Эманация


Некоторые мои сны почему-то повторяются много раз. Видимо, тот, кто распределяет их на небесах, не всегда бывает трезв. Или не ведает, что творит. В любом случае ценные ресурсы он тратит, я считаю, неэффективно и неэкономно. Вот зачем мне повторы? Ну, запомнил я некоторые сны после неоднократных просмотров. А что приобрел в результате? Даже меньше, чем ничего…

В молодости мне часто снилось, как я воюю. Прям вот по-настоящему воюю, бегая по городу в полной выкладке, на мне тяжеленный бронежилет, на голове каска, в руках модернизированный АК-74 калибра 5,45 мм, вот только почему-то с цейсовской оптикой. И очень все это странно, если учесть мой идейный пацифизм. В реальности автомат имени Калашникова я держал в руках всего пару раз, причем в мирной обстановке, на стрельбище, когда не удавалось вовремя спрятаться от нашего районного военкома — глуповатого, деспотичного, но изобретательного в своем коварстве подполковника Жулина.

Нет, я во сне ни на кого не нападал, скорее защищался, но делал это отчаянно. Точнее сказать, я защищался вынужденно. В моем повторяющемся сне безопасная в сейсмическом плане Сибирь оказалась почему-то разрушена землетрясением. Стихия, разорвавшая землю, за пару минут уничтожила крупные города, погубила огромное количество людей, а чудом выживших вынудила прятаться по подвалам и руинам. Родное правительство в моем сне поступило с сибиряками не слишком гуманно. Районы бедствий сразу окружило карантинными кордонами и за пределы разрушенных городов никого не выпускало. Армия и МЧС откапывали завалы, хоронили трупы, оказывали людям посильную помощь, в том числе медицинскую, пострадавшим раздавали изредка гуманитарную помощь, но эвакуировать выжившее население почему-то никто не спешил.

И хотя варианты выхода из кризиса предлагались различные, некоторые уральские и дальневосточные регионы в моем сне были готовы принять и разместить значительную часть пострадавших даже за свой счет, но федеральному правительству требовался показательный компромисс, поскольку одна группа экспертов, к мнению которых прислушивался премьер, настаивала на восстановлении разрушенных стихией городов, другая группа, к которой прислушивался президент, настаивала на переселении сибиряков в абсолютно новые города, которые планировалось построить в европейской части РФ силами пула компаний, принадлежавших друзьям детства президента.

В итоге, пока политики несколько лет ожесточенно спорили, не приходя к единому мнению, влиятельные подрядчики разворовали все деньги, выделявшиеся на решение проблем пострадавших от землетрясения, а сибиряки в разрушенных городах выживали, как могли. И постепенно зверели. Фактически они занимались только перераспределением материальных благ. Естественно, многие люди предпочитали самые доступные способы перераспределения — грабежи и мародерство.

Вот с одной из таких групп бандитов-мародеров мне и пришлось в моем сне выяснять отношения. Главенствовал в банде некий Мясник. Я с ним ни разу лично не встречался и даже не знал, как он выглядит. До землетрясения Мясник был приемщиком на сервисной станции дилера «Тойоты», а когда мир перевернулся с ног на голову, взял в руки автомат и сделал мгновенную карьеру. Я до землетрясения был инженером-взрывотехником и немного смыслил в инженерных боеприпасах, так что интерес ко мне со стороны его банды был вполне объясним.

Вот только я не хочу зависеть от каких-то криминальных авторитетов. Я стараюсь держаться в стороне не только от криминала, но и вообще от коллективов. Пытаюсь выживать самостоятельно. Вернее, мы пытаемся вдвоем с супругой. И оба почему-то верим, что Родина о нас обязательно вспомнит и со дня на день в эвакуационный пункт № 647 поступит приказ о моем переводе на Дальний Восток, где я продолжу службу командиром взвода подрывников в отдельном саперном батальоне.

