Удержать небо

Жизнь отца подошла к самому концу. Он даже дышал с большим трудом, тратя на каждый вздох больше усилий, чем мы – ворочая стокилограммовые стойки крепи в шахте. Лицо его сделалось совсем белым, глаза выпучились, а губы посинели от недостатка кислорода. Казалось, будто вокруг его шеи медленно затягивалась невидимая веревка, сводя все немудрящие надежды и мечты его тяжелой жизни к всепоглощающей жажде воздуха. Но легкие отца, как и у всех шахтеров с третьей стадией силикоза, представляли собой клубок пыльных черных кусков ретикулярных волокон, которые больше не могли передавать в кровоток кислород из вдыхаемого воздуха. Отец двадцать пять лет работал в шахте и все время понемногу вдыхал угольную пыль, собиравшуюся в эти сгустки, – крошечную часть того угля, что он добыл за свою жизнь.

Лю Синь стоял на коленях перед кроватью; его сердце разрывалось от этих тяжелых хрипов. Вдруг он уловил в хрипе какой-то иной отзвук и понял, что отец пытается говорить.

– Что, папа? Что ты хочешь сказать?

Взгляд отца уперся ему в лицо. Хрип со странным отзвуком прозвучал снова; на сей раз с бо́льшим усилием.

Лю Синь повторил свои вопросы, совсем уже срываясь на истерику.

Отец не попытался еще раз что-то сказать. Его надрывное дыхание сменилось тихим шелестом и почти сразу же прекратилось совсем. Мертвые глаза так же пристально смотрели на Лю Синя, будто требовали, чтобы он как угодно, но понял последние слова отца.

Лю Синь оцепенел. Он не видел, как мать по другую сторону кровати сползла на пол, лишившись чувств, не видел, как медсестра снимала носовые канюли, до последней секунды подававшие отцу живительный кислород. У него в мозгу гулким эхом отдавался все тот же невнятный хрип, каждый звук отпечатался в памяти, словно прорезанный резцом на шаблоне грампластинки. Несколько следующих месяцев он пребывал в трансе: отцовский хрип изо дня в день звучал в его сознании, терзая его, и в конце концов он и сам начал задыхаться. Чтобы вдохнуть воздух для поддержания своего существования, ему приходилось мысленно представлять весь этот процесс. А потом мать, сама давно страдавшая от продолжительной болезни, сказала ему: «Ты уже большой. Пора помогать семье. Бросай школу и иди в шахту, на отцовское место». Он без лишних слов взял отцовский «тормозок» с обедом и зимним утром 1979 года отправился на работу, в шахту № 2, где еще недавно трудился отец. Черный зев колодца пялился на него, словно глаз, зрачок которого состоял из множества уходивших далеко в глубину и сливающихся в одно пятно взрывобезопасных фонарей. Это был отцовский глаз. Все тот же хрип с особой настойчивостью прозвучал в его голове, и на сей раз он сумел разобрать последние слова отца:

– Не лезь в яму…

Двадцать лет спустя

Лю Синю подумалось, что его «Мерседес» здесь не очень-то уместен. Слишком уж бросается в глаза. В округе выросло несколько высоких зданий, вдоль шоссе тянулись гостиницы и магазины, но на шахте все было уныло-серым.

На площади перед шахтоуправлением он увидел толпу народа. Пробираясь среди людей в робах и дешевых футболках, он ощущал, что его дорогое одеяние и туфли в тон к нему еще неуместнее, чем машина. Собравшиеся молча провожали его взглядами, и у него мурашки бежали по коже под столькими взглядами, словно пронзающими насквозь двухсотдолларовый костюм известной фирмы.

За дверью ему сразу же попался навстречу Ли Миньшэн. Когда-то они учились в одном классе, а теперь он работал старшим инженером в геологоуправлении. Он был таким же тощим, как и в школьные годы, но теперь постоянная озабоченность избороздила его лицо морщинами, и казалось, что пачка бумаг, которую он нес под мышкой, неимоверно тяжела.

