Финнеган

The Finnegan, 1996 год

Переводчик: Е. Петрова

Сказать, что я никогда не забуду историю с Финнеганом — значит непростительно принизить значение событий, которые окончились столь печально. Только теперь, на восьмом десятке, я нашел в себе силы описать этот случай в расчете на какого-нибудь добросовестного полицейского, который, полагаю, тут же помчится в лес с заступом и вилами, чтобы откопать мою истину или похоронить ложь.

Факты таковы.

В разное время трое ребятишек убежали гулять и не вернулись. Их тела были обнаружены в дебрях Чатэмского леса без признаков насильственной смерти, однако все они были полностью обескровлены, словно виноград, сморщившийся на лозе в жаркое, засушливое лето.

Эти иссохшие останки невинных жертв породили бесчисленные слухи о вампирах и прочей кровожадной нечисти. Такие вымыслы всегда идут по пятам за реальными событиями. Кто, как не кладбищенский оборотень, говорили люди, обескровил и загубил троих, да, верно, и обрек на смерть три десятка других.

Детей похоронили на самом лучшем освященном месте. Вскоре после этого сэр Роберт Мерриуэзер, достойный лавров Шерлока Холмса, но из скромности молчавший о своем таланте, миновал сто двадцать дверей родового замка и отправился на поиски мерзкого душегуба. Позвав с собою, добавим, вашего покорного слугу, чтобы нести фляжку и зонт, а также предупреждать об опасностях, которые в темном, недобром лесу могли таиться под каждым кустом.

Сэр Роберт Мерриуэзер, усомнитесь вы?

Именно он. И самых невероятных дверей в его уединенном замке насчитывалось десять десятков да еще дюжина.

Неужто хозяину служили все двери без исключения? Нет, от силы каждая девятая. Откуда же они взялась в старинном жилище сэра Роберта? Да он их коллекционировал — выписывал из Рио, Парижа, Рима, Токио и Центральной Америки. Когда приходил очередной экспонат, его тут же заносили в нижние или верхние покои, причем крепили на петлях прямо к стене, чтобы створки хорошо просматривались с обеих сторон. Потом хозяин устраивал экскурсии, демонстрируя старинные порталы завзятым любителям антиквариата, которых приводили в восторг и затейливые излишества, и суровая простота, и рококо, и образчики раннего ампира, выброшенные на свалку племянниками Наполеона или изъятые у Германа Геринга, некогда погревшего руки в Лувре. Везли сюда в плоских деревянных ящиках и экспонаты совсем иного рода, протравленные песчаными бурями Оклахомы, оклеенные афишами ярмарок, похороненных ураганами 1936 года. Стоило только упомянуть, что бывают двери, которые вам совершенно не по вкусу — они оказывались тут как тут. Стоило назвать самое отменное качество — в коллекции находилась дверь именно такой марки, надежно спрятанная от посторонних глаз, настоящая красавица за стенами забвения.

Сам я впервые пришел к владельцу для того, чтобы познакомиться с этой коллекцией, а не со смертью. По его воле, которая имела силу приказа, я получил возможность утолить свое любопытство, но, едва переступив порог, убедился, что сэра Роберта теперь занимает не столько собрание из десяти дюжин дверей, сколько одна-единственная темно-серая дверь. Тайный, доселе не найденный вход. Ведущий — куда? В могилу.

Хозяин наскоро провел экскурсию, открывая и закрывая створки дверей, спасенных от уничтожения в Пекине, томившихся под землей вблизи Этны или просто-напросто уворованных в Кентукки. Но изболевшимся сердцем он был далеко от этого показа, который в другое время мог бы доставить ему неподдельную радость.

Он завел речь о том, что весенние дожди напоили землю, дав жизнь растениям, и люди стали выбираться на природу, чтобы насладиться ясной погодой, но вместо этого нашли тело мальчугана, обескровленное через две ранки на шее, а пару недель спустя — тела двух девочек. Вызвали полицию; местные жители, бледные и ошеломленные, потянулись в пабы; матери запирали детей дома, а отцы пугали их рассказами об ужасах Чатэмского леса.

