Глава 5. К нам едет ревизор

Домой сразу не отправился. Послал приказчику в ростовскую усадьбу весточку, чтобы продавал ее и со всей утварью, живностью и людьми шел в Унжу. Иметь в Ростове усадьбу я не считал необходимым. Когда еще был жив Василько, был смысл, но сейчас — нет.

Достаточно усадьбы во Владимире, которая должна была стать больше торговым и развлекательным центром. Здесь я оставлял, после долгих раздумий и общения с парнем, Лиса, которого всю зиму на то затачивал. Я ему лишь давал азы ненавистной мне математике. Покажите мне историка, который любит и знает математику!? Я же только что и знал, так это дроби, да теорему Виета, но и то было явным прогрессорством.

Лис анализировал работу гостиного двора в поместье, вел его бухгалтерию, работал с кадрами, при этом, по моему указанию, не влиял на саму работу, только наблюдал. Сейчас у парня образовывалось свое дело, для меня рискованное. Неопытный молодой, пусть и грамотный и ушлый, может быстро прогореть. Дать же ему в помощь кого, не получалось. Мог бы Жадоба помочь, или предатель Шинора, но первый был необходим для других дел, а второй за свое предательство был… лишен жизни. Жестоко — да, но, если бы он действительно был гением торговли, то нашел бы свое место в системе, а так… Тошно? Да! Но как в XXI веке бы написали «Это средние века, детка»!

С Лисом много чего обговаривали, товар частично уже был привезен во Владимир, но большой караван с двумя стряпухами, мясорубками, алкоголем, да и всем остальным для стар тапа, уже готовился перед моим спешным отъездом. Главным же, так сказать, для подъемных, в усадьбе уже была бумага, свечи и десять зеркал. Если все это продать, то можно не только сделать ремонт для перестройки усадьбы в торговый дом с гостиницей, построить несколько складов, но и прикупить соседнюю усадьбу, если та продается, я был готов предложить большие деньги, чтобы заинтересовать соседей продажей их недвижимости. Оставлял Лису и десяток ратников, которые были выбраны специально, с плотницкими умениями, чтобы не только смотрели за безопасностью, но и помогали по мелочам.

Еще я собирался максимально прикупить живности и круп. В поместье много было скота, но все равно не хватало для обеспечения воинской школы, да и спрос в поместье на мясные продукты был серьезный. Народ уже привык к обильному питанию, а вот бить свою скотину пока не многие решались. Свинина еще продавалась на рынке, но вот говядина, баранина — нет. С крупами дела обстояли еще хуже. Греча еще была, хотя наличие ее в рационе становилось все меньше. Пшена почти не было, о рисе я даже не думал. Овса, что удивительно, так же не было в достатке. Объяснялось это тем, что коней в школе становилось все больше, а воинский конь и зерно требует и овес, на сене не проживет.

Отдав все, не раз оговоренные, распоряжения, я с полусотней отправился в путь, еще ратников отправил и в Ростов для сопровождения обоза и десяток опытных ратников в сопровождении Ермолая отправились в Киев для весточки генуэзским наемникам. Меня сопровождали еще три десятка ратников инспекции поместья и достаточно большой обоз. Я скупил все вяленое мясо, копченую рыбу, соленую икру, жир, что были на торге в тот день, когда я приехал. Купил и крупы, ну и телеги для перевозки добра приобрел. Частью мне подсобил Нечай, который за умеренную цену дал в аренду семь телег. Купленного должно хватить месяца на два кормления школы. Но я был уверен, что часть этих продуктов пригодятся в неминуемом скором походе.

— Ратники, сотня одвуконь оружные, в бронях в двух верстах, — четко доложил десятник дозорного десятка.

С самого выезда за ворота стольного града, мы начали вести службу по уставу школы. Уже на второй день была моя очередь дежурить, как это я назвал — быть походным воеводой, который сам организует и следит за службой.

— Всем стоять! Брони одеть, обоз в середину, — стал распоряжаться я.

Все вокруг закрутилось, и в кажущемся хаосе любой военный человек был способен разобрать каждое слаженное действие. Все знали свое место и свою работу. Подобные телодвижения могли казаться лишними, но инспекторы уже должны видеть, как мы можем работать, поэтому и была организована показуха.