Они поздоровались, и Ли Миньшэн сразу перешел к делу:

– Шахта целую вечность не платит зарплату. Рабочие бастуют. – Он указал на собравшуюся толпу и, как и шахтеры, окинул Лю Синя заинтересованным взглядом.

– Здесь были хоть какие-то усовершенствования после того, как компания «Дацинь» отменила паровозы и добычу угля ограничили на два месяца?

– Кое-что делали, но потом все опять поворачивалось к худшему. Честно говоря, я не верю, что этой отрасли хоть что-то способно принести пользу. – Ли Миньшэн тяжело вздохнул и повернулся, чтобы уйти, словно что-то в этом кратком обмене репликами напомнило ему о неотложном деле. Но Лю Синь остановил его.

– Можно тебя попросить о помощи?

Ли Миньшэн принужденно улыбнулся.

– Еще тогда, в первой школе, ты постоянно голодал, но так и не взял ни одного талончика на питание, которые мы пихали тебе в ранец. Ну а нынче ты нуждаешься в помощи, наверное, меньше всех на свете.

– Нет, помощь мне действительно нужна. Ты не мог бы подобрать для меня угольный пласт? Совсем крохотный. Где-нибудь на три десятка тысяч тонн, не больше. И самое главное, он должен быть изолированным. Чем меньше контактов с другими пластами, тем лучше.

– Ну… это можно.

– Мне нужны материалы по пласту и геологии окружающей структуры. Чем детальнее, тем лучше.

– Это я тоже могу.

– Тогда поговорим после обеда, ладно? – предложил Лю Синь. Ли Миньшэн отвернулся, но Лю Синь снова остановил его. – Ты не хочешь узнать, что я задумал?

– Меня, как и всех остальных, волнует только одно: как выжить? – Он резко кивнул на дверь, где собрались рабочие, и зашагал прочь.

Поднимаясь по истоптанным ступеням, Лю Синь смотрел на высокие стены, на которых въевшаяся за много лет угольная пыль создала узоры, похожие на облака и горы. Большая картина «Председатель Мао на пути в Аньюань» висела на прежнем месте, и холст был относительно чистым, зато почерневшая рама выдавала возраст произведения. Почувствовав на себе пристальный взгляд нарисованного вождя, Лю Синь после более чем двадцатилетнего отсутствия наконец-то почувствовал себя дома.

Кабинет директора на втором этаже находился там же, где был двадцать лет назад. За прошедшее время дверь обили дерматином, но и он успел растрескаться. Лю Синь толкнул дверь и вошел. Директор взглянул на дверь, подняв поседевшую голову от расстеленного на столе большого чертежа-синьки. Присмотревшись, Лю Синь понял, что это схема подземных выработок. О горняках, собравшихся перед управлением, директор, похоже, вовсе не думал.

– Это вы руководите этим министерским проектом?[7] – спросил директор, мельком взглянув на вошедшего и тут же вернувшись к чертежу.

– Да. И проект этот долгосрочный.

– Понимаю. Мы сделаем все, что в наших силах. Но вы же знаете наше нынешнее положение? – Директор снова поднял голову и протянул руку. На его лице Лю Синь увидел ту же усталость, что и у Ли Миньшэна, а пожав руку директору, он почувствовал, что два пальца на ней скрючены – память о давнишней аварии в забое.

– Обратитесь к моему заместителю Чжану – он у нас занимается всей наукой – и к главному инженеру Чжао. А у меня, простите, времени нет. Побеседуем, когда вы получите результаты. – Директор снова склонился к свисавшей со стола синьке.

– Вы знали моего отца. Вы были механиком в его бригаде, – сказал Лю Синь, добавив отцовское имя.

Директор кивнул.

– Твой отец был отличным рабочим. И бригадиром замечательным. – После того как Лю Синь упомянул отца, директор невольно сменил тон и разговаривал с ним теперь не как с чиновником «сверху», а как старший с младшим.

– Что вы думаете об угледобывающей промышленности? – спросил напрямик Лю Синь, чувствуя, что завладеть вниманием этого усталого занятого человека можно, только перейдя прямо к сути дела.

– О чем именно? – спросил директор, не поднимая головы.

