ПРИЗРΛКИ

––2–


Суббота? Не помню, была ли она. День растворился в тумане, пока я растворялась во сне, тщетно пытаясь предаться забвению. Организм восстанавливал свои силы, пока я мечтала пролежать без движения остаток жизни.

Зато воскресное утро я ощутила остро. Желание завтракать мгновенно испарилось, когда я в очередной раз заметила оставленную мамой записку. Я снова перечитываю слова, написанные крупным и аккуратным почерком на клочке бумаги, прикреплённом к холодильнику магнитом.


«Мэдди,


Я морщусь.


Это решение далось мне нелегко, но у меня нет другого выбора. Это не тот случай, когда я могу рассказать тебе всё лично или позвонить по телефону. Я отключила его. Мне нужно уйти. Почему и куда сказать не могу. Не сейчас.

Просто знай, что со мной всё в порядке. Я вернусь, когда придёт время. А пока умоляю, будь осторожна.


Люблю,

мама.


Буквы складываются в слова, а слова в вырванные из драматического фильма фразы. Это не моя жизнь. Это не моя мама.

Я продолжала делать вид, будто верю, что с ней всё хорошо. Топила дурные мысли в алкоголе и посещала случайные вечеринки.

Но каждое утро трезвая ясность наносила очередной удар.


P.S.: Я оставила тебе деньги на первое время. Еда в холодильнике. Только пообещай, что будешь есть, ты очень худая».


Я закатываю глаза. Теперь я узнаю свою маму, которая пытается накормить меня при любых обстоятельствах. Но сейчас мне кусок в горло не лезет.

Я делаю себе чашку чёрного кофе и поднимаюсь в свою комнату. В свой крохотный мир, где одиночество не ощущается так остро.

Наш дом не большой, но теперь, когда я осталась в нём одна, воздух ложится на плечи холодным и тяжёлым покрывалом. Пустое пространство угнетает и давит на грудную клетку.

Я заползаю в кровать с ноутбуком на коленях и проверяю свой блог. Два новых заказа на портрет. Это означает, что на какое-то время у моих действий появится смысл, а счёт на карте пополнится на несколько долларов.

Я беру альбом с прикроватной тумбочки, выдвигаю ящик и вылавливаю простой карандаш из разноцветного моря, на дне которого покоится ластик.

Рисование – мой побег. Пока я рисую, меня не существует. Есть только белый лист, на котором расползаются серые мысли. Штрихи сплетаются в линии, а линии в лица. Чужие/печальные/заблудшие. Я никогда не знаю, что рисую. За исключением заказов, которые на время заставляют меня поверить, что моё занятие не бесполезно.

Я просто рисую. Рисую. Рисую.

Но это не помогает. Делать вид, что всё нормально, не помогает. Мама ушла. И мир будто замер в ожидании неё. Я замерла вместе с ним.

Мы не были с ней подружками. Мы редко виделись, потому что работа шеф-поваром в ресторане Олимпии вынуждала её покидать дом рано утром и возвращаться поздно вечером. И меня это устраивало. Я просто знала, что она у меня есть. А теперь? Теперь у меня нет никого.

Прошло восемьдесят четыре часа в заточении собственного разума, и мне уже начинало казаться, что я наслаждаюсь этим состоянием. Ощущение изощрённой свободы медленно и безболезненно убивало все чувства и эмоции.

Так легко.

У одиночества вкус кофе. Приятная горечь на языке и на сердце.

Мама ушла. Это ведь был её осознанный шаг, её выбор, верно? Уверена, есть что-то, что заставило её это сделать. Но она в порядке. Значит, буду и я.

В дверь на первом этаже раздаётся стук. Мощный и настойчивый. Я вздрагиваю и теряю баланс между отчаянием и полным безразличием, падая в пропасть страха. Кто это может быть?

Я на цыпочках спускаюсь на первый этаж. Снова раздаётся стук в дверь, а стук моего сердца на мгновение прекращается. Воскресенье. День. Воры не будут услужливо стучать, прежде чем войти. А убийцы, скорее всего, дождутся ночи.