Через десять минут мы уже были готовы к отражению практически любой опасности, численно сопоставимой с нами. Выскочившие из пролеска конные, резко остановились. В их рядах началось шевеление и через пару минут в сторону нашего обоза выдвинулись три воина.

— Сам поедешь, али мне? — спросил подошедший Нечай.

— Аще тысяцкого Любомира зови, — сказал я.

Правильно было бы ехать навстречу и мне и главам двух княжих инспекций, а тысяцкий Любомир возглавлял воинскую.

— Это та сотня, что к тебе послали, — Нечай рассмотрел в приближающихся ратниках знакомых.

Я же не знал этих людей. Главного щеголя, которого сейчас я с большим удовольствием прирежу, после индульгенции князя, не было.

— По здорову ли, Нечай Курятович, и ты тысяцкий великого князя Любомир Димитрович? — спросил один из ратников.

— По здорову ратник, — ответил Нечай. Видимо, именно этот плюгавенький человек, ближний великого князя у всех собравшихся пользовался особым уважением, раз приветствие начали именно с него.

Дальше десятникам обстоятельно сообщили о воли великого князя и предложили присоединиться к нашему обозу. Сотне предписывалось идти жить в Унжу и там служить под моим началом. Сотник же после общения с Филиппом и закономерного проигрыша в поединке с полковником воинской школы ушел в неизвестном направлении. Тем более, что сотня, наконец, и решила идти к князю на поклон. Поэтому решение Ярослава их обрадовало, особенно после того, как я подтвердил, что и семьи служивых так же могут переселяться. Половина десятников, как стало известно позже, были женаты.

Вся дорога домой заняла ровно вдвое больше времени, чем когда я спешил к князю, но когда едешь с легким сердцем и с верой в будущее, дорога кажется отдыхом и спешить некуда.

Встреча в усадьбе, куда я приехал сразу после обеда у посадника Унжи Гаврилы, была бурная.

— Любы мой, я твоя, прости за обиды, любы, любы, — причитала Божана, целуя мои щеки, губы, руки. Она выбежала из дома в одном сарафане с непокрытой головой, как только услышала крики о возращении боярина.

Я стоял ошарашенный встречей и не мог ничего сказать. Мысли роились в голове, но никак не складывались в слова и предложения.

— Добро, любая, все добро. Великий князь зело мудрый, — смог выдавить из себя, наконец, слова.

— Той тать, сотник тот, вон баял, что тебя князь живота лишит, також вон снасильничать мя хотел, — быстро выдала информацию Божана и закрыла ладонью рот.

Мое лицо начало наливаться кровью, сейчас был готов убить и Филиппа, за то, что он отпустил гниду лощёную и позволил тому прикасаться к моей — моей женщине!

— Филипп, — истошно заорал я.

— Не гневайся на Филиппа, любы, вон того татя и порубил, персты йому отрубил. А ратники йего сотни, прознав про то, сами дюже крепко побили сотника и тот у лес биты ушел. Прости! — Божана рухнула на колени.

— Встань, Божана! Ты говорила, кабы рынд у усадьбе не было, токмо зараз я не стану боле тебя слушать, в усадьбе будут два десятка ратников и боле никто не придет до тя, — грозно, без малейшего намека на дискуссию, сказал я.

Божане не нравилось присутствие чужих мужчин в доме, и в начале зимы она упросила меня отправить охрану. Жене нравилось ходить с непокрытой головой и в той одежде, что она сочтет нужным, а не в церемониальной. Я к этому относился даже благосклонно — официоза между любящими людьми не приемлю. Вот только другие люди могут и разные слухи пустить о распутстве боярыни. Сейчас же я думал, как полностью закрыть периметр усадьбы, без доступа в дом. Так и Божане дискомфорта не будет и охрана останется.

