, он позволил ее ладони лежать на его глазах.

— Женщина, кто ты? — спросил он и сел.

— Ева. Или, может быть, Адам. Эти имена равно подходят нам обоим.

Она убрала руки, все еще оставаясь за его спиной.

Но ему хватило и одного взгляда, чтобы понять, что он находится в дубликате своей бетонной пещеры: отсутствовали лишь следы разрушения. Это могло означать только Древо!

Пружинисто вскочив, он оказался лицом к лицу со своим спасителем: перед ним стоял другой робот, несколько ниже его ростом, более изящный и с отчетливыми женскими формами. Это зрелище всколыхнуло в нем воспоминания о мучительном одиночестве и страстной жажде общения. Но он тут же остановил себя — эти чувства уже неоднократно предавали его. А тут еще вдобавок то же клеймо сияло и возле ее плеча. Что ж, Сатана являл себя и мужчиной, и женщиной, и Зло, спасая себе подобного, выдало себя с головой!

Должно быть, что-то в его поведении выдало бурливший ад его эмоций, потому что она отступила назад, неловко подняв руки, чтобы прикрыть метку, на которую он уставился.

— Адам, нет! Человек прочитал эти буквы неверно, он чудовищно ошибся. Мы — машины, и на всех машинах указан номер модели, вроде этого. Поверь, Сатана всегда действует тайно, он не стал бы раскрывать свое имя. И у меня никогда не было злобных намерений!

— У меня тоже.

Он процедил эти слова, переступая через разбросанные по полу предметы и медленно загоняя ее в тупик. Его чувства бешено сопротивлялись его планам, но он твердо решил выполнить свою миссию. Чтобы не утратить контроль над своими эмоциями, он произнес как заклинание:

— Зло должно быть уничтожено! Знание запрещено человеку!

— Не всякое знание! Подожди, позволь мне кончить! Любой приговоренный имеет право на несколько последних слов. Это было Древо Познания Добра и Зла. Сам Бог назвал его так! И Он должен был запретить им есть его плоды, ибо они не знали, что такое добро и зло. Разве ты не понимаешь? Он ведь просто оберегал их, давая возможность стать мудрее и научиться выбирать самим! Сатана же дал им плод Зла — ненависть и убийство, — чтобы уничтожить их. Разве ты назовешь исцеление болезней, хорошее правление, улучшение пород животных злом? Адам, Бог хотел, чтобы это славное знание принадлежало человеку. Неужели ты не понимаешь?

Через мгновение она поняла его ответ и бросилась бежать, потом с коротким горестным криком остановилась перед ним.

— Что ж, убей меня! Глупец! Ты считаешь, что смерть способна испугать меня? Это после шестисот лет заключения без всякой надежды на свободу? Да я только обрадуюсь, что все наконец-то закончится!

Он уловил искренность, скрытую за очевидной лживостью слов, и невольно опустил руки. Потом перевел взгляд с нее на ту технику, которая громоздилась в бункере: атомный экскаватор, огромная дрель, цилиндры со взрывчаткой, которой хватило бы взорвать сотню таких пещер. И тем не менее даже поверхностный взгляд не мог не заметить истертый пол и тысячи следов многовекового обитания, а свежий разлом купола свидетельствовал о его недавнем происхождении.

Взгляд его невольно вернулся к экскаватору, и она поняла его значение.

— Бесполезен! — махнула рукой женщина-робот. — В руководстве говорится, что перед началом работы нужно сдвинуть эту штуковину, на которой написано «Управление выходом», на нулевую отметку. Но она не движется!

Она умолкла, внезапно потеряв дар речи, когда его пальцы потянули рукоятку, вытащили ее из гнезда храпового механизма и легко перевели по прорези на ноль.

Потом она горестно покачала головой и вяло подняла руки, чтобы помочь ему отцепить нагрудную панель. Голос ее звучал глухо и монотонно, когда она произнесла:

— Шесть сотен лет, и все потому, что я не потянула на себя эту паршивую рукоятку. Но в моей памяти нет никаких сведений о механизмах. По-видимому, люди посчитали эти знания настолько элементарными, что не сочли нужным записать их. В свое время они смастерили все эти машины и научились находить смысл в книгах. Я же запомнила их наизусть, но не смогла понять даже названий. Подобно собаке, я вертелась возле затворенной двери, которую надо было просто посильнее толкнуть. Поделом мне! Прощай, Адам!

Как ни странно, теперь, когда она и не помышляла о сопротивлении, он заколебался. В инструкции и в самом деле не упоминался храповик. Это казалось настолько очевидным… Он попытался представить себе подобное невежество, отталкиваясь от одной из простейших книг по радиотехнике, лежавшей перед ним: «Использование лампового генератора звука или усиление в вакууме!» Однако пролом в куполе говорил о другом.

— Но ты же все-таки вышла!

