В поисках выхода

Глава 1

Плюх шагал, куда глаза глядят. Хотя век бы они все это не видели: разрываемое непрестанными молниями, багровое, в темных разводах небо; тянущиеся к нему по-змеиному ветви-щупальца темно-красных, как венозная кровь, деревьев; затаившуюся, приготовившую смертельные подарочки Зону… Особую, почти физически ощутимую боль вызывал густой столб черного дыма возле самой линии горизонта — траурное напоминание о разбитой Плюхом «Ревде», космическом корабле, который занес его в этот неприветливый мир, и до последнего времени остававшийся единственным шансом из этого мира выбраться.

«Ревду» было жалко. И не только потому, что лишь она открывала дорогу к «своей» Земле. Корабль для косморазведчика — это рабочий инструмент; это дом; это друг, наконец. Плюх иногда всерьез начинал подозревать наличие у Информатория корабля как минимум зачатков интеллекта. Разведчику часто слышались в механическом говоре компьютера нотки обиды, недовольства, так же как и удовлетворения, радости, а то и начальственной важности. Скорее всего, конечно, только слышались — за долгие месяцы полета и в позвякивании ложки о чайный стакан начнешь различать капризное бурчание. Но «Ревду» все равно было жалко, тем более, погубить ее пришлось своими руками. Точнее, голосом, которым он отдал Информаторию последнее руководство к действию: «Приказываю выполнить следующий порядок команд: стартовать после отсчета минутной готовности на полной тяге планетарных двигателей. На высоте двадцати километров катапультировать ложемент номер один. Развернуть корабль на сто восемьдесят градусов. Лететь на полной тяге планетарных двигателей до точки касания с поверхностью».

Так было нужно. Потому что на корабле, кроме него, находились еще два человека, которых и людьми-то можно назвать лишь условно — сталкеры Бизон и Робин, — а им оставаться в живых, да еще и выбраться из Зоны Плюх никак не мог позволить; потеряли они такую привилегию, а если точнее, приближеннее к местным речевым оборотам, — просрали.

А еще — Плюх просто не мог улететь, оставив в Зоне двух самых дорогих ему, не считая родителей, людей. Пусть не совсем людей… то есть, не всех людей… В общем — одного человека и одного… инопланетянина по прозвищу Блямс — похожего на гигантского богомола существа, привязавшегося к разведчику, словно верный пес, на обследуемой до «прибытия» в Зону планете, названной Плюхом в честь любимой девушки Машечкой[1].

Так что теперь перед космическим разведчиком третьего класса Егором Плужниковым (позывной Плюх) стояла первостепенной важности цель: во что бы то ни стало разыскать поселок группировки «имперцев» Новоромановск, где и должны были — во всяком случае, он на это сильно надеялся — находиться его верные друзья Илона и Блямс. Нет, даже не так. Верный друг Блямс и…

Плюх прервал внутренний монолог. Затем помотал выбритой налысо головой и пробурчал вслух:

— Что, даже наедине с собой боишься называть вещи своими именами? А ведь ты говорил ей, что она тебе дороже самой жизни, что ее не любить невозможно… Ага, правильно, потому что тогда смерть тебе в харю дышала и произнести это было не страшно. А что поменялось сейчас? Ты ведь любишь Илону, чего перед собой-то выеживаться, косморазведчик третьего класса? Кстати, когда найдешь ее — сразу об этом прямым текстом доложишь. Приказ понял, разведчик?..

Хотя, если насчет Илоны чувства и помыслы не вызывали больше сомнений, то по поводу своего «самоопределения» Плюх находился в смятенных чувствах. Может ли он по-прежнему называться косморазведчиком? Да, на нем была сейчас форма Космической разведки: темно-синий костюм с вышитым на правом рукаве кителя символом — стилизованной под стрелу звездой. Левый рукав украшали три шеврона из желтого позумента, подтверждающие его классность. Но у него не было самого главного — корабля. И он не мог не только совершать свои непосредственные обязанности, но и в принципе вернуться на базу, чтобы доложить о выполнении прошлого задания и получить новое. Так какой же он теперь косморазведчик? Разве что чисто номинально, в бессрочном, так сказать, отпуске. А точнее — в самоволке, ведь отпуск ему никто не давал.