– Угледобыча – традиционная и отсталая отрасль, находящаяся в неизбежном упадке. Она очень трудоемка, в ней жуткие условия труда, но низкая производительность. К тому же она отвлекает на себя массу транспорта… В Великобритании на ней держалась вся экономика, но десять лет назад там закрыли последнюю шахту!

– Мы не можем закрыться, – проговорил директор, не поднимая головы.

– Совершенно верно. Но мы можем измениться! Полностью изменить технологию добычи! В ином случае мы никогда не преодолеем всех этих трудностей, – сказал Лю Синь. Быстро шагнув к окну, он указал наружу. – Шахтеры… миллионы и миллионы шахтеров, не имеющих никакого шанса в корне изменить свой образ жизни. Я приехал…

– Ты бывал внизу? – перебил его директор.

– Нет, – признался Лю Синь и добавил, чуть помолчав: – Отец перед смертью запретил.

– А ты и рад стараться, – язвительно констатировал директор, снова склонившись к чертежу. Выражение его лица оставалось непроницаемым, но Лю Синь опять почувствовал те же самые мурашки. Ему сделалось жарко. В это время года в костюме с галстуком можно было находиться только в помещении с кондиционированным воздухом, а здесь кондиционера не было.

– Послушайте! У меня была цель. Та самая мечта, с которой умер мой отец. Чтобы достичь ее, я поступил в колледж, потом, за океаном, получил докторскую степень… Я намерен в корне преобразовать угледобычу. Дать шахтерам возможность жить по-новому.

– Попроще, пожалуйста. У меня нет времени. – Директор ткнул рукой, указывая Лю Синю за спину, но он так и не понял, что имелось в виду – толпившиеся внизу рабочие или что-то еще.

– Я постараюсь говорить попроще. И как можно короче. Что из себя представляет нынешняя угольная энергетика? Уголь добывают в крайне тяжелых условиях, перевозят в место потребления, а там пропускают через газогенератор и получают коксовый газ, или на электростанции, где его измельчают и сжигают…

– Ближе к делу.

– Моя идея в том, чтобы превратить шахту в огромный газогенератор. Превращать уголь в коксовый газ прямо под землей, в пласте, а потом, применяя методы добычи нефти или природного газа, извлекать горючий газ и доставлять его в места назначения по трубопроводам. Он годится для топок электростанций – ведь они главные потребители угля. Шахты можно будет закрывать, и угольная промышленность станет совершенно новой, современнейшей отраслью, не имеющей никакого сходства с нынешней!

– Ты считаешь, что открыл что-то новое?

Лю Синь вовсе так не считал. Он знал также, что директор шахтоуправления, в 1960-х годах в Горном институте считавшийся очень многообещающим студентом и являющийся сейчас одним из верховных авторитетов всей страны в области угледобычи, никак не мог увидеть новаторства в том, что он сейчас говорил. Директор, естественно, знал, что технологию подземной газификации угля применяют и совершенствуют уже несколько десятков лет, и за это время бесчисленные лаборатории, в том числе принадлежавшие транснациональным компаниям, разработали и испытали множество катализаторов газификации. Но на протяжении почти всего века этот метод оставался лишь мечтой, и причина тому была проста: катализаторы оказывались намного дороже того газа, который добывался с их помощью.

– Кое-что. Я смогу осуществлять подземную газификацию угля без катализатора!

– И каким же образом? – спросил директор, отодвинув наконец синьку чертежа и, похоже, решив послушать, что он скажет дальше. Это уже было немалым достижением.

– Поджечь уголь.

Директор, не сводя глаз с Лю Синя, достал сигарету, молча закурил, а потом жестом предложил продолжать. Но у Лю Синя вдруг пропал энтузиазм. Он понял, что интерес директора вызван одной простой причиной – после многодневного непрерывного напряжения ему выпала минутка, когда можно было немного отвлечься. Бесплатно посмотреть клоунское представление. Но Лю Синь упрямо продолжал:

– Для извлечения газа на поверхности земли проделывается с помощью стандартного бурового оборудования несколько скважин. Они служат сразу для нескольких целей. Во-первых, через них в пласт подается множество датчиков. Во-вторых, через них поджигается подземный уголь. В-третьих, через них в пласт подается вода или пар. В-четвертых, туда же подается воздух, обеспечивающий горение. И в-пятых, отводится полученный газ.

