Я никогда еще так хорошо не спала.
И это возмутительно поразительно. Но вполне объяснимо. После суток без отдыха, после жутких испытаний на прочность нервов и моих ногтей, да еще и с включенным ночником, я спала как убитая до часа дня.
Я была уверена, что не спала так долго и сладко даже будучи ребенком. Потому что будучи ребенком я никогда не попадала в такие переделки.
И главное, что меня разбудило. Именно разбудило, заставляя поверить в то, что я могла дрыхнуть и дальше. Этот божественный запах еды был тем самым спасительным поцелуем волшебного принца, потому что я точно была как убитая ранее.
А аппетитный аромат поджаренного мяса был живительной силой, способной поднять меня даже среди ночи. И уж точно это не было проблемой после полудня.
В общем, я проснулась, и не потребовалось никаких холодных ведер на голову, чтобы я уже могла трезво соображать. Мое тело стремилось к этому божественному запаху.
Но я была прикована. Нет, на этот раз не наручниками, а осознанием того, что кроме одеяла мое тело ничто не скрывает.
Предоставленная самой себе и своим беспокойным мыслям, я даже начала обдумывать план этого дня. Перспектива пленницы, прикованной к его кровати, меня не устраивала. Даже больше — мне нужно было осмотреть его квартиру. С огромной тщательностью, а потом сделать ручкой…
Я даже оставлю чертовому Блэквуду прощальное послание.
Вот только… нужно еще придумать, как отсюда выбраться. Да, сначала план, а потом письма.
Я, наверное, лежала так минут десять, как вдруг…
Я вскочила, хватая с собой еще и одеяло.
А что если он сейчас не один там? Вдруг здесь какая-нибудь… ну кто там готовит еду? Не сам же Блэквуд примеряет на себя роль домохозяйки.
Я ринулась из комнаты, путаясь в длиннющем одеяле, чуть не падая. И все же я добежала до двери, которая вела не к лестнице, а к ванной и кухне. И я неслась как ошпаренная, а в голове уже мелькали те слова, которые я сейчас скажу человеку, кем бы он не был. Главное чтобы человеком…
Мое тело замерло, а глаза все еще лихорадочно рассматривали помещение, выполненное в красно-белых тонах.
Человека не было. Мне так хотелось заглянуть под стол, за барную стойку, но что-то мне подсказывало, что и там я его не найду. Тут был только этот чертов Блэквуд. Ну и я, взъерошенная, все еще сонная и… почти голая.
— Боги Мироздания, женщина ты настолько соскучилась по мне? Ты так бежала… — Блэквуд смотрел на меня через плечо с циничной улыбкой истинной сволочи. Ну вот… все встало на места….
Хотя стоп! Нет, тут явно была какая-то ошибка. Какого черта Блэквуд стоит у плиты?! Я, конечно, понимаю, что лучшие повара — мужчины. Но Блэквуд… это не укладывалось в голове.
Мой разочарованный взгляд медленно проскользил по комнате.
— Да еще в таком виде. — Добавил мужчина через мгновение.
— Виде?! В каком?! — Я бросила на него злой взгляд. — Вроде бы моей одежды больше нет! По твоей вине.
— Моей вине, эйки? На тебе нет одежды… не по моей вине. — Издевается. Смеется.
Эти его гадкие намеки мне уже осточертели. И я почему-то стояла, хотя должна была развернуться и уйти, хлопнув дверью… как маленький ребенок. Что поделать, я когда зла или обижена веду себя как пятилетняя.
Я не могла сдвинуться. Все мое тело сковал этот божественный, немыслимый в своей красоте и аппетитности запах еды.
Мне так хотелось попробовать хотя бы кусочек от того, что сейчас было разложено по тарелкам или то, что сейчас соблазнительно шипело на сковородке. Чуть-чуть… хотя бы немножечко…
Я стояла там, как загипнотизированная, дыша этим божественным ароматом и мечтая о том, как медленно поднесу кусочек прожаренного бекона, обвернутого в листик салата. Или вот этот рулетик из ветчины, макнув его предварительно вон в тот сливочный соус.
— Эйки. — Чужой голос звал меня, но я не могла перевести взгляд. — Смотри так на моего Владыку, и он положит к твоим ногам свои земли, воистину.