— Согласны ли вы, — произнес в заключение сэр Роберт, — устроить вместе со мною не совсем обычный и совсем не веселый пикник?

— Согласен, — ответил я.

Пасмурным воскресным утром мы закутались в непромокаемые накидки и, загрузив саквояж сэндвичами и красным вином, отправились в лес.

Пока мы спускались по склону в сырую, мрачную чащу, у нас было достаточно времени, чтобы вспомнить, как описывали газеты обескровленные детские тела, как полицейские десятки раз наугад прочесывали лес и как с тех пор в округе, только стемнеет, с барабанным стуком запирались все двери.

— Дело к дождю. Черт возьми. Так и есть! — Сэр Роберт воздел бледное лицо к небу, и над тонкими губами задрожали седые усы. В свои преклонные годы он был уже немощен и слаб. — Наш пикник пойдет насмарку!

— Пикник? — переспросил я. — Убийца явится сюда перекусить вместе с нами?

— Молю Бога, чтобы так и вышло, — сказал сэр Роберт. — Да-да, молю Бога, чтобы так и вышло.

Мы шагали то сквозь туман, то сквозь неяркие лучи солнца, то через заросли, то через поляны и наконец оказались на безмолвной прогалине, где любой звук тонул в мокром частоколе деревьев, в подушках зеленого мха, в кочках лесного дерна. Голые ветви еще не почуяли весну. Равнодушный солнечный диск, напоминавший об арктических широтах, был холодным и почти безжизненным.

— То самое место, — возвестил наконец сэр Роберт.

— Где нашли детей? — уточнил я.

— Без единой кровинки.

Оглядевшись, я представил себе детские тела, ужас тех, кто их нашел, и растерянность полицейских, которые прибыли по вызову, пошептались, обыскали поляну и уехали ни с чем.

— Убийцу так и не нашли?

— Он слишком изощрен. Скажите, вы достаточно наблюдательны? — спросил сэр Роберт.

— А что надо примечать?

— В этом-то весь вопрос. Полицейские на нем споткнулись. Они вбили себе в голову, что у этой кровавой бойни — человеческий след, и пустились в розыск убийцы о двух руках, о двух ногах, в одежде и с ножом. Они хотят найти убийцу в людском обличье, упуская из виду вполне очевидное, хотя и поразительное явление. Вот это!

Он легонько постучал перед собой тростью.

Произошло что-то неуловимое. Я уставился на землю и шепнул:

— Еще раз.

И снова произошло то же самое.

— Паук, — вскричал я. — Шмыг — и нету! Проворен, однако!

— Финнеган, — пробормотал сэр Роберт.

— Что?

— Была такая присказка: «Финнеган был не зван, прошмыгнул, как таракан». Глядите.

Перочинным ножом сэр Роберт срезал кусок дерна и отряхнул его от комков земли, чтобы показать мне какое-то гнездо. Паук в ужасе заметался и упал на землю.

Сэр Роберт передал гнездо мне.

— Ни дать ни взять серый бархат. Потрогайте. Этот пострел — образцовый строитель. Крошечное укрытие замаскировано и позволяет находиться в постоянной готовности. Здесь муха не пролетит. Выскочил, схватил, шмыг в дыру и захлопнул дверцу!

— Я и не подозревал, что вы так любите живность.

— Терпеть не могу. Но этот сорванец — особая статья: у нас с ним много общего. Двери. Петли. Все прочие паукообразные мне не интересны. Но, увлекшись коллекцией дверей, я стал изучать повадки этого необыкновенного умельца. — Сэр Роберт покачал маленькую заслонку, подвешенную на петлях из нитей паутины. — Какое мастерство! В нем-то и кроются истоки тех трагедий.

— Вы имеете в виду убийства детей?

Сэр Роберт кивнул:

— На ваш взгляд, у этого леса есть какая-нибудь особенность?

— Уж очень здесь тихо.

— Тихо? — Губы сэра Роберта тронула слабая усмешка. — Да здесь царит просто невообразимое безмолвие! Ни одного привычного звука: ни птиц, ни жуков, ни кузнечиков, ни лягушек. Нигде ни шелеста, ни малейшего движения. Полицейские не приняли это в расчет. Что им до таких пустяков? Но полное отсутствие лесных голосов на этой прогалине и подсказало мне невероятную теорию относительно тех убийств.