В моем сне я каждый раз открываю глаза в одном и том же сыром подвале с низким потолком, где мы с супругой живем. В руках у меня изрядно потертый АК-74, я вдыхаю кислый запах пороховых газов, рассовываю по карманам видавшей виды разгрузки запасные магазины и выбираюсь на поверхность под сухой треск автоматных выстрелов. Уворачиваясь от шальных пуль и осколков бетона, сползаю в канаву с мусором. Я знаю, что впереди меня ждет длительный марш-бросок, поэтому трачу силы экономно.

С утра моя жена ушла за почтой. Еще она собиралась зайти в распределительный пункт, чтобы получить гуманитарную помощь, у нас закончились аспирин и йодные таблетки для обеззараживания питьевой воды. Но ее слишком долго нет, я начинаю беспокоиться, а потом получаю посылку от банды Мясника, в которой нахожу окровавленный мизинец и пожелание плодотворного сотрудничества…

Я каждый раз долго и упорно куда-то бегу, используя в целях маскировки кучи железобетона, обгоревшие остовы автобусов, развалины домов, естественные преграды и складки местности, в меня со всех сторон стреляют, я отстреливаюсь короткими очередями. Стреляю я достаточно метко, судя по предсмертным вскрикам моим врагов. Примерно как в 3D-шутере от первого лица, с той лишь разницей, что первый раз этот повторяющийся сон мне приснился задолго до того, как я впервые увидел персональный компьютер сингапурской сборки. Жаль только, что свою миссию мне ни разу не удалось завершить. Каждый раз в моем сне в последний момент что-то мешает мне найти супругу, и я просыпаюсь в липком поту, так и не отомстив проклятому Мяснику…


В три часа ночи я просыпаюсь от холода. Долго вслушиваюсь в хрустальную тишину, пытаясь сообразить, где нахожусь. Вспоминаю в итоге, что сплю в палатке, а рядом со мной, завернувшись в натовское тактическое верблюжье одеяло, дрыхнет Лёха-космонавт. Еще некоторое время ворочаюсь с боку на бок, пытаясь согреться, а когда слегка согреваюсь и почти уже проваливаюсь в долгожданный сон, начинает храпеть Лёха.

Чертыхаясь, я перебираюсь через его ноги, натягиваю холодные ботинки и выползаю из палатки в морозную темноту. Раз уж все равно не усну, то хотя бы справлю малую нужду. До утра мне все равно не дотерпеть. На улице позывы становятся сильней. Обычно я стараюсь подальше отходить от палатки, но в этот раз не успеваю. Ведь нужно еще успеть расстегнуть и застегнуть брюки до того, как озябнут руки без перчаток. А в перчатках справлять нужду неудобно. Я пробовал.

Небо высыпало яркими звездами. За забором слышу какие-то звуки. Из любопытства заглядываю в пролом. Источник звуков не виден из-за насыпи. Но мне не настолько любопытно, чтобы я захотел перелезать ночью через железную дорогу, поэтому я возвращаюсь. И в этот момент что-то меня останавливает. Я буквально на пару секунд замираю…

Спустя пару дней мне будет казаться, что в этот момент включилась моя интуиция и я что-то почувствовал перед самым взрывом. На самом деле нет. Мое шестое чувство молчало, как и остальные пять. И никакого движения горячего воздуха со стороны дома номер семь по улице 3-я Железобетонная, скорей всего, не происходило. И взрывом меня никуда не отбрасывало, потому что взрыва как такового не было. Я услышал глухой хлопок, вслед за которым последовала вспышка. И не очень-то яркая она была, по правде сказать. Масштабность и хлопку, и вспышке дорисовывает, видимо, мое воображение.

