В гостях у сказки, или Не царевна лягушка

— Какие? — словно любопытный мальчишка допытывался змей и даже надумал откинуть плетеную крышку и заглянуть внутрь кузовка.

— Изысканные, — поддразнила Облигация.

— Эх, — первым сдался Аспид, — вижу, что не скажешь, вредная ты женщина. Пошли тогда скорее, будешь меня кормить. Ведь будешь? — он испытующе заглянул в глаза берегине.

— Буду, — призналась она немного раньше, чем рассчитывала. — Всегда. И только

тебя.

— Это хорошо, — обрадованный змей прижал к себе Машу и открыл переход сразу в трапезную. Нечего зазря время терять.

Пространство послушно истончилось, заблестело жирной бензиновой пленкой, за которой стал виден широкий стол, окруженный резными лавками, горки, уставленные расписной фарфорой и серебряными кубками, букет рябины, красующийся на широком подоконнике…

— Ну вот мы и дома, — широко улыбнулся Подколодный.

— Ага, — согласилась Марья. — Никак не могу привыкнуть в тому, как просто вы творите чудеса.

— Это обыкновенное волшебство, Машунь, — не согласился Аспид. — Оно дано таким как я от рождения. Пользоваться им все-равно, что ходить, говорить или дышать, в этом нет ничего удивительного. Чудеса совершаешь ты. Силой любви помогаешь появиться на свет малышам.

— Кхм, — закашлялась, засмеялась Маша. — С силой любви ты загнул, пожалуй.

Это папы с мамами им помогают, а я тут ни при чем.

— Позволь мне остаться при своем мнении, — уперся Подколодный да еще и морду такую противную скроил, прямо как в лучшие времена на Лихоманском болоте. — И дай, наконец, посмотреть, чем так вкусно пахнет, — договорил он и сунул свою заносчивую физиономию в корзинку.

— Дозволяю, — махнула на него рукой Марья. Какой ни есть из себя гадюк, а только никто другой в целом свете ей не нужен.

— Салатик, — радовался тем временем змей.

— С утиной грудкой, козьим сыром и грушами, — пояснила Маша.

— Еще один, — Аспид сунул безукоризненный нос в судок.

— С раковыми шейками, маслинами и помидорами черри.

— Ась? С какими помидорами?

— С маленьким сладкими помидорками. Их Зверобой специально для Любы выращивает.

— Замечательно, — одобрил Подколодный. — А пирог с чем?

— Курник, как ты любишь.

— А это?

— Десерт, — Маша улыбнулась своему сладкоежке. — Корзиночки со взбитыми сливками и земляникой.

— А на горячее у нас?..

— Рыбка с травами, — с готовностью ответила она. — А теперь, поскольку ты утолил свое любопытство, позволь накрыть на стол.

— Не смею мешать, — облизнулся голодный Аспид.

— Кушать подано, — в лучших традициях трактирных половых взмахнула салфеткой Маша спустя пару минут.

— Ням-ням, — потер руки оголодавший мужчина. — Позволь поухаживать за тобой, Марьюшка.

— Ты такой хороший, когда не включаешь начальника Разбойного приказа, — заметила она.

— Я всегда великолепен, — сообщил змей, наполняя тарелки и приступая к еде.

А взволнованной предстоящим разговором Маше кусок не шел в горло. Только и хватало сил спокойно сидеть за столом и улыбаться, наблюдая за уничтожающим ужин любовником. 'Голодный Подколодный, — крутилось у нее в голове, из которой разбежались все мало-мальски связные мысли. — Голодный Подколодный.'

— Нет, ну я так не могу, — уловив состояние берегини, Аспид отложил столовые приборы и даже тарелку от себя отодвинул. На всякий случай видимо. — Говори, что случилось, — потребовал он.

— Может, доешь? — нервно улыбнулась она.

— Потом, — отрезал змей. — Рассказывай, что натворила.

Резкий, холодный тон вкупе с бессовестным поклепом оказали на Марью самое благоприятное воздействие, настраивая на боевой лад.

— Я? — спросила она. — Я натворила?

— Не я же, — открестился Аспид.

— Как раз-таки ты, тихушник лукоморский. Почему не говоришь, что Хозяйка требует замужества?

— Я говорил, — змей был само смирение.

— Ну… да, но все-равно, я не согласна отдавать тебя этой рептилии. Понял?

— Да, — осторожно ответил Аспид.

— И если для того, чтобы Феогнида не тянула к тебе руки, нужна свадьба, то я согласна. Готова хоть завтра под венец.

— Марьюшка, — смутился Подколодный, заставляя сердце берегини испуганно замереть, — видишь ли со свадьбой могут быть некоторые проблемы.

— Какие? — несмотря ни на что Марья решила докопаться до истины. Нечего увиливать скользкому гадюку. Пусть прямо говорит.

— Ничего страшного, — отводя глаза в сторону, сказал он. — Небольшие затруднения.

— Не ври, — потребовала Маша. — Прямо говори. Не хочешь жениться, заставлять не буду, я себя не на помойке нашла, — понимая, что разговор зашел не туда, остановиться она тем не менее не могла.

— Я не могу на тебе жениться, Марьюшка, — посмотрел на нее змей. — Хочу, но не

могу.

— Ясно, — тяжело поднявшись на ноги, она оперлась на стол. Силы как-то враз кончились, на плечи навалилась усталость. — Тогда мне пора. Открой дорогу, пожалуйста.

— Я не могу жениться на тебе, Марьюшка… — сызнова затянул Аспид.

— Избавь меня от выслушивания всякой ахинеи о государственных интересах, — взмолилась она. — Не надо, правда. Я не заслужила такого. Я…

— Я не могу на тебе жениться, — гаркнул выведенный из себя Подколодный, — потому что мы уже женаты.

— Не смешно.

— Кто смеется? Говорю же, поженилась мы с тобой, душа моя.

— За дуру меня держишь?

— Нет, — заверил гадюк. — За особу, которая в силу своего иномирного происхождения не разбирается в тонкостях свадебных обрядов Тридесятого царства,

— заторопился он, видя состояние женщины. — Помнишь, мы давеча у реки прогуливались? Еще вокруг кустов ракитовых ходили? А потом там же?.. Помнишь?

Совершенно сбитая с толку Марья кивнула. Забудешь такое, как же.

— Ну вот, — облегченно заулыбался Аспид. — Это свадьба и была.

— Чего?! — чувствуя неодолимое желание немедленно сделаться вдовой, выдохнула она.

— Настоящая, законная свадьба, — заверил этот самоубийца. — Один из древнейших обрядов, кстати. Я просто не хотел говорить об этом раньше времени, чтобы не волновать тебя понапрасну.

— Спасибо, — сквозь зубы поблагодарила Марья. — Значит, мы муж и жена? — на всякий случай уточнила она.

— Да, милая. Ты рада?

— Я счастлива, дорогой, — соврала Марья и на негнущихся ногах пошла на кухню. За скалкой. День бракосочетания стоило отметить. Пусть и с задержкой.

Как следует разгуляться не удалось, но пару раз скалкой по хребтине законный супруг отхватил, а потом он извернулся, отнял у Маши оружие возмездия. Не обращая внимания на решительное сопротивление, перешел в контрнаступление и добился своего. Прямо на подступах к спальне. По результатам битвы ближе к утру стороны пришли к паритету и заключили перемирие.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— Мамочки, — схватилась за голову Маша, разглядев при утреннем свете богоданного супруга.

— Что случилось? — подхватился тот.

— Я не хотела, — чуть не плакала Марья. — Ужас какой. Стыдобища.

— Да что такое? — не на шутку испуганный Аспид, как и положено всякому уважающему себя дракону, принялся ощупывать свое испуганное сокровище на предмет повреждений. — Говори, где болит?

— Вот, — Маша без затей ткнула ему в левый глаз.

— Ох, ммать! — дурниной взвыл тяжко раненый на любовных фронтах Подколодный.

— Прости, прости, я нечаянно, — кинулась с извинениями Маша. — Дай поцелую. Все сразу пройдет, — вгляделась в ярко-фиолетовый бланш и наново стушевалась. — А может, и нет, — закончила уже совсем неуверенно.

— Да что там такое? — не спеша разжать объятия, потребовал ответа Подколодный.

— Синяк… — прошелестело негромкое.

— Чего? — оторопел Аспид.

— Синяк, — убито повторила Марья. — Яркий такой. Фиолетовый. Я, честное слово, не знаю, как так получилось. Наверное, когда вырывалась… локтем… — ее голос совсем стих.

— Ага, — сказал гадюк и задумчиво почесал нос. — Надо бы глянуть.

Вместо ответа Маша грустно вздохнула и зажмурилась. От стыда. Только подумать, второе лицо в государстве наградила фонарем. И неважно, что муж. Так даже стыднее. Что теперь про нее все подумают? А Аспид, что скажет он? И, главное, во всем Тридесятом царстве нет даже самого завалящего тональника, чтобы замазать эту сомнительную красоту. Ужас.

— Н-да, — Аспид заглянул в зеркало. — Хорош. Налитой прям. Что ж ты мне ночью о нем не сказала, Марьюшка?

— Потому что не видала — фонарь твой света мало дает, — справедливо заметила она, все еще избегая смотреть на мужа.

Тот вопреки ожиданиям ругаться не стал, а спокойно опустился рядом, да еще и прижал к себе вкрай смущенную берегиню.

— Машунь, ну чего ты?

— Неловко мне, — уткнувшись в Подколодного, зашептала она. — И перед тобой, и вообще… Так нехорошо получилось.

— А, по-моему, все нормально, — мирно заметил он. — С соблюдением традиций.

— Ты про что? — Маша подняла лицо и требовательно поглядела на мужа.

— Ну смотри, — пустился в объяснения Аспид, — поженились мы по всем правилам: обряд древний у реки провели, пир закатили. Ну пусть не пир, но застолье с яствами богатыми, — ради справедливости поправился он. — Потом у нас веселье началось.

— Веселье? — недоверчиво прищурилась Маша.

— Оно самое, — Подколодный принял самый честный вид. Ну насколько это возможно было с фингалом. — Молодецкие забавы, — уверенно заявил он. — Короче, Машунь, свадьба это по большому счету застолье и драка. Так?

— Угу, — осторожно ответила она.

— Ну вот.

— Что?

— Все в порядке, — заключил он. — Можно сказать, по заветам предков.

— А с синяком, что делать будем? — не спешила успокаиваться Марья.

— Яга сведет, — отмахнулся Подколодный. — Посмеется, конечно, но пусть ее, не страшно.

— Я тебя люблю, — вырвалось у Маши.

— И я тебя, — признался он. — Просто жить без тебя не могу, — шепнул, опрокидывая жену на постель.

— С Горынычем и Настей надо что-то решать… — слабо трепыхнулась Маша.

— Но не сейчас же, — резонно возразил на это Подколодный.

К Яге молодожены явились вдвоем. Нет, Аспид на этом не настаивал. Он как раз отговаривал Машу от визита к нянюшке, но та воспротивилась.

— Я дел наделала, мне и ответ держать.

— Да какой там ответ? — вздохнул змей. — Обсмеют меня всей семьей и все.

— Тем более, — упрямо вскинула подбородок Марья. — Знаю я, как ты насмешки тяжело переносишь.

— То от чужих, со своими-то по-другому.

— Все-равно пойду, заодно завтраком Любашу покормлю.

— Ну если только, — сдался Подколодный, видя, что крыть нечем. — Иди обниму, защитница, станем портал открывать.

Пара ударов сердца, и молодые оказались в царском тереме, аккурат в вотчине Яги. Маша с любопытством осмотрелась, ей еще ни разу не доводилось бывать в этой… лаборатории, пожалуй. Высокие облицованные глазурованной плиткой столы, над ними полки, уставленные всякой всячиной, перегонные кубы, смахивающие на самогонные аппараты, печь и как апофеоз — чучело рогатого хомяка с крыльями.

Здоровенная, с хорошего кобеля зверюга восседала на жердочке в углу, бдительно кося стеклянным глазом на пришедших. Марье даже показалось, что непонятное нафталиновое нечто сейчас бросится на них. Вон как напружинился и зажег глаза.

ПродаМан

картинка

— Мурзик, фу! — громыхнул голос Яги, гася бушующее пламя колдовских очей. — Свои! Напугал деток, охламон.

— Доброе утро, — пискнула Маша. — А кто это?

— Мурзик-то? Анчутка сторожевой, — охотно объяснила ей Ягишна. — А вы чего ко мне с утра? Случилось чего, али соскучились?

— Все нормально, — легкомысленно ответил Аспид, старательно поворачиваясь к нянюшке неповрежденной стороной фасада.

— Помощь ваша нужна, — не согласилась Марья. — Квалифицированная, — заставляя мужа предстать перед Ягой во всей красе, выпалила она.

— КрасавЕц, — восхитилась Яга, оглядев воспитанника. — Кто ж тебя рак разукрасил?

— Споткнулся, — скромно моргнул тот, подбитым глазом. — И об угол…

— Надо же, — резво подбежала к нему ведьма, ловко усадила несопротивляющегося Аспида на лавку и осмотрела пострадавший глаз. — Сейчас подмогнем, следочка не останется, — пообещалась деловито, чмокнула змея в лоб и повернулась к одному из многочисленных стеллажей. — Сейчас, — обещалась Яга, — сейчас, — шуршала всякими сверточками. — Да где же оно?

Таинственное оно все никак не находилось, но Ягишна не сдавалась. Наконец она радостно вскрикнула, стукнула себя по лбу и полезла в окованный серебром сундук, откуда и вытащила расписной горшок, из которого торчала какая-то сухая камышина.

— Вот он, красавец, — похвастала она. — Видала? — Яга требовательно повернулась к Маше.

— Ага.

— Дальше гляди, — потребовала ведьма. — Сейчас самое интересное начнется.

Слова у Ягишны не расходились с делом. Она поставила горшок аккурат Аспиду под ноги, ловко выдернула засохший стебелек, купнула его в чашу с водой, омывая корешки от налипшей грязи. Убедившись, что сухостой чист, Яга стала тихонько тыкать им в зажмуренный глаз присмиревшего змея и приговаривать.

— Пойду по красной кровушке, разгоню все хворушки. Пусть уходят все боли и недуги: ломотица, щипотица, костяной, жиляной да ушибной родимцы. Пусть слезою утекают, боли, раны забирают, плакун травой прорастают.

Повинуясь ее словам, из поврежденного глаза потекли кровавые слезы. Кап, кап, кап… Падали они в горшок с землей, таяли в нем, а вместе с ними таял, выцветал синяк.

— Ну вот и все, — три раза повторив целительный заговор, заявила довольная Яга и с размаху ткнула коренюшку в горшок. Едва оказавшись в земле, та позеленела и пустилась в рост, прямо на глазах вытягиваясь, выпуская листики и набирая радостно наливающиеся цветом бутоны.

