У принцессы век недолог

ЧАСТЬ ВТОРАЯ, ГОТИЧНАЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА НЕОДОЛИМОЙ СИЛЫ

...Ясно было одно: задерживаться в Шерамуре никак нельзя. И ради Гверна, и ради спасения собственной шкуры. Старший Брат мог не согласиться с теми доводами, которые сломали моего оппонента в «Бобре и козле». По этой же причине я не могла воспользоваться единственным известным мне магическим порталом в Шерамуре – он находился в Парлеве, а там агентура Сомелье запросто бы меня опознала. Так что нужно было сматываться традиционным способом.

Настроение было – хоть самой в служители Края поступай. Ведь не хотел же Гверн соглашаться на эту шпионскую миссию, а я его уговорила. И что нам в Волкодавле не сиделось?

Кстати, мысль о том, чтоб вписаться в орден Края и благодаря этому отыскать следы брата Удо, а вместе с ним и Гверна, мне приходила – до того, как я связалась с Бабой-Ягой по ее прибору. Она пообещала провести розыск по своим каналам и сообщить при встрече. Встречу же она назначила в приморском Дикополисе.

Я отплыла из порта Моне, и призраки древнего короля Баллона и его дочери не тревожили меня. Теперь не надо было прикидываться знатной поволчанкой и соблюдать реноме. Поэтому, прибегнув к кое-каким старым связям, я присоединилась к контрабандистам, переправлявшим беспошлинные товары в порты Радужного моря. За время перехода не случилось ни одного шторма, а ветер был попутный. Должно быть, недобитые шерамурские ведьмы поспособствовали. Не тревожили шхуну «Реприманд» ни пираты с острова Флеш-Рояль, ни броненосцы Заморской Олигархии, ни легендарные чудовища вроде Чуда-юда рыбы Фиш. И все же переход был достаточно долгим, чтоб справиться с растерзанными чувствами и собраться с мыслями.

В интриге, на которую нас подписал отец Батискаф, с самого начала ощущалось несколько уровней. И многого квадратист нам не открыл. Оно и понятно – никто не станет сообщать лишнего агентам, работающим по найму. Вопрос в том, скрывал ли он какие-то тайны от своих коллег и начальников. Были, были там подводные течения... быть может, две ветви одного ведомства соперничали друг с другом? Теперь я жалела, что не поговорила как следует с Камамбером. Следовало не предаваться тоске и печали, а вытрясти из него все, что ему известно. А сейчас уже поздно.

Далее. Может, мне померещилось, но было у меня чувство, что Финалгон пытался о чем-то намекнуть... или предупредить? И тут снова вставал вопрос о степени участия МГБ в шерамурских интригах. Господин Голдман в качестве мировой закулисы – предположение, конечно, нелепое, но не невозможное. Кто-то же меня сдал отцу Батискафу... или Сомелье?

Тут меня посетила идея еще более бредовая. А если Финалгон намекал не на свое начальство, а на своих сородичей, с которым вроде был в контрах? Высокие эльфы, в отличие от не в меру активного Маленького Народца, вроде бы от вмешательства в текущие дела устранились, живут себе на закрытом острове Нефигассе, и ничто их не волнует... Но кто может знать, что замышляют эльфы? Только сами эльфы. Короче, если Баба-Яга мне ничего полезного не скажет, надо продвигаться в СТГ, благо это не слишком далеко от Дикополиса, и трясти Финалгона. Даже если ради этого придется связываться с магом Абрамелином и просить, по старой памяти, одолжить дракона. В конце концов, Гверну же он его одалживал?

Тут мои мысли, сделав полный круг, снова вернулись к Гверну. Нет, решительно не стоит предаваться самоедству на тему: «Зачем, зачем мы не отправились на Флеш-Рояль?» или «Зачем он решил вернуть меня, когда я от него ушла?» Смысла в этом никакого нет. Главное, что меня мучило – незнание, жив ли он. Хотя Гверн не из тех людей, что легко позволят себя убить. А вот заколдовать... тут опасность гораздо больше. Поэтому я и отправляюсь на поиски. В сказках, как правило, принцы расколдовывают принцесс, но здесь не сказка, а суровая реальность. Если мне удастся спасти Гверна, я больше не стану с ним ссориться. (Хотя ссоры всегда начинал он, а не я. И сцены ревности тоже устраивал он!) И даже согласна каждый день слушать про осаду Фриценшвайна...

В таком настроении я и высадилась в Дикополисе, портовом городе некогда одной из процветающих колоний Перворимской империи, ныне перебивающимся осколками былой славы. Осколков было много, а также и обломков. Мраморные плиты и колонны, которые не смогли вывезти на продажу по причине дефектности, валялись на улицах, подпирали собою городские стены, либо лежали на дне бухты. Их оплетал плющ (те, что на поверхности) либо водоросли (те, что в море), по ним сновали ящерицы и крабы, и солнце накаляло их так, что ходить по мостовой, оставшейся с древних времен, можно было только в башмаках на толстой подошве или в подкованных сапогах.

Масличные деревья и кипарисы заполняли окрестности вплоть до самого горизонта. В другое время я нашла бы это красивым, но при нынешних обстоятельствах красоты меня не прельщали. Мне даже мрамор казался изъеденным паршой и потускневшим. И если это было не так – все равно, город находился в упадке. И вряд ли виной тому была гибель империи. В конце концов, империи приходят и уходят, а коммерция остается. И долгое время после того, как память о последнем из перворимских императоров обратилась во прах, Дикополис процветал за счет торговли. Но тут на беду случилась затяжная война между могущественными местными домами судовладельцев Янаки и Ставраки. Пока она продолжалась, приподнялся, как на дрожжах, Союз Торговых Городов, и большинство кораблей из Шерамура, Гран-Ботфорте и Кабальерры устремились туда. Дикополис остался перевалочным пунктом, куда суда заходили за пресной водой и провиантом.

Об этом мне рассказали во время плавания на «Реприманде», и, сойдя на берег, я увидела, что моряки, в виде исключения из общего правила, не солгали. Но изучать местные достопримечательности я не собиралась. Пока мой путь лежал к таверне, указанной Бабой-Ягой. Фамилия владельца была, если не ошибаюсь, Лапсердаки. Связь была очень плохая, с помехами, так что я могла расслышать неверно. Конечно, яблочко, врученное мне, было мобильнее традиционного хрустального шара, но имело существенный недостаток – оно портилось, а потом и вовсе высохло, и пришлось его выбросить. А без яблочка тарелочка не работала. Так что я понятия не имела, прибыла ли уже Баба-Яга и где она находится.

Ничего, Дикополис не похож на город, где целенаправленно борются с колдовством. Наверняка здесь имеются какие-нибудь маги-волхвователи, а при них – средства связи.

В порту мне указали дорогу к таверне Лапсердаки и даже предложили проводить – за плату, разумеется. Но я отказалась. Не то чтоб мне было жалко денег (пока что их было у меня достаточно), просто ни с кем пока не хотелось разговаривать, а местные жители отличались повышенной болтливостью.

Миновав полуразрушенную триумфальную арку императора Дваяна, я свернула на улицу, которая если и была когда-то замощена, то камень порастаскали еще до того, как возникла Второримская империя. Сейчас по ней гнали коз, и раскаленная пыль садилась на мои сапоги, залатанную куртку и штаны. Наряды, пошитые в Мозетоне, там и остались, полагаю, Фердикрюгер их перепродал. Хорошо хоть отпала необходимость изображать благородную даму. Больше ничего хорошего в сложившейся ситуации я не видела.

Таверна обнаружилась по устойчивому запаху жареной рыбы, валившему, из распахнутых дверей вместе с кухонным чадом. Толстый носатый мужик, поросший курчавым волосом, высунулся из кухни, когда я вошла.

– Лапсердаки?

– Лапсердаки, Лапсердаки, – подтвердил он, вытирая жирные руки о засаленную тряпку, подхватывавшую его пузо.

– Баба-Яга здесь?

– У нас такого не подают! – с оскорбленным видом заявил он, как будто я потребовала какой-нибудь наркотик.

– Дракона мать! Это не дурь! Не еда и не выпивка! Это женщина... такая... на одной ноге... еще по воздуху летает...

Он нахмурил мохнатые брови, потом стукнул себя ладонью по лбу.

– А! У нас се называют Дудоле. Она здесь бывает, да. Но сегодня она не заходила.

Это было не лучшее известие, и на миг я задумалась о том, не разнести ли мне всю эту халабуду. Лапсердаки, верно, угадал мои намерения, и поспешно спросил:

– Может, обед?

– Ну давай обед.

– Сейчас будет, кирия!

– Что? А, и выпить принеси.

Я даже не спросила, что здесь подают, хотя обычно подхожу к выбору блюд со всем возможным тщанием. Ни за что бы прежде не подумала, что способна дойти до такого состояния!

Впрочем, можно было и не спрашивать. По запаху ясно было, что дежурным блюдом здесь является жареная рыба. Так оно и оказалось. Лапсердаки суетился вокруг стола, восклицая: «Барабуля калимера!» – что-то унося, что-то притаскивая, а я сосредоточенно жевала рыбу, запивая ее местным вином. Еда была ниже качеством, чем та, к которой я привыкла в последние месяцы, винишко тоже было так себе, ненамного лучше бухано-трескавского. Оно, может, и к лучшему. Шерамурские разносолы встали бы у меня сейчас поперек горла.

Дракона мать, что же делать, если Баба-Яга не появится? Я и так уже потеряла невесть сколько времени, заботясь о собственной безопасности. Я снова стала размышлять о том, чтоб разыскать если не дипломированного чародея, то хотя бы колдуна, чтоб связаться с Абрамелином. Гверн поступил именно так, когда искал меня, и Абрамелин ему помог, хотя был с ним незнаком. Возможно, и мне стоило отринуть всякие сомнения и обратиться к старику с самого начала.

Кстати, судя по событиям прежних лет, старый маг сам за мной приглядывал, и в случае глобальных неприятностей находил способ послать весточку. Отчего теперь он этого не сделал? Ну, я понимаю, в Шерамуре – Благой Сыск, борьба с колдовством, магия поставлена под правительственный контроль, и все же – почему он не изыскал возможности?

Я не допускала мысли, что Абрамелин меня предал – стар он был для предательства, но именно потому, что он стар... неужели и с ним что-то произошло?

Заливая мрачные думы, я приложилась к большой глиняной кружке (в империи из такой бы хлебали пиво, но здесь край был не пивной). И в этот миг сквозь общий гомон послышался мерный стук.

Затем кто-то тяжело опустился на скамью напротив меня. Хотя к этому времени в харчевню заходило немало посетителей, никто из них подсесть ко мне не решился.

Мне захотелось выругаться, но я сдержалась. Точного времени мы не назначали, а добираться из Поволчья ей было не ближе, чем мне из Шерамура. Поэтому, оторвавшись от кружки, я ограничилась тем, что буркнула:

– Дудоле, значит?

Она бросила меня тяжелый взгляд из-под платка, надвинутого по самые брови.

– На юге меня называют Дудоле или Дивожена, на севере – Лоухи или Варма-Ава, на востоке – Хосэдэм или Охин-Тенгри, на западе... на западе я не бываю.

Нашла тоже, кого удивить множеством рабочих имен. Если б я свои вздумала перечислять, это бы продлилось если б не до утра, так до полуночи. Но я не для того тащилась за два моря.

– Удалось что-нибудь узнать?

– Это как посмотреть... Разговор у нас будет непростой, поэтому я сперва пообедаю с дороги.

Возразить было нечего. Она окликнула Лапсердаки, и, пока трактирщик выполнял заказ, я спросила:

– Кстати, почему ты выбрала именно эту харчевню? Она что, славится какими-то особыми блюдами, или у тебя другой интерес?

– Место удобное, – пояснила Баба-Яга. – На окраине, рядом с горами. Я же не пешком сюда добираюсь, ты, верно, и сама смекнула. А тут в горах поблизости есть подходящая посадочная площадка.

Тут принесли рыбу и вино, и Баба-Яга набросилась на еду. Я молча смотрела, как она ест.

Выглядела она в точности так же, как при нашей последней встрече в Волкодавле. Ну, хоть что-то в этом мире остается неизменным.

– Что ты меня глазами сверлишь? Сама, небось, уже нажралась от пуза, а я из рейса, – Баба-Яга сделала большой глоток. – В Бухано-Трескаве хоть и кислятину делают, но, по крайности, смолу в вино не добавляют... Короче, внимай сюда. В Волкодавле дела такие. Регент наш, Иван-Царевич, застукал супругу, Милену Неможную, в самом неприличном виде с управляющим своим, Ванькой-ключником. И заявил, что разных там Змеев и Кащеев да рыцарей чужеземных он терпел, но холопа – никогда. «Вот до чего ты меня довел!» – кричала Милена на весь дворец, но ее никто не слушал. Эконома в качестве акции устрашения регент наградил двумя столбами с перекладиной, а царевну отослали к отцу. В общем, разлучил Ванька-ключник регента с женой...

– Ну, Ванька был жук еще тот, – я вспомнила, как он подсунул графу Бану царскую водку взамен обычной. – Однако Милена – она ж верховная жрица. Как же Иваи-Царевич на конфликт с волхвами пошел?

– А Иван жречеством очень недоволен. Вроде как допустили распространение ереси, которая привела к гражданской розни. И вон он какой финт выкинул: выпустил из темницы Траханеота Рыдальца под подписку о гражданском повиновении и позволил заволчанам исповедовать собственную религию, при условии что они присягнут волкодавльскому государю в лице его наместника.

– И они согласились?

– А старцу Траханеоту и его последователям эта гражданская война тоже, в общем, надоела. Ну, они воеводе Бану и присягнули. Так что у нас сейчас в столице позиции жречества ослаблены, в свете появления альтернативного жречества.

– Ну вот, стоит на пару месяцев отлучиться – а у вас уже перемены глобальные. Но, хотя это очень интересно, какое отношение имеют религиозная реформа в Поволчье и семейная драма Ивана-Царевича к моим делам?

– Имеют, имеют. Только это присказка, точнее, пролог к присказке. Видишь ли, есть все основания считать, что Иван-Царевич уже давно замыслил одним махом избавиться от супруги и покончить со смутой в государстве. Но сделать этого без предварительной подготовки не мог. Милена все же не абы кто, а дочь господаря. Ей обида – господарю оскорбление. А за оскорбление, сама знаешь, кровью платят. Обычно чужой. Вот Иван и послал меня в Бухано-Трескав разведать, каково там положение, на предмет возможной агрессии со стороны господаря.

– Вы же с Миленой вроде как подруги, – с сомнением произнесла я.

– Ну, когда это было. Опять же, долг перед отечеством превыше... и некоторые мои изобретения Иван-Царевич проплатить обещал... И, убедившись, что вторжения из Бухано-Трескава не будет, Иван срочно развелся, и нынче подыскивает себе более перспективную супругу. Рассматриваются кандидатуры гонорийской королевны Йадвиги, Главснаб Бабаевны, дочери Верховного Бабая Суверенного Оркостана, и герцогини Фриценшвайн (при последнем имени я вздрогнула). Но не исключено, что Иван-Царевич преподнесет нам какой-нибудь совершенно неожиданный вариант.

– Это, как я понимаю, была присказка. А теперь должно воспоследовать главное. То, из чего регент заключил, что может не опасаться нападения господаря.

– Верно. Только у меня горло пересохло. Лапсердаки! Лапсердаки! Еще вина! – пронзительно заорала Баба-Яга и благочестиво помянула верховную богиню Поволчья – Ядрену Мать, из чего я заключила, что сама она, как бы критически не высказывалась о волхвах, к последователям Матрицы не принадлежит.

– Пока что во всем, тобою рассказанном, я вижу лишь один положительный момент, – пробормотала я, глядя, как хозяин харчевни с кувшином в руках лавирует между столами. – Господарь Бухано-Трескавский потерял-таки винную монополию в Поволчье.

– Это намек? – Баба-Яга выхватила у Лапсердаки кувшин и плеснула в кружку мне, потом себе.

– Не увлекайся, – предупредила я. – Мы еще с присказкой не закончили, а у нас еще сказка впереди.

– С присказкой как раз закончили. И сейчас ты поймешь, что к чему. Ты когда-нибудь бывала в Бухано-Трескаве?

– Нет. Зачем? Это же задворки Ойойкумены.

– Вот именно. Если какой-то местности все время внушают, что она задворки, там могут сильно обидеться. Тем более что там и собственные болячки имеются. Например, Сильватранса.

– Что-то я такое слышала. Это нечто вроде Заволчья по отношению к Поволчыо.

– Вот тут ты ошибаешься. На Заволчье ни одно постороннее государство не претендует. Даже если орки и сунутся с набегом, то тут же и сваливают.

– Еще бы. В тамошние леса если армия зайдет, так сразу заблудится.

– Вот. А Сильватранса – это такая спорная территория между Бухано-Трескавом и Токай-Гуляшем. Еще, помнится, на нее империя посягала, и султан Сумамед, отец Учкудука нынешнего, но это давно было. При прошлом господаре Сильватрансу присоединил Бухано-Трескав, и тут они отыгрались. Вроде как если мы задворки Ойойкумены, то Сильватранса – наши задворки. А сейчас... – она сделала красноречивую паузу, вновь припав к кружке. – Сейчас Сильватранса почитай что отложилась. И Бухано-Трескаву, после неудачных для него столкновений с Учкудуком, впору задуматься о собственной обороне.

– Выходит, произошло то же самое, что у Поволчья с Заволчьем. За исключением того, что Иван-дурак оказался поумнее господаря и сумел договориться с инсургентами.

– А неправда твоя! Старец Траханеот, предводитель бунтовщиков заволчанских, какую бы ересь он ни нес, – человек понятный. Жители Волкодавля мед-пиво с ним пили, морду ему били, знают его как облупленного. А вот что происходит в Сильватрансе, сказать в точности никто не может. Хотя слухов ходит множество.

– Ну так доведи до моего сведения.

– Прежде всего, в Сильватрансе и раньше было какое-то сильное колдовство. Древнее, темное, мрачное, как бы это выразиться... – она пощелкала пальцами.

– Готичное?

– Вот-вот, это самое слово. Но считалось, что всех этих стригоев и талтошей, колдунов ихних, повывели...

– Ох, слышала я эту песню в Шерамуре. И убедилась, что это дело не задушишь, не убьешь.

– И здесь ты не совсем права. Там не то чтобы возродилось старое колдовство. Они нашли подпитку извне.

– Еретики Края Света... Мне говорили, что их эмиссары отправлялись в Бухано-Трескав. Очевидно, Фердикрюгер был еще не в курсе, что Сильватранса отложилась.

– Как ты их назвала?

– В закатных странах их именуют еретиками Края Света. Там свое учение есть, но я в нем понимаю не больше, чем в бреднях старца Траханеота про Мать и Матрицу. А на самом деле – колдуны на крови. Так что насчет подпитки ты верно подметила.

– Не ведаю, какие они там в закатных странах, а из своих путешествий вот что я вызнала. Колдуны местные, традиционные, как-то скучковались с этими, пришлыми, и что-то учинили.

– А поподробнее?

– Я туда не совалась. Мне достаточно было знать, что господарь их боится, а потому не станет затевать войну с Поволчьем. Двинется он в поход, а тут ему мало что султан Учкудук ибн Сумамед рога пообломает, так еще и сильватранские колдуны могут ударить в спину. Об этом я и доложила Ивану-Царевичу.

– Только?

– Ну, не совсем, – немного поколебавшись, ответила Баба-Яга. – Я, конечно, не летала в Торговище, главный город Сильватрансы, и в горные замки, но кое-какие слухи собрала. Говорят, им надоело быть задворками задворок. Теперь они хотят подчинить своему влиянию самые развитые страны Запада.

– И что по этому поводу собирается предпринять регент?

– А ничего. Мы не на Западе, и не развитые. То есть на самом-то деле мы еще поразвитей будем, чем во всяких империях, но они про это ничего не ведают.

– Сдается мне, Иван не проявил здесь обычной государственной мудрости. Кто знает, на что они там, в Сильватрансе, на самом деле способны?

– Может, ты и права. Жители Сильватрансы, слышала я, их поддерживают... говорят, слишком долго нас держали за самых распоследних, а теперь мы будем круче всех! У этих самых... уж не знаю, как назвать, – сила! У местных она идет от почвы, а у пришлых – от крови. И, объединившись, они получили такие варианты, каких у других магов нет. Будто бы и порталы они контролировать могут, и прочее такое... Вот когда вы через магические врата в последний раз перемещались, никаких странностей не было?

Я задумалась.

– Был сбой во времени. Но такие вещи, в принципе, возможны.

– Вот видишь! А если они еще переговоры по хрустальным шарам наловчились подслушивать? Говорила же я, что нужно разрабатывать альтернативные системы связи! У Поволчья – собственный путь! Я им еще докажу... – тут она начала развивать свои излюбленные тезисы о совмещении магии с передовой техникой, что отнюдь меня не вдохновило. Видела я эту технологию в действии, и ничего хорошего от нее не ожидала. Но если во всем остальном воздухолетчица была права?

Я снова вспомнила Финалгона. Что, если он не был замешан в дурном, но лишь догадывался о нем?

А разведка-то есть не только у Ивана-Царевича. И уж если начальник охраны Магического банка Голдмана был о чем-то осведомлен, то представители государственных спецслужб – и подавно.

Отец Батискаф...

Он покинул нас в Нездесе, возле тех самых магических врат. И собирался куда-то в этом направлении. И до того, по собственному признанию, бывал в Бухано-Трескаве. И как раз квадратист настоятельно советовал нам с Гверном обратить внимание на еретиков Края Света, хотя к заговору моветонских дворян против Старшего Брата Сомелье они вроде не имели отношения. Ядрена Вошь, какая подстава! Он с самого начала использовал нас втемную. Как там – «одна интрига накладывается на другую»? Ну, попадись мне этот квадратист... правда, возможно, еще и попадется.

Задумавшись, я не сразу сообразила, что Баба-Яга замолкла и смотрит на меня, не забывая прикладываться к кружке.

А ведь когда-то Баба-Яга самолично заявилась в «Белку и свисток», дабы предупредить нас с Гверном, чтоб мы не связывались с отцом Батискафом. Будто бы он замешан в нехорошие колдовские дела, творящиеся в Бухано-Трескаве и Сильватрансе. Что ж это получается – квадратист сам был еретиком Края Света? Тогда зачем ему нашими руками уничтожать сложившуюся в Моветоне резидентуру секты? Это как-то чересчур даже для двойного агента.

Стоп-стоп. Баба-Яга была уверена в том, что колдун в Сильватрансе и отец Батискаф – один и тот же человек. Но ведь она его вживе никогда не видела. Отца Батискафа во время нашего с ним разговора ей яблочко на тарелочке показало, а насчет четкости изображения этого прибора у меня было свое мнение, отличное от изобретательского. А во время своей шпионской миссии она того колдуна не встречала, только слышала о нем. И ей сказали, что колдун тот был монахом, уроженцем закатных стран. Но вот брат Удо, к примеру, тоже подходит под это описание. Не удивлюсь, если старшины еретиков, первоначально принадлежавшие ортодоксальному ордену Края, мнят себя особами духовного звания.

Но со всем этим, разумеется, надо разбираться на месте.

– А ты растеряна, – произнесла свой приговор Баба-Яга.

– Да. – Ответ был неожиданным для меня самой. – Я побывала во многих переделках, но ввязывалась в них исключительно из-за денег... ну, или если друзья очень попросят. А сейчас – это мое дело. Мне наплевать, колдуют там на земле или на крови, собираются подчинять закатные страны, восходные или весь мир. Но эти уроды захватили моего мужа. Он, может, и не подарок, но беда с ним случилась из-за меня. Поэтому я пойду куда угодно и на что угодно, чтобы выручить его.

– А если ты опоздаешь? Если уже опоздала?

Всю дорогу от Шерамура до Дикополиса я старалась заглушать эти вопросы, едва они возникали в моем сознании. Но вот – их задали мне в упор. И я должна была ответить.

– Знаешь, я всегда стремилась никого не убивать сверх необходимости. Но если так – я постараюсь, чтоб от помойки под названием Сильватранса осталась одна большая горелая яма.

– Тебя ведь не учили волшбе.

– Нет. Зато учили многому другому.

– Скорее всего ты свернешь шею и свалишься в ту самую яму.

– Неважно. У принцессы век должен быть недолог. Я и Гверну всегда это говорила. Старая ведьма – это достойно и почтенно. Но что может быть смешней и нелепей состарившейся принцессы?

Мне стало неловко от того, что я впала в подобную пафосность, и я умолкла, сделав вид, что пью. На самом деле пить мне совсем не хотелось. Довольно уже было на сегодня. А вот Баба-Яга так не считала. Она салютовала поднятой кружкой.

– Добро тебе! И посмотрим, кто сильнее – ты или эти кровопивцы из Трансваа... Трансильва... тьфу ты! Сильватрансы, вот. Выпьем за это!

– Уймись. – Я осознала, что еще не спросила ее о самом существенном. – Скажи лучше, кто правит в Сильватрансе, после того как она отвергла власть господаря.

Баба-Яга постаралась сосредоточиться.

– А почитай что никто. Большой боярин Нераду Бобоану. До того, как Бухано-Трескав их примучил, там были воеводы. Но последний из них попал в плен к султану Сумамеду и был утоплен в бочке с рассолом. Султана разбил король Токай-Гуляша. Потом Токай-Гуляш бодался с Бухано-Трескавом за Сильватрансу. Да у них и до того такая чехарда с салочками с правителями была...

– Я тебя не об истории вопроса спрашиваю, а о нынешнем положении дел.

– А я и отвечаю. И к тому веду, что в Сильватрансе и раньше были проблемы с престолонаследием. А сейчас вроде никого из прежней династии не осталось, вот этот боярин Бобоану и выдвинулся. Только поговаривают, что недолго ему на троне сидеть, если сильной поддержки не найдет – извне или снаружи.

Ох, как это мне успело надоесть. Политические игры, приправленные черным колдовством. Хорошо хоть в Шерамуре удалось положить этому конец. Кстати, в Сильватрансе, по идее, должна действовать разведывательная сеть Старшего Брата. И за нить из этой сети стоит потянуть.

Хотя, учитывая, что я разорвала контракт с Сомелье, вряд ли ко мне там хорошо отнесутся. Пожалуй, это была неверная мысль. Ладно. Бобоану так Бобоану.

Я встала.

– Итак, следующая остановка – Торговище. Подбросишь? Надеюсь, в ступе мы уместимся.

– А вот тут – извини, подруга. У меня нынче другое задание. Я и так ради встречи с тобой уклонилась от заданного маршрута.

– Так что ж ты мне тут голову дуришь? Я сижу тут с тобой, лясы точу в надежде, что ты меня через горы перенесешь, а может, время уже потеряно!

– Ничего не могу поделать. Добирайся своим ходом.

– Что значит «своим ходом»? У меня и лошади нет – продала в порту Моне! – Я перегнулась через стол, ухватила ее за ворот и тряхнула. – Вот что я знаю – у тебя всегда что-нибудь припрятано на случай поломки ступы. Сапоги-скороходы либо еще что... Давай сюда, или... – я хотела сказать «вобью костяную ногу тебе в глотку», но тут меня посетила идея получше. – ...или я свяжусь по хрустальному шару со знакомым магом и все обстоятельства изложу открытым текстом. И если связь через хрустальные шары и впрямь прослушивается, о твоих шпионских похождениях станет известно.

Посетители харчевни таращились на нас с испугом, но вмешиваться не спешили. И правильно делали – у меня сегодня в программе не было намечено кабацкой драки.

– Сапоги-скороходы... – буркнула Баба-Яга. – Ты еще скажи «гусли-самогуды» и «скатерть-самобранка». Нету у меня ничего такого, и в заводе не было. Но я смекаю, как тебе помочь. Фуфайку-то отпусти...

Так я и сделала. И тут же пожалела об этом, потому что Баба-Яга немедленно завопила:

– Эй, хозяин!

Лапсердаки бочком приблизился к столу. Но воздухолетчица, против ожидания, не стала требовать вышибалу, дабы привлечь меня к порядку, а, понизив голос, сказала:

– Сведешь эту госпожу к бабке своей. Пусть одолжит то, на чем на сборища свои путешествует. Скажи – я велела.

– Кирия! – трактирщик прижал руки к груди. – Бабушку тревожить нельзя, бабушка старая совсем...

– Знаю, она уж сколько сотен лет как не молоденькая. А на Лысой горе я ее все ж встречаю. А откажешь – расскажу людям, почему, когда в других заведениях вино скисает или бочки лопаются, у тебя завсегда все в порядке. А как же иначе, при такой-то бабке!

– Ну хорошо... как-нибудь... когда-нибудь...

– Не «когда-нибудь», а немедленно! Сейчас. Вот все вместе и пойдем. Мне все равно возвращаться. Скажи подручному, что в погреб за вином спустишься, а мы – за тобой.

Лапсердаки, вздохнув, поплелся исполнять сказанное, а Баба-Яга двинулась к двери за стойкой. Без сомнений, она хорошо знала заведение. Теперь понятно было, почему я не заметила, как она вошла – появилась Баба-Яга не с улицы. Расплачиваться за выпитое-съеденное она и не подумала, я же бросила деньги подбежавшему слуге. Может, перед Бабой-Ягой Лапсердаки и был в долгу, а передо мной – нет.

В задней комнате трактирщик, кряхтя, откинул крышку над входом в погреб и полез вперед. Фонаря или свечки он с собой не прихватил, оставалось надеяться, что путь ему известен.

Баба-Яга спускалась по лестнице не так уверенно, как шествовала по полу – костяная нога мешала, да и выпитое давало о себе знать. Она вынуждена была ухватиться за мое плечо. При этом она бормотала:

– Ничего, старая Ламья не подведет...

– Ламья? – мне, кажется, приходилось слышать или читать это имя. Только звучало оно несколько по-другому. – Так ведь ламии, говорят, людоедки.

– Клевета! Ну разве что в молодости, по глупости. Они когда-то мужиков красотой своей завлекали, может, когда в порыве страсти и не сдерживались. А сейчас... чем ей людоедствовать? У нее и зубов-то нет...

Похоже, монстры становятся на стезю добродетели, исключительно потеряв способность к порокам, подумала я, вспомнив вампира Генриха, обратившегося к праведности по причине инвалидности.

Мы проследовали за трактирщиком через винный погреб. За титаническими бочками и амфорами, покрытыми пылью, обнаружилась еще одна дверь. За ней начинался ход, вполне удобный и утоптанный. Не иначе контрабанда процветала в этих краях еще со времен Перворимской империи.

– Ты ниток клубок, что я тебе дала, не выбросила? – осведомилась Баба-Яга.

– Нет. Хоть и не понимаю, зачем он нужен.

– Не выбрасывай ни за что! То магия направления, древняя, проверенная...

– Ты же древней магии не признаешь, за техническую ратуешь.

– Не все из наследия предков следует отбрасывать. Некоторые говорят, чтоб верный путь определить, лучше гайка подходит, особливо семигранная, но шерсть для больших расстояний выгодней. И шерсть там наговоренная, да особо намагниченная...

Все-таки она перебрала. Как она в таком состоянии ступой управлять собирается? Хотя, с другой стороны, тарелочка же сработала... И что-то еще нужно было у нее спросить. Что-то важное.

Над нами забрезжил неверный отсвет звезд. Ход из подземелья вел наверх.

– Мы выбрались за городскую стену, – пояснил Лапсердаки.

Я помогла Бабе-Яге подняться на поверхность и огляделась. Тропинка, на которой мы стояли, разделялась на две. Одна вела в горы, другая скрывалась между черными кипарисами.

– Мне туда, – Баба-Яга кивнула в сторону горной тропы.

– Погоди! – я вспомнила, что хотела узнать. Еретики Края завладевали человеческой волей, заставляя людей пить кровь. Как показали события в Доме-у-Реки, согласие было не обязательно. – У тебя нет какого-нибудь талисмана, позволяющего узнать, не подмешали ли кровь в питье?

– Ну, все тебе отдай! Тарелку ей, ступу, клубок, и все за бесплатно! А теперь еще талисман! Нету у меня такого индикатора! – Баба-Яга снова начала показывать свой пакостный характер. А мне не хотелось напоминать ей, что из всего перечисленного у меня имеется лишь клубок. В конце концов, она и впрямь помогла мне бесплатно. Ну, почти. Если она шпионила на правительство Волкодавля, то наверняка извлекла из беседы со мной полезную информацию.

Я не стала ее задерживать, и она затопала вверх по склону, и уже почти скрылась за высокими валунами, когда обернулась и крикнула:

– Только помни: кровь людская – не водица!

А то я без нее этого не знала, да.

Но воздухолетчица уже исчезла, устремившись к своей скрытой в скалах ступе. Мне не оставалось ничего, кроме как следовать за трактирщиком.

Ночь была душная, даже близость гор и моря не приносила прохлады. Всякая насекомая мелочь надрывалась, треща как несмазанные двери. Я шла, прислушиваясь к этому треску и ко всякому другому шороху и не забывая поглядывать по сторонам. Баба-Яга вполне могла быть в сговоре с трактирщиком (ведь она наговорила достаточно того, что можно было отнести к государственным секретам), и Лапсердаки по ее приказу столь же вероятно мог завести меня в ловушку. Не зря же Баба-Яга так старательно отрицало людоедство бабушки трактирщика.

Что я вообще, собственно, знаю о ламиях? Считается, будто они давно вымерли, уступив место вампирам, но перворимский философ Наполоний Пианский оставил нам их подробное описание. Якобы одна из этих особей завлекла его ученика с целью замужества, но философ, присутствуя на свадебном пиру, распознал в невесте нечисть и разоблачил ее. «Ты сохнешь по змее, а змея – по тебе!» – заявил он жениху и пояснил, что невеста его из тех, что именуются ламиями или эмпусами и по сути своей являются змеями с ослиными ногами, которые подвержены любострастию, а пуще всего любят человеческое мясо, потому-то и завлекают в любострастные сети тех, кого желают сожрать! Так доказывал он, несмотря на то, что невеста утверждала, будто философы болтают всякий вздор, но он не отступился, пока она во всем не призналась. Что было дальше, жизнеописание Наполония Пианского не сообщает, однако несколькими главами раньше Наполоний советует при встрече с нечистью ругать ее самыми непотребными словами, ибо это есть прямой и наилучший способ от нее избавиться (об этом я и от других слышала). Что противоречит другому эпизоду из той же книги, где философ приказал жителям города Энуреза, охваченного эпидемией, забить камнями нищего бродягу, ибо несомненно распознал в нем демона чумы – уж слишком у того для нищего блестели глаза!

Между деревьями показалось что-то белое, и это отвлекло меня от размышлений о древнем благолепии. И напрасно, как выяснилось, потому что белели не призраки и не рубахи убийц, засевших в засаде, а колонны полуразрушенного храма. Мрамор, которого я вдосталь навидалась сегодня, наверное, был желтоватым, как и у других древних строений в Дикополисе, но звезды и луна выбелили его.