Когда уголь загорается и вступает в контакт с паром, происходит следующая реакция: из углерода при взаимодействии с водой выделяются угарный газ, газообразный водород и углекислый газ. Затем некоторая часть углекислого газа, как известно, восстанавливается на раскаленной угольной поверхности до того же угарного газа, который во взаимодействии с водой превращается в углекислый газ и водород. В конечном результате получается горючий газ, сходный с водяным генераторным газом, горючая составляющая которого содержит пятьдесят процентов водорода и тридцать процентов окиси углерода. Это и есть, собственно, тот газ, который нам нужен.

Датчики ультразвуковыми сигналами передают на поверхность информацию о ходе горения и образовании горючего газа в любой точке пласта. По этим данным компьютер строит модель газогенерации в пласте, по которой мы через скважины контролируем ход процесса, следим за величиной очага горения и его силой. В частности, можно усиливать подачу воды через одни скважины, чтобы ослабить горение, или, напротив, подавать больше воздуха, чтобы интенсифицировать его. Все это делается автоматически, в соответствии с динамикой компьютерной модели, так что процесс постоянно оптимизируется неполным сгоранием угля в водяном пару для обеспечения максимальной производительности. Конечно, вас прежде всего заинтересует контроль за интенсивностью горения. Для этого можно просверлить ряд скважин в намеченном направлении его продвижения и подавать туда воду под давлением, чтобы сформировать противопожарный барьер. Если же уголь разгорится слишком сильно, для его блокировки предусмотрено цементирование под давлением; эта технология используется при строительстве плотин.

За окном послышался какой-то шум, и директор отвлекся. Лю Синь отлично знал, что его рассказ и тем более то, что старый шахтер представляет себе, слушая его, сильно расходятся с его мечтой. Директор сразу недвусмысленно сказал, что понятие подземной газификации ему хорошо знакомо; более того, угольные залежи в последнее время поджигали по всему миру. Несколько таких участков имелось и в Китае. Год назад Лю Синь впервые увидел подземный огонь в Синьцзяне. Нигде, сколько видит глаз, ни травинки – ни в долине, ни на холмах, насыщенный серой воздух набегает горячими волнами, и перед глазами мутится, будто находишься под водой или словно весь окружающий мир поджаривают на вертеле. Ночью Лю Синь видел призрачные полосы багрового света, пробивавшегося через бесчисленные трещины в земле. Он подкрался вплотную, заглянул в одну из них, и у него перехватило горло от изумления. Перед ним будто разверзся вход в ад. Слабый свет пробивался откуда-то из самых дальних глубин, но этот жуткий жар явственно ощущался и здесь, наверху. Глядя на эти светящиеся полоски, извивающиеся под ночным небом, он ощущал Землю горящим куском янтаря, завернутым в тонкую кору. Айгул, смуглый коренастый уйгур, сопровождавший его, возглавлял единственную в Китае пожарную бригаду по тушению угольных пластов, и Лю Синь специально приехал туда, чтобы попытаться заманить Айгула в свою лабораторию.

– Вырваться отсюда мне будет непросто, – с сильным акцентом сказал Айгул. – Я ведь вырос, глядя на этот огонь, так что для меня он такая же неотъемлемая часть мира, как солнце или звезды.

– То есть этому огню столько же лет, сколько тебе?

– Нет, доктор Лю. Этот огонь горит с начала эпохи Цин[8].

Лю Синь застыл от изумления и тут же поежился, оттого что на него накатила во мраке очередная волна жара.

Айгул продолжал:

– Знаешь, доктор Лю, я скорее встану на твоем пути, чем соглашусь тебе помогать. Запомни – это не игра. Ты хочешь взять в союзники черта!