Это же воображение вынуждает меня в момент хлопка пригнуться пониже, и я не сопротивляюсь, падаю на снежную землю, закрывая голову руками. Первые мысли — панические. Я думаю: «Неужели война началась?» Но через пару минут прихожу к выводу, что звук был слишком слабый, это не обстрел с кораблей военно-морских сил Украины и уж точно не бомбовый удар авиации агрессивного блока НАТО.

Я встаю, медленно поворачиваюсь к дому и облегченно выдыхаю. Хлопок газа…

Разрушений особых нет, если не считать выбитых стекол в нескольких квартирах. Сильней всего пострадал дальний угол дома, а это значит, что источник проблем вполне мог находиться в кухне Дементия. Я понимаю, что сейчас необходимо бежать, искать Дементия и других возможных пострадавших, кого-нибудь героически спасать, но ноги предательски подкашиваются, я спотыкаюсь о стропы палатки, падаю с нецензурными высказываниями по поводу строп и краем глаза замечаю, что рядом со мной падает вся палатка.

Ну а в палатке спит Лёха-космонавт, естественно. По инерции лечу вперед и внутренним зрением вижу, что он в этот момент открывает глаза от моих криков и замечает падающий потолок. Вообще-то у Лёхи крепкие нервы, я неоднократно в этом убеждался, он может спать почти в любых условиях, но падающий посреди ночи потолок — это все-таки слишком даже для его крепких нервов. С ревом раненого буйвола ничего не понимающий Леха-космонавт вскакивает на ноги, вернее, пытается вскочить, окончательно запутывается в тяжелом брезенте и вместе с палаткой валится на меня.

Мне не больно, меня разбирает смех, но я не могу двигаться. Я пытаюсь выбраться из-под палатки, Лёха-космонавт пытается выбраться из палатки, у нас обоих это плохо получается, поскольку мы не можем договориться о совместных действиях и друг другу только мешаем. В общем, к тому моменту, когда я подбегаю к дому, чтобы кого-нибудь героически спасти, спасать уже некого. В окне, где раньше были видны сполохи огня, никаких признаков возгорания нет. И даже дыма нет.

Возле крайнего подъезда роятся «железобетонные вдовы» во главе с Ираидой Степановной Куликовой-Полевой. Из закопченного кухонного окна Дементия выглядывает измазанный сажей Гена Парусов, успешно поборовший огонь, и весело машет старушкам рукой. Сам специалист по боевым дельфинам тоже здесь, среди соседей. Кутается в одеяло и пытается им что-то объяснить. Видимо, ему не терпится рассказать о причинах взрыва и пожара, но его решительно осаживает гражданка Куликова-Полева. Старшая по дому, судя по суровому выражению её лица, не очень-то расположена верить Дементию. Она готова, скорее, вывернуть его мехом вовнутрь, а внутренние органы продать на черном рынке в назидание потомкам. И я вполне могу её понять…


«Ахейцы» группируются. Они еще не до конца проснулись, никто из них пока не понимает происходящего, братья Вован и Агап курят, Лёха-космонавт натягивает поглубже красную вязаную шапочку и пытается собрать руками распадающееся после вчерашних возлияний лицо.

Дементий дергает меня за рукав.

— Короче, — говорит он мне и заговорщицки подмигивает. — Бежать вам надо.

— Куда бежать? — не понимаю я.

— Подальше бежать, короче. Бабки наши, дурынды, с испугу во все службы позвонили, скоро сюда прибудут и пожарники, и полиция, и «скорая помощь», и даже Росгвардия…

Я смотрю на Дементия, и до меня только сейчас начинает доходит, что выглядит он не настолько расстроенным, как должен, по идее, выглядеть человек, чья квартира только что полностью выгорела.

— Так, погоди, — говорю я Дементию и отодвигаю его в сторонку. — Нам сейчас нужно кое-что срочно обсудить…

Если вдуматься, эта суета со взрывом — буквально подарок Вовану. Гена Парусов сейчас занят общественно полезным делом, и он точно не готов к отражению нашей последней атаки. Троянский конь Дементий свою миссию выполнил, хотя его об этом никто не просил, и надо быть совсем идиотом, чтобы упустить такой благоприятный момент.

