Уничтожитель

Глава 1 Покажи мне мою смерть

Демид надеялся, сегодня скука отступит, но она мучила его с самого утра, с момента пробуждения. Он спустился из спальни на кухню, гиноид подала завтрак. За едой Демид созвонился с родителями. Когда проектор нарисовал за столом напротив него голограмму матери, слегка полной высокой женщины средних лет, Демид притворился, будто слушал её рассуждения о важности связей для карьерного роста. На самом деле, сделав изображение почти прозрачным, он смотрел сквозь голограмму в окно. Там был виден сад: зелёная лужайка, кусты смородины и вишня, сейчас опустившая свои неподвижные листочки.

Карина говорила, её начало трясти от волнения ещё за неделю до, схожим образом описывали свои состояния и другие члены «пятёрки», но сам Демид ничего похожего не испытывал. Наверное, потому что не верил в дело, потому что врал, когда рассказывал о своих идеалах, потому что не хотел ничего менять и надеялся всего лишь убежать от скуки. Что ж, побег, как будто, не удался.

Покончив с завтраком и попрощавшись с матерью, Демид привёл себя в порядок, надел тёмно-синий смокинг, попросил гиноида затянуть под подбородком чёрный галстук-бабочку и вызвал такси.

Ждать пришлось около десяти минут, это время молодой человек провёл в мечтах о благополучном будущем, когда из крохотной виллы комплекса «Эльсинор» он переедет в собственное орбитальное кольцо и сможет держать личного пилота, а может, и двух, если того потребуют нужды будущей семьи. Узнай Карина или Святослав о таких рассуждениях Демида, они без малейших колебаний задушили бы его за мещанство.

Наконец, система оповестила о прибытии аппарата, Демид поднялся к причалу и прошёл через шлюз в салон орбитального такси. Адресом он назвал усадьбу «Знаменское-Раёк», расположился в обтянутом кожей кресле и вызвал перед собой голограмму от камер снаружи судна. Пока аппарат маневрировал, Демид смотрел на комплекс «Эльсинор» — двенадцать небольших вилл, соединённых в кольцо для создания псевдогравитации с помощью вращения. По мере отдаления комплекс уменьшался, пока не превратился в крохотную белую звёздочку, с тысячами других таких же летавшую вокруг голубого шара Земли.

В тишине комфортного салона Демид отчётливо понял, что не хотел участвовать в деле, но отказываться было уже поздно.

Через двадцать минут полёта появилась возможность спроецировать в салон изображение «Знаменского-Райка», и парень не смог отказать себе в удовольствии посмотреть на эту роскошную станцию. «Возможно, в последний раз», — подумал он с мрачной усмешкой. Усадьба была построена в форме кольца, разделённого на четыре больших сектора: хозяйский, служебный, причал с яхтами и прочим транспортом, и диспетчерские ворота, к которым направлялось такси, синхронизируя свою траекторию с вращением усадьбы. Для многих молодых людей из круга Демида, как и для него самого, усадьба представляла собой олицетворение и, одновременно, цель успешной жизни, идеал, к которому следовало стремиться, и которым поверяли чужие достижения.

Такси высадило его на шестом пирсе. Рядом с выходом из рыжих гермодверей в причальном коридоре ждал заранее подъехавший кар. Демид сел в него и направил аппарат к хозяйскому сектору.

У третьего пирса скопилась толпа мужчин в чёрных костюмах, преимущественно фраках или смокингах, и женщин в вечерних платьях, преимущественно с голыми спинами. Не имея возможности объехать людей, кар остановился перед ними. Один мужчина обернулся, заметил Демида и двинулся к нему, потянув за собой спутницу. Демид узнал дядю — Евграфа Салтыкова. Внешность дяди была типичной для человека его возраста и положения в обществе: гладко выбритый, с короткой стрижкой по последней моде, состояние кожи на лице говорило о хорошем и регулярном питании, дорогие импланты придавали атлетичный вид его фигуре и были совсем неотличимы от натуральных конечностей. Владелец орбитального консорциума по производству мономолекулярных материалов, он обладал достаточными влиянием и средствами, чтобы позволить себе быть эксцентричным, и в качестве костюма выбрал для мероприятия рыжую клетчатую пару. По спине Демида пробежал холодок. Молодой человек вообще надеялся избежать встречи с дядей сегодня, но судьба решила не давать ему лёгких путей.

— Привет, Морозов, — сказал дядя, подойдя к кару.

Без приглашения он опустился на переднее сиденье, его спутница, кажется, новая жена Люсия, заняла место сзади.

На краткий миг Демида тряхнул приступ паники, он не мог сообразить, как себя вести, и забыл все слова русского языка.

— Я говорю, привет, Морозов! — повторил дядя заметно громче.

Наконец, Демид справился с собой и ответил:

— Привет.

В конце концов, он ничего не сделал, и ни на что не мог повлиять.

— Привет, — отозвалась Люсия сзади.

— Так-то лучше, — кивнул Салтыков, — О чём задумался? Опять о покорении Марса? Веришь, что это можно поручить черни?

— Нет, я так не думаю теперь, — Демид решил уклониться от спора с дядей.

— Поумнел, всё-таки. Хвалю, — Салтыков засмеялся и похлопал Демида по плечу.

Затем он обратился к жене:

— Ты представляешь, до чего эти молокососы додумались? Пока учились в лицее, собрались в кучку, назвали её “Кружком Свободной Экспансии” и заявили, что для колонизации околомарсианского пространства нужно отменить социальный рейтинг!

— Мы не так говорили, — всё-таки, возразил Демид.

— А как вы говорили? — спросил дядя.

Толпа, тем временем, уменьшилась, и кар продолжил движение.

— Мы говорили, что экспансию на Марс можно организовать уже сейчас, если предоставить людям за пределами зелёной рейтинговой зоны больше полномочий для принятия решений.

— Ага, то есть, позволить им управлять активами.

— Там, на околомарсианской орбите.

— Да какая разница, где? По сути, это отмена рейтинговой системы, благодаря которой наше общество устойчиво развивается.

— В любом случае, теперь я так не считаю, — опять попытался уйти от спора Демид.

— Правильно, а знаешь, почему он так не считает, Люська?

— Почему?

— Потому что они там в лицее бездельничали, а теперь он занялся реальным делом. Пускай пока небольшим, кажется, животными жирами, я прав?

— Да, я управляю третьим департаментом выращивания животных жиров корпорации Морозовых, — согласился Демид.

— Так вот, пускай дело пока небольшое, не всеорбитального масштаба, и даже не секторального, но теперь ему приходится реально управлять людьми без зелёного рейтинга. И он увидел, что без нас и наших поддерживающих систем, без “Лексигона” и “Ноймана” они ни на что не годятся.

— Но это же очевидно, — искренне удивилась Люсия.

Внутри себя Демид возмутился: “Что тебе может быть очевидно? Ты мне в младшие сёстры годишься, ты ни дня не училась по-настоящему, ни дня не работала, тебя просто выдали замуж за Салтыкова, потому что он богат, и потому что две предыдущие жены получили солидный куш при разводе. И твой план на жизнь такой же — родить ему ребёнка и развестись”. Но вслух он сказал:

— Для нас это не было так очевидно.

Люсия усмехнулась, показывая собственное превосходство, а дядя неожиданно сам вступился за племянника:

— Зря смеёшься. Этот Морозов, как и все в его роду, верит только тому, что испытал на собственной шкуре. Это полезное качество, оно освобождает человека от стереотипов, хоть и добавляет синяков. Именно такие люди двигают наше общество вперёд.

Из-под сводов причального коридора кар выехал на дорожку между деревьями в парке, она привела к зелёной лужайке перед четырёхэтажным особняком, раскинувшим крылья, словно цапля, и задравшим длинный клюв шпиля. Здесь были расставлены столики, между ними бродили гости и курсировали гиноиды с подносами. В центре на возвышении играли музыканты: струнный квартет с фортепиано. Перед фасадом, разделённым центральной колоннадой на две части, светилась надпись: “Поздравляем с рождением Арсении!”

Евграф остановил кар, похлопал Демида по плечу и сказал:

— Спасибо, что «подбросил». Люська, пойдём, вижу там Поганкиных, поздороваемся с ними. А Демиду надо позволить с молодыми девчонками поболтать.

Дядя выбрался из кара, помог встать своей жене и зашагал к входу в особняк, помахав Демиду рукой.

Молодой человек сидел неподвижно ещё минуту, собираясь с духом. В конце концов, дело ему поручили простое, как только он с ним расправится, можно будет отдохнуть. До назначенного часа, конечно.

Сделав глубокий вдох, Демид покинул кар и нетвёрдой походкой направился к лужайке. Теперь и у него задрожали коленки, затряслись руки. Морозов подошёл к ближайшему гиноиду с подносом, заставленным бокалами с шампанским. Синтетическое тело гиноида было выполнено в идеальных пропорциях, облегающее кружевное платье чуть ниже колен подчёркивало нечеловеческое совершенство форм.