Сталкер — вот он кто сейчас. Потому что в Зоне. Потому что сам за себя. Потому что ищет — неважно, что или кого. А вот когда найдет… А что — когда найдет?.. Как это «что»?! Тогда все равно нужно будет искать выход отсюда. Косморазведчики не сдаются!.. Тьфу! Он же решил, что не может называться косморазведчиком. Впрочем, почему не может? А что же он сейчас делает, если не разведывает? Ну да, он в первую очередь ищет друга и любимую, но вместе с тем он все равно ведь, пусть и невольно, изучает Зону, которая, между прочим, включает в себя части сотен планет. И пусть формально каждая из них — это Земля, на деле они порой отличаются сильнее, чем Меркурий от Сатурна.

В итоге Плюх решил, что пока надежда выбраться из Зоны окончательно не рухнет, он все-таки может считать себя космическим разведчиком, но поскольку в настоящее время он действует именно в ней, то невольно становится и сталкером. Новое определение сорвалось с языка само собой: космосталкер. Что ж, ёшки-блошки, тоже годится.

«Стоп! — осадил себя Плюх. — Какие еще «ёшки-блошки»? Детство кончилось. Ты убил несколько человек и вырос из коротких штанишек. Ты теперь сталкер, так что пора менять привычки. И, стало быть, не «ёшки-блошки», а «ёхи-блохи». Пусть все теперь будет по-взрослому».

Плюх, размашисто до этого шагая, внезапно замер как вкопанный. Со лба по виску на щеку скатилась капля пота.

— Сталкер, ёхи-блохи! — прошипел под нос Плюх. — Нахрена ты вообще катапультировался? Подох бы сразу, меньше бы пришлось мучиться…

В самом деле, то, что он до сих пор оставался живым и невредимым, было невероятным везением. Плюх хорошо помнил, что здешняя местность нашпигована смертоносными сюрпризами, как сдобная булочка изюмом. И если раньше он эти аномалии — да и то не все — мог видеть благодаря оптике венчающего его скафандр шлема, то теперь, в форменных брюках, футболке и кителе он был для Зоны все равно что голым, а без шлема — слепым и глухим. Одни лишь ботинки кое-чего стоили. Их сверхпрочная подошва выдержала бы, пожалуй, взрыв противопехотной мины. Правда, все, что выше ботинок, вряд ли при этом осталось бы полностью целым.

Плюх отер со лба пот, присел и осторожно стал собирать с земли камешки. Набил ими карманы кителя, брюк, поднял еще горсть и, взяв из нее камень, стал соображать, куда конкретно его бросить. Да, именно так, как ни странно. До этого топал наобум, куда глаза глядят, а теперь вдруг задумался. Нет, подумать — оно никогда не вредно, особенно когда отправляешься погулять на минное поле. Без миноискателя. Но в данном случае идти наугад было вполне неплохим вариантом, потому что, в какой стороне находится Новоромановск, он понятия не имел. Неподходящими Плюх посчитал лишь два направления. Первое, то, откуда он шел, — слишком уж назойливо-приставучим был там тошнотворный багровый лес. О втором же, где чадили обломки «Ревды», можно и вовсе было забыть навсегда. Взорвавшиеся внепространственные генераторы корабля извергали сейчас такие излучения, не о каждом из которых знали даже ученые его родного мира. Здешние-то к этим областям физики только-только начали подбираться.

«Кстати, ученые! — осенило Плюха. — Если получится найти лабораторию вместо Новоромановска, это тоже неплохо». В самом деле, если он встретится со своими добрыми знакомыми, то, во-первых, сможет худо-бедно вооружиться для дальнейших действий, а во-вторых, он расскажет им о случившемся и о том, что принимает их предложение работать вместе — а что ему еще остается? Только он предупредит их, что будет отлучаться, потому что поиск выхода из Зоны станет для него первоочередной целью. Понятно, лишь после того, как он найдет Илону и Блямса — хотя, пока они не отыщутся, он к ученым и не вернется.