Он повертел в руках удивительную конструкцию.

— Вообразите следующую картину: паук, внушительных размеров, строит себе внушительных размеров укрытие, чтобы приманить заигравшегося ребенка глухим шорохом, выскочить, схватить и утащить под землю, мягко хлопнув дверцей. Ну, что скажете? — Сэр Роберт обвел взглядом деревья, — Несусветная чушь? А может, что-то в этом есть? Эволюция, селекция, развитие, мутация, и вот — б-р-р-р!

Он опять постучал по земле тростью. Открылась крошечная дверца, которая тут же захлопнулась.

— Финнеган, — сказал сэр Роберт.

Небо потемнело.

— Сейчас хлынет! — Бросив хмурый взгляд на тучи, он выставил под дождь свои старческие ладони. — Дьявольщина! Паукообразные не выносят сырости. Таков и наш кровожадный великан-Финнеган.

— Финнеган! — скептически повторил я.

— Не сомневаюсь, он существует.

— Паук величиной с ребенка?

— Вдвое больше.

Холодный ветер принялся сеять морось.

— Боже праведный, неужели мы уйдем ни с чем? Быстрее — может, еще успеем. Взгляните сюда.

Сэр Роберт концом трости разворошил прелые листья, обнажив пару бурых шаров неправильной формы.

— Это еще что? — Я нагнулся. — Старинные пушечные ядра?

— Не угадали, — он разбил их тростью. — Земля, и ничего больше.

Я потрогал темные обломки.

— Наш Финнеган занимается землеройными работами, чтобы устроить себе логово. Своими огромными, как грабли, лапами он вгрызается в почву, скатывает ее в шар и, зажав челюстями, выбрасывает из норы.

Сэр Роберт протянул мне на дрожащей ладони штук шесть округлых комков.

— Это — простые катышки из маленького паучьего гнезда. Словно игрушечные. — Тут он постучал тростью по бурым шарам, что лежали у нас под ногами. — А как вы объясните появление вот этих?

Я рассмеялся:

— Не иначе как сами ребятишки скатали из мокрой земли!

— Глупости! — Сэр Роберт, придя в раздражение, обшаривал яростным взглядом деревья и землю. — Клянусь, это темное чудовище притаилось где-то рядом, под бархатной створкой. Возможно, прямо у нас под ногами. И нечего таращить глаза. Его дверь пригнана без изъяна. Заправский строитель, этот Финнеган. Гений маскировки!

Сэр Роберт долго не мог успокоиться, расписывая бурые земляные шары и пресловутого паука на тонких дергающихся ногах, с хищной пастью, а деревья между тем дрожали от завываний ветра.

Вдруг он махнул тростью и вскричал:

— Берегитесь!

Я даже не успел обернуться. У меня замерло сердце, кровь застыла в жилах.

Что-то вцепилось мне в спину.

Перед этим послышался треск, будто кто-то откупорил гигантскую бутылку или стукнул заслонкой. Ползучий гад заскользил у меня вдоль позвоночника.

— Стойте! — приказал сэр Роберт. — Вот так!

Он сделал выпад тростью. Я рухнул ничком. Оторвав от меня инородное тело, он поднял его над головой.

Оказалось, это ветер с треском отломил засохший сук и запустил им мне в спину.

Дрожа с головы до ног, я едва сумел подняться.

— Бредни, — повторил я раз десять. — Чушь. Дикие бредни!

— К черту бредни, да здравствует бренди! — воскликнул сэр Роберт. — Глоток бренди?

Небо сделалось совсем черным. На нас обрушился ливень.


Одна дверь, за ней другая, потом еще и еще — и вот наконец мы на пороге кабинета в родовом замке сэра Роберта. Теплая, уютная комната с камином, где на углях играет огонь. Мы с аппетитом съели сэндвичи, дожидаясь прекращения дождя. По расчетам сэра Роберта, небо должно было проясниться часам к восьми, и у нас еще оставалась возможность при свете луны возвратиться, хоть и с вящей неохотой, в Чатэмский лес. У меня из головы не шел засохший сук с цепкой паучьей хваткой; пришлось для храбрости глотнуть и вина, и бренди.