— Идите к черту. И ты. И твой владыка. — Торопливо проговорила я, так и не сводя взгляда с еды. — Все идите к черту… а вот это… это оставьте мне…
Он рассмеялся. На этот раз не цинично и холодно, а по-настоящему, тихо и удовлетворенно. Смехом довольного мужчины. И это меня все же заставило разорвать зрительный контакт с блюдами на столе, переводя недоуменный взгляд на Блэквуда. Просто этот смех от него было слышать так удивительно, что я уставилась на него, как если бы он был леопардом, разгуливающим по Бродвею.
— Пойдем, девочка. — Он пошел в сторону лестницы. — А то на этой кухне выглядит аппетитно не только еда. И с этим надо что-то делать.
Не знаю, что он там собрался делать, но я все же последовала за ним, все еще озираясь через плечо на великолепные блюда, которые ждут меня. И я то и дело обрывала в себе желание просто кинуться к столу, а не идти за Блэквудом.
Я проследовала за мужчиной, вниз, на первый этаж. И я довольно быстро пришла в себя, начиная рассматривать логово Блэквуда изнутри, подмечая каждую деталь.
— Садись. — Кивнул на кресло Блэквуд.
Молча я села, подтягивая ноги к груди, закутываясь в одеяло полностью. Я была самой покорностью. Потому что понимала, что именно это позволит мне узнать больше о своем враге и его жилище. И если это — плата моего побега, то пусть.
Блэквуд, кажется, удивился моему молчанию, но явно быстро объяснил это голодом, усталостью или отчаяньем. Да чем угодно. Но он явно что-то усвоил для себя, проходя к каким-то пакетам.
— Я вчера посетил твою квартиру, эйки. Чтобы объяснить твоему арендодателю, что ты теперь… не вернешься туда. И я любезно собрал твои вещи.
Моя покорность сгорела синим пламенем.
— Ты рылся в моих вещах?! Да кто тебе позволил, животное?! Да как ты вообще…
— Тише. В конце концов, я могу все это пустить в расход… А ты будешь ходить голой. Меня это, конечно, больше устраивает, а тебя?
Я лишь шипела и поливала его самыми грязными ругательствами, которые могла себе позволить. И то они звучали жалким бормотанием. А Блэквуд, наверное, чувствовал себя победителем.
— Здесь все только самое необходимое. Ясное дело, что я не стал бы тащить все. Ты же понимаешь.
Он меня раздражал. Жутко. Особенно когда надевал на себя маску этой логичности и разумности, выговаривая чинно все эти «ты же понимаешь». Словно не понять его мог только конченый тупица.
Ага, и вот еще: единственный человек, на которого я могла надеяться — мой арендодатель — теперь точно меня не ждет. И не будет даже задумываться над тем… какого лешего я поперлась в этот Бостон!
Мой взгляд вновь вернулся к пакетам, Блэквуд же теперь маячил где-то в дальнем углу комнаты, разговаривая с кем-то по телефону, резко и быстро. Ах да, я почему-то забываю, что здесь он не для всех чудовище из другого мира.
Закрепив на груди тонкое одеяло, я подошла к пакетам, заглядывая внутрь. Потом бросила новый взгляд на Блэквуда.
Это ведь не он собирал вещи, не так ли? Слишком уж аккуратно для мужчины… для похитителя. Все разложено чуть ли не по цветам, бережно и опрятно, ровными стопками.
Чертов Блэквуд не мог сделать это сам.
Ага, ему, наверное, помогал мистер Бинг. Уже представляю как Блэквуд и мой обожаемый арендодатель вместе складывают мою одежду…
Почему-то это не вызвало улыбки. Даже ее тени.
Я подцепила свои маленькие кружевные трусики, бросая новый взгляд на Блэквуда, который обсуждал с кем-то внезапно взлетевшие цены на золото.
Чертов Блэквуд складывал мое нижнее белье…
Мне почему-то захотелось прямо сейчас схватить что-нибудь тяжелое и подлететь к мужчине со спины. А потом хорошенько огреть его… возможно, это и не дало мне возможности сбежать, но месть… она бы была сладка.
