Иста, перегнувшись через перила крыльца, встряхивала покрывало. Я поморщилась. Было бы лучше пробраться незамеченной, но прятаться поздно. Да и не везёт мне с этим делом. Пора уже усвоить урок, что в моём случае смотреть опасности в лицо… безопаснее. Как бы странно это ни звучало.
Иста развернулась, чтобы пойти в дом, но увидела меня.
– Барышня… – она всплеснула руками. Покрывало полетело вниз, расстилаясь на ступеньках, словно меня встречали красной ковровой дорожкой. Только синим покрывалом.
Из двери вышла Бабура, вытиравшая руки полотенцем. Оно тоже шмякнулось на доски, видимо, было слишком влажным, чтобы спланировать.
Повариха не произнесла ни слова, но в её взгляде отразился настоящий ужас. Даже представлять не хочу, какие мысли пронеслись в голове. Явно не лучше, чем у Идана в первые секунды.
Поэтому я поспешила успокоить обеих помощниц.
– Я просто упала, ничего ужасного не произошло, – даже улыбка вышла почти натуральной. – Доктор Ленбрау уже меня осмотрел и сказал, что я абсолютно здорова. Да, доктор?
Пришлось толкнуть его локтем в бок, чтобы Идан отреагировал.
– Да-да, выглядит страшнее, чем есть на самом деле.
Выдала его интонация и ещё выражение лица. Мой муж совсем не умеет врать. Вот и Бабура, похоже, не поверила.
– Я подготовлю вам ванну, – произнесла она надтреснутым голосом и вернулась в дом, забыв полотенце. Которое так и лежало на крыльце измятой кучкой, пока его не подобрала Иста вместе с покрывалом.
Нянька дождалась, когда мы с Иданом поднимемся. Всё это время она следила за мной взглядом, будто сканировала на предмет сломанных костей.
– Как же так, барышня… – вздохнула она, когда я поднялась на последнюю ступеньку.
– Со мной правда всё в порядке, – я приобняла её за плечи одной рукой и повела в дом, по пути объясняя: – Просто я неуклюжая у вас. Хотела посмотреть на речку и соскользнула вниз по траве. Платье за ветку зацепилось, туфли потеряла. Вот и всё.
Иста посмотрела на меня, и я добавила с робкой улыбкой:
– Такое случается, – потом пожала плечами.
Нянька вздохнула и покачала головой. За спиной негромко хмыкнул Идан.
Да поняла я уже. Поняла! Случается, но не у всех.
Идти в свою комнату в таком грязном виде не хотелось, поэтому я села на сундук в передней. Идан устроился на втором. Не знаю, что в них хранят, но для сидения плоские крышки вполне сгодились.
Ванна была готова уже через полчаса. Бабура поспешила. Однако поблагодарить её не удалось, она не захотела показываться мне на глаза. Даже мыться позвала Иста. Неужели повариха так сильно переволновалась за меня, что теперь сердится? Ладно, потом поговорю с ней, успокою.
В ванную Идан зашёл следом. На мой удивлённый взгляд заявил:
– Помогу тебе и заодно осмотрю, раз уж ты прикрылась моим авторитетом.
– А если я откажусь, будешь подсматривать из-за двери? – спросила кокетливо.
– Нет, – неожиданно серьёзно ответил Идан. – Воспользуюсь правом мужа и настою на своём. Ты заставила всех поволноваться.
Ух ты, каким властным он может быть. Меня это даже заводит.
– Хорошо, раз ты в своём праве, можешь делать со мной всё, что захочешь, – я флиртовала словами, но внешне продолжала изображать скромную овечку, надеясь, что Идан примет мою игру.
Однако он ничего не ответил. Стоял, скрестив руки на груди, и хмуро смотрел на меня. Как будто о чём-то размышлял.
А затем заявил всё с тем же выражением лица:
– Раздевайся.
У меня мурашки побежали по коже от его сипловатого голоса. Кажется, я начинаю влюбляться в своего мужа. Он слишком похож на мужчину моей мечты, которого я себе когда-то представляла.
