В царстве жар-птицы

IX Смерть доктора Фюрста

Ночь тихая, задумчивая обвила темным покровом лесные чащи. Тишь разлилась повсюду, и звенящий день чудился далеким миражом. Под сенью бесчисленных звездных маяков заснула живая Земля.

В хижинах взятого доктором Фюрстом селения разместился его отряд, и вскоре люди и орангутанги заснули крепким сном. Оставленный на часах у леса один из малайцев, не будучи в состоянии бороться с охватившей его сонливостью, последовал примеру всех участников экспедиции и заснул богатырским сном.

Арский и Скиндер, поместившиеся в просторной хижине вместе с доктором и одним из его ассистентов, долго не могли сомкнуть глаз — все им мерещилась картина нападения. Неотвязные мысли о безотрадности их положения отгоняли сон. Они шепотом обменивались впечатлениями прошедшего дня, заметив, что Фюрст и его помощник спали.

И вдруг им послышался заглушенный человеческий стон. Они насторожились. Едва внятный стон повторился еще раз. Не было сомнения, что в сонном селении было что-то неладно.

В ту же минуту у входа в хижину появилось несколько фигур, в которых друзья сразу узнали орангутангов доктора. Обезьяны испустили тревожный крик.

Доктор и его ассистент мгновенно очутились на ногах и схватились за оружие. Они быстро выглянули из хижины и приказали Арскому и Скиндеру быть наготове, так как, по-видимому, туземцы собирались напасть на селение. Поднявшимся друзьям доктор вручил оружие, оказав им этим невольное доверие.

Очутившиеся у хижины доктора люди и орангутанги ожидали распоряжений. Выяснилось, что стон, слышанный Арским и Скиндером, был предсмертным воплем убитого часового-малайца.

Доктор Фюрст обнаружил чрезвычайное хладнокровие и распорядительность. Он расставил людей в удобных позициях под защитой хижин, а часть орангутангов заняла фланги; другая часть умных животных, по знаку доктора, мгновенно взобралась на деревья и этим воздушным путем должна была очутиться в тылу у неприятеля.

Не успел Фюрст отдать последние приказания, как лес загремел от диких завываний и криков, и толпа темных фигур, потрясая первобытным оружием, выбежала на поляну.

Короткие ружейные залпы следовали один за другим, валя дикарей, производя сильное замешательство в их рядах.

Но через минуту туземцы подбежали почти вплотную к хижинам, и тогда пришлось стрелять в них в упор.

Арский и Скиндер, находясь вблизи Фюрста, стреляли прямо перед собой, не целясь, возбужденные всеобщим боевым подъемом. Словно зловещий кошмар охватил их существо.

Доктор Фюрст отбивался с бешеной энергией. Бывшие около него телохранители-орангутанги пали под ударами туземцев.

Опасность была огромная. Фюрст несколько раз кричал о помощи, но за шумом ожесточенной схватки и трескотней выстрелов его крик совершенно терялся.

Одному из туземцев удалось ударить доктора копьем, и он, зашатавшись, упал.

В то же мгновение в задних рядах нападавших послышались крики ужаса — это орангутанги со свирепым воем вступили в бой. Защищавшиеся спутники доктора с удвоенной энергией набросились на дикарей. Нападавшим туземцам вскоре самим пришлось защищаться и думать о собственном спасении. С воплями отчаяния разбегались они, но немногим из них удалось вернуться в лесные чащи. От разъяренных орангутангов трудно было уйти, и недавно еще пустынная поляна покрылась многочисленными трупами.

Часть орангутангов преследовала по лесу бежавших туземцев; люди, оправившись от нападения, сгруппировались возле лежавшего неподвижно на земле доктора Фюрста.

С двух сторон припали к его груди ассистенты и, поднявшись через несколько минут, с опущенными головами объявили о смерти доктора.

Это известие поразило Арского и Скиндера: с одной стороны, оно обрадовало их, так как шансы на удачу бегства увеличивались; с другой — опечалило, так как им почему-то стало жаль доктора, несмотря на все его преступления.

Кое-как прошел остаток ночи. Утро следующего дня осветило кровавую картину, от которой становилось не по себе даже видавшему виды человеку.

Тело доктора Фюрста, положенное на подстилку из пахучих трав, собранных малайцами, было покрыто пальмовыми ветвями его верных друзей и слуг. Бледное лицо его было полно какой-то загадочной тоски, и юноши, смотревшие на него, не могли заметить в этих застывших чертах обычной холодной жестокости. После пережитой опасности, они чувствовали в себе прилив новых жизненных сил, и все окружавшее их казалось им еще более полным жизни.

В лесу разливалась свежесть раннего утра. Благоухание пробуждающихся растений наполняло глубоким трепетом все живущее. Невидимые хоры, укрытые в высоких кронах горделивых пальм, звенели серебряным звоном. И утренний свет скользил по зеленому морю, обрамляя пышными кружевами змеевидные лианы.

Ассистенты доктора стояли в глубокой задумчивости над трупом своего учителя, и на лицах их виднелось тяжелое горе.

Около них поместились малайцы, и поодаль с почти человеческой серьезностью теснились орангутанги, испытующе смотря на бездыханное тело, точно не веря, что властелин их никогда уже не проснется.

Один из ассистентов подошел к Арскому и Скиндеру и, указав на труп доктора, обрисовал личность убитого.

— Перед вами безжизненный труп, — сказал он, — великого чуда Природы, гения, какого земля носит, быть может, раз в тысячу лет. Почему мы не сумели сохранить его жизнь, равную по ценности миллиону жизней серого человеческого моря?!.. Почему мы не дали ему завершить грандиозное дело, равного которому не найти на всем протяжении столетий и тысячелетий?! Он нес миру разгадку, разгадку величайшей из тайн — тайны человеческой жизни, разгадку не только единства и целесообразности живого организма, но и сокровеннейшего явления природы — сознания. Потухла навсегда мысль титана, могучая, всеобъемлющая… Иссяк родник неисчерпаемых гениальных замыслов. Гордая воля, прорвавшая плотину моральных предрассудков и возвещавшая миру о новых ценностях, успокоилась навсегда. Навсегда…

Он тихо отошел от Арского и Скиндера, и они, под влиянием слышанных слов, увидели в лице мертвого Фюрста что-то сверхчеловеческое, что-то, что носило печать несомненной гениальности.