— Что это? — пораженно спросила Маша.

— Плакун трава, — гордо ответствовала Ягишна, — сиречь дербенник. Очень пользетельная травка. Его еще кровохлебкой называют.

— Красиво.

— Одной красоты мало, — не согласилась ведьма, — еще и толк нужен — лекарственные али еще какие свойства.

Марья спорить не стала, хотя по поводу красоты и пользы имела свое собственное мнение, но навязывать его древней как мир ведьме? Увольте. Лучше поскорее убраться от нее подальше, пользуясь тем, что чародейка увлеклась осмотром вымахавшей с хорошей фикус кровохлебки. Судя по тому, как подобрался Аспид, он думал о том же самом.

Не сговариваясь, супруги намылились на выход. С самым невинным видом они взялись за руки и…

— Далеко это вы? — моментально очнулась Ягишна.

— Завтрак готовить, — радостно отозвалась Маша.

— Дело хорошее, — одобрила ведьма. — Иди, милая. Не забудь, что ты мне давеча ленивых вареничков обещала.

— Помню, а как же, — улыбнулась берегиня и потянула мужа за руку. Пошли, мол, скорее. Того и упрашивать не надо было, ломанулся только так.

— Аспид, а ты-то куда? Никак стряпать наловчился? В бабской науке преуспел?

— Воины еще и не тому обучены, — буркнул Подколодный, чуя близкую свободу.

— Вообще-то, — вступилась Марья, — в нашем мире самыми искусными и прославленными поварами становились исключительно мужчины. Имена некоторых из них известны уже несколько веков.

— Скажите, пожалуйста, — покачала головой ведьма, но судя по хитро прищуренным глазам особо не поверила.

— К тому же сегодня мне без Аспида не обойтись, — уперлась Маша.

— Да? — хором удивились нянюшка и змей.

— А хотя да, — тут же исправился гадюк. — Марьюшке без меня никуда.

— Мы просто поспорили, — пустилась в объяснения та. — Я говорю, что яйца без скорлупы сварить можно, а Аспид не верит.

— Правильно делает, — согласилась Яга. — Лоскуты получатся, а не яйца, лохмотья одни да и только.

— А вот и нет, — заспорила Маша. — Есть способ сварить яйца всмятку без скорлупы.

— Врешь, — подалась вперед Яга.

— Выражения выбирайте, — обиделась Марья.

— Не ссорьтесь, девочки, — выступил в роли миротворца Подколодный, но поддержки не нашел ни у одной из сторон.

— Погоди, милок, — остановила его Яга. — Стало быть, можешь ты безо всякого чародейства яйцо без скорлупы сварить?

— Могу.

— А ежели я захочу на это глянуть?

— Смотрите, — разрешила Маша.

— Договорились, — подхватилась Яга.

— Э, нет, — остановил ее Аспид. — Так дело не пойдет. Не будет тебе Марьюшка за так диковинные фокусы показывать.

— Не буду? — моргнула фокусница.

— Нет, — отрезал змей. — А вот ежели нянюшка согласился кое на что… — он замолчал, выжидающе глядя на Ягишну.

— Чего ж тебе надобно, милок? — купилась та.

— Хочу, чтобы ты никому про синяк не сказывала и нам расспросов не устраивала, — выдвинул требования Аспид.

— Легко, — с готовностью согласилась ведьма, подхватила под мышку горшок с плакун-травой, и первая вышла из лаборатории.

По дороге на кухню Марья убедилась, что от царской семейки ей не издыхаться никогда. Надо с этим смириться и не нервничать понапрасну. Как в том анекдоте — расслабиться и получать удовольствие. Нет, ну правда, как можно в одно утро, между прочим, ранее столкнуться в теремных коридорах с Кащеем, Горынычем, Василисой, Любашей и новгородским воеводой, по которому словно мартышки по баобабу скакали счастливые близнецы?

И ладно бы просто повстречаться и поздороваться, ан нет. Все они увязались следом за берегиней варить яйца без скорлупы. Вот что им делать нечего? Получается так.

Потому-то, но во время приготовления яиц-пашот Маша чувствовала себя Игорем Кио. По меньшей мере.

— Креке, пеке, фекс, — не удержалась она, выкладывая на блюдо иномирные яства. — Прошу.

— Благодарствуйте, — вперед как самая любопытная сунулась Яга.

Вооружившись вилкой, она ткнула яйцо в бок и восхищенно ахнула. — Ты глянь, и правда жидкий желток. Надо же, — полюбовавшись немного и продемонстрировав диковинку близким, ведьма приступила к дегустации. — Фу, — скривилась недовольно, — уксусом отдает.

— Дай, попробую, дай, — загомонили родственники.

— Я не обещала, что подам блюдо неземной вкусноты, — напомнила Маша. — Просто говорила о таком способе приготовления.

— К тому же обычно яйца пашот подают с салатами, — подтвердила Люба.

— Так ты знала? — накинулись теперь на нее. — Чего ж не сказала?

— Чтобы спор не нарушать.

Азартная нечисть переглянулась и вздохнула.

— А мне нравится, — в воцарившемся молчании бодрый голос Василисы прозвучал как гром среди ясного неба. — Очень вкусно. Спасибо тебе, Машенька.

— Че? — переспросила пораженная Яга, наблюдая за тем, как царица-матушка собственноручно вылавливает из кастрюльки следующее яичко и алчно поедает его вприкуску со вчерашней луковой булочкой.

— Угодила ты мне так, что ни в сказке сказать, ни пером описать, — нацелилась на третий пашот Василиса.

— Хватит, погоди, — остановил ее Кащей. — Пусть усвоится сперва.

— Жадный ты, — легкомысленно улыбнулась сытая царица. — Сваришь мне завтра такого яичка, Марьюшка?

— Угу, — заторможенно моргнула та, думая, что в лесу издохло какое-то редкое животное и видимо не одно. Если Василиса на добрые слова расщедрилась, то дело пахнет керосином.

Очевидно, что-то подобное пришло на ум и всем остальным.

— Ну что вы на меня так смотрите? — рассердилась царица. — Можно подумать, что я чудо-юдо беззаконное! Угодила мне Маша, я и радуюсь. Вам бы на манной каше месяц просидеть, небось до потолка сейчас скакали бы.

— Вот именно, — первым поддакнул битый жизнью зять. — Мы очень рады, мама.

— И очень хотим кушать, — согласилась Люба.

— Тогда всем манной каши, — в качестве жеста доброй води предложила Маша. — Быстро и вкусно.

— Аспиду тоже морковочки подложи, — наблюдая за тем, как Маша оделяет близнецов тертой морковью, проскрипела Яга, — с яблочком и сметанкой.

— Зачем? — удивилась Марья, помня, что Аспид блюда детской кухни терпеть не может.

— Вкусно, — ответила за ведьму Злата и принялась делиться с любимым дедом- дядюшкой.

— Спасибо, добрая душа, — морщился, но ел тот.

— Кушай-кушай, — ласково улыбнулась Подколодному нянюшка. — Глазки снова зоркими от морковочки станут, а вечером мы тебе кисельку черничного сварим.

— А что у него с глазами? — не понял Горыныч.

— Видеть плохо стал наш мальчик, — пожаловалась Яга. — В темноте на углы натыкается, об ручки дверные до синяков бьется.

— Няня! — под дружный хохот родни взвыл Аспид. — Ты же обещала!

— Я обещала не о чем не расспрашивать, а не молчать как рыба об лед. Гляньте вот, — она плеснула в миску чистой водицы, отломила ветку плакун травы и целиком опустила ее в моментально потемневшую жидкость.

Глядь, а это и не вода уже, а зеркало, в темной поверхности которого отразилась шуточная борьба Маши и Аспида. Засмеялась, заулюлюкала нечисть.

— Ну ты… — оторопело выдохнул он. — Совсем уже берегов не видишь. Даже в постель супружескую посмела сунуться.

— Аспид, малыш… Ладно тебе… Не серчай…

— Ешь морковку, нянь, — посоветовал тот, прежде чем подхватить побледневшую Машу в охапку. С тем и отбыл.

В этот раз портал открылся на крыше. Не ожидавшая такого Маша покачнулась и, если б Аспид не поддержал ее, непременно расшиблась бы.

— Прости, любимая, — голос Подколодного прервался. — Давай отойдем от края.

— Где это мы? — идя вслед за мужем, спросила она.

— На крыше Разбойного приказа. Не узнала?

— Нет, — призналась та. — А Три лягушки' отсюда видно?

— Вон они, — Аспид указал на зеленые крыши неподалеку.

— Ой, правда, — обрадовалась Маша.

— Почему не спрашиваешь, зачем я тебя сюда принес? — склонился к ней муж.

— Сам скажешь, — покрепче обняла Подколодного Марья. — Тем более, что это все, — она махнула рукой, — мне очень нравится. Настоящее приключение. А то попала в сказку, а кроме клюквы на болоте да плиты с печкой ничего не видела. Пашу без роздыха как… — подходящее сравнение никак не находилось. 'Да и пес с ним, — подумала Маша. — И так понятно, что я вкрай замумукалась в Лукоморье/

— Мне тоже все надоело, — словно бы прочел ее мысли Аспид. — Поэтому… — выдохнул змей искушающе и не прогадал. Маша тут же подняла к нему лицо.

— Что ты задумал? — потянулась поцеловать она.

— Свадебное путешествие, — ответил он прежде, чем накрыть ее губы своими.

— А как же все? — спросила Марья, когда голова перестала кружиться. — Они

— Обойдутся, — отрезал Подколодный.

— Но…

— Молчи, женщина, я тебя похищаю.

— Честно-честно? — восхитилась она.

— Не сомневайся даже, — довольная улыбка скользнула по губам Аспида.

— В лесной терем?

— He-а. Там нас враз найдут.

— В пещеру?

— Куда? — удивился Подколодный.

— В пещеру, — повторила Марья. — Ты же дракон, — пустилась в объяснения она. — А у каждого дракона должна быть своя личная пещера, в которой он хранит несметные сокровища.

— Н-да? — озадаченно почесал в затылке Аспид. — Получается, что я какой-то неправильный дракон, потому что никакой пещеры у меня нету.

— Куда же ты меня отнесешь?

— Туда, где нас ни за что не найдут, — шепнул на ушко любимой змей. — В избушку на курьих ножках.

— Правда?! — чувствуя себя маленькой девочкой, которой только что пообещали настоящую всамделишную сказку, спросила Маша.

— Истинная, — чмокнул ее в нос Аспид. — Няня там редко сейчас бывает, некогда ей. За Любашей и детками присмотр нужен, вот избушка и скучает. Тяжко ей в одиночестве. А мы и навестим бедняжку. Согласна?

— Еще бы. Ни за что не откажусь от такого приключения.

— Тогда отойди от меня подальше, вон туда, — Аспид показал на торчащий посреди крыши флагшток, — возьмись покрепче и ничего не бойся.

— Ты будешь превращаться? В дракона? А почему просто не откроешь портал? А я с тебя не свалюсь? — забросала Марья вопросами мужа.

— Не свалишься, — пообещал он, — и не замерзнешь. Я прикрою тебя магией.

— А?..

— А порталы на такие расстояния я открывать не могу. К тому же избушка на одном месте не сидит.

— Ага, — все поняла Маша и закрыла глаза, потому что метаморфоза в дракона казалось ей делом интимным, требующем уединения и приватности. — Превращайся, я жду. Ой, погоди, а разговаривать-то ты сможешь?

— Смогу, — весело рассмеялся Аспид, чувствуя, как отпускает сердце ледяная обида на родных. Повезло, что его единственной стала именно эта женщина. Только Марьюшка со всей ее деликатностью, тонкостью, самостоятельностью и желанием помочь может делает его счастливым. Только она одна влечет, одна радует и всегда понимает. — С тобой я все смогу. Открывай глаза, милая.

Машу обдало волной теплого ветра. ’Небось превратился и крыльями машет, — догадалась она. — Орел мой Подколодный, то есть подколодный орел. Есть же орлы могильники или белоголовые сапы, а мой…'

— Марьюшка, — поторопил Аспид.

— Ах, — только и сказала она, увидев прекрасного серебряного дракона. Все мысли насчет подколодных орлов торопливо порскнули во все стороны, оставив по себе только восхищение. — Ты такой… Такой… У меня просто слов нет. Вернее есть. Ты совершенный, прекрасный, а еще теплый, — прикоснувшись к перламутровосеребряной чешуе, — поразилась Маша, — и гладкий, и такой большой.

— Толстый? — озаботился дракон. Взволнованно пошевелив крыльями и нервно дернув хвостом, он посмотрел на берегиню.

— Могучий, — едва устояв на ногах, засмеялась она. — А грузоподъемность у тебя большая?

Аспид смешно наклонил изящную, увенчанную роговой короной голову и

— Подходящая, — подумав, не стал понапрасну скромничать он. — Ладно, хватит разговоров, залезай, а то скоро нас хватятся.

— Тогда накроется медным тазом весь медовый месяц, — согласилась Марья, торопливо забираясь на грациозно склоненную шею дракона. — Не тяжело? Не давит? — озаботилась она.

— Пониже спустись, — велел он. — Ага, так. Теперь держись, я взлетаю, — под восхищенный женский визг Аспид взмыл в небо. — Страшно? — спросил, набрав

— Ужасно страшно, — согласилась Маша. — Аж сердце заходится, но… хорошо. Как в настоящей сказке. И красиво очень. Спасибо.

— За что? — не понял змей.

— За чудо полета, за красоту, за то, что украл меня у всех.

Он ничего не ответил, но засопел довольно. Кажется, еще чуть и мурлыкать начнет. Маша тоже молчала, с интересом наблюдая за проплывающими внизу полями, лесами и дорогами. Лететь верхом на муже оказалось удобно и приятно. Ни ветра, ни холода, ни тряски с турбулентностью — сплошной комфорт и ощущение защиты. Красота. Как говорится, с нашим Дракон-экспрессом навстречу счастью.

I коротко, а только в какой-то момент Аспид стал снижаться, чтобы на лесной поляне. Позволив Маше слезть, он превратился в человека.

— Дальше пешком, — размял шею он.

— Я так и поняла, — согласилась Маша. —,

— Устала? — встревожился змей. — Потерпи, избушка совсем рядом. Ты разве не видела ее?

— Ну и ладно, — прижал и тут же отпустил жену он. — Пошли.

Искать избушку Марье понравилось. Так хорошо было идти по осеннему лесу рука об руку с Аспидом, собирать грибы и словно кошку подзывать движимое имущество Яги.

— Кс-кс-кс, Мурочка, — то и дело окликал змей. — Где ты, девочка хорошая?

И что вы думаете? Она откликнулась! Настоящая красавица. Голенастая. Двухэтажная. С эркером над входной дверью и резным крылечком. Прибежала кавалерийским аллюром и грациозно остановилась перед Подколодным.