Жаль, не пошла на стрип-пластику, когда представлялась возможность. Сейчас бы поразила Идана обольстительным танцем. Хотя… в таком виде разве что танец кота Базилио и лисы Алисы танцевать и одновременно просить подаяние.
Представив себе эту картину и реакцию мужа, я мысленно содрогнулась и просто начала снимать одежду. Аккуратно складывать её уже не было нужды, поэтому бросала на пол. Сначала платье, за ним – сорочку. Потом, переступив через бесформенную кучу тряпья, в которую превратился один из моих немногочисленных нарядов, стянула грязные чулки с большими круглыми дырами на пятках.
Оставшись перед Иданом обнажённой, вздёрнула подбородок и выпрямила спину. Хотела показать, что не смущаюсь. Однако мужа интересовало иное.
– Подними руки, – велел он, сохраняя всё тот же серьёзный и сосредоточенный вид.
Я послушно вскинула руки вверх.
Идан терпеливо поправил:
– В стороны.
Я развела руки в стороны. Ленбрау внимательно смотрел на меня. Вот только в его взгляде не было страсти. До меня дошло, что мы не играем в строгого доктора и невинную пациентку. Это и есть врачебный осмотр.
– Подойди к окну, – следующий приказ. Затем: – Повернись.
Я подчинялась, желая закатить глаза. Сказала же ему, что со мной всё хорошо. Но Идан не верил на слово, предпочитая убедиться сам.
Осмотрев и ощупав меня целиком, сверху донизу, он скомандовал:
– Залезай в ванну.
Я радостно послушалась и опустилась в горячую воду, ожидая, что вот сейчас начнётся то, ради чего Идан и пошёл сюда вместе со мной. Как вдруг у меня за спиной скрипнула, закрываясь, дверь.
Я обернулась. В ванной больше никого не было.
Что это значит? Куда он ушёл? И почему?
Я растерянно смотрела на запертую дверь, не понимая, что случилось. Ладно, выберусь отсюда и всё выясню.
Я собралась мыться самостоятельно, но поняла, что не приготовила горшочки с мыльным раствором. Подчинилась приказу мужа, не подумав ни о чём. Всё-таки мужчины лишают нас способности мыслить разумно.
Пришлось вылезать и шлёпать мокрыми ногами до полок, стараясь не поскользнуться. Хватит уже с меня несчастных случаев.
Я потянулась к полке с горшочками и почувствовала сквозняк, прощекотавший кожу.
– Зачем ты вылезла? – одновременно за спиной раздался недовольный голос.
От неожиданности я вздрогнула. Хорошо, не успела взять шампунь, сейчас бы собирала его с пола среди черепков.
Идан быстро подошёл ко мне, поставив на полку маленький горшочек, покрытый ветошкой.
– Давай помогу, а то поскользнёшься. – Не дожидаясь ответа, он подхватил меня под руку и повёл к ванне, выговаривая: – Почему ты такая непослушная? Делаешь совсем не то, что тебе говорят.
– Потому что ты ушёл, а мне нечем мыться, – придерживаемая Иданом, я снова опустилась в ванну.
– Я только взял мазь у Исты, это дело двух минут. Надо было просто подождать, – он всё ещё продолжал мне выговаривать, словно непослушному ребёнку.
– Если бы ты сказал об этом, я бы знала. Но ты снова молча исчез, а мысли читать – я не умею!
Может, и не стоило повышать голос. Да и ссориться из-за такой ерунды было глупо. Однако его недовольно-снисходительный тон выводил из себя.
С полминуты Идан молчал, а затем опустился на пол, положив подбородок на бортик ванны.
– Прости, – тихо произнёс он, глядя мне в глаза. – Я должен был сказать, куда ухожу. Это привычка жить одному, но я исправлюсь. Обещаю.
Я потянулась к нему, обняла за шею и прошептала в самое ухо:
– Я рада, что ты мой муж.
А потом крепко прижалась к нему. Так крепко, как только смогла.