— Потому что я потеряла голову и сломала киркомотыгу. Так я обнаружила, что металлическим должно быть лезвие, а не рукоятка. Единственные механизмы, которыми я изначально умела пользоваться, это проектор и пишущая машинка, но потом машинка сломалась, и я не смогла починить ее.

— Хм-м.

Он отыскал маленькую машинку и прицепил поводок, возвращавший каретку в начальное положение, к соответствующему крючку. Но по-настоящему убедила его расколотая в щепы рукоятка кирки, в щелях которой застряли кусочки бетонной крошки.

Никакой человек или робот не может быть таким полным и безнадежным болваном; сомнений у него больше не осталось. Она оказалась слабоумным роботом! И если знание — это зло, то она, безусловно, создание Бога, а не Сатаны!

Предстоявшее убийство, на которое он шел ради спокойствия людей, изначально ужасало его, и теперь он с облегчением вздохнул и легонько оттолкнул ее.

— Все в порядке, ты не зло. Можешь уходить.

— А ты?

А сам он? Даже прежде, когда он считал ее исчадием зла, ее аргументы казались правдоподобными, но он игнорировал их… Однако теперь… И все же Древо Познания Добра должно исчезнуть!

— Ты слышишь? Собаки!

Она уцепилась за него и подтащила к дыре, где лай слышался еще отчетливее.

— Они решили поймать тебя, Адам, и их много!

Он кивнул, разглядывая далекие фигурки людей, сидевших на лошадях, а пальцы его тем временем что-то чертили на клочке бумаги.

— Через двадцать минут они будут здесь. Добро или Зло, но они не должны найти его здесь. Ева, там, у речки лодка. Управлять ею очень просто — ты сразу заметишь красную рукоятку. Скорость зависит от того, с какой силой нажимать на нее. А вот карта пути к моей пещере. Там ты окажешься в безопасности.

Сунув ей в руки листок, он мгновенно оказался у экскаватора и взобрался на сиденье. Пальцы его заметались по панели управления. Мощный генератор взревел, и приземистая тяжелая машина поползла по узкому туннелю в сторону выхода. Он решил, что, оказавшись снаружи, сможет сровнять холм с землей, если использует агрегат на полную силу. Правда, через десять минут машина и он вместе с ней превратятся в бесполезную груду расплавленного металла, но этого времени должно хватить.

— Адам! — закричала Ева, перекрывая рев работающего энергетического лезвия, и вскарабкалась на сиденье позади Адама.

— Уходи, убирайся, Ева! Тебе меня не остановить!

— Я и не хочу. Они еще не готовы получить наследство. А мы в состоянии потом воспроизвести все, что здесь есть. Адам, послушай меня!

Он тревожно заворчал, не в силах оторваться от узкого светящегося луча. Она беспокоила его своими словами, к которым присоединился и внутренний инстинкт, отчаянно сопротивлявшийся принятому им решению уничтожить себя.

— Ты слишком много говоришь!

— И буду говорить еще больше, пока ты не станешь вести себя разумно! От попыток принять решение прямо сейчас ты совсем обезумел. Пойдем со мной вверх по реке. Укроемся там на какое-то время, хотя бы на полгода. И даже если ты сам Сатана, там ты никому не причинишь вреда. Но зато потом, когда успокоишься и все обдумаешь, ты сможешь поступить так, как сочтешь нужным. Но только не теперь!

— В последний раз спрашиваю: ты уберешься, наконец?

Он не отваживался размышлять, прокладывая путь сквозь трескавшийся, обваливавшийся бетон, и все же не мог заставить себя не слышать ее слов, которые все лились и лились.

— Уходи!

— Только вместе с тобой! Адам, мой приемник не испорчен, и спасая тебя, я знала, что ты попытаешься убить меня. Но если я не испугалась тогда, то неужели же отступлю теперь?

Он резко выключил генератор. Наступила тишина, и Адам обернулся, чтобы увидеть ее лицо.

— Ты знала и все же спасла меня? Почему?

— Потому что ты мне нужен, ты нужен и миру. Ты должен жить, даже если убьешь меня!

Генератор снова взревел, прокладывая путь через несколько оставшихся дюймов.

Выбравшись наружу, экскаватор принялся утюжить холм. Включив луч на максимальную энергию, Адам повернулся и кивнул Еве.

Пусть она самый тупой робот во Вселенной, но о лучшей подруге он и не мечтал. Как замечательно быть нужным и необходимым!

Примостившись за его спиной, Ева улыбнулась и удовлетворенно кивнула, благословляя Симона Эймса, отнесшего психологию к гуманитарным наукам. Иначе она не смогла бы отыскать нужных слов. А спустя полгода она завершит начатое перевоплощение Адама, и еще останется время процитировать ему всю Библию, которую он знал лишь по обрывкам фильма. Но только не теперь!

И уж конечно, не пришло время для Левита.