Правой рукой Демид взял бокал с подноса, левой нащупал булавку в кармане смокинга. Можно всё сделать сейчас, и больше ни о чём не думать. Он же не был специалистом в таких делах, ошибка казалась вполне допустимой. Потом его обязательно найдут, будут допрашивать, он выдаст свою “пятёрку”. За сотрудничество со следствием, а также за то, что он ничего, по сути, не сделал, ему могут оставить рейтинг на зелёном уровне, пускай у нижней границы, и он пополнит ряды родственников-приживальщиков, до конца своих дней вынужденных существовать за счёт чужой милости. Всё лучше, чем попасть на биржу мощностей.

Демид отхлебнул из бокала и двинулся к сцене с музыкантами. Булавка осталась в кармане. Кто-то окликнул его по имени девичьим голосом, Морозов обернулся на звук и увидел сестёр Самойловых. Обе девушки были одинаково высокого роста, одна в ультрамариновом платье, другая в рубиновом. Их длинные волосы, убранные в роскошные косы, переливались всеми цветами видимого спектра. Сëстры находились гораздо выше Демида на социальной лестнице, но совместно проведëнное детство стирало условности. Мать наказывала Морозову пользоваться такими связями, но сын не слушал родителя.

Он подошёл к сёстрам и поздоровался:

— Привет, Ольга, — кивнул девушке в рубиновом.

— Привет, Сюзанна, — кивнул девушке в ультрамариновом.

— Привет, Демид, — ответили ему сёстры.

— Ты подарил что-то Глебовым? — спросила парня Ольга.

— Зачем? — пожал плечами Демид, — Во-первых, это их пятый ребёнок. Во-вторых, я для них — слишком мелкая сошка, меня и пригласили-то лишь ради соблюдения приличий. Если приглашаешь Морозовых, надо приглашать всех.

— А что подарили «твои», уже знаешь? — поинтересовалась Сюзанна.

— От клана Морозовых, ты имеешь ввиду?

— Ага.

— Я только прилетел и не обсуждал с ними эту тему.

— Ты, наверное, и вручать подарок не пойдёшь? — предположила Ольга.

— Кто ж меня позовёт?

Разговаривая, Демид крутил головой по сторонам и заметил, как уже порядком выпивший мужчина в чёрном смокинге взял у гиноида с подноса тарталетку с чёрной икрой и шлëпнул служанку пониже спины.

— Простите, хочу икры, — сказал Демид сёстрам и направился к гиноиду.

Он опять судорожно нащупал пальцами левой руки булавку в кармане, подошёл к гиноиду, правой рукой взял с подноса угощение, а левой приладил булавку к платью синтетической девушки там, куда её шлёпнул мужчина. Демид совсем не таился, он неоднократно бывал на подобных мероприятиях и знал, с сервильными андроидами гости вытворяли и гораздо более экстравагантные вещи, так что его поступок не должен был привлечь внимания.

К сёстрам Морозов вернулся заметно повеселевшим.

— Впервые вижу, чтобы чёрная икра производила такое действие на человека, — улыбнувшись, сказала Ольга.

— Ох, девчонки, вы даже не представляете, как много я думал об этой тарталетке, — засмеялся Демид.

Теперь микрочип, спрятанный в булавочной головке, захватит управление гиноидом и передаст его кому-то из «пятёрки» Демида. Кому точно, Морозов не знал, но Карина и Святослав тоже были приглашены к Глебовым, таким образом, оставались Фёдор и Аглая. В нужный момент он или она подведёт гиноида к месту происшествия и запустят из её глаз трансляцию на всю околоземную орбиту. Потом Демид заберёт булавку. Всё это было возможным, потому что обладателей зелёного рейтинга не досматривали по прибытии на станции, если в течение предыдущих тридцати дней они не покидали контур безопасности.

Морозов хотел просто пообщаться с девушками, посмеяться и попить шампанского, но двойная жизнь не отпускала его. Что-то изменится грядущим вечером в его судьбе, и, разговаривая с сёстрами, он вспоминал, как получил зелëный рейтинг по достижении совершеннолетия. Сдать экзамены на квалификационную часть было несложно, родители оплатили подписку ко всем базам данных и вычислительным программам, необходимым для успешного прохождения испытаний, но радость Демида, тем не менее, была искренней. Тяжелее пришлось с этической частью. Для попадания в зелёную зону на протяжении десяти лет он следил за каждым своим словом, публичным и непубличным, пока избегание токсичных выражений не превратилось в бессознательный инстинкт. Едва ли не ежедневно смотрел рекомендованные симы о новой этике, часто летал с отцом на различные мероприятия и стоял рядом, изображая участие и внимание, пока отец вещал об инклюзивном обществе.

Наконец, в день своего совершеннолетия Демид получил уведомление о подтверждении зелёного рейтинга, и гордый отец перечислил сыну первый токен. Теперь Демид мог приобретать собственность для личных нужд и, что более важно, с целью получения прибыли.

«Скоро всё это перестанет иметь значение, — думал Морозов, — Карина верит, что всё пройдёт гладко, и на нас никто не подумает, она верит в план. Но идеальных планов не бывает, что-то, наверняка, пойдёт не так, и вся моя жизнь рассыплется в прах. Впрочем, жалеть, как будто не о чем. Если вся жизнь умещается в мечты о новой усадьбе, она недорого стоит, ибо скучна сверх меры».

Сëстры Самойловы рассказали о недавнем путешествии на Землю, Демид сообщил, его сестра находилась на планете прямо сейчас.

— Да, у неë же свадебное путешествие, — вспомнила Сюзанна, — я смотрела симы с церемонии.

— А на меня вся эта светская жизнь нагоняет тоску, — качнула головой Ольга.

— Где они отдыхают? — поинтересовалась Сюзанна.

— Где прямо сейчас, не могу сказать, — ответил Демид, — они переезжают с места на место, путешествуют. И общаются, в основном, с мамой.

Подготовка к сегодняшнему событию занимала всë внимание Морозова на минувшей неделе, о сестре он не вспоминал.

Мало-помалу количество народа на лужайке увеличивалось, пока люди не собрались плотной толпой, окружив сцену. Яркость ламп дневного света под сводами жилого модуля уменьшилась, опустились сумерки. Загорелись фонари на столбах, появилась подсветка за кустами и деревьями.

— Все подтянулись к сцене, — заметила Ольга, — посмотреть на вручение подарков.

— Ага, — кивнула Сюзанна, — Демид, «твои» каким номером значатся?

— Я не смотрел чек-лист, — мотнул головой Морозов.

— Ты как-то вообще мало интересуешься, куда пришëл, — сказала Ольга, — как будто на минуту заскочил выпить «на халяву».

— Так и есть, — согласился он внезапно осипшим голосом.

— Что-что? — не расслышала Сюзанна.

— Что случилось? — удивилась Ольга.

— Пузырьки от шампанского не в то горло попали, — прохрипел Демид.

— Так возьми ещë бокал и направь их, куда надо, — захохотала Ольга.

— Мне пока хватит, — пробормотал Морозов, по-прежнему, без голоса.

На сцену упал конус света чуть более яркий, чем окружавшие лужайку фонари. Музыканты уступили место хозяевам усадьбы, появился Глебов в чëрном фраке, за ним в конус света вошла супруга в длинном платье цвета кофе с молоком. На руках она несла ребëнка, маленького человечка, наряженного в розовый комбинезон с подсолнечно-жëлтым бантом. Он пока ничем не отличался от миллионов других таких же человечков, делавших первые вдохи на орбите Земли и на поверхности планеты, он так же спал, кушал и плакал, если был голоден или сходил в туалет. Пройдёт лет пятнадцать, и он вырастет в наследницу империи Глебовых, одну из самых завидных невест в обитаемой части космоса, светские хроникёры и экономические аналитики будут с одинаковым интересом копаться в подробностях еë личной жизни.

Первыми вручал подарок клан Поганкиных. На сцену поднялись десятка полтора человек разных возрастов: мужчины и женщины, подростки и даже восьмилетний мальчуган во фраке. Слово взяла матриарх клана, Матильда Львовна. Древняя старуха, благодаря имплантам она купила себе внешность и осанку юной девицы. Еë глубокий, уверенный голос разносился над лужайкой без дополнительных усилений. Поганкина произнесла торжественную речь, затем передала Глебову маленькую розовую коробочку, перевязанную бантиком, громко и внятно назвало её содержимое, после чего хозяйка поблагодарила Матильду Львовну и весь клан. Демид моментально забыл о подарке из-за чересчур сильного волнения.