– Я тоже рад, что это именно ты, – ответил он, чуть промедлив и таким странным голосом, будто размышлял о чём-то. После чего добавил уже обычным тоном: – Давай-ка я тебя вымою, а затем обработаю синяки и ссадины.
Идан снял сюртук с рубашкой, продемонстрировав мне поджарый живот и крепкие мускулы. Сочтя это за обещание, я довольно выпрямилась в ванне, ожидая нежных прикосновений и поглаживаний.
Однако не угадала. Ленбрау взял вехотку, налил на неё шампуня и принялся меня мыть. В каких-то местах резкими сильными движениями, в других – очень осторожно, едва касаясь.
Но всё равно ссадины щипало, а синяки напоминали о моём легкомыслии.
Затем Идан вылил на меня ведро тёплой воды, смывая пену. Помог замотать волосы полотенцем, а саму обернул простынёй и вытащил из ванны. Разморенная его прикосновениями, я совершенно расслабилась. Впервые за время новой жизни забыла, что должна соблюдать осторожность и постоянно быть настороже.
Это придало уверенности, что я всё делаю правильно.
Подхватив на руки, Идан отнёс меня в спальню. Усадил на кровать и сказал:
– Посиди, я вернусь в ванную за мазью и сразу обратно.
Как он быстро учится! Ну разве не идеальный мужчина? Я счастливо вздохнула. Похоже, совсем размякла. Но меня это больше не пугало.
Идан действительно вернулся спустя минуту. Велел подняться, стянул с меня простыню и тщательно промокнул кожу, не пропустив ни одного участка.
Эти прикосновения были исполнены нежности, но тоже не несли никакого подтекста. Муж ухаживал за мной, потому что я пострадала и нуждалась в его помощи. Так было даже лучше, чем если бы мы с Иданом занялись сейчас любовью.
Вытерев, он подвёл меня к окну. Ещё раз осмотрел, а затем снял ветошку с горшочка и начал намазывать на ссадины зеленоватую мазь. Эта пахла менее резко, зато царапины сразу начало щипать.
Я втянула воздух сквозь зубы, чтобы перетерпеть, и вдруг почувствовала лёгкий ветерок. Идан подул на мои ссадины.
– Так легче? – спросил он.
Я смогла только кивнуть, в горле застрял комок, состоящий из благодарности, нежности и, кажется, даже… любви.
Когда моё тело покрылось широкими зеленоватыми пятнами, доктор удовлетворённо кивнул, велел стоять, пока мазь не высохнет, а сам направился к шкафу.
Порывшись в моём скромном гардеробе, Идан многозначительно хмыкнул, сказал:
– Я сейчас вернусь, – и снова ушёл.
Я осталась стоять, как и было сказано, но при этом думала, что может означать его хмыканье? И надо ли объяснять, почему у меня так мало одежды? Или лучше делать вид, что меня это совсем не волнует?
Ни к какому решению я так и не пришла. Идан вернулся.
– Вот, – показал он мне нечто большое и белое, – нашёл в шкафу у твоего отца.
А затем развернул, придерживая за плечи, просторное платье. Такое подошло бы беременным, ну или тем, кто любит странные балахоны с отложными воротничками, отделанными кружевом.
– Что это? – спросила я изумлённо.
– Ночная рубашка твоего папеньки, – кажется, Идана удивила моя реакция.
Ну ещё бы, он же не знает, что подобное прежде я могла бы увидеть разве что в музее старины.
– Отец никогда не ходил по дому в таком виде, – нашлась я.
Идана устроил ответ. Он помог надеть балахон, ткань опустилась на пол, прикрыв даже пальцы ног.
– Отлично! – обрадовался муж, застёгивая пуговицы на груди и одновременно поясняя: – Так мазь не сотрётся и не испачкает постель.
Я критически рассматривала себя в зеркало. Накинуть простыню на голову – и получится отличное приведение. В эту рубашку поместилась бы ещё одна я, и нам бы даже не было тесно.
– А теперь ложись! – для наглядности Идан приподнял одеяло.
– Как ложись? Ещё день, и я голодная, – попыталась возмутиться произволом.
