Глава 17

После отъезда машины Гринюк собрал оставшихся партизан на поляне и по военному четко проинструктировал, определив порядок движения. Мне досталось место в середине колонны, между сержантом-пограничником Егоровым и самим Гринюком. Двигаясь таким образом по ночному лесу, мы преодолели весь путь за три часа и ещё затемно вошли в партизанский лагерь, расположившийся в еловом лесу. Здесь нам дали ранний завтрак, состоящий из какого-то травяного отвара, куска черного хлеба и луковицы. Скудно живут бойцы лесного фронта. Видимо, наши трофеи ещё не распределили. Да и надолго ли их хватит? Учитывая, что в отряде не менее сотни штыков, то в машине продуктов недели на две, не больше.

Поев, я нарезал елового лапника и лег отдыхать, с сожалением вспоминая о трофейных шинелях. Надо было сразу прибрать к рукам хотя бы одну, сейчас уже не дадут, а если напомню, что я их захватил, то назовут куркулем и припомнят буржуазное польское прошлое — знаю я этих коммунистов. Спать вообще-то не хотелось — за предыдущий день хорошо выспался, но если есть возможность, надо отдыхать, поэтому, расслабившись, я лениво обдумывал свои перспективы. Оставаться в партизанском отряде мне совсем не хотелось. Одно дело, когда ты куролесишь по вражеским тылам без какого бы то ни было задания от командования, будучи сам себе хозяином. И совсем другое дело, когда ты сидишь в лесу, окруженный врагами, зачастую даже без жратвы и при этом обязан выполнять приказания командира, который, скорее всего, не обладает достаточной компетенцией (это если выражаться корректно), чтобы сохранить жизни подчиненных ему партизан, в том числе и мою. А для того, чтобы определить, что местный командир — человек недалекий, достаточно посмотреть на лагерь. Нет, на фронте тоже не сахар, но там централизованное снабжение, да и трофеями можно разбавить рацион, в отличие от партизанского отряда, в котором, даже если что добудешь, то жрать в одну харю тебе никто не позволит. Кроме того, следует учесть, что на фронте у меня есть весьма недурственная перспектива карьерного роста — в РККА спешно формируются новые части и подразделения, а командиры гибнут, поэтому стать комбатом — вполне достижимая цель, даже без особых усилий. А там, кто знает, можно и до комполка дорасти, хотя нет, лучше всего командиром какого-нибудь ремонтно-тылового батальона. Вот где синекура!

Размечтавшись, я не заметил, как заснул и, проснувшись от не очень вежливого толчка в плечо, спросонья схватил пихнувшего меня парня за руку, с упором стопы в живот перебросил его через себя и, перекатившись, замахнулся для добивающего удара, но вовремя остановился, разглядев красноармейскую форму.

— Вот дебил! — высказал я в сердцах ему всю свою глубину возмущения, и, обращаясь уже не только к нему, но и другим партизанам, которые мигом оказались рядом, пояснил, — Будить меня надо издалека и в словесной форме. А подобные причуды могут привести к преждевременной смерти неразумного ушлепка.

— И вовсе я не ушлепок! — попробовал мне возразить поднявшийся с земли парень.

— Мне напомнить Вам устав, боец?

— Виноват, товарищ младший лейтенант! Красноармеец Пасечник! Вас вызывает командир отряда!

— Показывай дорогу!

Штаб располагался в просторной землянке, спустившись в которую, я увидел посреди помещения самодельное подобие стола, за которым на чурбаках сидели, видимо, руководители отряда: незнакомые мне батальонный комиссар — полноватый тридцатилетний мужчина интеллигентной наружности, бородатый мужик в гражданском, капитан Кузнецов и старший лейтенант Павлов.

— Присаживайся, — указал мне на свободный чурбак Кузнецов и, обращаясь к остальным собравшимся, представил меня, — А вот и тот самый младший лейтенант Ковалев, про которого я вам только что рассказывал, дважды орденоносец и умелый диверсант, — потом он, вновь обратившись ко мне, представил присутствующих, — Командир отряда батальонный комиссар Антипов, его заместитель Иван Иванович Коровин, а с Павловым ты уже знаком.

— Ну вот, с церемониями покончили, теперь переходим к делу, — взял слово командир отряда, — Ситуация у нас сложная, хотя благодаря товарищам Кузнецову и Ковалеву, одна из проблем временно решена — продукты пока есть. В остальном у нас, откровенно говоря, всё плохо — связи с командованием нет, нехватка оружия и боеприпасов, из-за чего последние десять дней боевые действия против врага не ведутся. Поэтому нам надо срочно предпринимать усилия по этим направлениям. Может, у товарища Ковалева будут какие-нибудь предложения?

Выслушав командира я убедился, что посетившая меня ранее мысль — отсюда надо валить, была единственно верной. Но вслух об этом я, разумеется, не сказал.