Перебирал мои трусы…
И это почему-то заставило меня покраснеть, и запихать белое кружево далеко, на самое дно пакета.
Спустя час, я сидела за большим столом, одетая в свою одежду. Красоваться перед ним я не собиралась, потому на мне были лишь шортики и топик — обычный домашний наряд. И эти жуткие ярко-желтые носочки. Они были ужасны… намекая на мою любовь ко всему яркому. Говорят, что если ты любишь настолько яркие, просто кислотные цвета — то все, ты псих. Хотя люди часто делают такие выводы и причиной тому могут стать любые пустяки — сны цветные сняться — псих, разговариваешь сам с собой — псих, не иначе, смех без видимой причины — звони психиатру. Ну можно и дальше перечислять.
В общем и целом- наряд на мне был убойный.
Еда, украшавшая этот стол, не являлась диетической. Меня собрались кормить на убой. (Как я близка к истине).
Мне, питавшейся в последнее время два раза в день в основном салатами и кашами (все же дешевле чем свиные отбивные и шницеля), показалось, что я попала в рай для голодающего. Конечно, если не поднимать глаза на Блэквуда, который сидел напротив, все еще продолжая «общаться» со своими деловыми партнерами, можно было так и подумать.
Здесь было все, что я могла только пожелать. Стоило отметить, что так изысканно я не питалась уже полтора года. С тех самых пор, м-да.
И я почему-то все еще не решалась ко всему этому притронуться. Наверное, убитая во мне давным-давно «леди» теперь ожила, не решаясь начинать трапезу прежде хозяина. И как жаль, но чертов Блэквуд даже не собирался останавливаться, разговаривая о дочернем предприятии «Голд-Рок», словно обсуждал вчерашнюю сплетню. В общем, это было очень «увлекательно».
И в это время я лишь могла рассматривать комнату, в которой находилась. И я не понимала. Если он пришел сюда лишь два года назад, как он смог получить все это? Ведь даже люди, прожившие долгую жизнь на своей родной земле, не могли достичь таких высот. А он? Конечно, я не знала, как у них все устроено, на его… родине. Но все же… если бы меня отправили в изгнание в иной мир, я бы наверное умерла от отчаянья уже на следующий день.
Нет, вы не подумайте, я им не восхищалась. Просто хотела понять принцип его мышления. Мне было любопытно.
Он же был иным от начала до конца. Совершенно иной, думает иначе, живет иначе. Вся его жизнь не подчиняется тем правилам, которым подчиняется моя. Что у него нет тех рамок, которые наставили для себя обычные люди.
Да, он был мне врагом, пусть пока он мягкий как бархат, но он являлся палачом. Но моя казнь состоится еще не скоро и единственный человек, которого я буду наблюдать до того рокового дня — палач. У меня не было выбора. Лишь любопытство и интерес. А еще девиз «нечего терять». Серьезно, это осознание абсолютно развязывает руки, чувствуешь себя свободной, будучи пленницей. Свободной от предубеждений, рамок и строгих устоев общества. Хотя, что сказать, я бы выбрала рамки общества, чем быть сейчас в этом чертовом дуплексе.
— Не бойся, эйки. Все здесь съедобно. — Раздался голос Блэквуда, заставляя перевести взгляд с пополнившегося запаса алкоголя, который возвышался на полках стройными рядами, на самого мужчину, который уже перестал разговаривать. — Ты можешь приступать.
— А твой Владыка любит попышнее, да? — Усмехнулась я почти весело, живо принимаясь за бекон. Еда могла поднять мне настроение, воистину.
— Ты слишком худа. — Проговорил он глухо, беря в руки приборы. Как истинный джентльмен, чтоб его так. — Твой живот слишком… впавший.
— Возможно это знак, Блэквуд. — Я не стеснялась своего набитого рта абсолютно, запивая все апельсиновым соком. — Тебе нужно подыскать ему… помягче. Как внешне, так и внутренне.
— Я нашел идеальную. И не собираюсь больше искать. — Он склонил голову набок. — Я видел многих женщин. — Ну кто бы спорил! — Мне было из чего выбирать… и мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что ты — лучшая. И давай мы больше не будем возвращаться к этому разговору.