– Доктор сказал – постельный режим, значит, постельный режим, – Идан похлопал по простыне.
Я закатила глаза, но послушно легла, позволив расправить рубашку и накрыть себя одеялом.
– Ты просто умница, – Идан поцеловал меня в щёку. – А теперь лежи, я сбегаю на кухню, поищу нам еды.
Он ушёл.
А я довольно вздохнула и, улыбаясь, произнесла:
– Тиран и деспот.
Остаток дня мы провели в моей комнате, валяясь на кровати. Идан сказал, что вдвоём болеть веселее. И пусть я вовсе не болела, ухаживал он за мной с трогательной нежностью.
Заботливо сдвинул подушки, чтобы мне было удобнее, а сам расположился поверх одеяла, держа меня за руку.
В тот вечер мы много разговаривали и ещё больше смеялись. Идан принёс из библиотеки сборник поэзии и читал вслух неумелые вирши модных когда-то столичных стихоплётов. А когда стемнело, отложил книгу и осторожно обнял меня.
Я попыталась развернуться, чтобы поцеловать его и намекнуть, что супружеский долг ещё требует выплат. Однако муж удержал меня и менторским тоном сообщил:
– Сегодня тебе придётся побыть хорошей девочкой и слушаться доктора.
– Неужели доктор не пропишет мне лечебные поцелуи? – я обольстительно улыбнулась и снова потянулась к нему.
Ленбрау вздохнул.
– Еженика, прошу, не провоцируй, мне и так сложно сдерживаться, когда ты рядом, – он поднёс мою ладонь к губам и легко поцеловал. – Сегодня тебе нужен покой, чтобы мазь сделала своё дело, и тогда через пару дней синяки сойдут, всё заживёт.
– То есть ты и завтра собираешься держать меня в кровати и даже не прикоснёшься? – я в жизни не слышала ничего более возмутительного.
– К сожалению, утром мне придётся уехать… – вздохнул Идан.
Ну вот и услышала, потому что это заявление было гораздо хуже. Только у нас всё начало налаживаться, а он опять сбегает.
Я вздохнула. Думала, что тихо, но мы находились слишком близко друг к другу, чтобы не услышать.
Идан сжал мою ладонь.
– Я не хочу уезжать, но у меня есть долг. Я ведь сейчас единственный врач в городе. Меня ждут пациенты. Я должен был вернуться сегодня, но… – он не договорил, однако всё и так было ясно.
– Но я испортила твои планы, – завершила фразу за него. Слова отдавали горечью.
– Ты ничего не испортила. Я хочу быть с тобой, но, пойми, не могу бросить больных, – ему тоже было нелегко. – Среди них есть те, кто нуждается в срочной помощи.
– Я понимаю, просто… – я вздохнула.
– Что «просто»?
– Просто это сложно, – усмехнулась каламбуру, хотя мне вовсе не было смешно. – Как только мы начинаем сближаться, ты уезжаешь. Я остаюсь одна и начинаю думать всякую ерунду, потому что не знаю, что будет дальше. Мне страшно сближаться с тобой, ведь за этим обязательно последует расставание. И когда ты вернёшься, придётся всё начинать сначала.
Не знаю, понял ли Идан что-то из моего сумбурного объяснения, только он придвинулся и обнял крепко-крепко.
– А как же мазь? – спросила я чуть погодя, чтобы немного разрядить напряжённость момента и сдержать подступающие слёзы.
Идан усмехнулся и поцеловал меня в макушку, а потом прижал ещё крепче.
Ночевать он остался в моей комнате, но спал поверх одеяла. Сказал, так будет надёжнее.
Я долго не могла уснуть. Всё думала о переменах в моей жизни, о нас с Иданом, о том, что будет дальше. И когда в предрассветных сумерках смогла различить лицо спящего мужа, подумала: что я делаю? Почему всё ещё сомневаюсь?
За короткое время знакомства Идан проявил ко мне столько внимания и заботы, сколько я не видела за всю свою прежнюю жизнь. И даже если у нас не выйдет счастливой истории любви, всё равно это будет лучше, нежели мы вовсе не попытаемся.
