Глава 26, в которой находят нежданную-негаданную помощь

Путешественники взяли у аналитиков воду во флягах и сухпайки в виде сырников и вареных яиц. Воды должно было хватить на двое суток при езде по раскаленной местности.

«Больше вы все равно в горячих слоях не продержитесь, — навьючивал фляги на псов Арсений. — Поэтому еще лучше будет уложиться в одни сутки. Но тут уж как повезет».

Пока везло.

Прежде всего, повезло в том, что удалось сходу попасть на тропу, ведущую в горячие слои. Иначе — кружи часа два ускользающей стежкой по лесу дриад! При этом температура на тропе будет повышаться и повышаться, а вокруг будут толпиться дриады — тянуться руками и рогатинами, пытаться уничтожить нарушителей спокойствия. И ведь не докажешь, что тропа объявлена нейтральной территорией в силу того, что другого пути можно ждать месяцами. А уж после того, как Саша не дала уморить дриадам особей мужского пола — а они считали это своей прямой обязанностью! — в их лес и вовсе не стоило соваться…

Так что быстрый выход в горячие слои был прямо-таки огромным везением. Правда, в этом были и свои минусы: путешественники не успели адаптироваться к резкому скачку температуры, и теперь ехали, изнемогая от жары и обливаясь потом. А пекло так, что не было сил дивиться даже на местные фантастические пейзажи. Псы шли почти по кромке диковинных озер немыслимых ярких кислотных цветов: желтых, оранжевых, зеленых, синих, фиолетовых… Даже коричневых и серых! Озера так и дышали жаром; прямо из поверхности ядовитой раскаленной жидкости вырастали острые, как копья, красновато-оранжевые скалы, на некоторых из которых росли какие-то разлапистые кусты. Или это были водоросли?

В любое другое время Саша как минимум заинтересовалась бы, как такое может быть. Как тут вообще может возникнуть жизнь?

Но сейчас девушку куда больше заботило состояние ее четвероногого друга.

«И как Конопуш все это выносит? — переводила Саша взгляд с немыслимых пейзажей на верного пса. — Он же покрыт шестью, а она — горит!»

Но пес, казалось, шел не по адскому пеклу, а по широкой зимней дороге. И постепенно девушка перестала переживать за Конопуша и мысленно вернулась к напутствию матери.

«Слушай свое сердце, — сказала тогда Мария, — только оно и подскажет, с кем ты будешь счастлива. И в то же время не забывай смотреть в оба. Бездна меняет людей».

Саша хотела было мысленно возразить матери: мол, сама уже немаленькая! Но вспомнила Кондратия — то, каким он, по свидетельствам его родственников, был раньше, до контакта с Бездной, и каким стал сейчас, и рефлексировать перестала. Тем более, Колька, увы и ах, был ей только другом, а значит и переживать по поводу отношений с ним вообще не стоит… Или?.. У Саши вдруг появилась мысль: может, все дело в Федоре Оспине? Они же пара! Их Бездна друг другу назначила. Сейчас-то его Максимилиан загрузил работой, но это, поди, временная мера. А потом что будет? Может, их сведет Бездной снова, а Кольку Бездна отправит куда подальше? Вот в то же будущее?

И тогда Мария, внимательно наблюдавшая за лицом дочери, спросила: «Тебя тревожит что-то еще, дочка?» Саша, поколебавшись миг, попыталась как можно яснее до матери свои мысли донести.

На что Мария подумала: а ведь Саша права! Наверняка Звеновой просчитал это вот возможное развитие событий. Может быть, именно поэтому он и сдержан в проявлениях чувств. Потому что не хочет Сашку обнадеживать. Но вслух Мария не сказала дочери ничего. Только настоятельно рекомендовала найти Иннокентия и во что бы то ни стало недуг Кондрата излечить. Мол, тогда ему и вмешиваться в Федькино предназначение не придется…

«И вот мы едем лечить Кондрата», — вздохнула Саша, уже не в прошлом, а здесь и сейчас. И обнаружила: пока она тут образы да воспоминания в голове мусолила, дорога, оказывается, пошла по морене. Пейзаж чем-то даже напоминал тот, какой открывался по дороге из долины в Школу. Вот только, на горизонте не было привычных серо-синих гор, а высились оранжево-багровые иглы скал. И внизу плескались два раскаленных озера, ядовито-алое справа и ядовито-зеленое слева. Но Конопуш ступал уверенно, и Саша даже не думала пугаться… до тех пор, пока ее верный пес вдруг не сиганул вниз!