Между колоннами сохранилось несколько статуй. Те, что я недавно видела в замке Тур-де-Форс, были вроде бы похожи на них – и все же совсем не похожи.

Мы вошли в перистиль. Крыша здесь не сохранилась, на мозаичном полу валялись сухие листья и всякий мусор.

– Бабуля! Бабуля! – крикнул Лапсердаки во тьму.

Какое-то время ответом была лишь тишина, нарушаемая стрекотом цикад, а потом раздалось мерное тяжелое постукивание. Так вполне могли отдаваться по мозаике ослиные копыта. Ну, посмотрим, бабуля, кто тут кого съест...

И бабуля показалась. Маленькая старушонка в теплом платке и безрукавке из овчины поверх ветхого крестьянского платья. На ногах у нее были вязаные носки, и очень сомнительно, чтоб они скрывали копыта. А стучала палка, на которую старушка опиралась при ходьбе. Вот и говори после этого, что философы не болтают чушь!

– Хайре, баба Ламья! – сказал трактирщик. – Ты помнишь Дудоле?

Старушка ничего не ответила. Ее черные глазки почти терялись среди морщин.

– Дудоле просила, чтоб ты одолжила этой кирие то, на чем ты ездишь на свои прогулки. Бабушка, одолжи, а? Дудоле, она просто так не отвяжется. А я тебе пирожков принесу. Мягких.

Похоже, последний довод оказался решающим. Ламия перевела взгляд на меня и заговорила. Зубов у нее, как Баба-Яга и предупреждала, не было. Из-за этого, а также из-за того, что язык, на котором она изъяснялась, был невероятно архаичным, я с трудом понимала, о чем она вещает. Не сразу до меня дошло, что она интересуется, куда я направляюсь.

– В Торговище.

– О! – она сморщилась, хотя при ее морщинах, казалось, куда уж больше. – Какополис!

А старушка-то осведомлена о международном положении!

– Сама знаю. Но очень надо. Срочные дела. Как это... Агапе и аластерия!

Не уверена, что я правильно произнесла слово «месть». Старушка в ответ разразилась потоком слов, из которого я с трудом выловила вопрос, откуда я взялась.

– Отовсюду. – Не люблю уточнять свои анкетные данные, если только уж очень не припрет. – Где меня по жизни только не носило! Сейчас вот с запада приплыла... – Для доходчивости я ткнула рукой в сторону заката.

– А-а-а... вилде ягд! – понимающе произнесла ламия, и это прозвучало вовсе не по-эллински.

– Ну что вы, бабушка. Совсем я охотой не увлекаюсь, вовсе даже наоборот...

Но она, не слушая меня, поспешно заковыляла в глубь храма, во тьму. Поскольку Лапсердаки не двинулся с места, вряд ли это действие стоило трактовать как отказ. Оставалось ждать.

Затем из-за древних колонн и статуй раздался звук, изрядно меня озадачивший. Нет, точно – слух меня не обманывал, это было блеянье. И цокот копыт тоже был слышен – на этот раз копыт безошибочно. Бабушка трактирщика выгнала пред наши очи большую черную овцу. И торжественно указала на нее.

Должно быть, и у древних демонов когда-то наступает маразм. А болезнь сия, как известно, не лечится...

– Бабуля, вы чего-то не поняли. Мне не шашлык нужно делать и не тулуп шить, мне необходим транспорт, чтоб срочно попасть в Сильватрансу.

Но упрямая бабка похлопала овцу по спине и поманила меня, словно бы приглашая сесть.

– Престиагара магика... – бормотала она. – Быстро-быстро!

– Вы слушайтесь, кирия, – сказал Лапсердаки. – Если бабушка говорит, она знает, что говорит.

– Это верхом на овце ехать? Вы тут с ума посходили, что ли? – Я не езжу ни на ослах, ни на пони вовсе не из ложной гордости. У меня ноги длинные, при таких на низкорослом скакуне не шибко прокатишься. А тут овца! – Да она и веса моего не выдержит...

– Значит, не простая это овца, – пояснил трактирщик.

– Особая ездовая, получается? – Едва не рыча от негодования, я уселась на овцу. Против ожидания, та устояла. Хотя куда девать ноги, по-прежнему было неясно.

Ламия тем временем сняла с себя овчинную безрукавку и накинула мне на плечи.

– Зачем? И без того ведь жарко!

– Холодно, холодно, – повторяла настырная старуха до тех пор, пока я не напялила этот весьма изношенный предмет туалета.

Тогда бабка подняла палку и хлестнула овцу по курдюку. Та сорвалась с места и побежала с резвостью, какой я никак не ожидала от домашней скотины. Поскольку никакой сбруи предусмотрено не было, пришлось вцепиться руками в шерсть, а ноги согнуть в коленях, чтоб не волочились по земле. Колонны, статуи, кипарисы, скалы мелькали со все возрастающей скоростью, так что я не успела ни попрощаться с бабушкой и внуком, ни поблагодарить. Должно быть, в овце и впрямь было что-то волшебное или она была под заклятием.

Но какая насмешка судьбы! Мне и раньше приходилось ездить на заколдованном животном, но тогда это был конь чистейших кровей, а теперь что? Позорище... Хорошо хоть, никто не видит. Но это пока. А сколько мне на этой овце скакать придется до самой Сильватрансы?

Конь был, кстати говоря, такой же масти, что и овца. Вот что за пристрастия у колдунов к черному цвету? Прямо как у банкиров. Практично, я понимаю, и немарко, но однообразно. И опять же, ирония фортуны, – тот конь был из конюшни храма Края Окончательного, с каковым божеством и связаны мои нынешние неурядицы.

Пока я размышляла над тем, как низко пала, скаковая овца забралась довольно высоко в горы – пожалуй, конь бы так не сумел. Деревья кругом исчезли, нагромождения валунов тоже. Я видела только изломы скал.

Скрюченные ноги затекли, непроизвольно выпрямились и должны были удариться о землю. Или о камни. Но не ударились, а повисли.

Я глянула вниз, и выражение «как низко я пала» едва не приобрело буквальный смысл. Под ногами – и теми, что в сапогах, и теми, что с копытами – простиралась бездна.

Проклятая скотина летела! Я с новой силой судорожно вцепилась в шерсть. Овца повернула ко мне морду и заблеяла, и мне показалось, что блеянье это напоминает смех, то ли издевательский, то ли, наоборот, успокаивающий. Что ж, если бабушка была древним демоном, удалившимся от дел (или не совсем, судя по наличию в хозяйстве такой животины), то и овца вполне могла быть той же породы, что и волшебный Золотой Овен, за шкурой которого тщетно охотились хитроумный Нездесей и бард Шалфей. Этот Овен прилетел откуда-то из здешних краев в предгорья Кафказа, везя на спине детей короля Бестия – Никса и Перлу. Причем Перла, утащившая Овна, вместе с наиболее ценным содержимым отцовской сокровищницы не удержалась на лету, свалилась со спины животного в Радужное море и там утонула. Во всяком случае, так гласит официальная версия, по неофициальной – и более правдоподобной – ее столкнул в море брат, не желавший делиться Овном и казной.

Ох, да если б мы над морем летели, это ж одно удовольствие! В воду падать, если правильно сгруппироваться – вполне можно. И плаваю я прилично. А тут же одни скалы внизу, подумать и то страшно, не то что смотреть!

Ну, Гверн, что мне из-за тебя терпеть приходится! Если ты жив, за все мне ответишь при встрече.

А если не жив...

Если не жив, тогда ответят другие.

Становилось все холоднее. Ледяные ветры гуляли над вершинами, под равнодушными звездами, и овчинная безрукавка бабы Ламьи была как нельзя более кстати. Сейчас я не стала бы возражать, если бы старушка предложила целую шубу.

Воздух был разрежен, и голова у меня кружилась. Если не считать этого, а также холода, полет проходил нормально. На овце было не так тряско, как на ковре-самолете, и не так закладывало в ушах от ветра, как на драконе.

Море осталось далеко позади. Казалось, стало чуть светлее, а может, это отбрасывали отсвет заснеженные вершины Купатских гор, показавшиеся впереди. Зубы мои от озноба начали выбивать дробь. Возможно, в Балалаях я поднималась и повыше, но там я передвигалась по горам, а не над горами!

Потом овца стала снижаться. Хвала богам, не резко, а кругами, иначе к дроби зубовной прибавилось бы кровотечение из носа.

Долину обволакивал предутренний туман, и что делается внизу, я не могла рассмотреть – до тех пор, пока ступни мои не стукнулись – довольно чувствительно – о твердую поверхность. Овца приземлилась.

Выпустив, наконец, слипшуюся шерсть, я сползла со спины ездовой животины и постаралась оглядеться. Мы находились на поросшем травой горном склоне. Больше ничего в сумраке и тумане разобрать было нельзя. К тому же у меня так затекли ноги и кружилась голова, что я не в состоянии была сделать ни шагу. Пришлось опуститься на землю. Овца отошла в сторонку и принялась щипать трапу. И то – проголодалась, наверное. Мне же было не до еды. От усталости и оттого, что вновь стало тепло, меня разморило, и я мгновенно уснула.

Эта сонная одурь длилась, должно быть, не меньше двух часов, потому что, когда я разлепила веки, солнце стояло уже высоко. Туман истаял, а вместе с ним исчезла и овца. И правильно сделала. Теперь, когда тошнота и головокружение прошли, голод мог сподобить меня на многое. А меня с детства учили, что есть ездовых животных нехорошо. Тем более волшебных. Впрочем, нехорошо есть любое существо, оказавшее тебе услугу, хотя многие люди придерживаются прямо противоположной точки зрения.

Но больше, чем есть, хотелось пить. Что ж, надо оглядеться, нельзя ли где-нибудь поблизости подкрепиться и освежиться.

Поднявшись, я увидела, что под горой, где меня высадили, – долина, а в ней – сады, огороды, виноградники и дома. Много домов. А на склоне горы насупротив меня – крепость.

Что ж, я просила доставить меня в Торговище. Похоже, я почти на месте. Можно дойти пешком.

За камнями обнаружилась тропинка, вероятно протоптанная пастухами, и я двинулась по ней к столице Сильватрансы.

«Ладно, согласимся считать это столицей, – думала я по мере приближения, – а не увеличенной в несколько раз деревней». Мазанки, крытые соломой, пыльные улицы, где бродят козы и куры... На крышах, из дымоходов, торчали косы. Забавный обычай. Местная замена флюгерам, что ли?

А вот крепость над Торговищем внушала уважение. Солидная крепость. Построена она, судя по всему, несколько столетий назад. Кто там, говорили, воевал Сильватрансу, кроме господарей? Токай-Гуляш, султан Сумамед? Наверняка при нападениях все эти мазанки сжигали и разрушали, а крепость вон уцелела. Правда, это не значит, что владетели крепости успешно отражали любые атаки. Могли с тем же успехом сдавать ее всем нападавшим. Видели, знаем.

В общем, если Дикополис пребывал в упадке, то о Торговище этого сказать никак нельзя. Ему просто неоткуда было падать.

Народ на улицах вид имел тоже не столичный, а полукрестьянский – в домотканине, постолах, войлочных шляпах либо овчинных шапках. Впрочем, я в ветхой безрукавке, весьма удачно прикрывавшей арбалет, и прочей видавшей виды одежде не слишком от них отличалась. Правда, сапоги у меня были покрепче, чем обувка местных жителей, но поверх пыли дикопольской, пока я дошла до площади, вторым слоем легла пыль здешняя.

Площадь выглядела немного попригляднее. Там даже стояли два-три каменных дома. И людей было поболее. Может, здесь и перекусить где имеется?

Но прежде этого я увидела фонтан. А вода привлекала меня сейчас больше. То есть назвать фонтаном это сооружение на городской площади было довольно затруднительно, особенно после того, как побываешь в Гран-Ботфорте и Шерамуре. В стене, ограждавшей площадь, было пробито отверстие, из которого вода стекала в каменный водоем, прямоугольной формой своей напоминавший саркофаг. Верно, тут поблизости был источник, а его решили так художественно оформить.

Подгоняемая жаждой, я двинулась прямо к фонтану. И лишь подойдя поближе, углядела нечто удивительное. На каменном бортике водоема лежала золотая чаша. За годы странствий я научилась отличать золото и драгоценные камни от подделок. А эта чаша была усажена рубинами, гранатами, изумрудами и сапфирами, как именинный пирог – изюмом. И стоила, без сомнений, целое состояние. И смотрелась она на краю заросшего мхом водоема, выстроенного на пропыленной площади, очень странно. Но мне было все равно. Я хотела пить. Поэтому взяла чашу, как следует ополоснула ее под недоуменными взглядами горожан – мало ли кто пил из нее раньше? – наполнила водой и вдоволь напилась. Потом положила чашу назад и повернулась, еще не определившись, искать ли пропитания или двигать прямо в крепость.

Но я успела пройти всего несколько шагов, когда на площадь навстречу мне выехали всадники – пыль еще не осела на той улице, по которой они проскакали.

Я не успела прийти в крепость. Крепость сама пришла ко мне.

Предводитель, достигнув середины площади, сдержал коня и перешел на шаг. То же сделали остальные. Их одежда, в сравнении со скромным платьем горожан, была богатой и яркой, хотя в Шерамуре, да и в империи тоже, показалась бы неисправимо старомодной. Оружием им служили сабли и топорики на длинных рукоятях. Но нападать всадники, похоже, не собирались.

Я тоже не стала хвататься за меч. Зачем? У меня и так кое-что припрятано. Однако я остановилась, выжидая, пока предводитель подъедет ко мне.

Это был мужчина средних лет, носатый, с длинными вислыми усами. Обряжен он был в ярко-лиловый бархатный кафтан и меховую шапку.

– Ты не взяла чашу? – у него оказался хриплый голос, и говорил он почему-то по-имперски.

Дурацкий вопрос. Он же видел, что не взяла.

– Нет.

– Почему?

Еще более дурацкий вопрос. Я еще не сошла с ума, чтоб хватать ценную вещь на виду у всех, средь бела дня.

– Я хотела пить, а не воровать, верховный боярин.

Нераду Бобоану – а это, несомненно, был он, покачал головой. Вряд ли мой ответ был тем, какой он хотел услышать. Потом спросил:

– Ты из империи?

Ядрена Вошь, у меня что, в лице есть какое-то особое имперское выражение?

– Там я тоже побывала, – я постаралась найти обтекаемый ответ.

– Кто ты, и что тебе надо в Торговище? Только не лги, что ты бедная странница. Простолюдины не носят такие мечи.

Меч у меня был приличный, но отнюдь не исключительной работы. Так что напирать на особую знатность моего происхождения не стоило. А что до имени, то я решила оставить прежнее, сделав поправку на местное произношение.

– Можешь называть меня Райна, боярин. А пришла я сюда, чтобы послужить тебе своим мечом – вряд ли ты ждешь от меня иных услуг.

Лучшего предлога, чтобы попасть в крепость и узнать, не там ли Гверн, я придумать не смогла. Хотя вполне могла ожидать от правителя столь отсталого государства что-нибудь вроде: «баба с мечом – это обезьяна с прялкой».

Ответ, однако, был совсем иным.

– Многие чужестранцы с недавних пор приходят в наш древний край, и разное оружие несут они с собой – и то, что в железе, и то, что в волшбе. Я же, с тех пор как правлю здесь, отвергаю чужеземные влияния и возрождаю обычаи, введенные нашим прославленным воеводой Дрэкулой. Ибо он установил в Сильватрансе столь строгие порядки, что золотая чаша могла лежать у фонтана на городской площади, и никто не смел украсть ее.

– А невинная девушка с мешком золота могла пересечь страну?

Бобоану нахмурился.

– Нет, до такого даже Дрэкула не додумался. Но слушай меня, домна Райна! Ни один из тех, кто приходил сюда, не смог воспротивиться искушению. Все пытались украсть чашу. Мы их, конечно, тут же отлавливали...

Еще бы. Даже если горожане побоятся остановить мимоидущего недобра молодца, то из крепости площадь прекрасно просматривается. Оттого воины и выехали оттуда, как только я направилась к водоему.

– ...и чаша по-прежнему лежит у воды. Без всякой охраны.

– Это днем. А ночью вы ее забираете или все же стражу выставляете?

Спутники боярина расхохотались, хотя в словах моих, кажется, не содержалось ничего смешного. И было в этом смехе нечто показное, вымученное.

Нераду Бобоану не засмеялся и не улыбнулся. Он произнес:

– Вот ты, домна Райна, и проверь, какова здесь стража по ночам. Если завтра утром ты принесешь эту чашу в мою крепость, тогда и поговорим. А теперь – прощай!

Он повернул коня и с места сорвался в галоп. Свита устремилась за ним, обдав меня очередной порцией пыли.

И поесть не предложили. Все-таки что в Шерамуре, что в Поволчье обычаи на сей счет получше. А проверка – демон Псякрев с ней, дело житейское. Нигде не берут на работу посторонних людей без проверки – если речь действительно идет о работе, а не о том, чтоб порадеть нужному человечку. Посмотрю, какой они выставят на ночь наряд и разберусь с ними.

Только отчего они смеялись при упоминании о страже?

Что ж, пора озаботиться пропитанием в ожидании ночи и заодно побеседовать с местными жителями. Если, разумеется, я смогу их понять. Из всех языков, что мне пришлось выучить, образовалась в памяти такая мешанина... но, возможно, из нее удастся выловить нечто полезное.

Корчма нашлась на одной из прилегающих к площади улиц. Обед не слишком меня порадовал (правда, на данный момент меня ничто не радовало). Составляла его отвратительного вида каша под названием мамалыга (я вообще не люблю кашу) и невинноубиенное истощенное существо, выдаваемое за цыпленка, обильно приправленное красным перцем. Вина я заказывать не стала – достаточно выпито вчера, а нынче ночью мне предстояло не спать и голову сохранять ясной. Поэтому я снова прогулялась на площадь, к пресловутой чаше. При этом заметила, что людей на площади, да и на улицах тоже, явно поубавилось. Хоть Торговище и без того не выглядело городом густонаселенным.

Может, я неправильно поступила? Может, надо было сразу прорываться в крепость? Ведь на самом-то деле я вовсе не собиралась поступать на службу к Бобоану, и чаша эта мне на фиг не нужна. Но нет – сразу не получилось бы, в крепости приметили меня, как только я появилась в городе. Что ж, подождем до темноты, а там – по обстоятельствам.

Я вернулась в корчму и окликнула хозяина. Еще раньше я установила, что на нынешнем имперском он не говорит, притом что это есть язык международного общения. Скорее, его речь напоминала сильно искаженный диалект перворимского. С пятого на десятое мы друг друга понимали.

– А что, отец, – спросила я, – колдуны в вашем городе есть?

– Колдуны? – он недоуменно сдвинул брови.

Ишак-Мамэ! Я же сама объясняла Гверну, что в каждой стране чародеи могут называться по-разному. И вообще, бывала я в краях, где «колдунами» пироги именуются.

– Ну, маги... волхвы... темпестарии... стриги...

Последнее слово нашло несомненный отклик.

– Стригои, – прошептал он.

– Хорошо, пусть будут стригои. Так они здесь водятся?

– Не здесь. Не сейчас. – И он поспешно удрал на кухню.

Что сие значит? В Торговище не водятся? Или раньше водились, но вымерли? Или говорить об этом здесь и сейчас нельзя? Я лично склонялась именно к такому объяснению.

Терпеть не могу платить за информацию наличными, но, кажется, по-иному не получится.

Извлекши из кошелька серебряный семиамур, я покатала его между пальцами. Еще в порту Моне я разменяла часть золота серебром. Вид золота людей нервирует и внушает превратные мысли.

Приманка сработала. Исчезнувший корчмарь вылез из кухни.

– Знаешь, я не наела у тебя и на четверть этой монеты. Но если ты ответишь на вопрос, который я тебе задавала, то я не потребую сдачи.

Корчмарь уставился на монету. Во взгляде его боролись страх и жадность. И, как заведено от века, жадность победила. Он приблизился к столу.

– Ну? – подбодрила я его. – Стриги. Или... как это? Стригои и стригойки.

Он кивнул.

– Вражиторы, лоайницы, шоломонары, проколичи...

– Эк, богатые у вас по этой части края.

– Богатые, – подтвердили он и потянулся за монетой. Но я прикрыла ее ладонью.

– И где у вас тут это богатство можно найти?

– Не тут. В проходе Горго у Купатских гор... на реках Надуй и Авжеж... Они приходили сюда. Но теперь не приходят.

Он умолк и выдержал паузу, настолько длительную, что стало ясно – корчмарь не скажет ни слова, пока не получит монету. Прежде чем убрать руку, я спросила:

– А кто приходит?

– Другие. Йелес... – Он цапнул монету со стола и отступил к кухонной двери.

– Это в городе. А крепость здесь при чем?

– Ничего не ведаю про крепость. – На всякий случай он шагнул за порог и, уже из-под защиты кухни сказал: – Домна! Как будешь уходить – кошелек-то оставь.

– Это с какой стати?

– Когда йелес тебя заберут, они и деньги заберут. Они всех и все забирают, так уж лучше тебя, чем нас. Тебе деньги уже без надобности, а у меня семья.

– А харя не треснет? – я машинально ответила по-поволчански, но не сомневаюсь, что он меня понял.

Кухня хранила молчание. Что ж, мы в расчете. Одно можно понять – магов-колдунов в городской черте искать не следует. Есть вероятность, что они сами меня найдут.

Тем временем стало темнеть. Надо было взглянуть, не сделал ли Бобоану новый ход. Не зря же корчмарь поспешил заткнуться при упоминании о крепости.

Но едва я ступила за порог, как дверь корчмы с грохотом захлопнулась за моей спиной. Слышно было, как корчмарь торопливо загоняет в пазы задвижки, скрипит ключом в замке и придвигает к двери столы.

Чудак человек! Он что думал – если б я подзабыла что-нибудь в его заведении, так непременно стала бы ломиться в дверь? Надо бы – высадила ставню в окне, да и соломенную крышу пробить не так трудно. Только я ничего там не забыла, и возвращаться незачем. Кошелек ему оставь, как же!

Глянув окрест, я заметила, что улицы Торговища совершенно пусты. Оно, конечно, не так чтоб удивительно. Это вам не Гран-Ботфорте, где в больших городах по ночам жизнь бурлит ключом. Даже в империи, не говоря о Поволчье, с наступлением темноты люди разбредаются по домам. Но, как правило, те, кому не спится, собираются в кабаках, тавернах и бирхалле. А тут в корчме я была единственной посетительницей. Даже у Лапсердаки вечером толпился народ, хотя заведение было не из лучших. Здесь же – никого. И в домах не видно ни огонька. Ставни заперты, двери тоже. В Торговище не только никто не решался с приходом ночи высовываться на улицу. Не меньше того здесь опасались кого-то впустить в дом. Вряд ли бы они так вели себя по отношению к страже, приходящей из крепости. Так боятся ночных грабителей и разбойников. И корчмарь что-то подобное лопотал. Только если сюда по ночам наведываются грабители, то почему золотая чаша лежит на площади? Значит ли это, что боярин Бобоану в сговоре с грабителями? Или... грабителям нужно вовсе не золото?

Ишак-Мамэ! Эта тишина и пустота на улицах ночного города почему-то напомнила мне Чужанский посад в Волкодавле. Коренные жители столицы Поволчья опасались туда соваться из-за того, что среди обитателей Чужанского посада попадались не совсем люди. Или совсем не люди, в чем я имела несчастье убедиться во время погони за кикиморой. А здесь... здесь живут обычные люди, ну, может, несколько беднее и жаднее, чем в других краях, но это же не преступление. И все же, допустим...

Я сбросила безрукавку, благо давно согрелась, достала футляр с арбалетными болтами. И кошелек. Разумеется, не для того, чтоб откупаться. Еще бы мне не помешали кой-какие инструменты – молоток там, клещи, – но ясно было, что стучаться в любой дом с просьбой о сем – бессмысленно. Что ж, сойдет и обычный булыжник. И вот еще что: в Волкодавле в качестве средства от нечисти применяли обычные метлы. В последний свой визит я убедилась, в сколь нежданных местах эти метлы можно увидеть. А если косы на крышах здешних домов – не просто предметы домашнего обихода? Окна – на запоре, двери – на замке, а коса охраняет дымоход.

Надо поспешить. Вечер на исходе, наступает ночь, и я должна быть готова, когда в Торговище придут те, кто забирает все и всех, кто не успел укрыться за стенами домов.

Должна признаться – я не сразу их увидела. Равно как и они меня. Хотя успела к тому времени раза три обойти площадь. Какой бы ни был это захудалый город, охватить его единым взглядом, да еще в темноте, было невозможно. Поэтому какое-то время я шлялась по площади и улицам, не видя ничего, кроме темных, наглухо закупоренных домов. Не забывала оглядываться на дорогу, ведущую к крепости, но та оставалась пустынна.

Откуда же появится неведомый враг, если не из крепости? С гор? С неба? Из-под земли?

Я посмотрела на землю, точнее, на слой пыли, в которой четко отпечатались следы всех, кто сегодня здесь прошел. Человеческих ступней в постолах и сапогах, конских, коровьих и козьих копыт, куриных лап...

А вот с куриными следами было что-то не так. Точнее, с петушиными, судя по наличию шпор. Только ни петух, ни курица не могли оставить следы таких размеров. Это какие же окорочка у подобных птичек?

Шутки в сторону. Где-то что-то я об этом читала. Умные люди советовали тем, кто хочет увидеть следы демонов, посыпать полы в своем доме золой – поутру узрят следы, и будут оные следы подобны птичьим... А здесь мы не в доме, и даже зола не понадобилась.

Оторвавши взгляд от чудовищных следов, я увидела, что улицу, выходящую на площадь, преградили три силуэта. Ночь не скажу чтоб была сильно лунная, не из тех, в кои является на стогнах Мове-сюр-Орер святая Инстанция, но разглядеть их было можно. Одна фигура, без сомнений, и оставила здесь птичьи следы. Но это была не птица. Назвать ее человеком тоже было затруднительно. Более всего она напоминала плод трудов вконец спятившего таксидермиста. Это был кролик ростом выше обычного мужчины, белый с розовыми ушами, но при этом передние лапы ему заменяли перепончатые, словно у нетопыря, крылья, а на задних были птичьи когти и шпоры. Баньши? Но у баньши голова кроличья, а тело человеческое, а это – не разбери что. И вообще, откуда в здешних краях баньши?

Второе существо напоминало то ли ящерицу-переростка, то ли очень мелкого дракона. Однако у всех известных мне драконов были лапы с когтями. У этого тоже были – но лишь передние. А на задних имелись копыта. И потом, ни один уважающий себя дракон на задних лапах не ходит! Еще у него были рога, короткие, как у молодого быка.

Третий имел фигуру вполне человекоподобную, но правильностью черт напоминал сородичей Финалгона. Только цвет лица у него был как у хорошо полежавшего в земле покойника. А Высокие эльфы, насколько мне известно, этим не отличаются. Да и эльфья мелочь, если на то пошло. Ходили слухи о существовании каких-то Темных эльфов, но Финалгон всегда утверждал, что таковые существуют только в сочинениях невежественных человеков.

Похоже, прибывшие меня только что заметили.

– Жертва! – радостно возопил кроликоптиц. Глаза его сверкнули красным.

– Очень приятно, – пробормотала я. – А меня здесь называют Райна.

Он не слушал меня и продолжал вопить, хлопая крыльями:

– Они выставили жертву! Sacrifice humaine!

И это было кстати, ибо у меня было время прицелиться.

Ходя дозором, я снова завесила арбалет безрукавкой, а сейчас пришла пора ему снова явиться на свет. Точнее, на тьму.

Я стараюсь не начинать драку без подготовительной пристрелки. Есть у меня такая привычка. И, подозревая, что нынче ночью придется сражаться не с людьми, я постаралась по возможности подготовится. В частности, соорудила для некоторых стрел серебряные наконечники. Из тех монет, что имелись у меня в кошельке, – на удачу, при Сомелье семиамуры чеканили из полновесного серебра. А некоторые еще говорят, что я жадная!

Три вопля раздались вслед трем выстрелам. Но нужный эффект серебро оказало только на птицекролика. Хрипя, он упал – при свете месяца блеснули шпоры, похоже, оправленные в металл. Он бился в пыли, но крылья его не были приспособлены для того, чтоб вырвать стрелу.

Остальным удалось это сделать. Стало быть, я столкнулась с тем видом нечисти, на которую серебро не производит впечатления. Та же проблема, что в Поволчье. Там водятся персонажи, нечувствительные ни к серебру, ни к холодному железу.

– Сдавайся! – прошипел быкоящер, перекрывая предсмертные проклятья кролика-оборотня. – Сдавайся – и заслужишь милость нашего господина!

– От мертвого эльфа уши! – отвечала я.

Это невинное замечание почему-то вызвало особую ярость третьего из нападавших. Он завыл таким страшным голосом, что у меня захолонуло сердце. Но это не помешало мне выхватить меч, ибо дальнейшие намерения моих оппонентов не вызывали сомнений. Причем меч держал в руках только эльф-зомби, или кем он еще там был. Рогатый ящер просто протянул лапы. И тут меня ожидал неприятный сюрприз. Когти на его лапах выскочили из пазов, словно у кота, но были они, клянусь, куда как подлиннее кошачьих. Вместо одного клинка на меня нацелился десяток.

Последующая схватка показала, что не все так страшно, как могло показаться. То есть это было именно страшно и должно было производить соответственное впечатление. Не зря же здесь все так боялись. Но у меня душа грубая и зачерствелая, и при всем при том я в первую очередь высматривала, есть ли у противников слабости и в чем они заключаются.

И они таки были.

Десять клинков – это много. Даже слишком много. Если сразу человека не проткнешь, потом маневрировать довольно трудно. Это выяснилось сразу после того, как мне удалось пробиться с улицы на площадь и пространства для маневра стало более чем достаточно. Второй же деятель (уж не знаю, в каком состоянии были его уши), сколь ни устрашал своим видом, двигался несколько медленнее, чем живой противник. Проблема была в другом – мне удалось нанести ему несколько ран, от которых живой противник если не перестал бы быть живым, то вырубился бы обязательно. Этот же продолжал свой медленный танец... то бишь бой.

А у его рогатого товарища лезвие скользило по чешуйчатой шкуре. Совсем неуязвимым он не был, арбалетная стрела ранила его и причинила боль, но этого недостаточно. А вот проверить на крепость его коготки не мешало бы...

Сделав обманный финт, я чуть отступила, чтоб рогато-копытный простер когти веером, и рубанула по ним со всей силы. Такого радикального маникюра мне еще не приходилось видеть! Да и кому другому – вряд ли. Природа или ее временный заместитель создали когти ящеробыка для протыкания беззащитных жертв, а вовсе не для того, чтоб по ним рубили мечом. Я не то чтоб срезала когти под корень, но укоротила их до вполне приемлемой длины.

Рогатый чешуйчатый зашипел сызнова, и в звуке этом было больше ярости, чем боли. Из чего я заключила, что радоваться рановато и, кроме когтей, есть у него кое-что в запасе. И постаралась отскочить подальше.

Вовремя заключила. Даже если в процессе создания этого существа использовался крайне мелкий дракон, одна драконья особенность за ним все же сохранилась. Он выдыхал пламя. Не так далеко и обильно, как нормальные драконы, вероятно, ему мешали органы речи (нормальные драконы, если кто не в курсе, словами не говорят, а общаются мысленно). Но достаточно для того, чтоб сжечь стоящего рядом человека. Будь я на прежнем месте, пламя бы охватило меня целиком, а так оно только лизнуло пресловутую овчинную безрукавку, столь верно послужившую мне за минувшие сутки. Я успела выскочить из нее, при этом заметив, что зомби-эльф шарахнулся от огнедышащего товарища. Очевидно, тварюга по каким-то причинам боялась огня.

«Что дальше?» – этим размышлениям я предавалась не стоя столбом, а припустив во все лопатки. Пока он огнедышит, мечом я до него не дотянусь. Впрочем, опыт учит, что огневой запас у драконов ограничен. Главное, держаться от него на должной дистанции, пока он не выдохнется. Весь вопрос, насколько он ограничен? И смогу ли я выдержать такую дистанцию?

Мы сделали изрядный круг по площади, неумолимо приближаясь к фонтану.

Фонтан! Вода! Вот чем надо с огнем бороться! Если только преследователь не остановится, а по инерции подбежит достаточно быстро.

Так и вышло. Не иначе этот дракон не мог общаться мыслями, потому что общаться было нечем.

Вскочив в водоем, я первым делом сунулась под струю – эта была мера предосторожности на случай, если язык огня все же меня зацепит. А потом загнала меч в водопровод. Ох, как кстати был бы сейчас насос мэтра Кобелье! Но чего не было, того не было. Зато перенаправленная струя ударила в морду ящера. Удалось сбить не только пламя, но и самого быкоящера с ног. Колени у него подогнулись, и он шлепнулся рядом с водоемом. Демон Псякрев, удар был силен, но не настолько же! Или дело не в этом? Что там мне объясняли про противоборство стихий? И не только объясняли – показывали на деле и на теле. Ну так вдарим еще раз стихией воды по стихии огня!

Закрепляя успех, я кинулась к коленопреклоненному быкоящеру, одной рукой ухватила его за рог, на другой рог, чтоб оставить руку свободной, пришлось наступить. Рога я ему обламывать не собиралась, замысел был другой. Я подхватила лежавшую на бортике золотую чашу, уже порядком подзабытую, зачерпнула воду из саркофага и стала вливать в оскаленную пасть.

Рогатый хрипел, дергался, но я недрогнувшей рукой заливала ему в нутро чашу за чашей, пока он не затих. Видимо, навсегда.

Зато последний из троицы уродов, уяснив, что огонь ему больше не грозит, успел подгрести и замахнуться мечом. Я, уклоняясь, споткнулась о рог покойника и плюхнулась в воду. Клинок вместо моей ноги ударил по камню, раскрошив его. Эти камни и без того нуждались, чтоб их укрепили, а тут еще невесть откуда взявшийся живой труп принялся превращать их в щебенку.

Но у меня были сейчас более насущные заботы, чем состояние водоема в Торговище. Эльф-зомби двигался, конечно, медленнее обычного эльфа, но и я порядком утомилась. И вдобавок он не давал мне дотянуться до меча, все еще торчавшего в водопроводе, ровно затычка какая. Впрочем, учитывая недавний опыт, от меча в общении с этим субъектом толку мало. Он боялся огня, но огня-то я сейчас развести и не могла. Огниво было в поясном кошеле, а он промок, как и все, что было на мне. Но сумку с вещами я заранее припрятала позади водоема.

И еще кое-что.

Я выскочила из фонтана, едва уйдя от нового удара меча. Покатилась по земле. Но на сей раз это была уловка – чтоб подобраться к приставленной за углом водоема косе, которую я вытащила из одного дымохода.

