В прицеле черного корабля

19. Битва за острова Слонов Людоедов Полосы тьмы и света

Стат Косакри и ранее ведал, что замаскированный в нутре творец Трехсолнцевой любит всяческие виды дифракции – эдакое чередование света и тьмы. Мельтешение спиц разогнанного с умеренной скоростью колеса – это его стихия. Может, он питается трущимися друг о друга эмоциональными всплесками, когда сознание наблюдатель бросается из огня да в полымя, с некоторой паузой между тактами? Очень на то похоже. Как и тогда, на острове Треуголки. Вначале – темная линия опасной высадки на побережье. Когда дизель замкнутого цикла, мигом, лишь с помощью раскупорки внешних патрубков, обращается в сосущий атмосферу агрегат, и наверно только оттуда, из добавочной иллюзорности, получает энергию достаточную для вытаскивания нескладно-длиннющего цилиндра «ползуна» из песчаной топи прибоя. Это преобразование чудовищного внутреннего воя двигателя в миллиметры дерганий гусеничной цепи – еще та песня о главном. Потеющий солеными каплями, волокущийся позади атавизм винта, с мочалом водорослей по следу; играющие в песочные прятки каменные лезвия, норовящие воспользоваться малейшей паузой в подвижке, дабы выбить у этого винта хоть одну зубастую лопасть, а лучше вообще вспороть, так жаждущее опуститься и замереть в пляжной мякоти – и уж будь что будет – лодочное брюхо. Как не похоже это на плавненькое, пусть и с нервными кавитационными всхлипами из-за провисших гусениц, скольжение по морю-океану. Так ведь еще и раскинутый за большими гладкими, отодвинутыми прочь от моря камнями, подозреваемый в существовании мир!

Там, за их покатыми, предположительно обтачиваемыми лишь серьезными штормами, гретыми всеми тремя звездами телами, причуда подсознания может напхать что угодно. Допустим, брашскую артиллерийскую батарею. И совершенно не надо рисовать ее во всех подробностях, хватит легонького, остаточного облачка там, но большого «бу-буха» тут, когда подернутая приевшимся тиком внутренняя палуба вдруг срезонирует в новом ритме и замрет, встав наперекосяк. Да и слуховые рецепторы мигом скакнут в вершину диапазона болевого уровня и тоже зависнут, игнорируя всяческую мелочь, типа распахивающихся вокруг ртов, лопающихся шпангоутов и ходящих волнами переборок: немое кино, оно всегда кажется ненастоящим. Не зря оно используется творцом редко – подсказка не входит в его планы. И потому он сразу же пытается маскировать тупость тишины чем-то посторонним. Чешут строем дополнительные эффекты, оживляя прочие, забытые рецепторы: бьют по носу едкие пороховые запашки, жгут кожу каленые потоки воздушной тверди, да еще и трясут куклой, опрокидывают, издеваясь над где-то припрятанным чувством равновесия.

Однако все это нереализованный спектакль. Там, за каменными великанами, батарея республиканских пушек не представлена. И слава богу Эрр и остальной свите, ибо расколотить несчастную когорту едва покинувших океанское лоно «ползунов» прямо здесь, стало бы верхом несправедливости. Тем более, ведь тогда бы не получилась фаза «два», та самая, в коей новые танковые командиры-подводники наконец-то показали, что они недаром две недели кряду грызли матросский паек. Оказывается «ползуны» действительно умели ползать. То бишь, тут на сухой тверди, гусеничные звенья совершали свою многоколесную кругосветку относительно весело. Более того, здесь дорвавшийся до рычагов танковый начальник наконец-то решился рискнуть – перевести дизель на холостые обороты и остановиться. Это было просто необходимо, ибо оказалось, что несмотря на первичные расчеты, и может даже маневры, совершить красивую высадку пехоты на ходу не получается. Ну просто-таки невозможно открыть большую боковую створку при качке: где-то образуется перекос. Причем, исключительно на всех изделиях «шестьсот сорок девять» сразу.

Импровизация с высадкой пехоты через верхний люк результатов не дала. Точнее, дала совсем отрицательный. Во-первых, в полной амуниции пехотинец не мог пройти в отверстие, и значит, был вынужден напяливать «жилет-кольчугу», а так же навешивать противогазовую коробку и прочую необходимую всячину уже наверху, то есть фактически, в несколько худших обстоятельствах, под бодрым республиканским огнем. Ну а затем эта импровизация вообще закончилась началом отсчета потерь при высадке. Один из солдат умудрился неудачно спрыгнуть с корпуса покуда еще движущейся ПЛ за номером «семнадцать», тут же попасть под гусеницу и преобразоваться в смазочный материал. Так что остановиться все-таки требовалось: не хватало еще перемолоть таким образом всю мобильную пехоту.

Но теперь, не смотря на досадную, да и страшную трагедию, кою впрочем непосредственно пронаблюдала только пара человек, интерференционная картинка мира все же вошла в светлую фазу. Разбежавшаяся по сторонам, и высланная вперед для разведки мобильная пехота бодро двигалась вглубь центрального острова. Открывшийся вокруг простор просто вскружил им голову. Какое и кому, по большому счету, было теперь дело до брашей, коих на острове Треуголки явно не водилось, ибо во всяком ином случае эйрарбакские чудо-лодки атаковались бы в своей самой уязвимой стадии, в момент сражения с топью береговой линии. Впрочем, для любителей добивать инвалидов работа на линии прибоя сохранилась – там все еще боролись с песчаной трясиной, уже даже не надорванными дизелями, а простой солдатской лопатой, два севших на пузо изделия «649».

Тем не менее ныне, тяжело вертящееся интерференционное колесо судьбы высветилось светлой полосой. Об этом покуда не говорилось вслух, но действительно как все оказалось хорошо. Брашей на островах явно нет, уж по крайней здесь, на острове Треуголки. Может быть, они и высадились где-то в другой части архипелага, но мало ли какие силы будут вести разборки там? Ведь любому понятно, что «ползунов» не погонят обратно в воду для того, чтобы они опять совершали вылазку на какую-нибудь соседнюю сушу. Это будет просто верхом идиотизма, ведь момент внезапности в одном сражении получается использовать только единожды. Как не странно, эту идиллию, в рамках ограничений наложенных боевым походом, не сумела нарушить даже внезапная стрельба на одном из флангов. Дело в том, что именно правый фланг наступления быстрее достиг тропического леса. «Ползуны», само собой, не умели перемещаться среди деревьев, так что взяли левее, а оставшиеся без нависающих на высоте третьего этажа пушек ближнего подводного танка десантники порядком нервничали. И уж само собой, как только в чаще мелькнуло нечто размером более чем стрекоза, давно снятые с предохранителей иглометы произвели опорожнение магазинов.