— Имя?
— Дело?
— Спасибо. Добро пожаловать в Давиллон. Следующий!
— Имя?
— Дело?
— Спасибо. Добро пожаловать в…
И так по кругу. Это раздражало, как плохо настроенная скрипка, на которой играл кот. А она только слушала. Она не могла представить, как ужасно было говорить это человеку за человеком день за днем.
Но она слабо ухмылялась, слыша это. После долгой паузы, после стараний понять, кто она, какая она, чего она хотела, она возвращалась домой.
Очередь подвинулась. Она — с ними, шаркая по подмерзшей земле. Это нельзя было назвать очередью. Перед ней было меньше десяти человек, и только у некоторых были телеги или звери с товарами. Эта зима не была жестокой, по крайней мере, здесь, но ее хватило, чтобы задержать всех, кроме отчаянных путников или торговцев важным.
Потому она и ее… союзник… решили вернуться сейчас.
Шорох. Шаг.
— Имя?
Шаг. Шорох.
Дело?
Шаг. Шорох. Шаг.
Имя?
Глаза стража были стеклянными, лицо — скучающим, и даже его усы хотели быть в другом месте. Серебряный профиль Демаса — бога-покровителя стражи Давиллона, который был у всех на амулетах или иконах — был настороже больше него.
— Колетт Дарнвиль, — ее имя, конечно, было выдуманным. Как и все, что она использовала в последнее время. Это первым пришло в голову.
Часовой прислушался на миг. Впервые посмотрел на нее внимательно. Ее тонкий плащ и капюшон, закрывающий от зимнего ветра, едва останавливали холод, и они никак не мешали воображению мужчины рядом с ней.
— Дело?
Его голос стал ниже? Вот это да.
— Иду домой, — сказала она кратко.
— Долго отсутствовали?
«Не привлекай внимание. Не привлекай внимание. Не привлекай…».
Она повторяла это громко в голове, чтобы подавить желание ударить его, и она смогла продержаться две минуты разговора, пока люди ворчали за ней в очереди. Вскоре солдат заметил это.
— Точно. Спасибо. Добро пожаловать в Давиллон. Следующий!
Она запнулась, обычно она старалась изо всех сил скрывать хромоту, но сейчас это было видно, пока она миновала стража и прошла под аркой. Все, лишь бы казаться нежеланной, ведь он мог просто отреагировать на внешность и скоро забудет, но она не хотела рисковать.
Она невольно рассмеялась от мысли, что ее планы — их планы — перебил страж, такой юный, что он мог все еще думать, что его работа имела значение в этой выгребной яме, что притворялась городом.
Радость быстро пропала, ее память настойчиво показывала страдания, что приносила ей хромота, и откуда она взялась. Она выпрямилась, гордая, и нахмурилась. Толпы на площади у ворот Давиллона, сквозь которые она двигалась, как отчаянная рыба, уже закрывали ее от вида всех у ворот. Она уже могла не унижаться, показывая свою слабость многим людям.
Ее запоминающуюся слабость.
Ворча — так тихо, что этого не было бы слышно даже в пустой комнате, тем более в толпе на грубо вымощенных дорогах города — она пошла прочь. Хромота пропала, она почти скользила среди толпы, проникая даже сквозь самые тесные скопления людей, не замедляясь, без усилий. Двигаясь так, скрывая капюшоном лицо и волосы от взглядов, она была как призрак.
Она и пришла не для того, чтобы почетно занять место в городе. Она пришла быть его призраком.
Ее разум кипел от предвкушения грядущего, дочь Давиллона — одна из гениев города — скользила среди овец, несведущих граждан, а потом пропала.