Салтыковы поздравляли следующими. Их было значительно больше, и семейство заняло почти всю сцену, сдвинув хозяина и хозяйку на край. Оказался на сцене и дядя Демида, его рыжий костюм выделялся среди чëрных пиджаков проказливым пятном, нехорошей меткой, поставленной врагом рода человеческого для обозначения беды. Вперёд выступил Аркадий Дмитриевич, невысокий старик с аккуратно уложенными седыми волосами.

— Дорогой Витя, дорогая Эльза, — приветствовал он хозяев спокойным голосом.

Демид, как и другие гости вокруг сцены, подключился к локальной сети, чтобы лучше слышать.

— Мы рады поздравить вас с прекрасным, воистину счастливым событием — рождением дочери…

Евграф зашёлся в приступе кашля. Первый же хрип, вырвавшийся из глотки дяди, будто проткнул Демида. Морозов пошатнулся, опёрся правой рукой о столик и схватился левой за бок.

— … Много чудес хранит окружающий нас мир, — продолжил Аркадий Дмитриевич, — но появление новой жизни, безусловно, самое…

Евграф опять закашлял, всё сильнее наклоняясь вперёд, пока вовсе не согнулся пополам.

— Что с ним? — Аркадий Дмитриевич повернулся к своим родственникам.

Все начали разводить руками и пожимать плечами. Кашель Евграфа не прекращался, Люсия догадалась проявить хотя бы внешнее беспокойство и попыталась поддержать мужа, но, едва она коснулась его плеча, Евграф рухнул на колени и начал выплёвывать на пол кровь. Родственники вокруг в панике расступились в стороны, кто-то в задних рядах соскочил со сцены.

В глазах Демида заклубилась тьма, его душа закапала на скатерть стола сквозь пробитую в теле брешь.

— Нужен врач! — выкрикнул Глебов.

В толпе обозначилось движение, к сцене пробивался полный пожилой мужчина с роскошными усами. Хозяйка с малышкой на руках покинула конус света. Демид, наконец, отвлёкся от зрелища кашлявшего дяди и подключился к чату «пятёрки».

«У нас получилось, у нас получилось! — кричала восторженно Аглая, — Они пытаются блокировать сигнал, но мы прорываемся! Двести миллионов просмотров!»

Дядя упал лицом в лужу крови, что сам выхаркал, перевернулся на спину, измазавшись в красном.

Демид дышал всё тяжелее, будто не дядя, а он сам лежал сейчас на сцене и хрипел, пытаясь схватить ртом побольше воздуха.

«Двести пятьдесят миллионов! Триста миллионов!» — заходилась Аглая в фанатичном экстазе.

«Поздравляю, сестрёнка!» — радовался Фёдор.

«Мы сделали это!» — прислала комментарий Карина.

Старик доктор склонился над Евграфом. Тот отпихнул его, поднял кулак и с силой опустил на собственное лицо. Затем ещё раз, и ещë. Люсия в испуге застыла рядом.

Демиду почудилось, его нос заболел, будто разбитый, зубы зашатались, губы лопнули и заполнили рот солёной кровью.

«Не только мы. Ребята, которые написали код для Салтыкова, — главные герои!» — написал Святослав.

«Гип-гип ура героям!» — закричал Фёдор.

Доктор попытался схватить Евграфа за руку, но тот вырвался и продолжил разбивать своё лицо окровавленными кулаками. Салтыков что-то хрипел, слов было не разобрать. Люди на сцене отворачивались и отступали всё дальше, закрывали лица руками. Женщины завыли, сидевший в них древний инстинкт громким звуком пытался отпугнуть смерть. Одна Люсия смотрела, как бионические руки её мужа убивали своего хозяина, словно завороженная. Конечности работали с размеренной монотонностью, как простой механизм в наручных часах. Евграф хрипел, пытался перевернуться на спину, но только пачкался в крови.

— Помогите же мне! — позвал пожилой усач.

«Никто тебе не поможет!» — услышал Демид ликование Фёдора в чате. Сознание Морозова повисло над чёрной бездной на ниточке, готовой вот-вот оборваться.

Трое мужчин навалились на Евграфа, но он, вернее, его руководимое тёмным безумием тело вывернулось из-под них. Это было тем проще, чем больше крови разлилось по полу. В пылу борьбы кто-то сбил Люсию с ног, она свалилась со сцены на лужайку.

«Полмиллиарда просмотров! — захохотала Аглая, — Всего-то за несколько минут! Это успех, друзья, это успех!»

Испачканные в крови мужчины сделали шаг к Евграфу, потом замерли. Очередной удар окончательно разрушил его черепную коробку. Струи крови и технического раствора, пульсируя, брызнули на сцену. Бледно-розовое желе мозга расползлось в стороны у плеч Салтыкова.

— Сделайте что-нибудь! — обратился Глебов к усатому доктору.

— Что тут сделаешь? — беспомощно развёл руками тот, — У него же бионическое сердце. Сейчас система поймёт, что мозг разрушен, и отдаст команду «стоп».

Демид ничего и никого не замечал, перестал обращать внимание на суету вокруг сцены. Крики, обмороки, чьи-то метания и рыдания пролетали мимо его восприятия, как и радостные возгласы «пятёрки» в чате. Морозов почувствовал приступ тошноты, опустился на колени. Его вырвало на траву недавно выпитым шампанским и съеденной икрой. Позывы не прекратились, хотя желудок совсем опустел. Ещё две минуты Демиду пришлось провести на коленях. Затем он выпрямился, опираясь о стол.

«Демид, а почему ты молчишь? — спросила Аглая в чате. — Ты не рад?»

«Я очень рад, — написал он в ответ, — Я уверен, что сегодняшнее событие станет началом конца тирании и рождением нового, свободного общества. Почти миллиард человек увидели, как один из хозяев жизни корчится в агонии, словно безмозглый таракан. Это избавит элиту от налёта ложной сакральности».

«Мне всегда нравилось, как Демид формулирует наши общие мысли», — прислал сообщение Святослав.

Пошатываясь, Морозов побрёл на поиски гиноида с булавкой. Шагая, он понял, что умер этим вечером вместе с Евграфом.

Глава 2 Скорлупа

Давным-давно, соглашаясь на членство в организации «Орбита и Свобода», Демид убедил себя, что сможет вынести бремя вины, если не будет никого убивать, и его руки останутся «чистыми». Теперь он знал, что ошибся. Три дня он пытался заставить себя поверить, что не носил на душе греха, потому что не он написал код, убивший Салтыкова, и не он забросил его на дядин сетевой имплант, удачно раскрошенный собственными протезами Евграфа, он только лишь организовал онлайн-трансляцию трагедии. Однако, растревоженная злом душа не принимала придуманных страхом объяснений, всякий раз вызывая в памяти Демида последние секунды жизни Салтыкова. К горлу молодого человека подкатывала тошнота, и дорогой ром выплëскивался из желудка на дорогой паркет.

Поэтому Морозов бросил попытки уйти в запой на третий день после смерти дяди. Он заперся на вилле и самоустранился от работы, только ставил электронную подпись под решениями, что готовили помощники и референты без зелёного рейтинга, особо не вникая в их содержание и проверяя лишь на токсичность. Она могла обрушить рейтинг быстрее всего. Родителям Морозов сказал, что получил очень травмирующий опыт и нуждался в одиночестве на какое-то время. Демид спал в саду и вообще проводил там весь день, пытаясь свести кровавые пятна с души. В маленьком доме, ни на первом этаже, в гостиной и кухне, ни на втором, в любой из двух спален или в комнате с бильярдным столом он находиться не мог. Там проводил время другой Морозов, чья душа лишь смотрела на клубившееся в будущем зло, но не вдыхала его ядовитые пары. Всë вокруг принадлежало тому Морозову: работа, родители, зелëный рейтинг, — но он ушëл в небытие, раздавленный грехом, и обстоятельства его жизни превратились в пустую оболочку, скорлупу.

Возможно, жизнелюбие Демида нашло бы лазейку, если бы не остальные члены “пятёрки”. Они постоянно общались в чате, комментируя поднявшийся после убийства информационный шторм. Они злорадствовали, когда официальное следствие делало очередной шаг по ложному следу, радостно обсуждали заплаканную Люсию, мелькавшую на новостных ресурсах, и остальных членов клана Салтыковых, распространявших через интервью скорбь пополам с гневом.

“Они думали, хитрые рейтинговые системы и цифровые сторожа позволят им бесконечно долго тянуть из народа соки, — писала Аглая фанатичные проповеди, — но народ пробуждается, и, отринув наведённый морок, он встанет на дорогу, что мы указали ему”.

“Полиция абсолютно некомпетентна, — отмечал Святослав с тëмным наслаждением, — Они всё ищут следы какого-то внешнего проникновения. Всё совершалось у них под носом, но они слишком ограничены, чтобы это понять”.