Между тем шум за окном нарастал. Директор встал, подошел к окну и сказал, повернувшись к Лю Синю:

– Молодой человек, честно говоря, я считаю, что шестидесяти миллионам, которые управление вложило в твой проект, можно найти лучшее применение. Сам видишь, что дел у нас очень много. Так что до встречи.

Лю Синь вслед за директором вышел из здания на площадь. Сидящие на асфальте забастовщики гомонили заметно громче, а предводитель надсадно выкрикивал что-то, но Лю Синь не мог разобрать слов. Он вдруг разглядел на краю толпы кучку людей в креслах на колесиках. В наши дни редко увидишь несколько таких кресел одновременно, а уж чтобы в них находились хозяева… Каждый из сидевших в креслах горняков лишился ноги, а кто и обеих в результате несчастного случая.

Лю Синь почувствовал, что у него перехватывает дыхание. Он расслабил галстук, торопливо пробрался через толпу, нырнул в машину и поехал, сам не зная куда. В голове у него не было ни единой мысли. Проехав немного, он резко затормозил на вершине холма. В детстве он часто бывал здесь. Отсюда, с высоты птичьего полета, было отлично видно всю территорию шахты. Он вылез наружу и долго стоял неподвижно.

– Что-то ищешь? – раздался голос у него за спиной. Лю Синь оглянулся и увидел Ли Миньшэна. Тот тихонько подошел и остановился позади.

– Вон наша школа, – сказал Лю Синь, показывая на большое здание, где помещались вместе и начальные, и старшие классы. И школьный стадион казался непропорционально большим. Там, в этом школьном городке, они провели детство и юность.

– Еще помнишь что-нибудь? – устало спросил Ли Миньшэн и устроился рядом с ним на камне.

Все помню.

– Поздней осенью, уже ближе к вечеру, небо затянуто и солнце чуть проглядывает. Мы тогда играли в футбол на этом поле, и вдруг все остановились и уставились на школу, на репродуктор на стене… Помнишь?

– Оттуда вдруг зазвучала траурная музыка, а потом прибежал босиком Чжан Цзюаньцзюнь и сказал, что Великий кормчий Мао умер…

– Мы обозвали его контрреволюционером и бросились колотить, а он кричал, что это правда, что он клянется Кормчим Мао. Мы все равно не поверили и потащили его в полицию…

– …Но в школьных воротах остановились, потому что та же мелодия звучала и на улице, и траурная музыка заполняла весь мир…

– И она так и играет у меня в голове больше двух десятков лет. А в наши дни ее звучание означает босоногого Ницше, который выбегает с криком: «Бог умер!» – Ли Миньшэн зашелся хриплым хохотом. – Я в этом просто уверен!

Лю Синь снова обернулся и вгляделся в друга детства.

– И когда же ты до этого дошел? Я тебя просто не узнаю!

Ли Миньшэн вскочил с камня, посмотрел в глаза Лю Синю и ткнул пальцем в серый мир, лежавший у подножья холма.

– Когда же шахта до этого дошла? Ее-то ты хотя бы узнаешь? – И он снова тяжело опустился на камень. – Наши отцы в те дни были такими важными людьми! Взять хотя бы моего. Он был рабочим восьмого разряда[9] и зарабатывал 120 юаней в месяц. Во времена Кормчего Мао – 120 юаней!

Лю Синь не нашелся, что сказать, и, немного помолчав, попытался сменить тему.

– А как твоя семья? Жена… кажется, Шань… но, прости, не помню, как ее зовут.

Ли Миньшэн принужденно улыбнулся.

– Я уже и сам с трудом вспоминаю ее имя. В прошлом году она сказала мне, что едет в командировку, на работе взяла очередной отпуск, оставила дочь со мною и укатила. А через два месяца прислала мне письмо из Канады, что, дескать, не хочет и дальше гробить свою жизнь с грязным шахтером.

– Шутишь? Ты же чуть ли не главный инженер!

– А какая разница? – Ли Миньшэн махнул рукой. – Для нее разницы никакой. Мы все – грязные шахтеры. Ты же помнишь, как все мы стремились выбиться в инженеры?