Но, поскольку Плюх не имел понятия, в какой стороне находится лаборатория, выбор направлений для него не уменьшился. Поэтому он, не ломая больше понапрасну мозги, бросил первый камешек вправо. Как говорится, наше дело правое…

Камень пролетел метров пять и упал вполне обычно. Космосталкер осторожно, мелкими шажками, двинулся к нему. Чтобы не расходовать напрасно «боезапас», Плюх поднял тот же самый камешек и швырнул его снова. Теперь разведчик переставлял ноги чуть быстрее. А когда количество бросков перевалило за десяток (он использовал теперь другие камни, поскольку первый, а за ним и второй затерялись в пожухлой траве), Плюх передвигался уже вполне обычным шагом.

«Может, тут и вовсе нет аномалий? — подумал он. — Шершень ведь говорил, что в Зоне есть места, где почти не встречаются артефакты. Почему не быть и таким, где не встречаются аномалии?»

Тут в голову космосталкера пришла новая мысль. То, что нет аномалий — это, безусловно, хорошо, даже здорово. То, что нет артефактов, для него, как бы, особого значения не имеет, собирать их сейчас не входило в его планы. Но ведь если нет артефактов, то нет и сталкеров, которые за ними охотятся. И с одной стороны, это тоже хорошо. Зачем ему лишние неприятности? Конечно, взять с него нечего, кроме, разве, одежды, да и то слишком приметной и яркой для прогулок в Зоне, но Плюх уже имел опыт общения с разными сталкерами, и прекрасно понимал, что убить безоружного чужака для некоторых из них не сложнее, чем прихлопнуть комара. Даже намного проще, потому что комары в Зоне отчего-то не водились вовсе. Но с другой стороны, встретить сталкера, желательно одиночку — больше шансов, что на рожон не полезет, — это возможность выяснить, где находится Новоромановск… Нет, лучше все-таки лаборатория — это не вызовет подозрений и лишних вопросов. «А найти ее желательно как можно скорее, — сглотнул Плюх, — потому что уже сильно хочется есть. А пить — лучше и не думать, насколько сильно».

Но было и кое-что еще, что упустил косморазведчик третьего класса, и теперь, вспомнив об этом, он лишь скрипнул зубами, пообещав себе, что если вернется домой, подаст рапорт начальству с просьбой понизить ему классность в связи с несоответствием и всяким таким прочим. Он, ёхи-блохи, забыл, что вот-вот наступит ночь!.. Да, в Зоне с ее постоянно закрытым темно-багровыми тучами небом было невозможно определить, вечер это или утро, а часов у Плюха не было. Но ведь по событиям текущего дня он мог бы… нет, он должен был ориентироваться хотя бы примерно, какое «на дворе» время суток! Сейчас же, вот, сориентировался. А сделал бы это сразу, как грохнулся в ложементе обратно в Зону, и понял бы, что вылезать не следует. Заночевал бы в безопасности и определенном уюте, а уже утром отправился бы в путь-дорогу.

Ну а теперь что? Бежать назад, к ложементу?.. Так-то, вроде, еще и не очень далеко ушел, но если ночь застигнет его среди багровых деревьев с щупальцами вместо ветвей, то в темноте ему будет от них не отбиться. Поэтому Плюх решил идти вперед, пока не опустится тьма, а тогда уже ложиться прямо на землю и попытаться заснуть, в надежде, что никто его не съест. А съест — так еще и лучше, потому что голод и жажда уже такие, что впору пальцы начинать откусывать, запивая собственной кровушкой.

Ночь и впрямь не заставила себя долго ждать. Как и всегда, стемнело в Зоне быстро, будто погасили свет в зрительном зале. Треск разрывающих тучи бесчисленных сполохов сменился шипением, да и сами молнии потеряли свою яркость и мощь. Это вызывало у Плюха недоумение: как может статическое электричество реагировать на освещенность? Или же данные атмосферные явления тоже были не обычными вспышками света, а чем-то вроде живых существ?

Впрочем, сейчас у разведчика не получалось чему-либо по-настоящему удивляться. Ему хотелось пить, есть, а когда он вытянулся на сухой, твердой земле, то понял, что еще и спать. Вернее, он и понять этого не успел, потому что заснул сразу, как только лег и уткнулся лбом в сгиб локтя.

Снилась Плюху всякая чушь — такая, когда большая часть забывается сразу, а меньшую самому потом вспоминать стыдно, не то чтобы кому-то рассказывать. Вот, например, Машечка снилась. Нет, саму бывшую возлюбленную разведчик чушью, конечно, не считал. Зато от чувства вины перед ней готов был провалиться сквозь землю даже во сне. Тем более, Машечка так смотрела на него печальными, болотного цвета глазами, что хотелось взять лопату и ускорить процесс проваливания.