— Умница моя, — похвалил он избушку. — Сил нет красавица. Соскучилась девочка? Иди поглажу.

Та обрадованно захлопала ставенками, поджала ножки, опускаясь перед змеем, и гостеприимно распахнула дверь.

— Ласточка, — погладил резные перила Аспид, — знакомься с моей женой. С Марьюшкой.

Избушка недовольно зарычала, сердито заскрипела ступеньками…

— Фу, Мурка, — грохнул Аспид. — Свои. Свои я говорю. В кои-то веки к тебе в гости берегиня пожаловала, и на тебе, не признала. Глаза разуй, бесстыдница.

Мурочка послушно раздвинула шторки на окнах, втянула воздух печной трубой и натурально устыдилась.

I Аспид. — Старушка i

я, команда слепая. Надо

— Не ругайся на нее, — заступилась за избушку Марья. — Мурочка просто бдительность проявляет. Это дело хорошее.

— Спелись, — покачал головой Аспид, а потом неожиданно подхватил жену на руки и перенес через высокий избушкин порог.

— Ах, — растаяла Облигация, сроду не мечтавшая о такой романтике. Она-то думала, что все уже кончено, и впереди ничего кроме работы, случайных любовников и одинокой старости нет. Слава богу, ошиблась, да еще как. Вот он сокол, то есть орел, вернее дракон, красавец и вообще девичья сухота на руках носит (и на шее катает), смотрит влюбленно, а уж какие слова говорит… Особливо в постели. Вспомнив некоторые высказывания Аспида, Марья мило покраснела.

Никто нас здесь н

— Ты говоришь, — не удержалась и поддразнила Маша, — как настоящий маньяк, который затащил невинную деву в свою берлогу и собирается над ней глумиться.

— Да? — удивился Подколодный, — А хотя, да.

— И чем мне это грозит' — опустила игриво вспыхнувшие глаза она.

— Для начала тебя за попу покусает дракон, — интимно выдохнул Аспид.

— Ох… — облизнула губки молодая. — А потом?

— Потом начнется самое интересное, — хрипловато посулил змей.

— Ты имеешь в виду сам процесс г

— А ты? — чувствуя, что муж отстраняется, открыла глаза Маша.

— Слетаю за едой для нас и одеждой для тебя.

— Не-е-ет, — недовольно потянула Марья. — Я не хочу оставаться одна.

— А я не хочу, чтобы ты была голодная и без одежды.

— Да? — игриво улыбнулась Марья, потягиваясь. — Нагляделся уже? Эх…

— Вернее хочу, — сглотнул он. — Но продукты все-равно нужны, а еще нужно переговорить с местным лешим, чтоб не вздумал болтать.

— Какой ты у меня ответственный, — Маша прижалась к мужу, обняла, заглянула

— Что ты со мной делаешь? — простонал он, сдаваясь на милость победительницы.

— Сама не знаю, — призналась она. — Со мной в первый раз такое.

— Люблю тебя.

— А я тебя, — призналась она.

Позабыв обо всем на свете, отдавалась единственному мужчине, без остатка растворяясь в нем и чувствуя ответное слияние. Он тоже не боялся потерять себя, зная, что отныне не одинок, и безмолвно говорил об этом, уверенный, что его услышат и поймут.

Аспид и Маша были вместе,

I они были счастливы.

— Судя по всему, время к обеду, — вслух подумала Марья, и собственный голос показался ей преступно-хриплым, распутным. Это отчего-то радовало. Вообще было хорошо на душе, даже отсутствие мужа не раздражало.

Замечательный же мужик: ответственный, заботливый и любящий.

Кое-как одевшись и причесавшись, собрала постель i экскурсию по избушке на курьих ножках. Начала она с тог раздвинула вышитые занавеси.

I решила устроить себе о, что подошла к окну и

— Так, мы по-прежнему в лесу, — зевнула Маша. — Хочешь я тебе окошки помою? — нежно погладив раму, спросила она у избушки. — Только покажи, где воды набрать.

Домик согласно дрогнул половицами i

I скромно скрипнул дверью спаленки.

— Договорились, — улыбнулась берегиня, переступая через порог.

— Вообще, надо бы привести тебя в порядок, милая, — осматривая жилище Яги, прикидывала она. — Красиво тут у тебя, а после уборки и вовсе замечательно станет.

Маша не лукавила и не льстила сказочному домику. Избушка на курьих ножках и в самом деле оказалась на диво уютной и, что удивительно, просторной — две спальни наверху, внизу еще одна да сени, да просторная кухня. Все тут было устроено по уму и с любовью, каждая вещь находилась на своем месте. Если бы не слой пыли…

— Ничего, с этой бедой мы быстро справимся, — пообещала Марья. — Так где вода-то?

Избушке только того и надо. Тут же загремела ведрами в сенях, настежь распахнула дверь на крыльцо.

— Так бы сразу и сказала, — обрадовалась Маша.

Подхватила ведра, выглянула на улицу и уже собралась пытать домишко на предмет, куда дальше, как застьла на месте. На лесной поляне, прибавилось строений. К избушке на курьих ножках присоединилась банька на утиных лапках и сарай на козьих копытцах.

— Вот это да, — восхитилась берегиня и пошла знакомиться с хозпостройками, которые оказались невероятными милахами да еще и скромняжками к тому же.

Приземистая баня была выстроена на совесть. Просторный предбанник соседствовал с мыльней, а уж та с парилкой.

— Отсюда и начну, пожалуй, — прикинула фронт работ Маша. После чего засучила рукава, зачерпнула ведерко воды из здоровенной кадушки приступила к наведению порядка.

Удивительно, но много времени уборка не заняла. Хотя… Одно дело смывать жирную, пропахшую резиновой гарью и бензином грязь мегаполисов и совсем другое смахнуть пьль экологически чистого мира, который казался Маше юным, прекрасным и девственным. Даже захолустная Россошь выглядела потасканной теткой, прошедшей через огни и воды в сравнении с Лукоморьем. Эх, да что говорить… В плане экологии этот мир бьл прекрасен. И что самое важное, благодаря развитию магии, а не техники обещал остаться таким же.

В общем и целом, Марье хватило пары часов, чтобы протереть окошки, вытряхнуть половики, помыть полы и вытащить постели на просушку, благо солнышко припекало по-летнему.

— А теперь с припасами разобраться нужно, — отдохнув пару минут, решила берегиня.

Долго рассиживаться без дела не хотелось, да и не привыкла она лениться. К тому же, стоило остановиться, как в голову начинали лезть всякие мысли. Причем, не всегда приятные. Тут и тревога, что милого долго нет, и за Любашку с Василисой волнение. Как-то они со своими токсикозами справляются и не держат ли зла на загулявшую берегиню? И насчет Настеньки сердце не на месте. Догадается ли Горыныч, как от Феогниды отплеваться? Он вроде мужик башковитый и к Настюше настроен серьезно. Малашкины испытания опять же покоя не дают. Так что лучше занять себя чем-ничем, а то никаких нервов не хватит.

При всем этом на Ягу Маша зла не держала. Ведьма, она ведьма и есть. Нечисть, что с нее взять? Ну поглумилась немного, влезла куда не надо. Плевать. Спасибо, что без разбору чарами кидаться не стала и в жаб превращать не надумала. К тому же Аспида она нежно любит и уже небось десять раз раскаяться успела, что обидела своего ненаглядного змееныша.

Подколодный тоже хорош, может не таись он так, не наводи тень на плетень, ничего бы и не бьло? Хотя вряд ли. Что-нибудь шебутная Кащеева семейка обязательно учудила бы по-любому. Неуемные они и буйные, но все равно замечательные.

В кладовке нашелся неплохой запас круп, варенья и меда. В сарайчике, в одной из дальних и, как показалось Марье, зачарованных клетушек обнаружился копченый окорок, в другой плетенки лука, чеснока и жгучего перца.

— Живем, — решила берегиня, растапливая печь отборным антрацитом (каменный уголь), которым щедро поделилась сарайка. — Сейчас горох на похлебку поставлю и баньку протоплю.

Сказано — сделано, — приласкав скромницу на утиных лапках, Марья склонилась над каменкой.

— Ух, тяга какая, — порадовалась она. — Замечательно. Сейчас еще водички прихвачу в избу, и совсем хорошо будет.

С водой на передвижной усадьбе Ягишны тоже все по уму устроено бьло. В мыльне стояла здоровенная корчага с чистейшей ледяной водицей. Стоило зачерпнуть из нее, как уровень жидкости возвращался к прежнему. Очень удобно, сразу видно, что мастер зачаровывал.

Горох мирно пыхтел в печи, на приступке подходила опара на блины, когда за окном послышалось пение. Нет, не птичье, а вполне себе человеческое. Кто-то невидимый, точно невидимый, Маша первым делом в окошко выглянула, приятным голосом жаловался на жизнь.

— А я мальчик на чужбине

Позабыт от людей.

Позабыт, позаброшен

С молодых, юных лет,

Я остался сиротою, Счастья доли мне нет.

Вот умру я, умру я, Похоронят меня.

И никто не узнает, Где могилка моя.

На мою на могилку

Знать никто не придет.

Только ранней весною

Соловей пропоет, (авторы музыки и текста неизвестны. Песня бьла очень популярна у беспризорников и уголовников. В основе своей дореволюционная, но широко бытовала и в середине двадцатого века)

Невидимый певец заливался соловьем, вкладывая всю душу в немудрящие строки, и так жалко его становилось, а еще страшно. Аспида нету, некому за Машу заступиться, некому защитить ее от невидимой нечисти, выводящей вокализы посреди дремучего леса.

— Избушечка, — взмолилась берегиня, — ты бы дверки закрьла. Боязно мне.

Сознательное строение тут же замуровало все входы-выходы, захлопнуло окна, задвинуло шторы и, судя по тому, что банька с сарайкой тоже забаррикадировались, телепатически связалось с остальными постройками. Ну оно и понятно. Не будь у ведьминого подворья таких способностей, ни в жизнь бьло бы не угнаться медлительной баньке за голенастой шустрой избушкой.

Невидимому исполнителю такое положение дел по вкусу не пришлось. Для начала он смолк, потом взвьл возмущенно, а потом…

— Хозяюшка, да как это? — жалобно возопил певун и поскребся в дверь.

— Кто там? — как можно строже спросила Марья. За время жизни в Тридесятом царстве она накрепко уяснила, что нечисти свой страх показывать нельзя ни в коем случае — загрызет. А не загрызет, так закружит, задурит голову, выпьет кровь, заведет в болото… Короче, вариантов тьма тьмущая. И все гадкие.

— Соловушка — несчастненький, бесприютный котенька, заплутавший в этих распроклятых богами диких лесах, — раздалось жалобное мяуканье с подвывом.

— Котик?..

— Измученный холодом, голодом и ненастьем котик, — подтвердили из-за двери.

— Ага, — не поверила Марья и пошла на второй этаж, надеясь оттуда разглядеть незваного гостя.

Приникнув к щелке между шторами, она еще раз оглядела двор — никого.

Хотя… Чей это черный хвост мелькает на крыльце?

— Эй, как там тебя, Соловушка? — крикнула Маша. — А ну покажись. Встань передо мной как лист перед травой.

— Нешто я Сивка-Бурка? — обиделся котей, но с крьльца спустился.

Глядя на огроменного черного кота, Маша вынуждена бьла признать его правоту. До коня он и впрямь не дотягивал, только до теленка и дорос.

— Кхм, — откашлялась она, — приношу свои извинения, уважаемый Соловушка. Обозналась я.

— Ничего страшного, — вальяжно махнул лапой певун. — С кем не бывает. Мы — баюны, знаешь, какие редкие? Ужас просто. Нас увидеть — счастье великое.

Маша подумала, что прекрасно обошлась бы без такой радости, но мыслями своими делиться не стала. Ни к чему котика обижать. Он и так уже нервничать начинает, вон как хвостом метет. Аж травка колышется.

— Рада я такому гостю, — не моргнув глазом, соврала берегиня, когда поняла что молчание слишком уж затянулось. — Но в дом тебя не зову, прости. Ибо сама не ' хозяйка тут. Вот муж вернется, он тебя и приветит.

Удивительно, но кот спорить не стал и на принцип не пошел. Улегся себе на крылечке и стал развлекать Машу сказками да пением. Так их Аспид и застал.

— Соловей? Ты как тут? — торопливо взбежал на крыльцо Подколодный.

— Шел, шел да и набрел на избушку знакомую, — осторожно ответил баюн.

— А мы ведь тебя потеряли, искали даже, — укорил змей. — Яга по тебе убивалась, и Любаша тосковала.

— Да? — не поверил кот. — Ну вот нашелся я. Дальше чего?

— Где был, говорю, — рассердился Аспид.

— Где был, там уж нету, — подбоченился хвостатый. — Я кот вольный, гуляю где вздумается. Потому право имею. Сейчас вот к берегине приблудился.

— Чего?! — зашипел гадюк.

— Так мне дверь открывать или нет? — чувствуя, что разговор заходит куда-то не туда, спросила Маша. — Суп и блины готовы, опять же в баню дровец подкинуть

— Открывай, — сердито отозвался муж. — Раз уж этот мордатый прилез, от него теперь не издыхаешься.

— Я попрошу, — с достоинством возмутился баюн. — Выбирайте выражения ибо несчастного котеньку обидеть проще простого. Ранимый он, то есть я.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— Добро пожаловать, — прерывая ссору мужа с несчастным заблудившимся котеикои метр двадцать в холке, сказала Маша.

— Спасибо, радость моя, — улыбнулся Аспид, а его визави молчком юркнул в приоткрытую дверь, чудом не задев берегиню.

— Вот охламон, — ухмыльнулся вслед ему змей, но ругаться не стал. Вместо этого обнял жену. — Соскучился очень, — поцелуй. — И переволновался, все думал, как ты тут, — еще один. — Места себе не находил, — контрольный в губы.

— Я тоже скучала, — призналась Маша. — Пока Соловушка не появился -

поддразнила она змея. '

Он уже Соловушка, — моментально повелся тот.

— Люблю тебя, — шепнула Марья.

— И я. Какие у нас планы? Разберем покупки, пообедаем и погуляем?

— В баньке попаримся, — дополнила программу она. — Потрешь мне спинку? — спросила лукаво.

— С удовольствием, — Аспид прищурился почище кота-мурлыки. — А ты мне?

— Я? — переспросила Маша. — Я тебя, муж законный, веничком отхлещу, за все твои придирки разом отплачу, Лихоманское болото припомню.

— Ой, боюсь, — обрадовался Подколодный. — Венички в сарайке нашла? А то поцдем, покажу где.

— Вы молодожены что ли, стесняюсь спросить, — из сеней выглянула кошачья усатая морда.

— Допустим, — рыкнул на баюна Аспид. — Тебе какое дело?

— А такое, что обед стынет, пока вы милуетесь да друг на друга наглядеться не можете. Отощаю я таким макаром.