Жаль, конечно, что нет здесь Зямы, он в компании «ахейцев» был самым адекватным, он бы понял меня мгновенно и смог бы растолковать остальным. Но Зяму увезла супруга, так что придется мне напрячь свои способности и попытаться донести эту нехитрую мысль до Вована.

— Вова, ты не забыл, зачем мы здесь? — спрашиваю я и с намеком оборачиваюсь на темный дом в глубине двора.

Вован Меняйлов шмыгает носом.

— В смысле?

— Думаю, за все время нашей осады у нас не было более подходящего момента. Сейчас Гена Парусов занят тушением пожара в квартире соседа, так что самое время тебе показать свои возможности. Беги хватай свою дражайшую супругу в охапку.

— Думаешь? — все еще колеблется Вован.

Я громко фыркаю, теряя терпение.

— Да что тут думать? Беги к ней галопом!

Вован крякает и как-то боком, по-крабьи, начинает перемещать свое тело к подъезду Гены Парусова. На полпути останавливается и оглядывается на нас. Хочет проверить, видимо, не шутка ли это была.

— Галопом! — громким шепотом повторяю я.

Вован встряхивается, как бигль, почуявший добычу, и скрывается в темноте подъезда.

— Ну и что теперь? Разбегаемся? — уточняет Лёха-космонавт. Заметно, что ему этого не очень хочется.

— Разбегаемся. И желательно нигде не тормозить, — киваю я. — Мигом забрасывайте все барахло в прицеп, потом разберетесь, где чьи вещи. Сейчас нет на это времени. Причину взрыва даже искать не будут, полиция сразу попытается всех собак на нас повесить. Им и доказывать ничего не придется. Толкались неделю на месте взрыва подозрительные личности? Толкались. Участковый их видел? Видел.

Дементий кивает в такт моим словам.

— Линять вам надо. Менты вас сразу повяжут, точно говорю…

Нет, не похож Дементий на человека, который только что лишился всего своего имущества. Хоть тресни не похож…

Во двор торжественно въезжает пожарный расчет.

Агап и Лёха подрываются ликвидировать лагерь. Я отвожу Дементия в сторонку.

— Что сам-то думаешь делать, поджигатель? Тебя же разоблачат через два дня.

Дементий вяло отмахивается.

— Надоело все. Не могу. Душно мне. Давно хотел отсюда уехать, а тут такой случай. В Сибирь, наверное, поеду. А что? Я тайгу ни разу не видел. Только по телевизору… А хочешь, вместе куда-нибудь двинем автостопом? Возьмешь меня в напарники?

— Я сам еще не знаю, где буду завтра, — говорю. — Подзадержался я у вас в Крыму. Разве что Севастополь еще хочется увидеть…

— Вот в Севастополь мне как раз нельзя, — огорчается Дементий. — Судебный запрет на въезд. Судья мне не только три года условно впаял за попытку похищения дельфинов из дельфинария, но и не поленился отдельное постановление сочинить. Теперь мне долго в Севастополе нельзя будет появляться.

— Ты что, реально дельфинов пытался украсть? — Я удивлен до глубины души. — Зачем, Дементий?

— В море выпустить хотел. На свободу… Да что говорить, дело давнее…


Любовь — беспроигрышная тема для любого писателя. Если книга о любви, у нее всегда найдутся поклонники. Поэтому любовные романы и пишут, собственно. Тысячи литераторов во все времена сочиняли истории о больших светлых чувствах, и никто из них не прогадал. Все прославились. Вот только у меня про любовь ничего не выходит. Не дается мне эта тема. И во всем моем большом творческом багаже, если подумать, нет ни одного текста о любви.