Даже здешние жители, какими бы деревенщинами они ни выглядели, кое-что смыслят в симпатической магии. Коса – оружие смерти, и только она может защитить от тех, кто воплощает смерть-в-жизни. Вот почему здешние дома утыканы косами. Надеюсь, обыватели не обеднеют от того, что я позаимствовала одну.

Как раз когда эльф-зомби почти нагнал меня, я вскочила на ноги и ухватилась за древко косы. Или оно у нее не «древко» называется? Многим я в жизни занималась, но вот косить не приходилось. Разве что опыт обращения с другим оружием поможет.

Он размахнулся, чтобы нанести удар сверху, а я развернулась и рубанула косой сбоку, аккурат под левую руку. Вряд ли это был правильный удар, потому что сердце его не билось, но грудную клетку я ему крепко порушила, и он невольно опустил руки, не в силах блокировать следующий удар. А как раз следующий удар и был правильный – им я снесла ему голову, сделав неживое окончательно мертвым.

Вот и спорь потом с народными суевериями.

Но отдышаться мне не дали.

– Самодива? – спросил женский голос.

Я резко развернулась. Посреди площади стояла женщина. При такой комплекции, как у нее, мне следовало бы услышать, как она подошла. Но я не услышала – слишком занята была боем. Загорелое лицо ее было столь же морщинистым, как у бабушки трактирщика, но более ничем она Ламью не напоминала. Дряхлой ее никак нельзя было назвать. Мало того, что у нее все зубы имелись в наличии, она была высокой и плотной, даже толстой. Но самое оригинальное – это ее одежда. Она была закутана в меховую шубу до пят и с капюшоном, так что открытым оставалось только лицо. Несколько излишние предосторожности от простуды при нынешней погоде.

Я крепко вцепилась в косу, однако женщина не выглядела враждебной. Тогда я вспомнила, что мне задали вопрос, и ответила:

– Нет.

– А похожа.

Мне показалось, что она разочарована, и я сказала:

– Сожалею, тетушка, но мне неизвестно, что значит это слова. Я только нынче утром прилетела, – видимо, от усталости я сообщила правду.

– Прилетела? – она искренне удивилась. – Тогда русалия?

– Ну, какая из меня русалка, хоть я и вылезла из воды...

– Ты и верно не понимаешь. Русалии – повелительницы ветров, что летают на его крыльях. Но ты совсем на них не похожа, однако говоришь, что прилетела. Как тебе это удалось?

– Ты будешь долго смеяться – на овце. Сама я летать не умею и не люблю.

Она не засмеялась, а удивилась еще больше.

– Не умеешь? Так ты что же – человеческая женщина?

– В общем-то, да. Отнюдь не стригойка, или как это у вас называется.

– И все же ты на диво грамотно расправилась с йелес.

– Достигается упражнением.

– Вот как, – задумчиво произнесла она. – Возможно, именно ты можешь нам помочь.

– Сожалею, но у меня другие планы. На рассвете я намерена отнести эту золотую плошку в крепость боярина Бобоану.

– Боярин Нераду, – задумчиво проговорила женщина, – правильно понимает, что противостоять захватчикам мы можем, лишь опираясь на древние обычаи. Беда в том, что он возрождает не те обычаи. А враги наши не преминули этим воспользоваться. А ты... если ты прилетела так, как сказала, значит, тебе помогли древние силы по ту сторону гор. Просто так они этого не сделают. Значит, ты – наша союзница.

Мне не хотелось вдаваться в тонкости и объяснять ситуацию с Бабой-Ягой, шантажом и пирожками для бабушки трактирщика.

– Тетушка, ценю твой патриотический порыв. Если твои враги являются и моими врагами – сделаю все, чтоб их разнести. Но в первую очередь я должна разыскать своего мужа. У меня есть основания полагать, что его захватил в плен один из тех чужеземных колдунов, что нашли приют в Сильватрансе. Если что-нибудь знаешь о нем – скажи!

– А муж твой кто? Вражитор, шоломонар?

– Нет, он никакими колдовскими силами не владеет. Он странствующий рыцарь.

– О таком ничего не ведаю. Может, ты и впрямь разузнаешь о нем в крепости Бобоану. Но сдается мне, дорога еще приведет тебя к Авестите. Это мое имя, запомни его.

– А меня здесь называют Райна.

– Хорошее имя. Царское. Теперь забери свой меч из воды, негоже ему там торчать.

– И то. Много есть легенд о мече, поднявшемся из глубоких вод, но никто еще не сложил таких о мече в водопроводе...

Я последовала ее совету и выдернула меч, вернув фонтан в естественное состояние. Когда же обернулась, женщины в шубе простыл и след. Удивительно быстро она умудрялась передвигаться при таком телосложении.

И вот еще странно – я так и не поняла, на каком языке мы с ней говорили.

На рассвете я уже молотила рукоятью меча в ворота крепости. За минувшее время мне удалось высушить одежду и даже вздремнуть несколько часов, но под утро я была на ногах. А вот в крепости все дрыхли, включая часовых. Охранная служба была здесь поставлена безобразно, это я как специалист говорю.

Наружу из бойницы высунулась непроспавшаяся рожа и сипло сообщила, что нищим бродягам здесь не подают, а если нищие бродяги сами не убираются подобру-поздорову, на них здесь спускают собак.

Я не стала сердиться. Во-первых, человек не успел как следует продрать глаза, а во-вторых, мой вид мог ввести в заблуждение и вполне выспавшегося. Одежда, и без того не новая и залатанная, при ночных приключениях выиграла в чистоте, но была еще более мятой, чем обычно. И вдобавок я прихватила порядком обгоревшую безрукавку бабы Ламьи. Нехорошо бросать верно послужившую тебе вещь только потому, что на ней образовались дыры и залысины. Потому я кротко сказала:

– Ладно, добрый человек. Боярин велел мне с утра пораньше принести ему эту плошку, но, если ты меня не пустишь, я заберу ее себе.

И вытащила чашу из-под безрукавки. В лучах рассветного солнца она выглядела очень эффектно, и я надеялась, что со стены не видно, что на поверхности чаши, после того как я тыкала ее ящеру в зубы, появились вмятины. Золото – довольно мягкий металл.

Рожа икнула, отвалилась от бойницы, и через непродолжительное время я оказалась во дворе крепости.

Да, прямо скажем, не Тур-де-Форс и даже не Динас-Атас. Но ничего, осаду выдержать можно. И народу сбежалось во двор, как будто они собрались отражать неприятеля. Даже сам верховный боярин не удержался, вышел вместе со слугами, конюхами, латниками и всеми, кто здесь водился, запахивая на ходу кафтан поверх ночной рубашки. Крепко спал боярин нынешней ночью, совсем не беспокоился о моей судьбе. Ничего иного я и не ожидала.

Нераду Бобоану откашлялся и спросил:

– Ты говоришь, что принесла чашу?

– Вот.

Он вытаращился на посудину так, что мне стало несколько не по себе. Сейчас заявит, что вчера, мол, изволил шутить, а меня надобно казнить за то, что не понимаю шуток и взяла себе ценную вещь. Или – что чаша поддельная и была у меня припасена с самого начала... В общем, все, что обычно говорят начальники, дабы не исполнять обещаний.

Он, однако, выдал другое.

– Стало быть, йелес сегодня ночью не приходили?

– Если ты про тех уродов, что с вечера шлялись по Торговищу, то, надеюсь, добрые горожане там приберут. Потому что я не подряжалась вывозить трупы.

Обитатели крепости загомонили, бабы завизжали (бабы здесь были – стряпухи и прачки), а боярин продолжал гнуть свою линию.

– Не может этого быть. Чтоб нищая побродяжка победила там, где потерпели поражение могучие герои?

– Нет, мне это нравится! Чашу я принесла, а главное – результат. Насчет всего прочего – пошли своих людей в город проверить, раз они всю ночь так славно дрыхли.

Но Бобоану меня не слушал.

– И потом, святой Гугуцэ, перед тем как моройки совершили над ним поцеану, предсказал, что победить чудовищ сможет лишь тот, кто приедет в нашу страну не на коне, не на осле, и не в повозке, и не по земле, и не по воде...

Ядрена Вошь! Мало того, что я половины слов не поняла, так здесь имелось очередное идиотское пророчество.

– Послушай, воевода (я знала, что он не воевода, но немного лести никогда не помешает), я не знаю ваших обычаев, и, может быть, в твоих глазах я всего лишь нищая бродяжка. Но у меня есть меч (о другом оружии я скромно умолчала), и те, кто по ночам запугивал твой город, убедились, что я неплохо с ним управляюсь. Вчера, когда я предложила свои услуги, ты сказал, что дашь ответ утром. Утро настало. Что скажешь ты теперь?

Слава богам, мне удалось благополучно довести до финала эту пафосную речь и ни разу не выругаться.

– У нас не принято, чтобы женщины так поступали, – сказал он с сомнением. – Колдовство – другое дело, ведьм у нас всегда было полно, в прежние времена, говорят, каждая торговка на базаре была ведьмой, но меч – оружие мужчин.

Ох, сколько раз приходилось мне слышать эти слова! И в принципе я была с ними согласна. Но мне неохота было объяснять, что я не раз пыталась заняться чем-нибудь мирным, однако никак не получалось – по жизненным показаниям.

– Но я-то не местная.

Это очень хороший ответ и многое объясняет. Сейчас он тоже оказал свое действие.

– Что ж, домна... как ты назвалась? Райна? Посмотрим, на что ты способна. – Он внезапно рассмеялся. – Вот славно будет – имперцы против имперцев, а жители Сильватрансы – в стороне!

Свита зашлась смехом, как вчера. Я предпочла промолчать.

– Будай, – приказал боярин одному из своих присных, – проводи домну Райну в светлицу покойного отца Быкалавра. Пусть оставит там свои вещи, а после присоединяется к нам в трапезной, ибо, коли пришлось так рано подняться, не станем попусту терять времени. Пусть подают на стол. Чует мое сердце, будут у нас сегодня еще гости.

Затем он развернулся и направился обратно в свои покои.

– Эй, боярин! – окликнула я его. – А с чашей что делать?

– Да! – подхватил кто-то их придворных. – Прикажешь положить чашу обратно?

– Нет. Это мы всегда успеем сделать. Возьмите чашу и снесите в трапезную.

Я без сожаления рассталась с проклятой плошкой и двинулась за длинноусым угрюмым мужчиной в долгополом кафтане.

Покуда я занималась в этой Сильватрансе полной ерундой. Но теперь я, возможно, приближусь к цели.

Крепость была как крепость, я таких десятки повидала за годы странствий. Даже где-то со следами былой роскоши. К сожалению, следы эти было очень трудно заметить, так как все, что можно было отломать, оторвать и утащить, давно вывезли в Бухано-Трескав.

– В этой светлице, домна, наш священник жил, – пояснил Будай. – Служитель святой Априорицы. Только когда повадились йелес Торговище грабить, да людей уводить, а никто из славных юнаков с ними сладить не мог, отец Быкалавр пошел их добрым словом увещевать. Ну, а они добрых слов не любят, не увели его, как других, а на месте порешили. Кто знает, может и повезло ему...

– А вот скажи мне, добрый человек, – прервала я это оптимистичное утверждение. – Те уроды, которых я порешила, – они ведь разные. Но вы называете их одним словом. Что значит «йелес»?

– Да как сказать, – он понизил голос. – Йелес... это данзель. Те, кого не называют. Лучше о них не говорить, еще лучше о них не знать.

Мы поднялись по каменной винтовой лестнице с высокими ступенями. Дверь была не заперта. Или покойный Быкалавр был человеком аскетических привычек, или отсюда уже все утащили. Замок все же на двери имелся, и я затребовала у Будая ключ. Ключ он отдал, но никуда от двери не ушел, напомнив, что ему велено проводить меня в трапезную. Да я и не собиралась его задерживать. Нарядов у меня при себе не было. Все переодевание состояло в том, что я сбросила на скамью, заодно служившую постелью, пресловутую безрукавку. Сидеть за обеденным столом с арбалетом было бы неудобно, и таскать эту овчину в качестве маскировочной одежды необязательно.

Трапезная чем-то напоминала обеденный зал орденского замка Динас-Атас, разве что здесь посветлее и на стол подавали служанки – в замке Атасном, приравненном к мужскому монастырю, женской прислуги не было. Сквозняки шевелили на стенах всякие стяги-флаги, бойцы поднимали заздравные чаши – как раз, когда я вошла, пили за процветание Сильватрансы. Престарелый певец, играя на каком-то жутком инструменте, именуемом здесь, как и в Великом Суржике, лирой (понятия не имею, что у него общего с лирой, известной в Перворимской империи), прежалостно выводил:

Меня, супротив ожидания, усадили не в конец стола, а рядом с боярином. Удивительно, но ржать и издеваться никто не стал. Вряд ли нравы здесь были мягче, чем в орденском замке. Вероятно, кто-то уже успел сгонять в город, проверить показания и сообщил, что нервировать меня не стоит.

Кормили здесь тоже получше, чем в Динас-Атасе, и уж безусловно лучше, чем во вчерашней городской корчме.

Кому-то могло показаться, что в еду кладут слишком много перца и в особенности чеснока, но я это люблю.

Боярин Бобоану ел-пил из серебряной посуды, у меня и, насколько я могла разглядеть, у всех прочих, посуда была оловянная. Золотая чаша, принесенная из Торговища, стояла на столе, но к ней никто не притрагивался. Впрочем, всяк и каждый прикладывался к другим посудинам.

Служанка с кувшином подошла к боярину и наполнила его кубок густым красным вином. Следующей на очереди была я. И тут меня торкнуло. Баба-Яга крикнула мне на прощание: «Кровь людская не водица!» Я, признаться, приняла это за пьяный бред, но, выходит, воздухолетчица была достаточно трезва. Я перед этим просила ее о каком-нибудь талисмане, позволяющем определить, не подмешали ли кровь в питье. Она в просьбе отказала, но дала полезный совет. Кровь красна, и многие вина – тоже, поэтому в них кровь можно добавить незаметно.

Я отодвинула кубок и прикрыла его ладонью. Это не ускользнуло от внимания Бобоану.

– Ты пренебрегаешь нашим гостеприимством, домна Райна? – сурово вопросил он. – Или тебе не нравятся наши вина?

– Отчего же, воевода? Я верю, что вина, изготовляемые в Сильватрансе, ничем не уступят тем, коими славятся виноградники вдоль реки Сноу, и даже превосходней их. – Тут я ничуть не кривила душой. В империи производят приторно-сладкие вина, достаточно популярные, но я люблю их не больше, чем бухано-трескавскую кислятину. – Но, отправляясь в странствия, я дала обет святому Екселю, что не буду пить ничего крепче воды, пока не достигну своей цели.

– Странный обет... Эй, принеси воды! – приказал Бобоану служанке. – Да не для умывания, дура, а для питья!.. Да, весьма странный. Какова же твоя цель, домна?

– Возможно, ты, милостивый воевода, мне это прояснишь, – я приняла из рук служанки кружку с водой и с удовольствием запила перченое мясо. – Как я понимаю, ты не слишком благоволишь чужестранцам?

– Верно. И никто не осудит меня за это. Слишком долго страдала Сильватранса под чужеземным игом. Теперь мы возрождаемся под знаменем нашего великого воеводы Дрэкулы. Увы, находятся и такие, что готовы использовать в своих целях и нашу борьбу, и это святое для каждого жителя Сильватрансы имя.

– К этому я и веду. Не было ли среди злокозненных чужестранцев некоего монаха – в империи его называли брать Удо, и он... прости, я плохо знаю ваш язык, но он – то, что здесь именуется «стригой». – Поскольку Бобоану угрюмо молчал, я продолжала. – И не являлся ли в Сильватрансу рыцарь по имени Гверн? Он – враг того монаха, и потому мог стать твоим союзником.

Бобоану усмехнулся.

– Много чужеземных рыцарей и простых воинов – имен и не упомнишь – посещали Торговище, но никто из них не прошел испытания чашей. Одних мы казнили, другие попали в лапы йелес и их хозяев. И уже месяца два в Торговище никто не приходил. – Он словно бы очнулся. – А почему ты об этом спрашиваешь? Здесь я хозяин, и я задаю вопросы! А если кто-то не согласен, значит, это шпион. Может быть, ты, женщина, подослана нашими врагами?

Ага, вот я уже «женщина», а не «домна». Но меня такое обращение, равно как обвинение в шпионаже, нисколько не обидело. Никогда я не выдавала себя за мужчину, да и шпионить мне тоже приходилось, причем совсем недавно.

– Если б я была подослана, боярин, зачем бы мне понадобилось убивать тех уродов, что наводили страх на твой город?

– Может, каши враги решили пожертвовать кем-то из своих слуг, чтоб шпионка могла проникнуть в крепость. Мы ведь даже не знаем, ты ли убила йелес или это сделал кто-то другой.

А вот это было уже обидно.

– Если бы ты, милостивый боярин, и твои доблестные воины не сидели запершись в крепости, а добрые обыватели – в своих домах, вы бы это увидели собственными глазами. Кроме того, ты постоянно говоришь о «наших врагах». Кто они, эти враги, если они в состоянии наслать на столицу подобных монстров?

Бобоану заскрипел зубами, но прежде чем он успел что-либо сказать, в зал вбежал один их стражников и сообщил.

– Милостивый боярин! У ворот крепости – господин фон Ужоснах!

– Я этого ждал, – пробормотал Бобоану, – но чтоб так скоро... Проси! – Нехорошо осклабившись, он обернулся ко мне. – А это своими глазами увидишь ты. Я же устрою вам очную ставку. И не думай, что тебе удастся меня обмануть!

Я пожала плечами. Увидеть предполагаемого противника – всегда полезно. Хотя я еще не разобралась, кто здесь противник, а кто союзник. Кроме того, оставался еще один вопрос, который я не успела задать Бобоану. Но это подождет...

Здоровенный детинушка, очевидно, исполнявший обязанности герольда – не знаю, как эта должность по-здешнему называлась, – выкрикнул:

– Благородный ландграф Вульф-Фрик фон Ужоснах со свитою!

Вошедший не был братом Удо, и даже не похож. Не было монаха и среди его свиты – ее составляли три мордоворота, похоже, из местных, только получше одетых. Сам ландграф оказался человеком средних лет, со склонностью к полноте, исключительно румяный, в отделанном соболями кафтане имперского стиля и берете со страусиным пером. Берет он не снял, вряд ли из одной лишь гордости – подобные люди обычно рано лысеют.

Слуг направили к нижнему концу стола, ландграфа же усадили по правую руку от боярина, аккурат напротив меня. Взгляд его голубых глаз безразлично скользнул по мне, потом обратился в сторону Бобоану.

– Приветствую тебя, домнуле Ужоснах, – заговорил боярин. – Что привело тебя к нам в столь ранний час?

– На самом деле час не такой уж ранний, – голос у Вульфа-Фрика был хрипловатый. – Хотя в иных замках завтрак незаметно переходит в ужин... – Он добродушно хохотнул. – Однако события нынешней ночи вынудили меня прибыть незамедлительно.

– Ты уже знаешь?

– Тебе ведь известно, сиятельный Нераду, что мы не испытываем сложностей ни с оповещением, ни с перемещением.

Значит, все-таки колдун? Судя по брату Удо, они должны быть бледны из-за постоянной кровопотери. Этот же был как-то слишком полнокровен. Может, я сделала неправильные выводы?

– И я прибыл спросить, – продолжал Вульф-Фрик, причем добродушие из его голоса незаметно исчезло, – по какому праву ты нарушил наш договор?

Договор? Очень интересно.

– Договор не был нарушен, – процедил Нераду Бобоану.

– Вот как? – фон Ужоснах почесал затылок, потом щеку. – А что же тогда случилось с бедными созданиями доктора Бланко? Наш добрый доктор был чрезвычайно огорчен.

– Позволю себе напомнить наше соглашение, друг мой. Мы договорились, что эти существа не будут нападать на моих людей. Горожан я предупредил, чтоб с наступлением ночи они сидели по домам. До тех, кто смел ослушаться моего приказа, а также до приблудных чужестранцев мне не было дела. Так?

– Так. Я, разумеется, знал, что ты, боярин, ищешь случая обойти договор, отправляя навстречу нашим посланцам пришлых рыцарей и ландскнехтов. Однако, поскольку доктору Бланко все время нужен материал для опытов, я не возражал. Но...

– Но ты не подозревал, что ваши твари настолько слабы, что в наших краях даже женщина может справиться с ними! – торжествующе воскликнул Бобоану.

Некоторое время фон Ужоснах молчал, почесываясь. Потом без выражения произнес:

– Ах вот оно что. – И снова посмотрел на меня, на сей раз более внимательно. – Фройляйн, как я вижу, не местная.

– Между прочим, фрау...

– И давно ли в Сильватрансе?

– Домна Райна прибыла в Торговище вчера, – высказался вперед меня Бобоану.

– Занятно, – фон Ужоснах продолжал обращаться ко мне, а не к боярину. – Я не встречал женщин, которые зарабатывают на жизнь мечом, хотя слыхал о некоторых... особенно об одной. Как вы сказали, вас зовут?

– Райна. И сказала это не я, а благородный боярин.

– Какая досада. Ту, о которой я слышал, звали Этелинда.

Действительно, досада. Как Этелинда я была засвечена в империи, причем в связи с разными историями. Знать бы, о какой из них он проведал... Но спросить об этом я не могла.

– Разве я похожа на даму, которая может зваться Этелиндой?

Бобоану надоело сидеть и слушать, и он вмешался.

– Надеюсь, сударь мой, недоразумение разрешилось и вы не откажетесь отведать моего угощения.

Я вперилась в лицо ландграфа. Мне не приходилось видеть, чтоб брат Удо ел-пил, как нормальные люди, и поэтому ответ Ужоснаха был мне чрезвычайно интересен.

– Отчего же нет, – протянул он.

Я услышала, как вздохнули гости за столом. Видно, в Сильватрансе пренебрежение угощением оскорбляло хозяина и могло служить поводом к вражде, а то и кровопролитию... тьфу ты, опять я про кровь.

Слуги поспешили к ландграфу, заполнили его блюдо жарким, а кубок вином.

Он поднял кубок и произнес здравицу в честь хозяина, известного своим гостеприимством. Все, сидевшие за столом, с готовностью поддержали тост. Я тоже выпила воды. После чего пир продолжался. Учитывая, что за стол сели вскоре после рассвета, завтрак и впрямь грозил перейти в ужин. Но визит высокого гостя это как бы оправдывал.

За чавканьем и хлюпаньем далеко не все расслышали дальнейшие слова ландграфа.

– А что до игрушек доброго доктора, так он всегда может наделать себе новых. – Отставив кубок, он вновь обратился ко мне: – Итак, вы предложили свой меч боярину Бобоану. Почему, извольте спросить?

– Господин Бобоану – здешний правитель. Разве не естественно для чужеземцев поступать на службу главе государства?

– То, что естественно, – не всегда разумно... Да что ж это такое... Пихай, ко мне! – внезапно воскликнул он, и едва я успела озадачиться, как слуга подскочил к Ужоснаху и подал ему костяную палочку, увенчанную искусно вырезанной пятерней. Я такую чесалку прежде видела у придворных дам, коих одолевали блохи. Фон Ужоснах яростно поскреб спину и продолжал. – Уверены ли вы, фрау, что сделали правильный выбор?

– В нашей жизни ни в чем нельзя быть уверенным, даже в том, что завтра взойдет солнце. Но в данном случае все зависит от боярина Бобоану.

– Учтите, фрау, чужестранцев в этой стране не любят.

– А где их любят?

Он оставил мой вопрос без ответа, и хорошо сделал – вопрос был риторический, и единственно верный ответ на него был: «Там, где их умеют правильно готовить».

– Поэтому мы предпочитаем держаться вместе. В замке Потка, что на реке Авжеж. И с удовольствием бы увидел вас там.

Я собралась спросить, кто такие «мы», но Бобоану снова вмешался.

– Нечего сказать, гость! Не успел прийти, как переманивает людей у меня со службы! Хорошо ли это?

– Каждый по своему понимает, что есть «хорошо», – туманно возразил Ужоснах.

– Тогда будем хорошо есть, – Бобоану сделал знак продолжать пиршество, слуги притащили новую перемену блюд, а лирник завопил новую песню, явно народного происхождения.

Бобоану и ландграф, придвинувшись друг к другу, продолжали говорить, но настолько тихо, что из-за воплей лирника я не могла разобрать ни слова.

Фон Ужоснах встал и направился к выходу. Слуги последовали за ним. Пение лирника оборвалось попискиванием. Бобоану остался сидеть на месте. Пирующие как-то попришипились, в зале воцарилось неловкое молчание. Терпеть не могу подобных ситуаций. Спрашивать, чем разрешился конфликт из-за убиенных чудовищ, было неловко, тем более что убивала их я. Однако был другой вопрос, который меня также интересовал:

– Кстати, светлый боярин, что означает «Авестита»?

Нераду Бобоану чуть не поперхнулся. Кажется, стремясь избежать одной бестактности, я вляпалась в другую.

– Где ты услышала это имя?

– Так... – совершенно незачем ему знать подробности ночных происшествий. – В городе что-то болтали.

Бобоану помолчал, потом произнес с видимым усилием:

– Чужакам трудно понять, кто она такая и что она такое. Сильватранса издавна славилась обилием злых ведьм, волколаков и оборотней...

Об этом я и без него догадалась.

– Авестита – глава их всех. Мало кто ее видел, а кто видел, тот уже не расскажет. Но злоба ее и могущество столь велики, что Край, которому поклоняется ландграф фон Ужоснах, рядом с ней покажется ягненком.

– Ужоснах поклоняется Краю? – от удивления я забыла о своеобразной пожилой даме, встреченной на площади в Торговище. – Что тебе об этом известно?

Очевидно, Бобоану неправильно понял мой вопрос и обиделся.

– Мы в Сильватрансе не такие уж темные и необразованные, как некоторые думают. Мы знаем о Крае, боге смерти, хотя он – не самое главное божество, почитаемое в империи. Мне даже известно, что ландграф поклоняется не тому Краю, а какому-то другому.

– Краю Света?

– Да, вроде бы он так называется.

Да, задачка. Вульф-Фрик фон Ужоснах – все-таки из еретиков Края Света. Почему же он выглядит румяным и полнокровным человеком? Не вполне здоровым, правда, – вон, чесоткой страдает, ну и что с того?

Так или иначе, я со своим полетом, кажется, промахнулась и попала не в ту крепость. Но не все так плохо. Заявившись в твердыню Бобоану, я получила хоть какую-то информацию.

Я, верно, слишком задумалась, и это дало Нераду Бобоану повод съязвить.

– Что, домна, Ужоснах переманил тебя на свою сторону?

– Я этого не говорила, воевода.

– То-то же. Пока ты здесь и пользуешься моим гостеприимством, будешь выполнять мои приказы. Будай, покажи домне Райне крепость.

– Особенно темницы, – пробормотала я.

Бобоану вздрогнул. Похоже, я попала в точку.

– Ты совсем никому не доверяешь, домна?

– Прости, милостивый боярин. Образ жизни у меня такой. Ты ведь тоже, отправляя меня сторожить чашу, не сказал, какие милые существа посещают по ночам Торговище.

По рядам пирующих прошел ропот.

Это я удачно напомнила – про судьбу монстров. А оружие у меня в застолье не отобрали. Нет, далеко еще Сильватрансе до цивилизованных стран!

– Не там ты ждешь коварства, домна Райна, где оно таится, – поспешно заявил Бобоану. Возможно, слишком поспешно. – Будай, не води домну Райну в темницы, пусть поймет, что я ей доверяю. Да и нечего там смотреть, пустые они.

– А темницы и впрямь пустые? – полюбопытствовала я у Будая, когда мы выбрались из-за стола.

– Верно, домна. Мы дармоедов не держим, мы злодеев, ежели они к нам попадают, сразу казним – по завету предков.

– А если злодеи попадают не к вам?

– А это уж не нашего ума дело, – отрезал Будай, и мы продолжили познавательную экскурсию.

Обошли стены крепости и все ее башни, так что я могла ознакомиться с оборонительными возможностями твердыни правителя. Кроме того, мне показали оружейные мастерские, где с меня попытались снять мерку для доспехов. С трудом удалось мне убедить сопровождающего, что доспехов я не ношу, предпочитаю сражаться налегке. Показали мне и боевые трофеи правителей, некоторые – изрядно древние, оставшиеся от прежней династии воевод, и в силу своей ветхости не тронутые реквизиционной командой из Бухано-Трескава, некоторые – совсем новые. Размер и конфигурация иных доспехов и оружия убеждали, что в Сильватрансу забредали порой весьма странные личности, коих с большой натяжкой можно было счесть людьми. Хотя после ночного рандеву на площади в Торговище удивляться было нечему.

Пока длился демонстрационный показ, снова стемнело. Ишак-Мамэ, целый день потрачен впустую! Хорошо хоть, от меня не потребовали возвращаться в пиршественный зал. Будай проводил меня до светлицы и поспешно свалил.

Я первым делом проверила, не трогали ли мои вещи. То, что они были в порядке, ничуть не убедило меня в том, что от двери есть лишь один ключ.

Затем в эту дверь осторожно постучали. Я было решила, что Бобоану наконец созрел дать мне серьезное поручение, чтоб я свершила нечто, почитаемое невозможным, и заодно свернула шею. Но это оказалась служанка, которую я видела в зале, и опять с кувшином, только с другим. При общении с боярином у меня лингвистических проблем не было, но бедная женщина говорила лишь на родном языке – правда, очень много и быстро. Я разобрала, что хозяин приказал, поскольку мне нельзя пить вино, принести парного молока.

Я молока терпеть не могу и в рот его не беру с тех пор, как меня отняли от материнской груди. Первым моим побуждением было вернуть кувшин. Но я сегодня уже достаточно обидела боярина Бобоану: не погибла там, где сложили головы многие воины, не выпила вина, не отвергла напрочь предложение ландграфа, бросила бестактное замечание про темницы. Если я еще и от молока откажусь, это будет прямое оскорбление. Поэтому я забрала у женщины кувшин, поставила его на подоконник и выпроводила служанку восвояси. После чего заперла дверь и улеглась спать.

Ничего хорошего из этого не воспоследовало, как из любого благого намерения. Хотя в предшествующие двое суток спать мне приходилось урывками, глаза сомкнуть никак не получалось Я склонна была винить в этом неудобную постель. Я на сей счет не избалована, ночевала и на сырой земле, и на камнях, но ложе покойного священника – это было что-то. Очевидно, духовный наставник крепости был из породы аскетов – из тех, кто подкладывает гвозди под свой тюфяк, а при молитве под колени – горох... или наоборот, гвозди при молитве и горох под тюфяк. Правда, на этой лавке и вовсе тюфяка не было. Да и узкая она была – не повернешься. Кончилось тем, что я стащила с лавки незаменимую безрукавку, расстелила ее на полу и улеглась. Так было гораздо удобнее. Но сон все равно не шел. Может, не нужно было отказываться от осмотра темниц... Мало ли что мне тут наговорили. Не стоит все принимать на веру. Нынче я достаточно побродила по крепости и сумею отыскать вход в подвал, а там – как-нибудь...

Сон не шел, зато, кажется, ко мне пришел кто-то другой. Скрип ключа в замке почти не был слышен – несомненно, замок хорошо смазали. Дверь тихонько приоткрылась.

Это было уже интересно. Поскольку человек, являющийся среди ночи без приглашения, обычно с добрыми намерениями не приходит, я затаилась, ожидая дальнейшего развития событий. В темноте не было видно, кто это, но и он меня на полу видеть не мог.

Несколько мгновений человек стоял неподвижно. Затем мелькнуло лезвие, и отнюдь не меча. Ночной пришелец взмахнул топориком на длинной рукояти, каковые носили местные жители. Топор пролетел надо мной и ударил аккурат по тому месту, где должна была находиться голова, если б я оставалась на прежнем месте. Лавка с хрустом треснула – с тем же успехом хрустнул бы мой череп. Только тогда человек рискнул пересечь комнату, предварительно вытащив из-за пояса нож. При этом он вполне мог споткнуться об меня, но я не позволила этому свершиться. Покуда он двигался к постели, я пнула его туда, куда с пола пинать удобней всего. Одного было жаль – сапоги на ночь я все же сняла. Ну ничего, у меня и пяткой этот удар неплохо получается.

Он взвыл, согнулся пополам и выронил нож. После чего диспозиция поменялась самым кардинальным образом. Довершая начатое, я сбила его с ног, и, покуда он не отошел от болевого шока, связала его же поясом. При этом мне удалось разглядеть посетителя. Увы, это был не боярин Бобоану, а Будай, мой давешний проводник.

– Но ты же должна спать! – простонал он.

Тут до меня дошло. Молоко! В воде не всякое сонное зелье разведешь, а молоко – оно непрозрачное.

– Нехорошо у вас в крепости с гостями поступают. Мало того, что подставы устраивают, так еще зельями травят, убийц подсылают. Некрасиво.

Будай то ли всхлипнул, то ли всхрюкнул.

– Бояре говорили господину, что ты беспременно перебежишь к Ужоснаху. И что нельзя этого допустить, потому что слишком много ты видела в крепости и можешь рассказать об этом нашим врагам.

Замечательная логика! Сначала отправить меня осматривать крепость, а потом опасаться, что я расскажу об увиденном. Я решительно отказывалась понимать жителей Сильватрансы.

– Враги? Но Ужоснах – союзник Нераду Бобоану, разве нет?

– Иные союзники похуже противников будут, – ответил Будай, являя начатки здравого смысла, который я и не чаяла здесь встретить.

– Ага, и потому вы решили меня убить. Тебя-то почему послали?

Ответ не блистал оригинальностью.

– Благородные витязи не марают рук убийством пошлой бабы, к тому же чужестранки. А я человек подневольный.

– То есть они все перетрухнули, потому что у них кишка тонка была справиться с теми уродами на площади. И на всякий случай решили меня притравить. Что ж сонного подсыпали, яду пожалели?

– Времена сейчас трудные, яду не достать. А маковый отвар завсегда имеется...

– Так у вас тут и маком балуются? Что ж, это зелье в любом захолустье производится. Неудивительно, что часовые у вас дрыхли так крепко. Стало быть, решили усыпить и прирезать для верности. Тем более что ни кольчуги, ни доспехов я не ношу – ты сам это проверял, когда в оружейную водил...

– Смилуйся, добрая домна! Я только выполнял приказ! Не убивай! У меня семья!..

– А вот посмотрим. – Я приставила ему к горлу нож. – Отвечай как перед священником... нет, лучше как перед верховным богом! Был ли за последний месяц... нет, уж больше, сорок дней... так был ли здесь чужеземный рыцарь по имени Гверн, и если был, то что вы с ним сделали? Говори, падла, правду, иначе никакие стригои с шоломонарами тебе не помогут!