Я начал успокаиваться после рассказа про оскотинившегося сотника. Филипп его отпустил вместе с другими ратниками, как и договаривались, через два дня после нашего отъезда. Вот только из Речного, где и держали посыльных, они отправились не в сторону Владимира, а в мою усадьбу. Якобы для того, чтобы что-то важное сказать. Ратники сотника Лотаря уже тогда стали роптать. Филипп же не оставил без внимания отряд в сотню мечей и следил издали за их действиями. Когда же он увидел, что сотник направился в усадьбу, пришпорил коня, но Лотарь был уже в доме. Два десятка сопровождения из воинской школы взяли на прицел арбалетов владимирскую сотню, но и те ничего не предпринимали. Филипп же вбежал в дом и увидел, как Лотарь держится за расцарапанную щеку. Поединка не было, Филипп быстро отсек два пальца на правой руке несостоявшемуся насильнику, потом вытащил его во двор и представил сотне. Тогда десятники еще ногами попинали его, но Лотарь исхитрился вырваться, сесть на коня и ускакать. Преследовать его никто не стал. А не рассказывали о происшедшем встреченные по пути ратники потому, как была договоренность с Филиппом, который их запугал моим взрывным характером.

«И когда я был взрывным то?» — подумал я.

— Пошли у спальню, любая, засох без тебя, — уже с улыбкой сказал я и сам отшатнулся. — Коли не хочешь, то и не треба.

Я боялся, что события нанесли психологическую травму и сейчас жене думать о своем супружеском долге противно. Но я ошибался — Божана взяла меня под руку и быстрым шагом повела в спальню. Заточение в порубе, покушение на мою жизнь — все ничто! Вот она жизнь — рядом с любимой желанной и страстной женщиной.

Только после обеда, насилу вырвавшись из объятья жены, я ехал на совещание в Речное, именно туда указал прийти управляющим, представителям ремесленников, а также артельщиков. Место выбрал, чтобы было рядом с гостиным двором, где должны разместиться инспекторы. Отправил я и за Нечаем, чтобы он со своими инспекторами видел все особенности нашей работы. Между двумя вариантами — заискивать перед княжескими людьми или больше времени уделить общению с семьей, я выбрал второе. С детьми, вот только получилось только полчаса понянчиться, но я постараюсь наверстать в будущем. А Юрия, который по случаю моего возращения отпросился из воинской школы, взял с собой на совещание, чему парень был очень рад. Все-таки, и сам пользуюсь служебным положением в пользу сына, ну если чуть-чуть.

— Яко страда идет, землю всю подняли, хватило плугов? — задал я самый насущный вопрос.

— Аще нет, токмо почали два дни тому, — ответил Макарий.

— Сколько плугов на колесах у тебя, тиун, — обратился я к тому же Макарию.

— Так два десятка аще три будет, боярин, пять десятков коней, два десятка аще одна борона, четыре десятка лопат кованных. Работаем ад восхода, до захода, — начал свой слегка эмоциональный доклад тиун.

— То добре, — я прервал тиуна. — Макарий, ты уедешь у поместье у Суздаля, тому сеять треба вельми скоро.

Для тиуна было шоком услышать новости, особенно, когда он услышал, что может не забирать семью и его главная задача подготовить людей на новом месте. Для реализации поставленных задач он заберет половину плугов, часть обученных коней, телеги, косы, половину лопат, но главное — по его усмотрению пятнадцать человек, которые смогут и обучить работе с колесными плугами и с бороной и трехполью местных поселян, но на этот год задача засеять всю землю в новом поместье. Прежде всего, нашим высокопродуктивным зерном, меньше места на картошку, наиболее худшие места для подсолнечника и кукурузы. И слать доклады мне постоянно.

Еще окончательно не было понятно с покупкой поместья в достаточно густонаселенной суздальщине, но еще в дороге Нечай сказал, что не позже чем через три дня гонец уже приедет в Унжу и можно отправлять людей покупать новую землю. Вот за эти три дня и необходимо как можно больше успеть сделать в зоне ответственности Макария здесь.

После небольшой паузы продолжили обсуждать посевную. Вроде бы и все было нормально, но всегда есть нюансы. То колесо от плуга слетело, а кузня перегружена работой, то поселянин повредил ногу другому при косьбе, один мужик приревновал свою жену и не пустил зазнобу на сбор сена. Другой приболел, третий лениться и посылает всех к черту. И просто ворох таких ситуаций. Понятно, что они должны решаться управляющими, но я требовал озвучивать все мелочи, чтобы потом не было отговорок о невозможности успеть. Да и из мелочей складывается уже закономерность.