Я приоткрываю входную дверь, выглядывая в небольшую щель. На крыльце стоят двое высоких мужчин в возрасте около сорока. На них классические костюмы под старомодными длинными плащами, а на лицах непроницаемые маски.

– Вы что, ребята, из ФБР? – удивляюсь я. – Не думала, что уже за мысли об убийстве сажают, – шучу я.

Мужчина в сером костюме издаёт сухой смешок, который больше похож на выдох, а его полноватые губы искривляются в вымученной ухмылке.

– Здесь проживает Сьюзен Уоррен? – спрашивает он, игнорируя мою колкость.

Тело немеет, и я чувствую отторжение собственного разума. Тошнота подступает к горлу.

Она умерла? Она кого-то убила? – снова отшучиваюсь, пуская пыль в глаза не только этим типам, но и самой себе. Я отказывалась верить, что с ней могло что-то случиться.

– Так вы её знаете? – Второй мужчина – тот, что пониже и коренастей, – делает нетерпеливый шаг вперёд. Блондин в сером останавливает его, кладя руку ему на грудь.

– Во-первых, расслабься, мы не из ФБР, – терпеливо объясняет он, и я узнаю в нём дипломата. Того, что сможет убедить любого в своей правоте спокойным и авторитетным тоном. Который, сохраняя хладнокровие, заставит оппонента утопить самого себя. – Во-вторых, нам бы хотелось бы поговорить со Сьюзен Уоррен.

Мне не нравятся люди. Незнакомые люди мне не нравятся ещё больше. Эти двое не вызывают никакого доверия.

– Её нет. Могу я ей что-то передать?

– Где она? – В разговор вновь вступает нетерпеливый мужчина. Второй смеряет его многозначительным взглядом, однако ничего не говорит. Вопрос висит в воздухе, и я понимаю, что должна ответить.

– Она в отъезде, – уклоняюсь я. Рука нервно сжимает ручку. Я готова закрыть дверь в любой момент. – Как вас представить?

Оба не слишком довольны моим ответом. Как последующим и вопросом.

– Когда она вернётся?

Я щурю глаза, с недовольством глядя на шатена. Заметив это, мужчина в сером вновь берёт инициативу на себя.

– Ты её дочь, верно? – уточняет он, оглядывая меня с ног до головы. – Мы старые знакомые твоей мамы. – Он неестественно улыбается. – Можно узнать, когда она вернётся?

– Я не знаю.

Блондин испепеляет меня взглядом, ведя немую борьбу. Его сдержанный тон полностью противоречит напору в его выцветших голубых глазах.

– Куда она уехала?

– Не знаю, – повторяю я, не сводя с него глаз. Он продолжает удерживать мой взгляд, словно подозревая, что я что-то скрываю. Повисшая тишина звенит в ушах, воздух накаляется, напряжение нарастает. Бум.

Сильный порыв ветра поднял в воздух пыль и листья. Деревья вокруг дома зашептались.

– Что ж, ладно, – нехотя сдаётся он. – Приносим свои извинения за беспокойство.

Оба мужчины разворачиваются, и я какое-то время наблюдаю за их удаляющимися спинами. Они мельком оглядываются по сторонам, после чего садятся в машину бизнес-класса и уезжают вверх по улице.

Это было странно.

Напоследок я смотрю на небо. Со стороны океана движется тяжёлая туча. Я набираю воздуха в лёгкие, предвкушая дождь, и скрываюсь в доме.

Остаток дня проходит в обществе лучшего друга человека – телевизора. Фоном вещая бессмысленную информацию, он не даёт мне возвращаться к тревожным мыслям и прислушиваться к тишине, заполнившей словно густой туман дом за пределами моей комнаты.

Всю ночь капли дождя насмерть разбивались об окно и медленно стекали вниз, оставляя прозрачный след на стекле.

Дом будто ожил и задышал.

Я долго лежала с открытыми глазами, пугаясь каждого шороха и скрипа, пока сон наконец не проявил милосердие и не забрал меня в блаженную пустоту.

Загрузка...