Глава десятая Трудовые будни

— Трудовые будни — праздники для нас!

Внезапно ожившее радио разбудило меня совсем не в то время, когда я рассчитывал проснуться. Вчера после полуночи (вообще-то уже сегодня получается) я, изрядно уставши, допустил промашку и не выключил этого негодяя, за что он не преминул меня отблагодарить этим бравурным маршем. Странно, утренний шестичасовой гимн я спокойно проспал, а сообщение о праздничных трудовых буднях меня как пружиной подкинуло. Дескать, немедленно встань и поспеши на праздник, то бишь на работу. А пока я спросонок соображал, что к чему, динамик добавил мне бодрости:

— Сегодня мы не на параде, мы к коммунизму на пути…

Да, каких-то четыре года осталось, если нашему кукурузному Хрущёву верить. Или всё будет как с кукурузой? Я-то знал, как всё будет. Кстати, может, мне и в партию не вступать? Сказать честно серьёзным товарищам из горкома, что через каких-нибудь пятнадцать лет «наш рулевой» накроется медным тазом, а самые проницательные из вас придут к нам на службу, спасая свой партийный стаж? Интересно, что бы было, скажи я так? Даже подумать страшно!

Впрочем, что уж я изъязвился весь? Придут в милицию и такие, что совершенно честно будут преодолевать все тяготы и лишения милицейской службы. А это окажется, прямо скажем, совсем не просто, когда на тебе оболочка уже слегка забронзовела. И указания, которые вы непререкаемо до сих пор раздавали милицейским начальникам, при взгляде изнутри покажутся вам самим далеко не такими мудрыми, как виделось из прежних кресел.

Да что это я? Откуда такие мысли поутру? Не иначе, как от недосыпа. Все мы работаем по усиленному варианту потому, что город захлестнула волна квартирных краж. С неделю назад прилетела первая пташка, а потом и понеслось — каждый день не менее трёх. Первый заявитель, стесняясь и робея, сообщил, что вот они с женой уже несколько дней думают, куда их накопленные деньги подевались. Замки целы, ключи не пропадали.

— Мы даже со «своей» переругались все, — рассказывал потерпевший. — Я на неё, куда подевала? Она — на меня. А денег-то немало, целая тыща! Всю жизнь откладывали сначала на чёрный день, а потом так случилось, что на первый взнос в кооператив дочке. Только она не здесь сейчас, в Вологде учится, в молочном.

Выяснилось, что ключ они всегда держали под придверным ковриком, а деньги, ну где же им быть, Как не в шифоньере под бельём? И никогда ничего не пропадало. А тут вот такая напасть. Ещё пропало только колечко жены обручальное, да перстенёк с камушком какой-то нехитрый, но золотой. А больше — ничего. Приёмник ВЭФ-Спидола на видном месте стоял, хороший приёмник — не взяли. После того, как спохватились, ещё несколько дней думали идти ли в милицию? Даже дочку на переговоры вызывали, не приезжала ли без них, да не брала ли чего? Не приезжала, говорит.

А потом и посыпалось. Бывало не по одной краже в подъезде. Криминологи утверждают, что латентность[11] некоторых видов преступлений достигает восьмидесяти процентов. Стало быть, нетрудно представить, что на самом деле краж было не по три в день, а значительно больше. Но кто-то пока ещё даже не заметил пропажу, кто-то махнул рукой — всё равно не найдут, и заявлять не стал. Кого-то разубедили сотрудники милиции: вы же ничем не можете подтвердить факт кражи. А за заведомо ложный донос — а-та-та и уголовная ответственность в придачу.

Все знают, что в милиции существует специализация: следователи там, уголовный розыск, участковые, ну и так далее. Но далеко не всем известно, что существует и другая специализация, неявная, и официальных границ не имеющая, известная только своим. Её и специализацией-то назвать нельзя. Так, наличие некоторых талантов у некоторых работников. Кто-то лучше других может собрать материал и вынесет такое постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по «глухому» событию, что никакая прокуратура не подкопается. Другой сотрудник может так поговорить с заявителем, что тот от подачи заявления откажется, да ещё и сто раз «спасибо» скажет за то, что его наставили на путь истинный. А уж про доброго и злого полицейского и говорить ничего не буду. Всем сотрудникам понятно, у кого какая роль лучше получится.