– То были времена рекордных выработок. Мы носили отцам обеды. Тогда мы впервые попали в шахту. Как же там было темно! Я допытывался у отца и всех остальных: «Как вы узнаете, где проходит угольный пласт? Откуда вы знаете, где нужно бить штрек? И как вам удается на такой глубине прокладывать штреки с двух сторон так точно, что они сходятся?

– А твой отец сказал: «Малыш, никто этого не знает, кроме инженеров». И когда мы поднялись на-гора, он показал на нескольких мужчин в таких же, как у него, защитных касках, стоявших около стенда с показателями бригад, и сказал: «Вот это и есть инженеры». Мы сразу заметили, что они другие. Шеи у них точно были почище.

– Ну, вот мы и исполнили свою детскую мечту. Славы, конечно, не добились, но, по крайней мере, честно выполняем свои обязанности, делаем кое-что полезное и имеем право сказать, что не предали самих себя.

– Прекрати! – неожиданно взорвался Ли Миньшэн и снова вскочил. – Да, я все это время выполняю свои обязанности. Я кое-чего добился. Ну а ты? Ты же витаешь в облаках! Неужели ты всерьез веришь, будто можешь вывести горняков из забоя? Превратить залежи угля в газовые месторождения? Допустим даже, что теория верна и все твои эксперименты пройдут успешно. И что из того? Ты просчитал хотя бы стоимость? И как ты собираешься прокладывать десятки тысяч километров трубопроводов? Ты хоть понимаешь, что мы сегодня не вытягиваем оплачивать железнодорожные тарифы?

– Но ведь это долгосрочная программа. Через несколько лет или даже несколько десятков лет…

– Иди к черту! Мы не знаем, что будет через несколько дней, а ты несешь что-то о десятках лет. Я уже сказал: ты витаешь в облаках. Послушай, ты, сидя в чистеньком кабинетике старого пекинского института, можешь позволить себе мечтать, ну а я не могу. Я живу в реальном мире.

Ли Миньшэн отвернулся и добавил:

– Ах, да, я пришел сказать, что директор велел всемерно помогать твоему эксперименту. Работа есть работа, и я буду ее выполнять. – И он, не оглядываясь, быстро зашагал прочь.

Лю Синь молча рассматривал шахту, где родился, где провел детство и юность, – ее высоченные копры, огромные шкивы на их верхушках, через которые перекинуты тросы, опускающие вниз, в непроглядную тьму, просторные клети, вереницы электровагонеток, разъезжающих туда и обратно через вход в шахту, где работал его отец, состав железнодорожных полувагонов – их всегда было столько, что он не мог сосчитать, – у здания угольного сепаратора кинотеатр и футбольное поле, где прошли лучшие мгновения его юности, огромная баня (ни у кого, кроме шахтеров, таких не было) – в ее бассейне, где вода всегда была окрашена угольной пылью, он научился плавать. Да, он научился плавать там, где не было не только морей и океанов, но даже захудалой речки. А дальше возвышался громадный усеченный конус отвала, где уже больше века накапливается пустая порода, выросший выше окружающих природных холмов; кое-где там вились дымки – это горела отсыревшая под дождем сера… Все черное от непрерывно оседающей угольной пыли. Это был цвет детства Лю Синя, да и всей его жизни. Он закрыл глаза, прислушался к звукам, доносившимся от лежавшей внизу шахты, и время, казалось ему, остановилось.

Отцовская шахта. Моя шахта

Ложбина находилась недалеко от шахты; днем было хорошо видно поднимающиеся оттуда дым и пар, ночью – электрическое зарево, а паровые свистки были слышны круглосуточно. Лю Синь, Ли Миньшэн и Айгул стояли посреди этой уединенной котловины. Поодаль, у подножия горы, пастух медленно гнал куда-то стадо тощих коз. Под этой котловиной и располагался тот небольшой изолированный пласт угля, который Лю Синь намеревался использовать для своего эксперимента по подземной газификации. Ли Миньшэн и его инженеры из геологического отдела месяц раскапывали горы документов в своих архивах и все же отыскали то, что нужно.