Была мысль пересказать своими словами одну романтическую историю, которую поведал мне школьный приятель Гоша, перебравшийся пять лет назад в Адлер и там же сгинувший, но не судьба, видимо. А история действительно интересная. Про нашего общего знакомого Мишу Игнатьева. В детстве мы все вместе футбольный мяч пинали, а потом Миша стал средней руки криминальным бизнесменом.

Как-то наш Миша, будучи проездом в столице, случайно оказался на вечеринке реально богатого московского туза. Праздновали завершение успешной сделки по поглощению бельгийского предприятия, добывающего бокситы в Бразилии. Игнатьеву быстро стало скучно, но уйти он опасался, дабы не обидеть влиятельного хозяина, поэтому просто слонялся по углам с бокалом белого. И в одном из углов наткнулся на весьма ухоженную и очень даже привлекательную женщину за сорок.

Звали ее, как потом оказалось, Мирабель. И была она супругой крупного бразильского предпринимателя, выходца из забытого богом штата Мату-Гросу. Муж привлекательной бразильянки имел в активах фармацевтическую корпорацию, заводы, пароходы и большое ранчо на родине. Но самое любопытное, что эта Мирабель чем-то вдруг напомнила нашему Игнатьеву его супругу Миру, загадочно исчезнувшую почти пятнадцать лет назад.

История с пропажей жены предпринимателя Игнатьева действительно была резонансной, я ее прекрасно помню. Вроде бы молодожены Игнатьевы собирались расслабиться в свежем, только что открывшемся ночном клубе «Платформа». Игнатьев хорошо знал друга совладельца клуба, поэтому почти даром раздобыл пригласительные в вип-зону. Как уверял Миша, он был не в духе, сначала вообще не хотел идти в клуб, потом они слегка повздорили с супругой, потом он как-то слишком быстро напился, на что Мира обиделась, высказала свои пожелания на повышенных тонах и ушла одна на танцпол. Миша остался запивать обиду в барной зоне. И в этот момент в клубе началась паника. Все вдруг бросились к выходу на улицу, опрокидывая друг друга.

Как потом установили правоохранители, люди в этот момент себя не контролировали, они находились под воздействием некоего химического вещества неизвестной природы, подброшенного неустановленными лицами в систему вентиляции ночного клуба. Причем все пострадавшие описывали разное. Игнатьеву показалось, что сама «Платформа» ожила и жаждет крови. Но он не растерялся и под истерический визг женщин в вечерних платьях бросился искать жену. Поток бегущих людей прижал Игнатьева к стене, он выронил сотовый телефон, и трубу тут же втоптали в пол. Наткнувшись на службу безопасности клуба, он стал орать и скандалить, его скрутили, но спустя пять минут, разобравшись, отпустили.

Когда паника схлынула, Игнатьев заглянул во все уголки пустого танцпола, искал жену в коридорах, служебных помещениях, женских туалетах. Обманув охрану, Игнатьев пробрался в подвал, откуда ему послышались приглушенные вскрики. В подвале он столкнулся с совладельцем «Платформы». Тот выслушал взволнованного Мишу, проводил в какую-то полутемную комнату и продемонстрировал нескольких перепуганных молодых девушек. Мол, зачем тебе жена, забирай любую из этих, если хочешь. Игнатьев вспылил, после чего охранники поколотили его для острастки и бросили в мусорный контейнер у служебного входа.

Дома Игнатьева, вопреки надеждам, встретила только сонная кошка. Не пришла Мира и к вечеру следующего дня. И телефон ее был вне зоны доступа. Игнатьев написал заявление о пропаже жены, но в полиции его заявление встретили равнодушно. В первую неделю вообще не хотели возбуждать уголовное дело. Да и весь первый год Игнатьеву приходилось наседать на правоохранителей, чтобы регулярно менявшиеся оперативники и следователи хотя бы делали вид, что им интересно искать пропавшую. Игнатьев появлялся в районном отделении чуть ли не каждый день. И деньги в полицию регулярно заносил. Там их охотно брали.