— Вот и вали, — посоветовал змей. — Деловой какой, не успел приблудиться, как свои порядки наводишь. А на Марьюшку, что б ты знал, я и через двадцать лет так глядеть буду.

— Караул, — пригорюнился Соловушка. — Беда неминучая. Надо домового путевого искать, — просветил хозяев он. — Чтоб, значится, о насущном думал, пока вы в эмпиреях летаете.

— А ты надеялся, что рядом с берегиней медом намазано? То есть намазано, конечно… Маш, ты куда? — увидев, что жена ушла Подколодный кинулся за ней.'

В баню, — засмеялась та. — Уболтали вы меня вкрай.

„"^Извини' — повинился змей. — Это все из-за баюна. Есть у их братии такое свойство — любого заболтать могут. Иной раз даже до смерти. Потому-то их ведьмы у себя держать любят. От баюнов им и охрана, и веселье…

— И красота с достатком! — мурлыкнул с крыльца Соловушка. — Мы и охотиться могем к тому же, а все за ради ласки хозяйской, теплого уголка на печи да сметанки Иногда. По праздничкам. Пробу с пищи опять же снимаем, иной раз во вред себе Спасаем хозяев с риском для жизни.

— Так ты, получается, ценный кадр, — сказала Маша.

— Не то слово, — распушился котей.

Аспида^{Т ГДа СТаВаЙСЯ С НамИ}'^{Ты же не П}Р ™^В< милый? — она нежно посмотрела \

— Говорят, кошка в доме к счастью, — растаял тот.

— Спасибочки, — церемонно поклонился Соловушка. — А теперь-то обедать? — облизнулся он.

— Погодь, хвостатый, — остановил Подколодный. — Насчет дегустации блюд…

Ежели имеешь интерес к этому делу, обращайся ко мне в Разбойный приказ поспособствую. '

— Нет уж, спасибо, — попятился баюн. — Обойдусь.

/^{Так я и}ДУмал. — ухмыльнулся змей. — Но уж тогда и у Марьюшки в трактире i балуй. ^г

— А у нас трактир имеется? — побоялся поверить свалившемуся счастью Соловушка.

— Три лягушки, слыхал про такое заведение? — спросила Маша, которую ужасно забавляли беседы мужа с котом.

— Я в раю, — сел на пушистую попу Соловушка. Ибо лапы его не держали.

Не зря коты считаются мудрейшими животными, а уж говорящие и подавно. И насчет рая правильно баюн заметил. Маша именно так себя и чувствовала. Не ходила — летала, все у нее в руках спорилось, настроение замечательное было, на Аспида наглядеться не могла, каждую свободную минутки с ним проводила.

А змей и рад, ему ведь тоже никто кроме жены любимой не надобен. По чести сказать, если б не проглотистый баюн, то не выпускал бы он Марьюшку из спальни недаром припас подходящий привез. Но и так хорошо получилось.

Неделя пробежала как один день. Вроде и возвращаться пора, а не хочется.

Дела, заботы, долг перед семьей не давали Аспиду забыть о себе. Да и супруга любимая задумываться начала. Неспокойно у нее на сердце, а все ж молчит, терпит не торопит. Потому как понимает обиду мужнюю, принимает его характер.

— Марьюшка моя, красавица ненаглядная, — всякий раз шептал змей, стоило ему поутру увидеть жену. — Люблю тебя.

— И я, — неизменно отвечала мягкая, теплая со сна берегиня и, не открывая глаз привлекала к себе, награждая тягучим словно мед поцелуем.

Так было и в этот раз, жаль, что дальше дело не пошло. А всему виной кот.

— Убил бы паразита! — скрипнул зубами Аспид, услышав спозаранку пронзительные кошачьи вопли.

— Хозя-у-у-у-ева, — надрывался, то и дело сбиваясь на вульгарный мяв баюн — Ско-у-у-у-рее сю-у-у-уда! Мау-у-у-у! Ту-у-у-ут такоу-у-у-уе!

— Что?! — рванулась бежать Маша.

— Останься тут, — велел муж. — Сам гляну.

— Но…

Не спорь, родная, — полуголый змей выскочил из спальни.

— Вот же, — расстроилась Маша, но супруга огорчать не решилась. Мало ли что там случилось, не стоит под ногами мешаться. Лучше привести себя в порядок и

Аспид вернулся быстро, и вид он имел странный.

— Что случилось?! — кинулась к нему Марья.

— Чудо чудное, — заторможенно ответил он. — Не знаю, как и сказать.

— Уж как-нибудь скажи, подбери слова, — подбоченилась берегиня. — А то переполошили меня с утра пораньше и помалкиваете.

— Это все кот, — напомнил Подколодный. — И ты.

— Чего? — возмечгалось о скалке Маше.

— И я, наверное, — не заметил ее настроения змей, плюхаясь на лавку.

— Ты можешь толком объяснить, что случилось? — она осторожно присела рядом.

— А я не сказал разве? — удивился Аспад. — Избушка, банька и сараюшка яйца снесли, теперь высиживают.

— Ик, — моргнула Маша. — Ик.

— Соловушка божится, что это из-за нашей активности, — обнял ее муж. — Постельной, добавил он виновато.

— Ик, — не поверила Марья.

— Не, не врет, — понял ее змей. — Баюны в этом деле разбираются.

— Ик, — у Маши не было слов.

— Что делать будем? — осмотрев свежеснесенные домашними постройками яйца, спросила Маша.

Крупные, пестрые, напоминающие огромные деревянные глобусы они лежали рядом со своими гордыми мамами.

— Ягу звать, — откликнулся муж. — Кончилось наше свадебное путешествие, милая.

— Да уж, напутешествовались, — уважительно глянул на молодоженов баюн. — Ягу позвать, конечно, надобно, потому как усадьба ее и вообще… — Соловушка несколько раз нервно дернул хвостом. — Но только это полумеры, вот, — он тяжело вздохнул и поднял глаза к безоблачному осеннему небу.

— Почему? — не понял Аспид.

— Потому что гнездо вить по-любому придется, — тоскливо мяукнул кот, прикидывая фронт предстоящих работ. — Одно на всех гнездовище устраивать будем, а мамочки пусть по очереди молодняк высиживают.

— С лешим договариваться придется, сами мы не справимся, — повеселел змей, уяснив для себя, что поставленная избушками-сараюшками задача имеет решение.

А на Машу снова напала икота, стоило представить размер гнезда, если учесть размеры яиц и мамочек, их отложивших. 'Три яйца метра по два в диаметре, — прикинула она. — Плюс мама, плюс настил. Это ж сколько получается? О, Господи, грехи наши тяжкие!' А уж о том, каким макаром домишки умудрились отложить яички, она и вовсе думать боялась, ибо ум за разум заходил.

Но как бы там ни было, а малюток и их родительниц без помощи и поддержки оставлять было нельзя.

— Ладно, — вздохнула Марья, — вернемся к цивилизованной жизни. По всему видать, пора уже.

— Дело говоришь, матушка, — обрадовался Соловей, давно мечтавший посетить хозяйский трактир. — Так я сбегаю за лешим?

— Вали, — дал отмашку баюну Аспид. — Да особо не задерживайся. До вечера гнездо построить надобно, чтоб ночь малыши в тепле провели.

— Будет сделано, — дисциплинированно мявкнул Соловушка, прежде чем затеряться среди деревьев.

— Ну что, краса, договоришься сама с хозяином лесным, али мне с ним по- свойски побеседовать?

— Как хочешь, — обняла любимого Марья. — Неохота тебе в Лукоморье возвращаться? Не остыл еще, не отпустил обиду?

— Не знаю, — признался он. — Ноет заноза в душе какая-то.

— Плохо это, — нежно коснулась мужниной щеки берегиня. — Нельзя так, родной

мой.

— Сам знаю, что нельзя, — со вздохом признался Подколодный. — Но гложет что-

— Я тебя очень хорошо понимаю, — помолчав, негромко заговорила Марья. — Обида, нанесенная близкими, самая сильная и больная. Чужой человек иной раз такого наговорит, столько гадостей наворотит, а тебе хоть бы хны. А родной одно слово скажет — нож в сердце вонзит.

— Да, — уронил Аспид.

— Я, бывало, тоже на родителей обижалась. На маму кричала, бабушку не слушала, думала, что дед из ума выжил, а отец мне зла желает. В советах их не нуждалась, шуток не понимала, обиды копила. Не всегда, конечно, но часто… — Маша сердито вытерла слезы. — Дура была, — закончила решительно.

— Почему?

— Потому что нету их, умерли, оставили меня одну. Без советов, шуток, без понимания, помощи и поддержки. И много лет никому до меня дела не было, бобылем жила. Или как это правильно называется? Не суть. Главное, что семьей дорожить надо.

— Ты больше не одна, я с тобой.

— Ты, а еще Настя, Малашка, дядька Корней, Люба с детками, — согласилась Маша. — И никому я вас не отдам. Надо будет в кровь по колено встану, но не отступлюсь. А ты…

— Я?! — до глубины души обиделся змей.

— Не думай, я понимаю, что на Ягу ты из-за меня обиделся, — прояснила свою позицию Марья. — И я благодарна, но тут ведь не только в этом дело.

— Да? — Подколодный сжал губы в нитку.

— Ты ведь очень талантливый архитектор, тонко чувствующий человек, то есть не человек, конечно…

— Я понял, продолжай, — Аспид выглядел ошарашенным.

— Ага, — моргнула Маша. — Тонкий ты, творческий, а вынужден Разбойным приказом заведовать, потому что так надо.

— Да, — прозвучало глухо.

— И ты устал, даже сталь устает, а они…

— Они могли бы побольше ценить меня.

— Они ценят, поверь, — нежно улыбнулась мужу Маша. — И любят, и тревожатся. Это сразу видно при взгляде на вашу семью.

— Нашу, — поправил змей.

— Ну да, нашу, — легко согласилась она. — Но натура у них шкодная, сам знаешь. И потом, в больших семьях всегда над близкими подшучивают. А что касается женитьбы… Ты же первый тихушничал, не только от родных от меня таился, вот и получилось…

— Тебя послушать, выходит, что я кругом и виноват, — возмутился возведенному поклепу Аспид.

Маша на это только руками развела. Мол, извини, разлюбезный друг, но против правды не попрешь.

— Ну и ладно, — подумав для виду, согласился змей. — Раз я виноват, мне и исправлять. Полечу мириться. Ты со мной, Марьюшка, или тут побудешь, за избушками приглядишь?

— Останусь, — решила Маша. — За стройкой пригляжу, за Соловушкой. А ты смотри там, особо перед Ягой не расстилайся, а то еще на чего удумает. Помни, что ты хороший, любимый и единственный, не давай себя обижать заново.

— Я тебя люблю, — стиснул жену в объятиях Аспид. — Знаешь?

— И я тебя, — уверила берегиня. — Только не сжимай так сильно, удав Лукоморский, задушишь.

— Никогда, — ослабил хватку он. — Не задушу, не разлюблю и не отпущу, потому что ты — мое самое главное сокровище, моя семья, мать моих детей.

— Мать? — испугалась Маша. — Что уже?

— Пока нет, — склонился к ней муж. — Нам стоит немного подождать, как думаешь?

— Думаю, что ты прав, — осторожно ответила Марья. — А ты можешь это регулировать? — спросила она.

— Да.

— Ага… А в перспективе детей ты хочешь? Хотя бы двух?

— Очень.

— Тогда живи, — успокоено выдохнула берегиня. — Только не тихушничай со мной по такому серьезному поводу.

— Договорились, — серьезно пообещал змей. — Веришь? — спросил он прежде, чем обратиться прекрасным серебряным драконом.

— Всегда, — молвила Маша чистую правду и долго-долго смотрела вслед растаявшему в небесной синеве мужу.

Он вернулся поздним вечером. Вывалился из портала в компании Яги, Горыныча, Любаши и Насти. Обнял свою ненаглядную берегиню. Поцеловал нежно. Похвалил за самое прекрасное в мире гнездо. И снова украл ее у всех. Пообещав вернуть утром. Вот и все.

Аспида, конечно же, простили. Во-первых, — змей в своем праве. Во-вторых, — не до него сейчас. Все внимание будущим птенчикам. И в-третьих, и самых главных, — избушка, банька и сарайка Ягу к себе и детям близко не подпускали. Но об этом молодожены узнали утром, а дело было так.

— А ну отойди от двери, паразит хвостатый! — возмущенный голос Яги разорвал тишину раннего утра.

— И не подумаю, — с ленцой промурлыкали в ответ.

— Не зли меня, бесстыжая морда. Думаешь лег в дверях опочивальни, так сразу из кота драного в волкодава превратился? Брысь отсюдова!

— Бедного котика всякий обидеть норовит, а только я своего поста не покину.

Не дам спозаранку Марьюшку будить.

— Убью!

— Пожалуйста, со всем нашим удовольствием, — в кошачьем голосе был хорошо различим настоящий надрыв. — Все-равно мимо живого меня никто в опочивальню хозяйскую не прорвется, а то взяли моду подглядывать и всем подряд образы заветные являть,

— Ррррр! — растеряла все слова ведьма.

— Надо Соловушку спасать, — переглянулись Маша с Аспидом и, не сговариваясь, ринулись к двери. Насилу успели. Еще чуть, и шагать бы котику по Калинову мосту через реку Смородину.

— Доброе утро, — выпалила Марья, отталкивая баюна.

— Какими судьбами, нянюшка? — кинулся к Ягишне змей.

— Сейчас убью паразита злоязыкого и все расскажу, милок, — рвалась к коту ведьма.

— Руки коротки, — из-за Машиной спины подъелдыкивал баюн.

— Прощайся с жизнью!

— Смотри не промахнись, старая, а то Марьюшку заденешь, Хотя, что я говорю, тебе ж не впервой голубушку нашу обижать, — резал правду-матку котей.

— Да ты!..

— А ну молчать! — рявкнул Аспид.

— Развели бардак, — поддержала его Маша.

— Тьфу на вас, — обиделась Яга.

— Сатрапы, — переобулся в воздухе кот. — Неблагодарные…

— Цыц, — вызверился змей. — Что за балаган вы тут устроили?

— Лучше узнай, как они сюда попали, — посоветовала мужу Марья. — Ладно Яга, она про лесной терем знает, а Соловей откуда взялся?

— Тоже мне тайна, — обиженно заявил кот. — Гостил я в этом тереме и не раз…

— И не два, — поддержала Яга. — Отсюда и утек, паразит, а мы тебя обыскались, гулена бесстыжий.

— Все это в прошлом, — с достоинством ответствовал котофей. — Я нонеча с берегиней. В фамильяры к ней поступил, служу теперь не за страх, а за совесть.

— Примазался, — поняла Яга. — Потому ты тут раньше меня и очутился.

— Мне кто-нибудь объяснит, что происходит? — потеряла терпение Марья. — Какие фамильяры, почему скандалы, что за беда?