“А виновата в этом всё та же рейтинговая система, — вторила ему Карина, — это она воспитала слепоту к людям и внимание к рейтингам. В итоге полиция ищет убийц среди уголовников с красным рейтингом и даже не рассматривает другие версии”.

Чат “пятёрки” был второй проблемой Демида, потому что не позволял забыть и убедить себя в непричастности. Приходилось что-то писать им, его ровесникам, таким же, как он, отпрыскам богатых и не очень родителей с зелёными рейтингами, наследникам бизнес-империй и семейных предприятий поскромнее, которые теперь плясали на костях незнакомого им человека. Потому что, уйди Демид из чата или хотя бы прекрати писать, его сразу заподозрили бы в сочувствии тирании капитала или шпионаже. Морозов выдавливал из себя сентенции вроде: “Сила нашего движения в отрицании стереотипов и авторитетов”, и “Существующий порядок должен быть уничтожен, чтобы дать место новому, справедливому обществу”, — только чтобы избежать вопросов.

В “Знаменском-Райке” особняк окружал регулярный парк, переходивший в настоящий лес, даром, что без волков. Сад у Демида на вилле был гораздо скромнее, прямая липовая аллея уходила на сто шагов вперёд от порога и упиралась в бледно-голубую стену жилого модуля, как стрелка в край циферблата. Стена тянулась вокруг сада, вдоль неё за кустами смородины бежала тропинка. Напротив “чёрного хода” в дом она сворачивала и петляла между четырьмя ивами на пути к особняку. У самого “чёрного хода”, а также под большими окнами вокруг строения были разбиты цветники, за которыми ухаживал андроид.

Демид уходил в конец аллеи, там садился в плетёное кресло и смотрел на ровные ряды лип, на выполненный в современном дизайне особняк и проткнувшую его спицу шлюзового лифта, на шевеление андроида в саду, всегда точное и до бесчеловечности однообразное. Когда-то приобретение этой недвижимости радовало его, пусть родителям и пришлось помогать деньгами. Морозов, однако, не строил иллюзий относительно самостоятельной жизни, деньги родителей обеспечили ему доступ к образовательным программам, их связи в клане дали заработать необходимое количество этических баллов, всё вместе позволило получить в управление один из бизнес-департаментов клана. Люди без родителей, рождённые по контрактам корпораций, реального шанса на зелёный рейтинг не имели. Так что участие матери и отца в его достижениях нисколько не портило вкус побед, но что-то гораздо большее ставило под сомнение саму их, достижений, необходимость.

Наблюдая теперь за каждодневным движением андроидов, добросовестно исполнявших записанные в электронные мозги психограммы, штампуя свою подпись под рабочими документами, едва просмотрев их, Демид вдруг понял, что однажды мог передать верифицированный ключ одному из синтетических слуг и повеситься на втором этаже у панорамного окна, при этом никто не заметил бы разницы. Разве что “пятёрка” заподозрила бы его в шпионаже и удалила бы из чата. Может, так и следовало сделать, тогда вина перестала бы жечь душу. Под вечер он, однако, вспоминал: «Мама и папа будут переживать».

Когда Демид открыл для себя симы канала «Чëрная меланхолия», счëт дням его амëбной жизни окончательно потерялся. Мрачная симуляция депрессивных пространств и состояний даже чат «пятëрки» задвинула на второй план. Однажды утром Морозов подумал, яркий свет приносил слишком сильный дискомфорт, и перевëл лампы дневного света в постоянный ночной режиме, отключив смену времени суток. Заполнившая жилой модуль вечная тьма скрыла границы, принесла с собой иллюзию бесконечного «ничто», одинаково чëрного и на околоземной орбите, и в недрах планеты, и в сердце далëкой пустоты Волопаса. Это стало компромиссом между желанием наказать себя и страхом причинить боль родителям. Демид в любое время мог позвонить им, а после разговора выйти на крыльцо и представить, что попал в ад без света и движения. Стало возможным опять вернуться в особняк.

В часах Морозов тоже перестал нуждаться, поэтому не посмотрел время, когда звонок Карины разбудил его. Она пыталась связаться с ним минут пять, но сигнал вызова причудливым образом вплëлся в сюжет сна, что смотрел Демид, и молодой человек не сразу догадался, как следовало избавиться от раздражителя.

Он открыл глаза в заполненной мраком спальне и заплетавшимся со сна языком пробормотал:

— Привет, Карина.

— Морозов, чтоб тебя черти забрали, — прорыдала девушка, — Почему так долго?

— Я спал. Что случилось?

— Кто же спит в два часа дня?

Карина всхлипнула, Демид различил какой-то грохот.

— Что там у тебя происходит? — спросил он.

Карина опять всхлипнула.

— Демид, мне осталось совсем немного времени, мне страшно, я не хочу умирать.

— Что происходит, где ты? — задав вопрос, Демид зажëг свет и поднялся с кровати. — Я сейчас прилечу.

— Нет, ты не успеешь, и не сможешь мне помочь, даже если бы успел.

Грохот повторился громче. Девушка заплакала и запричитала:

— Мамочка, прости меня, мамочка, я не хочу умирать…

— Карина, где ты? — крикнул, одеваясь, Демид.

А сам думал в это время: «Нет-нет-нет, только не мне, второй смерти я не вынесу, я не хочу это наблюдать».

— Это неважно, — ответила девушка, — это уже не важно. Послушай, ни в коем случае…

Грохот раздался особенно трескучий, Карина завизжала. Слушая еë, Демид остановился у входа в лифт. Визг длился минуту, потом сменился на хрип, тот самый, какой издавал умиравший на сцене Евграф Салтыков. Демид прислонился к стене, он понял, необходимость куда-то лететь отпала. За хрипом наступила тишина, абонент отключился.

Опираясь о стену, Демид спустился на кухню, где над его головой зажглись лампочки. Подумал, тьма за окном оказалась как нельзя кстати, в траур полагалось носить чëрный.

Морозов достал из своей памяти запись разговора, выложил в чат и прокомментировал: «Карина звонила мне. Вот наш разговор. Не знаю, что с ней».

Первым отреагировал Святослав, через семь минут (Демид считал) он написал:

— Мне нужны подробности, Морозов.

— Я спал у себя дома, — Демид решил ответить устно, — Звонок Карины меня разбудил. Дальше всë на записи. Сейчас я тоже дома.

Ему показалось, Святослав сказал совсем не то, что следовало.

— Пришли свою цифровую локацию, — включился в разговор Фëдор.

И он говорил что-то не то, но Демид, всë-таки, ответил ему:

— Это будет нарушением первого правила конспирации. Сам же знаешь.

— Ты уже его нарушил, — возразил Фëдор, — сообщив, что ты дома. Теперь от тебя просят лишь подтвердить свои же слова.

— Хорошо, вот мои пространственные координаты. Доволен?

— Доволен. Координаты подтверждают, что ты дома.

— Почему она позвонила тебе, а не, допустим, в чат? — спросил Святослав.

— Как-то не успел спросить, — ответил Морозов.

— Демид, — обратился к нему Фëдор успокаивающим тоном, — я понимаю, ты взвинчен, у тебя стресс. Я бы, наверное, чувствовал то же самое, позвони она мне. Так что к твоему состоянию у меня нет претензий. Но оно мешает конструктивной беседе.

Демида бесконечно удивляло поведение Святослава и Фëдора, никто из них ещë ни слова не сказал о Карине, зато очень много — о собственной безопасности. Озвучивать эту мысль он не стал, решил, если они сами этого не заметили, то и его не поймут.

— Что делать с Кариной? — задал он вопрос, намереваясь вернуть разговор в правильное, по его мнению, русло.

— А что мы можем с ней сделать? — переспросил Святослав.

— В смысле? — не понял Демид, — Мы можем прилететь к ней домой, например. Может, она там.

— Плохая идея, — вступила в разговор Аглая.

— У тебя насморк? — поинтересовался Фëдор.

— Нет. Почему ты так решил?

— Ты говоришь «в нос».

— Я рыдала после того, как прослушала запись Демида. Сейчас вот более-менее успокоилась, впрыснула транквилизатор.

— Почему слетать к Карине — плохая идея? — задал вопрос Демид.

— Потому что, скорее всего, мы ей уже ничем помочь не сможем. — начала объяснять Аглая, — Она либо мертва, либо еë здоровью нанесëн тяжкий вред. В любом случае, этим займëтся полиция. В глазах «света» мы с ней не знакомы, о наших контактах никто не знает. Как в таком случае для следователей будет выглядеть визит к ней совершенно незнакомых людей?

— Согласен, — сказал Святослав, — полезного мы ничего сделать не можем, а вот подставить нашу организацию — запросто.

— Как же нам быть? — спросил Демид.

— Ждать, — ответил Фëдор.