— Позвольте сначала высказать свои замечания, хоть это и нарушение субординации, — облокотившись на столешницу, набранную из кривых жердей, я приступил к сокрушительной, но справедливой критике, — Быт отряда организован плохо, бойцы живут в шалашах, но при этом бездельничают, вместо того, чтобы рыть землянки. А зима ведь не за горами. Костры разводятся открытым способом, что в случае использования противником авиации повлечет обнаружение и уничтожение отряда.

— Да мы их только ночью жжём! — возмущенно произнес Коровин.

— Да будет Вам известно, самолеты ночью тоже летают, — ответил я на его реплику и продолжил, — Туалеты не оборудованы, бойцы загадили всю округу. Расположение отряда выбрано неправильно, невдалеке проходит стратегическая железнодорожная магистраль, которая должна быть основной целью партизанского отряда, но при таком близком расположении после одной-двух диверсий вас быстро обнаружат и уничтожат. По поводу отсутствия продуктов и боеприпасов — значит вы негодно организовали и вели свои боевые действия, раз не смогли добыть ни того, ни другого. Находясь в тылу у противника, надо так планировать свою работу, чтобы обеспечивать себя самостоятельно. Хотя, должен признать, что это труднодостижимый идеал. Тут мы переходим к вопросу о связи с командованием РККА. Предлагаю свои услуги в этом деле. Уверен, что в течении недели смогу перейти границу и передать нашим необходимую информацию. У меня пока всё! — теперь они точно постараются от меня избавиться, отправив к линии фронта. Критиков никто не любит.

По мере произнесения мной обличительной речи, батальонный комиссар все ниже опускал голову, прямо как двоечник на педсовете. Неожиданно как-то. Но после того, как я закончил, он всё-таки распрямился и взял слово:

— Вот почему я и прошу, товарищи, нет, требую, снять меня с должности командира отряда! Повторюсь, а то товарищ Ковалев не знает — я до войны был редактором районной газеты в Мордовии, а как война началась, пошел добровольцем, и вот, попал в окружение. Сами видите, какой из меня командир. Не потянул. Товарищ Кузнецов, Вы, как старший командир и коммунист обязаны возглавить отряд, а я буду всеми силами помогать вам в должности комиссара.

Капитан, нахмурившись, зыркнул на меня с выражением: «Ну кто тебя просил?», и выдержав небольшую паузу, произнёс:

— Думаю, товарищи Ковалев и Антипов правы. Я, честно говоря, за то небольшое время, что провел в отряде, не успел разглядеть всех проблем, о которых говорил Ковалев, но в целом, картину он обрисовал правильно. Поэтому соглашусь с мнением товарища Антипова и, если у присутствующих нет возражений, принимаю должность командира отряда. Времени на раскачку у нас нет, поэтому товарищ комиссар, — посмотрел на Антипова, — Идите, работайте с личным составом, сообщите им о смене командира.

Политработник поднялся и вышел, а Кузнецов, расстелив карту, жестом подозвал всех оставшихся подойти поближе и продолжил, — Ковалев прав, место дислокации у нас негодное, давайте подумаем, куда переносить лагерь… Мы все склонились над столом и уже через пять минут, я признался:

— Беру назад свои слова по поводу плохого расположения лагеря, был не прав. Другие варианты ещё хуже. Однако диверсии поблизости проводить нельзя, надо будет переправляться через Березину к Осиповичам и там шуметь. Но, в любом случае, зиму здесь мы не продержимся, поэтому в конце сентября надо будет обязательно уйти южнее Бобруйска, — и добавил, заметив косые взгляды коллег, — Ну это если наши фашистов раньше не прогонят, — тут ведь почему-то все уверены, что ещё немного, ещё чуть-чуть, и враг побежит, сверкая пятками.

Совещание продлилось до самого обеда, на который давали похлебку из перловой крупы с трофейной тушенкой. Вполне съедобно и сытно. Набив желудок, я развалился на еловых ветках, вспоминая прошедшее совещание. Капитан дал ясно понять, что отправлять меня к фронту он не собирается. Уж очень ему понравилось, как я фрицев режу. Назначив меня помощником по особым вопросам, он сразу озадачил темой вооружения и взрывчатки. В ответ я ткнул в указанные на немецкой карте пункты сбора трофеев. Кузнецову идея понравилась и он решил не откладывать её реализацию в долгий ящик. Так что через два часа выдвигаемся. Я назначен командиром группы, мне в распоряжение будет передано отделение сержанта Хомича.

Вообще, как я понял из обсуждений, партизанский отряд возник на основе трёх десятков сельских активистов (Коровин до войны был председателем колхоза), не успевших эвакуироваться и разумно решивших спрятаться в лесу, дожидаясь скорого, по их мнению, возвращения Красной Армии, потом на них стали набредать разрозненные группы окруженцев, среди которых был и Антипов, решивший, что настоящим патриотам и коммунистам не подобает трусливо сидеть в лесу, дожидаясь освобождения, и надо воевать против немцев, но вот компетенции у него для этого не хватило — они осуществили несколько нападений на немецкие гарнизоны в оккупированных селах (хорошо хоть додумались отойти подальше от лагеря), в этих боях партизаны понесли большие потери и растратили боеприпасы. Последние две недели они тут все питались пустой перловой кашей, да иногда хлеб из деревень приносили. Поэтому наш с капитаном грузовик пришелся очень кстати.