— Мне, кстати, тоже интересно, — холодно молвил Аспид.

— Мы… — начала ведьма.

— Если все живы и здоровы, то сначала мы оденемся, — перебил ее Подколодный. — И на будущее, в спальню мою никому кроме жены ходя нет. Вопросы?

Яга с Соловушкой синхронно помотали головами туда-сюда, мол, у матросов нет вопросов.

— Отлично, — позволил себе недоверчивую улыбку Аспид. — Тогда я никого не задерживаю, увидимся в трапезной через четверть часа.

— Ух, и грозен же ты, — оставшись наедине, хихикнула Маша.

— Да, я такой, — подмигнул муж. — Сама знаешь, если их не осадить…

— Знаю, — согласилась она. — И благодарна. Только насчет фамильяров я не поняла.

— Я тоже не очень понял, каким образом хвостатый прохвост успел провести ритуал привязки, но факт есть факт — Соловушка — твой фамильяр. Доказательством этому его присутствие в тереме. Надо же, отыскал тебя, — поразился змей. — Да еще раньше нянюшки.

— И чем мне это грозит?

— Ничем плохим, — успокоил Аспид. — Вот уж приблудился котик, так приблудился, — хохотнул он.

— Зато с ним не соскучишься, — торопливо приводя себя в порядок, заключила Маша.

Не царевна уже на ПМ!

https:/Яе15ОУе*-ги/магавин/В-гостях-У-сказки-или-.Не^цаРйВйй10ЯС/т*а19ВИИЗД

Веселова

Яга с Соловушкой нашлись в трапезной. Они вполне мирно завтракали, сидя за богато накрытым столом. Вернее, завтракал кот, а Яга за ним наблюдала.

— Вы ешьте, ешьте, — кивнула она молодым, — да меня старую слушайте.

— Спасибо, — поблагодарила Марья. — А вы?

— А мне, милая, кусок в горло не лезет, — пожаловалась Яга. — Горе горькое…

— Ты же сказала, что все живы, — встревожился Аспид.

— Живы, что им сделается, — отмахнулась Яга и наново пригорюнилась, — Тут другая тоска-печаль, — пожаловалась она. — Отреклась он меня избушка, банька с сараюшкой к себе не подпускают. Что делать не знаю.

— А нас вроде подпускали, — растерялась Маша. — Хвалились даже детками…

— Еще бы им берегиню гнать, — облизан измазанные сметаной усы Соловушка. — Не дуры они хоть и деревянные. Кто же по собственной воле от благодати откажется?

— Именно, — горестно согласилась Яга. — Я больше скажу, ежели бы не вы с Аспидом, кладки бы не было. Это вы игрищами своими мои постройки растревожили. Они у меня к целомудрию привычные, а тут… — она ссутулилась и горестно махнула рукой.

— Я же попросил, — многозначительно прищурился змей, — не лезть ко мне в постель.

— Да не лезу я! Я не знаю, что с кладкой делать! — вспылила Яга.

— На меня не смотрите, — открестилась Маша. — Я в лесу сидеть не могу. У меня муж, кот, трактир, Настя с Малашкой, Люба с детками и домовухи с кикиморами. Разорваться что ли?

— А ежели твоя жилплощадь в подоле приносит, то ты сама и виноватая, — приступил к поеданию печенки баюн.

— Убью, — пообещала ему Яга и с надеждой поглядела на берегиню. — Я понимаю все, Марьюшка, но ведь пропадет избушка. Может будешь к ней забегать ненадолго? А с лешими я договорюсь, короткую дорожку они откроют.

— Не знаю… — растерялась та, малышей, конечно, было жалко, но не может же она всем помочь.

— А что им нужно? — спросил змей.

— А? — удивленно глянула на него Яга.

— Я спрашиваю, что именно требуется твоим постройкам? — терпеливо повторил Аспид.

— Ласка, слово доброе,

— Ага, — задумчиво покивал Подколодный. — Ну это и я им могу обеспечить.

— А Маша чего?

— Маша раз в неделю их навещать станет, — отрезал змей. — И прекращай мне все на Марьюшку взваливать.

— Спасибо, конечно, — порядком разозлилась на милого Марья. Сколько можно разговаривать так, словно ее нет за столом? В конце концов это неприлично. — Но я и сама за себя могу ответить.

— За тебя в ответе я, — отрезал Аспид. — Чем раньше ты это поймешь…

— А разводы у вас есть? — в сердцах скомкала рушник Маша. — Или только вдоветь полагается?

— Потом поговорим, — дернул щекой муж. — Наедине.

— Обязательно, — деловито кивнула жена.

— А все ты виновата, — обличительно ткнул лапой в сторону Яги кот. — Хуже свекрови, честное слово. Молчи, не спорь. Даже меня довела и аппетиту лишила, — горестно мявкнул Соловушка. — А потом еще спрашиваешь, почему тебя к избы детям не подпускают. И насчет разводов… — баюн пристально поглядел на хозяйку. — Нету у нас такого похабства, не было и не будет.

— На нет и суда нет, — взяла себя в руки Марья, но про себя подумала, что общение с Ягой нужно свести до минимума. Слишком буйная она, слишком темпераментная и харизматичная. Под ее влияние так легко попасть, а это не есть хорошо. — Так какие у нас планы на сегодня? — решила она перевести тему.

— Подворье мое навестим, потом в Лукоморье метнемся, — деловито сообщила Ягишна. — Костенька просил обязательно быть. Нонче большой прием для послов иностранных, все царское семейство присутствовать должно.

— Как? — испугалась Маша.

— Обыкновенно, — отмахнулась Яга. — Постоишь рядом с мужем, и всех делов.

И снова Маша промолчала, вида не показала, что слова царской няньки ее обидели. Можно подумать, Яга не понимает сколько причин для волнения у пришедшей из чужого мира учительницы средней школы. ’Значит испытывает, — догадалась берегиня. — Как же меня это задрало. Послать бы всех, да нельзя. Аспида подводить не хочется. Ничего, сарафан нарядный у меня есть, душегрею новую на той неделе купила, вести себя умею, небось не опозорю родственничков.' На том она и успокоилась, однако Ягу про себя только свекрухой и называла.

Лешие, как и обещали, открыли короткие тропки к ведьминой усадебке. Маше такой способ перемещения пришелся по вкусу. Идешь себе, гуляешь, красотами любуешься, ведь лесные хозяева мимо самых красивых мест пути прокладывают. Хорошо, быстро, полезно для здоровья.

Избушка, банька и сарайка гостям обрадовались, а вот хозяйку встретили неприветливо: зашумели, захлопали ставенками, затопали лапами, застучали копытами. Банька, в тот момент сидевшая на кладке, зашипела по-змеиному и успокоилась только после того, как Яга ушла с поляны.

— Паразитка, — ведьма пнула ни в чем неповинную сосну, убила ногу и разозлилась пуще прежнего. — Попомнишь ты у меня, когда полы перестилать нужно будет.

Банька Ягишну проигнорировала, плевать ей было на угрозы. Главное сейчас деток от нехорошего влияния оградить да с новыми хозяевами познакомить. Чтоб, значит, с детства привыкали. Стоит ли говорить, что после такого приема настроение ведьмы только ухудшилось, а крайней оказалась Маша. Не на Аспида же собак спускать.

Скандалить она правда не решилась, но поглядывала со значением.

— Не вздумай, — просек это дело Подколодный.

— Ты про что, милок? — прикинулась дурочкой ведьма.

— Если Машу обидишь, я обижусь, — склонился к нянюшке змей. — И наново ее украду, только уж не на неделю, а лет на двадцать. И ковыряйтесь тут сами, как хотите.

— Вот же привязка проклятущая, — посетовала Яга. — Измучает она тебя, миленький мой.

— Пока только ты меня мучаешь, вон даже избушка это чует. Прекрати, прошу.

— Невиноватая я, — прослезилась Ягишна. — Оно само. Само, миленький мой! Как подумаю, что ты теперь привязанный на век, так и лезет гадость, а уж как про Горыныча вспомню, вовсе плохо деется.

— А с ним-то что?

— Тоже обженился, — пожаловалась ведьма. — На Настасье, Марьиной подруженьке.

— Это же хорошо, — не понял Аспид. — Или ты хотела, чтоб он Феогниду в жены

взял?

— Уж лучше ее, — рассвирепела Ягишна. — Твоя Марья хоть берегиня, он нее польза семье будет, а от Насти и того нет. Человечка простая.

— Что-то мне сегодня с тобой рядом стоять неприятно, — скривился Подколодный. — Сглазили тебя что ли? Или с Василисой переобщалась? В любом случае запомни, жену я в обиду не дам и за Настей пригляжу.

— В добрый путь, — недобро глянула Яга. — Ладно, вы пока оставайтесь, а мне пора в Лукоморье.

— Подожди, сейчас вместе пойдем, — предложил Аспид.

— Нет уж, я на метле, — отказалась Ягишна. — Проветриться надобно, — звонко свистнув, она оседлала метелку и была такова.

— И что это было? — подошла к мужу Маша.

— Мне кажется, что нянюшка чувствует себя лишней рядом с ними всеми, вот и расстраивается, ревнует.

— Но ведь это пройдет?

— Обязательно, — пообещал змей. — Но крови она нам всем попортит будь-будь.

— Надо бы ее того, — задумчиво потеребила кончик косы Маша.

— Чего 'того'? — насторожился раздраконенный нянюшкой Аспид.

— В хорошие руки Ягу пристроить нужно, — ответила Марья. — А ты чего подумал?

— Да так… — ушел от ответа змей, а про себя подумал, что нету в Тридесятом царстве подходящих для всемогущей ведьмы рук, и печально вздохнул.

К тому моменту, когда Марья и Аспид вернулись в Лукоморье, все в 'Трех лягушках' стояли на ушах. И было с чего. Только подумать, две совладелицы из трех умудрились породниться с царским семейством. Третья, впрочем, тоже в грязь лицом не ударила, умудрилась захомутать самого Михайлу Потапыча — известного на все Тридесятое царство богатыря, умницу, красавца да к тому же старшего сыночка Потапа Ивановича, главного надо всеми, сколько их ни есть, оборотня.

Это известие повергло матерей, имеющих дочерей на выданье, в шок и трепет. Равнодушных не осталось. Матушки поглупее негодовали.

— Как это так? — возмущались они. — Куда катится мир? — вскидывали глаза к небу, заламывали руки. — Пришлые девки самых лучших женихов порасхватали, заразы бессовестные. Лишили наших кровиночек светлого будущего.

Бабы поумнее действовали по-иному. Они брали в охапку своих кровиночек и отправлялись в Три лягушки'.

— Смотри, Глашка, Танюшка, Надюшка, Иришка (нужное подчеркнуть) и учись, а не только шоколадное, клубничное, брусничное, сливочное (ассортимент в трактире нынче обширнейший) мороженое трескай.

— Куда смотреть-то, маменька? — покладисто интересовались Маруськи, Ленуськи, Женечки и прочие раскрасавицы, не забывая отдавать должное угощению.

— На хозяек, знамо дело, — поучали умудренные жизнью бабы. — На одежду их, на повадки, на поведение, опять же. А главное, пример с них берите.

— Со всем нашим удовольствием, — соглашались Акулины, Федоры и Мирославы, старательно копируя туалеты Насти и Меланьи, запоминая выражения их лиц и мечтая воочию узреть Марию. Ведь она самого Аспида покорить сумела. Все знают, что влюбленные змей даже выкрал ее и спрятал от людских глаз, ибо жена для него наипервейшее сокровище.

И пусть в царском семействе свободных мужчин, акромя маленького Владимира свет Степановича не осталось, зато в боярских родах холостые мужички пока не перевелись. Вот на них-то и нацелились умненькие Христины, Боженки и Аннушки, вооружившись знаниями и умениями хозяек самого модного в Лукоморье трактира.

— Явилась? — хищно уставилась на названную сестрицу Меланья.

— Ну… — неопределенно ответила Маша, чувствуя себя двоечником на ковре у директора. Ощущения были непривычные, и не сказать, чтоб приятные.

— Не запылилась? — подступила ближе Малашка.

— Я нечаянно укралась, честное слово, — покаялась берегиня.

— За нечаянно бьют отчаянно, — не купилась бывшая ключница и неожиданно открьла объятия. — Иди сюда, гулена! Дай обниму.

— Так ты не сердишься? — кинулась к ней Маша.

— Дурочка, я так за тебя рада. Как хоть ты?

— Лучше всех. А вы?

— Мы тоже ничего, зашиваемся помаленьку, — засмеялась Меланья.

— Устали? Я помогу.

— Завтра поможешь, сейчас в мыльню ступай, там тебя Настюша ждет, ей ведь тоже в терем царский собираться.

— Она?.. — Марья тревожно поглядела на подругу.

— Счастлива, аж светится вся, — уверила та.

— Ага, так я пойду?

— Беги.

Настюша и правда расцвела. Вроде и не виделась с ней Маша всего-то неделю, а поди ж ты, не узнать девку. Глаза сияют, на румяных щечках ямочки, волосы золотом отливать стали. Словно бы Горыныч с женой златом поделился, а может это свет любви отражается? Кто его разберет. Да и неважно. Главное, что Настя счастлива.

Подробности Маша у нее выпытывать не стала, захочет сама расскажет, ограничилась объятиями и поздравлениями. А потом из глубины мыльни выступила банница Агафья, и стало не до разговоров — выжить бы и вырваться из духмяного лечебного жара на волю.

— Хорошо, — сделав длинный глоток яблочного кваса, прижмурилась Марья.

— Не то слово, — попивая чаек, согласилась Настя. — Сидела бы и сидела с тобой.

— Ага, — промокнула распаренное лицо берегиня. — А еще лучше если бы это была не я, а муж.

— Да, — томно вздохнула Настенька, — такая вымытость пропадает.

Подруги переглянулись и расхохотались, на душе сделалось легко и хорошо. Даже визит на официальный прием в царском тереме уже не пугал. Где наша не пропадала? Справимся и на этот раз.

— Что будешь надевать? — отсмеявшись, спросила Настя.

— Не знаю еще, — пожала плечами Маша, — не решила. Одно знаю, точно не зеленое.

— Да, я тоже разлюбила это цвет. Слава богу, нам есть из чего выбрать.

— Вот именно, — поддержала берегиня.

Впрочем, делать выбор им не пришлось. В горнице Машу и Настасью ожидали присланные мужьями наряды. Золотой и серебряный.

— Догадайтесь, кому какой, — сытой кошкой щурилась сидевшая на лавке Малашка.

— Вопрос, конечно, интересный, — ни секунды не раздумывая, Марья остановилась рядом с надетым на распялку атласным платьем, щедро расшитым серебряной канителью и сияющими бесцветными камушками.

'Фианитов в этом мире нету, — мысленно крякнула Маша. — Ну пусть тогда это будут топазы… или горный хрусталь. Мне так спокойнее/

— Маш, — окликнула Настя. — Это цитрины? — она нежно оглаживала зарукавье нового платья.