— Паршивая идея.

Демид положил на стол руки ладонями вверх, в свете лампочки пальцы мелко дрожали. Как Святославу и Фëдору удавалось сохранять спокойный тон и рассуждать о вещах, не касавшихся напрямую жизни Карины? Может, дело было в цели, что их фанатичное сознание поставило как маяк в конце пути? В его ярких лучах вся многообразная реальность блекла и терялась, в поле восприятия оставался лишь образ будущего, к которому следовало стремиться. У Демида такого образа не было, он не верил в нигилистические идеалы организации, он просто хотел убежать от скуки, поэтому ужас настоящего положения жалил ничем не прикрытое сознание тысячью игл.

— Мне самой выть хочется, Демид.

— Да, — заметил Святослав, — Карина была нашим лидером, держала связь с «Центром».

— Дурак ты, Слава, — беззлобно сказала Аглая, — мне по-человечески плохо, понимаешь?

— Я думаю, каждый из нас с радостью поменялся бы местами с Кариной, чтобы еë спасти, — проговорил Фëдор.

— Согласен, — подтвердил Демид.

— Но мы этого сделать не можем, — продолжил Фëдор. — Поэтому остаëтся только ждать. И следить за новостями. Светская хроника, криминальная хроника, всë это надо теперь очень внимательно просматривать.

После разговора Демид вышел из дома и проследовал в конец аллеи, сел на лавочку. Квадратный дом издалека напоминал коробку из-под снифтеров, что выстроились в ряд на его кухне.

Тьма по верхушкам лип и их стволам без лишнего шороха подползла совсем близко к Морозову и шепнула мысль, от которой по его спине забегали мурашки. Карина звонила ему, потому что его фамилия стояла первой в списке контактов «пятëрки» по алфавиту, и то, что произошло с девушкой, имело прямое отношение к «Орбите и Свободе».

Следующие два дня в чате стояла удивительная тишина, все были слишком заняты регулярным чтением новостей и боялись пропустить важное сообщение, как увлечëнные рыбаки боятся упустить первый нырок поплавка в шуме дружеских разговоров. На третий день Аглая сбросила ссылку о состоявшихся утром похоронах.

«Сегодня родные и близкие с великой скорбью проводили в последний путь Карину Цинцевич-Сохатую. Юная наследница Вероники и Серафима Цинцевич-Сохатых погибла три дня назад во время трагедии на частной вечеринке, церемония прощания состоялась в крематории «Тихие покои». По просьбе родных материалы о трагедии в СМИ не публикуются, мы уважаем чужую скорбь».

— Что скажете об этом? — бросила Аглая вопрос в чат.

— Лицемерные уроды, — возмутился Демид, — Когда гиноид задушила моего двоюродного деда во время секса, его имя «полоскали» на всех сайтах, в том числе на этом, по меньшей мере месяц.

— Так это был твой дед? — удивился Фëдор.

— Представь себе, да.

— Прости, не хотел тебя обидеть. Просто как-то не сопоставил.

— Не сопоставил что? Что он Морозов, и я Морозов?

— Да. И прости ещë раз, ведь это моя семья причастна к той шумихе в СМИ. Один из Ребровых женат на Поганкиной, и он попросил медиа-конгломерат раздуть историю, чтобы обрушить акции Морозовых и скупить «просадку».

— Да, я знаю, у нас все об этом говорили. Но тебе не за что просить прощения, мы же вместе работаем, чтобы такие истории не повторялись.

— Друзья, давайте вернëмся к насущным проблемам, — попросила Аглая.

— Что ж, вывод очевиден, — заявил Святослав, — Поганкины и Жуковицкие дали команду своим СМИ замолчать случившееся по каким-то причинам. Надо выяснить, что это за трагедия.

Про трагедию ничего найти не удалось, однако, молодые люди узнали, ещë восьмерых ровесников Карины кремировали в один день с девушкой. Некрологи троих содержали упоминания о частной вечеринке.

— Всë это нехорошо получается, — посетовал Святослав в беседе на следующий после обнаружения некрологов день.

— Почему? — спросил Демид, — потому что ничего неизвестно?

— И поэтому тоже. Но, в первую очередь, потому что утерян контакт с организацией.

Фëдор вздохнул:

— Теперь нас можно считать автономной группой. Чем займëмся, господа?

— Погоди объявлять автономию, — сказала Аглая, — Если предположить, что остальные погибшие были связаны с организацией, можно попробовать выйти на другие «пятëрки» через них.

— Во-первых, у нас нет оснований так предполагать, — рассудил Святослав, — во-вторых, даже если это так, как мы установим контакты? Конспирация запрещает нам общаться по открытым каналам и дружить в социальных сетях. А в закрытые чаты я не представляю как попасть.

— Нашëл! — заорал Фëдор, — нашëл! Ох, что я нашëл!

— Что?

— Что?

— Что?

— Сейчас пришлю.

В чат упала ссылка на пост в социальной сети. Один из работников фирмы по ремонту роботов рассказывал, как тяжело было очищать автоуборщиков конторы «Восточная свежесть» от человеческих останков. Роботы поступили к нему в таком состоянии после уборки на одной из частных вилл комплекса «Виндзор». Фëдор нашëл список жильцов комплекса, пробежался по нему и обнаружил фамилию, упоминавшуюся в одном из некрологов.

— Похоже, это наш случай, — написал он в чат.

— Предлагаю разделиться, — откликнулся Святослав, — Пусть двое просматривают социальные сети родственников погибших, двое — социальные сети жильцов «Виндзора».

Демид выбрал «Виндзор». Два дня группа по записям в открытых сетях изучала чужой быт, наполненный таким же экзистенциальным смыслом, как их собственный, а на третий в восемь утра стыковку к жилому модулю Морозова запросил челнок «Виндзора». Проектор вывел запрос на потолок над кроватью Демида, и молодой человек минут пять смотрел на картинку не мигая, надеялся, пилот челнока или маршрутизатор, или кто бы то ни было ошиблись, и запрос вот-вот пропадëт. Запрос не пропал, номер рейса с пунктом отправления «Виндзор» и с пунктом назначения «Эльсинор» не исчез. Морозов понял, вместе со смертью дяди эта табличка являлась единым движением судьбы: долгим замахом и достигшим его ударом. Демид постучался в чат:

— Есть тут кто?

— Я есть, — отозвался Святослав.

— Слава, я сейчас выведу в чат изображение из глаз.

Святослав замолк на полминуты, затем спросил:

— Это где?

— Это я в спальне лежу, а ко мне кто-то в гости прилетел.

— Не может быть. Ты видел дату отправки?

— Видел. В день смерти Карины. И время — половина третьего. Вот, хочу посоветоваться с кем-нибудь, что мне делать.

— Как что? Принимай стыковку, а мы сейчас прилетим к тебе.

— Ты уверен?

— Демид, конечно. Вдруг он улетит?

— Я не буду выключать трансляцию в чат.

— Совершенно с тобой согласен.

— Тогда побудь со мной, пока я поднимусь к причалу. А потом уже лети.

— Договорились.

Демид свернул чат и отдал команду на допуск к стыковке. Затем поднялся с постели, накинул халат пошëл к лифту. «Святославу легко рассуждать, потому что его здесь нет. А я тут есть. Кто угодно может быть на этом челноке, в том числе убийца Карины. Какой-нибудь маньяк-Салтыков, пересмотревший симов про кровную месть. У них в роду всякие упыри бывали. Тогда почему я иду туда? Потому что мне не жалко пустой скорлупы, и потому что надо расплатиться за грех».

Одна из стен кабины лифта представляла собой большое зеркало, оттуда на Морозова глядел тощий бледный молодой человек, щуривший глаза от болезненно яркого света. Волосы на голове топорщились в беспорядке, на подбородке темнела щетина. Взгляд был мутный, хозяин такого взгляда слишком долго блуждал внутри собственной души и отвык от мира вокруг.

«Нет, — подумал Демид, — Меня не убьют. Слишком нелепый у меня вид».

Двери лифта открылись в помещение причала с белыми стенами и двумя рыжими гермодверями. Псевдогравитация здесь ощущалась слабее, и движения получались слишком резкими, всегда чересчур сильными.

Широко шагая, Демид добрался до дверей первого пирса, над ними горел сигнал о пристыкованном судне.

— Демид, — подал голос Святослав, — Не открывай шлюз со своей стороны. Дождись нас.

Кажется, он вспомнил о человечности, пусть и в последний миг.

— Нормально всë будет, — отмахнулся от предостережения Демид и коснулся панели управления шлюзом.

Рыжие двери разошлись в стороны, словно накрашенные помадой губы, и обнажили красное горло шлюзовой камеры. Салон судна, скудно подсвеченный лампочками на полу, темнел за ним, будто утроба космического зверя.