– Клянусь, домна, уж два месяца никаких чужеземных рыцарей и витязей не было. Последний был из империи, Тейфель звали его, он чашу спер, так мы его по обычаю предков – на кол...

– Ладно. – Я встала и взяла кувшин. – Маковый отвар, говоришь? – Вернувшись, я крепко зацепила пальцами нос Будая. Он невольно открыл рот, и я, свободной рукой подтянув кувшин, стала вливать в рот пленника молоко. Пару раз пришлось прерываться, чтоб он не захлебнулся. Ведь теперь я преследовала другие цели, чем когда поила змеебыка водой из фонтана.

Когда Будай захрапел, я оставила его в покое. Просьбу я выполнила, не стала его убивать. А что там с ним сделает Бобоану за проваленное задание – отрубит голову или, в соответствии с национальными традициями, посадит на кол – не моя печаль.

Нужно было решить, каким образом покинуть негостеприимную крепость. На то, чтоб выбраться тем же путем, каким пришла, ушло бы слишком много времени. Светлица моя располагалась в угловой башне, сейчас удачнейшим образом находившейся в тени. Так что и более расторопный часовой, чем водившиеся здесь, с трудом проследил бы спуск по стене. Окно было зарешечено, но железо, пошедшее на прутья, изначально было низкого качества, да еще порядком проржавело. Позаимствованным у Будая топориком я перерубила один прут – этого было достаточно. Оставалось собрать вещи, извлечь из полевого набора веревку, закрепить на оставшемся пруте и сказать светлице «прощай». Ответного «прости» я бы все равно не дождалась.

Конечно, я видела, что веревка далеко не достигает земли, но стены в крепости были древние, камни в них неровные, и был шанс зацепиться за что-нибудь при спуске.

Оказалось даже удачнее, чем я предполагала. Пара мощных валунов так выступала из стены, что образовался практически карниз. Или вроде того. Встав на нем, я прикинула, как продвигаться дальше. Рва под стеной не имелось. Зато почти насупротив моего карниза высилось какое-то основательное дерево (вяз?). Поскольку петлю я не поленилась сделать скользящую, арбалет же зарядила заранее, на то, чтоб сдернуть веревку, привязать ее к болту и отправить этот болт в ствол дерева, ушло немного времени. Еще меньше – на то, чтоб перемахнуть со стены на дерево, хотя ощущения при этом были не из приятных, слишком смахивало на полет.

Покинув Торговище и его цитадель, следовало определить направление пути. Казалось бы, все ясно: Бобоану не хотел, чтоб я шла к Ужоснаху, следовательно, к нему и следует направить стопы. Тем паче что ландграф сообщил, где его искать – у реки Авжеж, верно?

Но еще прежде меня предупреждали, что не нужно ходить к Бобоану, а я не послушала. Авестита, да. Судя по тому, как о ней отзывался боярин, нелюбовь у них взаимная. Есть впечатление, что Бобоану не любит ее даже больше, чем ландграфа. Нет, «не любит» – определение неточное. Боится, вот.

Что же делать? Какое направление выбрать? Какая дорога выведет меня к Гверну?

За подобными размышлениями я сматывала веревку и убирала ее обратно в сумку. При этом рука наткнулась на другой моток. Вернее, клубок. Подарок Бабы-Яги, который я неизвестно зачем таскала с собой. Что-то воздухолетчица говорила о технических характеристиках этой штуковины...

Как бы скептически я ни относилась к разработкам Бабы-Яги, надобно признать – яблочко на тарелочке оказало мне услугу, и вовремя! Продержалось недолго, так мне и не нужен клубок постоянного действия. Но как именно он действует? Единственная известная мне история с участием клубка ниток была лишена всякой магии. Мне рассказали ее в имперском архиве Вестенбурга. Это и сейчас внушительное здание, а раньше, говорят, оно было гораздо больше. Поскольку бывали случаи, что архивные служители, ушедшие к дальним стеллажам, терялись, не возвращались назад, и лишь потом между полок находили их скелеты, было принято решение выдавать у входа клубок, и отправляться за книгой или рукописью по путеводной нити. Клубок был доверен старшему архивариусу, который выдавал его только доверенным лицам строго под расписку. Дальше начались всяческие интриги, борьба за обладание клубком, обманы, подставы... подробностей не помню, но дело кончилось плохо – дошло до смертоубийств и умопомешательств, вплоть до вооруженных столкновений, в архиве то ли рухнула крыша, то ли случился пожар, часть материалов погибла, здание пришлось капитально ремонтировать, архив же в результате перешел на каталожную систему.

Но в этой истории клубок, сколь бы ни был он важен, никакими волшебными свойствами не обладал. А тут, демон Псякрев его знает... может, он от заклинания работает? Типа: «Ты веди меня, клубок, через запад на восток, через горы и леса, облака и небеса»? А Баба-Яга, подвыпивши, забыла мне об этом сообщить.

Но нет. Когда воздухолетчица вручала мне клубок перед нашими отбытием из Волкодавля, она была совершенно трезва. Значит, надо просто правильно сформулировать задачу.

Я положила клубок на землю и произнесла:

– Дано – есть ландграф фон Ужоснах и Авестита. К кому из них я должна идти, чтобы найти Гверна?

Глупее я никогда в жизни себя не чувствовала. Какого ответа можно ждать от неодушевленного мотка шерсти?

Он не ответил. То есть – словами не ответил. Он покатился, причем против всяких законов природы – вверх по склону горы. Да с такой скоростью, что мне пришлось припустить за ним бегом. Хорошо, что за предыдущий день, если не брать в расчет последней пары часов, я порядком отдохнула и могла бежать вверх, не сбивая дыхания.

Однако по прошествии изрядного времени я поняла, что не отказалась бы от какого-нибудь транспорта. Даже от летучей овцы бабушки Ламьи. Увы, та овца уже находилась за кордоном, в убежище близ Дикополиса – если ее не расклевал на обратном пути какой-нибудь горный орел. Клубок петлял между камней, там, где не было никаких троп, и с трудом можно было протиснуться. Вдобавок в темноте я почти не видела его.

– Эй! – почти без надежды воззвала я к шерстяному навигационному прибору. – Мы так не договаривались! Что, если я тебя потеряю? Как мне тебя искать в этих каменных дебрях?

Клубок остановился и несколько мгновений был неподвижен. Затем снова покатился, и я было решила, что мой призыв пропал втуне. Но, приглядевшись, увидела, что на земле оставалась нить. Клубок разматывался! Я подхватила конец нити, на всякий случай намотала его себе на палец, и последовала туда, куда эта нить вела.

Так продвижение стало вернее, угроза сбиться с пути миновала. Но этот прием и замедлил продвижение, поскольку клубок теперь полностью разматывался, и пару раз мне приходилось останавливаться и сматывать его вновь. В горах ночью продвигаться бегом было невозможно. Однако я опасалась, что при перемотке магическая энергия из клубка может разрядиться.

Поднялся ветер, и это не улучшило моего настроения. Обвал в горах – не самое приятное, что можно представить. Клубок вывел меня на небольшую площадку и снова остановился, как будто хотел передохнуть. Или нуждался в дополнительной перемотке? Я подняла его и стала сматывать. Поскольку в такие минуты не нужно было следить за нитью и тропинкой, я подняла взгляд и с некоторым удивлением увидела на площадке дерево. Обычно на такой высоте деревья не растут, к тому же тут не земля, а камень кругом. Ан вот выросло, и листья шелестят на ветру. Вполне уместно было бы прочитать мораль по поводу того, что при надлежащем упорстве и на камнях растут деревья, цветы пробиваются сквозь мостовую, а форель разбивает лед, но, не будучи любительницей морализаторства, я предпочла приглядеться.

Дерево не было живым. Возможно, оно давным-давно засохло, а может быть, его принесли сюда срубленным и укрепили между камней. Ветер шевелил на ветках вовсе не листья. Там были привязаны разные тряпицы. В темноте я не могла различить их цвет, но заметно было, что они порядком обветшали и истрепались под ветром и дождем, а первоначально, видимо, это были платки и ленты. Что еще удивительнее, кроме тряпочек там висели какие-то куколки в виде человеческих фигурок. Это мне напомнило имперский обычай украшать деревья к Зимнепразднику детскими игрушками. Но впервые, глядя на петли, охватывающие кукольные шеи, я почувствовала, что в этом обычае есть нечто зловещее.

Пялясь на странное дерево, я уловила запах дыма и скорее догадалась, чем увидела, что дерево выставлено перед входом в пещеру.

Клубок остановился не ради передышки. Он привел меня куда нужно.

Я убрала клубок в карман и с оружием наизготовку шагнула в темный провал, откуда несло дымом.

После блужданий в подгорных лабиринтах за монастырем Невидимых Миру Слез меня, в общем, трудно удивить пещерами, да и до визита в Балалаи я кое-что повидала. Теперь большинство магов и волшебниц выбирают более удобные жилища. Но некоторые традиционалисты, не принимающие новейших веяний в магии, по-прежнему живут в пещерах, в том числе – мой приятель Абрамелин.

Двигалась я очень осторожно. Маги не любят, когда их тревожат, и обычно ставят при входе какие-нибудь ловушки или другие пакостные сюрпризы. Даже у Абрамелина, добрейшей души человека, сидит при входе огнедышащий дракон. Про механическую пасть, которая чуть было не смолотила нас с Гверном в Балалаях, я предпочитала не вспоминать.

Поначалу я не увидела ничего. То есть не то чтоб совсем ничего. Вокруг был сумрак, но не полная тьма. И в этом сумраке видно было, как пляшут тени на стене пещеры. Больше ничего не было. Ибо та пещера, в которую я попала снаружи, оказалась лишь чем-то вроде прихожей – тесной и с нависающими сводами. Жилая пещера должна быть дальше, если погадать по теням – по левую сторону от входа.

Так оно и оказалось. Слева обнаружился проход, а за ним – другая пещера, гораздо более просторная. Посреди нее был устроен открытый очаг, в котором пылал огонь. Ничего живого в пещере не наблюдалось, но я не сомневалась, что здесь кто-то есть. Наверняка боковой ход здесь не один.

Озираясь по сторонам, я снова вспомнила Абрамелииа. У него пещера была благоустроенная – с обстановкой, мебелью, камином, но, в сущности, это было настоящее жилище старого холостяка, замусоренное и захламленное – по крайней мере пока я не пристроила к Абрамелину домоправительницу. Повсюду валялись свитки, книги, атанары, палантиры и все такое прочее.

Эта пещера являла собою полную противоположность жилищу Абрамелина. Здесь было относительно чисто – настолько чисто, насколько это возможно в пещере. Пол был выметен, у стен лежали шкуры, и эти шкуры составляли здесь единственный предмет обстановки, если, конечно, не считать камней, обозначавших границы очага. Кстати, об очаге – где-то тут наверняка должна быть вытяжка. Иначе дыму в пещере было бы не в пример больше. А так – даже глаза не ело. Вот копоть на стены садилась – все в разводах. Хотя... нет. Не только копоть там была. На стенах были рисунки – человеки, звери, а то и вовсе не понять, человеки или звери. На первый взгляд – словно детские каракули, и в то же время впечатляли они посильнее творений иных современных художников. Хотя, возможно, этот эффект достигался освещением.

– О чем задумалась, чужеземка? – раздался голос, слышанный мною на площади в Торговище.

– Вот думаю, каково сюда дрова доставлять... Высоко же.

– Тебя очень трудно смутить, верно?

Авестита вышла из тени, где скрывалась, ближе к очагу. И при свете пламени я увидела то, что не разглядела на городской площади. Она вовсе не была одета в шубу. Ее тело с ног до головы было покрыто шерстью, плотной и густой, как у медведя. Человеческими в ней были только лицо и кисти рук. Но почему-то я чувствовала, что женщина-медведица коренным образом отличается от созданий, вышедших из лаборатории неведомого мне доктора Бланко.

– Хорошо, что ты осознала свою ошибку и пришла ко мне. Я ведь предупреждала тебя, что не стоит ходить к Нераду Бобоану.

– Ну, он, предположим, о тебе тоже не лучшим образом отзывался.

– Знаю. Не спрашиваю также, как ты нашла меня, хотя пещера на горе Кустурице нынче ведома немногим. Аура Древних Сил плотным облаком окружает тебя, хотя сама ты к этим силам не причастна...

– Ты о чем? А... Извини. Безрукавка и вправду попахивает – ветхая она, да и обгорела вдобавок, выветриться не успело...

Она шумно вздохнула.

– Вижу, ты не понимаешь, и тебе придется многое объяснить. Опусти свой самострел – кстати, против меня он бессилен, – садись, и поговорим.

Я последовала ее совету и опустилась на шкуру у стены, не спрашивая, с кого эту шкуру содрали.

– Что ж, в разъяснениях вреда не будет, за ними я и пришла.

– Для начала – о боярине Бобоану. Я не могу полностью осуждать его – он предан своей стране и желает ей могущества. Но чтоб достичь его, он встал на неверный путь. А все оттого, что забыл о Древних Силах, когда-то правивших этой землей!

– Напротив, он все время твердит о верности древним исконным традициям.

– Ну, какая ж это древность – пара-другая столетий, блох из шкуры не успеешь вычесать! Я говорю о силах, господствовавших здесь, когда мир был юн...

Я ужаснулась.

– Ты что, собираешься мне диспозицию от сотворения мира рассказывать?

– Боюсь, что без этого не обойтись, – жестко сказала она. – Ты тоже принадлежишь к новому беспамятному миру и ничего не знаешь. Но забыть о древних обычаях – не самое худшее. Хуже всего – украсть частицы древней мудрости, а потом исказить их.

– Ты о тех уродцах, с которыми я схлестнулась на площади... как это их называли – «йелес»?

Она скривилась.

– Вот еще один пример искажения. Когда-то здешние жители так боялись могущества тех, кто бродил по этим тропам и летал над здешними горами, что не смели произносить их имен, а называли их просто «йелес» – «они». А теперь их славу и прозвание присвоили создания чужаков, гнусные и нелепые. Нераду Бобоану решил, что найдет великого героя, способного справиться с ними. Большая ошибка, впрочем не первая из тех, что он допустил...

– Да, выдумка с чашей была дурацкая. Хотя в случае со мной она сработала.

– Да, потому что ты не геройской породы.

– Слава богам, хоть кто-то это понял! А то я уже устала доказывать всем, кто напрягает меня на подвиги, что ничего героического во мне нет.

– Потому что люди забыли исконное значение слова «герой», и Нераду Бобоану – не исключение.

– А в чем оно заключается?

– Ты видела дерево у входа в пещеру?

– Да, с тряпочками и куколками.

– Когда-то на ветвях священных деревьев висели тела тех, чья плоть и кровь были посвящены Силам, которые вы именуете богами. И уж поверь мне, для этого выбирали не самых слабых и безобразных. Именно их, избранных в жертву, чтоб сделать землю плодородной, называли героями. Потом вместо людей стали приносить в жертву их изображения. Этих, как ты выразилась, куколок. Но Древние Силы были согласны и на это. Важно, чтоб сохранялся принцип. Но теперь не приносят даже символических жертв, а героями называют тех, кто убивает других, а не отдает собственные жизни.

При всей моей врожденной неприязни к героизму речь Авеститы не показалась мне приятной. Не исключено, что отзыв Бобоану о ней содержал определенную долю правды.

– Ты все время говоришь от имени Древних Сил – значит ли, что ты имеешь к ним доступ?

Похоже, я тоже задала дурацкий вопрос.

Авестита усмехнулась.

– Некогда такие, как я, служили стихиям, управляющим круговоротом жизни, и называли нас богинями и жрицами. Теперь нас именуют злыми духами и ведьмами.

– То есть ведьмы на самом деле – носители древнего знания?

– Разумеется, не все. Нас мало, да и тех нет... Рожденные в прежние времена исчезли или утратили прежнюю мощь. Матери Леса, Гор и Ночи превратились в шамкающих старух, которыми пугают глупых детей – на большее они не способны. А молодые получают знания в искаженном виде. Почти все, что ныне именуется колдовством и магией, и есть следствие подобного искажения.

Стоило лезть на гору, подумала я, чтоб выслушать монолог на тему «раньше все было лучше». Пора было сворачивать беседу в нужное русло.

– И ландграф фон Ужоснах с его еретиками Края – такие извращенцы... то есть искаженцы?

– Мне неведомо, как они себя называют за пределами Сильватрансы. Но я знаю, что те, с кем вступил в союз Бобоану, нахватались крупиц древних знаний, но этого им показалось мало. И они решили усилить свою мощь, похищая ее у других либо став на запретные пути. Вот кого Нераду Бобоану, не сознавая опасности, призвал на нашу землю!

– Да все он сознает, по-моему. Только он считает, что худшая опасность – это ты.

– Нас считают злом, но, поверь мне, такие, как мы, – по ту сторону добра и зла. А вот они – зло. Ты видела, что они творят. И это еще не самое худшее. Среди них есть такие, что почернели от творимых преступлений...

– Ну, это не довод. На Прожаренном континенте все жители черные, а они там не дурнее прочих.

Однако Авестита пропустила мое замечание мимо ушей.

– И, очевидно, ты не случайно появилась здесь. Неважно, какие ты преследуешь цели. Мне открыто, что одна из служительниц Древних Сил помогла тебе. Наверняка были и другие. Они знали: к чему бы ты ни стремилась, ты все равно послужишь Древним Силам!

Открыто. Тоже мне, бином Мерлина, – я сама сказала ей про летучую овцу, а о прочем нетрудно было догадаться. Однако мне совсем не понравилось ее заявление. И все же, как говорят в Поволчье, какая-та истина из сермяги в ее словах имелась. Если раньше я больше сталкивалась с магами и колдунами мужеска пола, то в последнее время косяком пошли женщины. Крошка Сорти, Баба-Яга, Ламья... все они мне помогали. Правда, я не заметила, чтоб кто-то из них сделал это бескорыстно. Каждая имела какую-то свою выгоду – хоть спасение жизни, хоть стратегическую информацию, хоть миску пирожков.

– Госпожа Авестита, сдается мне, ты чего-то не понимаешь. Вынуждена повторить то, что я уже говорила. Я прибыла в Сильватрансу, чтоб освободить своего мужа и отомстить своему врагу. Больше ничего от меня ждать не следует – я женщина конкретная.

– Это ты не понимаешь. Разве я отговариваю тебя от твоих намерений? Но, что бы ты ни сделала, в конечном счете это будет мне на пользу. Таково свойство Сил, коим служу я и те жрицы древнего культа, что помогали тебе.

Я не стала с ней спорить. Притом что прекрасно сознавала, что крошка Сорти всего лишь старалась сберечь свою шкуру, а прогрессистка Баба-Яга, услышав про древние культы, могла бы пришибить костяной ногой.

– Если твой муж захвачен одним из тех колдунов, – продолжала Авестита, – то искать его надобно в их гнездилище – замке Потка на реке Авжеж.

– Слыхала я про этот замок. Меня Ужоснах даже успел туда пригласить.

– И ты еще сомневаешься в своем предназначении?

– Послушай, если ты все про них знаешь, почему ты сама не нанесешь визит в этот Потный, или как его там, и не разберешься с ними?

– Потому что им тоже известно обо мне. И я просто не могу проникнуть туда. У них есть способ распознать всякого, наделенного чародейской силой.

– Знаю. Магическая сигнализация. У нас в МГБ была такая – пользительная штука...

– А ты подобной силой не обладаешь. Значит, сможешь войти без труда. Особенно по приглашению.

Замысел ее был прозрачен как вода. Мы с еретиками Края будем трепать друг друга, а она – сидеть на своей горе и любоваться развитием событий. Другая бы на моем месте возмутилась и начала орать: «Меня используют!» Но я большую часть сознательной жизни работала по контрактам, и мне на такие вещи обижаться было грех. Оставалось понять, в чем моя выгода.

– Ты думаешь, какая польза тебе от того, что ты пришла ко мне, если могла сразу направиться в замок Злой Судьбы?

– Злой Судьбы?

– Да, так переводится его название.

– Какой же идиот назовет так свой замок?

– Один его прежний владелец... вероятно, ты о нем слышала. Он выстроил свой замок вдали от столицы. Дорога туда длинна, и на ней поджидают неведомые опасности. Оно тебе надо?

– Хочешь сказать, что можешь этот путь сократить?

– Именно так.

Я не стала уточнять, как она собирается это сделать. После полета на овце особо привередничать не стоило. Летать так летать, как бы ни было это противно. Правда, для перемещения в пространстве есть и другие способы...

– Говоришь, замок Потка далеко от Торговища? И все же ландграф Ужоснах был в крепости Бобоану полдня спустя после того, как я поломала его игрушки. – Когда брат Удо исчез, я предположила, что колдун выстроил временный портал переноса, подобно тому, как это сделал недоброй памяти Анофелес. Но, если им удалось выстроить постоянные врата, дело обстоит гораздо хуже. Маг, обладающий достаточной квалификацией, через одни такие врата может дотянуться до всех существующих. Не зря Баба-Яга меня предупреждала, чтоб я ими не пользовалась.

– Да, у наших врагов есть большие возможности, внушающие страх жителям Сильватрансы. Но они есть и у меня.

– Охотно в это верю, – вежливо отвечала я, глядя на женщину-медведицу. – Я даже не прошу использовать их мне в помощь. Достаточно будет, если не станешь вредить.

Она улыбнулась. Кажется, мои слова ей польстили. Ибо звучали так, словно я склоняюсь перед ее могуществом. Ничего, ради того, чтоб добиться своего, я еще и не то скажу (кстати, до сих пор непонятно, на каком языке).

– Об этом не беспокойся, – услышала я. – А теперь отдохни. Ты проделала долгий путь. До утра осталось недолго, но время еще есть. Приляг и поспи, а я буду беречь твой сон.

Должно быть, в ее голосе была какая-то чародейная власть, потому что бессонница, томившая меня с вечера, сменилась сонливостью. Слышала я о чем-то в подобном роде. Хочется верить: если Авестите нужно, чтоб я скорей попала в замок, она не станет усыплять меня на пару столетий. Тем более что на красавиц, спавших зачарованным сном, я ничуть не похожа.

– Так и быть, госпожа Авестита. Если, ты говоришь, что надо спать, возражать, полагаю бесполезно. – Я улеглась на расстеленных шкурах, положив под голову сумку, а под руку – арбалет. – Вздремну, пожалуй. А ты не забудь разбудить меня, когда взойдет солнце.

– Будь уверена – ты проснешься вовремя.

Солнце меня и разбудило. Столь яркое, что никак не могло попасть под своды пещеры. И ветер, гулявший над моей головой, не был пещерным сквозняком. И щеку мою щекотала трава, а не меховая подстилка.

Как только я это осознала, то мгновенно открыла глаза и подняла голову.

Так и есть. Никаких признаков пещеры. Я лежала на земле, вернее, на лугу. Где-то поблизости журчала вода. Солнце стояло высоко, и посему искать Авеститу не имело смысла – я уже поняла, что при дневном свете она не появляется. Тем не менее все мои вещи были при мне, и оружие, и деньги. Удостоверившись в этом, я села, и взгляд мой тут же уперся в замок, близ которого расстилался луг. Дракона мать! Я никогда не бывала в этих местах, но замок когда-то уже видела. Конечно, я за свою жизнь немало повидала замков, могла перепутать, но... нет. Определенно видела. Только тогда его освещала луна, а не солнце.

Точно. Этот замок обрисовался на другой стороне портала, сотворенного братом Удо в Доме-у-Реки.

Вот оно, значит, как. Все сходится.

Авестита не накормила меня ночью ничем, кроме туманных разглагольствований. Но она доставила меня непосредственно к вражьему логову – не знаю уж, по воздуху, через врата или на собственных закорках, но спасибо и на этом. И если это тот самый замок, то злую судьбу я его обитателям обеспечу.

Замок был старый. Что бы там ни говорили про новодельные традиции – он был самым старым из всех, что мне удавалось увидеть за последние годы, не исключая крепости Торговища и замка Каданс. Но видно было, что не так давно его изрядно подновили и укрепили, так что штурмовать его в одиночку не имело смысла. Но зачем штурмовать, если я могу просто войти внутрь?

Все складывалось не так плохо. Может, я и потеряла в – крепости Бобоану лишние сутки, но зато обзавелась официальным приглашением.

Правда, есть проблема – если брат Удо в замке, он может меня узнать. Однако такие напыщенные типы, как он, обычно считают ниже своего достоинства обращать внимание на женщин. Будь он шерамурцем по рождению, еще стоило бы опасаться, но он же из империи. Да и кого видел епископский викарий в Мове-сюр-Орер? Расфуфыренную (кроме последнего случая) княгиню Поволчанскую, а не пропыленную странницу в обгорелой безрукавке. Итак, вперед.

На башнях я видела часовых, не сомневаюсь, что по мере приближения к воротам и они увидели меня. Но ворота отпирать никто не спешил. Оно и понятно, я бы перед подобной личностью тоже ворота не распахнула. По пути я пересекла каменный мост над рекой, бурливой и достаточно широкой, хотя с великими судоходными реками, такими как Волк, Надуй или Орер, этот Авжеж сравниться не мог. Зато мог послужить естественной водной преградой. Имелся еще и подвесной мост, который в настоящий момент был поднят.

Орать у меня не было желания, я предпочла заложить пальцы в рот и свиснуть. Этому меня тоже научили в охране.

– Кто здесь? – крикнул часовой с воротной башни. У него был имперский акцент, и ответила я по-имперски.

– Передай – прибыла домна Райна по приглашению хозяина замка.

Некоторое время в башне царило молчание, затем мост со скрипом опустился. Сработало!

Ворота приоткрылись, и я прошла внутрь, будучи настороже как никогда в жизни. Или как всегда...

Внутри этого замка Путного, или как его там, можно было ожидать любой ловушки – от магической до механической, а я уж повидала ловушек в своей практике. Могли и не выделываться, а просто сбросить сверху крепкую сеть – в моем походном наборе имелся нож специально для таких случаев. Резал даже металл. Если кто-то начнет с порога на меня колдовать – пристрелю на месте. Если выпустят дракона – это хуже, но попробуем как-нибудь договориться. С нормальными драконами это обычно удавалось. Но, судя по ночному явлению на площади, вряд ли здесь можно встретить нормального дракона.

Однако никаких драконов во дворе замка не наблюдалось. Если там ждала засада, то засела она очень хорошо – я не могла ее заметить. Стражники, правда, во дворе имелись, но все они были заняты обычными делами. И все это были люди, не уроды монструозные. Единственное, что в них было примечательного, – на местных не смахивали. Типичные наемники, скорее всего из империи, ибо та – кладезь и поставщик наемников для всех стран Ойойкумены.

А двор был как двор, с хозяйственными пристройками, большими и отнюдь не древнего вида, что подтверждало предположение, будто здесь недавно провели капитальный ремонт.

Человек, приближавшийся ко мне по двору, явно не относился к военному сословию. Он был горбат с двух сторон, хром, и шея у него была словно вывернута набок. Он был в черном, а в руках держал жезл, навершие которого украшала какая-то жуткая рожа.

– Мадам, – обратился он ко мне, – меня зовут Трибунале, и я провожу вас к хозяину замка.

На сей раз я отвечала по-шерамурски.

– Следую за тобой, любезный. Ты кто будешь – шут хозяйский?

Он вздохнул.

– Теперь, можно сказать, и шут. Но большею частью исполняю обязанности дворецкого. А кем был раньше – лучше не говорить... Рад слышать, мадам, что вы изъясняетесь на благозвучном языке Шерамура, родины любви.

«И красоты», – чуть не добавила я, но вовремя прикусила язык. В присутствии инвалида это было бы бестактно.

Однако ж сколько дворецких попадается мне в последнее время! Раньше кругом были принцессы, теперь – кругом дворецкие. Сорти дю Баль, Кор де Балет... теперь вот этот. Притом что дворецкие есть неотъемлемая часть каждого порядочного дворянского дома. Впрочем, один из перечисленных был по совместительству убийцей и шпионом, другой – служил прикрытием для жены колдуньи... какие сюрпризы преподнесет горбун?

Мы поднялись по парадному крыльцу главной башни, и оказались на мраморной лестнице, устланной коврами из Аль-Кадавра, Топчи-Майдана, Этрофа и других восточных городов. Да уж, на ремонт здесь денег явно не жалели. Что-то мне это напоминало... Дом-у-Реки? Но даже там средь бела дня не горели факелы.

– Зачем огонь, Трибунале? Утро на дворе.

– А как же стиль, мадам? Никак нельзя не придерживаться стиля.

Спорить с таким утверждением было бесполезно.

– Все должно быть готично...

Однако развить свою мысль Трибунале не успел. На вершине лестницы, на широкой площадке воздвиглась еще одна фигура в черном. Но, в отличие от дворецкого, без признаков горбатости. Напротив, человек наверху был строен и костюм носил элегантный, с искрой, при плаще с высоким воротником, накрахмаленным жабо, поверх которого красовалась лента с неизвестным мне орденом. У него было длинное аристократичное лицо с вислым носом и маленьким подбородком.

– Рад приветствовать вас, сударыня, в моем замке, – провозгласил он.

– Вашего? – тупо переспросила я. – А как же фон Ужоснах?

– Господин фон Ужоснах живет здесь и пользуется большим авторитетом. Но он – гость. А владелец замка – я, граф Дрэкула. Надеюсь, имя вам знакомо?

– Это уж конечно. Только, как я слышала, воевода Дрэкула давно умер. И вроде бы он никогда не был графом.

– Я все разъясню в застольной беседе. Вы не откажетесь позавтракать со мной?

Я помедлила с ответом. Кажется, за пару суток я имела шанс откушать со всей правящей верхушкой Сильватрансы.

– Благодарю, граф. Но учтите – вина я не пью. Обет такой. Ужоснаху об этом известно.

– Отлично. Трибунале, распорядись.

Может, это и была ловушка, которой я опасалась? С другой стороны, от меня не потребовали сдать оружие... В подобных размышлениях я последовала за настоящим – или мнимым – хозяином замка.

Зал, куда привел меня Дрэкула (он назвал его «Малым обеденным», хорошо хоть не Малым каминным), в корне отличался от того, где я трапезничала накануне. Он был скорее выдержан в западном стиле. Высокие открытые окна украшали витражи, через которые почти совсем не проникал солнечный свет, из-за этого дальняя сторона помещения терялась во мраке. Стены были обшиты дубовыми панелями и увешаны портретами. Держу пари, мэтр Кобелье раскритиковал бы их за отсталую манеру, но, по-моему, фамильные портреты и принято рисовать так, чтоб персонажи выглядели как можно более угловатыми, деревянными, с выражением лица, напоминающим о проглоченном фунте лимонов.

– Это мои благородные предки, – сообщил Дрэкула, заметив, что я рассматриваю портреты. – Когда мы познакомимся поближе, я расскажу вам о них подробнее. Пока же присядьте к столу.

К столу были придвинуты глубокие кресла, каждому из которых позавидовал бы епископ Кавардак. Я разместилась в одном из них, хозяин – напротив.

– Итак, вас, насколько я понимаю, пригласил в замок Потка Вульф-Фрик фон Ужоснах? – По крайней мере, он не безнадежный идиот и решил выспросить все, что можно. – Справиться у него лично я не могу – он вчера вынужден был отбыть в Торговище.

– Я в курсе. Именно в Торговище, в крепости Бобоану, мы и встретились. Откровенно говоря, я думала, что ландграф уже вернулся.

– Вероятно, что-то задержало его. У него есть некоторые деловые интересы за пределами замка Потка и Торговища. Но позвольте узнать – если вы встретились у Бобоану, каким образом вам удалось уже сегодня утром оказаться здесь?

– А это мой маленький женский секрет, – если бы у меня был веер, я бы стукнула графа по пальцам и глупо захихикала. Обычно данную фразу сопровождают эти действия. Но веера не имелось, кинжал его заменить не мог, и полностью выдержать стиль не удалось. – Я же не спрашиваю, каким образом преодолевает большие расстояния господин Ужоснах.

– Разумеется. – Дрэкула сделал многозначительное лицо.

Я перешла в наступление.

– У вас часто бывают гости, граф?

– К сожалению, нет. В последние месяцы мы здесь никого не видим, кроме деловых партнеров Ужоснаха и... – он осекся. – В общем, никого.

Ишак-Мамэ! С налету узнать ничего не удалось. Впрочем, брат Удо вполне может сойти за делового партнера. Тогда Гверн, увы, должен считаться пленником.

– Что ж, времена сейчас беспокойные... – начала я, желая свести разговор к боевым действиям и захвату пленных, но Дрэкула не дал мне продолжить.

– Увы, в Сильватрансе всегда такие времена. Наш род узнал об этом лучше других.

Возникший в зале Трибунале стал расставлять по столу блюда и супницы, покрытые крышками. Я приоткрыла одну из крышек и обнаружила под ней цветные брикеты непонятного происхождения. Ни на рыбу, ни на мясо, ни на хлеб продукты не были похожи. Я вернула крышку на место. Вдохновленный собственной речью, Дрэкула не обращал на это внимания.

– Моему прославленному предку, великому воеводе, удалось было навести порядок в этой стране. Он избрал радикальный метод борьбы с преступностью...

– Да, золотая чаша у фонтана и все такое.

– Ах, чаша – это мелочь. Женщин, дурно чинивших одежду своих мужей, он сажал на кол за то, что они неряхи, а заодно и мужей – за то, что распустили жен. Тем, кто не успевал снять перед ним шапку, он прибивал шапку к голове гвоздями. Представьте, какое идеальное государство он создал бы, пробудь у власти чуть дольше! Но это сейчас в Сильватрансе все тоскуют о золотых временах воеводы Дрэкулы и чтут его, как великого героя, а тогда... Лицемеры! Они любить умеют только мертвых! Собственные солдаты отрубили ему голову, а скорбящей семье сказали, что так и было! Мой предок принадлежал к этой семье... к младшей ветви (заминка, которую сделал повествователь, позволила предположить, что предок был незаконным сыном). Опасаясь за свою жизнь, он вынужден был бежать далеко за пределы Сильватрансы.

– В империю? Все всегда бегут в империю.

– Отнюдь! Он не мог доверять тогдашнему императору, не поддержавшему воеводу в его борьбе. Нет, он отплыл в Заморскую Олигархию. Тамошние аборигены слабо разбираются в наших титулах, и посему они стали называть его графом. Так с тех пор и повелось. Наш род долго жил в этой гостеприимной стране. Меня же интерес к наукам подвиг на путешествие в столицы новейших знаний, такие, как Монстердам Многоканальный и Парлева. Там, во время своих ученых штудий, я свел знакомство с фон Ужоснахом и другими замечательными деятелями на ниве сокровенных знаний. К тому же я узнал, что Сильватранса вновь обрела независимость, а великого Дрэкулу там почитают как национального героя и рады будут вернуть его наследство. Занявшись реституцией, я с новыми друзьями отправился сюда и восстановил родовой замок.