***

— Сто-о-ой! — вопила Саша, прекрасно понимая, что опоздала. И опоздала сильно.

Кислотно-зеленая раскаленная поверхность приближалась с убийственной скоростью. Только что до нее было не меньше сотни метров, и вот она уже была совсем-совсем близко! Саша, зачем-то набрав в легкие воздух, зажмурилась…

Но проходила секунда, другая… а удара о ядовитую раскаленную жидкость все не было. Да и обжигающий сернистый ветер больше не бил в лицо, и чувство падения вроде как прекратилось.

…Прекратилось? Саша осторожно открыла один глаз. Потом другой…

Оказывается, пейзаж изменился. Они ехали по бескрайней песчаной пустыне. Высились разноцветные барханы. Ветерок, который можно было бы назвать легким, не будь он так обжигающе горяч, лениво лохматил песчаные склоны. Бури, слава Бездне, не поднимал.

— Ну ты даешь, Конопуш! — с облегчением выдохнула Саша.

И щедро окропила смелого пса водой из подаренной аналитиками фляги. Тот благодарно так посмотрел на девушку, что та мигом вылила все содержимое фляги Конопушу в рот. Ну, почти все: последние капли девушка все-таки допила сама. Но они почти не принесли облегчения.

Было жарко. Остро, невыносимо жарко.

— Да уж, прогулочка… — вздохнула тогда Саша.

— То ли еще будет! — С девушкой поравнялся Звеновой.

Конопуш и Черныш при этом обменялись взглядами и глубоко, по-человечески так, вздохнули.

— А что будет? — Саша погладила верного пса.

— Мы с твоим отцом насчитали не меньше четырех скачков, — без особого энтузиазма отозвался Николай. — Так что…

— Четырех?! — ахнул Амвросий. — Ну, Натали!..

— Что Натали? — оживился Звеновой.

— Ничего, — только и вздохнул Амвросий. — Ничего… Кстати, к вопросу о Натали. То есть, о том, почему я здесь…

— Ты уж определись, — фыркнул Звеновой, — о чем спросить хочешь.

— Погоди, не мешай! — не обиделся монах. — Мысль крутится, уловить никак не могу, жарко…

— Может, о том, почему Кондрат не убил Лаврентия Петровича? — невинным голосом осведомился ученый. — Я имею в виду, уже в наше время?

— Точно! — ахнула Саша.

Как она раньше не догадалась подумать об этом? Если Звеновой в своих предположениях прав, и где-то давно Кондрат и Лаврентий пересекались, и после этого Кондрат, по предположению ее родителей, занемог, то… То причиной недуга был именно Лаврентий! А значит, Кондрат должен этого самого Лаврентия ненавидеть до глубины души. А уж если вспомнить, как Кондрат отозвался о смерти Лаврентия — «Склизкой твари — склизкая смерть!» — то…

— Да-да, именно! — Амвросий согласно закивал. — Устрани Кондрат Лаврентия, и Прасковья, глядишь, с катушек бы не съехала. Как думаешь?

— И ведь, зная Кондрата, он запросто мог убить негодяя, — согласился Звеновой с доводами друга, — но почему-то этого делать не стал. Интересно, почему?

Ответа на этот вопрос ни у кого не было. Даже у Саши — а ведь она потихоньку спросила совета у самой Бездны! Но та, ранее всегда приходившая на помощь, сейчас почему-то не откликнулась. Пришлось Саше подумать самой. И вот что у нее вышло:

— Может быть, потому, что Лаврентий тянул из Прасковьи силу? — предположила она. — А Кондрат боялся ей навредить? Наверняка ведь Лаврентий, увешанный амулетами авторства Прасковьи, мог запросто утянуть ее за собой.

— Мог, еще как мог! — согласился Звеновой. — Она же его чуть было не утянула, когда сгинула. Но это не отменяет того, что Кондрат Прасковью в итоге и убил — своей этой нареченной Варварой.

— И сделал он после того, как окончательно превратился в черного колдуна, — мрачно сказал Амвросий. — И произошло это совсем недавно.

— И это, поверьте мне, только начало… — Звенового так и передернуло. — Потом пойдет совсем грустно. Кондрат в будущем — тот еще мерзавец. Но мы ведь как раз и едем для того, чтобы возможное будущее предотвратить, так?

— Так! — Саша была согласна с другом более, чем полностью. — Еще как так-то-о-о-о!..