Искать супругу Игнатьев пытался и самостоятельно. Подогревал братков, платил частным детективам. Но первый детектив оказался сильно пьющим. Второй и третий были откровенно туповаты, а последний настолько глуп, что не мог запомнить даже имя пропавшей жены Игнатьева. В электронных отчетах о проделанной работе он постоянно называл ее Марой. В итоге Игнатьев переключился на экстрасенсов, трезво рассудив, что от них пользы будет даже больше. Но одни экстрасенсы, услышав про «Платформу», сразу отказывались от общения с Игнатьевым, другие искали спустя рукава. Хотя все сходились во мнении, что исчезнувшая супруга жива.

Спустя семь лет Игнатьев сдал одежду жены в благотворительную организацию и свернул поиски. Спустя двенадцать лет похоронил кошку Марыську, которая была последним напоминанием о ней. Но сердце все равно разрывалось, поэтому Игнатьев так и не женился больше. Пару раз попытался, но ничего не получилось, все претендентки на его деньги сначала смертельно ревновали к пропавшей жене, а по итогу гордо уходили в закат…

При виде супруги бразильского бизнесмена, очень похожей на его Миру, у Игнатьева перехватило дыхание. Он как-то смог пробиться через телохранителя, чтобы перекинуться с ней парой фраз, что-то ей рассказал, несмотря на отвратительный английский, и смог даже украдкой сунуть ей свою визитку. Через два дня Мирабель перезвонила. Пригласила на протокольное мероприятие в посольстве, которое устраивал ее муж. С фуршета они сбежали вместе и потом долго катались на такси по ночной Москве, взявшись за руки. Разговаривали мало, поскольку русский Мирабель не знала, а Игнатьев не владел португальским. Игнатьев не решился спросить, откуда родом сеньора, но ему все больше и больше казалось, что именно так могла бы выглядеть его супруга спустя 15 лет.

Ближе к утру Мирабель попросила таксиста остановиться на Тверской и пересела в свой лимузин. Но когда Игнатьев на прощанье решился ее поцеловать, бразильянка вдруг поинтересовалась, жива ли еще кошка Марыська. Игнатьев механически ответил, что кошку он схоронил три года назад, и, только когда лимузин уже скрылся из виду, сообразил, что не рассказывал Мирабели ни о своей пропавшей жене, ни о пушистой рыжей бестии…

Помнится, я почти созрел для этой лавстори, составил подробный план, как положено, но долго не мог решить, каким же должен быть финал и правильно ли будет с моей стороны оставить его открытым. Я даже подбрасывал несколько раз монетку по примеру своих более именитых коллег, а в итоге не написал ничего. Меня, откровенно говоря, смущали некоторые нестыковки в истории реального Игнатьева. Не зря же многие наши общие знакомые остались тогда в неуверенности. Были версии, что Миша, воспользовавшись происшествием в ночном клубе, сам избавился от супруги. И еще я опасался, что главный герой этой истории, прочитав мою трактовку событий, начнет предъявлять претензии. Вплоть до физического воздействия.

Видимо, я рожден сочинять тексты о подвигах бравых космических спецназовцев…


Правда, теперь у меня есть шанс написать эпическую лавстори о похищении Геннадием Парусовым красавицы Елены Меняйловой. А что? Мог бы получиться весьма неплохой роман, я считаю. И не только о любви. Как выяснилось, Парусов в равной степени покусился и на Елену, и на выручку из кассы шиномонтажной мастерской Зевса Тимуровича, так что у Вована Меняйлова вполне достаточно поводов для праведного гнева.