— В лесу стоит полная тишина, — сказал сэр Роберт, завершая трапезу. — Разве обыкновенный злоумышленник смог бы добиться такого безмолвия?

— Отчего же нет? Какой-нибудь маньяк, расставив ловушки с отравленной приманкой, разбросав повсюду порошок от насекомых, вполне может уничтожить всех птиц, зайцев и жуков, — возразил я.

— С чего бы ему этим заниматься?

— Чтобы породить слухи об огромном пауке. Чтобы совершить идеальное преступление.

— Никто, кроме нас с вами, не придает значения этой тишине, даже полиция. Разве убийца стал бы себя утруждать без особой надобности?

— А при чем тут убийца? Можно ведь и так поставить вопрос.

— Не уверен, что это будет правильно. — Сэр Роберт запил сэндвичи добрым вином. — Эта прожорливая тварь опустошила весь лес. Когда другой добычи не осталось, она принялась за детей. Полная тишина, цепочка убийств, обилие пауков-строителей, большие земляные катыши — все сходится.

Старческая ладонь поползла по столешнице — ни дать ни взять чистый, ухоженный паук. Потом сэр Роберт сложил высохшие руки чашей и поднял их перед собой.

— На дне паучьей норы образуется форменная свалка из объедков живности, употребленной в пищу. Попытайтесь вообразить, как выглядит такая свалка в логове нашего Великана-Финнегана!

Я попытался. У меня перед глазами возник притаившийся за темной дверью Восьминогий Великан, а потом — бегущий в лесном полумраке ребенок с веселой песенкой на устах. Неуловимое засасывающее движение воздуха, прерванная песенка — и вот уже прогалина пуста, эхо разносит стук упавшей заслонки, а под слоем черной земли беззвучно суетится паук: связывает онемевшего ребенка, орудуя дирижерскими палочками своих тонких ног.

Что же хранит свалка в норе этого невообразимого паука? Какие объедки жутких пиршеств? Меня передернуло.

— Дождь вот-вот прекратится, — удовлетворенно заметил сэр Роберт. — Назад, в лес. Мне потребовалась не одна неделя, чтобы начертить карту этого проклятого места. Все тела были обнаружены на одной и той же полуоткрытой прогалине. Туда-то и повадился душегуб, если это, конечно, человек. Или же там обитает, прямо в склепе, коварный шелкопряд, землекоп, дверных дел мастер.

— Нельзя ли без подробностей? — запротестовал я.

— Слушайте дальше. — Сэр Роберт как ни в чем не бывало допил бургундское. — Выброшенные тела несчастных детей были найдены с интервалом в тринадцать дней. Отсюда следует, что этот мерзкий восьминогий хищник кормится раз в две недели. Сегодня — как раз четырнадцатые сутки со дня последнего убийства, когда в лесу нашли сухую кожу да кости. К ночи наш тайный знакомец непременно проголодается. Итак! Не пройдет и часа, как вы будете представлены Финнегану, великому и ужасному!

— По этому поводу, — сказал я, — необходимо выпить.

— Я ухожу. — Сэр Роберт миновал дверь эпохи Людовика XIV. — Чтобы отыскать последнюю, роковую и самую зловещую дверь из всех, какие мне попадались. Следуйте за мной.

Да будь я трижды проклят! Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.


Солнце зашло, дождь перестал, тучи расступились и обнажили холодную, растревоженную луну. Мы шли вперед, наше молчание растворялось в молчании обессиленных троп и прогалин, и тут сэр Роберт протянул мне изящный серебряный пистолет.

— Впрочем, едва ли он вам поможет. Убить гигантского паука не так-то просто. Неизвестно, куда метить. Если промахнетесь, времени для второго выстрела не останется. Эти проклятые твари — что большие, что малые — двигаются молниеносно.

— Благодарю. — Я принял у него оружие. — Мне нужно выпить.

— Разумеется. — Сэр Роберт достал серебряную фляжку с бренди. — Пейте на здоровье.

Я сделал глоток.