– Какая захватывающая история, – вежливо сказала я. Хотя интересно было другое – какой процент правды в этой истории содержится.

– О, да вы ничего не едите! – спохватился Дрэкула.

Он был прав. Злость из-за того, что я не могу отыскать Гверна, совсем отбила у меня аппетит.

– Ты курила?! – раздался каркающий голос из мрака. Спрашивали по-шерамурски, с акцентом, который я затруднялась определить.

– Нет, не курила, – честно ответила я.

Из кресла на противоположном конце стола высунулся старец странной внешности. Авестита не ошиблось – этот обитатель замка был черным, но не ошиблась и я – черным он был не по инфернальным причинам, а в силу происхождения с Прожаренного континента. У него была жиденькая седая бороденка, волосы заплетены во множество длинных косичек, как у красавиц из восточных гаремов, – только гаремные красавицы не вплетают в косы мелких косточек. Ожерелье из подобных косточек, птичьих черепов, лягушачьих лапок, звериных когтей и зубов украшало его шею. Облачен он был в линялую хламиду, некогда бывшую ярко-красной.

Он протянул мне трубку.

– Вот, миз, угощайся от чистого сердца. Такой травы, как у старого Лапуту, нигде не найдешь. А ты, Дрэки, свой shit лопай сам.

– Позвольте мне представить вам, сударыня, еще одного из моих гостей – Лапуту Мамбуру, – потомственного хунгана и бокора высшего посвящения, – ледяным голосом произнес Дрэкула. – Я познакомился с ним в Заморской Олигархии, и, хотя сферы наших интересов весьма различны, пригласил его сюда.

– Хунгана?

– С тех пор как мои предки не по своей воле покинули чудесную нашу родину, далекую Какумею, и были увезены за море, мы, служители Великого Барона Пятницы, просвещали бледнозадых, как умели. Первым хунганом, научившим тупых тамошних жителей ловить кайф и отрываться по полной, был легендарный Харе Мамбуру. За ним последовали незабвенный Румба Мамбуру и Самба Мамбуру. Всех нас посещали лоа...

– Духи, – подсказал Дрэкула. – Они приходят к избранным.

– Но такого прихода, как я, не достигал никто!

Я в этом сомневалась. Насмотрелась я на любителей тирьяка, банджа и анаши на Ближнедальнем Востоке, в Даун-Тауне разрешено употреблять все, что не содержит вредной химии, а мак и конопля ее не содержат, на окраинах принципата Ля Мой в ходу зелье из кактусов, так что ничего оригинального старикан не достиг.

– Спасибо, дедушка, не употребляю. Да и рановато – с утра обкуриваться.

– Рано, поздно – все едино. Только так достигается истина, небожители сходят на землю, а мертвые поднимаются из земли.

– Вы можете мне не верить, мадам, но его познания и впрямь весьма велики. – После этих слов Дрэкула весьма непоследовательно бросил в адрес Лапуту: – Опять с ужина задрых за столом, старая сволочь! Голубь вторую смену сидит!

– Да лучше за столом дрыхнуть, чем жрать то, что ты творишь! Миз, ты его не слушай. Этот большой белый парень из-за моря сбежал, потому что денег совсем не стало. Он и у лягушатников держался сперва только потому, что белому шаману своего слугу продал для опытов.

– Неправда, я добровольно вызвался! – возразил Трибунале.

Я слушала с большим интересом. Старик выдавал некоторое количество полезной информации, с помощью которой можно было отредактировать рассказ Дрэкулы. Однако откуда же у Дрэкулы взялись деньги на реставрацию замка, и не малые? Живут здесь на широкую ногу, факелы совсем не экономят...

Кроме того, важен был еще один момент. Кое-что слышала я про этих бокоров – служителей Барона Пятницы. Кроме наведения порчи, изготовления разных зелий и прочей травки для народа, они славились еще умением поднимать мертвых.

– Дедушка Лапуту, а зомби ты делать умеешь?

Мамбуру не ответил – он уже снова спал в кресле. За него разверз уста новый персонаж, появившийся в зале. Он был ненамного моложе хунгана, но выглядел полной его противоположностью. Бледный, с квадратным подбородком, пронзительными серыми глазами под кустистыми бровями, он был облачен в некое подобие университетской мантии, но та была не черной, а белой.

– У мадам здоровое научное любопытство, что весьма несвойственно вашему полу.

– Я просто чрезвычайно невежественна, оттого и спрашиваю.

– Мадам Райна прибыла по приглашению нашего друга фон Ужоснаха. – С этим типом Дрэкула разговаривал совсем иным тоном, чем с Мамбуру. – А это – высокоученый доктор Бланко.

Лучше не показывать, что я уже слышала это имя.

– Вы тоже из Заморской Олигархии, доктор?

– Никогда не бывал, – отрезал он, усаживаясь за стол. – Я начинал свою научную карьеру в Монстердаме. Моим учителем был профессор Франкендфунт – полагаю, вам знакомо это имя?

– Нет, но чего ждать от женщины?

По-моему, ему понравился мой ответ. И, кстати, я не кривила душой. Я в университетах не обучалась и мало что смыслила в трудах кабинетных ученых.

– Гений, великий ученый, намного опередивший свое время. К сожалению, его уже нет с нами. Но я развил, расширил и углубил его идеи... Трибунале, подавайте на стол. И блюда не должны быть из лаборатории графа. Я ведь в любом случае распознаю.

Я мысленно поздравила себя с тем, что не прикоснулась к угощению.

Дворецкий послушно уковылял из зала.

– Но почему вы покинули Монстердам, доктор?

– Там нет того размаха, который необходим для моих исследований. Поэтому я перебрался в Парлеву.

– Там мы и познакомились с доктором Бланко, – вставил граф Дрэкула.

Но доктор проигнорировал его слова.

– Нынешний король Шерамура покровительствует наукам, а премьер-министр Сомелье укрепляет армию. – Я насторожилась. Неужто Сомелье и его команда все же здесь замешаны? – У меня были все основания надеяться, что они поддержат мои фундаментальные исследования. Случись так, король Мезанфан имел бы возможность заполучить в свое распоряжение самую непобедимую армию в Ойойкумене.

– И что же?

– Нет предела людской подлости и зависти! Гнусный выскочка, имперский перебежчик Халигали, у которого и диплома университетского нет, обошел меня со своим проектом создания големов из нержавеющей стали, и Мезанфан отказался финансировать мои исследования!

Хорошо, что я, как говорят в Поволчье, прикинулась валяной обувью (понятия не имею, что это выражение означает, но звучит хорошо). Если бы Бланко узнал, что мы с доктором Халигали знакомы и в приятельских отношениях, вряд ли это послужило бы мне в замке Потка удачной рекомендацией.

– И потому вы решили принять приглашение графа и перебраться в Сильватрансу?

– Графа? – Он посмотрел на меня так, словно не понимал о ком речь. – Ах, да! Короче, здесь я продолжаю независимые исследования. Правда, периодически возникают проблемы из-за нехватки материала. В Шерамуре с этим было бы проще. Импорт, экспорт, казни постоянные... С другой стороны, у Сильватрансы есть свои преимущества. Эта страна всегда была крайне запущена в магическом отношении. Благодаря чему здесь сохранилось и то, что в развитых странах давно уничтожено. Исследования и преобразование местных традиций также предоставляют богатые возможности для настоящего ученого... Однако я увлекся. Вы хоть поняли, о чем я говорил?

– Нет, по правде сказать, – смиренно созналась я.

Лапуту Мамбуру перестал храпеть и поднял голову.

– Смерть-в-Жизни и Жизнь-в-Смерти. Мертвая Жизнь и Живая Смерть, – прохрипел он и принялся копаться в кисете – несомненно, ощутил насущную потребность в травке.

– Простите, господа, мое невежество, но закатные страны, сдается мне, имеют давние традиции по этой части. Вампиры... призраки...

– Вчерашний день некрософии, – отрезал доктор Бланко. – Вы еще вспомните пресловутую Армию Теней, которую беспрестанно поминает этот выскочка Халигали!

Мне было что вспомнить об Армии Теней. Поскольку именно я отправила ее туда, откуда она явилась, а доктор Халигали, по мере сил, в этом споспешествовал. И это были не самые приятные воспоминания в моей жизни. Поэтому я предпочла промолчать.

– И традиционный вампиризм себя изжил, – подхватил граф Дрэкула. – Новые формы, нужны новые формы!

– Вы о доктрине Края Света? – осторожно осведомилась я.

– Среди нас есть такие, кто ответил бы «да», но у нашего хозяина есть собственное мнение на сей счет, – в голосе Бланко слышался яд.

– Вы станете отрицать, что моя лаборатория работает плодотворнее, чем ваша?

– Плодотворнее? В каком-то смысле это верное слово. У вас-то, Дрэкула, недостатка в сырье нет!

Я была озадачена. Вместо гнездилища сектантов в замке Злой Судьбы функционировал какой-то научный центр. И не могу сказать, что это меня обрадовало. Мне уже приходилось общаться с колдуном, пытавшимся поставить магию на научную основу, и этот Дубдуб доставил массу неприятностей множеству людей. А ведь он был один, Ядрена Вошь, теперь же приходится общаться с целой компанией.

– Что задумалась, миз? – окликнул меня Мамбуру.

– Так... ландграф Ужоснах, приглашая меня, ничего не рассказал о том, какие исследования здесь проводятся.

– Нам он о вас тоже ничего не рассказывал, – резко произнес доктор Бланко. – В чем заключаются ваши умения, молодая дама? Вы сами заявили, что ничего не смыслите в науке. И вы не похожи на других особ женского пола, посещающих этот замок.

– Вот уж в чем не сомневаюсь, – проворчала я.

– И я не слышал, чтоб сегодня сработала магическая сигнализация. А она настроена на людей, обладающих чародейскими способностями.

– Я и не говорила, что обладаю ими.

– Так зачем же вас прислал сюда Ужоснах?

– Не в качестве материала для вашей лаборатории доктор. Как видите, кое в чем ландграф был со мной достаточно откровенен.

Не так уж он был откровенен, но нужно же и свою голову иметь!

– Вы, господа, – я говорю о присутствующих, о других не знаю – сами заявили, что работаете в области Жизни-в-Смерти и Смерти-в-Жизни. Но ведь не всегда эксперименты заканчиваются так, как бы вам хотелось, верно? Так вот, я – специалист по ликвидации отходов вашей деятельности.

– Ликвидации отходов? Это в каком смысле? – заинтересовался граф Дрэкула.

– Вечно ты, Дрэки, о своем... – захихикал Мамбуру.

– В прямом. Как я понимаю, вы придаете мертвому свойства живого, а живому – мертвого. А я, в случае необходимости, восстанавливаю статус-кво...

Мамбуру продолжал хихикать – должно быть, решил, что я сказала что-то крайне непристойное. А может, просто травка оказывала свое действие.

Зато доктор Бланко пристально взглянул на меня.

– Значит, это вы уничтожили опытные образцы, работавшие в городе?

Настал момент истины. Или хотя бы ее щепотки.

– Да, я.

Бланко гулко расхохотался, но не тупым бессмысленным смехом курильщика дури, а вполне радостным.

– Великолепно! Замечательно!

Признаюсь, эта реакция была не той, которую я ожидала.

– Ландграф фон Ужоснах уверял меня, что вы огорчитесь.

– Я уважаю ландграфа, но Вульф-Фрик – не человек науки. Истинно исследовательский дух ему чужд. Я все гадал, какие у моих созданий недостатки. А эти жалкие недоумки, которых подсылал местный правитель, не давали возможности это выявить. Вы мне все расскажете, дорогая леди?

– Ну... – у меня не было никакого желания выдавать свои маленькие секреты.

Но доктора уже захватила новая мысль.

– Кроме того, эта здешняя охрана – такие идиоты, что местные, что наемники! Мои воспитанники не могут вечно сидеть под замком, я должен время от времени выпускать их погулять. И каждый раз с кем-то из придурков-часовых случается истерика, а то и что похуже. А воспитанники мои – существа с тонкой нервной организацией. Если их потревожить, они начинают вести себя несколько неадекватно.

– Да уж, – Дрэкула раздвинул губы в улыбке, продемонстрировав белые зубы – говорят, только в Заморской Олигархии умеют делать такие. – В прошлый раз пришлось заново отстраивать восточную башню и вдвое увеличить охрану.

– Какой прок от количества охраны, если качество никуда не годится? – возразил Бланко.

– Да и зомби всякие попадаются, – с неожиданной трезвостью сообщил Мамбуру. – Такие бывают бойкие – никак обратно не уложишь.

– Но зачем поднимать мертвых, если все равно укладывать их в могилу? – съязвил Дрэкула.

– Уж вам-то, мой молодой друг, беспокоиться не о чем, – ответ Бланко был еще язвительнее, – разве что коллектор рванет...

– Не вижу смысла в этом разговоре, – насупился граф.

– Я тоже не вижу. – Бланко отодвинул тарелку и встал из-за стола, – К чему откладывать? Пройдемте в виварий, сударыня и убедимся, не напрасно ли Ужоснах призвал вас в замок.

– Ничего иного я и не хочу, – я последовала его примеру.

Так оно и было. Я должна была проверить самые худшие свои подозрения, возникшие после вчерашнего разговора с Ужоснахом, и в которых я до нынешнего момента боялась себе признаться. Этот ублюдок изготовляет своих тварей из разных существ, в том числе из людей. Если Гверн попал ему в лапы... Мне еще никогда никого не приходилось пытать до смерти, но все когда-нибудь происходит в первый раз.

Дрэкула и Мамбуру не пошли с нами, а оружие было при мне. Впрочем, в виварии тоже могла быть ловушка. Вряд ли там одни ночные твари. А если есть летучие...

– Меня впечатлили ваши создания, доктор. Мне довольно много приходилось путешествовать, но нигде я не видывала ничего подобного.

Доктор самодовольно усмехнулся.

– Да, такого не увидишь нигде. Подумать только, даже необразованная женщина в силах это понять, а короли – нет! О, если бы не завистники в Парлеве!

– Ужоснах упоминал, что вы испытываете трудности с исходным материалом, и оттого посылаете в Торговище за пленными.

– В каком-то смысле он прав. Но людей можно добыть везде. – Мы покинули главную башню и вошли в длинный крытый переход. Я думала о том, как бы удержаться и не пришибить доктора немедленно. Право же, очень хотелось. Но пока нельзя. Вечно приходится отказывать себе в маленьких радостях. – Именно с людей и начинал мой учитель, доктор Франкендфунт. Да еще с мертвых. Он, конечно, пошел дальше бокоров и традиционных вампиров, соединяя части тел различных людей. Но всего лишь людей! А это далеко не предел! И удобнее работать, пока в телах наличествует жизненная сила!

Он разглагольствовал, пока мы продвигались по стене к укрепленной башне. Видно было, что кладка в стенах новая. Должно быть, это та самая восточная, о которой упоминал Дрэкула.

– Многое я понял уже здесь. Местные стригои применяют любопытные методики. Они называют это «поцеана». Термин, конечно, варварский. На самом деле это соединение магии с хирургией... впрочем, вы вряд ли что поймете. Но объединение поцеаны с методом доктора Франкендфунта приводит к изумительным результатам!

Ясно. Покрал и у тех, и у других, и выдаст за собственное великое открытие.

– Но главное – не стоит замыкаться в пределах одной лишь человеческой расы! Нужно компилировать материал из разных рас! Живых и мертвых! Разумных и неразумных! К сожалению, здесь трудно добыть что-либо, кроме людей и традиционных вампиров...

– А как насчет призраков?

– Призраки! – Он презрительно фыркнул. – Какой прок от того, что не имеет тела?

Одной проблемой меньше. Но все же, если он доэкспериментировался с чем-нибудь летучим...

– А драконов вы применяете, доктор? Там, в Торговище, вроде был один... но какой-то не такой.

– Вот именно! Я, может, и принял приглашение Дрэкулы оттого, что наслышался, будто в Купатских горах и Полканах до сих пор гнездятся настоящие дикие летучие драконы – балавры. Но это оказались антинаучные бредни. Никаких балавров не обнаружилось. Единственное, что удалось добыть с помощью старых связей Мамбуру, – варана с острова Серванта. Усилив его некоторыми качествами минотавра, я постарался довести объект до кондиции подлинного дракона. Но, судя по тому, что вы живы, а он нет, это не вполне удалось. Но ничего. Мамбуру по своим каналам заказал партию крокодилов, а Популеску через шоломонаров обещал продолжить поиски балавров.

Вот еще какой-то незнакомый персонаж упомянут. Впрочем, и без того ясно, что к столу появились не все обитатели замка. Хорошо хоть, что крокодилы не летают. По крайней мере те, которых мне приходилось видеть.

– А вот мы и пришли! – провозгласил доктор.

Мы стояли перед железной дверью, охраняемой двумя типами, происхождение коих угадывалось с первого взгляда, даже если бы они не были облачены в традиционную одежду имперских ландскнехтов – в полоску, клетку, горошек. С разрезами, буфами, подвязками и бантами на самых интимных местах. Все это изначально было столь ярких цветов, что ело глаза, но под воздействием солнца, ветра, дождя, пыли, пота и грязи приобрело более приемлемые оттенки. Те же самые явления природы обработали и физиономии охранников, их бороды и закрученные усы.

– Опять надрались, – сердито бросил Бланко.

Действительно, от стражников разило перегаром, при том что оба держались совершенно прямо. Имперская выучка, знаете ли.

– Никак нет, герр доктор, – рапортовал старший из стражников. Его грязно рыжая борода была расчесана надвое и заплетена в две короткие косицы. – Не уже, а еще.

– И вот так всегда, – просветил меня Бланко. – А местными их заменить нельзя, эти хотя бы не сбегают... Эй, вы! Эта дама, возможно, будет новой моей ассистенткой... если выживет, конечно.

– Так что же, пропускать ее сюда? – осведомился второй стражник. У него белобрысая борода была попроще, в форме лопаты.

– Без меня – ни в коем случае. А во двор – можно.

– Даже когда... эти... на прогулке?

– Особенно когда воспитанники на прогулке, – отрезал доктор и, не обращая внимания на вытаращенные глаза охранников, извлек из кармана белой мантии связку ключей.

– А охранными заклинаниями вы не пользуетесь? – спросила я, пока он открывал запоры – по-моему, их было не меньше десятка.

– Традиционные не годятся, а новые... я работаю над этим... – Он отпер дверь, приоткрывавшуюся с чудовищным скрипом, и мы вошли.

Внутри было темно, но, как выяснилось, у самой двери на крюке висел фонарь, который Бланко и зажег. Перед нами высветилась лестница.

– Наверху – моя лаборатория, – объяснил доктор, – туда я не пускаю никого. Наш путь лежит в виварий. Вы посмотрите на моих воспитанников, а я посмотрю на вашу реакцию. Заодно и покормим их.

– А что они едят?

– Все! – гордо заявил доктор, и, подумав, добавил: – И всех.

Воняло. Очень сильно. Но меньше, чем я ожидала.

– У нас тут, благодаря любезному Дрэкуле, хорошая канализация, – пояснил доктор. – Ему тоже нужен исходный материал для исследований.

Он отпер еще одну дверь, поднял фонарь. И я увидела множество глаз, смотревших на меня из-за решеток.

– Да ведь это тюрьма, доктор!

– Ни в коем случае, – оскорбленно откликнулся Бланко. – Это виварий. Воспитанники имеют право на прогулки, мы отправляем их с поручениями, они получают полноценное питание. А в вольерах они находятся ради собственного блага. Чтоб не причинили вреда друг другу.

– Хозяин свежака привел, – пробасил кто-то из мрака.

– Молчать, скальпелевы дети! Опять на стол захотели? Сейчас всех покормим... Мадам, подержите-ка фонарь, – он вытащил из угла жестяные ведра. – Ну-ка, что здесь у нас? Брикеты от щедрот доброго Дрэкулы... Отходы с кухни...

– Не хотим брикеты! – завопили из вольеров. – Мяса хотим!

– Мя-са! Мя-са!

– И кровушки... – тоненько пропищал кто-то.

– Ишь, разбаловались! А ну, повторить первое правило: лопай, что дают!

– Лопай, что дают, – подхватили нестройные голоса, – это закон. Мы уже не люди!

– Дальше! А не то еды не получите!

– Делай, что велят. Это закон. Мы уже не люди!

– Своего мнения не иметь. Это закон. Мы уже не люди!

– Никого не жалеть, никого не щадить. Это закон. Мы уже не люди!

– Достаточно! Будем кормиться. Для тех, кто хорошо себя вел, здесь есть рубленая собачина. А кто вякнет – заставлю весь канон от начала до конца повторять.

Из-под решетчатых дверей вольеров выдвинулись лотки, и доктор начал раскладывать по ним еду, иногда поясняя мне, непросвещенной, что я вижу. А видела я существ, которые с трудом поддавались описанию. Ночь в Торговище ко многому меня подготовила, но не к вервольфу со щупальцами, например. Или к котолаку с жабрами и ластами. («Это будет морской кот», – прокомментировал доктор.) Над людьми он изощрялся особо, благо их было проще всего достать, приставляя им части тел зверей, усаживая иглами, словно ежей, наращивая конечности. По причинам личного свойства я пристально вглядывалась в лица и морды, подавляя желание нарубить на лоток еще кое-что кроме собачины.

– Как я погляжу, у вас тут только мужские особи?

– Естественно. Я же готовлю идеальных солдат. Впрочем, на самом деле они бесполы. Ничто не должно отвлекать их от исполнения приказов.

Нет, я его точно порублю в куски. На такое зверство по отношению к живым существам даже я не способна.

– И все это совершили вы в одиночестве?

– Да. Это я свершил своим искусством. Правда, раньше у меня был ассистент, но он проявил излишнее самомнение... да вон он, с ослиной головой! А рядом – обратите внимание, нечто новое – модель «разведчик-диверсант», иначе говоря, хоббит-упырь. Вы не представляете, какие были сложности с исходным материалом! Опять же, всякие профаны лезут со своими советами и указаниями, хоть на необитаемый остров удаляйся... Ах да, о чем бишь я?

– Я спрашивала, работаете ли вы один.

– По преимуществу. Хотя в лаборатории мне иногда ассистирует Трибунале.

– Этот горбун? Он тоже один из ваших воспитанников?

– До некоторой степени. Я проводил над ним опыты, не всегда удачные. Но он доволен. Да вы и сами вскоре узнаете... Что ж, пока достаточно. Кажется, воспитанники сыты, отходы отсюда откачиваются по трубам. Идемте. Вы хорошо показали себя, не хлопнулись в обморок, как другие. Впрочем, этого следовало ожидать...

И мы покинули виварий. Гверна здесь не было, поэтому доктор ушел живым. Пока живым. Хотя, при наличии в замке мастера по изготовлению зомби, убивать доктора потребно будет с особой тщательностью. Но мне стоило больших трудов сохранить выдержку во время кормежки, когда Бланко произнес: «А это поркентавр, он же свинкс служебно-розыскной, пробный экземпляр». Тварь, характеризованная подобным образом, имела кабанье туловище и человеческую голову. И голова эта, несмотря на искусственно наращенные клыки, принадлежала брату Удо.

Визит в виварий произвел на меня большее впечатление, чем мне бы хотелось. И остаток дня, посвященный устройству на новом месте, я проходила совсем смурная. Мне выделили комнатенку, немногим отличавшуюся от той, в которой я провела неполный день в гостях у Бобоану. Окно, правда, не было зарешечено, зато выходило на реку Авжеж. Стекая с горы, здесь она имела течение бурное, и соваться в эту воду, не зная броду, было бы неразумно. Прыгать сверху, видя торчащие из воды скалы – тоже.

Зато в комнате имелся камин. Собственно, по старым обычаям, только поэтому конура эта и могла именоваться комнатой, изначально это слово звучало как «камината». И была почти настоящая кровать. Точнее, козлы с сенником. Только особо разлеживаться там вряд ли предстояло. Тем более что я еще не прошла основного испытания – и что это в Сильватрансе все взялись меня испытывать? Я давно вышла из того возраста, когда сдают экзамены.

К вечеру меня снова кликнули в малую трапезную, и я пошла, хотя после кормежки в виварии мне даже думать о еде было противно. Но манкировать приглашением было нельзя, поскольку Ужоснах мог обладать необходимой мне полнотой сведений, касавшихся замка Злой Судьбы.

Увы, ландграф все еще где-то задерживался. За столом, помимо знакомых лиц, присутствовала еще пара персонажей, представленных мне как господа Популеску и Мутяну.

– Наши союзники из местных, – аттестовал их граф Дрэкула.

– Тоже перебежали от Бобоану?

– Отнюдь, отнюдь. Бобоану их бы на арбалетный выстрел к себе не подпустил, да они и сами не подошли бы. Они – проколичи. Традиционный вампиризм, конечно, признак отсталости, с этим и фон Ужоснах согласится, но мы не должны пренебрегать поддержкой местных деятелей.

– И много их тут?

– Кого?

– Деятелей. Местных, пришлых...

– Достаточно. Но не все постоянно обитают в замке, некоторые бывают лишь наездами. Сейчас вы видите сливки общества, creme de creme, так сказать.

От упоминания о еде меня снова замутило. Хорошо хоть традиционные вампиры меня в качестве блюда не рассматривали. Потягивали что-то из кружек. Может, они, как вампиры-пансионеры в храме Края, пьют консервированную кровь? Здесь это, по идее, должно практиковаться.

– Граф, а в чем, собственно, доктрина Края Света отличается от традиционного учения Края Неминуемого?

– Никогда не интересовался. Спросите у ландграфа, он один из иерархов.

– Я думала, здесь все последователи этого учения.

– Отнюдь, отнюдь. Фон Ужоснах – человек широко мыслящий.

– А кстати, я не вижу здесь ни одной женщины. У вас чисто мужское сообщество?

Я задала этот вопрос, вспомнив некоторые рассуждения Авеститы. Но в ответ получила очередное «отнюдь». Выходит, женщина-медведица была вовсе не всеведуща.

– Дамы не живут в замке Потка, потому что у них обычно более высокие запросы, чем у вас. Но они нас посещают. И это весьма знатные дамы, вы удивитесь, узнав, насколько знатные. – Я пожала плечами. Кого-кого, а меня знатностью прошибить трудно. – Но вряд ли вы увидите их за ужином. Они прибывают... позже. И обычно не встречаются друг с другом.

И отвернулся. Чего-то он не договаривал. Хотя мне было не до их отношений с дамами. Брат Удо, вернее, то, что от него осталось, – вот кто занимал мои мысли. Я прибыла сюда с намерением его убить, но, похоже, сделав так, я окажу ему большое благодеяние.

– Герр доктор, – обратилась я к Бланко, – когда вы собираетесь выпустить на прогулку своих подопечных?

Но негодяя в белых одеждах тоже трудно было пронять.

– Может быть, сегодня. А может, завтра. Или через месяц. Вы всегда должны быть наготове, иначе какое это будет испытание?

– В таком случае, пойду к себе, отдохну, чтоб не проспать в случае тревоги. Я помню, доктор, как вы распорядились, чтоб стража во дворе меня пропускала, но все же... Граф, вы не сообщите мне пароль на эту ночь?

Дрэкула оторвался от блюда, из которого хлебал что-то непонятное.

– Пароль? Ах да. «Сангина».

– А отзыв – «охра»?

– Признаться, не понял.

– Извините, это была не лучшая шутка. – Я встала и вышла.

Популеску и Мутяну (я так и не запомнила, кто из них кто) проводили меня одинаковыми взглядами. Ладно, если с нетрадиционными вампирами у меня и возникают трудности, с традиционными я знаю как управляться.

При всем отвращении к созданиям доктора Бланко я ждала встречи с ними. Помнят ли они что-либо из своего прошлого? Если да, я выжму из этого поркентавра то, что ему известно о Гверне. Если нет – придется дожидаться Ужоснаха. Говорят, что он иерарх Края Света, стало быть, непосредственное начальство бывшего брата... хотя совсем не похож на духовное лицо. Впрочем, откуда мне знать, какие у них в секте иерархи?

Однако вернувшись в отведенную мне комнату, я как-то сразу ощутила, что сутки не пила и не ела. Может, не стоило так привередничать за столом? Но Авестита, у которой вроде не было резона меня травить, не потрудилась предложить мне хоть корку хлеба. А все остальные гостеприимны в Сильватрансе внушали подозрение.

Что ж, буду добывать пропитание сама. С питьем все просто. Со стены я углядела, что во дворе есть колодец. А еду я себе настреляю. Ночь настала, птицы кружат над замком... Стрелять с карниза – несподручно, можно свалиться в бурную реку Авжеж. Так что пришлось покинуть обиталище и вновь выбираться на стену. Находилась я в замке официально, а что до времяпрепровождения, может, у меня каприз такой – охотиться по ночам!

Но никто ко мне с вопросами не привязывался. Должно быть, у здешних обитателей были и более странные привычки.

Через полчаса охота принесла мне жирного перепела и весьма крупных размеров сову – я таких еще не видала в Сильватрансе – но много ли я могла увидеть за столь короткий срок? Вроде, поваренные книги сов, в отличие от перепелов, в себя не включают. Ничего, приходилось мне слышать, что одна шерамурская королева в поисках острых кулинарных ощущений ела ворон и ежей. Я до такого даже в странствиях по степям и пустошам не доходила.

Очаг, как было упомянуто, у меня в комнате имелся, а соль и чеснок для приправы я всегда с собой таскаю. Поэтому я быстро ощипала, разделала и зажарила подстреленных птичек. Точнее, ощипала перепела, а с совы просто стянула кожу вместе с перьями, иначе ощипывать бы ее пришлось всю ночь. Пока лазила в сумку за приправами, вновь обнаружила клубок Бабы-Яги. Совсем памяти не стало, мне же казалось, что я положила его в карман. Любопытно, эта штука одноразовая, или заряда в ней еще хватит? Ну, потом разберемся. Прежде надо подкрепиться.

Жаркого оказалось даже больше, чем нужно для подкрепления. Так что половину совы я оставила на завтра, а сама решила перейти к следующей части мероприятия.

Перья и прочие отходы я в камине не сожгла. Случилась бы вонища, может, меньшая, чем в виварии, но я такое в собственной комнате разводить не собиралась. Поэтому естественные отходы я решила вынести во двор, на помойку, заодно попить, руки помыть, ну и познакомиться поближе с тварями доктора Бланко, если он решит их выпустить.

Вообще-то я могла бы выкинуть мусор непосредственно в окно. Бурный Авжеж бы все унес. Но воспитание противилось... опять же все равно вниз спускаться, а если пристанет кто с вопросом, что это я ночью во дворе болтаюсь, и не возле вивария, скажу – мусор выношу.

Воды я из колодца напилась, и заодно флягу наполнила, поскольку каждый раз, как пить захочется, к колодцу не побежишь. Умылась как следует, следы разделки и жарки с рук и одежды уничтожила. Двор обошла, мусор выкинула. Подозревала, что докторовы твари, раз они всеядные, как раз на помойке и объявятся. Однако ж их не было. Должно быть, доктор решил подержать меня в напряжении. Да и помойка была какая-то бедная для такого большого замка – все объедки сразу в виварий уносят, что ли?

Но я не спешила возвращаться обратно в башню. Ночь только началась, и многое могло воспоследовать. Луна, полуприкрытая облаком, ползла над высокими башнями и зубчатыми стенами, зрелище удивительным образом напоминало то, что я увидела в приоткрывшихся вратах в Доме-у-Реки. Что, в общем, не могло улучшить моего настроения.

По всем показаниям Гверн должен быть здесь. Но я никак не могу обнаружить его следов. Где же он?

Нет, нужно взять себя в руки и не раскисать. Что в этом случае люди делают? Пьют обычно. Но воды я уже выпила, а иные напитки в этой местности мне заказаны. Еще что? Песни поют. С моим-то голосом и слухом? Что ж, я не на жизнь пеньем зарабатывать собираюсь. Да и вертится в памяти всего одна песня.

Проорав первый куплет, я ожидала, что начнется общая паника и сбежится стража со всего замка. Ничуть не бывало.

Должно быть, при прогулках докторовых питомцев здесь слыхали вопли и пострашнее. Раз так, будем продолжать. Я перешла к последующим куплетам, стараясь не слишком вслушиваться в звук собственного голоса, но, когда примолкла, мне показалось, будто моему, с позволения сказать, пению, отвечает голос другой.

Дракона мать, этот голос был мне знаком! И это был вовсе не тот голос, который я надеялась здесь услышать. Но вот чей же он...

Я вскинула голову, ибо пение исходило сверху. Но за глас свыше это никак не могло сойти. Голос был глухой, усталый, пожалуй даже старческий. Когда я слышала его в прошлый раз, он звучал совсем по-другому: твердо, разумно, уверенно. И, разумеется, он не пел...

Луна вынырнула из-за облака, и в ее мертвенном свете я увидела лицо человека, приникшего к решетке в окне башни.

Отец Батискаф!

Прежние подозрения вновь зашевелились в моей душе. Баба-Яга обвиняла его в пособничестве колдунам в Сильватрансе. И вот – он здесь, хотя утверждал, что направлялся в Токай-Гуляш.

Но – решетки? Он в заточении?

Что ж, в этом замке с соратниками поступали хуже, чем с врагами. Достаточно вспомнить бывшего викария. А ведь именно отец Батискаф втравил нас в эту историю. Он целенаправленно искал меня в Поволчье, хотя мог бы найти агентов и поближе к Шерамуру.

Зачем же он сейчас постарался привлечь мое внимание? Неужели он до сих пор полагает, что я работаю на него?

Я должна все узнать.

Но прежде чем я успела извлечь моток веревки, чтобы с помощью арбалетной стрелы сократить себе путь до окна, во дворе появился дозор. Какой демон принес их именно в это миг? Нет бы им пройти, пока я мусор выносила.

Они приблизились, печатая шаг, и рявкнули:

– Пароль!

– Сангина, – с отвращением ответила я. – У меня разрешение ходить по замку.

– Да знаем мы, фрау, – отозвались два уже знакомых мне стражника – Рыжий и Белый. – Доктор говорил.

– Ну так вы знаете, зачем я здесь. А вы почему не на стенах?

– Обеспечиваем безопасность гостей.

– Каких гостей? Ворота не открывались.

Они переглянулись, хмыкнули.

– Не все те гости, что через ворота входят, – сказал Белый.

– Не все те ворота, что из камня и железа, – добавил Рыжий.

– Понятно, – пробормотала я. Ситуация усложнялась. – И что, гости шибко требуют охраны?

– А это как посмотреть.

– Но посмотреть-то можно?

Они заржали. Не просто заржали, а со значением. Не так, как придворные боярина Бобоану.

– Отчего ж нет! Может, и останешься довольна... а ежели нет – мы тебя предупредили.

Я снова взглянула вверх. Отца Батискафа у решетки уже не было. Я все-таки попыталась бочком продвинуться к входу в предполагаемое узилище.