Морозов подождал минуту, затем прошептал: «Всë тихо», и двинулся вглубь судна. Здесь оказалось пусто, мягкие кресла и диван стояли, никем не занятые, из-под столика выглядывал квадратный корпус бутылки для бурбона. Один из подлокотников кресла был сломан, сквозь дыры в обивке торчал изначально белый наполнитель, испачканный в местах разрыва чем-то бурым. Природу пятен молодой человек решил не выяснять.

Демид прокрался в кабину пилота и на полу перед креслом увидел человека. Он лежал, прижав руки к груди и подтянув колени к животу.

— Мëртв? — прошептал Святослав.

— Сейчас проверим, — ответил Демид и наклонился.

Возраст определить было трудно, лицо распухло и потемнело из-за гематом, но дыхание угадывалось.

— Живой, — сообщил Демид, — я вызову андроидов и перенесу его к медботу. Прилетайте.

Глава 3 Вдребезги

Они прилетели сразу втроëм: невысокий упитанный Святослав, миниатюрная Аглая и средней комплекции Фëдор. Из шлюза первым вышел Святослав, на его бритую голову тут же прыгнули блики от ламп причального зала, следом за ним шла Аглая, девушка ступала осторожно, будто оказавшийся в незнакомом лесу зверëк, и вращала по сторонам большими карими глазами из-под зелëной чëлки. Замыкал шествие Фëдор, коротко стриженный, с жидкими усиками, он хранил флегматичное выражение лица. Одеты молодые люди были просто: джинсы или брюки, рубашки или футболка. В левой руке Святослава чернел короткий продолговатый предмет.

— Ну, как говорится, вот мы и встретились, — сказал Святослав и протянул Морозову руку.

— Ага, — ответил Демид рукопожатием, — а то всë аватарки да аватарки.

Демид отметил, у всех троих руки были заменены бионикой, по качеству как будто не хуже его собственной.

— Привет, Демид!

— Привет, Демид!

— Ты какой-то бледный, Демид. Не выспался или всегда такой? — поинтересовался Святослав.

— Не знаю, наверное, всегда, — пожал плечами Морозов.

Он не стал приводить себя в порядок, просто сменил халат на джинсы с майкой.

— Как он? — спросил Фëдор.

— Состояние стабильное, но тяжëлое, — сообщил Демид, — медбот говорит, система спасения погрузила его в анабиоз из-за множественных повреждений внутренних органов. Оборудование у меня, сами понимаете, не как в клинике, так что вернуть его в сознание кое-как можно, но помощь настоящих врачей всë равно потребуется.

— Расспросим его обо всëм и вызовем, — сказал Фëдор.

Беседуя, молодые люди зашли в лифт и поехали вниз, в особняк Демида.

— Что за травмы? — задал вопрос Святослав.

— Внутренние кровотечения, разрывы, — пояснил Демид. — Как только спустимся, я отдам команду на пробуждение. Кстати, интересная штука у тебя в руках.

— Это «Кот-Баюн Эс Два».

Святослав поднял руку с устройством, чтобы Демид его получше рассмотрел. Морозов разглядел короткий квадратного сечения ствол и рукоять с жëлтыми линиями. Вогнутый голубой отражатель на конце ствола придавал устройству сходство с фонариком.

— Шокер, — объяснял Святослав, — бесконтактный и действует вблизи. Вырубить может хоть слона.

— Зачем он тебе? — спросил Демид.

— Надо быть готовым ко всему.

— А я и так готов. Я же скачал пиратский патч для андроидов от Карины, и теперь, в случае чего, могу приказать им защищать или атаковать кого-то.

— Ну я же не знал, — развëл руками Святослав.

Лифт опустился в подвал. Здесь помещались кабинет с медботом для первой помощи и комната обслуживания андроидов. Сейчас она пустовала.

Кабинет был обшит ореховыми панелями, в центре помещения на столе лежал голый молодой человек. Щупы и манипуляторы медбота ползали по его покрытому синяками и царапинами телу, будто пытались найти клад, к запястью и лицу тянулись ребристые трубки и прозрачные шланги. Вокруг стола в воздухе парили разноцветные таблицы, графики и схемы, казалось, медбот разлагал органику пациента на чистую информацию. Шумел вентилятор искусственных лëгких. Рядом со столом застыла гиноид в платье горничной.

Демид подошëл почти вплотную к голограммам, его сообщники (соратниками он их почему-то именовать не мог) остались у входа. Морозов, помахав руками и пошевелив пальцами, сдвинув одни таблички, повернув другие, отдал аппарату команду будить пациента, повернулся к гиноиду и попросил:

— Накрой его чем-нибудь.

Гиноид взяла голубую простынь с лавки у стены и набросила на парня, как только щупы и манипуляторы поднялись от тела на достаточную высоту. В тот же миг молодой человек застонал и шевельнулся, словно взмах стерильной ткани, а не комбинация химикатов и программных команд разбудили его сознание.

— Эльсинор, — простонал он заплетавшимся языком, — сколько до Эльсинора?

— Ты в Эльсиноре, друг, — ответил Демид, шагнув к столу.

— Правда? — глаза парня, ещë одурманенные химикатами, медленно повернулись к Демиду.

— Да.

Святослав, Фëдор и Аглая приблизились к столу.

— Мне нужен Морозов, — обратился парень к Демиду.

— Это я.

— И остальные из «пятëрки» Карины.

— Кто ты? — спросил Святослав.

Парень приподнял голову, чтобы лучше разглядеть вставшего у его ног Святослава, и заявил:

— Я буду говорить только с «пятëркой».

— Я не знаю ни о какой «пятëрке», — покачал головой Святослав.

— Ты, может, и не знаешь, — согласился парень и вернул взгляд на Демида. — Нам надо поговорить наедине.

— Мы выйдем тогда, — предупредил Святослав.

— Господи, хватит ломать комедию, Слава, — Аглая всплеснула руками, потом обратилась к парню, — Мы — «пятëрка» Карины, вернее, «четвëрка».

— Настоящие? — проговорил парень, — Не голограмма?

Он шевельнул рукой, но поднять еë оказался не в силах.

— Настоящие, — кивнула Аглая, взяв его ладонь.

— Это хорошо. Они взломали наш чат, и теперь им лучше не пользоваться.

Фëдор и Святослав вышли из кабинета.

— Кто «они»? Какой чат? — спросил Демид.

— Не знаю, кто, — ответил парень, — нам разослали указание явиться в «Виндзор», к одному из наших. Все удивились, сами знаете, личные встречи у нас не приняты, но он написал, что будем обсуждать очень важное дело, и он не хочет, чтобы в чате осталась информация об этом. Мы прилетели, и тогда удивился он. Сказал, что ничего не писал. А потом, когда все собрались, пришло безумие.

— В каком смысле? — спросила Аглая.

— В прямом. Сразу трое наших одновременно впали в кибербезумие. Они набросились на остальных. Ох, лучше бы я не вспоминал об этом, не дай Бог такое наблюдать.

Парень задрожал, но продолжил:

— Мы все превратились в зверей, одни в хищников, другие — в травоядных, и хищники принялись рвать своих жертв на куски.

Демид, слушая рассказ, думал, что превращение в зверей состоялось гораздо раньше, когда улюлюкали и поздравляли друг друга, наблюдая смерть Евграфа в прямом эфире. Почему-то трансляция не заставила никого содрогнуться, а теперь парня бросило в дрожь, едва он вспомнил о гибели сообщников.

— Как ты нашëл меня? — спросил Морозов.

— Карина… связывалась с тобой по «открытой» линии… Мы с ней разделились, я должен был увести сумасшедших за собой, а она… связаться с кем-нибудь и предупредить. Но я не справился, я понял это, когда услышал еë передачу. Мне оставалось только очистить журнал вызовов, чтобы полиция не пришла за тобой.

— И вы… то есть, эти трое сумасшедших убили кого-то?

— Всех, — простонал парень, — всех, кроме меня, насколько я знаю. Не они одни, безумие прыгало по нашим головам, как мальчишка по лужам. Помню, мы с товарищем из боевого крыла спрятались в комнате. Он в шкафу, я под кроватью, сам не знаю, как туда смог втиснуться. Зашёл сумасшедший, бормоча что-то, начал нюхать воздух, подошёл к кровати. Я смотрю на его ноги и понимаю, он нашёл меня, и вот-вот перевернёт кровать, наверное. Тут слышу, хлопнули дверцы шкафа, вижу, ноги товарища приближаются к ногам сумасшедшего, но шагают как-то неправильно, нормальные люди так не ходят. Они начали драться, товарищ с сумасшедшим, я выполз с другой стороны кровати, хотел было помочь, но кинул взгляд и увидел, что товарищ рвёт зубами глотку сумасшедшего и рычит. И я понял, он тоже сошёл с ума, и так на четвереньках я из комнаты и убежал.