И, несмотря на все наши скрытые таланты и стремление к сокращению показателей преступности в соответствии с партийными директивами, количество квартирных краж в городе за неделю завершало второй десяток. Было очевидно, что работает гастролёр, человек опытный, неплохой психолог, наиболее вероятно, что одиночка. Не берёт ничего, кроме денег и золота, которые виртуозно находит в любой квартире, взломов дверей не допускает, следов не оставляет. И задача у него — хапнуть по-быстрому и свалить из города куда подальше.

Уже и городские власти недовольны, и областные коллеги на выручку приезжают, а от их выручки нам только забот больше. И всё равно, никаких перспектив к раскрытию. Эксперты-криминалисты изымают с мест происшествия кучу отпечатков пальцев, а при отсутствии машинной обработки это адов труд, но никаких совпадений, подтвердивших бы, что вот эти пальчики, вероятно, принадлежат злодею.

На одной из краж, где я оказался в составе опергруппы, Валя Белова, эксперт-криминалист, заявила:

— Ну нет, я так больше не могу.

Все предметы, на которых преступник мог оставить свои следы, уже были безжалостно испачканы белыми и чёрными порошками. Квартира выглядела так, будто по ней прошлись в обнимку пьяные трубочист с мельником, задевая косяки и хватаясь чёрно-белыми руками за что попало. Заявители, супруги лет сорока, с ужасом глядели на произведённый урон, заодно безуспешно пытаясь отчистить руки от типографской краски. Их-то испачкали первым делом, чтобы отделить хозяйские отпечатки от остальных следов. В глазах потерпевших читалось раскаяние в содеянном: похоже, зря они вызвали милицию! И только нескольким присутствующим было просто любопытно следить за происходящим: соседям — понятым да хозяйскому чаду лет пятнадцати, ни капли сочувствия своим родителям не демонстрирующему.

А Валя продолжила, не щадя хозяйских чувств:

— Ну вот, смотрите, следы вора могли бы быть вот здесь, здесь и здесь.

Она сопроводила свои слова жестами.

— А какие у нас здесь следы? Ваши и только ваши! — Валя направила обличающий перст на потерпевших. — И никаких других следов нет.

Последняя фраза была уже совсем лишней. Супруги совсем поникли.

— Но ведь мы же не могли предполагать… — начал было хозяин, но только удручённо махнул рукой и замолчал.

Да и Валентина вроде поняла, что зря наехала на несчастных потерпевших.

— У вас помидоры есть? — вполне миролюбиво спросила она у хозяйки.

— Есть немного. Кажется… — в полном недоумении ответила женщина.

— Хозяйственное мыло и помидорная сочная мякоть — лучшее средство от типографской краски, которой мы вас измазали.

— Спасибо! А то я думаю, как завтра перед коллегами появлюсь. У нас, видите ли, чисто женский коллектив…

Фразу женщина не закончила, видимо, посчитав, что и этого вполне достаточно для понимания.

Я уже достаточно адаптировался, как мне казалось, в атмосфере середины семидесятых и восстановил представление о явных признаках благосостояния средней советской семьи: ковёр (может не один) на стене, хрусталь в стенке (наличие стенки тоже важно) и золото на хозяйке. В этой семье всё соответствовало негласным канонам, разве что золотыми украшениями было теперь не похвастаться. Злоумышленник их благополучно для себя нашёл и умыкнул. Остались только серёжки, цепочка да колечко, да и то потому что были на хозяйке.

Ничего особо полезного мы с этой кражи не привезли. Полный тупик. А когда тупик, того и жди «войсковых операций».

И они, эти операции — тут как тут. Для участковых — поквартирный обход с предупреждением людей, информирование домоуправлений, выступление в трудовых коллективах. Выходные — побоку, рабочий день — двенадцать часов. У кого на участке кража произойдёт — сразу кары небесные, вплоть до неполного служебного соответствия. Сыщики все разогнаны по своим тайным мероприятиям. Из остальных подразделений все сотрудники вычищены на скрытное патрулирование по городу.