– Э, нет, сударыня! Не туда! – и они снова гнусно загыкали. – В главную, в главную башню гости у нас жалуют!

В принципе, если б я пожелала непременно прорваться к отцу Батискафу, охранников можно было бы и перебить. Но это сильно осложнило бы мое дальнейшее пребывание в замке Злой Судьбы. Потому, хорошенько запомнив окно, я наметила посещение узника на будущую ночь – и желательно без свидетелей. Ну а сейчас посмотрим, что там, в главной башне. И кто там. Несмотря на гогот и подначки.

– Шутить изволите? Ну-ну.

У входа в башню тоже была стража, но пароль открыл мне двери беспрепятственно. Причем на сей раз никто не смеялся. Наоборот, мне показалось, что рожи у стражников были нервные.

Таким образом, я снова оказалась на том же месте, где была утром. Однако ночью, должно признаться, донжон в Потке производил более сильное впечатление. Днем лестница, освещенная факелами, представала капризом претенциозного провинциала, ночью же блики пламени на мраморе были вполне уместны. И портреты предков графа на стенах казались не старомодными поделками забытых ремесленников, а преисполнялись какой-то странной жизни. Глаза на портретах следили за мной, пока я поднималась по лестнице, губы кривились усмешками либо неодобрительно вытягивались в струнку. А один совершенно явственно моргнул. Ишак-Мамэ! Я не пила вина и дурью тоже не баловалась. Игра теней? Или – что гораздо вероятней – в глазах портрета проверчены дырки, через которые за мной следят клевреты – кого? Это необходимо выяснить.

– Либе фрау, – сурово произнес портрет, – почему вы так подозрительно на меня уставились? Неужели вы из тех, кто уничтожает произведения искусства из религиозных соображений?

На сей раз моргнула я. Они здесь что, дурь добавляют непосредственно в колодезную воду? Или голубь бешеный попался?

– Я к вам обращаюсь! – продолжал портрет. Изображал он пожилого мужчину в черной одежде с золотой цепью на груди и в берете, украшенном беличьими хвостами.

– Нет, сударь, – осторожно ответила я. – По правде сказать, искусство меня мало интересует.

– Но вы не похожи на других женщин, посещающих этот замок.

Сговорились они тут, что ли? Ну, не похожа и непохожа...

– Значит, они посещают его с другими целями.

Он презрительно фыркнул.

– Других целей у женщин не бывает.

Вот тоже еще, знаток женской породы выискался. Небось видел женщин только на картинках... то есть с картины.

– Позвольте узнать, с кем имею честь?

– Я – Тифус фон Грипп, прозванный Глютеусом, – гордо ответствовал он.

– Вы – один из предков графа Дрэкулы?

– Ваше невежество просто поразительно! – следующую фразу я могла бы ему просуфлировать. – Впрочем, чего ждать от женщины? Рожденный в знатнейшем имперском роду, я стал величайшим алхимиков своего времени. Я открыл тайну вечной жизни! Мне удалось переселить свой дух в этот портрет, благодаря чему я буду жить в веках – нужно только не забывать подновлять краски...

– Можно подумать, ты один такой! – перебил его другой портрет – упитанный господин в парчовой накидке. – Да ты просто повторил опыт адъюнкт-профессора Гуголя!

– Зато я открыл закон обратного превращения материи! Граф узнал его от меня. А ты, де Воляй, только и умеешь, что болтать о некромантии с этим черномазым.

– Тоже мне, открытие! Круговорот еды в природе! А старина Мамбуру, хоть рожей не бледнее сапога, трупаков умеет поднимать лучше всякого профессора!

– Ну вот, опять они за свое, – промолвила, не обращая внимания на брань портретов, дама с набеленным лицом, маслянисто-блестящими черными волосами и в бархатном платье с предельно допустимым декольте. – Пойдемте, милочка, отсюда, они-то как раз так сделать не могут. – С этими словами она выскользнула из рамы и плавно опустилась на ступеньки.

– Вы тоже деятельница науки или великая чародейка? – спросила я по возможности вежливо. Никогда не приходилось мне беседовать с ожившими портретами, и каких ждать от них гадостей, я не представляла.

– Я-то? – Она усмехнулась карминовыми губами. – Я единственная, кто имеет полное право висеть на стенах этого замка. Ибо прапрадед нынешнего владельца замка был рожден мною от воеводы Дрэкулы. Имя мне – домна Фистула, и я не утруждала себя бесплодными поисками вечной жизни, как эти ученые дураки. Достаточно заключить договор с кем надо, и он заключит тебя в картину. Собственно говоря, поместить душу в картину может любой мазила, если он достаточно искусен в своем ремесле. Но лишь при наличии договора можно выходить из полотна и передвигаться...

– А это, случаем, не магические врата, домна Фистула?

– Что вы, милочка, порядочный призрак такой пакостью не пользуется.

– Мне показалось, что нынешние обитатели замка призраков не очень-то ценят.

– Вот-вот... – она надулась. – Это все гадкий докторишка... и другие. Им нужны, чтоб обрести силу и бессмертие, кровь и прочие гадкие отходы мерзейшей плоти. Или вы тоже полагаете, что призраки в сверхъестественной иерархии стоят на низшей ступени?

– Напротив, домна Фистула, я верю, что призраки очень на многое способны.

Еще бы мне в это не верить! На моих глазах армия призраков едва не погубила империю, а возможно, и всю Ойойкумену. Правда, те призраки вырвались с Того-еще-Света, а эта дама всего лишь вышла из рамок.

– Они тут все помешаны на крови, – продолжала домна Фистула. – Кровь... терпеть не могу крови с тех пор как Дрэкула меня зарезал. Правда, мой потомок этого пристрастия не разделяет, но, увы, его вкусы еще более экстравагантны. А вот мы и пришли!

Мы остановились этажом выше известного мне Малого зала. Домна Фистула зависла над полом.

– А позвольте поинтересоваться, куда мы пришли?

Она настолько удивилась, что на какой-то миг стала скорее прозрачной, чем призрачной.

– Как? Разве вы явились сюда не за тем же, что и все остальные женщины? Хотя там, кажется, занято... – Она вновь взмыла над полом и поплыла по направлению к двери, из-под которой выбивался слабый свет. Должно быть, в комнате горели свечи.

Она тоже не уточнила, зачем женщины сюда являются, и мне оставалось только гадать. Бедный Генрих, вампир-инвалид, жаловался мне, что женщины его преследуют, надеясь от укуса заразиться вечной молодостью. И граф Дрэкула что-то плел о высокородных дамах, которые являются в замок исключительно по ночам. Не связано ли это со всеобщим помешательством на вечной жизни, силе и тому подобном? Тем более что парочка традиционных вампиров в замке имеется.

Дверь слегка отворилась, и домна Фистула то ли растаяла в воздухе, то ли взмыла под потолок.

Поначалу мне показалось, будто передо мной воздвиглась статуя работы одного из перворимских мастеров. Я таких мраморных богов и героев немало повидала в своих странствиях, в Тур-де-Форсе в том числе. И это явление меня ничуть не удивило. Если тут портреты разговаривают и даже скандалят, то почему бы статуям не двигаться?

И выглядел он в точности как статуя – слишком безупречного сложения для живого человека, что позволяла оценить набедренная повязка, составляющая всю его одежду (в Сильватрансе климат довольно теплый, но не настолько, чтоб люди здесь расхаживали голяком). Да и с лица он был вылитый Перегной, любовник перворимского императора Сутрапиана, с древности почитавшийся как эталон мужской красоты. Известно, что Сутрапиан восполнял недостачи в госбюджете, поставив на поток торговлю статуями Перегноя, каковой скончал живот свой совсем молодым, задохнувшись паром в термах с похмелья. Поэтому изображения этого красавца в свое время намозолили мне глаза в самых разных странах.

– А вот и ты, моя прелесть, – сказал псевдо-Перегной безупречно поставленным баритоном. – Истомилась небось с самого утра?

Я прищурилась. Нет, это был не статуй, а голый мужик с полотенцем на чреслах. Смазлив, правда, до чрезвычайности.

– Ты о чем?

– Как о чем? Чего хочет женщина? Чтоб ее любили. И ради любви вы все приходите сюда, и ни одна не уходит обиженной. Спальня, правда, занята, но ничего, на подоконнике много места. Иди ко мне, я тебя обрадую!

– Тоже мне, радость нечаянная. Не слишком ли много на себя берешь?

– Для меня никогда не бывает слишком много, не бойся этого. Ничего не бойся, время страхов и сомнений прошло. Ты долго шла ко мне сквозь испытания и муки, но наконец обрела, что искала.

На кого другого это, может, и подействовало бы. Но он не учел одного. Я терпеть не могу чересчур красивых мужчин. Они меня раздражают. Я вовсе не являюсь сторонницей распространенной теории, будто мужчине достаточно быть чуть покрасивей монстра, но, согласитесь, безупречных красавчиков лучше оставить в качестве моделей для скульпторов и тех, кто малюет вывески торговцам душистыми водами.

– На кой мне тебя, гунявого, – процедила я, – у меня свой муж хорош.

Он нахмурился, на гладком челе прорезалась складка.

– Так ты... как это называется... мономанька... нет... одногалка? А! Однолюбка! – складка на челе разгладилась. – Ничего, это мы исправим. Сейчас ты познаешь наслаждение, которое превыше всех корон мира... – Он потянулся к полотенцу.

Нет, как вам это понравится? Я снова разозлилась на Гверна. Он вечно ревновал меня без всякой на то причины. А теперь, когда меня и в самом деле соблазняют и у него есть прекрасный повод защитить мою честь, его неизвестно где носит. Но ничего, справлюсь и сама. Я вооружена, а у этого типа все оружие – то, что под полотенцем. На него он и рассчитывает. И напрасно.

– Эй, ты как предпочитаешь, чтоб тебе самое дорогое ножом отчекрыжили или сапогом раздавили?

Его лицо дернулось.

– Ах, ты из тех, кто получает удовольствие, причиняя боль? Так бы сразу и сказала, domina!

Ну вот, то домна, то домина... А он, похоже, по-хорошему не понимает. Что ж, придется поучить его обращению с дамами. Пожалуй, не стоит применять оружие. Обойдемся сапогами. Для начала – то, что пообещала. Потом сломать челюсть и, может, пару ребер. И хватит. Я не кровожадна.

Но прежде чем я успела приступить, из-за двери послышалось:

– Дорогой, где ты? Твоя незабвенная скучает!

И в коридоре показалась молодая особа, вполне недурная собою, в белокурых локонах и прозрачной кружевной рубашечке, не скрывавшей ее прелестей. Прелестей было в изобилии. Она сделала несколько шагов на цыпочках – холодно ей, верно, было босиком, и вытаращилась на меня.

– Псякрев! – воскликнула она с акцентом, который распознавался безошибочно. – Это что за чучело?

Поскольку меня в жизни и не так обзывали, я кротко промолчала. Тем более что дама продолжала визжать.

– Мерзавец! Ни одной юбкой не брезгуешь! Даже той, которая в штанах!

– Что поделать, дорогая, – промурлыкал ее голый собеседник. – Я инкуб, я обязан любить всех женщин...

– Инкуб! Кобель ты, а не инкуб!

– ...а все женщины обязаны любить меня.

– Поправка, – вмешалась я. – Лично я никому ничего не обязана.

– Не ссорьтесь, девочки, Клопинеля на всех хватит!..

В своей практике я лишь однажды сталкивалась с демонами обольщения. Но они были другой ориентации, так что тогда особых проблем не возникало. А этот в силу своей природы не понимал, что женщина может ему отказать.

– Я королевского рода, мне ни с кем делиться не пристало, – гордо заявила красотка.

Ядрена Вошь, и тут принцесса. Сколько ж нас развелось, однако! Хотя нет... Не принцесса. Королевна.

– Не Йадвигу ли Гонорийскую я вижу перед собой?

Она победительно вскинула голову.

– То есть так. Пади ниц, холопка!

– А губу вам заодно не закатать, ясновельможная панна?

Она с визгом бросилась на меня, пытаясь применить бабский бойцовский прием номер один – вцепиться в волосы. Но со мной это проделать очень трудно, поскольку стригусь я коротко. Поэтому перейти ко второму бабскому приему – расцарапыванию ногтями лица – она не успела. Драться королевна Йадвига не умела совсем, и я без труда ее скрутила. Но держать ее долго не собиралась. Еще покусает, чего доброго.

– Слушай, ты, как тебя... Клопомор...

– Я Клопинель, – оскорбился инкуб, – это благородное шерамурское имя.

– Один демон. Забери свою подружку, можете продолжить ваши игры, а я пойду себе.

– Ты что же, к нам не присоединишься?

– А пошел ты... – я силой толкнула панну в его объятия.

– Я туда не пойду, – снова обиделся он, – я не из этих...

– Между прочим, первые петухи пропели, – раздался голос из-под потолка. Оказывается, домна Фистула принадлежала к любителям подглядывать.

Панна Йадвига, успевшая повиснуть на шее у Клопинеля, ойкнула.

– Что это?

– Ничего особенного, просто привидение, – успокоила я ее.

Однако мои слова возымели прямо противоположное действие. Панна отчаянно съежилась и попыталась прикрыться руками. Странная, право, особа. Спать с демоном не боится, живых людей не стесняется, а безобидный, в сущности, призрак ее смущает.

Домна Фистула спикировала вниз.

– Какая прелесть! – восхитился инкуб. – Вас здесь аж трое! Может получиться замечательная комбинация... Хотя... вы не шутили насчет первых петухов?

– Увы. Еще немного – и наступит утро.

– В таком случае, прелести мои, вынужден с вами попрощаться, – инкуб направился к двери.

– Негодяй! Я знаю, что сегодня у тебя была баронесса фон Хрюндель, эта белесая имперская корова! И леди Фигли, эта тощая островная дылда! Ты уходишь к ним, а меня выставляешь!

– Клянусь тебе, единственная любовь моя, я не буду сегодня встречаться с этими дамами. И ни с какими другими. Ты же знаешь, что с рассветом я должен исчезнуть. Иначе у меня будут большие проблемы. – И у тебя, кстати, тоже.

Последняя фраза донеслась уже из-за двери.

– Платье верни, хам! – воскликнула панна.

В коридор вылетела охапка дамской амуниции, после чего дверь захлопнулась. Королевна осталась стоять, переминаясь с ноги на ногу и почему-то глядя на меня.

– Что ж ты не одеваешься?

– А я не умею! – заявила она. – Меня всегда одевают и раздевают.

– А в спальне у Клопа твоего?

– Он это и делал... – она сдавленно хихикнула. – А сегодня одеть не успел... Ну не могу же я уйти в таком виде!

– Ох, горе мое! – Я тоже выросла в королевском дворце, но одевать себя позволяла лет до трех, а после справлялась сама. Раздевать, конечно, бывало... позволяла... но позже. Значительно позже. А вот одевать, кроме себя, мне доселе никого не доводилось.

Помянув всех известных в Ойойкумене демонов, я принялась помогать ей напяливать бебехи и обувь. На удачу, пребывание в Шерамуре помогло мне освоить некоторые особенности ношения современных дамских нарядов. Подозреваю, что в Шерамуре новое платье королевны сочли бы столь же устаревшим, как одеяния бояр из Торговища. Но мне сейчас было не до тонкостей. Хоть задом наперед, хоть наизнанку, лишь бы побыстрей. Только чулки не выворачивать, вдруг эта особа – стихийная магичка, еще бури в коридоре мне и не хватало.

Но Йадвига никаких лишних телодвижений не делала.

Едва процесс одевания был завершен, она приказала:

– А теперь пойдем со мной.

– Это еще зачем? Я к тебе в свиту поступать не собираюсь.

– А я бы тебя, хамку, и не взяла, – гордо отвечала она. – Только откуда я узнаю, что, когда я уйду, ты не шмыгнешь за эту дверь?

И она кивнула в сторону, куда удалился ее хахаль.

Хотела я высказать в краткой и доступной форме то, что думаю о ней, ее возлюбленном инкубе и прославленной гонорийской гордости, но меня остановило даже не то обстоятельство, что королевна не была способна понять некоторых выражений. Стражники говорили о гостях, прибывающих не через обычные врата. Стало быть, она попала сюда через врата перехода. Неплохо бы узнать, где у них тут портал.

Я огляделась. Домны Фистулы нигде не было видно. Очевидно, близость утра заставила прелестницу былых времен вернуться в раму. А прелестнице времен нынешних пора возвращаться откуда явилась.

– Ладно, провожу я тебя...

Йадвига вполне уверенно двинулась к лестнице. Может, привидений она и боялась, но дорогу определенно знала. Натоптанная была дорожка.

– А вот говорят, что ты замуж за Ивана-царевича собираешься, – сказала я. – Или брешут люди?

Вполне можно было ожидать, что она заявит «не твое это дело». Я бы так и поступила. Но принцесса принцессе рознь.

– То есть правда, – отвечала королевна. – Мой портрет уже послали сыну царя Ивана... – далее последовала пауза, сопровождаемая победительной улыбкой, означающей: «и все другие претендентки могут пойти и утопиться».

– Как же ты, помолвленная невеста, по ночам по инкубам шастаешь?

– А любовь? А страсть? Впрочем, где тебе, холопке, понять высокие чувства... Я буду царицей на Поволчье и буду любить моего Клопинеля, бо ему верна сердцем и душой!

– А Иван?

– Ивану так и надо. Он дурак. Ему не привыкать рога носить, без них у него корона не удержится.

– Да, и в самом деле, высокие чувства, высокие... – мы ступили на лестницу и двинулись наверх, туда, где в башнях обычно располагается сторожевой пост. – И где же ты, ясновельможная, познакомилась со своим возлюбленным?

– На балу. – Она взглянула на меня с презрительным изумлением. Действительно, где еще благородная дама может повстречать предмет своих чувств? – Тогда я впервые надевала алмазный венец – подарок родителя. Да и без венца в тот вечер кто не взглянул на меня, тот и влюбился. Вот, например, Козлевич молодой, что после ушел в странствующие рыцари... Но я не о нем. Там мне представили неописуемо прекрасного Клопинеля. Мы танцевали, а потом встретились у фонтана, под черемухой... это было божественно... а потом он рассказал мне, как можно попасть сюда прямо из родительского сада...

– А где бал-то был? В королевском замке, в Крякове? – Если здешняя публика имеет прямой доступ к правящему семейству Гонории, я должна это знать. Хотя мне никогда не приходилось слышать, чтоб короля Блудислава интересовало что-либо, кроме хмельного меда и доброго боя на карабелях.

– Нет. У князя Вепшепепшема. Он устраивал прием в честь моего дня рождения. О, князь умеет жить! Сотня слуг, скакавшая перед моей каретой, была одета в золотую парчу, а дорога была устлана рытым бархатом. Пруды в саду были заполнены шерамурским вином, а когда стемнело, князь повелел, дабы осветить парк, поджечь две окрестные деревни. А какое общество! – Губы ее прихотливо изогнулись. – Впрочем, общество могло быть и получше. Эта мерзавка баронесса Хрюндель тоже была там. И даже хуже. Князь Вепшепепшем допустил в свой замок гадкого торговца!

– Купца?

– Нет... не помню, как это называется. Магнаты всегда в долгах, вот он и заявился. Еще на слово «вампир» похоже...

– Банкир?

– То так. Как звать – не помню и не желаю знать.

Ей совершенно не обязательно было помнить фамилию банкира. Это не имело ровно никакого значения. Я и без того знала, что финансовые операции в Гонории осуществляет тамошний филиал Магического банка Голдмана.

Мы поднялись на верхний ярус, миновали следующую порцию стражников, опять же обыкновенных, а не призрачных и не вышедших из магических лабораторий, и оказались под каменной аркой, возле которой кемарил некто с опухшей физиономией, неопрятной бородой и в потрепанной мантии.

– Поспешайте, барышня, – сварливо обратился он к Йадвиге, – а то уж рассветет скоро. Я уж собрался жаворонка вам под окно подсылать...

– Делай свое дело, хам! – оборвала его королевна.

У меня насчет его дееспособности были некоторые сомнения, ибо от мага – а врата перехода может открыть только маг – ощутимо несло перегаром. Он подошел к вратам, держась на ногах не слишком твердо, глянул на меня, спросил по-поволчански:

– Ты, што ль, тоже перемещаться будешь? Насчет тебя указаниев не было...

– Не буду, – успокоила я его. – Панну только провожу – и пойду себе.

Тогда он принялся читать заклинания перехода, одновременно проделывая пассы руками, ногами и корпусом, и совершил это, ни разу не сбившись. Странно сие. В Поволчье никто этим искусством не владеет, поскольку оно там ни к чему. Откуда же этот умелец взялся?

Затем он посторонился.

– Проше, панна.

Йадвига Блудиславна не снизошла до ответов и прощаний. Она подхватила свои пышные юбки и шагнула в портал. И не стало ее в портале. Лишь цветные вихри клубились между створ. Я много раз видела, как оно происходит, хотя понятия не имела, как оно происходит.

– Опаныси! – воскликнул бородатый волхв.

Вихри загустели, и в тени ворот обрисовались три человеческие фигуры. Одна из них, вышагнув, оказалась прямо передо мной.

– Этелинда, она же Тесса, она же Конни, она же Присси, – констатировал фон Ужоснах. – Фрау Райна, я искренне рад, что вы здесь и встречаете меня.

Слуги ландграфа, веденные мною в крепости Бобоану, покинули врата, и портал закрылся.

– Вы удивлены?

И что им всем так хочется, чтоб я удивилась?

– Признаться, не слишком. Вы, ландграф, бросали при прошлой встрече красноречивые намеки. А уж после того, как мне стало известно, что вы имеете доступ к файлам МГБ...

– Откуда? – оставив любезный тон, ландграф непритворно разгневался. – Кто проболтался? Подколодный, ты?

– Вот уж нет, – волхв вытащил из складок мантии флягу и приложился к ней. – Тут же бабы по ночам шныряют, кто-нибудь из них и натрепал.

– Но как они могли проболтаться о том, чего не знали? Впрочем, это доказывает, сударыня, что я не ошибся, пригласив вас сюда. – Ландграф привычно почесался. – Идемте.

– А я? – обиженно заныл волхв. – Двое суток ведь на смене.

– Хорошо, ступай. Я распоряжусь, чтоб Мамбуру тебя заменил.

Как ландграф его называл? Подколодный? Мне показалось, что я уже где-то слышала это имя. Только не могла вспомнить, где. В Поволчье? В Великом Суржике? В Гонории?

– Да ничего не умеет ваш Мамбуру, кроме как мертвяков гонять да травку курить! – продолжал свариться волхв. – Обдолбается, а вы потом жалуетесь, что переход сбоит.

– Тогда нечего плакаться, герр Голубчик, что у тебя смена по двое суток. К тому же самогон твой ничем не лучше травы почтенного Мамбуру.

– Я Голубь! Голубь, а не голубчик! – вскинулся волхв.

Тут память моя прояснилась. Про Голубя Подколодного я слышала, когда мы с Гверном вернулись с Ближнедальнего Востока и зависли в Волкодавле.

Тогда посетители «Белки и свистка» наперебой повествовали о событиях смуты, прошлых и нынешних. Этот Голубь изначально был жрецом храма Ядреной Матери, соратником верховного волхва отца Гениталия. Но затем, после того как рейтинг Траханеота Рыдальца вырос несказанно, объявился в Новом Кипеже среди раскольников. Но с ними Подколодный не ужился и, как рассказывали мне в Волкодавле, утек в Великий Суржик, поступив советником к тамошнему гетьману. Поскольку с тех пор в Великом Суржике произошел очередной государственный переворот (или два?), мятежный маг вполне мог переместиться еще куда-нибудь.

Сейчас, бухтя что-то себе под нос, он от нас отстал.

– Каким образом вы успели попасть в Потку раньше меня? – сухо спросил ландграф.

– Маленький женский секрет... – Я не стала мучаться, изобретая оригинальное объяснение.

– Надеюсь, вы поделитесь им со мной?

– Со временем – возможно.

– Это было бы небесполезно. К сожалению, герр Подколодный прав – система иногда дает сбои. Поэтому я и задержался. Но я не терял этого времени зря... Как вас устроили?

– Благодарю, мне не на что жаловаться.

– Вот как? – он взглянул на меня с некоторым подозрением. – Обычно дамы благородного происхождения именно жалуются. Они и на перинах спят как на булыжниках.

– Допускаю, что и так. Я еще не спала и не испробовала, каково оно в вашем замке.

– Ах да. Доктор наверняка пожелал познакомить вас со своими питомцами. И как оно?

– На сей раз все живы, ландграф.

– В таком случае вы свободны. Пока.

– Я ничуть не устала, и если вы желаете продолжить допрос...

– Однако я должен с дороги переодеться, принять ванну, выпить чашечку кавы... Утром я жду вас для приватной беседы. За вами придут.

И он удалился, ожесточенно скребя спину и бока. Вот для чего ему ванна понадобилась... И почему, при таком количестве магов в замке, он никак не вылечит свою чесотку?

Телохранители последовали за ним, и ничего не оставалось, кроме как вернуться в отведенную мне комнату. Купание ландграфа растянулось надолго, и я успела за это время вздремнуть.

Предварительно я обыскала постель – не подсунули ли чего под тюфяк. В этой Сильватрансе всего можно ждать! И я не ошиблась. Под тюфяком обнаружился полотняный мешочек. На всякий случай я не стала развязывать его, а вспорола кинжалом, не прикасаясь руками.

Содержимое подарка составляли: высушенная жаба и такая же ящерица, человеческий мизинец, крылья летучей мыши, сердце и печень, судя по размерам, принадлежавшие птицам, причем разным, вырванный глаз, несомненно кошачий, и все это было присыпано красным порошком – не то перцем, не то шафраном. Знала я, что у обитателей здешнего замка вкусы своеобразные, но чтоб такие... Я подцепила мешочек острием кинжала и выбросила эту пакость в окно. Нехорошо, конечно, реку засорять, но было у меня подозрение, что воды Авжежа и не такое уносили.

Перетряхнув все, что можно было перетряхивать, больше ничего постороннего я в комнате не обнаружила. Перекусила, достав спрятанное в камине жаркое, запила водой и подремала вполглаза.

Когда в дверь постучали, я тут же вскочила. (Ядрена Вошь! Которую ночь сплю не раздеваясь... да и не ночь это вовсе... а ванна по утрам и вечерам только снится... однако ж чесоткой не страдаю. Пока.) Но за мной явился не сам ландграф, а один из его телохранителей. Воляй, кажется. Или нет, Воляй – это был портрет. Гуляй? Во всяком случае, вопреки утверждениям доктора Бланко, этот тип никак не принадлежал к имперским наемникам.

– Дука ждет, – провозгласил он.

– Кто?

– Господин.

– Ну так пойдем, – подкрепившись, я нашла в себе силы встретиться хоть с дукой, хоть с мукой, хоть с шевалье Глюком.

Супротив ожидания, фон Ужоснах дожидался меня не в малой трапезной, где вчера мне пришлось встретиться с соратниками ландграфа. Меня привели в кабинет, выдержанный в черно-красных тонах. Первое, что я увидела, – огромный портрет на противоположной стене. И весьма сомнительно, чтоб по ночам он болтал и вылезал из рамы, поскольку оригинал находился тут же. На картине Вульф-Фрик фон Ужоснах представал гораздо внушительнее, чем в жизни. Но после того, как я повидала свой портрет работы маэстро Кобелье, уже поняла метод работы современных художников-монументалистов. Других портретов, статуй, гобеленов и вообще произведений искусства в кабинете не имелось. На отельной подставке красовался титанических размеров хрустальный шар – мне такие еще не попадались. Вдоль стен были расставлены стеллажи, где располагались сосуды разных степеней достоинства. Один из таких сосудов стоял на столе перед Ужоснахом, и ландграф наливал себе оттуда в чашку какой-то напиток.

На утреннюю каву это не было похоже.

– Кровушку попиваете, ландграф?

– Вас это смущает? – Не дожидаясь моего ответа, он задал следующий вопрос. – Вы знакомы с доктриной нашего учения?

– Только в самых общих чертах. И, признаюсь, многого не понимаю. Мне говорили, что у последователей Края Света кровь пьют неофиты. Адепты же кровь отдают. Как брат Удо.

– Ах, брат Удо, брат Удо... То, что он не распознал вас – одна из причин постигшего его наказания. Ему следовало заниматься вами, а не размениваться на всякие мелочи.

– Итак, вы уже давно знали обо мне, – сказала я с хорошо темперированным безразличием.

– Да. Но вначале развею ваше недоумение. Верно, адепт отдает свою кровь неофитам, приобретая контроль над их волей. Но иерарх, стоящий на качественно иной ступени, может пить кровь как адептов, так и неофитов, подпитываясь их жизненной силой. В отличие от традиционных вампиров, для этого совсем не обязательно умирать и можно не пренебрегать обычными едой и питьем. Очень удобно, вы не находите?

– Вы совершенно правы.

– А теперь – о вас. Когда я вступил в орден Края, мой наставник любил рассказывать поучительные истории о своей спутнице, указавшей ему дорогу к храму. К сожалению, этот наставник не мог научить меня ничему полезному. Традиционный вампир, да еще и вегетарианец...

Так я и думала, что без Бедного Генриха здесь не обошлось.

– Но сами истории были весьма занимательны. Впоследствии я, как и другие прогрессивно мыслящие люди и нелюди, отошел от ортодоксальной веры в Края, ибо мне открылся Край Света. Но, подбирая кандидатуры для будущих контактов, я продолжал наводить о вас справки.

– Надеюсь, не для того, чтоб меня обратить? Пофигизм, который я искренне исповедую с юных лет, запрещает мне вмешиваться в дела других учений, но и следовать этим другим учениями не велит.

– Нисколько. Я работаю здесь с людьми и нелюдьми, верящими в других богов или вообще ни во что не верящими.

– Вот как? А я думала, вы собираете здесь своих единоверцев.

– Единомышленников – да. Единоверцев – нет. Я собрал здесь умелых магов, протестующих против косности мышления, борцов с пошлой ограниченностью, выбравших свободу творчества, не ограниченную ничем, кроме моей воли.

– Ну, с творческими методами доктора Бланко и бокора Мамбуру я уже ознакомилась. А другие?

– Вот, например, Подколодный. Выходец из Поволчья, едва ли не самой отсталой страны в Ойойкумене. Естественно, он устремился в более продвинутые государства. Великий Суржик вряд ли может по этой части отвечать строгим запросам. Поэтому Подколодный перебрался в Гонорию, где стал придворным астрологом магната Вепшепепшема. Последний гороскоп, составленный им, был таков, что Вепшепепшем до сих пор разыскивает своего звездочета с собаками.

– А вам-то он зачем сдался, этот пьяница и склочник?

– Верно, таков он и есть, но при этом он еще предсказатель и пророк. Какая же серьезная организация без своего пророка? Правда, что именно он прорицает, понять довольно трудно, ибо предсказания он делает исключительно по-поволчански, а никто из нас не владеет этим языком в полной мере. Можно лишь догадываться, что Подколодный вычислил, будучи астрологом, появление кометы, ибо в его монологах часто встречаются слова «звезда» и «уши». А всякому известно, что комета предвещает глобальные перемены. Вдобавок не кто иной, как Подколодный придумал, как воздействовать с помощью нашего супершара, – Ужоснах кивнул на хрустальную громадину, – на каналы порталов перехода. До того мы применяли это магическое устройство только при подслушивании и заглушке, но оказалось, что мы недооценили собственные возможности. Впрочем, это к делу не относится.

– Ясно. А граф Дрэкула? Я понимаю, в Сильватрансе он вам нужен как наследник славного имени. Но он-то с кем боролся, кроме кредиторов?

– О, тут особая статья. Мы с ним сходимся в том, что являемся противниками традиционного вампиризма. Но есть некие фундаментальные истины, которые невозможно опровергнуть – как то, что в крови заключена квинтэссенция жизненных сил. Однако граф, отвергая традиционный вампиризм, дошел до утверждения, что жизненную энергию можно получить из других выделений человеческого тела. В идеале, по его теории, все, что выделяется, возвращается назад, снова выделяется и снова возвращается, и так достигается бесконечный круговорот, о котором так много твердили философы.

Хотя из намеков обитателей замка я догадывалась об этом, меня все же замутило.

– Но кто согласится возвращать... хм... этот продукт?

– Граф осознавал это с самого начала. Поэтому все свои знания и таланты – а они весьма велики – употребил для создания установки, перегоняющей человеческие отходы в нечто пригодное для приема внутрь... устраняя особенности вкуса и запаха. Он уверен, что со временем продукт, как вы выражаетесь, найдет множество не только потребителей, но и поклонников.

Ядрена Вошь! Я проявила похвальную предусмотрительность, решив не есть в этом замке ничего, кроме того, что сама убью и приготовлю.

– Однако традиционные вампиры в вашем кругу тоже есть, – сказала я, решив поскорее покончить с тошнотворной темой. – Эти... Популеску и Мутяну.

– Проколичи – не совсем вампиры в общепринятом смысле... и, в любом случае, мы должны поддерживать оппозицию в среде здешних существ. Мы находимся во враждебном окружении, и на Бобоану рассчитывать нечего. Ему не удержать власти. Он – не харизматический лидер.

– Угу. – Повидала я этих харизматических лидеров и нахожу, что они находятся в одном ряду со стихийными бедствиями. Но развивать эту мысль перед Ужоснахом не было необходимости, к тому же он мог счесть это за достоинство. – В общем и целом я поняла. Но я вам зачем понадобилась? Ни научными, ни магическими талантами я не обладаю.

– К тому и веду. У нас здесь центр всемирной оппозиции. А вы, как явствует из собранных мною сведений, никогда и ни с кем не могли ужиться. Вы – прирожденная разрушительница, одинокая волчица и темная лошадь. («Хорошо хоть кобылой не назвал...») До сих пор мы использовали женщин лишь как агентов влияния. Но я и не предлагаю вам влиться в наш коллектив. Я знаю, что вы всегда работаете в одиночку. Но мы могли бы с толком употребить ваше умение ломать, крушить и разваливать чужие планы, вваливаясь в последний момент, как в случае с бывшим нашем резидентом в Моветоне.

– Иными словами, вы предлагаете мне контракт?

– Можно выразиться и так. Разумеется, когда я буду убежден, что не ошибся в своих предположениях...

– У вас есть способы проверить. Брат Удо... бывший брат Удо... был магом. Вы тоже, наверное, маг.

– Я больше, чем маг. – Он самодовольно усмехнулся.

– Это как?

– Иерарх контролирует и адептов и неофитов. Все адепты являются магами, а неофиты – на пути к обретению истинной силы. Иерарх же, помимо той силы, которой он достиг, подпитывается силой своей паствы. Адепт управляет одной, двумя... самое большее – четырьмя стихиями. – Он сделал драматическую паузу.

– А вы? – нужно было подыграть.