Конопуш в очередной раз прыгнул! И ландшафт резко сменился — с жаркой пустыни на узенькую тропку в горах, покрытых кислотно-синим шипастым кустарником. Четвероногим приходилось теперь ступать очень осторожно, то и дело отдергивая лапы, чтобы в них не впился острейший и наверняка ядовитый шип. И тогда псы балансировали, а их наездники молились — чтобы не упасть… Но, не успели псы приноровиться ставить лапы так, чтобы шипы в них не впивались, как им пришлось снова прыгать! И, чтобы не угодить прямо в раскаленное багровое озеро, — прыгать опять. А потом еще раз! Причем прыгать, всякий раз отталкиваясь от чего-то, неуловимого человеческим глазом… Надо ли говорить, что от таких скачков все умствования прямо-таки улетучились из головы девушки!

А там и Конопуш прыгать перестал. На этот раз путешественники обнаружили себя в оазисе, под сенью раскидистой финиковый пальмы. Здесь, несмотря на раскаленные солнечно-желтые пески, было относительно легко дышать. Неподалеку сверкало бирюзой небольшое озерцо — глядя на него, так и захотелось пить! Саша опрокинула в пасть Конопушу целую литровую фляжку! И только потом сделала сама целых три глотка…

— Вкусно, — вздохнула девушка. — Но мало. Вот бы… Вот бы вон в том озере искупаться! — указала она на водоем. — Или хотя бы рукой до воды дотронуться!

А прохладная на вид, бирюзовая, не какая-нибудь сиреневая или оранжевая, гладь озерца так и манила…

— Не советую, Саш, — спокойно сказал Звеновой. — Я читал, что в местных водоемах водятся мзрюки.

— Кто-кто?..

— Гады какие-то, так и не понял, какого именно вида, — пожал плечами парень.

Тут-то по оазису, набирая громкость, и разлились звуки флейты. Тихие, еле слышные поначалу, они крепчали, будто набирали вес и смелость.

— А это еще что такое? — Саше вдруг стало очень страшно.

Если здесь водятся какие-то мзрюки, то, может, еще какие гады умеют издавать музыкальные звуки? И они их учуяли, и ползут к ним! Может быть, уже окружают!

Саша огляделась… гадов не было. Только колыхался нагретый серовато-буро-красными камнями воздух.

— Нервы у тебя ни к черту, сестренка, — усмехнулся Амвросий. — Даже меня напугала! А между тем, это же знаменитое «Болеро». Ну сама подумай. Не могут же какие-то гады играть Равеля?

— Она просто устала, — осуждающе посмотрел на товарища Звеновой. — Равно как и наши псы. Вы не замечали, им с каждым переходом становится идти все труднее и труднее. Думаю, нам надо найти этого пианиста и… А это еще что такое?

Звуки смолкли так же внезапно, как и начались. Из-за пальмы показался невысокий худощавый человек.

— А вот и слушатели! — возопил, картинно раскинув руки, он. — Рад вас видеть, путники! Не угодно ли будет вам проследовать в мое скромное жилище?


***

Его звали Борис, и он был призраком. То есть, призрачным исполнителем музыкальных произведений Борисом Кудрявцевым. Саша даже припомнила, что в Школе на истории мировой культуры они изучали творческий путь: Борис мог сыграть любое произведение любого композитора, владел чуть ли не всеми возможными музыкальными инструментами. Портрет Бориса школьникам тоже показывали.

Кстати, Борис явно преуменьшил достоинства своего жилища. Оно было отнюдь не скромным — царским! Иначе, как можно было назвать большое бунгало, внутри которого была абсолютно комфортная температура? А вот снаружи, как было пекло, так и им оставалось — Саша высунула руку из окна… и вдруг отдернула!

— Осторожнее, юная леди, — укоризненно покачал головой Борис. — Вы очень рискуете. Температура, окружающая бунгало, немного выше, чем в пустыне.

— Если где-то что-то убудет..? — иронично хмыкнул Звеновой.

— То в другом месте обязательно прибудет. — Саша потрясла ошпаренной раскаленным воздухом рукой. — Надо же, и тут законы сохранения действуют!

Она уже приготовилась выслушать, как музыкант прокомментирует ситуацию, но призрак молчал. С интересом прислушивался к гостям.

— Лучше бы нам удачи прибыло, — Амвросий уже достаточно хорошо ознакомился с азами физики, чтобы понять, о чем шла речь. — Я имею в виду, прибыло удачи, а не только температуры. А то эти бесконечные скачки по адовым сковородкам…

— Но-но! — мигом отреагировал Звеновой. — Не каркал бы ты, братец!