Да, он единственный врач на все Холмы и округу. Да, он станет часто уезжать к своим больным, оставляя меня на несколько дней. Я постараюсь с этим смириться. Ведь когда муж будет со мной, он сторицей восполнит время своего отсутствия.
Стоит ли Идан Ленбрау того, чтобы ждать его возвращения? Определённо стоит!
Меня пронзило, словно молнией. Окрылённая, я не могла держать это в себе, мне нужно было поделиться с мужем.
– Идан, – я легла рядом с ним, прижалась, одновременно проводя ладонью по щеке, уже немного шершавой от щетины.
– М-м, – он открыл глаза. Взгляд, слегка расфокусированный со сна, остановился на мне, тут же наполняясь теплом. Идан улыбнулся, такой сонный, уютный, родной.
Кому нужны слова? Всё и так понятно!
Я потянулась к его губам, накрывая их поцелуем. Сначала лишь нежно касалась, пробовала вкус, а затем усилила нажим. Идан легко отдался поцелую, ещё прежде, чем осознал, что происходит. И лишь когда я начала расстёгивать его рубашку, вдруг запротестовал, перехватывая мои руки и отодвигаясь.
– Ежа, нет, – выдохнул он, но во взгляде отражался совсем иной ответ. – Мазь…
Я мягко высвободила руки из захвата и закрыла его губы пальцами.
– Мазь давно впиталась, поэтому теперь доктором буду я. А ты послушным и молчаливым пациентом. Договорились?
Идан кивнул, принимая правила. В его глазах разгоралось пламя.
Чтобы показать серьёзность своих намерений, села на него верхом и крепко сжала бёдрами – не вывернется. А затем продолжила расстёгивать рубашку. Медленно и неторопливо.
Ленбрау выдержал недолго. Лишь стоило последней пуговке выскользнуть из петли, он перехватил инициативу. Больше не было бережных и осторожных прикосновений. Напротив, его руки разжигали пожар, полыхавший всё ярче с каждой лаской.
И о прописанном им же покое он вряд ли уже вспоминал. Покоя этой ночью мы больше не знали.
Когда пламя наконец утихло, и мы лежали в объятиях друг друга, предаваясь сладостной истоме, я вспомнила кое о чём важном.
Приподнялась на локте и очень серьёзно потребовала:
– Не смей больше называть меня Ежей!
– Почему? – его изумление оказалось столь искренним, что я заподозрила неладное. И мгновение спустя Идан пояснил: – Ты же сама говорила, что близкие люди тебя так называют. Я думал, мы теперь достаточно близки.
Кажется, я в шаге от провала.
Сначала сама сказала ему, а теперь требую противоположного. И как быть?
Передо мной встал выбор: смириться с этим жутким сокращением моего нового имени или стоять на своём. Становиться чем-то средним между ежом и бабкой Ёжкой совсем не хотелось. С куда большим желанием я бы сохранила прежнее имя. Но и попасть на костёр инквизиции из-за ностальгии – такой себе вариант.
Какие бы тёплые чувства я ни испытывала к Идану, у меня не было твёрдой уверенности, что он сможет принять меня – настоящую. Вдруг, узнав, кто такая Еженика на самом деле, он помчится строчить донос? Хотя ему и строчить необязательно. Идан же сотрудничает с инквизиторами. Может сразу пойти к начальству и всё рассказать. Тогда участь моя будет решена. Окончательно и бесповоротно.
Но ведь я хотела довериться мужу. Разве сейчас не подходящий момент, чтобы попробовать? К тому же можно не рассказывать ему всю правду сразу. Открываться понемногу, делать маленькие шажочки, как я читала в какой-то книге по психологии.
– Ты права, – вдруг перебил Идан мои напряжённые размышления. – Я не просто близкий человек, я твой муж. И называть тебя хочу тем именем, которое больше никто не знает. Чтобы оно было только наше с тобой. Например…
Он набрал воздуха, мысленно подбирая подходящее имя.