– А мне подвластны все стихии. Все таланты и дарования. Согласитесь, это гораздо лучше, чем просто питаться кровью, как это делают традиционные вампиры. Есть, правда, небольшой побочный эффект... Принятие внутрь крови разных людей, обладающих различными свойствами, почему-то вызывает кожный зуд.

– Представляю себе... – я вспомнила слезоточивость святого Траханеота, которую он называл «аллергией на жизнь». Хотя при чем здесь это? Рыдалец если и пил кровушку жрецов и Иванов, то лишь фигурально.

– Но это, согласитесь, малая плата за обретенную мощь. – Уверена, что мой ответ не был ему нужен. Я и не стала отвечать. – Так что вы, фрау Райна... или Тесса... или... неважно... угадали. У меня есть множество способов испытать вас. На этом вводную беседу можно считать законченной. Вероятно, скоро нам понадобятся ваши специфические дарования. Очень, очень скоро.

Ничего-то этот архимаг в моих дарованиях не понял. Я всегда была сторонницей законности и порядка. И если при защите их что-то и разрушала, то не разрушения ради.

Но и я кое-чего не понимала. Почему фон Ужоснах заявил, что я всегда работаю в одиночку? Предположим, до недавнего времени так оно и было – и до МГБ, и после, и даже во время службы в охране, когда меня отправляли с частными контрактами. Но вот отец Батискаф уже знал о Гверне и предусмотрел для него место в своих планах. А Ужоснах, выходит, нет... Не предусмотрел или не знал? Если подумать, то в файлах МГБ и не могло быть данных о Гверне. Тогда каким образом квадратист о нем узнал? Решительно, я должна как можно скорее встретиться с узником Потки.

А что до планов Ужоснаха, то он может вставить себе эти планы вместо клизмы (хотя Дрэкула, вероятно, приветствовал бы подобное предложение).

В дверь постучали, и в кабинете появился доктор Бланко. Моему присутствию он нимало не удивился, пробурчал только: «А, и вы здесь...» – и обратился к Ужоснаху.

– Мейн герр, у меня возникли проблемы. Падеж материала.

– Ну, уж тут я ни при чем! – заявила я.

– А вас никто и не обвиняет. Пока. Я всю ночь провел в лаборатории, и питомцев из вивария не выпускал. А утром – внезапный летальный исход у троих самых свежих.

– А мне что до этого? – раздраженно спросил ландграф.

– Мне в качестве консультанта необходим Мамбуру. А вы распорядились отправить его на дежурство у портала. Прошу заменить его.

– И кого изволите порекомендовать на замену? Чтобы активировать портал, необходим маг-специалист. Дрэкула не обладает нужными знаниями, Подколодный отдежурил двое суток и теперь беспробудно пьян.

– Можно подумать, он на вахте был трезв...

– Что же вы, мне самому прикажете податься в привратники?

– А эти... как их... Популеску и Мутяну?

– Они еще не вернулись.

– Ну так пусть портал побудет без привратника! Все равно в нем нет срочной необходимости. А если что, разбудить Подколодного. Вылить на него ведро воды, и дело с концом. Эти поволчане... они только такое обращение и понимают.

– Хорошо, – недовольно произнес Ужоснах. – Если возникнет необходимость, протрезвлять Подколодного будете сами.

– В этом не сомневайтесь. Где не подействует вода – подействует скальпель. Где не подействует скальпель – подействует огонь.

– У вас все? Тогда можете идти.

– А мне сопровождать доктора или где? – вмешалась я.

Бланко поспешил высказаться до того, как Ужоснах открыл рот.

– Нет! Это зрелище не посторонних.

– Опасаетесь за мои нервы?

– Опасаюсь за свои открытия, – отпарировал он. – Мои методики – дело сугубо секретное.

– Он прав, фрау Райна. Мы еще не настолько хорошо знакомы, чтоб допускать вас к секретным разработкам.

– Не стану спорить. Однако вон и доктор вчера обещал мне испытание устроить, а ничего не было. Всегда вот так – наобещаете женщине с три короба, а после в кусты... если вы здесь главный де факто, извольте дать мне задание. Сами знаете, скучающая женщина может таких дел натворить...

Я, конечно, нарывалась на грубость, а может, и на что худшее. Он мог послать меня далеко от замка и вообще Сильватрансы. А я не намеревалась уходить, пока не выясню, что произошло с Гверном.

Ужоснах задумчиво почесывался.

– Согласен, фрау Райна. Безделье развращает. Но магических способностей у вас нет. И поставить вас к вратам я не могу. Не на кухню же вас отправлять работать!

Будь это кухня какого-нибудь другого замка, я бы согласилась. Но после того, что я только что выслушала...

– Насколько я понимаю, обитателей Потки довольно трудно отравить, однако лучше не рисковать. А вот, – меня внезапно осенило, – как организована оборона замка против нападения с воздуха?

– Но на замок не совершалось нападений с воздуха.

– Господин ландграф, среди здешних стригоев и... как их там... приколистов...

– Проколичей.

– Неважно. Среди них есть летающие?

– Разумеется, есть.

– А вы уверены, что все они на вашей стороне?

По лицу Ужоснаха я прочитала, что попала в болевую точку. И даже многоточие. Он даже перестал чесаться.

– Похоже, я был прав, обратившись к вам, – процедил он. – И как вы представляете свои дальнейшие действия?

– Я должна прогуляться по башням и произвести регонсцинтровку. Неплохо бы также ознакомиться с общей планировкой замка. Затем я составлю докладную записку, в которой изложу вам свои соображения. А вы внесете свои коррективы.

Ну кто сказал, что я не умею разговаривать с начальством? Главное – не дать понять, что рулите вы.

– Что ж, выполняйте.

– Но в замке есть секретные лаборатории, в которых нельзя допускать посторонних, – продолжал вредничать доктор Бланко.

– В вашем замке есть места, в которые я сама бы ни за что не хотела попасть. Например, в коллектор графа Дрэкулы. Надеюсь, у кого-нибудь есть план реконструкции замка, где обозначены помещения, куда не следует заходить?

– Думаю, у Дрэкулы есть нечто подобное, – сказал Ужоснах. – Идите к нему – полагаю, он уже в трапезной, сошлитесь на меня и затребуйте планы. После чего приступайте к своим обязанностям. А вы чего ждете, доктор?

И мы покинули кабинет Ужоснаха, провожаемые суровыми взглядами двух ландграфов – живого и на портрете. Ужоснахи могли сверкать очами сколь угодно. Доктор был доволен, что получил в свое распоряжение Мамбуру, а я – что нашла предлог лазать по башням.

Тут мы разошлись в разные стороны, и я проследовала в уже знакомый зал.

Ужоснах угадал. Дрэкула был там. И его кошмарный дворецкий – тоже. Граф вновь попытался отпотчевать меня продуктами из своей лаборатории, но, если я отказалась от них вчера, еще не зная, из чего они приготовлены, то сейчас – и подавно.

– И что это вы, домна, не едите совсем? – подозрительно спросил он. – Уж не принадлежите ли вы к секте голодарей, которые ради здоровья готовы умертвить себя?

– Знать не знаю про такую секту. Но не время предаваться чревоугодию, когда вашему родовому гнезду грозит опасность!

И я поведала ему про гипотетическую угрозу с воздуха, признаюсь, несколько сгустив краски. Но этого, оказывается, и не нужно было делать.

– Да, мы опасаемся нападения со стороны наиболее отсталой части стригоев и некуратов, которые, в силу узости своего мышления, считают нас оккупантами. Проколичи не зря отправились вчера, чтобы привести тех вражиторов, что поддерживают нас. – Поскольку я не видела, чтоб замок кто-то покидал, оставалось предполагать, что Мутяну и Популеску отправились через магический портал. – Но я не предполагал, что у наших врагов хватит смекалки устроить воздушный налет.

– Никогда не стоит недооценивать противника.

– Да, да... чертежи с планами хранятся у Трибунале. Сейчас он их принесет.

– Я лучше сама с ним схожу. – Дворецкий так хромал, что жалко было лишний раз гонять инвалида. – Чертежи секретных лабораторий показывать не надо, мне они без надобности.

– Ты слышал, Трибунале? Исполняй.

– И последний вопрос, граф – как у вас в Потке обстоят дела с темницами? Я к тому, что в случае серьезной опасности там можно было бы оборудовать убежище.

– Увы... это невозможно. Именно на нижнем ярусе, где были темницы, я расположил свою лабораторию. Там же находится Большой коллектор, – с застенчивой гордостью сообщил он. – Ну, и зомбихранилище там же...

– А узники как же?

– В силу специфики исследований доктора Бланко узники у нас не задерживаются. А тех, кого доктор не пускает в обработку, держат в башне.

– Ясно. Пошли, Трибунале.

Дворецкий, приволакивая ногу, двинулся вперед. На лестнице нам встретились Бланко, серьезный и деловитый, и Мамбуру, жизнерадостный и обдолбанный.

– Это тебе, наверное, соли кто-то в кормушку насыпал, – толковал он.

– А ты разве в порошок соль не добавляешь?

– Разрази меня Пятница! Нужно сперва положить в горшок жабу и морскую змею и держать там, пока они не умрут от ярости, Затем добавить туда толченых многоножек и тарантулов, смешанных с семенами ча-ча, листьями брессилет, трамбладор, десмембре и машаша...

– Этих я в своей практике не встречал.

– Они здесь не растут, но сойдет и крапива. Еще нужно добавить иглы кактусов, кожу белой древесной лягушки, стертой в порошок с четырьмя видами рыб-собак. И для полного эффекта – толченый человеческий череп.

– Эй, дедуля, это ничего, что ты во всеуслышанье рецепты разглашаешь? – окликнула я бокора.

– Так я ж пропорции, пропорции не назвал! – со смехом ответил он. – А от них все и зависит. Короче, добавляешь это в бататы с огурцами и кормишь клиента. Только соли ни крупицы! Они тогда все вспоминают и сразу в могилу укладываются.

К этому моменту некроманты достаточно удалились по лестнице, и следующего вопроса Бланко я не слыхала. Мы тем временем оказались в уже знакомом по ночным похождениям коридоре. Только портреты не говорили, призраки не витали, и гульливые красавицы не шастали.

– Вот, сейчас, – пробормотал Трибунале и направился к двери.

Я хорошо помнила эту дверь. Именно из-за нее ночью появлялись вольная гоноринская панна с инкубом Клопинелем.

– Позволь, ты ничего не перепутал? Мы же шли в твой апартамент.

– Мадам, – укоризненно произнес Трибунале. – В этом замке я ничего не могу перепутать. Я отвечаю за то, чтоб здесь был порядок. И свою комнату с чужой не перепутаю ни при каких обстоятельствах.

Он отцепил от пояса увесистую связку ключей и стал отпирать дверь.

Я отодвинулась в сторону. Встречаться с Клопинелем у меня не было ровно никакого желания. Для моих планов он бесполезен.

– Что же вы, мадам?

– Не хочу беспокоить вашего соседа.

Горбун вынырнул из-за двери.

– Какого соседа? Я живу один... совсем один.

– Точно?

– Уверяю вас, мадам.

Спорить было бессмысленно. Я проследовала за дворецким, готовясь влепить навязчивому демону, если он проявится, по чувствительным местам.

Однако Клопинеля в комнате не было. И все же многое свидетельствовало о том, что он здесь живет. В комнате стоял густой запах каких-то восточных благовоний. В отличие от масел, которыми пользовалась недоброй памяти маркиза де Каданс, здесь пользовались куреньями. Запах этот пропитал балдахин огромной кровати со смятыми простынями из черного шелка. Вместо столбиков, поддерживавших полог, расположились статуи, скопированные с иллюстраций к поэме Либертино «От 1 до 69». Картины и гравюры аналогичного содержания украшали стены. Все это напоминало изображения знаменитого Боди-Билдинга в Заморской Олигархии. Тем удивительнее было увиденное мною в глубине комнаты. А именно – конторка, обитая обшарпанной клеенкой, и фанерный шкаф со множеством ящиков, наподобие тех, где хранились документы в имперском архиве. К шкафу Трибунале и направился и принялся открывать ящики один за другим.

– Да где ж оно? Ведь тут же было!

Пока он рылся в бумагах и пергаментах, я оглядывалась с подозрением. Несомненно, в комнате обитало два жильца, и «деловая» половина принадлежала Трибунале. Но где же он ночует? На кровати могла поместиться целая рота, но вряд ли красотки Клопинеля стали бы терпеть в своей постели горбуна. Разве что те, которые знают толк в извращениях.

Может, Трибунале проводит ночи где-то в другом месте? А инкуб, который, по идее, должен днем отсыпаться от трудов неправедных, прячется где-то в темном подвале, между коллектором и зомбихранилищем? Короче, не мое это дело. Мое – совсем другое.

– А, вот, нашел! – дворецкий протянул мне пачку чертежей.

Я не специалист в строительных науках, но жизнь научила несколько разбираться в фортификации. Похоже, это было то, что надо.

– Отлично, Трибунале! Кстати, кто производил реконструкцию замка? Ведь не сам же граф?

– Граф Дрэкула вносил руководящие указания. Но вообще-то перестройкой занимался я.

– Вот как? Дворецкий? – я вспомнила, что при первой встрече Трибунале намекнул, что раньше занимал какую-то иную должность. – Или у тебя есть опыт строительства?

– Да, мадам. Я был архитектором в Парлеве.

– К сожалению, никогда не приходилось бывать в этом городе.

– Непременно побывайте! Мне довелось там строить дворец Фон-Трепло, отделение банка Голдмана, здание Опера-Гиньоль...

– Однако... Почему же архитектор высокого класса прозябает в этой забытой богами стране, не на самой престижной должности?

– Согласно обычаям Шерамура, дворецким у принца крови, к коим приравнен граф Дрэкула, может служить только титулованный дворянин. Так что граф оказал мне честь, пригласив на эту должность.

Ох уж мне эти вечные сословные предрассудки шерамурцев!

– Положим, Дрэкула – принц не крови, а...

– Умоляю вас, мадам, не продолжайте! Я сам выбрал свою судьбу. – Он гордо склонил голову, насколько позволяли горбы.

– Ладно. – Я забрала чертежи и покинула жилище инкуба и дворецкого. У меня были более насущные заботы.

Вернувшись к себе, я поначалу обыскала комнату и удостоверилась, что на сей раз неприятных сюрпризов не подложено. Подкрепилась остатками жаркого (непременно надо в ближайшие сутки еще кого-нибудь подстрелить). И принялась изучать чертежи. Естественно, интересовало меня одно – как с наименьшими затратами сил и времени попасть в узилище отца Батискафа. Было у меня подозрение, что только квадратист способен прояснить ситуацию. Поскольку замок недавно перестроили, надеяться на то, что решетки окажутся такими же трухлявыми, как в крепости Бобоану, не следовало. И пилить их пришлось бы слишком долго и слишком шумно. На чертеже нужной мне башни, ярусом выше узилища и с противоположной стороны, я обнаружила симпатичное окошечко. То ли для вентиляции, то ли – в свете оборонительной теории – для вывода труб с зажигательными смесями типа «чай Вылезария» либо обычной горячей смолы.

Оставалось проверить, не зарешечено ли, с большого ума, и это окошко и мой ли это размерчик. Но прежде нужно было достаточно примелькаться в глазах охраны, дабы никто в решающий момент не стал поднимать тревогу. Пусть попривыкнут, что я лазаю по стенам и крышам.

И верно – пару раз ко мне обращались с вопросом: «А что это вы здесь делаете?» – но довольствовались объяснениями насчет возможного налета с воздуха. Я убедилась, что стражники, в отличие от доктора Бланко, в горных драконов верят, хотя никто их не видел.

– Местные их прячут, – заявили мне Белый и Рыжий, вновь несущие стражу у восточной башни. – Местные, они знаете какие сволочи, гнедиге фрау? И неизвестно, кто хуже, – те, кто на вражьей стороне, или кто на нашей.

– А кто у нас враг? – полюбопытствовала я. – Наверное, боярин Бобоану?

– Этому тоже веры нет... а только все они хором несут про какую-то Авеститу, хозяйку всей горной нечисти.

– Ну, вам-то к нечисти не привыкать.

– Да уж, то, что у нас творится, похуже всякой нечисти будет. Ночью, хорошо, что не в нашу смену это было, один из уродов доктора взбесился...

– Который?

– Из новых... – Рыжий доверительно понизил голос. – Человекосвин. Он, говорят, прежде сильным колдуном был, да в немилость попал, и кишка у него тонка оказалась против здешних. Забил двух соседей по вольеру, а остальные его сами порвали.

– А дальше что?

– А дальше, – сообщил Белый, – приперся шаман черномазый, посмотрел, плюнул, сказал, что он с такими огрызками не работает, и ушел.

– И куда огрызки дели? На корм прочим «воспитанникам»?

– Доктор так и хотел. Но черномазый сказал – нельзя, еще отравятся. И снесли это графу в подвал...

И стражники, как обычно, дружно заржали.

Итак, поговорить с братом Удо, даже в таком облике, никак не удастся. Не оттого ли он взбесился, что увидел меня и вспомнил, кем был? И никакой соли не понадобилось.

Лапуту Мамбуру я тоже увидела – уже после полудня, когда пробиралась по крыше того перехода, где накануне мы шли с доктором Бланко. Старый мерзавец не вернулся на пост у портала. Он отдыхал в тени. Сидел, привалившись к стене. И не один, что характерно. Рядом примостился экс-волхв Подколодный. Один дымил трубкой, другой бережно баюкал бутылку.

– Этот Вепшепепшем, сволочь гонорийская, – повествовал беженец из Поволчья, – одна только слава, что магнат. Распорядился в погреб меня не пускать, понимаешь ты, морда твоя хунганская? Типа там меды у него столетние, их баклагами не пьют... Канал пророчеств перекрыл! И всякие-разные набежали, в уши начали ему вливать – мол, планеты у меня не в тех домах сидят, натальными картами я не пользуюсь... Астролухи! Я без всяких этих... анальных карт все, что надо, предскажу, когда у меня в мозгах просветление! Мне тогда сам Траханеот Рыдалец не брат! Бот слушай! – заорал он по-поволчански.

– Душевный приход, le Pigeon.

– Какой я пижон! Я честный волхв! Все меня в этом замке обижают, один граф, добрый человек, уделил деталей, чтоб перегонный аппарат построить. А дальше я сам, без медов ваших поганых гонорийских обойдусь! Мы, поволчане, знаешь какие? У нас главное – руки золотые, и воображение немерянное. Нам горсточку запчастей дай да пару досок – мы такое соберем, что Заморской Олигархии и во сне не приснится! Оружие совершенной мощности... корабли, чтоб к звездам летать... или вон установку, чтоб всем магическим порталам пути-дороги перебить...

– Так почему, если вы такие умные, вы такие бедные?

– А вот как раз поэтому! От большого ума! И еще потому, что каждый раз, как начинаешь, скажем, приспособление для сбивания вражеских драконов собирать или вот корабль воздушный, все равно получается перегонный аппарат. Да тут еще и выпить по-человечески не с кем! Не с имперцами же! Каждый раз норовят бражку спереть, а душевно поговорить не желают! Бабы шастают каждую ночь, все беды от них. Но те хоть ночью, а теперь и днем какая-то зараза объявилась, вот говорят мне звезды, шепчут прямо, большие от нее будут неприятности!

– Насчет нее не беспокойся. Я ей такое гри-гри подложил, это высший класс! – Мамбуру поцеловал кончики пальцев. – Если проймет, умрет в три дня.

– А если не проймет?

– Тогда станет Мамбой. Самой главной, по-вашему.

– Как ты – Мамбуру?

– Как я, только главнее. Но только до сих пор всех пронимала. Это сильная порча, не чета потугам бледнозадых. И вообще, белой мамбы в природе не бывает, бывает только черная!

Разговор получился весьма познавательный, но после этих слов Мамбуру снова впал в ступор, и лишь Подколодный продолжал бормотать что-то под нос, поминая карты, в которые он не играет, грядущие беды и пресловутую звезду.

А я устремилась на поиски заветного окна. Хорошо хоть, что я не оставила в комнате ничего из своих вещей. Кто знает, что еще взбредет в обкуренную голову бокора? Способен ли он заколдовать сумку, чтоб задушила меня ремнем, или нож, чтоб меня прирезал? Я не склонна была проверять.

Сумку я утащила не из осторожности, а потому что там находился весь походный полевой набор. Пока что мне не нужны были веревка и крюк, каковыми я пользуюсь крайне редко. Но, действуя по обстоятельствам, – почему бы и нет?

Исследования показали, что искомое окно не было зарешечено и протиснуться в него было можно. Кроме того, данная стена выходила не на реку, а на ров. Но выгодно ли это мне, я еще не решила.

Возвращаться к себе я не стала, стрельба по птицам также было отложена. Остаток времени до вечера я провела в изучении крыши. Пения из темницы не доносилось, зато слышно было, как хором воют наемники.

Когда стемнело, я спустилась по стене и пролезла в окошко. Предположение насчет горючих материалов оказалось близко к истине. В помещении, куда я попала, стояли закупоренные жестяные бочки, судя по запаху и по потекам на жести – со смолой. Похоже, они здесь действительно готовы к нападению. Но – откуда? Назрел вооруженный конфликт с Бобоану? Или всерьез относятся к Авестите?

Дверь была заперта изнутри, но я открыла ее стилетом-отмычкой. Этот этаж не был охраняем – бочки со смолой не представляли особой ценности, замка на двери оказалось достаточно. Но когда я спустилась по узкой и крутой лестнице, цепляя обгорелой безрукавкой свежую побелку, выяснилось, что этажом ниже по коридору ходит часовой.

Хорошо, что он был не в доспехах. А то при падении было бы слишком много шума. Бердыш, вывалившийся из его руки, я успела подхватить.

Направляясь в Потку, я намеревалась всех поубивать. Но это ж был наемник – не совсем свой брат контрактнику, но все ж таки нечто вроде родственника. Поэтому я капитально оглушила его, связала портупеей, заткнула рот портянкой, забрала оружие. Ключей у него не было, наверняка они хранились у начальника стражи. Однако оставлять стражника валяться на всеобщем обозрении было нельзя. Оглянувшись, я заметила, что одна из дверей в коридоре приоткрыта. Проверила. Это была пустующая камера. Местное руководство не лгало – замок Потка не перегружал себя узниками. Я втащила стражника в камеру и закрыла дверь поплотнее. Затем снова извлекла отмычку и отперла другую дверь. За ней должен был обитать интересующий меня узник.

Он поднялся мне навстречу и произнес без всякого удивления:

– Я давно вас ждал, дитя мое.

Заждалась меня эта Злая Судьба! Всем личным составом!

Я развернула бердыш и приперла им дверь.

– Отец Батискаф! Я не двинусь отсюда, пока вы не ответите на мои вопросы. Ночь только началась, и время у нас есть. Где Гверн? Во что вы нас втянули? Что связывает квадратистов и Сомелье с еретиками Края? И причем здесь, дракона мать, Магический банк Голдмана?

– Гверн? Но разве он не с вами?

– Мы не в Нездесе, святой отец, чтоб отвечать вопросом на вопрос. Будь он со мной, демона с два бы я сюда явилась!

– Увы, в последний раз я видел вашего супруга именно в Нездесе – в тот вечер, когда мы расстались. Что же до прочего... Боюсь, рассказ займет много времени.

– А вы не бойтесь. Излагайте самое существенное.

Он тяжко вздохнул.

– Хорошо. Я многого не открыл вам... но, уверяю, не по злобе, а потому, что надеялся справиться сам. Монсеньор Сомелье давно уже обратил внимание на то, что еретики Края собирают вокруг себя недовольных из магических и научных кругов. Мне было поручено расследовать дело Трибунале, бывшего архитектора, таинственно исчезнувшего из Парлевы вместе с группой подозрительных иностранцев. Поступали сведения, что он был замечен в Токай-Гуляше и Гонории...

– Не отвлекайтесь. Я видела Трибунале.

– Да, но в какой ипостаси?

– В каком смысле?

– Так вы еще не поняли? Я считал вас более проницательной. Хотя... я занимался этим делом много месяцев, и то мне понадобились изрядные усилия, чтобы вникнуть в суть. Итак, сей Трибунале сделал в Парлеве недурную карьеру, был в милости у его величества Мезанфана, получал выгодные заказы. Но ничто из этого не могло отменить его природного уродства, а Парлева – город, где более всего в Ойойкумене ценится красота и изящество. Придворные смеялись над ним, дамы отказывали ему во внимании. Как показало следствие, возводя свои строения, обиженный богами архитектор оснащал их множеством тайных ходов, известных лишь ему одному. Благодаря им, он мог раздобывать сведения, компрометирующие его врагов, и следить за ничего не подозревающими красавицами в самые интимные моменты. Но этого женолюбивому зодчему было мало. Он сблизился с кружком диссидентствующих магов при университете Парлевы, изменил своему королю, перейдя на службу к графу Дрэкуле, и отдал свое тело на волю хирурга-изувера Бланко...

– Не тратьте лишних слов. Доктор сам об этом рассказал.

– Так вы уже знаете, что Бланко превратил Трибунале в инкуба?

Я присвистнула. Квадратист прав. Я – тупица.

– Так Трибунале и Клопинель – одно и то же лицо?

– Лицо, тело и все прочее. Желание Трибунале стать красавцем и обладать прекрасными женщинами затмило его чувство долга перед королем и обществом. Хуже всего, что преступная операция была совершена над ним не только в научных интересах. Сектантам – а именно они стояли за спиной Бланко – нужно было орудие, дабы распространять свое влияние.

– Ясно. Инкуб соблазняет дамочек из высшей аристократии, а те берут к ногтю своих мужей и родственников.

– Вы грубо, но четко сформулировали то, что я выяснил во время расследования в Токай-Гуляше и Гонории.

– Все понятно с Трибунале. Не отвлекайтесь.

– Оценив опасность, исходящую от еретиков Края, Старший Брат велел мне вновь отправиться в Сильватрансу, где я побывал незадолго до того. Но одновременно нужно было бороться и с внутренними врагами – заговорщиками в Моветоне, поэтому перед броском на восток закатных стран я заехал в Волкодавль, чтобы завербовать вас.

– Меня сдал Голдман?

– Вы угадали. Магический банк Голдмана – деловой партнер Сомелье в Шерамуре. Вынужден заметить, что бывший ваш шеф – человек жадный и в то же время трусоватый. Стоило немного припугнуть его – а нет банкира, который не замешан в чем-либо подозрительном – и в то же время поманить налоговыми льготами, и он передал нам ваше досье.

– А как обо мне узнал фон Ужоснах?

– А он о вас знал? – отец Батискаф покачал головой. – Как неприятно... Подозреваю, что здесь замешан все тот же Трибунале. Насколько я помню, он строил шерамурское отделение банка Голдмана и благодаря своим тайным ходам мог выкрасть какие-либо документы либо их копии.

– Похоже на то. Господин Голдман – все же не полный идиот, чтобы связываться со здешней компанией. Итак, с этим мы разобрались. Но как вас угораздило попасть сюда?

Непроницаемое лицо монаха помрачнело.

– Как вам уже известно, после нашего расставания в процессе следствия я нашел подтверждение худшим своим предположениям.

– Да, гонорийская королевна стала агентом этой кодлы.

– В Токай-Гуляш они тоже успели запустить свои грязные щупальца. Я отправил сообщение премьеру Сомелье и в ответ получил от него тот самый приказ отправляться в Сильватрансу. Но, увы, здесь меня опознали и схватили до того, как я успел вступить в контакт с кем-либо из связных.

– Как сообщение передавали? Через хрустальный шар?

– Да.

– Тогда понятно... – увы, и здесь Баба-Яга оказалась фатальным образом права.

– Они схватили меня, но не убили. Даже не пытали... то есть физически. Я видел омерзительных чудовищ, коих рождает больной разум пособников еретического архиерарха. Зная об их способности подчинять чужую волю путем подмешивания крови в пищу и питье, я соблюдал строгие посты и прибегал к духовным упражнениям, пребывая в глубокой медитации над символом нашего ордена. – Он указал на стену, где по побелке углем был нарисован черный квадрат. – Ужоснаху не удалось меня сломить, и я вправе ждать смерти – или участи, что гораздо страшнее Того-еще-Света. Однако, вероятно, я ему нужен как заложник...

– На случай вторжения?

– Что вам об этом известно?

– Ничего. Но нетрудно догадаться, что Ужоснах и присные его опасаются нападения. Вот какого – военного или магического – мне еще не удалось установить.

– Не имея связи с внешним миром, я и сам не вполне представляю грядущую ситуацию. Могу лишь предполагать, что Старший Брат направит сюда десант... а большего я не могу вам сказать.

– А мне и не надо. Поскольку вы не ответили на главный мой вопрос. Где Гверн?

– Но что с ним случилось?

– Его утащил из Моветона брат Удо. Тамошний резидент еретиков, если вам это имя ничего не говорит.

– Теперь говорит, увы. Примерно месяц назад, вскоре после того, как я сюда попал, мне устроили с ним очную ставку. Тогда я и узнал, что он работал в Моветоне и вынужден был срочно скрыться. Но, как я понял, появился он здесь один. Что я заметил определенно – фон Ужоснах был в ярости, и не из-за меня.

У меня пропала всякая охота слушать дальше. Стало быть, все мои розыски никуда не привели, «сильватранский след» оказался ложным. Надо срочно сваливать и начинать расследование сызнова.

При этом нет никаких доказательств, что отец Батискаф мне не соврал. Хотя – к чему бы? А вот оставлять его так не следует. Если бросить его в темнице, он может повысить свой статус узника, направив все здешнюю свору по моим следам. Убивать его – тоже ровно никакой пользы...

Я вытащила бердыш из двери.

– Как вы думаете, сумеете вы, отец Батискаф, спуститься по стене?

– Устав нашего ордена этого не запрещает, – смиренно ответил квадратист.

Выглянув в коридор, я убедилась, что он пуст. Если покинуть башню через то же окошко, в которое я сюда проникла, можно попрощаться с Поткой. Ров как-нибудь форсируем. А проблему с чуждыми магическими элементами жители Сильватрансы пусть решают сами. Отец Батискаф что-то брякал насчет своих связных... стало быть, у Шерамура есть здесь, как я и раньше предполагала, своя разведывательная сеть. Так пусть квадратист меня на эту сеть и выведет. Может, узнаю что-нибудь полезное.

Мы двинулись по коридору к лестнице. К чести квадратиста, он передвигался тихо и не задавал лишних вопросов. С пониманием, однако, человек.

Увы, мы преодолели только полпути к лестнице, когда в глубине коридора послышались шум и топот.

– Бежим! – бросила я квадратисту.

– Вот они! – раздался пронзительный женский визг. Голос был мне знаком. Но он, ей-право, не принадлежал ни одной из здравствующих ныне женщин.

По коридору, ворвавшись с нижнего яруса, неслись Ужоснах с телохранителями и Дрэкула. Замыкали шествие Мамбуру и Подколодный. А над головами у них витал призрак домны Фистулы.

Сама виновата. Меньше надо было болтать. И еще меньше – слушать болтовню других.

– Что вы стоите?! – верещал призрак. – Зря, что ли, я вас привела?

Ну и сволочь была эта домна Фистула. Никакой женской солидарности. Правда, я в оную никогда и не верила.

Одна из боковых дверей (несомненно, за ней располагалась караульня) распахнулась, и в коридор высыпали кемарившие до того стражники. Образовалась небольшая толчея. Так даже лучше – они не смогут стрелять.

– Взять их! – коротко приказал Ужоснах.

Наш великий маг решил не тратить волшебных сил, а обойтись силой оружия. Что ж, я – за. Обеими руками. Вместе с бердышом.

Первыми в атаку пошли как раз стражники, вооруженные точно такими же дурами на длинных древках. Но их не учили, что бердышом можно не только рубить, но и работать как шестом и с двух рук. Спасибо Финалгону – кое-что из этого умения преподал он, а остальное я изучила на Ближнедальнем Востоке. Поэтому всю шайку я поначалу оттеснила, а потом принялась обрабатывать поодиночке, в порядке очереди, ибо, спотыкаясь и падая, они не могли меня окружить. Один, мерзавец, все-таки изловчился и перерубил древко. Пришлось сломать ему челюсть образовавшейся дубинкой.

Квадратист все еще обретался у меня за спиной.

Я швырнула ему загодя заготовленную для отступления веревку.

– Выбирайтесь через окно!

– А вы?

Удивительно глупые вопросы задают порой умные люди. Да и некогда было мне на них отвечать.

В бой пошли телохранители Ужоснаха. О местных жителях в качестве бойцов доселе я слышала только пренебрежительные отзывы. Но этих, видно, отбирали и обучали тщательно – если б я не успела взяться за меч, пришлось бы побеспокоиться. Фехтовальщики эти, Гуляй, Пуляй и как их там – Будулай? – были не то, чтоб очень изощренные, но весьма напористые.

– А вы что разлеглись? – напустился Ужоснах на уцелевших стражников. Это было несправедливое замечание – не все они лежали, кто-то даже выволок в коридор прежде оглушенного мною, а теперь очухавшегося часового. – На лестницу, за монахом!

– Не стоит беспокоиться, – вмешался Дрэкула. – Сейчас поднимут тревогу, и его возьмут у стен замка... А вот и она!

Несомненно, он имел в виду тревогу. Ибо в самом деле ударил колокол. Причем бил очень активно. Нервно, я бы сказала.

– Набат на сторожевой башне! – воскликнул Дрэкула. – Это нападение!

– Всем сохранять спокойствие! – объявил фон Ужоснах. – Я этого ждал.

Неужто обещанный отцом Батискафом десант? Это было бы забавно.

Почти что из-под лестницы выскочил запыхавшийся стражник, а именно Белый (там у них еще одна дверь? Как интересно... видимо, в этом и заключается творческая манера Трибунале).

– Герр ландграф! Ахтунг! К нам приближаются два отряда. С востока – конница султана Учкудука, а с гор спускаются какие-то... железные... в общем, нечеловеки.

А вот такого совпадения быть не могло. И не было. Наверняка Учкудук и Старший Брат Сомелье действовали в союзе, о чем отец Батискаф умолчал. «Ох уж мне эти спецслужбы, думала я», – отражая очередной удар. Отвлекаться, конечно, было не полезно, но уж больно увлекательно разворачивались события.

Прислушиваясь к сообщению гонца и ставя блоки, я пропустила явление в коридоре еще одной фигуры. Это был Трибунале, то бишь уже Клопинель – в рабочем костюме из полотенца. Он, видимо, поднялся той же лестницей, что и черные маги.

– В чем дело? – капризно вопросил он. – Почему никто не приходит? Десятки дам ожидают своей очереди, томящиеся нежно, а врата не открываются!

– Уйди, Клопуля, не до тебя теперь! – разумно возразил Подколодный.

Но для инкуба это был не довод.