— Да, нет, — пригляделась та. — На сапфиры похоже, хотя и цитрины тоже не галька речная.

— Ох…

— Думается мне, что это сапфир-падпараджа, — присмотрелась к дивным самоцветам Марья. Вживую она, понятно, такую редкость не видывала и тем более в руках не держала, но статейки в интернете почитывала и картинки смотрела. Очень уж Марию Афанасьевну тогда поразил дивный цвет этих фантазийных сапфиров.

— Это что ж за зверь такой? — схватилась за щеки Меланья.

— Раджа — князь по-нашему, — пустилась в объяснения Маша. — Так и сапфиры теплого розовато-оранжевого цвета с ноками золота, напоминающие цвет лепестков лотоса на закате, считаются князьями над всеми сапфирами. Лотосы, — предвосхищая очередной вопрос, сказала она, — прекрасные водяные цветы.

— Навроде кувшинок?

— Скорее они похожи на водяные лилии, — слабым голосом пояснила Настя. — Только гораздо крупнее и розовые.

— Красота, — восхитилась не умеющая завидовать Малашка. — Рада я за вас, девки.

— Ох, — все никак не могла успокоиться Настасья, и Маша была с ней полностью солидарна.

— Раньше надо было охать, — мудро заметила Меланья. — Сейчас уже поздно.

— Твоя правда, — признали ошарашенные подруги, облачаясь в присланные туалеты. Одевать такие роскошные платья не получалось, исключительно облачаться.

В терем Кащеев решено бьло перемещаться порталами, чему Маша была очень рада. Показываться посетителям и персоналу в таком виде? Увольте. В новом платье, высоком кокошнике и душегрее, подбитой мехом, она казалась себе моделью, демонстрирующей ювелирные украшения. Видимо излишняя роскошь сыграла свою роль. Судя по ошалелому виду, Насти ее одолевали похожие мысли. Так что да- здравствует магия!

Восхищенный взгляд мужа, его нежное объятие, и вот уже кружит волшебный вихрь перемещения, несет навстречу с родней.

— Девочки, как я рада вас видеть, — обрадовалась Любаша, похожая в алом аксаминтовом шушуне (длинный расклешённый сарафан с откидными рукавами и меховым воротником) и подбитой соболями душегрее на наливное яблочко. До того кругла и свежа она бьла. — Какие же вы нарядные сегодня.

— Достойный внешний вид, — милостиво кивнула Василиса. — Советую запомнить его и впредь стараться выглядеть прилично, не забывая о своем положении…

— Солнышко, — нежно обнял ее Кащей, — думаю тебе в твоем положении, — он мягко выделил последнее слово, — не стоит нервничать. Лучше присядь. Я распорядился поставить для вас с Любушкой креслица. Это, конечно, нарушает этикет, но для свои девочек я готов на все.

Слова мужа подействовали на царицу-матушку самым волшебным образом. Позабыв гневаться и источать яд на головы примазавшихся к достойнейшему семейству попаданок, она нежно заулыбалась и позволила усадить себя в оббитое алым бархатом кресло, стоящее всего на ступень ниже трона.

— Мама очень ответственно относится к вопросам этикета, простите, — повинилась Люба.

— На самом деле это очень хорошо, — заверила Маша. — Я с удовольствием взяла бы у ее величества несколько уроков.

— В самом деле? — продемонстрировала отличный слух Василиса.

— Не хочется попасть в просак, — улыбнулась Настя. Всегда свежая, сегодня она была особенно хороша, прямо-таки зорька ясная, а не молодица. Знал-знал Горыныч какие камни дарить своей ненаглядной.

— Что ж, — уронила царица, — я постараюсь выделить время для занятий.

— Спасибо.

— Если все вопросы решены с этикетом решены, — прервав беседу с братьями, Кащей занял место на троне. — Прошу всех занять свои места.

— Занимайте места согласно купленным билетам, — вставая на полшага позади мужа, сказала Маша, чем вызвала радостное хихиканье Насти и Любавы. Василиса нахмурилась, мужикам бьло по фигу, а Яги в пределах видимости не наблюдалось. 'А ну как ее метелка сбросила? Все-таки не девочка уже, ’ — встревожилась было Марья. 'Хотя там такой налет должен быть, что мама не горюй/ — подумала она, а потом и вовсе позабьла про вредную ведьму, потому что взревели фанфары, и торжественный прием начался.

Поначалу ей было интересно наблюдать, как в зал поочередно входят суровые венеды, обходительные ганзейцы, галантные франки, надменные саксы и таинственные магрибы. Но потом у Марьи устали ноги, заньла от неподвижного стояния спина, заломило плечи и зачесалось под кокошником. Слишком уж много драгметаллов было на ней.

'Килограмм шесть, а то и все восемь/ — стараясь не морщиться думала Маша. 'Надо заняться своей физической формой. Железо потягать, — хмыкнула а она. — А то так и ласты склеить можно невзначай/ Неприятные ощущения нарастали, вскоре к ним добавилась головная боль. В палате из-за большого скопления людей и нелюдей сделалось душно. Даже наблюдение за гостями, одетыми в причудливые наряды, не отвлекало, хотя рогатые шлемы викингов и заинтересовали. 'Надо же, а у нас писали, что это вранье и выдумки голливудских режиссеров/ — заинтересованно глянула в сторону брутальных блондинов берегиня. Впрочем, скоро она позабыла обо всем — в залу вошла Медной горы Хозяйка. И это бьла третья встреча Марьи и Феогниды.

Смотреть на эту женщину и не восхищаться ей бьло невозможно. Холодная, похожая на статую? Да. Но при этом нечеловечески прекрасная, грациозная, завораживающая. Хозяйка Медной горы не шла — пльла, едва касаясь наборного паркета. Оказавшись перед самым троном, она чуть склонилась, приветствуя Кащея как равного и бьла удостоена ответного кивка.

— Здрав будь, повелитель Тридесятого царства, — негромко заговорила Феогнида, но ее голос легко перекрьл гул голосов собравшихся.

— И мы рады тебя видеть, — согласился Кащей.

Хозяйка вновь чуть склонила голову, и непонятно бьло отчего кренится ее чело. Не то изумрудный венец тяжел, не то уважение оказать хочет, не то девкой стеснительной прикидывается. Правда в последнее верилось слабо. По-хорошему ей сейчас полагалось отойти от трона, чтобы, затерявшись среди иноземных послов, выслушать волю властителя Тридесятого царства и из его уст узнать новости, ради которых и устроен бьл прием.

Но малахитовой красавице бьло плевать на правила. Бестрепетно оглядев Кащеево семейство, она уделила особое внимание Марье и Насте. Взгляд нечеловеческих глаз замер, споткнувшись на них, и что-то дрогнуло в нездешнем лице Феогниды. Оно вдруг стало живым.

'Да ладно, — про себя ахнула Маша. — Да не может такого быть. Не может эта гнида радоваться. Или?./ Взгляды берегини и Хозяйки встретились, и по губам каменной красавицы скользнула торжествующая улыбка, в темной глубине глаз засияла радость, прекрасное лицо озарилось надеждой… 'Мы попали/ — поняла Марья, которая в таких делах никогда не ошибалась. Она даже дернулась вперед, позабыв о головной боли, усталости и этикете, но опоздала.

Хозяйка Медной горы уже отступила от трона, а ее место спешил занять спесивый польский пан, по счастью оказавшийся последним из приглашенных на прием. Гонор не помешал послу Речи Посполитой поприветствовать властителя Тридесятого царства по всей форме и, не теряя времени, занять свое место среди послов.

Убедившись, что все заинтересованные лица в сборе, Кащей кивнул одному из ближних бояр, Марья не вникала какому. Для нее они все были на одно лицо. Царский ближник выдвинулся на середину залы, размотал украшенный здоровенной сургучной печатью свиток и приступил к оглашению последних новостей, а заодно и Кащеевой воли. Велеречиво и гладко звучала речь боярина, и очень скоро все присутствующие узнали о матримониальных изменениях в монаршем семействе, а именно о супружеских союзах, заключенных братьями змеями. Супруги могучих драконов были представлены отдельно. Отдельно прославлялся царь-батюшка, который не только мудро правит Тридесятым царством денно и нощно радея о благе подданных, а прямо-таки стал отцом родным и семье, и всему государству, ибо не делит подданных своих по богатству и знатности, а только по…

Боярина журчал словно лесной ручей, обволакивая, успокаивая и увлекая. Скучная, казенная речь в его исполнении казалась если не увлекательной, то по крайней мере заслуживающей внимания. Во всяком случае Маше понравилось. Даже кокошник, как показалось, стал меньше давить на темечко, и уже верилось, что прием пройдет без сучка без задоринки, и мрачная радость малахитовой гниды просто померещилась. Ан, нет.

У девки каменной была своя точка зрения по данному вопросу, и держать ее при себе она не собиралась.

— Я, — словно поганка после дождя вьлезла на пятачок перед троном гостья из Подгорного княжества, — против.

— В смысле? — оторопел чтец, не ожидавший такого подвоха.

— В прямом, — в струночку вытянулась Хозяйка, которая вдруг перестала изображать из себя полностью лишенную чувств малахитовую статую. Вполне себе живая, страшно довольная, молодая девка стояла перед троном и не сводила глаз с царского семейства.

— Попрошу не нарушать безобразия, — рыпнулся бьло боярин, но куда там, Хозяйка так зыркнула на бедного мужика, что тот стал бледным с иззеленью, но своего поста перед троном все же не покинул.

— По праву требую, по слову данному, — не отступала Феогнида, — по…

— Все вон, — негромко прервал ее Кащей, делая в сторону находящихся в ажитации послов такое движение, как будто отряхивает с воду с рук.

Почувствовав нешуточный гнев чародея, люди и нелюди синхронно отступили с тем, чтобы быстро и организованно покинуть залу приемов. Хозяйка, что интересно, за ними бежать не подумала. На недовольство царское даже бровью не повела. Ручки белые на груди сложила да подбородок задрала. Вызывающе так.

— О каком праве ты говоришь? — спросил ее Кащей, имея при этом вид усталый и недовольный. Мол, сколько можно об одном и том же говорить? Надоело. — Исполнения какого договора требуешь?

— Знамо дело какого, — показала мелкие острые зубы в усмешке Хозяйка. — Брачного.

— Опомнись, глупая, не чини стыда, — попытался вразумить ее владыка.

— В чем же глупость моя? — вскинулась малахитовая девка. — Брачный договор между мной и Полозом по всем правилам заключен, магией заверен, богами одобрен.

И по этому договору…

— Полоз мертв! — не выдержала Василиса.

— Об этом мне лучше всех известно царица, — сызнова улыбнулась Хозяйка, только на этот раз улыбка ее бьла исполнена скорби. — Так вот, — помолчав, продолжила она, — есть в договоре пунктик один, в коем говорится, что буде случится что-нибудь с женихом или невестою, то семейства обязаны замену оным изыскать. Ведь брак сей зело полезен и Тридесятому царству, и Подгорному княжеству.

— Все так, — признал Кащей, давая знать жене, чтоб не вмешивалась.

— А раз так — подайте мне жениха. Сей секунд, — заключила рептилия, да еще и ножкой топнула. Нахалка.

— Где же мы его возьмем? — с мягким отеческим укором глянул на нее Кащей. — Оглянись по сторонам, убедись, что все мужчины моей крови женаты и уймись.

— Ой, ли? — засмеялась Феогнида. — А как же внук твой Володенька?

— Что? — привстала Люба. — Ты к моему сыночку подбираешься что ли, дура каменная?

— Может и дура, но права свои знаю, — и бровью не повела Феогнида. — Нечего на меня орать. И искрить тоже не стоит. Феникс ты там или курица мокрая, завязывай кудахтать, на меня твоя волшба не подействует. Договор прикроет. Но за то, что напомнила, сколь ценная кровь течет в сыночке твоем — спасибо. Это ж какой приз…

— Убью, — единодушно выдохнули Кащей и Аспид с Горынычем, с трех сторон окружая малахитовую заразу.

Громко охнула Василиса. Марья, сама не поняла как, оказалась рядом с Любой, обняла ее, что бьло сил, удержала, от превращения. Как уж это вышло, она и не поняла. Да оно и неважно. Настя… Все про нее забьли, а зря…

Всегда добрая светлая Настенька, солнечная девочка, которая отродясь мухи не обидела, встала вдруг прямо перед Медной горы Хозяйкой. Как и каким образом смогла отодвинуть она трех сильнейших, разъяренных чародеев, не скажут, сколь не пытай. Потому что сами не поняли. А только отнесло в стороночку и Кащея, и братцев змеев. Одна Настюша перед Хозяйкою осталась. Поглядела она на Феогниду бесстыжую, вздохнула тяжко и головой покачала.

— Плохое ты задумала, — говорит. — Нельзя к своему счастью через несчастья других идти, нельзя чуда требовать, его самой творить надобно. Своими руками, своей любовью. Тому чудо в руки дается, кто семь сапог железных истопчет, семь колпаков стальных сносит, семь хлебов чугунных изгрызет. А ты чужими руками жар загребать вздумала?

— Да кто ты такая? — кривится Хозяйка. — По какому праву?..

— Или думала ты, что всех умней? — спросила Настя. — Зря. На этом все и спотыкаются. Будет тебе за то наказание.

— Кто? Ты? Такая?

— Сама не знаю, — призналась Настюша. — Сколь не спрашивала, нет ответа. Только и твердят, не время, мол, а про тебя сказали. Про наказание… Слушай. За гордость непомерную, за вранье, а пуще за то, что на детёнка покусилась, станешь при каждой лже каменеть да внутреннюю свою сущность показывать.

— Все ты врешь! Не бывать такому! Меня на испуг не возьмешь. Я в своем праве и тебя не боюсь! Отбоялась, все! — крикнула, потеряв терпение, Хозяйка Подгорного княжества… и окаменела.

На ковровой дорожке перед Кащеевым троном стояла дивной работы малахитовая игуана и сердито глядела хризолитовыми глазками.

— Вот же пакость какая, — выразила общее мнение Василиса. — Весь аппетит отбила мне мерзавка.

— Кхм, да, — передернулся Кащей. — Вид у нее… И мелкая какая-то. Трех аршин (аршин — 71,2 см) не наберется, — скривился он и замолк.

И все тоже замолчали, думая каждый о своем и разглядывая внутреннюю сущность Медной горы Хозяйки, а потом Кащей ка-а-а-к гаркнет…

— Подать сюда Ягу немедленно!

От его вопля созерцательная тишина, нежно обнявшая палату приемов, разлетелась на осколочки. Маше даже почудилось, что каждый такой осколок безошибочно нашел свою цель, заставляя ее бежать на поиски загулявшей ведьмы. Буквально, сломя голову. Она даже сделала пару шагов к двери, которая внезапно распахнулась, пропуская…

— Что за шум, а драки нету? — мрачно поинтересовалась Яга, ни к кому конкретно не обращаясь. — Из-за сувенира заморского штоль? — она ткнула пальцем в окаменевшую Гниду. — Говорят, такие кроковидлы за морем живут.