Все это у него прозвучало ужасно. «Лучшая» и «идеальная»… все эти слова должны были доставить женщине наслаждение, если учитывать от какого мужчины они шли. Я же скривилась от отвращения. Он говорил обо мне как о товаре. Комплиментами и не пахло… Ха! Как будто мне нужны его комплименты.
— Сожалею, Блэквуд. Но ты не вернешься к себе на родину. Не-а. Твой владыка… будет от меня в ужасе, вот увидишь.
— Сожалеешь? Не думаю — Он наклонился над столом, с бокалом красного вина. — И ты ведь не видела моего владыку ни разу. А я провел с ним… очень много лет. Я присутствовал при его воцарении, я был рядом во все годы его правления. Оберегая его и его престол. Так кто из нас лучше знает, что понравиться моему правителю. Ты или я?
— Я захочу понравиться твоему правителю лишь для одного, Блэквуд. — Я подняла глаза, от своего стакана. — Чтобы потом посмотреть на тебя на плахе.
— Что ж, у тебя все шансы. — Он поднял бокал, ничуть не задетый моим высказыванием.
— Ты что… совершенно его не боишься? — Проговорила я через пару секунд. — Или ты просто не веришь, что у меня получиться заполучить его и его расположение?
— Глядя на тебя, я охотно в это верю. — Ответил серьезно, без тени улыбки Блэквуд. — А насчет страха… бояться неизбежного нелепо.
Нелепо бояться… смерти? Он явно не в своем уме. Либо он слишком древен, раз рассуждает об этом с такой легкостью.
— Да, ну может, ты мне облегчишь задачу и скажешь, чего ты боишься? — Усмехнулась я.
Просто дурачусь. Не думала, что он задумается над этим всерьез. А он просто молча уставился на меня, давая заглянуть в древние глубины его глаз. Не надолго. Я сама быстро перевела взгляд на свою тарелку.
На десерт были фрукты.
В этот день я ела самый сладкий и большой ананас, который только можно себе представить.
Любой, кто увидел бы меня в данный момент, покрутил бы у виска, если бы я заявила, что нахожусь в плену. Для тюрьмы это место было слишком роскошным, а я — слишком свободной.
За эти два дня я добилась своего — Блэквуд стал мне доверять. Относительно, конечно, но это было доверием.
Конечно, на ночь он меня привязывал, так же, как если уходил надолго. Но теперь только одну руку, потому я могла сидеть, или же подоткнуть руку под голову, когда спала. Мышцы больше не затекали, эта проблема была решена. Так же как и проблема с тонкой кожей на запястье. Напульсник на руке решал и эту задачу.
Когда же Блэквуд был дома, он великодушно разрешал мне свободно перемещаться по всем комнатам. Я не пыталась на него напасть больше. А дом был заперт надежно — код знал только сам Блэквуд и эта карточка-пропуск была лишь у него. В общем, еще немного и он вообще закроет на меня глаза. А я этого и добивалась.
Вечерами, когда он приходил и спускал меня с поводка, я часами сидела перед огромным окном в его гостиной, смотря на панораму города внизу, на улицы густо смазанные толпой. Манхеттен был прекрасен с такой высоты, в темноте, среди своих фальшивых, призывных огней. Даже такой — тесный и суетный — он был прекрасен. Но лишь с такого ракурса.
С высоты тридцать седьмого этажа можно было увидеть даже Центральный парк. Он чернел вдалеке, просто островок тьмы посреди моря огней. Живого моря, которое двигалось, дышало, постоянно перемигиваясь яркими, цветными огнями реклам и машин.
И люди. Так много людей, которые идут, суетятся и спешат. Смеются и грустят. И никто из них даже не знает обо мне. Что я тут… и так скучаю по ним.
Поразительно. Но я скучала даже по всем этим бродячим музыкантам в метро, по продавцу газет на углу моего дома, по заполненному желтыми машинами такси Бродвею и по людному и тесному Таймс-сквер.
Прошло всего пять дней, а мне казалось, что вечность.
И естественно, мой палач не собирался выгуливать меня.
За эти относительно свободные пару дней, я изучила свою тюрьму. Возможно, от Блэквуда и не утаился мой изучающий взгляд, но он молчал, наверняка объясняя это моим любопытством.