А Машечка во сне возьми да и скажи:

— Не переживай, Егор, все нормально. Будь счастлив с ней и не думай обо мне, я ведь уже умерла.

— Нет-нет, что ты такое говоришь?! — то ли крикнул, то ли простонал Плюх, вытянув к девушке руки. — Ты же рядом, живая!

Вот только дотронуться до нее он никак не мог, хотя Машечка и впрямь была совсем рядом, но почему-то и необъяснимо далекой одновременно.

— Не старайся, Егор, — сказала она, — ты меня уже потерял. Ищи ту, которую еще можешь найти.

— Но ты ведь… ты ведь пошутила, что умерла?.. Ты сказала это фигурально, в том смысле, что умерла для меня?

— Ты до сих пор ищешь в этой жизни смысл, Егор? — отбросив со лба темную челку, усмехнулась Машечка. — Ты и правда думаешь, что живешь? Ты считаешь, что все мы и все, что вокруг нас, — это на самом деле?.. Ты даже ничем не пахнешь, косморазведчик третьего класса! — Нет, это сказала уже не Машечка. Вместо нее перед Плюхом стоял его наставник из Академии — Михаил Гусев, позывной Выкрутас — невыносимо придирчивый и дотошный, хоть и неплохой в целом дядька.

Выкрутас и впрямь начал обнюхивать косморазведчика, а когда добрался до рук, даже лизнул ладонь шершавым, как наждак, языком.

— Вот только без этого, ладно?! — отдернул Плюх руку.

Выкрутас недовольно заворчал, а потом вдруг утробно рыкнул, обдав разведчика тошнотворным смрадом.

Плюх невольно шарахнулся в сторону, проснулся и открыл глаза. Ночь еще не закончилась, но даже в самое темное время суток мрак не окутывал Зону полностью, небо ее не становилось черным, продолжая светиться мрачным багрянцем, изредка прошиваемым вялыми ниточками молний. При таком освещении лицо напарника можно было бы разглядеть, лишь уткнувшись в него нос к носу, но силуэт просматривался бы и с десятка метров, а если на фоне неба, то и вовсе издалека.

Сейчас же «напарником» космосталкера было нечто. Не человек — это точно, хотя бы уже потому, что был длиннее самого Плюха едва ли не вдвое. Именно длиннее, а не выше, поскольку вздымалось над землей не более чем на метр. А еще у этой твари фосфорически-зеленым цветом сверкали глаза. И разило от нее так, что даже оказавшись от незваного гостя в паре метров, разведчику хотелось зажать нос.

Однако вместо этого Плюх начал медленно и осторожно отползать в сторону, надеясь, что зверюга, потеряв его из поля зрения, уберется восвояси. Надеяться на это определенно не стоило — вряд ли плохо видящее в темноте животное выходило бы на охоту именно ночью. Да и нюх у него наверняка был получше человеческого.

Так что ждать, пока добыча от него скроется, ночной хищник не стал. Он глухо рявкнул, и Плюх на фоне темно-багрового неба увидел вытянутое в прыжке огромное тело.

Дальше у косморазведчика работали только инстинкты. Вскочить, рвануть до треска сухожилий и мчаться, пригнувшись, неважно куда, лишь бы не слышать за спиной удары о землю мощных лап и сиплое, размеренное дыхание звериных легких.

Когда наряду с инстинктами включился и рассудок, Плюху стало ясно, что его финальный забег продлится совсем недолго — минуты две при самом оптимальном варианте.

Однако расклад вышел совсем другим, поскольку космосталкер со всего маху вляпался в аномалию с малоромантичным названием «выжималка». То, что новая беда ничуть не лучше прежней, он догадался не сразу. Почувствовал лишь, будто влетел в густой кисель, не имеющий вкуса и запаха. Первым делом исчезли все звуки, будто «кисель» забил уши. Во вторую очередь Плюх понял, что не касается ногами земли. А вот потом!.. Потом он почувствовал, что его стали растягивать и выкручивать — точно так, как это делают, выжимая белье при ручной стирке, правда, во много раз медленней, так что сознание от непереносимой дикой боли косморазведчик потерял не сразу.