– Это довольно далеко от области главных выработок, и поэтому геологическая проработка не слишком подробная, – пояснил Ли Миньшэн.

– Я как следует проработал материал. Из него ясно, что экспериментальный пласт находится самое меньшее в двухстах метрах от основного. Это приемлемо. Нужно браться за работу! – возбужденно воскликнул Лю Синь.

– Ты не специалист в шахтной геологии, а уж здешних реальных условий и подавно не знаешь. Выслушай мой совет: будь осторожнее. Подумай еще.

– Тут и думать нечего. Эксперимент начинать нельзя, – вмешался Айгул. – Я тоже проработал эти материалы. Они слишком обобщены. Разведочные скважины бурили слишком далеко одну от другой, да и делалось это еще в шестидесятые годы. Перед началом эксперимента необходимо повторить разведку и твердо убедиться в том, что пласт действительно независим. Мы с Ли набросали план разведки.

– Сколько времени эта разведка займет, по вашему плану? И сколько на нее потребуется дополнительных денег?

– При возможностях нашего отдела не менее месяца. Стоимость работ мы не рассчитывали. Если навскидку… миллиона два.

– У нас нет ни времени, ни денег на это.

– Так подай запрос в министерство.

– В министерство? Там целая толпа бездельников спит и видит, как бы загубить этот проект! А начальству подавай результат, так что если я приползу назад и начну вымаливать еще времени и дополнительных денег, то всему делу конец. Я чувствую, что серьезных проблем здесь не будет, так почему бы не пойти на некоторый риск?

– Ты чувствуешь? Риск?! Только не в таком проекте! Доктор Лю, ты хоть понимаешь, где мы собираемся разжечь огонь? И это, по-твоему, «некоторый риск»?

Лю Синь, резко взмахнул рукой.

– Я принял решение! – И с этими словами пошел прочь.

– Инженер Ли, ты-то почему не пытаешься остановить этого безумца? Мы ведь оба видим, насколько это опасно, – сказал Айгул.

– Я буду делать то, что от меня требуется, – ледяным тоном ответил Ли Миньшэн.

В котловине работало сотни три человек. Это были не только физики, химики, геологи и горные инженеры, но и немало специалистов совсем иного профиля. Айгул возглавлял бригаду подземных огнеборцев из десяти человек, две бригады бурильщиков приехали с нефтяного месторождения Жэньшо в провинции Хэбэй, была и немалая группа инженеров и рабочих гидротехников, которым предстояло возвести подземные брандмауэры. Рядом с несколькими высокими буровыми установками помимо штабелей бурильных штанг громоздились горы мешков с цементом, ворочалась бетономешалка и завывал пульпонасос высокого давления, закачивавший под землю жидкий цементный раствор, рядом выстроились водяные и воздушные насосы, а по земле расстелилась паутина разноцветных труб.

За два месяца пласт окружили подземным цементным барьером в два с лишним километра длиной. Лю Синь решил использовать метод, применяемый для гидроизоляции основания плотин – цемент под большим давлением закачивался под землю и там, быстро твердея, превращался в огнестойкую стену. А внутри кольца пробурили чуть ли не сотню скважин, направленных точно в пласт. В каждую из них входила труба, разделявшаяся на поверхности на три ветки, связанные с тремя насосами – для подачи воды, пара или сжатого воздуха.

Завершились подготовительные работы выпуском «земляных крыс» – так в обиходе называли датчики горения, хотя эти необычные приборы, сконструированные лично Лю Синем, походили не на крыс, а на бомбы. У каждой двадцатисантиметровой крысы один конец корпуса был заострен, а на другом конце располагался колесный привод; она могла забуриться на сотню метров в сторону от скважины и самостоятельно достичь назначенной позиции. А там им предстояло измерять температуру и давление и передавать показания на поверхность при помощи инфразвука. Под землю пошло больше тысячи «крыс», причем половину выпустили за пределами брандмауэра, чтобы исключить возможность незамеченного прорыва огня.