— А ты из какого крыла? — спросил Демид.

— Я из наблюдателей. Кирьян. Мы следили за Салтыковым в реальности и в сети, чтобы можно было выбрать идеальный момент для заброски ему кода. Кстати, вы отлично сработали на празднике Глебовых. Хотел сказать вам об этом, но не думал, что придётся в таких обстоятельствах.

— А полиция? — спросила Аглая, — почему не вызвали полицию?

— Я сам думал об этом, — ответил парень, — не тогда, в «Виндзоре», а потом, пока летел и не отключился. В гуще событий, сами понимаете, было не до этого, думаешь о простом выживании. И то мне не повезло, меня поймали двое у самого шлюза. Аскольд, глава нашей «пятёрки», бывший, и Полина, программист. Её я резанул кухонным ножом, а он сбил меня с ног и начал прыгать на мне. Кое-как я заполз в шлюз, а он всё не отставал, в салоне принялся бить меня головой о подлокотник кресла. Не знаю, каким чудом я не вырубился. Но в челноке протокол безопасности оказался исправен, он и выключил Аскольда. Я кое-как вытащил его обратно на причал и улетел. И вот, пока летел, тоже подумал о том, что протоколы безопасности «Виндзора» наверняка умели распознавать кибербезумие и должны были сперва выключить всех сумасшедших, а потом вызвать полицию.

— Демид, — услышал Морозов в чате голос Святослава, — выйди, надо поговорить.

Предупредив Аглаю, молодой человек покинул кабинет. Сообщники ждали в коридоре.

— Демид, — сразу набросился на него Святослав, — Ну я понимаю, Аглая — неразумная баба, но ты хоть голову включи!

Опять он совсем не то говорил, как после смерти Карины.

— А что не так? — спросил Демид.

Слишком много смертей, души покойников будто вцепились в Морозова и тащили за собой в потусторонний водоворот. За его гулом обычные слова, продольные колебания молекул воздуха еле достигали слуха.

— Как что? Прилетает ниоткуда неизвестный никому из нас не пойми кто и давай рассказывать небылицы, которые никак нельзя проверить.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что он легко может оказаться провокатором. И, скорее всего, таковым является.

— Я так не думаю.

— А ты подумай. У него очень удобная позиция.

— Он был в коме, когда прилетел. Еле живой, практически, — напомнил Демид.

— Не стоит слишком хорошо думать о режиме, — подал голос Фëдор, — они способны на любую подлость, для них человека в кому насильно отправить — плëвое дело.

Что они все говорят? Совсем не разобрать из-за стенаний мертвецов.

— И что вы предлагаете?

— Аглаю уже не спасти, — сказал Святослав, — она раскрылась перед ним полностью. У тебя ещë есть шанс, напрямую к организации тебя никто не причислял. И Карина в разговоре этого не упоминала…

«Как он может говорить такое? — думал Демид, — как он может такое помнить? Как он смог обратить на это внимание, разглядеть мелкие подробности сквозь завесу боли мертвецов?»

— Тебя будут допрашивать, — продолжал рассуждать Святослав, — но, если ты будешь говорить правильные вещи, тебя отпустят, я думаю. Мы же, как люди совершенно посторонние, сейчас просто улетим.

— Ты с ним согласен, Фëдор?

— Да.

Слова сообщников казались Демиду бреднями сумасшедших, он никак не мог найти в их речи рациональное зерно. На сетевик Морозова пришëл сигнал о входящем вызове, он отвлёк молодого человека от напрасных поисков. Демиду почему-то подумалось, звонила Карина, он весь день ждал еë звонка, но то была мама.

— Сейчас я отвечу на звонок и вернусь, — предупредил Демид и заторопился к лестнице.

— Кто это? — всполошился Святослав.

— Мама, — бросил Морозов через плечо.

Демид поднялся из подвала, прошëл на кухню и сел за стол. Проектор под потолком нарисовал перед ним голограмму матери. Демид посмотрел на неё, как на пришельца из другого мира.

— Привет, сынок.

— Здравствуй, мам.

— Как ты?

— Хорошо.

— Вижу, ты сменил халат.

— Да, надоело что-то.

— Это хорошо. Когда человек начинает задумываться, как он выглядит со стороны, значит, он идëт на поправку.

— Наверное. А вы как с папой?

— Мы отлично. Вчера болтали с Дуняшкой.

— Они всë ещë не вернулись с Земли?

— Нет, вчера ездили на Домбай.

— Это что?

— Это перевал такой на Кавказе. Горы.

— И как?

— Они в восторге. Говорит, словами этого не передать, и не один сим не даст представления, этим нужно просто дышать.

Мир, окно в который открыл разговор с матерью, был полон обычных человеческих проблем и радостей. Карьера, семья, медовый месяц, досуг на выходных днях. Туризм реальный и виртуальный. Слушая мать, Морозов почти забыл о происходившем в подвале, вернее, постарался забыть как можно прочнее об этом, а также о Карине, Евграфе и клятве, что дал при вступлении в организацию: «Не признавая авторитетов, разрушать старый мир до основания, чтобы новое общество могло расти свободно». Но тьма за окном, впущенная им самим, напоминала о реальности.

— Здорово, я за них очень рад, — пробормотал он, — передавай им от меня привет.

— Сынок, — сказала мать аккуратным тоном, — мы с отцом понимаем, что ты взрослый человек, и в состоянии сам справиться со своими проблемами.

— Так.

— И, если ты не хочешь нам о чëм-то рассказывать, имеешь на это полное право, мы уважаем твои границы.

— Так.

Вот люди, которые, в самом деле, заботились о нëм. В отличие от тех, что остались внизу. Демиду захотелось, чтобы разговор никогда не закончился, и он, Морозов, так бы и плавал в живительных лучах человеческого участия.

— Но мы переживаем за тебя, очень сильно. Я хочу сказать, если что-то серьëзное случилось у тебя, что-то тебя гложет, съедает изнутри, может, ты обратишься к специалисту?

— К какому?

— К психологу. Мне в своë время он очень помог. Мы не хотим советовать тебе кого-то конкретного, но…

Снизу раздался жуткий грохот, будто целый ад с девятью кругами и всеми грешниками, скопившимися за человеческую историю, рухнул в подвал из астрала.

— Мам, потом договорим, мне надо отойти.

— Что случилось, куда отойти?

«Она не должна узнать», — думал Демид.

— С работы звонят.

«Даже подозревать не должна».

— А, хорошо, позже тогда договорим.

— Да, конечно.

Потому что тогда он лишится убежища, где мог бы скрыться от собственной жизни.

— Целую, пока.

— Целую, пока. Папе привет.

Голограмма исчезла, взгляд Морозова сам собой упëрся в тьму за окном.

Демид вскочил, бросился к лестнице и спустился в подвал, перепрыгивая ступеньки. Шум немного стих, отчëтливо были слышны звуки частых ударов.

Морозов подбежал к кабинету и застыл на пороге, его мозгу потребовалось дополнительное время, чтобы осознать увиденное.

У медицинского стола стояли Святослав и Фëдор, их позы были какими-то неправильными, словно они забыли о нормальной осанке, их хребты согнулись, надломились, и перекрутились. Молодые люди быстрыми движениями отрывали манипуляторы медбота и били ими Крирьяна на столе, вонзали в его тело и оставляли торчать так. По свисавшим щупам стекала и капала на пол алая кровь. Разрываемая плоть мерзко чавкала. От ударов тело на столе дрожало частой дрожью, капли крови разлетались всë дальше, закрашивая кабинет цветом немыслимого зверства. Демид надеялся, парень на столе был уже мëртв, и поэтому отсутствовали признаки сопротивления, но слишком испугался, чтобы выяснять наверняка.

У самого входа на полу сидела Аглая и молча наблюдала за происходившим. Демид подкрался к девушке, тронул еë за плечо. Аглая повернула к нему голову. Что-то важное исчезло из еë взгляда.

— Аглая, — позвал Демид шëпотом, опасаясь привлечь внимание рычавших совсем рядом Святослава и Фëдора, — пойдëм.

Она смотрела на него, не моргая, будто он говорил на незнакомом языке, и смысл надо было угадывать по выражению лица. Морозов потянул девушку за руку, Аглая поднялась на ноги и пошла за ним безвольной куклой.

Не думая над собственными действиями, Демид потащил еë из подвала на второй этаж. Оказавшись в спальне, он прикрыл дверь, щëлкнул замком, повернулся к девушке и спросил:

— Что там произошло?

Страх от сцены в кабинете по-прежнему не выпускал своих когтей из души Морозова, и вопрос был задан шëпотом.

— Ничего, — ответила Аглая и улыбнулась, — во всяком случае, ничего страшного.