— «Каркал»? Ты же ученый, нет? — подколол товарища монах. — Ты не должен верить во всякую чепуху.

— Ребята, ребята! — Саша в ужасе оглянулась на призрака.

Кажется, учительница мировой культуры говорила, что Борис под конец жизни не очень-то выносил человеческое общество. И уединенное жилище посреди жаркой пустыни, а не кватирка в какой-нибудь удобной для жизни Сугдони, на ее взгляд, было наглядным подтверждением слов учительницы. А парни, того и гляди, затеют жаркий идеологический спор!

Однако девушка волновалась зря. Борис смотрел на своих гостей с все возрастающим любопытством. Впрочем, монах и ученый и не думали ругаться. Они уже перешли на подсчет сделанных псами скачков.

— Ты же говорил, что будет четыре, — загибал пальцы Амвросий, — а я насчитал пять.

— Я говорил, что не меньше четырех, — поправил ученый. — И это, увы, только начало. Потому что нам еще ехать и ехать. Так что…

— У-у-у-у, ребятки! — Хозяин бунгало с сочувствием смотрел на псов. — Так не пойдет. Вам сегодня дальше идти нельзя, ваши собаки и так загнаны. Подождите тут, я скоро буду!

Борис был так искренен в своей обеспокоенности, так резво рванул куда-то вглубь бунгало, что Саша удивилась, уже вслух: а права ли была учительница истории мировой культуры, когда говорила о социофобии музыканта?

— Не нахожу противоречий, — хмыкнул в ответ на высказанные девушкой сомнения Звеновой. — Он уже лет восемьдесят, если мне не изменяет память, как живет… то есть, в его случае существует в тотальном одиночестве. Мог и соскучиться по общению. Кстати…

Ученый замолчал. Вероятно, о чем-то задумался: пальцы делали характерные движения, будто он чертил какие-то формулы.

— Думаешь, Иннокентий тоже может быть нам рад? — по-своему истолковала Саша недосказанное.

— Нет, с распростертыми объятиями не примет, — не прекращая вычислений в уме, покачал головой Звеновой.

— А почему ты в этом уверен? Из-за того, что его казнили, да?

Ответить Звеновой не успел: появился призрак. В руках он держал вполне современный баллончик.

— Охлаждающее, — коротко прокомментировал он, брызгая на руку Саши. — Конечно, ваш ожог незначителен, юная леди. Он пройдет быстро, но с охлаждающим еще быстрее.

Призрак оказался прав: пока он произносил эти слова, жжение в руке прекратилось.

Борис, выслушав горячее Сашино «спасибо», коротко кивнул в ответ и повернулся к псам. Те — громадные, опаленные, усталые, смотрели на него с явным подозрением. Борис протянул баллончик Звеновому:

— Вы тут сами, а я пока… А я пока над вашей ситуацией подумаю…

С этими словами музыкант направился к роялю.

Так прошел остаток дня. Борис почти все время играл, ребята слушали. В один из перерывов призрак приготовил гостям ужин на скорую руку и расстелил на полу матрасы. Сначала Саша даже пыталась подумать, откуда у призрака в доме водятся продукты (и средства первой помощи), но очень скоро перестала: и так было хорошо. Да и макароны с мясным соусом были вкусными. Она и парни с огромным наслаждением поужинали, не забыв поделиться с верными псами. А потом призрак заиграл что-то легкое, успокаивающее… Глаза начали сами собой закрываться. Саша уснула.


***

— Нелегко вам придется, ребята. — Борис покачал головой.

С утра он совсем не походил на себя, вчерашнего. Саша смотрела на этого внешне спокойного и собранного призрака и не могла поверить: неужто это он вчера играл на рояле? Играл все время, даже когда готовил гостям ужин одной рукой, а вторая в это время продолжала шевелить пальцами, будто ударяя по клавишам.

— Нелегко? — переспросил Звеновой. — Это вы о характере Иннокентия?

— Именно, — покивал призрак. — Мой оазис как-то вынесло в его озеро. Этот благообразный на вид молодой человек воззрился на меня так, будто воочию увидел одного из коней апокалипсиса!

— Молодой человек? — пропустила Саша «коня апокалипсиса» мимо ушей. — Вы сказали, он молод? Но почему?

На этот вопрос призрак ответить сразу не смог. Не до конца разобрался в законах Бездны?

Зато смог Амвросий.