— Блэквуд. — Обратилась я к нему однажды, сидя перед стеклянной стеной, что отделяла меня от высоты в тридцать семь этажей. Он уже прекратил свой очередной разговор с очередным коллегой. Может я и не оборачивалась, но одно его молчание позволило мне задать вопрос. — А что будет со всем этим потом? После того, как ты уйдешь, а? Дом. Деньги. Твоя компания. Акции.
— После нас хоть потоп, эйки. — Ответил он фразой Людовика Пятнадцатого.
— Ты даже не будешь оставлять завещания? — Не знаю, почему меня это интересовало. Просто… задумавшись над тем, куда попадет после него все это огромное состояние, мне стал действительно интересен ответ на этот вопрос.
— Никто из людей не интересует меня в достаточной степени, чтобы отдавать все это «добро» ему. — Бросил он. Наверняка он сейчас расхаживал за моей спиной, рассматривая и сверяя какие-то таблицы, диаграммы и списки. Шелестение бумаги было слышно, его шаги — нет.
— Слушай, Блэквуд. — Спросила я его в следующий раз, сидя в кресле, в гостиной, пока мужчина работал на ноутбуке. — Ты ведь только два года здесь, да?
— Да. — Бросил он, явно желая от меня отделаться.
— И как так получилось, что ты за пару лет долез до вершины Эвереста? — Он бросил на меня мимолетный взгляд. — Ну, как так получилось, что у тебя есть то, что есть?
— Я не человек, эйки. — Ответил он коротко и ясно.
— Тебя выкинули, да? Я имею в виду, что ты имел, когда оказался здесь?
— Ничего. — Бросил мужчина.
— Что… вообще? — Мне даже интересно стало. Я уже представила себя без всего в Манхеттене… при этом ничего не зная об этом городе.
— Вообще. — Так же коротко ответил он.
— Тогда тем более… ты ведь ничего не знал о нас… об этом мире. Что же ты делал? Людям нужно много лет, чтобы достичь хоть каких-то успехов. Нужно образование… без него никуда. Нужны связи… И деньги. Много денег.
— Нужен лишь ум, эйки. Все это можно получить, если научишься управлять своим главным оружием — знаниями. — Он прикоснулся указательным пальцем к своему виску. — Не нужно много времени, чтобы отметить насколько вы отстаете в развитии.
Отлично, меня только что назвали дауном.
— Твой владыка чертовски умен. Отличное наказание для такого гордого и самовлюбленного как ты. — Хмыкнула я, решая отыграться.
— Таких как я — нет, эйки.
— Спорное утверждение.
— Это факт, маленькая Шерри, тебе ли не знать.
— То, что ты самовлюбленный? Это очевидно. — Кивнула я, подпиливая свои ногти.
В итоге, я ему окончательно осточертела со своими вопросами, потому он купил огромную плазму, которая теперь была установлена в его спальной. И вечерами, когда я не могла заснуть, а это было где-то между десятью и двенадцатью часами, я валялась на его кровати, прикованная за одну руку к кованому изголовью. И обычно, в это время рядом со мной стояла чашка с фруктами или же с M&M. И хотя последнее было вредно, я все равно получала желанное лакомство, стоило мне упомянуть о нем вскользь.
И я старалась вообще не думать о своем ближайшем будущем. Я твердо решила сбежать, потому просто выжидала, твердо зная, что подходящий момент настанет. Я даже знала, что он уже близко.
А пока я кидала драже в рот и смотрела в экран, находясь в своем комфортабельном плену. Как всегда, на этих ста пятидесяти каналах не было ничего путного. Но когда я наткнулась на какую-то интеллектуальную викторину, где разыгрывали очередную баснословную сумму между четырьмя заумными игроками, мой палец замер над кнопкой «off». Я откинула пульт, слушая размеренный голос ведущего, в котором присутствовала даже какая-то… насмешка, что ли. Словно он, такой весь из себя знающий все ответы, возвышался и насмехался над этими алчными людьми, что приползли сюда ради выигрыша. Хотя наверняка все это было подстроено…
Блэквуд, скорее всего, сейчас опять занимался своими играми на рынке ценных бумаг, а я… ну я просто скучала, потому и позволила себе поучаствовать в этой викторине. Хотя, что сказать, навряд ли я бы согласилась нацепить на себя этот дурацкий фиолетовый балахон и поставить себя за этот пульт с красной огромной (чтоб точно не промахнуться) кнопкой… Короче, умными они не выглядели.