Из не касающихся непосредственно сельского хозяйства событий было то, что два охотника погибли на охоте, когда пошли брать шатуна. Один еще ранен, но идет на поправку. Баба в Лесном маялась животом и померла. Я только зубами проскрипел. В медицине серьезных изменений сделать не удавалось, а об операции по удалению аппендикса вообще заикаться нельзя, чтобы не испортить вполне нормальные отношения с отцом Иоанном. Оставшиеся лекарства я цинично оставлял для близких, да и большая часть медикаментов были стрептоцидом, обезболивающие да антибиотики.

Следующими, после того, как Макарий, Ждана и их свиты спешно ушли, докладывали ремесленники. Я решил выложить большинство своих козырей, чтобы, в некотором роде, воодушевить великого князя через его инспекцию, да избавить Ярослава от оставшихся сомнений. Пусть видит, что экономику можно наладить так, что и сто тысяч воинов исполчить сможет.

Первыми докладывали артельщики. Уже четвертое поселение практически готово и туда уже переселяются люди, в основном холопские семьи. Все дома добротные с большими печами и с новшеством — стекольными рамами. Если холопы получали в аренду жилье с правом как личного выкупа своей свободы с недвижимостью, так и временного имущества без выкупа оного, то смерды могли в долг купить жилье, причем я обещал не вводить их по всем правилам в закупы. А как хочешь — холоп ты, али закуп, смерд, выселяйся и иди на все четыре стороны. Для местного населения это было не совсем понятно, а что не понятно — то страшно. Поэтому только три семьи смердов решились. Но почин есть, поселяне уже не бедные, а потрясти их, так и зажиточные.

Отчитались строители и о постройке второй мельницы, второй маслобойне, еще одного горна, ям для выработки селитры. Ну и началось строительство женского монастыря. Там уже стоят две избы, да часовенка. Жаловались строители, что много заказов и не могут они все сделать. И с поселянами некоторыми артельщики поссорились, что отказываются брать заказы.

— Так что нет поселян, что могут работать с древом? — спросил я. — Бери отроков, аще мужей, приставь доброго плотника и научай. Також и всему ремеслу своему.

Краем глаза увидел одобрительный кивок Нечая. Инспекция же не вмешивалась в процесс, а внимательно наблюдала за действом.

Дальше докладывал вызванный со своим сыном Креча. Пчеловоды работали исправно и свечей уже на продажу готовы больше воза отправить, вот только торговать хотят они за соль и еду. Это было понятно, серебра у пчеловодов уже должно быть немало, а крупы исчезли из продажи, да и мяса стало мало, особенно после происшествия с охотниками, которые частенько снабжали рынок дичью. Тут уже Нечай встрял и заверил, что сразу после его отъезда во Владимир, он организует как минимум бартер, так как свечей в церквях всегда не хватает, а продуктов во Владимире в достатке.

Доклад Шестака — парня, который освоил производство бумаги — сопровождался демонстрацией. Было два вида бумаги. Одна — дешевая, которая производилась в основном из соломы. Это была грязная, чуть ли не оранжевая бумага, которая предполагалась для повседневного использования в хозяйственных нуждах. А вот другая бумага была почти белой и более качественной. Ее изготовляли из тряпичной ветоши с добавлением мела. Так же на бумаге был отпечаток, изображавший силуэт ратника с мечом. Продемонстрировали и как на бумаге можно писать. Уже летом, после посевной, начнем учиться фиксировать цифры статистики и писать отчеты на бумаге.

Вопросов по бумаге не было, только молчаливые изумленные переглядывания Нечая со своей группой поддержки. Главе инспекции были подарены пачка бумаги и набор для письма из пяти гусиных перьев и чернильницы.