— Эх, Сашка!.. Забыла? Отец сказал, что Иннокентий переродился. То есть, он каким-то хитрым алхимическим образом сумел пропустить весь процесс воплощения через материнскую утробу и прочее взросление, и… — монах, бросив взгляд на Бориса, умолк.

Сашу мигом прошиб холодный пот: как-то их гостеприимный хозяин отреагирует? Вдруг здесь не принято говорить на подобные темы?

А призрак будто и не заметил смущения гостей.

— Неважно, по каким причинам, но Иннокентий действительно молод, — просто сказал он. — Но его возраст в сложившейся ситуации и неважен. Важно то, что он не хочет идти на контакт, а вам нужно к нему попасть.

— Да, именно так. — Саша благодарно посмотрела на призрака. Приютил, накормил, в их проблемы вникает… — А нам действительно очень важно попасть к Иннокентию, Борис. Не подскажете, как его найти?

— Подсказать? — Борис с сомнением посмотрел на гостью. — Милая девушка, Иннокентий живет дальше, чем в десяти пластах. А ваши ездовые собаки…

Он указал на Конопуша. А потом на Черныша и Снежного.

Сейчас верные псы выглядели отдохнувшими и свежими. Но скоро, очень скоро им придется окунуться в зной и жар. И прыгать со слоя на слой, каждый раз рискуя свалиться в лаву!

Вчера они сделали по пять скачков и выглядели так, будто из них выжали все соки на полжизни вперед. Значит, пять скачков плюс переходы по раскаленной местности — их максимум. Получается, десять скачков они смогут одолеть за двое суток. Итого, с учетов вчерашнего дня, трое суток в горячих слоях, пусть и с перерывом на сон в роскошном бунгало… Но отец предупреждал, что они горячих протянут двое суток максимум!

— И что же нам делать? — Саша в ужасе уставилась на призрака.

— В тот раз… — Борис подошел к роялю. — В тот раз, когда я вызвал игрой бурю, мой оазис смерчем занесло в озеро Иннокентия… — Он открыл крышку инструмента, но играть пока не стал. — Думаю, я смогу повторить ту импровизацию, из-за которой и случился тот перенос сквозь слои. Я потом хорошенько проанализировал ту симфонию. Но, сами понимаете…

— Понимаем! — горячо воскликнула Саша. — Помогите нам, пожалуйста!

— Такой прекрасной леди я отказать не в силах, — грустно, но светло улыбнулся Борис. — Но помните, в вашем распоряжении будет совсем немного времени. Уже через несколько секунд после того, как мы очутимся над утесом отшельника, мне придется начать играть пустынный вальс, чтобы вернуться обратно. Вы согласны на такую, прямо скажем, сомнительную помощь?

— Да!

— Тогда садитесь на своих странных скакунов и готовьтесь к прыжку. Больше я вам ничем помочь не смогу.

Путешественники поспешили усесться на спины собак.

Борис осмотрел каждого по очереди. Когда его взгляд упал на девушку, призрак глубоко вздохнул… и рывком положил руки на клавиши.

Саша смотрела на исполнителя, и сердце бешено колотилось. Вот Борис извлек первую ноту — будто сомневаясь, стоит ли продолжать. Вот вторую. Третью… Потом, видимо окончательно решившись, заиграл в полную силу.


***

Призрак играл не глядя на гостей. И, чем больше он погружался в музыку, тем темнее становилось за пределами бунгало. А потом поднялась буря, в ничем не прикрытые окна бунгало забарабанили-забухали громадные камни…

Саша смотрела них, отскакивающих от невидимой глазом преграды, и сердце замирало от страха: один такой камушек попадет внутрь, и…

А потом стало темно-темно. Бунгало начало подниматься в воздух!

— Приготовились, друзья! — Голос Бориса был грозен.

Музыка заставляла бунгало вращаться все быстрее и быстрее!.. В тяжелые хохочущие звуки каменного вихря начали вплетаться огненные нотки, и Саша крепко-крепко зажмурилась… А потом открыла глаза: хорош трусить!

И именно в этот миг призрак закончил играть бурю.


Бунгало висело неподвижно. Внизу простиралось оранжевое раскаленное озеро, из него торчала черная скала. На самом верху гнездилась сторожевая башня. У ее подножия был заметен уступ, нависавший над раскаленными водами.

— Сейчас или никогда, — призрак говорил тихо-тихо, но его слова были подобны громовому раскату. — Удачи вам, безумцы!

Саша почувствовала, как Конопуш взвивается в воздух…

А потом и приземляется — на утес.

Загрузка...