Глаза девушки всë меньше нравились Демиду, чего-то он не находил в них, что наблюдал совсем недавно, перед звонком матери.

— Ничего страшного? Эти двое впали в кибербезумие на твоих глазах и убили человека!

— Ну и что?

— Глаша, приди в себя!

— Всë нормально.

Демид понял, маяк фанатика больше не горел во взгляде девушки, и она осталась один-на-один с тьмой, что до сего момента успешно игнориравала. И потерялась в этой тьме.

— Так, всë в порядке, здесь есть протоколы безопасности, — пробормотал Демид, — они отключат Славу и Фëдора. Странно, что до сих пор этого не случилось.

Руководимый нехорошим предчувствием, он вызвал голографический интерфейс и нашëл мониторинг безопасности. «Уровень безопасности зелëный», — сообщал отчëт. Вот теперь Демид испугался по-настоящему.

— Почему система не видит двух киберсумасшедших?

Демид спрашивал сам себя, но ответ получил от Аглаи:

— Потому что никаких киберсумасшедших нет. Всë в порядке! — сказала она и глупо улыбнулась.

У Демида подкосились ноги, закружилась голова. Пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Может, правда, ничего этого нет, и он, Демид, спал или бредил, или попал в какой-то хитрый сим, придуманный, чтобы лишить жертву рассудка? Оказался в душном и тесном кошмаре, из которого надо найти выход? Нет, пустые глаза Аглаи надëжнее прочего убеждали в реальности всего произошедшего. Демид верил, такое можно было придумать только в дешëвом романе, а окружавшая его реальность отнюдь не производила подобного впечатления.

— Нам надо… что это? — осëкся Морозов.

Какой-то звук проникал в спальню из коридора. Демид прислонил ухо к двери и разобрал:

— Мясомясомясомясо…

Судороги ужаса скрутили живот.

— Это Слава, наверное, — ответила Аглая на риторический вопрос.

— Тихо, — прошипел Морозов непослушной глоткой.

— Ты боишься Славу? Почему? — удивилась Аглая.

— Тихо, прошу тебя, — взмолился молодой человек.

Страх впрыснул в кровь адреналин, будто бензина в костëр, и пламя мысли полыхнуло с небывалой яркостью. Демид вспомнил об андроидах, нашëл их через нейроинтерфейс и приказал атаковать находившегося в коридоре человека.

— А чего мы ждëм, открывай дверь, — сказала Аглая и сделала шаг к Демиду.

— Погоди, сейчас откроем, — ответил он, наблюдая за перемещениями синтетических слуг через нейроинтерфейс.

Садовник и горничная влетели на второй этаж и набросились на Святослава, переползавшего коридор. По другую сторону двери загромыхали звуки борьбы вперемешку с животным рычанием. Они катались между стен, словно каменная глыба, выстреливая треском поломанной мебели или звоном разбитого стекла, пока не оказались в бильярдной на другом конце дома. Демид медленно приоткрыл дверь, выглянул в коридор, убедившись в отсутствии угрозы, поманил за собой Аглаю и вышел из комнаты.

Кого бы ни убивали андроиды в бильярдной, он не кричал о помощи, как человек, но рычал по-звериному от ярости и ужаса одновременно.

Морозов подошëл к лифту и нажал кнопку вызова. Подняться к причалу и улететь на челноке. Пять секунд, и они спасены. Но, считая эти секунды, слушая, как кабина ползла вверх из подвала, Демид совсем забыл о девушке. Вспомнив, он мотнул головой в сторону недавно покинутой спальни, никого там не увидел. Мотнул головой в другую, где блестели перила лестницы.

Аглая стояла там, прислонившись к тëмному деревянному поручню, и улыбалась. Душа Морозова, едва-едва оттаявшая от страха, вновь обожглась ледяным ужасом.

— Поднимайся к нам, Федя, — звала сообщника девушка, — мы тебя потеряли.

Демид схватил Аглаю за плечо и дëрнул на себя. По лестнице на четвереньках в коридор заполз Фëдор. Он передвигался, вывернув суставы и расставив руки в стороны, как ящерица. Синтетическая кожа на его ладонях лопнула, обнажив расшатанные механизмы композитных фаланг.

— Мясомясомясомясо, — бормотал бывший человек окровавленными губами.

Морозов попытался завести девушку себе за спину, но Аглая схватилась рукой за угол лифтовой шахты и спросила, повернув к Демиду голову:

— Куда ты меня тащишь?

Фëдор прыгнул и сбил молодых людей с ног. Демида отбросило в конец коридора, к панорамному окну во всю стену. Встав на четвереньки и подняв голову, он увидел, как Фëдор, усевшись на девушку, одной рукой сдавил ей горло, а вторую с размаху всаживал в мягкий живот. Первобытная паника затопила сознание Морозова, молодой человек сам не заметил, как вскочил на ноги, метнулся к окну, с разбега выбил стекло, вылетел наружу и упал на лужайку рядом с домом. Только звон разбитого окна остался висеть в ушах слуховой галлюцинацией или надоедливой программной ошибкой.

Приземлился Морозов не совсем удачно, выбил правое плечо и сломал запястье. Кроме того, что-то нарушилось в правом колене, и, поднявшись, Демид захромал к дому. Возможно, была ещë боль, но система блокировала информацию с повреждëнных датчиков, или Морозов просто не обратил внимания.

Войдя в гостиную, первым делом он увидел оружие, привезëнное Святославом. Шокер лежал на стеклянном журнальном столике. Со второго этажа ползло нехорошее чавканье. Демид подошëл к столику, неловко наклонился, в правом колене что-то щëлкнуло и он завалился вперëд, раскалывая прозрачную столешницу выставленной левой рукой. Чавканье смолкло.

Демид выгреб из прозрачных осколков шокер, как только мог быстро поднялся и захромал к выходу из дома. Оказавшись в саду, побежал к липовой аллее, наверное, хотел спрятаться за толстым древесным стволом или в пышной зелëной кроне. Добравшись до первой липы, остановился, отдышался, обернулся. В дверном проëме на четырëх лапай стоял Фëдор с ещë более окровавленной мордой. Демид понял, зверь увидел жертву.

Фëдор сорвался с места и побежал к Демиду, быстро перебирая красными от крови лапами. Морозов испугался смерти, он не верил, что мог одолеть Фëдора в открытой борьбе. Лихорадочно работая, не успевая осознать собственные действия и их последствия, Демид подключился к интерфейсу управления усадьбой, прыгая от таблицы к таблице, из меню в меню добрался до управления электропитанием и погасил всë освещение в жилом модуле: и огни в доме, и подсветку в саду, и лампы под сводами модуля, имитировавшие звëзды.

Пространство вокруг Морозова заполнила глухая тьма, в которой приближалась животная пульсация: «Мясомясомясомясо…»

Касаясь руками шершавой, ребристой липовой коры на стволах, Демид обошëл три дерева крадучись и не дыша. Пульсация оказалась настолько близко, что он различил шуршание травы, приминаемой лапами, пока зверь крутился на месте. С помощью протокола безопасности Демид запросил местоположение всех людей на станции, и система через зрительные импланты нарисовала у самых его ног жирный лиловый шар. Других людей обнаружено не было. Шар перемещался в темноте влево и вправо, кружил около Демида, сопел и бормотал общую для всех расчеловеченных зверей скороговорку. Морозов каждую секунду ждал гибельного касания, он повысил чувствительность осязательных датчиков в ножных протезах до максимума, надеясь, что это даст ему лишнюю сотую секунды для реакции. «Вот как выглядит моя смерть, — мысли крутились в голове против воли слишком испуганного сознания, — Нематериальная эманация из мира мëртвых, пришедшая за живым. Интересно, что видел Евграф?»

Касания всë не было. Фëдор ползал рядом, буквально толщина волоса отделяла его от Морозова, но слепое провидение или чудо, посланное Демиду авансом, всякий раз уводило зверя в сторону от ног молодого человека.

Наконец, шар начал удаляться, по звукам Демид понял, Фëдор развернулся и пополз обратно к дому. Морозов зажëг свет на полную яркость.

Зверь замер перед ним, растерянно тряся головой, кровавые следы краснели на газоне вокруг. Демид, подскочив к Фëдору вплотную, ударил шокером в спину зверя и бил, пока батарея оружия не разрядилась, не обращая внимания на то, что зверь уже давно перестал двигаться. Как только шокер перестал трещать, Морозов выпрямился, бросил оружие на газон и, хромая заковылял к липам. Привалившись к древесному стволу, запустил протокол безопасности и убедился, что система перестала идентифицировать Фëдора, как живого человека.

— Надо вызывать полицию, — сказал он сам себе.

Звон в ушах никак не проходил, сначала Демид решил, что это звук разбитого окна задержался в его сознании из-за программной ошибки, но теперь понял, это его жизнь разлеталась на осколки.