Я бы отдал месячную зарплату тому, кто смог бы мне объяснить, как посредством патрулирования можно изловить квартирного вора, специализирующегося на деньгах и золоте? Конечно, в жизни я такой бонус никому не предлагал из опасения прослыть несознательным элементом, дискредитирующим звание советского милиционера. Но другую инициативу на свою беду, я всё-таки умудрился проявить.

Ежедневно по утрам и вечерам мы собирались в отделении на неутешительный доклад о результатах работы. Результаты были в основном такие: сколько сотрудников работало, да какой массив охвачен, да сколько профилактических бесед проведено. Пустовала только главная графа — раскрыто краж личного имущества, для заполнения которой и спасения ситуации дежурный добавлял сюда преступления, раскрытые за сутки в процессе текущей работы.

Утром нас собирал сам Семёнов, вечером — кто-нибудь из его замов. В один из дней поутру начальник отделения раздал нам ценные указания, дежурный ознакомил с ориентировками, всех распределили по маршрутам — можно расходиться. На финише инструктажа Семёнов спросил чисто для проформы, и как я понял впоследствии, на свою голову:

— Какие будут предложения?

И тут чёрт дёрнул меня за язык.

— Товарищ майор, а почему бы не дать информацию в СМИ?

Семёнов воззрился на меня:

— Куда, куда?

Ну вот, опять лопухнулся! Какие к чёрту СМИ?

— Ну, в газеты, в «Коммунист», в «Череповецкий металлург», в остальные.

Я впопыхах забыл, какие ещё газеты в городе выходили в это время.

— По телевизору, в городские новости. Мол, так и так, серия краж. Граждане, будьте бдительны, укрепите запоры, замки, не оставляйте ключи в укромных местах. При первом подозрении звоните в милицию.

Семёнов задумался. Было видно, что идея его зацепила, и он разглядывал меня с каким-то новым интересом.

— А это что за фигню ты сначала-то назвал, Воронцов? Сми, что ли? Это ещё что за птица?

Ну вот, выцарапывайся теперь.

— А это я среди молодёжи услышал. Они же всё привыкли сокращать. Вот как ВЛКСМ, например. А СМИ — это средства массовой информации.

Семёнов ещё немного попереваривал услышанное и, наконец, произнёс:

— А что, идея интересная. Только вот с горкомом и с горисполкомом согласовать придётся. Ну, это мы потом обмозгуем.

И мы разошлись исполнять порученные задания.

Вот интересное дело: каким образом разлетаются сплетни в обществе с таким низким уровнем коммуникации? Ни тебе Интернета с его сетями, ни смартфона с мессенджерами, а все всё знают. На следующий день до меня докатилось известие о том, что наш Николай Павлович получил по шапке на пару с начальником горотдела. Началось с того, что наш секретарь Тамара Гавриловна, стоило мне открыть дверь в её кабинет, набросилась на меня. Сделала она это достаточно деликатно, но всё равно обидно.

— Что ж это ты, Алексей, нашему начальнику-то так подкузьмил?

Я удивился. Майор Семёнов был всенародно уважаемым человеком в нашем небольшом коллективе, и «кузьмить» ему ни у кого рука бы не поднялась. А секретарь продолжила:

— Что делаешь вид, будто не знаешь ничего?

А я и в самом деле не понимал, в чём меня обвиняют. Однако Тамара Гавриловна развеивать моё недоумение не стала, а весьма холодно выдала причитающиеся мне материалы и выставила за дверь.

Пришлось поспрошать товарищей по службе, и вот что оказалось. Начальник отделения, понятное дело, сам выходить с размещением информации о кражах никуда не стал, не его уровень. А оговорил этот вопрос с Горюновым. И тому вроде, идея тоже «зашла» (вот опять несвоевременное словечко). А дальше, будто бы, дело так развивалось: Горюнов решил прокачать вопрос в горкоме КПСС. Без этого ведь ни одна чувствительная информация в газете не появится. И вот тут началось!