Ну а потом этот ведущий, мнящий себя Брюсом Всемогущим, принялся озвучивать вопросы и называть правильные ответы.
— Какую категорию знаний вы выбираете? — Он явно издевался над этими бедными участниками. А эта его улыбка? Хуже чем у Блэквуда.
— Мифы Древней Греции. — Ответил какой-то кудрявый мужик в очках.
— Ваш вопрос… Она — дочь критского царя Миноса — помогла своему кавалеру убить любимую папашину «зверюшку» и благополучно унести ноги. Назовите имя девушки. Ваши пятнадцать секунд.
Время пошло, а я пробормотала отстраненно:
— Ариадна.
— Ариадна. — Ответил будущий обладатель десяти тысяч.
— И это правильный ответ. — Ведущий перешел к другому участнику. — Выбирайте категорию.
— Политика. — Ответила маленькая курносая женщина. Прям по ней видно, что она сведуща в политике.
— Кто из президентов США провозгласил основной принцип американской политики того времени: «Разговаривать мягко, но при этом держать в руках большую дубинку»?
— Рузвельт. — Мы ответили в один голос. Ну что сказать, я проучилась в Колумбии три года.
Получив свои баллы, женщина удовлетворенно кивнула. Она выглядела как спортсмен на олимпиаде, который преодолел предел своих возможностей. Очень довольной, в общем.
— Личности. — Ответил следующий участник, когда ему задали этот вопрос про категории.
— Самой дорогой в его жизни наградой была Нобелевская премия в области литературы за 6-томный труд «Вторая мировая война» По мнению Генриха Енике: «Хотя в анналы истории этот джентльмен вошел как выдающийся политик, политика для него была делом второстепенным: призванием его была война».
Легкий вопрос. Не стоящий десяти тысяч долларов абсолютно.
— Черчилль.
— Уинстон Черчилль. — Ответил обстоятельно и важно мужчина в дурацком балахоне.
Ну и далее:
— Искусство.
— Как называется живопись красками, в которых связующим веществом являются эмульсии из воды и яичного желтка либо из разведенного на воде растительного или животного клея?
— Темпра. — Я еще тот любитель искусства. Семнадцать лет проторчала в музее. Да и потом, когда писала курсовую на третьем курсе по искусству Средних веков.
— Темпра. — Ну, естественно.
— Эйки. — Я аж подскочила. Честно, его голос даже на фоне шума телевизора был громом среди ясного неба. И потому мое цветное драже раскатилось по кровати. — А ты не так уж глупа… по меркам своего мира.
О, прямо таки комплимент.
— Чего тебе надо, Блэквуд? — Пробормотала я, собирая цветные шарики обратно в чашку.
— Ты так тихо вела себя… непривычно. Что я подумал, а вдруг ты…
— Убила себя?
— Занялась чем-нибудь непристойным. — Усмехнулся он, чем вынудил меня кинуть выловленное драже в него. Он поймал, кто бы сомневался.
— Тогда меня тем более интересует то, какого черта ты приперся.
— Я должен следить за тобой, помнишь? — Он уселся рядом с кроватью на пол, напротив телевизора.
— Меня устраивало, когда ты не помнил об этом. — Пробормотала я, смотря в экран.
— Я всегда об этом помню. — Блэквуд с каким-то странным интересом пялился на этого ведущего. — Эйки. Скажи, ты сможешь ответить подряд правильно на пять вопросов?
— А тебе то какое дело?
— Интересно. Хочется проверить тебя. Оценить степень твоей эрудиции.
— Будешь набивать мне цену на этом чертовом представлении меня своему Владыке, да? — Я уже представила, как он говорит: «владыка, она дала пять правильных ответов подряд на вопросы того чудака из телевизора. Она стоит дорого… как мое прощение».
— Нет. Мне самому любопытно. — Он не оборачивался. Когда участники один за другим давали правильные ответы, а я молчала, Блэквуд все же повернулся. — Ну давай, эйки. Почему ты молчишь?
