Из-за этого секретного задания возможность обмыть орден представилась только через неделю после возвращения. Марат выменял в соседнем полку месячную норму сахара на самогон, друзья скинулись, кто чем мог, сумели достать даже сало. Праздничный стол накрыли прямо в казарме на трёх тумбочках, сдвинутых вместе между койками.
Приготовления много времени не заняли. Расселись и разлили спиртное в разнокалиберную посуду. Марату пришлось снять орден с кителя, чтобы положить в свой стакан: традиции надо чтить.
— Ну, Марыч, давай! — сказал лейтенант Кошкин, поднимая свой бокал.
Марат, стараясь не нюхать, залпом осушил свою посуду и, как полагается, поймал орден. Собравшиеся одобрительно загалдели и тоже выпили. Затем все дружно потянулись за салом — деликатес.
— А теперь рассказывай, как награждали, — закусывая, потребовал капитан Анисимов, и общество его бурно поддержало.
— Ну… — растерялся Марат, вытирая орден, — что рассказывать-то?
— Президента видел? — поинтересовался Кошкин.
— Как тебя, даже руку жал.
— То-то руку не моешь! — хохотнул Анисимов.
— Как там, в столице? Что удивительного?
Марат хотел отшутиться, но, смотря на ожидающие лица своих товарищей, его внезапно посетила мысль, что все они за всю свою жизнь — 15–20 лет, а Кошкин и все 25 — ничего не видели кроме войны и этой казармы. И они действительно ждали его рассказа.
Он прокашлялся.
— В Доме Правительства сто уровней. Везде освещение, и до того яркое, что аж свет белый, — Марат махнул на единственную в казарме тусклую лампу, исторгающую неровный желтый свет. — Вода есть круглые сутки, а не как у нас по два часа в день. Даже в сортире.
— А ночью проверял? — подкольнул Анисимов.
— Специально ходил! — И это была правда.
— После войны везде так будет, — проронил Селиванов, поднимая кружку — давайте за нашу победу.
— За победу! — вразнобой откликнулись все.
Самогон дал в голову, и сразу захорошело, но больше пить Марат не стал; сидел и больше слушал, откинувшись на спинку койки. Разговор полился в обычном русле: про еду, про войну. Кошка, опьянев, как обычно завёл речь про то, что раньше на Земле всё было по-другому.
Марат усмехнулся. Странный этот Кошкин. Вроде не дурак и офицер неплохой, а всё ещё в лейтенантах ходит. А ведь ему уже 25, считай — старик. Марат подозревал, что из-за этих своих абсурдных разговоров он и застрял в звании.
— Кошка, это всё пустые рассуждения, ты мне доказательства давай! — Анисимов любил подначивать Кошкина. — Без доказательств это всего лишь бред сумасшедшего!
Лейтенант всё больше распалялся и, наконец, из-за расстёгнутой гимнастёрки вдруг вытащил какую-то бумагу.
— Вот! — заявил он и сунул её под нос Анисимову.
— Ну и что? — не сдавался тот. — Такое каждый из нас видел! Это ничего не доказывает.
Клочок пошёл по рукам и добрался до Марата. Едва взглянув, он понял, что бумага из тех, какие, согласно специальной директиве, надо уничтожить без ознакомления. Потому что — с Поверхности, а значит — вражеские.
Конечно, все офицеры, обнаружив во время вылазки бумаги, тайком просматривали их хотя бы одним глазком, перед тем как сжечь. Но притащить их с собой в казарму — это уже чересчур.
Пока Марат рассматривал клочок, все уже начали говорить о другом, поскольку Кошкин замолк, в очередной раз посрамлённый Анисимовым. Марат спрятал бумагу в карман и вылез из-за импровизированного стола, перемахнув через койку.
Подошёл сзади к Кошкину и тронул тихонько за плечо:
— Пошли, проверим посты.
Лейтенант, хоть и пьяный, но послушно встал. Марат вышел из казармы и, убедившись, что Кошкин успевает за ним, быстрым шагом двинулся по коридору. Здесь всегда много народу, так что поговорить получится только в одном месте. Они поднялись до третьего уровня на лифте, там облачились в костюмы радиационной защиты и наверх уже поднялись пешком.