— А вы?

— У меня есть другая, заветная, фляжка. — Сэр Роберт продемонстрировал свой запас. — Для особых случаев.

— Зачем же себе отказывать?

— Я решил застать изверга врасплох и должен действовать на трезвую голову. Но за четыре секунды до его нападения хлебну из этой фляжки славного «Наполеона» и преподнесу кое-кому неприятный сюрприз.

— Сюрприз?

— Не будем опережать события. Увидите все своими глазами. И этот подлый душегуб — тоже. А теперь, любезнейший, мы с вами расстанемся. Мне — сюда, а вам — вот туда. Если нет других соображений.

— Какие могут быть соображения, когда у меня поджилки трясутся? Что это у вас?

— Держите. На случай, если я не вернусь. — Он вручил мне запечатанный конверт. — Прочтете вслух в присутствии полицейских. Это поможет отыскать и меня, и Финнегана. Кому потеря, кому находка.

— Умоляю, избавьте меня от подробностей. И без того я, как дурак, таскаюсь за вами по лесу, а Финнеган — если, конечно, он существует — устроился в тепле прямо у нас под ногами да еще злорадствует: «Вот болваны, принесла их нелегкая в такой холод. Чтоб они околели!»

— Как знать. Все, ступайте. Если мы пойдем вдвоем, он носа не высунет. А так выглянет из какой-нибудь незаметной трещины, обведет поляну выпученным глазом, потом нырнет восвояси и — вж-ж-жик — один из нас провалится во тьму.

— Только, чур, не я. Чур, не я.

Нас разделяло футов шестьдесят, в тусклом лунном свете мы уже начали терять друг друга из виду.

— Вы где? — окликнул меня сэр Роберт из темных зарослей, словно из другого мира.

— К несчастью, здесь, — прокричал я в ответ.

— Вперед! — потребовал он. — Держитесь в пределах видимости. Подойдите поближе. Мы почти у цели. Я это чувствую, я почти…

Последняя туча отплыла в сторону, и луна ярко осветила сэра Роберта, который полуприкрыл глаза и размахивал руками, как щупальцами, задыхаясь в нетерпеливом ожидании.

— Ближе, еще ближе, — едва слышно выдохнул он. — Не отходите. Тише. Кажется…

Он замер. В его облике отразилось нечто такое, от чего мне захотелось сорваться с места, броситься к нему, столкнуть с кочки, на которой он остановился.

— Сэр Роберт, что с вами? — закричал я. — Бегите!

Но он прирос к месту. Одна рука резала воздух, как дирижерская палочка, что-то искала и пыталась нащупать, а другая рванулась вниз и вытащила серебряную фляжку. Он поднял ее над головой, навстречу луне, как прощальную чашу. Потом, словно мучимый жаждой, сделал огромный глоток, второй, третий и — о боже — четвертый!

Разведя руки в стороны, он подставил грудь ветру, запрокинул голову, по-мальчишески рассмеялся и влил в себя последние капли заветного напитка.

— Эй ты, Финнеган, покажись, не таись! — воскликнул он. — Попробуй съешь меня!

Он топнул ногой.

Издал победный клич.

И тут же исчез.

Через мгновение все было кончено.

Нечто мелькнуло и расплылось, из земли с шелестом вырос темный пучок, втянул в себя воздух, раздался глухой удар упавшего тела и хлопок створки.

Прогалина опустела.

— Сэр Роберт! Спасайтесь!

Но спасаться было некому.

Забыв, что меня может постичь та же участь, я бросился туда, где сэр Роберт только что изобразил свой отчаянный тост.

Неотрывно глядя на опавшую листву, я так и не уловил ни звука, только сердце колотилось как бешеное, а там, где листья ветром уносило в сторону, виднелись лишь камешки, сухая трава да голая земля.

По всей видимости, я, запрокинув голову, стал выть на луну, как пес, а потом упал на колени и, не чувствуя страха, принялся разгребать руками землю в поисках врат подземного склепа, где тонкие ноги бесшумно сучили нить, опутывая и усыпляя добычу, которая совсем недавно была моим добрым знакомым. Это и есть последняя дверь, пронеслось у меня в голове, когда я исступленно выкрикивал его имя.