— Пошел к черту, Блэквуд. Я не собираюсь делать то, что тебе хочется. Я не дрессированная собачка. — Он мне испортил все «веселье», честное слово. И кто его звал сюда…
— Хорошо. А если так: я принесу тебе, что захочешь, если ты ответишь правильно на пять вопросов подряд.
— Что захочу… — Он рехнулся?! Пять ответов на чертовы вопросы — и все что захочешь?! — Музыкальный центр, Блэквуд.
— Да будет так. — Он удовлетворено улыбнулся, довольный тем, что знает ко мне подход. — А теперь отвечай.
Я вслушалась в вопрос.
— Назовите единственный драгоценный камень, не имеющий кристаллической решетки.
Ого, этот диктор словно договорился с чертовым Блэквудом, начиная задавать такие вопросы. Но черта с два, я получу этот музыкальный центр так или иначе!
— Опал.
— Пас.
— Неплохо, эйки. — Проурчал довольно Блэквуд, когда мой ответ признали верным. Странный мужчина, я же вроде собиралась разорить его на музыкальный центр.
— Категория… алкоголь.
— Внимание. Ваш вопрос: Какое сухое красное довольно терпкое итальянское столовое вино производится в Тоскане?
Да они свихнулись! Я покосилась на Блэквуда, подозревая его причастие к столь резкому изменению уровня вопросов.
— Варианты ответов. — Потребовал участник подсказку.
— Кьянти? — Предположила я.
Возможно, мои родители и были помешаны на винах, разъезжая по салонам, где проводились бесконечные дегустации, куда они таскали и меня. Но я не настолько разбиралась в алкоголе.
— Токай. — Ответил участник, а я сжалась, нахмуренно всматриваясь в экран.
— Не бойся, девочка. Ты ответила правильно. — Усмехнулся Блэквуд. Откуда он мог знать, что я «боюсь», когда даже не обернулся. И откуда он мог знать, что я ответила правильно. Он ведь прожил здесь лишь два года…
Но, действительно, мой ответ был верным.
— Библейские мотивы. — Выбрала свою категорию маленькая женщина.
О, в библии я разбиралась.
— Этот библейский персонаж был братом и сподвижником Моисея.
— Аарон.
Блэквуд резко обернулся, смотря на меня… как-то странно. Он пялился на меня, наверное, с минуту, прежде чем я не выдержала.
— Чего уставился, Блэквуд?! — Потом до меня дошло. — Так звали брата Моисея, не обольщайся.
Мужчина прищурился, а от его вида, я сглотнула. Голос ведущего стал просто фоном. Я не слышала ничего, по сути. Просто смотрела на Блэквуда, который в свою очередь смотрел на меня. И… это все пахло как-то неправильно. Все это не предвещало ничего хорошего. Мне нужно было отвернуться. Нужно было сказать хоть что-нибудь, а я просто смотрела на него, не моргая, чувствуя, как во рту пересыхает. Я быстро облизнула губы, продолжая смотреть на мужчину перед собой. И постепенно у меня создалось такое впечатление, что я чего-то жду от него. Что он должен что-то сделать…
И он был готов сделать «это», но в последнюю секунду, его решительность в глазах оборвал дверной звонок.
Я даже не сразу поняла, в чем дело. Ведь к нему не приходил еще никто… с тех пор как я тут. Я еще ни разу не слышала этот звук, оповещающий о приходе гостей. Но теперь он раздался. Тишина. Два раза снова.
Блэквуд тряхнул головой, словно пытался прийти в себя. А выглядело это… слишком по-человечески. Словно он хотел скинуть наваждение этим небрежным легким жестом. Меня же для такого эффекта нужно было как следует треснуть чем-нибудь потяжелее.
Кажется… кажется, я начинаю терять саму себя.
Это какая-то магия, должно быть. Блэквуд определенно научился как-то странно влиять на меня. Опасно… это было самое опасное из того, что он делал со мной за эти пять дней. Этот взгляд был хуже всех приковываний к кровати, завязываний рта и кормления с рук.
И в этот миг я вновь научилась его бояться. Его… и своих желаний.