В большой палатке Лю Синь стоял перед проекционным экраном, на котором отображались и периметр брандмауэра, и положение каждой «крысы», которое компьютер указывал согласно сигналам приборов. Мигающие точки плотно усеивали экран, придавая ему сходство с картой звездного неба.

Все было готово. Два массивных пусковых электрода, напрямик подключенные проводами к красной кнопке, установленной в штабной палатке, где находился Лю Синь, были опущены в скважину на нужную глубину. Все рабочие и инженеры находились на местах и с нетерпением ждали начала собственно эксперимента.

– Доктор Лю, подождите. – За последнее время отношения Лю Синя с Айгулом стали более напряженными, и теперь огнеборец обращался к руководителю проекта строго официально. – Это страшное дело. Вы не знаете мощи подземного огня.

– Айгул, прекрати. Я ведь знаю, что ты не только сеешь уныние, но и постоянно жалуешься на меня в министерство. Хотя, если брать по справедливости, твой вклад просто неоценим, и без того, что ты сделал за последний год, я еще и близко не подошел бы к эксперименту.

– Доктор Лю, не выпускайте демона из-под земли!

– Ты что, всерьез думаешь, что мы можем сейчас дать задний ход? – Лю Синь улыбнулся, покачал головой и повернулся к Ли Миньшэну.

– Как вы распорядились, мы шесть раз проверили все геологические данные. Проблем не нашли. Минувшей ночью закачали еще по одному цементному слою в нескольких потенциально ненадежных местах. – Он указал на несколько коротких линий с внешней стороны периметра на экране.

Лю Синь подошел к пусковому пульту и, уже поднеся пальцы к красной кнопке, приостановился и закрыл глаза, будто молился. Его губы зашевелились, но только Ли Миньшэн, стоявший совсем рядом, услышал, что он произнес всего одно слово:

– Отец…

Нажатие на кнопку не сопровождалось ни звуками, ни вспышкой. Котловина осталась такой же, как была. Но где-то глубоко под землей напряжение более двух тысяч вольт породило высокотемпературную электрическую дугу посреди пласта. На экране было видно, что в месте расположения электродов появилась красная точка, которая стала быстро увеличиваться в размерах, словно пятно красных чернил, расплывающееся на рисовой бумаге. Лю Синь пошевелил компьютерной мышкой, и на экране отобразилась модель процесса горения, составленная по показаниям «земляных крыс», – быстро растущий неправильный сфероид, вернее, даже луковица, каждый слой которой был изотермой. Насосы с ревом закачивали через скважины необходимый для горения воздух, и пламя распространялось стремительно, как из взорвавшегося газового баллона… Через час управляющий компьютер включил насосы, подающие воду, и пламя на экране моргнуло и съежилось, как сдувающийся воздушный шарик, однако горение продолжалось с той же силой.

Лю Синь вышел из палатки. Солнце скрылось за холмом; по темнеющей ложбине гулким эхом раскатывался грохот машин. Толпа в триста с лишним человек окружила торчавший вертикально мощный патрубок толщиной с нефтяную бочку. Лю Синя сразу заметили и пропустили к небольшой платформе у основания патрубка. На ней уже стояли два человека: один, увидев Лю Синя, принялся крутить огромный вентиль, а второй чиркнул зажигалкой и протянул ее ученому. Сначала газ чуть слышно шипел, рабочий крутил вентиль, звук становился все громче, и в конце концов вырывающийся из-под земли газ огласил долину хриплым ревом разъяренного гиганта. Три сотни взволнованных лиц со всех сторон смотрели на слабый огонек. Лю Синь опять зажмурился, еще раз прошептал:

– Отец… – поднес зажигалку к соплу и поджег первый в мире факел над скважиной коксового газа.

Громко хлопнуло, и в небо метров на двадцать взметнулся мощный огненный столб. Над самой горловиной сопла пламя было чисто-голубым, чуть выше обретало ослепительно желтый цвет, который далее постепенно темнел и превращался в красный. Рев сменился злобным шипением. Стоявшие поблизости попятились от жара. Свет факела озарил окружающие холмы; издалека он должен был смотреться как небесная свеча, сияющая над лёссовым плато.