Мне удалось найти лишь курительную трубку, трость да пустую фляжку из-под бренди, оброненные на том месте, где он простился с ночью, с жизнью, со всем на свете.

Не без труда поднявшись, я выпустил из пистолета шесть пуль в бесчувственную землю, хотя большей глупости было не придумать, а потом начал мерить нетвердыми шагами эту невесть откуда взявшуюся могилу, эту замурованную гробницу, не теряя надежды услышать приглушенные крики, стоны, мольбы о помощи, — но все напрасно. Безоружный, я описывал круг за кругом и содрогался от рыданий. Мне хотелось остаться там до утра, но кипы падающих листьев и лютое паучье вероломство сухих веток наполнили мое сердце мучительным ужасом. На бегу я все еще повторял его имя среди безмолвия, запечатанного тучами, которые полностью скрыли луну.

Добравшись до замка, я стал барабанить в дверь, стоная и захлебываясь, пока не вспомнил: она открывалась внутрь и никогда не запиралась.

В полном одиночестве я сидел в библиотеке и, возвращая себя к жизни при помощи спиртного, читал письмо, оставленное мне сэром Робертом.

Дорогой Дуглас,

Я уже стар и много повидал на своем веку, но пока пребываю в здравом уме. Финнеган — это не плод воображения. Мой аптекарь снабдил меня сильнодействующим ядом, который в преддверии нашего похода я смешаю с бренди. Это зелье надо выпить до дна. Финнеган не распознает отравленную приманку и с наскоку затащит меня к себе в логово. Был человек — и пропал. Но в считанные минуты после собственной смерти я принесу смерть этой твари. Полагаю, на земле больше не существует таких особей-людоедов. Он сгинет, и его роду конец.

Несмотря на свой возраст, я чрезвычайно любознателен. Смерть мне не страшна. Врачи говорят, я все равно долго не протяну — либо сверну себе шею, либо умру от саркомы.

Вначале у меня была мысль подсунуть нашему врагу отравленного кролика. Но как тогда выяснить, существует ли на самом деле этот Финнеган и где его нора? Сдохни он в своем мрачном подземелье — я так и останусь в неведении. Поэтому я избрал другой способ: хотя бы на один победный миг мне откроется истина. Сочувствуйте мне. Завидуйте. Молитесь за меня. Не обессудьте: ухожу, не прощаясь. Крепитесь, друг мой.

Сложив письмо, я разрыдался.

Больше сэра Роберта никто не видел.

Поговаривают, будто он совершил самоубийство, разыграв мелодраму собственного сочинения, и по прошествии времени мы откопаем бренные останки его сухопарого тела; поговаривают, будто это он сам убивал детей; будто его увлечение дверными створками и петлями и вообще пристрастие к дверям разожгло в нем болезненный интерес к определенному роду пауков, вследствие чего он с маниакальной настойчивостью принялся изобретать и мастерить самую удивительную дверь на свете, вырыл какую-то нелепую берлогу да сам же в нее и прыгнул за своей смертью прямо у меня на глазах, чтобы увековечить этого выдуманного Финнегана.

Но я не нашел никакой берлоги. Думаю, простой смертный не станет сооружать врата в преисподнюю, даже если это сэр Роберт, азартный собиратель дверей.

Но у меня остаются вопросы: станет ли простой смертный убивать, обескровливать тела своих жертв, строить подземный склеп? Что стоит за этими поступками? Желание создать самый изощренный, тайный способ ухода? Какая глупость. А откуда взялись огромные бурые катыши, якобы выброшенные из паучьей норы?

Где-то глубоко под землей, в безымянном склепе, что устлан серым бархатом, лежат, соединившись навеки, Финнеган и сэр Роберт. Не берусь утверждать, что первый — это параноидальное альтер-эго второго. Но как бы то ни было, убийства прекратились, в Чатэмском лесу опять бегают зайцы, среди кустов порхают птицы и бабочки. Пришла новая весна, и по лесной прогалине, разгоняя тишину, с криком носится детвора.

Финнеган и сэр Роберт, покойтесь с миром.

Загрузка...