– Я не могу находиться в простое! Я так устроен! Мне нужна женщина, или я все здесь разнесу! О! – он заметил витавший над компанией призрак. – Вот вы, мадам, не хотите? Обещаю незабываемые ощущения.

Домна Фистула испустила сдавленный стон, близкий к рыданию.

– Хотеть-то я хочу, а как? Нечем же!

– Но попробовать-то можно! – он хмыкнул. – С привидением – это будет даже пикантно.

– А почему бы и нет? – Домна Фистула захихикала. – Эх, где наша не пропадала!

И она полетела за инкубом, можно сказать, на крыльях любви – если б у нее были крылья.

– Совершенно не дают работать! – рявкнул фон Ужоснах. – Прекратить трезвон и панику! Мамбуру, поднимай своих зомби! Поведешь их против големов. Доктор, ваших воспитанников направьте на всадников султана. Дрэкула, навести порядок в гарнизоне! Передайте людям, что скоро с гор подойдут наши союзники – я послал за ними Популеску и Мутяну – и ударят нашим врагам в спину.

– Но я не отправлял их через портал! – прохрипел Подколодный.

– Им не нужен портал, проклятый пьяница! Они – проколичи, вампиры-оборотни. Вот они и обернулись, один – перепелом, другой – совой. И улетели!

Мне поплохело. В ночь, когда исчезли Популеску и Мутяну, я подстрелила как раз перепела и сову. Говорят же умные люди, что птицы – не то, чем они кажутся. А я их съела, да еще после того, как нас друг другу представили!

Демон Псякрев! Сухари надо было сушить, прежде чем сюда отправляться.

Ну, что съедено, то съедено. Или кто... Некогда предаваться сожалению. Тем более что ни один источник не сообщает, что оборотничеством или вампиризмом можно было заразиться через поедание, да еще после термической обработки. Пожалуй, самое время в общей заварухе унести ноги. Тем более что про меня, кажется, забыли, а дверь, ведущая на стену, оставалась открытой.

Но напрасно я обольщалась.

– Выполнять! А я буду руководить уничтожением внутреннего врага! – услышала я голос Ужоснаха, уже выбежав под открытое небо.

Колокол перестал звонить, стражники толпились во дворе. Одно из двух – нужно вылезти за зубцы и спуститься по стене. Веревку, правда, я отдала квадратисту, но у меня кинжалы есть. Либо спуститься во двор, смешаться со стражниками, которых сейчас выведут в поле, и свалить при первой же возможности.

Ни того ни другого мне сделать не дали. Стражники неслись по стене с двух сторон. Бердыш был бы сейчас как нельзя более кстати, но к чему жалеть о том, чего нет? Я едва успела положить нескольких, когда заметила, что новоприбывшая команда занимает позицию для стрельбы. Ах, мерзавцы! Я еще не успела выстрелить, а они – уже. Правда, у них тут были луки, а не арбалеты, но стрела из большого лука тоже обладает изрядной убойной силой. Пришлось поторопиться, чтоб укрыться между зубцами, прежде, чем они выстрелили. Моя несчастная сумка зацепилась за каменное ребро и понесла чувствительный урон. С полдюжины стрел вонзилось в нее и продырявило. Разная мелочь высыпалась сквозь дыры, да еще клубок выпал и покатился по стене.

Терпеть такое оскорбление имуществу – недопустимо, и, благо арбалет остался при мне, я собралась ответить выстрелом на выстрелы. Бросив меч в ножны, я прицелилась.

Но не выстрелила.

Ночь, как и прошлая, была облачная, однако небо было не вовсе затянуто, и в свете луны я увидела, как клубок остановился – что естественно. И начал увеличиваться в размерах – что совсем не естественно. Он рос, и рос, и рос... Сколько времени я его с собой таскала, а подобных фокусов за ним не замечала.

За ним?

Вместо того чтобы выстрелить, я засунула свободную руку в карман и извлекла... клубок. Невооруженным взглядом были видны налипшие на шерстинки мелкие камешки и песок. Это был тот самый клубок, с которым я поднималась на склон горы Кустурицы. Тот, что дала мне Баба-Яга.

А этот тогда откуда взялся?

Клубок продолжал увеличиваться. Дракона мать, ни одни дрожжи в мире не способны произвести такого действия! Да и не клубок уже это был – шерсть в нем стояла торчком, плотная такая, густая, коричневая...

Я догадалась обо всем за мгновение до того, как в этом комке шерсти обрисовались руки и ноги (или лапы) и голова и мощный рык сотряс окрестность.

Авестита! Она не могла проникнуть в замок – у входа был индикатор магических существ. А вот на магические предметы, надо понимать, такого определителя не существовало. Вот она и превратила себя в неодушевленный предмет. Но ей нужно было, чтоб кто-нибудь пронес ее в Потку. Вот почему она так настаивала, чтоб я отправилась в замок Злой Судьбы. Когда я спала, она пролезла ко мне в сумку, и там дожидалась подходящего момента.

И дождалась.

Лучники еще успели дать второй залп. Может, в какой другой крепости стражники при подобных обстоятельствах сразу бы разбежались, но эти нагляделись всяческих страшностей и ужасностей, пронять их было трудно. Но стрелы не причинили женщине-медведице никакого вреда, отскочив от ее шкуры не хуже, чем от драконьей чешуи. И было у меня подозрение, что эта шестка попрочнее чешуи. Не зря она меня предупреждала, что стрелять в нее бесполезно.

– Мать зла! Откуда она взялась? – запричитал Подколодный.

– Говорил же я, бабам доверять нельзя... где угодно что угодно спрячут. – На сей раз спорить с Ужоснахом не хотелось. – Эй, вы, ленивые обезьяны! Ату животное! Уничтожить немедля!

Получившие приказ стражники бросились на Авеститу с мечами и бердышами, но успеха достигли не больше, чем при стрельбе. Она расшвыривала их голыми лапами. Не знаю, как ей удалось заменить получеловеческие ладони звериными. Должно быть, конечности у нее были сменные – вероятно, подобные явления и породили в Поволчье легенду о копытных медведях. Стражники, роняя оружие, летели вниз со стены.

Как-то я почувствовала себя лишней. Пора удаляться, здесь, похоже, и без меня разберутся.

Я взглянула через плечо, и картина, которую я увидела под стенами Потки, мне не слишком понравилась. По спущенному мосту шествовал отряд зомби. Ядрена Вошь, я и не подозревала, что их успели заготовить так много! Не иначе подняли все кладбища в округе.

Ходячие мертвецы были в саванах, в истлевших национальных костюмах жителей Сильватрансы, халатах и шальварах султанских воинов и лохмотьях пестрой одежды ландскнехтов. В некоторых торчали обломки мечей, копий и осиновых кольев. Двигались они медленно, но целеустремленно. На плечах у здоровенного зомбака в обрывках ржавой кольчуги, шагавшего во главе отряда, восседал Мамбуру.

Краем глаза я увидела также черную фигуру на берегу Авжежа. Отец Батискаф искал брода. Ну, пусть ищет.

Авестита недолго буйствовала на стене. Вскоре у нее не осталось противников. Если кто-то из стражников и был жив, то не рисковал к ней приблизиться. И тогда произошло нечто весьма примечательное. Со страшным рыком Авестита прыгнула со стены, но вовсе не вниз. Она преодолела расстояние до главной башни Потки, высившейся посреди двора.

А ведь медведи, насколько мне известно, не летают. И даже не отличаются особой прыгучестью. Но то обычные медведи, не связанные с Древними Силами. Укрепившись на карнизе верхнего яруса, она ударила лапами по стене, и стена треснула. А ведь именно там располагались магические врата! Теперь мне стал ясен замысел Авеститы. Она хотела перекрыть колдунам путь к отступлению.

Но Ужоснаха, как оказалось, напугать было не просто. Не зря он был архиерарх, или как это у них называлось.

– Сейчас, сейчас, – бормотал он, глядя вниз. Не за стены Потки, где зомби двигались навстречу шерамурскому десанту, а во двор.

Поскольку обо мне опять все забыли, я рискнула высунуться из-под прикрытия и посмотреть, что там происходит.

Увидела и услышала одновременно.

Доктор Бланко подзадержался в сравнении с Мамбуру. Наверное, потому, что зомби бессловесны и покорны своему хунгану, как трупы, питомцы же доктора, как я имела возможность заметить, отличались характером беспокойным. Все же доктору удалось их построить и выгнать из помещения. Всех.

Если б я по-прежнему числилась у Бланко в ассистентах, мне пришлось бы сопровождать эту свору. Хоть какая-та польза есть оттого, что меня раскрыли.

Потому что питомцы нервничали. Очень нервничали. Доктору пришлось вооружиться бичом и скальпелем, чтоб несколько их унять. Судя по доносившемуся до меня вытью, орудия сдерживания не раз пускались в ход. Особо нервных доктор держал на сворках.

– Слушай мою команду! – прокричал Ужоснах. – Взять зверя! Трави медведицу! Фас!

– Но вы же велели – на султанскую конницу! – сердито ответил Бланко.

– Я передумал! Спустите их с поводков!

Доктор с проклятьями выпустил сварки, и тварюги, рыча, бросились к башне.

Авестита, пока шли разборки в руководстве, не теряла времени зря. Под ее ударами стена верхней части донжона раскололась.

Возможно, твари доктора и могли бы что-то сделать. Да, летучих среди них не было, но имелись ползучие. А те, кто неспособен был вскарабкаться по стенам, могли прорваться в башню изнутри, взбежав по лестнице. Но для этого им нужны были либо внятные приказы, либо умение соображать. Ни того ни другого им не предоставили.

Авестита, рыча, продолжала крушить башню. Выломанные обломки стены падали вниз, на головы воспитанников Бланко, за ними последовали дубовые балки и обломки мраморных перил.

Твари, визжа, скуля и сыпля ругательствами (те, кто умел говорить), отступив, заметались по двору, кто на двух, кто на четырех ногах, кто – шлепая ластами, кто – цокая копытами. Хорошо, что доктор Бланко не успел сотворить крокодила с крыльями.

Эх, была не была! Я вылезла из укрытия, перескочила через валявшегося посреди прохода стражника – кажется, это был Рыжий, но в темноте я могла и перепутать, и вскочила на парапет, нависавший над двором. Свистнула в два пальца. Давно замечала, что всякое зверье на свист обращает внимание. Оно оказалось верным и для зверья неестественного происхождения.

– Не слышать приказов, слушать себя! – заорала я. – Это закон. Вы уже не люди!

Никогда в жизни не участвовала в митингах-накачках. Но видела, как это делается, и цель у этих мероприятий была одна – пробудить в человеке зверя. А тут уж и до меня постарались. И сработало, дракона мать! Доктор Бланко вбивал в них закон бичом, огнем и скальпелем, слово это служило сигналом, и башки стаи немедленно повернулись в мою сторону.

– Вам причинили боль. За боль нужно мстить. Это закон!

– Мы уже не люди! – подхватили они.

– Рвать, кусать, бить!

– Это закон! Мы уже не люди!

Правило воздействия митинга на толпу продолжало работать. Но, Ядрена Вошь, как ни безобразно это выглядело, человеческого облика, в отличие от прочих ораторов на митингах, стаю лишила не я.

– Немедленно!

Вся свора ринулась на доктора Бланко. Он что-то кричал, угрожая скальпелем и столом, но крики его потонули в рычании и ругательствах. Метод бича и скальпеля на сей раз не помог. Его сбили с ног, и он скрылся под грудой кожистых, щетинистых и чешуйчатых тел. Хоббит-упырь скакал по головам более крупных собратьев, скаля мелкие белые клыки.

Я соскочила с парапета, не столько заслышав, сколько учуяв приближение Подколодного. Схватила волхва за шкирку и встряхнула, на случай если он припрятал какое-нибудь оружие. Но он только трясся, приговаривая:

– Ну, ты... как это черномазый говорил... мамба...

Донжон рушился вместе с его магическими порталами и лабораториями, подозрительными пиршественными залами и скандальными портретами. Что произошло с призраком домны Фистулы и любвеобильным архитектором-дворецким, а также, сохранил ли он свой облик инкуба после гибели доктора Бланко, мне неведомо. Возможно, они все еще пытались решить свои личные проблемы среди грохота камней, падающих перекрытий и языков пламени. Да, пламени, ибо факелы, которые повыбило из креплений, подпалили башню получше целой башни поджигателей.

Не знаю, как Авестита могла уцелеть в этом празднестве разрушительных сил, но она уцелела. Я увидела ее среди обломков башни и беснующихся тварей. На сей раз передвигалась она на четырех лапах, притом на диво споро. Рыча, надвигалась она на свору уродов, и никто из них не рисковал вступить в бой. Может, они были и тупые, но то, что Авестита в одиночку, голыми лапами разнесла целую башню – это должно было произвести сильное впечатление.

– Пришла пора и мне вмешаться, – услышала я голос Ужоснаха. Он стоял под лестницей, ведущей во двор, простирая перед собой палку-чесалку, точно скипетр.

Странно, право, что он до сих пор этого не сделал. И долгонько же он раскачивался! Все, чему я была свидетельницей в Потке, творили его подручные – на свой извращенный лад выдающиеся маги и некроманты. Ужоснах должен был превосходить их могуществом. Но пока что никак этого не проявил.

– Силы, коими я обладаю, слишком грозны, чтоб расходовать их по ничтожному поводу, – провещал он, словно бы отвечая моим мыслям. – Применение их может вызвать невиданные перемены и неслыханные мятежи. Но, видно, так тому и быть. – Он воздел скипетр-чесалку. – О Край Света, в котором все начала и все концы! К тебе взываю! Я принял в себя кровь самых одаренных твоих служителей, пробуди же эту кровь, которая была доселе недвижна и глуха, в моих жилах! Силы потайные! Силы великие! Стихия пламени и стихия воды! Стихия воздуха и стихия земли! Стихия дерева и стихия металла! Стихия плоти и стихия эфира! Явите себя во всей полноте!

– Ой, что сейчас будет... – прошептал Подколодный.

Тут я была солидарна с волхвом. Брат Удо обладал властью над гораздо меньшим количеством стихий, чем ландграф, но сумел учинить такое, что не приведи Ядрена Мать. Если же все перечисленные стихии явят себя во всей полноте, случится натуральный Армагеддец в отдельно взятом замке. И Сильватрансу придется изъять из анналов Ойойкумены.

Вместе со мной. Что ж, говорила, будто у принцессы век должен быть не долог, – отвечай за базар...

Однако ничего не произошло. Ужоснах как стоял, так и остался стоять. Ни гроза не разразилась, ни земля не разверзлась, ни пламя с небес не прянуло. Даже дождь из серы не пошел. На полнокровном – во всех смыслах – лице ландграфа выразилась озадаченность.

Кажется, до меня стало доходить. Мир наш существует, потому что стихии в нем уравновешивают друг друга. А катаклизмы происходят, когда какая-нибудь одна стихия берет верх. Ужоснах, стремясь нахлебаться из источников всех стихий, волей-неволей создал патовую ситуацию.

Однако он не склонен был с этим мириться.

– Неужто все растворилось? Ну так что же! Стихии никуда не исчезли, они едины со мной – в теле моем, в мясе, в костях, в крови... Глухая кровь, приказываю тебе – пробудись! Пробудись! Пробудись! Да будет Край!

Зрелище, которое воспоследовало за этим призывом, могло поспорить со зрелищем разрушения башни. Мне показалось, что под кожей ландграфа проснулся целый клубок змей, и все они стремятся вырваться наружу. Да нет же! Тело его в одних местах надувалось, плоть выпирала, будто ее накачивали словно пузырь, в других – сминалась и проваливалась в полость. И все это перекатывалось, натягивалось, опадало в считанные мгновения. Глаза его лезли из орбит, покрываясь кровяной сеткой, кожа бугрилась.

Тут до меня дошло окончательно.

Брат Удо имел власть над стихиями, направив свои силы вовне. А фон Ужоснах только брал эти силы... принимал внутрь с передозировкой... если он действительно сумел пробудить их... а магический дар у него есть, на одних интригах он бы не приподнялся...

Я отшвырнула Голубя и успела спрятаться за парапетом. Чудовищно булькнуло, ухнуло, бабахнуло – и ошметки плоти полетели во все стороны.

Ужоснах не лгал. Он действительно владели мощными и грозными силами. И эти силы разорвали его изнутри.

На этот взрыв ответил другой. Донжон развалился окончательно. Лестница, над которой еще недавно стоял Ужоснах, а теперь залитая многосоставной кровью, рухнула.

– Трубы! Трубы! – донесся из соседней башни пронзительный вопль.

Я узнала графа Дрэкулу и предположила, что ему таки явился Край Света и он услышал мистические трубы, предвещающие Армагеддец. Но оказалось, граф имел в виду совсем другие трубы.

– Трубопровод забит! Коллектор! Мой коллектор...

Если он о том, о чем я думаю, то все предшествующее было еще цветочками. Неудобренными.

Воплям и визгам внутри замка и во дворе из-за стен ответило залихватское:

– Ай-ай-ай! Чего хочешь, забирай!

Это никак не могли быть зомби. Да и големы, как известно, немые. Разве что Халигали внес какую-то модификацию.

Я переместилась к бойнице. Так и есть. Султанская конница, не встретив сопротивления, подошла к самому замку. Всадники в кольчугах и чалмах, намотанных на островерхие шлемы, картинно гарцевали вокруг Потки, вызывая наемников на бой. Для имперских ландскнехтов это были привычные противники, и в другое время те, кто уцелел в гарнизоне Потки, ответили бы на призыв. Но сейчас им было не до схваток на саблях и копьях.

Во дворе замка шла свалка. Все дрались со всеми. Авестита, рыча, разбрасывала подвернувшихся под лапу, вмиг одичавшие создания покойного Бланко терзали стражников и друг друга, стражники отбивались, не забывая при этом обшаривать убитых. Багровое пламя пожара освещало эту картину.

– Пала, пала звезда с ушами! – вопил Голубь Подколодный. – И речет: «Отзынь!» – и травит источники вод и прочих напитков. И напрасно ищете вы убежища, напрасно вопрошаете, зачем она травит и почему она гонит. Поздно метаться! Нет убежища, сплошное убоище!

Пожалуй, заваруха получилась и впрямь покруче, чем в Доме-у-Реки. Но, в отличие от событий в Мове-сюр-Орер, к этому безобразию я не имела отношения. Ну разве что самую малость.

Ничуть не удивлюсь, если сюда сейчас подтягивается дружина боярина Бобоану. Должны были они как-то отслеживать события в Потке или нет? Разумеется, часовые там любят поспать, но появление султанской конницы на территории Сильватрансы даже такой сонный гарнизон способен заметить.

Союзники Ужоснаха из недовольной нечисти вроде явиться не должны, поскольку гонцов я съела, но кто их разберет? В горах засели колдуны, оборотни и прочие вражиторы всех мастей. Возможно, одни направятся на помощь Авестите, другие – с точностью до наоборот.

Черная тень закрыла луну, пронзила облака. А это еще что такое? Неужто обещанный горный дракон, которого так и не дождался доктор Бланко? Как его тут называют – балор, балавр?

Я решительно отказывалась в это верить. Нет, конечно, в здешних горах драконы вполне даже могут водиться. Но в моем повествовании в решающий момент дракон появлялся уже дважды. А такого наглого самоповтора природа не допустит. Или это уже традиция?

Нет, это никак не мог быть дракон. Крыльев нет, очертания не те. Я вообще не могла определить его, пока летающий объект не сделал нескольких кругов над гибнущим замком.

Я не видела последнего ступенчатого аппарата Бабы-Яги, в Дикополисе она не допустила меня к своему тайному ступодрому. Но нечто подсказывало мне, что это он и есть. Правда, обычно воздухолетчица напирала на то, что «ступа не снесет двоих». Но сейчас к обтекаемому снаряду, кружившему над замком, было прицеплено нечто вроде кузова. И как раз по причине увеличения объема летающая колесница приземлиться не могла. В Потке при нынешних обстоятельствах не находилось для нее посадочной площадки.

Сверху что-то кричали, однако шум во дворе и под стенами мешал расслышать, что именно. Я могла лишь разобрать, что кричат в два голоса, и один из них – мужской.

Это определенно был голос Гверна.

– Эй! Ко мне! Я здесь! – Я замахала руками, стараясь привлечь внимание воздухоплавателей. Кажется, это удалось. Летательный аппарат завис над стеной, и Гверн перегнулся через борт кузова, словно стараясь меня подхватить. Но я не могла до него допрыгнуть, а Баба-Яга не могла посадить здесь ступу. Тут бы в самый раз была веревка, а я ее отдала. Вот еще урок. Веревку всегда нужно носить с собой.

– ...бок! – кричала Баба-Яга, удерживая ступу.

Поначалу я не могла понять, какой такой бок она имеет в виду. Сесть боком, лезть боком? Она б еще посоветовала плыть боком!

А потом до меня дошло.

Я вытащила из кармана пресловутый клубок. Интересно, сможет ли он сыграть роль веревки? Нитка – она нитка и есть, пусть даже волшебная. Да и не доброшу я ее до ступы.

Или нужно не бросать, а...

– Цель – ступа! – скомандовала я, предварительно, на всякий случай, намотав кончик нити на руку.

И клубок сам собою взмыл в воздух. Снизу мне не было видно, кто поймал его, Баба-Яга или Гверн, но меня рвануло вверх с такой силой, что пришлось перехватить нитку, дабы руку не выбило из плечевого сустава.

Не знаю, каким образом нить выдержала мой вес, да еще вместе с сумкой и оружием. Но меня вытянули со стены, точно рыбу на леске. Гверн перетащил меня через борт кузова, а Баба-Яга ножом рассекла нитку, высвободив мою руку.

– Новая экспериментальная модель – ступа с коляской! – самодовольно объявила она.

– Ходу! – прохрипела я.

– Без тебя понимаю!

– Ничего ты не понимаешь. Сейчас здесь так рванет...

– Тогда держись!

Баба-Яга заложила вираж и полетела прочь от замка, причем против ветра. Меня бы сбило с ног, но Гверн подхватил меня и помог опуститься на дно коляски.

– На минуту оставить нельзя! – завел он свою вечную песню. – Ушел на час – и гибнут города, на месяц – вся страна взлетит на воздух...

– Ты где был? – перебила я его.

– Ну, не пиво же пил... – в голосе его послышалась обида. Он, видите ли, прилетел меня спасать, а я первым делом кинулась давать указания воздухолетчице.

Ну и что? Это я должна была, по идее, его спасать, но я ж не обижаюсь, что он обошелся без меня.

И вообще. Каким образом эти двое, недолюбливавшие друг друга, оказались здесь вместе? Да еще меньше недели спустя после того, как Баба-Яга уверяла, что понятия не имеет о местонахождении Гверна?

– Как ты меня разыскал?

– Встретил Бабу-Ягу по пути в Поволчье. Она рассказала мне, что ты направилась в Сильватрансу. И я убедил ее взять меня с собой.

– Ихнее высочество сказал – надо искать, где наибольшие безобразия творятся. Наверняка ты там, – сообщила воздухолетчица из ступы.

Еще страннее. Обычно Гверн на свой титул не напирает.

Однако ж покойный архиерарх оказался прав. Что он там говорил насчет моих талантов способствовать разрушению? Впрочем, они в Потке сами виноваты. А я только слегка помогла.

Отдышавшись, я поднялась на нога. Эта штуковина была устроена не в пример надежнее, чем бутафорская колесница ветров, в которой я путешествовала над парком в Тур-де-Форсе, и я могла перебороть свое отвращение к полетам.

– Ты как, не ранена? – спохватился Гверн.

– Я в порядке. Но если еще раз услышу слово «готично», за себя не ручаюсь.

Мы находились над рекой, а там развертывалось очередное сражение. Големы форсировали Авжеж. Они, как известно, были нержавеющие, воды не боялись, равно как и грязи. Но тяжелые – и первые штурмующие сразу пошли ко дну. Зато оставшиеся промаршировали по их головам, как по мосту. На другом берегу их поджидали зомби. Убить их было невозможно, но, не будь при них живого командира, скорее всего, железные болваны разбросали бы ходячих мертвецов и прошли бы дальше. Однако, следуя приказам Мамбуру, зомби скопом наваливались на одиночных големов и сталкивали их в воду.

Судя по брани, доносившейся из арьергарда големов, – она особенно отчетливо слышалась в несвойственной обычным боям тишине – там тоже имелся живой сопровождающий. И, судя по лексике, это никак не был отец Батискаф. Шевалье Камамбер – вот кто это был. Просто какая-то ночь встреч.

Я потянулась к сумке, пошарила в ней. Хвала богам, заветный мешочек не выпал. Но этого было явно недостаточно.

– У тебя соль есть? – обратилась я к Гверну.

– Может, тебя все-таки контузило? – встревожился он.

– Не беспокойся, соль давай!

Как человек, привычный к походной жизни, Гверн обычно таскал с собой соль в тряпочке, и этот небольшой запасец я у него реквизировала. Затем обратилась к Бабе-Яге:

– Спуститься можешь?

– А оно мне надо? – хмуро отозвалась воздухолетчица.

– Ненамного! Я ж тебя не садиться прошу!

Пока ступа снижалась, я прикинула направление ветра, и высыпала соль из мешочка и узелка. Собственно говоря, мне это тоже совсем не было надо. Но я считаю, что покойникам лучше пребывать в покое.

Уверенности в том, что простое домашнее средство подействует, у меня не было. И напрасно. Зомби, присыпанные солью, прекратили нападки на големов. Несколько мгновений они стояли неподвижно. А затем разом повернулись и побрели прочь – очевидно, в поисках ближайшего кладбища. Мамбуру, сверзшийся с плеч вожака, швырял в них цветными порошками, извлеченными из карманцев его красного одеяния, изрыгал экзотические ругательства, поминая рыбью холеру и птичий грипп, но без какого-либо эффекта.

Камамбер на противоположном берегу бранился в ответ, уязвленный тем, что враг ему изменяет, и нарушаются шевальерские правила ведения войны. Отец Батискаф увещевал его, напоминая, что затопленных големов надо доставать из воды. Их голоса перекрыл еще один звук – не взрыв, но хлюп.

– Жми на полную скорость! – завопила я.

Похоже, Дрэкуле не удалось починить трубопровод, и мне очень не хотелось, что в воздухе нас настигло содержимое коллектора.

Баба-Яга не заставила себя уговаривать. Резко рванула – я, уже зная ее манеру, сумела-таки уцепиться за борт и не шлепнуться на дно кузова – и, набрав высоту, понеслась по направлению к горам.

Никто из нас не обернулся, и я понятия не имею, уцелел ли кто в замке Злой Судьбы. Разве что Подколодный, поволчанин-золотые-руки, успел переделать свой перегонный аппарат в летательный.

– Горючего все равно не хватит! – кричала Баба-Яга сквозь свист ветра. – До Дикополиса доброшу, а там – сами как знаете!

– Ладно! – куда бы она ни направлялась из Дикополиса, у меня больше не было причин просить ее о помощи. Зато я могла с ней за оказанную помощь расплатиться. – Когда остановимся, напомни, чтоб я рассказала тебе про королевну Йадвигу... а может, и про других невест царевича.

Она ничего не ответила, но, бесспорно, зарубку в памяти сделала. Информация, которую она от меня получит, возместит трату времени, сил и горючего.

Горные вершины неуклонно приближались к нам навстречу. Теперь мне предстояло перелететь их в обратном направлении. Но, хотя скорость передвижения была теперь значительно выше, чем при полете на овце, ясно было, что перелет займет несколько часов. Выстаивать это время на ногах не было никакого смысла. Тем более что в коляске имелась скамейка.

Я села, привалясь к спинке кузова, Гверн устроился рядом. Лететь так было гораздо удобнее, чем на ковре-самолете, на драконе и, уж конечно, на овце. Определенно будущее – за этим видом транспорта.

Но меня сейчас заботило нечто иное, чем технико-магические достижения Бабы-Яги.

– Так скажи мне, дорогой супруг, каким образом ты умудрился не попасть в замок Злой Судьбы? И где ты пропадал все это время?

– Вообще-то это долгая история... – Он явно был смущен. – Но все получилось из-за тебя.

Ага, опять я во всем виновата!

Какую такую пакость собрался сообщить мне родной муж? Но уж лучше выслушать это теперь, не откладывая.

Однако Гверн, что удивительно, не был настроен ругаться и рисовать черными красками мой моральный облик.

– Когда брат Удо уволок меня с собой, мы оказались в некоем коконе меж временем и пространством. И прежде чем он протащил сей кокон на ту сторону врат, я взял его за горло. И приставил к горлу меч. А какой он ни есть маг...

– Какой ни был, – машинально поправила я.

Гверн одобрительно кивнул.

– Какой он ни был маг, этот довод на него подействовал. Я приказал ему немедля доставить меня к жене. А он не понял, о ком речь! Ты не представляешь – он не шибко обращал на тебя внимание!

– Отчего же, вполне себе представляю.

– А я как-то был не в себе, и сгоряча назвал ему твое настоящее имя. И королевство.

Это было совершенно ни к чему. Я не верю, что знание имени дает власть над носителем имени. Но если ты – свергнутая наследница престола и тебя считают умершей, светить это имя совершенно ни к чему. Поэтому я много лет никому не называла своего настоящего имени. Только для Гверна сделала исключение. Тем более что он был примерно в таком же положении, но его настоящее имя с самого начала было мне известно.

– ...вот он меня в твое родное королевство и выбросил. Аккурат вблизи королевского замка, на берегу пруда...

Я присвистнула. В этом пруду с лилиями, по официальной версии, мною же и сфабрикованной, я утопилась.

– ...в самый разгар сражения.

– Еще того не легче. Кто вторгся?

– Да никто. Там как раз шла гражданская война. Народ восстал, но у крестьян не было ни вождя, ни боевого опыта...

– Надеюсь, ты удачно скрылся от этого восстания.

Гверн тяжело вздохнул.

– Нет. Я его возглавил. В конце концов, это семейное дело...

Еще бы не семейное! Даже дважды семейное – сместивший меня узурпатор был женат на родной сестре Гверна и вместе с ней захватил королевство его родителей.

– Ну и как? Убил ты шурина?

– Нет, – произнес он с искренним сожалением. – Видишь ли, сестрица моя, дура набитая, отравила своего муженька и решила править сама. Но ничего путного у нее не получилось. Собственно, против нее народ и восстал.

– Ну, а ты?

– Я людям объяснил, что ты жива и скрываешься, а я – твой муж. И они меня поддержали.

– Знаешь, на твоем месте так поступил бы любой здравомыслящий самозванец.

– Я это тоже понял. И подумал – уж лучше это буду я...

– Предположим. И что дальше?

– Сестрица, которая до этого доказывала, что никаких братьев у нее нет и вообще она круглая сирота, как только ее взяли в плен, сразу меня признала. Слезами заливалась, маму с папой поминала, трудное детство, неизжитые комплексы... Я все же ее не казнил, а отправил в монастырь сестер Бедной Жизни Особо Строгого Устава. Потом послал гонцов за родителями и вернул им трон. На это определенное время ушло, ты уж извини, что я задержался...

– Сдается мне, что в историю ты войдешь под прозвищем Реставратор.

Он пропустил это замечание мимо ушей.

– Тебя я попытался разыскать прежним путем – через Абрамелина. Но старик не знал, где ты находишься. Он сам был обеспокоен – говорил, что в магическом поле в последнее время происходят какие-то необъяснимые всплески... Тогда я предположил, что ты можешь вернуться в Поволчье, и направился туда. По пути, в Гонории, как я уже упоминал, встретил Бабу-Ягу...

Это что же, расставшись со мной в Дикополисе, Баба-Яга направила ступу свою в Гонорию? Там поволчанским резидентом сидит, если память мне не изменяет, бывший есаул Ласкавый. Не на встречу ли с ним направилась воздухолетчица? Что ж, это мы выясним во время остановки в Дикополисе. И если Ласкавый прохлопал левые заходы королевны Йадвиги, он либо разведчик никуда негодный, либо заделался двойным агентом. Но об этом пусть у регента голова болит.

– Она вначале не хотела мне помогать, – продолжал Гверн. – Пришлось ей рассказать, что тут дело государственной важности. И она согласилась.

– Погоди-погоди! Какое еще дело государственной важности? – Мне стало не по себе. Вдруг все обретало объяснение. И то, что Баба-Яга предоставила нам транспорт, и то, что она именовала Гверна давно вроде бы утраченным титулом... – Ты что же, и меня решил на престол возвращать?

– Это не я решил. Это твои подданные так решили.

– А пошли они...

Ока прервал меня.

– Мы уже с тобой об этом говорили. Ты обижена на них за то, что тебя не поддержали, что тебе предпочли другого. Это детская ревность.

– Кто бы говорил!

– Они достаточно наказаны за свою ошибку, нахлебавшись дурного правления. Теперь тебя ждут.

Меня охватила ужасная тоска. Хотя я должка была бы радоваться. Мой рыцарь складывает королевство к моим ногам. Боги, какая пошлость! Вот если бы я сама его завоевала... Только я ни за что бы не стала этого делать. Война – специальность Гверна, у меня были другие занятия. И что я скажу народу моему, явившись перед его, народа, мутные очи? «Вот стою я перед вами, непростая баба, жизнью об стенку битая...» А потом мне покажут пустую казну, бюджет с дефицитом, закрома, поля, сады – совершенно запущенные... Нет, лучше на остров Флеш-Рояль, корабли грабить! Или, как обычно, в Поволчье. Кстати, у Бабы-Яги хранится наш с Гверном экземпляр контракта с Сомелье. А расчет по нему мы еще не получили. Поскольку освобождение отца Батискафа из застенков Потки и содействие шерамурскому десанту вполне может зачитываться как продолжение работы на Старшего Брата, надо будет обратиться в Шерамур и потребовать сумму полностью. Эти деньги могут послужить основой для восстановления бюджета... Боги, о чем я думаю!

– Я не могу... я не готова...

– Понимаю. Это большая ответственность.

– Только не надо говорить со мной по прописям из учебника для слабоумных детей! Я давно уже не дитя малое. И не юная девица. И привыкла жить так, как хочу. На что ты мне предлагаешь поменять свободу?

– Если ты не дитя, почему же говоришь и ведешь себя по-детски? Позволь спросить – где она у тебя была, эта свобода? В банке? В телохранителях? Или когда ты наставляла сопляков в академии? Сколько я тебя знаю, ты моталась по свету в поисках заработка. И служила по контракту. Вот и считай, что ты заключила очередной контракт. С государством.

Я молчала. Было холодно. Ступа с коляской неслась над горами, в ледяном воздухе вершин. Ветер пробирал до костей, ко он же унес облака, застилавшие небо. На черном своде небес дрожали и перемигивались звезды.

– Я понимаю, – тихо сказал Гверн, – расставаться с прежней жизнью трудно. Но ты ведь никогда не искала приключений. Они сами находили тебя. И еще ты говорила – век принцессы должен быть недолгим. Это правда.

Хватит быть принцессой.

Пора становиться королевой.