Отдохнув с полчасика, я увидел приближающегося сержанта — широкоплечего парня лет двадцати в сильно потрёпанной красноармейской форме, который подойдя, доложил:

— Товарищ младший лейтенант, сержант Хомич в Ваше распоряжение прибыл!

Осмотрев своего нового подчиненного, я пожал ему руку и распорядился:

— Ну давай, веди к бойцам!

Сержант развернулся и мы проследовали на другой конец лагеря, где возле добротного шалаша расположилось отделение красноармейцев. Подойдя к ним, сержант дал команду построиться в одну шеренгу и я получил возможность внимательно их осмотреть. Без меня и сержанта восемь штыков. В петлицах бойцов видны эмблемы различных родов войск — есть два танкиста, артиллерист, сапер, ну и пехота, куда же без неё. Форма основательно изношена, но все прорехи заштопаны и залатаны. Шестеро из восьми обуты в ботинки с обмотками, причем у двоих подошвы подвязаны бечевкой. Амуниция на первый взгляд более-менее в порядке, а вот морально-психологическое состояние не на высоте — небритые, выглядят усталыми и в глазах тоска.

— Что с патронами?

— В среднем по четыре на брата, в «Дегтяре» полдиска.

Понятненько, значит надо идти выбивать у капитана честно добытые трофеи.

— Ну, с оружием и боеприпасами я вопрос решу, а вот вы озаботьтесь боевыми ножами — поспрашивайте товарищей из отряда. В худшем случае штыками придется работать, но вы их должны хорошо заточить. И всем побриться!

Отдав распоряжения, я направился к Кузнецову выбивать фонды для операции. Неожиданно для меня, тот оказался очень неуступчивым, заявив, что мне, дескать, и ножа достаточно, а всё остальное я сам добуду. Однако, в ходе напряженной беседы, всё-таки получилось выбить из этого куркуля четыре немецких карабина с полусотней патронов, шесть гранат, две пары сапог и сухой паек из немецких консервов на трое суток (а ведь просил на пять!). Кроме того, покопавшись в отстиранной и высохшей уже немецкой форме, смог подобрать себе обмундирование, почти идеально подходящее по размеру, а среди трофейных документов нашел солдатскую книжку с похожей на меня физиономией. Следующий час я гонял своё новое подразделение, обучая движению по лесу и жестам для беззвучного взаимодействия в бою.

А в пять часов вечера, плотно поев, моя группа выдвинулась из лагеря в сопровождении одного из местных жителей — Ивана Прокопьевича Кислова, который попросил называть его просто дядя Ваня. Он довел нас до ближайшего хутора, где показал спрятанные в камышах три долбленых челнока, которые мы изъяли во временное пользование. Оставив дядю Ваню на хуторе, мы сели в лодки и продолжили свой путь. Проплыв по узкой болотной протоке несколько километров, в наступившей темноте мы перетащили челноки через лес на берег Березины (протока соединялась с рекой много дальше, а тут было самое удобное место для переправы). Затем мы переплыли саму реку и, высадившись на противоположный берег, спрятали лодки в кустах и двинулись к своей цели по ночному лесу, к полуночи выйдя на его опушку. Далее мы продолжили путь по засеянным полям и к двум часам ночи приблизились к бывшей моторно-транспортной станции, в помещениях которой нынче обосновался немецкий пункт сбора и ремонта трофейной советской техники.

После часа наблюдения за объектом, я дал приказ на отход и мой небольшой отряд к рассвету вернулся в лес и вскоре мы расположились на отдых среди густых зарослей ольхи, глядя на которую мне подумалось о шашлыках. ТАМ мне иногда приходилось выезжать на пикники со своими польскими «друзьями», и многие из них не признавали для этих целей готовый древесный уголь, будучи абсолютно уверенными в том, что на ольховых дровах мясо получается вкуснее. Хотя я, честно говоря, никакой разницы не замечал… С тех пор это дерево стало у меня прочно ассоциироваться с шашлыками. Хорошие были денечки… Особенно когда Катаржина была ещё жива.

Тряхнув головой, чтобы отогнать неуместные сейчас воспоминания, я оглядел окружающих меня бойцов, возвращаясь в объективную реальность.

— Нападение на пункт сбора трофеев отменяется — тихо его не взять, а громко тем более. Сейчас завтрак, и отдых. Хомич, распределить караулы!

— Есть!

Сержант посмотрел на меня вопросительно-тревожно, но никаких вопросов задавать не стал. И на том спасибо. Он ведь тоже в курсе цели нашей вылазки, а с точки зрения устава отказ от выполнения боевой задачи является воинским преступлением. А то, что там забор с колючей проволокой, три парных патруля и два пулеметных гнезда никого волновать не должно. Но мы-то ведь партизаны, и должны работать не так, как регулярная армия, поэтому план придется изменить. Точнее, придумать новый. А пока — спать!

Загрузка...