Урок мира

6

Детеныши квадрогадов смотрели на меня, завороженно приоткрыв жвала. По свету в крохотных рубиновых глазках своих учеников я понимал, что они все еще там, в жарком сентябрьском дне моего далекого детства. За стенами школы уныло шумел тропический ливень, капли дробно барабанили по кожистой листве деревьев-исполинов, гремел гром. Дождь был идеальной завесой, за которой скрывались другие звуки. В эти мгновения из джунглей на школу смотрели сотни глаз, а спецназ наверняка уже был под стенами.

Я присел на край стола, перевел дух.

— А бомба взорвалась? — прозвучал наконец нерешительный вопрос.

Во рту пересохло. Я с трудом сглотнул. Сказал:

— Нет… Андрей был хорошим пилотом, но плохим террористом.

— А что с ним стало?

— Тяжелораненого Андрея забрала «Скорая» и в сопровождении полиции отвезла в райцентр. С подполковником Буревым я больше не встречался, хотя в новостях сообщали, что он выжил. — Я помолчал, потом сухо продолжил: — Разразился грандиозный скандал. На всей Земле поднялась шумиха. Политиканы из ксенопарламента попытались показать ситуацию в выгодном для себя свете. Это положило начало беспорядкам, — я махнул рукой. — В итоге ксенопарламент распустили. Была пересмотрена внутренняя и внешняя политика Земли. Снова ожили некогда замороженные программы по освоению космоса. В том числе — по межпланетному сотрудничеству в области колонизации необитаемых миров. Поймите, Земля напоминала в те годы кипящий котел, который грозил обернуться кровопролитной войной и геноцидом. Однако избыток энергии удалось перенаправить вовне. Тем, кто помнил прежние времена, пришлось приучать себя к мысли, что космос — не бесчеловечен, как нам внушали учителя-пришлецы. Космос — опасная среда, но у нас были знания и техника, чтобы его покорить. И космос покорился. Мы покинули Землю вместе с пришлецами. Рука об псевдоподию, псевдоподия об щупальце, мы отправились в другие звездные системы. Мы нашли новый дом для триподов с Шиала, мы возродили биосферу на планете кни, мы излечили мир втуков от эпидемии, вызванной иногалактическим вирусом…

— Довольно!

Этот окрик заставил детей вздрогнуть. Обросший ложнощупальцами партизан, ополоумевший боец повстанческой армии Колосса, отвалился от стены, которую он подпирал, саркастически пощелкивая жвалами на протяжении всего моего рассказа. Повстанец тяжело поднял и навел на меня излучатель.

— Вранье, снова вранье. Чего еще ждать от человека? Ты выдумал эту нелепую историю прямо здесь и сейчас, находясь в отчаянии. Твой единственный шанс уцелеть — попытаться убедить всех, будто человечишки принесли в Галактику добро и мир. Дескать, это не нашествие, а освоение космоса. И будто действуете вы в союзе с другими расами. Это — небылицы. На самом же деле сюда никто вас не звал. Ни вас, ни ваших союзников. На нашу планету свалилось много напастей, но худшая — это люди.

— Разве не квадрогады жили долгое время на Земле, поскольку на Колоссе изменился климат? — Я очень устал, этот урок слишком затянулся.

— Кто-то из наших бежал! — сердито проклацал жвалами партизан. — А кто-то остался на Колоссе, чтобы возродить наш мир из пепла.

— Теперь Колосс вновь обитаем, — сказал я.

— И ты снова хочешь сказать, что так вышло благодаря людям? — Дуло излучателя смотрело мне в лицо. — И кто тебе поверит?

— Мы верим учителю! — пискнули с одной из последних парт; дуло изменило направление взгляда. Но детенышей это не испугало: — Мы верим учителю! Учитель прав! Учитель хороший! — наперебой твердили детеныши.

— Убери оружие, — устало потребовал я, но добился лишь того, что дуло снова уставилось мне в переносицу.

— Но почему? — проскрипел партизан, обращаясь к классу. — Ведь он — чужак. А мы — одной крови. Почему вы верите ему? В то, что было наверняка выдумано! Почему вы — верите…

— Как и мы в свое время не встали на сторону дважды героя Земной Федерации, хотя вещал он вроде дельные вещи, — ответил я за детенышей. — Тому, кто грозит оружием детям, веры нет и быть не может. От того отвернутся и свои и чужие. Я ничего не выдумал, моя история продолжается. Ты можешь застрелить меня, но в глазах детенышей я останусь своим, ты же будешь врагом и отверженным.

— В одном ты прав: я могу тебя убить, — проговорил повстанец, но по его глазам я понял, что стрелять он не будет. Он тоже пережил со мной и с детенышами тот сентябрьский день, и он разделил с нами эмоции, как делят хлеб путники, которых непогода собрала в одном убежище.

Я отошел к окну. В ливневом сумраке, озаряемом вспышками молний, мне казалось, что под стенами школы мечутся тени велоцирапторов и гипсилофодонов, а дождь говорит со мной голосами из прошлого — Андрея Буревого, Кмыфа Лговича, Кольки Коврова, Сву, матери.

С треском распахнулась дверь. А вот и пожаловал спецназ…

«Именем Федерации вы арестованы!»

И снова мальчишка в линялой футболке и шортах оказался на скрещении лазерных лучей. За триста парсеков от своего дома и сорок лет спустя…

Не стоит величать меня героем. Я лишь звено в цепи событий, начатой Андреем Буревым. Мир добр только для своих. Это он верно сказал. Но граница, отделяющая «своих» от «чужих», находится в непрерывном движении, подчиняясь принципу развития, определяющему течение нашей жизни. Меньше месяца понадобилось, чтобы опушкинские пацаны стали друзьями мирновских мальчишек, около года — чтобы Сву окончательно приняли в семье Казаровых, долгие десятилетия — чтобы Федерация вернулась в космос и утвердилась в спиральном рукаве Галактики.

— Урок окончен, — объявил я классу, когда скованного наручниками партизана выволокли в коридор. — Вы — молодцы, квадрики. Не опаздывайте завтра. Первым по расписанию — русский язык.