Вот только в этот любовный роман будет нелегко вмонтировать ключевой эпизод встречи Вована со своей женой после долгой разлуки. В реальности Елена, когда увидела в окно обманутого супруга, который направлялся к ней восстанавливать статус-кво, с перепугу спряталась в шкафу. А Вован, распахнув дверцу и увидев среди одежды дрожащую от испуга Елену, которая была почти неглиже, сильно перевозбудился и исполнил свой супружеский долг тут же, не отходя от шкафа. Причем уложился в рекордные двадцать секунд. После чего молча завернул оцепеневшую супругу в шубу и забросил в свой большой джип. Согласитесь, не очень романтичный момент, не тянет он на кульминацию.

Вряд ли найдется место в романтическом тексте и для законной жены Гены Парусова. Да, как ни странно, он успешно женат, его половинку зовут Элла, и она все еще работает медсестрой в местной поликлинике. Отсутствие дома Эллы во время похищения Елены объясняется ее плановой поездкой в Бобруйск, в гости к родной маме. Вернулась Элла ровно через день после взрыва в квартире Дементия. Представляете ее удивление, когда она услышала, о чем судачат бабушки-соседки?

В дальнейшем мои дороги с Вованом, Агапом, Зямой, Еленой, Геннадием Парусовым и Лёхой-космонавтом не пересекутся. И я могу лишь догадываться, что Гена за свой изысканный «кобеляж» обязательно получит от супруги Эллы причитающееся, после чего еще долго будет ходить, уткнувшись взглядом в землю. И Елена едва ли сильно станет по нему горевать: она должна догадаться, что от этого ее жизнь станет совсем уж невыносимой. Норовистая красавица и без этого, я думаю, будет регулярно получать оплеухи от Вована, возомнившего себя спасителем семейной чести.

Вероятней всего, герои осады вернутся домой не сразу. Первое время, пока правоохранители будут проводить свои предварительные расследования, неторопливо выясняя все обстоятельства происшествия, а на самом деле просто притормозят проверку в ожидании денежной подачки от отца Елены, всем «ахейцам» придется отсиживаться неделю-другую в каком-нибудь укромном месте. Да и по возвращении домой они вряд ли узнают славу и почет. И отец Елены, Зевс Тимурович, едва ли быстро простит своего зятя, поскольку поиск виноватых — это любимая человеческая забава, а Вован самый очевидный кандидат в виноватые. Но обидней всех, я думаю, будет Алексею Хилесову, не зря же он не особо стремился домой. В этой истории он вообще человек случайный, но огребет, надо полагать, по полной. Как будто родной.

Впрочем, дальнейшая жизнь Елены после возвращения домой все же не столь однозначна, как кажется, и если бы я действительно взялся за книгу про ее похищение, то мне пришлось бы выбирать финал как минимум из пяти разных вариантов. Елена вполне способна дожить до глубокой старости, похоронив по очереди всех своих недоброжелателей, а может и умереть в расцвете сил от какой-нибудь нехарактерной для Крыма болезни типа лихорадки Эбола. А еще она может, собрав волю в кулак, уехать из Феодосии далеко-далеко, в какой-нибудь Судак, например, посидеть там на горе Сокол, достичь нужной стадии просветления, стать жрицей собственной религии и отомстить руками учеников тирану-отцу и садисту-мужу, принеся их в жертву на пустынном острове Змеиный. Ну а после своей смерти Елена вполне может соединиться со своим возлюбленным Геннадием Парусовым, чтобы вечно блаженствовать вместе с ним на Елисейских полях на берегу реки Океан, где всегда весна и нет ни болезней, ни страданий…

Кто однозначно вытянул свой счастливый билет, так это «железобетонные вдовы». Не случись в их жизни похищения Елены, осады «ахейцев» и взрыва газа, устроенного бунтарем Дементием, они точно не дождались бы государственной поддержки, а умирать, не получив от государства ничего даром, как-то грустно. А теперь у них есть шанс на признание дома аварийным и подлежащим расселению по госпрограмме. И думается мне, Ираида Степановна Куликова-Полева этим шансом непременно воспользуется…

Загрузка...