— Игуаны, — тихонько поправила Маша, не успевшая заткнуть не вовремя проснувшегося преподавателя.

— Кроковидла культурнее звучит, — поджала губы упертая чародейка. — Особливо если с гуаной сравнивать. А вы чего такие странные? Словно пыльным мешком по голове стукнутые.

— Кто бы говорил, — покачал головой Горыныч. — Ты сама на себя не похожа ни речью, ни поведением…

— Ша! — вспыхнула Яга. — Не обо мне речь. Зачем звали? Неужели занадобилась старая?

— Нянь, ну ты чего? — подошел к ней Аспид.

— А ничего, — прищурилась Ягишна. — Ежели нечего не надо, пойду тогда, не хочу мешаться, — решительно заявила она, заставив Машу задуматься о климаксе. Не о своем, понятное дело, а о ее, бабы Яги климаксе и гормональном дисбалансе.

Похоже, что-то разладилось в насквозь волшебном организме царской нянюшки. Видно не так это просто — стареть и молодеть по пять раз на дню. Закоротило что-то по ходу. Иначе с чего Яге изображать из себя ревнивую свекровь?

— Ты нам не мешаешь, — не понял сути претензий Кащей. — Никогда не мешала и помешать не сможешь.

— Ну-ну…

— И помощь твоя очень нужна, — продолжил он терпеливо.

— Уж прям…

— Точно, — понурился Горыныч.

— Пропадаем без тебя, — обнял нянюшку Аспид.

Та поначалу дернулась вырваться, но потом раздумала, заулыбалась и ласково растрепала кудри своего любимца.

— В чем дело, милый ты мой? Говори, все для тебя сделаю, соколик.

— Феогниду расколдовать нам надобно, — признался Подколодный, указывая на малахитовую игуану.

— Так это она? — развеселилась ведьма, обходя по кругу каменную кровокидлу.

— И кто ее так?

— Сама, — опережая жену, сказал Горыныч. — Обнажила внутреннюю суть, так сказать.

— Надо же, всплеснула руками Ягишна. — И почему я тебе не верю?

— Мне про то неведомо, — обиделся змей, старательно не замечая робких похлопываний по спине, которыми награждала его Настасья.

— Кончайте придуриваться, — успокоившаяся бьло Любава снова вспыхнула. — Тут такое дело, а вы!..

— Дело пахнет керосином, — подтвердила Марья и требовательно посмотрела на загадочно улыбающегося мужа. В том смысле, что пора заканчивать хиханьки с хаханьками и по-честному все рассказать бабушке Яге.

Тот по счастью вредничать не стал и без утаек поведал нянюшке и о требованиях Хозяйки, и о ее ультиматуме, и об отпоре, который она получила от Настеньки.

— Ага, — дослушав до конца, Ягишна первым делом почесала нос, потом пару раз обошла Настюшу, точно так же она давеча кружила вокруг малахитовой рептилии. — Гадать нужно, — безапелляционно заявила она в конце концов. — И ты, — чародейка остановилась рядом с Машей, — мне поможешь. Благо, опыт есть, причем обширнейший.

— Ладно, — снова вспомнив о свекрови и климаксе, согласилась та. — Что нужно делать?

— Переодеться не мешает, подругу прихватить, гуану энту тож…

— А меня никто не хочет спросить? — налился дурной кровью Горыныч.

— Тебя? — отвлеклась от перечисления Яга. — Ну и тебя до кучи пусть прихватит.

— Я бы тоже хотела поприсутствовать, — не утерпела царевна.

— В другой раз, ягодка, — отказала Ягишна. — За матерью с отцом пригляди, за детками. Нонче не тот случай.

— А где гадать собираешься? — деликатно поинтересовался Аспид.

— На капище вестимо, — сурово ответствовала ведьма. — В избушке можно бьло бы, но вы ж ее на яйца усадили, таких делов наделали. Эх, да что говорить…

— Тогда я тоже нужен, — Подколодный мудро пропустил мимо ушей несправедливые упреки.

— Зачем еще?

— Избушку подманивать и гадальные принадлежности добывать, — ослепительно улыбнулся Аспид.

— Будь, по-твоему, — растаяла Яга. — Ни в чем не могу ему отказать, — призналась она Насте. — С детства из меня веревки вьет.

Слова Яги об обширнейшем опыте, а вернее ее враз изменившееся после известия о браке отношение, сильно задели Машу. Она, конечно, виду не подала, но напряглась, а потому решила держаться подальше от вредной ведьмы и поближе к Насте с Горынычем. От греха. Золотой змей с малахитовой игуаной наперевес не возражал. Задвинув за широкую спину обеих подружек, он сурово, с укором поглядывал на нянюшку. Та делала вид, что ничего не понимает и, ухватив Аспида под ручку, щебетала птичкой: и то ей принеси, и это захвати, а уж про все остальное и вовсе забывать не думай.

Подколодные внимательно слушал и время от времени кивал. Мол, понял все, не переживай. Добравшись до места гнездования, быстро подманил избушку и принялся выгружать из ее недр колдовские приспособы.

— А теперь, — убедившись, что все необходимое на месте, — гадать, — провозгласила Яга и кивнула лешему, чтоб не зевал с открытием тропы.

Лесовик оказался мужиком с понятиями и огромным жизненным опытом. Ему хватило минуты, чтобы понять, что дебаты с нервной чародейкой — дело гиблое. Если сейчас на Ягишну надавить на предмет уважительного отношения и минимального вежества, потом наплачешься. Затаит такая обиду, мстю затеет. А оно ему надо? Потому леший только звучно высморкался да и повел рукой, словно бы невидимую завесу отодвинул. Повинуясь ему, пространство собралось складкой, открывая загадочный тенистый путь.

— Дорога на Велесово капище, — пробасил хозяин леса, растворяясь в тенях, видно все-таки осерчал.

— Спасибо, — поблагодарили его дружным хором, зная, что услышит и ступили на тропу, что вела в чащу.

Туда, где в глубине древнего леса бьло устроено капище. Самое странное, из всех виденных Машей ранее. Не то чтобы она бьла большой специалисткой в этом вопросе, но кое с чем столкнуться уже успела и знала, что подобные святилища чаще всего устраивали на возвышенностях, обносили высокими частоколами, опоясывали широкими рвами. Ничего подобного тут и в помине не было. Начать с того, что располагалось оно в окруженном седыми елями овраге, по дну которого бежал ручей. Он делил огороженное частоколом святилище на две части: мужскую и женскую. Мужская половина посвящалась могучему Велесу, а женская Макоши и ее дочерям Доле и Недоле.

Яга остановилась, не нарушая границ капища, и рядом с ней замерли братья змеи с женами, рассматривая божественное семейство.

— Полюбовались и хватит, гадать пора, — сообщила всем желающим ведьма, забрала у Аспида мешок с колдовским скарбом и с кряхтеньем взгромоздила его на плечо. — Стойте тут, никуда не уходите, — велела строго и почапала к ручейку.

Дойдя до ручья, Яга опустила мешок на возведенные над ним мостки, с хрустом распрямилась, потерла поясницу…

— Как закончу приготовления, рукой махну, — сообщила, разуваясь. — Тут же, слышишь, Марья, тут же ко мне Настасью подведи.

— За руку? — дотошно выспросила та.

— Уж вестимо не за косу, — ответствовала чародейка.

— За правую или за левую, — Маша хоть и опасалась реакции Яги, но за результат переживала, а потому решила уточнить каждую мелочь. Не хотелось все испортить по глупости и незнанию.

— Все равно, тут смысл в том, что ты берегиня, — на удивление мирно ответила ведьма. — Как подойдете, протяну я тебе, чашу серебряную, отдашь ее Насте, пусть воды из ручья зачерпнет да через тебя возвращает. Уразумела ли?

— Да.

— Стану я вопросы задавать да на воду глядеть. Может так случиться, что сразу не выйдет гадание, или пояснение какое-никакое потребуется. Тогда обратно мису с водой тебе подам, Марья. Станешь ее в ручей вьливать, а пустую опять Насте отдашь, чтоб та наново черпала. Ну вы поняли, ага? И так до тех пор, пока все ответы не получим.

— А с Феогнидой чего делать? — спросил слегка упревший Горыныч. — Тяжелая зараза, — пожаловался он.

— Сюда неси, в ручей опускай. Да не так. Не разбей, гляди. Ниже по течению устраивай. Ага. Молодец. Умничка мой. А ты, Настя, зачерпывай выше того места, где кроковидла сия располагается. Чтоб, значит, влияния она никакого на волшбу не оказывала. Марья, ты наоборот делай. Как воду выливать будешь, старайся на Феогнидушку попасть.

— Постараюсь, — прониклась Настюша, Маша поддержала ее согласным кивком.

— Поехали, — совершенно по гагарински скомандовала ведьма и полезла прямо в ручей.

Яга встала аккурат посреди ручейка и взялась раскладывать колдовской хабар в одной только ей понятной последовательности. Закончив, отошла на пару шагов и придирчиво прищурилась. Змеи и девы застыли, не спуская глаз с Ягишны. Отмашки ждали. Ведьма не торопилась, прикинув что-то в уме, она чуть передвинула плат и поменяла подсвечники местами. Правый поставила на левую сторону, а левый на правую.

Марья с интересом наблюдала за колдовскими манипуляциями. В какой-то момент ей показалось, что Яга просто набивает себе цену всеми этим пертурбациями. Она и сама в свое время с успехом наводила тень на ясный день. 'Как давно это бьло,

— вздохнула Маша. — Кажется, целую жизнь назад/ Перед глазами берегини встал далекий Новгород, тетка Феодора, принявшая ее как родную дочь и обучившая гадальному делу. Нет, не шарлатанкой-аферисткой она бьла, скорее психологом, а что брала деньги за услуги… Так психологи тоже бесплатно не работают.

Тычок от мужа бьл настолько неожиданным, что Маша не удержалась и зашипела почище иной гадюки. Подколодный впечатлился, посмотрел на супругу, напустив в глаза восхищенной придурковатости. Она в долгу не осталась.

Переглядки разрушил тихий, возмущенный кашель Горыныча.

Услышав его, молодые вспомнили, для чего они здесь, и отскочили друг от друга. Так что к Яге красная как маков цвет Марья не шла — бежала, стыдясь не пойми него и напоминая юную влюбленную дурочку. За ней с улыбкой поспевала Настя, которой страстные взгляды Аспида на жену пришлись по сердцу. 'Какие они смешные, — радовалась она. — И как хорошо, что они нашли друг друга/

А вот Яга довольна не бьла. Собрав губы в ниточку, она сунула миску Марье как нож. Нет, как гранату с выдернутой чекой. Мол, провались ты, бесстыдница, а сорвешь процесс, я тебе, ух, чего сделаю, закаешься в облаках летать. Маша прониклась, бережно прижала серебряную братину и передала ее Насте. Гадание началось.

Не меньше дюжины раз Яга склонялась над чашей и беззвучно шептала над ней, всякий раз добавляя во весь голос: 'Мудрая вода, ответь мне 'нет' или 'да'.' Что уж там ей отвечали неведомо, но видимо что-то очень необычное, потому что ведьма попеременно то краснела, то бледнела, то кидала странные взгляды на Настю, Феогниду и братцев змеев.

Наконец, Ягишна вьлезла на сушу.

— Нянь, — кинулись к ней Аспид с Горынычем, — удалось гадание? Что узнала?

— Погодите, — сердито оттолкнула их Маша. Ну как оттолкнула? Попыталась. — Посадите ее куда-нибудь. Видите, нехорошо человеку?

— Где ты людей нашла? — прохрипела вредная ведьма, закатила глаза и собралась заваливаться. В обморок.

— Няня! Нянюшка! — переполошились мужики, подхватили половчее ее и поволокли с капища вон.

— Нельзя! — запретила Яга. — Верните.

— Положите на место, — ядовито продолжила ее речь Маша. — На мостик ее посадите. Туда можно?

— Да, — одобрила Яга, к которой постепенно возвращались краски. — Там мне самое место.

Оказавшись на мостках, она небрежно покидала свои приспособы в сумку. Уселась. Устроила суму на коленях. Сложила поверх руки. Пожевала губами.

— А знаете, — начала издалека, — почему реку Смородину так назвали? В честь ягодки? Ан, нет, — не дожидаясь ответа, поведала сама. — Смрадная она да еще и огнем заполненная, а через нее Калинов мост перекинут. И тоже не в честь калинки- малинки прозывается… Калинов от слова 'калить'. Раскаленный он, страсть какой, просто так не перейдешь. Туда-то тяжко, а уж обратно и вовсе невозможно…

— К чему ты это? — через силу спросил Аспид.

Маша и сама стояла ни жива ни мертва, до того страшно стало. Аж морозом повеяло, и стала понятна нечеловеческая суть царской няньки. Какая там ведьма? Сама седая древность смотрела ее глазами. Могущественный дух, на короткий миг накинувший телесную оболочку, вот кто предстал перед берегиней.

— К тому, — обняла острые коленки девчонка, которой оборотилась Яга, — что Полоза воскрешать надобно. Возьмем мы его под ручки белые да поведем по Калинову мосту на родную сторонушку, — тоненьким голоском пропела она.

— Нянь, не дури, — попросил Горыныч.

— Не пугай нас, — поддержал его брат.

Она не слышала, словно находилась далеко-далеко, а может грезила с открытыми глазами.

— Зреют в саду яблочки, зреют крутобокие, — снова затянула Яга. — Прилетают птицы к ним, белые лебедушки. Белые лебедушки — девицы красавицы. Имена известны их каждому живущему, но не всякий встретит их, повезет счастливчику. Первая лебедушка, что зовется Сирином, плачет и печалится, слезы льет горючие. А вторая пташечка Алконост — красавица напевает весело, видит лишь хорошее. А на крьльях пташечки все роса хрустальная. Все роса хрустальная из воды живительной… — напевая, чародейка не сводила неподвижных глаз с Насти, но стоило Горынычу привычным уже движением задвинуть жену за спину, как ведьма умолкла.

— Чего?! — немного нервно спросил змей.

— Дура я, вот чего! Завистливая старая дура! — самокритично признала Яга. — Машку ругаю, Настю хаю, Васькой недовольна. Хотя насчет Васьки я и права кругом, но вот про вас, девки… Простите меня что ли, а?

— В семье всякое бывает, плюнуть и забыть, — моментально откликнулась Маша.

— Ага, — из-за мужниной спины хлюпнула Настя.

— Добрые вы, а я вот злая, — снова пустилась каяться ведьма. — Напустилась и не уймусь никак. Вот меня носом-то и торкнули. Да с размаху. Да в навоз.