Дальше держал доклад мельник Демьян. Он явно терялся, так как на совещания не ходил. Если что нужно было, то я сам приезжал. Да и особого контроля не требовалось, так как ремесленник был со мной в доле и отвечал за свою же прибыль. В случае, если бы помола не было, тогда вводились административные методы. Но зачем трогать то, что хорошо работает? Вторая мельница должна быть запущена окончательно через неделю, там уже достраивается склад. Главными же проблемами мельник видит следующие: во время сбора урожая приходится работать и днем и ночью, мышей не могут извести никак, постоянно не хватает мешков для муки и манны. Но количество полученной муки даже меня впечатлило почти семьдесят тысяч пудов. Не думал, что мы так много едим. А еще шестьсот пудов манной крупы, употребление которой я всячески поощряю. В этом докладе я опасался того, что княжьи люди сочтут нас зажравшимися и не нуждающимися в помощи, поэтому уточнил, что мельница работает на весь регион и на город тоже, бывает и из Городца зерно на помол привозят.

Стекольщики были следующими. Рассказывал Заяц, который за последнее время заматерел и постепенно превращался в степенного управляющего производством. Его суетливость и нервозность начала пропадать после того, как получилось-таки производить нормальные зеркала, да закуплена в Смоленске сода. Сейчас же Заяц и вовсе в своем докладе пошел на конфликт с авторитетным Дареном. Претензии были связаны с тем, что последний старается постоянно перебивать цену на уголь, или даже угрозами выкупает этот стратегический ресурс производства. Однако, несмотря на некоторые сложности, вполне преодолимые, производство стекла выросло во двое по сравнению с прошлым годом. Зеркал уже сделали двадцать пять карманных, десять в полный рост. Еще три зеркала находятся у ювелира на обработке рамы.

— Зеркала торгуют немцы па две сотни гривен, — не выдержал один из членов инспекции.

— По боле, можно и за четыре сотни сторговать, — спокойно ответил я под удивленные взгляды на меня членов инспекции. Они прикидывали, сколько денег уже можно было сладить только с одного производства.

Были доклады и Лады — управляющей прядильным и ткацким производством. Как всегда — много шерстяной и льняной нити, чуть меньше ткани, но больше чем потребности поместья раза в четыре. Возможно и расширение, так как овец становится все больше и на этот год запланировано чуть увеличение посадок льна, относительно прошлого. На Ладу я повесил еще изготовление пеньки и веревок из нее. Под коноплю так же поле подготовлено.

Кратко поговорили о работе пристани, рынка, гостиного двора. И на последних докладах работы колбасного цеха, коптильне, сыроварне, когда у инспекторах уже появилось обильное слюноотделение, я предложил проехать в гостиный двор, где и пообедать.

Пока ехали в порт, все молчали. Я так же не хотел набиваться и требовать каких-либо комментариев. Проанализировав некоторые моменты отдельных докладов, я все же пришел к мнению, что молчание — знак удивления или восторга, или я уже звездную болезнь заработал. Между тем, темпы роста производств были недостаточны, сырья не хватало, торговых связей и логистических цепочек не хватало, и работать над этой проблемой некому.

— Бояре, снедь буде токмо та, что вы аще не снедали, — предупредил я всех собравшихся.

Военная инспекция так же уже была здесь, в сопровождении Филиппа и Гаврилы. Сегодня они инспектировали городские укрепления, наличие средств обороны. Уже завтра Филипп будет показывать и рассказывать о воинской школе, а смотр личного состава назначен на послезавтра, напоследок устроим учения.

Сначала за обедом была дегустация напитков. Ликеры, настойки, наливки, вино как заморское, так и ягодное местное. Нечай, как и Любомир, посмотрев на своего товарища, отказались, от хмельного, остальные же слегка подпили. В ресторане гостиного двора не было людей, а здание было оцеплено. Вот такие меры предосторожности и демонстрация «потемкинской деревни».

На стол подали редиску, выращенную в одной из двух теплиц, печеную дольками картошку, котлеты, колбасы трех видов, сыры, гороховый суп с копченостями, наваристый борщ, фаршированных щук, пирожки картофельные с грибами и мясом, голубцы. На десерт было бизе и пахвала, а так же карамель, как и кусковой сахар.

Стол ломился от еды, но гости не спешили пробовать неизвестную еду, пришлось подавать пример.

— Я не ведаю, яко же все то, что я узрел, правда, аль морок. Коли не кривда, то зело добро и для тебя и для великого княжества и Руси, — высказался Нечай и внимательно осмотрел редиску.


Загрузка...