В глазах Бога

Эпилог

Эта история началась в Хез-хезроне и там же должна была закончиться. В дом Лонны мы вошли ранним утром. Я, Безносый, близнецы и трое инквизиторов в чёрных мантиях. Когда она нас увидела, кровь отлила от её лица.

– Мордимер, – сказала она глухо.

– Мордимер Маддердин именем Инквизиции, – произнёс я.

– Твой дом, чадо, будет досмотрен.

– Я ничего не сделала, – сказала она с отчаяньем в голосе. – Ты же знаешь об этом, Мордимер!

– Принадлежность к Церкви Чёрного Преображения, мерзкой секте еретиков, это, по-твоему, ничего? – спросил я. – А скупка девственниц с целью совершения над ними святотатственных обрядов? Не говоря уже об осквернённых реликвиях и еретических амулетах, которые найдём в твоём доме.

– Ты сказал, что если ты стоишь по одну сторону баррикад, а кто-то по другую, то можно принять только одно, правильное решение. И я встала на твою сторону, Мордимер. Помогла тебе!

– Я тебе ничего не обещал, Лонна. – Я пожал плечами. – Такова жизнь. Кроме того, ты выдала меня, жемчужинка, людям кардинала. Легко было предположить, что надоедливый Маддердин никогда уже не покинет Гомолло, правда?

Она смотрела на меня и молчала. Очень хорошо, ибо сказать было нечего.

Безносый приблизился ко мне, и я видел его голодные глаза.

– Можно, Мордимер? – спросил он смиренно.

– Можно, Безносый, но она должна выжить, – подчеркнул я. Он выглядел благодарным псом, когда хватал её и безвольную, отчаявшуюся, онемевшую, вёл наверх, в покои. Потом мы долго слышали её крик, но позднее этот крик прекратился. Так внезапно, как будто кричащему кто-то заткнул глотку кулаком. Через час, когда Лонну забирали инквизиторы, у неё были окровавленные бёдра, порванное платье и пустота в глазах.

Ещё до полудня мы окружили дом Хильгферарфа. Он принял меня холодно, спокойно, и насколько я понял, как бы уже мёртвый.

– Не надо было меня обманывать, господин Хильгферарф, – сказал я. – Девственницы с юга должны были быть общим даром от вас и Бульсани Дьяволу с Гомолло и его гостей, ведь так? Вы давали наличность, а прелат доступ к кардиналу. Но Бульсани решил вас перехитрить – разве не так? – и вручить дар только от своего имени. Вы меня наняли, прекрасно зная, где находится Бульсани. Что это означало? Проверку?

– Нет. Я не знал, что Бульсани купил девушек, пока вы мне об этом не сказали. Я только предполагал, что он мог это сделать.

– Так, так, серьёзно играл этот наш прелат. Как и вы, – добавил я от всего сердца.

– Это правда, – произнёс Хильгферарф. – В чём меня обвиняют?

– В ереси, подрыве основ святой веры, заговоре, осквернении реликвий, ритуальных убийствах, принадлежности к сектам, не признанных Церковью, – сказал я равнодушным тоном, – и чего только ещё пожелаете.

– Почему вы так со мной поступаете, Маддердин?

– Чтобы мозаика сложилась, – произнёс я. Кардиналы и шлюха, почтенный купец и слывущий вольным поведением прелат. Все еретики, а это означает, что ересь может быть всюду. Тут и там. В доме твоего соседа и в церкви твоего приходского священника. Может даже в голове твоей жены. Надо было заниматься торговлей, господин Хильгферарф, а не лезть в политику. И давайте, подумайте, кто был вашим сообщником, потому что такие вопросы вы обязательно услышите. И тогда надо будет отвечать быстро и логично, если не хотите мучиться сверх меры.

– У меня есть друзья, – сказал он бледный, не веря в собственные слова.

Я кивнул ему головой и позвал инквизиторов. Вышел, когда на него надевали кандалы. Он был мёртв, а у покойников не бывает друзей.

Быть может, вы спросите, что я чувствую, оставляя за собой трупы? Что чувствую, зная, что шесть кардиналов, Лонна, Хильгферарф, придворные и солдаты кардинала из Гомолло мертвы? Некоторые, впрочем, ещё живы. Их сердца бьются от страха, их глотки издают крики боли, их лёгкие задыхаются в хриплом дыхании, их мозги стараются выдумать истории, которые удовлетворят интерес невозмутимых людей в чёрных мантиях. Я иногда спускаюсь туда, вниз. В мрачные подвалы, стены которых пульсируют болью и страхом. Я видел Лонну, видел Хилгферарфа и видел кардиналов. Лишённые достоинства и пурпура они извивались у ног инквизиторов, обвиняя самих себя и сотоварищи. Я не чувствую радости, но не чувствую и печали. Эти люди теперь уже знают, что они были еретиками, плетущими заговор против Церкви и святых основ нашей религии. А если они поверили в собственное предательство, это означает, что эта измена всегда была в глубине их сердец. Единственно, о чём жалею, так это о шести девственницах с юга. Я приказал придворным епископа убить их, а тела уложить в начерченных чёрным мелом кругах, потом надрезать вены и кровь слить в стеклянные сосуды.

Я велел написать на их грудях и животах тайные символы, а между ног вложить перевёрнутые кресты. Я знал, что этой картины хватит, чтобы инквизиторы из Хез-хезрона почувствовали себя гончими псами на тропе. Я также знал, что это будет основанием для ареста шести кардиналов-заговорщиков, тем более, что до Хез-зезрона дошли вести о заговоре, плетущемся наряду с еретическими практиками. Итак, я чувствую небольшую грусть. Утешает меня только одно: все мы виновны в глазах Бога, и вопрос лишь во времени и мере кары. Так сказал мой ангел, и я не нахожу причин, чтобы не верить его словам. И верю, что моё время наступит не скоро, а кара не будет сверх меры суровой.

[1] В Библии фраза заканчивается иначе:… приготовил Бог любящим Его (1-е письмо Коринфянам, 2:9).

[2] Карты Таро (младшие Арканы)

[3] Амбар – помещение для хранения сельскохозяйственной продукции.

[4] Горячее пиво – польский народный напиток. Пиво подогревается до 70-80 градусов и в него добавляется кориандр, гвоздика, мёд. Можно добавить растёртые с сахаром желтки, но тогда нужно следить, чтобы они не заварились. Напиток употребляли при холодной погоде или простуде.

[5] Purpurat – кардинал и багровеющий (игра слов: побагровел, стал пурпурным – от цвета мантий кардиналов).