Да вы что⁈ Да как вы до этого додуматься могли? Вам что, орган коммунистической печати вроде забора, на который всякую чушь прилепить можно? Раскрывать преступления не можете, так решили горожан пугать? Что это за серийные преступления в социалистическом обществе, когда мы неуклонно идём к снижению уровня преступности?

А Горюнов, мужик горячий, в себе обиду держать не стал, а всё своё возмущение на Семёнова опрокинул. Вот такие дела! А вот Семёнов на меня собак не спускал, и ни словом не обмолвился, что я его подставил. Настоящий мужик, что тут скажешь!

На протяжении двух недель мы по гражданке изображали праздношатающихся граждан, а на самом деле патрулировали дворы, проверяли подъезды. Почему именно эти дворы и именно эти подъезды, одному богу ведомо. Вообще-то делался прогноз на следующий день, исходя из мест уже совершённых краж, но каждая последующая кража этот прогноз опровергала.

Оставалось надеяться на чудо. Например, такое: в процессе патрулирования мы увидим злоумышленника и сразу поймём, что это именно тот, кто нам нужен. Мы его умело задержим и тут же обнаружим похищенные ценности, от которых ему будет не отвертеться. И кражи сразу прекратятся. Однако, такого чуда не случилось. И, тем не менее, кражи вдруг прекратились. На самом деле это произошло, конечно, не вдруг. Мы всё ещё продолжали свои «войсковые операции», когда обнаружилось, что заявления о кражах поступать перестали.

Что произошло? Преступник расшифровал какую-то нашу группу и решил лечь на дно? А что, очень даже может быть. В жизни часто приходилось сталкиваться с ситуациями, когда в тебе сходу определяли мента.

Помню, в прошлой жизни, я уже капитаном был, случилась командировка в Ленинград. Ну, дела сделали, до поезда ещё полдня. Решили пивка с коллегами попить. Зашли в «Старую заставу», был такой пивбар на площади Мира, она потом опять Сенной стала (о, так ведь она и сейчас — Мира, и пивбар, стало быть, тоже есть). Пиво, прямо сказать, так себе, но в Череповце и такого нет. Особенно таких возможностей, чтобы посидеть, как люди, с кружкой в руке, а не у зелёной палатки с бидончиком мотыляться. Все по гражданке, сидим, шифруемся под обычных посетителей. Болтаем, о чём угодно, про работу ни-ни.

И тут подсаживается к нам один мужичок с соседнего стола, видно, что свой, всех официантов по именам знает.

— Вы, я вижу, — говорит, — ребята милицейские, так я предлагаю — за вашу службу.

И кружку тянет — чокнуться.

Ну, мы сильно отпираться не стали, но и признаваться не торопимся.

— А почему ты решил, что мы из милиции?

— Так у вас, — говорит он, — об этом крупными буквами на лбу написано!

Но что там у нас написано и на каком языке, так он нам и не признался.

Так что вполне может быть, что спугнули злодея наши летучие группы. А может быть он свою гастроль закончил и уже свалил куда-нибудь, где золотишко уважают и о его происхождении глупых вопросов не задают. И много ещё версий можно придумать на тему того, почему кражи прекратились.

В моей памяти не сохранилось ничего на предмет того, что именно в семьдесят шестом году была такая серия краж. Вот в восьмидесятых точно была. В той ситуации действовал гастролёр-одиночка, тоже брал только золото и деньги, следов не оставлял, дверей не ломал. Так называемые английские замки открывал виртуозно, чуть ли не ногтем. А спалился потому, что нарушил собственное правило — не брать ничего громоздкого. На магнитолу кассетную «Grundig» позарился. Потерпевший оказался морячком загранплавания, привёз её откуда-то.

В нынешней версии моей жизни ничего подобного не случилось, может быть, это в восьмидесятых произойдёт? А нынешние события — совсем другая история.

А еще я очень боюсь, чтобы серия краж не стала только надводной частью айсберга. А надводная часть, как известно, она не самая большая и страшная. Страшнее то, чего моряки не видят.

Загрузка...