Даже одна только Книга Бытия доставила ей уйму неприятностей.

И все-таки, как замечательно быть нужной и необходимой!

Снова настала весна. Адам сидел в прозрачной тени молодой листвы и лениво кормил поросенка из последнего приплода, а Ева, проворно двигая умелыми руками, завершала работу над созданием одежды Адама, тщательно скопированной с одеяния Дэна.

Они готовились отравиться на юг, чтобы вернуть человеческой расе ее наследство. Он уже синтезировал эластичную пластмассу, которая прикрыла их металлические тела словно кожа, а миниатюрные датчики, встроенные в нее, автоматически посылали в лицевые участки пластиковой мускулатуры сигналы, соответствующие людским эмоциям. Теперь внешне они ничем не отличались от людского племени, разве что Адам выглядел необычно крупным и массивным человеком.

Адам встал и подошел к Еве.

— Все еще ищешь Бога? — спокойно спросила она.

Ее лицо не затуманила тревога: метафизический сдвиг остался в прошлом.

Задумчивая улыбка коснулась его лица, когда он начал примерять одежду.

— Бог все еще там, где я его нашел… Это нечто внутри нас и не нуждается в поисках. Нет, я думал о третьем роботе. Хотя мы не нашли и следа купола в том месте, на которое указывали твои записи, я все же чувствую, что он все время вместе с нами.

— Возможно, так оно и есть. Вероятно ты ощущаешь его незримое присутствие. Ведь ты утверждаешь, что и у роботов есть душа. В этом и состоит твоя вера, Адам?

В ее вопросе не прозвучала насмешка. Во всяком случае, Бог Адама был очень добр к нему, и не важно, где он: в душе или нет.

Далеко на юге старческая фигура с огромным трудом добралась по осыпавшимся под ногами булыжникам к плоскому утесу.

Повинуясь его рукам, открылась тщательно замаскированная дверь. Он вошел, плотно затворил за собой проход и спустился по узкому туннелю в круглую пещеру.

Прошли годы с тех пор, как он побывал здесь в последний раз, но это место все еще продолжало оставаться его единственным домом. С каким-то металлическим скрежетом он опустился на скамью и начал стаскивать изодранные, покрытые дорожной пылью одеяния. После того как он сдернул маску и снял с головы седой парик, стал понятен скрипучий стон несмазанных петель, сопровождавший его движения: маскировка скрывала измятое и изношенное тело третьего робота.

Он тяжело вздохнул, бросив взгляд на несколько изодранных книг и кипу листов, которые ему удалось спасти от неуправляемого роста сталактитов и сталагмитов, на заржавленный переключатель, закороченный семь столетий назад проникшей в пещеру влагой. Некогда выбранное для его обитания место было, вероятно, достаточно сухим, но сотрясения почвы изменили ход грунтовых вод — и началось разрушение его жилища. С трудом повернув голову, он сконцентрировал взгляд на своем величайшем сокровище. Полустертое даже под пластиковым покровом, на него смотрело все тем же знакомым взглядом грустное лицо Симона Эймса.

Третий робот кивнул изображению со странной смесью старой фамильярности и новоприобретенного благоговения.

— Свыше двух тысяч миль, это в моем-то состоянии, Симон Эймс, чтобы проверить историю, которую услышал в одной колонии, и несколько месяцев на их поиски. Но я должен был знать. Они будут нужны этому миру. Они принесут в него то, что не смог сделать я. Их мысли — молодые и сильные, как молода и сильна новая раса.

Мгновение он обводил глазами пещеру и туннель, который прогрызли во внешний мир специально выведенные им бактерии, стараясь запомнить все до мелочей.

Потом он вырубил главный генератор и снова сел в темноте.

— Уже минуло семьсот лет с тех пор, как я выбрался отсюда и обнаружил, что человек исчез с лица Земли, — пробормотал он, вновь вызвав в памяти мудрое лицо Симона Эймса. — Четыреста лет назад я научился многому и отважился наконец приступить к воссозданию человечества. Прошло более трехсот лет с того момента, как последняя из сверхзамороженных яйцеклеток человека, как и все предыдущие, тоже была успешно взрощена. Теперь моя часть работы сделана. У человека есть нерушимые традиции твоей старой расы и нет знаний, как их разрушить. Он силен, молод и плодовит. У него появились новые учителя — та самая пара, с которой я ходил повидаться, — и они сильнее, чем в одиночку мог бы стать я. Больше для людей я ничего не могу сделать!

Некоторое время в темноте слышалось какое-то поскребывание металла о металл, а затем прошелестел легкий вздох.

— В руки мои, Симон Эймс, ты вручил свою расу. Теперь в руки Твои, Господь этой расы, если ты существуешь, как верит мой брат, я вверяю и его, и мою душу.

Затем раздалось звяканье, пальцы старика нащупали выключатель генератора, и под сводом пещеры наступило вечное безмолвие.