— Ты можешь нормально объяснить нам, что произошло, — мягко попросил Аспид.

— Нянюшка, что тебе открылось?

— Настя наша — Алконост.

— Кто? — Горыныч сегодня бьл способен только на короткие реплики.

— Птица такая, — ласково, как маленькому растолковала змею Яга. — Вестница Доли. Посьлает богиня через нее хорошие вести, покрывает ее крылья живой водой. Поплачет Сирин, польет слезами яблоко, а Алконост водицей живой окропит, и станет то яблочко волшебным. Перебродивший сок таких яблочек великую силу имеет, может он мертвого воскресить.

— И ты серьезно думаешь?.. — голос Аспида прервался. Смерть брата все еще причиняла ему сильную боль.

Они с Полозом всегда бьли не разлей вода. Оба записные красавцы, оба немного не от мира сего. Их увлечения не годились для княжичей из царской семьи. Аспид интересовался архитектурой, Полоз был талантливым резчиком по камню. Братья даже завидовали практичному Горынычу, которому не приходилось ломать себя об колено, вникая в сложности управления государством. Нет, Аспид с Полозом не увиливали, честно постигая академические науки, но в душе хотели совсем иного. Старались на благо семьи, понимая свой долг, но искали отдохновение в других местах.

Для Полоза отдушиной стала невеста. Каменная с другими, рядом с ним она оживала. Розой цвела для него одного, путалась искоркой в черных ночных волосах, юркой ящеркой обнимала широкие плечи. Аспид жениться не торопился. К чему? Вокруг столько прекрасных, охочих до ласки женщин, только знай проворачивайся.

— Не родилась, видать, еще моя единственная, — всякий раз отвечал он на упреки близких. — Али живет слишком далеко. Искать надо, короче. А пока не найдется, придется в чужих объятиях утешаться, я чай не схимник.

— Нашел бы себе одну вдовушку поаппетитнее да потолковее, — вразумлял младшенького Горыныч, — и тихонечко бы с ней…

— Скучно, брат этак вот, — отказывался Аспид. — Муторно. И без того себе на горло наступаю.

— Вертопрах.

— Пусть так, — соглашался тот. — Вот доучусь, дождусь пока Полоз женится да и махну к варягам. Хоть погуляю в свое удовольствие, разомну косточки, пока в государственную лямку не впрягли. Тогда уж не отвертишься.

— Правильно, братишка, — поддерживал средний. — Бери пример с англов. Они хоть и зануды чопорные, но понятия имеют — отправляют молодых в путешествия дальние, чтоб они свет посмотрели да себя показали.

— Знаем мы их путешествия. Набеги это чистой воды. Да и сами англы — сплошь разбойники, тати, ушкуйники заморские.

— Варяги тоже не ромашки на драккарах нюхают, — поддразнивали старшего.

— Вы варягов не троньте, у нас с ними мир… — всякий раз горячился Горыныч, но на младших посматривал с любовью и гордостью.

А потом Полоз пропал, и жизнь раскололась на 'до' и 'после'. В далеком беззаботном солнечном 'до' остались радость и свет, а в гнусном беспросветном 'после' царили только горе, темнота, война и боль. Словно бы вся радость жизни была заключена исключительно в среднем из братьев змеев. Ведь с его исчезновением, гибель Полоза Аспид так и не смог принять, хоть гадания и показывали, что его давно нету в мире живых, все пошло наперекосяк.

Налаженная жизнь рушилась, погребая под своими осколками правящую семью и все Тридесятое царство. Судите сами. Не минуло и полугода со смерти Полоза, как встретил царь Кащей свою любовь, и началась война с царством Берендеевым.

Война, которую проиграли. Нет, Тридесятое царство осталось в своих границах, его земли не были разграблены и обескровлены, просто оно, враз лишившись своего владыки, его жены и их новорожденной дочки, осиротело.

А может и умерло… Словно сердце вырвали.

Старания Горыныча, Аспида и Яги всего лишь смоги затормозить немедленную кончину, растянуть ее во времени. И то хорошо, ведь оставалась надежда, на то, что их сил хватит на то, чтобы выручить Кащея, прежде чем станет слишком поздно. И все же каждый нечистик знал — не спасут царя, не будет жизни.

Двадцать долгих лет понадобилось на спасение Кащея, много всего успело случиться: нашлась пропавшая царевна, случайно оказавшаяся в чужом далеком мире, родились ее дети, снова началась война… Вот тогда-то и явился Полоз. Мертвый. Изломанный. Обугленный. Превращенный в умертвие и брошенный на битву с братьями. Как же тяжело им было, врагу такого не пожелаешь.

Только в тот момент Аспид и поверил… Не во время боя, после. Тогда, когда увидел поверженное тело брата. И радость от победы смешалась для него со слезами горя.

И вот теперь Яга так спокойно и буднично говорит о воскрешении Полоза. Как о самой простой вещи. Бред, дикий бред и надругательство над памятью павшего, над слезами…

— О чем ты задумался? — нежный голос жены отогнал темные тени прошлого, возвращая Аспида на старое капище.

— А то сама не знаешь? — поглядел он в любимые глаза.

— О брате? — догадалась она, безошибочно вычленяя главное. — Не веришь?

— Боюсь, — признался Аспид. — Страшно мне…

Они говорили негромко, но их голоса были хорошо слышны в торжественной тишине лесного святилища.

— Яга зря не скажет.

— Почем тебе знать?

— Я чувствую, — Маша смотрела без улыбки. — Она вообще ничего зря не говорит. Вспомни хоть нас, с первого же дня сватать взялась. Яга такая… И потом, она же вас любит всех. И вообще, нехорошо говорить о человеке, как будто его нет.

— Где ты тут человеков видишь? — засмеялась, заухала ведьма.

— Я… — смутилась Марья.

— Мне твоя речь приятна, рада, что у мальчика такая жена. Так-то. А ты, — она обратилась к Аспиду, — супругу-то слушай. Сильно много пользы от этого будет. Но не раболепствуй и бод каблук не лезь. Ищи этот, как его?..

— Консенсус? — из-за Горынычевой спины чирикнул новорожденный алконост.

— Тьфу на тебя, — обрадовалась Яга, моментально делаясь похожей на себя прежнюю, даже сплюнула в ручеек от полноты чувств. — От Марьи заразилась гадостью словесной? Не уберегли девку. Есть же приличное хоть и иноземное слово 'баланс'.

— Это не совсем одно и то же, — доказала, что не бывает бывших словесников Маша. — дело в том…

— А с Феогнидой-то чего делать? — чувствуя, что продуктивная беседа скатывается в обычный бардак, рявкнул ответственный Горыныч. — Я ее обратно на себе не попру.

— И не надо, — махнула ручкой Яга. — Из ручья только вынь.

— Ладно уж, — согласился змей. Поплевал на руки, крякнул для порядка и вытянул малахитовую статую на бережок. — Дальше чего?

— Вытереть ее, и всех делов, — поднялась с мостков Ягишна. — Но это уж я сама. Нечего тебе чужих невест…

— Чего?! — у Горыныча аж дым с искрами из ноздрей повалил.

— Я в том смысле, что невместно, — торопливо заметила старая ехидна, насухо вытирая вышитым рушником малахитовые бока игуаны. — Ты персона высокого полета… Не серчай, милок, — повинилась она, поняв, что перегнула палку. — Это я от нервов. Столько всего навалилось. Прости.

— Ты все-таки полегче, — в отличии от Марьи Горыныч нянюшку знал как облупленную, а потому слишком быстро прощать ее не торопился. Давал прочувствовать свою вину и проникнуться. Во избежание, так сказать. А то в следующий раз чего похуже учудить может. Не со зла, из-за натуры каверзной.

— Договорились, миленький, — ведьма тоже вдоль и поперек изучила змея, потому знала границы, которые с ним переступать нельзя. А она сегодня сплоховала. 'И не только сегодня, — полируя тряпочкой каменные бока, хаяла себя Яга. — К берегине цепляюсь, Алконоста проглядела, кошелка старая. И ведь думала над тем, что пересечь грань миров могут только особые души, собиралась проверить, а сама закружилась, все позабыла. Странно. Может сглазил кто? Или старость подкралась, а я и не заметила? Сколь годков небушко копчу? И не упомнишь… На покой пора, видать. Вот оживлю Полоза, поцелую глазки его васильковые и со спокойным сердцем по Калинову мосту пройду.'

— Нянь, ты ей дырку на боку протрешь.

— Ась? — вздрогнула ушедшая в свои невеселые мысли Ягишна. — Чего говоришь?

— Говорю, что чешуя гостьи из Подгорного княжества уже блестит, — ласково, как маленькой пояснил Аспид.

— Как у кота яйца, — педантично уточнил Горыныч, которому Феогнида активно не нравилась. 'Только поглядите на нее — фифа какая! Капризы ее исполняй, на руках носи, положи в ручей, вынь, гляди не разбей… 'Хотя и польза от гуаны имеется, да еще какая,' — вынужденно признал старший змей. 'И с женитьбой с ее легкой руки определился, и брата воскрешать собираемся. Немыслимое дело, конечно, но раз Яга сказала, что возможное… то пусть у гниды сей все хорошо сложится. А буде оживет Полоз, то и сестрой ее назвать не грех. Хоть и гадина первостатейная, да…' — определился Горыныч.

А Яга тем временем придирчиво оглядывала окаменевшую Хозяйку: и так посмотрит, и этак поглядит.

— Что ищешь, подскажи, — к ней подошел Аспид.

— Так просто гляжу, — призналась ведьма. — Жду, когда время пройдет, да сама гуана наша раскаменится. Ну что удивляешься, хороший мой? Не зря же мы ее в ручей Велесов опускали, вода из него любое наведенное колдовство снимает.

— Ее никто не заколдовывал, — возмутилась Маша. — Она сама, поорала на Настю… и вот…

— Потому как нечего на Алконоста горло драть.

— Кхм, — на Горыныча напал кашель.

— Что с тобой? — похлопала ему между лопаток Настасья. — Простыл?

— Представил последствия супружеских ссор, — догадался ехидный гадюк. Не зря его Яга всегда больше всех любила.

— Хватит, — остановила ненаглядного Маша. — Гляди.

— Ух, ты, мать твою за ногу через коромысло, — выдал Аспид при виде метаморфоз, происходящих с малахитовой Феогнидой.

Медной горы Хозяйка по меткому выражению Яги раскаменялась. Это происходило поэтапно. Сначала изменения коснулись шушуна (расклешенный сарафан), который вновь стал парчовым и шатром накрыл игуану, деликатно укрывая ее от чужих глаз. Только хвост наружу вылезал. Правда недолго. Довольно скоро он втянулся внутрь, зато показалась нога. Сразу в сафьяновом сапожке, что интересно. Следом высунулась рука, но стыдливо спряталась. Потом под сарафаном зашевелилось, застонало, пару раз ругнулось… Наконец, шушун отлетел в сторону, и показалась одетая в шелковую сорочку сердито-смущенная Хозяйка.

— По-здорову ли, свет Феогнидушка, — поприветствовала ее Яга.

— Благодарствуйте, — скривилась та. — Я, между прочим, все слышала. Вообще все. И про гуану тоже.

— Вот и распрекрасно, — обрадовалась ведьма. — Значит понимаешь, на кого рот раскрыла. Чай не дура.

— Я… — приосанилась Хозяйка.

— А может и дура, все никак уняться не можешь, гордыню тешишь, — засомневалась Ягишна. — К старшим уважения не имеешь, интриги крутишь, врешь. Нехорошо это, невместно. А потому, — ведьма взяла многозначительную паузу, — положено тебе наказание. Не от меня, от хозяев капища, — Яга по-свойски кивнула на изваяния Велеса и Макоши с дочерьми. — Он ныне и до веку лгать тебе воспрещается. А чтоб хитрить не вздумала, каменеть начнешь. Не вся, не бойся. То нос каменным сделается, то палец, ухо… Ну ты меня поняла.

— Поняла, — склонила голову Феогнида. — Простите меня, как я вас, — не успела договорить, глядь, а ладошка левая малахитовой зеленью отливает. — У меня не было другого выхода. Только так Полоза спасти можно, — в голос закричала увидев, что и вторая рука каменеть начала.

— Вот ты упертая, — восхитилась Яга. — Жаль, что дурная. Иди к ручью, руки в него опусти да меня старую послушай. Неужели думаешь, что откажемся мы Полоза из Навьего царства (мир мертвых) возвернуть? Он ведь наш! Мой… И их вот… Пришла быбы к нам по-хорошему…

Подрастерявшая спесь Хозяйка кинулась к ручью, за ней пошла продолжающая вычитывать (тут ругаться) Ягишна, Маша с Аспидом подтянулись следом. Горыныч было тоже навострился послушать.

— Погоди, — остановила его жена. — Почему ты кашлял так? Неужели думал, что я как Медуза Горгона могу взглядом в камень превращать?

— Сам не знаю. Умом понимаю, что нет, а внутри так и екает. Как думаешь, что

это?

— Чувство самосохранения, — с сомнением потянула Настасья. — Но ты прав, с этим надо разобраться, а то как-то волнительно мне.

— Разберемся, — пообещал Горыныч. — Я ведь, грешным делом, подумал, что, если случится такое, оставаться мне навек болваном каменным, — тихонько признался он.

— Почему? — растерялась Настя.

— Ты меня в драконьем виде помнишь?

— Еще бы.

— Вот и прикинь. Я в этот ручей пометиться ни в жизнь бы не смог. Даже одной лапой. Дурак я?

— Не-а, — покачала головой Настя. — Ты самый умный, хороший и красивый.

— Вот за красоту ты меня и полюбила, пичуга ненаглядная, светлая душа, — прижал к себе жену Горыныч, который иллюзий по поводу своей внешности отродясь не питал, но и не загонялся понапрасну. Не всем же быть такими красавчиками как братцы. Да и не главное в мужике смазливая морда, у него другие достоинства имеются.

— Ну не знаю, — пожала плечами неконфликтная Настя. — Лично мне все нравится.

— Это самое главное, — с любовью и нежностью поглядел на нее мудрый змей.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

— Значится так, — откашлялась Яга, — слушайте, детушки, речь мою да не перебивайте, сама собьюсь. — Затеяли мы дело невиданное, ни разу никем доселе не исполненное, — она обвела глазами собравшихся на семейный совет.

Только убедившись, что все внимание Кащея, Василисы, Любавы с мужем, Горыныча и Аспида с супругами и Феогниды (куда уж теперь от Хозяйки Медной горы деваться) безраздельно принадлежит ей, чародейка продолжила:

— Сразу хочу предупредить — легко не будет, а еще не будет возможности повторить. Не дадут стражи Навьего царства.

— Ты хочешь сказать, что у нас есть только одна попытка? — уточнил Кащей.

— Именно что, — кивнула ведьма. — Одна единственная. Вообще.