– Женя, – выпалила я, не давая себе возможности передумать.
– Женя, – повторил за мной Идан. И ещё раз протяжно, почти по слогам: – Же-ня.
Словно пробовал на вкус.
– А что, мне нравится, – он улыбнулся и поцеловал меня в нос. – Женя.
У меня отчаянно колотилось сердце. Я всматривалась в лицо мужа и искала там малейшие признаки сомнения.
Заподозрил он что-то? Мне стоит опасаться? А может, уже готовить побег, чтобы инквизиторы не застали врасплох?
Однако Идан смотрел прямо. В его глазах сияло тепло. Как я ни пыталась, не заметила никаких следов подлых мыслей. Либо доктор Ленбрау – отличный игрок и умеет делать покерфейс, либо я несправедлива по отношению к нему.
Скорее всего, второе. Идан казался мне честным и порядочным человеком. Тем, кто не станет таиться, а выскажет свои подозрения напрямую.
Может, я настолько привыкла опасаться и не доверять, что сейчас мне сложно свернуть с проторенной дорожки?
Решено! Я всё ему расскажу. И пусть выбирает: принять меня такую, как есть, Женю из другого мира, унаследовавшую магию Еженики.
Или сдать инквизиторам.
Я не хочу больше лгать, изворачиваться и возводить между нами стены, чтобы муж сквозь них не увидел меня настоящую.
– Идан… – я набрала воздуха, пока не исчезла решимость во всём признаться, но он накрыл мои губы поцелуем, мгновенно сбивая весь настрой на исповедь.
– Женя, – прерываясь лишь на доли мгновения, шептал он, – мне пора ехать. Я должен открыть клинику и начать приём.
Говоря это, он продолжал касаться губами. Уголка рта, щеки, шеи. Я послушно запрокинула голову, открывая ему полный доступ. Однако Идан вдруг с силой оторвался от меня и вскочил с кровати.
– Прости, я должен ехать.
У меня всё ещё кружилась голова от поцелуев. Мысли разбредались в разные стороны, как улитки после дождя. Я и думать забыла о каких-то там признаниях. Смотрела, как мой муж одевается, и испытывала лишь сожаление, что он уезжает.
– Я вернусь через два дня. Максимум три, – добавил он, чуть подумав. А затем опустился рядом со мной на смятую постель и пообещал: – А ещё изменю график приёма, чтобы проводить с тобой больше времени.
И поцеловал. Нежно, сладко.
– Поспи ещё, – велел напоследок, прежде чем выйти из спальни и закрыть за собой дверь.
Я перекатилась на другую половину кровати, где лежал Идан. Подушка хранила его запах. Я уткнулась в неё лицом и тут же уснула.
Проснулась ближе к обеду, выспавшейся и отдохнувшей. Воспоминания о минувшей ночи сначала всплывали медленно, словно волны прилива. А затем окатили меня с головой.
Я назвала Идану своё настоящее имя и собралась во всём признаться. Хорошо, что он меня перебил. Я ещё слишком мало знаю его, чтобы довериться безвозвратно. Мне нужно чуть больше времени.
И тем не менее настроение было превосходным. Я чувствовала, что всё равно сделаю это – расскажу. Не сейчас, так чуть позже. Когда вновь наберусь смелости.
Это всего лишь отсрочка. У меня есть целых два дня перед второй попыткой. А может, даже три. Или больше, ведь никто не принуждает меня спешить. Расскажу, когда буду полностью готова. И неважно, в какой из дней это случится.
Задумавшись о днях, вспомнила, что завтра истекает срок, отпущенный Рамиссой на создание сумочек.
Я вскочила с кровати и бросилась одеваться. Совсем потеряла голову, забыв о делах. А ведь думала, у меня останется лишнее время, чтобы сделать к сумочкам комплекты аксессуаров.
Мазь Исты сотворила чудо. Или помогло лечение доктора Ленбрау. О вчерашнем падении и позавчерашнем вывихе ничто не напоминало. По крайней мере, если не искать под домашним платьем синяки и ссадины. А у меня на это совершенно не было времени.